Бесплатный фрагмент - Дом напротив

Здесь вымысел и правды чуть,

В нестройной череде изложенных событий,

Скрывают истинную суть

Незрелых слов в отсутствии наитий.

Часть первая

1

В квартире кроме них двоих никого не было. Ему вообще казалось, что во всём мире есть только эта комната, огромный круглый стол по середине, сидящая напротив девушка и он, незнающий как, но полный непреодолимого желания сказать ей несколько слов. Девушка терпеливо ждала.

Он набрал воздуху и успел произнести «Я…», когда неожиданно заговорило радио:

«Передаём сигналы точного времени. Начало шестого сигнала соответствует пятнадцати часам московского времени».

Мерно прозвучали обещанные сигналы, и радио сообщило:

«Говорит Москва. В столице — пятнадцать часов… В Ашхабаде — семнадцать… В Иркутске — двадцать… В Петропавловске-Камчатском — полночь».

Оно хотело продолжить, но словно вспомнив, что перебило юношу, на полуслове смолкло.

«Где-то уже полночь… — девушка, не скрывая разочарования, посмотрела на юношу. — Какой же он нерешительный! М-да…»

— Не обращай внимания. С ним такое бывает, — она кивнула на радио. — Ты хотел мне сказать…

— Да…

— Не бойся, это не страшно.

От того, что она его торопила, он совсем стушевался. Как-то не так всё представлялось ему.

— Я люблю… тебя… на всю жизнь… очень…

Девушка улыбнулась, встала, аккуратно задвинула стул вглубь стола, предназначенного для большой и дружной семьи, огибая его, подошла к юноше, обняла его за плечи:

— Видишь, как просто… Извини, мне этого не надо.

2

Закатное солнце приближающегося к концу лета ещё пробивалось красноватыми лучами сквозь ветви яблонь, подсвечивая редкие неспелые плоды и создавая иллюзию, если не обильного, то, во всяком случае, аппетитного урожая этого не яблочного года. Длинные тени, ажурной, мерно колышущейся сетью, покрыли дачный участок: ровные грядки, скрывающие под полиэтиленом съедобную растительность; клумбы, перголы и альпийские горки с буйством колоритных цветов; разбегающиеся в разные стороны мощёные дорожки; уже пустой мангал, с остывающими углями; большую часть крытой террасы хозяйского дома.

На её всё ещё солнечном пятачке, вокруг немного качающегося пластикового стола, плотно заставленного закусками, выпечкой, чем-то к чаю-кофе и остатками алкоголя уютно расположилась небольшая компания из мужчин среднего возраста — двое гостей и хозяин дома. Среди них также находилась миловидная женщина, она же супруга и хозяйка, зорко наблюдающая за состоянием накрытого стола. Незаметно для других она то что-то добавляла на стол, то что-то убирала с него и при всём при том успевала присоединиться к очередному тосту и покормить соседскую кошку.

Её трудами вокруг них была создана именно дача, то место, при упоминании которого у большинства людей сладко млеет сердце в мечтах об отдыхе, а не жуткая помесь лесопилки, склада сыпучих материалов и экспериментальной площадки по сборке деревянных конструкций. Другая не менее важная заслуга хозяйки гостеприимного дома, особо ценимая мужчинами, состояла в исключении из дачного меню залитой кипятком лапши, как бы аппетитно не выглядела на упаковке этикетка.

Субботний ужин заканчивался, плавно перетекая в непринуждённое общение отдыхающих людей, целый день проведших за имитацией тяжёлой физической работы и довольных скромными результатами своего труда — всего то в строящейся бане были поставлены пару стропил. Неторопливая беседа под негромкую фоновую музыку какой-то радиостанции то затихала, то возобновлялась, имела скорее информативно-философское направление, перемежалась незлобными шутками и пристойными анекдотами. Все присутствующие были дружны с далёких времён совместной учёбы и хорошо знали характер друг друга, а также некоторые обстоятельства личной жизни.

— Так как ты решил? — отсмеявшись после очередного анекдота, спросил мужчина невысокого роста, плотный, с заметным, особенно после сытного ужина, мамоном. Стриженые, с проседью, волосы, намёк на усы и бородку, заурядное лицо — внешность не была его козырем. Возможно, глаза… Но они скрывались за очками, заглядывать за которые желающих не находилось… Работал Сергей — так звали мужчину — в музее, где его скромный труд, со товарищи, создавал федеральному источнику культуры, известного своей неисчерпаемостью и востребованностью, защиту и сохранность от нечистых помыслов.

Сюда же, в садоводство, он ездил по выходным дням второй год подряд, факультативно помогая другу в строительных делах.

— Я говорю о даче, — уточнил Сергей, отгоняя любопытную пчелу от своего стакана с крепким сладким чаем. — Ну, кыш, сказал…

Пчела была настойчива и отлетела в сторону второго собеседника. Тот в отличии от Сергея был высок, худощав, лысоват. Николай, Николай Анатольевич, Колянчик, а чаще всего просто Стольник, периодически то носил густую бороду, то был абсолютно, до синевы, бос на лицо. Сейчас, покрытый седой щетиной, он пребывал в промежуточном состоянии. Почёсывая заросший кадык, Стольник сидел, откинувшись на стуле, нога на ногу. Перед ним на столе стояла чашка с черным кофе, между пальцев тлела неизменная сигарета. Он прицельно выпустил в безобидную пчелу густое кольцо табачного дыма, и она, не выдержал издевательств, улетела.

— То-то… Здесь только нас кормят.

Николай глотнул кофе и снова поставил чашку на стол.

— О даче? Скорее всего от покупки придётся отказаться. Я со своей бывшей, буквально на днях, вложился в долёвку. Для нашей младшей однокомнатную квартиру решили построить. Так что денег — ноль. А жаль: участок, место — просто супер, упускать не хочется. Может ты сам?

— Я? — Сергею удалось погасить радость, но он чуть переиграл своё удивление, что, впрочем, осталось незамеченным.

— А что? Будешь Фикусу соседом. Да, Фикус?

Хозяин дачи, Виктор, он же почти сорок лет почему-то Фикус, к этому вечернему часу весьма проактивированный напитками, энергично откликнулся:

— Серж? Соседом? Давно пора! Давайте выпьем за это и сделаем музыку погромче!

— Витя, не надо, хватить тебе уже.

Его жена, Света, тяжело вздохнула: удачный субботний день, когда её очередной питомец расцвёл, был сфотографирован и выложен на обозрение в интернет, заканчивался обычным порядком. Она наперёд знала, что уговоры напрасны, что Фикус уже набрал ход, его не остановить, и он на пути к рубежу, когда будет выпито всё найденное спиртное в доме, мало того, возможен набег в круглосуточный магазин; рубежу, за которым алкоголь в очередной раз превратит умного, доброго, любимого человека в нудную упёртость.

— Светка, всё нормально… Будем в гости туда-сюда ходить! А где участок-то?

— Лучше спроси, где финансы найти… То есть, я хотел сказать, вы сватаете мне садоводство, а оно мне надо? Забот и так полно, не разогнуться, да и возраст, однако…

— Вот именно, что возраст. Самый раз сейчас начать суетиться, чтобы к пенсии не остаться на бобах, а эти самые бобы выращивать. Внуков и внучек тебе дочка народит, будет куда на природу их вывезти. Возможно даже, что спасибо скажут. А может ты и сам ещё раз женишься. Бог троицу любит.

Все понимающе заулыбались и навалились на Сергея, каждый со своими доводами и рассказками о распрекрасной дачной жизни, не зная, что ломятся в открытые двери и горячо убеждают его в том, что для себя он уже твёрдо решил. Просто Сергей, в силу своего характера, хотел добавить немного весёлой интрижки, вроде той, что устроил своим друзьям, когда менял свою первую микролитражку на солидный кроссовер. Тогда никто не ожидал от него такой прыти, и Сергей, наслаждаясь достигнутым эффектом, устроил шутливый конкурс на угадай марку с трёх нот, то есть, с трёх информашек о модели.

И сейчас хотел, чтобы ответственный и важный шаг, круто меняющий привычный образ жизни, не казался со стороны добровольной ссылкой на каторжные работы.

— Убедили, убедили. Заверните. Беру.

— О, как! И бабки уже нашлись? — Николай пригладил лысинку. — Мне бы такую работу в бюджетной конторе, чтобы и кроссовер, и дачу в придачу… Да где нам, мелкому частному бизнесу!

— Серёге его женщины помогают, — высказал Фикус своё видение щекотливого вопроса. — Он с ними дружить умеет, а ты, Колянчик, женщин, девок всяких только трахаешь, имени не спросив. Тебе приятно, а им эта малость очень досадна.

Фикус посмотрел на жену.

— Светка, чего бабам ещё хочется, кроме…

— Дурак пьяный!.. — оборвала она мужа.

