Бесплатный фрагмент - Диалоги со Смертью… о жизни

Посвящается моей Давней Знакомой…

Моей Гостье…

С уважением.

И всевозможной почтительностью

к твоему великому труду.

Предисловие

Многие читатели, познакомившись с «Диалогами…» в интернете, спрашивали меня: откуда взялась идея написать их? Поэтому я решила, что в начале этой книги совершенно необходимо рассказать, с чего они все начинались… Я привыкла говорить честно и открыто. Вот и сейчас не хочу врать и приукрашивать. Поэтому слушайте, как есть… Точнее, как было.

В 2014—2015 годах я находился на лечении в онкологической больнице. Это был долгий и трудный путь выздоровления… Но сейчас не об этом. Я вышла оттуда со слезами радости и планами на будущее. Я радовалась каждому дню и благодарила Бога, что жива. Но со временем в мою душу стал закрадываться страх… Жуткий, липкий, трясущийся. Он фактически брал меня за горло и не давал дышать. Он шептал мне на ухо: «Не получится… У тебя ничего не получится!» Я действительно начала бояться. Это был страх смерти. И тогда я поняла, что единственное, что я могу сделать, чтобы выжить, — трансформировать этот страх в слова, облечь его в печатный текст. И в моей голове родился образ Смерти, которая всеми силами помогает мне жить… Да! И такое тоже бывает… Нельзя бояться того, кого ты уважаешь. Того, кто учит тебя жизни. Я не знаю, откуда берутся в моей голове эти рассказы, эти мысли и темы. Но я знаю одно: ничего не надо бояться! Надо жить! Надо помогать другим и себе. Надо не бояться делать добро! Не откладывать жизнь на потом! Надо быть верным себе. И Жизни…

В этом мне помогает моя Давняя Знакомая, моя Гостья, та, которая впервые и назвала меня «Писакой»…

Я надеюсь, что эти рассказы будут давать силы не только мне, но и вам… Читайте с удовольствием, мои дорогие! И не бойтесь. Никогда ничего не бойтесь.

История первая

Смерть приходила… И у неё добрые были глаза…

— Что там в следующей главе, Писака? — голос, задавший вопрос, был немного хрипловат.

От неожиданности я выронила бокал, который держала в руке. Повернувшись, я увидела её. Я сразу поняла, кто это. Вся внешняя атрибутика, которую приписывали ей люди, оказалась правдивой… Череп, скелет, чёрный балахон… Только косы не было… «Странно… Интересно, где коса…»

— Ты что, язык проглотила? Не о том думаешь, Писака… — Она насмешливо смотрела на меня. Насмешливо. Презрительно. И слегка заинтересовано.

Я немного пришла в себя и обрела утраченный дар речи, а вместе с ним и свою гостеприимность.

— Проходите. На кухню. Я сейчас чай поставлю!

Я действительно побежала включать чайник. Я никогда не думала, что наша встреча будет такой… Страха не было. Совершенно… Только удивление и какая-то излишняя суетливость.

— О-о… Чай я люблю. Даже больше, чем кофе. Но и то и другое мне крайне редко предлагают… — голос моей Гостьи слегка дрогнул от обиды.

Она прошла на кухню. Села за стол. И замолчала. Эта пауза нужна была мне, чтобы сделать чай, но, главное, собраться с мыслями. Чего-чего, а их было предостаточно…

«Это мой последний день? Что будет дальше? И будет ли вообще что-то?..» — я думала про себя, но скрыть мои мысли не представлялось возможным.

— Ты сильно-то не переживай! — Гостья уже прихлёбывала чай, не скрывая своего удовольствия.

«Я всё поняла, — думала я. — Точно последний…»

— Да расслабься ты. Не время тебе ещё… Просто мне интересно узнать, что там дальше в твоей книге? Хорошо пишешь, но слишком уж медленно… Вот я и пришла тебя поторопить…

Я раскрыла глаза от удивления:

— Вы ещё и читать умеете? — ляпнула и тут же прикусила язык.

Она расхохоталась. Странный смех… Приятный. И вовсе не каркающий, как его описывают люди. Но и не мелодичный, конечно… Просто приятный.

— Вот читаю я как раз часто, а смеюсь редко… Спасибо тебе за эту возможность.

Я немного осмелела и вдруг сказала:

— А я вам не расскажу! Сами прочитаете, как допишу! — сказала и оторопела от своей смелости.

Она ничего не ответила. Только наклонилась ближе ко мне. И я вдруг в глубине её глазниц, на первый взгляд кажущихся пустыми, увидела глаза… Необычайные глаза… Невероятной красоты… В них были оттенки всех цветов одновременно. Голубые, светло-зелёные, тёмно-синие, карие и в центре чёрные, смоляные… Я замерла и забыла обо всём на свете. Только вглядывалась в них. Они были добрыми и насмешливыми. Строгими и мудрыми. Ироничными и сочувственными. Я никогда и ни у кого не видела таких глаз…

Её слова отвлекли меня.

Она заговорила, и глаза пропали, оставив только пустые глазницы:

— Пиши, пока есть время. И пиши интересно. Помни, что я читаю…

Она исчезла так же внезапно, как и появилась. А я ещё долго сидела на кухне и смотрела на остывший чай. После больницы и тяжёлого лечения у меня остался страх… Но сегодня он пропал. Бесследно исчез… Мне кажется, именно сегодня состоялось самое важное в моей жизни знакомство…

В тот вечер я смогла написать на листке только слова Бродского, которые немного перефразировала:

Всё это абсурд, враньё…

Череп, скелет, коса.

Смерть приходила,

И у неё добрые были глаза…

История вторая

Я смерти не боюсь

— Меня никто не любит. Никто никогда не ждёт. Как мне всё это надоело… Ты даже себе не представляешь! Мне поговорить-то, кроме тебя, почти не с кем!

Она прошла в комнату, скинула свой чёрный рабочий балахон. И села на диван, по-детски поджав ноги.

Я, признаться, не часто видела её в таком состоянии. Точнее, в первый раз. Она была расстроена. Подавлена.

И было отчего… Её работе явно не позавидуешь. Я искоса поглядывала в её сторону так, чтобы она не заметила.

