Бесплатный фрагмент - Диалоги душ

Стремящимся к цельности личности,

Стремящимся к призраку, которого не знают,

Стремящимся к будущему, что уже существует,

Как образ счастья, вечности, любви и рая.

Стремящимся невольно, как ребенок к матери,

Как истощенный голодом и жаждой к воде и пище,

Как утомленный океаном к земле за горизонтом.

Стремящимся к идеальной цельности

Мужчинам и женщинам посвящается эта книга.

---

Могу ли я прожить без слов?

Могу ли я прожить без слов, произнесенных мной во внешний мир людей?

Конечно, да!

И есть тому примеров масса.

Могу ли я прожить без слов, произнесенных мной в душе, без внутреннего слова?

Конечно, нет!

И только потому, что внутреннее слово — есть суть моя, я сам, мое сознание и мир вокруг меня.

Мир, развиваясь, прирастает словом.

Слова становятся и сущностью души отдельной, коллективной и глобальной.

Все учат нас словам во внешнем мире, но кто научит нас словам в душе?

Немногие, возможно!

И можем ли назвать мы тех немногих?

Нет?

Ну что ж, тогда пусть книга эта станет для вас источником, подарком, частью сокровища, что прячется на самом видном месте и ускользает в бесконечность.

Любой душевный диалог (речь внутренняя), замеченный, осознанный, переосмысленный, исправленный, улучшенный и пересмотренный не раз, всегда обогащает нас, дает нам знание, развитие, неведомо откуда взявшуюся силу и редкостный душевный свет, порою — откровение!

Я верю, убежден и точно знаю,

Что жизнь мою определяют диалоги.

Да! Диалоги с миром внутренним и с миром внешним.

Неторопливые и вдумчивые диалоги.

Не монологи!

Но иногда, подчеркиваю, очень важно

Нам просто ждать красноречиво,

Смотреть и откровенно ждать

(внимательно, прилежно слушать)

От мира внешнего и мира, что внутри,

Ответов на вопросы,

Ответов или утверждений,

Предположений, сожалений,

Просьб, мыслей, откровений,

Намеков, громозвучных взглядов,

Оплат, наград и поощрений

Или приказов, наказаний.

И только не умолкнуть,

Не забыть слова,

Себя в словах.

7 сентября 2021 г.

Искреннее замечание

Если бы все люди сговорились

и стали вдруг искренни,

то все бы у них пошло к черту прахом.

А. П. Чехов

Я солгу, если сделаю вид всезнайки о внутренней речи, о диалогах души, о душевных, внутренних диалогах.

Ложь внешняя — отражение лжи внутренней?

Внутренняя ложь останавливает процесс познания себя!

Ложь во внутреннем диалоге непременно отразиться в отношениях диалога внешнего, что превратит его в диалог масок.

Мы применяли метод внутренних диалогов годами в психотерапии, до конца не понимая его глубины и значимости.

И даже сейчас, публикуя эту, в очередной раз переписанную книгу, меня не покидают трепетные сомнения: что-то в этой теме (диалоги душ) есть запредельное, неподконтрольное человеку, и, возможно, даже мое «Я» и весь этот глобальный мир начинаются именно здесь, как бы абсурдно это ни звучало!

Важно сказать, что в «Диалогах душ» нет тем и собеседников запретных.

Они все за пределами пространства и времени физического мира.

Внутренний диалог на первый взгляд может быть похожим и на привычный диалог во внешнем мире, на жизненную сцену, например, интимный разговор с любимой или с любимым в постели.

Внутренний диалог может напоминать одиночную прогулку в старинном темном парке, где попадаются случайные прохожие, или на молчаливое сидение у плещущихся волн, где есть только память о прожитой жизни.

Внутренний диалог может быть похож на приятный завтрак в кругу родных и близких душ.

Внутренний диалог может содержать и уникальные душевные порывы, которые возможны при восхождении к горной вершине в связке верных, но неопытных друзей; поступки, что возможны на веселом шумном карнавале со скрытыми лицами чудовищных тварей, которые возможны при умирании, рождении людей, зверей, растений, что под ногами, или на образы вечных сущностей и звезды в бесконечном космосе.

Но!

Особняком стоит человек верующий.

В любом случае рядом с верующим человеком всегда есть еще один постоянный спутник, собеседник — его божество.

У атеиста — лишь кумиры, если они конечно есть.

Кумиры заменяют иногда богов и внутренние диалоги с ними зависят от того, кто из кумиров господствует в душе в настоящем времени.

У большинства из нас во сне или наяву, в покое или в напряжении, при утомлении, особенно при переутомлении, в опасности для жизни, в болезни, в ясном сознании или в измененном состоянии сознания внутренний диалог существует.

Внутренний диалог имеет способность развиваться самостоятельно в непредсказуемых направлениях и уносить человека в другие миры и времена, в пустоту и мрак или к свету, к озарениям и откровениям жизни.

Как бы там ни было, но в любом случае диалоги души — дар природы человеку, и они всегда достойны того, чтобы мы научились их осознавать, переживать, наблюдать, изучать, развивать, совершенствовать, чтобы использовать их с целью улучшения жизни земной.

Почему «диалоги душ»?

Я связь миров, повсюду сущих,

Я крайня степень вещества;

Я средоточие живущих,

Черта начальна божества;

Я телом в прахе истлеваю,

Умом громам повелеваю,

Я царь — я раб — я червь — я бог!

Г. Р. Державин, Бог.

Первоначально книга «Диалоги внутренние» возникла как сборник маленьких мысленных экспериментов.

Я сталкивал интересных мне персонажей во внутреннем воображаемом пространстве моего сознания, наблюдал и записывал разгорающиеся между ними беседы.

Это было всегда интересно, а порой даже захватывающе.

Моим первоначальным героям было присуще все то, чем обладают и реальные люди в рамках социальных ролей.

Их речь только отчасти казалась искренней, но чаще всего они фальшивили и даже откровенно лицемерили, вели себя игриво или просто-напросто лгали.

Маски и только маски можно было наблюдать вместо их лиц, что обычно и происходит в реальной жизни.

Души́ в диалогах моих было мало.

Но потом, по прошествии нескольких лет, мне вдруг пришла интересная идея.

А что если вновь предложить моим героям встретиться и обсудить те же темы, но на особых условиях: предельная откровенность и беседа без масок с целью достичь душевного понимания и согласия в очень непростых и даже конфликтных ситуациях?

При этом я как автор тоже не должен фальшивить и делать вид, что меня не существует.

Я также не должен забывать, что в диалогах всегда, пусть и незримо, присутствует какой-то наблюдатель, читатель, личность многоликая и малопредсказуемая.

На этих условиях все диалоги были переписаны, а вместо названия «Диалоги внутренние» невольно пришло словосочетание «Диалоги душ».

Если вы, уважаемый читатель, имеете возможность сравнивать предыдущее издание с настоящим, я думаю, вы без труда заметите разницу.

Отличие не только в том, что мои герои более откровенны в отдельных выражениях, но еще и в том, что все диалоги приобрели большую глубину, иной эмоциональный накал, получили редкий колорит и даже привели к другим финалам.

Еще одной особенностью данных диалогов является то, что герои не отвлекаются от темы сами и никто и ничто не отвлекает их со стороны, как всегда или очень часто бывает в жизни, когда беседа подходит к нелицеприятным предметам.

Предполагается, что у моих героев достаточно душевных сил, чтобы проникать разумом и чувством в самую глубину сознания, порой бесстрашно пробиваясь сквозь защитную стену бессознательного.

Герои мои всецело поглощены темой, с головой уходят в беседу, отдаваясь диалогу всей душой.

Потому диалоги и получились самоуглубляющимися.

Темы бесед разворачиваются перед нами без остановок, все более и более открывая скрытые ранее откровения.

Скрытое и непроявленное становится доступным для осознания, переживания, проговаривания и обсуждения.

У автора, не скрою, было желание написать интересную книгу, но вместе с этим была еще одна очень достойная цель — выявить и сделать проявленным, явить на суд людской то, чего до сих пор, возможно, они еще не слышали от своих собеседников.

Важно отметить, что данные диалоги не просто являются примерами внутренних диалогов автора, но, благодаря им, я попытался проникнуть в душу общественного, коллективного сознания, что, несомненно, обогащает и совершенствует не только наше понимание внутренних процессов личной души, но и души общества, которое нас окружает.

Метод внутренних душевных диалогов может применить к себе и читатель, что, несомненно, всегда будет ему во благо, так как именно такие упражнения отражают отношения живущих в нас субличностей, разрешают внутренние противоречия, конфликты, делая личность более цельной, развивают человека, проявляясь мгновенно во внешней его жизни, и творят многие отношения в мире людей.

