Бесплатный фрагмент - Дилогия «Привороты»

ЧАСТЬ I НЕУМЕЛЫЙ ПРИВОРОТ

Где нет любви, там магия бессильна…

…А если ты приходишь всякий раз в другое время, я не знаю, к какому часу готовить свое сердце…

Антуан де Сент-Экзюпери

ГЛАВА I

На дворе стояла обычная декабрьская суббота. Зимнее солнце весело светило в окно, играя морозными узорами на стекле и так переливаясь всеми красками, что от этого блеска слепило глаза. Мы с младшей сестрой уютно устроились на большой кровати и, прижимаясь к маме, весело щебетали.

— Мам, а какие у вас мальчики? — я проявляла любопытство, свойственное большинству четырнадцатилетних девчонок.

— Мальчики? Да обычные, как везде.

— А есть симпатичные? — не отставала я.

— На вкус и цвет фломастеры разные, знаешь такую шутку?

— Да я понимаю, но, вот, есть такие, чтоб прям всем нравились?

— Чтобы всем без исключения — таких нет. Есть, правда, один мальчик, чья популярность довольно высока.

Моя мама работает воспитателем старших отрядов в детском лагере. Ее обожают все ребята, потому что она самая замечательная, справедливая, добрая и позволяет иногда чаевничать в святая святых — комнате отдыха персонала, конечно, в ее присутствии.

— А он красивый? А как его зовут? — Лизе тоже стало интересно.

— Зовут Егором, а понятия о красоте у каждого свои. Темные волосы, карие глаза, курносый нос — девочкам нравится. Не исключено, что его обаяние заключается в умении играть на гитаре и петь. Кстати, у Егора довольно интересный голос, я такой еще не встречала у мальчишек его возраста.

— Интересный — это какой? — сестра продолжала пытать маму.

— Не знаю даже, как вам объяснить… Такой бархатистый баритон.

Лиза закивала головой, как будто что-то в этом понимала. Мне даже стало смешно, потому что сама я понятия не имела, как должен звучать «бархатистый баритон». Но взглянуть на этого супер-популярного парня не отказалась бы, поэтому на всякий случай поинтересовалась:

— А фото у тебя нет?

Мама задумалась на мгновение, потом встала и вынула из шкафа небольшой фотоальбом.

— Та-а-ак… где-то мы тут делали групповые снимки осенью, он должен на них быть. А, вот, нашла! — с этими словами она вернулась и положила перед нами фотографию с изображением шести мальчиков во главе с ней самой, ткнув указательным пальцем в одного из ребят:

— Это Егор.

Мы с Лизой подскочили и склонились над снимком.

— Ой, правда, красавчик! — взвизгнула сестра и даже хлопнула в ладошки.

Я разглядывала парня и не понимала, чего же в нем такого особенного, может, и правда дело в его волшебном голосе? На меня лично никакого впечатления этот Егор не произвел: огромная, черная как смоль, челка закрывала половину лица; хитро смотрел сощуренный на солнце глаз; рот растянулся не то в улыбке, не то в усмешке. Мы, как говорится, красивее видали!

Так уж получилось, что мой круг общения состоял преимущественно из парней, и в нашей компании имелись ребята на любой вкус. А я была «неправильная девочка» — платья не носила, плакатами любимых кумиров стены комнаты не обклеивала, любовью, и тем более какими-то там отношениями, не интересовалась. Так, встречалась пару раз с кем-то, принимая ухаживания, сдобренные шоколадками и разбавленные поцелуями. Но о каком-то большом и светлом чувстве речи не шло — рядовое любопытство и ничего более.

Вообще, если задуматься, иногда создавалось впечатление, что меня попросту подбросили в эту интеллигентную семью, где мама — педагог, папа — стоматолог, сестра — ученица младших классов международного лицея. И только Ксюша учится в обычной школе. А почему? А все потому, что когда я пошла в первый класс, в радиусе нескольких десятков километров не было ни одного навороченного учебного заведения. При появившейся, наконец, возможности перевестись в лицей к младшей сестре, я вдруг взбунтовалась и уперлась «рогом в стену», наотрез отказавшись покидать привычную обстановку и свою чокнутую одноклассницу Софию, с которой мы, образно выражаясь, «срослись душами».

К восьмому классу меня и вовсе настиг кризис переходного возраста, и я завела дружбу с целой компанией старших парней, втянув туда же свою Софу. С тех самых пор девочка Ксюша из приличной семьи начала бегать по крышам высоток, исследовать подвалы и знакомиться с алкоголем. В общем, в семье не без «такого родственника».

— А я могу с ним подружиться? — прервал мои размышления тоненький голосок сестры.

— Лизка, дурёха! — я дернула ее за косичку. — Тебе всего одиннадцать, куда лезешь?!

Сестра обиженно надула щеки, но уже через мгновение мы помирились и отправились на кухню пить чай.

Прошла неделя, приближались выходные, в которые у папы в больнице намечалась ночная смена. В эти же дни маме выпадало дежурство в лагере, поэтому она приняла решение взять меня и Лизу с собой.

Ранним морозным утром мы втроем ехали в электричке, стуча от холода зубами. Поездка в час и сорок минут в неотапливаемом вагоне основательно испортила нам настроение. Но едва мы ступили на перрон, как зимнее волшебство очаровало наши с Лизой детские души, и все раздражение вмиг улетучилось.

За городом светило солнце, снег переливался и искрил, в предновогоднем воздухе трещал мороз. Каждая веточка, каждая иголочка покрылась инеем, отчего казалось, будто кто-то разлил повсюду белую краску. И от этой нестерпимой девственной белизны невозможно слепило глаза, наполняло легкие свежестью и чистотой. Через несколько минут каждая волосинка на наших лицах — брови, ресницы, челки — все покрылось инеем. Мы стали похожи на маленьких Снегурочек!

Быстрее быстрого мы добрались до лагеря и, оказавшись в теплой комнате персонала, разомлели… Горячий чай с пряниками вернул хорошее настроение, и во мне пробудилось любопытство. Пока мама с Лизой отогревались, я отправилась изучать обстановку.

Медленно двигаясь по коридору, я рассматривала информационные стенды и заглядывала в палаты. Детей не было — время завтрака. И вдруг послышался дикий топот, как будто взбесившийся табун лошадей вырвался из загона. Галдящая волна хлынула из столовой в палаты. Невероятно, как в этом маленьком коридоре поместилась такая толпа детей! Его я увидела сразу, потому что такого парня просто невозможно не заметить — эти волосы, цвета воронова крыла, небрежно спадающая на глаз челка, маленькое серебристое колечко, поблескивающее в мочке левого уха; этот бархатный, пробирающий до самых глубин души голос, разносящийся по коридору… Как же сильно отличается оригинал от фотоснимка, какое притяжение исходит от этого человека!

Он увидел меня, прищурил янтарные глаза и спросил:

— Новенькая?

Мысли путались в голове, я еще не могла понять, что со мной происходит.

— Нет, я дочка Вероники Георгиевны — Ксюша. Просто в гости приехала.

— Ксюша? В гости? Это хорошо.

И он расслабленной походкой направился в палату, из которой через несколько минут донеслись звуки гитары и тихое пение.

В мозгу заметались мысли: «Боже… Что же это? Как такое возможно? Разве бывает, что живешь себе спокойно почти до пятнадцати лет, а потом вдруг, бах! — и ноги ватные, сердце выпрыгивает, в горле пересохло?!» Я тряхнула головой, словно сбрасывая наваждение, и пошла к маме.

Спали мы втроем в комнате персонала, благо там было два дивана — поменьше для мамы, побольше — нам с сестрой. Ну, как «спали» — мама с Лизой отрубились за несколько минут, а я раз за разом прокручивала в памяти нашу встречу с Егором, его голос, его слова, взгляд… Всего несколько ничего не значащих фраз, но сердце сладко замирало при воспоминаниях о его чарующем тембре. Уснула только под утро, когда за окном уже стало светать.

Так началась история первой любви. Если бы я только знала, чем она обернется в моей жизни.

ГЛАВА II

Прошло две недели, в течение которых я не находила себе места и придумывала способы снова увидеть этого парня, а еще лучше — познакомиться.

Мои бесконечные гулянки по чердакам и подвалам, которые неизменно сопровождались распитием алкоголя и нецензурными словечками, значительно сократились. Захотелось стать хорошей и правильной, потому что только таким девочкам добрый Дедушка Мороз дарит лучших мальчиков. Для меня же, самым желанным подарком, несомненно, стал бы Егор.

Новогодние праздники пролетели, как один день. Первый раз в жизни я не придала особого значения этому событию, поскольку все мои мысли занимал только один вопрос — как снова увидеть Егора?

Наконец, маме снова выпало дежурство на выходные. Это был отличный шанс, который я просто не имела права упустить. Само собой, вечером я вцепилась в эту идею обеими руками.

— Мамочка, можно я поеду с тобой? — несмотря на то, что я говорила спокойно, глаза предательски блестели.

— Так папа же дома, зачем тебе тащиться? — мама удивленно подняла брови.

— Просто. Хочется на природу, я же не помешаю.

— Просто? — прищурившись, мама посмотрела на меня с улыбкой, словно о чем-то догадывалась. — Хорошо, поехали. Но, имей в виду, вставать рано.

— Не вопрос.

Вечером я долго и придирчиво выбирала гардероб. Хотя, из чего можно было выбрать — потертые джинсы и бесформенный свитер — я не относилась к шмоточницам. Миссия спасения ситуации отводилась любимым духам, моему тайному оружию — тонкий цветочный шлейф, такой нежный и юный аромат, щедро врученный лучшей подругой мне на день рождения. Главное, ничего не забыть — расческа, блеск для губ, мятное драже для свежести дыхания — все эти мелочи, по моему мнению, являлись непременными атрибутами юной особы, задумавшей охмурить самого желанного парня лагеря.

Почти два часа в электричке уже не кажутся такими мучительными, ведь я еду к нему. Увижу, а может, даже прикоснусь…

Добравшись до места, мне пришлось долго отогреваться — замороженные ноги и руки ужасно чесались, щеки и нос так покраснели, что я стала похожа на смешную советскую матрешку. Забравшись с ногами на диван, я укуталась в плед и слушала музыку по радио. Вдруг в дверь тихонько постучали.

— Войдите!

— Ой, Здрассьте, а Вероники Георгиевны нет?

— Нет, мама на втором этаже.

— А тебе тут одной не скучно?

Я молчала, восстанавливая внезапно сбившееся дыхание. Ведь мне с первого звука стало ясно, кто стучит в дверь, иначе как объяснить зашедшееся сердце? Чувствовала!

В дверном проеме маячила знакомая, и уже до боли родная голова с лукавыми карими глазами, озорной улыбкой и курносым носом. Егор! Конечно, только он мог так спокойно прийти к маме на чай, зная, что она его не прогонит.

— Мне не скучно, я слушаю музыку! — Мой голос прозвучал резче, чем хотелось бы.

— Давай вместе слушать.

Тут показалась еще одна голова.

— Егор! Ну, ты чё там?

— Отвали, Горына, я с девушкой беседую!

В комнату шагнул смешной вихрастый и плечистый парень.

— Я Пашка, а это — вихрастый указал на внезапно материализовавшегося рядом веснушчатого голубоглазого брюнета — это Дрон, ну тобишь Андрей. Мы вообще за Егором.

Парни устроили такой галдеж, что я невольно начала раздражаться и попросила их подождать в коридоре. Егор посмотрел на меня, хитро улыбнулся и сказал:

— Только если ты составишь нам компанию.

И я согласилась. С его друзьями, этими смешными мальчишками, мне стало как-то проще, легче дышать рядом с Егором.

Весь день ребята меня развлекали — мы поиграли в теннис, в карты, Егор с Андреем наперебой бренчали на гитаре и научили меня паре аккордов из гранджерской группы «Nirvana».

Вечером, ужиная с мамой жареной картошкой, я рассказывала о новых знакомых, стараясь как можно меньше заострять внимание на том, ради кого я сюда приехала.

— И как тебе Кри-Кри?

— Кто?

— Егора так прозвали девчонки за внешнее сходство с героем какого-то сериала.

— Ничего, обычный… — конечно, я хитрила, боясь пока признаться даже самой себе в этих неожиданных чувствах.

— А Павел с Андреем?

— Прикольные, такие веселые! Я с них уржалась, особенно Андрюха — такой хохмач, просто умора! — об этих двоих я говорила с легкостью. — Мам, а почему у Пашки такое прозвище?

— Ходит легенда, — мама сделала страшные глаза, и я прыснула со смеху, — что однажды он курил за школой и дым пошел у него из ноздрей и ушей. С тех пор и приклеилась к нему кличка «Горыныч».

— Забавно. Он не рассказывал, хотя, я ж и не спрашивала.

Мама вдруг взглянула на меня и в ее глазах заплясали озорные огоньки.

— Слушай, Ксюша, а давай вечером сходим погулять, после отбоя? Ведь сегодня Новый год по старому календарю.

— Давай. Это будет здорово!

Перед сном я решила пожелать ребятам спокойной ночи. Их седьмая палата была единственной в этом крыле. Скользнув неслышной тенью в мальчишескую комнату, я шепотом произнесла в темноту:

— Мальчики, я пришла пожелать вам доброй ночи и сладких снов.

С кровати возле двери раздался смешливый голос, похоже, Пашин:

— А поцеловать? Мама всегда меня целует перед сном.

Не знаю, что мной двигало — обычный азарт или возможность столь интимного жеста по отношению к Егору, но согласие было мгновенным. Мягкий свет коридорных ламп тонкой полоской пробивался в дверную щель, золотой нитью разрезая пространство на две части ровно по центру; за окном лежала густая темнота, не позволяя различить даже силуэты обитателей палаты. Я сделала шаг в сторону голоса, наклонилась и чмокнула теплую щеку. Со всех сторон послышался шум:

— И меня!

— И меня на ночь!

— И я не усну без поцелуя!

Я шла от кровати к кровати, легко чмокая подставленные мальчишеские щеки. Глаза постепенно привыкали к темноте и, когда я подошла к Егору, смогла довольно четко рассмотреть его лицо, на котором слишком ярко сияли глаза, и в которых я тут же растворилась. Сердце забилось, как сумасшедшее, и внезапно показалось, что все в палате слышат этот стук. Наклонившись, я прикоснулась губами к теплой щеке. Все тело пронзила неожиданная сладкая дрожь, приятная волна прокатилась от макушки до пяток, и до меня не сразу дошло, что он держит мое запястье, перебирая пальцами тонкий браслет. Смущенно, словно испугавшись, я одернула руку и вопросительно посмотрела. Молчаливым ответом стала легкая улыбка краешком губ и самоуверенный взгляд. Неужели он знает, черт побери, какие эмоции будит во мне? Надо немедленно убираться отсюда!

— Все, мальчики, спокойной ночи.

Ноги стремительно понесли меня в комнату к маме. Быстро одевшись, я выбежала во двор, крикнув на ходу:

— Мам, я на улице подожду!

Снег лежал пушистыми шапками на деревьях, скрипел под ногами, переливаясь в свете фонаря, освещавшего крыльцо и небольшую аллею. Я стояла и жадно втягивала ноздрями морозный воздух, пытаясь утихомирить рвущееся из груди сердце, хоть как-то восстановить сбившееся дыхание. Казалось, время замерло. Плавно парящие надо мной снежинки кружили голову, вытесняя оттуда все мысли.

Наконец, вышла мама, а за ней… Не может быть! Прямо за ней гуськом на крыльцо вышли Андрей, Паша и Егор! Мои щеки снова запылали, губы загорели. Да что же это происходит со мной? И, кстати, как они так быстро успели одеться?

— Я взяла мальчишек, уж очень они умоляли. Ты не против? Новый год все-таки, хоть и старый, — мама улыбнулась своей шутке.

«Мама, мама… Разве я могу быть против? Знала бы ты…»

Мои раздумья прервал снежок в спину, потом еще один в голову. Ах, та-а-ак?! Ребята хотят войны, и они ее получат! Забыв, что должна быть примерной девочкой хотя бы на глазах моей родительницы, с визгом: «Ну, погоди!», я бросилась за Андреем. Мама с Егором и Пашей, которые не спешили присоединяться, остались стоять в стороне. Мы вдвоем носились как ненормальные, с ног до головы облепленные снежными комьями.

А между тем, позади нас происходил какой-то разговор, после которого Егор схватил огромный снежок и бросился за нами. Паша не отставал и залепил холодным белым шаром прямо Андрею в голову. Пока мальчишки чинили разборки, Егор подбежал ко мне и повалил в снег, удобно примостившись сверху.

— У тебя очень красивая улыбка, но ты такая мокрая — с этими словами он стал вынимать кусочки снега из моих волос, касаясь холодной ладонью лица. Как жаром обдали меня эти случайные (или же специальные?) прикосновения, и я поспешила скрыть свои чувства, с неимоверным усилием перевернув его на лопатки.

