Бесплатный фрагмент - Донской хронограф. Хронологическая история донских казаков. 1632—1660 год

Донской хронограф Хронологическая история донского казачества 1632 — 1660

Введение

Вниманию читателей предлагается хронологическая история донских казаков начиная с 1632 по 1660 год. На сколько я знаю, ранее не предпринималось попыток написания такой книги, в которой бы можно было бы проследить год за годом историю Дона, и взаимоотношения донских казаков с Московскими царями, запорожскими казаками, ногаями, крымскими татарами и Турецкой империи в хронологическом порядке.

2 том книги состоит из 3 частей. Первая часть хронологической истории Войска Донского относится к периоду с 1632 по 1639 год. И рассказывает о непростых взаимоотношениях донских казаков с Москвой, когда государева «дружба», и всякого рода льготы, очень быстро сменялись опалой и угрозами покарать казаков-воров. Вторая часть хронологической истории, с 1640 по 1651 год, рассказывает о подготовке донских казаков к осаде главной турецкой твердыне на Дону — Азова и его взятие. О ряде неудачных морских походов донских казаков после взятия Азова, и неоднократных попытках турок и крымцов, выбить донцов из города-крепости. А также об осаде Азова огромной турецкой армией, которая завершилась для Османской империи катастрофой. Однако все просьбы донских казаков к русскому царю, присоединить Азов к Московскому государству, были отклонены и казакам пришлось оставить полностью разрушенный Азов. В этой части также рассказывается о попытке турок и крымцов, взять реванш и разгромить Войско Донское, сбив его «с куреней», и о многолетней войне, в которой казакам удалось вернуть практически все захваченные турками городки. Третья часть хронологической истории посвящена непростым отношениям донских казаков со своими союзниками. Недавно прикочевавшими из-за Волги калмыками, дружба с которыми перемежалась с враждой. А также о взаимоотношениях донских казаков с запорожскими казаками Богдана Хмельницкого. Когда запорожский гетман, ведя войну с Речью Посполитой, заключил союз с турецким султаном и крымским ханом, став таким образом врагом Войска Донского. Казаки которого, не смотря на настоятельные требования Хмельницкого перестать совершать набеги на Крым и Турцию, продолжали громить вражеское побережье.

«Донской хронограф» написан на основе первоисточников: войсковых отписок Московским царям, царским грамотам на Дон, отписок украинных воевод, русских летописей, мемуаров иностранцев, живших в России 16 — 17 века. При работе над «Хронографом использовалась следующая литература: 5 томов «Донских дел», «Акты Донских дел», 12 томов «Дополнений к актам историческим». А также книги русских историков: Карамзина, Соловьёва, Ключевского, Сухорукова, Броневского, Королёва, Куца, Гусева и других.

Книга рассчитана на широкий круг читателей, начиная со школьной скамьи и до лиц преклонного возраста, интересующихся реальной историей донского казачества, а не ура-патриотическими агитками. В книге приводится много не известных читательской аудитории фактов, а также многочисленные отрывки из исторических документов, подкрепляющих позицию автора.

Книга посвящается памяти всех донских казаков, в том числе и моего прадеда Казьмина Севастьяна Даниловича, а также его сыновьям: Казьмину Василию Севостьяновичу, Казьмину Луке Севостьяновичу и Казьмину Ивану Севостьяновичу.

gennady.kazak1@yandex.ru Эл. адрес для отзывов.

Донской Хронограф. Хронологическая история донских казаков 1632 — 1639 год

1632 год

1632 год. 6 января Михаил Фёдорович и патриарх Филарет, желая привлечь казаков для участия в войне с Польшей, велели передать атаманам Конинскову и Яковлеву, что они, «… по своему государеву милосердному обычею донских атаманов и казаков и всё Войско пожаловали — вины их, что они воеводу Ивана Карамышева убили, отдали, а положили они, Государи, то на волю Божью. А атаманы б и казаки, и всё Донское Войско шли на государева недруга на польского и на литовского короля, и на польских и на литовских людей». Всем атаманам и казакам, царь обещал большое жалованье: атаманам 10 рублей, есаулам 7 рублей и казакам по 5 рублей.

Донские атаманы были рады такому обороту событий, и просили царя с патриархом отправить жалованье «… до вешнего пути, потому что у них весна станица рано, а многие казаки пойдут в добычю, и атаманы и казаки и всё Войско их государьской Милости обрадуются». Кроме этого, атаманы просили повысить государево жалованье и освободить всех казаков, разосланных по городам, после царской опалы Войску.

10 января Михаил Фёдорович указал отправить на Дон государева жалованья: « … атаманом по 11 рублёв, есаулом по 8 рублёв, казаком по 6 рублёв. Да к ним же велели посылать своего государева жалованья: зелье, и селитру, и свинец, и вино, и сухари, и крупы и толокно». В тот же день царь указал думным дьякам Лихачёву и Матюшкину, выпустить всех донских казаков из тюрем и оставить их на поруки в тех городах, где они находятся, до тех пор, пока казаки на Дону не поцелуют. Им было велено выдать по рублю жалованья и «корм». Находящихся же в Москве на поруках донских казаков, было указано отпустить на Дон с атаманами Конинсковым и Яковлевым.

16 января царь и патриарх «… указали послать своего Государева жалованья на Дон к атаманом и казаком и ко всему Донскому Войску: зелья 50 пуд, 50 пуд. селитры, 100 пуд. свинцу, 100 вёдер вина, 500 четей сухарей, 50 чети круп, 50 чети толокна». Государево жалованье должен был сопровождать князь Иван Дашков и подьячий Леонтий Полуэктов.

Царь, призывая казаков идти против польского короля, оставлял за ними выбор, где им действовать. Для этого боярин Семён Головин и дьяк Михаил Данилов расспрашивал атаманов Конинскова и Яковлева куда им идти на службу и сколько в Войске есть есаулов. Атаманы на это отвечали, что если царь укажет им идти на Смоленск, то они готовы идти и на Смоленск. «А будет Государь укажет атаманом и казаком з Дону идти под литовские городы прямо степью, и им де з Дону под литовские городы степью пройтить мочно ж».

По поводу войсковых есаулов, казаки отвечали, что в Главном Войске, в Монастырском городке, у них один есаул, а когда казаки идут в поход, то выбирают есаулов столько, сколько им необходимо.

Тем временем, в Москве практически ничего не знали о положении дел на Дону, в Крыму и в Турции, так как мало кому из казаков хотелось ехать в Россию, зная, что их арестуют и бросят в тюрьму. А потому Михаил Фёдорович указал украинным воеводам посылать верных людей на Дон для вестей.

Исполняя царский указ о посылке на Дон, для вестей, надёжных людей, царицынский воевода князь Лев Волконский, отправил 8 января «на Дон, в нижнее и Большое войско, для проведывания Крымских и Азовских и Запороских вестей, и про Донских казаков, куды их з Дону ходу чаять, Царицынских стрельцов: пятидесятника Ваську Угримова, да Федьку Болдыря, да Мишку Ефремова».

23 февраля 1632 г. посланные за вестями стрельцы вернулись в Царицын. Они кроме всего прочего, привезли войсковую отписку. В ней казаки писали, что с осени прошлого года замирились с азовскими турками. А когда те, 9 января на русские украинные города войною, то они, донские казаки, не имея на то разрешения царя, нарушать мир и препятствовать туркам и татарам не стали, якобы опасаясь государева гнева. По сути дела, это была своего рода издёвка казаков над Москвой и царём, запрещавшим разорять города турок.

На расспросе у воеводы Волконского, стрелецкий пятидесятник Василий Угрюмов показал, что верховые, низовые и яицкие воровские казаки сетуют на опалу наложенную на них царём и патриархом, и прекращении выдачи им государева жалованья. А так же на задержание в Москве 60 казаков, сопровождавших в столицу князя Семёна Гагарина и турецких послов. Донцы были возмущены тем, что воеводы многих русских украинных городов велят сажать в тюрьмы казаков, сопровождавших до русских приделов отбитый русский же полон: « … и тех де, государь, Донских казаков провожатых по украинным городам, воеводы велят сажать в тюрьмы, а иных де, государь, отдавать за приставы». Воеводы запрещали казакам бывать по своим делам в украинных городах, что было чревато взрывом недовольства.

В ответ на царскую опалу и действия воевод, донцы вновь грозили уйти в Запорожскую Сечь: « … токмо де к нам на Дон нынеча на весне не будет государева жалованья и ево государева жалованья и ево государева жалованного слова, и мы де пойдём з Дону все в Запороги к Литовскому королю на службу». Казаки заявляли стрельцам, что ждут грамоту от «Литовского короля» и сообщали, что в прошлом году 700 донских казаков ходили на помощь польскому королю: « … как де был бой у Литовского короля с Турским».

Кроме того, среди казаков ходили слухи о том, что весной русский царь собирается отправить на Дон свои войска, чтобы сбить их с куреней и построить «государевы городы». «… а как де до нас у казаков на Дону с Москвы про посылку подлинная весть учинитца, и мы де тотчас з Дону отпишем в Запороги к Запороским черкасом, и к нам де придуть на помочь Запороские черкасы многие люди, тысеч десеть и больши». Донцы, в разговорах со стрельцами утверждали, что у них с запорожцами заключён договор о взаимопомощи, « … а Дону нам так бес крови не покидывать».

Казаки рассказывали стрельцам о том, что в 1631 г. 1500 донцов « … пошли с Дону на Чёрное море воровать под городы Турского войною, 1500 человек». Разорив вражеское побережье, они не смогли прорваться через донское гирло на Дон, где турки и татары построили укрепления и установили на них пушки. Казаки не стали класть свои головы и ушли в Запорожскую Сечь. Вскоре 500 донцов вернулись в свои городки степью, продав часть добычи в Сечи и купив на вырученные деньги коней и телеги.

Вернувшиеся на Дон казаки рассказали, что « … присылал де король при них в Запороги к Запороским черкасом, а велел им струги все пожечь, в которых де, государь, они ходят из Запорог на Чёрное море под Турского городы войною». Запорожцы, скрепя сердце, сожгли в свои чайки, « … а Донских де казачьих стругов Запорожские черкасы жечь не дали». Прибывшие с королевской грамотой поляки не стали настаивать.

Такой приказ польского короля был вызван заключением мирного договора между Речью Посполитой и Турцией на 5 лет. Чтобы смягчить недовольство казаков, часть из них была призвана на королевскую службу. Однако несколько отрядов запорожских черкас, осенью и зимой 1631 — 1632 г. перешли на Дон. 1000 же донских казаков бывших в Сечи, остались там зимовать.

Согласно расспросу пятидесятника Угримова, казаки не собирались более пропускать турецких послов через свою территорию: « … потому де, государь, послы Доном ходят и их казачьих городков крепей (укрепления) высматривают, и о том де, государь, они, казаки, своим воровством каютца, что и тово Турского посла нынеча к тебе, государю, к Москве пропустили и ево не убили». В случае появления на Дону нового турецкого посла, казаки грозились его убить, если царь не пришлёт им весной своего жалования.

2 февраля атамана Тимофея Яковлева и казака Дениса Парфёнова было велено отпустить на Дон с государевой грамотой, « … для поспешанья, чтоб на Дону атаманом и казаком и всему Войску государево жалованье было ведомо». « … атаман Тимофей Яковлев да казак Денис Парфёнов на отпуске были у Государя у руки, а у Великого Государя Святейшего Патриарха у благословенья. И того ж дни были они у Государя стола». Казаки отправились на Дон в ночь на 5 февраля подводами и санями, с проводниками. В Воронеже за казённый счёт им было велено купить коней и дать до первых казачьих городков в качестве провожатых 3 стрельцов. Коме прочего жалованья Яковлев получил в кабаке 2 ведра вина, а Парфёнов 1 ведро.

В государевой грамоте, казаки извещались о снятии с них опалы и отправке на Дон государева жалованья вместе с князем Дашковым и подьячим Полуэктовым. До тех пор, пока жалованье не прибудет на Дон, казаки не должны были ходить в походы и не разъезжались, « … а будет из вас, которые разъехались, и вам бы тотчас съехатца в один городок для приезду нашего дворянина нашего князя Ивана Дашкова». Кроме этого, царь требовал от Войска крестного целования: «И указал Г. Ц. и В. Кн. Михайло Фёдорович всея Русии донских атаманов и казаков и всё Донское Войско привести к крестному целованью по записи им, князю Ивану Дашкову и подьячему Левонтью Полуехтову, а запись им дана за дьячьею прописью».

Тем же казакам, кто не станет государю «служить и прямить», царь и патриарх грозили карами. Они так же запрещали войску какие бы то ни было походы на турок и татар. Они уведомляли Войско об отпуске всех казаков атамана Наума Васильева.

3 февраля Михаил Фёдорович указал выдать атаманам Конинскому и Яковлеву жалованье по приезду « … по сукну по английскому доброму человеку; да на отпуске Тимофею Яковлеву… сукно английское доброе», а так же по 9 рублей, как по приезду, так и по отъезду.

12 февраля 1632 г. на Дон, в верховой городок Кременной, пришли 150 «воровских» яицких казаков, во главе с атаманами Иваном Зыковым и Елизаром Спициным. По словам казаков, они пришли на Дон « … для проведывания твоей государевы службы, куды де, государь, по твоему государеву указу, на твою государеву службу ратным людем поход будеть». Всего же на Яике, в сборе было 2000 конных казаков, ожидающих государевой службы.

Кроме того, « … сказывали де, государь, ему Ваське (Угримову), на Дону казаки втайне, Сенька Сычугов и Тимошка Тесной, что на Дону де, государь, в семи городках от горотка от Куншака да до городка Голубых воровских Донских и Яицких казаков в зборе 600 человек, которые воровали в прошлом во 139 году на Волге и на море бусы громили и торговых людей побивали и грабили». По словам пятидесятника, к этим воровским ватагам стали присоединяться многие казаки из низовых городков, с намерением вновь идти на Волгу за зипунами, а так же сжечь и погромить Царицын, так как им « … от Царицынских служилых людей чинитца теснота великая, везде де их казаков на переходах побивают… и Царицын де, государь, им, воровским казаком, стал пуще Азова.

Эти известия не на шутку встревожили царицынского воеводу, немедленно отправившему отписку в Москву. В его распоряжении было слишком мало войск, чтобы в случае необходимости противостоять казакам. В Москве воеводская отписка так же доставила немало беспокойства. Царь, патриарх и бояре ни как не хотели вооружённой конфронтации с Доном и потому эти события стали ещё одним аргументом в пользу снятия с Войска опалы.

16 февраля Михаил Фёдорович для сопровождения государева жалованья, указал выделить воеводам украинных городов 2000 стрельцов и казаков, а так же подготовить 102 струга. Стрельцам и казакам было велено выдать по 8 руб. жалованья. Ещё 100 конных детей боярских, шедших берегом, получили по 12 руб. жалованья. Жалованье князя Дашкова составило 150 рублей, 50 четей запаса, 50 вёдер вина и 25 пудов мёда. Жалованье подьячего было куда скромнее княжеского, и составило 26 руб., 10 четей запаса, 10 вёдер вина и 5 пудов мёда.

Однако и князь, и подьячий били государю челом, жалуясь на свою скудость и безденежье, на невозможность снарядиться в столь длительную поездку на свои средства. Так же бил челом о прибавке жалованья и отпуске на Дон, оставшийся в Москве атаман Конинсков.

Вместе с князем Дашковым, царь велел так же отправить на Дон атамана Конинского и прибывших в Москву с «розными делы»: Кирея Степанова, Проньки Кочюрова и Григория Яковлева.

Согласно отписке Воронежского воеводы Матвея Измайлова, прибывшей в Москву 5 марта, атаман Яковлев и казак Парфёнов были отпущены на Дон 20 февраля. Кроме этого воевода извещал царя об отсутствии стругов: « … и мне, холопу твоему, князь Ивана Дашкова и подьячего Левонтия Полуехьтова, и донских атамана и казаков на Дон рекою Доном в судех отпустить не в чем: никаких твоих государевых судов на Воронеже нет. А которые государевы старые суды все худы и погнили, в поделку некоторое судно не пригодитца».

Воевода оправдывался тем, что не однократно отправлял в Москву отписки о пришедших в негодность стругах, но ни каких указаний из Москвы не получил. Царь и патриарх, идя, что отослать на Дон государево жалованье стругами не удастся, велели воеводе Измайлову приготовить телеги и отправить князя Дашкова на Дон зимним путём, выделив ему 50 человек стрельцов и казаков в качестве проводников.

Однако вышедший из Москвы обоз с государевым жалованьем запаздывал, а тем временем надвигалась распутица. Воевода Измайлов, видя, что государева указа выполнить невозможно, писал об этом Михаилу Фёдоровичу: «А князь Иван Дашков и подьячей Левонтей Полуехтов на Воронеж марта по 19 число не бывали; а подводы, Государь, и провожатые у меня, холопа твоево, совсем наготове». Из 43 струга бывших в Воронеже, писал Измайлов, многие пришли в негодность.

Получив воеводскую отписку, царь 27 марта указал взять недостающие струги у местных жителей: « … и суды взял бы в уезде, на Воронеже в городе и на посаде; и в Воронежском уезде на посаде у служилых людей и у жилецких всяких людей переписати струги, которые в донскую посылку пригодились безо всякие поноровки тотчас и велел те струги, взяв у них и велел те суды оценить прямою ценою и отпустил бы еси князя Ивана Дашкова и подьячево Левонтья Полуехтова…».

Прибывшие в Воронеж 23 марта князь Дашков и подьячий Полуэктов, в своей отписке царю подтверждали, что идти телегами на Дон они не могут из-за весенней распутицы. Стругов же для государева жалования и сопровождавших его стрельцов и казаков не хватает. Их недостачу можно восполнить стругами, которые оставил в прошлом году в Сиротинском городке князь Борятинский, но они в Воронеж прибудут не ранее Троицы.

Царь и патриарх были крайне раздосадованы этим обстоятельством и в своей грамоте сделали Дашкову и Полуэктову выговор, за то, что они « … великому делу учинили мотчанье». И велели им не дожидаясь прихода стругов, идти степью в Главное Войско.: «И они б однолично пошли степью, покинув запасы свои, и взяли б с собою запасы лёгкие в сумах или в сумках, чтоб им поспеть в нижние городки одноконечно тотчас, чтоб им казаков всех достать в городех, чтоб казаки до его приходу не разъехались на море и ыматье добычи, и тем бы они ссоры с турским не учинили. А будет они тотчас степью не пойдут и возов своих не покинут, и тем измешкают, и казаки до их приезду на море и на добычи разъедутца, и им от Государя быть кажнённым безо всякие пощады».

1632 г. В начале этого года, Войско передало через стрелецкого сотника Данилу Арсеньева, бывшего в то время на Дону, отписку царицынскому воеводе князю Мещерскому (?). В ней казаки сообщали об очередной смене хана на крымском престоле, и о готовящемся весной или летом походе крымских татар на русские украины. Степняки должны были ударить, как только между Россией и Польшей начнётся война. Сообщали казаки в отписке вести о положении русского посольства Соковнина в Крыму, при дворе крымского хана. Далее в ней говорилось о желании части запорожских казаков перейти на службу России, из-за притеснений со стороны польских магнатов и шляхты, а так же о повелении турецкого султана Мурада новому хану Шан Гирею, очистить Дон от казаков. В дар новому татарскому владыке, Мурад прислал 40 красивых наложниц.

Тем временем, 30 марта, атаман Тимофей Яковлев с казаком Денисом Парфёновым, прибыли в Главное Войско и передали государеву грамоту, которая была зачитана в Кругу. Узнав, что царь и патриарх прощают им все вины и посылают Войску государево жалованье, казаки решили отложить намеченные походы на крымские и турецкие города: «И по вашему Государьскому указу мы, холопи ваши, меж собою учинили приговор, что нам дворянина князя Ивана Ондреевича Дашкова да подьячева Леонтья Полуехтова ожидали на Дону в съезде, а в поход на моря, ни на степь нигде в поход не ходить, и с озовскими людьми не размиривотца». Войсковой атаман Иван Охромеев разослал по всем городкам гонцов, с призывом съезжаться в Войско для встречи князя Дашкова и подьячего Полуэктова, везших государево жалованье.

Исполняя государев указ, Дашков и Полуэктов спешно, телегами, двинулись на Дон. Дойдя до Белого затона, они были вынуждены остановиться, так как Дон и запольные реки вскрылись. Чтобы продолжить путь, князь « … собрал по вотчинам у рыбных ловцов малых каючков з 10. И взяв по два каюка, шли на тех каюках с великою нужею. Да они ж меж Болово затону и Богучара наехали на Дону на берегу пометной худой струг, и тот струг поделали и взяли с собою ж, да в Сиротине городке взяли из государевых стругов два струга. Всего со князем Иваном и подьячим Леонтьем, и с провожатыми, пригребли на Дон в Войско 3 струга да 5 связок малых каюков». О всех этих событиях, в Москве стало известно из расспросных речей воронежского сотника Григория Козлова, отправленного князем Дашковым вместе со станицей атамана Наумова.

Весной 1632 г. казаки на 25 стругах, игнорировав царский запрет и не надеясь на государево жалованье, вновь громили татарские селения «Кафинского уезда». Разорив их, казаки устремились к берегам Турции, где взяли приступом город Иконию и предали огню, предварительно разграбив: «… людей побили и в плен побрали». Возвратились казаки в Главное Войско, захватив богатую добычу.

Князь Дашков и подьячий Полуэктов прибыли на Дон 8 мая. Они были встречено колокольным звоном, пушечной и ружейной пальбой. Казаки искренне радовались приезду послов и прибытия жалования, впрочем, не долго. Дашков сказал в Кругу приветственное слово от государя и патриарха и отдал войсковому атаману грамоту, которую тут же зачитали. Царь и патриарх, стремясь подчинить себе донскую вольницу, требовали от Войска крестного целования на верность, как им, так и царевичу Алексею Михайловичу по «записи», то есть под роспись. А так же повелевали провести перепись донцов: «… взять в смету, сколько их, казаков, на Дону будет», и приказывали Войску «… итить на недруга, на польского и литовского короля, и на литовских людей». Круг пришёл в недоумение, от требования крёстного целования, оскорблявшего их, ибо служба Москве всегда считалась добровольной и являлась борьбой с общим врагом: турками, татарами, ногаями, с мусульманской экспансией на юге России.

«Война для казака, — писал Евграф Савельев, — вещь самая обыкновенная, его привычное занятие, его призвание. И вдруг, за это выполнение его привычных занятий, от него требуют клятвы, с целованием креста. Если для бояр, князей и дворянства, крестное целование, как показала Смута, это ничего не значащий религиозный обряд, то для казаков было великим и страшным знамением». Кроме того крёстное целование отдавало донцов под власть Москвы, чьи интересы, зачастую не совпадали с интересами казачества, жившее по большей части с «зипунов» и не имевшей другой экономической базы. Охота, рыболовство и скотоводство, не обеспечивало нормальную жизнь казаков.

Поэтому Войско, на требование царя дать крёстное целование, ответило решительным отказом, отписав 26 мая 1632 года Михаилу Фёдоровичу: «И крестного, государи, целования на Дону, как и зачался Дон казачьими головами, не повелось. При бывших государях старые атаманы, казаки им, неизменно служивали не за крестным целованием, в которое время царь Иван стоял под Казанью и по его государеву указу атаманы и казаки выходили с Дону, и с Волги, и с Терека, и атаман Сусар Фёдоров, и многие атаманы, казаки ему, государю, под Казанью служили не за крестным целованием; после того, при царе Иване, Михайла Черкашенин и атаманы, казаки во Пскове сидели в осаде не за крестным целованием; при царе Иване выходили атаманы-казаки Ермак Тимофеев Сибирь взял и прислал к Москве государю языки и царь Иван и тех атаманов и казаков, которые к Москве присланы, не велел ко кресту приводити, а Ермаку и вперёд указал быти на своей государевой службе атаманам-казакам в Сибири не за крестным целованьем; при царе Иване ходили… атаманы Григорий Кортавый, Иван Лукьянов и многие атаманы казаки на государеву службу, служили в осаде, в Орешке не за крестным целованием, блаженныя памяти при царе Фёдоре; ходил царь Фёдор под Ругодяв и под Ивангород… выходили атаманы казаки с Дону, с Волги, и с Яика, и с Терека, со многих запольных рек, атаман Постник Лунев, многие атаманы казаки царю Фёдору Ивановичу… служили не за крестным целованием; на другой год… ходили под Выборг и царь Фёдор призвал атаманов казаков с Дону… служили не за крестным целованием, а после, государи, того Борис Фёдорович стоял на береговой в Серпухове… и атаманы казаки в ту пору ему береговую службу не за крестным же целованием служили; да не токмо, государи, донских, но и вологских, и яицких, и терских, выхаживали при больших царях на украинные городы, на Белгород, на Царёв город, на Оскол, на Валуйку донецкие казаки и тех бывшие государи к кресту не приводить ни где не указали; а с ними того крестного целования на Дону не обновица, чего искони век не было… многие твои государевы службы полевые против всякого вашего государского недруга за вас, государей, служим без крестного целования неизменно: ни к турецкому, ни к крымскому, ни к литовскому, ни к иному которому государю служить не ходим, окромя вас, всегда везде за вас… и не за крестным целованием. За ваше государское имя стоим и умираем… а креста, государи, целовати мы челобитчикам (посланным Войском с отпиской в Москву, об убийстве воеводы Карамышева в 1630 г.) не писали и не приказывали, то наши челобитчики, Богдан и Тимофей учинили не помня старины, своим молодыми разумы, без нашего Войскового совету и без приказу. Своим скверным, без законным житьём мы не достойны к такой страсти Христовой приступить, креста целовать, а твою государскую службу… рады служить против всякого недруга… и за вас умирать не за крестным целованием».

Относительно росписи взятия в смету донских казаков, сколько их в действительности живёт на Дону, казаки хитро отвечали, что мы, «… живучи по Дону и на степи по запольным рекам в розни, сами себя сметить не умеем, сколько нас есть, так как служим не с поместий и не с вотчин, а с травы и с воды… наги, босы и голодны… за хлебом и за рыбою, и за зверем, и за травою на ряку, и на степь день и ночь ездим беспрестанно… как нас в разъезде много, то Войско не велико, а какой час в разъезде мало, то нас, что водных источниц, в иную пору мало, а в иную пору много, а потому нам росписи сметной писать нельзя».

На требование же царя отправить казаков на государеву службу против польского короля и литовских людей, в Войске «новых охотников больше не нашлось». Казаки, с одной стороны понимали, что им придется воевать с запорожцами, своими давними союзниками, и не желали этого, с другой стороны, не хотели раздражать Москву, прямым отказом. Поэтому ссылались на свою бедность и неспособность снарядиться на службу: «… которые сызмогаются коньми, на вашу царскую службу коньми поднимаются и на шею заимываючи, а которые не смогут с лошади, и те, по своей силе в судовых, на вашу царскую службу крутятца, а много у нас голутвенных людей таких, что без вашего государского жалованья и бударами подняца не ссилят». Но, в конце концов, среди казаков нашлось несколько сотен человек, внявших призывам русских послов, сулившим им щедрое жалованье и готовых идти на государеву службу.

Войсковая отписка была отправлена в Москву с легковой станицей атамана Максима Наумова и 12 казаков. Хоть Москва и получила, пусть и завуалированный, но отказ Войска Донского выполнить её требование крестного целования, вновь предавать его опале не стала, так как обстановка в Причерноморье всё более накалялась день ото дня.

Кроме всего прочего, князь Дашков потребовал от казаков сжечь готовые к морским походам казачьи струги. Но таковых не оказалось, на берегу Дона Дашков нашёл лишь 6 прохудившихся стругов. Казаки вначале возмутились этому требованию, но потом, чтобы не раздражать царя и патриарха пообещали их сжечь. Как сказал впоследствии на расспросе воронежский сотник Григорий Козлов: « … атаманы и казаки меж собою говорили, хотели их пожечь».

На расспросе атаман Наумов рассказал, что казаки служить государю и собираются на государеву службу. По его словам, даже тех доброконных казаков, которые ушли на броды и перелазы громить возвращающихся из похода на Русь татар, Войско вернуло назад: «И которые конные люди человек с пятьсот, лежали на перелазех под воинскими людьми под татары, которые пошли из Азова на Русь войною, и чаяли походу их назад — и по тех конных послали из Войска послали, а велели людем быти к себе в Войско, и велели тем людем быти к себе в Войско». Эти и другие конные казаки, должны были идти на государеву службу степью на Валуйки, тогда как пешие казаки должны были плыть с князем Дашковым стругами на Воронеж.

В это же время в Монастырский городок приплыл на двух стругах, отпущенный из Москвы и едущий в Стамбул греческий монах и сопровождавшие его лица. Казаки отпустили его из Монастырского городка в Азов, а освободившиеся два струга, князь Дашков передал казакам пожелавшим идти вместе с ним в Москву, на государеву службу во главе с атаманом Алексеем Старово.

Казачья легковая станица атамана Максима Наумова прибыла в Москву 10 июня и передала в Посольский приказ Войсковую отписку. Царь и патриарх, ожидая от донцов большего, вынуждены были смириться, так хорошее отношение с Доном и служба казаков, перевешивали их «воровство».

В Посольский же приказ был сделан запрос, служили ли донские казаки русским царям прежде. давая крестное целование или нет, так как в войсковой отписке донцами упоминалась их служба царю Ивану 4 без крестного целования: « … как донские атаманы и ясаулы и казаки при Г. Ц. и В. Кн. Иване Васильевиче всея Русии были на государевой службе подо Псковом и в иных походех, и как при Г. Ц. и В. Кн. Фёдоре Ивановиче всея Русии были под Ругодевым, и под Выборгом, и в иных походех».

Тем временем, Войско, исполняя своё обещание отправить казаков на помощь русским войскам, отправило в Воронеж 400 конных казаков. 18 июня они пришли к городу, известив о том воеводу Матвея Измайлова. Воевода тот час известил об этом Москву: « … июня в 18 день выехали, Государь, з Дону на Воронеж степью донские атаманы Ларион Анисимов да Фирс Фёдоров, да есаулы Иван Степанов да Василей Петров, а с ними, Государь, донских казаков 400 человек».

Казаки заявили воеводе, что в Воронеже они пробудут до прихода князя Дашкова и подьячего Полуэктова, который возвращается с Дона стругами в сопровождении казаков: « … Государь, идут на твою государеву службу донские атаманы и есаулы и с ними донских казаков пять сот человек, опричь тех, которые, Государь, донские казаки учнут ко князю Ивану пристовати из верхних городков». Казачий полк возглавлял атаман Иван Теслев. Приход князя и казаков ожидался 30 июня.

Прибывшие атаманы и казаки потребовали выдавать им подённый корм и государево жалованье, но воевода Измайлов ответил отказом, ссылаясь на то, что у него нет на то царского указа. В своей отписке Михаилу Фёдоровичу, воевода извещал царя, что все собранные ранее деньги израсходованы: «А на Воронеже, Государь, твоих государевых денежных доходов нет, а которые, Государь, денежные доходы на Воронеже собраны были с рек, и с озёр, и с лавок, и полков, и с оброчных дворов на нынешней 140 год, и те, Государь, денежные доходы по твоему государеву указу в расходе». Далее воевода жаловался царю на откупщиков и кабачников, которые не внесли деньги.

