Бесплатный фрагмент - Дневники Чарльза Одиннела

Дневники Чарльза Одинелла

Небо было закутано серо зеленоватыми облаками, которые лишь недавно были столь же плотным туманом. Казалось, он и не собирался развеиваться, а лишь поднялся высоко над нами. Мачты и оснастка мерно поскрипывали, ветра же почти не было. Зато был запах. О боже, что за запах! Эта был страшный запах, словно от выброшенного на берег кита, который пролежал там не меньше недели и протух похуже любого яйца.

Я молча отхлебнул из фляги. Жидкость прокатилась по горлу холодным пламенем, но легче не стало. Плаванье длилось уже месяц, и уже успело порядком надоесть. Как такое можно запить?

В принципе, запах появился лишь недавно, примерно неделю назад. Примерно в то же время небо затянуло серо зелеными облаками, сквозь которые едва проступал солнечный свет. До этого небо было вполне себе синего цвета и обычными облаками. И, главное, не было никакого запаха. Вообще. Что ж, надеюсь, капитан знал, куда направлял свой корабль.

Я оглянулся назад. Вот и он, собственной персоной, стоит на мостике и вглядывается вдаль через подзорную трубу. Я привычно потянулся за навигатором, который по своему обыкновению носил на поясе, не обнаружил его, и коротко выругался. Навигатор, как и почти все остальное, оставался в багаже. Да он и ничего бы не показал. Я был почти уверен в этом. На орбите этой полудикой планеты не было ни одного спутника, а те немногие маяки, которые я предусмотрительно закопал на берег Айярла, портового городка, из которого, собственно, и направлялся корабль, давно уже скрылись из зоны видимости сенсоров моей аппаратуры. Собственно, от навигатора все равно было мало толку. Те немногие карты экзопланет, что человечество успело сделать за время своего пребывания в космосе, были слишком неточны и туманны, и мы к тому же уже неделю как вошли в ту самую зону, что с орбиты не просматривалась. Хрипы и писки аппаратуры — вот, что получил я, вместо точных наводок по картографическим обществам, которые посоветовали мне отречься от своего пути, говоря, что там нет ничего пристойного и привлекательного, в специальной комнате для людей. Зал ожиданий, а не планета, говорили мне эксперты ожидания.

Один сумасшедший только знает, как ориентировался в этом кошмаре капитан со своей командой. Он было из местных и уже привык пользоваться странным прибором, который напоминал допотопный компас. Но… Хрустальной шар с плавающей в нем песчинкой… Напоминать то напоминал, вот только на планете, столь изобилующей магнитными аномалиями, как Ххарн, от него было толку мало было бы, если бы он работал по принципу обычного компаса, реагирующего на магнитосферу земного типа. С орбиты было мало что рассмотреть. И дело даже не в облаках, которые не пропускали практически никаких магнитных излучений и лучей сканера, но и в том, что единственное место в атмосфере, где можно было сравнительно безопасно спускаться, было как раз над этим самым Айярлом.

Мимо протопал полусонный моряк. Он подошел к стоящей на палубе бочке и, зачерпнув оттуда черпаком протухшую от зловонного утреннего тумана воду, залпом выпил ее. Меня слегка передернуло и вновь устремил свой взгляд в горизонт. Берега не было видно, и когда он появиться было сложно предугадать даже капитану. Как он сам признавался еще в Аярле, последний раз был в этих краях лет двадцать назад, будучи юнгой. Я не жаловался — он был единственным моряком города, который вообще бывал здесь, и, согласно собственным утверждениям, был способен доставить в Темные Края.

На палубу вышли еще несколько моряков и кое как направились к зловонной бочке. Они были поросшие красновато коричневым мехом и в них без труда угадывались истинно Ххарнские черты. Впрочем, ххарнский народ отличался не только волосатостью. Мутаций на этой планете было вообще довольно много. Сам же капитан практически не отличался от обычного человека, за исключением разве что кой каких тонкостей. Но в принципе каждый был вполне доволен своей внешностью, за исключением тайных существ, которых пока никого не видели. О них ходили предания, но в них мало кто верил… и… собственно говоря, поэтому я туда и полез, на эту планету. Она была странная… это привлечет многих…

Я поднялся к капитану на мостик. Тот молча протянул мне подзорную трубу и указал вперед пальцем. Я принял трубу, но ничего, кроме темной у горизонта воды не увидел. Так я и сказал ему.

— Погодите-ка минутку, — сказал он мне, отобрал трубу, покрутил многочисленные регулировочные кольца на ней и вернул ее мне.

Я послушно посмотрел в нее, и теперь увидел далекий берег. Он пророс пышной растительностью. Кое где виднелись серые скалы, он их размывала легкая дымка.

— Берег как берег, — сказал я, — и почему их все называют Темными Краями?

— Потому что о них ходят немало темных слухов, — пожал плечами капитан. — поэтому то сюда практически никто и не ходит. Разве что мой отец порою сюда захаживал. Так и в последнее плаванье он направлялся сюда. И не вернулся.

— Соболезную. — Ответил я.

— Незачем. Он знал, на что шел.

Я посмотрел в ту же сторону, но уже без подзорной трубы, но не увидел там ничего, кроме зеленоватой дымки. Странная все таки техника у местных. С виду вроде примитивная, но со своими секретами.

За подобными секретами я сюда и прилетел.

Во всей обозримой вселенной на генетические эксперименты были в свое время наложены довольно строгие ограничения. Лишь местами народ баловался подобными научными изысканиями, а местами ими же баловалась и сама природа. Ххарн принадлежал к тем планетам, на которых природа повеселилась от души, наплодив таких тварей, что к ним и описания то не подобрать. Впрочем, о них слухов было мало, потому что и о самой планете мало кто знал. Ххарн был тем еще захолустьем, в которое никто из галактики в здравом уме не совался. Даже среди ученых эта зона галактики была не в почете. Слишком уж темные были места, забытые не только людьми, но и богом. Лишь местами встречались первопоселенцы со старой Земли. Я был среди них. Потом я удрал. Теперь возвращаюсь снова, вооруженный до зубов. Одни спичечные коробки чего стоят.

На компас я давно уже не обращал никакого внимания. Далеко не все местные могли понимать его безумные показания. Навигационные приборы показывали не менее безумные данные, но капитан по ним как то ориентировался. Звезд за облаками было не видно.

На следующий день корабль вынырнул из облаков и оказался под темно-синим небом, на котором горело багрово-красное солнце. Оно было невероятно огромным, и если бы не было таким тусклым, то давно бы уже сожгло эту планету вместе со всеми ее обитателями. Тем не менее, было довольно светло. Вместе с солнцем на берегу показался и берег, который было видно уже невооруженным взглядом. Но самое приятное было то, что тошнотворный запах наконец то развеялся.

К берегу мы подплыли ближе к вечеру. Огромное солнце скрывалось за горизонтом, пока матросы на лодке переправляли на берег меня и мои пожитки. На песчаном берегу кое-где виднелись кости и черепа животных. Но время, волны и солнце так поработали над ними, что сказать что то определенное по их внешнему виду было сложно. Живых животных же пока не было видно. Берег выглядел пустым и вымершим.

Капитан выглядел невозмутимым, матросы же заметно нервничали. Причалив у берегу, они быстро выгрузили мои пожитки, забрались обратно в лодку и отплыли на безопасное расстояние. Вместе со мной остался только капитан и еще один матрос. Ветра почти не было, поэтому мы решили заночевать под открытым небом.

НА следующее утро, на месте капитана и матроса я обнаружил записку, в которой капитан сообщал, что отправился искать местных и советовал никуда не уходить, дожидаясь их.

Я решил последовать этому совету. Кроме того, надо было зарыть на берегу радиомаяки, по которым можно было бы ориентироваться вместо компаса. Так я и сделал, зарывая их на расстоянии примерно в тридцать метров от кромки воды.

Зарывая последний маяк, я услышал из лесу негромкий гул. Это возвращались капитан с матросом. За ними, на некотором расстоянии шли бледные, словно призраки, местные. Они вели за собой старомодную гравиплатформу, которая парила над землей на высоте примерно в полфута.

Я хотел было поприветствовать их, но капитан жестом остановил меня и я умолк на полуслове. Те молча стали грузить ящики с моим оборудованием и пожитками на гравиплатформу. На это у них ушло примерно пару минут. Двигались они как то замедленно, но так плавно и грациозно, что я невольно загляделся.

Все так же не произнеся ни слова мы двинулись в путь. Метрах в пятистах от того места, где мы останавливались на ночлег между деревьев показалась малозаметная тропинка, как раз такой ширины, чтобы на ней поместилась гравиплатформа, которая все так же негромко гудела. Белесые аборигены шли впереди, а мы с капитаном и матросом — позади платформы.

Шли мы довольно долго, пока, наконец, не вышли на небольшой поселок, выстроенный из дерева и костей. Мой интерес оживился, когда я увидел нескольких животных, похожих на огромных оленей, которые паслись на окраине поселка. Гравиплатформа остановилась возле крайнего здания, и тут местные впервые за все время нарушили молчание.

— Здесь вы будете оставаться до завтрашнего рассвета. Тогда мы проводим вас к нашему вождю. Выходить из хижины строго запрещено. Ваши спутники станутся вместе с вами до рассвета, потом должны будут покинуть поселение.

В хижине было четыре кровати, стулья и стол. И больше ничего. Даже окон не было, поэтому пришлось достать светильник. Ближе к вечеру ветер поднялся почти до шторма. Из за облаков быстро стемнело и мы решили лечь спать, не дожидаясь заката.

На рассвете мы быстро перекусили, после чего мои спутники покинули хижину, я же остался ждать указаний от местных. Они пришли примерно через полчаса и кивком дали знать, чтобы я шел за ними.

В самом поселке почти никого не было видно. Временам попадались большие животные, похожие на коров, один раз мы разминулись с гигантским оленем. Местных жителей же почти не было. Видимо, все еще спали.

Так мы и шли, по направлению к большому зданию в центре поселка. Все здания были беловато-серого цвета, и одно лишь центральное здание было металлического оттенка. По мере приближения становилось ясно, что это здание было сделано целиком из какого то белого металла. Неожиданная технология для этой планеты, на которой здания обычно строили из дерева и камня. По крайней мере, так дело обстояло в Айярле. Что касается других городов, то о них было мало что известно, так как своих космопортов у них не было.

Мои спутники оказались неразговорчивыми. Двое из них шли по бокам от меня, а еще двое шли спереди и сзади. Лишь подойдя к металлическому зданию один из них, тот, что шел спереди, сказал:

— ВЫ должны снять обувь и все оружие.

— Но у меня нет с собой оружия!

— Ладно. Но в любом случае вам придется снять с себя обувь.

Я заметил, что остальные тоже снимаю с себя сапоги и повиновался. Дальше мы все шли босиком. Металл неприятно холодил ноги, но делать было нечего. Таковы были местные обычаи. Забавно, что в Айярле такого обычая не было. Но ведь и этот город — далеко не Айярл. Да и вообще, есть же правило, что чудить не надо. Так что поделать было нечего.

Мы шли по длинным извилистым коридорам, довольно ярко освещенным местами факелами, а местами — мерцающими блеклым светом пластинами. Надо сказать, что здесь это, по видимому, было вполне в порядке вещей — смешение архаичного и современного. Технологии шли рука об руку с каменным веком. Ну ладно, с железным — мои стражники хотя и сняли бластеры при входе (странно было уже то, что на этой планете было столь продвинутое оружие, и в такой глухомани), но вот копья с металлическими наконечниками оставили при себе. Символы. Что-ж, наверное, это было лишь ритуальное оружие.

Наконец мы вошли в просторный тронный зал. Он был ярко освещен синевато белым светом, идущий от потолка, отделанным все теми же мерцающими пластинами, что мы встречали по пути сюда.

На троне восседал старик. Он имел довольно крепкое телосложение, но лицо было изборожденными такими глубокими морщинами, что было ясно, что тому уже много лет.

Мы остановились посреди зала. Мои стражники выстроились по обеим сторонам от меня и, став по стойке смирно, замерли.

Какое то время старик смотрел на нас, не произнеся ни слова, словно взвешивая что-то. Наконец, он произнес.

— Это правда, что вы прибили сюда с другой планеты?

— Да, конечно, — ответил я.

— Мои слуги доложили мне, что вы хотите исследовать здешние земли. Не слишком ли вы далеко забрели, милостивейший? Что вы вообще здесь забыли? Здесь места дикие и не всякому слабаку, вроде вас, справится с местными условиями.

— Дело в том, о господин, — учтиво поклонился я, — что я исследователь и мое дело как раз в том и состоит, чтобы забираться в самые разнообразные дали, а еще лучше, так это туда, куда еще не ступала нога человека. Я изучаю растения и животных, а также разнообразные особенности ландшафта.

— Уж не считаете ли вы нас животными? — саркастически поинтересовался старик. — вряд ли наши земли можно назвать теми, на которые не ступала нога человека.

— Отнюдь, — мигом отреагировал я, — но ваши земли лежат в недоступности, и поэтому знания, полученные мною в результате изысканий, были бы очень кстати для пополнения знаний Центрального Университета Альянса, на который я, собственно, и работаю.

— Допустим, — снисходительно произнес старец, — ваш Университет и получит какую либо выгоду от ваших изысканий. Но нам то какое до этого дело. Какой нам смысл пускать вас в наши земли? Тем более, что вам никто не разрешит разгуливать везде, где вам только вздумается.

— Я могу помочь организовать торговлю с остальной частью галактики. Причем, практически всем, чем пожелаете: оружие, медикаменты, наркотики, технологии….

— Нас ничто из этого не интересует, — прервал меня тот, хотя по стражникам было видно, что те немного оживились.

— Сейчас, возможно, да, — я постарался быть как можно более тактичным, но с надо было как то преодолевать возражение. — а вот как быть через несколько лет? Наверняка вы передумаете, когда сможете по достоинству оценить те блага цивилизации, что приобрела галактика за тысячи лет своего развития. Я, правда, практически ничего с собой не взял. Вот, можете попробовать сами…

И я протянул ему пару капсул, которые я в свое время нашел во время своих странствий по космосу. Это вещество было не вреднее кофе, но относилось к куда более могучим препаратам.

— Что это?

— Одно редкое лекарство. Не совсем стимулятор, но действует похоже, полностью снимает усталость и придает хорошее настроение. Кто угодно не будет спать несколько дней и при этом не будет чувствовать усталости.

Тот посмотрел на меня из под полуспущенных век, и несколько секунд не говорил ни слова. Наконец, он жестом подозвал себе одного из слуг, что стояли у стены. Тот понял сразу, что от него требовалось. Он подошел ко мне, и взял с моей ладони одну капсулу, после чего нерешительно поднес ее ко рту и проглотил. И с немым вопросом посмотрел мне в глаза.

— Скоро подействует, — заверил я его. За слугу я не беспокоился. Сам уже сколько раз принимал я эту штучку, когда для работы, когда просто для экспериментов, уже и не счесть.

Старец все еще смотрел на нас, не говоря ни слова. Его взгляд стал несколько отстраненным, и я даже подумал, что он уже и забыл про меня.

— Ладно, — произнес он наконец, — думаю, от того что кто то станет изучать животных и растения ничего плохого не случится. Вам что-то нужно?

— Я был бы рад¸ если бы вы дали мне двоих носильщиков.

— Исключено, — последовал категорический ответ.

— Тогда, — несколько замялся я, — не могли бы вы дать мне то устройство для перевозки вещей, что я видел накануне. Ну то, каким мне перевозили мой багаж.

— Разве что, — хмыкнул он.

— Я хотел бы выступить на рассвете, если вы будете не против.

— Пусть будет так, — кивнул тот, и сделал жест, чтобы мы уходили. Я уже развернулся и собирался было идти, как он меня окликнул:

— А у вас есть что-нибудь против этого? — спросил он¸ и, расстегнув застежки своей верхней одежды показал мне белесого цвета ожог на груди. — появилось несколько лет назад и с тех пор уже не проходит. Вы сказали, что у вас есть лекарства. Они смогут справится с этим?

— Вполне возможно, надо проверить, — моментально отреагировал я, нащупывая на поясе походную аптечку. Слуги насколько насторожились и выставили вперед копья, когда я мерным шагом двинулся было к старику, но тот сделал успокаивающий жест рукой и меня пропустили к нему.

Взяв аптечку, я активировал ее и прижал к груди старца. Раздался негромкий щелчок и тот вздрогнул, когда ему в кожу впились иглы анализатора. Затем аптечка зажужжала, синтезируя нужный антибиотик и раздался второй щелчок, когда иглы впрыснули лекарство под кожу.

— Надо подождать несколько часов, — сказал я ему. — Обычно лекарства действуют довольно быстро, но иногда нужно подождать. Результат будет виден уже скоро, возможно завтра.

Тот кивнул и не сказал ни слова. Я решил, что пора бы уже и удалится в свою хижину, и примерно о том же подумали и мои стражники. В хижину мы вернулись без происшествий.

На следующее утро, когда я собирал было багаж, ко мне в хижину вошли двое стражников и велели идти за ними. Я думал было, что они решили понадежней выпроводить меня из города, но я ошибался. Мы пошли уже знакомым мне маршрутом, которым мы шли раньше. У входа во дворец нас ожидала уже знакомая процедура снятия обуви, и мы пошли дальше. Я уж было подумал, что с правителем что — то случилось, что-то нехорошее. Может, лекарство не подошло. Но, когда мы вошли в тронный зал, я не сразу узнал сидящего на троне человека. Из старика он превратился в мужчину средних лет, практически без морщин и со свежим цветом лица.

— Как ваше имя, спаситель мой? — радостно произнес тот.

— Чарльз. Чарльз Одинелл.

Тот расстегнул верхнюю одежду и показал мне то место на груди. Зияющая рана значительно затянулась, и белесый цвет сменился куда более здоровым оттенком.

— Меня зовут Асс. Я даю вам не только добро на ваши изыскания, но и возможно вы сможете заинтересовать наш народ этими чудесными лекарствами, вроде тех, что вы дали мне и моему слуге. Как вы и говорили, он до сих пор не спит и чувствует себя превосходно. Скажите, — Асс несколько понизил тон, — а это не опасно?

— Не очень, — ответил я.

Асс казался возбужденным случившимся за эту ночь. И исцеление было действительно быстрым, вполне можно было понять его чувства.

— Вы никуда не пойдете, — решительно произнес он. Это заявление было для меня полной неожиданностью, но я даже не успел ничего особо полезного и подумать в свое оправдание, как он продолжил, — Вы никуда не пойдете. Вас ждет пир в вашу честь, и в честь моего выздоровления. В свой поход вы пойдете позже, когда мы закончим пировать. А сейчас можете идти и переодеться в царскую одежду. Мои слуги вас проведут в зал для пиршеств, когда все будет готово.

Я только учтиво поклонился. Перемена с тем, кто называл себя Асс, была разительной. В нем больше не было той мрачной суровости, что была вчера. Казалось, даже освещение замка стало более ярким и жизнерадостным, хотя конечно вряд ли что-то серьезно переменилось.

Все те же стражники, что привели меня во дворец, провели меня в оббитую тканью комнату. Там одна девушка быстро сняла с меня мерки и торопливо удалилась, а меня оставили одного в комнате. Я оглянулся. Комната была довольно просторной, с окном во всю противоположную стену. За окном открывался замечательный вид на город. Замок был высок и потому панорама была довольно впечатляющей.

За окном дул свежий ветерок, который легко касался моих волос, и, казалось, ласкал их нежно и заботливо, словно руки девушки. Правда, что думать по поводу своего положения я пока не знал. С одной стороны, я был безусловно рад за Асса, но с другой стороны, я не знал сколько времени мне оставалось на этой планете. Корабль, который ждал меня на орбите, должен был послать челнок примерно через пару-тройку месяцев, и то, если бы мне удавалось надежным способом связаться с ним. Ну что, пока не оставалось ничего другого, как предаваться ничегонеделанью. Отдых. Я презирал отдых.

Посреди комнаты был столик с фруктами, которые лежали на серебряном блюде. Я взял оттуда какой то малознакомый фрукт и осторожно понюхал его. Что ж, пахнул он вполне аппетитно, да и выглядел так же. Все с той же опаской я откусил кусочек: в Аярле я таких фруктов и в глаза не видел.

Интересно, как там капитан? На случай, если у меня не получится связаться с поверхности планеты с космическим кораблем, у меня оставался шанс связаться с кораблем морским, но шансов на это было ровно столько же. Не факт, что они вообще останутся вообще ждать меня. На то у нас договоренности были, но капитан предупредил, что перед тем сходит в пару тройку других рейсов, чтобы не терять зря времени. И вообще, все это предприятие было довольно рискованным. Примерно то же мне говорил и профессор Харвитц, когда я с ним обсуждал возможность такого путешествия.

— Не глупите, Чарльз. — он был весьма серьезен. — Это дикие и опасные места. Нет никакой гарантии, что вы вообще вернетесь. Кроме того, на этой планете, если я только правильно помню, проблемы с адекватной навигацией. Вы просто не сможете приземлиться там, где захотите. А уж местные аборигены и вовсе непредсказуемы. Ххарн непредсказуемая планета и оттуда возвращалось не так уж и много путешественников. В такие дали космоса забираются разве только космические пираты и прочие авантюристы в поисках приключений, но никак не уважающие себя граждане.

— И, как следствие, мало кто из них мог что либо внятное рассказать о природе этой чудной планеты?

— Вот именно, — кивнул он седой головой, на которой блеснул розоватый глянец. — и не только планеты, но вообще этой части галактики. Кроме того, стоимость такой экспедиции будет зашкаливать все разумные пределы, и мало кто согласится лететь туда с вами.

— Я лечу сам, — уверенно ответил я.

Профессор только покачал головой и посмотрел на меня, как на умалишенного. Что ж, вполне возможно он был прав. Далеко не все энциклопедисты вообще знали, что есть планета такая, Ххарн. Это была заброшенная часть галактики, в которой вообще редко кто бывал, да и надо сказать по существу — не зря. Немалое количество кораблей просто не вернулось из полета в эту часть космоса. Многие ученые уверенно считали ее мифом переселенцев, как энное число других планет. Короче говоря, на карте галактики белых пятен было предостаточно, как никогда.

Вечер списывать со счетов было трудно. В той комнате я ожидал не меньше часа, но зато за это время мне успели пошить костюм на манер местной одежды. Оригинальная одежда получилась, надо сказать. Сам ужин оказался торжественным, словно прием королевского двора. По видимому, так оно и было. Асс был доволен и не ограничивал себя в возлияниях вина, его придворные старались не отставать. Ну а что оставалось делать мне? Вот так и получилось, что на следующее утро, я довольно плохо помнил все те многочисленные тосты, произнесенные за вечер.

На утро меня ожидал сюрприз. Антигравитационныйт коврик — транспортер мне не дали. Вместо него мне, по приказу Асса, выдали вполне функциональный вездеход, на все тех же антигравитационных подушках. Царь выходить проводить меня не стал, да впрочем, я этого не особо то и ожидал. Голова у меня тоже шумела, хотя я выпил намного меньше того, кого я считал незадолго до этого немощным седовласым старцем. Хотя мне то везло больше: пару дополнительных таблеток, и шум как рукой сняло, а вот как быть с Ассом? На свой страх и риск я подозвал того из слуг, которому я давал тот самый стимулятор и приказал принести правителю пару капсул. Соответствующие инструкции я ему дал, так что беспокоится вроде бы было не о чем. Хотя, кто тут его знает. Слуга по секрету признался, что уже вторые сутки не спит, но ест все больше и больше. Я его утешил, что это временно, да и то, скорее всего, от скуки, а не от голода и пошел дальше паковать вещи.

Вездеход был довольно вместительным. В него поместились не только все мои пожитки, но и осталось довольно много месте под образцы геологический пород. Хотя последние я хотел помещать в мультипликатор, который с лихвой вмещался в рюкзаке за плечами. Несколько маячков я закопал еще на берегу, один закопал прямо в хижине. Теперь навигатор хоть как то, но работал. Это уже радовало.

На соседнее кресло сел следопыт, одетый в лохматые звериные шкуры и сказал, что покажет дорогу до гор. Штурман, стало быть. Это было невероятно любезно со стороны аборигенов. Насколько я понимал, одной из основных задач штурмана должно было быть убедиться в том, что я точно покинул город, и как можно дальше. Конечно, после событий последнего вечера расклад несколько изменился, но все же…

Город в то время выглядел пустующим. Мы быстро проскользнули по залитым сумраком улицам и оказались возле высокой каменно-металлической стены. Камень местами уже осыпался, металл был затронут коррозией, так что можно было сказать, что стена была построена сравнительно давно, может, еще на заре строительства города.

У ворот никого не было. Они открывались благодаря кодовому замку, который висел тут же и у меня возник закономерный вопрос, как я буду возвращаться обратно. С этим вопросом я обратился к своему спутнику, на что тот ответил мне, что с обратной стороны есть устройство связи, и я смогу связаться с охраной. Последняя, как оказалась, сторожила непосредственно в самой стене.

Мой штурман набрал код замка, и ворота со скрипом открылись. За ними виднелись те же заросли деревьев, что и у берега, но только растительность была какой то другой. В этой части космоса она встречалась крайне редко. Гигантские папоротники вперемешку с лиственными деревьями и тропическими лианами. Сочетание мерзкое.

Я подождал, пока он неловко забирается на свое место, и мы тронулись дальше в путь. Между растительности простиралась дорога, такая старая и заброшенная, что было видно — ею уже давным-давно никто не пользуется.

Ехали мы сравнительно быстро. Сколько именно километров в час мы набрали, сказать было трудно, так как обозначения на приборах были на непонятном мне диалекте, но на вид километров шестьдесят было точно. Для такой древности как вездеход на антигравитационной подушке не так уж и много, но могло быть и хуже. Местами встречались такие ямы, что становилось ясно, что колесному транспорту здесь делать нечего. Хорошо, что хоть местами на этой планете остались следы современной цивилизации.

По дороге мой проводник попутно объяснял мне назначения приборов и их показания. Это было весьма кстати. Обратно, как я понял, он будет добираться до города один. На вопрос, как же он думает возвращаться один, безо всякого транспорта тот мне объяснил, что в заднем отсеке вездехода есть пару небольших персональных скутеров, один из которых он и собирался позаимствовать.

Мы ехали весь день без остановки. Двигатель мерно гудел, проводник, объяснив, как пользоваться приборами курса и навигации, мирно дремал в своем кресле, да и у меня глаза слипались. Стимуляторы я принимать не хотел, так как выяснил, что синтезатор в аптечке сломался после того, как родил лекарство для Асса, а для его ремонта времени сейчас не было. Да и не слишком то много я знал о ремонте автоматических аптечек, если уж на то пошло.

Надвигался вечер, настала ночь, но я так и не увидел места, в котором можно было бы безопасно остановится. Заросли подступали к самой дороге, и в какой то момент они сомкнулись над самой дорогой, образовав плотный свод, сквозь который едва проступал солнечный свет.

Когда настала вторая половина ночи, я, скрепя сердце достал последнюю оставшуюся капсулу стимулятора и проглотил, не отрываясь от управления вездехода. Другой стимулятор. Понадежней. Сколько я не спал?.. у меня сбился счет времени. День был какой то странной продолжительности. Мы проехали уже километров восемьсот, и до гор было еще далековато, как я понял.

Когда штурман окончательно проснулся, то первым, что он сделал, это принялся разбирать панель на стене позади водительского кресла. Я старался не особо отрывать свое внимание от дороги, а потому не видел, что он там делает, но судя по всему, ничего вредного он там не сделал, так как ход машины только ускорился, причем значительно. Мы ускорялись примерно полчаса, после чего тот выдохнул:

— через минут двадцать будем около гор. Там больше места для маневра, и я смогу вас оставить.

Он не солгал. Уже через пять минут навес над дорогой кончился, и свет фар вырывал из темноты все новые и новые контуры. К указанному им времени мы выехали из леса на большую поляну, и я съехал с дороги.

Сняв онемевшие руки со штурвала, я заглушил тяги вездехода. Тот с шипением опустился на траву. Я думал, что мы с моим проводником оба заночуем в пассажирском отсеке вездехода, но тот молча направился к двери, выбрался наружу и из заднего отсека достал компактный механизм, который даже близко не походил на скутер. Скорее, на самокат с ракетным двигателем.

Как бы то ни было, он молча встал на него и укатил с ошеломительной как для такой крохи скоростью. Сколько точно он шел, определить в темноте было трудно, да и он почти моментально скрылся среди деревьев, но судя по всему, этот самокат двигался ничуть не хуже самого вездехода. Только намного быстрее.

Небо было задернуто облаками. Как, в принципе, и всегда. Перед тем, как самому отправится спать, я закопал на окраине поляны маячок, и проверил по навигатору, где я находился в данный момент времени. Меня ждало разочарование. Навигатор был мертв как полено, не показывая абсолютно ничего. Спустя пару минут я догадался перезапустить его (не бросайте в меня камни, я был за штурвалом вот уже скоро как земные сутки), и экран засветился синим светом. Но он по прежнему ничего толкового не показывал. На экране горела лишь одна точка маяка, который я только что зарыл, но ни один сигнал от тех, что я зарыл ранее, не воспринимался прибором. Анализ данных был не возможен. И теперь что? Ложиться спать.

Спать то не особенно то и хотелось, если учесть, что очутился посреди ночи среди наверняка опасных джунглей. Ну ничего, главное, что лиственные деревья исчезли. Не люблю тропики, но папоротники стали еще выше, а меня это успокаивало. Это была сад небесной красоты, наверное потому местные его не только не трогали, но и не особенно то меня хотели сюда пускать.

Шакалы? Не было такого. Никто их раньше не видел, на этой планете, да и вообще в этом секторе. ВСЕ их знали по детским книжкам и рассказам друзей, которые считали взрослые книги, вроде «Шиншилловедение и мастерство поведенческого анализа». На самом деле это были книги для ребенка, но почему то они нравились только взрослым. Но не для всех. Некоторые читают ее спокойно. Другие нет. И там говорилось не только о шиншиллах, да и вообще, не только о животных Южной Америки.

Теперь о серьезном. Жутко хотелось пить, но сломался кран из искусственного «родника», что я прятал в корзине для ужина, который держал же — в сумке для отдыха. На самом деле мне не так уж хотелось пить, просто не было настроения сейчас читать такие книги, в которых говорилось, как их чинить. Они у меня тоже были.

Пришлось делать нестандартный выбор — отречься от своей техники и молча искать родник. Раньше я такого не дела. Я ушел в себя, пощелкал пальцами — это успокаивает, и занялся сборами. Только мертвый грузовик лениво освещал дорогу позади меня. Одни лампы успокаивали меня.

Мне бы сейчас какой ни будь анализатор, который помог бы мне справится с поиском воды, но такого у меня под рукой не было. Точнее, что то похожее наверняка было в уменьшающем запаснике, я там с собой взял полный походной набор юного следопыта, но до сих пор мне как то не удавалось порыться в недрах уменьшителя.

В итоге я зарыл посреди поляны еще один маячок, настроил навигатор на манер примитивного компаса, но с отображением плоскости, и пошел искать воду. Где то же должна была быть вода? Вот и я так думаю.

Спустя пару часов я оказался на склоне горы. Конечно, проще было бы отправится туда на вездеходе, благо проходы в лесу позволяли такие маневры, но не хотелось терять полянку из виду — мне удалось на редкость хорошо припарковаться, и не факт, что поблизости у меня удалось совершить тот же подвиг.

Завыли какие то животные. Вообще то, эти местности стали напоминать не столько древнюю Землю, сколько расцвет эры динозавров, со всеми их папоротниками и хвощами с человеческий рост высотой, но встречались и привычнее деревья. Не хватало только животных соответствующего периода.

Странно было не то, какое непривычное разнообразие было вокруг, сколько то, что я до сих пор не встречал животных. Но звуки уже начались. И вообще, о животных говорил только берег, и поселение. Да, там встречались животные, но ровным счетом такие же, как и в Айярле, а там были симбиоз земного сектора космоса, о котором толком и сказать было нечего. Вроде все знакомо космозоологам и так.

Как вы уже поняли, основная проблема этой планеты, а по хорошему счету и этой части космоса, состояли не в какой либо опасности быть съеденным, сколько в опасности заблудится и потерять всякую надежду на возвращение в родные края тогда, когда этого хотелось бы. То есть как можно быстрее.

Ни одна научная экспедиция не длиться так долго, чтобы можно было просто насладится красотами. Это либо получается само по себе, без всякого на то побуждения, или, что намного чаще встречается, все красоты природы меркнут перед потребностями картографии и исследовательских задач. И это только в том случае, если экспедиция востребована.

Хартвиц был прав. Это был довольно странный ученый, перед которым не каждый хотел бы отчитываться, но он был еще и моим учителем зоологии на старших курсах. И в задании было указано ясно — забраться в какую либо глушь, установить контакт с местными жителями, фауной и притащить анализ местной природы в той степени, в которой можно будет воспользоваться в рамках индивидуальной экспедиции. Но это был последний раз, когда я отправился в путешествие один. В следующий раз возьму с собой носильщиков.

Так вот, он упрашивал меня найти себе адекватную местность для исследований. Проблема была в том, что мне хотелось какого то экстрима, но вот какого, я и сам не мог до конца ответить. Поэтому я решил отправиться туда, где не вступала нога цивилизованного человека, это раз, и на весь бюджет, который позволял семейный кошелек в этом случае, это два.

Вообще было странно выбирать Туманность. Ночное небо было бы скучным и вообще, ничего интересного раньше здесь не находили. И вообще, что можно было бы найти в Туманности? Только синтетическую природу, или же откровенно пошлую смесь природной фауны и плодов селекционеров. Местные были в свою очередь не слишком приветливы. Каждый народ жил на своем континенте, а для навигации космического корабля был открыт лишь небольшой участок атмосферы. Все как обычно, и так, как я рассказывал раньше. Или я не рассказывал?.. Кто его знает.

