Бесплатный фрагмент - Дезертир

Такова жизнь…

Пресловутая повестка из военкомата, как черная пиратская метка, подоспела мне к концу июня девяносто второго. В очередной нелегкий для родной страны год несусветной неразберихи и хаоса.

Великий и могутный Советский Союз рухнул, взметя над одной шестой части суши, вихри раздора и сизые облака нищеты.

В моем городке, все также матерясь и стервенея, то и дело, переходя на кулачные бои, c раннего утра толпились километровые очереди за водкой и сахаром по талонам. На рынке в баночках продавали окурки. А местная молодежь глазела, пуская слюни, за рупь c носа, видео в тесных заводских «красных уголках».

Начиналась новая эпоха. Именуемая временем младореформаторов, либерализацией экономики, да жульнической приватизации народного богатства.

А я в восемь часов утра ушел служить в армию. Кроме грустной матери и маленькой сестренки никто не провожал. Закадычных друзей «забрили» еще ранней весной. Одноклассники, отлынивая и ужасно боясь за здоровенькие почки, правдами и неправдами пристроились учиться: кто поумней или со связями — в институты, попроще — в техникумы или профтехучилища.

Любимой девушки у меня уже не было, потому как несостоявшаяся теща считала, что в те замутненные алчностью годы добровольно в армию мог пойти только редкостный «дебил».

И после заунывных проводов под пьяные «переливы» гармошки на местном «пятачке» старенький ПАЗик повез четверых «солдатиков» в областной комиссариат. А через несколько часов мы благополучно подкатили прямо к кирпичному порогу пересыльного пункта.

Первое ощущение подвоха в доблестной воинской пропаганде проявилось на ужине. Когда в мою миску «чпокнулся» комок склизкой совершенно несоленой овсяной каши.

— Извините, пожалуйста! Нет ли у вас кетчупа или хотя бы соли? — спросил я у полковника, что стоял рядом, наблюдая за порядком.

— Соль вредна! Боец! Жуй, давай! — съязвил полковник.

— А как есть — это..?! Сопли какие-то! — возразил я, и сразу же об этом пожалел.

Полковник долго и противно визжал, брызгаясь в меня слюной. Кое-как разобрал из его рева, что после ужина мне придется перемыть всю столовую.

Через час спускаясь по темной лестнице в свое расположение на второй этаж, я наступил на что-то мягкое и скользкое.

Вдруг откуда-то, точно черт из табакерки вынырнул тот же полковник. Начал опять вопить на меня, что, дескать, я «нагадил» тут. И мне надо, как минимум, немедленно убрать за собой.

Конечно же, стал спорить c ним, попутно обшаркивая подошву o чистые края ступенек. Доказывал, что я здесь совершенно ни при чем, и убирать не буду, хотя бы из принципа.

— Фамилия, твоя?! — вышел из себя нервный полковник.

— Не «твоя», а «Ваша», — деликатно поправил я офицера.

— Ваша фамилия? — взвизгнул он.

— Зарубин Алексей Михайлович! — c гордостью представился я, — другое дело! А то «тыкаете» тут…

— Что?! Да я, тебя…!!! Я, Вас.., товарищ призывник, сгною! Дисбатом закончишь…, — визжал он на всю лестницу.

«Полкан» попытался ухватить меня за шиворот.

Неловко увернувшись от него, оставив в полковничьих кулаках оторванный воротничок от джинсовой курточки, я сбежал вниз на безопасное расстояние.

Не зная как отомстить вредному вояке, чуть приостановился на последнем лестничном пролете.

И, припоминая абсолютно все, что смог бы полезного для такой ситуации использовать выученное в школе, напрягая все извилины мозга, я придумал.

Перед моими глазами всплыл-таки спасительный образ бедной учительницы французского языка. Людмила Леопольдовна пять лет безуспешно старалась научить меня хоть чему-нибудь.

Но сейчас она бы мной гордилась! C чистейшим парижским акцентом я рявкнул в сторону опешившего полковника, успев помахать ручкой на прощание: «Бонсуар!».

— Кто это — «су-ар»?! Я тебе дам — «бансуару»!

Но я уже быстро смылся…

А на следующее утро я уже стоял в строю сборной команды, отправляемой на восток, куда-то за Байкал.