С отпиской в Москву был отправлен боярский сын Дмитрий Орлов и казаки, Ефрем Борисов и Никита Андреев. Прибыв в Москву 24 июня. На расспросе казаки подтвердили ранее полученные сведения о приходе казаков к Воронежу и били царю и патриарху челом о жаловании и подённом корме для казаков. Они говорили, что на государеву службу готовы были идти многие, однако по своей бедности не могут собраться в поход: « … да и многие де на государеву службу идти хотят, а поднятца им нечем, бедны, и наги, и голодны, ожидают Г. Ц. и В. Кн. Михаила Фёдоровича всея Русии и отца его г., В. Г. и Св. П. Филарета Никитича Московского и всея Русии жалованья, чем бы им на государеву службу подняца». Казаки уверяли царя и патриарха, что с азовцами они «в миру» второй год, « … а про крымского царя и про калгу — у себя ль они в Крыму иль пошли куды в войну, про то не ведают».

Царь и боярская дума обсудив казачью челобитную, указали донцов пожаловать и дать жалованье, атаманам по 10 денег в день, есаулам по 8 денег и казакам по 6 денег; « … итого донским атоманом и ясаулом и казаком 1000 человеком на месяц довелось 930 рублёв, а на два месяца на 1000 человек — 1860 рублёв». Деньги на жалованье казакам было приказано взять у боярина Головнина « … из Новые чети 1000 рублёв; ис приказу Большого Дворца 860 рублёв». В Воронеж с государевым жалованьем и грамотой к казакам, был отправлен дворянин Пётр Коротнев с 10 стрельцами.

Опасаясь, что к казакам по пути в Москву присоединяться беглые и «воры», в царской грамоте им запрещалось их принимать к себе: « … а которые беглые боярские холопи и воровские всякие люди, избываючи воровства, учнут приставать по городом и на Москве к вам, к донским атаманом, и казаком, и вы б тех… к себе не принимали».

Так как от воеводы Дашкова, ни каких известий не поступало, царь, 30 июня отправил к нему в Воронеж грамоту. В которой делал князю выговор за его молчание и велел, как только в Воронеж прибудет дворянин Пётр Коротнев с денежной казной, выдать казакам жалованье: « … и вы б у Петра Коротнева нашу денежную казну взял, а взяв нашу казну у Петра тотчас велели донским атаманом и ясаулом принести к себе имянные списки донских казаков, которые пришли на Воронеж коньми и в стругех. Да тотчас списком раздати донским атаманом и ясаулом и казаком наше жалованье денежной корм, которые пришли степью июня с 18 числа». Грамота была отправлена в Воронеж с донским атаманом Ефремом Борисовым и казаком Никитой Адреевым.

В тот же день и с теми же гонцами, царь и патриарх отправили государеву грамоту донским атаманам Ларионом Анисимовым и Фирсу Фёдорову, бывшим с казаками в Воронеже. В ней они извещали казаков о выдаче им государева жалованья. Получив же корм и жалованье, ни должны были идти в Москву вместе с князем Дашковым и подьячим Полуэктовым.

Из работы Александра Фаминова «Пограничный город в периоды крестьянско-казацких восстаний и социальных протестов», нам становится известно о появлении на Дону и рубежах русских украинных городов воровских казаков. В 1632 г. валуйскому воеводе Ивану Степановичу Колтовскому пришла весть: на Северском Донце разбойничья шайка атамана Митьки Берникова, по прозвищу «Недосека», ограбила и разрушила Саввинский монастырь. Воровские казаки убили монахов, по Осколу и Донцу в юртах до смерти «побивали» донецких казаков. Поскольку в обязанности воеводы входили не только контроль за порядком в крепости, но и борьба с различными бандами и воинскими отрядами, им была организована погоня. 60 валуйских стрельцов и казаков во главе с Тарасом Колесниковым настигли разбойничий отряд на Донце, погромили его и привели в крепость захваченных в плен казаков. На допросе главарь шайки Берников признался в содеянном и рассказал о своих сообщниках: « … осколянине Моковейке Смирном, ливенцах Меркушке Щекине, Сеньке, и донецких казаках — Корнюшке Репинском, Ивашке и Ромашке, фамилии которых остались истории неизвестными». Часть из них воровских казаков: Смирной, Ивашка, Ромашка и Сенька, бежавшая на Дон, испытала на себе всю суровость донских законов. Казаки, сведав об их деяниях, попросту повесили воров. Остальные решили скрыться в украинных городах: К. Репинской осел в Оскольском уезде, в селе Голубином, М. Щекин жил в Ливенском и Оскольском уезде «перебегаючи».

Части воровских казаков удалось скрыться, но со временем и их выдавали их бывшие товарищи. Так в 1634 г. группа валуйских станичников (Сафон Бобырев, Помин Дроздов, Щербак Исаев, Макар Худеков) жаловалась на своего бывшего атамана Евсея Ребинина: «…он жа, Ев-сей, еживал на запольныя речки на Донец и на Ойдар с заповедные товары: с медом, и свином, и с порохом, и селитраю, и свинцом к варавским людем. И как, государь, разбивали разбойнки Савинской монастырь и тот Евсевей покупал разбоничнаю козну, образныя оклады, монастырскою козну. И в том деля был тот Евсевей в приводе при Ивану Колтовском. А ныне, государь, те разбойники сидят на Ливнах в тюрьме.

3 июля Михаил Фёдорович и патриарх Филарет отправили на Дон государеву грамоту с атаманом Максимом Наумовым и казаками его станицы. В ней царь не стал обострять отношений с Войском, не смотря на отказ казаков дать крёстное целование, и благодарил их за посылку казаков против польского короля: «А что вы атаманы и казаки, отпустили з Дону на нашу службу против нашего недруга, польского и литовского короля атаманов и казаков конных и стругами, и то вы учинили добре».

Кроме этого, царь и патриарх извещали казаков об отпуске на Дон атамана Наума Васильева и казаков его станицы, а так же сообщали о посылке в Турцию своих послов: « … послати ныне во Царьгород для нашего государственного великого дела к Великому Государю к турскому Мурат салтанову величеству послов наших Офонасья Прончищева да Дьяка Тихона Бормосова, и турсково Мурат салтанова посла Ахмет агу в Царь город отпустили с ними же». При отпуске на Дон атаман Наум Васильев были благосклонно приняты самим царём и были пожалованы « … есьмя своим государьским жалованьем, деньгами и сукнами».

Сообщалось и о посылке на Дон, Войску Донскому жалованья: « … велели послати к вам наше государьское жалованье — деньги и сукна, и зелье, и селитру, и свинец и хлебные запасы вино, сухари крупы, толокно».

Бывшие на царском приёме казаки, во главе с атаманом Васильевым, били царю челом на воевод украинных городов: « … как наперед сего донские атаманы и казаки выхаживали из Дону к Великому Государю в станицах с службою и языки, и их де на Волуйке и на Осколе воеводы задерживали, и подвод не давали, и имали с них поминки — лошади и золотые, а иных били и увечили, и грабежом грабили, и тесноту, и налогу им чинили. И мы, В.Г. и отец наш В. Г. Св. П. Филарет Никитич Московский и всея Русии вас, атаманов и казаков и всё Войско Донское пожаловали, велели про тот воеводский налог и продажу сыскати, и указали есмя послати на Волуйку и на Оскол сыскивати дворянина, а по сыску велим вам свой государев указ учинити».

Однако, не смотря на обещанное жалованье, части казаков не были выданы кормовые деньги, и казаков содержал за свой счёт дьяк Леонтий Полуэктов. Скорее всего, это было связано с тем, что с Дона в Воронеж, с князем Дашковым вышло значительно больше казаков, чем 1000 человек. Впоследствии дьяк Полуэктов бил челом государю о возмещении ущерба: « … и стало мне холопу твоему, на той службе убытку больши трёх сот рублёв».

Кроме того, царь и патриарх просили казаков отпускать с Дона всех желающих идти на их службу против польского короля. Об этих охотниках Войско должно было извещать Москву, а царь за их службу будет жаловать их своим жалованьем.

Так же они призывали казаков жить в мире с азовцами, но извещать их о набегах крымских татар и ногаев: «А будет придут войною на наши украинные городы воинские люди татарове, и вы б, атаманы и казаки нам, В. Г. и отцу нашему, В. Г. Св. П. Филарету Никитичу Московскому и всеа Русии служили, и на тех воинских людей ходили, и на перелазех и на крепких местех над ними промышляли, сколько милосердный Бог помочи подаст, и языков добывали, и полон у них отграмливали, а тех языков к Москве присылали».

Тем временем, 29 июня князь Дашков и подьячий Полуэктов прибыли в Воронеж, откуда отправили в Москву войсковую отписку Михаилу Фёдоровичу. В ней казаки оповещали государя о всех их перипетиях во время своего пребывания на Дону. Кроме всего прочего, они сообщили о том, что часть донских казаков были вынуждены зазимовать в Запорожские Сечи. По словам казаков, этой весной — летом, они должны были выйти в море, для того что бы возвратиться в Войско: « … а которые осталися и будет из Запорог нынешняго лета выдут на море, и оне з Дону о том писали в Азов, что б в Азове от них береглися, потому что они были в Запорогах, да на море выдут не з Дону — из Запорог без их войскового ведома».

Сообщали царские посланцы и о набеге запорожских казаков на верховые городки донских казаков: «А как они шли рекою Доном снизу на Воронеж, и им сказывали на Дону в верхнех городкех на Хопре да на Медведице донские казаки, что до их прихода за неделю приходили на Хопёр и на Медведицу украдом запорожские черкасы… человек, и те казачьи два городка взяли и выграбили, а казаков разоряли, а иных побили».

Летом 1632 г., 100 донских казаков, под командой атамана Павлина ушли в Запорожскую Сечь, соблазнённые возможностью взять большую добычу в совместном, с черкасами морском походе, как это было в прошлом 1631 г. Запорожцы приветствовали приход большой партии опытных бойцов и вышли с ними в море за зипунами. Внезапно появившись у Синопа, важнейшего турецкого порта и центра торговли, казаки взяли его штурмом, захватив огромную добычу и многочисленный полон. После благополучного возвращения в Сечь, 40 казаков вместе с атаманом Павлином, осталось зимовать у запорожцев. 60 же казаков, с добычей и полоном, ушли телегами на Дон. 13 ноября эта партия донцов, обходя владения татар, появилась у Святогорского монастыря. О чём доносил в Москву из Валуек окольничий, князь Семён Прозоровский.

Однако с лета 1632 года, после заключения с азовцами мира, и проводов русского посольства в Турцию, Войско, в целом волю царя не нарушало, отказавшись на время от больших морских походов в Чёрном и Азовском морях. Несколько больших отрядов запорожцев приходили в Войско с предложением идти в совместный набег на татар и турок, но не нашли поддержки у донцов. К ним, на свой страх и риск присоединялись небольшие партии донских казаков по 50 — 100 человек, недовольных бездействием Войска. Войско при этом не препятствовало уходу этих партий.

10 ноября 1632 г. в Москву была доставлена войсковая отписка атамана И. Каторжного. В ней казаки писали, что согласно государева указа, замирились с азовцами и крымцами, прекратили совершать против них походы, и послали своих самых лучших людей под Смоленск. А азовцы же, « … в мирное время советовав с крымскими людьми и ногайцы, поднели с собою в ваши государские украины крымских многих людей, а сами все и до малых робят вышли в ваши государские украины войною в Русь». Они же, писали казаки далее, боясь царского гнева им не противодействуют. Подобный ответ казаков, более походил на завуалированную издёвку над московским правительством.

Тем временем, после ухода с Дона князя Борятинского, сопровождавшего в Москву русское и турецкое посольства, азовским туркам стало известно о покупке князем и другими русскими служилыми и посольскими людьми турецкого ясыря, а так же о присылке на Дон запасов. Это вызвало возмущение, и азовский бей отправил в Москву жалобу на князя Борятинского, нарушившего, по мнению турок, договор о ненападении, между Турцией и Россией. Жалоба была рассмотрена 2 марта 1632 года. Бей писал:

«А ко мне от Государя моево от салтана Муратова величества приходят ежедневные грамоты с крепким заказом про то, чтоб мне воинских людей на ваши государевы украины не посылати. И ныне, Государь, ис твоих государевых украин пришли на Дон с запасы сорок четыре судна, так вашему благочастью буди ведомо, да вы, чеснейший Государь мой, писали ко мне в своём повеленье, что на Дону живут воры казаки, убежав от смертные казни, и вашего де государьского повеления не слушают и живучи на Дону воруют., и на море ходят для своей бездельныя корысти… твой, Государь, воевода (Борятинский) который прислан от твоей государевы стороны, с твоими государевыми людьми, и покаместа Государь, послов принял и у казаков которые воевали Государя нашего городы, и ясрь поимав, привели на Дон, и он при наших глазех ясырь у тех казаков покупив, повёз с собою к Москве. И вам бы, Государю, то видеть неприятно: которые казаки воры ходят на море и воруют государя нашего городы воюют, и ясырь емлют, которые у них тот ясырь емлют, которые у них тот ясырь покупают, и те люди равны с ними ж, и рознить их никак не мочно».

Царь и патриарх, не желая обострять ситуацию, указали боярину Семёну Васильевичу Головину и дьяку Михаилу Данилову расспросить князя Борятинского о происшедшем инциденте: «И ты б сказал правду: сколько ты у донских казаков турсково полону купил и к Москве привёз, и какие сорок стругов з запасы на Дон и ис которых городов пришли?»

Князь Борятинский запираться не стал, так как государева указа запрещающего покупать у казаков ясырь не было. Он заявил, что ясырь покупал не только он, но и послы и другие служилые люди: « … и в те поры в нижних городкех покупали у казаков государевы послы Ондрей Совин и дьяк Михайло Олфимов, и толмачи, и подьячие, и кречатники татарской полон старой. А хто сколько купил, и какой полон, того он не ведает, записывати к ним не приводили».

Князь оправдывался тем, что пять его челядников бежали к донским казакам, часть он послал в Москву, а часть лежали больные. Поэтому он и купил в « … городкех Каргалах старово полону малово лет в 12, взят тому третий год, и по руски тот малой умеет, вдал ево двенадцать рублёв, да вина три ведра, да запасу четыре чети. А купил ему тово малова пронский казак пятидесятник Якушко у знакомца своего у донского казака Ивашка Прончанина за татарчёнка».

После Рождества, по словам Борятинского, к нему приходил от турецкого посла стамбульский архимандрит Анфилофей, с предложением от посла, продать ему турчёнка, взятого казаками в плен у Трапезунда. И он, пообещал продать послу турчёнка за ту же цену, что и купил, как только к нему вернутся его челядники.

Посол Андрей Совин и дьяк Олфимов, на расспросе показали: « … как они шли из Озова Доном, и они на Дону ни каких полоняников не купливали. А купил де на Дону у казаков проехав Маноч ево Михайлов брат Олфимова Кузьма Олфимов малого Магметка Усманова лет в 17 да девку Именейку лет 12, малово за татарчёнка, а девку за черкаску, дал за обеих 40 рублёв. А приезжал к нему брат ево со князем Иваном Борятинским переводчик Алмамет Алышев, сказал: купил он на Дону в городке в Коршаке турсково полону девку Унзюлею Мустофину лет в 14, дал 30 рублёв. А продали ему казаки за старой полон».

Не смотря на то, что на расспросе выяснилось, что весь купленный россиянами ясырь был взят казаками в прошлые годы, царь и патриарх 9 марта указали всех пленников передать турецкому послу, для их дальнейшей отправки в Турцию.

В 1632 году в России с новой силой вспыхнуло народное движение, очень напоминающее казачью вольницу 1608 — 1618 годов. Повстанцы, так называемые «шиши», соединялись в крупные отряды, во главе с выборными атаманами. Они принимали в свои ряды всех желающих. Возглавил движение крестьян и мелкопоместных дворян некто Иван Балаш, отчего всё движение получило название «балашовщина». По мнению историка А. л. Станиславского, во времена Смуты, атаман Балаш командовал одной из казачьих станиц, входивших в армию Болотникова. После поражения последнего, атаман Балаш, по некоторым сведениям ушёл на Дон. Его имя упоминалось в нескольких исторических документах той поры.

Имя Ивана Балаша стало символом и знаменем крестьянско-казацкого движения, развернувшегося в 1632—1634 годах. Отряд Балаша был сформирован не только из смоленских крестьян, но и за счет бежавших из войска Шеина солдат, набранных из «охочих людей», «вольных казаков» или «шишей». Повстанцы именовали себя вольными казаками и заявляли о своей готовности служить государю верой и правдой, обвиняя бояр в «воровстве» и прочих злоупотреблениях.

Первоначально Иван Балаш пытался установить связь с М. Б. Шейным, предлагая ему спою помощь в борьбе с польско-литовскими войсками. Чем закончились переговоры с М. Б. Шейным, точно неизвестно. Под Смоленском в отряде Балаша было 400 крестьян, 200 солдат и казаков. Затем он значительно увеличился за счет присоединившихся «порубежных мужиков» в Кадине, Красном и других селениях. Красный стал центром, откуда балашовцы совершали рейды против польских гарнизонов н Дорогобужский и Рославльский уезды, Стародуб, Гомель, Кричев и другие места.

1633 год

Весной 1633 года противостояние «балашовцы» и царских войск вылилось в кровавые столкновения. Но подавить движение государевым воеводам не удалось, а оно, тем временем, захватывало всё новые и новые волости.

Русская же армия под Смоленском, выполнявшая вспомогательную роль и отвлекавшая на себя часть польско-литовских войск, оказалась теперь в самом центре военных действий и должна была принять на себя главные удары. Произошли перемены и в руководстве Речи Посполитой. Королем после смерти Сигизмунда III стал Владислав, который подготовил силы для похода па Смоленск. Воевода М. Б. Шеин продолжил осаду Смоленска. Но он не получил обещанную ему помощь войсками, вооружением, продуктами питания и обмундированием.

Несмотря на огромные трудности, М. Б. Шепну удалось в двух местах проломить крепостную стену, взорвать одну из крепостных башен, но овладеть городом он так и не смог. Поляки имели всё еще много войск, силу и превосходство в артиллерии. В то же время в войске М. Б. Шеина начала падать дисциплина. Помощь из Москвы не подходила. Дворяне и дети боярские самовольно покидали войска и уезжали в свои уезды, где свирепствовали крымцы и ногаи, которые « … у многих поместьях и вотчины повоевали, и матери, и жены, и дети в полон пойманы».

В январе 1633 г. казачий отряд Балаша соединился в Стародубском уезде с отрядом «комарицких и карачевских 55 мужиков, которые жгут и грабят поместья и вотчины феодалов». Правительство было крайне напугано размахом повстанческого движения и особенно его антифеодальной направленностью. Оно стремилось разложить его изнутри, разъединить его силы, привлечь на свою сторону беглых солдат, казаков и даже крестьян, которым оно обещало дать помилование и вознаграждение, если они уйдут из Стародуба под Смоленск и примут участие в войне против Речи Посполитой. Стародуб в этот период стал главным центром крестьянско-казацкого восстания.

В конце концов, правительству удалось посеять раздор в повстанческом лагере. Разнородность состава участников движения явилась главной причиной раскола балашовского стана. И. Балаш со своими сторонниками ушел из-под Стародуба к Смоленску, но дорогой он был схвачен изменниками, выдан стародубскому воеводе, посажен в тюрьму, где вскоре умер.

Тем временем, избранный войсковым атаманом Иван Каторжный оказался не только опытным военачальником, но и искусным дипломатом. Между Войском и Москвой шла оживлённая дипломатическая переписка, ещё больше их сближавшая.

Кроме этого, атаман Каторжный, узнав о выходе в набег на Россию большого отряда крымцов и ногаев, на реке Быстрой, перехватил его казачьей конницей. В ходе боя казаки частью истребили, частью рассеяли. О чём и было сообщено царю в Москву. Так же атаман Каторжный отписывал о подготовке крымским ханом очередного набега на Россию в следующем году. Легковую станицу с войсковой отпиской возглавил атаман Фёдор Лазарев.

1633 год. 22 февраля в Главном Войске стало известно о том, что вновь взбунтовались против России ногаи Казыева улуса, некогда усмирённые казаками. Вместе с крымскими мурзами они готовили набег на Русские украины. Донцы не остались безучастными к этому известию и решили перехватить степняков, отправив для этого несколько сильных казачьих отрядов, выступивших в поход 25 февраля. Они вскоре настигли крымцов и ногаев на реке Быстрой: «И сошлись мы, холопи ваши, отоманы и козаки, воинских люде Тотар на Крымской стороне на реке на Быстрой на утренней заре… и мы, холопи ваши побили, и языки поимали, а иных многих переранили». Всего казаки взяли в плен 70 татар. После допроса захваченных в плен татар, стало известно о готовящемся большом походе на Русь, весной этого года: «… идут на наши украины многие крымские и ногайские люди, а быти им в украинные наши городы на Святой неделе или напред Святые недели».

Для проверки полученных известий, войсковой атаман отправил несколько казачьих отрядов к ногайским улусам. Вскоре им удалось двух взять языков, подтвердивших известия о готовящемся набеге. И 10 марта в Москву была немедля снаряжена легковая станица во главе с атаманом Фёдором Васильевым (Лазаревским) и есаулом Михаилом Семёновым, везшая войсковую отписку и двух взятых языков. Остальных языков казаки порубили за ненадобностью.

2 марта 1633 г., ещё до отправки легковой станицы атамана Лазаревского, из Главного Войска в верховые городки был отправлен казак Елизар Змеев, с известием о скором выступлении крымских татар на русские украины. Из городка Чир, Змеев, ещё с 6 верховыми казаками прибыл в Воронеж. На расспросе у воронежского воеводы он показал: «Ведомо де у них на Дону учинилось у ясырей, что крымские два царевичи збираются на войну с Крымскими людьми, а хотят де, государь, идти войною под твои государевы украинные городы, по нынешнему зимнему по последнему пути, после масленые недели, в великий пост вскоре».

По словам казака Змеева, бывшие в Главном Войске и окрестных городках казаки « … меж себя в кругу выбрали дву человек атаманов: Богдана Конинского да Алексея Лома, прибрав к себе донских казаков… и тем де атаманом з Донскими казаки идти за ними, и прося у Бога милости, хотят над ними промышлять сколько милосердный Бог помочи подаст». Войско призывало присоединяться к атаманам Канинскому и Лому и казаков верховых городков, для чего собственно и был отправлен Змеев. Кроме этого войсковой посыльщик, от имени Войска, извещал государя и патриарха о приходе на Дон 400 запорожских казаков, во главе с полковником Павлом Енковым. Запорожцы изъявляли желание служить русскому царю и идти вместе с донскими казаками « … за Крымскими царевичи».

Воронежский воевода Матвей Измайлов, оценив значимость этой информации, отправил Елизара Змеева в Москву, вместе со станицей беломестного атамана Петра Брянцова.

В середине марта, легковая станица атамана Лазаревского, загнав многих лошадей, прибыла в Валуйки. Там казаки били челом воеводе Ивану Колтовскому, прося подводы для дальнейшего проезда в Москву. Узнав о готовящемся походе на Русь крымских татар и ногаев, 17 марта воевода, дав казакам лошадей и подводы, отпустил их в Москву.

Государево жалованье Войску Донскому было отправлено вместе с послами, в него входило всего 1000 рублей серебром и 10 поставов сукна доброго, 13 поставов средних сукон, 200 четвертей хлеба, 30 четвертей круп, 30 четвертей толокна, 100 вёдер водки, 60 пудов пороха, 30 пудов свинца. Столь малое жалование объяснялось тем, что русское посольство во главе с дворянином Яковом Дашковым и дьяком Матвеем Сомовым, в этом году не плыло бударами, а шло степью. Вместе с русским посольством в Стамбул было отпущено и турецкое посольство Фомы Кантакузина, а так же два греческих епископа: кипрский — Игнатий, с келарем и служкой, и иеранельский — Анфим (Аноним?), с чёрным дьяконом и служкой.

По пути на Дон, русское и турецкое посольство было атаковано Касаем Ошакаем, шедшим с отрядом азовских турок и ногаев Казыева улуса в набег на русские украины. Стрельцам и городовым казакам удалось отбиться от турок и ногаев, но те отогнали у них часть лошадей: «… и к обозу к послом нашим приступали и шкоту учинили великую, а у ратных наших людей лошади отогнали и отдавали на выкуп, а иных многих и не отдали».

Между тем, тот же князь Касай просил русского подданства. Об этом в Москву сообщил отпиской астраханский воевода Пётр Головин. Он извещал Михаила Фёдоровича о присылке Касаем грамот, в которых говорилось, « … что он с братьею своею, и с детьми, и с племянники, и с улусными людьми, отстав от Крымского царя и учинясь Казыева и Мамаева родства с мурзами не в дружбе, учинились под нашею царскою высокою рукою в холопстве». Вскоре после этого Касай прислал в Астрахань своего сына Нувруза и лучших улусных людей, которые дали шерть на верность русского царя. И воевода от себя послал князю Касаю жалованье. Когда воевода потребовал от ногаев аманатов, те его обманули, вместо знатных мурз прислали « … аманаты худые, которым верить не мочно». Судя по всему, Касай просто вводил царя и патриарха в заблуждение.

Тем временем, 23 марта 1633 г. в Главное Войско (Монастырский городок) пришли русское посольство во главе с дворянином Яковом Дашковым и дьяком Сомовым, турецкое посольство во главе с Фомой Кантакузиным, а так же греческие епископы, возвращавшиеся из Москвы в свои епархии: иерапольский епископ Аноим (Анфим) и кипрский — Игнатий, со свитами. Казаки их « … встречали всем Войском, конные, и судовые, и пешие люди марта в 23 день, и из наряду и из ручного ружья стреляли, и их, послов, приняли честно… молебны пели з звоном».

Русские послы передали казакам государеву грамоту, которую тут же зачитали в Кругу. В ней царь призывал донцов встретить и проводить послов в Азов с честью и извещал о присылке им своего жалованья.

28 марта казачья станица атамана Лазаревского прибыла в Москву и вручила дьякам Посольского приказа войсковую отписку. В ней казаки благодарили царя и патриарха за снятие с них опалы и освобождение всех задержанных в России атаманов и казаков. Сообщали, что 22 февраля Войску стало известно « … что Крымские и Озовские и Ногайские многие воинские люди идут в Русь, на ваши государские украинные городы». И оповестили о своих действиях по разгрому ногаев Казыева улуса на реке Быстрой, шедших на русские украины: « … а ходили на все стороны их человек по три ста по четыре ста. И на Быстрой де реке, с сей стороны, наехали они тех Ногайских Татар с пятьсот человек и с ними билися, и их побили многих, и в полон поимали человек с семьдесят».

Кроме этого, по словам Лазаревского, казаки отогнали 700 лошадей. На вопрос дьяка, почему казаки шли не в Воронеж, а в Валуйки, атаман сообщил, что шли они на Валуйки, опасаясь ногаев, крымцов и воровских черкас.

2 апреля Войско отпустило русское и турецкое посольства в Азов, ознаменовав это событие стрельбой из ружей и пушек. К азовскому паше казаки отправили гонцов, с известием о прибытии в Войско русского и турецкого посольств и просили их принять с честью. Однако турецкий паша не встретил послов и не впустил их в город. Послы были приняты в Азове 9 апреля, где они вновь были задержаны вместе с русскими ратными людьми, сопровождавшими посольства. Только 28 апреля послы отплыли на кораблях в Стамбул. После их отплытия паша отпустил стрельцов, вернув им струги.

Известие о готовящемся нашествии степняков, было по достоинству оценено царём и патриархом. 15 апреля 1633 г. на Дон была отправлена похвальная государева грамота: «И мы, великий государь, и отец наш, великий государь, светлейший патриарх Филарет Никитич Московский и всея Руси, вас, атаманов и казаков, за вашу службу, что вы нам служите, над татары, которые ходят на наши украины войною, промышляйте и поиск чините, похваляем и за то вас учнём жаловати нашим государевым жалованьем; и вы б атаманы и казаки, и вперёд нам служили и над татары, которые пойдут в Русь на наши украины войною, промышляти и поиск над ними чинили сколько вам Бог пошлёт». Грамота была отправлена на Дон с легковой станицей атамана Фёдора Лазаревского.

Получив царское позволение чинить над мятежными казыевцами поиск, Войско не преминуло им воспользоваться, напав и погромив улус мурзы Салтан Мурата, кочевавший по реке Её. В ходе боя казаки убили брата Мурзы и многих татар, взяли в плен его семью, а так же ещё 700 человек.

Тем временем, русское посольство, во главе с дворянином Афанасием Прончищевым и дьяком Бормосовым, отправившееся в Турцию ещё в прошлом 1631 г., прибыло в Стамбул весной 1632 г. На переговорах послы заявили туркам, что « … казаки на море не ходили и крымских улусов не громили», с азовцами, они так же жили мирно, а часть из них ушла на войну с недругом султана и государя московского — королём польским. И тут же Прончищев жаловался визирю, на воровство и разбои азовцев, ходивших грабить русские украинные города как сами, так и вместе с крымцами, во время их вторжения в Российские земли.

Переговоры не принесли особых результатов, и посольство уже собиралось покидать Стамбул и возвращаться в Москву, как пришло тревожное известие о выходе в море донских казаков на 25 стругах. Казаки разграбили окрестности Кафы и захватили два турецких торговых корабля с товаром. Отношение к послам резко изменилось, но всё же султан разрешил отплыть ему морем в Азов. Однако судьба сыграла с послами злую шутку, разразившаяся буря, принесла их судно к Синопу, окрестности которого были разорены казаками. Здесь посольство было весьма враждебно встречено. Возмущённые жители, не раз уже разорённого казаками города, с бранью и угрозами пришли на причал, и хотели перебить русское посольство. Так как за 10 дней до этого, донские казаки взяли город Иконию, ограбили и выжгли его: «… людей побили и в плен побрали».

Турки в отчаянии собирались идти в Стамбул с челобитной к султану Мураду, о дальнейшей невозможности жить в этих местах, так как, казаки приходят на них войной каждый год, города приступом берут, сёла и деревни жгут. «А из Москвы послы ходят в Царьград беспрестанно, будто для доброго дела, а ходят они всё для лазутчества, в городах крепости всякие рассматривают и казакам потом рассказывают, а казаки потому и на море ходят».

Кто были эти казаки, сказать трудно, в русских источниках других упоминаний об этом морском походе донских казаков нет. Вполне возможно, как и в прошлый год, донские казаки перешли в Сечь, откуда и совершили морской поход, формально не нарушая указа царя не разорять турецкие города.

