Бесплатный фрагмент - Девушка в сонном царстве

Девушка в сонном царстве

Глава первая

Я навсегда запомнила тот теплый майский день — он был началом, главной точкой отсчета моей новой жизни. В тот день я впервые перешла к активным действиям. Капнула последняя капля в чашу моего долготерпения, и заветный сосуд переполнился. Тихоня и мечтательница внезапно взбунтовалась.

Да сколько ж можно?!

Я буквально сходила с ума от злости и досады. На кого я злилась? Естественно, на себя!

Сколько ж можно, свесив бледные ножки с кровати, ждать в подарок хрустальную туфельку? Сколько можно молчаливо наблюдать, как безвозвратно утекает время моей не слишком удавшейся жизни?

То, что жизнь не слишком удалась, мне тогда казалось очевидным — если девушке двадцать один, и она до сих пор одна, значит, удачей в ее жизни и не пахнет.

Но с этого дня все пойдет по-другому!

Я до боли сжимала кулачки, угрожая себе, небесам и еще неведомо кому.

Нет, я не буду больше ждать подарков от судьбы! Хрустальных туфелек не существует, да и я — отнюдь не Золушка из сказки. К тому же принц сейчас пошел ужасно робкий… Я сама его добьюсь, вот увидите!

Принца, которого я обещала добиться, звали Кириллом Лопатиным.

Кто такой Кирилл Лопатин? Ну, как вам сказать… Симпатичный шатен с большими синими глазами, в компании студентов — просто Кир, и вот уже почти два года — самый желанный для меня мужчина на свете.

Признаюсь, что самым желанным он стал не сразу. До второго курса я никак его не выделяла. Он учился в соседней группе и был всего лишь одним из вечно куда-то спешащих студентов. Обычный парень, как сотни других в нашем вузе…

Любовное чувство нагрянуло внезапно.

После летних каникул, отдохнувшие и загорелые, мы с Киром случайно столкнулись на лестнице. И не просто столкнулись, а буквально врезались друг в друга лбами.

Никто из нас серьезных травм не получил. Он извинился, я извинилась. Потом мы словно по команде взглянули друг на друга, и в тот момент со мной что-то случилось. Что-то новое и очень волнующее.

Парень не просто смотрел на меня, а разглядывал с особым мужским интересом. Этот интерес в глазах мужчины заставляет скромных девушек смущаться, а нескромных побуждает к глупому кокетству и нездоровой (на мой тогдашний взгляд) активности.

Я, как типичный представитель скромных девушек, от взгляда Лопатина сразу смутилась. Но перед тем, как стыдливо потупить глаза, успела кое-что заметить. Парень был ужасно симпатичный, а в его слегка прищуренных глазах плескалась синева — таких пронзительных и ярких глаз ни у кого на курсе не было.

— Ладно, пока, — бросил мне Кир и устремился вверх по лестнице.

Я же в смятенных чувствах, не замечая ничего и никого вокруг, направилась вниз и незаметно прошла два лишних пролета.

Казалось бы, невесть какое происшествие (студент со студенткой столкнулись на лестнице лбами), но именно оно и запустило процесс. Пару-тройку дней я ходила сама не своя, а потом внезапно осознала, что безумно влюблена в Лопатина.

Напомню, от природы я была весьма застенчива и «брать быка за рога», как мои разбитные сокурсницы, увы, не умела. Я не смогла бы первой назначить парню свидание, а уж тем более признаться ему в любви. Единственное, на что меня хватило, это томные взгляды, которыми я одаривала его на лекциях. Иногда наши взгляды встречались… В такие моменты я млела от счастья.

Я почему-то искренне считала, что между нами завязались «отношения». Да-да, я почти не сомневалась, что Кир Лопатин тайно в меня влюблен. Тот факт, что он не очень-то торопится с признанием в любви, легко находил у меня объяснение. Он просто ужасно застенчив! Чтобы признаться в любви, ему нужно созреть.

Мне бы хоть чуточку смелости, сама бы к нему подошла — и будь что будет. Все лучше, чем впустую потраченное время! Но я была такой, какой была, — все время чего-то боялась. Боялась, что Лопатин посмеется над моим признанием в любви (я, конечно, верила, что он в меня влюблен, но все же малость сомневалась). Боялась, что об этом узнают мои однокурсники, и на меня со всех сторон посыпятся насмешки.

Короче, я решила подождать, пока созреет Кир, а сама с головой погрузилась в мечты. В мечтах я была защищена и от позора быть отвергнутой, и от насмешек окружающих. Там у нас с Киром давно все сложилось, и никаких усилий от меня не требовалось.

В итоге мой «роман» переместился в виртуальное пространство и развивался уже там. Развивался, надо вам сказать, довольно бойко. Кир подарил мне колечко с бриллиантом, а потом еще браслетик и жемчужное колье. Потом мы с ним сыграли свадьбу в ресторане (раза три или четыре). А в одном из вариантов у нас даже были дети (мальчик и девочка).

Остатками ума я понимала, что безнадежно упускаю время, но сделать шаг из виртуального пространства в реальность не могла. Живя в защитном коконе из собственных мечтаний, я не очень-то стремилась на свободу. Снаружи был реальный мир взаправдашних страстей, который с малых лет меня пугал.

В мечтах и ожидании прошло почти два года, потом же все внезапно рухнуло. На нашем курсе нашелся человек, заставивший меня очнуться. Им оказалась моя подруга Люська Шилова. Даже не знаю, стоит ли ее благодарить?..

Все случилось на фармакологии.

Фармакология — не мой предмет. Лекции казались на редкость занудными, зато прекрасно подходили для виртуального романа. Спокойный голос пожилого лысого доцента был словно пульт от телевизора — едва его заслышав, я переключалась на другой канал.