Навигатор замигал и попытался потухнуть. Я молча выругался и достал из рюкзака автономное зарядное устройство. Генератор остался в лагере, в вездеходе. Я отошел от него уже на пару часов энергичной ходьбы, но воды еще не нашел. Я выругал себя за лень. НА самом деле, на было просто вооружиться пособием по эксплуатации и просто отремонтировать источник воды, но и того, что я задумал должно было хватить. Во в первых, это уже второй родник со времени отплытия. Первый был сломан и отремонтирован. Но вся вода куда то испарилась. Во всяком случае после сжатия межатомных связей она не должна была никуда деться, но бывает всякое, и я остался без половины своих запасов воды.

Я вспомнил, как матросы пили прокисшую воду из бочки на палубе и меня передернуло. Еще несколько бочек воды хранилось в трюме. Она по идее должна была быть свежей, но капитан не разрешал открывать их до тех пор, пока не расправимся с тем, что имеем. Это было свинство со стороны капитана, но делать больше ничего не приходилось. Так мне и не удалось зарядить первый «родник». По идее, бочки должно было хватить.

Я почувствовал легкий ветерок с запахом воды и ускорил шаг. Воспоминания… лучше бы я взял с собой медиабиблиотеку покрупнее, и аппаратуру понадежней. Но желание получить сразу несколько преимуществ перед остальными кандидатами преодолело здравый смысл, и я отправился с тем, что хранилось на чердаке в родовом поместье. Говорят, мой отец тоже баловался самостоятельными вылазками, но в то время у него по крайней мере хватало навыков по ремонту аппаратуры. Я просто вооружился пособиями по ремонту и кой какой инструментальной начинкой.

Скоро мои поиски увенчались успехом: я наткнулся на чистейшую горную речку, стекающую по склону. Вода была холодная, но мне того и надо было. Немного приноровившись, я забрался по колено в воду, и спустил в нее отремонтированный родник. Только сперва напился основательно. Вода была какая то непривычная на вкус, но выбирать особо не приходилось, а потому я предпочел зарядить «родник» тем, что было под рукой, а не тем, что пришлось бы искать еще невесть сколько времени.

Пока «родник» нехотя вбирал в себя воду, я осмотрелся по сторонам. В принципе, запомнить, где находилась речка было просто, но вот добраться сюда на вездеходе будет проблематично. Разве что настроить дорожный просвет до удобоваримых полутора метров — местами встречались поваленные деревья.

Кое как заправившись, я наклонился и поднял потяжелевшее устройство. НА самом деле, в нем было уже литров двести-триста вода, но она была сжата до такой степени, что занимала всего лишь пространство увесистой фляги. И весила при этом намного меньше, чем весила бы полная фляга таких же размеров.

Одним словом, лет пятьсот назад никто не смог бы путешествовать спокойно налегке с таким набором запасов. Все помещалось в минимизаторы, и только особо чувствительные приборы были в отдельных карманах рюкзака.

Рюкзак лежал на берегу. Понемногу темнело, и я, чертыхаясь, побрел к берегу. Ноги ломило от холода, но это того стоило. Запаса воды должно было хватить надолго, а если повезет, у меня получится отремонтировать второй «родник» и я заправлю его если не здесь, то дальше по течению.

Обратно я добрался спустя примерно минут сорок — время основательно поджимало, я торопился, чтобы меня не застала в пути темнота. Но в конце пути мне все равно пришлось полагаться на фонарик. И тут, о чудо! Мне удалось найти первого живого животного, принадлежащего к дикой фауне. Это похожее не грызуна, скорее всего мышь, но возможно и местная землеройка.

Но она скрылась из виду буквально в течении нескольких мгновений. И я продолжил путь уже с полной уверенностью, что надо будет заниматься сбором сведений по ночам. Землеройка была тому подтверждением.

К тому времени, как я добрался до вездехода было уже основательно темно, и даже начали светить самые яркие звезды. Раньше мне было некогда на них смотреть, но сейчас я даже залюбовался, глядя на них. Небо чужой планеты… что может быть прекраснее?

Забравшись в вездеход, я включил фары, и стал обосновывать лагерь. Землеройку я видел только на подходе к лагерю, а потому мне казалось, что еще кой каких животных я смогу встретить и непосредственно в лагере. Было бы неплохо развести костер, чтобы отпугнуть хищников, но я ограничился поиском силового поля с сигнализаторами. Этой ночью я решил все таки выспаться, а уже на следующую ночь заняться исследованием фауны, если у меня все таки получится. Так примерно дня три — четыре, и если ничего не получится, то двину в горы, может, там фауна будет поприветливее. И не такая пугливая. НО это опять же — если повезет.

Когда я разбил палатку, то окинул взглядом небо. До этого, на море, оно было затянуто туманом и особо то ничего и не было видно, но теперь… оно оказалось затянуто северным сиянием. Необычно! Насколько я знал, до северного полюса было довольно таки далеко.

Также я заметил несколько летающих зверьков. Возможно, это были птицы, а быть может летучие мыши, не знаю. Чертыхнувшись, я стал доставать беспилотники с биолокатором. Мои опасения подтвердились. Здесь жили преимущественно ночные обитатели. Может, это было особенностью чисто этой местности, или даже континента, но меня несколько расстраивало. При удачных стечениях обстоятельств флору и фауну удавалось исследовать в рамках одной полугодичной экспедиции всего лишь на десять — пятнадцать процентов. Я рассчитывал исследовать ее процентов на пять. Но кроме сегодняшней мыши, ночных летунов и черепов на берегу моря я больше ничего не находил.

Но дело делом, а время посвятить путевому дневнику. Вот то немногое, что я написал, пока готовился ко сну:

«Сегодня я второй день как нахожусь на континенте Х. До сего дня считалось, что существование этого континента находится под вопросом, а то и вовсе является плодом досужих вымыслов аборигенов, которым нечего делать на Основной Земле. Айярл оказался прав по поводу нахождения земли Х за пределами действия спутников и маяков планетарной связи. Тем не менее, мне удалось установить контакт с местными жителями, и заручится их поддержкой (временной), до того момента, как я достиг первозданной природы.

Судя по внешнему виду, эта местность была слабо освоена, хотя имеется полуразрушенная дорога, ведущая невесть куда. Проводник меня сопровождал лишь до гор, а там я остался наедине с техникой и диким миром лесов и животных, среди которых я нашел лишь мышь (или нечто, похожее на оную). Наверное, придется изучать не столько местную фауну, сколько флору, благо последняя наличествует в изобилии. В основном растет лиственница, хвощ трехметровой высоты, а также папоротники не меньших размеров, чем несколько выбивается среди остальных обитаемых планет этого сектора».

Дальше писать наскучило. Я пожалел, что не стал разводить костер. Беспилотники уже витали в воздухе, но пока никаких данных не передавали. Атомной батареи им хватило бы на год непрерывного полета, но они ориентировались лишь на маячок, который я вкопал в лагере, а потому особо далеко отлетать им так и не удалось. Как ни странно, на высоте прием сигнала маяка был на несколько порядков лучше, чем у поверхности земли, а потому они пока не пропадали из поля зрения навигатора.

Пару часов спустя они вернулись. В это время я си пытался найти неисправность в неисправном «роднике». И таки удалось. Повредился модуль сжатия, но почему то вся вода не вытекла, как ей полагалось.. а исчезла в неизвестном направлении. При этом индикатор показывал, что он заполнен примерно на сорок процентов.

НО делать было нечего, я обнулил счетчик, и собрал «родник» обратно. Потом отлил несколько литров воды из наполненного накануне родника, и перелил его в отремонтированное устройство. Вроде сработало. Индикатор указал восемь литров. Да, точно работает. НА извлечение правда работало со скрипом, но терять было определено нечего.

Я все думал о той мыши. Она была единственным млекопитающим, попавшимся мне на моем пути, и тем не менее я был рад, что хоть какую то дикую фауну мне удалось зафиксировать. Вот если бы удалось ее отловить и изучить поподробнее!

Уложив беспилотники в вездеход, я залез к себе в палатку и лег спать.

…Утро было напряженным. За ночь я вставал несколько раз, и все от каких то странных криков и шумов. Я был спокоен за сохранность лагеря, но тем не менее леденящие кровь звуки все же прорывались сквозь темноту леса, а ночевка в незнакомом месте вообще редко когда является спокойным мероприятием. И тем не менее, хоть слабо, мне все же удалось выспаться…

— На сегодняшний день хватит, — сказал профессор Хартвиц и протянул мне руку. Это был удачный день для лекции, но почему то на нее пришел лишь я и еще пару студентов. — вы не знаете, куда подевались остальные студенты?

— Никак нет, — виновато пожал я плечами. Это было довольно странно. У профессора Хартвица на лекциях было довольно необычно и скажем так же даже интересно, несмотря на изобилие точных данных, которые полагалось зубрить с учебником наперевес. — наверное, еще не вернулись с лекции по водоплаванью.

— Ох уж эти утки доморощенные. — поморщил нос профессор. — сами то и не только плавать не умеют, но даже по колено в воду не могут зайти без подсознательного страха. А как вы? Почему вы не отправились в бассейн?

— Недалеко от нашего поместья есть небольшое озеро. Летом я там достаточно натренировался, чтобы еще в начале учебного года сдать все нормативы. Поэтому мне разрешили не ходить в бассейн. НО я бы с удовольствие сейчас поплавал.

— Удивляюсь, почему еще не приспособили для этих нужд ближайший к институту ангар. Там вроде бы намечалось нечто вроде не слишком глубокого бассейна, казалось, специально для этих нужд и созданного. НО почему то не заладилось.

— ДА вы сами знаете, что с этими строителями никогда дела не сладишь….

…Тут я проснулся.

Утро было напряженным. Из головы не шел дурацкий сон, в котором не было ни содержания, ни формы. Казалось, я о чем то говорил с профессором Хартвицем. Странно, что в свободное время мне не вспоминались остальные профессора. Наверное, это потому, что он был одним из тех основных, кто и натолкнул меня на эту дурацкую идею осуществить выползку на малознакомую планету собирать данные. Если честно, то эта идея уже мало мне улыбалась, но всякий раз выглядела привлекательно для всей моей будущей карьеры. Но честное слово: надо было устроить из этого хотя бы увеселительную прогулку с друзьями, а то, что я отправился в путь один уже казалось мне несусветной глупостью.

Запикал навигатор, подключенный к генератору. Одновременно заряжались батареи его и еще нескольких компьютеров, не слишком хорошо приспособленных к длительному простою, но зато неплохо приспособленных к длительным экспедициям. В смысле, заряда в основном хватало надолго, и надо сказать это было одно из немногих, наряду с внушительной памятью, что мешало мне выкинуть мне у ближайшей свалки. Мне уже осточертело вводить разнообразные данные в память компьютера, хоть это и было то немногое, ради чего я сюда и прибыл. Ну в самом то деле, не машинистка же я!

Зевая, я оглянулся по сторонам. Сегодняшний день было бы неплохо провести собирая образцы флоры. Разу уж фауны все равно не видно, то что остается делать…

С этими мыслями я стал готовится к сбору данных. В основном, работы было немного: зафиксировать на камеру по возможности все представители живой природы, что не успела у меня удрать или завянуть в ожидании острия анализатора, а также занести все данные в компьютер. Остальные хлопоты ложились бы на плечи института, почему я и был рад, что не приходилось планировать здесь свою зимовку. Не хотелось бы мерзнуть наедине с планетой.

Так я собирал данные о покрытосемянных, голосемянных и о семействе папоротниковых, как меня отвлек вызов коммуникатора. Тут я вспомнил, что в хмельном угаре тогда на вечеринке в честь выздоровления короля я дал тому свой запасной коммуникатор и настроил его на широкополосное вещание.

На экране появилось изображение:

— Вы там еще не окопались в сборе своих «научных» данных? — спросил Асс выжидающе.

— Добрый день. Да вот, как раз собирался. А что? Неужели, что то изменилось в наших договоренностях?

— Ну уж нет, ничуть. У меня есть к вам лишь единая просьба. — он сбавил тембр голоса — не разговаривайте с животными.

— Вы считаете меня умалишенным? — уточнил я как можно вежливее.

— Я бы сказал не вы, а, так сказать, эти самые звери.

— Да я до сих пор пока ни одного зверя толком и не видел.

— Вот и хорошо, — протянул тот. — значит, они боятся чего то. Наверное, вашей аппаратуры, нас они вообще ни во что не ставят.

— Вы имеете в виду, что тут имеются хищники?

— Нет, ну хищники, конечно, имеются в виду, но они редко выходят на контакт. Я бы советовал вам остерегаться мышей. Они не в меру болтливые и вечно мешаются под ногами. Но вы наверное, уже встречались с ними?

— Только с одной. Но уверяю вас, она вовсе не разговаривала! Напротив, прошмыгнула как тень и только ее и видели.

— Это пока. Когда они осмелеют окончательно, то наоборот, начнут сами преследовать вас.

— Какой любопытный феномен! — с интересом откликнулся я. — а с чем это связано? Ничего для этого не надо принимать, чтобы с вами мыши стали разговаривать?

— Нет, надо только выждать момент, и они сами к вам подойдут. Хотя, наверное, именно это вам и нужно. Тогда ладно, с животными можете разговаривать, но если они станут вам что ни будь предлагать — ни под каким видом не соглашайтесь!

— Ладно, посмотрим, — усмехнулся и отключил коммуникатор. Надо же, говорящие звери! Наверное, Асс продолжает до сих пор отмечать свое исцеление! Хотя и выглядел то он трезвым. Может, он просто сошел с ума? Или я что то не совсем понял?

Я приступил к обработке данных беспилотников. «Странно, подумалось мне, — а на вид было совсем пусто». На экране компьютера отображалась много признаков животной жизни. Леса, ясное дело, не надо было фиксировать. Их и так повсюду много, а вот животных я увидел в таком изобилии только на экране экспедиционного беспилотника.

Вот только какие из них отображались?… без более тонкой настройки ничего определенного сказать невозможно. Судя по всему это было что то мелкое, уж крупных животных я бы точно заметил.

Тогда я включил радар, и настроил его на всякую разную мелочь. Немного пошаманив с настройками, я включил в список насекомых, они отображались несколько иначе, нежели теплокровные, а также совсем уж мелких млекопитающих. Это стоило драгоценного запаса батарей, но у меня пока было чем их заряжать. Заодно я запустил архиватор данных. Загруженные данные о растениях стали не спеша систематизироваться и сравниваться между собой.

Тут под ногами что то пискнуло. Я посмотрел вниз, и заметил небольшого зверька наподобие мыши. Наверное, это мышь и была. Серо рыжеватая зверушка стояла передо мной на задних лапах, и смотрела мне прямо в лицо. В ее лапах была высохшая травинка. Время от времени она надкусывала ее своими оранжевыми зубками, но при этом почти не прекращала смотреть на меня пристальным немигающим взглядом.

Надо сказать, я несколько опешил. Решив не двигаться, чтобы не спугнуть мышь, я стал на нее смотреть. Так мы и смотрели друг на друга. Она — стоя на задних лапах, и жуя свою травинку, а я — сидя на валуне с компьютером на коленях. Медленно, стараясь не спугнуть грызуна, я закрыл крышку компьютера. Та не шевелилась. Какое то время она еще смотрела на меня, пожевывая свою травинку, а потом юркнула между камней.

Какое то время я по прежнему сидел неподвижно. «Так, подумал я, мышей мы уже повстречали во второй раз. Значит, животная жизнь все таки встречается в этой части планеты и показатели зондов не лгут».

Тут что то хрустнуло. Медленно, словно в замедленной съемке, я положил компьютер на землю и стал смотреть на противоположную окраину поляны, со стороны который и раздался хруст. Пошелестев еще пару раз, из за деревьев вышла лисица. Точнее, как сказать, лисица. Окрас похожий, но это с равным успехом мог быть и местный аналог волка. У зверя были красивые вытянутые уши, и рыжеватая шерстка.

Медленно и осторожно зверек двинулся в мою сторону. Перейдя через половину поляны, он замер и сел. Какое то время он продолжал молча смотреть на меня, потом зевнул и расслабленно лег на траву.

Я, стараясь не шевелиться лишний раз, активизировал зонд и носком ноги стукнул его так, чтобы он начал свой сбор данных. Тот зашелестел, пытаясь оторваться от земли, но, кое как пнув его носком ботинка, мне удалось перевести его в стационарный режим. Он молча стал перемигиваться целым рядом светодиодов, показывая, что он может работать и так, хотя предназначен для сбора данных с воздуха. Лис сидел, не шевелясь, лишь пару раз зевнув. Видимо от скуки. Потом он лег, полежал пару минут, потом встал и тихо шелестя о сухую траву, скрылся среди деревьев.

Под ногами что то мелькнуло. Я посмотрел вниз, а там оказалась давишняя мышь, которая не отрываясь, смотрела на меня. Так продолжалось пару минут. Я сидел не шевелясь уже с полчаса, но, по видимому, это мало беспокоило мышь. Она схватила передними лапками сухую травинку с земли, коих на поляне было немало, и стала сосредоточенно ее грызть. Была ли это та же мышь, или это пришла новая, мне было неизвестно.

Дожевав травинку, мышь что то пискнула на своем мышином языке, и улизнула в лес.

Становилось все интереснее и интереснее.

Подняв с земли перемигивавшийся огоньками исследовательский модуль, я перенаправил поток данных прямиком в компьютер. Потом внимательно осмотрелся по сторонам. Что ж, пока никого на опушке не было видно.

Кое как кряхтя, я отравился за водой к палатке. На этот раз были починены оба родника, но один пока пустовал, а во втором вода приобрела какой то странный привкус. Он то и раньше был, но сейчас даже слегка увеличился. Или это у меня вкус обострился?

Отпив пару глотков я остановился, и, на всякий случай, капнул несколько капель в походной анализатор. Прогнав воду по нескольких тестам, я ничего особо интересного (читай, опасного) не обнаружил, и продолжил пить. Снизу опять раздался писк. О да, это была все та же мышь.

Немного подумав, я взял крышечку от бутылки, налил в нее воду и поставил ее перед мышью. Та посидела, не шевелясь, еще пару минут, потом осторожно повела носом, смешно растопорщив усы, и принялась лакать воду. Отпив немного, она укоризненно посмотрела на меня и скрылась из виду.

На ум пришло предупреждение от Асса — не разговаривать с мышами. Интересно, а мыши такими были только по отношению ко мне, или это их природное свойство? Наверное, они не особенно то и хорошо знали людей, если раз за разом наведывались в гости. Земные мыши были более пугливы, и никогда так себя не вели, разве что только изредка, когда у них проявлялась последняя степень наглости. Эти же вели себя так нагло и в то же время безмятежно, словно у них с человеком был подписан мирный договор на веки вечные.

Внизу снова раздался писк. Я посмотрел вниз. Оттуда на меня пристально глядели уже четыре пары глаз. Вторая мышь была несколько темнее, но это не особенно бросалось в глаза. Вторая мышь пискнула что то и посмотрела на первую. Та ей ответила, но они никуда не ушли, а стали молча грызть сухую траву.

С противоположной стороны поляны раздался мерный хруст сухой травы и веток. Это был давишний лис. На этот раз с компаньоном, такой же лисицей, что и первый зверек. Они оба сели на окраине поляны и, мерно зевнув, уставились на меня и мышей. Точнее, вряд ли они видели мышей, может разве что запах до них донесся, но они, то есть лисицы, смотрели теперь не столько в мою сторону, сколько мне под ноги, где мерно пожевывали сухую траву две мыши.

Пару раз прозвучало что то похожее на чириканье птиц. Хотя вполне возможно это были какие то мелкие млекопитающие. Звук был настолько тихим, что толком то и не разобрать.

…День я провел, разбираясь с беспилотниками по мере их возвращения. Попутно собирал цифровой гербарий, состоящий из цифрокопий растений, их голограмм в натуральную величину, а также мелких частиц, имевших значение только для законченных ботаников. С животными было по прежнему туго. Когда я наконец догадался настроить исследовательский полет зондов на меньший радиус, то выяснилось, что животные то есть, но не ближе, чем пару тройку километров от меня. Правда, глаза уже дали знать, что иногда бывает и иначе, но это всего лишь какая то мышь, и пару лисиц. Ну хорошо, ладно, пару мышей и лисицы.

И все бы хорошо, можно было бы начинать искать следы феромонов грызунов и кал более крупных животных, по которым тоже можно было бы по краям разобраться с тем, что обитает в округе, но пока в глаза ничего такого не бросалось. Не бросайтесь камнями, это моя первая экспедиция.

Да, следопыт бы из местных был бы весьма кстати. Жаль толком, что никто не согласился. Ну что поделать, подготовится к полету тоже было проблематично. А уж эти выражения лиц туземцев в Айярле, когда я пытался нанять парочку на время экспедиции…. Точнее, услышав плату они сначала с энтузиазмом соглашались, а вот узнав потом куда нам предстоит отправляться, то мигом меняли свое мнение обо мне, оплате и вообще о мироздании. Они тут же начинали жаловаться, что сейчас не сезон для путешествий, и вообще, не приехать ли вам через пару лет, когда разбогатеете и сможете нанять нас за большую цену. Вот тогда да, а сейчас никто из них ехать не собирался.

В конце — концов мне удалось найти капитана, который скрипя зубами согласился перевезти меня через море. Недостаток же живых ресурсов я надеялся компенсировать технической оснащенностью. Просто собрать все данные подряд, а уж потом, по возвращении, гадать, что из найденного будет измерений.

Но хватит об этом. НА деле путешествовать в одиночку очень даже здорово, если ты можешь наслаждаться красотами местности. Но скоро упоение от одиночества сменяется тоской, и ты начинаешь втайне желать, чтобы хоть кто ни будь, хоть пару раз за сутки перебросился бы с тобой хоть десятком слов. Черт подери, надо было усерднее просить проводников о помощи! Да что там, проводник, надо было с собой брать сотрудника техподдержки. А вот звонить Ассу меня останавливало мое внутреннее чутье.

Мыши.

Я снова услышал мышиный писк и посмотрел вниз. Там была вес та же серо-рыжая мышонка, что уже наведывалась ко мне вот уже два раза. Надо будет ей что то дать…. Интересно, а местные мыши любят галеты?

У меня было пару галет в кармане куртки. Медленно, стараясь не спугнуть настойчивого зверька, я потянулся за угощением, достал галету, и осторожно положил ее перед собой. Затем сделал пару шагов назад.

Мышь подбежала к галете, понюхала ее, и, видимо одобрив ее своим мышиным чутьем, стала сосредоточенно грызть?

— Что, вкусно? — тихо произнес я.

Та на секунду замерла. Я уж на мгновение подумал, что та испугалась моего голоса. Мне даже стало жаль, но она таки продолжила свою трапезу. Причем, даже что то пискнув при этом, видимо, выражая свое согласие.

Вечером я отправился за водой к роднику. Теперь у меня были полны оба резервуара, и оба с тем же самым странным привкусом. Но я уже привык, и почти не обращал внимания. Зверей все также не встретил.

Также я стал активно исследовать местность вокруг базы, ходя кругами и фиксируя все, без разбору. Ну, насекомые вроде появились, особенно на расстоянии пары километров от лагеря.

У меня родилась теория, что местная фауна избегает человека по какой то ведомой одним местным причинам, а стало быть и я для них синоним опасности. Правда, мыши и лисы, судя по всему так не думают, но во впервых — лис я больше не видел. А во вторых, одними мышами фауна не должна бы ограничиваться, ведь так?

…перед сном, уже лежа в постели я уловил все усиливающийся звон не то птиц, не то сверчков.

Поутру я пришел к мысли, что вся моя эпопея свелась в банальном обслуживании исследовательской аппаратуры. Что ж, это далеко не новость, что ты тем круче, чем круче у тебя аппаратура. Но на мой взгляд, это делает из первопроходца не столько классного ученого, сколько хорошего… механика. Почти каждый день я проводил за мелким ремонтом и обслуживанием зондов, накопительных матриц, компьютеров и прочей белиберды. Точно тем же самым я мог заниматься и дома, на Земле, работая, например, в сервисном центре. Да чем бы и не профессия, собственно говоря? Только запчасти под рукой, и их заказать можно, с оперативной доставкой, между прочим, а мне приходиться использовать только то, что есть в ремкомплектах.

Да, кстати, багаж начал изумлять меня самого. Например, подпространственная кладовка давала всякий раз разный результат, что приводило к куда более продолжительному поиску нужного прибора или детали, чем обычно. Я думаю, что в этом виновата неизвестная доселе неисправность аппаратуры по сжиманию пространства между измерений, чем влияние извне… хотя, если честно, не знаю. В этих технологиях я не особенно силен.

«В следующий раз возьму нормальных инструментов. Этими пользоваться уже попросту невыносимо… что, снова пришла за галетой?»

Раздался писк согласия. На этот раз, в кармане галеты попросту не нашлось, и я просто вытряхнул из кармана крошки. Когда мышь увидела на земле горстку, то пискнула с одобрением, и накинулась ну угощение так словно целый день ничего не ела, дожидаясь трапезы исключительно со мной. Боюсь, я испортил мышь. Теперь она подсела на галеты…

Утром я проснулся, услышав знакомый писк. Потом раздался еще один, потоньше, но в целом весьма похожий. На этот раз я увидел эту парочку хвостатых, чуть только приоткрыв глаза. А так как спал в палатке, и на ночь надежно закрывал полог, то это значило, что они нашли альтернативный проход. Либо сделали его сами, для мышей это естественно.

Ночью я галеты в карманах не держу, а потому мне пришлось вылезти из под одеяла, порыться в мешке с припасами, и найти для них печенье. Все дорогу меня сопровождал одобрительный писк…

— Держите, нежданные гости. И где вы мне тут в палатке дырку сделали? — спросил я, наблюдая за тем, как сосредоточенно они грызут печенье.

Первая мышь возмущенно пискнула, казалось, поняв значение моих слов. Вторая ответила ей на своем мышином, пи этом скорее с оттенком удовольствия. Тогда у меня родилась идея….

Когда они закончили свой завтрак и убрались восвояси в лес, мысль сформировалась окончательно. Конечно, диктофон у меня был, но его чувствительность была рассчитана на разговорный уровень громкости человека. Даже не знаю, уловит ли он изменения в интонациях мышиного писка. Мне стало просто интересно, есть ли различия в их мышиных разговорах, и если есть, то надо бы это зафиксировать.

С другой стороны, мне захотелось убедится, что я не сошел с ума от скуки. Я отчетливо помнил слова туземного правителя «не разговаривайте с животными». Конечно, особенно на веру я его принимать не собирался, но это было вполне в обычаях землян: рано или поздно любой начнет разговаривать со своей собакой, кошкой или там — енотом. Ответ, конечно, мы не услышим, а если и услышим, то вряд ли он будет похож на человеческую мысль, или хотя бы эмоцию. Я же начал отчетливо разбирать писк мыши, будь ей неладно. С другой стороны, многие люди утверждают, что могут понимать животную речь своих питомцев. Только наглядных доказательств пока не найдено.

А потому и диктофон. Мне стало самому интересно, почему я вкладываю смысл, в то, что выглядит как обыкновенная мышиная болтовня.

Потом я задумался. Скоро надо будет сменить дислокацию, чтобы лучше изучить местность. Жаль будет потерять эту мышиную компанию…

С такими мыслями я стал брать пробы воздуха. Зонды стали плохо слушаться программ управления, которые я в них заложил заранее. Искусственный интеллект стал спорить с программатором, и вместо того, чтобы собирать данные, стал просто наяривать круги, периодически выделывая фигуры высшего пилотажа, которые с точки зрения программы были совершенно лишни. На этот раз я списал все на помехи в магнитосфере планеты… быть может, это лишь отражения всплесков солнечной активности? Проверять было некогда.

— Мать твоя женщина!, — только и молвил я, увидев, как заходит на посадку вернувшийся беспилотник. Он уверенно вошел в штопор, на выходе умудрился выполнить мертвую петлю и скрипя о верхушки деревьев пошел на снижение. Пока он нарезал круги над поляной, я оглянулся, и увидел, что еще один беспилотник тоже заходит на посадку. Двигался он куда целомудреннее, без всяческих петель и экстримов в прокладывании маршрута. Но первый ему мешал спланировать по указанной программой траектории. Я начал опасаться, что добром это не кончится.

Так и есть: пока второй заходил на снижение, первый его засек и шарахнулся в сторону, угодив прямиком в крону дерева. Первый же просто выключил двигатели и стремительно спланировал на траву.

Я чертыхнулся еще раз, и стал искать веревку — придется спасать второй беспилотник. НА первый я не обратил внимания, хотя в глубине души подумал, что было бы неплохо форматнуть ему память и перепрошить ПЗУ. Конечно, это займет какое то время, но лучше уж так, чем чинить все невиновные беспилотники.

Я опоясался веревкой с одного конца, а второй закинув, закрепил за самые крепкие ветви кроны. Кое как забравшись, я осторожно добрался до ни в чем не повинного механизма, привязал к нему веревку потоньше, и аккуратно спустил его. Потом осторожно спустился сам и направился в сторону виновника.

Тот шуршал. Лопасти не двигались, но он шуршал довольно надрывным тембром, несмотря на то, что по идее он должен был находится в выключенном состоянии. Программа…. Хотя какая к черту программа, если он даже в воздухе такое вытворял? Чудо, что сам не разбился.

С такими мыслями я поднял его с травы, отнес к палатке, где у меня хранился программатор и соединился с его искусственным интеллектом. Шуршание стало немного громче. На включенном экране программатора была сумятица цифр, которые мне мало что говорили. Я нажал на кнопку перезапуска программатора. И пожалел, что предварительно не отсоединил зонд. На экране вспыхнули яркими красками фракталы, которые постоянно двигаясь, образовывали все новые и новые узоры. Смысла в этом я видел еще меньше, чем в том самом нагромождении цифр. Завис. Или проявился вирус, подхваченный еще на Земле.

Сзади что то пискнуло. Я и так понял, что это был мой маленький приятель с ушами и хвостом, и, не оборачивая, кинул ему несколько крошек. Уж как бы мы не сдружились, но программатор пока меня занимал куда больше, чем мышонок. Тот показывал все новые и новые узоры, смысла в которых было не больше, чем в трип репортах любителей лизнуть марку ЛСД. И тут, внезапно, программатор вырубился. Этого быть не должно было, даже с вирусом. Я осмотрел провод, который соединялся с зондом, в полной уверенности, что надо переподключить провода. Но он оказался прокушен посередине.

— Ну ты даешь, — сказал я мохнатому приятелю, который крутился неподалеку, грызя крошки, что ему дал. — ты же мог покалечиться. Провода, знаешь ли, под напряжением.

Тот коротко пискнул и отвернулся, слегка шевеля усами. Я пошевелил провод. Конечно, его запросто можно было отремонтировать, но хотелось отремонтировать зонд как можно скорее. К счастью, у меня был запасной. Я подключил его, и увидел множество фракталов, которые сменили свою цветовую окраску, из розово синих став фиолетовыми. Я стал перезапускать программатор, а заодно отослал сигнал в зонд, чтобы тот принудительно смог обновить свою файловую систему. Тот зашелестел, и экран программатора снова потух. О да, мышь снова взялся за свое. Второй провод был тоже перекушен. Сам же мышь планомерно грыз крошки, делая вид, что он тут не причем.

— Ну и что тут у нас такое? — спросил я его. — ты решил мне всю работу испортить? Ты вообще хоть знаешь, насколько вредны эти полихлорвиниловые провода? Их нельзя есть, отравишься…

Мышь отвлекся и сосредоточенно посмотрел мне в лицо. Казалось, он понял, о чем я ему говорю. Потом он отвернулся и продолжил безмятежно поглощать крошки.

Я решил на этот раз подождать с перепрограммированием зонда до тех пор, пока мышь не уйдет. Тем более, что вначале надо было отремонтировать прокушенные провода. Что и было сделано. К тому времени, как я их починил, солнце стало садиться за горизонт. В полутемной палатке я быстро перенастроил и зонд и программатор, благо хоть после выхода из режима перезагрузки они стали адекватно отображать данные. Фракталов больше не было, а что касается зонда, то я надеялся, что после перепрошивки он снова начнет работать стабильно. Собранными данными, правда, пришлось пожертвовать. Но я не мог позволить себе перегрузить еще и хранилище данных.

Наутро мышь не пришел. Я не придал этому особого значения, хотя у меня и промелькнула мысль о том, что он вполне мог отравится изоляцией, либо же получить удар тока. Несильный, но кто их знает этих мышей и их болевой порог при ударе током? Жалко… хороший был мышь, компанейский.

С такими мыслями я запустил одного за другим зонды, а отремонтированный на всякий случай отправил по тому же маршруту. Кто знает, какие ценные данные он мог потерять при перепрошивке и форматировании?

Обед прошел в одиночестве. Право же, я успел уже соскучится по мохнатому приятелю с его большими ушами и здоровым аппетитом к мучным изделиям… варианта было два: либо он заболел от удара током, либо его это настолько напугало, что он решил обходить меня стороной. В любом случае он не пришел на обед, впрочем, как и на ужин.

Единственной светлой стороной происшедшего я видел лишь то, что теперь я смог беспрепятственно скинуть данные с прилетевшего зонда в хранилище данных компьютера.

Вечерело. Вопреки слухам о неприметности животных, их было довольно много отображено в данных зонда. Массивы безликих данных хранились в компьютере и ожидали анализа человеческим умом. Конечно, компьютер быстрее может и систематизировать данные, и каталогизировать оные, но часть работы оставалась за человеком.

Перед сном я перетащил все пожитки в вездеход. Наутро я собирался отправится в путь….

— …Вот ты и появился… — произнес я с удовлетворением, увидев наутро своего серого приятеля. Тот получил свою порцию крошек и был занят поглощением угощения. Зубы пострадавшего несколько побелели, что было обычно для грызуна, получившего удар током по зубам, но в целом мышь выглядел вполне здоровым.

