Бесплатный фрагмент - До и после

ДО И ПОСЛЕ

Здравствуй! Не знаю, что получится из написанного, но, надеюсь, будет интересно.

В этой книге нет ничего, что бывает в художественном романе. Это не комедия или трагедия, это повествование о моей жизни в период, когда я ещё могла созерцать этот мир до полной потери зрения. Я ни в коем случае не настаиваю на том, чтобы вы её прочитали. Но, если честно, мне очень хотелось бы, чтобы это всё-таки произошло.

Я попыталась рассказать обо всём, что интересовало людей. За восемь лет, что я не вижу, у меня накопилось много информации, которой я хотела поделиться, да и вообще рассказать о своих ощущениях. Ко мне часто обращаются с многочисленными вопросами о том, как я могу жить, учиться и работать, будучи слепой.

Возможно, что в тексте будут переходы от одного события к другому, возможно, я буду возвращаться назад, либо перескакивать вперёд, но так даже интересней… И если вы начали прочитывать это, я благодарю вас за потраченное время. Итак, поехали!

В момент написания этой книги мне было уже сорок лет, да возможно это много, хотя иногда мне кажется, всё ещё впереди!

Мне очень хотелось рассказать о своей невидимой жизни, но долго думала, как это сделать красивее, хотя слово «красивее», наверное, не совсем подходит, ну и ладно.

В общем, пишу я это уже слепой женщиной. 20 мая 2010 года я окончательно лишилась зрения. Произошло это и внезапно, и в тоже время я бы так не сказала. Всё по порядку, чтобы было ясно.

До той минуты, как зрение покинуло меня, я была совершенно обычной, хотя я и сейчас обычная. Но, надо всё-таки заметить, что это разные состояния.

Родилась я совершенно здоровым ребенком, случилось это событие 9 июля 1977 года в городе Астрахани, что на самой большой реке Европы Волга. Развивалась как все, посещала различные секции, школу, разумеется. Детство было великолепным, потому что оно у меня было, а это важно.

Конечно, я была любимицей в семье, кроме меня в семье ещё два старших брата, и, естественно, мне как девочке всегда улыбалась удача. Мои родители меня баловали, особенно папа, которого не стало, когда мне было всего 14 лет, и этот день был для меня потрясением. Папы не стало вследствие операции, которую он не выдержал, детали я не знаю так как… не знаю. Родители мои — совершенно обычные люди. Мама — простая, добрая женщина, очень спокойная. Папа был человеком с характером, очень умным и душевно щедрым мужчиной. И мама, и папа были служащими. В жизни родители ценили честность, порядочность, справедливость. После того, как мой папа покинул этот мир, моим воспитанием занимались мама и братья. Но время-то идёт, всё меняется, и я выросла, и каждый из братьев устроил свою жизнь.

В школе я не была отличницей, скажу больше, я даже игнорировала некоторые предметы, один из которых немецкий язык. Сейчас сложно сказать, с чем связано такое нежелание посещать уроки немецкого языка, может, педагог мне не нравилась, а ведь она мне действительно была несимпатична. И мне казалось, она не мотивирует, а, наоборот, создаёт ситуацию, отталкивающую от желания изучать язык, а ведь от педагога многое зависит в успешном учебном процессе, о каком бы предмете ни шла речь

С горем пополам я получила неполное среднее образование. Куда же я могла податься? Конечно, я поступила в педагогический колледж, хотя всегда хотела в хореографический, и видела себя педагогом-хореографом, но никак не воспитателем в детском саду, а педагогический колледж как раз выпускал воспитателей. Ну что же было делать? Моего желания никто не спросил, только выражали недовольство относительно моего стремления к хореографии: «Зачем тебе это надо, хореографов много, а толку нет! А вот воспитатель это благородно!» Я отпустила все свои предпочтения и стала студенткой колледжа. Но мне жутко не нравилась эта профессия (вы не подумайте, я очень уважаю педагогов дошкольного воспитания, но надо понимать, воспитатель — это уникальная профессия, и каждый второй им быть не может), поэтому я никак себя не видела в этом амплуа. Согласитесь, воспитатель и учитель — совершенно разные вещи, и мне ближе обучение школьников и подростков, чем работать с маленькими. В связи с этим и в колледже я тоже училась неважно, потому что, как я говорила, я ненавидела себя в детском саду. Честно говоря, каждый учебный день был мучением. Но я училась и пыталась как-нибудь закончить.