Набегавшись и навеселившись, мокрые, но довольные, мы вернулись в корпус и собрались расходиться.

— А спокойной ночи? — весело крикнул Андрей.

— Добавки не будет, ложитесь спать, — улыбнулась я.

Мама, разумеется, окончательно все поняла по моему лицу. Подойдя, она присела рядышком на диван и спросила:

— Знаешь, о чем мы говорили с ребятами, пока вы с Андреем топтали снег?

— Понятия не имею, — я абсолютно искренне удивилась.

— Я спросила, почему они не участвуют в снежной битве, а Егор уверенно ответил: «Так, Ксюше, вроде ж, Андрей нравится». Тогда я предположила, что он, с большей долей вероятности, ошибается. Два озадаченных лица на минуту замерли, а потом Егор сказал, набрав полные ладони снега: «Ну, тогда, друг, извини. В любви каждый сам за себя!

— В любви? — автоматически переспросила я.

Маме все стало окончательно ясно по моей интонации и трепету, с которым я произнесла это слово. Она ласково обняла меня и так, молча, мы просидели добрых полчаса, пока сон не укутал нас мягким покрывалом.

Утром мы уезжали домой. Ребята отправились на экскурсию с отрядом, поэтому мне не удалось попрощаться. Но я не переживала, поскольку знала, что теперь буду приезжать часто.

ГЛАВА III

Вернувшись в город, первым делом я хотела поделиться радостью с лучшей подружкой. София — это мое все! Сев за одну парту в третьем классе, мы больше не расставались. Ей я могла доверить все свои мысли, мечты, чувства и тайны. Именно с ней мы влились в компанию старших ребят и стали там «своими в доску», с ней мы прикалывались над одноклассниками, постоянно менялись одеждой и на крови клялись друг другу в вечной дружбе.

Но за окном опускалась ночь, и единственный, кому я могла в такое время рассказать обо всем, что творилось в моей душе, был мой дневник. Обычная незаметная тетрадь, коих лежали десятки в ящике стола ученицы средней школы. Я не прятала ее, потому что родители никогда не опустились бы до чтения моих личных записей, а сестра даже при большом желании не смогла бы разглядеть мои торопливые каракули. Именно он был молчаливым свидетелем моей разгульной жизни в мальчишеской компании, он же стал свидетелем перемен, которые неизбежно начали происходить со мной после знакомства с Егором. Увлекшись подробным описанием чувств и переполнявших меня эмоций, я не заметила, как уснула.

Утром я бежала в школу быстрее ветра, ведь мне столько всего нужно было рассказать Софии! Подружка, как обычно, ждала на скамейке возле раздевалки. Ее распирало любопытство, потому что вчера вечером по телефону я, конечно же, успела забросить утку об «очень важном секрете».

— Ну?! Что там у тебя? — в нетерпении София даже привстала.

— Влюбилась!

Я сказала это, закрыв глаза и расплывшись в блаженной улыбке. Да, это произошло.

Весь, оставшийся после встречи с Егором, день и полночи я прокручивала в голове кадры минувших событий. Слышала смех Егора, чувствовала горячее дыхание на своей замерзшей щеке, ощущала вес его тела, вспоминала эти глаза цвета крепко заваренного чая, и такой мягкий обволакивающий голос. Никогда прежде я не испытывала подобных чувств, никогда бабочки стаями не летали в моей голове, спускаясь к животу и разливаясь приятным теплом по всему телу. Впервые! Первая настоящая любовь!

По сложившейся традиции, основная доля общения между мной и Софой в школе происходила на страницах специальной тетрадочки. После того, как учителя исписали нам дневники своими замечаниями за болтовню на уроках, пришлось переходить на новый уровень обмена информацией. Учитывая нашу любовь к подробностям и деталям, ограничиваться записочками не представлялось возможным. Так появились тетради для переписок, сперва на восемнадцать листов, затем и на тридцать шесть. Мы договорились, что когда вырастем, обязательно поделим их, оставив на память, чтобы теплыми вечерами перечитывать снова и снова за чашечкой горячего напитка, погружаясь в мир нашей беспечной юности. В одной из таких тетрадок и появились почти шесть страниц описания произошедших со мной перемен.

Я в мельчайших подробностях расписала встречу с Егором и знакомство с ребятами. Чувства, которые наполняли меня при виде него, были сравнимы с ощущением, когда ты стоишь на парапете крыши высотного дома: весенний ветер, наполненный ароматами первых цветов, ласково обдувает лицо, прохладой ложась на влажные губы; перед глазами бескрайнее пронзительно голубое небо, в воздухе звенит птичий гомон, куда-то спешат люди, кажущиеся совсем крохотными с такой высоты… И ты стоишь, вдыхая полной грудью запах счастья, раскинув руки в стороны, будто крылья, готовая обнять весь мир, потому что ты влюблена.

София писала, что тоже хочет стоять на крыше высотки с раскинутыми руками и обнимать весь мир, и это нечестно, что я влюбилась, а она еще нет. А я философски отвечала, что каждому отведено свое время для счастья.

После школы я помчалась домой, не думая об уроках. Да и в школе с этого времени об учебе не думалось — какое там! Почти 15 лет — я уже большая и готова любить. Я могу любить. Я хочу любить и быть любимой!

Конечно, у меня были поклонники, с которыми мы гуляли и даже целовались. Но ни к одному из них у меня не возникало ответных и таких ярких чувств, разве что обычный подростковый интерес. А Егор… Что этот улыбчивый парень разбудил во мне? Как будет дальше? Сможет ли он полюбить меня?

Ворвавшись в квартиру и убедившись, что одна дома, я мгновенно скинула платье и побежала к большому зеркалу с целью самого критичного осмотра: невысокая, довольно стройная фигура — я придирчиво оглядела ноги и повернулась спиной — мда-а-а… попа, конечно… Недовольно хмыкнув, метнулась к ящику со швейными принадлежностями и извлекла оттуда сантиметр. Борясь с желанием втянуть живот, по-честному измерила свои объемы и огорчилась — не идеально. Я никогда не буду идеальна, увы. И хотя все говорят, что у меня самые что ни на есть аппетитные формы, до модельных параметров мне, как до луны. Сдернув резинку с волос, расправила по плечам длинные золотистые локоны и вот тут уже улыбнулась — из зеркала смотрела милая курносая мордашка с очаровательными ямочками на щеках; блестящие серо-зеленые глаза, четко очерченные бархатные губы цвета спелой малины. Я довольно чмокнула воздух и подмигнула своему отражению: «А вообще, ничего, влюбиться можно!» Повернувшись на пятках, я отправилась одеваться, потому что мы с Софией собирались сходить прогуляться, но сперва нужно было забрать сестру из лицея.

Скорости нашего с подружкой передвижения могли бы позавидовать любые спортсмены — Лиза оказалась дома за считанные минуты, а через полчаса с работы вернулся папа. Пока мы сидели дома, я нашла то фото, которое мама показывала нам с сестрой:

— Вот он! Но здесь Егор обычный, а на самом деле он нереальный! Самый лучший!

— Ну, ничё такой, симпатичный.

— Да-а-а, симпатичный. Я первая сказала, а Ксюха его увела у меня, — заныла Лиза.

Мы с Соней прыснули со смеху.

— Увела? У тебя? Не фантазируй, мелочь! — я показала Лизе язык, а она обиделась и ушла в другую комнату.

София продолжала вертеть в руках фотографию Егора, задумчиво разглядывая.

— Слушай, ну все круто, только он-то как к тебе дышит? У вас взаимно?

— Не знаю, вроде нравлюсь. Мы виделись всего пару раз, я пока не понимаю.

— Хорошо. А как же Влад? Что ты будешь с ним делать?

Я задумалась… Хоть я и не самая хорошая девочка, но сердца разбивать не люблю.

Влад был очень привлекательным, хорошим парнем и казался самым серьезным, рассудительным и взрослым из всей нашей тусовки. Он был молчалив и категоричен: если что-то не нравилось — говорил прямо, если кто-то нравился — добивался и получал. Поскольку его выбор пал на меня, а проигрывать он не привык, в арсенал было пущено все его обаяние. Довольно быстро я заинтересовалась плечистым тихим брюнетом с почти черными глазами, четко выраженными скулами и мужской силой. Он в прямом смысле носил меня на руках при любой возможности, всегда был галантен, осторожен в обращении, нежен и добр. Мы целовались до умопомрачения, пока не затекала шея, и не распухали губы. Но он никогда не настаивал на чем-то большем, брал ровно столько, сколько я готова была ему дать. И мне не хотелось его обманывать — играть на два фронта я не умела.

— Блин, Влад. Значит, сегодня скажу.

— Ох, ты отчаянная! Не боишься?

— Чего?! Нас никто из ребят никогда не обидит, я уверена!

Это было правдой. За год, что мы вращались в этой компании, ни один из них пальцем нас не тронул. Ни разу никто не воспользовался ситуацией, хотя была пара случаев, когда нас с подружкой страшно развезло с какого-то дешевого вина. Но тогда обеих аккуратно сложили в кучку на куртках и пару часов не трогали, а потом отпаивали минералкой или молоком. Никогда бы раньше не подумала, что эти охламоны так могут.

Послышался звук отпираемой двери — пришел папа.

— Мы гулять! — крикнула я на ходу и побежала за Сонькой, которая уже скакала вниз по лестнице.

С тех пор как мы стали тусоваться с этой, сугубо мальчишеской, компанией, наши вечера проходили либо в благоустроенном подвале, либо на чердаке 16-этажного дома, в котором жил один из ребят. В подвале было круче — договорившись с дворником и получив ключи от «апартаментов», парни притащили старый диван, стол, лампу, магнитофон и постелили на пол огромный кусок линолеума. Создавалось впечатление вполне приличной комнатушки. Здесь мы сидели, играли в карты, ели и пили, кто-то отсыпался, кто-то целовался. На чердаке мы часто просто носились и играли в прятки, — каким же огромным он мне тогда казался! Иногда мы выходили на крышу, если дверь туда была открыта. Кстати, именно там Влад спас мне жизнь.

Это произошло поздней осенью.

Мы втроем пошли гулять — я, София и Влад. Никого из наших на чердаке не было, мы вылезли на крышу, а оттуда забрались в лифтовую будку. Первая зачем-то быстро влезла я, затем он, последняя лезла Софа. Пока наш рыцарь помогал даме спуститься, я решила присесть на забавный металлический пень. К счастью, свое желание я озвучила:

— Сяду на пенек, съем пирожок.

Влад обернулся и заорал так громко, что я оцепенела:

— Отойди, дура, мозг где? Смотри!

Он схватил меня за рукав и указал пальцем:

— Две тысячи вольт! Две тысячи! Ты понимаешь, что от тебя останется, если ты хотя бы дотронешься до этого?!

Я дернулась и в полсекунды оказалась снаружи. Меня колотила крупная дрожь — подумать только, сейчас я могла остаться здесь навсегда! Как страшно…

Остальные вылезли следом. София обнимала меня и гладила по голове, Влад курил у самого края крыши, я рыдала. Наконец, он подошел, обнял меня и поцеловал в соленую от слез щеку. Тогда же он и предложил стать его девушкой.

И, вот, сегодня я должна ему сказать о расставании. Как некстати вспомнилась эта история, ведь я, получается, жизнью ему обязана.

В подвале никого не было — на условный стук тяжелую ржавую дверь нам не открыли. Тогда мы отправились на чердак. Сколько же всего видел этот лифт! И нас тоже видел — меня с Владом, Соню с Тимуром. Ох…

Подойдя к чердачной двери, мы сразу поняли, что там происходит нечто интересное. Раздавались стоны, кряхтение, подбадривающие возгласы и даже аплодисменты.

— Что у вас тут происходит? — я пролезла между Владом и Денисом.

— Опа-а-а! Девочки, давайте-ка в сторонку, это не для вас.

Влад стал оттеснять меня к выходу, София успела пролезть вперед, но тут же была практически под руки выволочена за дверь. Видимо, что-то она все же успела разглядеть, потому что по черной лестнице разнесся ее возмущенный крик:

— Вы больные?! Совсем что ли? И ты, блин, тоже! Извращенец! Видеть тебя не хочу!

Последняя фраза адресовалась Тимуру, находившемуся в данный период времени в статусе парня Софии. Подруга развернулась и побежала прочь, за ней кинулся Тимур.

Влад проследил взглядом за мной и, повинуясь молчаливому приглашению, шагнул следом вглубь чердака. Стоя напротив и глядя в глубокие омуты его глаз, я четко произнесла:

— Не буду много говорить и не буду врать. Просто должна сказать тебе, что люблю другого.

Владик молчал. Я провела рукой по его щеке и добавила:

— Ты очень похож на него, но ты — не он.

Наверное, это было больно слышать, потому что он стиснул зубы, отчего желваки задергались на его лице. Молча, Влад достал сигарету и закурил. Прикрытые ресницы нервно подрагивали, густые брови сошлись на переносице, ноздри идеально прямого носа раздувались не то от обиды, не то от злости. Наконец, на меня устремился пронзительный взгляд, и я услышала тихий, но твердый голос:

— Желаю тебе счастья с этим «другим». Но если что — буду ждать.

Я развернулась и вышла. Позади осталась тишина — ребята все слышали.

Спустившись вниз, я увидела Соню с Тимуром, которые все никак не могли разобраться.

— Вот и думай сам! — Софа закончила разговор, подведя итоги, и мы пошли с ней домой.

— Я сказала Владу, что все кончено, что не люблю.

— А он?

— А он сказал, что будет ждать.

— Вот и чудненько. Но ты, конечно, не в себе! Здесь под боком нормальный реальный парень, который за тебя на все готов, а ты его бросаешь ради какого-то «вдруг случится большая любовь». А если этот твой Егор не ответит взаимностью? Что тогда?

— Этого не случится, — улыбнулась я.

За весь мой сознательный возраст не бывало еще, чтоб хоть немного понравившийся парень рано или поздно не стал моим. То ли мысль действительно сильно материальна, то ли во мне что-то колдовское есть — даром, что ли, родилась в Ночь всех Святых? Поэтому о вероятности безответной любви я даже и не думала.

— Так что там происходило? Чего ты психанула и разругалась со своим?

— Да ну, нафиг! Эти идиоты притащили пьяную девицу, и Антон с ней на песке обнимался, прямо на грязном песке! И, похоже, не только обнимался… Фу, аж противно! — София брезгливо поморщилась.

— Точно, идиоты. Ну что с них взять — гормоны играют, девушки есть не у всех, а у кого есть, те не готовы к «взрослым» отношениям.

Это ты сейчас на нас намекаешь? — подружка хитро прищурилась.

— Типа того.

— Ну да, нас еще ого-го сколько придется разводить на это дело, я, лично, вообще пока не собираюсь подпускать к себе никого так близко.

За веселой болтовней мы дошли до нашего дуба, обменялись дружеским поцелуем и разошлись.

Кстати, наш дуб — это отдельная история. После знакомства, мы с Софией провожали друг друга домой по очереди. Потом было принято единогласное решение посчитать шаги от квартир каждой из нас до середины соседнего двора, расположенного между нашими домами. Ровно по центру рос куст сирени, возле которого мы и договорились всегда встречаться и расставаться. Мы стали называть его «наш дуб» и веселиться каждый раз, когда наблюдали удивленные взгляды знакомых, пытавшихся найти в округе настоящий дуб. Особо приближенным мы раскрывали нашу тайну, ну а неугодным приходилось ждать обещавших свидания девушек, носясь по дворам в поисках традиционного дерева с желудями.

ГЛАВА IV

…Учебная неделя пролетела, как один день. Мама работала без дежурств, и каждый раз перед отъездом я давала ей забавную записку для Егора, сложенную в виде самолетика. Иногда он присылал ответ. Я старалась быть не слишком навязчивой, но, вместе с тем, пыталась показать, что он мне небезразличен, не забывая передавать ему мармеладных червячков для поднятия настроения. Его неизменные друзья Пашка и Андрей сразу поняли, к кому неровно дышит воспитательская дочка, и сошли с дистанции. А мне был нужен только он…

Какое-то время я перестала ходить гулять с нашей компанией, тем более мне хотелось, чтобы Влад немного поостыл — все-таки он был неплохим парнем.

С каждым днем, необычное для меня чувство к кареглазому красавчику с серебристой сережкой в ухе, крепло. Я с замиранием сердца ждала маму, расспрашивая ее в деталях о Егоре.

Наконец, наступило долгожданное дежурство, на которое мама уехала накануне вечером. Я с воодушевлением занялась собой: распустила и уложила волосы крупными мягкими локонами, влезла в обтягивающие джинсы цвета мокрого асфальта, идеально подчеркивающие стройные ноги; надела новую мамину блузку в черно-белую полоску, мазнула за ушком любимыми духами и нанесла немного блеска для губ. Глянув в зеркало, я довольно цокнула языком — готова к свиданию!