Рядом на плацу переминались c ноги на ногу будущие танкисты, артиллеристы, пограничники. Отдельно построились «герои — моряки-подводники». Сопровождавшие их офицеры во флотской черной форме, точно грачи, громко и c энтузиазмом расписывали все прелести службы на Тихоокеанском флоте.

А наши — худой лейтенантик в красивом голубом берете и капитан в выцветшем застиранном камуфляже c грустными обвисшими усами на усталом лице — только и вздохнули, скептически осматривая «разлихой отряд».

Капитан поцарапал красный нос. Ехидно усмехнулся чему-то, в особенности, разглядывая меня. Взял свой вещмешок и молчком направился в сторону КПП.

Лейтенант бодро и быстро поздравил нас c тем, что мы теперь десантники — так сказать, элита Вооруженных сил. Негромко скомандовал: «На пра-во! Ша-гом,..арш!»

И мы потопали в сторону вокзала…

Изрядно замызганный поезд «Москва-Хабаровск» лихо мчал по кривым рельсам, увозя новобранцев куда-то далеко-далеко. Туда, куда нормальный человек в нормальной своей жизни добровольно не поедет. Только искры от дизельного двигателя локомотива проносились в окне. Мелькали елки, сосны, березки. Показался и исчез из виду Байкал c зеленовато-прозрачной водой.

Заняв почти весь плацкартный вагон, мы мечтали o будущей замечательной службе, o прыжках c парашютом, сногсшибательных навыках рукопашного боя. Представляли, как научимся ломать руками кирпичи. Грезили заветной тельняшкой и голубым беретом.

Лейтенант c капитаном дрыхли в своем купе, накушавшись «чаю» из бездонной фляжки. Лишь изредка капитан, в очередной раз, очухавшись, призывал меня в «офицерское» купе:

— Эй, малой! Иди сюда! Зарубин! Зарубин! За-ру-бин! — орал он на весь вагон.

— Да здесь я. Товарищ капитан. Чего орать-то?

— Молодчина, Зарубин! Как дела?

— Отлично!

— Ну и славно…, — успокаивался капитан, укладываясь «калачиком» еще часик-другой всхрапнуть.

Лейтенант же долго бродил, шатаясь, по вагону. Считал пацанов. Сбивался всегда где-то на середине. Начинал сначала. Опять сбивался. Беспомощно махал рукой. И тоже ложился спать.

Ребята заинтересовались, почему я персонально «прикреплен» за капитаном. Может быть, направили в какое-нибудь спецподразделение? Судя по лихому виду капитана, офицер он был боевой.

— Наверное, ты спортсмен? Боксер? Самбист? Каратист?! Какой разряд?! — домогались будущие сослуживцы.

— Выносливый! — неопределенно отвечал я, сам теряясь в догадках.

Спустя несколько дней беспечной дороги, под утро прибыли в пункт назначения.

Здание вокзала отсутствовало. В тупике стояли два вагончика: один из них назывался кассой, другой — залом ожидания.

И кругом, куда ни посмотри, одни сопки, сопки, сопки. До самого горизонта — во все четыре стороны, и в таком же порядке обратно.

Злой и грязный городишка, где дислоцировалась часть, я невзлюбил c первой минуты, как только осмотрелся, а он ответил мне тем же, больно проколов ногу торчащим из земли острым штырем.

Никто нас не встретил. Под предводительством все того же усатого капитана и лейтенанта долго шли по дороге, затем тащились по узкой тропинке куда-то вверх на гору. Спустились. Снова поднялись. Уже изрядно пропотели, когда, наконец, c самой высокой вершины открылся впечатляющий вид на прилегающую местность.

Внизу виднелись две вытянутые многоэтажки — казармы, плац c развивающимся синим флагом ВДВ, небольшой штаб, котельная, еще какие-то непонятные сооружения.

Но вот над нами, оглушая ревом моторов и свистом лопастей, чуть ли не задевая наши нестриженые макушки, лихо пронеслись два зеленых вертолета. Аж дух захватило! Вот это силища!

И мы чуть не бегом устремились к воротам КПП славной воздушно-десантной бригады.

— Эй, малой! А ты куда? Нам c тобой направо, — вернул меня капитан, показывая на ворота другого КПП.

Я c неохотой и тревожным чувством вернулся.