Пока я училась, всё в жизни было ярко: много новых друзей, подруги, тусовки — конечно, мне было всего 17 лет. В этом возрасте и подростковые проблемы тоже не заставили себя ждать: были и конфликты с мамой, и преподавателями. Как ни странно, всех удивляло моё негативное отношение к будущей профессии, но я всегда стремилась к иному в жизни. Да, я любила педагогическую деятельность, но это никак не относилось к профессии воспитателя. Кстати, даже в колледже я умудрялась участвовать в различных мероприятиях, в которых нужно было что-то танцевать. Так или иначе, я всё равно пересекалась с любимой деятельностью.

Что касается танцев, я делала это с детства, ещё в детском саду меня всегда включали в какой-либо танец, и я с удовольствием это делала. Потом в 13 лет я начала заниматься бальными танцами, после эстрадными, а потом немного классическими танцами, но и, конечно, не обошлось дело без клубных танцев. Я всегда, сколько себя помню, была на сцене, а десертом для меня стал восточный танец, я и сейчас нет-нет и танцую дома для души, это ведь очень красиво. Но речь не об этом… В общем, к финалу обучения я была известна на весь колледж, потому что бунтовала, и вот к 18 годам случилось следующее…

Сижу я на лекции, точнее на уроке, так как лекцией это назвать трудно. Сижу и пишу за преподавателем, и вдруг понимаю, что середина тетради как-то совсем не в середине. Поверьте это сложно объяснить, но только представьте, стараешься писать на каждой строчке, придерживаешься дистанции от слова к слову, пытаешься как-то соблюдать середину, но не выходит. И понять ничего не можешь, что происходит, такое ощущение, что строчки в тетради спутываются. Прихожу домой, пытаюсь объяснить этот факт, но, конечно, меня никто понять не может. Я вроде вижу, но что-то не так. Мама особо не переживала, потому что на тот момент всё было неплохо, так нам казалось. Самое странное, а точнее страшное. Глаз-то не болел, но…

Когда я снова пошла на занятия с утра, находясь в коридоре колледжа в ожидании следующего урока, я вдруг заметила следующее: при взгляде на какой-либо предмет было ощущение что, что-то мешает внутри глаза и как будто какая-то чернота вокруг. Я пыталась устранить неприятное ощущение, но ничего не получалось, было очень странно, и возникло ощущение соринки в глазу. Я кое-как дотянула до конца занятий, и, вернувшись домой, сообщила маме. Она ничего не поняла, и решила отвести меня к офтальмологу. Пришли мы к врачу, и я очень долго сидела напротив доктора в тёмной комнате. Она (это была женщина) долго что-то пыталась увидеть внутри, всё время говорила: «Смотри правее, потом левее, теперь в центр». Но только ничего не увидела, а лишь сказал: «У девочки серьёзно болен глазик!» Потом она предложила посетить её на следующий день. И на следующий день она, посадив меня в кресло, закапала в глаз какую-то жидкость, для того чтобы зрачок увеличить. Мы стали ждать. По окончании пятнадцати минут она снова посмотрела на зрачок и вдруг сказал: «Я не знаю, что с вашим глазом. То, что я увидела мне непонятно, но я посмотрю в учебнике, когда вернусь домой, но вам лучше обратиться в специализированную клинику», — и было это сказано тревожно.

На следующий день мы поехали в эту клинику (надо сказать было это далеко) и зрение моё резко изменилось, причем за очень короткое время в худшую сторону. В Астрахани не так много профессионалов в этой области, но мы пришли к доктору, и я просто была в шоке. Не поверите, меня осматривали около пяти докторов почти одновременно. Я понять не могла понять, в чём дело, и в тоже время понимала серьезность ситуации. Меня осматривали какими-то аппаратами и спустя два или три часа вынесли диагноз: «У девочки рак глаза». А один из докторов даже выразил недоумение от вида моей сетчатки. «Я, — говорит, — никогда не видел таких широких кровеносных сосудов». После долгого обследования было принято решение: меня отправили в столицу на более глубокое обследование.

Конечно, мне уже было не до учебы, и я пребывала в состоянии растерянности. Честно говоря, я не понимала, что происходит всё-таки? Было ясно одно: я стала плохо видеть! В колледже отнеслись с пониманием, и мы, не теряя времени, поехали в столицу.