— Обиделась. Ушла. А зря, между прочем. Мне алкоголь врачом показан. Я пьянством лечусь, иначе свихнусь. В рифму получилось. Светка! — громко позвал Фикус. — Я тебе стихи сочинил… О моей работе в грёбанном банке стихи-то, — добавил он понуро и, наклонившись к Стольнику, продолжал:

— Колянчик, ты не жалуйся. Пьяный Фикус и тебе, и любому другому, правду скажет. Беда в том, что ты своё буржуйское предпринимательство строишь на …антиго… ещё раз… антагонистической основе своих же коммунистических взглядов. Ну так нельзя, определись уже. Либо, либо… У нас здесь не Китайская Народная Стена…, нет… эта, Республика и ты не китаец. Или ты китаец?.. Повторяю вопрос, где это садоводство?

Николай немного насупился, хотя подобные высказывания от старого друга слышал не впервые и доля здравого смысла в них имелась. Поискав среди тарелок зажигалку, он молча начал прикуривать новую сигарету.

Вернулась Света, неся в одной руке чайник, в другой — вязанный свитер.

— Кому подлить горяченького? А ты, на, одень. Прохладно стало.

Фикус без возражений, путаясь в рукавах, полез в свитер.

Сергей подставил свой стакан.

— Света, мне чаю… Очень кстати, а то солнце ушло, мерзлявость не по мне… Ага, спасибо… Фикус участком интересуется. Так вот, собственно, отсюда километра четыре по прямой будет. Сейчас расскажу, если напутаю что — Стольник поправит… А насчёт моих женщин и кроссоверов, ты, Витюша, не прав: дружить могут мальчик с девочкой и то только в детсаде, а между мужчиной и женщиной иногда бывает любовь, к пыхтению по добыче копеечки касания не имеющая. Распространённый вариант Колянчика, который сейчас пытается прикурить сигарету не с того конца, так называемый «дружеский секс», а попросту, бл… во с обеих сторон, не приемлю. Я за… единственную привязанность, какой бы извилистый путь к ней ни вёл, какой бы странной она со стороны не казалась… Иначе, посмотрите! дым есть, а удовольствия нет. И денег, кстати, тоже.

3

Даже друзьям Сергей не признавался, что его начали тяготить поездки на чужую дачу. Да, они милые, гостеприимные люди. Да, он искренне и с удовольствием изначально помогал Фикусу, а после самоотстранения последнего, сам в одиночку, но с тем же энтузиазмом, занимался строительными работами, предлагал и воплощал многочисленные идеи для переделки и благоустройства участка. Но Сергей был здесь только гостем, значит, чужая воля и чужой вкус имели приоритет.

А тут ещё Николаю вожжа под хвост попала прикупить вдобавок к далёкому деревенскому дому ближнюю дачку. Он попросил Сергея сопровождать его на смотринах, надеясь на его дельные советы. Тот охотно согласился, не ожидая, что чужие хлопоты заставят его серьёзно подумать о собственном будущем.

Хлопоты были напрасными. Не смотря на то, что газеты и интернет пестрели заманчивыми объявлениями о продаже садовых участков, домов, просто земли под ногами, предложения чаще всего оказываясь пустышками. Несколько тщательно осмотренных вариантов не устраивали двух привередливых покупателей то по одним причинам, то по другим, то сразу по всем. Наглые агенты ломили цены за явно лежалый товар. В пору было отчаяться, и Николай уже охладевал к собственной идее, когда ему позвонил Сергей.

— Никола, я понимаю, что надоело. Но есть вариант, кажется, интересный. Давай посмотрим и завяжем на этом.

— Ну, давай. Заберу только машину из сервиса: кондиционер потёк.

4

— Напомни, как садоводство называется?

— «Монте-Роза»

— Красиво! От Фикуса, правда, далековато. Ладно, посмотрим. Где агент?

— Не знаю. Я, кажется, ничего не перепутал: 10—00, у магазина…

Ещё целых двадцать минут они топтались вокруг Николиной «Rezzo», в набирающей силу духоте летнего дня и жужжании насекомых, и решили было самостоятельно найти и осмотреть участок, когда к ним подошла наливного ягодного возраста женщина. Она и оказалась агентом по недвижимости– энергичным, контактным, улыбчивым человеком, не только по профессиональной необходимости работы с клиентами, но и в силу своего характера. Николай сразу воспрянул духом, засыпая её вопросами лишь отдалённо имеющими отношение к процедуре осмотра объекта. Впрочем, каждый сам выбирает свой объект.

— Сейчас проедем стенд со схемой расположения участков, и за правым поворотом начнётся подъём на довольно высокий холм. Собственно, на этом холме и находится садоводство «Монте-Роза.

Представитель агентства с милой улыбкой заученно комментировала подъездные пути:

— От основной дороги справа будет вечнозеленая зона, сосны да ели. А слева, вот уже видно, проезды к участкам. Местные называют их линиями. Всё подсыпано щебнем, а зимой чистится от снега. Нам необходимо подняться почти на самый вверх, выше лишь пару линий, потом плавный спуск, но он не застроен. Лес сплошной, грибы там, ягоды… Сюда, пожалуйста. Всё, мы приехали.

Николай свернул на линию под номером, кажется, девятнадцать и сразу остановил машину. Они вышли, хлопая дверьми, грубо нарушая окружающую тишину.

…«А здесь хорошо! Воздух прохладен, прозрачен и свеж необычайно! Лишь чуть-чуть нагретой хвоей доносит из обступившего леса. Вид вниз, с высоты холма, на кажущееся игрушечным садоводство, на дальний зелёный массив просто замечательный, широкий, вольный. Ещё бы речку или озеро… Но тогда, это место называлось бы раем, а участки в раю не продаются… Впрочем, даже туда спешить не надо, если обосноваться здесь. Хочу, ой как хочу!» У Сергея сладко ныло в сердце.

Предлагаемый к покупке участок был угловой, ничем не огороженный, когда-то кем-то ухоженный, но сейчас сильно заросший, без электричества, без водопровода, без колодца, без следов строений. Просто дикое поле, ждущее хозяйственных рук, диссонансом смотрящееся в окружающем рукотворном благопорядке.

С этого поля, с такого сиротливого, брошенного, и с приметного дома напротив, что стоял немного выше по холму, начиналась дорожка к десятку аккуратных дач. Сергею нестерпимо захотелось немедленно начать благоустраивать это место, в голове замелькали проекты будущих преобразований…

— А мне здесь нравиться, даже очень, — подал голос Николай, а у Сергея моментально лопнул воздушный шарик мечтаний, уносящий его в светлое загородное завтра, и он штопором спустился в реальность: в очереди из потенциальных владельцев он не первый, однако.

Больше не глядя по сторонам, будто всё, что мило сердцу, уже потерял, Сергей забрался в машину, набычился, с непроизвольной ревностью стал наблюдать, как общительная женщина и Стольник продолжали оживлённо беседовать, улыбаться, как она что-то чертила в воздухе, рукой указывала куда-то вперёд, назад, себе под ноги, а он утвердительно кивал головой. Это продолжалось довольно долго.

Наконец, все загрузились в машину. Решено было, что Сергея довезут до Фикуса, а Николай и Алёна (уже Алёна, блин!) поедут в город — им, вроде как, по пути. Так и сделали.

5

— Ну, какие впечатления? — как можно более равнодушным голосом произнёс Сергей в телефонную трубку. Ранний звонок поднял его с постели, погнал в коридор, заставил стоять босым. А у него ОРВ, а из под двери на лестничною площадку дует… Пожалуй, Николай, рационально экономя на разговорах по сотовому, был единственным, кто звонил ему на стационарный домашний телефон. Лет двадцать назад, правда, был один звонок… Надо же, ещё помню… что телефонный аппарат был другим.

— Это просто знойная женщина!

— Да нет, о?..

— Ну, пока ломается!

— Никола, я… Апч-хи!.. об участке.

— Будь здоров! Да, понравился, очень. Особенно, цена.

— Бросить это дело не думал?

— Думаю, что нет.

Что имел ввиду Николай, садоводство или Алёну, Сергей не понял, но почти весь следующий месяц находился в нервном напряжении, не желая переходить дорогу другу и тревожно ожидая, склеятся — не склеятся у того амурно-дачные дела.

Всё прояснилось на террасе у Фикуса, но это было только начало.

6

У Сергея руки оказались развязанными, но только для того, чтобы приступить к преодолению многочисленных препятствий на пути к обладанию заветным уголком, в прямом смысле слова, уголком землицы садоводства «Монте-Роза».

Первый звонок агенту по недвижимости Елене Владимировне, то бишь, Алёне, и первая неприятность.

— Алло, кто это?

— Это Сергей, друг Николая.

Это была ошибка.

— Передай этому…

— Понял, понял. Я по делу, по делу я.

— У вас, кобелей, одно дело… Слушаю!