Только что была на лекции — и уже, представьте, где-то на Мальдивах. Рядом, конечно же, Кир. Мы беззаботно болтаем в уютном приморском кафе, картинно загораем на песчаном пляже, плещемся в прозрачной тепленькой морской водичке и с упоением наблюдаем, как на дне, между камнями, копошатся крабики. Потом лениво шествуем в отель, где в просторном «президентском» люксе медленно танцуем под эротическую музыку. Внезапно, бросив танец, прыгаем на широченную кровать и торопливо раздеваемся. О дальнейшем я, пожалуй, умолчу.

В этот раз все было как обычно. Впереди и чуть правее сидел Кир, что давало мне возможность незаметно любоваться его красивым профилем. Рядом со мной восседала Люська Шилова и быстро строчила конспект, как всегда не замечая моих взглядов в сторону Лопатина.

До сих пор не понимаю, как мы с Люськой подружились.

Шилова — молодая волчица из глубинки с прищуром опытного менеджера, с железной хваткой маленьких, но цепких ручек и с упорством боевого танка. На лицо не красавица, но со стройной фигуркой и всегда безупречно одетая (за модой Люська следила очень тщательно, постоянно опасаясь, что неостромодная одежда подчеркнет ее провинциальность).

Еще на первом курсе она наметила себе добычу и очень ловко расставила силки — о, она это умела!

Добычу звали Мишкой. Внешне парень ничем не блистал, зато имел свое авто (подержанную иномарку) и проживал в трехкомнатной квартире недалеко от центра города. Квартиру Мишка пока делил с родителями, но был поздним и единственным ребенком…

Итак, рядом со мной сидела Шилова, а дальше за ней — тот самый Мишка. Порой он поворачивал к подруге голову и о чем-то тихо спрашивал, а Люська, отвечая, дула ему в ухо.

Я знала, что буквально через месяц у этой пары состоится свадьба, но нисколько Люське не завидовала. Мне было даже жаль подругу. Ее будущий брак по расчету (я почему-то была уверена, что Люська не питает к Мишке нежных чувств) представлялся мне сущим кошмаром. Как можно жить с мужчиной, которого не любишь? В таком сожительстве есть что-то безысходное, ведущее к депрессии. Чему же тут завидовать?!

Короче, мы все сидим на лекции. Я, как обычно, мечтаю о Лопатине. Люська строчит конспект, одновременно заигрывая с Мишкой. Все хорошо, и вдруг…

— Послушай, Марго, тебе еще не надоело? — внезапно шепнула мне Шилова.

Вообще-то, я — Маргарита, но с чьей-то легкой руки все однокурсники зовут меня Марго. Встретив новое имя в штыки, я постепенно так к нему привыкла, что теперь даже в собственных мыслях называю себя Марго. Впрочем, к делу это не относится.

Люська задала мне вопрос, и я, отвлекшись от фантазий о Лопатине, попыталась понять его смысл.

Что конкретно она хочет знать? Надоело ли мне сидеть на лекции? Надоело ли жевать ментоловую жвачку? Надоело ли ходить все время в джинсах? Надоело ли пользоваться розовой помадой?

— Надоело что? — решила я уточнить.

— Постоянно пялиться на Лопатина.

Вот те раз! Я-то думала, что Шилова ни сном ни духом, а она, зараза рыжая, все подмечает. Что же делать? Думай, Марго, думай быстрей! Попробую все отрицать, а вдруг прокатит?

— Да вовсе я на него не пялюсь! С чего это ты взяла?

Люська ехидно ухмыльнулась.

— Хватит вешать мне лапшу, Марго! Я не дура и не слепая. То, что ты к нему неровно дышишь, давно знает весь курс. А то, что с недавних пор твои шансы равны нулю, сообщать приходится мне. Мы ж, как-никак, подруги…

Упершись взглядом в испещренный надписями стол, я густо покраснела. Затем открыла толстую тетрадь и сделала вид, что записываю лекцию.

Не дождавшись ответа, Люська вернулась к конспекту.

Уверовав, что от меня отстали, я попыталась вернуться в мир фантазий, но с ним внезапно что-то случилось. Впервые за два года он меня отвергнул! Я осталась в жестокой реальности, среди примерно сотни однокурсников, со щемящим чувством надвигающейся катастрофы.

Отбросив маску под названием «не понимаю, о чем ты там лопочешь», я шепотом спросила Люську:

— Ты что-то знаешь о Лопатине?

Она многозначительно кивнула.

Тут я резко развернулась к ней и невольно повысила голос.

— Ну, так говори, что знаешь! Только умоляю, не ври!

— С какой это стати мне врать? — фыркнула Шилова. — Пока ты сидишь да мечтаешь, охомутали твоего Лопатина. Через месяц твой любимый женится на Жанке Сидоровой. Представляешь, совпадение? Две свадьбы почти одновременно — у меня и у Жанки.

— На Жанке, говоришь… — недоверчиво протянула я. — Не может этого быть! Она же… Она же — полная оторва, со всеми на курсе переспала.

Люська снова ухмыльнулась и решительно захлопнула конспект.

— Ну, не со всеми, а всего лишь с половиной курса, включая преподавательский состав. Переспала, и что с того? Кого в мединституте этим удивишь? Зато у Жанки внешность, как у модели, и папа — депутат. Но, скажу тебе откровенно, дело даже не в этом…

— Так Жанка что, беременна? — внезапно вырвалось у меня.

Люська, картинно поведя глазами, утвердительно кивнула.

— Тут ты в точку попала. Беременная она. Говорят, уже на втором, а то и на третьем месяце. Вот они и торопятся со свадьбой.