Электричка ползла медленно, в вагоне холодина, но мне было всё равно. Я водила пальцем по разукрашенному морозными узорами окну, глядя сквозь него на заснеженные поля, на черные деревья, одетые в белые воздушные шубы, на мелькающие телеграфные столбы и километры проводов. С каждой минутой наша встреча становилась ближе, сердце томилось в сладостном ожидании.

Снова мороз, снова слепящее солнце и искрящийся снег, снова иней на ресницах и дорога по белому скрипучему покрывалу до лагеря.

Егор уже ждал меня на ступеньках крыльца. Увидев его, я засмеялась:

— Привет! Ты чего тут попу морозишь? Пошли чай пить!

Мой голос звучал неестественно весело и возбужденно — так не терпелось побыть рядом с тем, кто заставлял трепетать мое сердце, услышать его бархатистый баритон — теперь я точно знала, как звучит этот тембр голоса.

Мама мудро оставила нас одних.

— Я по палатам пройду, а вы пока чаевничайте.

Юное сердечко колотилось, угрожая выскочить из груди. А Егор, словно невзначай, касался меня, отчего все тело пронзало электрическим разрядом — то ему нужно было подвинуть чашку, то срочно взять салфетку, лежащую на другом конце стола, то требовалось сделать громче радио, непременно задевая мое плечо своим.

Удивительно, но наш разговор стирался из моей памяти ежесекундно. И даже последние витавшие в воздухе фразы я забыла сразу, как только мы вышли из комнаты. Не важны слова, важно было лишь его присутствие рядом — парня, чей образ пробуждал во мне неведомые до этой зимы ощущения.

В память врезался всего один эпизод: у Егора была любимая рубашка, с которой он не расставался. Такая смешная — в черно-белую клеточку, казалось, что она ему немного велика. Именно в ней он и сидел рядом со мной, пока я отогревалась с мороза теплым чаем.

— Ты согрелась? На, возьми пока.

С этими словами он снял рубашку, оставшись в одной футболке, очень плотно облегавшей стройную фигуру. Я небрежно приняла его предложение, будто делая одолжение, и усмехнулась:

— Вообще, конечно, я согрелась, но могу немного поносить, раз ты настаиваешь.

— Ладно, носи пока, я пошел — сегодня дежурю по блоку.

Он ушел, а я прижалась лицом к рубашке и вдохнула его запах — уже такой родной и любимый.

Днем мы с ребятами играли в настольный теннис, потом сбежали гулять, а вечером я засиделась с мамой за чаем. Раздался стук в дверь, и показалась голова Костика Смирнова из моей любимой палаты:

— Здрассьте, извините, а пожелать спокойной ночи?

Мама удивилась — такого раньше не бывало.

— Спокойной ночи, Костик. Ксюша?!

— Мам, я скоро!

Оказывается, я забыла про свои поцелуи выходного дня!

При моем появлении в палате раздался одобрительный гул. Переходя от одного к другому я, как в первый свой приезд, равнодушно чмокала подставленные щеки. Наконец, очередь дошла до Егора:

— Вздумала пропустить ритуал? — зашептал он, — я же не усну без твоих губ.

«Как он это сказал… Боже, зачем он это сказал?!» — мысли запутались, ноги задрожали, и я схватилась за спинку кровати, чтоб не упасть.

— Осторожно! Ты мне целая нужна.

«Ну вот, опять… Да он издевается! Говорит двусмысленными фразами, выбивая меня из равновесия». Я даже разозлилась на саму себя за эти размышления, и чмокнула его в лоб, а не в щеку.

— Как покойника?! — возмутился Егор.

— Нет, Пупсик, как ребенка.

Развернувшись, я вышла из палаты, бросив на ходу:

— Спокойной ночи, зайчики!

Полночи я вертелась. Мама ни о чём не спрашивала. Да и зачем, когда и так все очевидно — дочь влюбилась. Из головы не шли его слова: «твои губы», «нужна мне»… Так ли? Или он просто играет со мной? Девчонки вешались на него гроздьями, некоторые из них вполне ощутимо меня не переваривали, всячески демонстрируя свое пренебрежение при моем появлении. Однажды я даже слышала вслед ядовитое «приперлась, как будто ее здесь ждут…» Да, надеялась, что ждут, но он упорно не предпринимал никаких шагов, хотя его поведение красноречиво свидетельствовало о том, что я ему интересна.

ГЛАВА V

Зима пронеслась так незаметно, что мне уже стало казаться, будто я знаю этих троих мальчишек всю жизнь, словно выросла с ними в одном дворе и провела бесконечное множество дней в лагере.

Отсчитывая неделю за неделей, я приезжала почти каждые выходные, мы гуляли все вместе — я, Пашка, Андрей и Егор. Эта веселая четверка носилась по лагерю, переиграла во все карточные игры, которые знали: «тысяча», «пьяница», «подкидной, переводной, японский дурак», «двадцать одно»… Каждый день Егор не выпускал мою ладонь из своих рук, заглядывал в глаза и заливисто смеялся, когда я услужливо предлагала «поплевать ему в рот жеваной морковкой» — эта шутка досталась мне от мамы, когда я в один из вечеров прицепилась к ней с просьбой рассказать незлобивые ругательства из ее юности. Так появились в моем лексиконе забавные выражения: «отвали, моя черешня», «широко шагаешь — штаны порвешь», «знаем — плавали», «ума палата, а своего угла нет» и несчастная «жеваная морковка».

Какой же невинной была наша дружба, наполненная шутками и приколами: то мы мазали друг друга зубной пастой, то сыпали соль в столовский компот, то я настригла локонов у всех троих — непонятно, зачем, но над образовавшимися проплешинами смеялась половина лагеря. Кстати, эти локоны я завернула по отдельности в салфетки, написав на каждой имя и дату. Особенно дорог мне, само собой, был клочок черных волос Егора, ради которого я даже купила кулон-сердечко, поместив туда наши фотографии вместе с локоном.

Любимой традицией ребят были мои «спокиношки», когда каждый вечер я неизменно целовала перед сном всю мальчишескую палату номер семь, чмокая теплые щеки. В остальном же соблюдалось абсолютное целомудрие, мы даже ни разу не станцевали медленный танец или «медляк» по-нашему. Мысли, заполнявшие мою голову, были кристально чисты и прозрачны, словно горный родник. И только тело не подчинялось голове, поражая меня все новыми и новыми ощущениями каждый раз, когда я слушала голос Егора, прикасалась или смотрела в его глаза, меняющиеся от янтарного до цвета крепко заваренного чая.

Все это время я находилась в статусе подружки Егора, но не любимой девушки, что, конечно, меня сильно беспокоило. Ведь рядом с ним две палаты девчонок, часть которых мечтала видеть его своим парнем. Тем не менее, наша дружба стояла на месте. А дома в ящике стола, рядом с девичьим дневником появилась еще одна тетрадь, на страницы которой один за другим ложились первые несмелые стихи о моих искренних и глубоких чувствах. Я серьезно и бесповоротно влюблялась…

В один из морозных дней, приехав с очередного «почти свидания» с Егором, в голове родилась озорная мысль: «А что, если немного поколдовать? Вдруг у меня получится? Ведь не зря я родилась 31 октября, накануне дня всех святых. Вполне возможно, у меня есть скрытые магические силы».

Вообразив себя могущественной волшебницей, я сняла с шеи цепочку с кулоном-сердечком и, открыв его, несколько минут любовалась милым образом улыбающегося темноволосого парня. Не до конца осознавая, что делаю, повинуясь какому-то необъяснимому азарту, я выдернула из блокнота лист и быстро написала на нем: «ты всегда будешь меня любить». Затем, аккуратно отделив несколько волосинок от лежавшего в кулоне локона, завернула их в записку и достала из школьного рюкзака зажигалку. Нет, я не курила, просто кто-нибудь из нашей компании обязательно спрашивал «огонька», теряя эти зажигалки чуть ли не ежедневно. Я взяла железный тазик, в котором стоял горшок с фикусом, положила в него заговоренный конвертик и подожгла. Наблюдая за чарующим танцем пламени, я действительно почувствовала себя ворожеей высшего уровня, совершающей очередной ритуальный обряд магического приворота, как будто проделывала это тысячи раз. Миг — и все закончилось.

В комнате появился стойкий запах гари. Словно очнувшись, я поспешно распахнула окно и высыпала пепел на улицу. К счастью, ветер дул в другом направлении, иначе вся «великая ворожея» оказалась бы в саже. После этой невинной детской шалости я, хихикая, захлопнула кулончик и, довольная собой, улеглась спать.

За зимней сменой пролетела и весенняя. Каждая из них была наполнена встречами и счастьем присутствия рядом, возможностью ощущать тепло его ладони, которая так трогательно сжимала мою. Каждая встреча приносила радость и трепетание сердца, дарила сладкую истому, разливающуюся глубоко внутри, когда я внимательно наблюдала за Егором, ища признаки ответных чувств. Дорога в лагерь теперь стала настолько знакомой, что я легко отыскала бы ее ночью с закрытыми глазами, зная каждую тропку, каждый кустик, каждый поворот.

Увы, все прекрасное когда-нибудь подходит к концу. И если сначала было слишком хорошо, то потом обязательно становится невыносимо плохо. Смены в лагере закончились, а вместе с ними стали невозможными наши встречи. Мне больше не было смысла ездить в опустевший лагерь, туда, где навсегда осталось мое сердце.

На лето Егор уехал к родственникам на юг, мы с сестрой на все три месяца отправились к бабушке на дачу пасти коров, ворошить сено и собирать чернику. Тоска по Егору, накрывшая меня первое время тяжелой грозовой тучей с потоками слез, постепенно ослабла, осталась спокойная тихая грусть и призрачная надежда на встречу. Снова на бумагу полились стихи, в которых я уже не боялась признаться самой себе в нагрянувших чувствах. Птицы весело щебетали, безжалостно палило беспощадное летнее солнце, в полях отцветал зверобой, чьи потемневшие соцветия напоминали светящиеся юношеским задором глаза моего любимого.

День за днем пролетело и лето. Вернувшись в город, я поступила в девятый класс, и жизнь потекла своим чередом.

ГЛАВА VI

Наступила осень. Бабье лето баловало последними теплыми лучами солнца, медленно желтеющая листва тихо осыпалась на землю. С каждым новым днем мир окрашивался в яркие осенние краски — насыщенно вишневый, сочно оранжевый, темно бордовый, глубоко коричневый — повсюду под ногами шуршали одежды, сброшенные еще совсем недавно зелеными кронами деревьев. Пестрая осень плавно перешла в унылую дождливую пору с вечной слякотью и ежедневными дождями, навевающими тоску.

Стоял промозглый октябрь, когда мама, приехав с работы, прямо с порога огорошила меня новостью:

— Привет! А ты помнишь Егора?

«О нет, конечно, не помню — какой такой Егор? Уж не тот ли, в которого я втрескалась по самые уши, по которому сходила с ума всю зиму, весну и лето? Нет, что вы… Егор? Кто это?» — эти мысли пронеслись в голове за считанные секунды, а маме я просто ответила:

— Помню. А что?

— Да, вот, представляешь, случайно узнала, что ему досталось место в лагере на осенние и зимние смены — кто-то отказался, а родители успели перехватить путевки. Не знаю, что им так нравится в этом лагере, может просто хотят подтянуть Егору оценки, ведь в нашей школе очень хорошие педагоги. Хотя, собственно, какое нам дело. В общем, я видела его сегодня в нашем центре выдачи путевок — передавал тебе огромный привет и спросил, когда ты приедешь.

— А я приеду?

— Ну конечно, если захочешь… — мама улыбнулась, ведь она прекрасно все понимала. — Слушай, знаешь, что можно сделать? Сейчас же пересменок будет, который выпадает как раз на твой день рождения. Может, пригласим его?

— Ма-а-ам, ну ты что, как я его приглашу? Целое лето прошло, он уже забыл, как я выгляжу.

— Так это прекрасный повод напомнить ему, что ты у меня просто чудо, как хороша! Напишешь открытку с приглашением или я могу на словах передать.

Я замялась. Само собой, мне безумно хотелось увидеть Егора, но с другой стороны как-то странно приглашать его одного. Однако слишком сильно было желание снова нырнуть в омут этих глаз и насладиться таким особенным тембром голоса.

— Хорошо, только тогда я еще позвоню Горынычу и Андрюхе, и еще некоторых ребят позову из лагеря, с кем я общалась.

— Отличная идея! Кстати, он опять в той же палате — в семерке. А Паша и Андрей там вообще с начала первой смены. Так что, тебе даже звонить им не придется.

— Надо же, какое удачное стечение обстоятельств. Тогда на тебе торжественная миссия приглашения гостей, я напишу, кого.

Быстренько метнувшись в комнату за блокнотом с ручкой, я набросала небольшой список, в котором оказалось десять человек. Плюс мы с Софией, мама, папа и сестра…

— Это катастрофа! Мам, где ж мы столько стульев возьмем?

— Не паникуй, придумаем. Может, сходим к соседям.

Я облегченно вздохнула и, чмокнув маму, бросилась звонить подружке.

Довольно быстро мы с Соней обсудили приготовления, меню и наряды, еще полчаса потрещали о пустяках и повесили трубки одновременно, на «раз, два, три», как всегда. В голове метались сумбурные мысли, сердце трепетало от радости — передал привет, помнит, он меня не забыл!

До дня рождения оставалось две недели, которые, конечно же, по закону подлости, тянулись бесконечно. Я маялась, мучилась, страдала, считая минуты и часы. Школьная «тетрадь переписок» разбухла от моих признаний, предположений, планов; и продолжала наполняться советами подружки — местами глупыми, шуточными и бессмысленными.

Наконец этот день настал — 31 октября — мой праздник, выпавший на субботу.

С самого утра я носилась по квартире, как ошпаренная, и боялась не успеть, забыть, не доделать. Однако к первому звонку в дверь, именинница была при полном параде, стол накрыт, подруга верно стояла рядом. Что, кстати, удивительно — София из тех людей, которым надо говорить время на час раньше, чем всем остальным гостям, чтобы она явилась вовремя. Это была ее маленькая слабость — всегда и везде опаздывать. Тем не менее, сегодняшний день оказался исключением.

Потянулись гости, очередность которых я не запомнила. Последним пришел тот, ради кого я встала в шесть утра. Егор подарил мне огромного желтого питона, мехового, конечно, не настоящего. И это был единственный подарок, который отложился у меня в памяти.

Один только факт опустил мое праздничное настроение практически до отметки «ниже плинтуса» — Егор привез с собой подругу. Я ее знала — Инна была самым частым постояльцем этого детского лагеря, и они очень хорошо дружили. Но, Боже, как я ревновала! Как я злилась, что он привез ее без приглашения, а София вообще не стеснялась в выражениях и шипела мне в ухо километры гадких эпитетов в отношении этой парочки.

Кое-как разместившись за столом, мы начали праздновать. Сыпались шутки, тосты, забавные истории, пожелания и поздравления. Перед чаем решили сделать перерыв и все разошлись по комнатам — кто-то пошел смотреть телевизор, кто-то решил познакомиться с интерьером, а Егор попросил показать фотографии.

Мы расположились в комнате, и я достала фотоальбом. София, Пашка, Инна, Андрей и Егор удобно устроились на мягком ковре возле кровати, взяв мой альбом, а я встала над ними. Листая страницу за страницей, ребята задавали вопросы, живо комментировали и уместно шутили. Вдруг Инна ткнула наманикюренным пальцем в центр страницы, восторженно заметив:

— Ой, Егор, смотри, это же я!

— Да мы не про тебя же смотрим, листай дальше.

Я вскинула бровь и взглянула на Егора — он был абсолютно безразличен к Инне, а она, явно, расстроилась, что моментально отразилось на ее лице. Ооо, какое же неземное удовлетворение я испытала, глядя на недовольную физиономию Инны! Как тонко он осадил эту девицу, прямо душа обрадовалась и запела хвалебные оды моему избраннику.

После этого маленького происшествия, которое не заметил никто, кроме меня и Софии, подмигивающей двумя глазами поочередно, настроение стремительно взлетело вверх и застряло на отметке «Восхитительно».

— Ребята, чай готов, прошу занимать места, согласно купленным билетам! — донесся мамин громогласный призыв из гостиной.

Через несколько минут все уже сидели за столом в ожидании сладкого угощения. Мы купили два больших красивых торта в кондитерской недалеко от дома, а еще один я пекла почти сама. «Почти» — потому что мы пекли его с мамой, это была наша семейная традиция, наш тайный рецепт на все праздники. Краем глаза я следила за Егором, который, первым делом, потянулся за самодельным десертом.

— Та-а-ак, те я могу и дома поесть, а вот э-э-это-о-от… — растягивая слова и притворно облизываясь, Егор положил себе самый большой кусок и тут же попробовал, — ммммм… Это же просто объедение! Что за тортик?

— Это морковный пирог, вернее, морковно-банановый, — пояснила я, пиная под столом Софию, которая по традиции начала выкладывать в мою тарелку кружочки бананов, выковыривая их из своего куска.