— Насчёт участка, в…

— Понимаю, но помочь уже не смогу. У меня теперь другая работа. Совсем… Обратитесь в агентство. Удачи!

Ком неприятных затруднений, болезненных недоразумений, валидольных ситуаций покатился на Сергея словно с холма. Случайное ли это сравнение?

С сайта агентства исчезло объявление о продажи участка. Продали!? Оказалось, закончился срок его вывешивания. Объявление вскоре снова появилось, с новой фотографией, но старой ценой. Хорошо, что не наоборот.

В агентстве подтвердили возможность продать загородную недвижимость в виде садового участка, Сергей выразил своё намерение его приобрести, о чём ему было предложено заключить предварительный договор, с уплатой некой суммы. Не малой, надо сказать. Тонкость в том, что сумма обозначалось не как аванс, который в случае форс-мажорных обстоятельств возвращался бы покупателю, а как вознаграждение трудов агентства, за возврат которых при тех же обстоятельствах придётся биться в суде, причём, с продавцом. Вот таковы ныне стандартные условия сделки. Не согласен — свободен!

Сергей, надеясь на своё везение, всё подписал и заплатил наличными средствами. Здесь надо сказать, что наличность на этом закончилась, а безналичности у Сергея никогда и не было, поэтому, для покупки участка он предполагал воспользоваться услугами банка. Ну, у нас цивилизованная страна, welcome, товарищ!

Сергей обратился в самый известный и надёжный банк. Какой сейчас процент ставки? Надёжный банк — высокий процент. Потребительский кредит — ещё выше. Наличными — выше некуда. Вам на какой срок? А какой Ваш доход? Ну, не знаем, не знаем… Вы уже брали кредит и кредитная история положительна? Пожалуй, одобрим, распишитесь.

Сергей запарился бегать от банкомата к банкомату, снимая мизерные фиксированные суммы, чтобы успеть к назначенному дню подписания основного договора и закладки в банковскую ячейку всей наличности эту самую наличность получить.

…Вот и последняя порция банкнот. Сергей уже убирал нагревшуюся кредитку в портмоне, когда зазвонил мобильник. Звонок из агентства: продавец поднял цену. Бляха муха!

На тот критический момент страдалец имел взятый сумасшедший кредит, имел потраченную, считай, потерянную, за услуги агентства серьёзную сумму и имел железобетонное нежелание продавца проводить сделку на прежних условиях. Короче, жизнь отымела Сергея по самое не могу.

Неожиданно, агентство по недвижимости в лице его генерального директора, главбуха и… начальника службы внутренней охраны, по оставшимся в неизвестности причинам — экономического ли, имиджевого ли характера — встало на сторону покупателя, то есть, на его, Сергея, сторону. Методы воздействия на продавца не разглашались, но тот одумался и сделка состоялась.

Отдельная история, отдельные переживания и истрёпанные нервы — это оформление документов по сделкам с имуществом в государственных органах регистрации. Сергей окунулся в этот унитаз, нахлебался в нём дерьма, но через два месяца, аккурат к Новому Году и своему дню рождения, сделал себе подарок так подарок — клочок собственной земли в садоводстве с красивым названием «Монте-Роза».

7

— Почему в океанариум?

— Почему?.. Если я предложу полтора часа релакса в спа-салоне на двоих, разве ты согласишься?

— Ты серьёзно?

— А тебя серьёзно интересует, насколько я по жизни серьёзен?

— Н-нет… Нет, конечно, такие развлечения не для меня, Серёжа.

— Поэтому всего лишь океанариум, Наташа. Но может у тебя есть другие предложения? — Сергей не смог сдержать лёгкое раздражение в голосе.

Телефонная трубка молчала, и после длительной паузы Наталия сказала:

— Не сердись. Других предложений не надо. Посмотрим рыбок… Мы договорились? До встречи.

— Уже скучаю… Пока!

Сеанс удалённого восстановления энергии янь закончился, и Сергей положил трубку.

Они давно не виделись, с первого воскресенья лета. Этот когда-то давно назначенный день календаря был днём ежегодной встречи одногруппников, на которую давно уже никто не приходил, но повод был использован Сергеем, а в особенности, Наталией, чтобы без лишних объяснений улизнуть из дома. А сегодня 24 декабря, канун рождества, год заканчивается — очередной год, прожитый параллельной жизнью с жизнью любимого человека.

Короткая летняя встреча, с его неуклюжей попыткой педалировать отношения, в виде романтической агрессии под руководством неугомонного гормона, столкнулась с тактичным и решительным противодействием с её стороны, и, к его разочарованию, успешным. Казалось, это положит конец затянувшейся истории из далёкой юности. Но максимум, на что хватило Сергея, это перетерпеть оставшееся лето и отказаться от звонка осенью. Но тут любовная ломка стала невыносимой, и зимой он сдался.

Сергей никогда не влюблялся в Наталию. Прожив до семнадцати лет, он, безусловно, познал влюблённость и влечение к девушке, но незрелые переживания были лишь хорошим предисловием к главному тексту книги. Его чувство к Наталии родилось сразу цельным и окончательным. Оно предназначалось только для неё и только от неё Сергей желал взаимности. А вот со взаимностью Наталия не торопилась. Она не отпускала Сергея от себя на столько далеко, чтобы они растворились каждый в своей жизни, но и не позволяла им сблизится, словно боялась лишиться чего-то привычного в обмен на неопределённо-неосновательное. Ничего не изменилось и после неожиданного выхода замуж Наталии за отслужившего в армии молодого парня, давнего друге её детства и соседствующего с ней на лестничной площадке; потом с рождением дочери, много позже, внука. А два брака Сергея с треском лопнули, не выдержав испытания на прочность — его влекло к Наташе, тем сильнее, чем старше он становился. Две-три встречи в год, несколько телефонных звонков по его инициативе — это весь его скромный актив.

А зачем Наталии нужна эта малость? Этот риск? Да, риск выпасть из-под опеки, заботы её мужа. Ведь он любил её, страшно сказать, со школы. И кто сказал, что его чувство мельче, чем чувство Сергея? А годы проведённые вместе? Семья? Они начинали с нуля, а сейчас внуку одиннадцать лет и материальный достаток. Разве просторная квартира, хорошая машина, роскошная дача — это мираж и не осязаются? Всё правда. Это и есть реальный мир, в котором жила Наталия, отодвигая из памяти Сергея и с головой погружаясь в домашние дела, в с трудом налаженную жизнь дочери, в школьные заботы внука. Нормальная, почти счастливая жизнь. Почти… Из-за этого «почти», когда звонил телефон и Наталия слышала знакомый голос, она всегда говорила «да».

По причине скуки Наташа так поступала или внезапно уровень симпатии переваливал через ноль — Сергей пытался самостоятельно докопаться до ответа ещё в молодости. То была глупая затея. Ещё глупее этого было в желторотой юности клянчить ответ у самой Наталии, ненавидящей выяснять отношения. Сколько на ломаные дрова горьких слёз пролито… отсырело всё. Зачем ему надо было знать то, что не принесёт радости, — не понятно. Как будто, зная правду перестанешь стучать в лоб граблями. Не перестанешь ведь и будешь наступать, наступать… Что до просветления в мозгах, так оно наметилось только с возрастом, с повышением чувствительности зоны поражения: вопросы надо задавать правильные. Побудительные мотивы у любимой, но замужней женщины, не главное: чем он может на них ответить? — поди угадай.

Поэтому, музеи, пикники, океанариум…

Телефонный разговор состоялся. Наташа приветливым голосом, никак не напоминая Сергею о летнем конфузе, отвечала на его вопросы о здоровье, семье, планах на новогодние праздники. Очень живо отреагировала на его покупку садоводства:

— Поздравляю, поздравляю… Я, как садовод со стажем, одобряю. Обращайся за советом.

— Само собой. Но и у меня есть небольшой опыт, ведь два года к Фикусу отъездил. Теперь соседом ему буду, не близким, но всё же… Место больно хорошее!

— Соседом? — голос Наташи чуть напрягся. — Что ж, посмотрим!

— Обязательно съездим, но не сейчас. Сейчас там просто снежное поле, за которое я воевал полгода. Сколько нервов! А народу… Регистрация — это кошмар! Я и не думал…

— А я знаю. Тоже в своё время проходили… Недвижимость всегда популярна, сейчас — особенно. К нам в садоводство всё лето покупатели ездили, покою не было. Встретимся — расскажу и ты расскажешь.

Давление поползло вверх, а капли холодного пота по позвоночнику вниз… Но разговор наконец принял правильное направление.

— Наташа, мы… встретимся?

— Серёжа, — послышался шумный вздох и медленный выдох, — ты как маленький право… Если бы ты просто молчал, я и то сразу бы поняла…

— Значит… да?

— Значит, так. До Нового года я не могу… Четвёртого января дочка с внуком и… втроём едут в санаторий… Очень рано выезжают… Хочешь четвёртого, в десять, где обычно… Как-то двусмысленно прозвучало…

— Хочу, не переживай! Наташа, но как же?..

