Бесплатный фрагмент - Дорогие мои девочки

Благодарю своего мужа за веру и поддержку. Благодарю родных и подруг за чудесные вдохновляющие отзывы в самом начале пути. Благодарю всех женщин, встретившихся мне в жизни, и желаю им добра.

А.

Жила-была девочка. В детстве ей сказали, что если долго жевать невкусную кашу, то случится чудо: ты её полюбишь. Жевала девочка, жевала ту самую невкусную кашу, но так и не полюбила. К сорока годам только выплюнула. А могла бы и до пенсии пытаться полюбить…

А. Датешидзе

Маленький посёлок на берегу большой реки, в котором она родилась, был окраиной небольшого провинциального города. Это был отшиб отшибов. Чтобы добраться хоть до какой-то цивилизации, надо было во что бы то ни стало успеть на рейсовый автобус. Иначе проблема. Таксисты сюда не ехали, у места этого давно была дурная репутация. А если ехали, то брали двойную таксу.

Весь посёлок состоял из пяти пятиэтажек по три подъезда и немного покосившегося частного сектора, одного магазина, школы и детского сада. В последние годы здесь активно начали строиться городские, скупая дешёвые участки враз по несколько штук. Но радости от этого было мало. На фоне новеньких коттеджей родные места казались ещё более убогими. Жизнь местных полностью подчинялась расписанию проходящих судов и барж, большинство из которых просто шли мимо, не останавливаясь на ветхой пристани. Из года в год перед открытием судоходства они латали свои судёнышки, на которых потом всё лето ходили за рыбой. Казалось, жители посёлка уже рождались со знанием, что жить и работать им придётся здесь. И сквозила во всём этом какая-то беспросветная обречённость.

Отец А. был залётным гастролёром, который непонятно чем занимался, непонятно где жил, мотало его во всей стране от Владика до Калининграда. И никто не знал, где его дом, а где настоящая семья. Мать же, маленькая стройная женщина татарских кровей с быстрым и усталым взглядом, всю жизнь работала в местной столовой: около еды голодным не останешься. И тащила двоих детей, рождённых от большой любви в надежде привязать непутёвого возлюбленного, как могла.

У А. был ещё младший братишка. С малых лет он отличался от сверстников любознательностью и жаждой знаний. Хорошо учился, даже поступил в местный вуз на бюджет, что для выходца из здешних мест считалось чуть ли не подвигом. Но потом как-то жизнь не заладилась. Повстречал не ту девушку, непонятно от кого она родила. А. даже уговаривала брата сделать ДНК-экспертизу. Но как-то всё утряслось. И теперь у него своя, хоть и не гладкая, жизнь.

С самого детства А. с братом были бы предоставлены сами себе, и покатились бы, наверное, по скользкой дорожке, если бы не Бабуля. Хваткая, бойкая, она не боялась жизненных трудностей, потому что сама когда-то без мужа подняла троих детей. Всё могла, всё умела. Так что внуки её находились под неусыпным контролем день и ночь.

А. росла бойкой, весёлой, готовой к любым авантюрам. Все местные мальчишки были в неё влюблены, хотя не была она писаной красавицей. Как и женщины её семьи, она с детства привыкла полагаться только на себя, на свои силы. Мужчинам не доверяла. Мечты уносили её далеко от этих мест, в тёплые края, в большие города.

Тут на горизонте нарисовался Клим. Спокойный, молчаливый, взрослый. Для него вертлявая и кокетливая А. была совершенным НЛО, приземлившимся на его пустынную безрадостную планету. Чего от неё ждать, он не знал, но Климу было до жути интересно, как же ОНО устроено. Он молча, но настойчиво начал ухаживать. Цветов не носил, слов ласковых не говорил. В какой-то момент А. стала замечать, что он всегда рядом, а остальные ухажёры самоликвидировались, что рядом с ним ей многое сходит с рук. Он не упрекал, не пытался воспитывать, только если вдруг она с кем-то слишком уж флиртовала на его глазах, становился угрюмым и долго молчал. А. это особо не беспокоило. Чувств она к нему не испытывала. Она быстро сообразила, что Клим отходчивый. Стоило только ей улыбнуться, нежно взглянув ему в глаза, сердце его таяло, как мороженое на горячей сковородке, и от прежней обиды не оставалось и следа.

Так прошёл год. Других претендентов на сердце А., готовых увезти её подальше из этих мест, так и не обозначилось. А Клим настойчиво звал замуж, обещал отдельную жилплощадь. И А. решилась: хоть какие-то изменения в однообразной и унылой обыденности.

На свадьбе гулял весь посёлок, здесь все приходились друг другу если не родственниками, то друзьями-приятелями. Весело, с размахом, с выкупом невесты и со стриптизом подвыпивших друзей на банкете в столовой. Мама расстаралась. Стол ломился от разнообразия закусок. И только одному человеку было не до веселья. От каждого взгляда сына на юную невестку у его матери сжималось сердце. Видела она прозорливым взглядом, что не любит Клима его новоиспёченная жена, но и слова поперёк сказать не могла. Сын с детства был упёртым, и уж если решил, то так тому и быть.

Сразу наступила беременность, родился сын. Не было для А. на всей земле существа дороже сыночка. Всю нерастраченную любовь отдавала она ему самозабвенно.

Шли годы, жизнь с Климом не радовала. Его молчание и упрямство из достоинств превратились в недостаток. Говорить с ним было не о чем, мечтать — тем более. Сын рос, уже стал самостоятельным, и более не нуждался так, как раньше, в своей матери.

Каждый раз с тоской А. смотрела на проходящие мимо суда. Ведь где-то там, куда они идут, есть совсем другая жизнь, где красивые люди живут в красивых домах, и всё в их жизни красиво. Неужели это всё? Так и придётся остаться здесь, в этой дыре?

Работа в городе стала её спасением. Благодаря своей коммуникабельности и рвению А. довольно быстро продвигалась по карьере и стала неплохо зарабатывать. Работа её увлекала, давала удовлетворение и возможность общаться с совершенно другими людьми.

Как это часто бывает в подобных ситуациях, чем успешнее становилась жена, тем хуже обстояли дела у мужа. Клим и так никогда не стремился к карьере, крутил баранку, обеспечивал семью. Ему неведомы были мечты о другой жизни. Всё его устраивало: стабильная работа с понятными функциями, по пятницам и субботам баня с пивом с друзьями.

Как случился тот первый раз, когда она, отдавшись страсти, закрутила роман с женатым коллегой? Голову сносило вихрем чувств, сердце бешено колотилось и готово было выпрыгнуть при каждом его появлении. «Вот он, — думала А., — мой человек, с ним я буду счастлива!» Всё оказалось более прозаично. Постепенно бурный роман сошёл на нет, и теперь при каждой случайной встрече на общих совещаниях она с ожиданием смотрела ему в глаза, а он стыдливо отводил взгляд и старался с ней не пересекаться.

Жизнь снова стала серой и унылой. Потом был следующий, про которого она тоже думала, что именно он — тот единственный, потом следующий.

Романы и романчики, интрижки и одноразовые встречи закрутились в бесовской пляске. И искала она в них не любви для себя, а встретить хотела того, кого сама бы смогла беззаветно полюбить всем сердцем.

Клим всё чувствовал, доказать не мог и предъявить ничего не мог, но чувствовал. Она впархивала домой после своих свиданий ласковая к нему, весёлая, немного во хмелю. По воскресеньям готовила ему запечённых сазанов и пекла пироги. Только в пьяном угаре, возвращаясь домой из бани, где все друзья, уже не скрывая, говорили ему, что жена ему неверна, он остервенело рычал и, сжимая кулаки, набрасывался на неё. Наутро всегда просил прощения. А. понимала, что виновата, молча проглатывала обиду, густо замазывала синяки и снова жила своей жизнью.

Сын, любимый её сыночек, видя такие муки самых близких ему людей, всё чаще закрывался в комнате с компьютером. Ничем, кроме игр, не интересовался и мечтал только об одном: чтобы все оставили его в покое.