3 мая Войско отпустило в Москву сопровождавшего послов воеводу, князя Фёдора Волконского с его ратными людьми и приставом турецкого посла Ивана Можарова. Вместе с ними, Войском, в столицу, была отправлена легковая станица в количестве 16 человек, во главе с атаманом Михаилом Васильевым. Прибыв в Москву, казаки легковой станицы на расспросе у дьяка Ивана Грязева показали, что приняв государево жалование в 1000 руб. серебром, 10 поставов лучших сукон, 13 поставов средних сукон, 200 четвертей хлеба, 30 четвертей круп, 30 четвертей толокна, 100 вёдер водки, 60 пудов пороха, 30 пудов свинца, казаки стали готовиться к походу на ногаев.

В степь были отправлено несколько казачьих отрядов, для разведки мест кочевий ногаев. Вскоре один из таких отрядов из 7 человек, вернулись в Войско, сообщив, что на реке Ее было обнаружено кочевье Калмамет мурзы, брата султана Мурата, который приходился племянником князю Касаю, правителю Казыева улуса. Казаки тотчас напали на него, перебив несколько десятков степняков и взяв в плен 30 человек родственников мурзы: его мать, сына, дочерей и сестёр и ещё 700 ногаев обоего пола. В ходе побоища Калмамет Мурза был убит.

В своей грамоте царь благодарил казаков за их службы и сообщал, что ряд мурз Казыева улуса дали шерть на верность Москве и прислали знатных аманатов (мурзы Касай Исламов, Алей Ураков, Бей Мамаев, Алли Гуват Азаматов). Далее царь жаловался на прошлогодний набег крымских татар и ногаев, взявших в России большой полон: «… и продавали дешёвою ценой (пленников), выбирая молодых, имали за них, за человека по чаше проса, а старых секли, что купити их было некому».

А также писал о большом походе на непокорных ногаев Казыева улуса, двадцатитысячного войска верных России Больших Нагаев, едисанских и юртовских татар. Государевы грамоты, с призывом идти войной на Казыев улус, были отправлены так же калмыцким тайшам, черкесским князьям и терским казакам. Кроме того, на мятежных ногаев царь велел: «Послать на Казыев улус войною воевод наших князя Василья Туренина и князя Петра Волконского, с ратными людьми.

Сообщал царь и об отпуске турецкого посла Фомы Кантакузина и русского посольства, во главе с посланником Яковом Дашковым и дьяком Сомовым. Из Валуек до Азова, посольства, по приказу царя, шли степью, минуя неспокойный и бурлящий страстями Дон.

В двух днях пути от Валуек посольский караван был атакован разбойной шайкой Казыевых ногаев: «… и с ними бились по один день, и отошли от них послы наши насилу с великим убытком». Впрочем, казаки об этом давно знали из рассказов самих посланников. Поэтому Михаил Фёдорович призывал донских казаков идти на помощь ратным людям князя Василия Туренина, и князя Петра Волконского, вышедших в поход на ногаев Казыева улуса. Всего в поход вышло 9800 человек. Из них 8250 союзных России ногаев, юртовых и едисанских татар во главе с мурзой Янмаметом, 685 конных астраханских стрельцов, 570 служилых людей из поволжских городов и 350 черкесов. Войска князя Волконского своими действиями, кроме всего прочего, должны были отвлечь на себя внимание сына крымского хана Мубарек Гирея, вторгнувшегося в Российские приделы в разгар Смоленской войны, и осложнивший положение воеводы Шеина.

Кроме того, в прикубанские степи царём было велено идти стрелецким полкам из Казани и Астрахани, союзным татарам, а также терским и гребенским казакам. Михаил Фёдорович обещал Войску, за его помощь в разгроме ногаев, государево жалованье: «… смотря по службе и радению», « … а которые из вас атаманов и казаки останутся на Дону во всех городкех за казыевым походом, и вы б, будучи на Дону, нам служили и нашим делом промышляли, проведали б есте накрепко про крымского царя и царевичей, про всех крымских воинских людей». В случае если Войску Донскому станут известны замыслы крымцов, царь велел казакам извещать о том Москву, А самим перехватывать их на сакмах, перелазах и перевозах «… чтоб вам службою своею и раденьем крымского царя и его воинских людей походу и войне помешка учинить».

Тем временем в Москве, от возвратившихся с Дона служилых людей, стало известно о разгроме донскими казаками улуса коварного Калмамет мурзы. И Михаил Фёдорович, с патриархом Филаретом благодарили их в своей грамоте от 13 июля: « … за встречу и проводы царских послов прекращение набегов на Крымцов и Азовцев и за разбитие Татар Казыевского улуса, нападавших на украинные города, и с увещеванием продолжить свою службу».

В грамоте царь запрещал казакам громить турецкие города и крымские улусы: « … Турского городов и мест не воевали, а людей не побивали, и убытков им ни каких не чинили». В случае если азовцы пойдут войной на русские украины, донцам предписывалось сообщать об этом азовскому паше (!), чтобы он « … Азовским людем заказ учинил крепкой, чтоб они на наши украины войной не ходили, и наших украинных городов и уездов не воевали». Но этот запрет не распространялся на татар Казыева улуса, столь досаждавшим Москве. Царь призывал казаков громить казыевцев и дальше.

Царь и патриарх сообщали, что рассмотрели войсковые челобитные, поданные казаками по поводу задержанных в Москве атаманов и казаков, и « … велети атамана Ивана Исаева, да казаков дву человек Микитку Кашеренина да Ивашку Михайлова Серпухов Итина… велели того атамана Ивана Исаева да казака Митку Кашеренина из приставы освободить и к вам на Дон отпустить… с вашими же донскими казаками которые приезжали к нам от вас с татарскими языки, с атаманом Фёдором Лазаревским с товарищи, а третий казак Ивашка Серпуховитин из приставы утёк».

Далее царь призывал казаков с честью встретить русских посланников: дворянина Афанасия Прончищева и дьяка Тихона Бормосова, по возвращении их из Царьграда. А так же призывали донцов, в случае похода на русские украины крымского хана, промышлять над крымцами на сакмах, бродах и перелазах.

Таким образом, Москва убедилась в пагубности конфронтации с Доном, и уже сама настаивала на «промысле» над крымцами. Задержанная по велению царя зимовая станица, как уже говорилось выше, была освобождена и призвана в Москву, чтобы «… видеть царские очи и принять благословение патриарха». Казакам выдали жалованье и подарки, и послали на службу с боярами и воеводами под Смоленск. Наум Васильев. Наум Васильев же, с царский жалованьем Войску, и милостивой грамотой, был отправлен на Дон 15 апреля 1633 года.

Казаки торжественно встретили их в Монастырском городке залпами из ружей и пушек, а так же колокольным звоном. Они с удовлетворением заслушали государеву грамоту, в которой Михаил Фёдорович уведомлял донцов, что все бывшие в заточении и задержанные атаманы и казаки, освобождены, видели «наши государские очи» и получили патриаршее благословение», «… пожалованы государевым жалованьем и посланы на службу под Смоленск». Там уже 400 донских казаков, под командой атамана Ивана Теслева, храбро сражались при штурме этого города. За отличие в боях под Смоленском и беспримерную храбрость, царю были представлены 90 донских и яицких казаков. Царь по достоинству оценил их «службы», наградив их деньгами и одарив подарками.

Но вскоре, как уже говорилось выше, из-за бездарного командования воевод М. Б. Шеина и А. В. Измайлова, в их полках начались волнения. Незадолго до этого, царь принял решение не тратить силы государства на подавление движения «балашовцев», а принять их на службу и отправить под Смоленск. Теперь же, после ряда поражений, крестьянская вольница атамана Балаша, присоединившиеся к ней служилые люди с русских украинных городов и казаки, вышли из повиновения воевод, заявив, что будут самостоятельно вести боевые действия против поляков. Крестьянско-казачья вольница, действуя партизанскими методами, с успехом громила польско-литовские отряды и разоряла имения польских магнатов и шляхты. Под горячую их руку зачастую попадали и имения верных Москве дворян, что вызвало поток жалоб царю.

Однако вскоре после вторжения в русские приделы Мубарек Гирея, «балашовцы» и казаки решили бросить государеву службу и идти в свои города и городки, разоряемые крымцами. Опасаясь, что волнения перекинутся на российские земли, воеводы окружили часть «балашовцев» и разоружили их. Атаман Балаш был впоследствии казнён, несколько человек зачинщиков биты кнутами, а остальные были частью отпущены домой, частью отправлены в войска.

Однако большинству «балашовцев» (около 6000 человек), удалось уйти к южным русским украинам под предводительством атаманов Ивана Теслева и Анисима Чернопруда. Часть из них осталась в районе города Алексина, а около 3000 ушло на Дон или осев в украинных крепостях и казачьих городках. Воеводы украинных городов, всегда испытывавшие нехватку ратных людей, в большинстве своём, закрыли на это глаза.

Но всё это было ещё впереди, а пока царь благодарил донцов за сдерживание крымских татар и ногаев, и призывал их идти на Куму, в помощь царским войскам, для усмирения Казыева улуса.

Вскоре после этого, казаки, мстя азовцам за свои прежние обиды, и разрешение данное пашой ногаям Казыева улуса кочевать вблизи города, приступили к Азову, где между Каланчой и Мёртвым Донцом погромили кочевников, взяв большую добычу и полон. Находившийся в это время по государеву делу в Азове, толмач Михаил Дьяков, впоследствии сообщил: «Казаки, при нём, Михайле, из нижних городков ходили под Азов, на Казыевцов, которые хотели кочевать промеж Донца и Каланчой, и тех казыевцев погромили, многих побили, а живых взяли всякого человека человек с 200, да лошадей 150, да коров с 2000; и с Азовом да они размирились для того, что они казыевцом повелели кочевать подле Азова».

9 августа 1633 года в Войско пришла грамота от царского стольника Петра Волконского, с распоряжением к атаманам и казакам, выступать на соединение с полками русских воевод в Можарском городище. Получив её, казаки в Кругу, решили отправить на помощь русским ратям 300 казаков и 200 союзных им татар, под командой атамана Ивана Каторжного. Оставшиеся в Войске казаки должны были внимательно следить за передвижением крымцов и ногаев по сакмам и на перевозах, и не допускать крымских татар на ногайскую сторону, а ногаев на крымскую.

После недолгих сборов, атаман Каторжный выступил 15 августа 1633г. на соединение с русскими воеводами. 21 августа донцы столкнулись с казыевыми ногаями: Отманай мурзой, Сарым мурзой, Мамай мурзой, Казыем мурзой, Исламом, Исмаилом, Оллатом и Шаимом мурзами и их улусными людьми: «… и тех казыевских татар побили, а мурзы сами ушли, а жён их и детей в полон поимали, а всего полону взяли тысячи с две и больши». Здесь следует сказать, что стоимость одного пленника составляла от 10 до 40 рублей. На допросе пленники показали, что шли они под Азов, желая переправиться на крымскую сторону.

Казачий полк И. Каторжного не успел к назначенному сроку подойти к Можарскому городищу (16 августа). 20 августа российские войска обрушились в урочище Алата-Талача на улусы казыевских татар. После чего в течение 4 дней они преследовали и громили ногаев, двигаясь к черноморскому побережью. Захватив большую добычу, пленников, и освободив множество русских невольников, князь Волконский и Янмамет мурза повернули коней, желая сохранить захваченную добычу. 27 августа на реке Челбаш Малые ногаи попытались отбить свой скот и пленников, но были разгромлены. Вскоре сода подошёл атаман И. Каторжный с 300 казаками и 200 донскими татарами, отгромившие у Янмамет мурзы весь отбитый им русский полон, 2000 казыевских ногаев и большие стада скота.

29 августа в стан воеводы Волконского прибыл казак Якушка Назаров, с известием о подходе донцов и союзных им татар, а так же о разгроме на Челбашских вершинах мурз Кейкувата и Янмамета, шедших в Астрахань. Казаки сообщали, что донцам удалось захватить 1500 пленников и 2000 коней, стада овец, и освободили множество русских невольников. Это вызвало неудовольствие князя.

Захватив такую богатую добычу, казаки, сойдясь в Круг, решили не идти на соединение с царскими воеводами, а возвращаться на Дон, чтобы не утратить захваченное в бою. Однако тут выяснилось, что разгромленные ногаи оказались так называемыми «мирными», и входившими в состав Больших ногаев. Номинально они подчинялись Москве, но не упускали возможности захватить русских пленников и отогнать стада скота. Уцелевшие от разгрома и истребления ногайские мурзы во главе с Янмаметом, жаловались русским воеводам и били челом царю, тогда как они ходили с воеводой Петром Волконским на Казыев улус: «Казыев улус погромили и татарской многой ясырь поимали, и русский полон отгромили». Правда мурзы скромно умолчали о том, что часть русского полона они не отдали воеводам, а увели с собой, заявив Волконскому, что боятся мести своих врагов, мурз Гинбаевых, Урамаметовых, и князя Каная, «мирные татары» пошли впереди русских воевод к Манычу.

Получив это известие, князь Волконский так же жаловался царю на разгром союзных нагаев и татар. Донские же казаки, на расспросах в Москве, опровергали их обвинения, говоря, что громили казыевских ногаев, бежавших от русских войск к Азову. Намекая дьякам, что, быть может сам Янмамет отпустил их, «норовя» ногаям.

В своей войсковой отписке, отправленной в Москву, казаки писали, что они, вместе с донскими татарами, перехватили на реке Челбаш ногаев Казыева улуса: «Ходили мы государь на Крымскую степь и под шляхами лежали, сошлись с ногайскими людьми на реке Кундрючьи в вершинах, и был у нас с ними бой. Божею милостию и твоим счастьем, тех татар побили и русский полон отгромили; потом дошла до нас весть, что азовские и ногайские люди пошли на Русь, и мы, переговоря меж собою, пошли за ними и на реке Быстрой, одних побили, других живых побрали. Через несколько дней пришли из разных улусов Большого Нагая чёрные люди и хотели Дон перелезть пол Азовом, на Большом перевозе, на Крымскую сторону, а мы пошли за ними судами и в ночь тех татар порубили тысячи полторы и больши, жён и детей в полон побрали, всего полону 1300 человек. Спустя мало времени, ходили мы в Ногайскую степь войском и пожгли ногайских улусов, на Чубуре, дворов тысячи две и больши, взяли полону жён и детей 800 человек, приводили их в юрты свои и тех порубили. Потом известно нам стало, что ногайцы пришли на взморье, на Очаковскую косу (на восточном берегу Азовского моря) и хотели перелезть в Крым, мы пошли против них, тех татар порубили и полону взяли 1000 человек. Когда же с тем полоном подходили к Кагальнику, то тут вышли азовские люди всем городом и пушками; мы дрались с ними целый день, но они нам ничего не могли сделать. Затем дошёл до нас слух, что турецкий царь приказал всем своим ратным людям вместе с крымцами, азовцами и ногайцами идти войною морем и сухим путём на Дон, наши казачьи городки разорить. Мы, переговорив меж собою, пошли стругами в море остерегать, чтобы турецкие каторги не прошли. Не выходя в Чёрное море, мы в Гирле (Керченском проливе) стояли шесть недель и затем воротились на Дон».

Действия русских войск и казаков не на шутку встревожили азовцев и Крымцов. Царевич Мубарек Гирей, опустошавший русские украины на не восстановленной ещё Засечной черте, узнав о разгроме улусов казыевских ногаев, повернув коней, устремился назад к Крыму.

В начале сентября 1633г. в Азов из Стамбула прибыло русское посольство дворянина Афанасия Прончищева и дьяка Тихона Бормосова, а так же турецкое посольство во главе с Алей агой. Узнав об их приезде, Войско Донское заключило с азовцами, по обычаю, мир и приняло 6 сентября послов. «И пришед де в Нижней казачей городок, для Турского посла учинили стрельбу и стреляли из всего большого наряду и из мелкого ружья».

Через несколько дней, после их прибытия, Войско отправило в Москву двух гонцов: казаков Елизара Ильина и Ивана Седерова, с отпиской о прибытии к ним русского и турецкого посольств.

Однако, по некоторым обстоятельствам, русское и турецкое посольства, были отпущены в Москву 18 сентября 1633 г. Им были выданы 12 стругов, купленных Войском, и выделено для охраны 104 казака, гребцы и кормщики. В Воронеж с известием об отпуске послов, была отправлена легковая станица атамана Макара Степанова и есаула Ивана Меркулова, в количестве 20 человек.

8 ноября посольства прибыли в Воронеж, где казакам, по какой-то причине, не был выдан «подённый корм». 18 ноября они прибыли в Москву, в сопровождении 103 казаков двух станиц: атаманов Богдана Афанасьева и Алексея Фёдорова. На расспросе в Посольском приказе, атаман Старой рассказал, что казаки плыли в Воронеж 8 недель. По дороге, в городке Голубом, посольства и сопровождавшие их казаки, сидели в осаде, так как пришедшие на Дон воровские запорожцы хотели ограбить послов.

1634 год

Зимой этого года к Волге прикочевала калмыцкая Орда, ведомая Дайчин тайшой, нанёсшая поражение Большим Ногаями. Это заставило как Больших, так и Малых ногаев, бросить свои старые кочевья и откочевать в степи между Волгой и Доном. Откуда воинственные ногаи стали совершать бесчисленные набеги на русские украины, разоряя их чуть ли не больше чем крымцы в своих походах 1632 — 1633 г.

Не смотря на отчаянное противодействие Войска Донского, ногаями так же удалось переправиться через Дон, и территориально соединиться с Крымским ханством. Это поставило Россию в критическое положение, так как последствия от этой перегруппировки степняков, могли оказаться самыми тягостными, как и 16 веке, во время Ливонской войны. Это заставило царя и московское правительство начать спешное восстановление Большой засечной черты, пришедшей в упадок и разгромленной во времена Смуты.

Узнав о прошлогоднем разгроме казаками мирных ногаев и не явку к месту сбора с русскими войсками, Михаил Фёдорович, в своей грамоте от 28 февраля, следующего 1634 года, укорял Войско Донское за опоздание к месту сбора войск и разгром союзных Москве мурз Больших Нагаев: «Кайкуват Янмамет мурза с братьею и детьми, и с племянники нам, великому государю, били челом и преслали челобитную». Царь велел всю добычу, взятую казаками у Больших Нагаев, отправить по описи в Астрахань, а «… русский полон отослать в украинные городы к Москве». Так же царь велел Войску, отправить в Москву роспись, кто из казаков и куда был послан по государевым делам. Запрещал он и морские походы к берегам Турции. Но как мы увидим впоследствии, донские казаки вновь проигнорировали это требование. Эта грамота была отправлена на Дон с русскими послами в Турцию, дворянином Иваном Коробьиным и дьяком Сергеем Матвеевым. Послы, по обычаю везли на Дон государево жалование.

В январе-феврале 1634 г., московским правительством была предпринята очередная попытка взять под контроль многочисленные ватаги «балашовцев» — вольных казаков, среди которых можно было встретить и верховых донских казаков. В Москву были приглашены их представители для переговоров. «Балашовцев» принимали не только думные дьяки, но и сам царь. Их призывали опомниться и вновь верно служить государю в войне с поляками. Но переговоры и посулы не помогали, атаманы и казаки, опасались вероломства, и действовать под руководством царских воевод отказались.

Однако вскоре массовое движение «балашовцев», встревожило не только царя и бояр, но и мелкопоместных дворян и детей боярских, принимавших в нём непосредственное участие или сочувствующих им ранее. С разрастанием движения, они всё больше и больше стали притесняться. Стряпчий Иван Бутурлин доносил в Москву: «И они (дворяне) сетуют, что от них люди уходят к казакам «… поимав лошеди… А казаки де в их поместьях и вотчинах и жон их и детей позорят и поместья разоряют… И чают от тех воров тамошних городов служивые люди большого дурна».

К марту 1634 г. в станицах «балашовцев» насчитывалось 8000 человек. Казаки требовали от царя расправы над воеводами и боярами, считая их главными виновниками Смоленского поражения. Подобные настроения царили и в русских городах. Царь, чтобы усмирить страсти, велел казнить за «измену» воеводу Шеина, Артемия Измайлова и его сына Василия. После этой расправы, часть повстанцев разошлась по домам, часть влилась в царские полки, а самые непримиримые были усмирены силой. Примечательно, что особых репрессий к «балашовцам» применено не было. Практически все они были разосланы по украинным городам на службу. Так старший сын казнённого Ивана Балаша и один из самых активных его сподвижников, был отправлен на службу в «Понизовые города». Впрочем, многие из сосланных на службу, «сошли на Дон», где пополнили ряды Войска Донского.

Весной 1634 года в Азов из Стамбула, прибыли подьячий Леонтий Лазаревский и толмач Афанасий Кучумов, отправленные в Москву русским послом в Турции Яковом Дашковым. Турки передали россиян казакам, которые, не мешкая отправили их в Москву. Для их сопровождения была выделена легковая станица атамана Ивана Тимофеева, в количестве 13 человек.

Позднее на Дон прибыл второй гонец, отправленный русским послом из Стамбула, Алексей Дашков. Для его сопровождения Войско выделило легковую станицу атамана Дениса Григорьева, в количестве 11 человек. Вместе с гонцом, в Москву были отправлены: переводчик Анисим Судоков и турецкий гонец Резепа Булатов.

В апреле в Войске стало известно о том, что ряд мурз Казыева улуса вновь кочуют по реке Её и на взморье. Казаки скрытно выдвинулись к местам кочевий и атаковали расположившийся на взморье улус мурзы Иштрека: «… улус взяли и улусных людей побили без остатка, а ясырю молодого взяли 400 человек, а сам Иштрек мурза в те поры не был, а был в ином улусе». Кроме этого донцы захватили 6000 овец, 5000 лошадей и 100 верблюдов.

Узнав о разгроме ногаев Казыева улуса, столь досаждавшего набегами России, Михаил Фёдорович, 23 августа 1634 года, отправил на Дон, атаманам и казакам, похвальную грамоту. В ней он призывал казаков и впредь громить ногаев Казыева улуса. В конце грамоты, царь сообщал донцам, что казаки легковой станицы атамана Ивана Тимофеева « … пожалованы нашим царским жалованьем не скудно» и отпущены из Москвы на Дон.

Тем временем Михаил Фёдорович отправил в Турцию ещё одно посольство, во главе с дворянином Коробьиным и дьяком Матвеевым. Кроме всего прочего, послы везли с собой на Дон жалованье казаками государеву грамоту.

Весной 1634 г. русское посольство прибыло в Монастырский городок, где передало жалованье по описи Войску Донскому. В этом году было прислано: «2000 руб. серебром, 10 поставов сукна настрафилю доброго, 13 поставов сукон средних, да запасов 200 четвертей сухарей, 30 четьи круп, 30 четьи толокна, 100 вёдер вина, 60 пуд. зелья, 30 пуд. свинцу».

В своей грамоте к Войску, царь требовал от казаков с честью встретить турецкого посла Алея, русское посольство, и всю сопровождавшую его свиту: митрополита, старцев и греков, и не нарушать заключенного с азовцами и крымцами мира.

Той же весной 1634 г. в Монастырский городок вновь пришло несколько сотен запорожцев. Явившись в Круг, они призвали донцов идти на Каспий, за зипунами. Многие донские казаки откликнулись на их призыв. Снарядив струги, казачья вольница двинулась вверх по Дону, к Переволоке, где переволокшись на Волгу, устремилась в Каспийское море. Соединившись по дороге ещё с несколькими сотнями яицких казаков, донцы и запорожцы, огнём и мечом прошлись по владениям персидского шаха, погромив по пути несколько торговых караванов: «… и воевали под Дербенью (Дербент) и под Низовою, под Бакою (Баку), и Гилянскую землю, и на Хвалынском море погромили многие бусы со многим товаром». Высланные шахом против них персидские войска и флот, казаки разбили и рассеяли. Отягощённые богатой добычей и толпами ясыря, они вернулись на Дон, где продавали дорогие персидские товары по самой дешёвой цене.

Не смотря на то, что казаки совершили морской поход вопреки воле царя, он сослужил донским казакам и России добрую службу. И не только потому, что ими была взята богатая добыча, но и потому, что об этом узнал турецкий посол Ахмет ага, ехавший через Дон в Москву. Турция в это время вела тяжёлую войну с Персией, и опустошительный поход казаков был султану Мураду как нельзя кстати. Однако вскоре отношения между Войском Донским и турками, вновь обострились. В то время когда первая партия запорожцев и донских казаков, опустошали побережье Каспия, под Азовом появилась другая партия запорожских черкас, на 30 чайках (около 2000 человек) и приступила к городу: « … после успенья Пресвятой Богородицы, приходили под Азов запорожские черкасы в 30 стругах, а сколько людей, того подлинно не ведомо, а с ними де были и пушечки и к Азову приступали и азовцы черкас на приступах побили». А стояли черкасы под Азовом четыре дни, да к черкасом же де пристали воры донские казаки, утаясь от Войска, человек со 100». Разорив посад и разрушив часть стены, запорожцы были вынуждены уйти в море. Вместе с ними ушли и ослушавшиеся Войско 100 донцов, очевидно опасавшихся расправы за ослушания воли Круга.

Азовцы, понеся большой урон от запорожских казаков, решили, что их приход к Азову был согласован с Войском Донским, и потому совершили ответный набег на казачьи городки. 1500 азовцев и ногаев Казыева улуса, решивших поквитаться с казаками за своё поражение, приступали к городкам: Нижнему, Черкасскому и Манычскому, пользуясь тем, что казачья конница ушла в Прикубанские степи, громить ногаев Казыева улуса. Взять городки азовцы не сумели, но отогнали 2000 голов скота и порубили 30 казаков, после чего отошли к Азову. Возвратившиеся из похода казаки, возмущённые вероломством азовцев, решили им отомстить. Одна партия донцов — их судовая рать, устремилась на стругах к турецким берегам, где кровавым смерчем пронеслась по прибрежным селениям Анатолии. Казакам удалось захватить несколько торговых кораблей турок, после чего они, благополучно ускользнув от турецкого флота, вернулись на Дон.

В это время войсковой атаман Иван Каторжный, с сухопутным казачьим войском, приступил к Азову и начал его осаду. Донцы, установив пушки, начали обстрел города и весьма удачно, сделав несколько проломов в его стенах. Но турки сумели отбиться, так как в решительную минуту у казаков закончился порох. Разгромив кочевавших в близи Азова ногаев, донцы возвратились в Главное Войско, ожидая по обычаю мировщиков с турецкой стороны. Однако турки, обозлённые потерями, были настроены решительно, и желали во, чтобы то не стало отомстить, и мировщиков не выслали.

Ошибочный или преднамеренный разгром атаманом Каторжным одного из улусов Большого Нагая — союзника России, так же подтолкнул ногаев к разрыву с Москвой. Ногаи, возмущённые действиями казаков, и подстрекаемые мурзами Казыева улуса и людьми крымского хана, решили отложиться от Москвы и перекочевать к Азову, а затем, переправившись через Дон, уйти на кочёвку в Крымские степи. Султан Мурад, извещённый об этом, велел крымскому хану встретиться с отложившимися от России мурзами и подтолкнуть их к войне с Москвой.

Исполняя волю султана, отправил на переговоры с ногаями калгу Джанибек Гирея. Тот был с почётом встречен мурзами, которые после недолгих переговоров дали крымскому хану шерть (клятву) на верность и обещали перейти со всеми своими людьми на правую сторону Дона, а оттуда в Крым. В доказательство своей верности и полного разрыва с Москвой, мурзы выдали хану прибывшего к ним в этом 1634 г. с царской грамотой дворянина Желябужского и 100 стрельцов его сопровождавших. Кроме этого хан получил в дар несколько десятков отборных скакунов и несколько дорогих панцирей.

Тем временем ногаи, откочевавшие от Волги, и вышедшие из российского подданства, ещё с весны разоряли большими и малыми партиями русские украины. Казаки, узнав об этой измене ногаев и их «воровстве», предупреждая намерения неприятелей, отправили в степи, на броды и перевозы свои заставы, для наблюдения за ногаями, крымцами и азовцами и их перехвата. Так 30 июля 1634 г. один из казачьих отрядов ушёл «на крымскую степь, под шляхами лежати, и сошлись государь, с ногайскими людьми по сию сторону Северного Донца, в Кундрючьих вершинах». В ходе жестокого боя казаки разгромили отряд ногаев возвращавшихся после набега на русские украины: «… татар побили и полон отгромили». Всего казаки освободили 92 русских пленников. Захваченных в плен 72 татар донцы привели в казачьи юрты, где по приговору Круга порубили.

Участие донских и яицких казаков, в отражении ногайских набегов, продолжилось и осенью. Так 5 октября они входили в ертаул (передовой) отряд князя Волконского, принявший на себя главный удар ногаев, и начавший отступать. Лишь подход к месту боя основных русских сил, позволил россиянам и казакам разгромить ногаев мурзы Казыя, освободить 52 русских невольников и взять в плен двух неприятелей.

Бывшие в Москве легковые станицы атаманов Дениса Григорьева и Ивана Тимофеева, были отпущены царём на Дон 23 августа. Михаил Фёдорович велел воронежскому воеводе Максиму Языкову незамедлительно дать казакам суда, для их отплытия на Дон. Вместе с донцами ехал и толмачь Фёдор Ехтин. Особо царь требовал от воеводы недопущения отъезда с казаками беглых людей: « … а того б еси велел смотреть накрепко, чтоб с ними лишних людей ни кого не было; и боярских бы холопей к себе не принимали».

6 сентября Войско получило известие о походе на Русь азовских и ногайских людей, общим числом «… с 200 (2000?) и больши»: «… потом дошла до нас весть, что азовские и ногайские люди пошли на Русь, и мы, холопи твои, переговоря меж собою, чтоб тебе, государю, послужить, пошли за ними; и сошли, государь, на тех татар, на реке Быстрой, одних порубили, других живых побрали». Изрубив и рассеяв неприятелей, казаки захватили 22 человека в плен, которые позже были казнены по приговору Войска.

В том же сентябре, по словам казаков, многие «чёрные люди» Большого Нагая, собрались для переправы через Дон у большого перевоза, лежащего ниже Азова. Узнав об этом, Войско ходило стругами к этому перевозу, и погромило собравшихся там неприятелей. Всего донцы вырубили 1500 татар, взяв в плен 1300 их жён и детей.

Тем временем, русское посольство, отбывшее из Войска в Турцию, прибыли в Стамбул, где послы Коробьин и Матвеев были благосклонно встречены главным визирем и диваном. Однако известия, полученные вскоре из Азова, резко изменили их отношение к россиянам. Вызвав к себе послов, визирь стал выговаривать им за бесчинства и разбои донских казаков, и их непрекращающиеся опустошительные набеги на прибрежные селения Турции. Этим летом, говорил визирь, казаки, не смотря на запрет царя, вновь грабили на суше и на море. На это послы отвечали визирю, что государь, Михаил Фёдорович, с донскими казаками сам справиться не может: «Государь послал к ним воеводу Карамышева, которому велено учинить им наказание, за то, что они вопреки государеву указу ходили на Чёрное море, но воры воеводу убили до смерти, пусть султаново величество велит послать на этих воров своих ратных людей, а государь наш, за них не станет». Особо возразить туркам против этих доводов было не чего.