Глядя, как тот с аппетитом уплетает галетные крошки, я призадумался о том, что было бы неплохо, в принципе, иметь пару клеток. Я так мог бы захватить на память нескольких представителей фауны, например, того же мышонка. Но клеток у меня не было.

Упаковав палатку, я с трудом завел двигатель и двинулся дальше, к горам. Так я собирался ехать либо до вечера, либо покуда хватит дороги. У гор я собирался также запустить бурильную установку и прозондировать в нескольких точках почву. Единственное, на что я рассчитывал, так это на то, что мне удастся определить преобладающие породы, но и этого было немало.

С шумом и треском вездеход продвигался вперед. Я не совсем уверен в том, какую скорость я развил, спидометр был ветхий и имел странную разметку. Но деревья мелькали быстро. Спустя минут пятнадцать я добрался до того ручья, из которого ранее брал воду для родника, с спустя еще пару часов добрался до пологих склонов. Уклон был не слишком большой, но все таки требовал перенастройки ходовой части вездехода. Я решил сделать привал, и остановился. Разбив палатку и установив мини бур из закромов своих багажников, я стал настраивать навигационную технику вездехода.

Хорошо, что я все таки неплохо смыслил в технике, и быстро разобрался, какие винты настройки отвечают за дорожный просвет. Кое как я настроил магнитную подвеску так, чтобы вездеход мог беспрепятственно забираться на слишком высокие склоны. Надеюсь, что двигатель по крайней мере не сгорит. А так, точно полетит приборная доска, если буду слишком быстро гнать, и кузовные элементы могут покорежится, если налечу на какую либо неровность. Но с этим приходилось мирится.

После настройки вездеход я проверил бур, не нашел ничего особо интересного, кроме следов железной руды и окислов алюминия, я оставил его на ночную работу, а сам завалился спать.

Утром меня ждал сюрприз. Едва открыв глаза, я услышал знакомый писк и сперва даже подумал, что я спятил. Но на деле все оказалось иначе. Это действительно был мышь, и он действительно просил подачки. Да-да, тот самый, с побелевшими накануне зубами. Или вы подумали, что тут все мыши такие дружелюбные. Но удивление удивлением, а гость требовал галетных крошек. Я отломал ему целый кусок от своего завтрака, и мы вместе основательно перекусили. Сам я запивал галету эрзац — бульоном, а вот молока для мыши у меня не было. С кой какими сомнениями я отлил в плоскую крышку из под одного из разбившихся объективов зонда бульон и пододвинул его к зверьку.

Тот вопросительно пошевелил усами и посмотрел на меня своими маленькими черными круглыми глазами. Я молча кивнул ему в направлении крышки, не зная, как еще сформулировать свое приглашение. Тот меня понял и принялся пить бульон.

Отпив примерно половину налитого, мышь пошел обнюхивать лагерь, а я стал изучать полученные данные с бурильной установки. Анализы показали наличие в породе довольно древних отложений, а также присутствие нескольких атомов драгоценных минералов. Этого было мало для того, чтобы заинтересовать что научное сообщество, что изыскательную компанию. НО я не терял надежды. Отойдя от лагеря примерно полкилометра, я вновь запустил бур.

Вернувшись лагерь я вдруг понял, что ближайшие пару суток мне просто нечем будет заняться. Запускать воздушные зонды я пока не видел никакого резона. Регулировать снова вездеход мне представлялось не самой лучшей идеей — если переборщить с горским режимом передвижения, то вполне может оказаться и такое, что машина начисто утратит способность к передвижению по ровной поверхности. Поковырявшись пару минут в настройках я убедился, что те и так на пределе для данной местности, и с разочарованием пошел перебирать свои пожитки.

Аппаратура вроде пока работала. Даже оба родника вроде работали без сбоев. В итоге я один из них перевел в замкнутый режим, и отправил в минимизатор. Заодно проверил источники питания. Синеватое свечение из глубин подзаряжающих батарей показывали, что излучение элементов питания на пределе допустимого, но это следовало ожидать, если учесть, что я решил от них запитать и вездеход. Тот жрал на удивление много энергии. В чем причина перерасхода топливных элементов я так и не нашел, а вот зарядить резервные аккумуляторы мне все таки удалось.

Со скуки я стал перебирать свою электронную библиотеку. Первые несколько разделов были посвящены ремонту и обслуживанию исследовательской аппаратуры, еще пару были о специфике исследовательских работ на малоизученных и преимущественно неизученных планет. Написаны они были в новомодном разговорном стиле повествования. Естественно, для апологетов науки, которые не приемлют панибратства в научной литературе, есть и сугубо технические руководства. У меня были и эти варианты, но если уж читать техническую литературу, то уж лучше составленную в таком ключе, чтобы ее было легко и приятно поглощать десятками и сотнями страниц за вечер.

Так, например, справочник по работам с экспедиционной бурильной установкой я освоил в свое время за пару дней исключительно в силу легкости характера его написания. И это было хорошо, потому что когда я в первый раз для пробы запустил ее на Земле, то сразу же столкнулся с тем, что она была не откалибрована и попросту преображена настройками моего предшественника, который ее мне и продал. Бывший владелец клялся и божился, что работать с бурильной установкой так легко и просто, что с этим справится и годовалый младенец, но руководство по эксплуатации все таки дал. Причем в двух вариантах: одно было сугубо научным и в принципе то вполне удобоваримым, но второе было написано практическим изыскателем в разговорной манере, что было весьма кстати, так как предварительную калибровку мне пришлось делать уже на Земле, и, в меньшей степени, по прибытии на Ххарн. Сейчас же мне оставалось лишь программировать привод наконечника бура и компьютеризированную подачу стержней. Отреставрированный ретро вариант искусственного интеллекта был вполне сговорчивым и много времени на упрашивания не требовал.

Снизу раздался обиженный писк. Я только что наткнулся на пару интересных книг в библиотеке, а потому кинул не глядя на пол кусок галеты. Писк прекратился и раздалось мерное шуршание острых зубов. Мышь пристрастилась к хлебобулочным изделиям. Надо будет что то с этим делать, диета выходит не слишком здоровой. Растолстеет еще. Вы видели когда ни будь взрослую мышь, сидящую на героине? Конечно, кой какие опыты ставились еще в древние времена, но подкармливать героином мышь никто еще не пробовал. ДА, их кормили крошками, били током в определенные места, от чего у них становился просветленный вид и они требовали еще, но самое главное, они научились приручать диких мышей чисто для того, чтобы познакомится с дикой фауной. А надо ли? Очевидно, что надо! Ведь единственное, что отличает человека от остальных собратьев по генетическому коду, это возможность завести знакомство с любым, повторяюсь, с любым питомцем. Надо знать только меру и не делать себе из него шубу раньше времени. Лисьи меха не в счет.

Проскрипело снизу. Я не обратил внимания, и выключил свет, надеясь отойти ко сну при свете читающего устройства библиотеки. Благо провода были предусмотрительно убраны. Да, о навигации и проводах — мне оставалось гадать о нескольких вещах — насколько заметен я для местной фауны, чем привлекателен я для мыши, не считая, пожалуй тех самых галет. И самое, пожалуй, важное — как среди множества запахов цивилизации можно выбрать тот, что сделает меня незаметным для местной флоры. Местные деревья от меня шарахались. По крайней мере, все об этом говорило на творческих остановках, что я делал посреди океана деревьев. На склонах росли кустарники и величественные кедры, но стоило мне к ним приблизиться, так они меняли свою видовую принадлежность и становились чем то, совсем уж не поддающимся классификации.

Мне вспомнилась одна поэма русского творческого интеллигента двадцатого века, Александра Беляева. Он написал однажды душещипательную историю о ученом, который отбился от экспедиции во время погони за редким видом бабочки. Не рассчитав свои силы, он напрочь утратил направление и лишь спустя много лет встретился с человеком. Все это время он искал и классифицировал насекомых, в том числе и бабочек по неизведанной мне схеме — устраивать высоко на дереве музей я бы не смог. Но тем не менее трагична его участь в дальнейшем. Наступила буря, и все его жилище было разрушено, а все его достижение в виде гигантской коллекции постигла та же участь. Он едва не сошел с ума от горя. Или сошел… концовку я так не понял, уж слишком неоднозначной она была…

Шорохи леса стихли. Ветер перестал шевелить старую листву вместо иголок, и стал бередить молчание лишь отдельными отчаянными порывами. Они навевали мысли о былом, а также о том, почему я бросил свой мир и удрал в первом попавшемся направлении. Секс? Свидания. Романтика и ученые вещи не слишком совместимые, а потому из этого получается либо ряд ляпсусов, либо проявления всего самого сентиментального, порой до ужаса неуклюжего и наивного, задающего тон вечеринке не в пользу психическому здоровью неандертальца, в которого превращается ученый муж. Теперь о главном. Я терпеть не мог сантиментов. Поэтому произведенную метаморфозу истолковал как угрозу душевному здоровью, а потому ретировал в библиотеку, где стал перебирать «белые» направления. Порой не совместимые с жизнью.

Черные звезды привлекали больше всего, но от них пользы было не больше, чем от пучка нейтрино в пищевом ректоре: хорошо, если удастся засечь, не говоря уже о производимом суммарном эффекте. Вроде бы они и есть, а вроде пи нету. Тут отбоя нет от проблем с полицией: для продвижения своих амбиций выбирались не всегда законные методы, вроде воровства данных исследований сторонних лабораторий.

Центр галактики привлекает туристов и любителей приключений, а потому затоптаны они на редкость хорошо. Оставались дыры в сознании людей, места, в которые никогда не ходят, так как боятся в них застрять надолго. Я же пишу лишь то, что ощущаю, независимо от фактов среды обитания в которые попал. Собрать, систематизировать, классифицировать, дать название, охарактеризовать, и, если повезет, дать имя любимой жены какому либо червячку, с надеждой, что он в последствии станет красивым червячком, упс, простите, бабочкой.

Охарактеризовать человека легко. Жить с ним трудно. И если вы встретите такую проблему на своем пути, то бегите от нее. Вам не хватает духу признаться в любви? Делайте вид, что ничего не происходит, иначе станет тошно доказывать, что запланированный аврал был действительно запланированным. Но никогда, слышите, никогда не подписывайте себе смертный приговор поступком, которого вам знать не положено. По крайней мере не сейчас… быть может, в прошлом вы и сами совершали его, а потому вам знать его тем более недопустимо, лишь бы только вы знали, как тяготит этот вопрос с той или иной позиции, в которую попадает каждый… равно в степени ноль, если знает о ней наверняка, что от нее надо держаться подальше. Но в итоге его постигает кара небесная, а знают о ней лишь избранные.

Короче, о чем это я? Читатель интернета доинтернетовские времена описывает с таким смущением, будто с появление доступа в сеть у него пропадает всякий ограничитель в личной жизни: на деле все происходит в равной степени наоборот. Кишки выворачивает, когда видишь такого парня, который изматывающим режимом поиска интересных сайтов застраховался от скуки на весь оставшийся промежуток времени, который теперь уже сложно назвать жизнью. Сейчас это кара небесная, а непосвященного в электронную магию вуду, которого пытаются привлечь своебразной рекламой всего самого запретного и наивного, ожидали те самые райские кущи, о которых ранее мечтали разве что в загробной жизни. Теперь описания райских кущей выглядит несколько иначе: пусть будут сколь угодно райскими, главное, чтобы хватало заряда ноутбука и интернет был безлимитным. И так всю вечность…

Стагнация. О чем вы знали все это время, пока листали книгу в поисках просвещения? Кто то находит его в изысканном чтении много раз подряд одной и той же любимой книги, кто то ищет тепла своей жены, кто то пытается понять ход мысли других людей, сидя в интернете, на работе, перед телевизором, и, в лучшем случае, перед поплавком. Стагнация — это боязнь перемен. Вот возьмите, и отключите новостной контроль вашей материнской платы — и вы ни за что не узнаете, что ваша контрольная плата сгорела или что ей требуется обновление. Контроль. Все мы захвачены миром всемирной паутины. Все опоясаны ею, облиты, словно дорогими духами, дорогими, а потому ценными. А аз уж они настолько высоко ценятся, то почему бы не носить этот невидимый шлейф, независимо от мнения окружающих?

В этом мире интернета не было. Его не было еще много где, но в этих местах особенно. Всемирная сеть давно перестала быть всемирной. Конечно, легко назвать свое произведение, когда вся твоя сеть простирается всего лишь на одну планету. А вот когда она ограничивается лишь небольшой солнечной системой и ее сателлитами, а за пределами давно уже освоено сказочное множество других миров, то уже рука не так легко поднимется назвать это чудо «всемирной сетью». Планетарной — да, межпланетной — конечно, но не всемирной. Дух сократился. Теперь мы не такие всемирные, какие были раньше. А все потому, что весь мир проводов не хватило.

С освоением миров первостепенной задачей стало налаживание связи, чтобы вся кооператорская сеть могла бес проблемно работать. А так как установка планетарных вышек стало удовольствием довольно дорогостоящим, особенно после очередного падения альтаирского доллара, то…. Лично я думаю, что скоро интернет станет редкостью. Его место займет подпространственная сеть, со своей сетью личностных страниц и сборником свежих фотографий друзей и родственников…. С этими мыслями я проснулся.

Кое как кряхтя, я встал и задумался. Лично я не против, чтобы мне иногда снились сны, но не до такой же степени откровенные. Может, стоит пропить небольшой курс снотворного? Или синтезировать небольшое количество алкоголя, чтобы бытие казалось не таким сказочно занудным? Говорят, что при недостатке ощущений, наше подсознание само берется за восполнение недостающих событий, и наши сны становятся яркими и насыщенными. Ну, или наоборот, прекращаются вовсе.

Горы немного разъехались и сошлись вместе. Я решил, что еще не окончательно проснулся, сделал пару приседаний, чтобы туман развеялся, и все встало на свои места. Пока я шел по направлению к первому буру, меня еще пару раз повело, и я задумался о том, что пора заняться собственным здоровьем. Установив программу бура в режим подъема образцов ископаемых, я пошел обратно к палатке. Тут горы опять повело у меня перед глазами и я в изнеможении сел на землю. «Землетрясение!» подумалось мне. На этот раз вполне убежденно, не смотря на то, что перед этим я полагался на мысль, что все это лишь банальное самовнушение.

Пока я добрался до стоянки, то заметил, что пару деревьев повалило толчками, а сам вездеход несколько накренился набок. Одна его гусеница погрузла в землю и ее предстояло выкапывать.

Дальше было еще несколько толчков, но в целом ничего серьезного. Я их переждал в лагере. Больше всего я волновался за бур — мне казалось, что после такого он точно заклинит и сломается. Однако потом, когда я его проверял, оказалось, что у него почти все в порядке. Нет он все таки заклинил, но у меня удалось его расклинить, но не в этом дело. Кроме одного, все было в порядке. Кроме одного. У меня во время проверки было на редкость приподнятое настроение. Я связал это с тем, что у меня расшалились во время землетрясения нервы, и теперь я просто пожинаю плоды расшатанных нервов. Однако прошло полчаса, а проще не стало. Даже как то наоборот, настроение стало еще более насыщенным.

Я проверил состояние воздуха. Несколько поднялась запыленность, а также с деревьев подняло в воздух какую то пыльцу, однако вроде ничего страшного так и не произошло. Я подумал, что все эмоционально происшедшее было по причине специфичной пыльцы, наверное, она с каким то психоделическим эффектом, однако ничего больше не происходило.

Зверье точно попряталось. Мышонок не появлялся на кормежку, и я подумал, что он запрятался под наплывом эмоций в какую то норку. Хоть бы его не завалило…

Весь день и всю последующую ночь я спал на редкость чутко. Просыпался от каждого дуновения ветра. Под утро у меня развились слуховые галлюцинации. По крайней мере, иначе я никак не мог объяснить, почему лес наполнился таким разнообразным гулом, среди которого даже был какой то утробный рев, который с чем то идентифицировать. Я только на то и надеялся, что к утру эти все явления пройдут, и дальше можно будет спокойной выспаться.

Так оно и было. К утру все более менее стихло и я заснул. Тем не менее, я просыпался периодически от рева монстров, и топота их же ног, раздававшихся над самым ухом, а так ничего, все было очень даже спокойно.

Проснулся я во второй половине дня. Как я понял, поднятая пыльца спровоцировала не только слуховые, но и визуальные галлюцинации. Пока я ходил за водой умыться, вкруг меня порхали исполинские стрекозы и ползали громадные — метра два-три длинной — ящерицы. Местами появлялись и нечто, похожее на динозавров, с эдакими пластинами на спине, однако я не подавал виду, что их заметил, чтобы ненароком не сдрейфить и не наломать дров под кайфом. Очевидно, что дело было в измененном мировосприятии. На всякий случай, по прибытии в лагерь я запустил пару летающих зондов, один из которых на моих глазах съел летающий ящер, а другой исчез без лишних происшествий. На компьютере, отслеживающем их полет, были видны они оба, так что нападение на технику мне, наверное, привиделось, и я, приняв снотворное, повалился спать. Оставалось надеяться, что когда я проснусь, эти видения исчезнут. Так ведь и вовсе никуда не годится работать! Как я пойму¸ что показывают приборы, если их на моих глазах будут съедать доисторические ящерицы?! Хорошо, хоть эйфория исчезла. Хотя она сменилась галлюцинациями, что и вовсе никуда не годилось.

Наутро доисторические ящеры остались. Только деревья сменили окраску став более насыщенными. Как показал компьютерный анализ, изменили окраску не столько они, сколько солнце, что и вовсе никуда не годилось. Остается надеяться на тот факт, что окрас солнца был изменен поднятой в небо при толчках пылью.

Вновь объявившиеся ящеры не только никуда не девались, но и вели себя крайне спокойно. Ни лисиц, ни волков, ни прочих млекопитающих, только земноводные. Ну и вдобавок к летающим громадным стрекозам объявились немаленькие такие комары. Хорошо еще¸ что они на меня не обращали внимания. Хотя чего ждать от галлюцинаций?… Этого толком я и сам не знал, но то, что ждать оставалась много чего, подсказывала мне моя интуиция.

— А, вот и ты — поприветствовал я серого грызуна, смотревшего на меня своими маленькими черными бусинами глаз. Наклонившись, я полез за галетой, а когда разогнулся, то его уже не было. Ну, что уж тут поделаешь, видимо, придет в другой раз. Я сломал галету и начал ее жевать, а за окном палатки только и порхали стрекозы. По размеру они были где то между приличного голубя, и небольшим гусем. А так вроде ничего, оставалось только ждать, пока отпустит.

Эти два дня я только пытался вынуть бур. Наконец, это у меня удалось, и я запустил его в другом месте. Показания изменились. По возможности я стал переписывать их данные непосредственно с бура в компьютер, чтобы потом не было преткновения в виде того, что я был слегка не в себе. Конечно, самым лучшим выбором было бы то, чтобы прекратить на время какие либо работы и посидеть тихо. Авось отпустит.

— …Ты либо ешь, либо молчишь, — мой оппонент молча смотрел на меня своими черными глазками и не сводил с меня глаз, пока я крошил галету, а потом также молча подбежал к брошенной на полу палатки галету, и стал ее грызть. — но никогда не пищишь и вообще не издаешь каких либо звуков. Ты вообще, сам то здоров? А то раньше и писк был, и шуршание, а сейчас — тишина и ничего больше.

— Ты бы сам проследил бы за своим здоровьем, — раздалось снизу тоненьким голоском. Я не обратил внимания и продолжил.

— Тебе бы подружку завести. А то чего гляди забудешь о продолжении рода с своими погонями за галетами.

— Да ну, а ты то чего не сидишь у себя дома? — раздался все тот же пронзительный писк. — У самого то точно нет подружки, раз повадился идти на другую планету. А вот у меня точно была подружка, и потомство было, побольше размерами чем ты в молодости, а теперь я могу жить за твой счет, если ты, конечно, не против.

— Я то не против, но что скажет твоя подруга — мышь?

— Во первых, я не мышь, а песчанка, а во вторых — ты сам не знаешь, что говоришь. У нас, у мышей, то есть, песчанок, с этим все просто — нашел себе для спаривания подружку, а потом живи себе, как жил дальше, корми зверей всяких, и сам гляди не стань кормом.

— У песчанки другой окрас, хвост длинней и покрыт шерстью, а у тебя… хотя да, у тебя тоже кисточка на конце.

— То то же! Я песчанка, клянусь своим хвостом, и вообще, у меня не так у ж много времени. Надо прокладывать новый маршрут. Если ты не против, то в следующий поход на своем чудо звере с его кривыми лапами мы пойдем по моему маршруту, а то потом тебя искать долго. Ты очень быстро бегаешь на нем.

— Договорились. По картам ориентироваться умеешь?

— Ясен пень, умею. Пока ты спал, я успел во всем разобраться. Те точки на карте, это деревья, я так ее понял?

— Почти. Вообще то, мне запретили с тобой разговаривать, ты что ни будь знаешь об этом?

— Местные после бурь и землетрясений вечно что ни будь эдакое придумают. Ты не обращай внимания, скоро пройдет. Ты просто нанюхался пыльцы. Но если повезет, то ты будешь понимать меня и дальше. Ты не смотри, что я маленький, умом то я вышел ничуть своего братца, а тот почти размером с крысу!

— Я так и думал, — вздохнул я с облегчением. Надо было признать, что воспринималось все это как то совсем уж ирреально. Конечно, это следовало ожидать, но все — таки…

Размером с крысу… надо же. И песчанка! Кто бы говорил, что он песчанка! Я то знаю, у меня в детстве была одна такая. Длинный хвост и кисточка на конце. И еще запах своеобразный, довольно приятный, как для грызунов.

Приход длился уже несколько дней. Конечно, особо жаловаться не приходилось, все те же стрекозы и ящеры, местами с теми же пластинами на спине, что я их заметил раньше, но все таки я несколько беспокоился за адекватность вводимых в компьютер данных.

Свои беседы с мышью я относил ко все тому же приходу от пыльцы и в принципе она то со мной соглашалась. Спорили мы мало, что бы отрадно. Не знаю, как действует алкоголь на мышиных, а так бы я продолжил бы праздник уже для нас обоих. Хотя, как я понял тому вполне хватало и простой галеты.

С другими зверями я разговаривать не пробовал. Хотя надо было б, это будет весело! Разговоришься такой с ящерицей, а у нее гон, и выйдет у вас любовь…. Платоническая, ясное дело, но все таки.

Итак, приход за приходом продолжались. Компьютер показывал высокое содержание самых разных частиц в воздухе, что зачастую означало банальную запыленность. Вот только в этот раз запыленность была не совсем банальная. На всякий случай надо будет увеличить количество запущенных зондов. Данные о животных все поступают и поступают. Все время о разных, а напряженный смешок, что издавал по прибытии и извлечении данных из зондов мне уже малость надоели.

Итак, поступление данных продолжалось. А так как я понял, что очевидно никакого послабления эффекта не будет, то оставалось либо двигаться дальше, либо сворачивать удочки и позорно поджав хвост убираться домой. А там…. Никакой обработки данных, никаких превентивных достижений, только оплакивание потерянного бюджета и напрасно потраченного времени. Так что надо держаться. Хоть целесообразность уже и казалась не слишком высокой.

Второй фактор, это капитан со своей шхуной. Мы договаривались встретится примерно через три месяца, немного для изысканий, но для начальной разведки сойдет. Из них прошла примерно половина. Еще немного в горы, а потом автомат в шаговой режим и автопилот до города.

Последнее время я все подумывал о том, что уж кто — кто, а они могли бы предупредить меня о том, что во время землетрясений тут лучше бы не находится. Конечно, они сказали мне не общаться с животными, но это на фоне того прихода, что я ощущаю уже неделю казалось какой то мелочью, что особого внимания и не заслуживало. А вот мышь оказался интересным собеседником. Конечно, это все воспаленный мозг, но оказалось необычным, что заурядное хвостатое воплощение интеллигенции оказалось настолько осведомленным в области геологии и ботаники. Как ни странно, но в области животного мира он был не таким сговорчивым, сказал только, что флисы опасные, а от лис то и вообще ничего хорошего ожидать не приходится.

— Ты еще тут? — вежливо поинтересовались снизу.

— Вполне. Что, пришел перекусить? Ты когда ни будь ел печенье?

— Я не совсем за этим, но если ты так настаиваешь, то можно отведать и твоего печенья. Оно как, не слишком вредно для фигуры?

— Не очень, если, конечно, не злоупотреблять. Вот уж не думал, что мыши заботятся о фигуре!

— Песчанки. И да, конечно заботятся. Ожирение нас, конечно, красит, но не до такой же степени, чтобы мышь не могла подвинуться….

— Так все таки мышь?

— Песчаночная!

— У тебя обычный хвост, а не покрытый шерстью.

— Нет, нет и еще раз нет! Вот, смотри, у меня лохматый хвост и кисточка на конце!

— Это обычная шерстка, которую и банальные мыши могут показать. Есть также и мыши с кисточкой на конце хвоста, так что ты не исключение. Ты мышь!

— … Нет, я песчанка! Мне лучше знать, я объект обсуждения! — тогда мышонок насупился и стал смотреть куда то себе под ноги. Я решил особо его не отвлекать и стал настраивать аппаратуру. Недавно я нашел какие то странные экскременты голубоватого вида, и решил просканировать их спектроскопом, чтобы исключить помет ящера. Что то не верилось, что дерьмо ящера может достигать подобным размеров. С футбольный мяч!

На большее я не рассчитывал. Снизу прошелестело «променял меня на навоз стрекозы» и наступила тишина. Я продолжал смотреть на экран, но там особо вразумительного ничего не было. Тогда я решил поинтересоваться:

— Откуда такая уверенность, что именно стрекозы?

— А ты их видел? Они же огромные!

— Видел, конечно. Они действительно большие, но все таки не настолько, чтобы их экскременты оказались подобного размера.

— Еще как большие! А навоз у них такой, потому что они его слепляют, чтобы потом кормить личинок навозного жука.

— Ты что то напутал. Навозники сами делают себе шары.

— Эти — не всегда. Иногда стрекозы им сами заготавливают свой навоз. Хотя эта, пожалуй, еще не успела себе слепить из этого безобразия шар.

— То есть, ты хочешь сказать, что шары эти еще больше?

— Еще как! — стал заливаться мышь. Я подумал, что уж что — что, а насчет стрекоз и того, что они сами делают вместо навозников шары, как то уж совсем запутался, но не стал его переубеждать. Он маленький, путает, наверное.

Сканер спектроскопа завис. В конце концов он прожужжал что то невразумительное, и выплюнул «происхождение — насекомоидальное». Я посмотрел на мыша с уважением. Как ни как, а он, оказывается, разбирается в окружающей природе получше, чем я.

Хотя вряд ли, что это стрекоза. Они, конечно, здесь стали встречаться все больше и больше, но таких размеров я еще не встречал. Это же должна быть стрекоза размером с небольшой авиалайнер. Или дракона, какими бы они мифологическими не были. Хотя, с местными то динозаврами сказки о драконах уже не кажутся такими уж мифическими. А это, наверное, уже навозник слепил. Хотя ЧТО это за навозник, извольте мне сказать….

— Скажи на милость, — спросил я уплетающую печенье мышь, — а давно здесь поселились динозавры?

— Кто — кто?

— Ну, ящерицы такие большие. С хвостом и пластинами на спине.

— А, ты про флисов. Они то здесь всегда были. А вот лисы появились совсем недавно. До их появления жить было раздолье: никаких врагов вокруг! Одни флисы! А среди них хищников совсем немного!

Я бы сказал иначе, вспоминая, как на моих глазах птеродактиль схомячил зонд. Зонд, конечно, потом вернулся, но все таки….

— А эти самые флисы, давно они тут?

— С самого что ни на есть начала! Флисы были тут всегда! Это песчанки появились относительно недавно — два или три миллиона лет тому назад, а флисы топтали горы с тех самых пор, как остыла магма. Конечно, сами флисы говорят, что и до них что то был, но чего они только не говорят, со своим то маленьким мозгом!

— Да ну, — только и выдохнул я.

— Точно — точно! Мне мама рассказывала! Она конечно, большая шутница, но не до такой же степени. А ей, кажись, рассказывал ее дед, а тому его дед. Или прадед. Короче, года три назад один из наших предков пообщался с одним из флисов не будучи съеденным. И они ему такое рассказали…. Короче, садись, я все тебе расскажу!

— Хорошо… — я сел, и стал слушать заливавшегося мыша, словно тот был самым лучшим рассказчиком на планете. Впрочем, не исключено, что это было правдой.

— Так вот, милостивый мой кормилец, было время, когда на земле жили одни лишь флисы и птицеястребы. А вот людей и прочих животных не было. И до тех пор, пока не появилось первое животное питающееся молоком, ходили флисы, и ели траву, хвощи, папоротники и друг друга. И тогда уже некоторые из них могли говорить хотя говорить им был особо не с кем, разве что друг с другом. А что особого возьмешь с флиса? Они молоко не едят, а кожа их холодная. И шерсть…. Ты когда ни будь видел флиса, покрытого шерстью? Я — нет. Может и были какие то лохматые флисы, но видимо они сразу стали рожать детенышей¸ а не откладывать яйца, а потому флисами называться уже не могут.

Так вот, они рассказывали из уст в уста всякие разные истории, в основном о том, кто как поохотился, какие великие охотники обитают в соседних лесах, а также как спрятаться от землетрясений и извержений той горы, что виднелась невдалеке. Сейчас она уже спит, а тогда это было актуально. Но иногда в их историях встречались интересные, и тогда они становились достоянием общественности.

Итак, о чем это я? Не у каждой мыши найдутся такие истории, какие нашлись у моего прапрадеда, и не всякая песчанка знает, что до того, как появились первые наземные флисы, на планете вообще никого не было. Говорят, первых флисов завезли какие то странные инопланетные существа, и что среди них уже были даже волосатые мыши, одни из первых. Но есть у флисов также такое поверье, что до них на планете жили лишь небольшие скопления странных существ, которые все строили что то и строили, а потом взяли и пропали. Вот до этих то странных существ на планете уж точно никого не было, а в то время, как появились эти существа, они, кстати, были похожи на тебя, то на планете лишь росли папоротники и хвощи, а еще насекомые бегали туда сюда, но ни одного животного, представь?

А еще говорят, что первые горы все сплошь были огнедышащими, и в морях водились лишь мелкие водоросли, и ни одной рыбины. А потом эти странные пришельцы хвать и испарились. А все флисы, которых они завезли с собой, остались жить с нами. Ой, нас же самих тогда не было…

Оставалось только гадать, что же мышь скажет дальше. Нет, рассуждал он конечно здраво, хоть малость и фантастически. А вот логики ему малость не доставало. Малосочетаемо, но иногда бывает. А теперь о главном. Много лет назад на этой планете уже были люди. Это главное.

— А что произошло с теми людьми, что прилетели на эту планету в самом начале? Они прошли вместе с приходом динозавров?

— Флисов? Нет. Они остались. Вот только со временем становились все менее и менее дружелюбными. Говорят, они утратили связь с цивилизацией, что их породила, и остались здесь с нами, на некоторых материках. Одни стали волосатыми, словно мышь, хоть и на двух лапах. Другие остались такими же безволосыми, что и прежде, но вот перестали общаться со своим творением. Хотя это они утверждают, что местные обитатели все сплошь их творение. На самом деле я в это не совсем верю, хотя и остается вероятность, что так оно и есть. И надо признать, что вероятность эта вполне вероятная, хоть безволосые люди и стали совсем неприятные. НУ вот посуди сам — как можно дружить с расой, которая намеренно перестала с тобой общаться? Они даже сейчас не разговаривают с животными: ни с флисами, ни с лисами, ни с Барсуками, ни с мышами, будь они неладны…

— А что по поводу местных обитателей материка?

— Они из местных. Не слушай их, что касается истории, они давно ее утратили. Остались воспоминания лишь среди крупных животных, а те частенько передают ее песчанкам. В общем, захочешь новостей, или архивных воспоминаний, обращайся либо к флисам, либо к мышам. Мы частенько проводим вечера за воспоминаниями о том, что было задолго до нас.

— Странно, — подумал я вслух, — на Земле динозавры давно вымерли. Видно, что на этой планете эволюция пошла схожим путем, что и у нас, но вот то она зародилась искусственно…. Это ты, пожалуй, меня удивил. У нас такого не было.

— А как у вас было? — поинтересовался мышонок.

— Да в общем то как и везде — все шло своим чередом. Только на очень редких планетах удалось стимулировать развитие жизни да так, чтобы потом она стала развиваться самостоятельно. В основном это стало уделом ученых экзобиологов и терраформаторов. А таких мало даже в наши дни. За последние пару сотен лет всего три- четыре планеты считаются искусственно оплодотворенными исключительно благодаря человеку. А вот что касается твой эдакой расы людей… у нас даже среди ученых никто про них не слышал. Как ты думаешь, местные могут хоть немного рассказать об изначальных племенах? А то на Айярле осталось достаточно мало цивилизованных племен. Технологически да, но не культурно. С бластерами, но в доспехах и со вшами.

— Не получится. — зевнул мышонок. — они остались далеко за пределами повествований. Не в обиду будь тебе сказано, но человеческая память довольно коротка. Без бумаги вы выдержите буквально три-четыре столетия. С бумагой тысяч пятнадцать-двадцать лет. Не больше. А вот мы, мыши, можем передавать дословно историю на протяжении истории континентов, если на нас, конечно, не свалится большой небесный камень, что, впрочем, и было всего пару раз от основания биологического мира…

— Какие умные слова…. Сам придумал, или у меня услышал?

— У тебя услышал. Ты много во сне разговариваешь, а я люблю к тебе по ночам приходить и слушать. Много чего интересного можно услышать, если не обращать внимания на твои романтические похождения…

— Это еще какие?

— Давай не будем об этом. Ты ведь не спрашивал меня о моих самках? Вот и я предпочитаю не слушать о чужих самках.