                                          * * *

Наконец случилось! В её жизни появился Кот. Мужчина с повадками кота. Ласковый, нежный, красиво ухаживал, дарил подарки и цветы. Был одинок! Даже детьми в свои почти сорок не был обременён. И деньги, как казалось, водились. А. не думала долго. Когда, если не сейчас? Да и любит она его, и он её. Ещё не решив вопросы с Климом, начала присматривать квартиру в городе, Кот обещал купить. Мечтала, как они заживут — хорошо, душевно, весело и богато. Только сыну как сказать? Об этом решила подумать позже.

День икс настал. Свершилось. Климу всё сказала быстро. Не дала ему ни слова вставить, ни вопрос задать. Выслушал молча, не проронив ни звука. Не смотрела ему в глаза, было страшно. Сумка с вещами уже стояла в шкафу. Заранее собрала всё необходимое.

Кот ждал в машине у подъезда. Сердце клокотало в горле, пульс зашкаливал.

— Ты как? — он озадаченно посмотрел на А.

— Нормально.

Слеза блеснула на щеке. Не думала А., что так будет трудно вырывать из сердца нелюбимого мужа.

Ехали дальше молча.

Всё открылось в течение месяца. Кот оказался котом в мешке. Больные племянники и племянницы, престарелые родители — всем им нужна была от него финансовая поддержка и защита. Планы на собственное жильё откладывались на неопределённый срок. Куда она могла привести своего сына? В съёмную малосемейку? Отношения совсем разладились. Не было ни страсти уже, ни нежности. Только досада, обида и безысходность.

Клим никак не проявлял себя почти три месяца. Когда А. приезжала к сыну, уходил из дома, чтобы не видеть её.

Только работа её спасала. Только здесь она чувствовала себя значимой. Рабочие моменты отвлекали от тяжёлых мыслей, дни были суетливые, полным ходом шла подготовка к Новому году.

Клим позвонил неожиданно, предложил встретить с работы. Он стоял возле новенькой машины с букетом, сиял и светился, но смотрел неуверенно. А. съёжилась от холода: зябко как-то, и с недоверием подошла ближе.

— Привет, ты чего такой? Цветы? Мне? Спасибо.

— Садись в машину, холодно. Может, по кофе?

— Давай. Как сын? Я звонила, он трубку не взял.

— Нормально всё. Ни с кем не хочет общаться, ты же знаешь, у него временами бывает.

Сидя в кофейне, за столиком у окна, А. смотрела на Клима уже совсем другими глазами. И чего ей не хватало? Нормальный мужик. Приехал с цветами, машину даже поменял, сколько она его просила! А Клим сидел, и, казалось, даже дышал через раз. Вдруг резко поднялся и полез в карман.

— Вот, это тебе. И это, давай, возвращайся. Я не буду вспоминать.

В его руке была бархатная коробочка, а в ней — колечко с бриллиантом. А. думала, что он и не знает, что это такое. Слезы наполнили глаза, вот-вот предательски покатятся по щекам. Хотелось прижаться к нему и зарыдать. Но сдержалась.

— Прогресс. Спасибо. Я подумаю.

Кот стал совсем чужим. Однажды пришёл в три ночи, даже не предупредил, что задержится. Наутро она решила вернуться к Климу. Собрала вещи, пока Кот спал, оставила ключи и уехала на работу.

                                           * * *

Постепенно прежняя жизнь вернулась. Работа — дом, дом — работа. Сын рядом, это главное. Клим, как и обещал, не вспоминал, не упрекал, был прежним.

А. чувствовала, что рана его никогда не затянется, любви у неё к нему так и не было. Только огромное чувство вины за произошедшее, и ещё большее — за то, что никак не может его полюбить, разрывало её изнутри. Ещё и на работе начались проблемы.

Сменилось руководство, всех подбрасывало из-за очередного кризиса. Нервное напряжение и недовольство подчинёнными росло. А. чувствовала, что скоро её тоже смоет этой волной, мониторила рынок труда. Но подходящих вакансий не было. И тогда она решила ехать в столицу. Работа нашлась, слетала на пару собеседований, и ура, её взяли. Жить в столице было негде. Но желание сбежать из своего медвежьего угла было таким всепоглощающим, что ничто не удерживало. О сыне думала: «Два года осталось доучиться, как раз два года, чтобы я успела обустроиться. Приедет, поступит, будет со мной».

И началась новая гонка. В столице все жёстче в разы. За первые полгода мытарств измоталась так, что организм начал давать сбои. А ведь ещё только тридцать пять! Сын слышать ничего не хотел про поступление в столицу. Влияние Клима сказывалось. Он сразу понял, что это бегство жены уже навсегда. И никогда она не вернётся к нему, что бы он ни делал. И такая порой накрывала его вселенская тоска, и боль рвала сердце на куски. Всё-таки права была мать…

                                           * * *

А. сидела в офисе и смотрела в чистое большое окно. Всё вокруг сияло чистотой. Офис бурно растущей компании был обставлен по проекту модного московского дизайнера. Люди за окном спешили по своим делам. Все они выглядели элегантно и ухоженно — деловой центр столицы. Сейчас и она стала такой. Может позволить себе многое из того, о чём раньше и мечтать не могла. У неё есть мужчина, крыша над головой и, самое главное, её работа — её Бог. С сыном тоже потихоньку решается. Пока договорились, что будет отправлять запросы и в московские вузы. А дальше… что будет дальше, никто не знает. Только о том, как ей жилось в забытом всеми маленьком посёлке на берегу большой реки, она вспоминать не хочет.

Б.

Жила-была девочка. Она думала, что правит всем миром. А оказалось, что она просто напрягается, пытаясь контролировать то, что от неё не зависит.

А. Датешидзе

Б. открыла глаза. Сквозь какую-то серую пелену увидела ослепительно белый потолок, грустно-серые стены, большие холодные окна. Ясность взгляда восстановилась. Стены были покрашены красивой мятной краской, но почему-то всё равно казались грязно-серыми. Возле постели сидела старшая дочь.

— Мам, как ты? Моргни, если слышишь и понимаешь.

Она моргнула, и в этот момент ей захотелось закрыть глаза навсегда. Уйти, исчезнуть в одно мгновение. Не могла она, живая и энергичная, лежать вот так, совершенным овощем. НЕ МОГЛА! Это не сон! Она действительно обездвижена! Инсульт! Господи, за что???

Жизнь-то ведь и так сахарной не была. В семье её не любили, особенно мать. Она всё делала для младшего брата, а Б. гнобила и унижала. Что заставляло женщину так относиться к своей кровиночке, было необъяснимо. Только материнской любви Б. не видела. Редкая скупая похвала за значительные успехи была её единственной отдушиной. Суровый отец с детьми почти не говорил, постоянно был занят на работе.

А потом случился Анатолий. Полюбил, отогрел, всё про неё понял. Надёжный, слово своё держал, и жену полюбил очень. Б. выпорхнула из родительского гнезда с огромным облегчением, с маленьким рюкзачком с вещами и портфелем с учебниками и тетрадками. Училась ещё на втором курсе техникума. Было ей семнадцать лет.

Анатолий быстро шёл в гору. Делал карьеру в органах. Долго в одном звании не задерживался, за заслуги получал очередное повышение значительно раньше своих сослуживцев. Дома уже подрастали две красавицы-дочки. Молодая весёлая жена была выдумщицей невероятной: придумывала семейные праздники и развлечения. В общем, весело жили на его пусть небольшую, но стабильную зарплату.

Девочки росли здоровые и крепкие, радовали родителей маленькими победами. В своё время обе пошли в детский сад. И тут Б. призадумалась, куда девать собственную кипучую энергию?

И начала она строить карьеру. А карьера лепила её новую. Стремительно менялись должности: вверх, выше и выше. И вот она уже руководитель департамента в крупнейшем в регионе предприятии. А тут уж надо выкручиваться. Подковёрные игры, интриги, цейтнот. Кресло руководителя службы — очень шаткая позиция — того и гляди, займёт тот, кто побойчее да помоложе. Пришлось и Б. отращивать клыки и когти, а как по-другому? Или ты, или тебя.