Страна моих фантазий внезапно рассыпалась на мелкие осколки, каждый из которых впился острым краем в сердце. От нестерпимой боли мне захотелось громко зарыдать, но я сдержалась. Зарыдаешь тут, когда вокруг почти что сотня человек с новейшими смартфонами! Я, конечно, не кинозвезда, но тысяча просмотров мне, пожалуй, была бы обеспечена.

— Люсь, а ты точно меня не разыгрываешь? — с тайной надеждой спросила я.

Господи, пусть все окажется розыгрышем — подлым, жестоким, но розыгрышем! Пусть я напрочь рассорюсь с Шиловой и останусь совсем без подруг, но только пусть окажется, что Люська соврала насчет Лопатина!

— С чего бы мне тебя разыгрывать?

— Ну, сейчас это модно…

— Я, конечно, слежу за модой, — презрительно фыркнула Шилова, — но не настолько же!

— Тогда почему я их ни разу не видела вместе?

Подруга снова фыркнула, на этот раз с оттенком возмущения.

— А ты, вообще, часто Жанку на лекциях видишь?

— Не очень. Можно сказать, почти не вижу.

— То-то же! Ей медицина без надобности. Отец в мединститут пристроил, а Жанке это даром не нужно. Мужика красивого охомутала и забила на учебу. Сидит себе дома, к свадьбе готовится.

Я склонилась над исписанным столом и закрыла лицо руками. Похоже, слез мне все же не избежать — они уже мощно рвутся наружу и вот-вот потекут по щекам. Ну, вот и потекли. Главное, не всхлипывать и не шмыгать носом, тогда никто, кроме Люськи, не заметит.

Увидев, что я плачу, она деликатно отвернулась.

Пока я беззвучно рыдала, в моей душе рождалось нечто страшное. Нет, не отчаяние — оно, бесспорно, тоже было, но вовсе не главенствовало. В моей душе рождалась злость, какой я еще не испытывала!

Это что же получается? Два года ожиданий — и все впустую?! Два безнадежно потерянных года?!

Когда я влюбилась в Лопатина, мне было всего девятнадцать. Я жила с ощущением, что все впереди, и торопиться особенно некуда. А сейчас мне двадцать один, и это, увы, очень много. Большинство моих сокурсниц либо уже замужем, либо активно готовятся к свадьбе.

Вот, Люська, например! У подруги через месяц свадьба, а у меня вообще никаких отношений. Мысль о тайной любви с Лопатиным оказалась полной пустышкой. Зря я, глупая, жалела Шилову, обошла она меня по всем статьям. И пусть подруге предстоит брак по расчету, зато в глазах сокурсников Люська «в шоколаде», а я — всего лишь жалкая неудачница…

И все из-за этой гадины Жанки! Ну, зачем ей, депутатской дочке, Кир Лопатин?! Он, конечно, красавец, но человек другого круга. Мать у парня — простая учительница, отец, насколько мне известно, автослесарь. Жанка, при своей почти модельной внешности и папаше-депутате, могла бы найти жениха и покруче. Впрочем, женихи покруче выбирают молодых невинных девочек, а по Жанке сразу видно, что оторва. К тому же ей недавно двадцать два исполнилось… Старуха! Вот она в Лопатина и вцепилась.

Что же мне, бедолаге, делать? Утереться и искать себе другого? Ну уж дудки!

Мои слезы как-то незаметно высохли. Теперь я сидела с сухими глазами и сжатыми в линию губами. Я уже была готова действовать, но пока не знала как.

Я вновь повернулась к Люське.

— А что Кир? Он действительно влюбился в Жанку или женится по необходимости?

Заметив, что я больше не плачу, Шилова улыбнулась.

— Мой Мишка тут как-то курил с Лопатиным. Разговорились… И знаешь, в чем признался Кир?

Я вся обратилась в слух.

— В том, что вовсе не горит желанием жениться, да только куда ж теперь денешься…

После этих слов мне полегчало. Кир, по крайней мере, не влюблен в свою невесту, а значит, есть еще надежда…

— Послушай, Люсь! А если б Жанка не была беременна, женился бы на ней Лопатин?

Скорчив брезгливую гримасу, подруга помотала головой.

— Думаю, вряд ли. Папа-депутат, конечно, круто, если это твой собственный папаша. А если это тесть с дурным характером, то ничего хорошего.

— Почему? — зачем-то спросила я, хотя все было ясно, как день.

— Загнобит, затюкает, опустит ниже плинтуса! — с чувством выпалила Люська.

Я вдохновенно закивала.

— Да и Жанка, если присмотреться, вовсе не модель! — продолжила подруга. — Ноги, хоть и длинные, но кривоватые. Грудь только в лупу рассматривать. На лице три слоя штукатурки. К тому же всем известно, что Жанка слаба на передок…

«Да-да, все верно, — думала я. — Кир не влюблен, он просто вынужден жениться, а Жанка — далеко не идеал. Если б у нее случился выкидыш, то у меня бы появился шанс. И на этот раз я бы его не проморгала. Ну, чем я хуже Жанки? Внешностью бог не обидел, к тому же жилплощадь имею — небольшую двушку на Чертановской. Правда, живу я там не одна, а с тетей Машей, папиной сестрой… Но мой папа — человек не бедный. Если надо, тетке новую квартиру купит. Если б у Жанки случился выкидыш…».

Захваченная новой мыслью, я полностью ушла в себя. Подруга, выждав пару минут, снова взялась за конспект. Я же продолжала напряженно размышлять.

К концу лекции план у меня созрел. Обрел, так сказать, плоть и кровь. Осталось только приступить к его реализации.