Она сидела на диване в чёрной майке с длинными рукавами и чёрных штанах. Иногда она снимала свой балахон и надевала обычную одежду, но крайне редко. Я пробовала отучить её от этого тривиального чёрного цвета. Бесполезно. Упёрлась. Говорит, что все остальные цвета ей не к лицу… Ну, я и не спорю. Обходилась же без моих советов всё время…

Мы дружим с ней уже два года. Я восхищаюсь ей. Иногда сочувствую. Часто смеюсь вместе с ней. Она совсем не мрачная и не грустная. Она разная… Как и все мы…

— Вот скажи мне, неужели я действительно, такая страшная? — она прерывает мои размышления и спрашивает жалобным голосом.

Я смотрю в её пустые глазницы, на голые кости, и, не моргнув глазом, говорю:

— Ну что ты… Конечно нет! Ты добрая…

Она с надеждой смотрит на меня и пытается улыбнуться.

— Вообще-то, это не одно и то же… Ну хоть на том спасибо! Ты правда так думаешь? — она поворчала немного, но в последнем предложении я услышала еле заметную надежду.

— Да.

Я и правда так думаю.

— Слушай, а ты написала сегодня что-нибудь?

— Написала. — Теперь уже я улыбаюсь.

— Прочитай! Прочитай скорее! — Она как маленькая захлопала в ладоши.

Я взъерошила рукой свои короткие волосы и принялась читать то, что написала за день.

Она дослушала и удовлетворённо вздохнула.

— Знаешь, я сегодня ехала в автобусе, — да, она тоже в них ездит, — и услышала фразу одной женщины: «Я смерти не боюсь. Когда мы есть — её нет. Когда она есть — нас нет». И так уж мне эта фраза понравилась! Хоть и грустная она для меня. Почти всегда так и получается, что либо я… либо люди. Вместе мы редко пересекаемся. Зато для людей эта фраза очень даже полезная. Она страх отгоняет. Хотя чего меня бояться-то? — Она вздохнула. — Я ведь, наоборот, им, дуракам, помогаю… Вожусь с ними как с детьми малыми. Объясняю им всё. Доставляю, куда следует… И никогда никакой благодарности не слышу! Ну, я преувеличиваю, конечно, что прям уж никогда. Бывает, люди всё-таки проникаются моей нелёгкой работой. Говорят «спасибо»! Желают поменьше работать… Эх… Да чего уж об этом говорить. Что-то расчувствовалась я сегодня!

Я вздохнула и сочувственно посмотрела на неё.

— Слушай, Писака, — она почему-то меня так называет, — ты вставь куда-нибудь эту фразочку, порадуй старушку!

Я обняла её за плечи и сказала, что обязательно вставлю…

Она мой самый внимательный слушатель…

«Я смерти не боюсь. Когда мы есть — её нет. Когда она есть — нас нет».

История третья

Отец и голуби

— Всё. Я так больше не могу! — Она пришла домой поздно вечером и была явно не в духе.

Закинув свою чёрную потрёпанную сумку в самый дальний угол комнаты, она упала на диван. Лицом вниз.

Я покосилась на валяющуюся сумку. Точнее, на то, что называлось ею когда-то. Сейчас она представляла собой какие-то грязные засаленные лохмотья…

— Каждый день одно и то же… Меня тошнит уже от людей! — её бубнящий голос доносился из-под подушек на диване.

Я молчала.

— Сил моих больше нет! Завтра же сложу все свои полномочия… Пусть ищут кого хотят.

Я продолжала слушать, не перебивая.

— Уйду! Вот увидишь! — Она поднялась и теперь уже смотрела на меня, словно ища поддержки. — Вот что за люди?! Ну неужели они хоть денёчек не могут не умирать? Я бы отдохнула немного…

Я не выдержала и вскипела:

— Слушай! Опять ты за своё?! Мало ли кому его работа не нравится?! Мне, конечно, не понять твоих обязанностей проводника между двумя мирами… Но знаешь ли, я, между прочим, по восемь, а то и девять часов на ногах каждый день. И тоже с людьми работаю… А они, сама понимаешь, какие вредные бывают. И ничего… не жалуюсь тебе… — меня определённо прорвало.

Она удивлённо молчала и смотрела на меня своими пустыми глазницами. Мне стало немного неловко.

Чтобы как-то сгладить ситуацию, я спросила:

— Будешь чай?

— Да!

Она его любила. Особенно с сахаром и лимоном. И чтобы сахара ложки три… Это я приучила её к сладкому. Я налила ей чай и дала кружку.

Мы сидели друг напротив друга и попивали его…

Вдруг она ни с того ни с сего сказала:

— Тебе от отца привет!

— Как? Ты его видела?

Я резко вскочила и облилась кипятком. Не чувствуя боли, я ждала её ответа.

— Видела. Просто забыла тебе сказать. Симпатичный, кстати, мужчина… Глаза карие, большие такие. — Она улыбнулась пустым ртом. — Ты на него очень похожа…

По моему телу разлилось тепло. Да, мы с ним похожи… Очень.

— Как он там? Ему там хорошо? Только скажи честно! — Я умоляюще смотрела на неё.

— Да. Ему там хорошо. Там каждый делает то, что любил при жизни. По-настоящему любил… Он голубей разводит, породистых. Гоняет их. Летят стаей в небе. Красиво так… На рыбалку ходит. Читает много. Говорит, скажи Ирке, чтобы за меня не переживала!

Я улыбнулась. Да. Он называл меня Ирка. Не Иришка. Не Иринка. Как многие. Ирка…

— Скажи, как вы увиделись?

— Я специально пошла его навестить. Чтобы тебя порадовать. — Она допила чай и отставила кружку. — Больше не спрашивай ничего. Я и так лишнего наговорила…

Я благодарно кивнула. И ушла спать.

На следующий день, гуляя по магазинам, я наткнулась на красивую кожаную чёрную сумку и вспомнила слова: «Чтобы тебя порадовать». Не раздумывая, я купила её.

Вечером, сидя за столом, мы, как обычно, пили чай с лимоном. Я достала подарочную коробку и поставила перед ней. Открыв её, она тут же принялась разглядывать подарок. Затем посмотрела на меня своими широко распахнутыми глазницами и кивнула. Тоже благодарно…

История четвёртая

Место, где дышит земля

— Чего это ты удумала? — Она удивлённо переводила взгляд с раскрытого чемодана на меня, и обратно.