На моих воротах красовалась странная эмблема c нарисованным трактором посередине, нелепым якорем и молниями по краям. А на стене здания висел плакат, где золотыми буквами на черном фоне оттеснен лозунг: «Воин-строитель! Борись за качество строительных работ!»

«Стройбат» — чуть не заплакав, догадался я.

Вспомнил зловредного полковника.

И сил душевных осталось только произнести: «Се ля ви…»

Самураи

— Зарубин! Чё рожу брезгливо морщишь?! — окрикнул у ворот меня капитан, — пошли, давай…

Я понуро поплелся в свою «родной» и «желанный» батальон, думая только o том, сильно ли будут лупить меня в первую армейскую ночь злобные «деды», и в итоге, когда прирежут — вечером или под утро.

На удивление внутри части за высоким забором было чисто и по-домашнему симпатично. В побеленных клумбах распускались красивые цветы. Зеленые кустики вдоль стены аккуратно подстрижены. В отполированных до зеркального блеска стеклах окон виднелось мое унылое отражение. А у входа в штаб, завидев капитана, вытянулся по струнке дневальный солдатик.

В очочках, выцветшей «афганке» и военной панаме c широкими полями он больше походил не на «бандита-стройбатовца», а на типичного ботаника в зоологическом саду.

— Вольно, Евлахов, вольно, — поприветствовал капитан дневального, — «дед» у себя?

— Так точно, Григорий Васильевич! Но скоро уедет. УАЗик на заправку выехал, — четко доложил Евлахов.

— Молодец! — похвалил капитан, заходя в здание, и попутно ударив понарошку солдатика под дых.

— Григорий Васильевич! У меня реакция! Непроизвольно могу и ответить! — расхарахорился Евлахов.

— Чего?! Я те дам! Реакционер, нашелся…

В штабе капитан меня оставил в коридоре. Сам зашел к комбату, плотно прикрыв за собой дверь.

Я разглядывал стенды. На черно-белых фотографиях позировали солдаты и офицеры на фоне высоких гор. Надписи над фото красноречиво говорили o том, что когда-то часть отличилась в Афганистане.

Из кабинета комбата то и дело доносились маты на повышенных тонах вперемежку c громким смехом.

Наконец Григорий Васильевич вышел. Шумно выдохнул. И втолкнул меня к главному командиру, закрыв за мной дверь.

В просторном светлом кабинете за огромным столом восседал здоровущий майор. Уже в годах, c сединой в висках, но крепкий. Под форменной рубашкой c коротким рукавом мышцы так и играли.

— Проходи, не стесняйся, — пробасил комбат, c интересом листая, очевидно, мое личное дело.

Я подошел вплотную к столу. Огляделся. Нисколько не удивился, уткнувшись взглядом в большой портрет Иосифа Виссарионовича, висевшего на стене на самом почетном и видном месте. В дальнем углу стояла целая коллекция пластиковых удилищ и милицейская резиновая дубинка. «Наверное, заядлый рыбак» — подумал я.

— Ну что, Алексей Михайлович! Зарубин! Значит ты — водитель. Это хорошо! А! Вот! Еще и токарь! Просто замечательно! — майор поднял на меня глаза, — чего стоишь? Присаживайся! C виду вроде не из робких…

Я осторожно присел на край стула.

— Не боись! У нас коллектив небольшой, зато дружный. Так сказать — семья.

Я кивнул. Дескать, понимаю…

— Дедовщины у нас, Алексей, нет! Имей в виду, — заявил комбат, подкручивая шикарные усы c седыми «кисточками». — Барсовщина! Вот! Так-то! — Майор сжал огромный кулак, и легонько ударил им по столу. — Главный «барс» здесь, конечно — я! Теперь самое главное! Запомни! Три правила! И тогда у тебя будет все в ажуре. Первое, — не воруй! Второе, — не пей водку, паленую! И третье, — если где-то, что-то, и как-то…, — не попадайся! Понял?!

Я сильно мотнул головой. Дескать, все очень хорошо понял…

«Дед» куда-то позвонил.

— Тань! Здравствуй, еще раз! Чего? А Григория-то твоего? Только что отпустил домой. Дал ему три дня отгула. Ага!… Свяжи, пожалуйста, c бригадой. Да. C Орловым.

Показал мне указательным пальцем, что, мол, сейчас все «разрулим».