Она с явной неохотой ответила:

— У Саши командировка образовалась… м-да, служебная, неожиданная, так что обойдёмся без него. Ты против?.. Что молчишь?

— Думаю, куда пойдём.

— И?..

— В океанариум, — выпалил Сергей, думая совсем о другом.

8

Во весь экран телевизора красовались часы на Спасской башне Московского Кремля, раздавался бой курантов, и трое друзей весело отсчитывали удары:

— Десять… Одиннадцать… Двенадцать… С Новым Годом! Ура-а! — и под звучащий гимн выпили шипящее содержимое фужеров.

Фикус со Светой по бесстыжему долго начали целоваться, мяли и слюнявили губы и… и вообще забыли о госте, а Сергей, перестав улыбаться, прикрыл глаза, представил рядом с собой Наташу, свечи, вместо патриотического гимна — «Happy new year», родом из Швеции и пожелал себе сбыться всему этому на следующий год…

«…В городе сухой асфальт, на газонах, в тощих проталинах снега, зелёная трава, не зима будто, не распроданные чахлые ёлки, запертые, в отжившие своё, клетки ёлочных базаров, грохочущие пустые трамваи…

А здесь — сугробы по колено, чистые, не замаранные. Свежесть воздуха даже сигарета Фикуса не портит — дымок относит к нескольким высаженным ёлкам. Одна из них — совсем маленькая, но наряженная нехитрыми игрушками, с настоящим снегом на худеньких веточках. Прелесть. И кавалер у неё есть».

Сергей, подражая курившему Фикусу, выдохнул тёплый пар в сторону снеговика. Грубовато слепленный, тот голубыми пуговицами смотрел на зелёную красавицу. Вместо традиционной метлы была воткнута деревянная лопата, на совке которой читалась наивная надпись:

Ёлочка, смотри,

Как я таю от любви.

— Фикус, а ты сентиментален, — Сергей кивнул на влюблённого снеговика.

— Я его только слепил. Наверно, Светка чудит, раз помадой написано.

— Послание для тебя, однако. Телеграмма. Месседж. Стоит серьёзно задуматься. Женщина в любви может как согреть, так и выжечь всё вокруг себя, не разбирая. Как бы под огонь не попасть.

— Я бы сейчас согрелся, — Фикус зябко передёрнул плечами. — Пойдём, накатим.

Они вошли в дом, в жарко натопленную гостиную — квадратную комнату, с гладкими бревенчатыми, желтоватого тона, стенами и дощатым потолком, с чугунной узорчатой печью, с мягким уголком на толстом ковре и с праздничным столом по середине, который под светом широкого абажура, сверкал хрусталём салатниц и фужеров, блестел серебром столовых приборов, пестрил разнообразием блюд и напитков. Вид деликатесов, закусок и вина, равно как и вид простых, но не менее аппетитных, кушаний — вареного картофеля, зелёного лука, солёных огурцов, квашенной капусты, селёдки и водочки, безусловно, — дразнили и призывали провести в радостях возлияния и чревоугодия всю новогоднюю ночь.

Света сидела в кресле, положив на подлокотники открытые новогодним платьем руки и смотрела на национальную сборную артистов, одновременно «прочёсывающую» на разных телевизионных каналах. Кое-что было интересно, но в целом, после «Старых песен о главном», опять мимо.

Фикус, крадучись подошёл к ней, наклонился, обнял за плечи и что-то зашептал на ухо. Света заулыбалась, поднятой рукой потянулась к мужу, отчего затейливый браслет соскользнул вниз:

— И я тебя… А сейчас за стол!

Фикус налил жене шампанского, себе водочки, вопросительно посмотрел на Сергея, но тот энергично отказался, показывая на свою минералку.

— Что же, в отсутствии самого красноречивого оратора, нашего Колянчика, возьму на себя смелость произнести следующий тост.

Мы уже проводили старый и встретили новый, очередной наступивший на нас, год. Мы выпили за новое счастье, как будто, старое нам уже не нужно, за здоровье, которое было бы, не забыли о тех, кто в море поднимает стаканы за нас, оставшихся на берегу. Обязательную программу, короче, мы выполнили, как и многие миллионы сограждан, ещё сидящих за праздничными столами. Но… — Фикус показал всем, включая миллионы сограждан, свой указательный палец. — В отличии от них, у нас, — он посмотрел на Свету — как минимум у двоих, есть бонус. Поднимаем бокалы за… новорождённого Сержа и начало исполнения его желаний прямо с этого мгновения. Ура!

К перезвону чокающихся стопочки, фужерчика и бокальчика присоединился звонок мобильника.

Сергей, едва не разливая свой напиток, стал хлопать себя по карманам:

— Фикус! … Оракул домашний… Да где же он!?… Алло! Я, — он заметно сник, но сразу бодро продолжил:

— Спасибо!… Спасибо!… И тебя с Новым годом! Вот все поздравляют! Ага, передам… Пока! Пока!. Это Никола, всем привет и наилучшие пожелания.

Желание исполнилось: звонок прозвучал, а то, что это был лишь Стольник, так там кому-то наверху дела нет. Поконкретнее надо было формулировать просьбы. Надо, но нельзя. Раздайся сейчас правильный звонок, он вызвал бы у Сергея панику: случилась беда, а другие поводы вспоминать его номер несущественны. Поэтому, алло! вот конкретное желание: пусть телефон не зазвонит никогда…

Значит, у Наташи и сейчас всё будет в полном порядке? Хотелось думать именно так.

— У нас для тебя подарок: фейерверк. Давайте пойдём погуляем и где-нибудь запустим его.

Света чисто по-женски чувствовала, что Сергей только внешне весел, что мыслями он бродит где-то не здесь и не с ними.

— Встречное предложение: поехали на мой участок. Обмоем и осветим… фейерверком.

Решение ехать могло показаться опрометчивым, но, людям в компании и подпитии, веники, как говорится, были по душе. Да и Сергей хорошо заполнил дорогу, хотя на участке не был со дня летней тройственной встречи в верхах, то есть, на холме «Монте-Розы».

…Всё-таки, им пришлось изрядно поплутать в зимней ночи по лабиринту заснеженных дорог, то опасаясь съехать в неразличимые кюветы, то упираясь в закрытые заиндевевшие шлагбаумы, то откупаясь колбасой от стаи вольных собак, прежде чем Сергей решил, что хватит, пора разворачиваться и по собственной колее возвращаться к накрытому столу. Лишь случайно он заметил отблеск света фар на металлическом щите, на котором сквозь следы от снежков проглядывала схема садоводства «Монте-Роза». Значит, они были совсем близко. И точно: вскоре бампер внедорожника смотрел на знакомый подъём. Машина остановилась.

— Почти приехали.

— Ну, Серж, завёз. Тут нет проезда.

— Сидите. Я посмотрю.

Сергей вышел и сделал несколько шагов вперёд. Его длинная тень уходила вверх по не чищенной дороге, но следы, очевидно, нескольких машин образовали на ней довольно широкую колею. Он решил подняться и узнать, доведёт ли эта колея до нужного места. С каждым новым отворотом она становилась всё тоньше и тоньше, пока не остались следы единственной машины. По счастливому стечению обстоятельств, эти следы закончились на девятнадцатой линии, приведя к расчищенной площадке на самом повороте. Следы принадлежали бюджетному кроссоверу, стоящему на этой площадке в отблеске одиноко светящегося окна соседского дома.

Обрадованный Сергей вернулся к заскучавшим друзьям.

— Всё в кайф, проедем. Готовьте подарок.

9

«Нынче Новый Год как-то не задался. Скучно и за маму тревожно. Понятно, что она устала: предпраздничные хлопоты, какие-то бесконечные экскурсии с Алёшкиным классом, да и престарелая бабушка после смерти Ивана Петровича сильно сдала, за ней уход нужен. Папка ещё куда-то уехал. Без него на даче всё замирает, а сейчас, в праздник… непривычно пусто. Мой-то, вон, облапал меня с ног до головы, винца выкушал и спать завалился. Алёшка у телевизора носом клюёт, думает, что взрослый и до утра выдержит. Да уж, взрослый, одиннадцать лет… А, впрочем, уже одиннадцать, значит мне… Дура, замуж выскочила и за кого… Куда глаза мои смотрели и чем уши были заткнуты? Мама, как всегда, права оказалась. Она в этом деликатном вопросе очень тонко разбирается. Сама когда-то… Сколько она вместе с отцом? С 80-го года? Нет, раньше, тогда свадьба у них была. Неужели они так довольны жизнью друг с другом, что никогда не хотелось… ему… а, ей?.. Мама, я тебя очень люблю, но не одобряю я…»

Молодая женщина, лет около тридцати, со свободно раскинувшимися по плечам мягкими локонами светлых волос, с изящной линией, чуть вздёрнутого, тонкого носа, выразительным не капризным ртом и размашистыми бровями над «русскими» васильковыми глазами, сидела в кресле-качалке возле остывающей печи. Приметы праздника: вечернее открытое платье, гарнитур из персикового жемчуга, полупустой бокал игристого вина в её руке, со следами помады в тон на ободке флюте — сочетались с признаками его окончания: накинутый на плечи старенький шерстяной платок, на ногах вязаные носки и обрезки белых валенок. В такт неторопливому покачиванию, не вступая в конфликт с поющим телевизором, плавно текли и её мысли: о жизни, семье, о прожитых годах и неизвестном будущем, что естественно для женщины, когда в редкую минуту новогодняя ночь оставляет её наедине с самой собой…

«Снова плачут свечи

Горючими слезами

О далёкой встрече

Где-то…»

Рифмованные томления прервал негромкий бархатистый голос:

— Кира, зябко что-то, подкинь поленце.