Софа не любила бананы, но обожала этот пирог, поэтому постоянно дербанила свои порции. Это допустимо в обычной обстановке, но не сейчас, когда квартира битком набита парнями. Поэтому к пинкам под столом я добавила угрожающий взгляд на подругу, на ее кусок и на свою тарелку. Проследив траекторию, София, наконец, одумалась и быстро убрала свои бананы с моей тарелки. Все это не ускользнуло от взгляда Егора, и он с улыбкой предложил этой привереде отдать бананы ему, желательно, вместе с остальным пирогом.

Так, весело и непринужденно, праздничный обед подошел к концу. Постепенно все гости разошлись, последними уходили Егор с Горынычем. К моей великой радости Инна сбежала раньше.

В коридоре мы долго трясли друг другу руки, пока, наконец, мальчишки не чмокнули меня в щеки, встав с двух сторон.

Проводив гостей, мы с Софией помогли маме устранить последствия «великого пира», распрощались, и я, наспех помывшись, рухнула без задних ног в свою кровать.

ГЛАВА VII

Прошло две недели, пересменок закончился, но Егор так и не приехал в лагерь. Мама принялась выяснять, в чем причина. Оказалось, что он попал в больницу. Вроде бы ничего серьезного, но сердце екнуло. А потом внезапно созрело решение навестить больного. Конечно, одна я ехать стеснялась, поэтому упросила маму составить мне компанию. Мы долго думали, чем же его порадовать, и в итоге купили стандартный набор плюс две большие морковки, которые предварительно помыли и почистили. Зачем? О, просто мама у меня та еще шутница, и она решила немного напомнить Егору про лагерь и беспечные шутки, понятные только нам.

Проходя по длинному больничному коридору, я начала заметно нервничать, что не ускользнуло от маминого недремлющего ока.

— Ты чего это? Расслабься, а то он заметит твое беспокойство и поймет, что нравится тебе. Оно нам надо? Не-е-ет! Пусть сам тебя завоевывает!

— Ма-а-ам… — я смутилась.

И тут она распахнула дверь палаты, грозно произнеся:

— Где больной?

— Ой, Вероника Георгиевна? Как приятно, что вы пришли!

— А я не одна… Ксюша! — мама позвала, и я вошла, заливаясь пунцовым румянцем.

— Привет! А мы тебя решили навестить и накормить. Вот: яблоки, бананы, сок, печенье, морковка…

— Морковка? Неожиданно.

— Просто, понимаешь, жеванную хранить неудобно, поэтому привезли целую, — мама притворно вздохнула.

И тут Егор захохотал:

— Жеванную? Ну, повеселили, спасибо!

Мамин расчет оправдался — все время, пока мы сидели в палате, Егор неустанно вспоминал лагерную жизнь и всякие забавные случаи, которые с нами происходили. Мое стеснение постепенно улетучилось, и я просто смотрела на Егора, понимая, что это трепетное чувство первой любви никуда не ушло. Более того, я еще сильнее влюблялась в его смех, улыбку, глаза…

Выписавшись из больницы, Егор отправился в лагерь, но попасть к нему получилось только через полторы недели, поскольку мне пришлось спешно ехать к приболевшей бабушке, которая попросила помочь с немаленьким хозяйством. Наконец, с приходом первых декабрьских дней, я избавилась от этой изнуряющей работы (как бабушка одна справлялась с коровой, свиньями, овцами, козами, курами, собакой и пятью котами, так и осталось для меня загадкой) и с волнением принялась ждать возможности поехать в лагерь.

Первые же свободные выходные с самого раннего утра я уже бежала по привычной дороге навстречу своей любви. Зима только слегка коснулась своим ледяным дыханием окружающей природы, едва припорошив ажурным снежным покрывалом землю и ветви деревьев. Пушистые снежинки плавно кружились над головой, мягко опускаясь и поднимаясь в своем утреннем танце.

Каково же было мое разочарование, когда я узнала, что часть отряда выиграла в каком-то спортивном конкурсе и отправилась до вечера следующего дня в соседний город на итоговые соревнования. Естественно, Егор входил в эту часть уехавших ребят, и я обречена была провести полтора дня в компании тех, кто остался. Не скажу, что это было ужасно — ребята очень старались и развлекали меня в силу своих возможностей, но ведь среди них не было того, ради кого почти два часа мне пришлось трястись в ледяном вагоне.

Воскресенье подходило к концу, мы с мамой должны были уезжать. Сказать, что я была расстроена — ничего не сказать. Первый мой приезд, и такой облом.

Выйдя на улицу в расстроенных чувствах, я вдруг нос к носу столкнулась с… Не может быть! На крыльце стоял Егор с сумкой и гитарой, рядом с ним хрупкая миловидная женщина.

— Я все-таки успел тебя поймать, и мы поедем с вами! — глаза Егора горели, улыбка сверкала во все тридцать два белоснежных зуба.

— Здравствуйте, я дочка Вероники Георгиевны, — обратилась я к женщине, которая, вероятно, была его мамой.

— Здравствуйте, очень приятно, Егор о вас рассказывал. А я его мама. Нам нужно пройти медкомиссию, да и день рождения у сына скоро, поэтому я ненадолго забираю мальчика домой.

В электричке мы ехали вместе. Всю дорогу наши мамы о чем-то беседовали, а мы дурачились — играли в ладошки, в слова, пародировали известных политиков и певцов. Когда гитара отогрелась с мороза, Егор тихонько тронул ее струны и запел. Его тихий, обволакивающий голос зазвучал в вагоне, и все разговоры смолкли. Невозможно было не очароваться, не утонуть, не раствориться в этом пении, в котором слова не имели значения; важен только голос, проникающий в самые глубины сознания, отыскивающий такие уголки души, о существовании которых я и не догадывалась. Чувство неимоверной гордости переполняло, выплескиваясь через край, ведь этот невероятный парень был рядом со мной, пел и играл для меня…

Время пролетело незаметно, и показался перрон нашей станции.

— Наверное, будем прощаться, пока! — я старалась говорить непринужденно, однако голос выдавал разочарование от такого внезапного окончания совместной поездки.

— Как это? Вы здесь выходите? Мам, давай тоже здесь выйдем, все равно домой на метро ехать.

— Но у нас же другая ветка, и так гораздо дольше получится.

— Ну и ладно, давай проводим нашего любимого воспитателя!

В моих глазах ярко вспыхнула надежда — еще целых двадцать минут рядом с ним, вместе. Вероятно, эту вспышку увидела и его мама, потому что слишком быстро согласилась.

Всю дорогу до дома Егор болтал безумолку, обещая обязательно позвонить и встретиться на неделе.

ГЛАВА VIII

После нашего путешествия из лагеря до города прошел день, затем второй, а звонка все не было. Настроение неумолимо приближалось к границе между «еще есть надежда» и «все пропало».

В среду мама вернулась от врача из медицинского центра, и в дверях начала меня интриговать:

— Знаешь, кого я видела?

— Нет. Кого?

— Егора с мамой! Помнишь, она говорила про медкомиссию?

— И что? — я была обижена и зла на него, потому что терпеть не могу, когда не держат обещания.

— Я тоже его спросила о причине столь бесследного исчезновения. Он сказал, что просто потерял твой номер и очень рад мне. Так что, жди звонка.

— Ну, да, конечно… отличная отмаза.

Я поплелась делать уроки, особо не рассчитывая на изменение ситуации и не веря в чудеса подобного рода. Можно представить мое удивление, когда спустя два часа мама позвала к телефону, заговорщицки шепнув:

— Это тебя…

Оставив домашку до лучших времен, я взяла трубку.

— Алло.

— Привет! Чем занята?

— Уроками. Кто это?

— Ты что, не узнала? Егор!

— Ну-у-у… я тебя впервые по телефону слышу, конечно, не узнала. Богатым будешь! — я сосредоточенно наматывала на указательный палец колечки телефонного провода, стараясь говорить как можно спокойнее. — Как дела?

— У меня все хорошо… стало, после того, как твоя мама дала мне номер телефончика, который я посеял. Что сегодня делаешь?

— Продолжаю делать уроки — много задано.

— А приезжай в гости! Хорошая компания собирается моих местных друзей, и еще ребята, с которыми мы в лагере были в разные смены. Я тебя встречу, приедешь?

«Я так ждала этого звонка, так мечтала увидеть тебя! Конечно, я приеду! Хоть сейчас, сию секунду!» — хотелось закричать. Но вместо этого, с трудом подавляя эмоции и скрывая дрожь в голосе, я произнесла:

— Ладно, давай. Постараюсь закончить свои школьные мучения примерно часа через полтора, ехать куда?

— Ладожская.

— Это мне минут сорок на дорогу. В пять вечера тогда встречай, но я ненадолго.

«Забери меня навсегда, пожалуйста!» — хотелось попросить, но с губ слетело равнодушное:

— В общем, в пять буду. Пока.

— По…

Я положила трубку, даже не дослушав — испугалась, что не удержусь и ляпну лишнего. Только я отошла, как телефон снова зазвонил.

— Да?

— Некультурно бросать трубки на половине фразы! Я, вообще-то, не договорил.

— Прости, стормозила.

— Ладно, тебе можно, ты же де-е-е-евочка. Я только хотел добавить, что буду ждать тебя на выходе с эскалатора.

— Ясно, хорошо. Теперь я могу положить трубку?

— Теперь можешь, вредина.

Никогда я еще так быстро не делала уроки. Ещё бы! Ведь надо успеть помыть и высушить голову, одеться. Что надеть?! Я заметалась по квартире, переворачивая вверх дном ящики с вещами. В конце концов, мой выбор пал на все те же обтягивающие джинсы, теплый свитер и тонкую кожаную курточку. Задача максимум — слиться из дома до того, как мама увидит мой, отнюдь не зимний, наряд…

На Ладожской я была в 16.58. Егор стоял наверху с двумя девчонками и парнем. Увидев меня, приветливо махнул:

— Привет! Пунктуально.

— Я всегда такая.

— А разве, девушке не положено немного опаздывать? — спросила одна из его спутниц.

— Положено опаздывать на свидание, а не на встречу, — улыбнулся Егор.

Внутри меня все сжалось. Не свидание… Конечно. А чего я, глупая, ожидала?

Улыбка мгновенно сползла с моего светящегося лица, и настроение безвозвратно испортилось. Я уже ненавидела двух этих девушек просто за то, что они знают его дольше и видят гораздо чаще, чем это удается мне.

Мы вышли из метро и направились в сторону дома Егора. Я поначалу старалась держаться рядом, но не помещалась на тротуаре — четыре человека в ряд на узкой полоске асфальта — это слишком. И, конечно же, лишней оказалась именно Ксюша… Поэтому в итоге пришлось идти впереди, а рядом постоянно пристраивался друг моего любимого, пытаясь развлечь. Забавный оказался парнишка, я даже иногда смеялась над его шутками. Егору же, казалось, абсолютно нет до меня дела. Только один раз он подошел и спросил, чуть приобняв:

— Почему ты все время убегаешь вперед?

— Просто у нас не совпадают темпы ходьбы, и потом, ты же не один, а такой толпой мы весь тротуар перегораживаем.

Такое объяснение вполне устроило Егора, и он благополучно вернулся в свою компанию, оставив меня наедине с печальными мыслями о несправедливости этого мира и жестокости любви.

Шли мы довольно долго, и, наконец, добрались до его дома; неспешно поднялись в квартиру по черной лестнице, встретив на пятом этаже еще одну веселую компанию, присоединившуюся к нам.

Раздевшись, все разбрелись по комнатам. Девчонки вели себя по-хозяйски, Егор курил в кухне, мы с моим спутником неуклюже топтались в прихожей. Пообщавшись минут пятнадцать ни о чем и насидевшись на обувном диванчике, я краем глаза заметила Егора, весело смеющегося с друзьями. И мне вдруг стало так бесконечно неуютно, я почувствовала себя настолько чужой на этом празднике жизни, что не придумала ничего лучше, как попросту сбежать.

— Егор, я поеду домой, — тихонько окликнула любимого, выглядывая в кухонный коридорчик.

— Как это так? Мы же только пришли! Чаю хоть выпей.

— У тебя другие заботы, развлекай гостей. Всё равно уже поздно, темно будет домой возвращаться.

— Ну ладно, как знаешь, — Егор чуть пожал плечами и продолжил улыбаться подружкам.

С трудом сдерживая слезы, я пошла одеваться. Обида раздирала изнутри, острыми шипами вонзаясь в самое сердце. Зачем было приглашать меня? Чтобы показать, что я здесь чужая? Ведь он делал вид, что мы едва знакомы, что я ему неинтересна. Он смеялся над шутками, понятными только его компании, разговаривал на общие темы с подружками, а я чувствовала себя случайной прохожей. Обидно и больно… Он даже не попытался меня остановить! Мог бы подойти, приобнять, удержать… Но, нет.

Егор не пошел меня провожать, эту миссию взял на себя его друг, чьего имени я потом даже не вспомню.

— Почему ты так рано уезжаешь, обиделась на Егора?

— Нет, просто мне пора домой.

Надо же, какой догадливый парень. Но мне не хотелось разговора по душам с малознакомым человеком — боялась расплакаться.

— Он хороший парень, не обижайся на него.

— Несомненно, — выдавила я со злостью.

Обратный путь проходил на автопилоте. Слезы пытались вырваться наружу, перед глазами все плыло, но я держалась. Зато дома уж дала волю эмоциям по полной программе. В комнату заглянула мама и озабоченно спросила:

— Что случилось?

— Мам, я ему совсем-совсем не нужна! Ну, вот, нисколечко!

— Глупенькая моя, не стоит он твоих слез, не плачь. Помнишь, когда ты была маленькая, я читала тебе книжку про маленького принца, который ухаживал за розой на своей крошечной планете, а потом решил посмотреть на другие планеты, попал на землю и встретил лиса?

— Помню, мне она очень нравилась.

— Это особенная книга, ее можно читать в разном возрасте, и ты всегда будешь удивляться, насколько она меняется. Обязательно прочти ее сама.

— Спасибо, мамочка, я люблю тебя.

— И я люблю тебя, моя родная. Что ни делается, все — к лучшему, запомни. Пойдем, чая тебе мятного налью.

Мама промокнула мои слезы белоснежным платочком и повела на кухню, где ужинал папа. Заметив мое заплаканное лицо и красный нос, он удивился:

— Это что за новости? Из-за парня что ли? Так, вот, что я тебе скажу: ни один парень не стоит слез самой красивой девочки — моей дочки! Зазубри это на всю жизнь. Обидит кто — голову оторву! Поняла? — папа уже заочно ненавидел Егора. А я любила папочку за его готовность защищать и оберегать меня.

— Поняла.

— Прекрасно! На, вот, съешь конфетку, — папа протянул мне шоколадный трюфель и вышел, оставив нас с мамой наедине.

Аромат свежезаваренного травяного чая с листочками мяты медленно заполнял кухню. Я молча отпивала маленькими глоточками обжигающий напиток и потихоньку успокаивалась. Тонкие золотистые завитки на обоях причудливо закручивались в фантастические фигуры, напоминая хитросплетения человеческих судеб. И я задумалась о том, зачем на моем жизненном пути постоянно появлялся Егор. Ведь мог бы просто взять и раствориться во времени, исчезнуть из моей жизни, потеряв этот злополучный номер телефона. Почему мы снова и снова встречались? Как ему удалось получить путевки в лагерь? По какой причине мама, отправившись к своему врачу, встретила в этом же центре Егора? Разве мало медицинских центров в нашем огромном городе? Мысли стаями носились в моей голове, но ни одного разумного ответа на свои вопросы я так и не получила.

Зато появилась очередная глупая идея, которую, проглотив последний кусочек конфеты, я озвучила:

— Ма-а-ам, слушай, я хочу поздравить Егора с днем рождения, несмотря ни на что, и не отговаривай меня. Просто помоги придумать, чем его удивить — осталось всего несколько дней.

— Ну-у-у… Я подумаю. Обещаю постараться произвести впечатление.

После расслабляющего чаепития в приятной компании мне заметно полегчало, и я отправилась спать, чмокнув напоследок теплую мамину щеку.

Оказавшись в комнате, я первым делом бросилась искать книгу. Пальцы быстро перебирали пыльные корешки и, наконец, в моих руках оказалась она: Антуан де Сент-Экзюпери «Маленький принц».

Эта ночь была бессонной — я пробегала глазами строчку за строчкой, открывая новый мир чувств и любви. Сколько жизненной правды в этой, на первый взгляд, детской сказке! Цитаты из книги мгновенно врезались в мою память, переплетаясь с воспоминаниями о Егоре.

«Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя всего только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственным в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете…» (Антуан де Сент-Экзюпери)

Как же это верно, как же точно описывает наши отношения. Ведь когда-то, взглянув на фото, я увидела просто мальчика, но со временем все больше и больше я привязывалась к нему, приручалась, и он становился для меня особенным, единственным в целом мире.