— Здравия желаю! Товарищ полковник! Это Галушко! Да… Да… Вашими молитвами!.. Нет. Семенов ездил. А кого еще пошлешь? Балбес. Ну что, что? Привез одного… А что делать? Будем надеяться на осенний призыв… Почему…?! Да Семенов мой не пьет! Это все твой лейтенант, наверное, — тут комбат загоготал, слушаю смешную историю c другого конца телефонного провода. Еще раз помахал мне указательным пальцем, вроде как: «…не торопись. Самое важное».

— Сергей Иванович! Слушай, возьми моего молодого к себе на КМБ! Тебе не все ли равно, одним больше — одним меньше… Нет. Водитель. Почему?.. По полной программе. Да пусть прыгает! Ха-ха-ха, гы-гы-гы!!!… Цемент-то? Не беспокойся. Ну. Как обещал. Десять тонн! К концу недели со склада… Все сделаем! Спасибо! Спасибо! Ну, лады! Привет Галине! Давай…

Комбат положил трубку. Потер, довольный, ручищи.

— Завтра отправляйся к десантникам, — немного задумавшись, стал инструктировать меня комбат, — пройдешь у них курс молодого бойца. Программу маршбросков на машине отъездишь… Строевую — там тебе обеспечат. А после присяги к нам! В родную часть… Лады?!

Я опять мотнул головой.

— Евлахов! — заорал комбат, так зычно, что я даже вздрогнул, — Ев-ла-хов!

Дневальный в очочках поразительно быстро, секунд через пять уже стоял, запыхавшись, в кабинете.

— Евлахов, бездельник! Вечно не дозовешься! Отведешь Алексея в расположение. Все ему покажешь. Скажешь старшине, чтобы его подстригли, одели, обули, в баньке обязательно помыли. Человек c дороги… А утром пусть отведет его в бригаду, к зам по тылу Орлову. Все понял?

— Так точно!

— Умница, Евлахов! Все, свободны оба… Пошли вон! Я тоже поехал…

Как и приказал «дед», до обеда меня быстренько обрили наголо, обули в кирзовые сапоги, выдали форму — образца покроя, наверняка, 60-х годов и пилотку со звездой.

Старшина — прапорщик Корытов — лично показал, как подшиваться и правильно мотать портянки. И даже расщедрившись, подарил пластмассовый пенал c наперстком, мотком ниток и парой иголок.

Заслышав o том, что меня «приказали» помыть и попарить в баньке, невероятно быстро вернулся капитан Семенов, успев переодеться в гражданский спортивный костюм.

Он лично руководил действиями банщика. Следил за качеством дров, кидаемых в топку, температурным режимом, и даже физическими свойствами пара.

— Сайдуллин! Можешь больше не подкидывать… Неси простыни и полотенца, — оживленно, распушив усы, командовал над банщиком Семенов, — и из столовой захвати чего-нибудь попить…

— Григорий Васильевич! Пусть в столовую молодой сгоняет! — попросил, не очень довольный внеплановой топкой бани, Сайдуллин.

— Я тебе сказал! — рявкнул капитан, побагровев от злости.

Не знаю как банщику, но мне сразу стало понятно, что здешние командиры могут, конечно, и пошутить по случаю, а могут и в серьезный «рог бараний загнуть»…

На войне, как на войне! Да, Зарубин?! Не «ссы»! Прорвемся! Пошли париться! — весело подмигнул мне капитан, видимо, намекая на мою «лестничную» стычку c полковником.

После фантастической парилки, c моими душераздирающими визгами под беспощадным веником Семенова, мы вдвоем сидели в уютном предбаннике.

Я пил вкусный компот. А Григорий Васильевич, осторожно выудив из своей сумки пару стеклянных бутылок, тянул пивко, блаженно постанывая.

— Ты не болеешь, Зарубин?! — участливо спросил капитан.

Я отрицательно помотал головой.

— Ну и славно! А я, брат, «приболел». Наверное, съел чего-нибудь…

Перед построением на обед потихоньку стал подтягиваться личный состав. Солдат и, правда, в части было немного: два чеченца, эстонец, казах, несколько узбеков, украинцев, белорусов, немного русских, и Ваш покорный слуга. В общем — интернационал! Все как один — одетые в такие же выцветшие «афганки» и широкополые панамы. Нервно теребя свою пилотку, мне даже немножко стало завидно.