— Да, мама, сейчас.

Она поставила бокал на светлый паркетный пол, поднялась, резко оттолкнувшись от подлокотников. Платок соскользнул с плеч, остался лежать на качнувшемся со скрипом кресле.

Дровяная печь красного кирпича, предмет гордости рукастого главы семейства, занимала доминирующее положение в большой гостиной, открывая уютный для глаз вид на огонь, горящий за массивной стеклянной дверцей. Рядом в чугунной розетке была сложена небольшая поленница из берёзовых дров, с небрежно прислонённой к ней кочергой.

Кира, не привычная к подобной работе, неловким движением открыла дверцу, кочергой пошуровала внутри топки, вызвав сноп искр и осторожно, боясь занозить пальцы, отправила два полена в печь. Пламя ярко вспыхнуло, забилось, быстро охватило кудряшки берёзовой коры, безуспешно пытаясь вырваться наружу.

Через стекло Кира оценила результат своих действий и осталась довольна. Она решила было вернуться в кресло, но передумала, прошла мимо него, на ходу подхватила свой напиток и, ещё не дойдя до праздничного стола, осушила его неторопливым глотком. Поискав глазами среди всякого разного добра на столе коробку с ворохом маленьких шоколадок в виде букв, наугад взяла одну и осторожно, как давеча у печки, отправила в рот попавшуюся «С». Всё-таки подтаявший шоколад испачкал на ухоженных руках Киры подушечки пальцев и она, облизывая их, подошла к матери.

С неподдельным сочувствием смотрела Кира на хрупкую, немного усталого вида, женщину, сохранившую в чертах своего славянского лица зрелую природную красоту и обаяние. Только вот, от когда-то роскошной русой косы, которую маленькая Кира так любила сплетать и расплетать, осталась лишь задорная мальчишечья стрижка, и сеточка морщинок возле глаз была заметна и без ставшей редкой улыбки.

Женщина полулежала на диване, укрытая толстым, верблюжей шерсти, пледом, подложив под поясницу и голову многочисленные подушки. Её взгляд должен был упираться в экран телевизора, но глаза были закрыты, лишь веки без следов косметики иногда вздрагивали, выдавая нездоровье и неспокойное внутреннее состояние.

— Как ты себя чувствуешь? — Кира положила ладонь на лоб матери. — У тебя температура? Знобит?

— Нет-нет, просто холодком потянуло, и… тяжело… здесь… — женщина открыла глаза и поводила пальцем у левой груди.

Кира наклонилась и тихо, чтобы не слышал сын, спросила:

— Мама, может скорую вызвать или в город поедем?

— Какая сегодня скорая, да ещё в садоводство, а за руль тебе, тем более, твоему Фёдору нельзя. Не беспокойся, я отлежусь. В тишине.

Дочь похлопала по руке матери:

— Поняла, сейчас устроим. Так, — строго обратилась она к сыну, — хватит геройствовать. Три часа ночи. Дай отдохнуть телевизору и бабушке. Мыться и спать.

Упоминание о бабушке было не случайным: всё, что должно было делаться от имени бабушки, с бабушкой, для бабушки, Алёша выполнял беспрекословно — он её очень любил и уважал, проводя с ней да, пожалуй, ещё с дедом, значительное время. Первым ясным воспоминанием, закрепившемся в младенчестве, стало лицо склонившейся над ним бабушки, а первым звуком — перекатывающиеся шарики внутри цветной погремушки в её руках. Мама с папой спорили, кого из них он назвал первым, а Алёша, что-то бубукая, звал бабушку. Позднее — чтение сказок, его попытки что-то сложить в слова, букет первой учительнице, проверки дневника, гербарии, теннис — всегда рядом была бабушка. Конечно, и маму, и деда он любил, даже очень любил, но бабушка всё ещё оставалась главным человеком в его жизни.

Кира часто пользовалась этой эмоциональной лазейкой в душе сына, вошедшего в возраст юношеского максимализма, бурно проявляющегося в поиске собственного пути, от срезания углов газонов до выбора книг для чтения, отрицания всего ему несвойственного, противодействия всему окружающему, особенно, некоторым взрослым.

Алёша молча выключил телевизор, сунул под мышку новогодний подарок — фоторамку, подошел к накрытому столу, взял яблоко, надкусил его и стал демонстративно медленно подниматься к себе на второй этаж.

— А мыться? — спросила мать.

Сын только яблоком помахал: «Пока!»

— Ты не дави на него, — услышала Кира педагогический совет. — Он хороший мальчик.

— Я понимаю, издержки возраста… С Федей у него не заладилось — это проблема. Если честно, мама, — зашептала Кира, бросая взгляд на дверь спальни, откуда в затихшую гостиную стал проникать храп её гражданского мужа, — то и у меня… с ним… — одними губами, без звука Кира произнесла: «С Фёдором». И продолжила:

— Это… нет контакта. Ты понимаешь…

— Давно без контакта?

— До сегодняшнего дня давно и регулярно. Бывало, приступим…

— Перестань. Ясно всё. Ну, а кроме?..

Кира отвечала медленно, впервые высказывая вслух, тайные и давно сформировавшиеся, мысли:

— Сначала мне нравилась его деловая хватка, хозяйственность. Совсем как у папы. — Она присела на краешке дивана. — Я думала, вот выстроит он дом, надёжный, высокий, для меня, для семьи нашей. Отгородит от горя, лишений, мелочных забот. Что ещё женщине нужно? Любовь? А если её нет, то повод ли это отказаться от простого житейского счастья? Я не ошиблась в Фёдоре — он хороший строитель, но то, что он строит вокруг меня, скорее напоминает непробиваемую крепостную стену, отделяющую меня от меня самой. Посуди, мама. У Фёдора напрочь отсутствуют духовные, извини за пафос, запросы. Книгу у него в руках не увидишь. В театр с ним один раз ходила, на премьеру! в БДТ! — зареклась на будущее — только без него. А на хоккее были — я чуть с ума не сошла! Теперь всё раздельно: я на книжные развалы — он на авторазборки; я в очереди на вернисаж — он опарышей, тьфу, для рыбалки покупает; я хочу смотреть «Фантазии Фарятьева» — он переключает канал на… погоготать бы только. Разные мы. Одна моя половинка продолжает цепляться за каменные стены, а вторая бежит прочь. Прочь, но куда?

Она замолчала. В тишине послышался приглушённый звук подъехавшей машины.

Мать Киры повернула голову на этот звук и очень твёрдым голосом, даже как-то не совсем соответствующим её состоянию, сказала:

— Жизнь в семье — это очень чувствительные весы, которые всегда должны показывать равновесие. Необходимо трижды подумать, что бросать на их чаши, чем жертвовать, а за что надо стоять до смерти. Сама, дочка, решай, что тебе дорого, а мне давление померяй.

Кира сходила за тонометром, надела манжету, стала нагнетать воздух. Резиновая груша зачавкала, и объективный прибор беспристрастно показал серьёзные цифры.

— Всё же, лучше бы в город…

— Возможно… Дай мне, пожалуйста, телефон. Свой.

— Если ты папе, он вне зоны… Я пробовала. Скорее всего, перегрузка сети — Новый год за окном!

Словно в подтверждение её слов, снаружи раздался оглушительный треск фейерверка.

10

«Напрасно она пошла одна разбираться. Скорее всего, случайные приезжие… Ну, пусть, пошумели бы немного, а так мало ли… Сердце прихватывает, иглой колет, воздуху не набрать… В город, само собой, надо ехать… Позвонить? Некрасиво как-то: пока всё хорошо, то молчание, а как нужда, так алло-алло, вспомнила сразу… Не вспомнила, потому что помню… про Новый год и… не только… Вопросов лишних, конечно, задано не будет, и он приедет. Я знаю, что расстояние значения не имеет, будто рядом совсем…»

Она набрала номер, оставалось нажать только кнопку вызова…

«А семья? Представляю выражение лица Киры, если она воочию увидит его здесь и, нарочно что ли? в отсутствии отца. Ещё неизвестно, что она шепнёт своему Фёдору… С того станется… Это будет грандиозный скандал. Нет, нельзя. Я справлюсь. Равновесие… равновесие… равновесие… будь оно…»

Наташа отбросила телефон к своим ногам, подальше, чтобы невозможно было до него дотянуться.