2 ноября 1634 г., в день отплытия русского посольства на родину, верховный визирь вновь выговаривал им, пеняя на то, что донские и запорожские казаки в очередной раз приступали к Азову, стреляли по городу из пушек, во многих местах стены проломили, и едва его не взяли. На это Коробьин невозмутимо ответил: «Не первый раз донские казаки без государева ведома, а азовцы, без султанова ведома между собою ссорятся и мирятся».

На обратном пути шторм пригнал их корабль к Крымскому побережью, где он зашёл в гавань Балаклавы. Узнав о прибытии в Балаклаву русских послов, кафинский паша Ибрагим прибыл туда с сильным отрядом янычар, и забрал их в Кафу, вымещая на них свою злобу на беспрестанные набеги донских и запорожских казаков: « … и называли их не послами — ворами, а говорили: ходите де к султану Мурату оманом, а донских де казаков водите за собою войною». Над послами всячески измывались, морили голодом и унижали их. Им с большим трудом удалось откупиться от кафинского паши десятью сороками соболей.

В Кафе русское посольство пробыло несколько недель, пока туда не прибыл царский толмач Федот Ельчин. Кафинского паши в городе не оказалось, он был в Тамани, куда и вызвал русского переводчика. Прибыв в Тамань, Ельчин сумел убедить пашу Ибрагима отпустить послов в Азов: « … чтоб им в долгом стоянье больших убытков и меж бы нас, великих государей, в том ссоры и их бы послу за то в нашей стороне задержанья не было». Паша Ибрагим велел отпустить русских послов, не мешкая в Азов.

Тем временем царь, обеспокоенный отсутствием известий о посольстве Желябужского, просил Войско Донское «… разведать о сём и войти в сношение с ногайскими мурзами Большого Нагая». Ногаи же стремясь уйти из-под власти Москвы, перекочевали из астраханских степей на Кубань, ища удобного случая уйти в Крым. Узнав об этом, Москва велела казакам отправить к ногаями своих представителей и уговорить степняков вернуться на свои прежние кочевья. В случае, если ногаи откажутся, то громить их как врагов отечества. Войско отправило к ногайским мурзам несколько легковых станиц с увещеваниями. Но ногаи не желали слушать увещевания казаков и отпускали их легковые станицы без ответа. Мало того, решившие отложиться от России мурзы, стали посылать свои многочисленные отряды для грабежей российских украин и неоднократно пытались переправиться через Дон.

Известие о судьбе Желябужского и посланных вместе с ним 100 стрельцов, привёз в Москву царский толмач Федот Ельчин, вернувшийся из Турции через Дон. Идя с кафинским пашой степью в Азов, « … и на Кубе де слух ему дошёл, что Крымский царь стоить с Крымскими людьми на Кубе, а Нагаи де, которые откочевали с Астрахани, кочуют ныне на Кубе ж, а посланник же наш Тимофей Желябужский, который послан к ним от нас с нашими грамоты, у них, у Ногай».

Ельчин, проявив недюжинный талант дипломата, сумел убедить кафинского пашу Ибрагима, отпустить его в ногайские улусы для вестей, дав ему провожатых. Паша согласился и вскоре Ельчин прибыл к ногаям, где встретился со Степаном Кутариновым и прочими боярскими детьми и стрельцами, сопровождавшими Дворянина Желябужского из Астрахани. На расспросе они рассказали, что ногаи отправили царского посланника к крымскому хану. А их собираются послать в « … Темрюк, меж Томаны и Азова, на Морскую губу». По их словам астраханские ногаи перешли в подданство крымского хана, и он повелел им кочевать « … за Кубою, для того, чтоб они назад к Астрахани не пошли».

25 декабря 1634 г. Войско Донское совершило большой конный поход на улусы Большого и Малого Нагая, расположившиеся в районе урочища Чубур: «Ходили мы в Ногайскую степь войском и пожгли ногайских улусов на Чубуре, дворов тысячи с две и больши… а твоим государским щастием и те улусы взяли, а татар порубили, а жон и детей в полон поимали». Нагаи защищая свои семьи, рубились отчаянно, в плен было взято всего 153 человека, зарубленных впоследствии в Главном Войске, по приговору Круга. Жён и детей было взято в плен более 800 человек. Казаки освободили из неволи многих русских пленников и отправили их в Москву.

1635 год

В феврале этого года часть улусов Большого и Малого Нагая, вновь пытались уйти в Крым. Но наученные горьким опытом, они не решились переправляться через Дон, опасаясь казаков, «… а хотели лезть с Очаковской косы за море в Крым». Однако казаки, от языков узнали о намерении ногаев, и совершив скрытно марш, внезапно обрушились на запертых на косе степняков. Оказавшись в ловушке ногаи отчаянно сопротивлялись, но были сломлены и частью истреблены: «… пошли мы Войском на Очаковскую косу, и те улусы взяли и татар порубили, а жён и детей в полон поимали, а полону привели 935 человек».

Азовский паша, узнав о разгроме своих союзников, решил перехватить казаков на пути домой. Выведя весь городской гарнизон с артиллерией, он встретил донцов на Кагальнике, где произошло сражение. Не смотря на превосходство в артиллерии, паше не удалось разгромить казаков и отбить у них ногайский полон. Отбившись от азовцев и присоединившихся к ним ногаев, казаки, без особых потерь вернулись в Монастырский городок.

30 марта 1635 г. казаки доносили царю отпиской: на Дон «… прибежали из Ногаю твои государские и астраханские стрельцы, три человека, десятник Яков Иванов с товарищи». Так сообщали донцы о пропавшем посланце в ногайскую Орду, дворянине Тимофее Желябужском и 100 сопровождавших его стрельцах. На расспросе в Войске, стрельцы показали, что в числе 100 человек были отправлены для охраны посланника к Большим Ногаям в астраханские степи. Но ногайские мурзы решили изменить Москве и стать «под руку» крымского хана, а самого Желябужского и стрельцов выдать крымскому владетелю. Сам же Джанибек Гирей, по совам стрельцов, должен был идти с крымскими и ногайскими татарами войной на кызылбашского царя, по повелению турецкого султана, как только приведёт Большие и Малые ногаи в турецкое подданство.

Узнав об этом, атаман И. Каторжный отправил к ногайским улусам казаков за языками. Вскоре в Войско были доставлены два пленника, которые под пыткой показали, что крымский хан Джанибек Гирей за Кубанью. А турецкий султан Мурад, недовольный его борьбой с донскими казаками, велел ему прибыть в Стамбул, якобы для смещения с престола. По слухам, говорили пленники, новым ханом станет Инайет гирей. Царского же посланника Желябужского мурзы выдали хану и дали ему шерть на верность. Основные силы, Больших и Малых Нагаев, по словам пленников, кочуют за Кубанью, опасаясь нападения казаков.

Султан Мурад 4, обеспокоенный активностью и успехами донских казаков, не мог оказать Азову существенной помощи из метрополии, так как все силы империи были направлены на войну с Персией. Поэтому он велел кафинскому паше усилить гарнизон Азова отборными янычарами из Кафы. В свою очередь азовские турки, желая сдержать казаков от нападения, распустили слух о скором приходе на Дон большой турецкой армии, а также крымцов и ногаев. Вскоре эти слухи дошли до Войска, которое предприняло определённые меры предосторожности, и донесло об этом отпиской в Москву: «… дошёл до нас слух, что турецкий царь приказал всем своим ратным людям, вместе с крымцами, азовцами и ногайцами идти войною, морем и сухим путём на Дон, наши казачьи городки разорить. Мы, переговорив меж собою, пошли стругами в море остерегать, чтобы турецкие каторги не прошли.

20 апреля 1635 г. Донцы, воспользовавшись размирьем с азовцами и желая отомстить туркам за прошлогодний набег на городки Нижний, Черкасский и Манычский, собравшись в Круг, решили идти в море на поиск, пошарпать крымские и турецкие берега. Атаман Каторжный не стал сдерживать мстительного порыва казаков: «Апреля в 20 день с Дону атаманы и казаки пошли на Чёрное море, тридцать четыре струги, а атаман, с ними Алексей Лом, да с ним запорожский полковник Сулим с запорожскими черкасы, да к ним же де на море пригребло тридцать стругов черкас; а ещё де их из Запорог двадцать стругов на море, и с донским войском сошлись вместе, и быть им под Керчью приступати, а с моря идучи назад, промышлять им под Азовом».

Первой добычей казаков стали 4 турецких купеческих корабля с товарами. Разграбив их, они устремились к Керчи и два дня приступали к городу, разорили и сожгли несколько татарских улусов между Керчью и Кафой. Не желая более класть свои головы, штурмуя керченские укрепления, казаки сняли осаду города, и прошлись огнём и мечом по побережью. Турецкие гарнизоны в Крыму были значительно ослаблены отправкой части своих войск в Азов и не могли оказать донцам и запорожцам достойного отпора. Отряды татарского ополчения бежали прочь, столкнувшись с бешеной яростью казачества. У Карасу-Базара казаки вновь высадились, напав на прибрежное селение, захватив в плен 30 татар. На полуострове вновь началась паника, но казачий флот, резко изменив курс, ушёл к берегам Румелии и Анатолии, где продолжил погромы турецких селений. Турецкий султан, бросил против казаков свой флот, но те ускользнули от неприятеля и устремились к берегам Кавказа. Там они взяли приступом и сожгли турецкий город Коюн (Гонию), убив пашу и истребив гарнизон. Взяв колоссальную добычу казаки, избежав встречи с шедшим за ними по пятам турецким флотом, вернулись домой.

Тем временем в Азове распространился слух о том, что возвращающийся казачий флот приступит к Азову, а в самом Войске идёт усиленная подготовка к штурму города. Это вызвало у горожан тревогу и обеспокоенность, переросшую в панику. Часть азовских жителей, на ком не было казачьей крови, вышла из города и просила убежище на Дону, не желая подвергать себя и своих близких всем ужасам осады и ярости осаждавших. Однако осада и штурм Азова в 1635 г., так и не начались, из-за нехватки бойцов для такого предприятия, а так же недостатка боевых припасов: свинца, пороха и ядер. Так же казаки остерегались раньше времени гневить царя, нарушая его повеление. В своей отписке Михаилу Фёдоровичу, донские казаки писали: «Если бы государь повелел взять нам Азов — говорили казаки — то бы не лилась кровь христианская, православные не изнемогали бы у бусурман в рабстве и не трудно бы тогда было покорить самый Крым и Нагаи; хотя бы не более двух тысяч человек прибавил нам из украинных городов только для виду, мы Азов город давно бы взяли»

Прибывший тем временем в Азов кафинский паша с отрядом янычар, соединившись с ногаями, стали тревожить казаками своими набегами. 20 апреля 1635 г. их большой отряд переправился на Казачий остров: «… и нам холопям твоим учинили шкоту великую, лошадей с 500 с острова согнали». Ободрённый удачным набегом на донцов, паша 24 апреля вновь послал янычар и ногаев на Казачий остров, взять языков и угнать оставшихся лошадей.

Но казаки ожидали нападения и усилили свои заставы на Казачьем острове, сосредоточив их в местах вероятной высадки неприятеля. Как только азовцы и ногаи «… на остров влезли, а наш, государь, караул взял, и милостию Божиею, а твоим государским счастием тех крымских и азовских людей, человек со 100 порубили без остатка». В плен было взято 31 «человека из числа кафинцев и азовцев, приходивших на Монастырский… и тех людей, приветчи к Войску… всех порубили без остатку». Ведь по древнему казачьему обычаю, всех пленников, захваченных с оружием в руках на острове или в черте городка, донцы на окуп не отдавали, казня их без жалости: «… тем людем спуску не бывает, и на окуп не даём, которых на острову поимаем».

В апреле 1635 г. Михаил Фёдорович извещал валуйского воеводу Исака Байкова, об отправке им на Дон воронежского дворянина Григория Щеголеватого, вёзшего на Дон государевы грамоты. Воеводе было велено дать гонцу проводника, « … который бы на Дон дорогу знал достаточно», дав ему 10 рублей жалованья и лошадь для поездки.

Кроме этого, на Дон были отправлены ещё два гонца с грамотами: Ануфрий Кожухов, как и Щеголеватый, ехал степью, через Валуйки, а Василий Струков — Доном, через Воронеж. Михаил Фёдорович извещал Войско Донское об отпуске из Москвы турецкого посла Муслы аги и призывал донцов « … проведовать» его послов: дворянина Ивана Коробьина и дьяка Сергея Матвеева, а так же о дворянине Желябужском, посланном из Астрахани с отрядом стрельцов в ногайские кочевья.

Турецкое посольство Муслы аги было отправлено на Дон, в сопровождении пристава дворянина Богдана Дубровского. Дубровскому, кроме всего прочего было поручено доставить Войску государево жалованье и передать его по описи.

Прибыв в Войско, Дубровский передал казакам государеву грамоту, в которой царь велел замириться с азовскими турками и с честью принять турецкого посла, отпущенного из Москвы: « … чтоб вы на море не ходили, и судов не громили, и к султановым городам и к сёлам войною не ходили, и людей не побивали, и в полон не имали, и с Азовом бы помирились». Царь призывал казаков отслеживать передвижения мятежных ногаев: «А будет Нагаи за Кубу перешели и хотят идти за Дон на Крымскую степь, и вам бы, атаманом и казаком, нам, великому государю, послужити, над теми Нагаи промышляти всякими мерами, и беречь того накрепко, чтоб их за Кубу за Дон на Крымскую степь не перепустить и на перелазех их промышлять».

По сведениям, доставленным вернувшимся из Турции толмачом Федотом Ельчиным, султан Мурад отпустил из Стамбула российских послов Ивана Коробьина и Семёна Матвеева, но своих послов с ними не отправил. Связано это было, по словам Ельчина с тем, что султан отправился « … на Кызылбашского шаха войною». Впрочем, это были уже устаревшие сведения.

4 мая 1635 года Войско отправило в Москву отписку о своих делах и с известиями о крымцах и ногаях, с легковой станицей Абакума Сафронова с товарищи. Тем временем казаки получили известие о скором подходе к Азову турецкого флота с подкреплениями и боеприпасами. Сойдясь в Круг, казаки решили выйти стругами в море и воспрепятствовать высадке янычар. В своей отписке государю, они извещали его о своём намерении ожидать турецкий флот в донском гирле, таясь от неприятеля в камышах, чтобы турки «шкоты ни какой не учинили». Вину же за размирье с азовцами, донцы возлагали на запорожцев, без их ведома приходивших на Азов, и немногих своих собратий, у которых турки угнали коней, а также на самих азовцев, не пожелавших с ними впоследствии замириться.

В результате успешных действий донских и запорожских казаков, отношения между Стамбулом и Москвой заметно обострились. Турки и крымцы требовали от Михаила Фёдоровича унять или истребить казаков, в противном случае они сами истребят их. Российская сторона не возражала против этого, зная, какая трудная задача встанет перед османами. Кафинский паша, обозлённый потерями лучших янычар, призывал хана к совместному походу против Войска Донского. Тревожные вести приходили и из турецкой столицы. Прибывшие в Москву посланцы Стамбульского патриарха, предупреждали царя о крайне враждебном отношении к нему султана Мурада 4, и советовали ему, не присылать своих послов в Турцию. В этой ситуации Москва была вынуждена лавировать между Сциллой и Харибдой мусульманских держав и Войском Донским. А это было нелёгкой задачей.

Так как казаки весьма успешно сдерживали на южных рубежах России турок, татар и ногаев, царь на этот раз, не только удержался от выговоров и упрёкам донцам, но и отправил им жалованье, благодарственную грамоту и второе государево знамя, за их «службу ратную». Окольничему, князю Григорию Волконскому, ехавшему в Валуйки для встречи турецкого посла, Алея, а в последствии и русским послам Льву Карпову и дьяку Мохову был дан наказ: на все упрёки посла Алея, говорить «… что на Дону живут воры холопи беглые, убежав от смертные казни, без государева повеления… и государь бы с Дону казаков однолично велел свести и тем бы турскому султану и крымскому царю нелюбья не оказывал». А так же: «Ведомо вам самим, что воры донские казаки, от Московского государства поудалены и живут кочевым обычаем, переезжая по рекам, а не городовым житьём».

Исполняя государево повеление, князь Волконский и дьяк Венедикт Мохов, в беседах с турецким послом, обвиняли донцов в воровстве и ослушании царю. Так же они говорили Алею о подстрекательстве запорожцев со стороны польского короля и магнатов, идти к донским казакам и совместно громить Турцию и Крым. На вопрос же турецкого посла и впоследствии и великого визиря: почему же тогда Михаил Фёдорович шлёт казакам на Дон своё жалование, запасы и государево знамя. На это князь Волконский и Карпов с Моховым, по обычаю отвечали, что деньги и запасы отправлены Войску Донскому для скорейшего заключения с Азовом, и свободного пропуска турецкого посольства, без его ограбления и бесчестья, как на пути в Москву, так и обратно. По поводу знамени, россияне говорили так: «… а знамени к ним государь не посылал ни коли, то некто сказывал на ссору».

Крымскому же хану, Михаил Фёдорович писал: «Хотя бы вы их (казаков) и всех побили, нам стоять за них не за что». То же было и в прошлом 1634 году, когда царь отвечал хану на его жалобы о казачьих разбоях, через послов Бориса Дворянинова и подьячего Непейщина: «…только будет нам донские казаки непослушны, управица нам с ними будет николи, потому, непослушны, потому, что мы ныне с литовскими войну ведём, и нам бы к вам, брату нашему о том отписать, и вы для нашего слова на донских казаков пойдёте со своей стороны, а нам бы послать на них со своей стороны, и чаете, что их на том месте не будет; — и мы к вам брату нашему, о том, какие они люди и какое от них делается воровство, наперёд сего писали и неоднова, а хотя б вы их всех побили, и нам стоять за них незачто».

Донских казаков такое двойственное отношение к ним Москвы крайне раздражало, хотя, по большому счёту, донцы были виноваты в некоторой степени и сами. Поэтому негодование донского историка Евграфа Савельева, в контексте донских событий выглядит слишком эмоционально: «Так унижала грозное казачество и так порочило честное имя казака перед соседними государствами изворотливая и лживая Москва, из своих политических соображений и выгод, и в то же время запугивало Дон то опалой, то анафемой, а потом разыгрывала роль всепрощающей матери, роль старшей руководительницы, льстила ему, посылая жалованье, просила: «вы бы нам послужили».

Впрочем, зная состояние Российского государства, едва оправившегося от Смуты, окружённого сильнейшими государствами, воевавшего с Польшей и потерпевшей поражение под Смоленском, оставшегося без боеспособной армии, то отчасти можно понять царя и боярскую думу, стремящихся, во чтобы-то ни стало, избежать новой войны и бедствий с ним связанных.

Турецкий султан Мурад 4 и крымский хан Джанибек Гирей, поверившие было заверениям русского царя, унять казаков, вскоре разочаровались. Донские казаки продолжали громить и грабить побережья Турции и Крыма. Для их сдерживания, а впоследствии, и уничтожения, султан послал в Азов дополнительные войска, инженеров и рабочих — усилить городские укрепления. Хан Джанибек Гирей получил повеление собрать подвластных ему татар и ногаев, и идти на Дон, громить вместе с азовцами казачьи городки. Известий о том, чем закончился этот поход и был ли он на самом деле, у нас нет. По всей видимости, войска мусульманских владык ни чего серьёзного не совершили.

Летом 1635 года часть донских казаков, вновь ударилось в «воровство». Буйная вольница во главе с Янко Губарём переволоклась на Волгу, где занялась грабежом купеческих судов и разорением рыбных учугов. Спустившись в Каспийское море, казаки продолжили грабежи и разбой. Это вызвало крайнее неудовольствие воевод поволжских городов. Против донцов были высланы стругами стрельцы, которые встретились с ними в низовьях Волги и нанесли им поражение, взяв в плен 6 человек. Однако большинству казаков удалось уйти в дельту Волги, где они рассчитывали затеряться среди бесчисленных островов и камышовых зарослей. Но здесь донцы были перехвачены вторым отрядом стрельцов и наголову разбиты. 21 человек, во главе с атаманом Губарём попали в плен, но не казнены, а высланы в Сибирь, где многие из них были повёрстаны в служилые люди. 6 ранее взятых казаков были отправлены в Красноярск и повёрстаны в пашенных крестьян.

Так же летом и осенью 1635 г., донские казаки неоднократно громили улусы отложившихся от Москвы ногаев. О чём не раз сообщали в своих отписках в Москву. Так осенью казакам стало известно о переправе на Крымскую сторону Малых ногаев. Войско попыталось предотвратить эту переправу, истребив и взяв в плен часть татар, однако их основная масса смогла переправиться.

1636 год

Михаил Фёдорович, извещённый о не однократных погромах ногаев казаками, решил, что пришло время для переговоров с мятежными мурзами. Для этого он отправил на Дон дворянина Фёдора Алябьева с большими полномочиями и милостивыми грамотами к Большим и Малым Ногаям, а так же к донским казакам. В Главное Войско царский посланник прибыл 10 января 1636 г., где вручил войсковому атаману Ивану Каторжному похвальную грамоту, зачитанную в Кругу.

16 января, по воле Круга, из Войска, в ногайские улусы были посланы Василий Струков и толмач Василий Лазарев. Они должны были передать мурзам государеву грамоту и войсковую отписку, и потребовать от них выдачи Войску за себя и своих людей аманатов (заложников). Мурза Большого Нагая Кейкуват Енмамет, встретил посланцев Войска с почётом. Видя пагубность для нагаев разрыва отношений с Москвой, и страдая от опустошительных казачьих набегов, он решил пойти на переговоры с Москвой и Войском Донским.

28 января Кейкуват Енмамет отправляет в Главное Войско одного из своих приближённых, мурзу Ешпулата с грамотой. Вместе с ним на Дон возвращается войсковой толмач И. Лазарев и посланный Войском к ногаями татарин Байтерак. В своей грамоте мурза Енмамет писал о готовности ногаев дать Москве шерть на верность, заключить с Войском мирный договор и перекочевать к Дону, так как к Астрахани мурзы возвращаться не хотели. Ведь их пустующие кочевья заняли пришедшие из-за Волги, многочисленные и воинственны калмыки: «В Астрахани де ныне калмыки, а кочуют де по наших кочевьях и мочеках».

Для обсуждения договора с ногаями, атаманом Каторжным был созван Круг: «… у атаманов молодцов, у всего великого Войска Донского, был Круг съезжей, и в Кругу договорились атаманы молодцы: велели атаману Ивану Каторжному ото всего Войска Донского руку дать до мирного договора во всём. Ногаям от имени Войска предлагалось прикочевать к Дону, где жить с казаками в мире и «шкоты» не чинить, «коней и животины не отгонять», а также не умышлять разбоев. Атаман Каторжный со стороны Войска и мурза Ешпулат, со стороны Больших Нагаев, дали согласие на заключение мирного договора. Они клятвенно гарантировали безопасность всех мурз, которые приедут для заключения договора в Окупной Яр. Атаман Каторжный предупредил ногайского посланника, чтобы мурзы, за два дня до выезда в Окупной Яр, выслали в Войско гонцов, для извещения об этом, так как «атаманы молодцы в одном месте не живут». На раздумья степнякам была дана неделя. Для сопровождения, мурзе Ешпулату, Войско выделило двух казаков-татар: Байтерека и Такуда. В случае если предложенный Войском мир, Ногайскую Орду не устроил бы, их должны были отпустить с вестью об этом, вместе с посланником Василием Струковым и бывшими с ним казаков-татар.

Однако многие мурзы и рядовые ногаи не хотели переходить в подданство Москвы и встреча, назначенная на 7 февраля 1636 г. в Окупном Яру, не состоялась. Ногайские мурзы не явились, прислав от себя в гонца с вестью, что им в назначенный срок не поспеть «… потому, что де не в одном месте мы кочуем». Был назначен второй срок, но ногаи вновь не приехали, подстрекаемые азовцами и крымцами. Видя это, атаман Каторжный послал в ногайские улусы «добрых татар», с требованием немедленно съезжаться в Окупной Яр, и обвинениями в неверности данному слову заключить мир. На это мурзы ответили, что им нужно посоветоваться с азовцами и крымцами, чьи посланники беспрерывно появлялись в их кочевьях. Подобный ответ вызвал крайнее недовольство казаков, решительно потребовавших от мурз незамедлительно прибыть на переговоры. Грозя в противном случае войной.

Видя, что оттягивать переговоры далее нельзя, Кейкуват Енмамет отпустил на Дон Струкова с известием, что через 3 дня, то есть 12 февраля, все ногайские мурзы прибудут в Окупной Яр. На этот раз мурза Енмамет не обманул и прибыл в назначенное место с Бей мурзой и 1000 всадников. Вскоре туда же прибыл и русский посланник Алябьев с атаманом Каторжным и прочими атаманами и казаками. Они так же приехали в Окупной Яр под охраной бывших в Главном Войске казаков, так как было получено известие о желании части мурз захватить московского посланника, а казаков перебить. В результате взаимной подозрительности, обе стороны вели переговоры имея по 20 вооружённых всадников, съезжавшихся меж двух войск.

На первой встрече Алябьев потребовал от ногаев, как подданных русского царя, сойти с коней и выслушать государеву грамоту с непокрытыми головами. Мурзы, после недолгих колебаний спешились. После прочтения грамоты, Алябьев потребовал от ногаев в качестве гарантий верности слову, знатных заложников-аманатов. Предложив со стороны России себя, Василия Струкова, Ивана Лазарева и других россиян. Однако мурзы отказались дать аманатов, но заверили казаков и русского посланника, что ни какой «шкоты чинить не будут»; о чём били по рукам с двумя казаками по выбору Войска. Кроме того, ногаи, прежде чем заключить договор, просили им дать государеву грамоту на 10 дней, для прочтения её в улусах.

Но прошло 20 дней, а ответа от ногаев так и не было. Алябьев настоятельно советовал войсковому атаману отправить под ногайские улусы, кочевавшие по Чубуру и Ее, казаков для захвата языков. Каторжный согласился на это предложение и вскоре казаки захватили двух ногаев, показавших на расспросе, что государева грамота в улусах, но нагаи не желают исполнять волю царя, идти в астраханские степи. Мало того, многие из мурз увели своих воинов в набег на русские украины: к Рязани и Шацку. Мурза Алей Казыева улуса и часть ногаев Малого Нагая, ушли к Азову, где собирались переправляться на крымскую сторону.

Узнав об этом, атаман Каторжный, собрав казаков, он пошёл вслед за ушедшими ногаями, и начавшими уже переправляться через Дон. Но те уже переправились через Дон, ниже Азова, где у казаков не было застав. Переправившись на крымскую сторону, степняки пошли в набег на русские украинные города: «… и наши, государь, донские атаманы и казаки пошли сокмами, и сошли, государь, их, не доходя украинных городов, в трёх местах погромили, татар побили и лошадей у них отогнали». Оставшихся в живых ногаев, казаки рассеяли, и погнали в сторону Дона.

Тем временем другой татарский чумбул, возвращавшийся с полоном из набега на Россию, и был замечен казачьими дозорами. Донцы, сойдясь из нескольких городков, устремились за ними по зимнему шляху и «шли украдом» 10 дней, ожидая удобного случая «… и сошли, государь, их к Крыму за Молочными Водами, и стали на них бить; и милостию Божиею, а твоим государским щастьем, тех татар многих побили и начального агу Багильдю и многих татар живых взяли, и русский полон весь отгромили».

Крымский хан отправил за Перекоп нуреддина Сайдет Гирея, для встречи и сопровождения ногаев в Крым. И тот, « … вышед с крымскими людьми, стоял в Перекопи полтретьи недели и привёл в Крым жить тестя своего казыевского Алея князя Уракова и брата его Дивея и иных многих мурз со всеми их улусы и перевёз их совсем и рассажал их по деревням врозь по пяти человек на деревню. А сказывают де, перешло их в Крым жить всякого человека тысяч с 12». Но такой оборот событий вызвал недовольство ногаев, так как они были рассеяны по всему Крыму, и лишились при этом части своего скота: «А животину многую у них разволокли». Ещё 400 ногаев ушли в улусы князя Кантемира.

Пленников и русских полоняников казаки привели на Дон, откуда всех россиян, пожелавших того, отправили бударами на родину. Ага Багильдя на расспросе показал, что вышли они на Русь из Малого Нагая осенью и всю зиму разбойничали на дорогах в русских украинах. В феврале же они, с большой добычей пошли в Крым, к мурзе Алею Уракову, перешедшему туда в прошлом 1635 году. Об этом и всех прочих своих делах, Войско сообщило в Москву двумя отписками, отправленными с легковыми станицами, во главе с атаманами: Полуэктом Савельевым и Анисимом Никифоровым.

Станица атамана Полуэктова и есаула Иванова, на пути в Москву, подверглась нападению татар: «А как ехали мы степью, и на дороге, в Гундоровском юрту, нашли на нас Азовские Татаровя, и мы, холопи твои, сидели от них, а осаде, отабарилися коньми на степи, сидели мы от них в осаде два дни».

В ходе боя семь казачьих лошадей были убиты и три ранены, « … и они от ран на степи померли: да з голоду у нас же, холопей твоих, померли два коня на степи». Лишившись коней, казаки три дня шли пешком по степи: « … брели мы, холопи твои до Валуйки пеши трои сутки дённо и ношно, не пивали и не едали ни чего, опричь снегу». Впоследствии, по прибытии в Москву, казаки били государю челом, о возмещении убытков.

Легковую станицу атамана Анисима Никифорова, татары пытались перехватить дважды: « … нас на дороге громили Татаровя дважды, и сидели мы, холопи твои, от Татар в осаде два дни, … а товарища нашего вожа, которова нам дали Войском, Фетьку Иванова, убили до смерти. Да на том же бою семь коней у нас отгромили, а два коня у н ас убили, да коня у нас ранили».

16 февраля 1636 г. Михаил Фёдорович и Освящённый собор, официально утвердили прославление донского атамана Ермака и его товарищей, присоединивших в прошлом веке сибирский край к России. Тем самым, это событие приобрело государственный статус, а Ермак стал национальным героем. Царь велел своим указом сибирским воеводам, разыскать всех оставшихся в живых сподвижников Ермака, если таковые имеются, и расспросить во всех подробностях о покорении ими Сибири, и написать подробную летопись.

Весной 1636 года в Стамбул прибыл царский толмач Афанасий Буколов, привезший турецкому султану государеву грамоту, передав её Фоме Кантакузину. На приёме у верховного визиря Буколов был вынужден выслушивать его упрёки и обвинения: « … только б де Великий государь ваш, его царское величество, хотел быть з Государем их с Мурат салтановым величеством в братцкой дружбе и любви, и он бы де Великий Государь велел унять донских казаков, а донские де казаки на море ходят, и городы, и сёла воюют беспрестанно». Выслушав это, Буколов отвечал, что ему « … и самому ведомо, что донские казаки воры и царского величества повеленья ни в чём не слушают».