В моей жизни был диалог с человеком, посвятившим свою жизнь разгадке тайны страждущей души и ее лечению, а также оказавшим на мое образование и становление как психотерапевта исключительно важное значение.

Таким человеком был Гагик Микаелович Назлоян — основатель метода маскотерапии. Первый диалог в этой книге происходит именно с ним.

На следующем рисунке я изобразил себя и Г. М. Назлояна.

1. Архетип Одиночки

Пришел я в мастерскую Назлояна в полдень.

Он пригласил меня помочь ему в работе над портретом пациента.

При первых же словах стало понятно, что это был только повод, а основной причиной встречи послужило его желание обсудить со мной последнюю мою статью под названием «Архетип одиночества», которую он обнаружил и внимательно прочел на моем сайте.

Мы были знакомы уже около двадцати лет, с 1997 года, но сохранили отношения на вы и обращались друг к другу неизменно по имени и отчеству.

— Сергей Антонович, я хотел бы с вами обсудить вашу последнюю статью об архетипе одиночества, — сказал Назлоян сразу же, как только заварил ароматный зеленый чай.

— Да, я опубликовал ее пару месяцев назад, но не думал, что мне придется так быстро обсуждать ее с вами, — ответил я, принимая от Назлояна чашку с горячим чаем.

— Вы, на мой взгляд, излишне категоричны в своем тексте, как мне показалось, — начал он осторожно.

— Я думаю, что тон статьи продиктован временем, которое ушло на ее обдумывание. Я достаточно долго размышлял над темой одиночества.

— С этой темы началось наше сотрудничество 19 лет тому назад, — заметил Назлоян. — И в первой своей работе вы не смогли раскрыть ее полностью. У меня есть ваш текст. Я его недавно смотрел. Там нет и следа тех мыслей, что появились теперь.

— Да, у меня было время.

— Вы утверждаете, — продолжал Назлоян, — что одиночество является архетипом.

— Да. Одиночество — это архетип нового времени. Архетип, что возник в атеистическом мозгу. Для атеистов боги умерли, и вместо них атеисты ставят в центр мира своих кумиров культуры, науки или саму науку, работу, бизнес, деньги, удовольствие и комфорт, здоровье, любовь и сотрудничество или ненависть и месть.

— Как одиночество может являться архетипом, если архетип, в первую очередь, — это образ, в то время как одиночество — это своеобразие жизни? — достаточно твердо спросил Назлоян.

— Одиночество как образ жизни. Разве это не так? — вместо ответа спросил я.

— Так. Вместе с этим за понятием одиночества нет никакой определенной образности. Одиночество, аутизм — это вакуум смысла, отсутствие внутреннего диалога, пустота души. Если же за ним пустота, безобразность, то о каком архетипе может идти речь? — настаивал Назлоян.

— Образ жизни разве не может быть сутью архетипа? — вновь спросил я.

— Образ жизни — это процесс. В образе жизни одинокого человека никакой особой образности нет. Просто одиночество. Как внешнее, так и внутреннее.

— Вы имеете в виду патологическое одиночество? — спросил я.

— Да. Именно об этом изначально речь и идет. Патологическое одиночество, ведущее к душевному расстройству, — ответил Назлоян.

— А столь выразительное состояние как патологическое одиночество разве не может быть сутью архетипа? — вновь спросил я.

— Видите ли, речь идет не о состоянии. Правильнее будет говорить о свойстве личности. Состояния мимолетны, а свойство личности присуще самой природе души. Дерево, например, может находиться в различных состояниях весной, летом, осенью или зимой, но только его свойства придают ему его форму и рождают особые листья, цветы и плоды.

— Можно развить вашу метафору, — сказал я. — Дерево находится в различных состояниях зимой, весной, летом и осенью, но свойства свои оно может проявить только в благоприятных условиях, то есть в определенных состояниях. Зимой холодно и многие свойства замирают, так как состояния дерева не те.

Повисла пауза. Назлоян приоткрыл окно и закурил.

— Если предположить, — продолжил он, — что патологическое одиночество может возникать только при определенных внешних условиях и при особых состояниях сознания, то нам важно знать эти условия и состояния.

— И тогда, — продолжил я размышления вслух, — можно утверждать, что свойство души переживать патологическое одиночество присуще любому человеку и может проявиться при определенных условиях и в определенных состояниях.

— Да, — сказал Назлоян, — с состояниями, свойствами и условиями мы с вами разобрались. Отпадает теперь и вопрос: патологическое одиночество врожденное или приобретенное? Оно в скрытом виде присуще каждому человеку. И если душевное расстройство возникает в зрелом возрасте, а в основании его, как мы знаем, лежит патологическое одиночество, то такое свойство души проявилось в результате внешних условий и состояний сознания. Мы знаем, что при патологическом одиночестве в сознании отсутствует диалогичность. В таком состоянии сознания нет внутреннего диалога. Нет основного… Внутренний диалог может не развиваться с самого начала жизни или угасать в результате патогенных событий, условий и состояний…

— В диалоге всегда участвует как минимум два собеседника, — сказал я. — И во внутреннем пространстве сознания диалог должен протекать между кем-то и кем-то. Вместо «кем-то» подставляем субличность и утверждаем, что внутренний диалог протекает между частями души, то есть субличностями. Например, образы матери и отца ребенка в душе как субличности ведут беседу, внутренний диалог, определяя изначально поток сознания ребенка.

— Вы хотите сказать, что при патологическом одиночестве мы наблюдаем отсутствие отражений значимых для ребенка людей и образов других людей в душе ребенка? — спросил Назлоян.

— Получается именно так, — ответил я. — Почему-то у ребенка-аутиста не возникают в душе отражения значимых людей, не зарождаются образы, субличности.

— Пустота сознания с патологическим одиночеством. Там нет говорящих образов значимых для человека людей. И нам не стоит искать в этой пустоте даже признаков архетипа. Где нет образов, нет и архетипов. Архетипу не на чем возникать, — заключил Назлоян.

— Разве столь уникальное состояние сознания, свойство сознания, при котором отсутствуют субличности и их внутренний диалог, не может именоваться архетипом? — спросил я.

— Временное состояние и вечное свойство души, — задумчиво произнес Назлоян.

— Да! — согласился я. — Если это проявившееся свойство сознания, то метод маскотерапии, ваш метод, созданный для излечения от патологического одиночества и аутизма, должен изменять состояние сознания и заглушать, уводить в тень это базовое свойство души?

— Маскотерапия призвана реконструировать образ зеркального двойника и, создав основы, запустить в сознании внутренний диалог. Внутренний диалог постепенно становится внешним диалогом, и мир начинает плясать, словно карнавал, вокруг человека, устраняя патологическое одиночество. Мир с множеством масок и есть тот мир, что мы зовем обычным миром.

— Реконструкция — синоним слова «восстановление». Выходит, что маскотерапия на основании внешнего диалога с портретом восстанавливает образ зеркального двойника как субличности, с которой и может начаться внутренний диалог? — спросил я.

— При взаимодействии с портретом и с масками лица возникает внешний диалог, а внешний диалог синхронно и мгновенно становится внутренним диалогом, — сказал Назлоян. — Они пересекаются, переходят друг в друга и определяют друг друга. Внешние маски начинают говорить внутри человека.

— Если маскотерапия восстанавливает, реконструирует образ зеркального двойника, то предполагается, что он уже существовал когда-то в сознании? — спросил я.

— Не совсем так. В тех случаях, когда патологическое одиночество возникает в подростковом возрасте, можно говорить о реконструкции двойника как собеседника для внутреннего диалога. Если же мы работаем с врожденным одиночеством, то более верно будет говорить о зарождении двойника на пустом месте.

— И в том, и в другом случае есть одно и то же свойство сознания — патологическое одиночество. Свойство сознания, при котором невозможен или сильно затруднен диалог внутренний и внешний соответственно, — продолжил я мысль.

— И это пустота. Нет образов, нет субличностей и их масок, нет диалога. В таком сознании нет и потока мыслей, чувств, слов и выражений или поток сильно затруднен! — сказал Назлоян.

— А как вы отнесетесь к гипотезе подобия потока сознания и тока времени? — спросил я.

— Уточните, пожалуйста.

— Время течет, и сознание течет. И первое, и второе имеют основное свойство — поток. Без потока их нет. Более того, когда останавливается одно, останавливается и другое. Например, при остановке потока сознания человек вылетает за пределы потока времени, и наоборот, при переживании остановки времени человек чувствует, что он вне потока сознания.

— Это болезненное сознание? При душевном расстройстве? — спросил Назлоян.

— Не обязательно. При измененном состоянии сознания (ИСС), например, во время медитации, человек может выйти за пределы своего потока сознания и пережить чувство выхода за пределы потока времени, оказаться вне времени, в других его измерениях. Я говорю об этом так уверенно только потому, что десятки лет практикую аутогенную тренировку и могу входить в глубокие ИСС.