11

Света и Фикус переминались с ноги на ногу рядом с чужим, вероятно, соседским внедорожником, подпрыгивали и махали руками, согреваясь от холодного ночного ветерка. Рядом, в снегу, стояла початая бутылка шампанского, с надетыми на горлышко пластиковыми стаканчиками. Они вдвоём, без Сергея, уже выпили за место, за праздник, за здоровье, для сугреву и теперь смотрели, как в звёздном небе, с треском, воем, шипением, лопается китайская продукция с экзотическими названиями: Серебряный блеск, Горная музыка…

— Серёга, давай напоследок… эти… как их там… Красные персики в камышах!

— Сейчас! — отозвался он из темноты, находясь в центре своего занесенного снегом участка. — Поджигаю… Пли!

«Персики» со свистом понеслись вверх, там что-то ухнуло и на фоне зелёного веера вниз посыпались оранжевые звёздочки.

— Ура-а! С Новым Годом! — завопили три глотки.

— Вы, что, с ума сошли?

Невысокая женщина, в широкой незастёгнутой шубе, с накинутым на голову платке, стояла на ступеньках соседского участка. Лица её было не разглядеть — мешал слепивший фонарик.

— Люди спать легли, — уже более мирно продолжала она, разглядевшая Фикуса со Светой, и, очевидно, признавшая их не опасными.

— Извините, праздник…

Женщина подошла ближе. Фонарик высветил бутылку шампанского.

— Вижу… Но не у всех он весёлый… А вы, собственно, кто будете? В гости к кому-то приехали или… Неужели, наши новые соседи?

Света, не давая ответить мужу, как всегда пытаясь максимально ограничить его общение с любой женщиной, тем более, с оказавшейся такой молодой и симпатичной, ответила:

— Соседи — да, но не близкие. У нас дачка тут, не сориентируюсь в какой стороне. А действительно Ваш сосед и новый хозяин этого места, — Света показала в сторону заснеженной равнины, — вот он, в десяти метрах, по пояс в собственности.

Женщина посветила в указанном направлении и стало видно, как по своим следам, тяжело пыхтя и гребя руками, к ним двигался Сергей. Не дойдя пары-тройки метров, он сел на снег, снял шапку, провёл ладонью по мокрым волосам и разгорячённому лицу.

— Фу, утомился… Я там бабу снежную вылепил, пусть охраняет… О-го! Нас прибыло. Здрасте!

— Здравствуйте, молодой человек!

Света прыснула, обращаясь к Сергею:

— О как! Заимел бабу, пусть снежную, и помолодел сразу. Легко живёте, мужики!

Незнакомка смутилась:

— Простите, я что, что-то не то…

— Эх, к сожалению, не то… С ярмарки… — неожиданно заговорил Фикус, но жена прервала его:

— Вот… э-э?.. Как Вас величают? — обратилась она женщине.

— Кира Александровна!

— Очень приятно! Давайте знакомиться: я — Светлана, это мой муж — Фикус, то есть, что я, — Виктор Саныч, там Сергей Анатольевич сидит… Так вот, Кира Александровна, просит нас не шуметь.

Сергей сполз на колени:

— Прошу нас милостиво простить и седую голову не рубить. Случилось редкое: три планиды взошли над горизонтом, три повода поднять по три хрустальных чаши с напитком терпким… Короче — мы пьём за Новый год, за день моего рождения и участок ещё обмываем. Но…

Он закатил глаза к небу, ткнул пальцем в мерцающие звёзды:

— Клянусь ковшиком мамы-медведицы, с соседями я буду жить дружно. Предлагаю выпить мировую. Фикус?..

— И правда, Кира Александровна, давайте по чуть-чуть, — подал голос Фикус за актуальную тему.

— Меня уже заждались…

— Муж? — Сергей, ухватившись за торчавший из под снега пучок прошлогодней травы, вылез на дорогу, подошёл, шапкой стуча себе по коленкам.

— Неважно… Нет, мама. Ей нездоровится.

Сергей внезапно изменился в лице, и в душе у Киры что-то шевельнулось и потеплело от этой трогательной перемены в чужом человеке на её взволнованные слова.

— Извините ещё раз. Может нужна помощь, лекарства, машина у нас…

— Нет-нет, не так всё серьёзно, но спасибо. Я запомню… на будущее… Это мне?

Ей подали стаканчик.

— Ну не знаю, не знаю… Если только знакомства для… А кстати, что пьём, Сергей… э-э… Анатольевич? Трубочки не боитесь?

— Я? Нет!

Из кармана, после невразумительного заклинания, появился весёленький пакетик… с трубочкой.

— Все соки из себя выжимаю, Кира… Александровна!

— Может не стоит, уж так-то…

Они все дружно, совсем по свойски, выпили, разговорились. Появились подробности о жизни в садоводстве «Монте-Роза»: о соседях, урожае, погоде…

— Я сейчас вернусь.

И Кира побежала в дом, чтобы проведать и успокоить маму, но больше успокоиться самой, потому что она слишком разгорячилась в компании малознакомых, но приветливых людей, потому что Новый год продолжается и приносит хорошие вести, потому что она молода и красива…

— А девочка симпатичная. Повезло тебе, Серёга, с соседкой. А если она в маму, то вдвойне. Не теряйся. Клин клином… Пора возвращаться, мы тебя в машине подождём. Как она выйдет, извинись за нас, попрощайся, ну и там…

— Идите вы уже, вот ключи, грейтесь.

Кира вышла и увидела одного Сергея. С удивлением, которого почему-то она не чувствовала и, сдерживая радость, напротив, зарумянившую ей щёки, она спросила:

— А Ваши друзья, где они?

— В машине сидят. А мама, как, Ваша мама?

— Она заснула. Кажется, ей легче. Вы извините, я в дом не пригласила…

— Ничего, это успеется… Всё будет хорошо, не переживайте. И Ваша мама поправится и в гости я напрошусь… Мы теперь соседи, надеюсь, добрые. Давайте обменяемся номерами телефонов, мало ли…

— Конечно, конечно… Ой, мобильник-то мой…

Она опять убежала, но вскоре вернулась с телефоном в руках.

— Диктуйте, Сергей Анатольевич! — Кира начала набирать цифры. — Так… Так… Так… О-па!… Последние — семнадцать?

Ей показалось, что окончание номера выскочило автоматически, а может быть, просто отображение цифр не поспело за быстрыми пальцами… В технике Кира разбиралась слабо.

— Кира… Александровна, — у Сергея не получалось произнести её имя-отчество без паузы, — когда Вы мне позвоните, у меня запомнится Ваш номер. А сейчас до свидания! Поздно уже, а, вернее, рано. Новогодняя ночь кончается.

Уже в машине Сергею пришло сообщение:

«Маме, действительно, легче. Спасибо. Кира»

12

Если бы застёжка-молния на юбке не сломалась во время примерки; если бы нашлась точно такая же того же размера; если бы растерявшейся продавщице и флегматичному бойфренду удалось убедить истеричную девицу в отсутствии у неё лишних килограммов — то, возможно, Кира никогда бы и не узнала от своей подруги Стеллы, до совершеннолетия — Люськи, о существовании под Сестрорецком санатория «Белые ночи». Не услышала бы восторженный рассказ о целебном воздухе соснового леса, о песчаном пляже у прогретого солнцем залива и, главное, о специализированном курсе «Идеальный вес».

— Это сказка! Мы с Вованом жили в двухкомнатном люксе — поверь, мне есть с чем сравнивать — достойно! Питание — ресторан! Вован пять раз в день, — Стелла-Люська вздохнула, — от пуза. У меня — строго спецменю… И что ты думаешь, три кило, как с куста… А бассейн? А спа-релакс? А массаж?.. Какие у мальчика руки! Я там чуть… ну это ладно… Поезжай со своим Федей, отдохни. Для такой барышни, как ты, есть тихая библиотека, вечера романса у камина, ещё что-то… А Федя в бильярд порежется…

Кира загорелась, навела справки… Да, знали партийные бонзы, где и как надо строить для себя уважаемых. И, что удивительно — поднятая когда-то на недосягаемую от простых граждан высоту, планка сервиса, комфорта и профессионализма в этом лечебном заведении, не опустилась и сегодня. Всё стало открыто, всё стало доступно. Но за деньги и деньги немалые. Судя по длине предварительной записи, финансы у населения имелись, и Кире с большим трудом удалось, за несколько месяцев, забронировать номер люкс, с гостиной и спальней, для троих на пять дней во время новогодних каникул. Зимний отдых — это для понимающих.