Буколов был задержан в Стамбуле до сентября. Турки выделили ему вопреки посольскому обычаю на «прокорм» всего 18 ефимков и ему приходилось довольствоваться за свои деньги. Не смотря на все просьбы толмача об его отпуске на родину, великий визирь задерживал его отъезд. В сентябре донские и запорожские казаки совершили морской поход к берегам Турции, разграбив турецкие селения в дне пути от Стамбула. Туркам удалось захватить 6 казаков в плен и их привезли в столицу, где визирь, представив их Буколову, поносил его последними словами: « … и в то ж де время привели во Царьгород языков донских казаков и запорожских черкас 6 человек, а вяли их на Чорном море от Царягорода за днище. И его Офонасья (Буколова) визирь имал к себе и воровство донских казаков ему вычитал, и его лаял, и называл безверником». Как впоследствии заявил на расспросе Буколов: « … его де Офонасья держали в Царьгороде в неволю». Кроме этого, визирь упрекал Буколова в том, что « … Государь де ваш с польским королём помирился, не обослався с Марат салтаном».

В Москву Буколов был отпущен 28 сентября вместе с посланником султана Фомой Кантакузиным, который получил это назначение, дав взятку визирю. Судя по всему, столь частые поездки Фомы Кантакузина в Москву в качестве посла и посланника, были связаны не столько с доверием султана и визиря к греку, сколько торговыми интересами купеческого дома Кантакузиных.

Из расспросных речей толмача Буколова, мы узнаём: «Да с Томой де ж пошли из Царягорода для торговли греченя торговые люди, брат его родной Юрьи, да племянник, да 2 шурина, да 3 кума, да людей его два человека, да торговых же людей, имян им не упомнит, 10 человек, и всего 20 человек».

Для того, что бы визирь отправил его в Москву с грамотами султана, Фома Кантакузин принёс ему в дар соболью шубу ценой в 900 ефимков. Но визирь счёл эту шубу не достойной себя и не взял её, « … и они принесли другую шубу соболью ценою в 1200 ефимков да 6 сороков соболей». Кроме этого взятки получили казначей визиря, в виде шубы из лапок соболей, ценой в 90 рублей, и дворецкий, в виде 3 сороков соболей. Это подношение визирь счёл достаточным и только тогда разрешил Кантакузину везти в Москву письма султана. Хотя, первоначально, письма должен был везти сам Буколов.

В Россию Буколов и греки во главе с Кантакузиным отплыли в Россию кораблём, « … на Синоп, да на Кафу, да на Керчь, а ис Керчи в Азов». Прибывая во все эти города, Фома Кантакузин заявлял, что он является посланником султана, везущим его письма русскому царю, Афанасия же Буколова, грек на берег не выпускал, боясь, что откроется правда. Однако кафинский паша, очевидно был в курсе проделок Кантакузина, и приказал ему возвращаться назад в Стамбул: « … а велел было ево воротить назад во Царьгород, и говорил ему, что он будет для торговли, а пролыгаетца послом. А Мурат салтанову де величеству, и без него было в поспех послать мочно, и называл де Тому баламутом».

Кантакузин ссылался на то, что на его корабле якобы плывёт русский посол, вместе с которым он едет в Москву. Паша велел досмотреть корабль, но даже после обнаружения Буколова не хотел отпускать его в Керчь. Тогда Кантакузин собрал со своих родственников 500 золотых и преподнёс их паше. Только после этого паша разрешил ему отплыть.

В Азов Буколов и греческие купцы прибыли 25 ноября, за Филиппова заговенья. На этом же корабле в Азов прибыл капычей (один из телохранителей султана) с грамотой для азовского бея, так же привезший жалованье мурзам Большого Нагая, перешедшим на крымскую сторону. Оно состояло из 24 вышитых золотом кафтанов. Кроме этого, для пополнения Азовского арсенала, на случай очередного приступа казаков: «Да в Азов для осадного времени прислано 5 медных пушек полковых, и мелкое ружьё, и зелье, и свинец, а сколько мелково ружья, и зелья, и свинцу порознь — того не ведает. И на ногайских мурз х которым турской салтан кафтаны прислал под Азовом не заехали, и те кафтаны отдали азовскому бею».

Кантакузин потребовал от азовского бея отправить в Москву гонца с известием о приезде в Азов турецкого посла и русского посланника. Буколов хотел ехать вместе с гонцом, но грек не отпустил его. Но тут выяснилось, что Кантакузин приехал не в качестве посла турецкого султана: «И азовский бей и приказные люди на него шумели, и говорили ему, что он называется послом обманом, и едет к Государю на ссору, а Марат салтанову де величеству, мочно было послать к Государю в послех и опричь его, и за то хотели его убить. Но как в случае и с кафинским пашой, хитроумному греку удалось откупиться от азовского бея и чиновников.

Весной этого года, казаки, сойдясь в Круг, решили ещё раз приступить к турецкой твердыне Азову, представлявшему более чем реальную угрозу Войску Донскому. Но подобный поход требовал от казаков тщательной подготовки и создания больших запасов продовольствия, пороха, свинца и ядер.

Летом 1636 г. казаки, дав дворянину Алябьеву, ведшему переговоры с ногаями, сопровождавших казаков и суда, отпустили Доном в Воронеж. Вместе с Алябьевым в Россию были отправлены и русские полоняники: « … которые отбиты у Татар, детей боярских и всяких людей, Дмитрея Орлова с товарыщи, 12 человек». В связи с тем, что несколько казаков сопровождавших дворянина Алябьева, в дороге занемогли, и на Дону появились шайки воровских запорожцев, атаман Иван Фёдоров в Есауловом городке взял ещё двух казаков: Алексея Дронова и Торговова Панкрвтьева.

Одновременно с его отбытием, Войско отправило в Москву легковую станицу атамана Неустроя Фёдорова с отпиской. В ней донцы сообщали Михаилу Фёдоровичу, что согласно его повелению: « … к Нагайским мурзам посылали многижда и на съезд с Фёдором Олябьевым к Нагайским мурзам ездили, ево, Фёдора, от Нагайских мурз берегли, и отпустили ево, Фёдора, к Москве Доном рекою, и проводить ево послали». Кроме того казаки, в своей отписке, доносили государю о погромах всех тех ногаев, которые « … ходють под государевы украины войною».

Так же Войско продолжило подготовку к большому походу на Азов. Однако ресурсов Войска Донского катастрофически не хватало. Положение осложняло и то, что в 1636 г. Михаил Фёдорович не прислал на Дон своего государева жалованья продовольствием и боевыми припасами. Так что казакам приходилось рассчитывать только на свои силы и средства.

10 августа из Москвы, в Главное Войско возвратилась легковая станица атамана Анисима Обуха, привезшая государеву грамоту. В ней Михаил Фёдорович призывал казаков « … на их Тотарских сакмах лежать и поиск над ними чинить», в случае если нагаи и крымцы пойдут « … на государевы украинные городы войною».

Казакам пришлась по душе такая государева грамота, и в своей отписке царю они писали: «И мы, государь, с тово числа пошли по розным местом на Крымскую сторону, на степь и на перелазы, и по их Тотарским сокмам конные и пешие по розным местам лежать».

Между тем, среди ногайских мурз, начались распри и междоусобицы. Мурзы Малого Нагая, Бий Урамаметов, Адил Арасланов и Кучук Урамаметов, видя пагубность конфронтации с Москвой и донскими казаками, решили откочевать к Астрахани. Но мурзы Большого Нагая, Янмамет Тинмаметов и Окин Бет, узнав об этом, напали на улусы «отступников»; «Большого Ногаю Янмамет мурза Тинмаметев, да Окинбет мурза з братьями и з детьми и з племянники и з своими улусными людьми Бей мурзу Урмометева, да Одиль мурзу Орсланова, да Кучук Мурзу Урмометева з братьеми и з детьми и з племянники всех переграбили, и Одиль мурзу у них до смерти зарезали ножем, и чёрных мужиков многих у них посекли а жён мурзиных и детей и чёрных мужиков жён и детей, улусы их о всеми животинами к себе заворотили».

Уцелевшие нагаи ушли к Азову и 10 сентября 1636 г. прислали в Войско переговорщиков с предложением мира, и объявили о своей готовности стать подданными России. На расспросе переговорщики рассказали, что междоусобица в их улусах началась потому, что « … наши де Урмометевы мурзы хотели итить под государскую руку под Астрахань на старые кочевья». Против чего выступили « … Анмомет (Янмамет) мурза Тинмаметев, да Окинбет мурза з братьеми» и погромили улусы Урмометевых мурз».

Казаки, сойдясь в Круг, решили заключить мир с мурзами Малого Нагая, и объявили ногайским послам: если они хотят вновь быть в русском подданстве и замириться с казаками, то должны откочевать назад к Астрахани. Для заключения же мира, ногайские мурзы должны прибыть со знатными аманатами. «И сентября, государь, в 18 день Кучук мурза и иные многие мурзы Урмометевы с своими людьми со многими приехали, государь, к нашему Нижнему городку».

Жестоко притесняемые своими единоверцами, мурзы Малого Нагая, заключили с казаками мир, и, желая отомстить за своё бесчестье и ограбление, согласились на совместный с казаками поход против немирных мурз Большого Нагая. Кроме этого, мурзы обязались дать Москве шерть на верность и обещали откочевать к Астрахани. В качестве аманатов, в Войске было оставлено несколько знатных ногаев, в их числе был и сыновья мурзы Кучума, и Бий мурзы Урамаметова. Казаки же, видя крайнюю нужду своих новых союзников, ограбленных соплеменниками, снабдили их продовольствием из своих и без того скудных запасов: «… давали им всякий запас, мёд, вино, и себя в том изубыточили».

Осенью 1636 г. Войско решило совершить поход на мятежные улусы Больших Нагаев, кочевавших у Темрюка. Для этого казачьи полки, общим числом 1400 человек под предводительством И. Каторжного и М. Татаринова, соединились с 5000 (по другим сведениям, с 2000 или 3000) замирившихся ногаев Малого Нагая. Они совершили стремительный бросок к Таманскому полуострову: «По Кубану, в Култуку на речке Кумуре к морю, к Темрюку октября в 5 день и ударили на первые улусы, на Янмамет мурзин Тинмаметова улус, да на Окин Бет мурзин улус и на иные улусы, и в тех улусех, многих татар порубили; а Урамаметевых мурз жён и детей, и чёрных мужиков жён и детей с избами (кибитками) заворотили многих». Множество ногаев попало в плен к казакам. С добычей и ясырём, донцы и союзные им нагаи, двинулись на Дон.

Но вскоре казаки и Малые Нагаи, были настигнуты, Большими Ногаями, получившими подкрепление от темрюцких черкес. Видя подавляющий численный перевес неприятелей, казаки, поставив телеги обоза в круг, сели в осаду. В первом же бою, «чёрные люди» Урамаметевых мурз, забыв про благодарность за освобождение жён и детей, и не желая быть в Российском подданстве, изменили своему слову, и перешли на сторону Больших Нагаев. С верными своему слову мурзами, осталось не более 500 человек всадников.

Однако измена не смутила казаков, и они вступили в бой с превосходящими силами противника. Завязалось кровопролитное сражение, длившееся, практически без перерывов четверо суток. Засев за поставленными в круг кибитками, донцы из пищалей и самопалов отражали атаковавшие их толпы ногаев. Сами атаковали их лавами, заманивали в засады и ловушки, где истребляли десятки и сотни неприятелей.

Потеряв множество всадников и мурзу Кудана Уракова, оставшиеся в живых мурзы, убедились в тщетности всех попыток отгромить захваченный казаками полон. Они упали духом и решили заключить с Войском мир. А так же заявили о признании над ними верховной власти Москвы. И просили атамана Каторжного вернуть им, их жён и детей опасаясь, что казаки вырежут их поголовно: « … а мы де, мурзы Большого Ногаю, все хотим быть под государьскою рукою в холопстве, и вины ему, государю, свои принесём, тока де ясырь наш весь отдадитя нам».

Казаки вновь, великодушно простили ногаев и отпустили часть пленников, позволив им кочевать по рекам Бейсугу, Челбашу и Кагальнику. Не отдав захваченный скот и не выдав Урммаметевых мурз. Однако вскоре нагаи снова изменили данному слову. Крымский хан, Иннает Гирей, узнав о поражении ногаев, отправил из Кафы под Азов, одного из царевичей, с лучшей конницей в 9000 человек, которая переправилась через Дон, и подошла к улусам ногаев. Царевич стал один за другим, слать гонцов, предлагая им крымское подданство и вместе громить казаков. Часть мурз сразу же согласились принять крымское подданство и идти громить казачьи городки.

О появлении калги Хусам Гирея, очень скоро стало известно в Войске: « … идёть Крымский царевич с ратными людьми со многими и с огненным боем с Еньчени (янычарами), а стал не доходя Азова у Сонбека». Видя колебания своих новоявленных союзников, казаки отправили к ним двух казаков татар, с напоминанием о данной ими шерти. Но те решили изменить своему слову и откликнулись на призыв калги.

Казаки, узнав об измене ногаев и их желании вместе с крымцами сбить Войско с куреней, тотчас выступили им на встречу, как сушей, так и стругами по Дону. Неприятели встретились 25 октября 1636 г. у Мёртвого Донца. Союзные казакам Урамаметевы мурзы, так же присоединились к казачьему войску, не смотря на то, что калга призывал их напасть на казаков. Соединённое войско медленно двинулось на встречу крымско-ногайской армии. Казачьи атаманы, как Каторжный, так и Татаринов, не слишком доверяли своим невольным союзникам, помня старинную казачью поговорку: «Замиренный враг, что сломанный лук, ни куда не годится».

И они не ошибались, у Пяти Караулов, нагаи, видя нерешительность казаков, и принимая её за боязнь, сами их атаковали, стремясь подавить численным превосходством и надеясь на поддержку единоверцев. В завязавшемся сражении, все замирённые нагаи, за исключением мурз, чьи родственники находились в заложниках у казаков, перешли на сторону крымцов: « … А оне, государь, Большого Нагою мурзы со своими людьми… и Озовцы с Крымским царевичем сложась за одно, и бились, государь, с нами, холопи твоими, с утра до полудня».

Видя подавляющее численное превосходство неприятелей, казаки сели в струги и стали отходить к своим городкам: « … и бившися, государь, мы с ними, сели в суды да погребли к своим городкам». Но на подходе к Донецкому устью, крымский царевич « … по обе сторону Дону пересед учинил, а хотел, государь, холопей твоих побить».

Однако казакам и на этот раз улыбнулась удача, отчаянным натиском они опрокинули степняков: « … и бились с ними на сухом берегу, и тута, государь, ево царевичевых ратных людей и Ногайских и Азовских людей твоим государьским счастьем побили и переранили». Но вскоре к калге подошло подкрепление и он, усилившись, стал в укреплённом лагере на Темернике, ожидая, когда ногайские улусы переправятся через Дон. Ногайские мурзы и азовские турки стали призывать крымского царевича идти на казачьи городки. Но тот не решился на столь рискованное предприятие, заявив: « … под казачьи де я городки не иду, потому казаком теперь не уметь ничево учинить, воды не замёрзли, а многих людей они побьють».

Казаки же, сев в струги, пробились по Мёртвому Донцу в Дон, и ушли в Главное Войско. Оттуда они разослали гонцов в окрестные городки, за подкреплением.

Собрав свежих бойцов, атаман Каторжный стал готовиться к сражению с укрепившимся на Темернике татарами. В ночь на 14 ноября 1636 г., казаки напали на лагерь крымского калги, но тот не отважась испытывать судьбу, ушел в степь, а затем, вместе с ногаями переправился через Дон у Азова и ушёл в Крым. У казаков не хватило сил помешать этому уходу.

За день до этого, 13 ноября, в Главное Войско вернулись из Москвы две легковые казачьи станицы: атаманов Неустроя и Ивана Фёдорова. Они привезли государевы грамоты. В них царь призывал донцов, всемерно промышлять над крымцами и ногаями, идущими войной на русские украины.

Усиление крепостных сооружений и гарнизона Азова, крайне беспокоило Войско Донское. Непрестанные набеги на азовские городки, отгоны скота и препятствия, чинимые ими казакам при выходе в море, требовали принятия решительных мер. В прошлом донцы уже дважды брали этот город штурмом, разоряя его до основания. Но, не имея сил удержать его, всякий раз оставляли. Однако в середине тридцатых годах семнадцатого века, в Войске всё настойчивей звучали призывы не только захватить и разграбить Азов, но и утвердиться в нём, изгнав турок с берегов Азовского моря. Тем самым казаки могли решить и вторую задачу, прервать связь крымских татар с оставшимися в Прикубанье нагаями.

Азов был ключом к Чёрному морю и его падение, выводило донское казачество на мировую арену в качестве самостоятельной силы, с которой будут вынуждены считаться сильнейшие государства Европы.

Осенью 1636 г., казаки, собравшись в Круг, вновь решили идти весной 1637 года штурм города. Но для осады такой мощной крепости, казакам нужны были большие запасы боеприпасов и продовольствия. Их же катастрофически не хватало. Поэтому Войско решает отправить в Москву зимовую станицу, во главе с войсковым атаманом Каторжным и другими знатными казаками, чтобы добиться отправки на Дон жалованья «перед прежним во всём с прибавкой». Кроме того, казаки должны были уведомить Михаила Фёдоровича о прибытии на Дон турецкого посла Фомы Кантакузина.

Тем временем яицкие и волжские казаки, задумали на Волге грандиозное предприятие по захвату и разграблению весной следующего года караванов царских и купечески судов. Однако наличных сил для этого у них не хватало. И на Круге было решено отправить на Дон отряд казаков, найти охотников для похода на Волгу. 14 октября 1636 г., на Покров пресвятой Богородицы, на Дон был послан есаул Иван Поленов с 53 казаками « … называть втайне ис казачьих Донских городков Запорожских черкас, и Донских казаков для тех твоих государевых Терских и Астраханских бус и Немецких кораблей». Вскоре посыльщики прибыли в Манычский и Голубой городки, где стали призывать донцов идти на Волгу, для грабежа царёвых и торговых судов. Все желающие должны были собираться в верховых казачьих городках: Пяти Избянском, Паншинском, Стрельчинском, Чирском и Голубом. А с наступлением весны идти на Волгу, для соединения с Яицкими и волжскими казаками.

Однако далее события приняли совсем неожиданный оборот. Есаул Иван Поленов, вдруг раскаялся и пришёл в Воронеж: « … и тебе, государю царю и великому князю Михаилу Фёдоровичу вину принёс, а на Яицких казаков извещает». Воронежский воевода Савелий Козлов отправил есаула подводами в Москву.

21 ноября 1636 г. атаман Каторжный с 36 казаками, отправился в долгий и опасный путь в Москву, через донскую степь, где в поисках добычи рыскали многочисленные разбойничьи шайки крымского хана Инайет Гирея и ногаев. Малочисленная зимовая станица Войска Донского, везущая богатые подарки царю, являлась лакомым куском для степных хищников. Первое нападение произошло у Тёплого Ключа, когда три сотни татар атаковали казаков Каторжного, рассчитывая быстро и без особых потерь истребить неверных: « … а сидели в осаде полторы дни; и божьею милостию, а твоим царским щастьем, ни какие шкоты не учинили». Донцы были начеку, ружейным огнём они остановили бешеный натиск татар и ударив в дротики, опрокинули их, и обратили в бегство ошеломлённых врагов.

На реке Деркул, уже две сотни татар вторично атаковали зимовую станицу, но после жестокой схватки, они были разбиты и бежали. Однако богатая добыча, как магнитом притягивала хищных степняков, и они в третий раз набросились на отряд изнурённых и израненых донцов, в открытом поле, между реками Айдар и Явсюг. Казаки, став в круг и сбатовав коней, долго отстреливались от степняков из пищалей, после чего ударив в дротики, рассеяли неприятелей превосходивших их числом, взяв в плен четырёх татар и доставив, впоследствии, в Москву: « … приходили на них Татаровя человек со сто и на них ударили; и они де с теми Татары бились до полудни и… тех Татар побили многих, а в языцех взяли четырёх человек». Потерь среди казаков не было; семь их лошадей было убито, ещё несколько ранено.

2 декабря 1636 г. зимовая станица атамана Ивана Каторжного и есаула Михаила Кирилова прибыла в Валуйки. В тот же день, даже не отдохнув, казаки отбыли в Москву. Валуйский воевода Андрей Лазарев, без промедления выделил им ямские подводы.

На расспросе в Москве, взятые в плен татары показали, что принадлежат к ногайскому племени, Улуса Акмарбет мурзы Аксакова, и шли на Сев. Донец «для зверя». А их же улусы кочуют у реки Кальмиус. О планах крымского хана и турецкого султана, пленные ни чего не знали.

1637 год

Зимой этого года начались переговоры между российским правительством и атаманом зимовой станицы И. Каторжным. 4 января Михаилу Фёдоровичу была преподнесена челобитная грамота донских казаков: «В прошлых во многих годах была твоя воля государская к нам, холопам твоим милость, жалованье денежное и сукна, и запасы всякие, а в прошлом 1636 году твоего жалования не было, и мы, государь, холопи твои, помираем голодною смертию, наги, босы и голодны, а взять, кроме твоей государской милости негде, а свинцу государь и зелья и ядер железных пушечных не стала у нас, холопей твоих, а делать, государь, ядра у нас на Дону не кому и не в чем.

Многие Орды на нас похваляются, хотят под наши казачьи городки войною приходить и наши нижние городки разорить, а у нас свинцу, ядер и зелья нет. Да в прошлых же годах выхаживали с Дону атаманы и казаки к государю, а на отпуске им давали подводы с Москвы до Воронежа сполна, а с Воронежа — суда и гребцов, а ныне, перед прежним, подводы и суда у них убавлены, а гребцов им не дают. Да с Дону же выезжают атаманы и казаки в города, по обещанию в монастыри помолиться, кто в какой монастырь оброчник, а как обещание исполнят (оброк с души сведут) и пойдут назад, купив для себя запасу или продав что-нибудь, то по городам целовальники берут пошлину не в силу. Милосердный государь, царь, пожалуй, нас, холопей твоих, твоим государским жалованьем и запасами».

На расспросе казаки сообщили « … что у них на Дону в трёх городкех — в Нижнем, да в Черкасском, да в Маночи наряду больших и полковых пушек з 90, а ядер к тем пушкам у них не стало». На вопрос, какого веса им нужны ядра, казаки ответить не смогли, так ехали степью и « … и меры тем ядрам не привезли». Но если им покажут ядра, то они укажут какие именно им нужны».

6 января атаману Ивану Каторжному были показаны пушечные ядра: «А порознь де у них против тех ядер, которые им казаны, наряду: 25 пищалей по 6 гривенок ядро (1 гривенка 409 гр.), 20 пищалей по 5 гривенок, 15 пищалей по 4 гривенки ядро, 9 пищалей по 3 гривенки ядро, 6 пищалей по полу-2 гривенки ядро, 5 пищалей по гривенки ядро, 4 пищали по полугривенке ядро, 6 пищалей дробовых».

Перед царём и боярской думой встал вопрос, что для них важней: союз с мощной Турецкой империей и Крымом или союз с немногочисленными, но отважными и неустрашимыми казаками. После долгих раздумий и советов, царь и бояре решили, что лучше синица в руках, в виде союза с Войском Донским, чем журавль в небе. Поэтому Михаил Фёдорович, в конце концов, внял просьбам казаков и велел послать на Дон, с жалованьем и запасами дворянина Степана Чирикова. Он так же должен был встретить и проводить в Москву турецкого посла Фому Кантакузина.

26 февраля на Дон, казакам была отправлена царская грамота, с повелением заключить мир с азовцами, для свободного приёма и проезда турецкого посла Фомы Кантакузина. Азовский паша прислал в Москву гонца Магмета, с грамотой, в которой говорилось, что турецкий султан Мурад 4, отправил своего посла, Фому Кантакузина в Россию. Который давно прибыл в Азов: « … и в Азов он прибыл давно… а вы де Донские атаманы и казаки с Азовцы не в миру». С извещением об отправке Войску государева жалованья: «… деньги, и сукна, и хлебные запасы, и сухари, и крупы, и толокно, и вино, и зелье, и свинец, и селитру, и серу, и пушечные ядра, перед прежним во всём с прибавкой». А так же, об отмене с казаков, идущих на богомолье и возвращавшихся после него на Дон, всех поборов и пошлин.

Решив вопрос с жалованием Войску Донскому, зимовая станица отправилась в обратный путь в месте со Степаном Чириковым, вёзшим запасы на Дон. По пути в Воронеж, к казакам пристало несколько беглых людей. По прибытию в Воронеж, воронежский воевода князь Козловский, велел схватить беглецов. Казаки были вынуждены уступить воеводе, так как беглецы ни когда не были на Дону, а потому подлежали выдаче русским властям. Козловский отпиской сообщил в Москву, что у казака М. Усача был «вынят беглый человек» Григорий Мартьянов, родом из Новгорода, где его отец служил беломестным казаком, а сам Гришка, служил «солдатех». К донцам беглец присоединился в Москве. Он был посажен в острог, но бежал из него, очевидно не без помощи казаков. В этот же день у казаков было изъято ещё два беглых холопа из Тулы: Гаврила и Пётр Завражные, которых пытался вывезти на Дон их отец, Иван Завражный.

Весной этого же 1637 г. из Астрахани, на Дон, для переговоров с откочевавшими к Крыму нагаями, был отправлен сын боярский Д. Амбаров. После трудных переговоров ему удалось склонить к возвращению в поволжские степи. Возвращаясь в Москву, отряд Амбарова подвергся нападению: «… на утренней заре» на служилых людей напали некие воровские люди, отгромившие у них коней и «борошень» (имущество, снаряжение). Татары, сопровождавшие боярского сына, выяснили, что на них напали и ограбили казаки верховых городков и пришлые люди из города Терки, где они служили в стрельцах, а некоторые из них прибывали в гультяях. Татары на войсковом Кругу потребовали вернуть их имущество, так как они находились под защитой «Войскового права» — неписанных казачьих законов. По словам татар, казаки, вначале хотели вернуть им имущество, но затем «учали манить» — обманывать. Заявив, «… что де погромили их терские беглецы», а «… не старые донские жильцы», и «… им де атаманам и казакам ожесточить тех людей не уметь» (т. е. нельзя).

После отъезда атамана Каторжного в Москву с зимовой станицей, Круг избрал войсковым атаманом знатного казака Михаила Татаринова. Новый атаман продолжил деятельную подготовку к захвату Азова. Казаки не были уверены в том, что зимовая станица добьётся от царя жалованья, и поэтому рассчитывали только на свои силы и средства. В украинных городах началась интенсивная закупка пороха, свинца и продовольствия.

Тем временем, прибывшее в Азов «посольство» во главе с Фомой Кантакузиным, было отпущено в Войско без заключения мира, так как казаки деятельно готовились к осаде города-крепости: «И из Азова де Тому со всеми Людьми и ево Офонасья отпустили азовцы на Дон к донским казакам за 2 недели до Масленицы без миру, и привезчи его на разменное место ниже Кобяковы Казны покинули. А с разменного места Тому азовцы привезли к донским казаком в Нижней городок с ним Офонасьем, а людей с Томою привезли 2 человек, а достальные люди пришли к Томе пеши, и рухлядь Томину и свою, с разменного места в казачей городок перенесли на себе».

Прибыв в Монастырский городок, Фома Кантакузин отправил толмача Буколова к казакам в Круг: « … а велел донским казаком объявить, что будто прислал турский Мурат солтан к ним донским атаманом и казаком своего жалованья 4 кафтана золотых, и они б у него велели принять».

В начале, донцы решительно отказались, не желая быть, чем либо обязанными туркам, заявив: « … что преж сего к Великому Государю к его царскому величеству посыланы от турского Мурат салтанова величества послы и посланники многижда, а присылки с ними от Мурат салтана никакие не бывало. И то знатно, что он затевает собою, и те кафтаны даёт им от себя. И у Донского де Войска государевым жалованьем всего много, и те его подарки им не нужны». Однако искушённый в дипломатии Кантакузин, сумел уговорить атаманов и казаков взять расшитые золотом кафтаны.

После чего казаки отправили в Москву легковую станицу во главе с Тимофеем Яковлевым, с известием о прибытии в Войско турецкого посла. Вместе с казаками отбыл и посланный в Москву грек Мануил Петров. Толмач Буколов так же хотел ехать с казаками, но Кантакузин воспротивился этому, сказав, что « … ему без турского толмача быть не мочно».

По решению Войскового Круга, атаман Татаринов отправил гонцов по всему Дону, запольным рекам и речкам, призывая атаманов и казаков собираться на всеобщий — Валовый Круг, для решения войсковых дел в Монастырском Яру. Призыв нашёл отклик во многих городках, и казаки начали съезжаться в Главное Войско. Валовый Круг собрался 9 апреля 1637 года в Монастырском Яру.

Прибывшие старики, атаманы и казаки «… помня своё крещение и свои святые Божии церкви, и свою истинную православную крестьянскую (христианскую) веру, радение святым Божиим церквам, крестьянския невинные крови пролияние и в полон их отцов, и матерей, и братью, и сестёр имание, единодушно решили: идти посечь бусурман, взять город и утвердить в нём православную веру».

Воодушевление и порыв казаков были столь велики, что они решили идти на Азов, не дожидаясь государева жалованья, не смотря на недостаток боевых припасов и слабую артиллерию, столь необходимую для разрушения каменных стен и башен турецкой твердыни. Не смотря на то, что в Главное войско съехалось как никогда много казаков, их было мало для осады и штурма Азова. В связи с этим, все пенные казаки, по решению Круга, получили прощение от Войска и должны были искупить все свои вины в бою, кровью. «И которые были от Войска в запрещеньи и в винах, и тем вины отдавали. А как донские казаки съехались изо всех юртов, и они приговорили идти всем Войском под Азов, и над Азовом промышлять, чтоб ево осадить, и промысл над ними учинить».

В это время на Дон, из Запорожской Сечи, пришел значительный отряд запорожцев. Его приход на Дон, был очевидно связан с тем, что незадолго до этого на Украине вспыхнуло очередное восстание против поляков: «Да в те ж поры пришли на Дон из Запорог черкасы запорозские степью коньми с 1000 человек, а чаяли тово, что донские казаки пойдут на море».

После взятия в плен и казни гетмана Ивана Сулимы, восстание возглавили Павел Бут (Павлюк) и Дмитрий Гуня. Однако и они потерпели поражение под Могилой и Боровицами, вылившееся в заключение невыгодного для запорожцев мира. Он продержался недолго и был нарушен возмущением на левобережье Днепра, под предводительством гетмана Яцка Острянина. Потерпев от поляков поражение под Жовником, гетман, вместе с многими казаками и их семьями, ушёл в Россию, где принял русское подданство. Часть же казаков решила идти в Персию, с намерением, то ли предложить шаху свои сабли и честь, то ли для грабежа. По пути на юг, запорожцы пришли на Дон в разгар подготовки к осаде Азова.