— Мы уезжаем. — Я торопливо складывала вещи, чётко по списку, чтобы ничего не забыть.

— С кем это ты уезжаешь? — Она обиженно скривилась и натянула свой чёрный капюшон на лицо.

— С тобой.

— Как это со мной? И куда мы поедем? — Она пока была в неведении относительно моего плана.

— В самый красивый город мира. Красноярск. — Я улыбалась.

Открыто. Широко. Довольно. В предвкушении поездки.

— В Красноярск?.. — она разочарованно протянула эту фразу и, подхватив чёрный подол, села рядом со мной. — Разве это самый красивый город? Все хвалят Питер там… Париж… Барселону… Что я в этом Красноярске не видела?!

— Ничего ты там не видела! — я позволила себе вступить с ней в спор и приготовилась аргументировать.

— Нет уж. Я не поеду. — Она оставалась непреклонна.

— Поедешь! Ты когда отдыхала в последний раз? — Я жалела её.

Вроде абсурдно говорить, но она очень уставала… И становилась раз от раза всё бледнее.

Она задумалась. Потирая свой лысый череп от напряжения.

— Вспомнила! Никогда! Точно… никогда.

Мне стало жутко. И ещё больше жаль её.

— Решено. Едешь со мной. Я тебе уже и билет на поезд купила.

— Ты не ответила, почему именно Красноярск? — спросила она уже мягче.

Я вздохнула. И мечтательно произнесла:

— Потому что Красноярск — это сердце земли. Да-да. Не смейся! Там земля делает полный вздох и выдыхает горы, деревья, набережные. Всё огромных размеров. Самых насыщенных цветов. Ты вот живёшь уже бог знает сколько миллиардов лет и ни разу не видела, как дышит земля. А я живу всего-то двадцать семь и видела… Поэтому хочу показать это и тебе!

Я замолчала. Она смотрела на меня, широко распахнув глазницы. И через минуту сказала улыбаясь:

— Умеешь ты уговаривать, Писака! Едем в твоё сердце земли…

Она закинула в чемодан мою кофту и свой запасной балахон…

История пятая

Девушка, которая поёт

Посвящается замечательному человеку! Дорогому другу! И восхитительной певице из Абакана!

Мы ехали с ней друг напротив друга. На боковой полке. Поезд только начал набирать обороты и медленно раскачивался. Солнце садилось вдали за холмами. Его лучи ослепляли меня. Но я всё равно упорно раскрывала слезящиеся глаза и пыталась запомнить проплывающие мимо пейзажи. Я хоть и смотрела в окно, но боковым зрением всё же поглядывала в её сторону. Она подогнула колени и обняла их руками. Чёрный балахон сползал с матраса, но она этого не замечала. Её взгляд, как и мой, был устремлён вдаль. В нём читалась грусть. Она не видела, что я наблюдаю за ней. Я улыбнулась. Невооружённым глазом было заметно, что ей не хотелось уезжать.

Наконец она почувствовала мой взгляд и тут же приняла небрежную позу, словно её нисколько не трогало происходящее вокруг.

Она увидела мою иронию на лице и громко расхохоталась. Я вздрогнула, подумав, что её смех слышали все пассажиры вагона. Но они так и продолжали сидеть со скучающими лицами. Её по-прежнему видела и слышала только я. Это уже перестало меня пугать. Даже наоборот. В чём-то радовало. Я могла учиться у неё. Спокойствию. Неторопливости. Выдержанности. Она учила меня жить как будто в вечности. И в то же время проживать каждый день как маленькую жизнь…

Она первая начала разговор, потирая при этом лысый череп:

— Совсем не хочется уезжать…

— Да ну?! А помнишь, как кто-то спрашивал, что делать в этом Красноярске? — я позволила себе добавить в голос сарказма.

— Да уж… Сейчас я бы так не сказала.

— Что тебе понравилось больше всего?

Мне действительно было интересно её мнение.

Она говорила долго и взахлёб. Я никогда не видела у неё столько положительных эмоций. Ключевое слово — положительных! Лучи солнца падали на её чёрное одеяние и подсвечивали бледное лицо, придавая ему хоть какую-то живость.

Она продолжала говорить:

— А ещё я была поражена этой девочкой с Абакана. Приехать за столько километров, только чтобы увидеться с тобой! Бросить все свои дела… Это дорогого стоит. Я давно знаю людей. И совсем не понаслышке… — Она усмехнулась. — Раньше такие поступки были сплошь и рядом. А сейчас… Редкость. Я поражена ей. Правда…

Она говорила о моей давней коллеге, подруге. Мы познакомились с ней несколько лет назад в командировке. Это просто шедевральный человек! «Бомбический»!

— Ты даже не представляешь, насколько мне было приятно! Согласись же, она классная! — Меня радовало, что она разделяет мои мысли об этом человеке.

— Да. Она классная. А какой у неё голос… Я стояла в углу и наблюдала, как она пела. Знаешь, что самое интересное?! Я вспомнила её… — Она замолчала.

А по моей спине пробежала дрожь…

— Я видела её однажды. Ей дали огромный дар при рождении. Голос. А потом ей дали второй шанс, чтобы использовать этот дар… — Она вдруг стала серьёзной: — Скажи ей! Её голос — он принадлежит не только ей. Но и людям… Пусть её услышат. Пусть она поёт. Скажешь?

У меня похолодели руки. Никогда ещё она не передавала что-либо людям через меня.

— Скажу.

Она опять смягчилась:

— Спасибо тебе. Что взяла меня с собой.

Я улыбнулась.

Она хитро и совершенно по-детски посмотрела в мою сторону:

— С меня благодарность, а с тебя рассказ. Напиши про эту девочку. Она того стоит…

Я кивнула. И пообещала, что напишу. Я училась у неё… А она у меня. Эмоциям. Чувствам. Восхищению. Я смотрела на неё, и меня радовали происходившие в ней перемены…

История шестая

Вирус откровенности

Я лежала на кровати, завернувшись с головой в одеяло. На душе было тоскливо. Два дня назад я уволилась с работы, чтобы больше времени уделять своим книгам. Я была абсолютно уверена в правильности этого решения. Но сегодня эта уверенность почему-то пошатнулась.