— Но мы уходим от темы, кажется.

— Да? — удивился я. — В потоке сознания, несомненно, присутствует индивидуальный ток времени. А при патологическом одиночестве тока времени может не быть вообще, не существует и той постоянной диалогичной образности, которая свойственна здоровому потоку сознания. Отсутствие внутреннего диалога, отсутствие субличностей, замедление или остановка потока сознания, а значит, и времени — вот что такое, на мой взгляд, патологическое одиночество.

— Вы хотите сказать, что для одиночества в нашем случае характерно переживание не только остановки сознания, остановки диалога, но и остановка времени?

— Не просто остановка времени, — продолжал я. — Но и переживание чувства безвременья, где отсутствует всякая образность, то есть тотальная безобразность и бездиалогичность, безвременье, другими словами, состояние, где отсутствует чувство времени и себя в потоке времени, где все смешалось и расплылось в тумане: прошлое, настоящее, будущее!

— Состояние отсутствия образов останавливает поток сознания, останавливается и время, другими словами, по-вашему, в безвременье нет субличностей, ведущих неминуемо внутренний диалог, нет и личности? — спросил Назлоян.

— Именно так. Плюс к этому можно добавить, что терапевтический портрет, создаваемый у пациента перед глазами, привязывает его сознание к событиям во времени, запускает ход времени и сеет зерно субличности зеркального двойника в почву его души, что создает условия для начала диалога, — заключил я.

— При возникновении субличностей в душе пациента у него появляется и возможность творить внутренний диалог, что приводит к разрыву патологичного круга одиночества, — согласился Назлоян. — Но я не вижу материала для архетипа одиночества.

— Материал появляется, если мыслить так, например. Сам факт патологического одиночества существует у конкретных носителей, людей, руководимых свойством их сознания, — свойством одиночек. Да, можно уточнить и заменить архетип одиночества, как я утверждал раньше, архетипом Одиночки.

— Одиночка — человек, всецело руководимый свойством патологического одиночества? — спросил Назлоян.

— В основании такого свойства сознания может быть причина архетипического содержания. Как известно, архетип всегда представляет опасность для личности в том, что может произойти самоотождествление с ним в ущерб самости, «затопление бессознательным».

— Продолжайте, — сказал Назлоян, закуривая.

— В нашем случае, — продолжал я, — архетип Одиночки может возникать в результате «затопления сознания бессознательным». И содержанием такого затопления, то есть архетипом, является патологическое одиночество.

— Содержание свойства сознания и архетип очень близки. Может ли архетип тотально владеть свойством сознания, подчинить и подменить его? — размышлял вслух Назлоян.

— А почему бы и нет?

— Тогда разумно говорить не о свойствах сознания и особенностях жизнедеятельности одинокого человека, а о ключевом архетипе, всецело руководящем сознанием одиночки, затопляющем его сознание в определенных состояниях сознания.

— Такой архетип можно назвать Одиночкой, архетип Одиночки, — продолжил я.

— Архетип Одиночки выталкивает нас за поток сознания, он же архетип остановки времени, душевной тишины, отсутствия образности и смыслов, отсутствия внутренней речи, безобразности?

— Состояние уникального восприятия времени. Безвременье по своей природе очень близко к переживанию состояния Вечности. И в первом, и во втором время останавливается, останавливается поток сознания, и Одиночка превращается в… — остановился я, подыскивая нужное слово.

— В свою противоположность, — тихо и задумчиво продолжил Назлоян. — Если в сознании отсутствует внутренний диалог, то и внешние взаимодействия не имеют диалогов в том числе, — размышлял Назлоян.

— Мы не коснулись с вами природы, причины возникновения этого архетипа.

— Если мы наблюдаем иногда его проявление в раннем детстве, то не исключено, что есть психогенетическая предрасположенность, наследование приобретенных предками состояний души?

— А если мы видим его в душевных расстройствах взрослых людей, которым раньше одиночество не было свойственно, то не исключено, что архетип Одиночки всплывает с глубин души в особых состояниях сознания и может разрушать поток сознания, внутренний диалог и чувство времени в ходе жизни, — сказал я.

— И здесь вы ставите во главу угла атеистическое сознание, которое в своем основании лишено внутреннего стабильного и примитивного диалога с Богом? — спросил Назлоян.

— Да. Особенно в моменты социальной изоляции, если человек не ведет диалогов с богами, он неминуемо склоняется к остановке внутренних диалогов, выходит за пределы времени, в безвременье, в нем всплывает архетип Одиночки и затопляет его, что равноценно безумию. И может ли присутствовать разум там, где нет образов, смыслов и потока сознания, где нет образов основополагающих субличностей и их диалогов?

— Тогда можно договориться и до угасания архетипа Божества — первообразной идеи, существа, разлитого повсюду как основание сознания, — думал вслух Назлоян.

— Невосприимчивость или угасание архетипа Бога рождает его противоположность — архетип Одиночки, что убивает образность и стушевывает субличности потока сознания, разрушая основы внутреннего диалога души, выбрасывает за пределы потока времени и приводит к безумию.

— Сознание без субличностей богов рано или поздно убивает внутренний диалог, что устраняет и самосознание человека, превращая его в животное? — спросил Назлоян самого себя.

— Можно выйти за пределы человека и сказать, что первичное сознание возникло во Вселенной на основании диалога «Кого-то» со своим образом и подобием, то есть на основании внутреннего диалога. И если человек убивает этого «Кого-то» как основу первичного внутреннего диалога, то запускает тем самым процесс неминуемого уничтожения первооснов природы человека.

— Но если мы восстанавливаем «Кого-то», которого я ранее называл зеркальным двойником, в душе человека, то возвращаем Ему Его изначально природу, здоровую душу и тело…

Важно

Вспоминая теперь диалог с Г. М. Назлояном, мои мысли кружат вокруг ключевого понятия «патологическое одиночество».

Патологическое одиночество и для нашей книги может быть отправной точкой.

При патологическом одиночестве внутренняя речь, диалог отсутствует.

В таком одиночестве нет образов, субличностей и их разнообразных масок.

Нам сложно себе представить стерильную пустоту, что переживает человек в патологическом одиночестве.

Он не может себе представить даже предполагаемые отношения с кем-либо.

В храме его души никто не живет и никто в него не заходит.

Даже бледный мираж самого себя (зеркальный двойник) не бродит по его комнатам.

Более того, вероятно, что и какая-либо форма индивидуальной души отсутствует, а есть только бесформенный туман, безобразная пустыня, безграничная пустота пространства и времени.

Но как мы можем познать и понять все это?

В духовных практиках, желая вырваться за пределы стереотипов восприятия мира, мы вынуждены выйти и за границы личности, невольно переживая опыт выхода за пределы внутреннего диалога образов субличностей.

Только отстраняясь от потока сознания, который всегда насыщен образами, внутренней речью, диалогами, мы можем взглянуть на самих себя и на мир с новой и незамутненной точки зрения, увидеть всю сложность, парадоксальность и нелогичность мироздания.

В этом случае мы, практикуя выходы за пределы потока сознания, можем испытать себя и представить это уникальное состояние патологического одиночества.

Возвращаясь обратно в обычное состояние сознания, в привычный поток образов, масок, мыслей и чувств, сформировавшаяся личность неминуемо возвращается и к внутренней речи, диалогам.

Таким образом:

— патологическое одиночество (безобразность души) может возникнуть в начале жизненного пути и лишить человека основ зарождения личности;

— оно может стать нежелательным опытом в процессе развития человека и, будучи причиной душевного расстройства, помешать образованию личности;

— оно может быть целенаправленно пережито во время духовных практик как ключевое испытание и стать частью необходимого опыта формирования целостной личности.

Будем об этом помнить, изучая книгу далее.

При этом важно отметить, что первый и ключевой диалог книги отражает взгляд на человека и его душевный мир основателя метода маскотерапии.

Потому выделим еще одну ключевую идею.

Человек не может жить и развиваться в обществе без социальных масок, ролей.

А любая роль обязывает носить маску, которая ей соответствует.

Окружающие нас люди без исключения всегда находятся в ролях и в масках.

Такими же они запечатлеваются и в нашем сознании, становясь субличностями, частями души.

Они же ведут и внутренние диалоги, находясь в масках социальных ролей.

Упрощая, можно утверждать, что душа содержит набор масок, которыми она пользуется как инструментами для социальных коммуникаций, и эти же маски ведут между собой диалоги в душе.

Хорошо это или плохо?

Почему именно маски, а не лица?

Во-первых, потому что лицо всегда скрыто и очень неопределенно, непонятно.