Закрыв книгу с первыми лучами рассвета, я положила ее рядом с подушкой и мгновенно уснула.

ГЛАВА IX

На следующий день мама ушла на работу гораздо раньше, чем я продрала глаза. К счастью, уроки в школе отменили из-за какой-то городской проверки, и мне представилась прекрасная возможность «доспать невыспанное».

После обеда вдруг зазвонил телефон. Ужасно не хотелось вылезать из теплой кровати, но кто-то на том конце провода был очень настойчив. Медленной расслабленной походкой, перебирая босыми ногами и путаясь в огромном плюшевом пледе, я поползла отвечать.

— Алло.

— Ну, здравствуйте. И чего это мы сбежали?

— Егор? — мое удивление оказалось искренним. Я действительно не ожидала услышать того, кому еще вчера было до меня абсолютно фиолетово. — Привет, я не сбежала. Просто кое-кто был слишком занят, чтобы замечать меня. Да и вообще я чувствовала себя не в своей тарелке.

— Интересно, как же выглядит твоя тарелка? На ней обязательно должен лежать морковный пирог! — Егор пытался шутить, — ну, правда, я и не думал, что ты обидишься и уедешь.

— Я не обиделась… А почему Горыныч не приехал? — мне захотелось сменить тему и прекратить обсуждение моего поведения и поспешного бегства.

— Не знаю, я его звал, и он даже собирался, но потом передумал, наверное.

— И ты с ним больше не говорил?

— Нет. А с чего ты так о нем волнуешься? — в голосе Егора вдруг отчетливо послышались… не может быть… нотки ревности?!

— Вообще-то, он мой друг, и твой, насколько я помню, тоже.

— Ну да, друг. Вот я пакость! Позвоню и узнаю, может что-то случилось.

— Вот и молодец. Возьми с полки пирожок, который посередине — их там два.

— Издеваешься? Я б съел пирожок, все два бы съел, — Егор обиженно засопел в трубку.

— Ладно, давай, позвони мне, как новости будут про Пашку.

— Так точно! Позвоню, пока.

Положив трубку, я медленно побрела в кухню, анализируя происходящее. Он мне позвонил САМ, это факт. Он обеспокоен тем, куда я вчера пропала, и он ревнует! Поставив кипятиться чайник, я взяла любимую кружку в форме забавного слоника, и в этот момент снова зазвонил телефон. «А теперь что?» — недовольно возмутился мозг, и мои босые ноги снова зашлепали в коридор.

— Алло.

— Ксюша, это опять я. Слушай, ну, в общем, Горына в больнице — траванулся он чем-то. Поехали, навестим?

— Надо обязательно, конечно. Когда?

— Если удобно, давай сегодня. В пять встречаемся на Владимирской. Да?

— Хорошо, до встречи. Что-то надо ему?

— Нет, он под капельницей и на диете какой-то.

— Понятно. Ну, все, пока, Егор.

— Пока!

Я положила трубку и глянула на часы — 15.00, времени-то в обрез! Даже не хватит на осознание факта моей вполне легкой и непринужденной беседы с любимым парнем, ну-у-у, не считая вспотевших ладоней…

Наспех перекусив, я заплела аккуратную косичку, подкрасила губы блеском, оделась и выбежала из дома.

В назначенное время моя стройная фигура подпирала стеночку в вестибюле станции метро Площадь Восстания, ожидая Егора. Но его не было… Спустя сорок минут, я села в вагон и поехала домой. Горло сдавливал спазм, невыносимо хотелось плакать. Вот что опять? Где он? Почему не приехал? Вопросов много — ответов нет. Дома никого не было, поэтому я с чистой совестью прорыдалась, выпила любимый чай с мятой, прилегла с книжкой и незаметно уснула. Разбудила меня знакомая трель. Похоже, сегодняшний день побьет все рекорды по телефонным звонкам.

— Алло.

— Ксюша, ты чего, спишь? Я тебя полтора часа ждал, а ты лицо в подушке топишь?! К Горынычу я попал перед закрытием посещений всего на двадцать минут. Это, вы считаете, нормальным, девушка?

— Я ждала тебя сорок минут, а потом поехала домой и случайно уснула. — «Конечно, промочив предварительно всю подушку слезами», — злобно подсказывал мой внутренний голос.

— Где ждала?

— Внизу.

— А я ждал наверху, но дважды спускался вниз, и тебя там не было. Всю Владимирскую оббегал!

— Как это — Владимирскую?

— Очень просто, пешком.

— Значит, разминулись… — сказала я смущенно, — ладно, в другой раз съездим.

— Его выпишут через несколько дней. Жаль, что не получилось. Ну, не судьба. Давай, пока.

— Счастливо.

Я положила трубку и сползла по стенке прямо на пол. Обхватив свою «дырявую» голову руками, пыталась перестать корить себя за невнимательность. Само собой, мне не хватило смелости признаться Егору, что я, идиотка такая, ждала его на другой станции метро. Где витали мои мысли, пока мы договаривались о встрече — непонятно, только встреча не состоялась.

— Не судьба, — повторила я его слова вслух.

Наверное, и правда не быть мне с Егором вместе, раз жизнь всячески нас разводит, не допуская общения друг с другом вне стен лагеря. Что ж, против судьбы не попрешь. Столько раз за этот день я разговаривала с Егором, и в итоге полный провал.

Настроение было безнадежно испорчено.

ГЛАВА X

Вечером мама, вернувшись с работы, с довольной улыбкой протянула мне конверт с диском.

— Смотри, это запись с поздравлениями. У меня есть знакомый пародист, он придумал поздравление за полчаса, всего лишь узнав от меня некоторые факты о Егоре. Я думаю, это особенный подарок.

— Мама, да это просто супер!

Я схватила диск и побежала к музыкальному центру, чтобы прослушать запись. Через некоторое время, вытерев слезы и придя в себя от этого невероятно смешного и позитивного поздравления, бережно завернула диск обратно в конверт и обняла маму.

— Спасибо огромное! Уверена, он обалдеет! А давай еще открытку с утенком, но подписывать не будем?

— А почему с утенком?

— Ну, он курносый, на утенка похож.

— Интересное сравнение, можно и с открыткой. А как отправлять будешь?

Я задумалась на секунду.

— Сама отвезу и под дверью оставлю.

— А если не он выйдет? Вдруг выкинут?

— Блин. О, попрошу подругу! Спасибо еще раз, мамуля.

Чмокнув холодную с мороза щеку, я побежала звонить Ане — своей однокласснице. Софию Егор уже видел на дне рождения, а мне нужно было оставить в тайне отправителя подарка. Вне стен школы мы с Аней практически не общались, но я совершенно точно знала, что она никогда не откажет в помощи.

— Анюта, привет. Хочу попросить тебя помочь мне в одном маленьком дельце.

— Привет. А чего надо делать?

— Да нужно отвезти бандероль одному человечку. Не хочу, чтоб он меня видел.

— Не вопрос. Когда?

— День рождения послезавтра, но его, скорее всего, не будет дома, они собирались с родителями на какую-то базу отдыха ехать. Надо пораньше… А сегодня сможешь?

— Ну-у-у, времени сейчас — половина восьмого, поздновато. Ладно, через сорок минут встречаемся у метро. Чао!

Аня повесила трубку, а я бросилась упаковывать подарок.

На антресолях нашла старую коричневую бумагу от бандеролей, соскребла сургуч с посылочного ящика гуманитарной помощи, и перевязала получившийся пакет бечевкой, на которой мама сушит белье (за это мне потом влетело — я же срезала ее прямо со стены). Откуда я знала, как плавить сургуч на газовой плите? Непонятно… Но бандероль получилась, как настоящая!

В назначенное время мы с Аней сидели в вагоне.

— А ты адрес знаешь?

— Нет. Только визуально помню, как идти.

— Ручку взяла? Надо ж дописать адрес будет. И блокнот какой-нибудь, чтоб этот твой расписался за бандероль.

— Ой, ручка есть, а блокнота нет.

Я расстроилась. Неужели провалимся?! Аня с деловым видом кивнула:

— Разберемся, — это означало, что проблему она решит.

Приехав на Ладожскую, в первую очередь мы зашли в киоск, купили жвачку и попросили товарный чек. Продавщица округлила глаза, но чек нам выписала. Аня оторвала и выбросила заполненную часть, а на оставшейся написала: «бандероль получена Курьер Смирнова».

— Сойдет! — подруга явно удовлетворилась своей изобретательностью.

И началась дорога по памяти. Я пыталась идти, вспоминая свой недавний приезд сюда. Два раза путалась, и мы плутали в чужих дворах. Наконец, дом Егора был найден, дальше квартира… Подъезд я помнила, этаж тоже, пришлось подниматься черным ходом, чтобы не ошибиться — в памяти всплывали только надписи на стенах этажей черной лестницы. В итоге квартира была обнаружена, адрес вписан в «бланк отчетности», вернее, в товарный чек за жвачку, и указан на бандероли. Вот она, заветная дверь… Я спряталась на лестнице этажом ниже, Аня пошла вручать подарок, и эти несколько минут показались мне бесконечными. Я стояла, вжавшись в темный угол черного хода, ковыряла носком начищенного сапога чей-то окурок и, с замиранием сердца, ждала.

Вернувшись, подружка отрапортовала, как на плацу:

— Бандероль отдала, дверь открывал он сам, расписался в получении, очень удивился и сказал: «Спасибо». Кстати, красивый парень, так что прекрасно тебя понимаю.

— Анюта! Ты чудо, а я теперь твоя должница.

Я стиснула ее в объятиях, и мы отправились в обратный путь. Хорошо, что Егор меня не видел, возможно, он даже не поймет, от кого этот подарок.

Дорога домой показалась короткой, потому что в течение нее мне пришлось в общих чертах поведать Ане историю нашего знакомства с Егором.

А что касается меня, то я запретила себе обдумывать минувшие события, и вообще вспоминать о нем. Как мне казалось, я получила уже достаточно знаков, указывающих на то, что нам не судьба быть вместе с этим парнем.

ГЛАВА XI

День сменялся новым днем, я училась, мы стали опять часто гулять с Софией, тусоваться на чердаке и болтать с ребятами, изредка запивая эту болтовню баночными коктейлями. Влада я не видела, но парни говорили, что он уехал к отцу на другой конец города. Вот и хорошо! Не смогу сейчас смотреть ему в глаза. Права была София, когда сомневалась в наших отношениях с Егором. Послала хорошего парня, а ради чего?! С моей любовью все запутанно и непонятно — то мы не могли надышаться друг на друга, веселились, как дети, с восторгом проводя лагерное время. То он вдруг исчезал из моей жизни, то также внезапно появлялся. В такие моменты я, как никто другой, понимала того Лиса из моей любимой книги, ставшей настольной, когда он просил Маленького принца приходить в одно и то же время.

«Лучше приходи всегда в один и тот же час, — попросил Лис. — Вот, например, если ты будешь приходить в четыре часа, я уже с трех часов почувствую себя счастливым. И чем ближе к назначенному часу, тем счастливее. В четыре часа я уже начну волноваться и тревожиться. Я узнаю цену счастью! А если ты приходишь всякий раз в другое время, я не знаю, к какому часу готовить свое сердце…

(Антуан де Сент-Экзюпери)

Да! Я, несомненно, в полной мере осознавала цену счастью. Едва я оживала всем своим трепетным сердцем рядом с ним, как, словно насмехаясь над чистыми светлыми чувствами, любимый пропадал с моего пути. Я честно старалась забыть, старалась не питать иллюзорных надежд на совместное будущее с этим кареглазым озорным мальчишкой. Я старалась не плакать, но мои душевные терзания вырывались наружу, растекаясь по страницам обычной тетради океанами нескладных стихотворений, сбивающихся с ритма, меняющих стиль. Рука едва поспевала за мыслями, швыряя слова, фразы и многоточия на клетчатые листы.

Временами я успокаивалась и снова видела все, что происходило вокруг меня. Так, в один из дней, я вдруг явно ощутила неоднозначный интерес, исходящий от Игоря, слывшего ловеласом в нашей компании. Прямо такие конкретные знаки внимания — то смотрит безотрывно, то руку подаст, то приобнимет, то провожать увяжется. Но я, всячески шутя, от него отмазывалась. Он, конечно, очень симпатичный: самая красивая фигура с крепкими ногами и сильными руками, каштановые кудри, потрясающая улыбка, карие глаза — все, как мне нравится. Однако я решила, что мне ничего такого сейчас не надо — ну этих парней, куда подальше!

Прошло три недели. Зима нехотя прощалась, уступая место весне. Никак не желали таять остатки ноздреватого снега, обнимающего корни деревьев и выглядящие, словно потасканные шарфы из овечьей шерсти. Солнце потихоньку стало ласково пригревать продрогшую землю, несмело облизывая лица суровых прохожих и упругие розовые щечки веселых карапузов, с визгом носящихся по детским площадкам. Обезумевшие от счастья воробьи невыносимо галдели на каждом кусте, голуби вальяжно принимали ванны в лужах растаявшего снега. Наступающий март обещал перемены, и моя душа с нетерпением ждала чего-то нового, светлого, чистого.

В пятницу мама опять дежурила, я провалялась весь день с книжкой в кровати, а потом вдруг ни с того, ни с сего написала стихотворение. Сложившиеся за несколько минут строки не причиняли боль, а напротив, согревали душу.

Я возьму твои руки в свои,

Ты опустишь густые ресницы.

Я по взгляду пойму о любви,

Ведь не может она только сниться.

Я не жажду твоих поцелуев,

И лишь взглядом твоим обойдусь.

Если честно, я очень ревную

И в глазах моих тихая грусть.

И не жду я тех пылких признаний,

Что ты скажешь о страстной любви.

Мне хватает безумных желаний,

Что в очах я встречаю твоих.

(29.02.1996)

Поджав под себя одно колено, я сидела на стуле и, задумавшись о внезапно нахлынувшем поэтическом порыве, грызла кончик карандаша. После всех случившихся событий я так и не ездила к Егору, да и не знала, вернулся ли он вообще в лагерь. Ведь мне хотелось забыть о нем также, как он сумел забыть обо мне. Мысли об этой любви расстраивали, потому что как бы я ни старалась, как бы не стремилась избавиться от воспоминаний о Егоре, как бы не пыталась стереть из памяти эти незабываемые ощущения, которые дарили его прикосновения, мне так и не удалось этого сделать.

Хлопнувшая входная дверь прервала поток печальных дум. Выглянув из комнаты, я увидела маму, которая, приветственно кивнув, показала самолетик.

— Мам, это что? — в один момент я выскочила в коридор и уставилась на знакомую до боли бумажную фигурку.

— Это тебе от Егора. Он попался мне на глаза в субботу утром, и у нас с ним состоялся разговор.

— Ма-а-ам! Ну, зачем?! Я не хотела, чтобы он знал, как мне без него плохо.

— Ага, конечно, тебе плохо, а ему хорошо? Я прижала его к стенке и спросила, в чем дело, и на какой стадии ваши отношения. Почему он то не отпускает тебя ни на минуту, то показывает безразличие. Так и сказала: «Если она нравится тебе, будь мужиком и не бойся своих чувств! А если не нравится, не морочь ей голову — чего девчонка будет опять к тебе мотаться каждые выходные, ждать, надеяться…» Мммм… Не очень приятно тебе это сообщать, но, как оказалось, есть несколько проблем. Во-первых, когда вы с Егором познакомились, у него была девушка в городе.

Я ахнула и прикрыла глаза, силясь не расплакаться.

— Не всё так плохо, подожди. У них с Егором давно разлад, она ни разу за все время не приехала к нему в лагерь, и он, разозлившись, стал общаться с тобой…

— То есть меня просто использовали в качестве орудия мести? — я начала заводиться. — То есть все его, эти вот, прикосновения, взгляды всякие, флирт, шуточки… вся эта лабудень только чтобы позлить другую девушку?

— Да постой, не горячись. Сперва так и было, но потом ты стала ему нравиться все больше и больше, а ее образ постепенно стирался из памяти. Желание отомстить растворилось, зато появилось желание встречаться с тобой. Он же признался, в конце концов, — мама упорно продолжала зачем-то выгораживать Егора.

— Блин, мама! Да он признался, потому что воспитательница его за горло взяла! Если б не ты, он так и продолжал бы обманывать, играя моими чувствами! Подло… Это так подло… Понятно, почему он сбегал от меня — просто возвращался к ней! — Я развернулась и ушла в комнату, едва сдерживая слезы.

Через несколько минут дверь тихонько отворилась, и показалась мама. Присев рядом на диван, она ласково погладила меня по голове:

— Милая, но теперь же все хорошо, не плачь. Они расстались, он свободен и что-то к тебе испытывает, хотя признаться в этом боится. Возможно, это страх новых отношений. Знаешь же поговорку про того, кто, обжегшись на молоке, дует на воду…

— А вторая проблема? — я решила воздержаться от комментариев, потому что сама не понимала, что могу на все это сказать.

— Что?