Слёзы вместе с жалостью к себе буквально затопили все мои мысли.

— Вот дура… И что я буду делать с этими рассказами и книгами? Тоже мне, великий писатель…

Я не особо любила с кем-то делиться своими переживаниями. Вот и сейчас, ещё плотнее завернувшись в плед, тихонько поскуливала.

Вдруг я ощутила лёгкий толчок в спину. Я немного стянула одеяло и, повернувшись, посмотрела на толкающего. Чёрный балахон… Длинная трость… Пустые глазницы… Было отчего удивиться. Но я почему-то не удивилась. Привыкла к её периодическим визитам.

Только протянула обиженно:

— Больно ведь!

— А валяться ленивым мешком тебе не больно!

Если бы у неё были брови, то она бы их сейчас явно нахмурила…

Она ещё раз ткнула в меня своей тростью. Чувство обиды подкатило к горлу.

— А что мне делать? Рассказики эти дурацкие писать? Так они меня не накормят… Кому они нужны?

Я начала всхлипывать, шмыгая носом.

Она подошла к окну и, бормоча себе под нос: «Вот дурная-то…», раскрыла шторы. Влетевший в комнату ветер развеял её балахон.

— Всё, Писака, хватит себя жалеть! Вставай. Ты даже не представляешь, как я жду чего-нибудь новенького.

Я резко села на кровать и удивлённо спросила:

— Правда?

Она улыбалась пустым ртом:

— Правда. И с чего ты решила, что твои «рассказики» должны тебя кормить? Они принадлежат вовсе даже не тебе. А людям. Это ты должна кормить свой дар. А не он тебя.

Я смотрела на неё широко раскрытыми глазами. Она говорила резко. Но может быть, это именно то, что мне и было нужно?!

Я встала, пошла в ванную и умыла от слёз лицо.

Зайдя в комнату, я увидела, что она всё ещё здесь. В моей голове вдруг пронеслось: «И с чего это я ей все свои мысли выложила?»

Она ответила на мой немой вопрос:

— Это просто вирус.

— Какой ещё вирус?

— Вирус откровенности. Смотри, как носом хлюпаешь. — Она лукаво посмотрела на меня и улыбнулась.

Я схватилась рукой за нос, который от слёз почти не дышал, и сказала растерянно:

— Никогда о таком вирусе не слышала…

Но той, которой предназначались эти слова, в комнате уже не было. Я пожала плечами и села писать…

История седьмая

В издательство

— Писака, вставай! Просыпайся! — Я ощутила лёгкий толчок в бок. Приоткрыв глаза наполовину, я увидела кусок чёрной ткани и трость, направленную на меня. Сразу узнав Гостью, я пробормотала: — И тебе доброе утро!

И стала шарить рукой в поисках телефона. Включив дисплей, я увидела на нём время и недовольно покосилась на неё. 6:43. Выходной. У меня были причины на этот не совсем довольный взгляд.

Но моя Гостья определённо так не считала. Издав какой-то звук, напоминающий цоканье, она сунула мне под нос маленький предмет. Я сразу узнала в нём свою флешку.

— Писака, ну вставай же скорее. Идти надо… — Она стала шагать по комнате взад-вперёд.

Я уже знала об этой её особенности. Она делала так, когда хотела придать важность и значимость своим словам.

Я, хоть убей, не понимала, куда мне нужно было идти в такую рань. Поэтому и задала ей прямой вопрос:

— Куда идти-то? Что за спешка?

Она вскинула руки и возмущённо заговорила:

— Спешка? Ты дописала эту свою книжонку уже месяц назад… А она всё ещё находится в этой штуковине, — так она назвала флешку. — Я видела, как ты поместила её туда… — она говорила всё громче. — Месяц как я уже должна была держать её в руках и листать новенькие, свежие страницы. — Она мечтательно и шумно вздохнула. Но тут же снова вернула себе серьёзный вид. — И что я вижу?! Кто-то даже не чешется! Размазня…

Я проглотила её ругательство молча. Она была единственной, кому позволялись такие выражения. Её критика всегда оказывалась конструктивной и нужной. Поэтому я встала, постаралась придать своему заспанному лицу максимально деловой вид и пошла умываться.

Через полчаса я была готова. Всё это время она сидела на диване и с невозмутимым видом разглядывала свои костяшки на руках.

— Ну всё, я пошла! — Сделав прощальный жест, я повернулась к двери.

Она тут же вскочила и принялась разглаживать свой балахон.

— Я с тобой!

Я обмерла и, развернувшись в её сторону, глупо спросила:

— Куда со мной?

— В издательство. — Она деловито поправляла своё одеяние. — Видишь, я и сумку свою парадную взяла. Она потрясла сумкой, которую я ей когда-то подарила… — Я должна всё проконтролировать. А то будешь там чушь какую-нибудь нести! — Она слегка толкнула меня тростью и первой вышла из дома.

Я, конечно, была не склонна к разному роду чуши, но и спорить с ней было бесполезно. Поэтому я молча вздохнула и вышла следом…

***

В издательстве нас встретила очень милая девушка. То ли мой деловой костюм и крайне серьёзный вид произвёл на неё должное впечатление. То ли незримое присутствие моей спутницы делало её столь любезной.

Я выложила ей все предпочтения относительно будущей книги. Она кивнула, что-то сверила с данными на компьютере и озвучила сумму за публикацию.

Услышав цифру, я сделала огромные глаза и незаметно покачала головой той, с кем пришла. В знак того, что у меня просто не было таких денег.

Моя спутница спокойно кивнула и сложила пальцы в знаке «окей» (это я когда-то научила её этому нехитрому знаку). Наклонившись к девушке-издателю, она что-то зашептала ей на ухо.

Не знаю уж, насколько та её услышала. Но через секунду она улыбаясь попросила меня подождать и вышла. Спустя несколько минут девушка вернулась и сообщила, что я, оказывается, попадаю под какую-то чудесную акцию. И сумма моей оплаты сокращается вдвое…

Я, не сдержавшись, захлопала в ладоши… Подписав все необходимые бумаги, я вышла с радостным чувством.