Как выяснилось, самым молодым — «салагой» и «духом» — оказался один я. Витя Евлахов отслужил уже полгода. А остальные — дембеля. Впрочем, и выглядели они лет на десять — пятнадцать старше меня. Но, к счастью, должны уволиться уже нынче зимой.

Несмотря на мои страхи и опасения ребята оказались дружелюбными. Обступили. Рассматривали. Расспрашивали наперебой: как звать, откуда родом, какой профессии обучался до призыва.

Узнав, что я могу только шоферить немного, приуныли, мечтая до дембеля найти себе замену.

— Ничего. На бульдозере тоже смогешь. «Дед» научит! — предрек c измазанным мазутой лбом крепенький тракторист Митя c Алтая.

— Эле-ктри-ком бу-дет, — «тянул» каждый слог эстонец Ивар.

— Дарагой! Какой, электрик?! Да?! Лехи! Иды — крановшыком! Зарплата! Калым! — подговаривал Шамиль из Грозного.

— Строиться на обед! Бегом! Разгалделись тут! — прикрикнул, выйдя на крыльцо, прапорщик Корытов, — Самцов! В строй! Кому сказал?!

Громадный Самцов, ни много ни мало двух метров роста и накаченными до нельзя бицепсами, чуть не на полусогнутых подскакал к последней шеренге и встал рядом со мной.

— Здорово! Земеля! — глупо улыбаясь, протянул мне большущую ручищу, и тихо, заговорщицки, прошептал, — каменщиком иди! Камины класть научу! Во! Работенка!

— Самцов! — рявкнул старшина, — ну-ка в первую шеренгу… Обормот!

Хоть я и был не особо голоден, но обед c курятиной в наваристом супе, котлетами на второе и сладким киселем больше напоминал приличный свадебный или поминальный стол.

Меня посадили за стол с Васей Самцовым, Иваром и Шамилем.

Никто никуда никого не торопил. Ели, вкусно причмокивая горячий суп.

Вдоль столов ходил взад-вперед прапорщик Корытов, изредка окрикивая кого-нибудь из солдат:

— Чекрыжев! Бля! Я говорил тебе умыться?!

— Андрей Андреевич! Я мылся! — возмутился бульдозерист Митя, показывая бусые руки.

— А сопатку кто мыть будет?! Над тобой даже вон Дилшот смеется.

Сидевший за соседним столом узбек Дилшот, занятый выковыриванием спичкой мяса из зубов, расплылся в белоснежной улыбке.

Прискакал дневальный Витя. Уселся подальше от всех. Вытащил из-за пазухи книгу. Так и ел, читая и громко чавкая.

Старшина тихонько подкрался к Евлахову, всецело занятому чтивом. Тот, почувствовав на себе чужой взгляд, обернулся. Корытов молчком отобрал книгу. Пролистал несколько страниц.

— После отбоя дашь почитать, — только и произнес Корытов, возвращая «Анжелику» хозяину.

— Бибуев! Би-бу-ев!

В поварском окошке появилось большеносое лицо повара.

— Ну ка, положи мне второго. Чего-то тоже есть захотелось.

Через пару минут в окошке уже появилась большая фарфоровая тарелка c гарниром и тремя котлетами. Затем предстал маленький чайничек c любимым старшиной зеленым чаем.

— Баркалла! — по-чеченски поблагодарил Андрей Андреич, и тут же заорал, — Бибуев! Вилку-то, дай!

После сытного обеда строительный батальон почти в полном составе спрятался в сушилке немножко всхрапнуть. А через час все ушли на работу. Меня отправили в столовую к Бибуеву помогать чистить картошку.

Прогуляться и осмотреть часть не выдалось. Начиналась гроза.

Весь вечер по крышам барабанил дождь и хлестал по окнам шквалистый ветер.

После ужина несколько офицеров все еще сидели в кабинете ротного, расположенного в самом начале помещения казармы.

По телевизору, высоко подвешенному к стене, преодолевая черно-белую рябь и шумные помехи, начинался очередной сериал. Диктор объявлял главных героев и предыдущие события: «…Вероника Кастро, Рохелио Родригес, Марикрус Нахера… Диего завязывает дружбу c Луис Альберто. Эстер помогает доктор Гомес…»

— Евлахов! Переключи эту «нахеру», — заорал старшина из каптерки.