Во-вторых, человеку с детства легче запоминать именно упрощенную маску, словно знак, символ чего-то более сложного.

В-третьих, даже слово, будучи знаком скрытых за ним смыслов, всегда является маской.

Таким образом, Маски и Лица окружают нас в социальном мире, они же наполняют наше сознание и являются частями нашей души, между ними развивается внутренняя речь, диалоги и даже само слово выступает в роли маски для смыслов.

Слово и маска — синонимы.

За Словом и Маской всегда скрываются более глубокие и менее определенные сущности, о которых мы порой только догадываемся.

Но мы не можем быть сознательными, если будем оперировать неопределенными сущностями, мы не можем казаться психически здоровыми, если не будем пользоваться конкретными словами и масками.

Дополнительные мысли

Как мы уже упомянули, одним из первых собеседников во внутренних диалогах души всегда является образ самого себя (зеркальный двойник).

Он чаще всего никогда полностью не соответствует двойнику внешнему, который видят другие люди.

Более того, он зачастую отличается и от зеркального отражения.

Человек, подходя к зеркалу, замечает несоответствия своего отражения с мнимым образом себя и пытается часто приукрасить свое лицо, прическу и фигуру.

При этом невольно возникают слова, фразы, диалог.

Подобное происходит и при рассматривании своего портрета.

Портрет может быть поводом и для внешнего диалога.

Далее следует именно такой диалог знаменитого человека.

Зигмунд Фрейд наблюдал в конце жизни создание своего портрета.

Он даже оставил в письмах мысли о нем.

Его записи и позволили мне представить тот вероятный диалог великого психотерапевта со своим скульптурным двойником.

2. Фрейд у портрета

В последние годы жизни Зигмунда Фрейда его ученики настойчиво просили учителя позировать скульптору для портрета.

Он нехотя согласился и вскоре стал невольным свидетелем сотворения его портрета из глины.

Однажды, когда портрет уже был достаточно похож, скульптор отлучился, оставив Фрейда наедине с его скульптурным двойником.

Между ними не мог не возникнуть диалог.

Вот каким автору представился диалог Фрейда с портретом.

— Это я? — подумал Фрейд, вглядываясь в портрет. — Да, это я.

Глиняный портрет молча смотрел в бесконечность.

— Изможденный, бородатый мастер своего дела из праха земного, — думал Фрейд. — Как добрый Господь.

Застывшее лицо портрета словно прислушивалось к внутреннему монологу Фрейда, участвуя тем самым в беседе своим молчаливым присутствием.

— Очень хорошо и удивительно похожее впечатление обо мне, — продолжал Фрейд молча, становясь напротив портрета.

Глиняное лицо смотрело на него, словно ожидая своего часа.

— Да. Потрепала тебя жизнь, старина, — заметил Фрейд, рассматривая черты очевидной старости.

Слепок лица молча согласился.

— Жизнь-то, кажется, уже клонится к закату. Не зря ученики настойчиво так просят мой прижизненный портрет, — подумал Фрейд, затуманивая взгляд.

Портрет внимательно смотрел на своего угрюмого двойника.

— Жизнь клонится к закату, и я постепенно склоняюсь, горблюсь. Склоняюсь перед смертью? — отвлекся старик на мгновение от скульптуры.

Портрет наблюдал и ждал.

— Ни перед кем не кланялся, а перед смертью склоняюсь? Да, перед ней склоняются все. Только перед жизнью мы не кланяемся. Видимо, считаем, что… Что? Жизнь — Эрос? Только ли Эрос? — усомнился Фрейд в собственной теории психоанализа.

Портрет красноречиво молчал.

— Вот мы с тобой еще живы, но говорим и о смерти, предвидим и предчувствуем ее. Она во мне уже присутствует… Она здесь во всей своей красе в виде постоянной боли, усталости, запахов и чувств. Ты ее чувствуешь? — наклонился Фрейд к глиняному лицу.

Портрет словно сморщился.

— Да что ты можешь чувствовать, прах ты земной? — еще сильнее наклонился Фрейд к холодному лицу.

Портрет вызывающе молчал.

— Прижизненный портрет. Подобие, созданное при жизни. Сколько смысла и сколько скрытой иронии, сарказма и даже издевки. Они насмехаются надо мной? Самоутверждаются, руководят, желая подчеркнуть, что будут чтить меня в моем двойнике после моей кончины. Будут жить и уважать мой образ и подобие. Тебя, грязь! — все более расходился психоаналитик.

Портрет ждал.

— Не обижаешься? Ты неизменен. Можешь ли ты обижаться? Молчишь. Можешь ли ты чувствовать и тем более мыслить?

Портрет смотрел прямо в глаза Фрейду.

— В тебе только то, что сейчас есть во мне, только это сиюминутное состояние тела и души.

Портрет молча соглашался.

— В этом мгновении есть только то, что есть от всего того, что было. От всего того, что было во мне при жизни.

Портрет утвердительно молчал.

— В этом мгновении вся моя прошедшая жизнь, во мне и в этом слепке вся она. Вся жизнь в одном мгновении и в одной форме. Твоя форма и есть символ моей жизни?

Портрет не мог не согласиться.

— Художник, конечно, примешал немного своего видения и своего мнения. При этом я видел, как он подстраивался под мои состояния и выражения. Он перевоплощался в меня, теряя себя и свое лицо? Его словно и не было. Только его руки и это первоначально бесформенное изображение, которое постепенно творилось и возникало из ничего. Ты сделан из ничего?

Конечно же — было написано на лице портрета.

— Все мое — из ничего… Весь я — из пустоты, из бездны небытия. Был сотворен…

Да! — донеслось со стороны портрета.

— Как? Кто сотворил меня? — спросил Фрейд.

Портрет улыбался еле заметной улыбкой.

— Великий скульптор? Творец один и другой сотворили нас из праха земного?

Да! — сказал портрет.

— Творец — образ и продукт человеческой культуры, — уточнил Фрейд свою мысль.

Если это так, то именно продукт культуры сотворил человека, — дополнил портрет.

— Вначале человек сотворил Творца, а потом Он — человека? — сказал Фрейд.

— А если все наоборот? — спросил портрет.

— В моей коллекции скульптур, что в кабинете, множество изображений богов и большинство из них имеют человеческие тела и даже лица. Несомненно, что боги подобны человеку, а человек — богам. У них сходная природа, — сказал Фрейд.

— Создал Бог человека по образу и подобию своему из праха земного и вдохнул в лице его жизнь, — сказа портрет.

— Создал скульптор тебя и уподобился в этом процессе Творцу? — с сарказмом произнес Фрейд.

— Да, — согласился портрет. — Я твой двойник и не могу думать иначе.

— Но Он создал человека по образу и подобию своему, а мой портрет слепил другой человек.

— На моем месте должен был бы быть автопортрет, — сказал портрет.

— Если бы я сотворил тебя сам, то образ мой и подобие были бы более близки самотворению? — размышлял Фрейд.

— Да, скульптурный автопортрет — чудо самосотворения, — согласился портрет.

— А как возможно вдохнуть в это холодное лицо жизнь? — спросил Фрейд у портрета.

Портрет молчал с многозначным выражением лица.

— Жизнь уже есть в тебе благодаря моему наблюдению тебя и отождествлению с тобой? Жизнь в лице портрета вдыхается наблюдателем? — спросил Фрейд.

— Да, — молча согласился портрет.

— Но почему ты выглядишь как добрый Господь? — спросил Фрейд у портрета.

— Это твое видение себя, и оно невольно обходит твою теорию психоанализа. Сквозь твои глаза на тебя же сморщит Творец, — сказал портрет.

— Творец смотрит сквозь мои глаза и отражается в моем лице? — спросил Фрейд.

— Ты и теперь будешь утверждать, что Бог — продукт человеческой культуры? — спросил глиняный портрет.

— Если я выгляжу как добрый Господь, это еще не означает, что Он во мне. Просто я о нем очень много думаю в последнее время. Можно сказать, что мои мысли о Боге и о человеке поглощают меня всецело. Но я не отождествляю себя с ним. Это было бы слишком… Отождествить себя с Богом, — сказал Фрейд.

— Образ Его и подобие всегда содержит в Себе первоначальный образ Творца, — констатировал портрет.

— Первый скульптор и первый образ Его и подобие во мне? — спросил Фрейд.

— Да, — ответил портрет.

— Осталось засучить рукава и сделать свой образ и подобие самостоятельно? — спросил психотерапевт.

— Приложи руки к моему лицу и почувствуй его со стороны, словно лепишь меня, — сказа портрет.

Фрейд приложил обе руки к глиняному изображению собственного лица.

— Особое переживание. Я держу в своих руках свое лицо и всего себя, вернее, свои образ и подобие, своего двойника, словно ребенка, — подумал Фрейд.