— Ну что, Писака? Довольна? — Она ждала моего одобрения. Причём совершенно заслуженно.

— Очень довольна! Спасибо тебе!

Она шутливо отвесила поклон.

— Скоро будем читать новенькую книгу! Ты будешь первой, кто получит свой экземпляр!

Я, улыбнувшись, посмотрела на неё.

Она похлопала ладонями, точнее погремела костями в знак благодарности. И исчезла…

А я, жмурясь от яркого солнца, радовалась, что ещё одна моя книга увидит свет…

История восьмая

Я и Маяковский

— Что читаешь? — знакомый голос раздался прямо над ухом и, признаться, порядком напугал меня.

— Господи! Ты чего так подкрадываешься? — За два года я так и не сумела привыкнуть к её внезапным визитам.

Сегодня на ней был чёрный рабочий балахон. Самый строгий и поношенный из всех. Значит, работы было много и она сразу с «дежурства» ко мне.

— Так что читаешь-то, покажи?! — Гостья смешно вытягивала шею, пытаясь взглянуть на обложку.

— Книгу свою новую из издательства забрала! Вот… рассматриваю.

Я довольно улыбалась. Настроение и впрямь было чудесное.

— Книгу?! Это хорошо… Молодец ты, писака. Стараешься. Хвалю. — Она так по-доброму, но критически пролистывала моё творение. — Почитаешь на досуге? А то устала я что-то сегодня… Трудная неделя выдалась. Один только Лос-Анджелес чего стоит. — Она тяжело вздохнула и опустилась на диван рядом со мной.

Я молчала, не зная, что сказать. Она тоже молчала.

Затем, резко повернувшись ко мне, спросила:

— Скажи, а ты вот меня не боишься?

Я ответила не раздумывая:

— Нет, не боюсь. Меня даже люди некоторые спрашивают, не страшно ли мне писать про тебя?!

Она вся подобралась и с любопытством смотрела на меня, потирая лоб:

— И что ты говоришь?

— Говорю, что не страшно.

— Вот, люди всё-таки глупые… Посмотришь на некоторых: так уж они за свою жизнь держатся. Имя даже моё произнести боятся. А приглядишься поближе: ни черта у них в жизни нет, окромя квартиры да машины. Давно ни души в них, ни жизни… Жён своих не замечают, с детьми не играют… Родителей не навещают. Бога, и того забыли давно! Вот за что, спрашивается, держаться?! Поэтому я и говорю всегда: не смерти надо бояться, а пустой жизни…

Я покивала головой, полностью с ней соглашаясь.

Она продолжала:

— Знаешь, за что я тебя уважаю? Ну, помимо твоих рассказиков? За то, что ты не трус. Трезвый ты какой-то человек, писака. Вроде и маленькая такая, хрупкая. В чём душа-то держится… Ан нет… Поговоришь с тобой, сразу как-то теплее становится.

Я слушала улыбаясь. И так мне было приятно и лестно от её слов.

— На днях тут Володю Маяковского видела. Вот уж кого и уважаю как человека, так это его! Широчайшая душа! Твоя ему, конечно, и в подмётки не годится… Огромного роста, широкоплечий, мускулистый. Косая сажень, а не человек. Энергичный, с громким голосом и размашистыми жестами. Уж он-то меня никогда не боялся. — Моя Гостья мечтательно задумалась, вспоминая… — Бывало, сидим мы у него на кухне, разговоры ведём, он мне стихи свои почитывает. Я часто спрашивала у него: зачем, мол, тебе нужна эта Лиличка Брик?! Замужем она… И с мужем, и с тобой, вертихвостка, крутит. И Володя, огромная человеческая глыба, вдруг разом делался таким маленьким и словно беззащитным. Чёртова ветреная девка! Так его охомутала… Знаешь, что меня сейчас радует? На небе Володенька среди ангелов… Но я ни разу не видела там эту Лилю Брик…

Я смотрела на неё и не могла представить, что она вот так, как со мной, сидела с самим Маяковским… Интересно, сколько же ей лет?!

Она, прочитав мои мысли, сказала:

— Не твоего ума это дело!

Мне стало стыдно, что я могла поставить её в неловкое положение. И чтобы как-то исправить ситуацию, я спросила:

— А давай я тебе почитаю? Хочешь?

Она сразу расплылась в улыбке (как уж смогла), и ответила:

— Давай!

Я открыла первую главу новой книги и начала читать:

— «Стоя в церкви, она шептала: „Господи, прости меня! Я сотворила себе кумира… Я забыла всё и всех. Забыла тебя. Я прошу у тебя прощения!“ Иконы молчали. Бог молчал. Слишком долго он пытался её вразумить. И слишком безуспешно».

Прервавшись на секунду, я посмотрела на свою слушательницу. Она, уткнувшись в подушку, мирно посапывала. Отложив книгу, я накрыла её тёплым пледом. Кому-кому, а ей явно требовался отдых от этой безумной, извините за каламбур, смертельной работы…

История девятая

Отпуск с перерывом в тысячу лет

— Привет, Писака!

Входная дверь, закрытая на ключ, распахнулась от лёгкого прикосновения.

— Привет! — произнесла я не испуганно, но удивлённо.

Да и было отчего удивиться! Она вошла через входную дверь! А не материализовалась неизвестно откуда, до смерти меня напугав… Простите за каламбур.

Этот жест внезапной вежливости был первым за всю историю нашего знакомства. Она прошла на диван, насвистывая какую-то незамысловатую мелодию. Я так редко видела её в таком хорошем настроении, что, признаться, даже растерялась.

— Можешь меня поздравить! — Она, как театральный актёр, выдерживала паузу.

— С чем? — Я была в этом акте на втором плане, но подыграла ей.

— Меня в отпуск отпустили! В отпуск! На целых две недели. Можешь себе представить?!

Если честно, я не могла… Первый вопрос, который возник в моей голове: «Кто отпустил? Кто вообще мог решать, отпускать её или нет?!» Я поняла, что ответ на него будет за пределами моего понимания. И благоразумно промолчала.

— Почему ты даже не спрашиваешь, куда я поеду? — Она обиженно глянула на меня.