— Люсь, а ты к колдунье когда-нибудь ходила? — спросила я, не глядя на подругу.

Конспект был мгновенно отложен, и я виском почувствовала острый взгляд соседки.

— Ну, предположим, ходила… А что?

— Да так… Мне просто интересно. Помогла тебе колдунья?

— Откровенно говоря, не очень. Я, вообще-то, больше на себя рассчитываю. А с чего это ты вдруг интересуешься? Приворот на Кира хочешь сделать?

Я промолчала, и Люська, вздохнув, изрекла.

— Не советую. Грех уводить мужика у беременной, ребенок же ни в чем не виноват! Да и вообще, плюнь ты на Лопатина, лучше Ником займись. (Это она о Кольке Сысоеве, нашем одногруппнике.) Парень явно свободный и, между прочим, глаз с тебя не сводит. Внешне, может, и похуже Кира, но для мужчины ведь внешность — не главное. Мой Мишка тоже не красавец, а я с ним очень счастлива.

Ай да Люська, врет и не краснеет! Счастлива она, как же… Разве что счастье в московской прописке и в трешке, которая в центре.

— Забудь про Ника, он мне не нравится! — отрезала я. — А о колдунье я просто так спросила, о привороте даже и не думала.

Да что я, совсем с ума сошла?! Зачем заговорила с Люськой о колдунье? Она, конечно, мне подруга, но сплетница еще та!

Колдунью я найду сама. Есть источники и помимо Шиловой. Например, залезу в интернет. Или накуплю в киоске глянцевых журналов и полистаю последние страницы — там объявлений тьма тьмущая, и каждое второе — от гадалок, ведьм, ведуний и прочих экспертов в области магии.

Я даже знаю, кого конкретно мне искать. Некую ведунью Вальпраксию. О ней я узнала, случайно подслушав разговор двух старшекурсниц. Одна из девчонок уж очень ее нахваливала — мол, Вальпраксия решает любые проблемы, абсолютно любые! Имя я, конечно же, запомнила. Необычное такое — то ли греческое, то ли старославянское, то ли она сама его придумала…

Глава вторая

Телефон Вальпраксии нашелся быстро.

Я со своего мобильного звонить не стала (хватит с меня уже глупостей, пора, наконец, поумнеть!). Купила симку без регистрации и вставила ее в свой телефон.

Так-то спокойнее! А то кто ее знает, эту Вальпраксию, привяжется потом ко мне как банный лист: «А еще я на тебе порчу вижу — пятнадцать тысяч, и порчи как не бывало! А еще у тебя венец безбрачия — за двадцать тысяч его уберу!». Мне дополнительные услуги без надобности, да и денег на них нет. Пусть мой папа и не беден, и помогает мне деньгами ежемесячно, но шиковать, к сожалению, не дает. Так что пусть Вальпраксия окажет мне всего одну услугу, а потом мы навеки распрощаемся.

Дозвонившись до ведуньи, я назвалась Алёной и договорилась о встрече тем же вечером.

Ведунья принимала в панельном доме недалеко от метро Перово. Без труда найдя тот самый дом, я позвонила по домофону и сообщила, что пришла Алёна.

Меня без вопросов впустили в подъезд. На четвертый этаж поднималась пешком — не люблю я лифты в чужих домах. Вот и нужная дверь — стальная, неприметная, антивандальная. Очереди перед ней нет, а жаль. Очередь меня бы успокоила, ведь неизвестно, что за этой дверью — то ли и вправду ведунья, то ли жестокий насильник, прикинувшийся ведуньей.

Уже стоя перед дверью, я вдруг заколебалась.

Марго, во что ты ввязываешься? Может, вернешься, пока не поздно?

Но вспомнив синие глаза Лопатина и Жанкину стервозную улыбочку, я решительно нажала на кнопку звонка.

Дверь открыла, видимо, сама Вальпраксия — лохматая полнеющая тетка лет за сорок, а может и за пятьдесят…

Слащавая улыбка, странные глаза — то бегают по сторонам, как у воришки, то вдруг вперятся в тебя, аж дух захватывает. Черная бархатная юбка, черная шелковая блузка, множество бус и монисто разной длины — от ключиц и чуть ли не до паха.

Короче, тетка своеобразная, но на насильника, к счастью, непохожая.

Ведунья предложила мне разуться, дала какие-то разношенные шлепки и велела идти за ней.

Мы вошли в мрачноватую комнату, и я с любопытством огляделась.

Большое окно занавешено плотными темными шторами. Старомодная мебель (двустворчатый шкаф из темного дерева, громоздкий буфет со стеклянными вставками в дверцах, диванчик-книжка с лакированными подлокотниками) теряется в тени у стен. Освещен только стол в центре комнаты — большой, округлый, покрытый скатертью бордового оттенка.

В воздухе разлит легкий запах благовоний. На столе продуманно расставлены колдовские атрибуты — свечки черные и красные в старинных бронзовых подсвечниках, прозрачный шар на подставке-треножнике, красивые стеклянные флакончики с разноцветными жидкостями, жестяная коробочка для карт Таро. Люстра над столом погашена, и свет идет от зажженных свечей.

Не знаю, как другим, бывавшим у ведуньи до меня, а мне понравилось — солидно, атмосферно, все в едином стиле. Обстановка внушала доверие, и я слегка приободрилась.

Ведунья предложила мне сесть за стол, сама же расположилась напротив. Минут пять она молча пялилась мне в глаза. Я попыталась ответить ей тем же, но у меня внезапно закружилась голова, да так, что даже затошнило. Мгновенно опустив глаза, я инстинктивно сплела руки на груди (ноги и до этого были скрещены) — что называется «закрылась».

Через секунду раздался голос Вальпраксии.