…Погода испортилась. Только два дня наступившего года были солнечными, правда, ветреными. Ветер носился по городу, сгоняя в кучи мусор новогодней ночи: сгоревшие петарды, хлопушки, проволочки бенгальского огня, конфетти, блёстки, огарки свечей, конфетные фантики, упаковки чёрте от чего, корки мандаринов, пробки от шампанского, водки, сами бутылки, банки энергетиков, и наконец, использованные презервативы. Он с настойчивостью федерального закона тряс и не мог сорвать гирлянды цветных лампочек, протянутых поперёк проспектов; трепал городские ёлки, струной вытягивал гигантские ёлочные украшения, проделывая тоже самое с нервами сотрудников МЧС. А на третий стало ещё хуже. Зима, словно одумалась, решила взять своё: резко упало атмосферное давление, откуда-то нагнало плотные тучи, повалил снег. Всё это, в сочетании с пребывающими в праздном безделии, коммунальными службами привело к очередному кошмару: во дворах и на улицах, на площадях и в парках, на набережных и мостах столичного северного города, несчастные прохожие месили своей несчастной обувью серую вязкую массу из снега и новогодней мишуры. Проносящиеся машины, фонтанами мерзкой жижы из под своих колёс заставляли людей испуганно жаться к водосточным трубам, и безжалостно окатывали ею беспомощных припаркованных собратьев. То-то радость владельцам!

Но падающий снег был ещё чистым и белым, и совершенно не догадывался, что ожидает его там, внизу… Так порой и люди, живут в счастливом неведении, улыбаются, строят планы, не зная, что несчастье уже произошло, и только ждёт оно самый неудобный момент, чтобы стать явным…

…Отъезд в санаторий должен был состояться завтра, ранним утром. А сегодня весь день был посвящён сборам. Женские и детские вещи, ещё не упакованные в раскрытый чемодан и дорожную сумку, стопками лежали на столе, диване и стульях; в ожидании своей участи, они висели на вешалках, зацепленных за створки шкафа, за ручку двери, за спинки тех же стульев. Отобранная обувь была выстроена в шеренгу, а пустые коробки и крышки к ним разлетелись по всей комнате, ставшую напоминать торговую лавку на вещевом рынке.

Что взять с собой и что носить, для женщины, как ошибочно думают мужчины, не проблема — взять нужно всё, а носить что-нибудь другое.

— Мама, ты мой паспорт не видела? — Кира вытряхнула содержимое своей сумочки на стол.– Куда я его дела?

— А ты в шкатулке… ну для документов которая, смотрела? — Наталия отложила в сторону, недовольно пыхнувший паром, утюг и направилась к книжному шкафу, за стеклом которого стояла резная деревянная шкатулка, привет из 80-тых, давно используемая в семье для хранения документов небольшого формата.

— Смотрела. Там только твой да папин, — голос Киры звучал рассеяно.

— Я проверю.

Действительно, в шкатулке с кипой каких-то дипломов, аттестатов, удостоверений лежали два паспорта: её и Александра.

— Да. Здесь нет.

Наталия вернула шкатулку обратно на полку, закрыла дверцу и хотела было отойти, как вдруг, что-то вспомнив, снова распахнула её и извлекла из шкатулки паспорт мужа.

— Что? Нашла?

— Нет, не то… Не то… — Наталия с задумчивым удивлением смотрела на красную книжицу: это был общегражданский паспорт, а не… заграничный.

Она положила документ в карман фартука, и, ничего не убрав, медленно, касаясь рукой спинок стульев и края столешницы пошла на кухню. На столе, среди вещей из сумочки Киры, Наташа увидела телефон и, поколебавшись, взяла его.

На кухне она тяжело опустилась на табурет, держа телефон обоими руками. «Какой у него номер?.. Мысли путаются… В адресной книге поискать, так не умею я… В последних набранных проще… Вот — ПАПА…» Абонент оказался недоступен, и объяснений получить не удалось. Другой необъяснимый факт — имя СЕРГЕЙ и знакомый номер. «Что это значит? Кира звонит Сергею? Спасает мой облико морале? Он ничего про это не говорил. Скорее, это на всякий случай… если ситуация зайдёт слишком далеко. Ох, доченька, сама себе я страж суровый… Так это же я в Новый год набирала! Неосторожно… А имя — тоже я? Загадка. Стереть и всё!»

Кира, занятая поисками, ничего этого не видела. Через несколько минут, она, не слишком обрадованная, появилась на кухне у матери:

— Нашла. Вот я дура!.. Мама, что-то случилось? — Она заметила, прежде чем Наталия успела отвернуться, покрасневшие глаза матери и руку в кармане фартука.

— Ничего… Где нашла?

— Я же в консультацию ходила, — Кира всё ещё с тревогой смотрела на материнскую спину. — Ну, вот, в медицинскую карту и сунула паспорт.

— Хорошо, — Наталия повернулась. — Продолжим сборы.

«Может быть, это случайность? Торопился и взял не тот. Теоретически, внутри страны они равнозначны, но я точно не знаю. У меня загранпаспорта никогда не было».

Наталия пыталась найти объяснение, отгоняя от себя прочь самое простое: Александр, муж, обманул её; Александр, муж, проводит праздники за границей и, главное, с кем…

Кира не могла понять, что случилось за последние полчаса. Её мать словно подменили: энергичная, деятельная — сейчас апатичная и медлительная, механически выполняющая необходимую работу, стала походить на неё саму; только-только оправилась от болезни — сейчас снова нездоровый румянец на скулах и круги под грустными глазами. Сердце у Киры зашлось от сочувствия к родной и такой ранимой маме. Она не удержалась, обняла и попыталась подбодрить:

— Ты расстроена, потому что остаёшься одна? Это же здорово! Отдохнёшь от нас, от шума-гама, от суеты… Почитаешь, сходишь куда-нибудь… Вот, куда ты хотела бы сходить?

— В океанариум, а лучше в спа-салон…

13

Длинный, нервозный день подходил к концу. За кухонным окном зажёгся вечно надоедавший уличный фонарь, через оранжевый свет которого по косой линии пролетали хлопья снега. В город пришёл настоящий циклон…

Наталия в квартире была одна: Кира уехала к Фёдору в общежитие собирать его вещи, а Алёша ещё гулял во дворе. Слоняться без дела было не в привычках Наталии, но сейчас ей ничего не хотелось. Скрестив руки под грудью, слегка сутулясь, она бесцельно переходила из кухни в гостиную, из гостиной в Алёшину комнату, снова в гостиную, снова на кухню, каждый раз, старалась не смотреть в дверной проём их спальни.

Её мысли были, как клетки в шашках: то черные, то белые, то обвиняющие, то оправдывающие. Пока их оставалось поровну — соблюдалось равновесие и, значит был шанс на благополучный исход.

Раздался короткий звонок. Наталия его ждала — вот-вот должен был прийти внук. Она пошла в прихожую, не спросив «кто там?», открыла входную дверь и сразу захотела её захлопнуть: на пороге стоял незнакомый парень. Он схватился рукой за косяк, больше не делая никаких угрожающих движений.

— Я мужа позову! — Наталия отступила на шаг назад.

— Если Вы это сможете сделать, то это будет счастьем для Вас… и для меня. Не беспокойтесь, я не опасен. Может быть я вообще не в ту дверь позвонил.

— Конечно, не в ту… Вам лучше на первый этаж, там кнопочка, слева, и дверь на улицу.

— Вы шутите, значит, успокоились… Тогда — вопрос: это квартира Александра Павловича?

Парень отпустил дверь, но Наталия не бросилась её закрывать, а стала внимательно рассматривать посетителя. На вид — не больше двадцати пяти, высок, худой лицом, с пучком модной чёрной бородки, гладко зачёсанные в кичку волосы. Кроссовки, куртка, рюкзак за плечом — всё было совершенно мокрым. Видимо парень долго был под снегопадом, либо шёл, либо…

«Стоял у парадной, не хотел общаться по домофону, а хотел, чтобы наверняка дверь в квартиру открыли», — быстро пронеслось в голове у Наталии.

— Угадал. А ты кто?

— Я — Бон, то есть, Бондаренко. Дмитрий. А Вы, наверное, Наталия Ивановна… — больше утвердительно, чем вопросительно, сказал парень.

— Опять угадал. Зачем тебе Александр Павлович?

— Разговор…

— Его нет.

— Я знаю. Разговор с Вами, Наталия Ивановна.

14

Алёша тихонько, стараясь не шуметь, подошел к кухне. На матовом стекле закрытой двери угадывались силуэты бабушки и неизвестного парня, сидящих за столом друг напротив друга. Голоса были слышны, но неразборчивы. В основном бубнил парень, бабушка что-то коротко спрашивала. Алёша постоял немного, не зная, что хорошо виден со стороны кухни, вздохнул и отправился досматривать фильм, благо реклама закончилась.