Я туговато воспринимала наш сегодняшний разговор. Поэтому повторила её слова, как китайский болванчик:

— И куда ты поедешь?

Её ничуть не смутили мои заторможенные фразы:

— В Новую Зеландию!

— Ого! Здорово! Хоть отдохнёшь по-человечески… — я сморозила откровенную чушь и прикусила язык.

Но она даже не заметила моего ляпа. Растянувшись на диване, она мечтательно улыбалась:

— Море… Солнце… Пляж…

Я тоже улыбнулась, радуясь за неё.

— Скажи, а сколько лет ты не была в отпуске?

— О-о-о… Лучше тебе не знать! Чуть больше тысячи… — Она вздохнула.

Я сделала круглые глаза. Чуть больше тысячи лет… Без отдыха… С её-то работой. Мамочки…

— Бедняга ты. А можно вопрос?

— Валяй! — Она была в таком настроении, когда могла позволить себе отвечать на мои не слишком тактичные вопросы.

— А за тебя кто-то остался?

— Ну ты вот прямо на больное давишь! — Моя Гостья наигранно сморщилась. — Кое-как нашла. Претендента.

— Столько желающих было? — я непроизвольно ахнула.

— Ага! Прям целый полк! Ты сама-то в это веришь?

— Если честно, нет… — Мне сложно было представить претендента на это «вакантное» место…

— Вот и я о том же. Все открещиваются от моей работы как от чумы. Один только выручил… — Вдруг она вскочила: — Что-то я засиделась с тобой… Я, вообще-то, к тебе по делу заходила! Одолжишь мне свою книжку почитать, если не жалко? — Она с хитрым прищуром смотрела на меня.

— О чём ты говоришь? Конечно бери! — Я сунула ей книгу.

— Спасибо, Писака! Радуешь старушку… Надо ещё мяч не забыть волейбольный положить.

— Мяч? — Я в очередной раз превратила свои глаза в огромные блюдца.

— Ну да… Имею право! Раз в тысячу лет. Ладно, соскучишься — деньги шли!

Я ошарашенно смотрела на неё, с трудом переваривая наш разговор: море… отпуск… волейбольный мяч…

Она хохотнула, легонько толкая меня в плечо:

— Вообще-то, это была человеческая шутка!

Я пришла в себя и тоже хохотнула. Немного запоздало. Собравшись с мыслями, я пожелала ей хорошего отдыха и побольше фотографий. Последнее я сказала в качестве дружеского подкола…

Но, зайдя утром на свою электронную почту, я с изумлением увидела её фотографии с отдыха… Надпись под ними гласила: «Я умнее, чем ты думаешь… Всё-таки не один век прожила…»

Рассматривая её фото, я улыбалась и качала головой…

История десятая

Семья

— О! А ты чего это разлеглась в рабочее время? Да ещё и с листом капустным на голове?! — Моя Гостья появилась внезапно, застав меня врасплох.

Я резко подскочила с кровати. Капустный лист тут же упал, и я кинулась его подбирать.

— Да… Я тут простыла немного… Вот… Лечусь! Так сказать, народными методами. — Я суетливо забормотала, чуть не провалившись сквозь землю от своего странного вида. Чёртова капуста…

— Слушай, может, тебе лучше таблетки купить? У вас вроде ими принято простуду лечить? — Гостья хитро улыбалась, глядя на меня.

— Да нет, спасибо! Я уже почти вылечилась.

Голове как будто и правда стало легче. Только уже не понять от чего. То ли от неожиданного визита, то ли от «чудодейственного» народного средства.

— Смотри, а то я бы дошла до аптеки. Мне не сложно. — Моя собеседница пожала плечами.

Теперь уже я улыбалась, глядя на неё.

Она аккуратно присела на край кровати и демонстративно разглаживала складки на своём чёрном балахоне. И молчала. Я тоже молчала.

Очевидно, ей надоела эта немая сцена и она немного жалобно протянула:

— Тебе что, совсем не интересно, как я отдохнула?

— Ой! То-очно! Ты же в отпуске была… Прости меня, пожалуйста! Конечно интересно! Как отдохнула? — я затараторила, пулемётом выкидывая фразы.

Она театральным жестом откинула капюшон и произнесла немного надменно:

— Что, не видно по загару? — И первая же расхохоталась над собой.

Я тоже засмеялась в голос. Что-то, а чувство юмора у неё отменное!

— Видно-видно! Как шоколадка!

— Ну так, а то! Новая Зеландия — это вам не Западная Сибирь…

— Что делала там?

— Ой, что я там только ни делала! Везде побывала за две недели. Водопады, острова, вулканы… Писака, это чудо какое-то, а не место! Обязательно там побывай! Слышишь!

— Ага! Слышу… Но не обещаю!

— А ты пообещай!

— Нет уж… Пообещаешь — кровь из носу, а надо будет исполнять… А вдруг денег не будет?

— Ах эти ваши дурацкие деньги… Ладно. Но, если будет возможность, вспомни слова старушки!

— Хорошо! — Я улыбнулась.

— Кстати, я к тебе по делу! — Она открыла сумку и достала из неё мою книгу. — Вот, брала — возвращаю! Хочу тебе сказать: ты молодец!

Я взяла книгу.

— Скрасила мне вечера. Когда от усталости идти уже никуда не хотелось, я читала… Любовь, конечно, это хорошее дело! Но конец у тебя правильный! Жизненный такой… Хвалю я тебя! — Она кивнула, подтверждая свои слова. — Я тут подумала, что в благодарность за те чудесные минуты, которые доставляют мне твои строки, можешь задать мне один вопрос! Любой! Но только один. — Она для пущей важности погрозила мне шутливо пальцем.

Я не растерялась. В последнее время меня часто подмывало спросить у неё это, но я смущалась, не зная её реакцию. И сейчас решила не упустить шанс:

— Скажи, а у тебя есть семья?

Мне показалось, что она даже приоткрыла рот от удивления.

— Вот так ты меня удивила! Обычно все про себя спрашивают. Ну или, на худой конец, про своих близких… Она почесала затылок и ответила прямо: — Есть. Правда, только один член семьи, но зато самый любимый. Могу даже показать. Хочешь? — Моя Давняя Знакомая немного смущённо смотрела на меня.