— Ну, ты сказала, что проблема не одна…

— Хм, в общем, тут уже дело в тебе, — мама задумчиво потерла переносицу.

— А я-то чем не угодила?

— Просто, некоторые ребята и девочки присели Егору на уши. Не знаю, насколько правда, но глаза у него сверкали, пока он рассказывал. Короче, они его убеждают, что у тебя в городе был парень, когда вы дружили. Ну, и подначивают не завязывать с тобой отношений, потому что ты будешь опять вести двойную игру.

— Что за бред? И поэтому я, бросая своего «крутого городского парня», моталась в свои выходные, тратила на дорогу по два часа в одну сторону, околевала в тридцатиградусный мороз? Нормальные разговоры, вообще?

— Во-о-от, я ему то же самое сказала и добавила, что он дурак, раз верит всяким сплетням.

— Не хочу я такого счастья! Чтобы меня подозревали в игре на две стороны, когда сам в отношениях состоит. Раз я ему не нравлюсь, то и Бог с ним.

— Да с чего ты взяла? И не СОСТОИТ, а СОСТОЯЛ. Рубашку же не взял… Значит, нравишься.

— В каком смысле — не взял рубашку?

— Ой, ну я отвезла, хотела вернуть ему, сказала: «Раз не можешь решить, забирай — свободной девушке не пристало носить вещи чужих парней», развернулась и ушла. А через час он принес аккуратно сложенную рубашку и самолетик.

— Ма-а-ам, — я покраснела.

— Да ладно, чего уже теперь-то. Давай, читай! Я не смотрела.

Едва скрывая волнение и дрожь в руках, я развернула послание и стала торопливо читать:

«Привет, Ксюшка!

Хоть ты и вредная девчонка, всё равно мне нравишься. Приезжай на дискотеку в выходные! Жду!»

Твой Пупсик.

— Ну вот. Видишь?! Нравишься! — мама довольно взмахнула рукой. — Так что, готовься к дискотеке, поедешь же? Ведь это будет последняя дискотека зимней смены.

— Ой, не знаю. Мам, я только успокоилась. А вдруг опять будет не пойми чего… Я не выдержу снова, мне каждый раз так тяжело даются его приходы-уходы.

— Все будет хорошо, ведь сейчас он осознанно сделал этот шаг навстречу тебе. И теперь ты просто обязана его поразить. Сейчас мы что-нибудь подыщем…

Мама на несколько минут исчезла в глубине шкафа, а когда повернулась ко мне, в ее руках было умопомрачительно короткое бархатное платье с открытыми плечами — ничего лишнего, просто маленькое черное платье, которое должно быть в гардеробе у каждой красотки. Как говорила великая Коко Шанель:

«Одеться Шахерезадой легко, подобрать маленькое черное платье трудно».

— Наверное, оно ждало именно тебя, — улыбнулась мама. — Я купила это платье много лет назад, но случай «вывести его в свет» так и не представился, поскольку твой папа назвал его «бархатным недоразумением» и сказал, что для замужней женщины оно слишком откровенно. Но ты у нас пока не замужем, поэтому, примерь.

Мне несказанно повезло, потому что этот наряд был безупречен! Надев платье, я погладила мягкую ткань, проведя рукой по изгибу талии.

— Да-а-а… — задумчиво протянула мама, — совсем взрослая девушка стала.

В зеркале отражалась юная и очень привлекательная особа: стройные ноги, высокая грудь, крутые бедра, шикарные волосы, золотистым покрывалом укрывшие гладкие обнаженные плечи.

Наклонившись, мама достала из-под шкафа обувную коробку.

— Тебе, конечно, тяжело будет в них, но с таким платьем никакие другие.

Это были невероятные замшевые туфли черного цвета на высокой шпильке. Когда я надела их, вмиг почувствовала себя высоченной фотомоделью. Несомненно, шпильки преумножают красоту наших ножек в разы! Неудивительно, что мужчины так легко на них клюют. В таком виде мне не в детский лагерь надо ехать, а сразу на подиум в рамках какой-нибудь «Недели Высокой моды» в Париже.

Своим образом я осталась довольна на сто процентов, подумав, что даже если с Егором у нас ничего не получится, на дискотеке мне фурор гарантирован. Настроение заметно улучшилось, глаза сияли, и тут мама достала из ящика комода блокнот с ручкой:

— А давай напишем Егору стихотворный ответ?

Довольно быстро общими усилиями у нас кое-что получилось:

Ты, похоже, очень себя любишь

Слишком гордый, слишком деловой.

И надеешься, что счастлив ты так будешь

Стань, в конце концов, самим собой!

Будь беспечным, честным и веселым,

Не боясь глядеть в глаза другим.

Смелым будь, не бойся быть раскован,

И печали растворятся, словно дым.

Ты не верь злословным пустомелям

Кто-то хочет причинить другому зло.

У кого-то в голове одни постели,

Им понять такого не дано.

Не старайся строить безразличье,

По глазам твоим я все пойму!

Так вести себя, ну, просто неприлично

Вот, возьму, обижусь и уйду!

Ты останешься один в безумном мире

Среди зависти, обмана, клеветы,

Словно запертый один в пустой квартире,

Где не сбудутся уже твои мечты.

Ты же милый, добрый, бескорыстный,

Так зачем же хочешь быть как все?

Оставайся ты таким же чистым,

Как травинка в утренней росе.

15.03.1996 (в соавторстве с мамой)

— А что, прикольно! Наверное, такого у него еще не было.

Я свернула лист в форме привычного самолетика и отдала нашему «домашнему почтальону», чтобы адресат получил ответ как можно скорее.

ГЛАВА XII

Неделя в ожидании выходных тянулась слишком медленно для моего изнывающего сердца. Каждый вечер, лежа в постели, я продумывала варианты нашей встречи, разговоров, подбирала слова, записывала любимые медляки с радио на магнитофонную кассету — вдруг будет романтическое свидание?

И вот, наконец, наступила суббота. У мамы был выходной, поэтому в лагере мне впервые предстояло находиться без нее. Как страшно! Но я не могла упустить такой шанс приблизиться к своей любви, просто увидеть его, побыть рядом.

Опять та же электричка, тот же перрон. Здесь зима не торопилась покидать свои владения: снег по-прежнему лежал высокими сугробами, хотя потеплевшее солнце беззастенчиво касалось белого покрывала земли, превращая пушистую перину в засахаренный наст.

Когда я почти дошла, и мне осталось только перейти мост через реку, взгляд поймал знакомый силуэт. На мосту, облокотившись о перила, стоял, улыбаясь во все тридцать два белоснежных зуба, Егор. Увиденное меня обрадовало, и в голове возликовала маленькая самоуверенная «Я»: «Надо же, прямо встречает». С трудом приводя мысли в порядок, лихорадочно соображая, не слишком ли ужасен сейчас мой вид, я продолжила свой путь. Егор прищурил глаза и спросил, склонив голову набок:

— Привет! Как добралась?

— Спасибо, нормально.

— А я, вот, решил выйти тебя встретить, чтобы не украли.

— Тебе ли не всё равно? — голос, неожиданно для меня самой, прозвучал довольно резко.

— Нет. Совсем не всё равно, — сказал он уже без тени улыбки.

Егор сделал шаг навстречу, и его лицо оказалось слишком близко. Так близко, что я боялась дышать. А потом вдруг почувствовала его руки на своей талии. Даже сквозь пуховик я ощущала, какие они сильные и горячие. Его глаза смотрели в мою душу изучающе, вызывающе, требовательно. Чего он хочет мне сказать? Или, может, сделать? Мысль не успела развиться, потому что в этот миг время остановилось. Земля ушла из-под ног, а руки судорожно вцепились в куртку Егора, потому что иначе я бы упала. Наверное, именно такие ощущения и должна испытывать девушка, когда происходит ЭТО, и мечты волшебным образом становятся реальностью. Так вот какой ОН — поцелуй, описанный в женских романах! Вот то самое ощущение полета, невесомости, парящего чувства с россыпью разноцветных искр. Его губы прижались к моим, горячий мягкий язык скользнул внутрь и замер, словно боясь сделать лишнее движение. Так мы и стояли, не шелохнувшись. И в эти секунды, показавшиеся мне бесконечно долгими, я слышала биение его сердца, бешеный стук собственного, и больше ничего — полная и абсолютная тишина вокруг. Только «тук-тук-тук»…

Затем он отстранился и заглянул мне в глаза:

— Не напугал?

— Нет.

Я смущенно отвела взгляд, пряча раскрасневшееся лицо в меховой воротник. Сказать или нет? Стоит ли признаться в своих чувствах первой? Решение еще не было принято, а с губ уже сорвалось тихое: «Люблю», которое, судя по глазам, он услышал.

Повисшую тишину нарушил мой выдох, который вдруг оказался слишком громким. В душе возникли противоречивые эмоции — с одной стороны я ликовала, что не безразлична ему, ведь это он первый поцеловал. Но с другой стороны одолевали сомнения — он не произнес в ответ это важное и значимое слово.

— Ты разочарована?

Видимо, мое лицо слишком явно отражало мысли.

— Нет, что ты, я счастлива.

Мне не хотелось говорить об этом. По крайней мере, сейчас. Ведь он и так сделал уже гораздо больше, чем я могла ожидать. Взявшись за руки, мы направились в корпус.

С этой минуты Егор демонстрировал всем, что я его девушка. Он, абсолютно не стесняясь, прилюдно обнимал меня, отгонял настойчивых поклонников, которыми я уже успела обзавестись в предыдущие смены, нежно прикусывал мне ушко, когда я была слишком близко. Эти шуточные и такие по-детски невинные прикосновения пробуждали во мне отнюдь не детские эмоции, переполняя восторгом и заставляя трепетать не только мое сердце, но и впервые — тело.

Вечером ожидалась дискотека, так называемая «прощальная». Смена подходила к концу и все разъезжались на две недели. Я переоделась, сделала высокий хвост, но идти в зал одна боялась. Подруг здесь у меня не было, зато завистниц хоть отбавляй — подавляющее большинство девочек раздражало мое появление в лагере в принципе. А тем, что я отобрала у них всякую надежду закадрить Егора, женская часть коллектива вообще была взбешена. Не раз приходилось чувствовать кожей презрительные взгляды и слышать ядовитые замечания. Но мне, в сущности, не было никакого дела до чужого недовольства. В коридоре послышался знакомый голос:

— Малыш, ты где? — Егор искал меня.

Как трогательно и нежно звучало из его уст это милое прозвище, все внутри переворачивалось и замирало от мягкого баритона любимого парня. Я вышла из комнаты и позвала его по имени. Обернувшись, он обомлел. Восхищенный взгляд изучающе заскользил по моему лицу, плечам; будто гладя меня по платью, взор спускался вниз по ногам. Все тело внезапно окатила теплая волна удовольствия под этими неожиданными ласками.

— Как ты изменилась… причесалась!

Я засмеялась. Ах, вот оно как! А я-то в каждый свой приезд старательно завивала кудри, распускала локоны и думала, что это поможет сразить Егора наповал — волосы можно смело назвать моей гордостью. Но он, видимо, настолько привык к такому образу, что я стала казаться просто растрёпанной, поэтому обычный конский хвост выглядел в его глазах настоящей вечерней укладкой. Он взял меня за руку и улыбнулся:

— Пойдем! Пусть мне все завидуют!

Мы вошли в полумрак танцевального зала, зазвучала композиция Roxette «It Must Have Been Love». Егор мягко обнял меня за талию, притянув к себе, и плавно повел в медленном танце. Положив одну руку ему на плечи, приобняв другой за шею, я стала легонько поглаживать кончиками пальцев его затылок. Каждое мое прикосновение находило отклик, дыхание Егора то было спокойным, то вдруг учащалось, губы находились совсем близко, но прикоснуться к ним я не могла. В лагере установлены строгие правила поведения, согласно которым целоваться прилюдно запрещено. И я держалась из последних сил. А вот Егор не смог… Неожиданно его губы настойчиво прижались к моим, и в этот момент включился свет. Перед глазами возникла воспитательница и с грозным видом принялась нас стыдить:

— Это что такое?! Правила нарушаете? Какой пример вы подаете остальным детям? Это некультурно, негигиенично и аморально! Я вынуждена объявить дискотеку закрытой, благодаря вам. А поведение барышни, — она посмотрела на меня поверх очков, — я обсужу с вашей мамой и подниму вопрос о запрете нахождения в стенах учреждения. Тем более что вы вообще здесь случайный гость. Езжайте домой!

От стыда я готова была провалиться сквозь землю. Мало того, что из-за нас остановили дискотеку и теперь весь лагерь хочет меня прибить, так еще и маме придется за меня краснеть. Какой позор! Домой сейчас ехать никак нельзя — поздно, страшно, пока я доеду, будет глубокая ночь. Как же быть?!

— Егор! Что делать?

— А что? Подумаешь! Мы с тобой сейчас сбежим из этого дурацкого лагеря, пусть эта старая дура ищет меня и потом оправдывается перед моими родаками, почему не уследила! — Егор был зол на воспитательницу и абсолютно беспечен.

— Нет, что ты! Так нельзя.

Я вырвала свою руку, которую он продолжал держать все это время, и побежала за Татьяной Васильевной.

— Постойте! Подождите, мне нужно с вами поговорить.

«Боже, что я ей скажу? С чего начать?» — я лихорадочно соображала, пытаясь подобрать оправдание нашему проступку.

Воспитательница остановилась, скрестила руки на груди и посмотрела на меня:

— Слушаю.

— Понимаете, — стоило только начать, и слова сами полились непрерывным потоком, — я уже не первый год приезжаю к Егору. Сперва мы просто дружили, а теперь он предложил мне стать его девушкой. В городе мы живем далеко друг от друга, возможно там, по окончании смены, мы больше не увидимся. И сейчас наша первая и последняя совместная дискотека. Вспомните, ведь вы тоже были молодой, вы тоже любили и знаете, каково это — быть совсем близко к любимому! Простите, что мы не смогли удержаться и поцеловались. Я обещаю, что подобного больше не повторится, только, пожалуйста, возобновите дискотеку и позвольте мне остаться.

Я умоляюще сложила руки. Она внимательно взглянула на меня исподлобья и сквозь поджатые губы процедила:

— Хорошо. Но как только я замечу неприличное, мгновенно все остановлю, и веры вам больше не будет!

— Да-да! Спасибо огромное! И еще, пожалуйста… Не говорите об этом случае маме — она очень сильно расстроится.

Внезапно эта пожилая сердитая женщина мягко улыбнулась:

— Я не собиралась говорить Веронике Георгиевне, просто хотела припугнуть. Вижу, вы все осознали. Идите, веселитесь. И вразумите своего кавалера, пожалуйста.

Счастливая, перепрыгивая через ступеньку, я понеслась вниз. Мальчишки уже вытаскивали музыкальную аппаратуру из диджейской, когда я подскочила и закричала:

— Продолжаем! Дискотеку разрешили, я все уладила!

Парни захлопали и загалдели, какая я молодец, а девчонки ехидно заметили, что из-за нас все и случилось, и не будь меня, ничего бы улаживать не пришлось.

Егор схватил меня в охапку, закружил, а потом потащил в диджейскую рубку.

— Идите, пляшите, сегодня я за пультом.

Видимо, ребята и мечтать об этом не могли, потому что их глаза загорелись дикой радостью, и они несколько минут благодарно трясли руку Егору. Он хитро взглянул на меня, прищурив глаза, и улыбнулся:

— Сейчас мы им устроим дискач.

Поставив диск и включив музыку, Егор усадил меня к себе на колени…

На этой дискотеке мы станцевали всего один раз — тот самый первый медляк. Все остальное время я сидела, прижавшись к любимому, и исступленно с ним целовалась. В этом маленьком треугольном закутке я была безгранично счастлива, не замечая сведенных скул, затекшей шеи и распухших губ. Только мы, наша сказочная любовь, которая наконец-то нашла обоих, и мелодии, льющиеся из динамиков музыкального центра…

Спать мне полагалось в изоляторе, поскольку я не являлась жителем лагеря и не имела права находиться в палате. А в изолятор «по большому блату» меня вполне получалось разместить. После завершения дискотеки я нежно прощалась с Егором, не в силах разомкнуть объятия. Мы стояли под лестницей, укрывшись в этой темноте от строгих или любопытных взглядов посторонних. Прижавшись к его горячей груди, я с восторгом слушала биение любимого сердца, трепеща всем телом от поглаживающих прикосновений к моей талии его горячей ладони. С трудом отпустив меня, Егор привычно сощурил глаза и, перехватив мой взгляд, прошептал:

— До скорой встречи, Малыш.

«Как же, до скорой…» — грустно подумалось мне — «ночь только началась, и до утра я буду спать одна в холодной постели, теша себя сладкими воспоминаниями минувшей дискотеки».

Умывшись, я переоделась ко сну и уже собиралась ложиться, как вдруг в окно постучали. Осторожно, чтобы не скрипнуть рамой, я открыла и начала старательно вглядываться в темноту. Однако ночь не спешила показывать мне гостей.