— Бон, говорите тише.

Наташа уже знала, что он работает инженером-программистом в отделе компьютеризации предприятия, где начальником лаборатории трудится её муж, Александр Павлович. Так же, из длинного сбивчивого повествования, она поняла, что Дмитрий Бондаренко находился в близких и, как ему казалось, серьёзных отношениях с некой Лизой, полгода назад устроившейся работать в качестве лаборантки, в той же лаборатории, где трудился Александр Павлович. Как они…

Он мог уже не продолжать, но Наташа не останавливала этого Бона, слушая по инерции:

— Мы перед Новым годом сильно поругались, из-за её командировки в Воронеж. Я отговаривал ехать, Лиза настаивала. По-моему, она специально накручивала меня, чтобы я психонул и не поехал её провожать. А я поехал. Тайно. Очень удивился, что Лиза направилась к терминалу для международных рейсов. Ну, а потом, всё стало ясно: её ждал Ваш муж, рейс на Прагу.

Посетитель замолчал, выжидательно смотрел на Наталию. А она не отрывала взгляда от Новогоднего поздравления, выполненного типографским способом в виде старинной грамоты, со стандартным набором пожеланий и подписанной всеми её домочадцами. Бумага мирно висела над столом. Наталии вдруг стало видится, что буквы поплыли, рассыпались и собираются в другие слова, с иным смыслом, понятным, не допускающем неверного толкования, а на подпись «Саша» наползает неизвестно откуда взявшаяся чёрная клякса…

— Брюнетка… Дмитрий, зачем Вы пришли ко мне?

— Её телефон не отвечает… Неизвестность мучительна… За информацией я пришёл… И так, поделиться…

— Поделится с женщиной горем — это по-мужски… Идите, нет у меня… информации. Сами там за собой… закройте.

Наташа боялась пошевелиться. Ей казалось, что любое движение, будет последним. Больно…

Одними губами она проговорила:

— Алёша, позвони маме… скорее.

15

В далёкие — далёкие времена, когда его родители только что въехали в новую квартиру в неизвестном районе Купчино, когда у трамваев 15-го и 43-го маршрутов конечной остановкой был проспект Славы, а дальше — целина и одинокая девятиэтажка с видом на пустырь и карьеры, Сергея разбирало любопытство: что это за странное здание, мимо которого он ежедневно ездит в школу и обратно, скромных размеров, в пять этажей, кубической формы и длинными полосами соприкасающихся окон? Жилой дом? Не похоже. Предприятие? Маловато будет. А выйти из трамвая и разузнать, было лениво.

Вот бы он удивился, скажи ему тогда, что через годы это здание прочно войдёт в его жизнь, что это паркинг (он и слова такого не слышал) и, что в нём будет стоять его автомобиль.

Дожив до полтинника лет, Сергей не имел ни машины, ни водительских прав, ни интереса к этой стороне жизни. Но всё изменилось на раз. Причиной тому была незатейливая мысль о быстротечности жизни и взыгравшее самолюбие на случайные слова Наталии.

Под насмешливые взгляды сопливых одногруппников он сел за парту изучать ПДД и за руль старенького седана для ознакомления с азами вождения. С первой попытки права были получены. Зимой.

Зомбированные менеджеры в автосалоне ожили от удивления, когда не девочка какая-то, не папик в подарок на 8 марта, а не молодой уже дядька, купил у них для себя игрушечный Matiz. А Сергей был всем доволен, особенно, когда рядом, справа, сидела Наташа, встречи с которой приобрели новые возможности и аргументы.

Он наслаждался дарованной ему автомобилем свободой и независимостью, чувствами, безусловно, ложными, но чертовски приятными.

«Тогда и начались мои поездки к Фикусу, приведшие в итоге к «Монте-Роза».

Сергей, внутренне улыбаясь, привычными движениями энергично крутил руль, спуская кроссовер с пятого этажа паркинга. На очередном повороте с торпеды на переднее сиденье упала книга, детектив, которую он хотел подарить Наташе — большой любительнице этого жанра. Мысли также повернули и потекли в русле предстоящих событий сегодняшнего дня.

«Как это сладко — ехать на встречу с любимым человеком! Через час окажусь на нашем месте, через два — придёт Наташа. Целых два часа, не стесняясь, не ограничивая свою фантазию в откровенных сценариях, можно тешить себя, перемешивая, намеренно и безнаказанно, действительное и желаемое».

Фиг тебе!

Раздался звонок громкой связи: звонила Наташа. С домашнего.

— Серёжа, это Наташа.

Голос был тихий, без обычных бархатных интонаций:

— Здравствуй.

— Здравствуй! Уже еду…

— Нет, Серёжа, нет. Я сегодня не могу… Болею.

— Что с тобой! Серьёзное что-то? Голос у тебя…

— Голос не самое главное…

— Я приеду. Ты дома?… Одна? Что, что, чем помочь? — Сергей не знал, как убедить Наташу принять от него помощь.

— Не надо, всё есть и я не одна. Спасибо. Извини.

— Я буду рядом.

Но трубку Наталия уже положила и, скорее всего, последнюю фразу Сергея не услышала.

16

Чем он мог помочь, сидя в машине, напротив дома, с которым так неразрывно связана долгая история: от юношеской любви и рухнувших надежд, к самообману отречения и возврату к неизбежному, до немного повзрослевших, но всё таких же невостребованных чувств, — дома, в котором он не был последние тридцать пять лет. Ничем и не мог.

Кто-то невидимый возразил:

«Вы врёте, Сергей Анатольевич. Трусостью Ваше бездействие зовётся. Думками красивыми прикрыть её хотите. Была бы любовь, а не повзрослевшие чувства, Вы бы не сидели сиднем в машине с книжонкой в руках, а ворвались бы в дом напротив, не взирая на лица, пробились бы к единственно значимой для Вас женщине, склонились бы над ней, ограждая от болезней, невзгод и горя. Слабо? Эх, Вы — теоретик».

Сергей дёрнул ручку, открыл дверь — снег полетел в салон, ветер залистал страницы детектива. «И угроблю Наташу. На практике». О, многоликая любовь! Какую маску ты носишь сейчас? Трусости или эгоизма? Мудрости или расчёта?

Он остался в машине, в ярости кусая кулак от бессилия перед сказанным когда-то и неизменным поныне: «Ты мне не нужен», — но готов был ждать, ждать, ждать, хоть ещё тридцать пять лет.

…Когда подъехала скорая, Сергей не заметил: мешал сильный снег, припаркованные машины и значительное расстояние. Он не сомневался, к кому её вызвали, только внимательнее стал всматриваться в силуэты выходивших из подъезда людей. Десяти минут не прошло, как появилась та, которую он ожидал, но боялся увидеть, надеясь на пустые страхи, надеясь, что всё обойдётся и скорая уедет без неё. Не обошлось. Санитарка помогла Наталии подняться во внутрь фургона, пропустила невысокую женщину с непокрытой головой и в светлом полушубке, фигура которой почти сливалась с хлопьями снега. Затем она хлопнула раздвижной дверью и залезла на переднее сиденье. Закрутился проблесковый фонарь, и скорая помощь стала осторожно выбираться среди сугробов и автомобилей на проезжую часть.

Сергей поехал вслед за ней. Стараясь не терять из виду и держаться поблизости, ему приходилось лавировать в плотном потоке, выполняя порой, рискованные манёвры, наверняка, складывая на свой счёт многочисленные матюги «подрезанных» водителей. Сергею было плевать на это, лишь бы узнать, в какую больницу повезли Наташу.

На одном из загруженных перекрёстков медицинский фургон, крякнув несколько раз, ушёл под красный свет и быстро скрылся за стеной снегопада.

17

«Если не здесь, то я уже и не знаю».

Сергей стоял в небольшой очереди к справочному окошку медицинского учреждения, уже четвёртому, где он пытался разузнать о Наталии. Очередь двигалась медленно — тётенька в белом халате скучно отвечала на вопросы, куда-то звонила, заполняла бланки. Сергей нервничал, так как время подходило к обеду и тётенька, явно считая до него минуты, могла захлопнуть окошко перед самим его носом. Но Сергею повезло: и очередь до него дошла, и ответ порадовал:

— Да, поступила. В неврологию. Состояние удовлетворительное.

— А навестить можно?

— Обращайтесь на отделение.

Ну, что же, обратимся на отделение.

Сергей разделся, разменял сотку, купил в автомате за пять рулей синие бахилы и стал подыматься на второй этаж, куда направил его пожилой вахтёр после предъявления Сергеем обутых на ноги идиотских мешков.

— Сергей Анатольевич!…

Радостные, даже слегка игривые интонации, были несколько неуместны в больничной обстановке, и, видимо, понимая это, говорившая сказала более сдержанно:

— Сергей Анатольевич, постойте.