Скольких сотрудников она уволила с треском, скольких подставила, чтобы сами ушли, скольким дала «зелёный свет», разве всех сейчас вспомнишь. Нужна была квартира «как у людей» в элитном районе, престижный автомобиль, девочкам, опять же, всё надо дать.

Анатолий хоть и дослужился до хорошего звания и должности, был честен, воровать не умел. Пришлось ей изворачиваться и хитрить, все же так делают. Сколько было схем «честного» вывода денег и финансовых махинаций, сама только знала. А тех, кто работал в связке, потихоньку потом устраняла. Да так, чтобы пикнуть не могли. Собирала компромат на каждого, система работала исправно.

Подчинённые её боялись до смерти, а руководители такого же ранга делали вид, что уважали, но побаивались, как бы она и на их место не замахнулась. Непосредственные же начальники суть её уловить не могли. Умела Б. произвести нужное впечатление на нужных людей.

Когда у руководства компании начали появляться подозрения об её аферах, Б. прямо с работы увезли на «скорой» в больницу, давление подскочило, еле в себя пришла. Э-э-э-х, вот тогда бы остановиться! Но она быстренько нашла себе замену из приближённых к «кормушке», чтобы шито-крыто было после ухода, передала дела и уволилась. Успела, пока волна разбирательств её не накрыла.

Б. чувствовала, что дома не усидит, и более спокойная работа не для неё. Мыслила масштабно и глобально. Остановиться уже не могла, взлетела ещё выше. В компании теперь уже республиканского значения создала с нуля департамент, в подчинении тридцать человек, ещё и подрядчиков всех строила. Энергии было хоть отбавляй, на дюжину таких проектов хватит. Чувствовала добычу, как хищная рыба, ждала, когда можно будет ухватить куш побольше.

Случай вскоре представился. Вернее, не случай, а опять же хитрая схема, которую она сама придумала и решила провернуть. Вначале всё шло как по маслу. Комар носу не подточит. На каком-то этапе в процессы начали вмешиваться фигуры посерьёзнее, рангом повыше. Всё пошло не так, как планировалось. А какие были планы: коттедж на берегу залива Волги, в десяти минутах от центра, ещё и на безбедную старость бы хватило с лихвой. Не вышло. Развалилась вся схема, как домик карточный, в одночасье. Кресло под ней закачалось и рухнуло. Пришлось и отсюда бежать, поджав рыбий хвост, пока не вскрылось.

Хорошо хоть Анатолия смогла удачно пристроить.

А ведь как было в молодости! Муж всё делал сам, и звания, и должности, и структуры менял, и на жизнь достойную хватало! А сейчас и здесь требовался её неусыпный контроль.

И все у неё было: и квартиры, и машины, и детям уже всё дала, и внукам хватит. Только раз в год, приезжая к старенькой матери на родину, видела она всё тот же отстранённый взгляд без тени любви и понимания. Только вопрос: «Деньги брату привезла? Он машину пропил, ему новая нужна». Сколько надо, она давала молча, ком в горле от обиды стоял.

Эх, пожить бы ещё здоровой! Встать, побежать, и ничего больше-то, оказывается, и не надо.

В.

Счастье охотнее заходит в тот дом, где всегда царит хорошее настроение.

Л. Н. Толстой

Тёплая вода залива Сен-Тропе ласково облизывала её ухоженные ножки. День был прелестный. Солнце нежно грело, и прятаться от него не было никакого желания. Она поправила очки, посмотрела в телефон. «Та-ак, у меня ещё есть три часа!» — подумала В., потянулась, подошла к шезлонгу и стала собираться.

Она шла по авеню дю Ривалет вся в сиянии летящего бирюзового платья, волосы развевал лёгкий морской бриз, на плече — сумочка из последней коллекции Шанель. Сейчас надо дойти до угла, повернуть направо на бульвар де Прованс, там есть уютное кафе. Красивый хозяин, немолодой уже француз с живыми искрящимися глазами и неизменно доброжелательной улыбкой ко всем посетителям, обязательно сварит ароматный вкуснейший кофе и принесёт за её любимый столик. Она часто здесь бывала, и этот очаровательный француз всегда сам её обслуживал. «Господи, спасибо тебе, как же хорошо», — подумала В., когда заходила в кофейню.

Стоял тёплый сентябрь. В это время на набережных Сен-Тропе немного туристов. Все они гуляют здесь с совершенно счастливыми лицами, влюблённые разных возрастов. Романтичное место! В бархатный сезон сюда в основном съезжаются завсегдатаи курорта. Пёстрая толпа гуляющих значительно редеет, и можно бесконечно предаваться мечтам, глядя на невероятно красивые закаты.

В. уже была здесь в это время в прошлом году с Ним. А сегодня Он снова прилетает. Главный человек её жизни. При воспоминании о любимом Алесандро тёплая волна прошла по телу, она улыбнулась мыслям, посмотрела вокруг. За столиком возле окна сидела пара пожилых европейцев. Из какой они были страны, непонятно. Молчали. Мужчина одной рукой держал развёрнутую газету, а вторая лежала на руке его спутницы на столе. И было в этом такое счастье и умиротворение! Глядя на них, В. подумала: «Как же это здорово — дожить до преклонных лет, сидеть и пить кофе в самом лучшем месте, держаться за руки и молчать! У них с Алесандро тоже так будет! Обязательно! Она всей своей предыдущей жизнью это заслужила!».

                                           * * *

Жизнь В. сейчас действительно была похожа на волшебную сказку. Так всё круто поменялось за последние четыре года, что, если бы ей кто-то рассказал такую историю, она точно не поверила бы.

С самого рождения как-то всё у неё не заладилось. Родители-одноклассники зачали дочь на школьном выпускном. Мать, красивая гордая староста класса, вдруг за месяц до окончания школы обратила внимание на застенчивого троечника и позволила ему носить свой портфель. Он был на седьмом небе от счастья, готов был жениться хоть завтра, совершенно забыл про экзамены. После праздничной дискотеки они шли, обнявшись, по набережной родного города, чтобы встретить рассвет, который ознаменует начало их новой, совершенно другой, счастливой жизни. Он шептал ей какие-то фривольности, она краснела, тихонько посмеивалась.

Через месяц, когда стало понятно, что девушка беременна, он объявил своим родителям о скорой свадьбе, чем чуть не убил мать. Сынок должен был учиться дальше, отец уже договорился, чтобы его взяли в местный техникум. Ругались сильно, мать рыдала, никогда он не видел её такой. Отец то и дело выходил на крыльцо покурить, но и никотин не спасал. Дело сделано. На скорую руку сыграли скромную свадьбу. Невестка переехала жить в родительский дом жениха. Понятное дело, что никто принять её с открытым сердцем не мог. Закрывшись, сидела целыми днями в комнате, глядя на то, как растёт ненавистный живот. Ждала мужа, пока тот чашку чая принесёт, не выходила. От страсти и любви не осталось и следа. Муж был тише воды, ниже травы. С родителями отношения старался не портить — и так напортачил. Но и что со всем этим делать, тоже не знал, молод был совсем.

Родилась В. Как потом рассказывал отец, у матери был план отказаться от неё в роддоме. Врачи уговорили девочку забрать. Ни у отца, ни у матери, глядя на этот маленький пищащий комочек, сердце от радости не сжималось. Всё было чужое, как будто не с ними. Через три месяца мать не выдержала, после очередной бессонной ночи собрала пожитки, завязала покрепче узел на сумке и перекинула через окно. Под предлогом «в магазин сбегаю» прошмыгнула мимо копошащейся на кухне свекрови и была такова.

Искали полгода. Родители её тоже сначала волновались, но как-то быстро успокоились, видимо, весточку о себе дала. Ни мужу, ни новоиспечённым родственникам так и не сообщила ничего.