— Не так уж и много их у меня было.

— Достаточно, милостивый человече… по моим меркам, конечно. Штуки три-четыре точно.

— Маленький ты грызун, быть не может, что во сне я тебе рассказал обо всех своих влюбленностях!…

— Вот уж не знаю, обо всех ли, но слушать было интересно… А кто такая Рарджерика?

— Да, была одна странная девушка. Мне она одно время довольно сильно нравилась, даже хотел женится на ней.

— То есть, оставить с ней приплод?

— Ну, если по мышиному, то да.

Надо признать, что беседа с мышем меня здорово увлекла. Что ж, по моим меркам я давно уже находился вне общества, теперь оставалось не так уж и много времени до возвращения на родину, но все таки было приятно хоть таким вот фантастическим образом почесать языком. Хотя, судя по всему, фантастическим он являлся для меня. Мышонок чувствовал себя вполне в своей тарелке.

— Извини, мне надо снять показания с зондов, сказал я, когда крылатые аппараты наконец то прибыли с воздуха.

— Милости прошу, — отозвался мышонок, — только отломи ка мне еще того своего печенья!

— Запросто.

Пока тот продолжил уплетать за обе щеки печенье, я стал разбирать показания зонда, с одновременной прокруткой в голове того, что сказал мне мышь. Эволюция, начатая человеком… Надо же, выходит я на синтетической планете! Но в самом то деле, как эти первопроходцы отважились развивать жизнь на планете, где так сложно ориентироваться по местных признакам? Я бы не смог прожить на такой планете и десяти лет, а уж эти местные…. Странно только, что они совсем не стремятся улетать на другие планеты. Нет, конечно, звездолеты здесь совсем уж редкость, но раз в три-четыре года какой то искатель приключений да и заглянет сюда. А основной его заинтересуют драгоценные металлы и камни, но иногда местные в Айярле торгуют и весьма интересными для торговцев дорогими шкурами животных. Но… флисов, то есть, динозавров, среди них точно не было.

Писк приборов показали, что они готовы для следующего запуска. Я вышел из палатки, заправил топливные баки обоих зондов и отравил их в дальний полет, насколько хватало навигатора. Благо горы довольно сложные для изучения, так что материалов для исследования с наземной техники вполне хватало. То есть, с воздушной, наземная это уж буры…. О буры! Надо бы и их проверить. За этими беседами с животным миром я совсем забыл, что надо проверять и бурильные установки!

…На это ушло немного времени. Но когда я пришел обратно в лагерь, мышонка уже не было. Мне стало несколько жаль, что мы прервали столь интересный для меня разговор, но делать было нечего, кроме того, эйфория от пыльцы стала стихать и я понял, что могу наконец снова лечь спать. На пике ощущений это было очень непросто.

Я снова спал на ходу. Пора было заканчивать свое злоключение с зондами и отправляться домой, в нормальный мир, где правят люди, а не флисы. Мне было тут скучно до одури, настроение менялось каждый день, как у какой то чокнутой истерички, которой стало скучно жить. Пыльца. Надо было возвращаться. Срочно. Или я тут одурею с этой пыльцой. И да, шевелящиеся ястребы это конечно круто, но да… животный мир было нереально тупо исследовать по рассказам лишь одного мышонка. Надо исследовать весь мир. А за один раз это сделать невозможно. Надо еще собирать фольклоры. Увы, это невозможно. Население стало слишком диким, словно ты впервые на этой планете, и экзопланеты тебе неведомы.

Где то там наверху, на орбите витал мой корабль. Спейс — шаттл остался на пристани, а самое убойное было в том, что черта с два разберешься, в какой это сейчас стороне. Где то на Севере. Скорее уж на Северо — Западе. Там было тепло и тихо, а здесь туманы по пути заслоняют твой разум.

В следующий миг я вспомнил про подарок шкипера. Хрустальный шар с единственной песчинкой внутри, которая плавала, согласуясь с эмпатической связью владельца. Вот только надо было опробовать ее раньше….

Я достал этот шарик размером с кулак и уставился на песчинку. Она заколебалась в центре и стала вибрировать, указывая то вверх, то вниз. Теперь надо подумать о чем то серьезном. Я подумал о мышонке, и она указала влево. Так, телесканер, значит.

Потом я подумал о шаттле. Я знал, что он стоял на заброшенном космодроме где то за океаном, но это будет серьезное испытание для песчинки, если она просканирует всю планету. Или это основная оболочка так на нее действует? Хрустальный шар. Когда то им баловались маги, то теперь — только путепроводцы.

Песчинка вновь заколебалась и стала подниматься кверху по сужающейся спирали. Пока не затормозила в считанных миллиметрах от хрустального корпуса. Потом в глазах заструились слезы, и я понял, что вокруг поднялась пылевая завеса. Молча выругавшись, я спрятал шар в нагрудной карман и пошел к палатке. Мышонка не было. Я спал на ходу. Очень резкий туман, и все те же свинцовые облака на горизонте, как там, на шхуне, когда мы плыли в этот дикий, неизведанный мир. И пыль.

Дышать становилось все труднее и труднее. Мышь скрылась за горизонтом. Единственный здравый друг, которого я нашел на этой планете. Скоро улетать. Интересно, как она отреагирует на предложение полетать между звезд? Или она испугается невесомости? Главное, чтобы ей это понравилось. И мышах. Такого прожорливого компаньона у меня еще не было. Надо будет разжиться еще галетами, тогда мышь точно согласится. Она на них подсела.

«Кто ты? Мальчик или девочка?»

— Ты мальчик, — сказала она снизу. — А я тот еще мальчик. Скоро будут дети. А у тебя их еще нет. Так кто из нас моложе?

— Хочешь полетать между звезд? Я хочу тебя побаловать галетами в невесомости.

— На галеты я согласен. — подумав, кивнул головой мышонок. — а вот кто такая невесомость, я не совсем понимаю.

— Это когда у тебя хвост ничего не весит.

Тот задумался.

— Я согласен. — задумчиво произнес мышь. — Теперь о главном, — его усы растопорщились и он сделал ножку. — ты меня снова накормишь, или все таки дослушаешь до конца?

— Можно совместить и то и то. — и я положил перед ним самую хрустящую галету, которую незадолго до этого собирался съесть сам, но уже с бульоном.

Он задумчиво похрустел галетой, но съев пару крошек и отошел в сторонку.

— Что случилось?

— Мою подругу съели.

— Ты уверен? Может, просто заблудилась?

— Лисы!!! — и тот заревел навзрыд.

— Давай тебя заберем в приличное место. Дети остались?

— Нет… она не успела их выносить. Мы только познакомились, но уже собирались оставить потомство. Если бы ты видел наш дом. Он тихий и сухой, уложенный листьями и пеплом вулкана. Там была нежная любовь…. И новые крысы по соседству.

— Ужас… — только и произнес я в ответ. И мы оба замолчали. Тот начал молча есть галету, запивая свои слезы молоком из блюдца, а я задумчиво жевал бутербродное печенье с коричневым напитком, полным питательных веществ, и думал лишь о том, как скоротечна жизнь, и падки мыши на любовь.

Тот наелся и, нахохлившись, замер над блюдцем.

«Наверное, о чем то задумался… или просто заснул»

Тот поперхнулся и посмотрел самым серьезным взглядом, который я когда либо видел.

— Мне тоскливо, — пояснил тот тихо и продолжил смотреть на оставшееся молоко в блюдце. Я ему только мог позавидовать. Свою подругу я ненавидел, но за что, уже не мог припомнить. Но у него была своя цель в жизни, удачливые крысы по соседству, и флисы в друзьях. Но свою подругу он не мог забыть, а я не мог вспомнить свою. Все заслонила та теорема добра и зла, что мы решали вместе.

— Познакомь — ка меня с одним из флисов? — постарался я его отвлечь от тягостных раздумий.

— С кем именно? — встревожился мышонок.

— Да с тем самым, который разговаривал с твоим пра-прадедом. Мне он кажется интересным.

Тот встрепенулся:

— Конечно, я тебя с ним познакомлю!!! — закричал он. — Он совсем уже старый, ему пять лет, но он очень жизнерадостный. Тебе понравится. Они огромные и свирепые хищники, но к мышам они добрые.

С этими словами он подскочил, и побежал к выходу. У выхода он повернулся и посмотрел на меня с укоризной:

— А зачем тебе флис? Я сам умнее. Он какой большой, а у меня еще больше ум, но ты умнее.

— Чем?

— Сам знаешь чем, — насупился тот. — ты меня успокоил. Не было никакой подруги. Была жена. А я ее обидел. И ее съели, когда она пошла погулять вечером. Знаешь, я никак не могу себе простить этого. Я ее обидел…

— Пошли к флису, — твердо произнес я и направился к выходу. Тот пошевелил усами и пошел на выход.

Шли мы довольно быстро. Впрочем, для песчанки это была обычная скорость перемещения, но я с трудом за ним поспевал. Буря уже давно стихла, и лишь пыль на листве и ветках деревьев указывала на то, что здесь прошел столб пыли. Пылевая буря… простая и спокойная, как на Марсе. Лишь пылевое облако на горизонте указывало на то, что мы избавились от не такого уж и прекрасного врага.

Забавно будет познакомится с флисом. Явно друг семьи. Это будет полезно и мне и мыши. Он хоть отвлечется, забудет свою потерю. Он страдал, это было явно видно. Мало какая мышь может так перетерпеть потерю супруга. Вообще, я о мышах мало что знал… и да… сколько ж мышонку лет, если он помнит своего прапрадедушку?

— Слышь, приятель, не торопись так, — задыхаясь от неимоверных усилий (было довольно пыльно) и от того, что ворот мне сдавил шею.

Тот послушался и слегка сбавил шаг. Теперь я мог за ним поспеть. Вот так мы и шли к флису.

— Да, кстати, — продолжил я беседу с задыхающимся от жары мышонком, — как выглядит твой приятель?

— Не мой, а семьи. С ним еще мой прадед водил дружбу. А со мной он не очень любит общаться… считает не слишком умным. Точнее, говорит, что мне еще слишком мало ночей, чтобы я так с ним разговаривал.

— А сколько тебе?

— Три месяца.

— Это немного…

— Я уже семью завел, а ты нет, — окрысился тот и продолжил свой безумный бег по ухабам зеленоватой почвы, покрытой мхом и травами, в которой барахтались лягушки, жуки и некоторые другие мелкие насекомые. Только камешков не было. Одни сугробы мрачной почвы, которая подвергалась десятилетиями то эрозии, но намывами, то просто неприличным количеством отложений, которые, как мне представлялись, были приличными только в девонском периоде.

— Неужели ты считаешь меня настолько юным или старым? — спросил я его в ответ. Тот ничего не ответил, только промычал нечто невразумительное и пошел дальше, но уже умеренным (как для мыши) шагом.

— Я знаю, что тебе много лет. Но не настолько ты умен, если якшаешься со мной после моего траура, не поздравив меня с приобретением семейства.

— Ты мне ничего не говорил, что завел семью. О флисах да, мы разговаривали, а о женах — почти не успели.

— Мою то съели, а твоя то что? Умерла при родах?

— Нет, просто вышвырнула из дома, когда я сделал предложение.

— А ты не мог ее просто оплодотворить в то время, пока она не знала, что ты ей будешь делать предложение?

Я поперхнулся.

— У нас за это в зиндан посадить могут.

— Что это?

— Это очень странная глубокая нора-яма, в которую садят преступников перед казнью.

— О, моя любимая норка так же выглядит. Ты не поверишь, там так уютно… я только натаскал туда коготков флиса.

— А он не был против?

— Это был другой флис, он только от них избавился.

— Тогда нет вопросов. Но зачем тебе была нора, тебе же всего лишь три месяца?

— Это уже самый приличный возраст, чтобы завести подругу. Но для этого надо было иметь приличное гнездо. Мы встретились уже давно, целых две недели назад.

Я тут только и задумался о том странном равновесии, различии потока дней жизни человека и мыши. Мне было уже много мышиных поколений, а ему стукнуло всего три месяца, а он уже со спокойной совестью завел себе норку и мышку. А я? Только-только диплом получил. И сразу в экспедицию. Сам. Без подвоха.

— Мышь, ты куда пропал? — окликнул я то мелкое создание, которое умчалось куда свет глядит. Ответа не было. Я приостановился. Перевел дыхание. И стал его звать дальше. Спустя пару минут я услышал ноты сомнения в его писке.

— Ты сам куда пропал? Я тебя звал-звал, а ты не отвечал. — и умные мелкие глаза — бусинки уставились мне прямо в глаза и не мигали. Только усы с негодованием шевелились.

Я только цокнул языком и мы поспешили вместе дальше. Сложно было не спускать с него глаз, пока он взбирался на одну кочку, потом перепрыгивал на другую и отрывался, словно в последний раз перед свадьбой. На самом деле было все проще. Мы спешили к другу, который бы утешил бы его больше, чем кто либо иной.

Скоро он замедлил шаг и я остановился. Тот тоже замер и обернулся. В его Взгляде читалась укоризна.

— Ты хоть понимаешь, как медленно мы идем? — сурово спросил он.

— Вот будет тебе столько лет, сколько мне, будешь говорить иначе.

— Ты уже старый?

— Нет, мне всего двадцать семь лет.

— Я уже старый песчан, а ты?

— Молодой человек.

— Ой — ёй…

— Что ой-ёй?… — полюбопытствовал я.

— Ты ненадежный человек.

— Почему?

— Ты не оставил приплод, судя по твоим меркам. Если бы ты завел себе подругу, как я, то ты был бы спокойней и не гнал бы меня к флису.

— Ты уверен? Мне не нужен флис.

— Так что, пошли обратно?

— Далека от него?

— Нет, всего пару дней.

— О боги… надо было поехать на вездеходе.

— А, это та самая штучка, на которой ты прилетел в долину?

— Нет, это тот самый вездеход, на котором я добирался до гор.

— Это одно и то же.

Я только вздохнул и остановился. Надо было передохнуть. Мышь заметил мое молчание и с изумлением обернулся.

— Ты что, УСТАЛ? — усы негодующе шелохнулись и он уставился на мои ноги, которые словно вирировали от усталости. Я только подумал о том, что не пристало неопытному ученому бегать по скалам и горам, чтобы добраться до какого то флиса, но… я понял, что помимо ума и сообразительности в естествознании надо было стараться хоть немного заниматься в спортзале.

— Нет-нет… но я не думал, что мы будем три дня бежать по таким вот ухабам. Может вернемся и полетим на моем самокате?

— А меня прокатишь? Да что ты? Я уже сам запыхался… усы устали шевелится. А лапы видишь? — он снова сделал ножку. — уже судороги хватают.

— Тогда возвращаемся.

Я наклонился к нему, он сразу понял в чем дело, подбежал ко мне, и я, подержав его в ладони, аккуратно засунул в карман. И мы пошли дальше, но уже в обратную сторону, к лагерю. Он время от времени давал указания по следам, в которых я ничего не понимал.

«Тонкий у него нюх», подумалось мне мимоходом. Я упрел полностью, пытаясь понять, куда он вообще смотрит, высовываясь из кармана. По моему, он просто высовывался, чтобы подышать свежим воздухом. Лес ему был приятней, чем карман, но он все таки отдыхал, а я шел из последних сил. Я устал, потому что не привык бегать по горам и лесам. Мне компьютер в зале вычислительного центра был приятней. Хоть я и надоел ему, но он был моим помощником. Компьютер. Просто калькулятор, зато с ним можно было выстроить аморально тесную связь.

И мыши. Обычно на них ставили поведенческие эксперименты, но я с ними был согласен. Они были умней чем люди. Проще и наивней. И быстрей решали задачи. И вот, теперь флис смотрит на меня голодными глазами и смотрит. И зачем? Думает, что голодный? Захочет ли он съесть меня? Маленькие это могут, а вот больные не хотят. «Больная была мышонка», подумал я и направился к лагерю.

Там было темно. Депрессия у мыши? Да запросто. Они просто умеют любить. Любят один раз в своей Жизни? Нет не любят. Обижают. Дают им холку, и они обожают тебя, когда ты просто дал им свое семью и их семья стала твоею.

Нет вымысла в этих книгах, подумал я, и направился к ему. К Флису. Я понял, где я живу. На планете, полной монстров и чудовищ. Одни из них люди, которые вечно с ними воевали. Охотились и убивали. И вроде бы все неплохо, только зачем? Вы же создали их, этих демонов в человеческом обличье, которые управляют вами…

Бедный Торн Аббаси, подумал я и ушел из лагеря, слегка матерясь, понимая, что нет Флиса на самом деле. Есть маленький мышонок, ему три года, и он является ему дедом. И сколько он живет? Да намного больше, чем обычно. Живет красивой умной жизнью, и осознает, что ему осталось недолго, пыхает трубкой, наверное, и матерится, что осталось недолго, а дети то уже все разошлись по домам. А Флис? Старый и мудрый…

Детеныш спал… И зачем? Зачем ему флис? Наверное, какое то странное животное. Мне он представлялся теплым ли пушистым, как сама мышь, но огромным, как ящер. И добрым. Он никогда не ел млекопитающих, одних только животных морского типа, ну, например, дельфинов. Это сложно, но бывает. Но морской брахиозавр…. Это очень странное животное. Любит детей и зверей, и сьесть их регулярно. Мышь. Просто мышь. И что она делает с брахиозавром?

…Так я потихоньку завел ядерный двигатель вездехода. Он мощный и удобный, но попробуй его завести правильно. Это непросто. И что? Заводится на раз, а потом полыхает огнем ли бежит как лошадь. Но воздушная. Ядерно-воздушная магнитная подушка. И так каждый раз. Заводишь и едешь. И трясешь от страха, пытаясь справится с незнакомым монстром. И что? Доезжаешь вовремя? А судно то стоит на причале и ждет тебя. И капитан радуется: будет много денег. Да я и не против: дам ему парочку алмазов, которые накопал во время ошибочного бурения, и тот будет счастлив, богат и обеспечен внимание сестер и братьев И у него больная семья, у этого врача, который посоветовал цианистый кобальт для развлечения. Метал? Да. Наркотик? Да. Ассу я дал именно не его, а лекарство помощнее. Заживляет одновременно с лечением мозгов. Нервная система. Старая система анализатора работает эффективней, чем новая.

И новая схема лечения, чтобы в том, чтобы заключить мир с переговорщиками? Да ни за что. Выселяем людей, и деремся за животных. Мышь меня убедила. Только это старая мышь. Ей не может быть три месяца… наверное, полгода…

Так я ехал целый день. Капал ненавязчиво дождь, и дворники справлялись на ура со своим добрым делом. Фары просвечивали влагу и терпеливо показывали мне путь. Я знал куда ехать. К месту предыдущей стоянки. Это всего лишь полчаса быстрой езды. Мы бы туда добежали за месяц, потому что я бы точно свихнулся бы, бежа за неуловимой мышью.

Я так ехал еще полчаса. Мышь спала в кармане, тихонько изнывая от жажды. В реакторе было темно и странно. Он сиял розовым цветом, и полыхал огнем радости, когда сжирал унцию за унцией тяжелого ядерного топлива. Мощь невообразимая. Пятнадцать килотонн в час. Это немного, если судить по современным меркам. Все сжирает навигационная техника, устройство которой я силюсь понять. И стекло. Везде сапфировые стекла и бронированная техника. Молниеносный компьютер и яростный жар внутри котла, который перерабатывает остатки цианоколабомина из моей крови. Только так я мог работать: на полный износ тела. Много растяжек, много мускулов и худое тело. Много сценического тела, и зачем? Зачем исследователю тело? Чтобы покорить жену? «Вот флис, он добрый», говорит мышь, «и надо к нему идти». подумал я, и направился к нему тотчас же.

Я с размаху налетел на корягу. Машину подбросило, и мышонок проснулся.

«Сколько тебе времени», — подумал он, и заснул обратно. «Странно», подумал я. «Надо будет повторить это». И нажал на тормоз, и отъехал назад. Магнитная буря. Много изоляций. Странная планета. Поэтому они и расселились по все Земле, эти животные в виде людей, которые матерились, гуляли и спали друг с другом. И зачем? Одни что, хотели любить? Нет, просто сношатся. А мышь?

Так мы и ехали к глицину, то есть тьфу, к Филусу. Флису. Вечно забываю его имя. А сначала я думал, что это просто модель животного. Отряд хордовые, млекопитающие, но похожи на ящеров. И что? Странное животное, да? Питается одной рыбой, значит небольшое. Даже маленькое, но…

Мышь проснулась.

«Куда ты едешь?» — подумала она и уснула снова. Бока вздымались от истощения. Все тяжелее и тяжелее. Он спал, и ему снились странные сны. Раздался тоненький писк и он уснул окончательно. Я обеспокоенно вынул его из кармана брюк, осмотрел его внимательно и пересмотрел его ранки. Лапки были битые и измученные. Усы вздымались тяжело и свирепо. Тот спал, а я управлял маньяком в виде вездехода. Тогда я положил его в карман куртки, которая висела на спинке штурманского кресла. И зациклил автопилот на полный цикл управления.

Откинувшись на спинку кресла пилота я закурил. Это было резковато с моей стороны, но это требовалось для полной сосредоточенности. Стимуляторы кончились, а синтезатор опять вышел из строя. Надо было его чинить. Старая техника, но работала на износ, расщепляя плитки питательных веществ и перефразируя в то, что нужно в данный момент. Плитки было готовить трудно, они стоили дорого, но я умел это делать сам.

«С капитаном договоримся отдельно», подумал я и начал все сначала. Нажал на гашетку рычага управления и выжал полную скорость. Дождь участился и скорость замедлился. Реактор запылал. Радиационная защита была отличной, но терпеть ее было невозможно. Один скутер и тот чего стоил.

Скоро мы приехали. Прошло двадцать минут напряженного управления по одним приборам. Дождь кончился, но грязь была неимоверной. Километров двести в час, вот наша примерная скорость. Но почему так медленно? Неужели я не следил за скоростью в предыдущий раз?… Хватит ли нам топлива на обратный путь? Там я шел напрямик, но медленно, а тут смирился и полез наотмашь, прожигая почву под вездеходом. Так было быстрее, но надо было молниеносно выбирать маршрут.

И что? Мы доехали… Бежали бы месяц. Я просто тогда не подумал об этом. Пробежали три километра, и вернулись обратно. А там остались вышки. И много чего еще. «Звери растерзают», подумал я, и затормозил окончательно.

Установив пульт вышки связи, я позвонил на компьютер. Тот ответил мне моментально, что было неудивительно. Вышка работала супер, остальное просто ужасно. И теперь что? Надо было двигаться дальше, дальше к Флису, и утешать мышь. Может, он останется с ним, и поможет ему расти эмоционально. Старейшее животное, и так заботится о мыши? Наверное, старый друг семьи, впрочем, как он и говорил однажды.

Вышедши из вездехода, я достал мирно спящую мышь и осмотрел ее. Ранки ушли, хвостик нормальный. «Все отлично», подумал я, и пошел обратно. Там был закопан маячок. Он работал странно. То вспыхивал, то гас снова. Это было неправильно. Подредактировав планету, можно было бы исправить все недостатки манипуляции пространством вокруг него. Конечно же вокруг маячка вокруг планеты не поставишь, но имело бы смысл…

Мышь проснулась окончательно. «Куда ты меня несешь?» подумала она сонно и снова отрубилась.

«Туда…»

«Куда туда?»

«К Флису…»

«Он странный стал. Постоянно боится чего то и ждет нашествия людей. Так было всегда, — говорил он и вечно матерился, пытаясь понять, что такое бизнес и любовь людей. И почему они любят нас?.. Любят нашу шкурку и все».

И она проснулась окончательно. Почему она? Да очень просто. Пока я осматривал ее, то нашел одну странную особенность. Она была малышкой, причем очень маленькой. У мышек так бывает частенько. То флисы их съедают, то хвост отваливается… И все, нету семьи. А это была девочкой, а не мальчиком. Причем совсем малышкой. А та?.. Ее подруга? Постоянно ссорятся, заводят семью и разваливаются, не вполне понимая, кто там из них толком то кто. Кто мальчишка, кто девочка.. они еще маленькие в таком возрасте и путаются, можно ли из них делать семью или нет. А Флис? Насколько он сам то большой? Вдруг он меня самого то запросто съесть может съесть?

И так я пошел по запаху, выискивая норку Склиффа, как я мысленно дал имя своему мохнатому другу. А тот спал, и мысленно подавал мне картины, куда идти. Это было просто, но пыльца иссякала и было неохотно думать, что же делать дальше.

«Жуй меня», сказала она и встрепенулась.

«Ты уверен?», спросило она меня, моментально выскочила она из кармана и убежав, куда глаза глядят.

Я остановился. «Теперь иди за мной», скомандовала она, и пошел следом, по запаху мышиного хвоста. «Обостренный нюх», подумал я и послушно пошел за ней. А там было странно, пахло пометом и мухами. «Омерзительно пахнет», подумал я, и мышь скомандовала мне замолчать. «Мы таки нашли Флиса».

Я был недоволен. Нет тут никаких флисов…

«Да вот же он». И молча направилась куда то в куст. Там был старый старый ящер укромных размеров. Всего размером с собаку, но прямоходящий. Старая дубовая шкура прикрывала истощенные кости, а запах стоял такой, что мигом захотелось убежать.

«Поэтому его никто и не ест». Довольно хихикнула мышь и пошла с ним здороваться.

— Привет, ребенок, — сказал он ей, и молча указал на место рядом с ним. Та моментально села, и тот цыкнул ей: молчи. Почему «она»? Это он и хватит вопросов. И цыкнул на меня снова: «Не думай, что это он, это действительно девочка, но я охранял ее веками от мыслей о том, что она мальчик. Говорил, что она мальчишка и все. И та влюбилась в мальчика. А я ей сказал, что этот мышонок будет ей достойным отцом и матерью. Ему было всего девять месяцев, а ей ТРИ.»

«Так что молчи, ребенок,» сказал он ей, и стал смотреть на меня внимательно.

— Чего пришли? — спросил он внимательно и посмотрел на меня таким странным внимательным взглядом, что он и я задохнулись от гнева. «И зачем», подумал он суровее. «ты меня любишь?»

«Как я могу вас любить, если я вас впервые вижу?»

«Все любят мою шкурку в основном».

«Она конечно хороша…»

«Молчать», сказала мышь, и заткнулась от его свирепого свиста. «Он добрый», сказала она и замолчала. Тот и на нее цыкнул.

«Для тебя я добрый, а вот его, — кивнул он в сторону меня, — я хочу узнать получше».

— Кто ты? — спросил он серьезно, смотря на меня сверху вниз.

— Я это я, — ответил я ему, и указал вниз. — Мне двадцать семь тысяч лет. А тебе сколько, Флис?

— Двадцать восемь…. — откинул он лапы и вытянул хвост. — только миллионов!

И я отошел в недоумении.

— Это что, тебе было? — странно улыбнувшись сказал наивный Флис, которому было только двадцать семь миллиардов месяцев. Он молодился и только. Но зачем? Не было такого флиса, который бы молодился и все. Они еще и старились и не только. И не умели врать, только выдумывали. И зачем?

«Есть такое понятие, как молодость». Подумал я стал думать ему в ответ. «ты меня слышишь?»

— Конечно нет, — сказал он мне в ответ. — Я тебя думаю, и не только. А ты меня думаешь?

— Конечно же нет. Думайте сами, — вежливо и спесиво (на всякий случай) поправился я.

Мышь заплакала. «Я мальчик!» завопила она. А она была моя бывшая подружка, с которой я играла в песочек. Знаешь, какой он веселый! Он сыпется, и забивается он тебе в уши или нет, тебе все равно хорошо.

— Тогда ты девочка! — сказал я ей, и улыбнулся. — ты девочка! Причем да, песчанка. Как тебя зовут, например?

— На вашем языке его не так сложно произнести, но я все равно не знаю как..

— И зря. Теперь слушайте. Что произошло на планете такого, что вы вечно ссоритесь слюдьми, или что то не так в экологии планеты?

— Почему нет? — сладко улыбнулся Флис и показал свои оранжевые острые зубы. И он потянулся во второй раз. Как во Льюисе Кэрроле честное слово. Только там был Чеширский Кот.

— Не матерись, — сказал он, и заткнулся основательно.

Я даже немного обиделся. Зря он так сказал. «Это наш писатель»

— КТО? — удивленно прошепелявил тот.

— Я. И точка. Ты Флис. Теперь рассказывай истории.

— Флисы так всегда делают, — ответил он молчаливо прищурив глаза, и стал рассказывать одну сказку за другой. А я стоял сзади за мышонком и думал о том, что нет ничего святого под солнцем. А тот думал за меня, и рассказывал истории, по сути, мне, а не мыше. И я сидел под деревом напротив него и делал заметки. Он понимал зачем, и не сопротивлялся. Но одно слово, «Докторская диссертация» его полностью вывела из себя. И он засмеялся.

— Ты слышал, — сказал он мыше. — Он пишет докторскую! А ты, — спросил он у мыши. Ты можешь написать докторскую?

— Скоро да… — прошелестела мышка и усомнилась в содеянном. — Разве так?

— Стремись к этому, — сказал Флис и тщательно замаскировал свои мысли под размышления о вечном.

— И зачем? — отреагировала она спокойно.

— Чтобы быть умной на вид. — он обычный студент, вечно слушается меня и делает то, что я ему скажу. И зачем? Чтобы написать докторскую… хоть смысл есть рассказывать. Я стану известным? — спросил он вдруг меня.

— Конечно нет, мы оба станем известными.

— Ты и так известен. Тебя Флис знает. — Отмахнулся он лапой и задумался о предстоящем сражении с поселенцами.

«И зачем?» — подумал я.

«Тебе ли не знать?», — ответил он так же мысленно, как и я его спросил. «Мышей ловят, своими котятами. Потом… вылавливают всю рыбу сетями, и мне попросту нечего есть. Поэтому я их кусаю и убегаю. Чтобы они меня не словили. Поэтому они старые, а я старее».

«Неплохо», подумала мышь, и замолчала. «И зачем», подумала она в ответ. «И зачем», подумал я ответ ей, и мы оба рассмеялись. А Флис насупился и посерьезнел.

— Ты не такой, — прошепелявил он. — ты добрый. Собираешь защищать кандидатскую. А теперь скажи, сколько нам лет?

— Сколько и зим.

И он рассмеялся счастливо своим полубеззубым ртом. У складок не было зубов. Это особенность млекопитающих, подумал я, и все.

— А та была малышкой. Ей было всего восемь месяцев.

— Он врет! — возопила мышь. — Она совсем молоденькая была, когда ее сожрали. Всего…

— Восемь месяцев. — продолжил он и хрипло захохотал.

Она устроилась поудобнее. И стала рассказывать сказки сама, что нас вполне устраивало. Мы хохотали так два дня подряд, пока она не выдохлась, и стала сама слушать сказки.

— Сделай ее женщиной, наконец, — возопил Флис от горя. — Ты же знаешь, что иначе она умер, как обычная мышь! Теперь знай. Я умный доктор медицины, и знаю, как спасать твою жизнь от того, что ты с нами вообще якшаешься. Ей всего двести лет будет, а тебе пятнадцать миллионов, когда Бог тебя покарает, если ты не спасешь ее жизнь маленькую.

Та хлюпнула.

— Я вечная.

— Почти, — прошелестел тот.

И мы засмеялись все втроем. Было странновато и немного не по себе, когда я понял, что аппаратура на корабле нас внимательно слушает. Датчики. Компьютер скоординировался и нашел, впервые за всю экспедицию, все точки координат. Теперь он был загружен на всю катушку.

— Кто это такой? — съязвил Флис, внимательно посмотрев на меня своими умными и проницательными глазами.

— Мой друг. — отрезал я, и тот расхохотался утробным басов, когда понял, что это такое.

— Друг?

— Друг.

— Ты уматов, — сказал и засипел предательским тембром.

— А ну себя веди неправильно! — сказал он мыше, и та подбежала, куснула меня слегка за щиколотку и совсем убежала в сторону.

— И это неправильно? — усомнился я. — Это вообще неправильно.

— У тебя жена есть, а она молоденькая.

— Нет у меня жены.

— Будет тебе три жены. И я буду тебе отцом. А ее не трогай. Она маленькая для тебя. Друг. — и он ушел в сторону.

«Он тебе будет другом», — подумал я ему в след.

— К-т-о? — раздалось из кустов.

— Мой папа.

— Тогда летим вместе. — сказа Флис и ушел немного дальше. Там он побурчал немного, и я отправился спасть. Мне было легко, приятно и комфортно. Скоро улетать. И я вернулся на вездеход.

Всю ночь шел сырой дождь. Утром я вернулся к Флису, но там никого не было. Прождав пару часов, я не дождался их обоих и устроился отдыхать под пнем, рядом с которым было сваленное дерево. Пели птицы. Иногда пробегали маленькие животные. Всем было хорошо, и пока никаких признаков землетрясения. Странно… куда они убегали раньше?

Наутро пришел Флис и попросил меня остаться подольше. Он сказал, что его (мыша) девушка умерла, и теперь ему предстоит ему сознаться в том, что это был мальчик, а не девочка. «Он дружил с мальчиком», — сказал Флис, задумчиво посмотрев куда то вдаль. Теперь ей надо развеяться. Забери ее с собой на планету, а там посмотрим, будь что будет…

— Давайте и вы вместе с нами?

— Давай, — неохотно согласился то и пошел дрыхнуть под камень.

Теперь я задумался о клетке. Было бы весело поселить их под один камень вроде этого, под которым он спит. Тот сразу приподнял веко, сурово посмотрел на меня, и пошел к кусту, возле которого мы сидели раньше.

— Нет, — сказал он, — это куст мне нравится больше!

— Хорошо, выкапываем куст, и переносим его на корабль, там будет ему неплохо.