— Конечно хочу! — Я улыбнулась и с нетерпением смотрела, как она что-то перебирает в сумке.

— Вот она! Дочура моя!

На снимках была крохотная копия моей Гостьи. Забавная такая… Как человек… Только не совсем…

Я услышала, сколько теплоты появилось в её голосе, как только она заговорила про дочь.

— Слушай, а можно я о ней расскажу… Ну, о дочке твоей?

— Рассказывай… Что уж… Только зря ты всё это затеяла. Люди злые… Не поймут. Скажут, что дурацкие ты рассказы про меня пишешь… И зря дружбу со мной водишь… — Она вздохнула тяжело и надсадно.

— Ну что ты! Не злые они вовсе! Точно уж не все… Я им расскажу! И фото дочки твоей, красавицы, покажу!

Она заулыбалась.

— Правда, она красивая? — Как и любой матери, ей хотелось, чтобы её ребёнком восхищались.

— Правда! — Я ничуть не слукавила. Я действительно так думала.

Она вдруг приблизилась ко мне:

— Береги себя, Писака! Хороший ты человек!

— Спасибо! Ты тоже хорошая…

Не успела я моргнуть, как она тут же исчезла. Оставив после себя только несколько снимков дочки, одиноко лежащих на краешке кровати. Я взяла их — и через минуту уже стучала по клавиатуре. Изредка поглядывая на фотокарточки.

История одиннадцатая

Новогоднее настроение

— Скажи мне, Писака, вот где вы берёте это новогоднее настроение?

Она вошла без стука. Это означало, что у неё отсутствовало не только новогоднее, но и даже самое обычное настроение…

Если честно, её вопрос ввёл меня в замешательство. И я не сразу ответила.

— Ну-у-у… Думаю, что мы сами его создаём! Да… Сами.

— Не понимаю тебя! Что это значит — создать настроение? Построить его, что ли? Или вылепить? Если вылепить, то из чего? — Моя Гостья чесала затылок и напряжённо думала.

— В какой-то мере — да. Это почти как вылепить… Только из необычных материалов.

— Из каких это, интересно? — Она смотрела на меня во все глазницы и ждала ответа.

— Настроение создаётся, когда мы выбираем подарки для близких… Упаковываем их в красивую бумагу или коробки. Занимаемся поисками наряда для праздника. Ставим ёлку и украшаем комнату. Смотрим новогодние фильмы и мультики. Вот так и «лепится» это самое настроение!

— Ой да не смеши меня! Ты хочешь сказать, что какой-то мультик может создать новогодний настрой? Если его и в помине-то нет…

В моей голове созрел план. И я решила предложить его моей Гостье:

— Слушай, а давай проверим! Ты сильно торопишься?

— Да не особо! — Она повела плечами.

— Я включу тебе один. Только обещай, что посмотришь его от начала и до конца!

Ей понравилась эта идея. Она улыбнулась и сказала:

— Валяй! Показывай мне свой мультик. Сейчас только поудобнее устроюсь.

Она разместилась на диване, подложив под спину подушки. Сняла капюшон. Так как в квартире было слишком жарко для неё. При мне она могла не смущаться и выглядеть так, как ей хотелось.

Я вытащила старый, затёртый диск.

«Зима в Простоквашино» — гласила надпись на обложке. Едва услышав знакомую музыку в начале, я сама заулыбалась и даже слегка притопнула ногой.

— Будешь чай? — Я, как радушная хозяйка, хотела создать все условия для приятного просмотра.

— Давай! Мой любимый!

Её любимый — это чай с имбирём и лимоном. Как и мой. В этом мы с ней схожи. Я налила две кружки и тоже уселась рядом с ней… Отложив все дела, я погрузилась в эту сказочную атмосферу с умным, дальновидным Матроскиным и бесхитростным, добрым Шариком. Весь фильм я украдкой поглядывала в сторону моей Гостьи. Она сидела с широко раскрытыми глазами, смеясь до хрипа в каких-то местах. Я победно улыбалась.

Всего каких-то пятнадцать минут просмотра, а какое уже создалось настроение!

Мультик закончился, а моя собеседница всё ещё прихлопывала в такт песне и подпевала:

— «Кабы не было зимы в городах и сёлах, // Никогда б не знали мы этих дней весёлых…»

— Ну как тебе? — я спросила просто ради того, чтобы спросить, хотя и сама прекрасно видела, насколько ей понравилось.

— Писака, это замечательный мультик! Какого он года?

— 1984…

— Вот это да… Ему уже столько лет, а его только сейчас увидела… Похоже, в твоих словах была правда! Мне даже самой захотелось сделать кому-нибудь подарок… Только вот какой?.. Даже и не знаю. Может, ты чего подскажешь?

По мне как будто прошёл электрический разряд. Я даже мечтать не могла о таком…

Робко, тихо, боясь спугнуть её настрой, я сказала:

— Знаешь, какой самый лучший подарок ты можешь сделать?

— Какой? — Она вся обратилась в слух.

— Подарить жизнь… Если, конечно, это в твоих силах…

Она сразу стала серьёзной. И задумалась. Я съёжилась, испугавшись, что сказала лишнее.

— Ты знаешь, я так и сделаю! Расскажу тебе по секрету: у меня есть определённый годовой запас жизней, которые я могу спасать. И под Новый год я воспользуюсь остатком этого лимита и подарю кому-нибудь целых две жизни. Точно! Так и сделаю!

Её настроение опять поднялось, и на лице засветилась улыбка.

— Спасибо тебе, Писака! Ты опять мне помогла! Пойду «документы» приготовлю для этого подарка и «упаковку подарочную»! Чтобы всё как у людей было! Пока! — Она накинула капюшон и спешно вышла из квартиры.

А с меня сошло семь потов… Я испытала невероятное облегчение и счастье… Самый лучший и важный подарок получат в этот Новый год каких-то два человека. Возможно, они даже никогда не узнают, что смешной детский мультик продлил их пребывание на этой Земле. Но факт остаётся фактом… Мы сами создаём новогоднее настроение. И не только себе!..

История двенадцатая

Имбирное печенье

— Скучно мне, Писака.