— Ну, и что у тебя случилось?

Честно говоря, я ожидала несколько иного. На то она и ведунья, чтобы самой в моих проблемах покопаться и на блюдечке выложить: и прошлое, и настоящее, и цель сегодняшнего визита. А о том, что у меня случилось, любой может спросить. Неужели все-таки мошенница? Эх, плакали мои денежки!

И тут Вальпраксия мне выдала:

— Чего молчишь-то, недоверчивая? Дитя чужое хочешь извести?

Все сомнения разом отпали. Не могла она заранее узнать цель моего визита, да и догадаться тоже не могла. Цель у меня довольно необычная, вряд ли к ней часто с подобным приходят. Все-таки мощная тетка, не зря девчонки в институте говорили…

— Ну да, в каком-то смысле… — смущаясь, промямлила я. — Только не дитя это вовсе, а так… эмбрион. Второй или третий месяц беременности. Скажите, это возможно?

Ведунья опустила голову и замолчала. На ее слегка одутловатое, зато без видимых морщин лицо упали локоны, черные как смоль. Судя по оттенку кожи (очень светлому, почти белесому), она вряд ли была природной брюнеткой. Да и сам цвет волос был уж слишком насыщенным, характерным для устойчивой окраски.

— Возможно, — внезапно сказала Вальпраксия, отбрасывая крашеные локоны с лица. — Но только при одном условии. Этот грех ты примешь на себя!

— Что? — не поняла я.

Ведунья безжалостно улыбнулась.

— Грех, говорю, примешь на себя. Иначе не возьмусь.

Ошарашила она меня. Что за странное условие?! Почему я что-то должна принять на себя? Я за работу деньги плачу, и для меня, простой студентки-третьекурсницы, отнюдь не малые. А тут вдруг такое… И что мне прикажете делать?

Была бы я абсолютно неверующей, согласилась бы не раздумывая. Но абсолютно неверующей я не была.

Откровенно говоря, в своем отношении к Богу я еще не определилась. На словах я готова была его отрицать, но в душе уверенности не было. Вот и сейчас стало как-то тревожно. А вдруг он все же существует? А вдруг накажет меня за так называемый грех, хотя какой это, собственно, грех?

— А по-другому точно не получится? — растерянно спросила я.

— Точно! — жестко бросила ведунья. — По-другому не работаю. Или прими этот грех на себя, или топай домой.

«Может, она просто набивает цену, — подумала я и стала мысленно подсчитывать свои финансы. — Что ж, если так, то тысчонку-другую могу и накинуть. Вот ведь, право, вымогательница! Видно, все они такие…».

— Может, все-таки есть какой-то иной вариант? — спросила я, многозначительно взглянув на сумочку, висевшую на спинке стула.

Ведунья внезапно вспылила.

— В первый раз такую дуру вижу! Пришла ко мне заказывать убийство, а о том, что это грех, даже не подумала.

— Да какое же это убийство?! — искренне возмутилась я. — Всего лишь выкидыш на раннем сроке. Если считать его убийством, то у нас таких убийц — половина курса. Эмбрион — он и есть эмбрион! Горстка делящихся клеток и ни капли мозгов, никакого маломальского сознания. Эмбрион, по сути, растение или очень примитивное животное. Вроде губки или медузы…

— Ладно, хватит болтать! — оборвала меня Вальпраксия. — Не собираюсь я с тобою спорить. Говорю тебе — это убийство, а твои рассуждения мне до лампочки. Грех от них не рассосется, и на себя я его не возьму! Ведь это ты ко мне примчалась, последние деньги готовая отдать. Не поленилась ехать на ночь глядя, не испугалась в чужую квартиру войти… Тебе это нужно, не мне! Значит, тебе и ответ держать. Моя работа, кстати, тоже наказуема, из болячек вон не вылезаю… Только заказчик всегда карается строже! И либо ты сейчас же мне твердо скажешь, что принимаешь грех на себя, либо забирай свою сумку и проваливай.

Возможно, так и следовало поступить, но я уже зашла слишком далеко. Я, робкая мечтательная девочка, преодолев сомнения и страх, договорилась с ведуньей о встрече, поздним вечером приехала в Перово, зашла в незнакомую квартиру, убедилась, что Вальпраксия — не шарлатанка…

И после всего этого — домой?!

— Ну, предположим, приму я грех на себя, — смущаясь, промямлила я. — И чем мне это грозит?

Повеселевшая ведунья (еще бы — она меня почти дожала!) неопределенно хмыкнула.

— Я ведь не Бог, чтобы все заранее знать. Разное может случиться… Может, жизнь спокойно проживешь и лишь в конце за все грехи расплатишься, а может, уже завтра счет тебе поступит. Одно знаю точно — расплата будет обязательно.

Ну и влипла же я с этой Вальпраксией! Я-то думала, она все быстренько обтяпает, и мы, довольные, расстанемся, а она вон как повернула. Какой-то расплатой грозится…

Но, если подумать, чего мне бояться? У нас на курсе многие делали аборт и… ничего! Если они и согрешили, то не очень-то за это поплатились. Замуж повыходили, а кое-кто уже и ребенка родил. Я-то чем от них отличаюсь? Разве что беременность не моя… Да так ли уж это важно?

— Ладно, принимаю грех на себя, — пробормотала я, не глядя на ведунью, и на душе вдруг стало так погано, как никогда еще не было.

А ведунья взяла в руки новую черную свечу, зажгла ее от одной из горящих, придвинула к себе три флакончика с разными жидкостями и давай над ними колдовать. Минут пятнадцать что-то неразборчиво нашептывала. Затем достала пустой флакончик, отлила в него понемногу из трех других, закупорила и протянула мне.