— Не сейчас, — просипел тот и поперхнулся от хохота. — Было бы неплохо его окутать землей. Там будет весело, там, на вашей этой планете. Но меня туда не берите. Уж куда ни будь поближе, к этой вашей Земле. Говорите, что там еще есть Луна? Давайте уж лучше на Луну. Будет весело там попрыгать, наконец… так давно не прыгал…

Я ответил согласием, и мы повернулись в разные стороны.

— Она пошла общаться с семьей. Скоро ее с ними не будет, и ей надо попрощаться, потому что она летит с вами, а не со мной. Летели бы со мной, летели бы сразу, у меня там, — и он кивнул в сторону города, — стоит корабль, которым управлять невозможно. Он стоит там уже тысячи полторы — два года, и уже никуда не годится, но, по крайней мере, там будет весело взять запчасти на этот ваш вездехода и спокойно переплыть море на всех парах, не дожидаясь этого вашего парусника. Это будет вам стоить три пакета корма.

— Какого? — спросил я вежливо, надевая на себя очки, и собираясь записывать дату вылета. Это будет намного удобней.

— Вашего, естественно, — презрительно хмыкнул Флис, и стал перебирать лапами, направляясь дальше в лес.

Я пошел за лопатой и попутно нашел ягоды странно цвета. Не то синий, не то зеленый… «И нельзя есть», — коротко пискнула мышь и пошла дальше. «Та самая?..», — «Нет», отрезала она и ушмыгнула вниз по склону.

— Это был мой папа, — сказала моя мышонка снизу. — он такое, не любит, — сказала она через некоторое время.

Я взял ее за пазуху и мы пошли дальше.

— Какое ты молоко хочешь?

— Маленькое, но большое, желательно из блюдечка. И больше никаких конфет, и уж тем более тем опостылевших печений, которые мне надоели. Я понимаю, что вкуснее все равно ничего нет, но у тебя были конфеты, я съела однажды пару монеток и у меня легкое недоумение, когда у меня утром разболелся живот. Это было впервые у меня в жизни, чтобы у меня так болел живот.

— А ты не ешь больше конфеты. И вообще, где ты взяла их?

— У тебя в рюкзаке. Там была большая больная коробочка, которая вечно спрашивала у меня о чем то, и стала весело… потом я взяла, откусила немного коробочки, и оттуда выпала конфетка. Она была вкусная, но немного горчила. Теперь мне весело.

— И давно ты это сделала? — спросил я как можно суровее.

— Сегодня ночью, пока ты спал. — весело пискнула она и высунула мордашку из за воротника. Теперь она весело и оживленно смотрела на мир, и я ошеломленно подумал, что это был какой то странный препарат, меняющий сознание в ходе побочных действий. У нее были очень горячие лапы. Совсем немного выше нормы, но и этого бы хватило, чтобы у нее спеклась кровь в венах.

— Сомнем немного, — маловнятно повторила она, уже заплетающимся от усталости язычком. — Они были горькие и очень вкусные. Я бегала всю ночь, провела дискуссионные беседы со всеми нашими соседями в округе, даже с флисами, которых я не знаю, и они все сказали одно и то же: «Улетай малышка, ты нам больше не нужна»… это было весело. Очень… — у нее подковались лапы, и она моментально выключилась. Я обеспокоенно достал ее и понюхал. Ну да, МДМА и стимуляторы, как я понял. Древняя штука, но очень мощная. «Совсем немного, да? Да она слопала наверное полпачки… и где мне взять антидот, чтобы привести ее в чувство, чтобы накормить ее сильнее и протрезвить ее к рассвету. Стыдно ее будет показывать флису с таким рассветным отходняком, который у нее назревает».

Так она и проспала полночи, а потом прыгала по всей каюте, пытаясь найти конфеты с новым вкусом. Я ей дал лимонный леденец, она его отвергла, и что дальше? Перегрызла провода усилителя напряжения, от чего у нее мигом побелели зубы, и начала прыгать по моей койке, пытаясь найти мою голову и устроится на ней поудобней.

…Флис пришел рано. Куст был готов к пересадке, я его неспеша выкопал и переправил на вездеход. Мы все втроем были готовы к путешествию. Он был слегка разочарованной своей разбитой вусмерть любимицей, которую мучили одни за другим приходы и отходняки, но мы оба пришли к выводу, что она просто чрезмерно эмоциональна, и потому надо просто не просто обращать внимание, а полностью и безоговорочно поместить ее в клеточку, где она будет сидеть и тихо мирно грызть провода, которых уже запасла недельку другую назад, шастая по кораблю. Еще минуту подумав, мы заменили их на ветки деревьев.

Так мы и ходили целый день по каюте, собирая остатки проводов и направляя их кончики в нужно место, обнуляя счетчики и с трудом справляясь с жаждой мыши.

— .. Все животные у нас разумные, конечно, но с малой долей придури в глазах. — продолжал он свою тему. Эта малышка не знает, что я старый и трухлявый. Но я то буду жить еще много и много лет, а потом ее съест флис помоложе меня, и что я буду дальше делать без нее? Ее папа отправит меня в изгнание и больше не будет без нее со мной общаться и теперь что? Так и будет… я улетаю, мне эта планета надоела. На Луну хочу, хочу снова попрыгать по скалам за мушками и ловить рыбу так же ловко, как и в первые три тысячи лет своей короткой — короткой жизни….

— Там воды нет. И воздух только сделали. И то, чтобы только всякие ученые меньше понтовались в своих скафандрах, с заканчивающимся воздухом, и больше делали открытия, связанные с установкой оборудования в условиях малой конденсации атмосферы. Скоро она там снова распылиться и мы будем там жить большой и дружной семьей из трех флисов.

— Людей, — хрипло подчеркнул Флис и уставился в лобовое стекло вездехода. Полчаса прошло, а лагеря все не было. «Странно, — подумал я, вроде все нормально, а дорога все не кончается».

— И зачем? Езжай подальше и больше не переключай провода. Она съела все за исключением искривления пространства. Ты хоть представляешь, сколько бы вы за мной ходили бы пешком? Очень долго. ООООчень долго. И нормально. Я так частенько хожу. И ничего, так ходить и надо. Не буксуя, не искривляя бедную планету, по которой надо ходить пешком, а не лететь на этой ржавой колымаге, на которой уже летать не надо, а надо просто дать тихо сдохнуть в углу ангара. Я туда раньше частенько заходил… и знаешь, меня там частенько били по хвосту, пытаясь добить мои годы одним ударом. Вот поэтому нас тут никто и не любит. А на другой планете животные такие же умные, как и я?

— Нет, они вообще не разговаривают с нами, но зато у некоторых ума не занимать. Умные как люди, постоянно играют красками и привлекают внимание и вечно пытаются познакомится с тобой.

— Сидеть и думать о них.

— И что там делать?

— Рассказывать о своей жизни людям.

— Я так не разговариваю, — съязвил он и повернулся в другую сторону, смотреть через иллюминатор смотреть на прозрачные облака в небе, которые плавно спускались с неба на землю, орошая и делая все теснее и теснее наше общение.

— Кларисс, — вдруг сказал он. Ты хоть знаешь, кто он такой? Он старый мудрый зверь, который может тебе много чего поведать. Мы его найдем, когда вернемся из путешествия. Он любит шляться по ночам, скотина, когда я только проснусь, и он уже тут. И зачем? Потрепаться о любви к истеричным зверькам, как у тебя на родине. Он мой друг, так что берем и его тоже!

— Да, и истеричек тоже!

— Их немного, всего две — три, так что берем и его тоже.

— И будет у нас Ионов ковчег. И кто там главный?

— Кларисс и его дочка. И тем не менее, тут нечего делать, — он обернулся по сторонам и подышал в полную силу. — тут нечего делать и все. Даже животных нет, одни флисы! Зачем мы тут, тут скучно!

— Ты же сам флис?

— Да, но мне скучно с самим собой, и вроде ничего такого…. И все же, давай побыстрее, я сам у тебя отгрызу провод, если у тебя появятся нервы меня трепать по холке.

«И зачем мне это?» — подумал я и отвернулся к стенке. Там спала мышка, и очень даже славно. Ее сон будет длиться вечно, если судить по количеству убитого времени, потраченного на уборку приобретенного помещения по ее замыслу. Клетке она не обрадовалась, заявив, что это насилие над правами мышей, и что есть суд по правам зверей, который существует так далеко, что туда не доберешься и за ночь, но она уж точно успеет к утру, пусть даже и сдохнет от истощения.

Зазвучали голоса за окном. Они стали шатать вездеход, который плыл по почве. Были ли демоны на самом деле, зависит от меня, милостивый сударь, прозвучало за окном и скрылось в ночи. Была уже ночь, но что стоит за дверь? Лишь ветер, вой мотора, который работает на атомных батареях — аккумуляторах. И что? Они внезапно замолчали и начали снижать скорость вездехода. «Вездеход так вездеход», подумали демонические существа вокруг машины. И остановились. Мы мягко поплыли дальше, но они мерзко стояли вокруг и не пускали машину, в которой стояла атомная батарея и делала возможно лишь трепыхания вокруг. Когда то я уже это видел, но как долго будет длиться безумие, вызванное гневом невидимых существ?

Наконец мы остановились, и мы поняли, что мы на месте. Там была палатка, пара разбитых установок, вокруг которых раньше боялись ходить звери, теперь надо было сменить обстановку и отремонтировать все установки.

Немедленно принявшись за ремонт и снятие показаний с приборов, я начал терять счет времени. Стал накрапывать небольшой дождь из свинцовых туч, которые спускались все ниже и ниже, а капли становились все крупнее и крупнее. Было легко дышать, несмотря на запахи растений, которые усилились многократно, должно быть, из за разрядов молний…

Завтра я оставлю лагерь с флисом и мышью на попечении и уйду к одной из тех пещер, которые нашел накануне. Я не был уверен, что там найдется найти хоть что ни будь интересное науке или лично мне, но краткой характеристики планеты мне пока так и не удалось начертать, несмотря на многие недели усилий. Бесполезная поездка. И полностью растраченные сбережения семьи.

Я уже не искал слоя юрского и девонского периодов. Все что мне надо было, это слоя минеральных камней, пару унций золота для убедительности и немного алмазов, которые можно было бы взять с собой и полностью перекрыть расходы. Я уже не надеялся на какую либо прибыль, не говоря уже о сверхдоходах в будущем.

Засвистел коммуникатор. Я ответил и на экране появилось худое и измочаленное лицо Асса, который что то бормотал про себя. Он не сразу заметил, что коммуникатор заработал и что то говорил своим слугам, которые суетились и шумели за пределами видимости.

— Как поживаете? — спросил я, пытаясь добавить в свой голос как можно больше учтивости.

Медленно его взгляд остановился на мне и с трудом сконцентрировался.

— Немного…, — прошелестели его губы и экран погас.

Я пошел дальше, малость озадаченный происшедшим. Пещеры не заставили себя ждать. По большей части они являли собой простые трещины в породе. Из некоторых текла вода, а из одних появлялась какая то странная синевато-желтая жидкость, запахом напоминавшая сырую нефть с приторным привкусом сероводорода.

Я попробовал поджечь немного этой жидкости зажигалкой, но она погасла сразу, как только я отнял огонек. Потом затлели соседние листья и трава, пропитанные этой самой жидкостью. Пришлось их тушить.

Найдя некоторые серые по своему виду и пустые пещеры, я удобно расположился и стал экспериментировать со своей переносной аппаратурой. В некоторых местах я обнаружил пустоты, заполненные это самой синевато-желтой жидкостью. Пробурив в одном месте неглубокую шахту. Я остановился, потрясенный синим сиянием из дна этой самой скважины. Зашелестел счетчик Гейгера, и я быстро вышел из этой пещеры и пошел дальше в лес, спускаясь по склону, пока счетчик не успокоился. Несколько раз меня обогнало какое то странно, непохожее ни на что другое, животное, которое спасалось бегством, судя по всему, из этой же самой пещеры.

Мимо пронеслась вереница гигантских муравьев. Они несли какие то странные серые сгустки и пару куколок, размером с собаку Ньюфаундленд. На меня они не обращали никакого внимания, а когда я попытался подойти к ним, то они изменили маршрут и продолжили свое шествие, даже не сбавив ни на мгновение своего шага.

Закапал дождь и запахло запахом озона. Почему то смешанный с запахом сероводорода и той самой нефти, что я откопал раньше. Дойдя до лагеря, я обнаружил тишину и порядок, несвойственные лагерю, в котором вовсю кипела механическая жизнь. Флиса с мышью я не увидел. Наверное, гуляют где то в лесу.

С этими мыслями я зарядил несколько пробирок с нефтеподобной жидкостью в анализатор и несколько приподнялся духом. У нее был крайне интересный состав, заключавшийся как органических, так и в неорганических соединениях, которые и испускали то странное излучение., которое засек мой датчик в той пещере. С некоторой опаской я положил образцы в резервуар, защищенный от проникновения всевозможных видов излучения, однако и это не убавило у меня некоторой доли оторопи. Мне казалось, что я и так получил достаточную дозу излучения, чтобы оно смогло на меня хоть как ни будь подействовать.

Засвистел коммуникатор. Асс был несколько более успокоенным, однако за его спиной были какие то нелепые и странные тени, что не придавало изображению особого спокойствия:

— Ну как вы там? — спросил он язвительно — холодным тоном голоса. — слышал, ваших краях было маленькое землетрясеньице. С вашей аппаратурой ничего не произошло?, а так вроде все так же, как и было прежде.

Внимательный взгляд Асса окинул пространство за моей спиной и, не найдя ничего особо интересного, вернулся к моему лицу.

— Вы точно уверенны?

— Да, совершенно точно. Можете быть уверенны, что мне тут ничего не угрожало.

Тот осклабился.

— Вы бы поосторожнее с этими высотами. Наши предки уже давно установили, что в этих местах довольно опасно гулять одному. Может, вам стоило бы изменить ваше местоположение на более низинные? Или, если хотите, я могу послать к вам одного и наши геологов. Он отлично разбирается в ваших местах, и кроме того, мог бы защитить вас от нежелательной компании некоторых существ, которые в это время года выбираться наружу из гор.

— А что за существа? — спросил я как можно спокойнее, хотя сердце забилось от его слов заметно быстрее.

— Они внешне ничем не примечательны. Только размер и норов. Несколько опасны для тех, кто никогда не имел с ними дела, да и мы стараемся располагаться подальше от них, если на то позволяют обстоятельства.

— Ну, от некоторой помощи я бы не отказался…. — начал было я, и умолк, вспомнив о мыши с флисом, и о том, как Асс запрещал мне под каким бы то ни было предлогом контактировать с животными. — но у меня настолько мало места в лагере, что я не знаю, как мы с ним то будем располагаться и поместимся ли с ним в моей небольшой палатке.

— Он вполне может ограничится своей собственной, — резонно отозвался Асс и лицо его померкло.

— Да нет, не стоит. Я вполне способен справится сам с местной фауной.

— Быть может, вы ее недооцениваете? Она весьма специфическая, особенно в это время года…

— Спасибо, не надо.

Тот посуровел.

— … И все таки я бы посоветовал вам как можно скорее сворачивать вашу деятельность. К нам недавно приплывал ваш капитан, который собирался вас забрать, сказал, что погодные условия не дали ему доплыть до родного порта и он собирается вас забрать раньше положенного срока. Я думаю. Что вам следует знать это. Цены на корабль достаточно высокие, и я не хотел бы, чтобы ваши расходы на экспедицию стали чрезмерно высокими!

— У меня еще есть средства, как раз на этот случай.

— Чарльз! — тот видимо стал терять терпение. — Вы уверенны, что вам не нужна помощь для скорейшего возвращения? Я могу, на этот раз, послать вам несколько специалистов, и они завершат все в кратчайшие сроки!

Я проглотил слюну. Помощь бы мне понадобилась, однако не хотелось особо светится своим контактом с местными животными. И в этот момент я вспомнил, что помимо всего прочего, мне еще надо будет как то тайком провезти их на корабль, если шаттл…. Ах да, шаттл. Он все равно в космопорту в Айярле. Так что в любом случае придется попутешествовать морским путем. И это не давая понять Ассу, что я ослушался его совета. Не знаю, почему, но мне не хотелось особо светится своими новыми знакомствами.

Ответив нечто невразумительное, я нажал кнопку отбоя коммуникатора. Небо заволокло тучами и пошел мелкий и не особенно приятный дождь. Под ногами раздался шорох и негромкий писк.

— Может, возьмешь меня на руки? Я устала.

Коротко выругавшись, я нагнулся и приподнял мышонка. Быстро отнеся ее в палатку, я начал сворачивать работу тех приборов, которые относились к влаге несколько предвзято. Разговор с Ассом обескуражил меня. Он настаивал, чтобы я свернул работу, или принял помощников, которые бы помогли мне с этим. Мне же не особенно хотелось ни того, ни другого.

Дождь становился сильнее и неприятнее. Надо было сворачивать работу основных приборов по добыче данных и перемещаться дальше, но куда? — мысли были запутанными и особых желаний куда либо двигаться не возникало. Что ж… надо будет расслабиться как ни будь и мозг сам подскажет, куда мне надо двигаться.

Космический корабль витал на орбите и медленно но плавно подавал сигналы. Я же их не ловил. Мне бы до шаттла добраться, а там, гляди, и до корабля будет недалеко. Но все же, надо будет попытаться установить связь и с кораблем. Она закончилась там, на орбите, когда я скончался со страха, паркуясь в модуль посадки и приземления. Надо быть осторожней, поднимаясь наверх. Пару минут взлета, а потом мучительный поиск корабля? Что ж, надо будет провернуть это со всей прытью, на которую будут способны системы корабля.

Сине — зеленая слизь стала скапливаться у края пробирки анализатора, куда я ее поместил в надежде узнать состав. Она шипела и шевелилась, но все же не подавала признаков разумной жизни, что несомненно радовало. «Надо будет упаковать ее потщательнее», подумал я, и начал сворачивать установку геодезии. Сам Бог ее мне послал. Однако, надо будет поосторожней с выражениями.

Кое как упаковав себя в вездеход, я плавно двинулся в сторону пещеры. Там меня ждал сюрприз. Из скважины, которую я просверлил в надеждах добыть что ни будь интересное, сочилась сине — зеленая слизь, которая медленно текла и устрашающе выглядела на фоне дождя и зеленых туч. Надо было закупорить отверстие. Совсем не хотелось бы, чтобы я ненароком вызвал какой ни будь катаклизм.

Привалив несколько увесистых камней к скважине, я успокоено продолжил свои поиски. Мимо меня пронеслось несколько насекомых, размером с теленка, но на меня они не обращали ни малейшего внимания. Видимо, я не входил в их рацион.

И вообще, надо было добыть несколько муравьев для своих исследований. Сказано

— сделано. Пристрелив последнего из вереницы муравья, я стал препарировать его, не смотря на дождь и все сгущающиеся тучи. Странно… устройство вроде совсем простое, а мыслительный аппарат развит не по детски.. это могло бы значить, что муравей обладал неким подобием интеллекта. А с другой стороны, могло и ничего и не значить. В конце концов, интеллект определяется последствиями и поведениям субъекта, а не тем, какого размера у него шарообразное образование в организме, отвечающее за нервную систему.

Аппарат связи что то пропищал и я снова его включи, в надежде, что это не Асс и не кто ни будь из его команды. Мне повезло. Это оказался капитан судна, который доставил меня на континент.

— Здравия желаю, — ответил я ему, который рассыпался в потоке извинений. Ему было стыдно, что он срывал сроки исследований, но все же обратный путь пока не возможен, утверждал он и становился невероятно настойчив в том, что касалось обратной дороги. «Надо было знать меру», подумал я и отключив связь, стал собирать наиболее интересные останки насекомого. Кое что пойдет в качестве лабораторных украшений, а кое что — возможно и на личную каминную полку где ни будь у меня в лаборатории в горах, если я успешно отсюда выберусь и заведу себе подобную лабораторию.

Набрав на коммуникаторе номер капитана, я стал дожидаться гудков. Они последовали с большой задержкой, что свидетельствовало о неплохом приеме, по сравнению с тем, что было бы раньше, поехав я суда без маячков, которые я закопал по своему пути.

Тот выглядел суровым и помрачневшим.

— Корабль сгнил, — с холодом в сердце сообщил он, пытливо глядя мне в глаза. — больше никаких путешествий, больше никаких рассказов и горячего грога на берегу, когда я буду рассказывать своим детишкам то, что повидал на этом свете. И во всем виноват этот проклятый Айярл! В сухом доке нас так и не покрыли защитной краской! Все днище повело!

— Я мог бы чем ни будь вам помочь? — услужливо спросил я его, надеясь перевести разговор в более позитивное русло.

— Ну, не знаю, — ответил он, о чем то задумавшись. — Вы могли бы раздобыть что ни будь из алмазов, или я там не знаю, из драгоценных камней. Думаю, у вас там в горах найдется много чего интересного, что можно было бы принести оттуда. Мы могли бы обменять их на услуги ремонта у местных. Которые, как на зло, отказываются помогать нам ремонтировать корабль. Сказали, что это дорого и не надежно, и что вообще — корабль скоро в урну, а нас — на вымпел. Понятия не имею, что бы это значило в данных широтах, но предчувствие у меня такое, что никуда мы отсюда не сдвинемся. Только если, разумеется, вы не придумаете нечто изящное, чтобы всех нас вызволило….

Экран померк, и я повесил трубку. Нам надо было призадуматься о том, где бы найти этих самых драгоценных камней. Да и интересно, вообще, что тут на этом куске камня вообще считается драгоценным. Я позвонил Ассу. Ответило очень довольное и доброе лицо. Тот ответил, что драгоценным считается кое что из камней, названия которых мне оказались незнакомыми. Впрочем, пару наименований я припоминал из школьного курса геологии, так что, думаю, я смог бы их найти. Например, яшма. Но как бы его добыть? И более, того, как его найти то?

В основном его находят, добывая сопутствующие породы. И если находят, то считают очень большой удачей, так как он издревле считался одним из наиболее драгоценных камней. Но хватит об этом. Проще найти кое что из сапфиров, или же алмазов, который и стоят куда дороже, но которые найти без соответствующей аппаратуры будет ох как непросто.

Убедившись, что Асс меня понимает, я договорился о ремонте судна капитана. Было непросто, поскольку он знал о чем говорил. Заводить судно в морской док уже ой как не просто, а выскребать всю ту гниль, что скопилась на судне за многие годы плавания так и вовсе выходит за рамки рассудного. И неспроста так Айярл обманул его. Стоимость ремонта солидная, а работы так много, что многие суда на долгие месяцы задерживались в доке на ремонте, пока их не приводили окончательно в порядок. И это было бы весело — очередной отгул и все такое, но капитан считал своим весельем бороздить моря и океан, а прочее считал за сор и шелуху. И теперь надо было подсчитать, во что это мне все выльется. Построить корабль непросто. Но вот привести его в порядок, и то архиважно, стоит в десять раз дороже, чем просто залатать дыру. Мне бы стоило это в десяток алмазов. Или кое что ни будь поважнее, например, яспис, который и на Земле то стоит немало, а здесь и вовсе выходит за рамки разумного. И надо было подсчитать, насколько я здесь задерживаюсь.

Так, с одной стороны, я был рад, что сроки увеличивались. Спешить никуда не надо было, поиски вещь знатная и занятная, но вот что скажет погода? Не факт, что я смогу выдержать хотя бы осень. А уже конец лета. Погода портится, и мне не нравится, насколько сильно это происходит.

Надо было собрать кое что из геологического оборудования. Только так, чтобы капитан ничего не знал. Надо было способствовать развитию отношений между народами. Хотя на что мне это надо было я не знал. И теперь так, заканчиваем свою страницу эпопеи и начинаем строить доверительные отношения с мышью и с флисом. ЧЯ беру их на планету, откуда они родом лишь затем, чтобы позабавится? Не знаю, но они были бы не против там побывать еще раз, когда мы вернемся с Земли.

Голова болела нещадно, что не мешало думать о работе. И на самом деле думать то было вот о чем: вот найдем мы камни, что с ними дальше то делать? Ценится в основном огранка камней. А не их стоимость. Это касается как алмазов, ясписа и оникса, так и некоторых других изделий, например, драгоценных камней из песчаника. И мне это не нравилось. Геологический молоток, это было первое, что мне приходило о том, чего мне не хватало. И первое оказалось и вторым, потому что мне надо было найти учебники по минераловеденью и поиску драгоценных камней, а тех учебников по геологии и справочников, которые у меня были мне вечно не хватало.

Это делается так: берется осколок камня и вместе с тем, как анализируется его спектр, то просто берешь его и смотришь, как меняется блеск камня в зависимости от его свечения. Это алмаз, оникс и хризолит, немного драгоценной пурпуры, которая добывается из камней и делается вид, что она добывается из хризолитов, хотя это не так и вообще надо делать вид, что пора делать отсюда ноги и заниматься своим делом там, на родине под названием Земля.

И все таки, что делать там, где родилась моя семья и где родился я? Надо учесть, что у меня весьма завершился этап в жизни, о котором я вообще не хочу вспоминать, как и о том, что моя невеста ответила мне отказом, после чего я подался туда, откуда пока никто еще не возвращался. Авось повезет, подумал я, и начал собирать вещи…

Яспис… интересно, как он вообще выглядит? Выглядит то он вообще то всегда по разному, но с тем смыслом, с которым сталкиваюсь я, он должен быть красновато коричневого цвета с зеленоватым отливом. А еще лучше — он просто обязан быть зеленым! И попадаться в виде друзы. Это кристаллы, наросшие в горной породе и попадающиеся в пещере, которые никто толком не видел, но которые обязать знать каждый.

….Магнитометры работали на износ. В небе кружились какие то твари, которых я не видел ранее, но их разнообразие пугало меня и возносило на пьедестал восторга, роскоши пребывания в дичайших местах Вселенной и вместе с тем, вполне ручных и спокойных, как вон та мышь, которая нализалась ЛСД у меня в аптечке, перегрызла половину всех проводов под кайфом и напугала самого флиса своим необычайным рвением язвить и дерзить, пока не кончаться «во-он те таблетки, которые случайно выпали из синтезатора химикатов».

Мне было и смешно и несколько не по себе. Она галлюцинировала и пугала меня необычайно сильно. Называла меня и бесом и Сатаной и самим Богом в конце то концов, но не признавала меня в конечном итоге за своего друга. Дружить с мышью, конечно, странно, но это имеет смысл, если тебе предстоит дальняя дорога и тебе просто будет скучно еще несколько миллионов световых лет. Дальний Космос… чего еще от него ждать?

Яспис был обнаружен. Это был зеленый камень в виде друзы, как я и ожидал. Яспис… он чем то был похож на хризолит, но все таки был яспис и все. Полудрагоценный камень, который где то держится в секрете, как драгоценный камень мечты и удачи, а местами ценить как символ проклятия и вызова неудачи, которую нужно будет избежать любой ценой. Иначе мышь будет тем единственным другом, которого ты захочешь в итоге избежать. Магия тут не причем, просто поверья.

Хризолит. Тоже необычайный камень, секрет которого держится в успехе его добывания в данном конкретном месте.

Итак, как найти камень, которого никогда не видел? Я достал последние навигационные компьютеры и перенастроил их таким образом, чтобы не заблудиться в горах. Облака закрывали солнце, ориентироваться по звездам здесь я еще не умел, незнакомые созвездия меня отвлекали от дел, но ориентироваться по ним было бы нелепо. Я все время вспоминал земные созвездия, которые вечно насмехались над путником и называли его бестолковым болваном, показывая лишь языки и хвосты комет, которые бросали тебе вызов, напоминая о бесконечной черед войн и несчастий, с которыми их обычно связывали люди.

Внезапно один из приборов пискнул. Это был вызов корабля с орбиты и несколько странно было услышать его теперь и здесь, но никогда бы не подумал, что это вообще случится. Сработала сеть маячков и приемников.

Взглянув на экран, я понял, что тот как раз проходил по орбите надо мною. Это было недалеко, но снизился бы он вообще когда либо? Это невозможно. Надо учесть, что спускался я только на шаттле, чтобы не повредить и без того ветхий корабль, который служил верой и правдой еще моему отцу, которому и вовсе неизвестно, сколько было лет то вообще. Меня он родил и ладно. Это в библейском смысле, что тоже было неплохо.

По дороге я горы я набрел еще на один участок троп, который вывел меня на целое скопление пещер. В основном там не было ничего интересного, кроме светящегося помета летучих мышей, но и там я отколол несколько кристаллов драгоценных камней, которые я знал по книгам и несколько тех, о которых я знал только по книгам и справочникам палеолентологов. Пару разновидностей из них я видел впервые, но они меня впечатлили.

Пока я рылся в одной из пещер, меня поселился странная и довольно скабрезная мысль -а почему бы не облучить несколько небольших камушков для пробы, чтобы получить из них новый неизведанный вид? Поэтому я отколол еще несколько небольших крошащихся камушком и положил их с собой в заплечную сумку геолога. Придется разобрать пару ненужных или сломанных приборов для самого процесса облучения. Но я бы справился с этим делом и за несколько минут, а эффект будет интересен и им и мне.

Интересно, как там капитан? Стоит, наверное, на мелководье, как и описывалось однажды в «книге Штормов»… Там опасно, но дальше еще опасней. А местные меня несколько напрягли. Ас тем более.

Когда начало вечереть, наги уже успешно гудели и ныли от напряженной ходьбы по скалам, которые я уже презирал всеми фибрами своей души. Камни впивались в ботинки, и несколько раз я уже снимал их для того, чтобы вытряхнуть лишний песок и осколки гранита и базальта. Ветер навевал мрачноватые мысли и хотелось спать и уж тем более есть. Я этими мыслями я достал из кармана питательный батончик с аминокислотами и стал его медленно пережевывать, вскорабкиваясь на очередной склон.

Еще пару пещер и я домой… По дороге мне встретилось несколько мелких ручьев и водопадов, полных где острых, а где обкатанных камней. После некоторых раздумий я стал снимать ботинки и закатывать штаны.

Мои подозрения увенчались успехом: там действительно было весьма интересно, и я нашел несколько интересных камней, похожих на горный хрусталь с голубоватым отливом, и несколько ярких камушков, названия которых я не помню. На вид они были очень дорогие и очень редкие. На Земле я их видел только в музее минералогии, но где их найти здесь?

Пройдя еще несколько метров, я наткнулся на корягу, полную мелких рачком и странных ракушек. Я подумал, что было бы забавно показать некоторых из них на родине, а потому спокойно положил десяток из них себе в заплечную сумку, туда же, где лежали и найденные минералы.

Под ногами скользнула красноватая глина с каким то странным скользким характером. Она чем то была похожа на живое существо, и но было абсолютно мне не знакомо, а потому я побыстрее выбрался на берег и стал растирать заиндевевшие ноги. Улов был приличным. Но все рано было холодно и шустро темнело.

К довершению всех моих бед и успехов я неба начал накрапывать холодный, мелкий и неприятный дождь. Кое как обувшись, я быстрым шагом заковылял к лагерю. На полпути я встретил флиса и тот вежливо меня отругнул за брошенные инструменты и аппаратуру. За песчань он молчал и вообще был немного на своей волне интересуясь всем физическим, что его окружало, но совершенно не интересуясь тем \животным миром, что его окружал. Иногда даже мной. Такое чувство, что он разговаривал сам с собой, тщательно подбирая слова, которые ни один из живых людей и в помине не мог знать, а потому был удачен в выражениях, но немного слеп в своих суждениях о том, что его касалось в ближайшей жизни.

Мышь меня встретила не слишком приветливым взглядом, пока я пробирался навстречу к своему рабочему столу. Исследовав ее крохотные зрачки и сливающиеся с ними радужку, я выпустил ее погулять. По видимому, она уже успела прийти в себя, и не слишком то была довольна тем, что я не объяснил ей необходимость ее пребывания взаперти. С другой стороны… смотреть на перегрызенные провода мне тоже не очень то хотелось. Мне и так предстоял текущий плановый ремонт основных соединений, которые вечно язвили мне в ответ, когда я пытался настроить компьютер по продуктивней. И теперь обдолбанная мышь мне просто не мешала. Так что я дал ей очередную галету и отправил пастись по лагерю. Она же в свою очередь шмыгнула в лес и стала шуршать в прилегающих кустах.

«Когда ни будь ее съедят, если она будет так громко шуметь», подумал я и стал готовиться ко сну. Ремонт отложен за завтра, экран основного компьютера снова почернел и вообще питание уже было полностью истощено, как и все мыслимые батареи в штате.

С такими мыслями я моментально уснул, чуть только моя голова коснулась подушки.

Шторма, ветра, холод. Все это снится любому, как ему думается, в самую тяжелую пору его жизни, но мне обычно нравились такие сны. В них было что то магическое и в то же время непристойно страстное и притягательное, несмотря на свою мрачность и невозмутимость атмосферы, которая была полностью равнодушна к тебе и в то же время ласкала те нити твоих страхов, о которых ты и не думал, что их вообще можно было бы ощущать при своей жизни в материальном мире.

Проснулся я от немыслимого озноба. Полог палатки был открыт и извивался на ветру. Стало быть, шторм мне не только приснился, но и назревал на самом деле. Захлопнул полок палатки и закрутив го как можно надежней я отправился дальше спать. Но сон ко мне не шел, как бы я не старался. Легкое чувство жара не давало мне думать о том, что там происходит в лагере, хотя неоднократно раздавались хрипы и писки машинного происхождения. Раньше я их не слышал… Но вставать среди ночи из за такой мелочи, как аварийный сигнал бура? Да ну его…

Утром я проснулся от запаха галет. Эта самая мышь, которая и была песчанкой, стояла у меня на груди и шевелила усами прямо напротив самого моего носа, пытливо приглядываясь к моих глазам. Увидев, что я проснулся, она соскочила с моей груди закрутилась возле меня. На вид, у нее было даже слишком хорошее настроение. Но какое? Уфф… голова болит. Спрошу чуть позже.