                                          * * *

Все заботы о В. легли на плечи бабушки. Эта суровая и молчаливая женщина хозяйством занималась даже излишне. Всё всегда у неё блестело, везде был порядок. И от домочадцев требовала того же. Девочку крохотную сначала жалела, потом полюбила. Отец В. отслужил в армии, вернулся, встретил другую и тихо, без свадьбы, переехал к ней жить.

В. росла. Всегда нуждалась. Не только в человеческой любви и участии, но и в девичьих излишествах. Не было ни новых красивых платьев, ни туфель. Бабушка не баловала: а то вырастет такая же, как мать-кукушка. Отец устроился в новой семье, родилась двойня. Было не до первой дочки. Мать объявилась только через три года, привезла плюшевого медведя, но свекровь подарок не взяла и на порог не пустила.

Несмотря на тотальную нелюбовь вокруг, В. была совершенным ангелом: открытое сердце, широко распахнутые глаза, доверчивая, искренняя и невероятно добрая. За эти качества все очень её любили. Подружки и одноклассницы из обеспеченных семей дарили брендовые вещи, звали на вечеринки. Весёлая, лёгкая на подъём, в любой компании она могла поддержать разговор, была очень начитанной и умненькой. Бабушка, видя, что девочка растёт заботливая и послушная, к её двадцати годам ослабила тотальный контроль, желала внучке самой счастливой судьбы. Сама была уже немолода, сильно болела, сердце с годами смягчилось.

В. успешно закончила школу, но решила пойти работать. Очень хотелось самостоятельности. С отцом виделась часто, он в последний год как-то сдал, похудел, резко постарел, жаловался на здоровье. Мать была давно замужем, родила ещё дочь. Иногда звонила, но говорить и делиться чем-то с ней В. совсем не хотелось, просто вежливо поддерживала разговор.

Самой главной страстью В. был итальянский язык. Все удивлялись, для чего продавцу магазина шуб в небольшом городе центра России итальянский. В. и себе толком объяснить не могла, для чего. Просто, слушая итальянские песни и речь, она как будто уносилась прочь от обыденности. Было в звучании этих слов что-то невероятно волшебное, манящее, отзывающееся в сердце и душе. Она как будто заранее знала, какой подарок преподнесёт судьба.

                                          * * *

В год её двадцатичетырёхлетия в пригороде началась грандиозная стройка — планировалось какое-то производство. Приезжали специалисты из Европы, останавливались в гостиницах, вечерами посещали местные заведения: клубы и рестораны. Приличных мест в городе было не больше пяти. Местные девушки прихорашивались и слетались пёстрыми стайками туда, где музыка и веселье, в надежде удачно познакомиться. За несколько часов можно было обойти все заведения, особо не потратившись. В один из вечеров и В. веселилась с подругами в клубе в центре города.

У бара стоял мужчина. Потягивая напиток из бокала, он оглядывал танцующих с интересом. Одет был невероятно изысканно, как с обложки глянца. Модная стрижка, чуть посеребрённые волосы, небрежная щетина, едва заметная улыбка и глаза… Какие у него глаза! В. танцевала почти в центре зала среди подруг, и, заворожённая его взглядом, даже не заметила, как в ритме мелодии очутилась возле барной стойки.

Тонкая, воздушная, раскрасневшаяся от танца, заказала сок и в ожидании повернула голову. Их глаза встретились, и ей сразу, в эту секунду, всё стало понятно. Женщинам свойственно вмиг, от одного только взгляда нарисовать себе сказочную жизнь с принцем, который даже с коня ещё не спешился. Надо было как-то заговорить, что-то сказать, не стоять же онемевшей рыбой. Пауза затягивалась. Алесандро, казалось, не замечал её замешательства. Язык приклеился к нёбу, а в мозгу бешено неслись мысли: «Он точно европеец! На каком языке с ним заговорить?».

— Bonsoir! — почему-то по-французски поздоровалась В., протянув тонкую руку собеседнику.

— Bonsoir! Comment ca va? — ответил Алесандро и тихонько пожал её ладонь.

— Tre’s bean, — ответила она.

На этом её познания французского заканчивались, она отпила сок и быстро прошла в центр зала, чтобы во время танца обдумать дальнейшую тактику. «Ни в коем случае не показать свою заинтересованность, мужчин это вдохновляет», — думала В., двигаясь под музыку и улыбаясь мыслям. Узнав у подруги, танцующей рядом, как на английском спросить имя и представиться самой, она снова прошла к бару.

— Меня зовут В., а вас? — спросила В. на английском и почувствовала, как вспыхнули щёки.

— Очень приятно, я Алесандро. Вы говорите на французском?

— Нет. Я немного знаю итальянский, — выдохнула она и опустила глаза.

— О, это здорово! Я из Италии. Как же хорошо! А то я уже не знал, как с вами заговорить!

В чиллауте музыка играла тише, новые знакомые удобно расположились на мягком диване.

Говорили долго, В. половину не понимала, но была очень счастлива, уже не краснела за свой итальянский, только звонко смеялась, когда Алесандро поправлял её произношение. Она как будто знала его всю жизнь, так легко и хорошо было рядом. Алесандро рассказал, что прилетел на новый завод для пуска и наладки оборудования, которое производит компания, где он работает инженером. Завтра он должен лететь в Москву, а оттуда — в Туркменистан, где предстоит такая же работа. Вся его жизнь состояла из разъездов, в неполные сорок он был холостяком, младшим из четырёх братьев. Отца давно не стало, а маму он любил всем сердцем. Жил в небольшом городке недалеко от Рима, и свою холостяцкую квартирку посещал не чаще десяти дней в два месяца. В. слушала мелодию языка, на котором говорил мужчина и понимала, что по уши влюбляется. Она нежно смотрела ему в глаза, смеясь, невзначай касалась его тёплой и мягкой руки, в её сердце зарождалась большая любовь. Но дивный романтический вечер подходил к концу, пора было расставаться.

Тоска щемящая, слёзы на подходе, быстрее бы сесть в такси, там уж она даст волю своим чувствам! На прощание обменялись телефонами, обнялись как старые друзья.

                                          * * *

И начался их телефонный роман. Созваниваться по видеосвязи раз в день стало привычкой. В. называла его «Аmore mio», Алесандро смешил её всякими небылицами, всегда показывал, что у него на ужин — у итальянцев культ еды. Если был дома, то с удовольствием делился любимыми кулинарными рецептами. Так она проникалась его мироощущением и всё больше влюблялась. Для лучшего понимания возлюбленного В. стала заниматься с репетитором, и за очень короткий срок далеко продвинулась в изучении итальянского. В жизни внешне ничего сверхъестественного не происходило. Но присутствие в сердце такого светлого и большого чувства изменило отношение ко всему. Казалось, что все люди ей улыбаются, а солнце светит почти круглосуточно, что нет холода и всегда тепло (и это в середине ноября!), что это платье такое же красивое, как то, и так же отлично сидит. Волосы длинные и легко укладываются, для лица не нужна косметика, и так — обаяшка. Она светилась изнутри, не ходила, а летала, едва касаясь земли, всех вокруг любила.

Но однажды он не позвонил. И она не могла до него дозвониться. Молчание длилось больше трёх месяцев. Лицо В. осунулось, тёмные мешки под глазами от бессонных ночей прибавили возраст. Хотелось умереть. Душа её раненым зверем билась в груди как в клетке, готовая по первому зову покинуть тело. В мыслях В. уже похоронила своего Алесандро. С ним точно случилось что-то непоправимое, как жить теперь без него?

Такой долгожданный звонок прозвучал всё же неожиданно. Какое-то мгновение она смотрела на телефон и не могла поверить глазам. Дрожащими руками взяла трубку и нажала на кнопку включения видеосвязи. С экрана на неё смотрел грустный старик, седина покрывала почти всю голову. Это был он и не он одновременно. Оказалось, что мама Алесандро скончалась. А для сына-итальянца это самая большая потеря в жизни. С каким трепетом они относятся к своим матерям!

В. говорила и говорила, сбивчиво, путаясь в словах. «Господи, жив! Здоров! Не забыл! Не бросил! Счастье! Остальное переживём!» — стучало в её голове.