— Мне что, нужно это выпить? — ужаснулась я.

Вальпраксия зловеще улыбнулась.

— Не для себя ты зелье заказывала, не тебе и пить. Подольешь это той, чье дитя погубить намерена. Три-четыре капли в любой напиток. Как выпьет она это зелье, так вскорости случится выкидыш.

Расплатившись с ведуньей, я сунула флакончик в сумку и, не попрощавшись, вышла.

Домой я ехала в большой задумчивости. Но думала я не о том, что совершила, а о том, где бы мне Жанку подловить и как ей зелье впарить. В институте она не появляется… Может, взяла «академку» в связи с предстоящими родами, а может, числится болеющей, ведь беременность не у всех протекает нормально. Мне бы карту ее медицинскую достать! Из нее бы я все и узнала.

На следующий день, прогуливая лекцию, я с утра пораньше заявилась в закрепленную за нашим институтом поликлинику. В автомате взяла талончик к гинекологу и пошла в регистратуру за медкартой.

В окне регистратуры — совсем молоденькая девушка, явно вчерашняя школьница. И что эта девчонка здесь забыла — платят-то наверняка копейки? Видно, в прошлом году в мединститут не поступила, вот временно в регистратуру и устроилась. А за работу совсем не держится — сидит, уткнувшись носом в планшет, а знакомых студенток (к которым, кажется, относит и меня) охотно пускает внутрь медицинские карты искать.

Вот ведь везуха! Сейчас я Жанкину карту быстро найду. Я — Самсонова, она — Сидорова, обе на букву «С», а значит, наши карты должны быть на соседних полках.

Пока девчонка тырилась в свой гаджет, я разыскала обе карты и незаметно сунула одну из них в сумку. Уходя, махнула регистраторше рукой, она в ответ лишь вяло улыбнулась.

До приема у гинеколога оставалось почти полчаса. Уединившись в конце коридора, я раскрыла Жанкину карту и стала читать.

Так и есть — беременность 8—9 недель. Протекает не очень благополучно — токсикоз, перепады давления, частые рвоты. Угрозы выкидыша нет… Ну, это мы еще посмотрим! К гинекологу ходит едва ли не каждый день, правда, не к моей врачихе, Ольге Павловне, а к Елене Эдуардовне. Она и на сегодня к ней записана, на пятнадцать ноль-ноль. Вот где мы с тобой, стервоза, встретимся!

В десять я прошла осмотр у гинеколога. На вопрос, что меня беспокоит, сообщила о болях внизу живота. Ну, соврала, а что поделаешь? Осмотрев меня очень внимательно, гинеколог сказала: «У вас все в норме», и я изобразила радость. Врач назначила при болях но-шпу и… регулярную половую жизнь! Издевается, что ли?

Вернув в регистратуру Жанкину медкарту (моя осталась в кабинете у врача), я рванула домой, готовиться к встрече с соперницей. По пути забежала в супермаркет, чтобы выбрать подходящие напитки.

Что бы такое Жанке предложить? Может быть, пепси-колу? Нет, она же с газом, а у Сидоровой токсикоз — наверняка ей нельзя газировку! А если предложить холодный чай в бутылке? Он безвреден и жажду неплохо утоляет… Точно, предложу ей чай!

Я купила две бутылки чая и, довольная, отправилась домой. Дома в одной из бутылок шприцем проткнула крышку и влила туда четыре капли зелья. Осталось почти незаметное отверстие — вряд ли Жанка обратит внимание. Вторую бутылку слегка пометила маркером, чтоб не перепутать.

Пока возилась, время пролетело, на часах половина второго. Пора мне снова собираться в поликлинику!

Дальнейший план был продуман в деталях.

Я сажусь у кабинета Елены Эдуардовны и дожидаюсь Сидорову. Жанка не знает, что я к другому гинекологу хожу, и ничего не заподозрит. Когда она подходит, изображаю удивление, мол, какая неожиданная встреча! Пару минут поговорим о том о сем… Потом я бутылочку с чаем достану (ту, что маркером отмечена) и смачно отхлебну пару глотков — это чтоб у Жанки жажду пробудить. Потом достану вторую бутылку и предложу ее Сидоровой. Она, конечно, не откажется — день сегодня жаркий, к тому же на халяву…

Глава третья

До чего же красивое здание! Нет, это даже и не здание, а чья-то воплощенная архитектурная мечта. Само строение легкое, воздушное, словно наполненное свежим ветром. Этажей немного — на вскидку шесть или семь, но оно отнюдь не выглядит приземистым. Просторные двери (по виду — из дорогого дерева) приветливо распахнуты настежь. Наружные стены блестят и переливаются радугой.

В здание заходят люди — множество людей. И в основном, представьте, молодежь!

Все эти девушки и парни стройные, высокие, красивые. Их лица умны и благородны, их кожа — гладкая и шелковистая, а волосы — густые и блестящие. Девушки в нарядных платьях умопомрачительных фасонов и цветов, с какими-то невероятными прическами. Парни в легких рубашках и шортах, с модельными стрижками. И у всех, независимо от пола, на длинных и стройных ногах открытые сандалии, а пальцы ног такие прянично-опрятные, с аккуратными ногтями, словно педикюр им делают, как минимум, дважды в день.

Интересно, что происходит в этом здании? Как-то многовато молодых красавцев и красавиц в него зашло… Неужели конкурс красоты проводится? Точно, конкурс!

Одного не понимаю — я-то что здесь делаю? Как я вообще сюда попала? Я же собиралась в поликлинику, а не на конкурс «Мистер и мисс вселенная». Видно, задумавшись, сбилась с дороги и заблудилась.