ИНСТИТУТ ГЕЛЬМГОЛЬЦА

Собирались мы быстро, нельзя было терять ни минуты. Подключились все родственники, нас провожали с тревожным сердцем, но мы старались не грустить, ведь медицина должна нам как-то помочь. Мы загрузились в вагон, и спустя некоторое время помчались. Маме было тяжело переносить дорогу, ей было плохо, но она терпела, а терпеть предстояло полтора суток. Нас ничего не интересовало, кроме того, как быстрее добраться и узнать наконец, что с моими глазами?

Вот мы и в столице, на перроне меня и маму встретил один из моих братьев. На тот момент он уже проживал в Москве. Благодаря ему и его подруге, мы обрели место проживания на период обследования и лечения. Квартира была у них однокомнатная, и наш визит создавал неудобства, но что поделать? Да, было тяжело нам всем…

Была зима, и было холодно, всё время ветер, и очень неприятная погода. Солнце выглядывало очень редко. Но и у нас в душе тогда было всегда пасмурно, потому что нас привела в столицу проблема, и какой результат нас ожидал никто не знал.

Мы приехали рано утром, но нам было уже не до сна, хотя мы практически не спали в поезде. Мы сходили в ванну, потом позавтракали и, собравшись, отправились в институт имени Гельмгольца. Мой брат и его девушка поехали с нами, так как мы не знали Москву, и нам было бы сложно, а с ними всё было чётко и быстро. Они нам очень помогли…

Конечно, институт очень большой, туда-сюда бегали доктора и пациенты, огромные очереди, было ощущение, что коридоры не опустеют никогда. Периодически мимо нас проезжали коляски с теми, кого прооперировали или собирались оперировать. Мы ждали! Вот и нас пригласили на диалог, меня посадили за аппарат, которого я в жизни не видела, что-то опять искали в глазу, и в конце концов сообщили: «У вас нет никакого рака глаза. Ваш диагноз звучит так: ангиоматоз». Конечно, мы не поняли, что это такое, тогда доктор объяснила: «Это доброкачественные новообразования на стенках кровеносных сосудов, и вот именно эти образования надо удалять лазером. Вам следует каждые полгода посещать офтальмолога для лазерной коагуляции, без данной процедуры вам никак, увы. Это на всю жизнь. И если соблюдать все предписания, всё будет ок!». И первый сеанс лазерной операции назначили через час.

Мы перешли из одного здания в другое, и там тоже было много людей, и у всех диагнозы один страшней другого. Я посмотрела на всё это и стала ждать своей очереди в лазерную. Мы отдали карту медицинской сестре и ждали. Через полчаса назвали мою фамилию, и я вошла в кабинет, там стоял небольшой аппарат с яркой лампочкой зелёного цвета, а внизу была какая-то кнопка, напоминавшая педаль. Странно так, сидишь напротив доктора, он со своей стороны смотрит на твои глаза, потом в карту, потом закапывает жидкость в глаза и берёт в руки небольшую штучку, линзу, и пытается установить её в твой глаз. Ощущение не из приятных, но что делать? Когда линза установилась, доктор направляет тот самый луч на внутреннюю часть глаза и внимательно осматривает, и, найдя наконец проблемную зону, просит не двигаться, я замираю… И чик! Вот он первый луч лазера проникает в мою сетчатку и выжигает то, что мешало мне видеть. Я дёргаюсь, потому что это неприятно. Доктор делает паузу и спустя минуту повторяет процесс, и опять я неспокойна. Процесс затягивается, от боли мне немного плохо, но я терплю. С горем пополам процедура завершена, но это ещё не конец. Таких дней было семь. После этих семи дней доктор даёт заключение и сообщает, что мне положена инвалидность. И сообщает ещё одну новость:

— К сожалению, правый глаз не удастся спасти, только левый.

И мы с грустью и покорностью судьбе выходим из кабинета.

Что же теперь? Обследование прошли, диагноз поставили, теперь нужно было возвращаться в Астрахань и снова проходить диагностику для постановки группы инвалидности. Мы даже не подозревали, что нас ожидает.