— Что? Прилетаешь в Россию? Когда? Через три дня? Где будешь? В Питере? Я прилечу к тебе, мы увидимся! Милый, милый мой, аморе мио!!!

Роман их из телефонного перерос в международно-перелётный. В. срывалась и летела в любую точку мира, куда любимого отправляли в командировку. Мексика, Португалия, Пуэрто-Рико, Франция, Саудовская Аравия. За два года более 10 стран. Два раза он прилетал в её родной город. Она провела с ним два чудесных незабываемых отпуска. Весь мир стал для них родным домом, и не было на земле двух других таких же счастливых людей.

                                           * * *

Кольцо с предложением руки и сердца Алесандро вручил в Венеции. Под серенаду гондольера надел его смущённой и светящейся от счастья В. на палец, подкрепив действие страстным поцелуем.

В. готовилась к отъезду в Италию. Бабушку похоронила, отец ушёл из семьи, где прожил почти всю жизнь. Так же тихо ушёл, ничего не взяв, поселился в доме скончавшейся матери. Хитрая маман всячески старалась приблизиться к В., часто звонила, интересовалась жизнью, присматривала путёвку, чтобы поехать к дочери в гости, когда та окончательно обустроится в новой стране.

Планы у В. были наполеоновские! Первым делом — отучиться на права, в Италии дороже, потом курсы и успеть попрактиковаться в искусстве визажа. Уже сейчас были клиентки на визаж, надо было подучиться, в Италии такая профессия тоже может пригодиться. Да, ещё английский! Нужен обязательно! Алесандро говорит на нём как на родном. Оформить необходимые бумаги для получения гражданства. Всё успеть, со всеми увидеться, и улететь с родины туда, где рядом будет теперь уже единственный во всём мире родной для неё человек.

                                          * * *

В. посмотрела на часы. Времени до встречи оставалось не так много, засиделась, предаваясь воспоминаниям. Пожилая пара уже покинула кафе, и кроме неё здесь больше никого не было. Хозяин заведения расставлял в стеклянные прилавки красивые пирожные на белоснежных ажурных тарелочках. Надо успеть добежать до отеля, принять душ, прихорошиться. Они не виделись месяц! Надо быть на высоте! Вдруг что-то шевельнулось в животе справа, В. в трепетном ожидании приложила руку к едва обозначившемуся животику. Второй толчок был увереннее. Их с Алесандро первенец впервые давал о себе знать! Это будет самый счастливый малыш на свете! Такой же счастливый, как и его родители.

Г.

Если не можешь простить кого-то — ищи, где не простил себя.

Аму Мом

Мама сошла с ума. Врач вчера на приёме в ПНД, куда Г. со своей старенькой матерью в последний год ходила как на работу, не утешил, не успокоил. Сказал, что состояние будет ухудшаться, нужны сильные препараты. Раньше мама просто впадала в состояние забытья, могла дни напролёт никого не узнавать, но была тихая и сговорчивая. Сейчас симптомы болезни проявлялись совсем по-другому. Мама стала агрессивной, даже драться пыталась с домочадцами, а когда успокаивалась, то расчёсывала кожу до крови в поисках каких-то несуществующих червей, которые, по её словам, жили в теле. Это всё было ужасно. Г. тихонько вытерла слезу, скатившуюся по щеке, посмотрела в окно. Как больно видеть, как твой родной человек стал совершенно чужим, невменяемым! А страшнее всего то, что со временем будет только хуже. Оставлять её одну нельзя, надо как-то решать вопрос с работой, невозможно же постоянно быть на больничном.

В маленькой двушке с кухней в шесть квадратов на пятом этаже панельной пятиэтажки кроме Г. и её мамы жили муж Г. и их двадцатилетняя дочь. Муж Марат — статный, красивый, могучий дальнобойщик — из-за такой обстановки в доме всё чаще брал длительные рейсы, не появлялся неделями, они совсем отдалились друг от друга. Любила Г. своего Марата совершенно сумасшедшей любовью, всё прощала, на всё закрывала глаза. Когда он появлялся на пороге, она млела, суетилась, кидалась снимать ему обувь, была настоящей татарской женой, покорной и незаметной. Он же, зная, какое впечатление производит на женщин, пользовался своим обаянием без стыда и совести. Почти в каждом городе, куда заносила его очередная командировка, ждала зазноба с горячим ароматным ужином и чистой постелью. Поэтому жизнь командировочная не тяготила, всего хватало, был он кум королю и сват министру. Домой приезжал чистый, бритый, машинным маслом и соляркой от него никогда не пахло. Наивная Г. приписывала ему чистоплотность и аккуратность, невдомёк ей было, что из командировки возвращался он через день или два после приезда, потому что и в родном городе одиноких женщин было достаточно. Ходок.

Один из таких его романов едва не закончился разводом, полгода он жил у рыжеволосой хохотушки в соседнем доме. За эти месяцы Г. постарела, поседела и заработала сердечную болезнь. Сейчас даже от малейшего волнения её сердце могло замереть или понестись вскачь, готовое выпрыгнуть из груди. Мольбы дочери, а может, измена новой возлюбленной вернули Марата в семью. Приняла его Г. молча, без малейшего упрёка, даже с благодарностью.

Была у Г. ещё старшая дочь, рождённая почти сразу после школы от случайной связи. Думалось ей тогда, что это любовь на всю жизнь, но через пару месяцев после знакомства молодой человек исчез из жизни так же внезапно, как и появился, даже не узнав, что Г. носит под сердцем его ребёнка. В родную деревню в таком положении возвращаться было невозможно: осуждать её и ещё не рождённую дочь начали бы непременно. Поэтому Г. выносила и родила хорошенькую, кареглазую, спокойную девочку в городе, до последнего дня работая на заводе и проживая в общежитии. Растили девочку всем блоком общаги. Кто был свободен, тот и смотрел за ней. Г. ушла с завода и устроилась вахтёром-уборщицей там же, где жила. Молодости свойственно не воспринимать житейские трудности с излишним драматизмом. Жизнь шла своим чередом, всего хватало. Родня деревенская всё узнала, и из сочувствия и жалости к Г. отправляла с попутными машинами в город картошку, лук, морковь. Перед праздниками в посылках из деревни непременно находились вяленое мясо и деревенская сметана.

Когда дочь подросла, на всё лето уезжала к бабушке в деревню, где маленькому ребёнку открывался огромный мир. Хозяйство было большое: утки, кролики, барашки и корова-кормилица. Старший брат Г. после женитьбы привёл жену в родительский дом, как положено, в город не рвался, был работящий, относился ко всему по-хозяйски, основательно.

                                          * * *

«Как хорошо, что мама уснула, чай попить можно спокойно, без спешки, — подумала Г. и налила в чашку крепкий душистый напиток, — надо дочке позвонить».

— Привет, кызым, как ты?

— Привет, мамуль, да нормально всё, — голос Гули звучал неубедительно.

Материнское сердце сразу почувствовало что-то неладное.

— Опять поругались, что ли? — встревожилась Г.

— Ничего серьёзного, мам, ты только не переживай.

— Да, как же не переживать! У тебя ничего не болит?

— Нет, всё хорошо, всё нормально, мам, говорю же. Так, повздорили чуть-чуть.

— Он что, не понимает, что тебя вообще нельзя волновать? Ну как так-то? Не сиди дома, сопли не мотай, приезжай, в парк сходим. После обеда Роза придёт, посидит с бабушкой. Давай, собирайся и приезжай.

— Да? Ладно, сейчас приеду, напеки оладушки, мамуль. Так охота твоих оладушков!

— Хорошо, сейчас тесто поставлю.