Дневальный рысцой бросился по продолу исполнять приказ старшины.

По другому каналу: «…София Кепвелл и бывшая жена Си-си скрывались в окрестностях Санта-Барбары… А Круз Кастильо застает Джину в постели c Мейсоном…».

— Евлахов! Ты че, издеваешься, бля?! — опять завопил Корытов.

Бедный Евлахов судорожно щелкал каналы: «…Куплю жене сапоги!»; «…Инвайт! Просто добавь воды!..»; «…Коля любит Мамбу, Оля любит Мамбу…».

Прапорщик не выдержал. Дошагал, пыша злобой, до телевизора. И чуть ли не c корнем выдернул антенну.

Перед отбоем гроза утихла.

Офицеры, громко разговаривая и над чем-то покатываясь со смеху, потопали вниз по лестнице домой. Старый знакомый Григорий Васильевич, c пурпуровым носом, истово всем доказывал, что у него и оставались только три «девятки» да «король»…

— Рота строиться в расположении! Форма одежды номер один! — закричал благим матом Витя, стоя на «тумбочке».

Не зная, как поступать в той или иной ситуации, я делал как все.

Так что в одних только сапогах и новеньких огромных трусах тоже встал в строй.

Из каптерки вышел старшина. Пересчитал всех присутствующих. Удовлетворенно кивнул. И начал обход…

Первым был я.

Корытов внимательно осмотрел меня c головы до ног. Но, припомнив, что утром самолично остриг под «ноль», ехидно ухмыльнулся и пошел дальше.

Вторым за мной стоял Вася.

То ли боясь связываться c Самцовым, которому Корытов был чуть выше пупка, а может не найдя повода старшина шагнул к следующему бойцу.

— Чекрыжев! Бля! Я сколько раз тебе говорил помыться?!

— Я мылся! — психанул Матвей, и, печатая шаг, направился в комнату c умывальниками.

— Куда пошел?! В баню иди! Да, замочи себя там, на часик, в тазике! — вслед бульдозеристу проорал Корытов.

— А ты чего ржешь?! — старшина уже бил ладонями по ушам татарчонка из Сибири, — шинель не вернешь, так вот в трусах домой и поедешь!

— Товарищ прапорщик! Больно, блин…

— Конечно, больно, Сайдуллин! Кто спорит? И шинель твоя, наверняка, уже по Харбину гуляет!

— Мишкаускас!

— Я-а-а!

— Х… -на! Когда розетки заменишь в расположении?!

Длинный и белобрысый Ивар c тощими ногами только пожал плечами, — то-ва-рищ пра-пор-щик, но-вый ка-бель ну-жен.

— Ищи!

— Где я его най-ду?!

— Так! Тебе подстричься. Тебе тоже. И тебе… Кантик поправь, — выборочно наставлял старшина почти каждого третьего, проходя мимо строя, — Бибуев, побриться! Ходишь как абрек!

Подойдя вплотную к очередному солдатику, у Корытова перекосило лицо так, точно он съел целый лимон.

Наступила гробовая тишина.

Видимо, от бессилия что-либо сделать, прапорщик закрыл лицо руками, нервно покачиваясь из стороны в сторону…

— Абдуллаев!

— Я, товарищ прапорщик!

— Что, это?! — показал старшина пальцем на татуировку, красиво выколотую на груди поджаро-загорелого парнишки из Узбекистана.

— Самурайка! — добродушно заулыбался солдатик.

— А это? — Андрей Андреевич разглядывал другую картинку на плече Абдуллаева.

— Дракон!

— А что написано?! — устало спросил старшина.

— «Самурай»! И «дракон»!

— Евлахов! — крикнул прапорщик дневальному, — ну ка зайди в каптерку. Там на шкафу пакет лежит, синий. Тащи его сюда.

Пока Витя искал пакет, прапорщик переключился на земляка Абдуллаева, — а у тебя что нарисовано?

— Тигр! — явно довольный ответил Дилшот, выпячивая левое плечо.

— А что делает твой «тигрище»?! — пристал старшина, очевидно затеяв какой-то подвох.

— Зубы показывает!

— А зачем он «зубы показывает»?!

— Чтобы боялись!

— Кому ты нах… нужен?! Лезут к тебе, что ли…?