Налив себе ледяной напиток из походного графина — непроливайки, я вежливо поинтересовался, где она пробыла всю ночь. Но она просто юркнула в сторону и все.

Флис стоял где то у края лагеря, и надо было признать, что мне нравился пряной аромат его шкуры, но этот был уже уж слишком чувствительный. И заметней, чем раньше. Странная простуда, да? Ну, хоть камушки собрал. Еще пару таких заходов и я просто сопьюсь от горя, пытаясь согреть свои задубевшие и забитые до крови ноги. Это все ручьи. Горные ручьи. В них как всегда было много всего интересного, но не настолько же, чтобы здравомыслящий человек, да хоть любого возраста, рыскал по ним в поисках самоцветов. И вот, теперь я получил свое, что по части самоцветов, что по части простуды.

Такое у меня было впервые со времени начала путешествия. Это было и забавно и не очень, если предполагать то, что заживаться было не очень то желательно. Уши горели, нос был забит и вообще, хотелось чихать и кашлять, но почему то кашля нет и не было. Причем это у меня иной раз наблюдалось на протяжении всей моей жизни, называется легкое обморожение ног и их последующее восстановление. Но все таки такое простуженное состояние легко купируется при помощи определенных действий.

Щурясь от яркого свет и пронзительного холода, я стал проверять всю аппаратуру по лагерю. Легкий шум и шуршание датчиков сменились молчанием. Вроде все работает…

Тишина, опять никаких животных вкруг и, почему то, перегретый вездеход на окраине поляны. Я его не включал, это точно, наверное, его закоротил один из разрядов вчера ночью.

Но как ни был я простужен, надо было все равно собираться на дальнейшие поиски. Заплечная сумка, куртка поплотнее и шляпа — на всякий случай.

И надо было подумать о том, что такое тряска в дороге и почему ее надо избегать. «Нет, незачем», — подумал я и стал избегать взгляда в сторону леса, тропинок и прочего, в том числе и ручьев, что бы то ни было и что бы то ни там значило.

Раздалось несколько увесистых толчков в ноги. И я разозлился окончательно. Надо было делать ноги, но вот куда, оставалось загадкой даже для меня самого. В горы? Там и оползень может накрыть, и ручей перекрыться, а потом прорваться. И вообще, пока в пещерах делать нечего. Хотя… с другой стороны…

И я пошел дальше. «Там нечего делать», решил я и ускорил шаг. Там было много прекрасного и в то же время удручающе злого и ненавистного ученому, начинающему и неопытному, вроде меня, хотя с моим то опытом можно было бы просто помалкивать и преподавать какой ни будь предмет в вузе, который бы хоть немного напоминал меня самого.

Под ногами проявилась струйка воды. Я стал настороженно смотреть себе под ноги в поисках подвоха и в том числе и того, что называется вулканическим землетрясением. Не хватало еще и того, чтобы я попал в воду, которую сам и придумал. В горах встряски редкость, а вот землетрясения малого масштаба не очень, что и провоцируется разного рода действиями, например, тщеславными поисками алмазов с помощью взрывчатки и динамитного фокусировочного устройства. Были попытки и более узконаправленных действий. Но…

Итак, надо было ускорять шаг, но вот куда, я и сам не мог понять до конца. По бокам тропинки струились маленькие ручьи, а в одном месте и вовсе пробился маленький столбик воды… Давление…

Это было не совсем похоже на гейзер, хотя и гейзеры то бывают разные, а вот грязевые вулканы бывают и такие, что и вовсе хочется забыть эту фумароллу, которая облила меня с ног до головы в тот самый день, когда я установил правила приличия и решил одновременно попробовать все тонкости физических процессов, которые поглощают планету вместе со всеми, кто на ней живет.

Потом я вдруг вспомнил о лагере. Там было много тонких приборов, и больше всего меня встревожила участь приборов, погруженных в скважины. Смогут ли они выйти из нее потом, когда все кончится? А вот потом то и будет поздно, подумал я и начал поспешно наруливать круги вокруг лагеря, пытаясь понять, почему так тошно и почему окружающее меня пугает все больше и больше.

И так до конца дней своих бы я наруливал круги вокруг лагеря, пока я вдруг не понял, что вокруг и так все опасно и без того, чтобы я заблудился в лесу прямо возле своего временного устанища, как говорится в многих путеводителях для заблудившихся в незнакомой местности.

Постепенно я выглянул из леса и стал намаливать себе на грех, когда увидел разрушения, вызванные мини потопом. Ручеек затопил компьютер глубокого бурения. Установка была миниатюрная и чрезвычайно мощная.

И пока я чертыхался, пытаясь найти свою очередную установку, утонувшую в одном из маленьких — маленьких ручейков, меня накрыло очередной волной. Толчок был настолько сильный, что у меня подкосились ноги и я стал падать на одно из колен. Упав в лужу, я начал проклинать и небо и звезды и саму вселенную. Мои брюки были полностью испачканы жидкой грязью, которую хотелось сразу снять и положить в стиральную машинку. Но вот ведь парадокс, ее не было вокруг меня как минимум на расстоянии солнечной системы, не говоря уже о том, что местные стирали самыми разными способами, но технологии не признавали вовсе.

И как они отстирывали свою одежду? Пока я там возился с технологиями, как и все нормальные люди, я и вовсе стал забывать о том, чтобы уделять внимание своему ближнему, как и учили нас и родители и Бог и более того… но кто это был, мало кто понимал.

Установка сломалась на глубине два километра. Мне стало совсем плохо. Последние деньги из запаса для путешествий и отдыха я потратил черт знает на что, а теперь вот это, и что это было загадкой, даже не смотря на то, что шатало вовсю и полночь была не за горами.

Магнитуда землетрясения была огромной. Это та странная вещь, которую я испытываю прямо сейчас. Это когда ты сидишь в кресле и апатично смотришь на висящий мятник. Он легко и плавно отклоняется из стороны в сторону и вовсе не собирается останавливаться, а колотится, словно сердце ребенка. Впервые увидевшего радостную птичку, которая ему непонятна, и которая радостно клюет ему руки. И которая потом попадает ему в суп, и он навеки понимает, что его родители — это бесчувственные гады, которые только что убили его нового домашнего питомца. И хрен с два поймешь, что это было — либо питомец, либо варварски изготовленное блюдо.

И так до вечера. Пока я вытаскивал зонд по частям, калеча тот самый шнур, который с трудом его придерживал, я сбил мозоли на костях до крови и прокусил пару раз губы до крови. Зубы шатались от напряжения и тоскливости ситуации. Струйки воды все жестче били по ногам, и в самых неожиданных местах. Мне было все равно, умру я сейчас или нет — без аппаратуры и данных мне не было смысла не только возвращаться — я бы и вовсе заблудился в темноте или умер бы от тоски, пытаясь найти дорогу домой.

Ненадолго я отвлекся и стал искать выход к своей палатке. Что то я там забыл, но что именно?… Наверное, один из приборов по изменению магнитного поля. Он был очень маленький, но работал по старинным технологиям, которые бесили меня не меньше всех остальных тех, которые поняли его устройство и сошли с ума, пытаясь передать его информацию всем остальным, несмотря на то, что нечесть было тех самых выраженцев, вроде меня, которые вроде и умело описывали ситуацию, но тем не менее, не могли донести смысл до слушающего. Наверное, ему просто не хватало технических знаний и глоссария в голове, но с другой стороны…. Надо было ему просто посещать лекции в вузе. Хоть в одном из технологических. Иначе он будет просто рабом системы машин, но никак не человеком высшего уровня.

Машины. Сейчас одна из них заклинила и меня уже вдобавок начало основательно тошнить о того, что творилось вокруг. Муторные струйки воды стали быстро уходить под землю, но мне уже было тошно от того самого факта, что здесь был потоп о котором я ничего не знаю. Откуда он был?

Деревья еще покачивались. Мокро, сыро и грязно, как и полагается в детстве по время дождя. Только там в основном сидишь дома, потому что мама запугает постирушками и ванной, которая почему то бесит, а не вызывает восхищение, а здесь сидишь на коленях и чистишь бур, который только вылез из земли вместе с той самой нечистью, которая там была. Где то там, совсем неглубоко, примерно в двух трех километрах от поверхности земли.

Так вот, сменив одежду и придя в более благодушное состояние духа, я почистил свою бороду, которая отросла у меня во время путешествия и стал смотреть в зеркало в поисках щетины, которую еще следовало подбрить. Кому то неряшливость шла, я знаю, а кому то было все равно на то, что незачем было так бесится и отпускать одну бороду за другой, которую надо было умывать по утрам маслом и всячески за ней ухаживать, и то… вряд ли у тебя получится, если ты никогда этого не делал и не имеешь определенной доли эстетизма изначально.

Грязь и лужи. И разбитые приборы. И потерянная мышь, которая либо жива здорова и где то здравствует на небесах, либо там, где никого нет, даже флиса. Что делается на небесах с мышами я не знаю и не должны были бы знать и вы, но если уж знаете, то уж скажите, что вы делаете там, если читаете книги на земле?

Бур так бур…. Палатка была заляпана грязью и внутри и снаружи. Потоки воды ее напрочь испортили и сделали негодной для жилья. Но дело вот в чем — я сам ее собрал, сделаю ее и еще лучше. Хотя для этого надо солнце и песок. Много песка. И дело было вот в чем. Надо было соображать в том. Что не имело смысла, пока есть запасная палатка. Конечно, надо было есть, и хоть как ни будь поддерживать себя в рабочей форме, но в то же время надо было и соследить за тем, что творилось в округе. Например, в тех самых природных шахтах, что я нашел неподалеку было немного больше друзы, чем хотелось бы некоторым экологам. Что, черт подери, творилось с этой планетой? Да, это дикая местность, я понимаю, но почему все это дикое богатство не собрал никто из близлежащего селения во главе Асом?

Я провозился со сломанным буром до самого полудня. Жгло солнце и ветер медлен, но уверенно высушивал палатку, в которой я так нуждался. Конечно, можно было просто переспать эту ночь в вездеходе, но как же было удобно в более менее приемлемом жилище…

И надо было так: собираем палатку и ложимся спать.

Для этого я растянул ее на самом чистом и сухом месте. Следы от ручьев были только в самых нужных местах, которые на самом деле определялись интуицией, а не зрением и не памятью. В паре мест она была уже попорчена влагой и камнями, но это было легко устранимо. Штопальные иглы были припасены где то далеко в запаснике и вообще не имело смысла ее искать, если можно было справиться перетягиванием шнурков, которые ее крепили. Багаж я вынес на солнечное место и оставил там сушиться. Несмотря на то, что солнце прекратило жечь, остался легкий осадок недоумения того, что вовремя не поставил магнитометр.

Надо было проверить состояние вездехода. И это было тупо, учитывая мое состояние, когда я и отчет не мог то понять и отчет о своем состоянии сознавал весьма расплывчато. И те горы… почему то мне казалось, что там все таки было намного безопасно, чем в этом моем жилище.

Деревья зашумели и выдали свистопляску дров и веток, которые сыпались на меня со всех сторон. Надвигался шторм, но неизвестно какой силы. Ветки подтягивались к боку станции, которую я назвал своим домом. И весьма напрасно, как я думал, несмотря на то, что надо было постоянно двигаться дальше. Полконтинента, конечно, не объедешь…. Но попытаться все таки стоило. А это еще месяца три — четыре молниеносной работы над тем, что здесь называется дорогой, а иногде и путем, что тоже чревато последствиями.

Но дальше гор мне, почему то, идти не хотелось. Чтобы бы там ни стало, надо было идти дальше. Но куда? Сквозь горы…

И там меня бы не ждала никакая не сказочная страна из «Алисы» и «Элли», а вот Австралия могла запросто нагрянуть и испортить все планы на возвращение. Та муть, что я видел на своих полетных зондах мало кого могла бы напугать кого угодно, но ориентироваться по ней было бы все равно тяжело. Одни рельефы, минимум зоологии и максимум цинизма к читателю глюченых приборов.

Собрав остатки работающих приборов я заковал их в контейнер и погрузил его на вездеход и стал ждать наступления вечера. Вода стремительно уходила сквозь землю, а от животных не было никакого следа.

Интересно, а как перенес вездеход то эту драку с гравитацией и почвой? Включать все системы было необходимо по очереди, но зачем это было делать так быстро? Во в первых, топливная установка. Она могла перекосится и дала бы уже течь, но запаха я вряд ли бы уловил. Во вторых — фон. И перекосы всех приборов и систем, которые нуждаются в починке после каждого рейда, если повезет с условиями. Это обычная жизнь вездехода, если что. Но настолько часто это бывает либо у устаревающей техники, либо у слишком новой и не испытанной, либо у той, у которого заведомо нет другого смысла существования, кроме как на пределе своих возможностей.

Поэтому я просто завалился спать прямо на полу техники.

Сны были жуткие. Чем то напоминало предыдущий вечер, хотя стало немного жестче. Пару раз я просыпался от посторонних звуков в кабине. Она была и так довольно тесновата, но вот после толчков стало и вовсе шумно. Наверное, нарушилась шумоизоляция. Подумав об этом, я сразу засыпал дальше спокойно.

Под рассвет почувствовалось отчетливый запах дыма. Но что горело, было толком неизвестно. Что то странное, специфическое, что ли. Словно горели болота. Это было редкое зрелище, но не во всех широтах. Иногда они горели таким странным цветом, что понимал — идет распад газа, который со свистом прорывается наружу. Иногда они горели синим, иногда желтым и почти никогда — иссиня белым, как любили утверждать те, кто якобы видел призраков. Но вот запах был всегда. Я долго путешествовал по болотистым местностям, когда пытался понять их основные особенности. И это в основном специфический запах светящегося газа, который выходил наружу из длинных скважин, которые появляются то здесь то там и мешают жить непосвященным путникам, которые и знать то не знают, что там назревает впереди. Запах слабый. Но довольно специфический.

Ты не знаешь, что такое запах болот. Он приятен. Как хорошая сигара. Но долго курить ее не получится. Потому что просто заболит голова. И это касается всех болот, что новых, что древних, что осушенных, что превратившихся в пласт каменного угля. Там особый запах. Это запах зелени, свежего чернозема и немного весьма специфичного дыма. И иногда к нему добавляется запах горелой нефти и торфа, которые сперва даже успокаивают, и чем то приятны, но спустя пару часов… хочется бежать и искать место посвежее.

И кто там курит сигару уже который час. И так на всю планету, если судить по ощущениям.

С чувством некоторого подозрения я встал с пола, на котором спал и направился к выходу. Да, там пахло тем еще дымком. И черт де знает, откуда он разносился.

Пошвыряв остатки несобранной аппаратуры в машину, я стал звать этих двух бедняг, что вчера отправились неизвестно куда и непонятно насколько долго. Ответа я не получил. Решив подозвать их несколько позже, я все таки пустил механизмы в режим прогрева и подготовки к марафону. Надо было удирать отсюда как можно поскорее. И живы ли они…. Это пока оставалось загадкой. Но напряжение в воздухе нарастало до такой степени, что они могли просто поддаться чувству паники и забиться в какой ни будь угол, пережидать все это бедствие, что было вчера и сегодня.

Вездеход стал резонировать все быстрее и быстрее, пока сама резонация не слилась в единый монотонный гул, никак не ощущаемый ни рукой, ни телом. Это и был рабочий режим, свойственный для всех отрегулированных механизмов. И это было несколько странно после того, что творилось вчера. Я ожидал, что дестабилизация систем будет намного жестче. А потому я взял фонарик и стал внимательно осматривать все системы, что поддавались вообще осмотру.

Выставив все приборы на режим минимальной работы я стал осматривать местность. Несколько трещин, согнутые деревья и несколько перекосившихся ручейков там, где их вчера и в помине не было. И две те самые тени, которые я уже давно ждал.

Подобрав эти два самых обезумевших от ужаса тельца я залез на свое кресло пилота и стал пробираться сквозь заросли и поваленные деревья. Увеличив клиренс, я добился лишь того, что стал задевать за деревья еще больше. И в чем причина?..

Зверьки стали что то делать несуразное за мой спиной. Что именно, я так и не мог понять, но мешали дико. Несколько раз прикрикнув на них, я добился лишь гробового молчания и еще более усиленного шуршания с обоих сторон.

Надо было что то делать с этими странными соседями. Быть может, я не духе, но все таки это уже раздражает куда сильнее, чем были бы это просто люди, либо обычные животные. Либо люди, либо животные. Но не все вместе взятое.

— Вы напуганы? — спросил я их впервые за период весьма долгого молчания.

— Да нет, не очень. — раздалось где то с пола вяло утомленным голоском. В таком напряженном ритме управления машиной было сложно разобрать, кто то был, то ли мышь, у которой до сих пор не было имени (или которое я, как ни странно, все таки забыл узнать), то ли то странное существо, которое родилось примерно поколение звезд назад по ее словам.

Скорость увеличивалась неравномерно. Мы неслись к горам. Несколько дальше, чем самое далеко место, которое я видел отсюда, но ближе, чем летали мои исследовательские зонды. И строго по карте, которая у меня все таки нарисовалась к этому времени. Это было просто с одной стороны…. С другой. Карта не предполагала такого количества поваленных деревьев, которые образовались вчера ночью. Вообще то было странно увидеть шторм сразу после еще одного землетрясения, но с другой стороны…. Почему бы и нет. На каждом континенте бывают свои привычки и повадки. Или я сошел сам с ума и стал оправдывать неоправданное поведение окружающей среды? Кто его знает….

Пару раз налетев на корягу, я остановился, чтобы осмотреть корпус и движитель. Колеса…. Они бывают только у велосипеда. Нормальная техника для бездорожья должна либо обладать совершенной и изумительной подвеской, либо не обладать ею вообще. Как, впрочем, и колесами. Но иногда они бывают весьма кстати.

Несколько разочаровавшись в том, что меня ожидало снизу, я стал простукивать гаечным ключом все то, что мне внушало подозрение. Вроде было все тихо, но это еще больше обескураживало. Техника вела себя как то иначе. И предположений было масса. И одно из них пока нельзя было проверить, только косвенным путем. Например, мысль о том, что кой какие приборы стабилизации были повреждены землетрясением и бурей казались бы правдоподобными в других условиях, но вот в этих… казалось, что уж лучше буря магнитная.

И, скорее всего, именно она вчера и была. Магнитные стрелки были повреждены довольно слабо, но так как основная доля информации о предстоящем пути машина получала не от меня, а от приборов слежения, то было немудрено, что именно из за них она и начала себя вести странно.

Поотключав некоторые приборы, я снова сел за штурвал. В голове почувствовалось некоторое напряжение. Это и есть взять контроль над машиной полностью на себя. В некоторых видах техники это полностью запрещено и довольно таки зря. И вот почему: автоматика ВСЕГДА отключается в самый ненужный момент, начинает ловить ошибки не вождения, а самого управляющего компьютера. Ни за что бы не сел в машину, которой управляет компьютер. Автоматика удерживания курса в безлюдном месте, и вообще в космосе и океане — это абсолютно другая вещь. Там нет смысла держаться за рычаг и управлять абсолютной монотонностью передвижения. Но изменения курса… их надо делать самому, а не доверять придурку в коробке, который именуется компьютером.

И стабилизацию управления я отключил именно потому, что требовал более точное управление, чем могла выдать автоматика. Наверно, проектировщики просто не знали, что я поеду сквозь вздыбившуюся почву и поваленные деревья. Грязи было также весьма много. Слишком много по любым стандартам. И ручейки странной красновато маслянистой глины уже стали привлекать куда большее внимание, чем хотелось бы человеку, который спасается бегством подальше от любых равнин, лесов и подножий гор, которые он только видел.

И менять на ходу клиренс было бы несколько опасно неопытным неоперившимся пилотам, которые и создавали этот вездеход, но в умелых руках это означало бы лишь более агрессивный перерасход топлива и накал движущих элементов.

Теперь он в управлении похож не то на подводную лодку, не то на самолет. Просто добавилась регулировка высоты.

И скорость увеличилась многократно. Стало даже несколько веселее. Копошения сзади прекратились и заинтересованные глаза стали выглядывать у меня из под рук, любуясь скоростью меняющихся видов. Хоть шатать стало меньше и содроганий и натыкания на все столбы и камни мира перестали беспокоить. И то хорошо. А насколько хватит запаса прочности двигателя я е совсем был уверен. Поэтому пришлось также смотреть на датчик, который я до этого мало как использовал. Это был датчик температуры силовой установки. И кому он тут был нужен? Разве что на малых скоростях…

Но сейчас он был нужен, как никогда прежде. И не надо меня упрекать в том, что я плелся, как черепаха. Перегрузка скорее сказка, нежели вымысел. Но эти странные приборы…. Зеленая шкала. А за ней сразу красная. Интересно, что они имели в виду, и почему нету ни оранжевой, ни желтой?

Из любопытства я увеличил агрессивность управления и стал смотреть параллельно за приборами контроля. Те плавно поползли вверх. Тогда я еще увеличил скорость. И те словно взорвались. Особенно тот самый, значения которого я до сих пор не разобрал. Наверное, уровень радиации в кузове. Уж слишком сильно свечение его стрелки напоминало то самое свечение, которое я видел при перезаправке топлива. Теплое. Яркое и синее. И либо это зафонил сам прибор, либо он действительно был рассчитан на глобальное привлечение внимания. И так оно и было.

Плавно притормозив, я стал наблюдать на внезапно заинтересовавший меня прибор. У песчанки я спрашивать не стал, оно и так было видно, что она ни черта не разбирается в человеческих технологиях. Что с силу весьма юного возраста, что в силу обстоятельств. У флиса спрашивать тоже нет смысла, он все равно никогда не управлял такими устройствами, как вездеход.

Поцокав языком, я стал внимательно всматриваться в шкалу прибора, который методично отклоняло то в одну сторону, то в другую.

«Нелепо», — подумал я. «Вот тут вроде все понятно, но что это такое?» и я остановил свой взгляд на странно преобразившейся приборной панели. Что то было действительно незнакомым, да и вряд ли нужным ранее. Что то щелкало, что то уже вовсю шипело, но синий индикатор и шкала плавно темнели, и периодически так же плавно вспыхивали темно красным светом.

«Перекалил двигатель», — вяло подумал я, и полностью заглушив все системы, кроме системы охлаждения, стал выбираться из кабины.

Вот здесь местность была намного приятней. Во в первых, никакой грязи и никаких лишних ручьев. Несколько разновидностей листвы под ногами, много — много папоротников в человеческий рост и никаких излишеств. Только породы была странная. Синеватая глина как всегда… это, как я помню, признак либо вулканической активности, либо горячих источников, что все равно подразумевает близость магмы. Местами были разбросаны белые хлопья пепла. Возможно, их снесло сюда ветром из трясины, которая пылала этой ночью. Этот запах я бы все равно бы ни с чем не спутал.

А вездеход уже давно пах снаружи каленым железом. Жаль, что нельзя так агрессивно ездить на нем, это было бы просто удобно для любого осознанного и умелого водителя, но насколько было бы удобней пользоваться чем то более высоколетательным. Например, автожиром. Он и медленный и летает хорошо и есть модели, которые не носят таких длинных лопастей, как у прочих вертолетов. Это крайне важно, если садишься лишь на одни опушки.

И пока я так думал, один и боков машины стал плавно менять свой цвет на переливчасто синий. Это было странно… Понаблюдав еще немного, я пришел к выводу, что ничего страшного тут нету, и что можно будет вскоре продолжать свой путь.

Но ждать было лень. Либо наплевать на все и просто ехать дальше, либо искать, где разбить лагерь, что тоже вполне возможно. Но среди этих залежей валежника было как то сложно сориентироваться. Поэтому, подождав еще несколько минут, я стал снова поднимать скорость, но уже поглядывая на этот странный синевато багровый циферблат. И при первом же признаке увеличения яркости я плавно сбавлял скорость. А при затухании снова ее наращивал.

Надо было к вечеру найти более менее безопасное место. Было также немного жалко удаляться от того места, где было так много ценных минералов, которые бы полностью оплатили стоимость ремонта каботажного судна, на котором я приплыл, но с другой стороны…. Может, там еще больше интересного?

Записи. Везде одни записывающие устройства, полные необработанной толком информации. И такая тряска, которая напрочь убивает не только дисковые накопители, но и те, которые даже атомным взрывом нельзя было бы сломить. Все свалено в кучу. И все под этим странным прибором с циферблатом, который светится синим цветом.

И как только эти мысли меня посетили, я стал незамедлительно гасить скорость. Полностью остановившись, я ринулся проверять целостность добытых данных. Ну, если не считать парочки переплавившихся проводов, изоляция которых напоминала оплавившийся парафин, то все было в полном порядке. На экранах была какая то странная рябь, что свидетельствовало о довольно таки высоком радиоактивном уровне, но вроде там все таки не было ничего смертельного, ни для тебя, ни для твоих последующих потомков, и что самое главное, для твоих приборов, в которых было все твое состояние и даже больше.

Запустив для пробы парочку из накопителей, я убедился, что она перегружена статическим полем, но информация пока сохранена. Мне пока адски везло, что уж там ни говори. Спасти данные было самым ценным для меня. Но дальше ехать нельзя. Иначе блески и точки появятся не только у аппаратуры, но и у меня в глазах.

Плюнув еще раз на все это перемещение и на этот проклятый реактор, который так и не оправдал возложенных на него обязанностей, я стал наблюдать за тем, как быстро меняется небо. Оно серело и приобретало багровый оттенок. Звезды плавно нарастали в своей яркости, что тоже было весьма неплохо. И все время меняющиеся созвездия. Как они вообще тут ориентировались, эти местные?…

Да, видимо, и никак вовсе. В чем то это даже было на руку.

Противно было то, что горы то постепенно удалялись. Самое ценное осталось в них. И в то же время мне пришла на ум одна мысль, которую я решил развить чуть — чуть позже.

А пока я бросил этот несчастный перегревающийся аппарат на краю леса и стал вычищать себе место под палатку. Заодно вынес все приборы. Животные к тому времени уже вовсю жаловались на отсутствие свежего воздуха и «ненужные» ощущения. Точнее они дописать не могли. Наверное, наглотались дыма от того самого болота, что так устойчиво окрашивало воздух в свой пряной аромат бесконечной сигары. Было понятно, что где то там вдали горит торфяник и все окрашивает в это странное полуприятное благовоние. Но было поздно, и надо было сматываться. И тут я остановился, как вкопанный.

Papavera Somnifera! Этот странный синевато — фиолетовый цветок я ни с чем не спутаю! Обыкновенные полусинтетические анальгетики ничего не имеют рядом с ним! И я стал собирать сумку для сборки препаратов. Это стоило собрать после того, как я перестал их видеть на Земле. Это редкий цветок надо было собрать для своей лаборатории и угодий. Будет расти на полянках.

И так я стал собирать ее, покуривая трубку, безо всяких отвлечений. Где то была созревшая, она пойдет на семена, несколько я вырвал с корнем, и стал садить у себя в вездеходе в пакетах. Остальные были незрелые и я собрал их головки, чтобы сделать себе настойку из их кашицы, что находилась внутри. Итак, я с Somnifera! Это было хорошее приобретение, наряду со всеми камушками и несколькими открытиями, которые я сделал на этой планете.

Например, я сделал открытие, что местный ученый, предполагавший, что я провалюсь, был прав почти по всем статьям. За исключением геомагнитного поля, тут было нечего собирать и нечем дышать. Одни миазмы, поля и леса. И совсем немного рек, в которых бы плескалась пригодная для питья вода. Странная вода. Вечно какая то со странными загрязнениями. И вызывала иллюзии и странные проявления разума, что у меня, что у местной фауны. Что касается флоры, то хоть она разумной не стала. Это уже радует.

Хотя горы… горы стали какие странные. Возможно, это стало из за обилия цветков на полянке. А, возможно, из за поляризованного света, который пронзил все ущелье. И я стал внимательно изучать все последствия сдвига почвы в этих местах. Кое где открылись жилы, в которых было полно драгоценных камней. Это было на руку моему проекту. Растения меня уже мало интересовали. Было ясно, что кое кто из землян уже побывал в дали на этой чудесной и незабываемо кроткой, но такой чужой и тесной планете. «Тут негде поселиться», мягко решил я, и стал собирать вещи для взлета. Пару алмазов успокоят вождя и дадут починить корабль, на котором я сюда приплыл. Закрытая повсюду планета меня немножко приводила в восторг и одновременно настораживала мое чутье следопыта.

Можно было ехать назад. Я запрыгнул на водительское сиденье вездехода и стал набирать код подвески, чтобы меня меньше встряхивало на перегибах почвы. Потом я заинтересовался у животных, как они там себя чувствуют. И поехал, что есть мочи. Капитан… Что же он там натворил, что ему отказали в ремонте судна?

Подпрыгивая на ухабах, я приехал туда за сто восемнадцать часов быстрого лета. Дорога была извилистой и только. И там меня встретили с цветами и провожающими. Видимо, им не терпело от меня избавится, хотя и встретить меня тоже были несколько рады. Что есть странно, как ни говори.

Капитан тоже был рад меня увидеть и сказал, что шаттл давно уже меня заждался. Я немного удивился, ведь он несколько месяцев меня не видел, и, в том числе, и мой корабль.

— С Богом, — только и сказали мне посетители нашего судна. Срок моего фрахта как раз истекал, так что я вполне называл его своим. Почти владелец. Но это ненадолго. Я направляюсь домой.

Финал

Конгресс Экологов

— Итак, господа, — послышалось с трибуны. — мы опять умудрились загадить нашу планету!

И торжественный рев послышался отовсюду.

Сейчас я пробовал на себя роль эколога. Это древняя профессия, почти такая же древняя, как проституция и шаманизм, но легальная, почти без бубнов и с куда большим засильем коротких обтягивающих юбок. Это привлекало внимание и заставляло думать, куда бы девать глаза от всех этих девушек, которые с полоборота становились мастерами науки. Они легко поддаются обучению, чего уж там.

Я сказал почти без бубнов? Ну, это явно не касалось оратора, урожденного аборигена Новой Австралии. Новая Австралия образовалась после затопления Старой Австралии, но да не будем о грустном. Бедные кролики. Они были единственными выжившими животными после великого коллапса овец и кенгуру.

И это тоже было дело рук наших Вселенских Экологов.

Вообще эколог — профессия классная. Космическая. Ах да, наш выступающий — шаман из древнего рода Нью Австралийцев вышел на сцену под торжественный грохот бубнов и там-тамов. Он был похож на классического Австралийца, такой же ярко выраженный череп и то же стремление убивать кенгуру на завтрак. Но кенгуру вымерли и потому его предкам пришлось в свое время переучиваться охотится на кроликов. Но так как убивать кроликов последние две тысячи лет стало жутко популярно, то наш оратор решил заодно назваться экологом. И продолжать убивать кроликов, но уже с чистой совестью. Он и в самом деле спасал планету, но это халяльное мясо… он очень любил бутерброды с мясом.

То есть, как вы видите, экологи — это чистая профессия, почти такая же чистая и непорочная, как дворник, но без метлы и с мощными компьютерами. Но рано или поздно ты возьмешься за метлу, аэростат и компьютер.

Я с наслаждением слушал докладчиков. Вообще, стремление слушать конгрессы и концерты у меня зародилось еще в глубоком детстве. Правда тогда было сложно высидеть при жаре.

Когда я вырос, я стал ходить на такие конгрессы только с нательным кондиционером. В первых, это было стильно и выглядело почти так же круто, как профессиональные авиационные очки. Во вторых, это было так же удобно, как галстук — шарф. И в третьих, согласно новым правилом проведения конгрессов это было просто в духе времени.

Ну хватит обо мне, вернемся к докладчику. Он делал потрясающие пассы руками, а иногда и ногами, буквально вытанцовывая в ритм своим мыслям. Но не смотря на всю его внешнюю серьезность, он был буквально пронизан чистой энергией мысли. И он сделал потрясающее предположение!

— Надо взорвать холодную атомную бомбу, — кричал он. Тысяч на пятьсот градусов не больше. И тогда мы не только накормим отборной крольчатиной всех зверей (животный корм), но и решим проблему глобального потепления. Тем более, у меня недавно сломался нательный кондиционер. Так что для меня эта проблема как никогда актуальна.

Тут на сцену понеслось сразу несколько корреспондентов. Все они несли на руках перед собой новенькие нательные кондиционеры. Свои.

— Уважаемые корреспонденты, — начал наш докладчик, — я принципиально не беру подарков во время… оу, Тракал! Спасибо огромное! Дамы и господа! — Обратился он, моментально примерив нательный кондиционер на себя. — Мне только что подарили Тракал! Эту потрясающую компанию полупрофессионалов знают только здесь! Надо признать¸ что это лучшая компания полупрофессионалов, которые профессионально профессионалят за дополнительную плату, которую взимают со всех своих пользователей через уйму прекрасных услуг, которые стоят и так недешево. … Спасибо!

Он учтиво поклонился довольному корреспонденту. Еще бы — за такую прекрасную рекламу ему отлично заплатят в редакции! И диктор доволен! Точнее диктатор. Ну этот, как его… короче, наш дорогой докладчик и комментатор!

Теперь докладчик стоял в новом сверкающем нательном кондиционере, стилизованном под древне-русское жабо. Или древне — французское. Ну знаете, эту, из истории Древней Земли. Кто еще в школе проходил историю моды, те знают. Меня больше интересовала женская мода, особенно купальники конца тридцатых годов двадцать первого века от рождества Христова. Хотя зря, как я понял. Нательные кондиционеры в те годы определенно были круче! И Тракал. Древняя фирма, которая стала продавать механизированные кроссовки, галстуки-бабочки и нательные кондиционеры. Их больше никто не любит. Все всем надоело. И потихоньку перешли на старые вязанные зонтики, к чаю взяли старые добрые плюшки, и просмотр новостей по вечерам. Это мудро, но скучно.