Донские атаманы и казаки с радостью встретили своих собратьев по оружию. Тем более, что среди них было много старых знакомцев по совместным походам в Турцию и Крым. Донцы предложили им присоединиться к Войску Донскому и идти под Азов: «Путь ваш далёк и опасен, — говорили донские атаманы и старики запорожцам — выигрыш ненадёжен; мы имеем запасу довольно, и у нас найдёте всё то, что думаете искать в странах чужеземных: вот Азов — возьмём его, откроем свободный путь в моря азовское и Чёрное, тогда богатые добычи будут нашею наградою. Хотите ли быть верными друзьями братьям своим».

Среди запорожцев начались споры, идти им на Азов или нет. Ведь Речь Посполитая Турция и Крым, заключили мир, и запорожцам, королём и сеймом, было запрещено совершать походы на крымцов и турок. Однако искушение оказалось сильнее запретов, кроме того, свою роль сыграли религиозные и экономические притеснения казачества поляками. Запорожцы поклялись стоять заодно с донцами против азовцев. Михаил Татаринов был пере утверждён Кругом войсковым атаманом. И в апреле 1637 г., казаки, не дожидаясь государева жалованья, решили выступить в поход. Этому способствовала и затяжная война, между Турцией с одной стороны, Персией и Венгрией с другой, что не позволяло туркам своевременно перебросить войска на новый театр боевых действий. Об этом казаки были хорошо осведомлены через своих «прикормленных» людей в Азове. Кроме того крымский хан Инайет Гирей, так же вышел из повиновения султана и захватил Кафу, где перебил турецкий гарнизон. Всё это благоприятствовало планам донцов.

По различным источникам, для похода на Азов казаки собрали от 4,5 до 6 тыс. бойцов. 19 апреля 1637 г., оставив турецкого посла Фому Кантакузина «… на Яру, в куренях за крепкими сторожами», донские и запорожские казаки «… судовой и конной ратью», двинулись на Азов. 21 апреля казаки обложили турецкую твердыню, с намерением не только взять её, но и на веки в ней обосноваться. Бывший в то время на Дону московский толмач Буколов, очевидец тех событий, впоследствии так отписывал настроения казаков: «Если к нам будет государская милость, позволит (царь) в Азов приходить к ним с Руси на житие охочим и вольным всяким людям и запасы к нам всякие привозить, то они Азова не покинут, а станут в нём жить»

В это время к Азову подошли 300 астраханских юртовых татарина, посланных астраханским воеводой к Крыму, за «языками». Они так же решили принять участие в осаде города, рассчитывая получить в случае успеха свою долю добычи. Атаманы и казаки были рады новым союзникам, с которыми уже не раз ходили громить крымских татар. Атаман Татаринов велел им прикрывать казачьи полки со стороны степи, от внезапных атак крымской и ногайской конницы. После взятия Азова, юртовые татары беспощадно истребляли бежавших из города турок. За эту службу Войску, астраханские татары получили свою часть добычи при разделе дувана.

Тем временем вокруг Азова развернулись масштабные земляные работы — казаки начали планомерную осаду города. Практически не имея осадной артиллерии, и сколь ни будь серьёзных запасов пороха, казаками было решено взорвать крепостные стены и башни пороховыми минами. Для защиты осаждавших от орудийного и ружейного огня турок и их вылазок, донцы и запорожцы вырыли вокруг города рвы и насыпали валы, установив на них туры с землёй. Под защитой этих сооружений, опытные в осадном деле мастера, начали рыть подкопы, под неприступные для них стены Азова. Турки, уверенные в неприступности крепостных стен и башен, лишь смеялись и издевались над осаждавшими, глядя на тщетные, по их мнению, потуги казаков.

Но, как показало время, противника нельзя недооценивать. Атаман Татаринов был не новичок в осадных делах, и полностью блокировал город, как с суши, так и с моря. Судовая рать донцов блокировало донское гирло, лишив тем самым Азов связи с внешним миром. Одна часть сухопутных сил казаков занималась земляными работами, другая, составлявшая конный резерв, обеспечивала их защиту со стороны степи. Оттуда, в любое время, на помощь азовцам могли подойти крымские татары, нагаи или черкесы.

Тем временем, турецкий посол Фома Кантакузин, находящийся под охраной в Монастырском городке, отправил двух гонцов к ногаями и к крымскому хану, извещая их о намерениях казаков и прося немедля прислать подкрепления из Крыма и Ногайской Орды. Они были перехвачены казаками на Дону, в Аксайской протоке. Под пыткой он показал об умыслах Кантакузина, изобличая его тем самым в сношениях с турками и нагаями. «А после того с неделю времяни спустя поймали донские казаки Томиных людей 2 человек на протоке в Оксае в струшку, и они (казака) про то Томе выговаривали, что он своих людей по речкам посылает самовольством без их казачья ведома».

Казаки, имевшие зуб на Кантакузина, явившись к нему, выговаривали и грозили смертью. Упрекали в том, что он, самовольно, без ведома Войска, посылает своих лазутчиков и гонцов к их врагам и в Азов. В ответ Фома божился, что людей отправлял на реку за рыбой. Однако у схваченного турка, ни сетей, ни невода не было.

1 мая 1637 г., в Войско из Москвы, возвратилась легковая станица атамана Тимофея Яковлева с государевой грамотой. В ней Михаил Фёдорович велел Войску передать турецкого посла Кантакузина дворянину Стефану Чирикову. Тот должен был прибыть позже, бударами, вместе с русскими послами и государевым жалованьем. Раньше же отпускать посла в Москву было не велено. Казаки, опасаясь повторной попытки Ф. Кантакузина снестись с их неприятелями, взяли его и его людей под стражу, ещё не решив как покарать вероломного, на их взгляд грека. В степи были высланы усиленные разъезды, для предотвращения внезапного набега ногаев и крымцов.

Тем временем, хан Инает Гирей решил избавиться от князя Анкерманской Орды Кантемира, не поддержавшего его в борьбе за выход Крыма из-под турецкого протектората. Собрав огромную, до 150 тыс. человек армию, в состав которой вошли не только крымские, но и ногайские татары, а также 600 нанятых запорожцев, он вышел из Крыма, и двинулся на улусы Кантемира. Казалось, что крымскому хану удастся раз и навсегда сокрушить непокорного князя, и утвердить своё безоговорочное господство в Причерноморских степях.

Но тот, видя решительное превосходство крымцов, бежал с верными ему мурзами и конницей в Турцию. Его брат Салмаш мурза и зять князь Урусов, признали власть Инает Гирея. Но как оказалось впоследствии, это была лишь уловка с их стороны. Хан, видя свою победу, ушёл в Крым, оставив во владениях Кантемира своих братьев, калгу Хусам Гирея и нуреддина Сайдет Гирея. Те так же вскоре двинулись в Крым, отпустив ногаев и запорожских казаков, и не предприняв ни каких мер предосторожности.

Хасам Гирей, человек, по словам современников, «гордый и упрямливый», лишь «кручинился» на тех, кто его предупреждал о возможном нападении. Недалеко от днепровского устья, напротив турецкого города Джан Керменя, на расцвете, на спящий лагерь крымских соправителей, «искрадом», напали нагаи мурзы Салмаша и князя Урусова. В ходе побоища, калга и нуреддина были зарублены, не смотря на попытки спасти их Салмашом.

Это послужило началом конца Инает Гирея и сломило дух его сторонников. Присланный султаном новый хан Бегадур Гирей, с братьями Исламом и Сафатом, без сопротивления заняли крымский престол, отправив Инаета в Стамбул. Где тот, по приказу султана был задушен, как впрочем, и его враг Кантемир. Все эти события так же способствовали донским казакам взять Азов.

Слишком ранняя осада Азова истощила и без того небольшие запасы боеприпасов и продовольствия. Положение становилось отчаянным и не известно ещё, чем закончилась бы осада, не подойди вовремя будары с государевым жалованьем, привезённое посланником Чириковым и атаманом И. Каторжным. Караван сопровождали стрельцы и 100 казаков. Это произошло 12 июня 1637 г., ровно за две недели до Петрова поста. Жалование состояло из 2000 рублей серебром, 100 пудов пороха, 100 пудов селитры, 40 пудов серы, 4200 пушечных ядер, 300 четвертей сухарей, 50 четвертей толокна, 50 четвертей круп, 16 бочек вина и 40 поставов сукна. Всё это было как нельзя, кстати, ибо Войско испытывало во всём этом острую нужду. Российским стругам было велено стать у Чингарского острова.

Кантакузин, узнав о прибытии в Войско посланника русского царя, тот час явился к нему, требуя как посол выдачи ему полагающегося корма и питья. Степан Чириков, считая, что грек является настоящим послом, « … турскому послу с людьми дал корму и питья на две недели и сам с ним виделся одинова при донских атаманех и казакех».

Однако казаки дружно воспротивились повелению царя жить с азовцами в мире. Чириков, помня печальную участь воеводы Карамышева, не стал слишком раздражать буйную вольницу, выговорами и угрозами расправы. Атаман Каторжный со своими казаками ушли к Азову, желая принять участие в его осаде.

Находившийся под Азовом, войсковой атаман Михаил Татаринов, узнав о прибытии в Монастырский городок посланника Чирикова и государева жалования, велел не отпускать его из Войска до взятия Азова. Тем временем от посланных в степь разъездов, прискакали гонцы с известиями, что от Кагальника, к Азову идут войска, спешно собранные черкесскими князьями и турецкими пашами в Керчи, Тамани и Темрюке, по отписке Фомы Кантакузина.

Под покровом ночи, казачья конница, скрытно покинула стан под Азовом и устремилась навстречу неприятелю. На реке Кагальник произошло жестокое сражение, в ходе которого казаки наголову разгромили 4000 турок и черкесов, не смотря на их храбрость и мужество. Неприятель, устилая землю своими телами бежал, истребляемый казаками. Но и казаки, заплатили дорогую цену за победу. Многие из них были убиты и переранены. Это и решило участь турецкого посла.

Через две недели после своего отъезда под Азов, в Главное Войско вернулся атаман Иван Каторжный в сопровождении 40 казаков. Узнав об этом, Фома Кантакузин пригласил его к себе на ужин, но войсковой атаман отказался к нему ехать. Через три дня, отправил к греку есаула Абакума Сафонова, и велел передать Кантакузину, что казаки отпускают его к царю в Москву и хотят передать его под охрану русскому посланнику Чирикову. Поэтому он должен идти со своими людьми на струги. Вышедшего посла встретил войсковой есаул, передавший ему Волю Круга, явиться в Круг, так как донцы и запорожцы де желают с ним проститься. Послу ни чего не оставалось, как идти на майдан, надеясь на краткость этого визита. Так же в Круг было велено идти и толмачу Буколову.

Но казаки, разозлённые затянувшейся осадой и гибелью многих своих товарищей, не собирались отпускать Кантакузина. Атаманы Наум Васильев и Иван Каторжный обвинили его в «… воровстве и измышлении против Войска»: «И прежде ходил ты к великому государю от турского султана, накупаясь обманом, в послах много раз, делал между великими государями неправдою, на ссору, и в том великому государю великие убытки и ссору великую учинил, а нас, донских казаков, хвалился разорить и с Дону свесть. И теперь накупаясь, хочешь то же делать; да ты же написал государю из Азова на атамана Каторжного, чтоб его повесить в Москве. И за такое воровство, донские атаманы и казаки, и всё Войско приговорило казнить тебя смертью». Всех сопровождавших Кантакузина греков, кроме двух «старцев», казаки так же перебили и сняв с них одежду, велели похоронить.

Однако согласно расспросных речей атамана Потапа Петрова, кроме греческих купцов, казаки перебили и бывших с ними священников: «Да с ними ж де побили старцов 3 человек архимандрита да священника да дьякона, а имян им не ведает».

Степана Чирикова при этом в Кругу не было, так как казаки не позвали его. По словам атамана Потапа Петрова, « … стоял де Степан от казачьих юртов и от того места, где посла убили не блиско за водяными проливами и пособить было ему никоими делы не мочно». Разгорячённые донцы хотели так же убить и толмача Буколова, защищавшего Кантакузина, и грозивший казакам государевым гневом. Но тот своевременно укрылся от разгневанных донцов в часовне. Впоследствии, на расспросе в Москве, Буколов подтвердил, что казаки убили посла из-за перехваченных под Азовом грамот, в которых Кантакузин призывал азовцев «сидеть крепко», так как у донцов боевые запасы на исходе. Так закончилась жизнь верного слуги султана Фомы Кантакузина.

Меж тем, казаки, обложившие Азов, решили брать его открыто, средь бела дня, отвергнув предложение подкрасться к городу ночью. Чтобы ни кто не мог поставить под сомнение казачью храбрость и мужество, и в веках осталась слава сего предприятия. Войсковой атаман Татаринов сказал: Пойдём мы, атаманы и казаки под тот город Азов средь дня, а не в нощи украдом. Своею славою великою не устыдим лица своего от бесстыдных бусурман. Но первый приступ турки отбили, и казаки продолжили осадные работы. Работы по ведению подкопов возглавлял некто Иван Арадов «… родом немецкие земли». Но был ли он собственно немцем, не известно.

Азовцы, уверенные в неприступности крепостных стен, обстреливали казаков из пушек, оскорбляли их, и потешались над ними, крича: «Стойте сколько хотите, а города не возьмёте; сколько в стене каменьев, столько голов ваших ляжет под оную». Но казаки не унывали. Разбитые на четыре полка, они обложили город со всех сторон, вырыли многие версты траншей и почти вплотную подошли к стенам Азова. Установив свои немногочисленные пушки, казаки начали обстрел турецкой твердыни. Но это был скорее отвлекающий манёвр, хотя и эти орудия доставляли азовцам много беспокойства. Пушкари смогли в нескольких местах повредить стены и башни осаждённого города. Основная работа шла под землёй, где донцы и запорожцы, день и ночь рыли минные галерей пол стены и башни Азова. Без их подрыва, взять столь мощную крепость, столь малыми силами, было практически не возможно.

А укрепления Азова впечатляли. Толстые, в четыре сажени стены, усиленные 11 башнями, опоясывали город. Подступы к ним прикрывали высокие земляные валы и ров. Всё это обороняло 4000 отборных янычар и спагов, вооружённых ружьями и 200 пушками. Турки, стремясь подавить казачьи пушки, и навести на казаков страх, отвечали шквальным огнём своей многочисленной артиллерии. Донцов и запорожцев спасали лишь траншеи и неопытность турецких артиллеристов — топчиев. Но для того, чтобы избежать ненужных потерь, казаки стали проводить земляные работы лишь по ночам. К середине июня все подкопы были закончены и казаки заложили в минные галереи бочки с порохом. Иван, Арадов, руководивший подкопами, доложил атаманам, что последняя бочка пороха заложена под крепостную стену и верхнюю цитадель Тышкале.

Штурм был назначен на 18 июня. Накануне, казаки очистились постом и молитвами, исповедались у войсковых духовников, казаков выбранных из своей же среды. Они попрощались друг с другом, ибо знали, что многие из них не переживут завтрашний день и сложат свои буйные головы под стенами Азова и в самом городе. Прощаясь, они говорили: «Поддержим братцы честь нашего оружия, постоим за православную веру и за святой храм; умрём, если так суждено, не посрамим себя и батюшки нашего Тихого Дона Ивановича». Свершив это, казаки затаились в ожидании. Азовцы, сбитые с толку тишиной в казачьем лагере, решили, что те, утомлённые бесплодной осадой, готовятся уйти, как это уже не раз бывало.

Но в 4 часа утра казаки подожгли фитили «пороховой казны» и сосредоточились в траншеях. Гром чудовищного взрыва потряс Азов до основания. Часть городской стены, вместе с её защитниками, взлетела в воздух, взметнув в предрассветное небо камни, брёвна и человеческие тела. Казаки с гиком и криками «бойсь!», бросились в клубящийся дымом и пылью пролом. «Осаждавшие воспользовались минутою смятения: атаман Михайло Татаринов, первый, с отборными казаками устремился в пролом; прочие со всех сторон взбирались на стены по лестницам, несли друг друга на плечах под тучею пуль и каменьев неприятельских; городские стены и улицы сделались полем сражения». Обе стороны сражались с небывалой яростью и остервенением: казаки с ходу врубились в выплеснувшихся из пролома турок, заглушая своим боевым кличем вопли «Алла!» озверевших янычар. Произошла ужасная резня, в ходе которой казаки, сломив отчаянное сопротивление неприятелей, ворвались в Азов, через заваленный трупами пролом.

Другие казачьи полки, презрев ружейные залпы и картечь, в едином порыве устремились с заготовленными лестницами к стенам города. Сверху, на буйные казачьи головы, убивая и калеча, полетели камни и брёвна, слепящий песок и зола. Но казаков уже ни что не могло остановить. Перехлестнув через стены, они ворвались на улицы города, где на них, с яростью обречённых набросились уцелевшие янычары и местные жители. Ни кто не просил пощады и ни кто её не давал. Слишком велики были счёты между противниками. Ярость столкнулась с яростью, весь Азов буквально плавал в крови, трупы громоздились кучами на улицах и площадях города. Сражение шло весь день и всю ночь. При свете пожаров казакам приходилось брать штурмом каждый дом.

Резня, продолжилась и на следующий день: «Замолкли пушки и пищали: резались саблями, кинжалами, ножами. Богатыри шли грудь на грудь». Наконец турки, везде избиваемые и теснимые, дрогнули и побежали, ища спасения в степи и в камышах донского гирла. Вслед за ними устремились пешие и конные казаки, союзные им астраханские татары, рубя и избивая бегущих на протяжении 10 вёрст. Другая часть турок, заперлась в замке и стала отбиваться от казачьих приступов.

Вот как описывает это побоище историк Сухоруков: «Атаманы, окружив замок, немедленно послали дружины свои преследовать бегущих, и скоро настигли их, но начав бой встретили сопротивление: казаки напирали сильно, азовцы отступали в порядке; более 10 вёрст преследовали их казаки и наконец, одолели: разорвали сомкнутые ряды, посекли и рассеяли неприятелей».

Засевшие в замке турки сражались ещё трое суток. Казаки, не желая класть свои головы попусту в бесплодных штурмах, подвезли пушки и открыли по замку ураганный огонь. После трёх дней обстрелов, все засевшие там турки, были поголовно вырезаны ворвавшимися в проломы казаками.

Особенно тяжело пришлось казакам, штурмовавшим 5 башен с засевшими там янычарами. В 4 башнях, после отчаянной резни, все их защитники были перебиты, но в пятой турки сумели отбиться: « … а достальные де азовские татаровя сели было запершись в 5 башнях человек по 20, и по 30, и по 40, и по 50 человек в башне и сидели немалое время. И донские де атаманы и казаки в четырёх башнях взяли взятьем и их побили. А в достальной де в пятой башне 30 человек сидели больши 2 недель. А была де у них икра запасная, а воду в башне выкопали, потому что та башня стоит блиско воды, и взять было немочно».

Однако видя печальную участь своих собратий по оружию, и беспощадную ярость казаков, они упали духом и решили вступить в переговоры с победителями. 30 засевших в башне янычар вымолили у казаков жизнь, отрекясь от жён и детей. Казаки позволили им идти в Крым, не желая попусту класть свои головы на штурме башни. Донские казаки-татары, узнав об этом, посчитав, что лично они туркам ни какого слова не давали, устремились за ними в погоню. Настигли ли они турок, не известно.

Азов пал, и на ещё дымящихся руинах турецкой твердыни, среди тел павших героев, царило невиданное ликование. Сбылась заветная мечта многих поколений казаков. Две тысячи русских пленников было освобождено из азовских темниц (хотя эта цифра вызывает у многих историков сомнения). В руки казаков попала невиданная ещё добыча и множество пленников, которых они впоследствии обменивали на взятых в плен своих товарищей и русских людей.

Отслужив в азовских православных церквях благодарственный молебен, и отпев павших, казаки отвезли их тела в Монастырский Яр, где они были торжественно погребены. Впоследствии, рядом с захоронением была возведена часовня-кампличка. Тела же турок и татар, «… наняв охочих людей войсковою казною», велели им «… из города в ров и Дон метати. И едва в неделю выволокли, столько много их было побито». Ведь кроме янычар, спагов и топчиев, в горячке сражения казаки почти поголовно истребили всё мусульманское население Азова. Живших в городе греков казаки не тронули, разрешив им там свободно жить и заниматься своими ремёслами.

Закончив скорбные дела, донские и запорожские казаки, сойдясь в Круг, помолившись и помянув павших товарищей, стали «дуван дуванить», деля всем поровну, не забывая при том семьи погибших. Всего, по свидетельству очевидцев, казаки разделили всю добычу на 4400 паёв, считая и 1000 павших казаков.

После этого, казаки известили дворянина Чирикова о взятии Азова и велели ему плыть с государевым жалованьем в Азов. 11 июля, караван российских судов с государевым жалованьем прибыл в Азов. Собравшимся в Круг казакам была зачитана государева грамота, в которой царь велел отправить турецкого посла Кантакузина, с дворянином Чириковым в Москву, а азовским туркам и крымцам «… ни каких задоров не чинить».

Однако кроме дувана у Войска Донского были и другие дела, требующие незамедлительного решения. Убийство турецкого посла и всех сопровождающих его лиц, а так же задержка русского посланника Степана Чирикова, могли вызвать гнев и опалу русского царя. Для того, чтобы попытаться этого избежать, было решено отпустить посланника Чирикова 15 июля 1637 г., а также отправить Михаилу Фёдоровичу войсковую отписку с легковой станицей атамана Потапа Петрова и ещё четырёх казаков: Федота Фёдорова, Григория Долгова, Лукьяна Стефанова и Ивана Никифорова.

В войсковой отписке говорилось: «Отпусти нам государь вины наши, что мы без твоего повеления взяли Азов и убили изменника, турецкого посла…. могли ли мы без сокрушения смотреть, как в глазах наших лилась кровь христианская, как влеклась на позор и рабство старцы, жёны с младенцами и девы? … Азовские люди, на нас, холопей твоих, умышляли, крымскому царю писали для рати, чтоб нас холопей твоих, с Дону перевесть, а Дон реку очистить; и мы государь, не дожидаясь на себя их басурманского приходу, а видя к себе твою государскую милость, пошли под Азов апреля в 21 день конные и судами, все без выбору».

Далее казаки оправдывались за убийство турецкого росла Кантакузина. Они вменяли ему в вину сношение с султаном, ханом и азовцами, а также гибель многих казаков в сражении на Кагальнике, с турками и темрюцкими черкесами, призванными под Азов Кантакузиным: «… за то его порубили, и в тех винах наших ты, государь, волен над нами». «Азов взяли и ни одного человека азовского на степи и море не пустили, всех порубили». В конце отписки, казаки обещали царю прислать, вскоре большую станицу, с подробной отпиской о произошедшем, о количестве освобождённых пленников и захваченных в Азове трофеях, и казне. А так же сообщали об отправке в Москву первой партии русских пленников в 150 человек.

Однако далеко не все донские казаки участвовали в азовском предприятии, не менее половины из них остались для охраны своих городков, рыбной ловли и охоты. Кроме того, большая партия верховых казаков в 1637 г. переволоклась на Волгу, где занялась грабежом купеческих караванов и рыбных учугов. Не довольствуясь этим, донцы спустились в Каспийское Море и устремились к богатым персидским берегам, где разорили побережье провинций Мазандеран и Гилян, взяли штурмом и разорили город Фарабат. Для того, чтобы вытеснить казаков из своих владений, персидскому шаху пришлось отправить против них большой флот и сухопутную армию.

Русский посланник Чириков и легковая станица Войска Донского, прибыли в Москву 30 июля 1637 г. Михаил Фёдорович, узнав о своеволии казаков, ослушании его приказа, и убийства турецкого посла Кантакузина, пришел в раздражение. Он велел взять под стражу атамана Потапа Петрова и его казаков, до приезда большой казачьей станицы, с подробной отпиской о донских делах. Но не только это послужило причиной раздражения царя. Последней каплей вызвавшей заключение казаков, был состав легковой станицы, отправленной Войском. Казаки включили в неё, в нарушение старых обычаев, несколько новопришлых казаков, особо отличившихся при штурме Азова. Это вызвало недовольство и возмущение в Москве, так как они являлись служилыми людьми, лишь недавно сошедшими на Дон. Впоследствии Михаил Фёдорович, в своей грамоте к Войску выговаривал: «А вы к нам, к Москве, новых казаков прислали вместе со старыми казаками, не ведая, что они пришли к вам бегом внове».

На расспросе атаман Потап Петров рассказал о причинах побудивших казаков взять приступом Азов и убить мнимого турецкого посла Ф. Кантакузина. А также об отпуске в Москву дворянина Чирикова, толмача Буколова и русского полона: «А русского полону отпустили они з Дону к Государю к Москве с Степаном Чириковым в судех как было мочно поднятца 580 человек, а больши де того вести не мочно, что судов и гребцов мало. А достальной полон отпустят донские атаманы и казаки з Дону к Государю к Москве, после Степанова отпуску Чирикова в судех и проводить их велят Войском». Атаман говорил, что « … приходу де они на себя под Азов турских и крымских людей не боятца потому, что у них наряду и пушечных запасов много, так же и свои запасы у них есть».

Говоря о взятии Азова приступом, Потап Петров рассказал, что осада города крепости была бы безрезультатна, так как турки имели большие запасы: «А как де они Азов взяли и у них де в Азове запасов всяких и животных было много, хоть и б на год, и им б запасов стало, и осадою б и голодом их не выморить. И вода у них в городе была три колодези».

Кроме этого атаман сообщил, что перед тем, как его станица отбыла в Москву, мурзы Большого Нагая прислали в Войско 3 человек, узнать о взятии казаками Азова. Если же Азов взят, мурзы изъявляли готовность откочевать от Молочных вод к Азову и принять русское подданство. Казаки так же собирались отправить к ногаям 3 посланников с грамотой, в которой призывали степняков повиниться перед государем и откочевать к Азову.

Взятие казаками Азова, с одной стороны, было крайне выгодно России, давая ей выход к морю. С другой же стороны, это грозило большой войной с Турцией и Крымом, а к ней Москва ещё не была готова. Поражение, нанесённое поляками России под Смоленском, больно ударило по армии и финансам страны. Михаил Фёдорович и боярская дума не желали явно становиться на сторону Войска Донского, тем более что в 1637 г. резко обострилось отношения России и Крымским ханством. Посланное в Крым посольство, во главе с Иваном Ломакиным и Иваном Фаустовым, было заключено под стражу, под предлогом того, что оно привезло хану и его родственникам мало подарков. Но это был только предлог, основной причиной были успешные действия донских казаков. Ведь, так называемые подарки, привозились русскими послами по заранее обговоренному списку. Послов заключили в темницу и жестоко пытали, их имущество было разграблено.

Узнав об этом, Михаил Фёдорович собрал Боярскую Думу. На ней бояре настаивали на немедленном походе русских войск на Крым. Но царь не хотел до крайности обострять отношения с крымским ханом, не смотря на поддержку Думы Земским Собором. Он считал, что Россия ещё не оправилась от смоленского поражения и не готова к новой войне.

Однако вскоре царь, по отношению к казакам, сменил свой гнев на милость. Султан Мурад, узнав о падении Азова, пришёл в ярость и потребовал от крымского хана и мурз Больших Нагаев, отомстить неверным, за взятие города и истребления мусульман. Соединившись, крымцы и нагаи, решили совершить набег на российские украины. Но казаки, взявшие столь дорогой ценой Азов, тем не менее, не почивали на лаврах, а ожидая ответного удара со стороны Турции и Крыма, выслали в степи многочисленные разъезды. Они вскоре сообщили: что «… крымские воинские люди и Большого Ногаю мурзы с своими людьми пошли на Русь». Предотвратить сам набег казаки не могли, так как младший брат новоиспечённого крымского хана Бегадур Гирея, калга Ислам Гирей (по другим сведениям, нуреддин Сафат Гирей), уже вышел с 40000 армией к русским украинам.

Прибывший с Дона в Москву дворянин Чириков, на расспросе в приказе рассказал о состоянии взятого казаками Азова, делившегося на три части: «Топракова города» или «Топракалова» (Топрак-кала — Земляной город); «Ташкола» или «Ташкалова» (Таш-кала — Каменный город); собственно, Азова. Все три «города» были каменные. Согласно статейному списку дворянина Степана Чирикова, и осмотревшего его укрепления, оборонительные сооружения последнего были не очень мощны. Так, «город верхней Ташкол», который казаки взяли с помощью взрыва подкопа, и прочие укрепления были, согласно документу, «не кирпишные — камень самород кладен и смазан глиною и белою глиною (так в документе)». «А город не крепок, — сообщал далее С. Чириков, — тонок, зубцов по стенам нет, и боев сверху и нижних из города нет же, потому что избы татарские приделаны к городовой стене. А обламов по городу нет: ходят по городу (стенам) по деревянным кладем. А наряду по башням и на татарских избах, которые избы выше городовой стены, много. А иной наряд без станков. А наряд неболшой». Перед осадой Азова, в 1636 г., казачья артиллерия, располагавшаяся в Монастырском, Черкасском и Манычском городках, насчитывала 90 пушек, в основном, малого калибра (от 6 гривенок до полугривенки ядро), в Азове было захвачено до двухсот орудий. Всего в Азове перед осадой было около трехсот пушек.

О выходе в набег на русские украины Малых Нагаев сообщал в Москву дворянин Савва Козловский, узнав об этом из расспросных речей, прибывших в Воронеж казака Ивана Шингарова и жильца села Бобякова Игната Осминина, которые в свою очередь узнали о набеге от донского татарина: «И сказал де тот татарин на Дону атаманом и казаком про Малои Нагаи, что пошли оне воевать в Русь все до одного человека». Кроме этого, жилец Осминин, сообщил о высадке в донском гирле турок и намерении их идти на Азов.

Впрочем, эта цифра кажется завышенной. Так как русские посланники в Крыму сообщали: « … и крымцы, мурзы и татаровя, многие с нурадином не ходили, бесконны были. А у которых лошеди и были, и они давали бедным людям лошеди исполу: будет полоняника приведут и что за него возьмём, и ему половина, а другая половина тому чьи лошеди».

Прорвавшись с боями через южную пограничную линию, построенную под Яблоновым, на Изюмском тракте, татары и ногайцы разорили Ливенский, Орловский, Карачевский, Болховский, Кромский и Новосильский уезды, а также Камарицкую волость. Однако вскоре были вытеснены русскими войсками, уведя в полон лишь 2281 человека. В своей грамоте к Войску, Михаил Фёдорович об этом писал так: «Нурадин Сафат Гирей цареви, украинные наши городы и уезды воевал, и к городам приступал, и посады, и сёла, и деревни, и хлеб пожёг, и людей многих побил и в полон многих поимал».

Возвращаясь в Крым, Сафат Гирей отправил в Москву Ханкул Бека с грамотой. В ней нуреддин писал, что приходил войной на Московское государство за взятие казаками Азова с ведома русского царя. Он так же грозил вновь прийти в Россию « … с Турскими, и с Крымскими, и с Ногайскими многими людьми и з Запорожскими черкасы».