— Я и есть ты, — сказал портрет.

— Ты есть я, и все мое есть в тебе. Ты останешься после меня. Вернее будет сказать, я останусь в тебе на все будущие времена, на вечность, — сказал Фрейд.

— Да.

— Моя личность со всей ее историей в формах моего лица. История моего рода, этноса, человечества и живой природы вместилась в неживом и холодном материале, который все переживает и живет вне времени. Пребывает вне времени.

— Да. Время не для портрета. Портрет вне времени и содержит его в себе. Я — символ вечности, а сотворение образа и подобия — путь выхода из безобразности безвременья.

— Портрет запускает поток сознания у наблюдателя и фиксирует его в себе, словно особый кристалл смысла и света личности, — подумал Фрейд.

Портрет молчал.

— Со всеми пороками и возвышенными чувствами в одном лице. Со всеми мечтами и памятью, отношениями и способностями, с образованием и воспитанием.

— Я больше, чем просто форма лица человека. Я лицо его лица, — сказал портрет.

— Лицо личности?

— Да.

— Лицо личности может ли быть иным? — подумал психоаналитик.

Портрет словно кивнул.

— Мое лицо в моей жизни было таким разным и одним, единым. Его усредненный вариант, содержащий всю вселенную меня. Вселенную моей личности, способную раскрыться в любом наблюдателе моего портрета?

— Не в любом наблюдателе твоего портрета раскроется твоя личность, но в близком тебе человеке раскроется все то, что было, есть и будет в тебе, — сказал портрет.

— В моем портрете есть и моя перспектива? Моя смерть?

— Твоя перспектива не только в смерти, но и в той жизни, которая будет после нее.

— Что будет после нее?

— Жизнь моя и твоя во мне и вне меня.

— Жизнь моя в портрете и вне его. Представленность личности в мире через портрет и в портрете. Содержание формы лица и ее смыслы, смыслы формы, форма смысла и энергия формы. Смысл и сила чувств может иметь форму в лице портрета?

— Смыслы и чувства наполняют форму лица портрета и могут быть переданы всем наблюдателям в разной степени точности.

— Сила и жизнь формы лица портрета не одно и то же, что форма живого лица.

— Форма живого лица очень подвижна, изменчива, непостоянна и неполна. В ней еще нет смерти.

— А в портрете смерть уже присутствует?

— В портрете присутствует все, что потенциально есть не только в человеке, но и в физическом мире.

— Что же есть в физическом мире такого, чего нет в живом человеке?

— Постоянства формы, — ответил портрет.

— Зафиксированная форма лица в портрете, неизменность лица — признак силы?

— Неподвижная форма лица — признак вечности.

— Быть неподвижным при жизни можно и при психоанализе, когда мы отслеживаем поток сознания. Наблюдая свой личный поток мыслей и чувств, мы словно выходим за его пределы, и у нас появляется возможность быть для себя же внешним наблюдателем. Когда мы неподвижны в беседе, то возникает чувство выхода за пределы беседы, возникает ощущение новой и более сильной жизненной позиции, с которой мы можем выступать в роли не только стороннего наблюдателя, но и судьи. Это и есть выход за пределы времени?

— Я есть твое безвременье и вечность, я есть ты во всей своей сложности и непознаваемости, я есть твое отражение и содержание, я есть твой судья и друг.

— Да, тебе известно все, что есть во мне и вокруг меня. Но мне порой кажется, что в тебе есть еще что-то, чего я в себе не знаю, но только догадываюсь.

— Память предков и всего твоего рода, память человечества и его перспектива.

— Мы с тобой так можем договориться Бог весть до чего.

— Ты устал и не можешь идти дальше?

— Да. И тому есть объективные причины. Посмотри вокруг.

— Вижу.

— Еще есть жизнь. И ты мне поможешь?

— Я буду рядом всегда.

— Хорошо… Так тихо на душе, — подумал Фрейд.

Важно

Портрет может быть собеседником для нас даже в зрелом и преклонном возрасте.

Почему в диалоге с портретом легко преодолеваются защитные механизмы психики, а дорога самопознания становится посильной даже в старости?

Возможно, потому, что портрет не просто зеркальное отражение, зеркальный двойник.

Портрет — физический надвременной образ личности.

И диалог с портретом отражает внутренний диалог не просто с застывшим отражением, но диалог с надвременным образом человека, образом, который выходит за пределы времени в измерения вечности.

В талантливо исполненном портрете отражены все уровни души человека, все измерения времени жизни его (прошлое, настоящее и будущее), что невольно превращает отношения с портретом в откровенную связь со всем уникальным миром человека.

Дополнительные мысли

Внутренний диалог — основа нравственности, — в котором человек сам и обвинитель, и защитник, и судья.

Сенека

Мы создаем наш мир своим внутренним диалогом. Остановка этого диалога может изменить нас и наш мир.

Карлос Кастанеда

Симптом деперсонализации — утрата чувства собственного «Я», что сопровождается ощущением отсутствия мыслей, остановкой внутреннего диалога.

Мнение психиатра

Развивая и совершенствуя диалоги внутренние, мы развиваем и совершенствуем внешние диалоги и отношения с людьми.

Внутренние отражения мы переносим в окружающий мир, создавая его таким же, каким мы увидели его внутри.

Без внутреннего диалогического движения души не происходит развития и во внешних отношениях.

Во внутреннем душевном храме движение возможно по двум лестницам одновременно — вверх и вниз.

Вверх — к сверхсознанию, и вниз — в подсознание.

В каждом направлении индивидуальность может встретить свою ложь, которая рядится в различные маски.

За маской социальной роли, например, может стоять личность и даже лидер, что в полной мере выражено в диалоге «Художник».

Если брать еще более основательный и базовый уровень диалога, то он должен состояться с той сущностью человека, которая в полной мере пропитана животными инстинктами Эроса и Танатоса. И такой диалог уже затронет животную природу человека.

Все диалоги книги можно распределить по уровням человеческой души.

Таких уровней может быть девять. Они следующие:

1. Лидерский уровень (диалог «Власть истинная»).

2. Личностный уровень (диалог «Фрейд у портрета»).

3. Индивидуальный уровень (диалог «Душевная пустота»).

4. Семейный уровень (диалог «Как жить»).

5. Родовой уровень (диалог «Любовь»).

6. Общечеловеческий уровень (диалог «Жизнь противоречивая»).

7. Животный уровень (диалог «Отдых и страх»).

8. Физический уровень (диалог «Тела женщин»).

9. Темпоральный, скрытый и непроявленный уровень (диалог « Лица жизни вечной»).

Если у каждого из этих уровней жизни души есть свои смыслы и слова, а мы убеждены, что жизнь души всегда диалогична, то значит, могут быть и диалоги.

Если диалоги могут быть, то их можно наблюдать и записывать.

Специфическим, возможно, покажется для читателя уровень темпоральный.

Он содержит не только чистый поток сознания без пространственных ощущений, в том числе и ощущений тела, но и выход за его пределы, то есть чисто временной или безвременной.

Но он, уверяю вас, имеет свои уникальные диалоги.

Более подробно о темпоральности души можно посмотреть в книге С. А. Кравченко «Темпоральная психология. В измерениях времени и за его пределами».

Здесь уместно только будет сказать, что темпоральность — единственная объективная характеристика психических процессов.

Душа живет только во времени или за его пределами и может быть объективно познана только с опорой на временные характеристики.

Диалог записанный отличается от других литературных повествований тем, что он тоже происходит в рамках настоящего временного потока и может приблизиться по своим характеристикам к потоку сознания.

Что есть сократовский диалог, если не проникновение в суть вопроса или проблемы, в том числе и нравственного характера, непосредственно в процессе диалогического взаимодействия?

Отдельный участник в своей временной неподвижности не может быть носителем истины.

Если диалог происходит в масках, то он не может быть сократовским, так как он скрывает истинные лица, цели и состояния собеседников.

Если диалог с двойным смыслом, то тем более он не может быть сократовским, так как иносказателен и применим только там, где правду жизни преподносят в завуалированной занимательной форме.

Если диалог о пустом и поверхностном, то такой диалог возникает часто только ради самого диалога и просто удовлетворяет потребность человека в общении.

Если диалог только для того, чтобы поддержать разговор, заполнить время и некомфортную паузу, то и это не то, что нам нужно.

Таким образом, диалог можно назвать сократовским, если он о важном и правдиво подводит собеседников к сути и основанию темы, проникая в подсознание и выявляя скрытое ранее.

3. Любовь

Встретился Мужчина с Женщиной.

Они оба в зрелом возрасте.

Они, несомненно, имеют опыт жизни и чувств, образованы и воспитаны.

Более того, они нравятся друг другу, иначе между ними никогда не возник бы подобный диалог о Любви.