Хлопоты на кухне совсем не отвлекали от тягостных мыслей. Муж Гули Ян был эгоистичным и вспыльчивым молодым человеком. В семье рос один, ни в чём не нуждался, о будущем не задумывался — всем был обеспечен родителями: и квартирой, и машиной, и деньгами на ежедневные расходы. Гуля, похожая характером на свою мать, мужу не перечила, любила беззаветно, думая, что терпеть — это и есть счастье. Это была уже третья беременность дочки. Жили они вместе восемь лет, первая беременность была замершей, второй ребёнок умер, едва родившись. Бог как будто знал, что не пара для такой светлой девочки этот эгоист Ян, и детей не давал. Но Гуля об этом не думала, все восемь лет тяготилась ощущением своей неполноценности и Яну поперёк слова не говорила. Поэтому сейчас в сторону Гули даже дышать боялись, берегли её и ребёнка все, кроме мужа. «Хоть бы уж в этот раз всё было хорошо. Бедная моя девочка», — тяжело вздохнула Г. и постаралась отогнать грустные размышления, иначе тесто не поднимется, пышным не будет.

Младшая, Роза, дочь Марата, была абсолютной противоположностью Гули. Дерзкая, шумная, боевая. Избалованная отцом, могла устроить скандал на пустом месте. Г. её даже побаивалась. Было ей двадцать с небольшим, жизнь никак пока устроить не могла. Нормальных парней гнала от себя метлой, а к хулиганам всяким была благосклонна. Всё её окружение состояло из таких вот полукриминальных субъектов, которые ходили по краешку скользкой дорожки и в любой момент и Розу могли утянуть за собой. Сколько слов переговорила Г. младшей дочке! Но ни одно не было услышано. Отец же после той истории с рыжей тёткой напрочь потерял для Розы авторитет.

Молилась за дочерей Г. в мечети со слезами на глазах. Как усердная первоклассница, учила арабский, чтобы в оригинале прочесть Коран.

                                          * * *

Так в заботах о близких и молитвах проходила жизнь. Мамино состояние стабилизировалось. К проявлениям её болезни все привыкли, научились справляться. Гуля родила прекрасного здорового мальчика, сама после беременности и родов как будто даже окрепла. Была энергичной, радостной, всё успевала. Материнство ей пошло на пользу. У Розы складывались отношения с молодым человеком. Не с самым лучшим, но она и сама была не промах. Г. была за младшую спокойна: в обиду себя точно не даст. Теперь, придя в мечеть, Г. истово благодарила Аллаха за такие хорошие изменения, ни разу так и не попросив за себя.

В конце августа отдыхали с Маратом в Абхазии. Загорали, купались, пробовали местное вино, фрукты и сыры. Марат потеплел, во взгляде его снова появилась мягкость и нежность. Г. была на седьмом небе от счастья.

Вернувшись с отдыха, неважно себя почувствовала. Поначалу ссылалась на смену климата. Но с каждым днём становилось всё хуже. Поняв, что это не банальное недомогание, через месяц обратилась к врачу. Обследовали долго, почти три недели, отправляли анализы в республиканский центр. Ожидание результатов показалось вечностью. На ватных ногах, наглотавшись таблеток, чтобы успокоить выпрыгивающее сердце, Г. пришла на приём к доктору.

— Наши худшие опасения подтвердились, — просматривая бумаги, сказал врач, — вам срочно нужна операция, опухоль растёт, нельзя терять время.

Пульс бил в виски, хотелось вскочить, кричать, плакать, порвать эти бумаги, хоть что-то сделать. Но и пальцем пошевелить не получалось. Даже глаза не моргали. Страх сковал всё тело.

— Вы давайте, успокаивайтесь. С вашим сердцем нельзя расстраиваться. Опухоль в правой почке, в крайнем случае, если придётся удалять, у вас их две. Одна останется. Тысячи людей живут с одной почкой полноценной жизнью. У вас вторая стадия. Вовремя обнаружили. Всё будет хорошо, поверьте. В течение трёх дней вам надо быть в республиканском центре. Бумаги мы подготовим.

Слова доктора звучали как в гулком коридоре, а в голове отдавались эхом. «Почку резать. Три дня. Ехать. А если метастазы!» Выйдя из кабинета, Г. присела здесь же на скамейку, прислонилась спиной к стене, почувствовав затылком холодный камень, и закрыла глаза. Людей в коридоре было немало, показывать слёзы было неправильно. У каждого здесь сидящего таился страх в глазах. «И без меня люди боятся», — подумала Г., но одну-единственную горячую слезу, покатившуюся по лицу, смахнуть не успела.

                                          * * *

В палате республиканского центра у неё было три соседки. Две после операций, тяжёлые, ещё не вставали. А третья приехала из далёкой деревни на химиотерапию. Не было на её лице ни ресниц, ни бровей. Платок не снимала. При взгляде на них оптимизма не прибавлялось, но врач, удивительно внимательный, давал хорошие прогнозы, чем немного приободрил Г. Операцию назначили на четвёртый день. Медперсонал готовил пациентку по строгому плану. А у Г. был свой план подготовки. Его она обдумала в ночь, когда узнала о диагнозе. Когда-то где-то читала, что онкология — это болезнь обиды, если кого-то обидел, или обиделся сильно и простить не можешь. И так ей эта мысль глубоко засела, что верилось в чудо. С утра до позднего вечера прокручивала она мысленно жизнь, вспоминая всех людей, повстречавшихся на жизненном пути. Просила прощения, сама всех прощала, искренне, со слезами и комом в горле отпускала все невысказанные обиды и на близких, и на далёких. К самым обидным моментам жизни возвращалась ещё и ещё, не удавалось с первого раза получить успокоение. Дошла, наконец, до себя. Она же тоже дитя Аллаха, а раз Аллах её любит, то и она себя должна, просто обязана любить. У себя прощения просить оказалось сложнее. За всю нелюбовь к себе, за то, что про себя всегда забывала, просила. Душа плакала и очищалась.

Перед тем, как закрыть глаза, Г. подумала: «Аллах Всевышний, пусть руки хирурга будут твоими руками».

                                          * * *

Лечащий врач пришёл, как только она очнулась.

— В рубашке вы родились, — с улыбкой сказал он, — опухоль не вышла из капсулы, ни одна клетка наружу не выпрыгнула. Редкий случай, один из ста.

— Почку не удалили? — тихо спросила Г.

— Почки обе на месте и абсолютно здоровы. Обещайте, что больше к нам не попадёте! — вставая со стула, произнёс напоследок хирург.

— Спасибо большое! Я так вам благодарна!

— Все благодарности отправляйте туда, — показав указательным пальцем вверх, с улыбкой сказал доктор, — мы лишь инструмент в его руках.

                                          * * *

С мамой стало легче справляться. Договорились с сестрой и братом, что будет жить по месяцу у всех по очереди. Марат стал брать короткие рейсы, максимум на три-четыре дня. Денег стало чуть меньше, но зато он чаще бывал дома, заботился о своей Г. как никогда. Тоже что-то важное для себя понял. Роза устроилась на отличную работу, глупости из головы выбросила, параллельно училась на бухгалтера. Внук подрастал. Крепкий, розовощёкий, улыбчивый. Когда появлялся в доме, казалось, ангел спустился, всё вокруг преображалось. Скоро у Гули будет ещё и дочка. Но это уже другая история.

Д.

Никогда не знаешь, что придёт завтра — следующее утро или следующая жизнь.

Тибетская пословица

На похороны Д. собралось много людей. Пациенты с благодарными родственниками, друзья, подруги, коллеги из родного психоневрологического диспансера, где она проработала психиатром без малого двадцать лет, придя туда после окончания медицинского вуза. Чуть поодаль от всех стоял бывший муж, айтишник. Высокий альбинос от постигшей утраты стал совсем бесцветным. На белом, как марля, лице не видно было ни глаз, ни носа, ни губ — сплошное полотно. Он стоял неподвижно и издалека напоминал изваяние.

Во время церемонии прощания звучали искренние слова благодарности за честный труд и отзывчивое сердце, сожаления о такой трагической и безвременной кончине. Главный врач ПНД, старый еврей, говорил недолго, негромко, как будто сам себе, в конце речи закрыл глаза, и слезы потекли по морщинистым щекам. Очень он любил эту жизнерадостную, энергичную женщину, всё становление её как профессионала прошло на его глазах. Он знал, как Д. переживает за каждого пациента, как старается утешить родных. Ведь в терапии психически нездоровых людей связь с родственниками и их отношение к больному часто играет решающую роль в лечении. Минуло уже четыре года, как он сделал её своим заместителем и был уверен, что дело и медицинский центр, на создание которого положил жизнь, после его ухода будет в надёжных руках Д. Ей можно доверить, она бы справилась. Деловая хватка, прекрасные академические знания, огромный опыт, приверженность делу, отсутствие семьи и детей — идеальное сочетание для руководителя такого учреждения.