Не скажу, что сложно, наверное, правильнее будет сказать, долго. В общем, мы вернулись в город и начали быстро посещать докторов, понадобилась где-то неделя. После мы направились в медико-социальную экспертизу, нас встретила регистратор и объяснила, в какое время и в какой день нам надо появиться, и лучше без опозданий, хотя для меня всегда было странным когда звучат подобные слова «без опозданий», кто же будет опаздывать на важные дела? Я привыкла всегда быть точно ко времени, и опоздание — это, прежде всего, неуважение к себе. Спустя, наверное, три или пять дней мы снова появились в дверях экспертизы, и у нас сразу взяли документы для оформления. Что-то написали, мы расписались, и через десять минут я уже сидела на стуле перед главным доктором. Это была старушка семидесяти лет на вид, слегка горбатая, с короткой стрижкой, с бело-жёлтыми волосами и очень неприятным голосом. Вокруг неё возились другие женщины, что-то писали, но больше, конечно, они говорили. Доктор посмотрела в мои глаза, хотя видел уже только левый глаз, потом она взяла в руки стёклышко и попросила смотреть в разные стороны, потом в центр. И, наконец отложив стёклышко, она сказала:

— Так, ваш правый глаз ослеп, у левого глазное дно чистое, но изменения есть, поэтому мы присваиваем вам 2 группу инвалидности, и через год ждём на переоформлении.

После она вручила нам наши документы, и мы вышли.

Всё было неплохо, вторая группа позволяла мне лечить глаз бесплатно, потому что инвалиды 1 и 2 группы по правилам диагностируются и проходят лечение бесплатно. Итак, я стала инвалидом по зрению, но хорошо, что мой глаз видел отлично, хотя ничего хорошего, всё было благодаря лазеру, а без лазера что?

Прошло время, всё немного успокоилось, и я привыкла к тому, что не вижу как раньше. Но возник другой комплекс, психологический. После лазерных операций левый глаз видел хорошо, а вот правый, который перестал видеть начал сильно косо смотреть, и всё время смещался к носу, что выглядело не очень красиво, как вы можете понимать. Я стала стесняться этого. В колледже всё было хорошо, и на этот дефект никто не обращал внимания, и это мне облегчало ситуацию.

Я продолжала учиться, уже заканчивала обучение, и предстояла защита дипломной работы. Конечно, писать что-либо было трудно, и сначала я была просто слушателем. Но ведь диплом получать надо, и я кое-как написала его. В те годы, а это было в 1997 году, дипломы не строчили на компьютере, всё выполнялось вручную. Вот и я написала, конечно, криво, но это мне простили, так как я левым глазом видела за два глаза, а это не просто. И я заметила, что периодически это ощущение меня покидало, и казалось, что вижу двумя глазами. А порой, наоборот, чувствовалась нагрузка на один глаз, и это было тяжело.

Но всё это, на мой взгляд, сейчас не особенно важно. Важно то, что и тогда, и сейчас, я не чувствовала какого-то страха или паники. Я всегда очень боялась, страшно боялась темноты. Хотя сейчас я не вижу, но и темнотой это не назовёшь. Я не знаю, как это объяснить, ощущения всегда разные.

Итак, подходило время защиты дипломной работы. Честно говоря, в день защиты и в момент, когда я выбрала экзаменационный вопрос, раскрыв тему перед строгой (как мне казалось) комиссией, я почему-то не особенно переживала, а по правде сказать, вообще не волновало, каким будет результат. Я закончила своё обучение с обычным дипломом, и мне было всё равно, так как я никогда не стремилась быть педагогом в детских учреждениях. Даже на практике методист в детском саду попросила меня поклясться в том, что я ни в коем случае не буду работать в детском саду. И я поклялась, причём положив обе руки на сердце. Вот так и закончилась моя учёба. И в дополнение к сказанному, воспитатель — это уникальная профессия, и воспитателем может быть только талантливый человек, но и учитель в школе — это тоже талант, но всё-таки это разные специализации. Поэтому я выбрала профессию учитель, но об этом чуть позже.

Прошло где-то около года, и мне требовалось переосвидетельствование группы, помните, я говорила, что инвалидность присваивают на год. Так вот время подошло, и в день посещения медико-социальной экспертизы меня осматривала всё таже желто-белая старушка, извините, доктор. И такой она стала ещё более противной, от неё прямо-таки ощущалась плохая энергетика. Она недолго смотрела мне в глаз, хотя мне показалось, что она только создавала видимость обследования, ну чтобы написать что-нибудь. И через считанные минуты победно выразила: мы снимаем вашу вторую группу и присваиваем третью. Но эта группа не давала гарантии на свободное посещение доктора в столице, и этот факт не волновал эту женщину, конечно, таких как я у неё хватало

Но нас никто не спрашивал, и мы в недоумении вышли из кабинета. Теперь возник вопрос: «А как мне удастся проходить лечение и удастся ли вообще?»