— Что есть любовь? — спросил он у нее.

— Любовь есть чувство, страстное желание быть рядом, близко и всецело с любимым! Мы все это знаем, но выразить не каждый может, — ответила она без капли сомнения.

— Почему же я задаю этот вопрос, почему сомневаюсь в своих чувствах, почему оно меня так мучает? — вновь спросил он.

— Это уже не любовь, а желание знать то, что знать невозможно. Оно просто чувствуется, разливается в душе теплом, истомой, наслаждением, оно просто есть, и все этим сказано, — ответила она.

— У каждого есть свое видение любимого человека, — продолжил мужчина. — Знание любимой еще до того, как увидел ее в первый раз. Это знание подобно образу, который скрыт в подсознании, в бессознательной природе человека. В этом причина феномена любви с первого взгляда.

— Ты хочешь сказать, что в моей душе изначально есть представление о любимом мужчине, которое я знаю с самого раннего детства? — спросила она.

— Я говорю о том, что в нас изначально живет образ любимого человека, и всю дальнейшую жизнь мы только приближаемся к нему, к нашему представлению любви, — ответил он. — Живой человек может собой символизировать архетип, который в нас всегда есть. И приближение к любимому человеку — это приближение к архетипу, но наше познание любимого человека, в том числе и в сексуальных отношениях, дает только некоторое познание спрятанного в глубине души образа.

— Возможно, именно поэтому часто возникает ощущение, что любимый — это тайна? — спросила она саму себя. — Любимый человек — это не только тело и его душевные проявления, которые всегда гораздо проще и не такие совершенные, как мы представляем и хотели бы видеть?

— Да! — сказал он. — Архетип-образ любимого человека всегда богаче, совершеннее, роднее и ближе. Он есть живая, родная и очень близкая часть нашей души, потому он идеален. Анима — частица мужской души, содержащая образы, чувства и смыслы идеальной женщины. Анимус — часть женской души, содержащей суть образа идеального мужчины. И как бы мы не метались по белому свету, не искали свою половину, мы всегда будем удовлетворены не полностью.

— Неудовлетворенность любимым человеком кроется в изначальной непознаваемости идеального мужчины, что скрыт в Анимусе, и доступен интуитивно женщине как идеал, что так хочется всегда видеть в любимом? — спросила она.

— От этого всплывает неудовлетворенность и реальной женщиной, а потом и потеря чувства любви, — сказал он. — Чувство уходит в другую, менее познанную женщину, что, как нам кажется вначале, больше соответствует любимому образу. Особенно когда мы фантазируем об интимных отношениях.

— Секс с любимым возможен, но он нереален с идеалом? — спросила она.

— Секс с любимой женщиной — это желание познать, приблизиться и слиться со скрытым в собственной душе, удовлетворить жажду обладания, владения, овладения Анимой, что невозможно в полной мере никогда, и никогда не утоляет нашу жажду, — сказал он. Анима всегда манит и всегда недостижима. Образ живет своей жизнью, как мираж.

— Мираж? Любовь — мираж? Не хочу верить, — вырвалось у женщины.

— Устанавливая отношения с любимой женщиной, мы синхронно пытаемся строить мост с тайной частью своей души, и эта связь — жизненно важная потребность нашего развития, самопознания и часто основной смысл нашей жизни. Синхронные события: в физической реальности и в душе, в отношениях с любимой и во взаимоотношениях с Анимой. Но когда любовь уходит, они не синхронны, так как тоска по Аниме остается, а любимая женщина исчезает, словно мираж, если она уже не вызывает прежнего чувства, — сказал он.

— Любовь уходит в никуда или привязывается к другому человеку, а архетип в душе отдаляется, становится недосягаемым? Образ любимого — мой внутренний Бог? — спросила она.

— Любовь — это Бог, а образ любимого — его мираж, — поправил он.

— Мой образ любимого мужчины — мираж моего Бога? — спросила женщина. — Смотрю на любимого, словно на Бога, и молюсь ему, забываю себя, исчезаю в нем, растворяюсь в чувствах?

— Красиво сказано, но верно ли это высказывание? Что принесет оно в нашу жизнь? — усомнился мужчина. — Практика показывает, что если женщина боготворит мужчину, то его сексуальные намерения вызывают у нее удивление и внутренний конфликт, так как они противоречат в ее сознании образу Бога. Если же мужчина боготворит женщину, то он видит в ней сексуального партнера и не может быть с ней в интимных отношениях.

— О господи! Вообще-то да! У меня, у моей подруги был такой опыт. Он ей рассказывал сказки вечерами про все подряд, про свое обожествление матери и женщины вообще, но только не занимался с ней сексом. Вместе с этим уверял, что любит неимоверно. На людях все именно так и выглядело. Все завидовали, но наедине он продолжал играть роль поклонника божества.

— Образ божества стоит гораздо дальше, но сквозь архетип пола, чаще всего противоположного, он тянет нас к себе. Он внутренне стимулирует нас к развитию. А развитие немыслимо в обход познания архетипа пола. Ты никогда не приблизишься к чему-то более серьезному, если не пройдешь сквозь опыт познания архетипа пола. Мужчина не станет самим собой, не познав женщину, — сказал он с уверенностью.

— А есть еще какие-то архетипы-препятствия, помимо Анимуса? Я имею в виду для женщин? — спросила она, рассматривая его высокий лоб и прическу.

— Думаю, их масса, — ответил он. — И каждый из них имеет своего синхронного двойника в реальном мире. Например, архетип Матери, Мудреца, Ребенка и др. Все они испытывают нас на зрелость, и отношения с ними или приближают нас к тому раю, что мы интуитивно знаем, словно когда-то действительно были изгнаны из него.

— Это как? — спросила она. — А если без религиозных символов?

— Приближение к своей Самости — цель и единственный путь, который мы обречены проходить в своей жизни, но не каждый его проходит. Любовь — чувство доступа, код доступа в сердцевину мира, тропинка в бессознательное личности и коллективное бессознательное. Эту дорожку не каждый распознает, а если видит ее, то не признает и не рискнет по ней пойти.

— Потому что не проходит испытание любовью? — спросила она саму себя.

— Ею в том числе! — согласился он.

— В любви к мужчине все понятно. Приближайся и будь рядом с ним до конца. Только тогда ты познаешь свою скрытую часть души, — сказала она.

— А если такой возможности нет или если мы не находим в себе силы приблизиться и быть рядом? Или если мы не можем найти свою любовь? — спросил он.

— Если мы никого в жизни не любим, то не можем и в душе приблизиться к пониманию идеального любимого? — спросила она.

— Идеал иногда может приходить во сне или в другом измененном состоянии сознания, словно наяву, например, в медитации или в молитве! Процесс познания и овладения архетипом может происходить и во взаимоотношениях с воображаемым образом, если образ осознается.

— И от этого возникли фразы в религии, что монахини — невесты бога? — спросила она.

— Здесь, видимо, тоже не так все просто! — ответил он. — Но одно можно сказать точно: каждому из нас неоднократно дается в жизни шанс через чувства продвинуться к скрытой сердцевине мира.

— А если мы немного отойдем от сложного, и я спрошу о более простом?

— О чем же? — спросил мужчина.

— Любовь ведь бывает не только к мужчине или к женщине. А как быть с любовью к матери или к кому-то еще, например, к сестре или брату? Как быть с любовью к своему кумиру?

— Любовь к кумиру стирает лицо любящего, образ кумира заслоняет видение самого себя. Подражание кумиру ведет к перевоплощению и вызывает ощущение взгляда на мир глазами кумира.

— А в обычных любовных отношениях разве не возникает такой подмены лица, видения мира глазами другого, любимого человека? — спросила она.

— Видение мира глазами другого человека обогащает и делает, но одновременно важно отделять свое видение от видения глазами другого. Тогда мы можем понимать и принимать другого человека, не теряя себя в нем, — ответил мужчина.

— Понимание и принятие сходны с любовью? — спросила она.

— Понимание и принятие могут присутствовать в любви, которая наиболее полно видит мир, в том числе и свой внутренний мир, где скрыт образ любимого — архетип, — ответил он.

— А если я просто чувствую? Если я не размышляю так сложно? Как мне быть, если я теряю себя в другом? Я перестаю быть вне своего чувства, мое чувство к другому и есть я, — сказала она.

— Ты теряешь себя в другом, и одновременно твое чувство к другому и есть ты? — уточнил он.

— Да! Я превращаюсь в сплошное чувство. Я перестаю нормально чувствовать свое тело. Я больше ничего не могу чувствовать и тем более думать, — ответила она.

— Это похоже на безумие, но это гениально, — восхитился мужчина.

— Нет! Это не так. А может и так? Я не знаю, я чувствую, что так все и должно быть, что без чувств таких смысла в жизни нет, — воскликнула она.