— Кто здесь?

— Пойдешь с нами к реке на костер? — послышался голос, который я узнала бы из миллиона.

— А что, можно?

— Думаешь, стоит спросить разрешения? Сегодня последняя ночь в лагере, можно все! Вылезай!

— В каком смысле — вылезай? В окно?

— Конечно! Или ты собираешься выйти в одиннадцатом часу вечера через парадный вход? Конечно, я ничуть не удивлюсь, ведь ты та еще штучка… — Егор усмехнулся. — Оденься потеплее, на улице не жарко.

В окно заплывал холодный весенний воздух, луна, выглянувшая из-за туч, на мгновение осветила лицо Егора, блеснув на сережке, отразившись в глубоких глазах, и мой взгляд упал на желанные губы. В голове мелькали остатки благоразумия: «Сумасшедший! И я сумасшедшая, если поведусь на эту авантюру, но если не соглашусь — буду жалеть всю оставшуюся жизнь. В конце концов, у меня есть оправдание — я просто влюблена. Одеться потеплее… Во что, интересно? У меня только вещи, в которых я приехала — джинсы, длинный свитер и коротенький пуховик. Ладно, одену, что есть»

Таким образом, остатки здравого смысла окончательно покинули мою голову, оставив в ней исключительно склонность к авантюризму и восхищение отчаянностью Егора.

Быстро собравшись, я встала на подоконник. Немного страшно, но он же должен меня поймать. Со стороны улицы под окном оказался довольно прочный козырек, так что, в принципе, мне не составило труда вылезти, особенно учитывая мой чердачно-подвальный опыт. Тем не менее, Егор по-мужски подхватил меня на руки и аккуратно поставил на землю.

— Идёмте скорее, пока нас не заметили! — рыжий Вовка с гитарой за плечами торопил всех быстрее сматываться с территории лагеря.

Нагружённые пакетами с алкоголем и закуской, мы двинулись в сторону речки. Кругом тишина… Лес. Поскрипывают деревья, да ветер гуляет в вершинах вековых елей. Спускаясь к быстрой реке, уже освободившейся ото льда, я залюбовалась звездным небом — в городе такое зрелище редкая удача — кажется, будто сияют миллиарды крошечных лампочек. Воздух поразительно свеж, и хочется дышать полной грудью, наполняя легкие этим чистым весенним ароматом.

В считанные минуты ребята разожгли костер и смастерили из валявшихся неподалеку бревен стоянку. Кто-то приволок огромный пень, который превратился в импровизированный стол: лимонад, бутылка вина, виноград, конфеты, сыр, хлеб и колбаса — такой, вот, пир горой. Когда у всех в руках было по пластиковому стаканчику с вином, Егор поднял свой и сказал:

— Я предлагаю первый тост за дочку нашей любимой воспитательницы и просто красивую девушку, единственную в нашей мужской компании, за нашу Ксюшу!

Ребята одобрительно закивали и выпили. Я выпила тоже. Алкоголь не был для меня чем-то неожиданным, но сейчас именно эти 50 граммов унесли мою крышу напрочь. Возможно, из-за эмоционального дня, а может, от голода — оказывается, я ела всего один раз, да и то утром. Все поплыло перед глазами и нестерпимо захотелось спать. Пришлось привалиться к плечу Егора, чтобы не рухнуть на холодную землю.

— Малыш, ты что? Тебе плохо?

— Нет, все хорошо, просто… немного захмелела.

— Но ты вся дрожишь!

Мое тело действительно сотрясала дрожь, но причиной мог быть как холод, так и близость желанного человека рядом. Егор снял куртку и укутал меня, крепко обняв. Я окончательно разомлела от тепла костра, который довольно хорошо разгорелся. В какой-то момент рядом появилась практически королевская постель — два толстых бревна, накрытые лагерным пледом — видимо, кто-то из мальчишек постарался. Я прилегла, закрыла глаза и стала слушать происходящее. Да, я слышала все — треск объятых пламенем костра поленьев, шум реки, скрип могучих сосен в лесу, собачий лай вдалеке, тихий разговор ребят о всяких пустяках. Внезапно мой слух выловил диалог Вовки с Егором:

— Зачем ты ее потащил? А если она замерзнет и заболеет? Подумал башкой своей?

— Я знал что ли, что она такая трезвенница?! У нас девки любого мужика перепьют, а Ксюша с полстакана уехала… И что, ты думаешь, я бы ушел один, а ее там оставил? Она мне нравится, ясно?!

— Если нравится, надо было о ней думать, а не о себе!

— Ой, все, отвали! Умный больно.

Егор взял гитару и заиграл, закончив разговор, врезавшийся в мой одурманенный мозг. Звуки гитарных струн разносились эхом, казалось, на несколько километров вдаль, наполняя сердце приятным теплом. Инструмент пошел по рукам, кто умел — все сыграли. И вот он снова вернулся к тому, с кого начал свое путешествие. Под аккомпанемент гитары зазвучал мягкий убаюкивающий голос столь дорогого для меня человека. Он пел обычные походные песни, но каждая казалась мне признанием в любви, каждая проникала в самые глубины моей души. Я задремала…

Очнувшись от прикосновения горячих рук, я приоткрыла один глаз. Рядом со мной сидел Егор, а его рука была у меня под свитером. Я зажмурилась: «Бли-и-ин! Ну почему?! Почему на мне уродский лифчик с пластиковыми застёжками?! Почему не тот, красивый, который был под платьем до того, как я переоделась ко сну?! Как стыдно…»

Я лежала, боясь открыть глаза. Чужая рука впервые скользила по направлению к моей груди, а я не знала что делать, ведь никто еще никогда не заходил так далеко. Тело само стало отвечать на прикосновения, содрогаясь каждый раз, когда его пальцы касались моей кожи. Но Егор истолковал это по-своему:

— Слушайте, может, пойдем уже? Или вы оставайтесь, а мы в лагерь.

— Но ты вернешься? Что случилось-то?

— Да не могу я! Она вздрагивает от моих прикосновений, ее всю трясет, как будто я ей противен.

— Так не трогай, и не будет трясти… — сказал кто-то, и послышались смешки.

— Придурок. Ладно, мы пошли.

— Ну, смотри, как знаешь.

Я отчетливо слышала весь разговор, но лежала, не шелохнувшись. Егор тронул меня за лицо и громко позвал:

— Ксюша, проснись. Пойдем в корпус, я провожу.

Я встала, притворно потягиваясь, попрощалась с ребятами и пошла в сторону лагеря.

— Подожди, вот ты ломанулась! Говорю же — я провожу!

Егор догнал меня и слегка обнял. Всю дорогу мы молчали. Я не знала что сказать, он, видимо, тоже. Думаю, он был уверен, что я спала и ничего не чувствовала. Я бы и сама посчитала это сном, если бы не бегущие по коже мурашки, вызванные неожиданными и такими волнующими прикосновениями парня, который сводил меня с ума.

Вернувшись в изолятор также через окно, я помахала Егору рукой и отвернулась. Ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы запрыгнуть ко мне.

— Ненормальный! — я ахнула от удивления и восхищения одновременно.

— Просто хотел пожелать тебе спокойной ночи.

Он порывисто обнял меня и приник к губам — мягко, нежно, бережно…

Проводив Егора, я упала на постель и на удивление быстро провалилась в беспробудный сон.

Утром все разъезжались. Мы ехали домой втроем с Егором и Пашкой, ну и еще с гитарой. Внезапно я обратила внимание на какую-то отрешенность Егора — он постоянно убегал вперед, ни разу не прикоснулся ко мне, всем своим поведением демонстрируя безразличие. Я ничего не понимала — что произошло? На платформе я и вовсе потеряла ребят из вида. Думая, что они немного отстали, пропустила электричку, прождала полтора часа, села в следующую и ехала одна, всю дорогу ломая голову над сложившейся ситуацией. А дома уже ждала мама с расспросами.

— Ну, что? Это было волшебно? Как «прощалка»? Ты всех поразила?

— Да, мам, это было потрясающе. Мы танцевали, он видел только меня и был только со мной. Видела бы ты, какими глазами смотрели девчонки! Как будто хотят сожрать меня живьем. Не будь Егор постоянно рядом, они б, наверное, в клочья меня разорвали.

— Я рада, что ты счастлива, моя девочка, — мама прижала меня к себе и чмокнула в макушку.

Почему я соврала маме и не рассказала всю историю до конца, до того момента, когда Егор бросил меня? Просто хотела понять сама, что произошло между нами, изменив его отношение всего за несколько часов.

Мучаясь вопросами и догадками, я позвонила Софии и назначила «стрелку» у дуба как можно скорее. Оказавшись в назначенном месте буквально через полчаса, я бросилась ей навстречу.

— Приве-е-ет! — одновременно слетело с наших губ, как это бывало уже не раз.

Мы крепко стиснули друг друга в объятиях, как будто сто лет не виделись.

— Куда пойдем? — спросила подруга.

— А, просто!

И мы пошли обычным маршрутом мимо школы, мимо нашей высотки, по проспекту. Всю дорогу я рассказывала о минувшей ночи, упустив, однако, утренние события, а она терпеливо слушала, периодически удивляясь.

— Да ладно?… И хотела из-за двух человек всю дискотеку свернуть?… И что, в окно полезла? А если б шею свернула, ненормальная!… Прямо под свитер? Ну, и как ощущения? А большего хотелось?

На каждый вопрос приходилось отвечать, потому что София всякий раз возвращалась к проигнорированному мной — такая уж она у меня настырная и любопытная. Хотя на некоторые вопросы я сама себе боялась ответить честно, особенно на последний. Хотелось ли мне близости с Егором? Не той, что была у нас — невинной и чистой, а взрослой интимной близости. Готова ли я к этому? Страх, прочно засевший в моей голове, был привит фильмами и рассказами подружек. Когда влюбляешься всем сердцем, отдаешь всю себя, включая не только душу, но и тело. А он, получив желаемое, теряет всякий интерес и рвет отношения. Сколько таких поломанных судеб, разбитых сердец, печальных историй. Я совершенно не горела желанием пополнить ряды использованных и брошенных. Именно поэтому и не было уверенности в желании плотской любви с Егором. Ну, или просто это не рассматривалось в тот период времени, может, когда-нибудь потом, через несколько лет.

Нагулявшись и наболтавшись вдоволь, мы с подружкой разошлись по домам.

В коридоре я столкнулась с мамой. Перед выходом в магазин она сообщила, что звонил Егор и просил его набрать. А ведь я страшная трусиха в этом плане. Почему-то мне всегда страшно звонить, хотя телефон передает только голос, и никто не видит моего лица и дрожащих рук. Всю жизнь это представляет для меня настоящую проблему, но звонить-то надо… Набрав выученный наизусть номер, я прижала трубку к уху. После третьего гудка на том конце ответил незнакомый парень.

— Здравствуйте, а Егора можно?

— Кто его спрашивает?

— Это Ксюша из лагеря.

— Минуту.

Несколько секунд передышки, чтобы постараться выровнять дыхание, и вот я слышу знакомый и до боли родной голос:

— Привет, Малыш! И где это нас носило?

— Привет. Да мы с Соней гуляли, — я говорила напряженно, вслушиваясь в интонацию и пытаясь найти в ней хоть что-то, объясняющее его утреннее поведение.

— Наверное, ты рассказала ей, как бросила меня наутро?

— В смысле? — я удивилась до невозможности. — Как это — я бросила? Вообще-то это ты вел себя, как минимум, странно, постоянно убегал вперед, на перроне вообще исчез. А я не поехала, думала, может ты отстал…

— Отстал? Да я от первого до последнего вагона оббегал электричку в поисках тебя! Наверное, все пассажиры запомнили твое имя, которое мы с ребятами выкрикивали направо и налево. Это ты скажи мне — почему и куда пропала?

— Я уже сказала… — в душе закипала злость вперемешку с обидой. — Я ждала вас на перроне, но никого не было, пропустила электричку, домой ехала на следующей. Одна.

— Понял, проехали. Что ты делаешь в субботу?

— Пока ничего. А к чему вопрос?

— Хотим приехать с Горыной.

— Приезжайте, конечно.

— Ну ладно, я пошел, мать в магазин просит сходить.

— Иди, примерный сын, пока.

— Пока!

Я положила трубку и задумалась — ситуация абсолютно не прояснилась, он ведет себя так, будто все нормально и ничего не произошло. Может тогда и мне перестать гонять в голове нелепые выдуманные проблемы? Ведь если я начну расспрашивать, значит, признаюсь, что не спала той ночью у реки, слышала их с другом разговор и чувствовала его прикосновения. А я не могу… стыдно. Решено — забыла!

Итак, наша встреча в следующую субботу, а сегодня еще только воскресенье. Как же долго ждать этого дня! Я попыталась вспомнить наш телефонный разговор — было ли в его словах что-то, говорящее о чувствах ко мне. Увы, кроме «Малыша» ничего больше не было. Да и этот эпитет, едва ли, можно отнести к доказательствам любви — мало ли, скольких девушек он так называет. Хотя, я тоже хороша — могла б сказать «целую» в конце разговора, а то получилось, будто он мне вообще чужой, и это не с ним сутки назад мы целовались до умопомрачения.

ГЛАВА XIII

Школьная неделя выдалась тяжелая — сплошные контрольные, самостоятельные и лабораторные. У меня физически не было возможности думать о чем-то, кроме учебы. Конец девятого класса, скоро получать аттестат, а тут пять троек выходит в году. Позор! Вот, скатилась со своими гулянками. Мне было невыносимо стыдно, что весь год я училась абы как. Постоянно приходилось переписывать двойки, пересдавать устные тексты. Пару раз мы с Соней вообще прогуляли первые уроки — тупо протусили на чердаке вдвоем. А когда я бесповоротно влюбилась в Егора, моя учеба окончательно покатилась под откос.

Вместо того чтобы делать домашку, я витала в облаках, продумывая наши возможные встречи и разговоры на выходные, когда предстояла поездка в лагерь. На уроках мы переписывались с Софией, делясь информацией о парнях и своими впечатлениями. Я носилась по школе в клетчатой рубашке Егора, той самой, которую он когда-то давал мне погреться.

Я же в итоге в ней уехала, постирала дома, любовно срезала папиной бритвой все катышки и привезла обратно. За бритву, конечно, «кое-кто» получил по первое число от папы, но меня это не беспокоило, потому что Егор позволил оставить на время рубашку, ЕГО ЛЮБИМУЮ рубашку. В тот вечер, вернувшись домой, я легла в ней спать… А потом именно это клетчатое чудо мама незаметно умыкнула у меня из под носа и отвезла Егору — она знала, что этот стратегический ход будет беспроигрышным.

София тоже взяла похожую рубашку у своего поклонника и ходила в ней по школе со мной за компанию.

И вот теперь, к концу учебного года пришла расплата. По английскому вообще светил неуд в четверти, поэтому пришлось срочно взяться за учебу.

Утро субботнего дня началось прекрасно и неожиданно — папа подарил мне цветочек и маленький подарок. Сперва я не поняла, к чему это, а потом до меня дошло: просто наступило 8 марта — Международный женский день. И Егор решил провести этот праздник не с кем-то, а именно со мной! Как же чудесно! Собираясь в прекрасном настроении, я тихонько напевала под нос песню нашего медленного танца «It must have been love».

К 11 утра все приготовления и прихорашивания были завершены — сегодня на мне красовались новые джинсы дымчатого цвета, обтягивающая голубая водолазка, белые кроссовки с розовыми вставками и белая мамина курточка, которая невероятно мне шла. Я решила напомнить Егору о дискотеке, сделав аккуратный хвостик, который так понравился ему в тот памятный вечер. Последними штрихами стали капелька моих любимых духов и блеск для губ с ароматом клубники.

С довольной улыбкой глянув на свое отражение в прихожей, крикнула в кухню:

— Мам, я пошла гулять!

— С кем? Я думала, мы вместе пообедаем.

— Конечно, пообедаем. Вернусь часам к трем — Егор с Пашкой сейчас приедут.

— Ах, вон оно как! Ну, хорошо, беги. Привет передавай.

— Какой такой Егор? — папина голова показалась в дверном проеме. — Это не тот ли говнюк, из-за которого ты плакала?

«Упс… — промелькнуло в моем мозгу — мы же с мамой не посвятили папу в подробности развития моей личной жизни, надо срочно бежать».

Отец семейства, конечно, был удивлен. Я быстро чмокнула маму и выбежала на лестницу. Пусть она сама папе аккуратно объяснит про Егора, я не смогу. Папа горячий у меня, вдруг увидит — может и уши накрутить.

К метро я не бежала, а летела, предвкушая встречу с любимым. О том, что с нами будет еще один человек, я совсем забыла.

Егора увидела сразу, и сердце снова забилось в бешеном темпе — не то от волнения, не то от быстрой ходьбы. Опоздала специально на семь минут — ведь это же почти свидание.