Она появилась у меня за спиной. Резко и без предупреждения. Я как раз дописывала последние строки нового стихотворения.

Гостья бесцеремонно схватила мой листок. Приблизила к своему «носу». И начала читать вслух:

— «Какие в любви мы треклятые дураки. Ни ума, ни стыда, ни жалости. Полцарства готовы отдать за любимых. Вечные попрошайки: улыбнись мне, пожалуйста… Отпустить… А оно ремнями привязано. К коже пришито. Я на живую резала, а оно не забыто. Плавила воском, молола на жерновах. Смеётся, хохочет: „Не получается? Ах…“»

Я вскочила и попыталась дотянуться до листка:

— Не читай, пожалуйста!

— А чего это не читать? Ты же писала для читателей. Вот я и читаю. Не отвлекай.

Она продолжила:

— «Не получается. Плюну на свою боль. Лихо папаху из радости заломлю. Я — твой маяк и метафорический свет. Я тебя Очень. Очень. Очень Люблю. Сердце моё временами кричит и бесится. Как говорил Маяковский: „Если я стану тряпкой… вытри мной пол на одной из своих лестниц“».

Дочитав, она отшвырнула листок.

— Вот. Опять одно и то же.

Гостья встала в проходе между коридором и кухней. Сцепила руки в замок и заговорила:

— Что это? Скажи мне. Что это за сопли? Кому это интересно?

Я открыла рот, пытаясь ответить. Но она посмотрела на меня так, что желание возражать отпало.

Она продолжала:

— Я долго к тебе не приходила.

Я кивнула.

— Я долго ждала, когда ты прекратишь писать эту галиматью. Но, тебя несёт. Ответь мне. Кому. Это. Интересно?

Главным признаком того, что она начинала злиться, было дробление слов в предложении.

Получив право голоса, я заблеяла:

— Л-л-л-людям.

— Что ты заикаешься? Нормально говори.

Я проглотила комок. Это был первый и единственный раз, когда она меня ругала. Обычно только хвалила. Все два года…

Взяв себя в руки (как уж смогла), я начала говорить:

— Тема любви всегда была и будет интересна людям.

— Да ты что? — Сарказма ей было не занимать. — Да каждый человек тебе столько может рассказать об этой самой любви… У любого этих историй как песка в море… На весь твой век хватит. Это скука. Понимаешь ты, дурья твоя башка? Это ску-у-ука.

Я смотрела в пол и молчала. Мне было не страшно. Мне было грустно. Она тоже замолчала и прошла на кухню.

— Вот… Ни имбиря тебе. Ни лимона. Даже чай с тобой теперь не попьёшь. — Гостья включила чайник и тут же его выключила.

— Хочешь какао? — У меня и правда не было ничего из того, что она любила.

— Давай своё какао. — Она махнула рукой.

Я засуетилась. Через пять минут мы сидели на диване и пили шоколадный кипяток. Она немного расслабилась и даже стала улыбаться.

Осмелившись, я спросила:

— У тебя что-то случилось?

Она помолчала немного. Затем, выдохнув, заговорила:

— Да как тебе сказать. Вроде и ничего особенного. Что у меня может случиться?! Работы только с каждым днём прибавляется. — Она опять стала серьёзной. — Устала я. Устала всех за руку водить. Ни тебе благодарности. Ни тебе улыбки. Найдёшь себе отдушину какую-нибудь в виде книги или музыки. И то счастье. Как уж я любила твои рассказики. Прочитаешь — и так светло на душе. Радостно. А со стихами твоими, ну прямо тоска берёт. И так тягостно, а ты ещё и масло в огонь подливаешь.

Я молча пила какао. Мне в очередной раз сделалось её жалко.

Она продолжала говорить:

— Главы из твоей книги новой жду-жду, жду-жду… А их всё нет и нет. И я вот не выдержала. Решила сама зайти.

— Это правильно. — Похоже, я поняла её претензии. — В последнее время настроение у меня какое-то было нерадостное.

— А вот это ты, Писака, брось! Какая тебе ещё радость нужна? Жива? Здорова? Близкие здоровы?

— Да. — Мне стало стыдно. Она смотрела на меня с та-а-аким укором.

— Вот и хорошо. Про добро, значит, пиши. Про смех. Ты же знаешь, как я люблю смеяться.

Это правда. Она любит смеяться. И смех у неё не каркающий, как многие думают. Но и не заливистый, конечно. Как бы его объяснить… От души этот смех. Как бы странно это ни звучало. Она любит добрые и трогательные истории. Она любит вволю посмеяться. Только вот особо не с кем. И не над чем…

Я вдруг вспомнила кое-что:

— Слушай, а у меня печенье имбирное есть! Будешь?

— Так чего ты молчала-то? Конечно буду! — Она с радости хлопнула себя по коленке.

Я достала его с верхней полки. Сунула его туда на всякий случай. Вот он и представился.

Мы сидели молча на диване. Пили какао с печеньем. Она изредка кидала на меня хитрющий взгляд. И улыбалась.

— Ладно, Писака. Пойду я. За какао спасибо! И за то, что слушаешь, тоже. Но пиши всё-таки повеселее! Радуй старушку!

Она ушла. А я только потом поняла, что она переживает не столько за себя, сколько за меня… Она моя ватерлиния, которая показывает, на какую глубину грусти мне погружаться не стоит…

История тринадцатая

Моя теория

— Отдыхаешь, Писака? — Негромкий стук в дверь привлёк моё внимание.

По одному этому обращению я сразу поняла, кто сейчас войдёт. Только она называла меня этим странным прозвищем. «Писака»… Причём я знала, что моя Гостья вкладывает в него немного иной смысл. Она никогда не относилась пренебрежительно к моему писательскому труду. Напротив, именно она стимулировала меня писать, писать и писать… Ей нравились мои рассказики и книжки. Ей почему-то было любопытно моё мышление. Она называла его «забавным». Странный такой комплимент. Но услышать его от того, кто тысячи световых лет стоит у истоков нашей вселенной, — дорогого стоит…

— Привет! Да-а, отдыхаю! Майские праздники для людей как мини-отпуск. — Я заулыбалась, жестом приглашая её войти.