Войско, получив это известие, собралось в Круг и решило конной и пешей ратью идти на крымскую сторону «… под шляхи и перелазы», чтобы преградить тем самым путь татарской орде возвращавшейся из России. Внезапным ударом казаки разгромили и рассеяли степняков, и загнали обратно в Крым. В Москве стало известно об этих действиях Войска Донского, от служилого человека, белгородца Ивана Рязанцева, прибывшего с Дона 3 сентября.

В Москве это сообщение было принято благосклонно. Казаки легковой станицы были щедро одарены государем и отпущены на Дон с государевой грамотой к Войску Донскому 20 сентября 1637 г. В своей грамоте царь уже не грозил донцам опалой и карами, а лишь упрекал казаков в своеволии при взятии Азова без его, государева повеления, не заключении с азовцами мира и убийстве посла Кантакузина: «… а того ни где не ведётца, чтоб послов побивать; хотя где и война между государи бывают, а послы и в те поры своё дело делают, для чего присланы, и их не побивают. Азов взяли вы без нашего царского повеленья, и атаманов, и казаков добрых к нам не присылали, кого подлинно спросить, как тому делу вперёд быть».

За разгром крымцов и ногаев, Михаил Фёдорович благодарил Войско и призывал казаков и впредь охранять рубежи России от степных хищников. А так же сообщал о своём пожаловании легковой станицы атамана Петрова подарками и отпуске её на Дон со своей грамотой. В конце грамоты царь велел казакам прислать в Москву станицу атаманов и казаков «лутчих» людей, человек 15 или 20, с подробной отпиской, а так же оставшиеся после казнённого Фомы Кантакузина грамоты. За все эти службы, Михаил Фёдорович содержать донцов в царской милости. К ногаям же, царь велел слать грамоты, призывающие их вернуться под московскую руку и кочевать, как и прежде по ногайской стороне, уйдя с крымской стороны.

Во все украинные города царь велел отправить воеводам указы с его государевым повелением, беспрепятственно пропускать на Дон, к казакам купцов и прочих торговых людей, с необходимыми для них товарами. А так же не чинить ни каких препятствий казакам, едущим в украинные города для торговли и на богомолье.

В сентябре того же 1637 г. царь отправил грамоту турецкому султану Мураду 4, в которой заверял его, что Россия не причастна к захвату Азова, «… то казаки взяли Азов воровством, а дворянина Чирикова они держали в великой крепости, никуда не пускали, хотели убить, они издавна воры, беглые холопи и царских приказов ни в чём не слушают, и войска на них послать нельзя, в виду дальности их проживания». «И вам бы брату нашему, на нас досады и нелюбья не держать за то, что посланника вашего убили и Азов взяли: это они сделали без нашего повеленья, самовольством, и мы за таких воров никак не стоим, и ссоры за них никакой не хотим, хотя их, воров, всех, в один час велите побить; мы с вашим султановым величеством, в крепкой братской дружбе и любви жить хотим».

Однако султан Мурад не поверил заверениям русского царя. В Стамбуле, взятие казаками сильнейшей турецкой крепости и утверждение в ней неверных, вызвало шок. Не меньшее впечатление падение Азова, произвело и в Европе. Султан Мурад и его диван видели во взятии Азова, не как акт сиюминутного грабежа, а как попытку отторжения стратегической территории. Но ни каких скорых и решительных мер, султан предпринять не мог. Затянувшаяся война с Персией, поглощала все военные ресурсы Османской империи. Положение осложнял и мятеж крымского хана Инает Гирея, истребившего весной 1637 г. гарнизон Кафы и захватившего город. Усилившись пришедшими к нему, в Крым, нагаями, он, не смотря на подготовку казаками штурма Азова, увёл свою конницу за Днепр, против Анкерманской Орды князя Кантемира. Мураду лишь с большим трудом удалось сместить мятежного хана и доставить его в Стамбул. Там он был задушен по приказу султана, как и его противник Кантемир.

Тем временем в Стамбул вернулся отпущенный из Москвы турецкий посол, грек Пётр Мануйлов, прибывший в Россию до Кантакузина. Мануйлов привёз с собой грамоту от русского царя к султану. В ней, как уже говорилось выше, Михаил Фёдорович соболезновал Мураду и негодовал на «воров» казаков, захвативших без его ведома Азов. А так же извещал об убийстве посла Кантакузина и ссылался на убийство казаками своего посла Карамышева: «О взятии Азова у нас и мысли не было, и прискорбно будет, если за одно своевольство казаков, станешь иметь на нас досаду». Далее царь писал, что хотел бы прибывать с султаном в вечной дружбе».

Хотя льстивая московская грамота и не допустила открытого разрыва между Турцией и Россией, отношения между двумя государствами обострились до предела. Разгневанный султан не стал сам отвечать Михаилу Фёдоровичу. Её написал каймакан Муса-паша, чиновник сравнительно невысокого ранга, замещавший в это время великого визиря. Она была отправлена в Москву с послом Петром Мануйловым.

Грамота, написанная всего лишь помощником визиря, была сочтена оскорбительной для русского царя и всего московского двора, что прервало дипломатические отношения между Турцией и Россией, вплоть до 1640 г.

Казаки тем временем начали восстановление Азова, ожидая ответных действий турок, и взяли под полный контроль Азовское море. Султан Мурад, стремясь воспрепятствовать грабительским походам донцов, приказал капудан паше полностью блокировать Керченский пролив. Но как показало время, это не остановило казаков, то и дело прорывавшихся в Чёрное море.

По решению войскового Круга, Главное Войско было перенесено из Монастырского городка, в Азов. Выполняя волю царя о присылке в Москву войсковой отписки, с подробным описанием Донских дел и взятия Азова, Войско отправило усиленную казачью станицу в количестве 37 человек, под началом атамана Григория Шатрова и есаула Федота Фёдорова.

Кроме того, не смотря на все усилия казаков, восстановить Азов в кратчайшие сроки, дело продвигалось не так быстро, как им хотелось бы. Катастрофически не хватало рабочих рук, денег, для оплаты труда мастеров и продовольствия. Для решения всех этих насущных вопросов, в Москву была отправлена войсковая челобитная. Кроме этого казаки станицы сопровождали в Москву часть освобождённого в Азове русского полона. Казачья станица прибыла в Москву 20 ноября, проведя в пути 15 недель.

Прибыв в Москву, атаман Шатров, на расспросе в Посольском приказе, подробно рассказывал о положении дел под Азовом, на Дону и в Крыму. Он призывал государя и Боярскую думу, взять город под московскую руку. Однако царь и бояре медлили, не смотря на то, что присоединение Азова открывало России доступ в южные моря. Они боялись втягивания государства в новую войну, с непредсказуемым исходом. Ведь на тот момент, Турция являлась сильнейшим государством не только Причерноморья, но и всей Европы. Россия не была готова к войне и потому, царь колебался.

На вопрос дьяков Посольского приказа, не боятся ли казаки прихода под Азов большой турецкой армии, атаман Шатров отвечал, что «… приход им не страшен, и потому как де они преж сего жили на Дону и в куренях, и они и в то время их не боялися». По итогам переговоров, царь решил пока ограничиться усиленным жалованием.

Однако по прибытию казачьей станицы в столицу, разразился очередной скандал, из-за присутствия в ней служилых людей, сбежавших на Дон к казакам. Ими оказались: Евтифей Гулидов и Смирной Мятлев. В отношении их был произведён сыск, без взятия казаков под стражу.

В ходе расспроса Е. Гулидов показал, что он вольный человек и во время Смоленской войны был на государевой службе «… в Можайску в солдатех». Там он, вместе с другими солдатами попался на «воровстве», был схвачен и отправлен в Москву, где был посажен в тюрьму. Сидя в тюрьме, он дал на себя кабалу в 4 рубля вдове из Болхова Наталье Мелентьевой. Но по выходе из заточения, денег оной не вернул и бежал на Дон. Вдова Мелентьева подала в Приказ иск, по поводу бегства кабального должника. Чтобы решить дело миром, Гулидов вернул вдове деньги.

Другой казак, Смирной Мятлев, бежавший в прошлом году на Дон, показал, что в 1636 г., при наборе «охочих» людей в Темниковском уезде, для казачьей службы в Верхнем Ломове, записался туда. Однако вскоре бежал на Дон, из-за того, что казачий голова Соковнин, не выдавал в Ломове положенных ему кормовых денег и сажал в тюрьму не «за вину». И С. Мятлев, «… видя к себе напрасное насильство», бежал на Дон, захватив с собой казённую пищаль ценой в 2 рубля, фунт пороха и фунт свинца. Но так как выяснилось, что кормовые деньги Мятлеву в размере 24 алтын были выплачены, он был лишён части государева жалования, в качестве компенсации за пищаль, порох и свинец.

Во все окрестные земли, от имени Войска Донского, казаки отправили гонцов с грамотами, призывавшими всех торговых людей, ехать без опаски в Азов для торговли и обмена. Так же грамоты были отправлены и во все казачьи городки, с требование беспрепятственно пропускать торговых людей в новую казачью столицу, в противном случае Войско грозило ослушникам быстрой и жестокой расправой. Таким образом, Войско Донское гарантировало всем, без исключения, купцам и торговым людям безопасность и защиту. Здесь следует сказать, что казаки сдержали слово. В результате чего, им удалось быстро восстановить доверие купцов к Азову, как к крупнейшему торговому центру Причерноморья.

В Азов устремились искатели удачи, как из России, так и из Украины, надеясь там быстро разбогатеть. Приезжали в город и многочисленные ремесленники, чей труд был востребован. Успехи казаков привлекли внимание и откровенных авантюристов и самозванцев. Таких, как уже известный нам Александр Ахи (Яхья), выдававшего себя за сына турецкого султана Магомета. Осенью 1637 г. он прислал на Дон грамоту, в которой призывал донцов и запорожцев идти в Чернигов, откуда он собирался двинуться в Грецию. Где его, якобы, ожидает большое войско, для борьбы за султанский престол. В случае своей победы, самозванец обещал казакам большие милости и привилегии. Грамота была зачитана в Кругу, но не нашла поддержки у казаков, не пожелавших участвовать в подобной авантюре.

В конце декабря 1637 г. Войско Донское отправило в Москву ещё одну войсковую отписку, в которой оправдывалось за убийство турецкого посла Фомы Кантакузина. Где в качестве одной из причин расправы над послом было колдовство, насылаемое турецким толмачом Осаном на осаждавших Азов казаков. А злорадные высказывания по поводу убитых казаков, которых на каюках привозили для захоронения в Монастырский Яр: «… теперь де из под Азова казаков возят каюками, а станут де ещё возить и бударами, и многие, государь, тот охреян Асанка своим злым волшеством нам, холопем твоим, чинил пакости великия, с верху по Дону на низ в наши таборы, нарядные чары деючи.

В качестве ещё одной косвенной причины убийства хитроумного грека, казаки указывали казнь крымским ханом русского посольства: «А твоего государева посла Ивана Бегичева ни за какую измену крымский царь со всеми людьми казнил, а тот твой государев посол никакие им пакости не чинил».

Далее казаки сообщали, что часть из 2000 освобождённых в Азове русских пленников, Войско, снабдив продовольствием, отправило в украинные города. Тех же пленников, которых Войско не смогло обеспечить продовольствием: «… разобрали тот русский полон по своих домах и с ними, государь, голодом умираем, запасу нету».

Не смотря, на, казалось бы, смертельную вражду между турками и донскими казаками, той же осенью, « … перед Филипповым заговейном, приходили под Азов, для торгу ис Тамани да и с Керчи Турские люди на 2 кораблях с товары с киндяки, с сафьяны, с сапогами, с шарапом и с аракою, с ягоды, с луком, с чесноком и с солью и с иными всякими овощи». Ещё недавно, казаки бы без раздумий захватили бы и разграбили турецкие корабли. Однако став хозяевами Азова, они хотели сделать его торговым городом, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Как говориться: Война — войной, а барыш двойной.

«И Донские де атаманы и казаки те товары и овощи у них покупали, а им продавали Азовский полон, Турчан и Татар; и исторговався, поехали назад, а они их отпустили совсем в целе». Видя, что казаки собираются вести честную торговлю, турецкие купцы заявили о своей готовности и впредь приезжать для торга.

24 ноября 1637 г. на Дон с государевой грамотой был отправлен воронежский сын боярский Трофим Михнев. Ему было дадено в качестве « … государева жалованья для Донские скорые посылки тритцать рублёв». В своей грамоте царь извещал казаков о нашествии нуреддина Сафат Гирея на русские украины и нанесённом им ущербе. По словам крымского гонца Ханкул Бека, набег был совершён по приказу турецкого султана Мурада 4, за взятие казаками Азова. Царь просил казаков извещать его о всех турецких, крымских и ногайских дела. Кроме этого Михаил Фёдорович не оставлял надежды вернуть мятежных ногаев в своё подданство. В случае же, если они будут идти войной на русские украины, он призывал донцов «промышлять всякими мерами».

По пути на Дон, небольшой отряд Трофима Михнева (3 человека), на реке Каменной, притоке Сев. Донца, был атакован татарами: « … изъехались с нами Татаровя и учали нас, холопей твоих, гонять и отняли, государь, у нас трое лошадей с вьюками».

Взятие казаками Азова, вызвало растерянность в мусульманском мире и подвигло многих русских пленников бежать из неволи в Азов: «Многие ясыри русские выбегают из Крыму, и из Тамани, и из Керчи, человек по пяти и по десяти».

Незадолго до отправления декабрьской войсковой отписки, Войско, по воле Круга, посылало трёх казаков татар к мурзам Большого Нагая, с призывом к ним переходить на ногайскую сторону Дона и откочёвывать к Астрахани, на свои старые кочевья. Однако мурзы призыву Войска сразу не вняли, так как крымскому хану стало известно о казаках татарах, прибывших к ногаям, и они выдали их крымцам. На расспросе казаки обманули хана, убедив его в том, что приехали навестить своих родственников и были отпущены.

Тем временем, Кимбет мурза и Чубан мурза с братом, просили донских посланцев передать Войску, что переправятся на ногайскую сторону, как только станет на Дону лёд. Но многие простые нагаи, вняв призывам казаков, стали не дожидаясь зимы, откочёвывать к Азову. На расспросе в Войске, эти нагаи показали, что Чубан мурза знал об их решении перекочевать к Азову и препятствовать этому не стал. Узнав об этом, казаки не стали нападать на нагайских мурз кочевавших по Кальмиусу, в надежде на то, что те перейдут в русское подданство и откочуют к Астрахани.

2 декабря в Азов пришли 11 бежавших из Тамани полоняников, среди которых был и астраханский стрелец Михайла Васильев. На расспросе он сообщил о повелении турецкого султана идти всем своим вассалам и союзникам на следующий год по Азов и взять город обратно. Казаки посчитали эти сведения важными и на следующий день отправили Максимова в Москву в сопровождении легковой станицы атамана Антона Устинова с девятью казаками.

В середине декабря 1637 г. Войско Донское отправило в Москву со станицей Антипа Устинова, ещё одну войсковую отписку, о взятии казаками Азова, об убийстве на Дону турецкого посла Фомы Кантакузина; о сношениях казаков с ногайцами. В ней донцы предлагали царю взять Азов под свою высокую руку и извещали его о предстоящем походе крымского хана на Азов. В качестве одной из причин расправы над послом, они вновь указывали на то, что было колдовство, насылаемое турецким толмачом Осаном на осаждавших Азов казаков. А также злорадные высказывания по поводу убитых казаков, которых на каюках привозили для захоронения в Монастырский Яр: «… теперь де из-под Азова казаков возят каюками, а станут де ещё возить и бударами, и многие, государь, тот охреян Асанка своим злым волшеством нам, холопем твоим, чинил пакости великия, с верху по Дону на низ в наши таборы, нарядные чары деючи».

24 декабря станица Антипа Устинова прибыла в Оскол, где казаки отказались предъявить войсковую отписку оскольским воеводам Василию Ахмашукову и Калистрату Акинфееву, и объявить цель своей поездки. Из-за чего возник конфликт. Однако вскоре он был исчерпан: ночью станичный атаман Устинов, представил войсковую отписку оскольским воеводам. Те, по её прочтению, запечатали грамоту и отпустили казачью станицу в Москву.

31 декабря 1637 г. Михаил Фёдорович отправляет на Дон грамоту с выговором за то, что казаки не прислали в Москву грамоты, бывшие при Фоме Кантакузине: «А которые грамоты к нам, великому государю, посыланы были от Турского Мурат салтана с Турским послом с Томою Катакузиным, и наказ Томин, и всякое письмо, хотя будет и распечатано, велено вам прислать к нам же к Москве».

Кроме того царь интересовался судьбой сына боярского Трофима Михнева, посланного 26 ноября на Дон с государевой грамотой. Если он на Дону, Михаил Фёдорович требовал его отпустить в Москву с войсковой отпиской о крымских и ногайских делах: готовит ли хан новый поход на русские украины и возможно ли вернуть ногаев в русское подданство.

1638 год

3 января Трофим Михнев прибыл в Азов с государевой грамотой, которая была зачитана в Кругу. 15 января казаки подготовили войсковую отписку, в которой сообщали, что крымский хан прислал в ногайские улусы « … своих лутчих людей шти (6) человек к мурзом, а велел им готовым быти и коней кормить, а куды у него будет подъём, того мы, холопи твои не ведаем». Это известие принесли в Азов ушедшие к казакам из своих улусов татары. В случае если крымцы и нагаи, снова пойдут войной на русские украины, казаки обещали царю промышлять над ними на сакмах и перевозах «всякими мерами».

Казаки успокаивали царя по поводу запорожских казаков, к которым они писали грамоты, стоять заодно против крымцов и ногаев. Согласно сведениям, четырёх русских пленников, бежавших из Темрюка, « … указал Турский царь Крымскому царю с ратными людьми и каторгами и Ногайскими мурзам и горским черкесом быти в сборе… быти по весне под Озов град.

С другой стороны, крымский хан велел ногайским мурзам и горским черкесам « … идти по нашим казачьи юртам вверх по Дону, а чтоб наши казачьи юрты зимою разорити». Однако единства в рядах ногаев не было. 8 января, в Азов прибыл Сеин мурза, Чубан мурзы, главы Иштрекова улуса. Он заявил, что все нагаи Иштрекова рода вновь хотят перейти в русское подданство и собираются переправиться на ногайскую сторону.

Казаки уверили их, что не будут громить ногаев и препятствовать их переправе через Дон. Они потребовали от Сеин мурзы шерти, что весь Иштреков род вновь перейдёт под государеву руку и откочует к Астрахани. Сеин мурза дал шерть и просил казаков « … итить к ним на выручку к Сонбеку морскому», так как иштрековы мурзы « … с Янмомет мурзою, да с Окинбет мурзою не в миру». Казаки заверили мурзу, что придут всем войском к месту переправы и назначили её дату, но ногаи в который раз изменили своему слову и не явились. Тем не менее, донцы не стали громить ногаев Иштрекова рода, кочевавших поблизости от Азова.

4 января 1638 г. в Москву прибыла станица Антипа Устинова с войсковой отпиской и очередной челобитной донских казаков к царю, принять Азов под свою руку. На расспросе в Посольском приказе Антип Устинов заявил, что после взятия Азова, в город ежедневно приходят по 5 — 10 человек бежавших из Крыма, Тамани и Керчи полоняников. От которых они узнали о намерениях турецкого султана вернуть Азов. Пушек, по словам атамана, в городе, 200 больших средних и малых, а так же 94 старых пушки. Пороха же совсем нет « … против воинских людей стреляти им из города нечем, и государь бы их пожаловал: станицу их велел к ним назад отпустить, а о городе о Азове и о зелье и о свинцу и о хлебных запасех велел им свой государев указ учинить».

Среди всего прочего, один из казаков, Тимофей Сукин, подал в Посольский приказ челобитную, с просьбой отпустить его в «… в Новгородчину, в Бежецкую пятину», для свидания с родными. На расспросе в Приказе, Сукин сообщил, что во время Смуты 1611 г. он попал в плен к литовцам. Те продали его в Турцию, откуда попал в Крым. Из Крыма он бежал на Дон, к казакам, где и остался. Приехав со станицей, в Москву, он встретил там брата Дементия Сукина, от которого узнал о своей матери и брате.

По всей видимости, Тимофей Сукин относился к детям боярским или мелкопоместным дворянам. Это можно понять из его челобитной: «А как, государь, увижу материны очи и братей своих сыщу, и я в те поры тебе, государю… буду бить челом, чтоб ты, государь, меня пожаловал, велел справить родственное моё по списку, где родители мои служат, как ты государь укажешь». Челобитная была принята благосклонно, и Тимофей Сукин был отпущен из Москвы до Масленицы, для свидания с родственниками.

12 января 1638г. казачья станица атамана Григория Шатрова была отпущена в Воронеж. По государеву указу воронежский воевода Козловский должен был «Донских казаков человек пяти или шти лутчих людей, ково они меж себя выберуть, послать наперед ныне на Дон, с нашею грамотою к Донским атаманом и казаком тотчас». Остальные казаки должны были сопровождать весной будары с государевым жалованьем.

По убытии станицы из Москвы, казаки били царю челом: « … пожалуй нас, холопей своих, которой у нас винишко купим дорогой на Воронеже, и чтоб у нас, холопей твоих, Воронежские целовальники выемкою б не вынимали б». Царь пошёл донцам на встречу и велел воронежскому воеводе Козловскому, вино у казаков, не «вынимать». 7 февраля воевода отпустил на Дон 5 выборных казаков, во главе с Иваном Сметцким « … с товарыщи… взяв с Воронежского уезду с сошных людей пять подвод».

Возвратившийся в феврале, в Москву, дворянин Трофим Михнев, на расспросе показал, « … грамоты де и всякие письма, что у него (Фомы Кантакузина) ни было, всё у них в те поры утерялись; ни каких де писем ево у них ныне нет и послать им ко государю не чего».

Так же он сообщал, что в « … в Азове де всех атаманов и казаков живут житьём по смете с 5000 и з Запорожскими черкасы. И у города де у Азова проломную стену, что взорвало подкопом заделали. И бои поземные и всякие крепости поделали: и наряд де по башням и по городу и по нижним боем у них весь поставлен и осада укреплена». По словам Михнева, в городе, малых и больших пушек 300, но пороха, ядер и свинца мало и « … в осадное де время без прибавочного зелья и свинцу в Азове пробыть им не уметь».

Сообщал Михнев о намерении турецкого султана Мурада идти весной к Азову со всеми своими вассалами и союзниками. Узнав об этом, казаки послали вверх по Дону, по всем городкам и запольным рекам гонцов с грамотами, в которых призывали всех донцов сходиться в Азов для отражения неприятелей.

Отпуская царского посланца в Москву, Казаки ему говорили: « … будет де город Азов государю годен, и государь бы их пожаловал в помочь ратными людьми, и хлебными запасы, и зельем и свинцом, как ему, государю, милосердный Бог известит». У казаков же — говорил Михнев — хлеба мало и питаются они больше рыбой.

Выслушав 27 февраля расспросные речи казаков и своего посланца, Михаил Фёдорович « … указал послати с Воронежа на Дон зелья ручного сто пуд, да пушечново сто ж пуд, да свинцу сто пятьдесят пуд, с прежнею станицею с атаманом з Григорием Шатровым да с нынешнею станицею с атаманом с Онтипою Устиновым… дав им на Воронеже суды».

28 февраля царь передал «Память» в Пушкарский приказ князю Андрею Фёдоровичу Литвинову-Мосальскому и дьякам Степану Угодцкому и Савве Самсонову, об отпуске « … с Воронежа Донским казакам пороха и свинца и присылке на Воронеж тех же припасов, взамен отпускаемых казакам.

При отпуске казачьих станиц с государевым жалованьем на Дон, воронежскому воеводе Мирону Вельяминову было велено «изымать» из них беглых людей: « … и ты б тех лишних людей велел у них взять и их расспросить подлинно, хто они, и отколе идут, и какие люди, и не беглые ли чьи холопы… а расспрося велел кинуть на Воронеже в тюрьму до нашего указу, а на Дон их не отпускал».

В феврале 1638 г. в набег на Русские украины двинулся крымский мурза Ямгурчей с 1000 всадников. В двадцатых числах татары были обнаружены казачьими разъездами в окрестностях Есаулова городка. Откуда немедленно выслали гонцов в соседние городки, с призывом идти на крымцов. Всего собралось с «… полтораста человек», среди которых были как донские татары, так и пять астраханских: «Телёшка Иснгелдеев с товарищи», оставшихся в Есауловском городке из-за усталости своих коней, во время похода едисанских татар под Крым. Казаки перехватили Ямгурчей мурзу на реке Чир и, не смотря на многократное превосходство крымцов, наголову их разгромили, захватив огромную добычу: «… тех ногайских татар многих побили, и лошади многие отбили». Характерно, что при разделе дувана, пяти астраханским татарам досталось «на их паи» 40 лошадей.

1 марта казачий Круг, видя нежелание нагаев кочевавших по Миусу переходить в русское подданство, отправил против них конное войско. Узнав об этом, мурзы Больших нагаев выступили ему на встречу, но были разбиты. Донцам удалось взять 10 языков. На расспросе в Азове нагаи под пыткой показали, что турецкий султан велел « … крымскому царю, ногайским и мансуровым мурзам и горским черкесам со всеми ратными людьми быти готовым к весне и идти под Азов». Узнав об этом, войско решило известить о планах турецкого султана, Михаила Фёдоровича. Легковую станицу возглавил атаман Татаринов.

Тем временем турецкий султан Ибрагим, желая вернуть себе Азов, подключил к ним молдавского воеводу Василия и боярина Исая Остафьева. Он был вызван в Стамбул, где получил соответствующие инструкции. Но всё было тщетно. Тогда вместо угроз, султан перешёл к обещаниям. Через молдавского правителя Василия, он, в случае ухода казаков из Азова, обещал стать союзником русского царя: «И будет от которые стороны его Российскому государству утеснение, и его царское величество будет иметь помощь от Ибрагима салтана и от крымского воинскими людьми».

6 марта Михаил Фёдорович отправляет на Дон, Войску, государеву грамоту: «От царя и великого князя Михаила Фёдоровича всея Руси, на Дон, в нижние и в верхние юрты, атаманом и казаком Михаилу Иванову (войсковому атаману?) и всему Донскому войску…». В ней царь велел казакам « … про Крымских и Нагайских людей велено вам проведать, где ныне царь или царевичи; и что их умышленье, и где ныне Ногайские мурзы с улусы своими кочують». В случае если крымский хан пойдёт войной на Россию, казакам « … на сакмах и на реках по перелазам велено над ними промышлять».

Но царь не оставлял попыток вернуть нагаев в своё подданство дипломатическим путём. И призывал донцов слать им гонцов с предложением «перейти под его высокую руку» и безопасной откочёвки в Астраханские степи.

Так же Михаил Фёдорович сообщал об отправке на Дон государева жалованья со станицей Антипа Устинова и призывал их крепить союз с запорожцами: «И к Запороским бы есте черкасом от себя писали накрепко, чтоб они с вами заодно на Крымских и Нагайских воинских людей стояли».

21 марта 1638 г. легковая станица атамана Татаринова и есаула Петра Шадеева в составе 23 человек прибыла в Валуйки, откуда они подводами были отправлены в Москву воеводой Андреем Лазаревым. Кроме казаков в станице находился мурза Сеин « … да с ним ево двора шесть человек Тотар».

Прибыв в Москву, атаман Татаринов и казаки били царю челом, и просили пожаловать Войско Донское, отправив на Дон « … зелье и свинцу и о хлебных запасах указ учинить». Так как пушек, государь, и всякого огненного боя многа, а стрелять не чем; хлебного, государь, запасу тож нету, голоду, государь, наша братья терпеть не хотят в Озове». Били челом взять Азов «… под высокую государеву руку» и увеличить донцам жалованье.

В своей отписке о взятии Азова, казаки ярко живописали картины прошедших боёв: «И в том дыму, друг друга не видели, была с того часу сеча великая и самопальная пальба; друг друга за руки хватали и резали ножам… И азовские люди, видя над собою божью беду, бежали через городскую стену в степь. И за городом, до речки Кагальника, конное Донское Войско, догнав всех, посекло на протяжении 10 вёрст». Кроме этого они подробно изложили намерения турецкого султана по отношению к Азову. А так же « … били челом государю, чтобы тот пожаловал церквам Иоанна Предтечи и Николы чудотворца книги по церковной росписи».

На расспросе в Посольском приказе, атаман Татаринов говорил: «А всех де Донских атаманов и казаков ныне будет з 10000 человек, опричь Запороских черкас; а Запорожских черкас у них в Азове и на Дону з 10000 человек; ныне к нам в Азов Запороские черкасы идут беспрестанно многие люди». Впрочем, последняя цифра кажется значительно преувеличенной.

Русских людей, по словам атамана Татаринова, « … к ним в Азов и на Дон не прибыло нисколько, потому что было время зимнее и для дальнего пути степью приходить было к ним не мочно». О намерениях крымского хана казаки ни чего не знали: « … потому что к ним в Азов и на Дон в городки ис Крыму выходцов и полоняников не бывало давно, и посылки они под Крымские улусы нынешние зимы из Азова и з Дону не посылывали; и послать было не мочно».

По дороге в Москву, на Северском Донце, казачья станица встретила отряд запорожцев: « … человек с 50, идут рекою Донцом в стругах на низ, а берегом гонят черкасы ж 5 человек лошадей з 12, а сказывали им, что они идут к ним в Азов». На вопрос: « … не чают ли какова дурна» донские казаки от запорожцев, атаман Татаринов сказал, что они « … от Запорожских черкас ни какова дурна и роздраться не чаят, и во всём де они им по ся места были послушны». Попытка одного из запорожских атаманов — Матьяша, взбунтоваться и игнорировать волю Войска, была жестоко пресечена: «И они де, атаманы и казаки, поговоря меж себя, за то таво черкасково атамана Матьяша убили поленьем до смерти и вкинули в Дон». В случае если и другие запорожские атаманы « … похотят владеть собою, донцы с ними управятца».

На вопрос дьяков Посольского приказа, что казаки будут делать в случае прихода к Азову осадной турецкой армии, атаман Татаринов ответил: «А города де Азова им не отдавать и не покидывать, хоть все до одного человека помрут, а города Азова они не покинут, потому что де они все взяли город Азов кровью, своими головами». В конце расспросных речей, казаки просили государя позволить торговым людям украинных городов, беспрепятственно ездить к ним на Дон с запасами.

Кроме этого казаки привезли в Москву трёх ногайских мурз Иштрекова рода: Чубана, Саина и Шайтемира, перешедших « … под высокую государеву руку», и желавших об этом бить челом перед царём. Казаки своими бударами перевезли ногайские улусы с Донского острова на нагайскую сторону: « … и мы, государь, холопи твои, наймуя свою собратью козаков и суды, велели тех трёх мурз с их чёрными людьми и со всеми их животами перевесть Дон на Ногайскую сторону». Мурз казаки приняли с честью в Азове и призвали их принять русское подданство, « … и корм им дали, и избами татарскими (кибитками) и телегами их ссужали».