— В тебе столько страсти, что я теряюсь в поле своих мыслей, — сказал мужчина. — Но вместе с этим смысл — это понятие, оно прямо зависит от знаний о предмете. Если мы не знаем, что такое любовь, то как мы можем утверждать, что в любви есть смысл?

— Если в ней нет смысла, то зачем она? Только ли для удовольствия или для страдания? — спросила она.

— Возможно, для разнообразия жизни? — спросил он у самого себя.

— Для того чтобы не было скучно? Чтобы жизнь была живой? — спросила она у него.

— Однажды утром я проснулся с очень ясным чувством того, что я никого в этом мире не люблю. И это было для меня очень новое переживание. Оно было с легким отрицательным ощущением мира, которое постепенно нарастало. Возникали тревога и чувство пустоты. Поток сознания постепенно останавливался, и время останавливалось, переходя в безвременье. В течение рабочего дня обычные заботы отвлекали меня, но утреннее чувство безвременья вечером возвратилось. Потом пришла ночь, и оно нахлынуло в полную силу. Это было невыносимо — душевный холод, пустота, одиночество и мрак. Было все подобно смерти. Я впервые почувствовал смерть в себе и вокруг себя.

— Если в нас нет любви, то приходит умирание? — спросила она.

— Если мы не живем, то умираем, — сказал он.

— Любовь и жизнь синонимы? — спросила она.

— Время жизни, видимо, всегда пропитано любовью. Если время жизни останавливается, то исчезает и чувство любви, — размышлял он.

— Но ты говорил, что архетипы внутри нас всегда содержат идеальные образы любимых. Другими словами, образ любимого человека должен всегда творить в нашей душе чувство любви? — спросила она.

— Идеального образа в душе, по всей видимости, недостаточно. Должен быть еще и неидеальный человек, напоминающий его, — сказал он.

— А если мы разочаровываемся в нашем неидеальном человеке? — спросила она и продолжила: — А мы начинаем разочаровываться в нашем неидеальном сразу же, как только замечаем его неидеальность.

— Столкнувшись с неидеальностью, мы неминуемо переживаем разочарование и оказываемся в состоянии тоски по чему-то недостижимому, что есть где-то в глубине душевного мира, — размышлял он вслух.

— А как же чувство благодарности к тому неидеальному человеку, который, пусть и на время, возбудил в нас чувство любви, переживание веры в существование идеального существа в этой жизни? — подумала она вслух.

— Мы, кажется, нашли ответ на вопрос, что есть любовь! — воскликнул он. — Это вера в существование идеального в этой жизни!

— Любовь — это чувство переживания идеального с неидеальным человеком в реальной жизни.

— Нашел! Мы можем прикоснуться и некоторое время пожить в идеальном мире во время жизни в мире реальном, если нас посетила любовь. И как этому не радоваться? Как не быть благодарным миру и человеку за это время и за это чувство?

Важно

Внутренняя речь для развитой личности кажется обычным делом.

Сложнее обстоят дела с внутренним диалогом.

Его не просто надо услышать и прислушаться к нему, понять, принять и стать участником.

Его порой нужно сотворить самому.

Но, создавая внутренний диалог или участвуя в нем, когда он невольно и на удивление творится сам, правильно будет думать, что мы не всегда являемся хозяевами внутреннего диалога.

Мы не всегда есть творцы внутренней речи и диалога.

Так же как мы не всегда можем создать и управлять диалогом внешним.

Кто же еще участвует во внутренних диалогах?

Субличности и неосознаваемые до конца сущности бессознательного.

В измененных состояниях сознания, например, во сне или в бреду, мы можем видеть и чувствовать других участников диалога, а сами не всегда являемся самими собой.

Внутренний диалог — самое сокровенное в личности.

У каждого из людей есть или был родитель, родители.

Первые речи и диалоги формируются с ними, они же становятся частью души человека (субличностью), с которой всегда идет непрекращающийся диалог.

Хотя бы раз в жизни человек может осознать эти отношения и записать их, подумать над ними и улучшить, тем самым улучшая социальные отношения с родителями или с людьми, которые замещают их социальную роль.

Дополнительные мысли

Внутренняя речь (диалог) — параллельный мир со своими героями, иногда совпадающими со своими двойниками в физическом мире, но чаще не совпадающими, так как находятся в другом пространстве и времени.

Мир со своими правилами и законами.

Но эти миры влияют друг на друга и объясняют друг друга, отвечают на вопросы и разгадывают тайны.

Герои мира внутренней речи (диалога) всегда живы и всегда доступны, как на Том свете, но еще со времен Данте Тот свет разделен на уровни, и обитатели Того света распределены по уровням согласно заслугам на Этом свете.

Какой бы наивной не казалась структура мира по Данте для некоторых знатоков структур психического, душевного и духовного миров, она все же присутствует в мышлении человека современного и помогает структурировать внутренние образы людей (субличности).

Внутренняя речь (диалог) объединяет Тот и Этот миры.

В нем нет разделения на Тот и на Этот свет.

Все миры и света объединены внутренним миром человека.

Сознание личности всегда выходит за пределы физического мира (пространства) и за пределы времени.

Время для сознания относительно и легко сознанием преодолевается.

Сознание выходит за его пределы и устанавливает диалог с образом (субличностью) любых времен.

Сознанию одинаково легко вести диалог как с образом настоящего, так и с образом тысячелетнего прошлого или предполагаемого будущего любого отдаления, как с образом личности, так и с образом архетипа или неодушевленного предмета из физического мира, например, планеты Земля, Родин.

Физический мир «здесь и сейчас»; этот мир ничтожно мал по сравнению с миром внутренним, миром внутренних диалогов.

Писатель (художник) выносит мир внутренних диалогов в Этот мир, делая его доступным для всех.

Сновидения — яркое свидетельство мира внутренних диалогов — часто являются материалом для произведений искусства.

4. Как жить?

Выяснено все, за исключением того, как жить.

Жан Поль Сартр

Диалог между повзрослевшим ребенком и престарелым родителем, сыном и отцом.

Где бы они ни находились, в каком бы времени ни жили, подобный разговор между ними всегда может состояться.

И важное в том, что ребенок пока плохо себе представляет, каково быть родителем, но родитель может понять своего ребенка, если будет помнить, знать, понимать и принимать себя в своем прошедшем детстве.

Полное понимание своих родителей приходит только тогда, когда дети доживают до их возраста.

Иногда вслед за пониманием приходит и принятие — безоценочное принятие того самого близкого человека, которого уже нет.

— Как жить? — спросил ребенок напряженно.

— Подражать другим и учиться, наблюдать и учиться, слушать и учиться, — ответил родитель.

— А если я уже всему научился? — вновь спросил ребенок.

— Всему? Всему научиться невозможно, — сказал родитель.

— Почти всему. Всему, что мне нужно, — самоуверенно ответил ребенок.

— Ты знаешь, что тебе нужно, что тебе понадобиться в жизни? — спросил отец.

— Нет. Я имел в виду, что я научился всему, что мне интересно сейчас, — ответил ребенок.

— Ты знаешь свои потребности сейчас? — спросил отец.

— Да. Я думаю, что я знаю свои потребности, — ответил сын.

— Если так, то жить можно просто по своим потребностям. Они мудрее нас? Хочешь есть — ешь, хочешь спасть — спи, пить — пей? Вот только есть закавыка одна: что делать, когда появляется потребность в уважении и любви? — спросил родитель.

— Уважении и любви? Их надо добиваться, — ответил ребенок неуверенно.

— Добиваться уважения и любви. У кого ты будешь добиваться любви?

— У людей. У тех, кто нас окружает. И, наверное, у тех, кто о нас знает или может узнать когда-то, — ответил ребенок.

— В слове «добиваться» есть что-то насильственное. Можно ли с помощью насилия добиться уважения и любви? — спросил отец. — В некоторых случаях говорят, что если боятся, то и уважают. Страх и уважение. Уважаю ли я тех, кого боюсь? Вопрос. Яснее обстоят дела с любовью. Я, да и любой другой человек, точно не смогу полюбить тех, кого боюсь.

— Добиться уважения и любви можно, например, с помощь самосовершенствования, развивая свои способности и таланты, — предположил подросток.

— Друг мой, вначале ты сказал, что уже научился всему, что тебе нужно и интересно сейчас. В настоящий момент нашей беседы ты думаешь так же? — спросил родитель.

— Нет, конечно. Развивать свои способности и таланты можно бесконечно, — ответил ребенок.

— Хорошо. На каком-то этапе развития своих способностей мы ожидаем, что автоматически наступят уважение и любовь к нам, — сказал отец. — А что если они, уважение и любовь окружающих нас людей, не наступят автоматически? Да они и по природе своей отличаются. В уважении больше здравого смысла, тогда как в любви — чувства.