                                          * * *

Авария произошла на трассе между двумя самыми крупными республиканскими городами. Эту дорогу много лет называли «дорогой смерти» — сколько людей погибло здесь в автокатастрофах за всё время до глобальной реконструкции, и сосчитать невозможно.

Родным городом Д. была столица, но жить она, влюблённая в мужа Макса, умчалась в провинциальный город. И вся её жизнь делилась на два дома. В столице остались мама и сестра, родившаяся с синдромом Дауна. Именно из-за болезни горячо любимой младшей сестрёнки Д. ещё подростком решила стать врачом. И жизнь хотела посвятить психиатрии.

Училась легко, с упоением вникая во все тонкости работы мозга — полуторакилограммового органа, состоящего из самого сложного желеобразного вещества во Вселенной. Этот вычислительный механизм, который по функциям превосходит всё, что мы только можем вообразить завораживал юную студентку. Миллиарды нейронов, соединяясь, образуют сложнейшую сеть, каждое звено которой отвечает за свой участок. Какая удивительная тайна скрыта под бронёй-черепом в голове у каждого человека! Разве может эта наука надоесть или стать неинтересной?

Выбранная Д. стезя действительно была её призванием. Хотелось разобраться, понять причины психических расстройств и вылечить обязательно!

На работу взяли сразу по приезде на новое место жительства. Врачей всегда не хватает. Все свободное время Д. посвящала любимому делу. Даже в выходные приходила хотя бы на полдня, чтобы проведать пациентов. Без конца дома по телефону консультировала родственников на предмет правильных реакций на поведение их родного больного человека.

Макс работал выездным компьютерным мастером, с людьми ладил очень хорошо, быстро стал внештатным сотрудником в нескольких фирмах, выезжал к клиентам на дом. Жил не тужил, предоставлен сам себе дни и даже ночи, когда жена оставалась на дежурстве. Если в трубке телефона звучал молодой красивый женский голос, брал заказ на ремонт компьютера на ближайшее время, отодвинув других, менее интересных заказчиков, и мчался как на свидание. И так ему это нравилось, что очень быстро вошёл во вкус. Со многими клиентками крутил романы одновременно. Был красноречив и чертовски обаятелен, а это большая редкость для айтишника. Да и необычная внешность человека абсолютно белого цвета была для некоторых дамочек чрезвычайно привлекательной.

Одно знакомство совершенно лишило Макса разума. Была новая пассия очень интересной, известной в городе медийной личностью, работала на радиостанции, многие в городе её знали. Роман затянулся на полгода. Она была свободна, мечтала выйти замуж, с ним ей было хорошо. Наличие у возлюбленного жены немного смущало, но отсутствие детей давало ощущение, что брак ненастоящий. В какой-то момент Макс понял, что дальше так жить не получится. Д. уже что-то подозревала, назревал конфликт. И придумал интересную схему. Решил сделать двух своих женщин подругами.

— Ты представляешь, с кем меня познакомили? — начал разговор за утренним кофе, — со звездой местной «Европы плюс»! Ну, утром она шоу ведёт, мы всегда слушаем в машине.

— Ого! И как она? — поставив чашку на стол, спросила Д., глядя в его глаза в упор. Пыталась разглядеть ложь.

— Прикольная! Очень позитивная! Хочешь, я вас познакомлю? У неё столько интересных проектов, будет тебя приглашать на всякие там вечеринки. У них какие-то умопомрачительные девичники проходят в клубе по четвергам. Хоть как-то от своей работы отвлечёшься.

— Да? Ты считаешь, мне это действительно надо?

— Конечно! Встряхнёшься немного, повеселишься. А то никого, кроме своих больных, не видишь! Пообщаешься хоть со здоровыми нормальными людьми, не психами, — добавил Макс, с улыбкой глядя на недоумевающую Д.

Встретиться решили в кафе. Д. ехала на встречу, не до конца понимая, зачем ей это всё нужно. «Если эта та, о ком я думаю, я почувствую и найду, что ей сказать, чтобы она отстала от Макса раз и навсегда», — Д. пыталась себя приободрить и успокоить одновременно, волнение с каждой минутой нарастало. Они зашли в кафе и сели за столик лицом ко входу. Пришла соперница. Трудно было её не заметить и не узнать. Одета необычно и стильно, волосы уложены безупречно, на губах улыбка и ярко-красная помада. И духи! Как от неё потрясающе пахнет! Д. сразу почувствовала себя не то что не в своей тарелке, а каким-то серым бесформенным чудищем, хотя была достаточно хороша собой.

Две женщины при первом взгляде друг на друга всё поняли. Хотя обе старались сохранить лицо и были приветливы, напряжение чувствовалось даже за соседним столиком. Макс пожалел сто раз, что придумал этот идиотский план, даже не подозревал, насколько женщины прозорливы. Уже продумывал слова и фразы, которые будет говорить Д., когда они поедут домой. У Д. не нашлось сил, чтобы объяснить этой наглой дамочке, сидящей напротив, кто кому и кем здесь приходится, и каким словом их связь с мужем в народе называется.

— Спасибо, дорогой, ты мне такое развлечение устроил, что я теперь долго ни на какие вечеринки не захочу, — с обидой в голосе, еле сдерживая слёзы, проговорила Д. Максу, когда они сели в машину, и отвернулась к окну.

— Я не понимаю, — пытался возразить Макс, — что с тобой такое? Что ты себе надумала?

Больше не проронили ни слова. Приехали домой, разошлись по разным комнатам. Д. ещё долго не могла найти выход из этой ситуации. Муж ничем не выдавал своих мыслей и чувств. В отношениях всё было ровно. Тысячу раз она обдумывала, что и как будет говорить, ведь надо же всё выяснить, поставить точку, заявить, наконец, что так нельзя! Но каждый раз в голове рождались аргументы, что доказательств прямых нет, и со стороны подозрения выглядят нелепо, а все обвинения в измене рассыплются как карточный домик, стоит только Максу рот открыть. Умел он находить правильные слова и выкручиваться. Чтобы доказательства были неоспоримы, надо поймать, за руку поймать. А для этого надо выслеживать, отлавливать, и что там ещё за гнусности! Это претило Д. Никогда не станет она следить за мужем. Лучше начнёт следить за собой.

                                          * * *

За следующие два месяца Д. преобразилась. Сшила себе на заказ три красивых платья. Теперь по больнице ходила только на каблуках, белый докторский халат не застёгивала, чтобы красивые наряды все видели. Изменила причёску, цвет волос. Каждый раз, выходя из дома, удовлетворённо оглядывала себя в зеркало. Максу перестала сообщать о дежурствах и сменах, появлялась дома, когда хотела. В сети «Вконтакте» сменила статус на «Люблю жизнь и мужчин».

Так они прожили ещё почти пять лет. У каждого была насыщенная жизнь на стороне. Они с Максом даже договорились, интеллигентные же люди, что это у них особый вид брака, где уважают выбор партнёра и друг для друга остаются близкими людьми, потому что глупо из-за предрассудков разрушать семью. Придумали объяснение и сами в него поверили. Со стороны казались абсолютно счастливой парой. Знали бы тогда, что жизнь может оборваться в любой момент!

В итоге развелись. И больше пяти лет жили отдельно, так и не обзавелись новыми семьями.

                                          * * *

Макс стоял в стороне от печальной чёрного цвета толпы провожающих в последний путь. Никогда в жизни не встретит он больше такую как она. «Пока все живы, всё можно изменить, а теперь уже нельзя», — подумал он и зашагал прочь.

Е.