Что ж, пора отсюда двигать. Конечно, было бы интересно поприсутствовать на конкурсе, но у меня есть дело чрезвычайной важности. Мне в поликлинику нужно позарез.

Оглядевшись, я поняла, что и впрямь заблудилась. Мало того, что это сногсшибательное здание я видела впервые, но и местность была мне незнакома. Что за улица такая: широкая, зеленая и совершенно без машин?

Заметив на здании табличку, я обрадовалась. Сейчас прочту название организации, узнаю ее адрес в яндексе, а после навигатор нарисует мне кратчайший путь до поликлиники.

Приблизившись к табличке, я с изумлением прочла, что это здание — мединститут. И не просто мединститут, а тот самый, в котором я учусь. Да как такое вообще возможно?!

Ну, предположим, сделали крутой евроремонт, заменив все окна и двери и надстроив сверху пару этажей, а местность вокруг облагородили… Но не за одну же ночь!

Я ведь только вчера была в институте, и он выглядел совсем иначе. Унылое, серое строение, с грязными окнами и облупившейся облицовкой. Никакой легкости и воздушности, не говоря уж о наполненности свежим ветром!

Крайне озадаченная, я даже позабыла о встрече с Жанкой. Зашла в распахнутые двери вместе с вливавшимся туда людским потоком и, оказавшись внутри, огляделась.

Нет, не мог наш институт так сильно измениться даже после дорогущего ремонта. Внутри еще шикарней, чем снаружи!

Вместо пожухлых окрашенных стен — мягко мерцающие панели. Светлый, с орнаментом, пол внешне подобен льду на катке, но совершенно не скользкий. Высокий потолок еще роскошнее: почти натуральное небо с парящими в нем облаками — голограмма или что-то в этом духе.

Немного поразмыслив, я пришла к однозначному выводу. Я, несомненно, сплю, и мне снится наш институт, но не такой, как есть, а, так сказать, в идеале. Таким в реальности он никогда не станет, поскольку так много денег на ремонт нам никто не выделит.

Присмотревшись к снующей вокруг молодежи, я обнаружила, что многие студенты мне знакомы. Вон там, в просторном коридоре, у запертых дверей аудитории, стоит моя подруга Люська. Однако, как же сон ее преобразил! Здесь она — воистину красавица, так хороша, что глаз не оторвать.

Рядом с ней, конечно, Мишка. Кстати, и он тут на редкость хорош — как молодой Брэд Пит и даже лучше.

Вот это сон! Все, что я вижу в нем, — само совершенство.

Пока я любовалась Люськой и Мишкой, к ним подошли какие-то девчонки. Приглядевшись, я их всех узнала — это же студентки нашей группы! Просто здесь они как на подбор красавицы.

Между девчонками завязался разговор, но какой-то слишком уж интеллигентный. Никаких смешков и язвительных шуточек, никаких институтских сплетен, даже голос никто ни разу не повысил. Студентки так не разговаривают, но это сон, а в нем возможно всякое.

По коридору прошла Галина Яновна — наш преподаватель по пропедевтике внутренних болезней. В реальности — невысокая пышка, во сне же — стройная, как после липосакции, и сантиметров на пятнадцать выше ростом, а лицо не дряблое, с отвисшим подбородком — гладкое, упругое, как у юной девушки!

Налюбовавшись однокурсниками и Галиной Яновной, я снова вспомнила про Жанку. Мне же срочно надо в поликлинику, а я (вот идиотка!) зачем-то спать завалилась. Пора бы проснуться, но как это сделать? Просто по желанию — не получается, этот странный сон меня не отпускает. Видно, придется смотреть его до конца.

Ладно, Марго, не паникуй! Во всем есть положительные стороны. Пусть ты сегодня не встретишься с Жанкой, зато отлично выспишься. Ты же ночь почти не спала — все придумывала, как, не вызвав подозрений, подсунуть Жанке зелье. Потом с утра, не выспавшись, рванула в поликлинику информацию об этой стерве добывать. Потом в бутылку с чаем зелье впрыскивала… И все в напряжении, на нервах, а организм-то не железный! Вот тебя сон и сморил. Зато теперь ты точно знаешь, что Жанка в поликлинике бывает очень часто, и непременно там ее подловишь. Да и зелья еще почти что полный пузырек… Так что расслабься и смотри, что будет дальше.

Тем временем к студенткам, столпившимся у запертых дверей, подошла еще одна красавица.

Волнистые темные волосы, пронзительные серые глаза, красивый изгиб ярких губ… Среди студенток, ожидающих открытия аудитории, она, пожалуй, самая красивая.

Девушка была не то чтобы знакомой, но кого-то сильно мне напоминала. Может быть какую-то актрису…

А в следующий момент я поняла, кого напоминает эта девушка.

У меня в квартире, в дверце раздвижного шкафа — зеркало от пола и почти до потолка. Сколько раз я красовалась перед ним — и не сосчитать. Помню в зеркале себя еще девчонкой с конским хвостиком, помню взрослой девушкой с распущенными волосами, помню в узких джинсах и свободном джемпере, помню в облегающем коротком платье…

Так вот, та девушка была слегка похожа на меня, только мне до нее — как до солнца.

Я, конечно, тоже не уродина, но она и выше, и стройнее. Моя кожа не столь идеальна, а мои волосы (по оттенку как у этой девушки) не такие пышные, блестящие, волнистые. Ее большие серые глаза гораздо выразительней моих. Цвет вроде бы такой же, но при этом ярче и пронзительней.