Как мы предполагали, возникла первая трудность. При очередном посещении института Гельмгольца в регистратуре со мной не стали общаться, так как я надеялась на бесплатное медицинское обслуживание, а третья группа этого не позволяла. Я обратилась за помощью к брату, и после нескольких дней мой брат сделав ряд звонков, нашёл выход. Это был МНТК имени С. Фёдорова.

Мы, недолго думая, поехали в клинику, было уже вечернее время, приехали почти к закрытию, но нас всё-таки приняли, мы заполнили все необходимые документы вместе с регистратором, а потом нас направили на диагностику, которая прошла также быстро и качественно. Мне измерили и поле зрения, и давление и так далее. Нам выдали карту и объяснили дальнейшие действия. И вот наконец-то я в лазерном центре. Центр был очень большой, я попала к доктору Панковой Ольге Петровне. И лечить меня стала она. Это отличный специалист, она всегда была очень аккуратная, у неё, как говорят, «лёгкая рука». С этим доктором мне было комфортно, даже боль как будто не чувствовалась. И я чувствовала себя отлично после лазера. Да, я постоянно лечила лазером свой глаз, и всё был хорошо

Со временем ещё одна проблема исчезла. Помните, я говорила о том, что после операций правый незрячий глаз начал смещаться к носу, то есть появилось косоглазие, и у меня появился комплекс? Несмотря на то, что правый глаз уже был слепой, этого никто особо не замечал, однажды я посмотрела на себя в зеркало и о чудо, мой правый, косивший ранее глаз перестал это делать. Моей радости не было предела. И после этого стало легче жить.

Да, мне стало действительно проще, потому что глаза сильно не выдавали дефекта. Постепенно я привыкла к тому, что вижу мир одним глазом, и ничего не предвещало никаких бед. Каждые полгода я посещала доктора в Москве, но уже на было не так страшно и больно. Прошёл ещё год, и нужно было снова посетить медико-социальную экспертизу. Я снова прошла медицинскую комиссию, и вот я на приёме «квалифицированного специалиста». Она как обычно долго, как будто что-то высматривая, пыталась найти проблему, которую можно увидеть только при расширенном зрачке, и со специальным оборудованием, с теми стёклышками, я их так называю, ничего увидеть нереально, однако эта женщина как бы увидела всё, что хотела. Спустя полчаса после осмотра заявляет следующее: «Ну что, дорогая моя, ваш глазик видит сто процентов, мы снимаем с вас группу!» В один миг я стала здоровым человеком, с одним зрячим глазом, хотя он нуждался в постоянной диагностике и лазере, и она не взяла в расчёт, что мой глаз видит сто процентов только потому, что его поддерживает лазерная операция, а без этой процедуры он бы стал слепым раньше. Но ей было всё равно. Одним словом, всё моё лечение, которое обеспечивала группа инвалидности, накрылось.

Я вышла из кабинета, до конца не понимая всего безобразия, пришла домой рассказала маме, она была в шоке, но ….

После того как я стала здоровым человеком на один глаз, забавно даже, я продолжала жить своей обычной жизнью. У меня уже было среднее специальное образование, но необходимо было двигаться дальше, учиться или работать. Все мои желания в один миг снова активизировались и связаны были, как вы можете догадываться, с хореографией. Мне хотелось сцены, но что-нибудь всегда мешало, всегда были какие-то препятствия, и это что-то как всегда направляло меня в другую сторону. Я грезила чем-то неземным. Когда я наблюдала танцующих на экране телевизора, мне тоже хотелось туда. И я даже отчасти понимала, что все мои старания ни к чему не приведут, но желание было настолько сильным, что я готова была к любым трудностям. Я посещала разные танцевальные коллективы, но всё время неудачи меня сопровождали, и я не могла понять почему.