Если прям сейчас напрочь отлететь кукухой, то ещё можно успеть прожить счастливую жизнь

Вездесущий интернет

Всё в жизни Е. сейчас хорошо. Родная работа, муж, который хоть и не дотягивал до её требований, с возрастом стал сговорчивым и покладистым. Хотя бы говорить много раз одно и то же ему теперь не приходилось. Старший сын уже живет отдельно. Хорошо, что получилось взять ему в ипотеку однушку. Нормально. Парень с головой дружит, взрослый уже, расширится сам, как семьёй обзаведётся. Дочь младшая хоть и болеет часто, но уже привыкли, знали, чем лечить и куда бежать в моменты обострений. Слава богу, мама жива, полна сил, всегда за внучкой присмотрит.

Жили они за городом в большом кирпичном доме. Когда-то Е., не надеясь совсем на помощь мужа Толика, самостоятельно приобрела в ипотеку квартиру, вложила в неё все силы. А через полгода после радостного новоселья произошла беда. В отсутствие всех домашних случился потоп. Да такой силы, что горячей водой затопило три нижние квартиры. Своя была застрахована, а вот соседские пришлось восстанавливать. Не выдержав этой долговой нагрузки и расценив потоп как плохой знак, Е. продала несчастливое жильё. Ипотеку закрыла, уговорила родителей продать их двушку, и на всё, что было, купила этот дом в пригороде, недостроенный и требующий больших вложений. Первую зиму жили все в одной комнате, где температура не поднималась выше 16 градусов. В остальных же даже в зимней одежде было холодно. Тогда-то почки у двухгодовалой дочурки и застудили. Выживали за счёт пенсии родителей. Сама Е. ещё была в декретном, а Толик, работая торговым представителем, то ли не умел торговать, то ли представлял не очень нужный людям товар. В общем, денег от него никто не видел, себе на сигареты только и зарабатывал.

Понятно было Е., что они с мужем совершенно чужие друг другу люди, живут как соседи. Но и выгнать не могла. Без мужской силы в собственном доме совсем никак, а отец после инсульта. Несколько раз ловила она Толика за весьма недвусмысленной перепиской с какими-то молодухами. Хотя всегда, с первого дня их совместной жизни, держала мужа в ежовых рукавицах, телефон проверяла, не доверяла. Как оказалось, правильно делала, тот ещё любвеобильный оказался! И даже без денег был востребован. А ведь по нему и не скажешь.

На всё это Е. закрывала глаза, искала достойную работу, чтобы скорей стать независимой и самостоятельной. А работа, как известно, сама находит тех, кто работать жаждет, вкалывать не боится и на все условия работодателя соглашается. Стала Е. руководителем отдела продаж рекламных носителей местного медиа-холдинга. «Холдингом» они сами себя называли, чтобы придать значимости двум средним газетам и трём радиостанциям, с которыми сотрудничали. Место горячее, постоянно под прицелом. План по хитрой задумке руководства выполнить было невозможно, чтобы бухгалтерии не пришлось выдавать сотрудникам премии. Каждый день Е. рисовала на доске маркером сводки продаж и план на день. К концу дня становилось понятно, что не дотянут, даже если зарплату всю вложат. В отделе опытных продажников два человека, остальные — студенты на подработке да мамочки-декретницы.

Но понимала Е., что здесь надо закрепиться и остаться, хоть какая-то стабильность. Пусть без обещанных премий, но зарплата по городу вполне приличная. И вкалывала, света белого не видя, придумывая бесконечные коммерческие предложения и акции для рекламодателей. А тем было не до рекламы. После очередного кризиса многие предприниматели города только и думали, чтобы ноги не протянуть, выжить любой ценой.

Каждый раз на итоговом ежемесячном совещании у директора холдинга сидела Е., вжавшись в стул, зная наперёд, что обсуждать будут нерадивый коммерческий отдел и её персону. На совещания шла всегда обречённо, на ватных ногах. А после чувствовала себя униженной, обиженной и беззащитной, хотя работала честно и с полной отдачей сил. А поддержки не было нигде. Рассказать некому. На работе расскажешь, обязательно донесут начальству. Дома — муж, с которым только бытовые вопросы обсуждали. Зубы стиснула и терпела. Похудела, осунулась, стала плохо спать.

У руководства холдинга на эту должность соискателей больше не было. В профессиональных кругах все знали условия труда в этой организации, поэтому желающих становиться грушей для битья не находилось. Так Е. и прижилась. Год её без конца ругали, потом отстали, привыкли. Из небольшой зарплаты откладывала на мечту — поездку к морю. И наконец осуществила.

                                          * * *

В Грецию прилетела с подругой. Спускалась по трапу, вдыхала полной грудью морской, какой-то совершенно особенный греческий воздух, всё вокруг старалась разглядеть и запечатлеть в памяти надолго.

На берегу около отеля, где остановились, располагалось небольшое кафе. Захаживать стали часто, потому что сын хозяина, молоденький симпатичный болгарин, уж очень хорошо обслуживал, говорил комплименты, ухаживал. Дома Е. была рабочей загнанной лошадью, а здесь расцвела, похорошела, голубые глаза стали сине-бирюзовыми. Этим, видимо, и свела с ума молоденького парня. Он был пылок и горяч, сдерживать себя не стало никаких сил, и разрешила себе Е. бурный курортный роман. Пролетела неделя отпуска как один день.

Домой летела без чувства вины и сожаления. «Сам виноват, — думала про Толика, — мог бы хоть чуть-чуть внимания оказывать, много ли мне надо!» — и так ей обидно становилось за себя в эти моменты, что даже слёзы наворачивались. «Вот ведь счастье. Есть оно! Интересна ещё она, даже таким юнцам как этот болгарин, а муж родной отворачивается!» — глядя в иллюминатор, плакала Е.

По прилёте домой завязалась активная переписка с курортным ухажёром. Жизнь заиграла новыми красками, равнодушие мужа больше не раздражало.

Думала, любовная лихорадка пройдёт. Не прошла. Так и любовник молодой не остыл, невзирая на ветреность столь юного возраста. Настоятельно звал к себе ещё раз, признавался в любви, и даже строил планы на совместное будущее! Через полгода Е. снова полетела к нему. Рассуждала под действием любовного опиума легко: «Сын взрослый, останется в России, а дочку заберу с собой. Что родной папаша ей сможет дать? А здесь, в Греции, в тепле, может и хроническая болезнь пройдёт? Да и сама! Неужели не заслужила вот такой райской жизни на море!»

Прилетела, встретились, и снова всё как в первый раз и даже лучше! Улетала в полной уверенности, что теперь-то уж сможет с дочкой перебраться сюда на ПМЖ. «В следующий раз непременно возьму с собой дочурку, пусть познакомятся», — радостные мечты согревали и успокаивали.

                                          * * *

Невыполненный план продаж больше не беспокоил. Претензии начальства отлетали от неё, как мячи от теннисной ракетки. С Толиком отношения стали даже лучше, дружественнее, что ли. И всех Е. любила. Не ходила, а порхала, строила планы на скорейший отъезд. Через четыре месяца снова купила билет, теперь уже на двоих, и засобиралась с дочкой в дорогу.

Только вот возлюбленный за пару дней до вылета исчез с радаров. Не писал, из соцсетей удалился. Влюблённое женское сердце ничего, кроме произошедшего с любимым несчастья, не предчувствовало, рвалось из груди. Е. подгоняла время, а оно как будто специально остановилось.

Море было таким же бирюзовым, солнце — ласковым, люди — приветливыми. Но любимого мальчика здесь не было. Друг его объяснил, что из-за каких-то семейных проблем он был вынужден уехать в Болгарию. Когда вернётся, неизвестно. Велел передать, что сам с ней выйдет на связь. На связь он, конечно, больше не вышел.

                                          * * *

Это потом, через год примерно, Е. отчётливо поняла, насколько эфемерными были её мечты, и как предсказуем был конец. Но иногда, вспоминая эту историю, она внутренне улыбалась и благодарила небеса за этот короткий период счастья.

Ж.

Я понял, что когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе.

А. П. Чехов