— Привет! Опаздываем, девушка. Это вам! — Егор протянул три пестрые гвоздики и коробку вишневых конфет, одарив меня безупречной улыбкой.

— Привет! С девчачьим днем! — Паша подарил мне три белых гвоздики и большую шоколадку.

Польщенная таким вниманием, я чмокнула в щеки обоих мальчишек.

— Эй, — возмутился Егор, — вообще-то, я не разрешал подставлять моей девушке свои толстые щеки! — с этими словами он дал шутливого щелбана Пашке.

Горыныч пихнул его в ответ:

— Вообще-то, она сама поцеловала, значит, можно.

А дальше мы отправились гулять по окрестностям, болтая о всякой ерунде. Егор постоянно обнимал меня за талию, Горыныч смешил без устали. Я провела ребят по своим прогулочным местам, показала нашу с Софой высотку, школу, дворец пионеров, куда мы с ней в детстве ходили на рисование. Время пролетело незаметно, и мы вернулись к дому. Тут я вспомнила про папу.

— Пупсик, ты, наверное, дальше не ходи, — попросила я Егора.

— Это еще почему?

— Ну, понимаешь, папа не очень рад будет, если увидит тебя.

— С чего вдруг такая неприязнь?

— Я как-то плакала, а он узнал, что из-за тебя. Вот с тех самых пор.

— Ты плакала из-за меня? Вот, я подонок! Иди сюда, сладкая. — Он прижал меня так крепко, что перехватило дыхание, и мне пришлось немного отстраниться. Мы стояли, обнявшись, несколько минут, пока куривший возле дерева Пашка не крикнул:

— Целуйтесь уже, и по домам.

Улыбнувшись, мы незамедлительно последовали его совету.

— Сладкая, — повторил Егор еще раз, — хочу целовать тебя снова и снова, но придется отпустить. И кстати, я все хотел сказать спасибо за подарок ко дню рождения — очень здорово получилось. Оригинально, ни у кого такого нет.

— Э-э-эммм… Какой подарок? — я решила прикинуться дурочкой.

— Да ладно, я знаю, что это ты! Больше некому. Тем более, я уже расколол твою маму, — Егор довольно улыбнулся.

— Ах, она! Секреты хранить совсем не умеет.

— Ага, не умеет. Поэтому я знаю еще про тетрадочку со стихами. Дашь почитать?

— Да, брось, там совсем детские стишки.

— Ну и что? Мне интересно. Пожа-а-алуйста! — Егор посмотрел такими глазами, что я не смогла отказать.

— Хорошо, отдам Горынычу.

— Слышь, огнедышащий, не вздумай читать! — Егор показал кулак. — Я буду ждать возле подъезда и считать минуты.

Все это время Егор держал меня в объятиях, но неожиданно кольцо его рук разжалось, и я оказалась на воле. Как же много мне ее было, как сильно я хотела не иметь столько свободы; хотела быть только его, находиться в этих сильных руках.

— Пока, Пупсик!

Я развернулась и направилась домой, Пашка побежал следом.

— Малыш! Даже не обернешься? — послышался голос любимого.

Терпеть не могу оглядываться, уходя, но для Егора пришлось сделать исключение. Он послал мне воздушный поцелуй, я ответила тем же, а любимый схватил это романтичное послание на лету и прижал к сердцу.

Паша проводил меня до подъезда и дождался, пока я вынесла стихи. Выглянув в окно, я улыбнулась — Егор вырвал у Горыныча заветную тетрадь и мгновенно спрятал за пазуху — ясно, не будет читать при друге.

Друзья… «Какие же мальчишки молодцы!» — подумалось мне. Когда я стала приезжать в лагерь, мы просто дружили вчетвером, а потом вдруг выяснилось, что они все имеют на меня виды. Многим позже я спросила Егора, почему Паша с Андреем так легко сдались и не стали бороться за меня. А он усмехнулся и ответил: «Потому что мне всегда достается самое лучшее, и они это знают. А вообще, они же поняли, кто тебе больше нравится. Поэтому предпочли быть тебе просто друзьями, да и со мной не ссориться. Хотя как-то Горыныч на полном серьёзе мне сказал: „Обидишь Маленькую — убью!“ Я даже удивился, как его зацепило».

Все это Егор говорил с удивлением, даже пренебрежением и излишней самоуверенностью. Но я не придавала значения таким мелочам, мне все нравилось в парне, которого я любила.

ГЛАВА XIV

После нашей встречи прошло больше трех недель, а от Егора ничего не было слышно. Он не звонил, а я сперва грустила, потом плакала, а в завершение безумно разозлилась. В конце концов, я не на помойке себя нашла, чтобы звонить и выпрашивать его любовь. Не теперь, хватит уже, навыпрашивалась! Мама как-то сказала, что он сделал шаг навстречу мне… Однако я их сделала столько, что можно сходить пешком от Петербурга до Владивостока и обратно. Не могу же, в самом деле, влюбить его в себя. А к его поведению, наверное, я уже привыкла. Такой уж он, Егор — то прижимает, то отталкивает. А может… Может, зря согласилась дать ему читать ему свои стихи? Вдруг он истолковал их по своему и сделал неправильные выводы? Хотя, какая уже теперь разница. Просто очередная насмешка судьбы, пора уже смириться.

Пролетел апрель, за ним май. Школьные занятия закончились, и наступил последний школьный звонок.

От Егора по-прежнему ничего не было слышно, прошла моя злость, и остались только хорошие воспоминания. Это такие волшебные картинки, которые хранятся у каждого в глубине подсознания. Иногда мы можем доставать эти картинки, пересматривать их, будто заново проживая прекрасные моменты, имевшие место быть в нашей жизни. Самые печальные из них запираются в огромный сундук на тысячу замков, чтобы не бередили сердце, заставляя плакать. Мое сознание услужливо запрятало все плохое, что успело произойти с момента нашего знакомства с Егором, оставив лишь светлые, волшебные воспоминания, согревающие юную душу.

На выпускной вечер я решила одеть мамино черное платье, в котором ездила на прощальную дискотеку в лагерь. Прохладный ветер вынуждал накинуть что-нибудь поверх платья, но обе мои теплые кофты куда-то запропастились. Ввиду отсутствия времени на поиски, я не придумала ничего лучше, как одеть знакомую клетчатую рубашку, чтобы добежать в ней до школы.

Одноклассники оторопели, увидев меня в платье, поскольку давно привыкли к неизменному свитеру с изображением кота, и джинсам. Даже принимая во внимание постоянные ухаживания в течение учебного года, этим вечером все рекорды были побиты. На медленные танцы меня приглашали без остановки, практически выстраиваясь в очередь. Несколько раз я даже выбирала из двух-трех предложенных рук. Но на душе было неспокойно, и я вскоре поняла причину — платье и рубашка Егора. Зачем я одела этот наряд? Чтобы помучить себя, причиняя боль воспоминаниями и невозможностью повторить ту сказочную ночь? Я не знаю. Только во мне переплелись обида и негодование, смешанные с безграничной любовью к Егору. Каждый из приглашавших считал обязательным в процессе танца скользнуть ладонью ниже моей талии, я же механическим движением убирала руки раз за разом, без слов. В конце концов, меня это достало, и внутренняя злоба начала поднимать свою змеиную голову, угрожая обрушиться на распоясавшихся поклонников.

— Эй, подруга, ты где? — голос Сони вырвал меня из задумчивости. — У нас выпускной, ты в курсе? Что с лицом? Хватит уже о нем думать! И нафига ты одела эту чертову рубашку?! Нравится ковыряться в свежей ране?

София, конечно, была права, я совершенно зря так поступила. Хотя в рубашке, увы, ничего уже не осталось от Егора, ведь я стирала ее десятки раз и постоянно носила в школе, так что она стала практически деталью моего гардероба.

В классе накрыли стол — мы договорились, что каждый что-нибудь принесет: фрукты, конфеты, пироги, не обошлось и без алкоголя. Но вот именно сегодня мне не хотелось пить. Едва пригубив коньяка, я засобиралась домой.

— Пикки, куда это ты? — удивленно спросил Кирилл, благодаря которому я обзавелась прозвищем «пекинес» за курносый нос и большие глаза.

— Ой, пора, дома куча дел.

Конечно, я лукавила. Просто не могла терпеть чужие прикосновения, слышать их слащавые комплименты, чувствовать горячее дыхание на своей шее.

Хотелось сбежать незаметно, но недалеко от школы меня догнала София.

— Нормальная? Чего без меня-то ушла? Че я там одна делать буду?

— Я думала, тебе там нравится.

— Ну да, все вкусно! — с этими словами Соня движением фокусника извлекала из пакета пирог с капустой. — Не могла оставить это чудо на растерзание голодающим.

— Соня, блин, ты как всегда!

Была у Софии чудная черта — отовсюду извлекать выгоду, будь то магнит с холодильника или бутерброд с колбасой. Моя любимая девочка! Мы с ней, как две карты — стоим, прислонившись друг к другу, но падаем, стоя по отдельности. Сколько слез пролито нами друг у друга на груди, сколько смеха раздается, едва мы оказываемся рядом. Как говорила мама Софии: «По одиночке — это милые девочки, но когда они вместе — это катастрофа!» Действительно, только с ней мне легко, спокойно, весело, я всегда знаю, что она меня поддержит, утешит, разделит мою боль, как и я ее. Мы можем полчаса угорать над самой глупой шуткой, вызывая недоумение окружающих, потому что только нам известен ее тайный смысл. Мы можем просто позвонить и засмеяться ни с чего, а потом окончательно и до слез расхохотаться от этой бессмыслицы. Без Софии моя жизнь не была бы такой полной и насыщенной.

И вот мы с ней встали, как вкопанные, посредине улицы в нарядных платьях, с огромным пирогом в руках, и безудержно засмеялись.

— А давай на крышу? — в глазах подруги блеснул огонек.

— Давай!

И мы побежали в нашу высотку, вылезли на крышу, сели на парапет, свесив ноги вниз, и начали уплетать пирог с капустой, зажмуривая глаза от удовольствия.

— А представляешь, сейчас наши мамы идут, видят нас и такие: «Ого, наши дочки!» — я засмеялась и изобразила удивление наших мам.

Только спустя много лет я пойму, какой страх испытали бы родители, увидев нас на краю крыши, а в тот миг идея казалась безумно забавной.

— Ты все еще его любишь? — в глазах подруги живой интерес и беспокойство.

София забавно говорила с набитым ртом, мы сидели на крыше высотного дома, болтая ногами, а перед нами открывались новые горизонты. И заданный подругой важный вопрос вдруг показался таким крохотным, что я просто ответила:

— Да. И всегда буду любить. Но жизнь не стоит на месте, надо идти дальше.

Я и сама удивилась тому спокойствию и той легкости, с которой произнесла это. Наверное, я просто повзрослела…

ГЛАВА XV

Через несколько дней мы с Софией распрощались и разъехались по летним лагерям. К нашему удивлению и счастью, мы отдыхали по разные стороны одной реки и могли втихаря встречаться, нарушая правила и убегая за территорию.

Приехав в тот самый лагерь, где мне повезло пережить самые счастливые мгновенья за всю свою пятнадцатилетнюю жизнь, я заняла кровать у окна в палате на втором этаже. Разложив часть вещей в шкафу, мой взгляд уперся в раскрытый чемодан — оставалась еще целая куча (я же девочка, мне нужно много одежды). Все это барахло предстояло как-то дотащить до гардеробной, ведь в палату чемодан принес мой сильный папа. Когда я перла свой огромный багаж к лестнице, меня догнал незнакомый парень.

— Привет, я помогу?

— Это вопрос или утверждение?

Парень задумался, как будто я поставила его в тупик. Не выдержав заминки, я сунула ему в руку чемодан и, выдохнув, показала вниз:

— Мне в гардеробную!

— Юра.

— Ксюша.

— Мы подружимся.

— А это вопрос или утверждение?

— Это мысли вслух! — здесь он не растерялся.

Я спускалась за ним по лестнице и с любопытством разглядывала: короткая стрижка, пухлые губы, прямой нос. Высокий и худой, он не выглядел тощим благодаря рельефной груди и прокачанным рукам. Пронзительный взгляд его синих глаз я отметила в первый же момент встречи.

— Ну, как?

— Что? — от неожиданности я вздрогнула.

— Ничего такой?

— А что, я так откровенно тебя разглядывала?

— Откровеннее некуда! Еще немного, и ты спалила бы на мне одежду, а у меня нет столько, — он кивком показал на мой чемодан.

Я прыснула со смеху, напряжение пропало, и в палаты мы возвращались, как хорошие друзья.

Юра стал моим верным поклонником, другом и защитником. Каждый день мы были чем-то заняты — играли в теннис, волейбол, карты, ходили на экскурсии, гуляли по территории парка, смотрели телевизор, танцевали, читали — его стараниями мне совсем не было скучно.

Только, вот, временами вдруг становилось очень больно, ведь воспоминания о моей любви были на каждом шагу.

Здесь мы, смеясь, играли в теннис. У Егора был высокий разряд, а я впервые решила попробовать. Помню, как он учил меня правильно подавать и отбивать, держа мои руки с ракеткой в своих, он отнюдь не соблюдал дистанцию, прижимаясь ко мне всем телом. При этом он постоянно шептал что-то тихо мне на ухо. Если бы я понимала хоть одно слово! Но, чёрт побери, это было невозможно! Его горячее дыхание на моей шее, будто случайное касание губами уха или щеки… Было невыносимо сложно сосредоточиться. Задача максимум — выровнять учащающееся дыхание и сердцебиение при таком тесном контакте. А он, словно понимая, какие эмоции во мне будит, заглядывал в глаза и с улыбкой спрашивал: «Все нормально?» Я отвечала: «Конечно!» и мстительно пускала в ход женские чары: касалась коленкой его ноги, рукой «нечаянно» задевала бедро, принимала позы, при которых отчетливо прослеживались все изгибы моего юного, пышущего здоровьем, тела. Не знаю, где я этого набралась, наверное, женщины обладают секретами обольщения с рождения. Но его периодические покашливания и влажные ладони говорили о том, что мои выстрелы попадают в цель. Наше дружеское общение на первых парах напоминало тихую войну соблазнения — кто первый сдастся на милость победителя? Кто будет обольститель, а кто обольщенный? Наверное, я проиграла, ведь это именно моя мама решила расставить все точки…

И теперь почти каждый уголок лагеря был живым напоминанием об этом поражении. Особенно первый этаж — столовая, танцевальный зал, комната персонала, изолятор, мальчишеская палата… Да и на улице спрятаться от воспоминаний было также сложно.

Вот здесь, возле беседки, я провожала его на экскурсию, а он меня домой. Мы стояли, обнявшись, он прижимал меня к своей груди, и я слышала, как быстро бьется любимое сердце. Мимо сновали дети, кто-то любопытно смотрел, другие деликатно отворачивались, какая-то малышка со второго отделения закричала: «Тили-тесто, жених и невеста!»

— Егор, отъезжаем! — раздался окрик воспитателя.

Губы наши тогда не знали друг друга, чувства в ту пору еще только расцветали. Поэтому он лишь сильнее прижал меня, затем немного отпустил и заглянул в глаза. Молча. Глубоко. Я порывисто потерлась щекой о его щеку — так признаются в своей привязанности кошки, выражая любовь и доверие. Казалось бы, простое прикосновение, но эти ощущения остались в памяти на всю жизнь. Как тяжело было каждый раз уезжать от него, оставляя кусочек своей души рядом с любимым…

И лишь второй этаж корпуса не хранил никаких воспоминаний об этой любви. Какое счастье, что моя палата расположена именно здесь, и я могу спокойно в ней находиться.

В первые же выходные меня приехал навестить Горыныч. Конечно, я была очень рада его видеть, ведь не смотря ни на что, он всегда был моим другом и оставался им до сих пор. Пашка крепко стиснул меня в объятиях и достал из пакета мою любимую глазированную булочку с маком. В глазах светилась улыбка, ямочки на щеках делали его взрослеющее лицо совсем мальчишеским.

— Как ты тут, маленькая? Я привез тебе вкусняшку!

— Заботливый ты мой, спасибо большое! — Я искренне обрадовалась.

— А я звонил Егору, предлагал поехать вместе.

— А он? — сердце замерло в груди.

— А он сперва собирался, а потом сказал, что занят. Прости.

— Тебе не за что извиняться, ты же приехал… — все оборвалось внутри.

Кто бы сомневался… До этой минуты мне так хотелось верить в чудо. Я обожала Пашку, но он всем своим видом напоминал о моей любви, так неожиданно начавшейся и так поспешно закончившейся.

— Ну, я вроде, как… его друг.

— Забей. Ты не можешь решать за него и отвечать за его поступки.

— Не могу. А жаль, потому что Егор дурак, раз спокойно тебя оставил здесь и не приехал навестить. Если б ты была моей девушкой, я б каждые выходные, как штык, здесь был.

— Пашка, ты замечательный, но…