Как будто какая-то невидимая сила ограждала меня, только от чего?! Но я не отчаивалась, и насколько возможно было, реализовала свои танцевальные желания в своём регионе. На протяжение восьми лет я активно занимала лучшие площадки города, это были ещё 90-е, и танцевальные коллективы были не особо многочисленны, и помогла мне в этом моя подруга, она была лучшей из танцовщиц города. Она обладала маленьким ростом, но так шикарно танцевала, и именно она и помогла мне до конца раскрыться, пусть даже на уровне моего города. Она была очень талантлива, почему была, потому что уже давно мы потеряли ниточку общения, она покинула город, и где она теперь, сложно представить.

Спустя некоторое время я сама стала находить свои площадки, конечно, среди девушек всегда возникают конфликты на почве ревности к сцене, и со мной было то же самое. На протяжении восьми лет моей карьеры было много и слёз, и радости. Я могу сказать, что мне удалось всё-таки окунуться в атмосферу сцены, танца, эмоций. Но век танцовщика не велик. За этот период я ныряла в жанры различных танцев: и классику, и эстрадный, и клубный. Всё это настолько захватывает, но результат не всегда был положительным. Поэтому по истечении времени, отведённого для меня в этой области, жизнь всё равно направила меня в другое русло.

Искала я себя очень долго и не только в качестве танцовщицы. Я пыталась найти себя и в других профессиях, но всё, что было в моей жизни, всё это не соответствует мне. Каждый новый день в той или иной сфере занятости на второй или третий день вызывала отторжение, я не желала ничего из того, что мне предлагалось. А специальностей было видимо-невидимо. Моя мама даже говорила: «Господи, да у тебя же полная трудовая книжечка!» А я только хлопала глазами. Она всё переживала, что возникнут сложности. Если я всё-таки когда-нибудь найду себя, то моя книжечка стажа вызовет сомнения в моей персоне, но на это я реагировала спокойно.

Время шло, а глаза не лечились! Причина была одна: отсутствие группы положенной мне по здоровью, но ведь я уже была «здорова», поэтому я могла печалиться только о недостаточности средств, которые я зарабатывала для поездки, диагностики и последующего лечения.

30 лет — это был последний период в моей жизни, когда я видела отлично.

И это был день моего рождения. Я очень трепетно ожидала своего праздника, мне было так душевно хорошо, меня окружали только близкие люди, и ничего не предвещало бури. Это был действительно праздник. Я отметила свой праздник, и после этого я постепенно стала терять своё зрение. Но я сразу не почувствовала, потому что глаза не особо болели, никаких особых признаков не было. Только иногда я как-то видела не так ярко, как обычно. Периодически в глазах были какие-то мелкие крошки чёрного цвета, но я ссылалась на усталость, потому что часто выступала. Да, я очень любила танцы и сейчас не равнодушна к ним. Когда я обучилась этому искусству, я надеялась долгое время заниматься именно этим. У меня до сих пор сохранились некоторые костюмы, но теперь я пританцовываю гораздо реже, только если настроение поднять. Теперь это лишь приятное и яркое воспоминание.

Было время, когда я обучала восточному танцу, невероятно красивому и женственному. На протяжении трёх лет я танцевала в этом жанре. Время шло, а заболевание, которое меня сопровождало. Оно от меня не отставало, шагая вместе со мной.

В один из зимних вечеров я собиралась на работу, а я обучала танцам женщин в одном из спортклубов под простым названием «Линия жизни». Ожидая транспорт на остановке, я посмотрела на светофор, и меня слегка удивило, что красный цвет стал каким-то малиновым, и уличные часы я почему-то увидела с трудом, но сильно меня это не взволновало. Я списала всё на усталость. Так день за днём процесс продолжался, и видимо глаза что-то испытывали, не давая знать об этом сразу.

Как-то мама сказала мне: «Может быть, поедешь в Москву, проверишь глаза? Всё-таки давно не была там. А деньги найдём». Я отмахнулась, ответив, что заработаю побольше и поеду. И мама вроде успокоилась. А я постепенно начинала практиковать частные уроки, и у меня появились свои ученицы. И летом 2007 года осенью, где-то в октябре я как обычно провела свои занятия, и после трудового дня уже поздно вечером отправилась спать, и утром, достав мобильный из-под подушки, взглянула на дисплей и… МОИ ГЛАЗА!