— Если люди будут нуждаться во мне, в моих способностях, то они вынуждены будут меня и уважать, — с задором ответил ребенок.

— Если люди будут нуждаться в тебе, в твоих способностях, то это еще не значит, что они автоматически решат ими воспользоваться. А если так, то твои способности могут быть не востребованы и уважение от людей не придет. О том, чтобы вызвать чувство любви с помощью невостребованных способностей, мы даже и не говорим.

— Ты хочешь сказать, что самосовершенствование бесполезно? — раздраженно спросил подросток.

— Я этого не говорил. Мы только подошли к умозаключению, что невостребованные способности не могут вызвать уважение и тем более любовь, — ответил родитель.

— Значит, надо сделать так, чтобы способности были востребованы? Но как это сделать? — спросил ребенок растерянно.

— Уважение к нам могут вызвать наши способности, востребованные другими людьми. Тогда возникает вопрос о потребностях людей: в чем нуждаются люди, по каким вопросам они могут обратиться к нам за помощью? — спросил отец.

— Они нуждаются в том же, что и мы с тобой, — подумал вслух подросток.

— Люди, что нас окружают, имеют такие же, как у нас, потребности, нуждаются ли они в том числе в уважении и любви? — спросил отец.

— Да. Они хотят есть, спать, пить, любить… — ответил подросток.

— Все это так, но подумай, что ты можешь дать окружающим тебя людям прямо сейчас? Более того, возможно, кто-то из них прямо сейчас чего-то от тебя ждет или открыто просит тебя о помощи.

— Ну, это понятно! Надо посмотреть, подумать, вспомнить, — отмахнулся подросток и продолжил: — Важно развивать в себе те способности, что улучшают мою помощь людям, что во мне нуждаются!

— Вместе с этим не всегда от нас ждут того, что мы сами можем или хотим дать, — сказал отец.

— Чего же они могут от нас ждать еще? Преступления? Нарушения закона? Тогда в чем же ориентир? — растерянно спросил подросток.

— Ориентир внутри нас. Не всегда нас окружают люди, чьи любовь и уважение нам важны и нужны, — сказал отец. — Уважение и любовь, несомненно, имеют свое качество, и это качество зависит от человека, что их несет.

— С одной стороны, свою жизнь важно ориентировать на потребности людей, с другой — ориентир внутри нас? — спросил ребенок.

— Если ориентироваться только на окружающих людей, в том числе и на родителей, то неминуемо станешь сборником их поступков и мнений. А они очень противоречивы, — говорил отец. — Будешь как они: будешь своим, посредственным, серым и раздираемым внутренними противоречиями, в общем — как все. О таких людях можно сказать, что они без лица. Если же будешь ориентироваться только на себя, то прослывешь эгоистом и будешь ходить по кругу всю жизнь, никогда не сможешь ответить на вопрос «Как жить?».

— Тупик? Или есть еще источники знаков, подсказок и ориентиров? — спросил ребенок.

— Да, это твоя душа. Важно научиться спрашивать ее в самых сложных жизненных ситуациях — вот достойное умение. А она в своей глубине или в вышине содержит такие пласты и сферы, которые больше, чем твое я, но душа к ним изредка только прикасается. Приобщись в рамках мудрости предков к одной из духовных практик, и она выведет тебя на дорогу и ответит на твой вопрос, — сказал отец.

— Где отыскать такую практику и как понять, что она твоя? — спросил ребенок.

— Этот вопрос равен первому в нашем диалоге — как жить? И если я не могу тебе помочь, то я признаю это. Могу только рассказать о своем опыте поиска, как искал я.

— Речь о религии? — спросил ребенок.

— Не совсем точно. Духовная практика — усилие, путь к духовным открытиям, труд на этом пути, цель — приобрести духовный опыт и развить интуицию. Цели духовных практик различаются в зависимости от школы, системы. Например, в христианстве — это спасение, в буддизме — нирвана, в многочисленных оккультных и философских течениях — постижение высших истин. Формы духовных практик разнообразны и включают в себя, например, молитву, различные формы медитации, участие в ритуалах и прием различных веществ с целью достижения измененных состояний сознания. В измененных состояниях сознания важно не потеряться, потому важно иметь опытного наставника, учителя, который прошел далеко вперед.

— Все ради достижения измененных состояний сознания? — спросил подросток с улыбкой.

— Это распространенная ошибка мышления наркомана или алкоголика, ловушка, в которую попадают заблудшие души. Измененное состояние сознания только характеризует общее особое состояние души человека, который отрешается от состояния бодрствования, — говорил отец. — Человек с душевным расстройством тоже находится в измененном состоянии сознания, но он потерявшийся, словно в дебрях, в пустыне, в открытом море, он заблудился в бесконечной сфере сознания. В этой Вселенной легко потеряться без проводника и наставника, без карт и ориентиров, которыми и является веками отработанная другими практика в рамках духовной школы.

— А когда же жить, если вся жизнь превратится в духовную практику? — удивился подросток.

— Более точно сказать так: жизнь приобретает смысл и направленность, если в ней есть место для духовной практики. И только на этом пути мы можем получить ответы на все вопросы, в том числе и на вопрос «как жить?». Ты не сможешь прожить без остановок и падений, но только тот, кто видит будущий свет, может найти силы для жизни.

Важно

Диалог родителя и ребенка — один из основных диалогов, который происходит в мире душевном и в социальном мире.

Более того, субличности родителя и ребенка в современной психологии находятся в числе основных.

По молчаливому согласию их признают представители даже конфликтующих между собой психологических школ.

Субличности родителя и ребенка формируют основные навыки коммуникаций личности, между ними разгораются основные конфликты и споры как внутри души, так и во внешней реальности.

Субличность родителя в душе маленького ребенка первоначально формируется по образцу самых близких людей в семье.

Позже субличность родителя может меняться под влиянием других людей, кумиров, религиозных или мифологических образов.

Субличность ребенка всецело зависит от детства человека, но при сознательном пересмотре истории жизни с осознанием внутренних диалогов, с их развитием, изменением и преображением образ субличности ребенка может значительно меняться.

Изменения субличностей родителя и ребенка в процессе внутренних диалогов несомненно влекут за собой изменение диалогов внешних.

Более того, меняется качество отношений между субличностями, меняется и соотношение сил внутри души, меняются базовые установки личности на самого себя, на людей и на мир вообще.

Родитель имеет власть над ребенком изначально. И эта власть с первых дней непререкаемая. Постепенно, через комплекс неполноценности, ребенок пытается вырваться из-под власти родителя. И эти попытки закладывают у человека опыт отношений с властью. Далее мы перейдем к диалогу о власти.

Дополнительные мысли

Освоение внешнего пространства телом идет синхронно с освоением внутреннего пространства душой (осознание и внутренний диалог с бессознательным — трансцендентальная функция).

Тело идет по Земле, душа — по Космосу душ (коллективное бессознательное).

Диалог с говорящим бессознательным — первый и основной способ взаимодействия с ним.

Второй — изображение образов бессознательного и ритуальные действия с ним.

Но мы сосредоточимся на первом,

От второго — только рисунки в настоящей книге.

Проговаривание и тем более записывание слов есть акт творения мира того человека, в сознании которого слово возникло.

Письмо Древних Египтян (рисуночное письмо с дополнительными знаками) ближе к образам слов, как и наскальные рисунки древних людей.

Фонетическое письмо, в котором графический знак привязан к определенному звучанию, более символично и для его распознавания нужны знания смыслов, что стоят за символами букв.

Мир вокруг нас — это записанные слова (смыслы) и его знаки важно научиться читать.

Ребенок, изучая слова, входит в мир познания знаков (смыслов) природы, а слова (смыслы) становятся частью ребенка.

Подобное происходит и с осознанием образов бессознательного.

Такое осознание напоминает этапы приближения к природе Творца.

Вначале мы их просто осознаем.

Потом научаемся распознавать их уникальность.

Потом строим с ними внутренние диалоги, начиная с вопросов.

И в конце научаемся проговаривать и записывать свои диалоги, иногда в виде произведений искусства.

В начало психики человека мы ставим слово, и слово было у Бога. Но!

Слово всегда имеет за собой сущность говорящую, образ человека или другую, например, Бога или обобщающий образ, например, будущее личное.

Слово принадлежит не всегда сознательной части личности.

Слово может принадлежать и неосознаваемому образу (архетипу).

При диалогах внутренних через слова мы осознаем скрытые в подсознании сущности, их отношения и ценности, установки и планы (цели).

Если учесть, что архетип — врожденная сущность (структура, часть души), то и слова его могут быть врожденными, вечными.

Но есть и приобретенное, личное, опытное.