Мурзы просили казаков отправить одного из них в Москву, к великому государю, а двух отпустить с улусами в Астраханские степи. Войско пошло на встречу нагаям, и с легковой станицей атамана Татаринова, был отправлен мурза Саин с шестью приближёнными. Остальные нагаи были отпущены к Астрахани в сопровождении отряда казаков. Казаки, кроме всего прочего, везли с собой двух знатных ногайских аманатов: сына Бей мурзы — Уруса и сына Кучук мурзы — Аха, с приказом передать их астраханскому воеводе Фёдору Васильевичу Волынскому.

Михаил Фёдорович, опасаясь прихода большой турецкой армии под Азов, не мешкая, выдав казакам атамана Татаринова жалованье, отпустил их в Воронеж: « … послати ныне на Дон Донским атаманом и казаком своего государева жалованья хлебных запасов муки, и круп, и толокна, и сухарей, сколько мочно на Воронеже промыслить всего ста с триста с четыреста четей».

Казакам было велено выдать дополнительное жалованье: « … послати с Воронежа к вам, атаманам и казакам, к прежнему зелью и свинцу в прибавку 50 пуд ручного зелья да 50 пуд зелья пушечного, да 50 пуд свинцу, да хлебных запасов указали есьмя послать сколком очно на Воронеж собрать муки, и круп, и толокна, и сухарей, да 150 вёдер вина». Чтобы исключить злоупотребления, царь запретил воеводам украинных городов, отправлять на Дон свои запасы: «А для своей корысти из городов воеводам своих запасов на Дон не посылать». Казаков, приехавших в русские города для закупок продовольствия и боеприпасов, было велено « … пропущать без задержания». Это было подтверждено указом Михаила Фёдоровича от 23 апреля 1638 г. отправленном в Воронеж воеводе Мирону Вельяминову. В нём, кроме прочего воеводе предписывалось давать казакам суда и гребцов по-прежнему.

Сверх этого атаману Татаринову было выдано 500 рублей для дополнительной закупки в Воронеже хлеба и круп. Кроме того казакам было выдано 17 церковных книг для азовских церквей по росписи: Евангелие толковое, 2 Устава, 2 Триоди: простая и цветная, Апостол, Служебник, Потребник, Минея — август месяц, 2 Минеи общие, 4 Трефолоя, с сентябрь по март месяц, Соборник, Стихораль. В своей грамоте к Войску Донскому, Михаил Фёдорович давал наказ сообщать о планах мусульманских владык, а если те пойдут на Русь, то « … промышлять над ними всякими мерами».

Ранней весной 1638 г., атаман Татаринов, получив из казны усиленное жалованье, а также церковные книги необходимые казакам для проведения богослужений в азовских православных церквях Святителя Николая и Иоанна Предтечи, двинулся из Воронежа бударами на Дон. После того отъезда атамана Татаринова в Москву, войсковым атаманом был избран Тимофей Яковлев, прозванный Лебяжья Шеей. Тимофей приходился старшим братом известного в 60 — 70 годах атамана Корнилы Яковлева. Впервые имя Т. Яковлева упоминается в исторических документах 1636 года, в качестве атамана легковой станицы.

Между тем зимой 1638 г., султан Мурад 4, повелел новому крымскому хану Бегадур Гирею взять Азов, так как все турецкие войска были задействованы в войне с Персией. Этот приказ был чистым безумием, так как татары, в отличие от своих предков, уже давно разучились брать крепости и не обрадовал хана. Не хотели идти в поход и крымские феодалы, говорившие: «Что де нам под Азовом делать? Будет де пришед возьмём, ино де то добро, а будет не возьмём, мы, де постояв под Азовом дней пять-шесть, пойдём на Русь войною, за Озов там своё выместим: татарину де под городом нечего делать, не городоимцы мы».

Однако помня печальную судьбу своего предшественника, удавленного в Стамбуле, хан не смел ослушаться и двинул свою конницу к Азову. Страшная в опустошительном набеге, она была совершенно бесполезна при осаде города. 19 апреля 1638 г. татары появились у стен Азова. Казаки, во главе с атаманом Т. Яковлевым заперлись в городе, ожидая действий со стороны неприятеля, так как основная масса казаков к тому времени ещё не съехалась в Главное Войско.

Ждать пришлось недолго, Багадур Гирей отправил к городским воротам посольство во главе с князем Каземрат Улаком и ногайскими мурзами: Солтанашем и Оллуватом. Послов сопровождала многочисленная свита. Толмач от имени крымского хана потребовал от казаков сдать Азов: «По приказу всемогущего и всемилостивейшего султана Мурада 4, да продлит великий Аллах его дни, предлагаем вам ваши жизни, а взамен требуем вернуть нам наш Азов».

Столь нахальное, по мнению казаков, требование степных хищников, беспомощных в осаде и штурме, едва не стоило крымским посланцам жизни. Оскорблённые такими словами казаки, хотели, выйдя из города, изрубить татар. Но атаманы и старики удержали их, и ответили отказом: «… ступайте отсель и скажите вашему царю турскому, что не токмо город дать вашему, и мы не дадим с городовой стены одного камня снять вашему царю, нешто будут наши головы так же валяться, станут полны рвы около города, как теперя ваши басурманские головы ныне валяютца, тогда нешто ваш Азов будет. … А Азов ваш мы взяли. Дотоле у нас, казаки место искали в камышах, — на до всякою камышинкою жили по казаку, а ныне нам Бог дал такай город с каменными палатами, да с чердаками. А вы велите его покинуть! Нам ещё хочется прибавить к себе город Темрюк, да Тамань, да Керчь, да любо де даст Бог и Кафу вашу».

Теперь пришла очередь негодовать татарам, но что они могли сделать, желающих лезть на непреступные стены, среди них не было. Простояв несколько дней под городом, Багадур Гирей так и не решился на приступ казачьей твердыни. Свернув свой табор, он ушёл в Крым, опасаясь, что донцы, собрав из окрестных городков бойцов, нанесут ему поражение. Турецкому султану, хан, в своей грамоте писал: «… татарину де под городом нечего делать… не городоимцы мы. … А Азов город каменный».

Казаки же, сойдясь со всех городков, собрались в Круг, где решили не оставлять безнаказанным нашествие крымских татар и нагаев. К Молочным водам была отправлена казачья конница, разорившая улусы Больших нагаев. В качестве добычи казакам досталась имущество побеждённых, много ясыря и стада скота. Кроме этого они освободили много русских пленников. Часть из них, пожелала остаться на Дону с казаками, другая их часть, впоследствии была отправлена в Россию. Известие о этом походе казаков, доставил жилец села Усмани Атаманской Якушка Иванов, бывший в Азове по торговым делам: « … отпустили де Донские атаманы и казаки из Озова под Крым Донских казаков, человек з 200 конных… и сами все де готовяца все, хотят идти и приступать под Темрюк; и суды все на воде стоят совсем готовы». Основное казачье Войско ожидало возвращения из поиска, с вестями конницы.

Несколько позже, ещё один казачий отряд в 110 человек сошёлся в степи со всадниками мурзы Солтанаша: « … и в те поры, государь, у нас с ними была драка, а с тем мурзою была воинских Тотар больши двухсот человек, и мы, холопи твои, у них на том бою « … убили десять человек да Оталыкова сына взяли в языках». Кроме того «черкашенин» Усердский, взял в плен «Донского Тотарина Учкана», который впоследствии был доставлен на расспрос в Москву казачьей станицей атамана Дениса Парфеньева.

22 апреля 1638 г. Михаил Фёдорович отправил на Дон похвальную грамоту: «С похвалой за службу, с уведомлением о посылке хлебных запасов, пороха, свинца и книг, с приказаньем доставлять с Дону вести о Крымцах, Турках и Ногайцах и защищать украинные города от их набегов». В ней он извещал Войско Донское о вторжении в русские приделы крымского нуреддина Сафат Гирея: « … он приходил в наше государство войною за Азовское взятье и многие места воевали в полон многих поимал, и к городам приступал, и сёла и деревни и хлеб пожгли». Царь призывал казаков и впредь извещать его о планах и умышлениях турок, крымцов и нагаев, а так же « … промышлять и поиск чинить», если те пойдут на Русь и передать этот призыв запорожским казакам от его имени.

К ногаям Иштрекова рода, Михаил Фёдорович велел Войску от себя писать, чтобы те вновь шли под его руку и откочевали к Астрахани, к местам своих прежних кочевий.

Далее царь извещал Войско Донское об отпуске на Дон станицы Антипы Устинова, щедро пожалованного царским жалованьем. По царскому указу казаки должны были подводами добраться до Воронежа. Оттуда же, плыть на Дон бударами, сопровождая вместе со станицей атамана Григория Шатрова государево жалованье. Войску Донскому кроме денежного и хлебного жалованья было пожаловано 100 пуд. ручного зелья, 100 пуд. пушечного зелья и 150 пуд свинца.

Но Войско Донское не ограничилось конным походом. 9 мая, после Николина дня, из Азова в морской поход вышло 75 больших казачьих струга с 70 — 80 казаками на борту. По другим сведениям, в походе приняло участие 53 больших струга с более чем 3000 донцов и запорожцев, под командой атамана Алексея Долгого. Казаки погромили татарские селения у урочища Таганий Рог, взяв добычу и ясырь. Не удовлетворившись захваченным, они устремились к берегам Крыма. Но вблизи Еникале (Керчи), встретились с мощным турецким флотом и преследуемые каторгами, отошли к Азову, под прикрытие его стен и артиллерии.

10 мая в Валуйки пришёл вышедший из плена валуйский станичный атаман Стефан Бобырев. На расспросе у воеводы Квашнина он рассказал, как и когда попал в плен к татарам. « … в прошлом де в 145 году канун Оспожина заговейна приходили к Волуйке крымские люди на стрелецкие поля. И Ондрей де Лазарев против тех татар из города послал на бой государевых людей, и с татары был бой, и на том бою ево Софона ранили в трёх местех, и ранена взяли в полон». После выздоровления, Бобырева силой забрал у его хозяина, турка Бахметя, кафинский паша, что бы обменять его на своего брата, бывшего в плену у казаков. Однако Бобырев сумел бежать из плена и уйти в Азов к казакам.

Говорил он так же и о крымских новостях. По его словам, «Посылает де турский царь под Озов войною визиря своево, а с ним де посылает семьдесят каторг да триста мелких судов. А сам де турский царь идут против кызылбашского царя, а крымскому де царю велел залечь по Дону и по Донцу, чтоб не пропустить из Руси в Озов твоих государевых ратных людей, и запасов. А укрепя заставу самому крымскому царю иттить войною под твои государевы украинные городы изгоном». Сам же султан собирался идти во главе армии против персов, захвативших четыре турецких города, включая Вавилон.

По словам атамана, донские казаки, узнав об планах турецкого султана и крымцов, соединились с пришедшими яицкими и терскими казаками: «А в Азов де казаки сошлись с Еика, и с Терка, и со всех речек, и ныне де в Азове и во всех казачьих городкех казаков и запороских черкас добре много, и про турских людей приход к Азову ведомо. И казаки де турсково приходу ничем не страшны, хотят турских сами встретить на море. А в верхние де городки из Азова при нём Софон де казаки послали весть, чтоб казаки ехали все в Азов. Запасы всякие в Азове хлебные дёшевы, купят мех, сухарей в 20 алтын. А как де он шол Донцом и встретив идут в Азов белогородцы и черкасы з запасы с 50 стругов. Зелейные казны видел он в Азове башня полна наставлена бочек».

Жители ближайших к Азову городов: Темрюка, Тамани и Керчи, по словам Бобырева, жили в постоянном страхе, ожидая приступа к ним казаков: « … а жёны и дети и животы все вывезли на степи и в горы». Начиная войну с персами, турецкий султан заключил мир с поляками и даже обещал отпустить, взятый в Польше полон. Но, не смотря на это, крымские татары и нагаи, зимой 1638 года неоднократно вторгались в польские приделы и « … и полону приводили добре много, тот полон он Софонко сам видел и в Кафе их расспрашивал»

Меж тем в Азове налаживалась мирная жизнь. В город, начиная с весны 1638 г., один за другим стали прибывать как одиночные капцы, так и целые торговые караваны из близь лежащих стран и городов: Москвы, Воронежа, Астрахани, Терка. Прибыли в Азов турецкие купцы и татарские купцы из Тамани, Темрюка, Керчи и Кафы. Среди них были и лазутчики султана, посланные разведать ситуацию, но казаков это не смущало. Они были уверены в своих силах. На азовском майдане вновь закипел разноплемённый и разноязычный торг. Сюда допускались все, кто хотел торговать и покупать, даже смертельные и заклятые враги донского казачества, крымцы, турки и евреи, могли безбоязненно вести свои дела, находясь под охраной Войска.

21 мая 1638 года казаки отправили в Москву войсковую отписку. В ней они сообщали о получении государева жалования, извещали царя об отказе Войска вернуть Азов крымцам во время переговоров, происходивших между ними и казаками и о столкновении у Молочных Вод. А также писали о посылке казачьего флота в этот первый поход 9 мая: «а мы, государь, переговоря меж собою, отпустили на море из Азова своих донских казаков семьдесят четыря струги больших морских, а приказали, государь, мы своим донским казаком итить морем по Крымской стороне, по крымским юртам и по ногайским улусом; а отпустили к тебе, государю, в станице атамана Дениса Парфентьева…». Эти сведения были дословно повторены в отписке воронежского воеводы Мирона Андреевича Вельяминова 3 июня 1638 г., хотя, по его версии, информация поступила от воронежских вестовщиков Ивана Орефьева и Степана Парфёнова.

Более подробно о целях этого первого похода говорится в расспросных речах упомянутого выше атамана Дениса Парфеньева и казаков его станицы, 10 июня 1638 г. Только по ним устанавливается точная дата отправки флотилии (Николин день). «А в турской де земле в заборе рать многая, а куды им итти, того им подлинно не ведомо, и с Кизылбашским шахом у него война будет ли, про то они не слыхали. Да они ж сказали: пошли де из Азова на море на Николин день с атаманом с Алексеем Долгим 75 стругов, а в стругу казаков человек по 70 и по 80, а итти де им под Кафу и в ыные места для промыслу. А ис Темрюка де выходят к ним в Азов выходцы полоняники, русские люди, и сказывают, что в Темрюке живут лехкие резвые люди, а многие люди из Темрюка вышли в Кафу для того, что боятца на себя их казачья приходу. А только де почают они к Азову приходу крымских и турских людей, и атаманы де и казаки приговорили, что им всем против их стояти и в Азове сидеть, хоти всем помереть, а Азова не покинуть. И атаманы де и казаки, которые пошли для промыслу на море, как добьютца где языков, и только от тех языков услышать на себя къ Азову приходу ратных людей, и они де ис того походу будут назад в Азов тотчас и учнут стоять против их за одно, сколько Бог помочи подаст…».

Как видим, задача казачьей флотилии была не в морском набеге, а в получения оперативной информации на побережье вплоть до Кафы и в захвате языков относится именно к первому, весеннему походу 1638 г. Предписания вступать в сражение в случае встречи с турецким флотом у казаков, по всей видимости не было. В этом случае казачьему флоту необходимо было сразу возвращаться в Азов, для общего отражения неприятеля.

Эта информация подтверждалась воронежским воеводой М. А. Вельяминова. В своей отписке он сообщал о движении турецких каторг к Азову и о приготовлениях казаков: «А которые де, государь, донские казаки пошли были на море, и они де с море воротились в Азов, а на море де поймали языки под гирлом (Керченским проливом); и те де языки сказывали, что конные перевозятца с Крымские на Ногайскую сторону многие люди, а каторги де, государь, с ними, донскими казаки, встретилися на море под гирлом, идуть ис Чернова моря в Азовское море каторг с сорок и те де, государь, донские казаки хотели на те каторги бить, и в то де время стало на море погода и тех де каторг при них разбило погодою четыре каторги. А идут де, государь, те конные и морем каторги на осаду под Азов…».

Узнав об этом, казаки сошлись в Круг и постановили всем казачьим городкам присылать в Азов казаков для помощи при обороне города, а оставшимся — съезжаться из 2—3 городков в один. Эта же отписка позволяет установить и дату возвращения казачьей эскадры в Азов — 2 июня. Эта дата определяется следующим образом. Принесшие весть крестьяне встретили в городке Курманове Яру казака Ивана Губу с войсковой грамотой, который добрался из Азова за 4 дня: дорога крестьян оттуда до Кременных также составила 4 дня, «а ис Кременных они поехали до Воронежа тому ныне тринатцать ден». Следовательно, если Иван Губа выехал из Азова в день возвращения эскадры, что весьма вероятно по причине необходимости скорейшей организации обороны, то это произошло: 23 июня — (4 +4 +13 дней) = 2 июня.

Султан Мурад требовал от крымского хана известий о намерениях донских казаков, и тот, исполняя волю султана, отправил 22 июня 1638 г. под Азов в разведку за языками и для отгона скота, большой, хорошо вооружённый чумбул конницы в 130 человек. Однако бдительные казачьи сторожи, вовремя обнаружили неприятеля и охотники сами превратились в дичь. На Мёртвом Донце татары попали в засаду и были наголову разгромлены: « … Донские козаки и Тотаровя и Астраханские твои государевы служилые люди дети боярские, и стрельцы, и мурзы с Тотары подкороулили их за Донцом». Взятые в плен крымцы, на расспросе в Азове, под пыткой сообщили, что вслед за ними идёт сам крымский хан Бегатур Гирей с сильным войском. Сам хан шёл с крымцами и ногайскими улусами по крымской стороне, тогда как один из его сыновей, со второй частью крымских татар, шел с мурзой Касаем по Ногайской стороне.

Атаман Яковлев вновь разослал по Дону, Донцу, Медведице и Хопру войсковые грамоты, с призывом к казакам постоять. А вам атаманом и молотцом, ехать в Азов к Войску на помочь, чтоб нам славы своей казачьей не потерять». Судя по всему, казаки верховых городков не спешили идти в Азов, на помощь Войску. Что очевидно было связано не столько с их равнодушием к судьбе Азова и Войска, сколько с недостатком в городках казаков, а с заготовкой донцами сена и продовольствия на зиму. Однако крымский хан, устрашённый участью своего передового отряда, так и не показался у Стен Азова.

После возвращения в Азов и допроса пленных и бежавших из неволи русских пленников казакам стало ясно, что встреченный турецкий флот готовится к нападению на Азов. Поэтому казаки решили предупредить турок, выйти в море и атаковать турецкую эскадру в Керченском проливе, не дожидаясь, пока она появится под Азовом.

Эти сведения подтверждаются расспросными речами атамана Ерофея Петрова Нижнего городка на р. Медведице, а также вестовыми — Федором Петровым с товарищи, посланными для вестей 24 июня и вернувшимися 30 июня: «… морем каторги и мелкие суды к Азову идутъ. И атаманы де, государь, и казаки про морское войско каютца, что с ними бою не зделали; а ныне де атаманы и казаки о том думают, Татар с каторгами и берегом хотят переведатця с ними, но пустя до Азова, и осадить им Азова не дать. Да ни тот же, государь, атаман Ерофей сказывал им-ж, Федору Петрову с товарыщи приходили де Тотаровя х козачьему городку к Терновым, и на тех де татар ходили в поход из Азова атаманы и казаки, и их погромили».

В тот же день, 30 июня 1638 г. воевода Вельяминов отправил в Москву возвратившуюся с Дона станицу атамана Фёдора Петрова, с полученными известиями и копией войсковой отписки. В ней говорилось, что согласно сведениям, полученным от языков и русских беглецов, турецкий султан велел крымскому хану и всем его союзникам идти весной к Азову. Со своей стороны Мурад 4, отправлял к захваченному городу турецкий флот и пашу с янычарами.

Воронежский воевода Вельяминов отправлял эту станицу на Дон, в верховые городки, во главе со слободским атаманом Фёдором Петровым и с 17 казаками, чтобы узнать о донских делах и « … нет ли к Азову Турсково и Крымсково царя приходу», а так же не собираются ли турки и крымцы идти войной на русские украины.

В городке Кременном посыльшики встретились с легковой станицей атамана Ерофея Петрова, везшей в Москву войсковую отписку. Донцы не только рассказали им о делах на Дону, но и дали сделать копию войсковой отписки.

Согласно отписке, казаки непрерывно объезжали окрестности Азова, чтобы « … осадить им (туркам) Азов не дать». Крымский хан, в свою очередь послал свою конницу на Дон, и та подступила к городку Терновому. Однако казаки, выйдя из Азова, разгромили и рассеяли степняков. Ещё один татарский чумбул подступал к Клёцкому городку, но так же был разбит и рассеян.

По словам Фёдора Петрова, « … пришли де из Астрахани в Азов твоих государевых людей семь сот человек». Это был посланный из Астрахани за языками отряд сына боярского Якова Мавлянинова. Встреченный городовыми казаками поп Осип (Зеленой), возвращавшийся из Азова в Воронеж, рассказал им о приезде в Войско, с Терека, некоего сына боярского, показавшего на расспросе, что «… Кизылбашской царь послал от себя к атаманом и казаком жалованье, и тое де казну погромили горские черкасы».

Захваченные во время обороны Тернового городка языки на расспросе, под пыткой, показали, что турки не планируют в этом году приступать к Азову. Перед тем, как отправлять в море вторую судовую рать, казаки предприняли сухопутную разведку двумя большими отрядами. Нам это становиться известно из расспросных речей попа Осипа по прозвищу Зеленой, который выехал из Азова около 6 июня («погреб де он з Дону из Азова уговев Петрова поста неделю, а греб пять недель, июля по 11 число)».

Прибыв 11 июля в Воронеж поп Осип Зеленой, на расспросе в съезжей избе, подтвердил приход турецкого флота в 44 каторги к донскому гирлу, и гибель 6 (?) каторг во время шторма. Кроме этого, поп рассказал о посылке Войском 300 казаков атамана Григория Некрега в поиск по ногайской стороне и 300 донских татар по крымской стороне. От взятых казаками языков, стало известно, что турецкий султан отправил свой флот к Азову не для осады города, а для недопущения выхода казачьего флота в море. Эти сведения подтверждались и другими многочисленными источниками, в частности казаками во главе с атаманом Денисом Поплевиным, бежавшие из татарской неволи.

«И как де он быль в Азове да своего поезду, при нем де пришли с моря донские казаки, которые были пошли на море, и те де казаки сказывали, что встретились с ними на море сорок четыре каторги, и стрельба по них ис пушек была, и в то де время на море стало великая погода, и их де погода отвела, потому с ними и бою не было. А розбило де в то время при них погодою шесть каторг. А как де пришли казаки с моря, и при нем де посылали из Азова донские атаманы и казаки донских казаков для языков, атамана Григорья Некрега, а с ним ходило казаков триста человек по Ногайская стороне, а по Крымской стороне посылали тотар триста-ж человек. И он де, не дождався тех казаков ис походу, погреб; и как де он будет в казачьих городкех у Курманова Яру, и сказывали де ему донские-ж казаки, которые ходили для языков, что поймали языки, тотар, по Ногайской стороне под казачьим городком под Терновым, а в расспросе сказывали де языки, что те де каторги посланы на заставу, для того, чтоб донских казаков на море не пропускат, а не для осады Азова. А турсково де людей и крымсково царя под Азов нынешняго лета приходу не чаеть. И крымской де царь никуды не хаживал и те де донские казаки, которые с моря пришли, и они де и стругов при нём запасов своих не выкладывали, и расспрося де языков, а донские де атаманы и казаки пошли в понедельник на море на заставные каторги».

Это известие несколько успокоило казаков. Вполне возможно, что казаки в это время вынашивали планы по захвату Тамани, по крайней мере, они не выглядят невозможными. Существенно и то, что здесь упоминается, насколько можно судить по приведенному тексту, о готовившемся третьем морском походе казаков в текущем году, начало которого было назначено на понедельник после 3 июля, т.е. на 8 июля. Трудно сказать, был это отдельный поход или тот, который закончился Адахунским сражением. Возможно и то, и другое. Хотя о походе говорится как о совершившемся, так как его дата позже отъезда вестовых.

26 июля 1638 года в Воронеж прибыли из Азова атаман Микита Михайлов, сын Богатова и казак Тимофей Офонасьев сын Карагача, которые выехали из Азова за семь дней до кануна Ильина дня, т.е. 12 июля. Адахунская эскадра в это время еще не вышла в море. На расспросе они сообщили, что «донские атаманы и казаки из Азова посылают для языков; весть от языков, что турских и крымских людей в заборе нет…». Поскольку более внезапным могло быть нападение с моря, есть все основания полагать, что какие-то струги были в разведке постоянно. Однако источников для подтверждения этого предположения нет. Далее донцы сообщили: «… шли де от турского царя каторги, а чаяли де атаманы и казаки тем каторгам приходу под Азов. И ныне де, государь, те каторги стоять на Чёрном море в гирле промеж Керча и Тамани по конец Азовского моря в заставе и берегутца приходу на себя донских казаков, чтоб их не пропустить воевать, а донские атаманы и казаки хотятъ итить на море на заставные каторги».

23 июля Войско отправило в Москву легковую станицу Осипа Лосева, с известиями о донских, крымских и турецких делах. В ней казаки извещали царя о получении дополнительного государева жалованья. На расспросе в Посольском приказе атаман Осип Лосев показал, что за неделю до его отпуска из Азова, к ним, на Дон, прибыл «… с ратными людьми Астраханец сын боярской Яков Малвянинов, а с ним Астраханских стрельцов и Татар 600 человек (по другим сведениям, 700), а сказывал де тот Яков, что он послан для языков».

Однако их поиск по ногайской стороне не увенчался успехом, и служилые люди пришли в Азов. Вскоре после этого к Азову, для языков, подошло 300 крымских и ногайских татар, в разгроме которых приняли участие русские служилые люди, захватившие 20 языков. Узнав от языков о подходе крымского хана и ногайских мурз, Яков Мавлянинов поспешил назад в Астрахань.

Так же атаман Лосев сообщил о третьем за этот год выходе казачьего флота в морской поиск. закончившимся Адахунским сражением. 2000 донцов, по его словам, вышли в морской поиск и в районе Тамани столкнулись с турецким флотом: «А наперед де того, за десеть день до их отпуску атаманы и казаки, не чая на себя к Азову приходу крымских и ногайских и турских людей, отпустили из Азова на каторги для проведывания турских людей х Керчи к гирле 40 стругов, а в них атаманов и казаков з 2000, и у казаков де с каторгами учинился бой под Таманью у берегу. И билися они с турскими людьми во весь день, а к ночи с того бою разошлися врознь; каторги пошли в море, а казаки пошли возле берег к Азовскому морю. И на утрее де того бою сошлись каторги опять с казачьими стругами, и казаки де своими стругами ударилися на каторги, и учинился у них бой большой, и стал дым великой. А один де струг на каторги не пошёл, что попортился и пришел назад в Азов, а в нем казаков человек с пятьдесят. И про тот де бой те казаки в Азове и сказывали; а хто де в том походе ково осилел, казаки-ль турских людей, или турские люди казаков, и тово де ведома подлинно при них в Азове не было, что нихто из того походу после того струга в Азов с вестью не бывал; а им де, Осипу с товарыщи, тое подлинные вести дожидатца не велели, отпустили их к Москве вскоре для того что ждут на себя приходу воинских людей к Азову тотчас».

Кроме этого, атаман сообщил об уходе части запорожцев из Азова и с Дона: «А которые де Запорожские черкасы были в Азове, и те все пошли в Литву, на выручку своим же Запорожским черкасом, потому что у черкас с Литвою битва». По всей видимости, запорожцы ушли на Украину для поддержки гетмана Гуни, который на реке Старец был взят в осаду поляками.

На расспросе в Посольском приказе, атаман Лосев сообщил новости не отражённые в войсковой отписке. Так, взятые в плен татары, по словам атамана Лосева были расспрошены под пыткой и показали, что «Крымской царь идет под Азов по Ногайской стороне с крымскими людьми и з горскими черкасы, а перевозится де он ис Крыму на Нагайскую сторону испод Керчи под Тамань к гирле. А крымской де царевич, а как его зовут, того не упомнитъ, идет со всеми большими нагаи и з белогородцы по крымской стороне к Азову-ж. А морем де х крымскому царю идут на помочь под Азов же турские люди в катаргах. А катарг де идет 42, да и мелкие суды, а сколько судов, того не ведает. А сколько де числом с крымским царем и с царевичем идет под Азов крымских и Большого Нагаю татар и черкас, и белогородцов, и сколько в катаргах и в мелких судах турских людей, и он про то подлинно не слыхал, что им отпуск учинился вскоре. А сказывал де тот крымской татарин, что крымскому царю и царевичу с ратными людьми и каторгам приходить под Азов на завтрее их отпуску, в среду, июля в 25 день, а хотят де они к Азову приходить валом засыпать землю…».

Вероятно, допрос татар «с пристрастием» продолжался и после того, как была составлена отписка (23.07), и более подробная и точная информация получена ко дню отпуска, 24.07. Здесь уже правильно указывалось, что по Ногайской стороне идет сам крымский хан, а царевич — по крымской стороне, хотя в войсковой отписке говорилось, что «… идет крымской царь, по повеленью турского царя, степью, крымскою с ногайскими людьми под Озов, а улусом велел кочевать за собою. А большая половина крымских людей перевозились с царевичем крымским в гирле, а идут по Ногайской стороне с Косаем мурзою и з горскими черкасы к Озову-ж…».

Тем временем, сражение, начавшееся в Керченском проливе, между турецкой эскадрой возглавляемой агой Узун Пияле, известного на Дону как Пиаль паша, и казачьей флотилией, закончилось поражением казаков. Имея подавляющее превосходство в артиллерии и людях, турки, после долгого и ожесточённого боя, загнали казачий флот в бухту: «… загнали их в морскую заливу на остров, и к ним пристал, и куды из заливы проход в море и то место каторжный князь загородил каторгами». Наступившая ночь помешала туркам расправиться с казаками. Дальнейший ход событий после первого столкновения в Керченском проливе в точности не восстанавливается. Ясно только, что казаки оказались в Кизылташском (Адахунском, Одыхонском, Духонском) лимане. Казаки должны были использовать путь через одну из трех проток, ведущих из Темрюкского залива в Ахтанизовский лиман. Их движение по Субботину ерику также возможно, но значительно менее вероятно, т.к. в этом случае вероятность обстрела эскадры с берега значительно возрастала. Такова версия произошедших событий донского историка Н. В. Королёва.

Несколько иначе рассматривает эти события другой историк И. В. Волков. Он считает, что после неудачной попытки казаков с боем прорваться через Керченский пролив, они отступили в Азовское море, с которого прошли сначала в Ахтанизовский лиман, а затем в Кизылташский, выход из которого в Черное море перекрыла пришедшая из Азовского моря турецкая эскадра. Затем казаки вернулись в Ахтанизовский лиман, где и были блокированы со стороны устья Кубани крымским ханом, а со стороны Азовского моря турками и, после ряда попыток вырваться из западни, были окружены и потерпели поражение у крепости Адахун.