Когда я посмотрела на дисплей моего телефона, то сразу заметила изменение: было ощущение, что поле зрения стало резко сужено, и оно стало как бы в черном кольце. Ощущение хоть и не страшное, а неприятное. Я не стала паниковать, встав с постели, вышла из комнаты и взглянула на лампу дневного освещения. Только взглянув на неё, я испугалась. Она была вся изогнутая, и вместо белого привычного цвета она была грязно-жёлтого и с чёрными вкраплениями, и форма была не тонкая и длинная, изогнутая, как кардиограмма. Я попробовала посмотреть на флакон синего цвета. Но он оказался не синим, а зелёным. Тут я поняла, вот и настал этот момент. Я сказала об этом маме, она была в ужасе и сказала: «Срочно в Москву!»

Несмотря на то, что я понимала всю сложность ситуации, у меня не было достаточного денег для поездки в Москву. Поэтому маме в тот же день после обеда поехала за помощью к своей сестре. Я осталась дома с сыном и начала активно собираться, но прежде я нашла номер моего доктора в Москве. Она меня вспомнили, но с трудом. Услышав, что со мной случилось, доктор разочаровано сказала: «Что же вы так долго не приезжали?»

К вечеру мне показалось, что мама задерживается, и я решила её встретить. Выйдя на улицу, я заметила, что зрение стремительно ухудшается, буквально каждую минуту. Стало смеркаться, и чем темнее становилось, тем хуже я видела, точнее совсем не видела. Мне даже показалось, может, что это не так опасно, я же днём вижу, и только к ночи зрение убывает. Мысли путались, я не хотела этого состояния: может, всё будет отлично, может, я просто в панике… В общем, маму встретить не удалось, пока я бродила с целью её встретить, она была уже дома. В этот вечер я собирала вещи в путь, на следующий день были приобретены билеты, и вот я уже на перроне, через полчаса поезд тронулся.

Я одна среди пассажиров в своих мыслях, а на душе так неприятно. Во время поездки мне хотелось и почитать журнал, и в телефоне кому-нибудь написать. Но зрение настолько снизилось, что я могла разглядеть букву только сквозь очки с огромными диоптриями и с увеличительным стеклом, которое держала в руках, кроме того, это было очень неудобно. Даже один из пассажиров, заметив мои попытки, спросил:

— Вы так плохо видите?!

Я с грустью кивнула.

В Москву я прибыла рано утром в шесть часов утра следующего дня. И быстро прошла по перрону с одной лишь мыслью: «Скорей бы до цели!» Метро открылось, и я вошла, приобрела билет на несколько поездок и, спустившись по эскалатору, не спеша прошла к площадке вниз. Я всегда любила метро, вернее запах метро, я с удовольствием вдыхала этот особый аромат, мне очень нравилось наблюдать за движением поездов. Это отдельный мир, мир метрополитена.

Не прошло и пяти минут, как подъехала электричка. Я нырнула внутрь вагона. Он был грязный, сиденья были стёртые, на полу что-то пролито, в вагоне стоял отвратительный запах, дикая смесь алкоголя, грязи и ещё чего-то. Но стены были увешаны рекламными картинками на любой цвет. Ехала я почти одна, пассажиров было немного, ведь было еще рано. Пока я была в пути, мысли уносили меня куда-то очень далеко, туда, где нет проблем. Иногда я вспоминала моменты с сыном, как мы гуляли, как всё было тогда замечательно. И в это время вдруг была объявлена моя станция «Петровско-Разумовская». При выходе из метро меня встретило уже вполне уверенное утро, я прошла по площади к автобусной остановке и увидела ожидавший пассажиров микроавтобус, незамедлительно в него вошла.

Автобус вёз меня к моей цели — МНТК им. С. Фёдорова. Передо мной были пять высоких зданий белого цвета. Я прошла на территорию и начала искать нужное здание, мне надо было найти реабилитационный центр, который был гостиницей для проходивших обследование и лечение. Я долго его искала, хотя он был передо мной, но я не знала этого и бродила, даже смешно немного. Сначала я дошла до огромного здания и решила, это то, что надо, но потом огляделась и поняла ошибку. Желаемое здание смотрело прямо на меня красными светящимися буквами. Я прошла по дорожке, поднялась по ступенькам, подошла к двери, но она была закрыта. Время-то было совсем раннее, суббота. Я стучала настойчиво, и женщина-регистратор мне открыла. Она была сонная, и видно было, что я разбудила её в самый неподходящий момент. Мне стало её жаль, но так надо!