— …. Как я уже говорил, — сказал наш докладчик, горделиво поправляя своей красной рукой новенький нательный кондиционер. — Я не беру подарки во время выступлений. Только покупаю за дополнительную рекламу. Могу я теперь с чистой совестью попросить у аудитории бутерброд? …. Вот, — произнес он, с довольным видом уплетая новенький бутербродик. — Я рекламирую его так: это прекрасная крольчатина сделана по последнему писку моды. С кракозябрами и аркебузаторами. А еще самую толику хинина, чисто так, для вкуса. Если у кого есть десять кредиток, я ему не только дам укусить мой бутерброд, но и познакомлю с тем, кто его сделал!

С трибун послышался одобрительный рев. Нам, экологам от души, такое по определению нравилось! Новые НЕЗНАКОМЫЕ СЛОВА.

Тут к докладчику снова подошел корреспондент от нашей газеты, вручил ему новенький кракебузатор и попросил его сфотографироваться для нашей колонки о старомодных кракебузаторах, с оттенком лилового и желтого вкусов. Синева. Я почувствовал синеву и посмотрел на небо. Оно становилось фиолетового оттенка. Надвигалась буря.

Кракебузатор был новенький, только с механической фабрики, с прожилками благородной плесени. Дорогая вкусняшка.

Докладчик вежливо откусил кусочек и вернул механизм-блюдо корреспонденту. Вспышки фотоаппаратов не смолкали.

— Итак, — продолжил докладчик. — вы увидели рекламу на тему этого да сего. Спонсор нашего сегодняшнего доклада — «Счастливая шиншилла» Счастливая шиншилла — самая красивая и толстая белка на свете! А посмотрите, как они летают!

Тут на сцену выкатилась огромная клетка, в которой находились летающие шиншиллы. На самом деле это просто были обычные стероидные шиншиллы, огромные отважные зверюшки с ласковым норовом быка, размножающиеся словно кролики, а потому их прочили на замену кроликам после Великого Конгресса Экологов. Ну, он у нас запланирован на следующий год, а пока у нас обычный конгресс экологов. Бывшие космонавты собрались покушать. Вот наш секрет. Я ж говорил — у нас своя тайна;)

— Оу, Чарльз, привет! — Мне издали помахали рукой. Две юных девушки помахали мне издали рукой. Я помахал им вслед.

Мне было о чем подумать. Например, как в родовом имении завести несколько летающих шиншилл.

Но эти девицы явно решили со мной поболтать. Агнес и Долорес. Так их, кажется, звали. Я точно не помню. С этим нововведением выбирать себе дополнительные имена…. Чего только не придумают.

Я откусил кусочек кракебузатора. Это как печенье, только механическое. Оно пытается удрать, пока ты его ешь и сопротивляется, пока ты его жуешь. Когда то давно кракебузаторы были выведены при скрещивании генов птеродактиля и аркебузатора. Технологии. Генотип, тупо развлекаются с печеньем, чтобы оправдать то ненавистное мне, что осталось в этом мире. А ненавижу я печенье, которое со мной разговаривает и убеждает меня в том, что я глуп, если разговариваю с ним.

Ну, чтобы там не говорили люди, есть и извращенцы, которые не едят кракебузаторы, а дружат с ними и содержат в качестве слуг. Таких я никогда не понимал. Ну как можно дружить с печеньем?! Кракебузатор же все равно ничего не чувствует и не соображает. Но рано или поздно ты начнешь думать о еде во время еды. Разговаривать с ними. Ты галлюцинируешь, скажет тебе твой бутерброд и улыбнется «Я такой вкусный…».

А еще в интернете есть сообщества кракебузаторов. Это те, которых угораздило остаться в живых после покупки. Так вот, эти твари мало того, что непрерывно тюнингуют друг дружку, так и против того, чтобы их ели! Для них смысл стать самым сложным изделием природы. Точнее пекарей, но кто стал чьим развлечением еще ясно.

Так я думал, дожевывая своего неуместно счастливого кракебузатора. Реклама во время выступления сделала свое дело. Я тоже поддался.

Но хватит о еде. Ведь это вредно, есть много еды, разговаривать о ней и составлять истории о том, какой едой закусывать какую еду. Это глупо. Это просто символ.

Хотя совсем недавно появилось новое блюдо! Тоже живое, но вместо механического разума (как у галлюциногенных грибов) в него записаны воспоминания людей. Ешь его, и вспоминаешь то, что произошло с другими.

Хотите верьте, хотите нет, а многие из наших блюд имели особенность комментировать нас во время своих посиделок. Самое хитрые блюда притворялись сытными, и устраивали групповое отомщение, посредством того, что заставляли невинную девушку съедать себя в большем числе, чем планировалось. Тогда она толстела и долго не могла отойти от того, что какая то наглая разумная килька заставила ее съесть кусок вон того глупого торта. Толстый и глупый торт! Ты всех нас самих хочешь сделать толще!

Только свадебные торты хранили целомудрие, и после каждого укуса невесты транслировали «Горько!» всем присутствующим. Тогда невеста либо до самого конца ужина почти оставалась без сладкого, либо почти все время целовалась с новоиспеченным мужем.

Но новые мыслезаписи!.. Это было нечто! Их можно было есть горстями и запивать водой с лунного Моря Ясности. Вино из мира Моря Бурь было тоже неплохим, но доставалось слишком дорогой ценой. А потому было непопулярно среди разумного творения человека, которое сомневалось в адекватности своего творца.

Я думаю, что оно в свое время почти полностью заменят обычное вино, настолько удачным оказалось смешение воспоминаний первой любви и горьковато-сладкого вина. Потом один открыл вино со вкусом затяжной депрессии и сделался знаменитым, прописывая всем желающим попробовать новые ощущения в кратчайшие сроки. Бывали и такие, которые пристрастились к «депрессивному» вину.

Довольно удачным был мой опыт, когда я впервые попробовал вытяжку из растений типа «женьшень сибирский».

И неудачным, когда я впервые завис в интернете, земного типа. Ну уж очень дорого мне обошлась такая прихоть. В итоге меня исключили почти из всех интернет — сообществ, и даже из одного такого, в котором я сам был создателем. Ощущения были такие, что я сам создал новый сорт «депрессивного» вина. Было мило.

Раздался холодный удар. Ну, это он так назывался холодным, на самом деле в эпицентре взрыва как правило было довольно горячо. Но это так, между нами.

Холодная ударная волна ознаменовала как конец обеденного перерыва, так и окончательное решение судейского комитета. Было решено устроить атомный взрыв на территории новой Австралии. Зачем? Я не знаю. Наверное, соскучились по ярким фейерверкам.

Из динамиков послышалось дружное блеянье овец. Диктор стал читать стихи Хряка Изящнейшего, классика новой земли, а музыка на дальнем фоне была ему сопровождением.

Итак, судейский комитет решил, что лучше будет взорвать атомную бомбу, нежели по одиночке вылавливать всех кроликов. Что с ними делать? На мой взгляд, только генная модификация могла исправить ошибки генных мастеров. Но лучше бы они занимались селективным вылавливанием кроликов… Избирательная радиогенная информация, перегружающая мозг.

Пока я пробирался к своему месту на трибуне, то несколько раз сталкивался с сестрами Арвере. Это была не то семья, не то нация, не разберешь. И в то же время они были не похожи ни на одно земное племя. Так, например, у них были глаза с радужными переливами и холодновато-голубой отлив мраморной кожи.

— Оу, привет, Чарли! — отозвалась одна из сестричек.

Я прищурил глаза, чтобы рассмотреть эту сестричку поближе. Наверное, это была Рарджерика. Рарджерика, так. Я не раз пытался вспомнить ее имя, и то и дело поглядывал в записную книжку, когда мы… встречались.

О да, я встречался с одной из сестер Арвере!.. Но это было так давно, что едва ли не забыл ее имя. Рарджерика. Она была одной из самых ярких представительниц своего вида. Исиня-черные волосы оттенялись такими же черными ресницами а ее глаза…. Они были попросту огромными и такими красивыми, как и ее фигура. А еще она была чокнутая на всю голову. Это привлекало в ней больше всего.

— О, привет милая, — только и отважился выдохнуть я.

Приблизившись ко мне, она неожиданно обняла меня, и засмеялась.

— Ты совсем забыл меня?

— Старался, — честно признался я. Все ж надо было говорить правду. Иначе она точно меня на себе женит.

В итоге я получил удар в солнечное сплетение.

Когда я пришел в себя, то увидел ее насмешливую улыбку. Вообще то она была довольно молчалива, но на конгрессах ее основательно пробивало.

— Так, давай начистоту, Чарльз! Что это такое?! — она ткнула мне под нос початую бутылку виски. Ну как сказать, виски. На ней красовалась надпись «Земляные поля востока при западе. Винокурня семьи Одинелл»

Я почесал внезапно затекшую челюсть. Это была старинная бутылка, но она откуда то раскопала почти нетронутую бутылку виски. Мне захотелось выпить. Немного, но этого уже было достаточно. Праздничный стол редко обходится без спиртного.

— Продай ее мне, только и выдавил из себя я.

— Зачем? — спросила она. — у тебя нечего пить? Или ты вылакал все вино тщеславия, что было у тебя на родовом ранчо, о котором ты мне никогда не говорил?

— У меня никогда не было на роду такого, кто занимался бы разведением коров, овец или коз. Жаль, но так оно и есть. Винодельня была, но это чисто так, ради экспериментов. А знаешь ли ты, что популярное нынче вино на листьях коки раньше было под запретом как наркотический препарат?… Ну, чай как чай. А это вино.

Тут основательно заиграла музыка. Нам пора было заканчивать. И расходится по своим местам.

— Ты где сидишь? — Спросила меня Рарджерика.

— В тринадцатом квадранте. — неохотно сказал я. Мы не зря перестали встречаться, надо сказать. Сестры Арвере вообще славились своим диким и необузданным нравом, но когда меня поколотила моя же девушка мне стало не до шуток и я с ней порвал. Никакого уважения! Я что, ее моложе? ДА старее на десять лет! Ну вот, мы женились бы и дальше что? Отобрала бы у меня мою корону главенства в семье, а мне такое определенно было не по нраву.

— Решено, — буквально взвизгнула своим боевым тембром голоса Рарджерика. Мне стало тошно. — МЫ будем сидеть вместе!

— Зачем?

— Помню ли? А такое надо ли помнить? — резонно уточнила она, приблизилась вплотную, похлопала по плечу и внезапно скрылась в толпе.

Я вздохнул с облегчением. Ну наконец то! Она вряд ли отыщет меня за оставшееся время до начала послеобеденной программы. А завтра, если у меня получится вырваться на конгресс, я уж точно сяду в другом квадранте!..

Кое как я протиснулся на свое место. И тут меня ожидал сюрприз. На моем же месте восседала, кто бы вы подумали? Та самая из сестер Арвере, которую в приличном обществе и упоминать стыдно! Рарджерика! Собственной персоной!

— Это мое место, — только и прошипел я.

— Не страшно, — успокоила она меня своим самым обворожительным тембром голоса. — ты закончил искать меня?

— Вообще то я искал свое место для сидения на нем. — ответил я совершено то, что взбрело мне в голову.

— Вот и меня нашел! — Хихикнула девушка и вытянула свои длинные ноги, насколько позволяла близость переднего ряда сидений.

— Лучше скажи, как ты умудрилась найти мое место! — потребовал я у нее.

— Очень просто! — хихикнула девица и протянула мне пластиковый стаканчик с коричневой жидкостью.

— Яд? — поинтересовался я, принимая из ее рук стаканчик и делая большой глоток. Ой, зря я это сделал! Это было чистейшее виски! И как я умудрился не уловить аромат до того как сделать глоток?

В голове взорвалось ледяное пламя. Я слишком давно не пил крепкого алкоголя, чтобы вот так заливаться качественным спиртом перед программой.

— До дна, — Рарджерика внимательно на меня смотрела, словно гипнотизируя. — ТЫ обязан выпить до дна, иначе окосеешь.

— С каких это пор ты стала разбираться в выпивке? — ехидно поинтересовался я, тем не менее сделав еще один, на этот раз совсем маленький, глоток. Вкус напитка был резковат, но тем не менее настолько обволакивающ, что слился в гармонии с моими собственными феромонами. Что то новенькое. Уникальное пойло, надо сказать!.

— До дна, — твердо повторила девушка и заерзала на сиденье. — и не привлекай внимание!

Я послушно выпил.

— Чисто технически, — усмехнулась она, — ты прав. Если выпить слишком много этого сказочного напитка, то действительно можно умереть. Но для этого тебе пришлось выпить два-три литра. А столько в обычный стаканчик не влезет.

— Сколько еще осталось в бутылке? — поинтересовался я.

— Достаточно, чтобы мы оба окосели, — отрезала она и сделала крупный глоток прямо из горлышка бутылки.

— Рардж, тебе нельзя пить! Ты за рулем!

— А ты за штурвалом звездолета!

— Не сегодня.

— Вот и я о том же.

Я пожал плечами и сел на освободившееся рядом с ней место. Хозяина не было видно. И не нашел ничего дурного в том, чтобы сесть на его место.

Послеобеденная программа уже начиналась. Стихли звуки музыки и я зашевелился.

Тут вышел ведущий и огласил то, что и так было написано в программках. Как, например, повлиять на планету посредством управляемой термоядерной реакции.

Рарджерика нагнулась к своему сиденью и достала из под него бутылку воды.

— Будешь? — спросила она тихо.

— Буду, — только и нашелся что ответить я. Я достал стаканчик, и когда она налила в него до краев воды, то добавил в нее немного оранжевого порошка. Аминокислоты. Это ж просто отлично, что простое утоление жажды может заодно привести в порядок мозг, и заодно выветрить все излишки алкоголя в крови. Такая вот хитрая наука.

После того, как она напоила меня, моя бывшая невеста отхлебнула прямо из горлышка бутылки и довольно утерев губы, посмотрела вдаль, в сторону докладчика.

— Сегодня будет холодно. Ты нашел, где будешь ночевать?

— Нашел. А что тебе неймется узнать, что со мной происходит? Лучше бы рассказала, что с тобой происходит.

— Не сегодня, — отмахнулась она. — Я слышала, что ты вернулся из далекого путешествия. И как, далеко летал на своей колымаге.

— Ты не забыла, из за чего мы расстались?

— Помню-помню. Я назвала твою машину старой рухлядью.

— Неправда. У нас был неуживчивый характер.

— Что ты бука. — сладко улыбнулась Сестра Арвере совершенно непринужденно потягиваясь, перестав начисто обращать внимание на окружающий мир.

На самом деле она и меня любила называть старой рухлядью и это при том, что я был всего на десять лет старше ее. Но что взять с недавно оперившегося птенца?

Надо было как нибудь сосредоточится на докладе. Скоро тем более будет начинаться электронный опрос. Я постучал по терминалу. Тот тихо зашипел и Рарджерика треснула по нему кулаком.

— Не мешай! — прошипела она на бедный механизм, который только-только вылупился из своего технического яйца.

Я только почесал подбородок. Да, подумал я, не мешало бы и побриться.

Так вот, о чем это я думаю? О том, как бы повнимательнее слушать докладчика. Монитор терминала явно глючил. Он шипел и урчал, как сытый кот. При том, что из динамика не раздавалось ни звука.

И зачем я расстался с Рарджи? Она ведь всегда до колик меня веселила. И это при том, что мы с ней постоянно были на ножах.

Втайне я считал, что мы с ней очень схожи во многих отношениях. И все же различались так же сильно, как наши генетические коды отличались от ДНК улитки. Да, мы были похожи. И потому бесили друг друга. Она считала, что я вполне взаимозаменяем. Ею же самой. Она считала, что я — это она, только в брюках. Короче, никакого уважения к моей персоне. Играться со мной было интересно, но и только. А вот слушаться как своего мужа… ну, ей это казалось скучным. И она меня и не слушалась. До тех пор, пока я не плюнул и не уехал в звездное турне развеяться. И собирать ископаемые всех видов. Но она в тот же вечер перезвонила мне по коммуникатору и потребовала объяснений. Я же их давать отказался. Тогда она заявила, что рвет со мной, ибо, вы только послушайте! Не выносит долгой разлуки и боится заскучать в одиночестве.

И все же я был рад, что вырвался на свободу. Конечно, можно было бы взять Рарджи с собой, и она уж точно согласилась бы и… объявила бы это свадебным путешествием. То есть, как вы поняли, либо загс, либо космос.

А вот тут я, каюсь, струсил. Конечно, негоже оставлять девушку наедине с собой, тем более, если она такая же неуравновешенная, как и любая сестра Арвере.

Да, кстати, почему их так называют? Я как то раз спрашивал об этом Рарджерику, но она только отмахнулась. И ничего не сказала по этому поводу и в следующий раз. И еще и еще.

Столько всего произошло, пока меня не было на Земле. Например, снова забеременела моя мать, и у меня родился братец, как две капли воды похожий на своего отца. Еще едва не развалилось наше семейное дело, которое и обеспечивало мою беззаботную жизнь без лишних тягот и хлопот. Точнее, бизнес построил я, но по умолчанию его присоединили к остальному семейному наследую…

Ах вот оно что, я вспомнил! Когда женишься на Сестре Арвере, то автоматом начинаешь принадлежать к их расе. Наверное, чтобы мужчинам было неповадно разбирать голубокожих девчонок. Да и голубизна была довольно условной. Ну вот я все таки ближе к розоватому оттенку, иногда к золотисто- коричневатому. А вот девушки Арвере всегда были с голубоватым отливом.

Вот так вот бессвязно бродили мои мысли, пока я засматривался на то, как Рарджи настраивала свой терминал. По всей видимости, ее совершенно не волновали речи докладчика. Он уже выступал на утренней программе, но я как всегда что то да прослушал, пока был в очереди в комнату для джентельменов.

Что то вроде о том, как распоряжаться своим временем, чтобы поучаствовать в очередной чистке планеты.

— Посмотри, какая красивая!

Рарджи снова отвлекла мое внимание от попыток выслушать доклад. И тут я увидел огромную бабочку у нее на руке. Та заворожено смотрела на нее, не отводя глаз и силясь, наверное, понять, как такая красота уместилась ранее в такую неказистую… тут я пригляделся внимательнее. О нет, гусениц этой бабочки уж никак нельзя назвать некрасивыми или неказистыми. Ну да, о чем это я… Ах да, о бабочках.

Рарджи игралась с бабочкой, которая собирала сахарный нектар прямо у нее с руки. Девушка только подкапывала бабочке каплю за каплей, любуясь ее красотой.

Так продолжалось минут пять. И я снова словил себя на том, что полностью перестал слушать докладчика, чтобы сосредоточится на своей бывшей возлюбленной. Оставаться просто друзьями у нас в планы не входило, точнее, мы были друзьями изначально, а тут еще эта бабочка…

Я содрогнулся, когда понял, что снова влюбляюсь в нее. И тут бы и радоваться, мне всегда нравились такие вот бойкие девушки, однако меня же это и смущало больше всего на свете. Одно дело — дружить и восхищаться. А совсем другое — пойти с ней под венец. Она же совершенно ненормальная! И иногда не только в положительном ключе. Как, например, она изувечила мой кабриолет, когда я все таки улетел в исследовательскую миссию. У меня что то внутри треснуло, когда я увидел плоды ее стараний.

Потом я увидел свой звездолет (я в то время был на другой планете и фото пострадавшей машины прислали мне родственники и друзья) и малость успокоился. Уж его то я не оставлю без охраны.

Вообще то по меркам нашего мира я был не то чтобы богат. Просто позволял себе кой какие вольности. Иногда даже в кредит.

Меня малость передернуло. Рарджерика хихикнула, когда бабочка переползла на мое ухо вслед за нектаром, который капнула мне на ухо девушка. Я видимо зря пытался слушать доклад. Это было чревато. Что-то о ядерных взрывах и тераформировании остальных планет Солнечной системы. Тема была явно интересная, но сосредоточится на чем то одном у меня больше не получалось. Я вообще не мог ни на чем сосредоточится.

Так всегда было, когда рядом была она. Ее это во всяком случае не смущало. Но вот ведь незадача… и почему мы расстались? Да вот почему — когда мы начали встречаться, у нас у обоих отказали тормоза. Причем главным образом у нее. Так, стоило сосредоточится.

Ее платье с перламутровым отливом… обтягивающий корсет старых времен… так, что то я сосредотачиваюсь совершенно не на том. Нет¸ что то это мне напоминало, но что?..

«О программе думай, Чарли, о программе!»

Но у меня ничего не получалось. Может, мне попался неисправный кракебузатор и он до сих пор живет внутри меня. Бабочка на ухе и в животе, или как там происходит. И что это вообще значит то «бабочки в животе»? До сих пор не могу понять этого выражения. И в то же время я определенно чувствовал нечто похожее.

Бабочки на ушах… Я изо всех сил старался не рассмеяться. Мне было смешно до слез. Рарджи сняла в меня с уха свою гигантскую бабочку и помахала ею у меня перед носом.

— Все, — заявила она, — теперь это мое домашнее животное! Буду кормить ее сиропом и нектарами, а ты будешь подыскивать для нее жениха.

— Почему ты уверена, что это девочка?

— А ты посмотри на это утолщение на ее тельце!

— Какое?

— Ну как же ты не замечаешь, вот же оно…

Тут вспыхнул экран терминала и мое внимание ненароком переключилось на него. Бабочка перепорхнула на другую руку Рарджи и та принялась ее поглаживать. Громадное нахальное насекомое… брр… Хотя бабочка была красивой, но вид ее мохнатого тельца вводил меня в некий ступор. Тот еще мех, надо сказать.

Я машинально нажал на сенсорные кнопки терминала, и тот загудел, перерабатывая информацию о принятой резолюции.

— … И я рад вам объявить, что на месте Австралийского моря будет воздвигнут новый океан! Пару недель землетрясений и проблема глобального потепления и нехватки океанов будет решена! Спешите занять места у позиций.

— Что? Как? — я был обескуражен. — Какие океаны?

— Океан! — голос Рарджерики был малость категоричен, но зато она умудрилась опять быть в курсе происходящего. — Ты опять прослушал?

— Что значит, опять? — возмущенно спросил я.

— Угу, не опять, а снова. Знаем мы эту песню.

Меня передернуло. Опять эта выдра умудрилась сделать два дела одновременно — отвлекать меня и внимательно слушать программу. Ну как ей это удается? Право же, даже не знаю, что на это надо было сказать.

И что ее изменило? Раньше была такой милой, а стала жесткой, язвительной и вечно не в тему. Может, по ее мнению, именно так надо было обращаться с мужем? Да, стоило отметить, что после нашего разрыва она мало что изменилась. Так может, она просто это проигнорировала?

— Ты вообще в курсе, что мы больше не встречаемся?

— Я думала об этом. И знаешь мое решение? Это твои проблемы, что ты со мной не встречаешься. Если я решила выйти за тебя замуж, то выйду.

«Надо линять!» Подумал я. Краткий и простой ответ девушки не то чтобы слишком уж сильно удивил меня, но не на шутку насторожил.

Рарджи проиграла на своем терминале целую симфонию из шума пальцев, треска статического электричества и визга коммуникатора. Лампы и микросхемы накалились докрасна, и даже одна лампа сгорела — потемнел край терминала и оттуда повился дымок.

— …Ты никогда не мог сосредоточится на важных вещах! — продолжила она — мало того, что ты удрал как раз перед тем, как я хотела предложить тебе переехать к нам на поместье, так ты еще и конгресс не слушаешь.

Я в это время стал пристально смотреть на сцену. На месте, где обычно никогда ничего не происходило, стали происходить чудеса. Например, появилась наша с Рарджи фотография, где мы лежали, обнимаясь на пляже. Как и были, в костюмах. Голограмма, но изумительного качества.

Диктор казался непреклонным. Его, конечно, удивило появление полуголой парочки прямо перед ним, но он не подал и виду, да и зрелище было довольно приятное.

А моя ненаглядная продолжала колдовать над терминалом, полностью позабыв про бабочку, которая переползла ей на плечо и ощупывала хоботком ее мраморную кожу как ни в чем не бывало.

Тут на докладчике появились усы и борода. Тот старался не подавать виду, но было видно, что его несколько смущают происходившие с ним изменения.

— … И тем не менее, — продолжал он, — несмотря на то, что новоавстралийское центральное озеро всецело удовлетворяет потребности континента, мы хотим предложить вам провести центральное водоснабжение из родников Сахары….

Тут мой терминал потемнел, и остался лишь голос докладчика, сопровождаемый хрустом автопереводчика.

И в то же время я заметил, что большинство присутствующих как то подобрались и уставились озадачено на экран. Мне же не оставалось ничего другого, как вслушиваться в доклад. И хотел было подглянуть на экран своей соседки, но она так странно при этом посмотрела на меня, что я счел за благо ретироваться взглядом на свой собственный экран. Все по прежнему черный.

Тут до меня дошло, что можно было бы смотреть по экрану Рарджерики, но когда я наклонился над ее экраном, над которым она в тот самый момент колдовала в поте лица, то она так решительно топнула по моей ноге своим острым каблучком… Что до меня дошло вдогонку — лучше ей в этот самый момент не мешать.

Так я и остался один на один с голосом Сахары, который на этот момент пробивался в виде журчащего ручья, а потом и сокрушительного водяного потока.

Тут внезапно докладчик осекся, и стал лихорадочно что то говорить на диалекте гор. Я этого диалекта не знал, а автопереводчик, видимо, сломался.

Дальше было еще лучше. Слушатели внезапно заопладировали, а Рарджерика горделиво поправила шляпку, не менее пристально смотря на мой экран, чем я до того смотрел на ее терминал.

Потом защелкали автовыбиратели. Моя соседка справа стала лихорадочно что то писать на экране, а мне оставалось только жалеть, что на моем терминале по прежнему ничего не происходило. Разве что лопнула еще одна лампа накаливания, которая осыпала мне брюки горящими осколками. Пришлось бороться с брыкающимся и рассыпающимся на части терминалом.

Пока я потушил огонь на своих брюках, уже все прошло. Все кричали что то, но на самых разных диалектах, в которых я совсем не разбирался. Я пожалел, что не сел в секторе с родным диалектом, но делать было уже нечего.

Оставалось только слушать докладчика.

Но тот что то радостно вещал на своем же языке, которого я не понимал. А узковещательная система накалилась так, что автопереводчик окончательно вышел из строя.

Тут автопереводчик снова заработал. «Итак, — радостно послушалось из него. — Вы можете проголосовать по данному вопросу прямо сейчас! Я всецело согласен с залом, добавил он пару секунд назад, но надо добавить, что в истории человечества было немало примеров, когда устраивались такие грандиозные мероприятия как… (тут я не разобрал, по моему „свадьба“) и мы можем с вами повторить историю! Ваше дело — проголосовать прямо сейчас! Пусть они живут счастливо!»

Ну, раз счастливо, то надо проголосовать вместе со всеми. Я раздраженно стукнул по экрану терминала, и тут он, как ни странно, заработал.

На окне появились две сенсорные кнопки, нажав на которые, можно было проголосовать. Я смело ткнул в одну из кнопок, обозначавшую согласие.

— Теперь, — голос оратора был радостен как никогда — можете поцеловать невесту!

Я был ошарашен.

«Не понял» — подумал я. «Какая еще свадьба?»

Но тут Раржди наконец оторвалась от экрана, из которого уже вовсю торчали внутренности, и смачно поцеловала меня в щеку.

— Теперь ты меня поцелуй! — заявила она мне шепотом. Тихим, но твердым. — Иначе я тебя пристрелю!

Тогда я нагнулся и поцеловал ее в щеку.

— В губы!

Щелкнул курок предохранителя.

Я послушно поцеловал ее в губы, уже начиная понимать, что же толком произошло!

— Объявляю вас мужем и женой! — радостно произнес голос из всех коммуникаторов стадиона.

Я мельком бросил взгляд на ретрансляционные экраны впереди нас. На всех них была моя старая фотка с Рарджи. На ней мы улыбались и приветливо махали рукой фотографу. Фото было движущимся, а потому все выглядело так, будто мы машем счастливому стадиону прямо в эту минуту.

— Будь я проклят! — прорычал я. — Рардж, что ты натворила!

— Раньше ты сам этого хотел. — она «смущенно» потупила глазки, потом прощелкала коротенькую руладу по экрану коммуникатора, откуда ни возьмись высунувшемуся из ее рукава. Потом она так же виртуозно спрятала его в рукав, ткнула меня локтем под бок и засмеялась:

— Да не кисни ты так! Я не собираюсь тебя удерживать. Хочешь, женись на другой, если совесть позволит. И все же пойми, дорогой, что раз уж ты обещал сделать из меня честную женщину, то я уж что что а возьму с тебя должок!

Я глубоко вздохнул. Так вот зачем она села на соседнее кресло.

Я молча встал и вышел. Программа конгресса была завершена, но предстояло еще пройти несколько практических уроков по технологии ведения бизнеса, поэтому все в основном оставались на местах. Мне же хотелось уединится в своем шаттлеы.

Кое как я добрался до шаттла, и щелкнул пальцами. Дверь послушно открылась. Конечно, она предварительно просканировала мою сетчатку, но это произошло так быстро, что окружающие прохожие ничего и не заметили.

На экране лобового монитора сияло величественное «Поздравляем со свадьбой!!!». Я только печально вздохнул. Это конечно, было редкостью в нашем мире, когда жена насильно или хитростью женила на себе парня, но мне это все равно не показалось шуточным событием. Многоженцем мне становится не хотелось, Рардж обижать тоже не хотелось и все таки мне так же меньше всего хотелось оставаться на этой планете и выполнять обязанности мужа Сестры Арвере. Да, я их теперь ненавидел честно и открыто.

Кое как с такими мыслями я добрался до кресла пилота и щелкнул пальцами по настенному коммуникатору.

«Позвонить Рардж» — мысленно скомандовал я компьютеру.

— Вы уверены? Она вам уже давно ведь не нравилась. Зачем тревожить бедную девушку?

— За новостями следить надо, Старая рухлядь!.

Кораблю не понравились мои слова и он замолчал. Но номер моей новоиспеченной жены все таки набрал.

— Значит так, дуреха, — сказал я появившемуся на экране изображению. — Либо ты немедленно поднимаешься на борт, либо я улетаю без тебя.

Изображение с экрана радостно взвизгнуло и пропало из поля зрения. Затем экранчик потемнел.

Надо было готовится к полету. Пока я поставил турбину на прогрев и запустил насос.

Я наклонил штурвал над приборной панелью и озадаченно протер виски. Я женат! Черта с два! Отвезу эту выдру домой, к ее матери, и сам улечу, куда глаза глядят.

Раздался щелчок шлюза. Я не стал смотреть, кто это там примащивается на заднее сиденье, так как так было ясно, Что Это моя невеста. Но когда я потянул штурвал, чтобы вывести корабль из множества припаркованных машин, то раздался тоненький голосок, совсем не похожий на грудной голос Рарджи. Хотя раздавался он определенно из тех же частей тела. Короче, он сказал:

— Погоди, еще твоя же не села.

— А ты кто? — что то внутри меня подобралось. Но оглядываться назад я не стал, так как все мое внимание было приковано к штурвалу и лобовому экрану.

— Ее сестра. Ты что, Чарли, уже забыл меня?

— Забыл, — честно признался я. — ты кто из ее множества сестер?

— Люси. — произнес тоненький голосок. Только я не Сестра Арвере, я из множества со стороны мужа ее матери. То есть¸ мы сводные сестры. Тебя это что, расстроило?

Я в этот момент прочищал свое полетное зеркало.

— О, я успела! — Только и произнесла Рарджерика, протискиваясь в открытый люк. Затем она отряхнула пыль со своего платья, поцеловала Люси, и примостилась на свободное сиденье.

— Значит так, милые мои, — произнес я, откидываясь на спинку капитанского штурвала, которое находилось аккурат возле главного пульта управления. — Я отвожу вас обеих домой к матери. Дальше я улетаю по своим делам. Рардж, ты своего добилась. По закону я не могу с тобой развестись, а видимо этого ты и добиваешься?..

— Совсем нет, милый — раздалось сзади.

— Так вот, — продолжил я. — Люси надо бы отвезти к ее отцу, а тебя, к твоей матери. Но так как ее отец живет на соседней планете, то я обеих вас отвезу к маме. Вопросы?

— Как включается кондиционер? — тоненько пискнула Люси. Я только вздохнул и набрал код Запуска Вентиляции. Подуло свежим воздухом.

— Еще вопросы будут?

— Ты ужинать будешь? У нас на ужин классические блюда старой земли. Мама приготовит целого теленка. Знаю, ты любишь молчаливые блюда из старого запасника. Эти непосредственно из самого схрона. Осталось только их съесть.

Я нажал на педаль акселератора, прижал ручку штурвала к рычагу автопилота, зафиксировал их вместе и оглянулся назад.

— Только честно, Рардж. Она была в курсе твоих планов относительно нашей внеплановой женитьбы?

— В курсе ли? Я не знаю. Она сама многое чего придумала. Например, как тебя отвлечь дрессированной бабочкой.

— То есть, в курсе. — Вздохнул я опечалено. И нажал на педаль воздушного тормоза. — Девчонки, вылазьте, к вас домой я не поеду.

— Ты разлюбил мясо? — поинтересовалась Рарджерика. Люси только печально хмыкнула и порозовела от смущения. Я не стал интересоваться, что стало причиной изменения ее светоиндикации.

— Нет, милая, скорее я разлюбил неудачные розыгрыши. Вылезать будете?

— Нам и тут уютно, — хором ответили девушки. — ты только свежий воздух включи, а то нам тут стало душновато. — добавила Рардж.

Тут я вспомнил, что давно уже не включал вентиляцию задних отделов пассажирского отсека. Но ничего предпринимать не стал.

— Воздух включи. — жалобно послышалось сзади. — Иначе я отключусь и тебе придется меня хоронить. А потом объяснятся перед моим папой.

Это была Люси.

Я послушно включил воздушные потоки вентиляции, но добавил туда всю зелень, что обитала у меня в старом кондиционере. Эта была отборная дрянь, что уж тут скажешь. Даже у меня запахло болотом. Для земных девушек это была почти приемлемая вонь, а вот для сестер Арвере не было более невыносимого запаха, чем аромат несвежего кондиционера.

Я был рад отомстить ей, пусть даже и таким вот мелочным образом.

В ответ раздалась нептунианская музыка. Я ее ненавидел. Тогда я переправил воздух из свежего кондиционера, и добавил туда аромат сосновых опилок. Музыка прекратилась, и раздался шум водопада.

Это было лучше, чем там басовая грязь, что раздавалась изо всех колонок Нептуна. Точнее, на Нептуне она звучала пристойно, но вот для Земли она определенно не годилась. Я, как тонкий ценитель музыки, не мог не оценить такого вот жеста моей новоиспеченной жены. И включил свежий воздух с ароматом полевых цветов.

Пока я разгонялся, менялась цветовая индикация приборов. Они перемигивались всеми цветами радуги. А некоторые, помимо всего прочего, начинали общаться друг с другом на языке земной техники.

А я вспоминал вступительные слова конгресса. Итак, наша планета опять замусорена. Надо сказать, что тот стиль правления, что выбрал наш совет старейших, несколько располагал к такому вот результату, а потому можно было отметить, что виновны были не участники мероприятия под названием конгресс Экологов, а именно те, кто участвовал в загрязнении целой экосистемы.

С задних кресел раздалось тихое посапывание. Рарджерика с Люси отключились. Запах свежих опилок действовал почти молниеносно для Сестер Арвере. На земных девушек он действовал очень похоже. И тем не менее, я был несколько озадачен. Что бы это могло так повлиять на Люси?

Тут я заметил, что вырулил на подходящую для навигации высоты, ударил ладонью по рычагу отключения автонавигации, и был отжат силой инерции в спинку сиденья. Надо было предупредить пассажиров, с нотой садизма подумал я.

Да фермы сестер Арвере, на которой обитала семья Рарджерики и Люси, лететь было несколько часов. Если на обычном автолете. Мы же летели на доставочном шаттле моего корабля, а он был оборудован по последнему слову техники. Быстрый.

Вообще, если говорить честно и открыто, то на ферму сестер Арвере мне никак не хотелось. Это не означает, что я заделался вегетарианцем, просто мне было не по душе, что моя благоверная БЫВШАЯ невеста одурачила весь конгресс и меня вместе с ними. И даже выполнять супружеский долг — меня не очень то и прельщало. Нет, не то, что я нашел другую, но надо признать — об этом я уже подумывал.

С экрана шаттла исчезли последние признаки города. Конгресс по обычаю народов мира производился в ближайшем крупном городе, и все таки до жилища Сестер оставалось не меньше двух часов лету на планетарной скорости.

Я снова включил автопилот, встал с кресла и направился в салон. Сестры спали. Голубокожая сестра Арвере резко контрастировала со сравнительно розовокожей девушкой. Я засмотрелся. Обе были довольно неплохо загоревшие, хоть их загар и терялся на фоне их природного цвета кожи. Обе были падки на приключения, а потому довольно легко сговорчивыми, когда дело касалось каких либо путешествий или мероприятий, щекочущих мозг.

Конечно, за годы общения с Сестрами Арвере можно было привыкнуть и к такому, но то, что выкинула моя ненаглядная было за гранью добра и зла. Тем более, что мне было определенно не до семейной жизни. Конечно, радости первой брачной ночи импонировали мне, как и любому здоровому мужчине, но все таки жизнь с Сестрой Арвере — была малость не по мне. Тем более, что преценденты в нашей семье бывали.

Вот и суди потом о людях. Во первых — психическая неуравновешенность Рарджерики. То, как она изменилась буквально за пару месяцев показывало то, что с ней жить будет не просто сложно, а буквально невыносимо для того, кто для нее будет словно поперек горла. А мои расчеты показывали, что когда первая влюбленность у нас пройдет, мы будем не просто поперек горла друг другу, но и вовсе не по зубам.

В то же время нас уже объявили семейной парой, что по законам Новой Земли уже было достаточным аргументом, чтобы заставить меня следить за нашей семьей, похоронить свои надежды на пристойную жизнь в виде холостяка и прочее из того, что мне сулила одинокая жизнь.

Да, я просто не был готов к семейной жизни! Вот сейчас сижу в кресле и смотрю на парочку, что раскинулась в пассажирских местах, и думал — это ж надо было так влипнуть.

Впрочем, что то похожее мне и предвещал интеллектомат. Оставалось только одно — смирится. И все потому, что Рардж ходила на сеансы все к тому же интеллектомату. Следовательно, это были скорее его идеи, чем ее.

Надо будет спросить у нее, когда она проснется. А во сне она неплохо выглядит, подумал я про себя и выругался. Запутанная история.

Впрочем, жалеть ни о чем не приходилось. Сестринство в наши дни приравнивалось к дворянскому роду Старой Земли, а Рарджи была чем то вроде неболороидной принцессы — по новоземным меркам, конечно же.

Теперь я женатый мужчина. И по всем законам больше не имел права на развод, только на повторную женитьбу. Что ж по меркам некоторых планет многоженство было вполне приемлемой мерой. Только не надо говорить мне, что она была приемлемой и для меня. Это было не так.

Короче, это надо было отметить. И хоть пить во время движения было не самой разумной идеей, оставалось надеяться, что до самой фермы нас никто не остановит. И тем более в небе. Кто станет останавливать корабль на автопилоте?

С этими мыслями я открыл минибар и взял маленькую бутылку самого дорогого виски. Событие стоило того.

Да, законы Старой Земли мне больше импонировали.

Тут я почувствовал, что шаттл пошел на снижение. Это почувствовали и девушки, а потому проснулись и сладко потягиваясь, спросили меня, что стало причиной изменения гравитации. Мы шли на снижение довольно резво. И хоть были довольно высоко, потому на весь маневр у нас должно было уйти примерно полчаса.

Я им ответил. Те сначала задумались, а потом угощения. Я налил виски и им. Только украсил бокалы льдом и соломинкой.

Так мы и развлекались, потягивая виски. Я отхлебывал непосредственно из самого стакана, а они тянули его через соломинки.

— Я оставлю вас на вашем родовом поместье, а дальше отправлюсь свой корабль. — после короткого размышления заявил я им. На что Рарджерика недовольно поморщила нос и решительно мотнула головой.

— Тебя не видели мои родные. Хочешь ты того или нет, но ты сейчас мой законный муж, и обязан выполнять свои прямые обязанности. Как так — ублажать меня в постели в первую брачную ночь и во все последующие брачные ночи, а также снабжать меня всем необходимым для безбедной жизни, а также удовлетворять все мои разумно выставленные прихоти. Согласен ты или нет, но ты сказал да в присутствии всей аудитории конгресса, а потому не вправе теперь отказаться.

— Ты сломала мой терминал!

— А ты бросил меня одну после предложения руки и сердца! Что хуже?

Я замолчал. В чем то она все таки была права. Согласно законам наших земель она была вправе потребовать мою голову после такого. Что она и сделал, правда таким способом, что меня и вовсе не касалось, что она будет дальше делать в отношении моей головы… Короче, если у нее остался на меня компромат, то я в полной ее власти, даже нее смотря на то, что согласно брачному контракту Новой Земли у меня оставалось право на удовлетворение своих прихотей вне…

— Не имеешь. — заявила она мне, бросив холодный как замороженная в жидком азоте сталь взгляд. — Хочешь ты того или нет, но ты мой со всеми потрохами. Впрочем, есть и смягчающее обстоятельство…

— Какое?

— Я тоже твоя. — Теперь ее взгляд был кроткий и полный любви и страсти.

— Меня это мало волнует, — бросил я ей довольно резко. — Я не собираюсь оставаться на этой планете дольше, чем длится конгресс.

— ….а этого никто от тебя и не ждет. С одним только но. Я полечу вместе с тобой.

— У меня непредсказуемая жизнь. Ты к такому не привыкла, а отказываться от своих привилегий я не собираюсь. Ты помнишь, как я ментально общался с мышью? Она меня поняла, а ты нет. Вывод — мне проще ладить с мышиным богом, чем с девушкой.

— Ну и не отказывайся, кто тебе мешает? Ты теперь семейный человек, всего то делов.

Люси тихо рассмеялась. Я сурово посмотрел на нее, и она рассмеялась громче.

— Вы бы посмотрели на себя со стороны, — произнесла она, не переставая хохотать. — Одна, словно полоумная, окрутила мужика, а тот, словно ничего странного и не произошло, вяло так сопротивляется! Право же, есть на что посмотреть!

— Это ты о чем? — спросил я ее недовольно.

— Да о вас самих, неужели непонятно? Я сама удивляюсь, как только Рарджи позарилась на такого бестолкового парня, как ты. Ну да ладно, у нее свои тараканы в голове. Но ты то, Чарли!.. Неужели тебе не стало не по себе, когда она примостилась рядом с тобой, да еще вблизи с терминалами с открытой кодовой системой?

Я молча сделал крупный глоток из стакана. Да, газировка была бы сейчас очень кстати. Но виски было тоже недурным выбором. Автопилот сам за меня все сделает. Только садится надо будет по приборам.

Я молча почесал затылок. Сестры снова уснули, и мне стало не по себе. Проманипулировать сознанием тысяч людей… и все ради того, чтобы, прости, выйти замуж. Я мечтал о тихой свадьбе, пока мы встречались втихомолку. Совесть требовала купить кольцо, но я только подергивал бровью, когда речь заходила о загсе. Загс. Что за пошлое слово…

«Правильно, — подумалось мне в тот же момент. — Я не знаю, почему так категорично, но теперь мне понялось, почему она цеплялась за свои воспоминания с такой категоричностью».

Теперь я понял ее завуалированную ложь. Никто не хотел удирать тогда на Плутон. Мне просто надо было развеяться… мальчишник наедине с Богом. Да, подумать и решить, что надо было делать дальше. Мне сказали, что я должен поторопится с ответом. «Мальчишник? Ты же тут один… — я знаю это, — ответил я. Мне просто хотелось побыть наедине с небом и Творцом».

«Теперь знай, сын мой, что эта женщина тебя поборет. И погубит. Нужна ли тебе длинноволосая светлая женщина, если есть Арвере? Девочки из рая, которые согласились с тобой спать на брачном ложе. Вспомни, как ты молился мне, и просил ответа. Ты его получил, а мы нет. Ты хочешь спать?»

«Нет»

«Теперь живи со своей Арвере!»

«Упс…»

«Что, не хочется?»

«Нет, я согласился на то, значения чего я не понимал».

Согласились со мной Ангелы… переписка шла серьезная…

«Тебе рано вступать в брак. Можешь ли ты ее прокормить к примеру?»

«Ее запросы? Вряд ли. Когда я рядом с ней, я ничего не соображаю! Потому я и удрал»

«Правильно». Раздался удовлетворенный смешок.

Дальше я стал перелистывать семейный альбом Арвере, в попытке понять, правильно ли я совершил, полностью блокировав свой разум перед началом конгресса. Собственно говоря, это не столько консилиум, сколько мародерская тусовка знаний, приобретенных извне. Экологи…. Теперь представьте, что это не просто полоумные ученые, которые ни черта не смыслят в квантовой механике (иначе для чего они бы снова пытались десятилетиями вычислить массу астероидов на орбите), а самые заправские что ни на есть Космонавты, которые вернулись из космоса…. Космонавт, когда он побывает на орбите, становится малость не в себе. Отчасти складывается впечатление, что это из за воздействия перегрузок старта и последующей невесомости, отчасти — из масштабной картины мира, которая складывается у каждого астронавта, когда он на выходе из затяжного пике выходит из атмосферы и оборачивается назад. Наша планета…. Этого нельзя предугадать. Ты теперь либо помешан на ней, либо меняешь сферу деятельности.

Кое кто ударяется в эзотерику и начинает есть грибы по выходным, в кругу друзей. Кое кто курит разные интересные вещества в попытках вспомнить переживания первого старта… кто то употребляет воспоминатели, хотя это и вредно для психики, несмотря на терапевтический эффект (если не переборщить). Я же слушал музыку Старой Земли, безвестных музыкантов, которых теперь мало кто знает.

Теперь о главном. Арвере.

«Древняя раса, сошедших с неба в надежде получить сплоченную семью и потомков, полностью на себя похожих. Первых Арвере никто не может уже теперь и вычислить, они полностью затерялись среди своих дочерей. Основные параметры внешности — изящная кожа с синеватым отливом и черные волосы. Очень красивы, но, как и все инопланетяне, первые вышедшие на контакт, невероятно заносчивы.»

Да, я подростком ее полюбил. Можно было ни черта не делать, только наслаждаться компанией, а потом оказалось что хуже любых ухаживаний. Я подсел конкретно. И удрал на Плутон, пытаясь понять, что делать дальше. Но там слегка вышел из себя, когда добился своего — коснулся Верховного Разума всей Вселенной. Спросить совета?.. Хуже. Руководства. И получил, но с условием больше не вспоминать его, пока он Сам не коснется меня. Это было хуже всего.

Сони проснулись и потребовали ответа. Я же молча уткнулся в монитор и указал пальцем на выходной люк. Те молча стали собираться. Люси… интересная история. Как вы уже могли понять, ее отец был полигамен. В наше время приветствуется почти все, что может прийти в голову, но это было шиком даже для нас. После Арвере почти никто не отваживался женится снова.

И в нашем роду не было никого, кто добровольно пошел под венец с этими… пришельцами. Нет, не брезгливость, скорее недоумение и стремление обеспечить чистоту и надежность человеческой расы. Теперь о главном. Я женат? Не уверен… но по ходу да. Что то мне снова захотелось на Плутон… потому что я стал предателем своего рода. И это просто потому, что сказал «да», даже не поняв, о чем речь. Стадный инстинкт. Все сказали, и я сказал.

Порвать с любимой девушкой, это садисткий процесс. Женится на ней — это еще хуже. Но не понять того, что женишься… это полный вынос мозга.

— Ты чего ждешь? — спросила Рардж, — мы уже прилетели, пора на посадку.

Тут она затянула носом воздух.

— Что, отмечал тут без меня? Передай-ка и мне стаканчик того самого пойла, что ты считаешь правильно выдержанным кукурузным самогоном. Пусть хоть родители думают, что соединение прошло успешно.

— Я против.

— Твое мнение я спрашивала еще до твоего бегства с планеты три месяца назад. Сейчас оно почти полностью перестало меня интересовать. Кстати, как развлекался без меня?

— Очаровательно, — вслух подумал я, — она еще спрашивает, как я провел время на Хароне. И на Плутоне иже с ним.

— Столетия назад было принято, чтобы мужчина делал предложение руки и сердца. Ты после этого удрал в далекий космос. Где после этого логика?

— Я бы с удовольствием выдал тебя замуж за пристойного мужчину. Ну вроде этого новозеландского священника, что мы с тобой видели пару лет назад, помнишь?

— Священник? Фи. — сморщила она нос. — не наш фасон.

Тут я решил переключить ее внимание на что то более актуальное.

— Ты когда ни будь была на одной из терраформированных планет солнечной системы?

— Ни разу, а что?

— Да так, думаю, тебе бы понравилось.

— О да, — выдохнула Рардж, — ты предлагаешь мне поехать с собой в свадебное путешествие? Я ведь правильно поняла?

— Не совсем, — отшатнулся я от ее не совсем уместных объятий. — я, конечно, понимаю твое жгучее желание выйти замуж, но не совсем понимаю, почему именно теперь и именно таким образом — тайком от мужа, то не совсем удобно, наверное, было то? Ведь правда?

— Самое сложное, — решали та внезапно поддержать разговор, — было научить бабочку не улетать, пока я взламывала коммуникационную сеть. А так я выступила от лица Совета, предложила тряхнуть стариной и сделать импровизационную свадьбу. Источники и свидетелей предоставила также я сама. Ты их не знаешь, но зато они о тебе уже наслышаны. Кстати, они должны будут у нас в гостях во время свадебного ужина….

— Я этого не поддерживаю, — оборвал я ее. — какой еще свадебный ужин?.. Это я должен был все спланировать!.. в случае, если бы мы планировали свадьбу!

— Ты был занят, вот я и взяла все расходы на себя.

— То есть, ты была рада, что я улетел, и ты взяла все работы на себя?

— Хоть так поступают и не самые юные девы, а по правде говоря, и вовсе отцы семейств, но надо же было кому то взяться за организацию семейного праздника.

— Ты хоть бы спросила, как я провел время на отшибе.

— Дорогой, твое самое лучшее время жизни будет здесь внизу, у нашего порога, когда ты будешь переносить меня через него!

— Дожили….

— Да ладно тебе, мы же оба этого хотели, я просто все организовала как следует!.

Конечно, перенести ее через порог — была и моя мечта, давнишняя конечно, но все же. А вот женится по неведенью — это уже фишка женщин, а не моя собственная. Конечно, я что то такое слышал из истории бракосочетаний, когда семейная пара толком не знала о предстоящей свадьбе, но это редкость. Сначала поход в загс устраивали их родители, потом друзья, потом свидетели по свадьбе, когда им уж слишком сильно хотелось погулять на чьей то свадьбе.

— … Привет, милая! Ну, как прошла свадьба? Как жених, не слишком удивился?

— Нет, какой то он даже слишком спокойный. Такое ощущение, будто он и так все заранее знал.

— Не все, конечно, но как я сейчас вспоминаю, меня предупреждали о подвохе. Теперь я понимаю, о каком подвохе шла речь. Сам удивляюсь, как я сказал «да» в присутствии всех тысяч собравшихся.

— Ты просто не слишком был внимателен. На это и был весь расчет.

— А почему мать не присутствовала на заседании брачующихся?

— Она это сейчас делать будет, — отозвалась мать Рарджи, — а теперь ты должен выполнить свой долг — перенести любимую через порог дома, где ее и так родили. Теперь это будет и твой дом.

— Я обязан?..

— Да, ты обязан.

Я чувствовал себя все это время довольно глупо, словно в какой то недалекой кинокомедии, рассчитанной на подавляющее большинство. Смешно и глупо. И, как и следовало ожидать, я окончательно перестал понимать, что же мне следует делать дальше.

— «Расслабься, Чарли, — послышалось у меня над ухом. — она это давно уже все спланировала, у тебя не было ни малейшего шанса. Тем более она пользовалась услугами семейного Оракула».

Их семейный Оракул был чем то вроде большого Компьютера, рассчитанного на приятие важных решений и отчасти прогнозирования предстоящих событий. Потому и оракул. Хотя все таки это был семейный компьютерный мозг.

Прозвучала сирена, но она оказалась быстро подавлена электромагнитными помехами. Странно было услышать сирену в данный момент времени, но все настолько шумно суетились вокруг, что им было определенно не до того, чтобы обращать внимания на сигналы опасности.

Небо заволакивало сиреневыми тучами, потом раздался золотистый свет, и… все пропало.

Очнулся я на холодном столе, окутанный проводами, от которых шло мягкое золотистое сияние. «Да ладно тебе, — мягко коснулось моего мозга, — не так уж она была и страшна, чтобы так рефлексировать. Хочешь, давай попробуем снова?»

«Где мы? — подумал я, хотя хотел произнести это вслух».

«Не пытайся отвечать, просто слушай. Пришло время позарится на правительницу мира Земли, если ты знаешь о чем я. Она молода и прекрасна, но не годится на роль мужа, так как является женщиной. Выходит, ты должен стать одним из ее мужей, которыми она так восхищается…»

«Не понял».

«Вряд ли. Ты умный мальчик. Я играю в одну игру, древнюю и беспощадную, как само время. Будешь ли ты со мной играть?»

«Мне для начала хотелось бы вспомнить, кто мы, и куда идем… то есть, где я, и почему окутан проводами».

«Это мыслесфера. Старая штука, надежная, как храп единорога, когда дело касается воспоминаний. Ты только вернулся с Земли, на которой женился по наитию одной юной барышни. Впрочем, ее не стоит винить, она сама того хотела, но ты ее изрядно взволновал в одно время».

«Подумаешь, первый раз, что ли?» — раздался сверху насмешливый женский голос. Точнее мысль, но выглядела он как голос. Хотя как это сказать…

«Не пытайся объяснить, тебе же доктор приказал молчать и ничего не делать, так зачем же ты ворочаешься?»

«Кто такой доктор?»

«Тот, кто тебя лечит, глупышка»

«Я не об этом. Почему это я не знаю, что меня должны лечить, и вообще, где это я?

Теперь также внезапно изображение снова расплылось и я снова оказался на ферме. Судя по тому, что мать Рарджерики еще даже не успела зайти в дом, то времени прошло немного. Так…, подумал я, — это был временный глюк, или я что то упустил?

Я в нерешительности подался вперед и задумался: по традиции, именно в этот момент я должен был перенести Рарджерику через порог на руках. Словом, традиция, что уж тут поделать. И хоть умом я понимал, что должен был удирать далеко в другое место, а именно на корабль и там пережидать ночь в ожидании продолжения конгресса… собственно говоря, мысленно я так и сделал, однако мое тело, повинуясь традиции, подошло к Рарджерике, взяло ее за талию, потом поместило аккуратно к себе на руки пошло с ней наперевес ко входной двери. Инстинкты мне кричали бросать это дело и бежать куда глаза глядят, но инстинкты — штука тонкая, а потому никуда я не побежал, а стал мерно равномерно протискиваться с ней в дверной проем. Такое ощущение, будто мне это нравилось! А впрочем, может так оно и было…

Там нас ожидал свадебный ужин. Свадебный теленок, зажаренный целиком, лежал на накрытом столе вместе со столовыми приборами и бутылками чистого и дорогого вина. Там я аккуратно поставил ее на ноги, спросил как она, не ушиблась ли, когда я переносил ее через порог и случайно задел ею один из косяков. На что она сказала, что прочем то именно этого и ожидала, так что особо расстраиваться не стоит.

Ужин был вполне ожидаем. Толпа гостей, пришельцы из других миров по большей части, их жены и дети¸ а назидание остальным сидели по центру стола и громко переговариваясь между собой, активно мешали другим уловить ход событий. Пару раз эта красочная толпа требовала поцелуев с невестой, на что я реагировал как во сне, то есть полным и безоговорочным согласием. Я был уже не рад, что пил в шатле, тем более, что в меня вливали настойки и вина все снова, снова и снова. Я был уже основательно пьян, когда наконец то гости стали расходится. По традиции я знал, чем оборачиваются для жениха и невесты подобные возлияния, и впрочем, я был прав. Они так и закончились. Оставшись, наконец то наедине, мы сладострастно облизнули губы, разделись и… мирно захрапели на брачном ложе.

Проснулся я в холодном поту и в полной темноте. Мерно шипели двигатели. Тусклый свет, мигнув пару раз, задребезжал во тьме и выхватил контуры моего тела, лежащего на корабельной койке. Я посмотрел на экран часов — те вроде тускло, но работали, а потому можно было разглядеть, что на Земле в моем родном поясе сейчас три часа ночи, и да, новый день конгресса. Или… я прищурился, пытаясь в полусумраке каюты выхватить из тени контуры нарисованных стрелок календаря, и увидел, что те показывают не следующий, а этот день научного конгресса, что не вязалось с действительностью. И в самом деле, что могло быть общего между всем этим, и происшедшим сегодня ночью? Насколько я могу помнить, мы с моей неожиданной женой отключились сразу по приходу в спальню, но если верить бортовому компьютеру, то реальность явно не вязалась с тем, что я знал.

На столике лежали три таблетки бордового цвета с надписью на английском языке, и маленький клочок бумаги. «Попробуй, тебе понравится. Особенно на трезвую голову. Если хочешь острых ощущений, то попробуй выпить это чудное снадобье, что лежит у тебя на столике и больше его не трогай. И да, коньяк тебе больше идет, чем это чертовое виски».

Я посмотрел на таблетки, и, взяв одну из них, попытался прочитать ее название. «Enigma», гласила надпись на боку овальной не то таблетки, не то капсулы, и я попытался вспомнить, что и где слышал хоть что ни будь об этом препарате. Ничего.

Интересно, так какой же сегодня день? И это все мне приснилось? «Не совсем» весело прозвучало у меня в голове. Больше ничего не звучало, а потому я стал одеваться. Натягивая ремешок часов, я бросил взгляд на корабельные часы. Те самые, со встроенным календарем. Быть может, они сломались? Не может быть, что сегодня только начало научного сборища экологов. Я же только сегодня на нем был!

Но тот упорно показывал на только что пройденный день. В сумерках корабельной спальни я нашарил мой портативный компьютер, связался с семьей, там никого не было, тогда я просто набрал адрес погодного сайта. Там я обычно смотрел время и какой сегодня день в выбранном мною месте. Так и есть, корабельные часы вышли из строя? Опаздывают на три минуты!

Несколько сомневаясь, я прошел к пристыкованному шаттлу и залез на кресло пилота. Кое как приборы зажужжали и стали показывать свои вычурные показания, в которых я, откровенно говоря, разбирался далеко не так хорошо, как хотелось бы. Но дело было за немногим, ориентироваться по высоте, положению в пространстве и по датчику топлива. Ну еще по углу входа в атмосферу, если прозеваешь и не войдешь как надо, то тебя либо отбросит обратно в космос, либо ты войдешь слишком круто и ты сгоришь вместе с обломками шаттла. В общем, все просто и довольно нескучно.

Описывать весь полет до зала проведения мероприятия я не стану. Он прост, как валенок. Переключившись на режим вертикального взлета и посадки, я стал пробираться сквозь толпу нахлынувших ученых, попутно разыскивая свободное место на парковке. Кое как припарковавшись, я прошел к залу, который трясся от мощностей двигателей садившихся поблизости кораблей, и стал искать себе место для наиболее удобного прослушивания программы.

Кое как разминувшись с некоторыми из своих знакомых, я все таки нашел себе место, сел в него и стал ожидать начала программы. Попутно я перечитал захвативший с собой листок, который нашел утром на прикроватном столике вместе с таблетками. Таблетки я тоже взял с собой, положив в нагрудный кармашек.

Перечитав содержимое записки я задумался. С одной стороны, больше никому, кроме как мне самому и в голову не пришло бы оставлять рядом с собой напоминающее письмо на утро, но с другой стороны, я за собой такого не помню. Остается довериться написавшему записку. Так понимаю, принимать таблетки надо в три приема… наверное, что то веселое, если предложили заменить ими алкоголь.

С этими мыслями я насухо проглотил одну из пилюль. Потом вспомнил, что у меня фляга с кофе, и запил не слишком то и приятное впечатление от пилюли кофеем.

Потом таблетка, как я понял, начала понемногу действовать. Первое, что я заметил, у меня прояснилось в глазах. В ушах слегка зашумело, но это быстро прошло, после чего я почувствовал невиданную доселе твердость рассудка, и пару минут эйфории. Потом еще несколько минут. Потом довольно необычное для данного момента ощущение всемогущества и вскоре все прошло, по крайней мере, яркость проявлений заметно снизилась. Но настроение осталось заметно приподнятым, так что я не пожалел, что употребил это изделие потусторонней фармакологической промышленности. Хотя в чувстве легкого алкогольного опьянения была все таки своя прелесть, но ясность рассудка я тоже любил.

Рядом присела какая то девушка, но в приливе это «слегка хорошего настроения» я даже не заметил ее. Ту, казалось, это не слишком устраивало, но я был занят собственным экраном дальней связи, который пылился ранее за ненадобностью у меня в сумке. Тот ничего не показывал, но я увлеченно разглядывал царапины на его поверхности.

— Чарльз, смотри на меня! — несколько осмелев, затребовала девушка. Тогда я обратил на нее внимание, посмотрел, не нашел ничего интересного и продолжил смотреть на экран неработающего коммуникатора. Уже сломан? Когда она успела? Рарджи рассвирепела:

— Хватит меня игнорировать! — взвизгнула она, с силой дернув меня за рукав. — Я тебе не мышь полевая, чтобы меня игнорировать!

— А ты знаешь, — предельно спокойно отозвался я, — с мышами намного веселее, чем со многими людьми. Особенно с полевыми. С лесными интересней, но они плохо соображают, когда дело касается флисов.

— То есть ты сравниваешь меня с мышью? — опешила она.

— Нет, что ты, — с мышами намного интересней. Ты представляешь, как у тебя вытягивается лицо, когда она с тобой разговорится?

— Чарли, ты пьян? — нахмурилась девушка и стала копаться в своей сумочке. Я же с той же усидчивостью продолжил рассматривать царапины на темном экране.

— Что там интересного? — поинтересовалась девушка спустя пять минут, просунув голову у меня над плечом и увидев мертвый экран коммуникатора.

— Царапины. — медленно произнес я. — ты задумывалась когда ни будь, что царапины на экранах сотовых, карманных навигаторов и некоторых коммуникаторов удивительно похожи на трещины планеты Европа?

— А ну дыхни, — затребовала она с угрозой в голосе. Я только отмахнулся и продолжил пялится на неработающий экран.

— Чарли, ну хватит меня игнорировать! — взмолилась она еще через несколько минут. — если хочешь, я тебе сюрприз приготовила, думала, ты по возвращении оценишь по достоинству…

— Если ты о нашем внезапном замужестве, то я, конечно, не противник подобного, — отозвался я, — но и особого энтузиазма в прошлый раз у меня это не вызвало.

— В какой прошлый раз?! — взвинтилась она, но тут на сцену взобрался докладчик.

Все то же несколько странное объявление о конце умиротворенного ничегонеделанья, все тот же удовлетворительный рев, вот только костюм вместо привычного национального одеяния Новоавстралийских аборигенов вдруг превратился в классический костюм троечку, с зеленого цвета галстуком в мелкий белый горошек. Это было хорошо заметно на коммуникационных экранах, прикрепленных на спинках сидений впереди нас. Они были откидные… первое время с по прежнему смотрел на свой неработающий коммуникатор. Потом, спохватившись, стал смотреть на докладчика, впоследствии медленно переведя взор на его зеленый в горошек галстук, да так на нем и остановившись. Было весело, хотя я не вполне отдавал отчета, собственно говоря почему. Я с трудом удерживался от широкой, во все тридцать два, улыбки. Было бы непочетно так широко улыбаться, слушая серьезную речь. Но от небольшой ухмылки ничто не могло меня спасти. Что в итоге было еще хуже.

— Чарльз, будь серьезен! — взмолилась Рарджи, вцепившись мне в рукав и энергично его подергав. — я не буду тебя тревожить, только скажи честно, ты совсем меня позабыл, да? Совсем- совсем? Может, ты кого то нашел себе? Кто она?

— Мышь, — протиснул я сквозь зубы. — и очень умная, в отличие от тебя сейчас. Ты мне пиджак порвала…. Хотя… ладно, просто хрустнула подкладка. Ты можешь его зашить сейчас?

— Снимай.

— Сама снимай.

— Что?!..

— Туфли.

— Зачем? Они пахнуть будут. И как обычно — женщиной.

— Не совсем. Женский запах приятен, если ты только не прошагала пять тысяч парсеков в одних и тех же носках.

— Да, и кровавые мозоли начнут бесить…

— Согласен, а еще запах портянок.

Она опешила.

— Почему портянки?…

— Они меньше натирают ноги. Проверено веками походов по Европе СССР. Поэтому и Гитлер победил в сердцах скинхедов. Наверное, они не очень любили портянки, но вагон с проститутками для солдат Германии были лишними: они были резиновыми и неуместными.

— Думаешь, у русских были настоящие женщины?

— Весь латекс пошел на постройку боевой техники.

— Почему? Она была настоящая.

— Иногда… туфли сняла?

— Нет.

— Снимай. Будет приятно.

— Ты уверен?

— Я это знаю.

— Хорошо, — сказала она и повиновалась. И охнула от удивления, положив ноги на шершавый теплый пол. — Как приятно…. Теперь снимай ты.

— Увы, у меня дрянная обувь, будет пахнуть кожей гиппопотама после стирки в щелоке.

— Так это уже мыло будет, а не кожа!

— Я очень нервничал перед стартом, поверь. Они очень долго надевались на ноги. Пятки болят.

— Снова выпил?

— Но не алкоголь.

— Наркотики.

— Сосудорасширяющее, судя по ощущениям.

— Красиво сказал, — сказала она и отвернулась. И я снова подумал о своей мыши, и посмотрел в монитор. Он снова был черным и ошарашенным от моего удивления. Но на самом то деле он был просто выключенным. Программа то уже началась…. Или не началась?

Долго ли мы слушали программу, я не знаю. Знаю, что было невзрачно. Идеи, несущиеся с стороны оратора все таки нравились немногим. То есть, получается что мы, экологи, все таки умнее большинства собравшихся здесь. А кто они, эти остальные? Оставшиеся десять тысяч были экологами и то, стали им только тогда, когда впервые после старта, уже в невесомости, обернулись назад и ахнули от удивления. Это же наша ПЛАНЕТА! И начали слушать голоса и верили, что это те самые голоса планеты, которую они только что оставили.

А теперь давайте о серьезном: это не совсем те голоса, которые телепортируют нам в мозг наши же духи. Все намного проще. И называется это проще — ловящая наводки аппаратура. Ты слышишь голоса и материшься, пытаясь понять, почему ты их слышишь не в радиоприемнике, а у иллюминатора. А потом спускаешься вниз и думаешь, где бы еще услышать тот голос, который ты слышал в первый раз. И снова включаешь радио, а там тот же голос, что звал тебя вначале. Ты сам того стоишь, чтобы тебе снились голоса. И стоишь у иллюминатора и ловишь глюки, а потом оказывается, что это экран для отражения радиоволн снова стал ловить не ту волну, и отражает тебе прямо в челюсть. И ты слышишь голоса, которых никогда раньше не было. А твой стоматолог смеется и не может прекратить ржать над тобой. И говорит: «помнишь, мы в прошлом году ставили тебе пломбу биметаллическую?»