А платье у девчонки — просто зашибись! Ткань какая-то полупрозрачная — то ли тонкий шелк, то ли шифон. Цвет — голубоватая бирюза. Покрой и вовсе обалденный: платье плавно струится вокруг тела и все, что нужно, грамотно подчеркивает (скрывать-то девчонке нечего!). А застежка, похоже, отсутствует или просто незаметна. Подойду-ка я к девушке поближе.

Я робко направилась к студенткам, и на меня никто не обратил внимания. Тогда я, осмелев, приблизилась к красавице почти вплотную и стала разглядывать платье. Застежки действительно не было.

И тут случилось нечто очень странное. Мной внезапно овладела какая-то сила и повлекла прямо к этой девушке. На пару секунд я стала слепой и глухой, а потом все вокруг изменилось.

Я снова видела мир, но немного иначе — изменились ракурс и цветовосприятие. Мои глаза смотрели с непривычной высоты, словно я стояла на высоких каблуках, а цвета любых объектов были столь насыщенными, как будто все покрыли свежей краской.

Я попыталась оглядеться — и не смогла. Глаза мне больше не подчинялись. Мой взгляд то упирался в Люську, то вдруг переключался на других девчонок, и все без моего малейшего участия.

Потом мой взгляд опустился вниз, и я увидела струящееся платье, точь-в-точь как на сероглазой красавице.

Какой замечательный сон! Стоит мне на что-то обратить внимание, и я это получаю. Теперь я в струящемся платье и выгляжу наверняка отпадно. Непонятно лишь одно — куда исчезла сероглазая красавица? Видимо, куда-то отошла…

Студентки, наконец, меня заметили и даже вступили со мной в разговор.

— Маргарита, с тобой все в порядке? — заботливо спросила Люська. — Ты вдруг как-то побледнела…

— Все нормально, Людмила! — ответила я. — Не волнуйся, я с этим разберусь.

Разговор у нас получился довольно чудной. Во-первых, мои губы говорили сами, без моего активного участия. А во-вторых, какая я, к черту, «Маргарита», а Люська Шилова — «Людмила»? Мы не на светском балу, зачем же так высокопарно изъясняться?

Но тут я вспомнила, что вижу сон, а он не подчиняется обычной логике. Что ж, пусть мы с Люськой будем «Маргарита» и «Людмила». В конце концов, это даже забавно.

Двери аудитории плавно разъехались в стороны, и ноги сами понесли меня внутрь. Попытка задержаться на пороге ни к чему не привела — я больше не была хозяйкой собственным ногам, как, впрочем, и рукам, и другим подконтрольным органам. Я вдруг подумала, что это вовсе не забавно — быть беспомощной марионеткой.

Аудитория, в которой я помимо воли оказалась, выглядела просто фантастически. Никаких привычных столов и скамеек, а только удобные мягкие кресла, рядами рассредоточенные по залу.

Я села (точнее — меня насильно усадили) в одно из этих кресел. Мои глаза пришли в движение и бегло осмотрелись.

Сам зал по форме напоминал половинку овала, в выпуклой части которого стояли кресла для студентов, а напротив была зеркальная стена, позволявшая мне видеть лица всех студентов в зале. Возле стены расположилась небольшая сцена. На сцене стояло одно-единственное кресло, похожее на ультрасовременный царский трон.

— Ты кто? — раздался у меня в голове женский голос.

Голос был певучим, звонким и как будто слегка знакомым.

— Я — Марго, Маргарита Самсонова, — ответила я мысленно, поскольку, несмотря на все усилия, вслух ничего сказать не смогла. — А ты кто?

— Говори тише, от тебя в голове звенит! — вновь зазвучало у меня в мозгу.

— Куда уж тише-то? — возмутилась я. — Я и так не говорю, а думаю.

— Тогда думай тише! Значит, ты — Маргарита Самсонова? Очень интересно… А кто тогда я?

— Вот я и спрашиваю — кто ты?

— Я-то как раз и есть Маргарита Самсонова, — мгновенно откликнулся голос. — Для друзей — просто Маргарита. А ты, выходит, самозванка!

Тут я возмутилась еще больше. Да что она себе позволяет?!

— Никакая я не самозванка! Я — Маргарита Ивановна Самсонова, учусь в мединституте, сейчас заканчиваю третий курс. Мне двадцать один год. Моя мама давно умерла, а у отца — другая семья. Я проживаю с тетей Машей, папиной сестрой, с которой мы прекрасно ладим. Моя лучшая подруга — Люська Шилова. Мой любимый предмет — хирургия.

— Хватит, остановись! — прервал меня певучий голос. — Откуда ты все это знаешь?

— Что — все?

— Все о моей жизни.

Какой, однако, нахальный голос!

— О твоей жизни? Это моя жизнь, а не твоя!

Голос задумчиво помолчал, потом продолжил.

— Предположим, ты сейчас не врешь, но тогда… Тогда очень странно получается: твоя жизнь во всех деталях копирует мою. Мы с тобой как сестрички-близняшки.

— Послушай, а где ты сейчас? — спросила я у «сестрички».

— Сижу в аудитории, готовлюсь слушать лекцию.

— Но я тебя не вижу!

— Сейчас увидишь.

Мой взгляд внезапно пришел в движение и уткнулся в зеркальную стену, в отражение сероглазой красотки в струящемся платье. Это была та самая девушка, что привлекла мое внимание перед лекцией, а потом неожиданно исчезла. Девушка смотрела прямо на меня.

— Видишь меня?

— Так это ты? — удивилась я.

— Конечно. А кто же еще?

— Ну, например, я… в идеальном варианте.

— Ты?!

Мне надоело пререкаться с самоуверенной «сестричкой», и я решила все ей объяснить.

— Понимаешь, я сплю, и во сне вижу наш институт. Только здесь он не такой, как в реальности, а гораздо круче. А в этом зале все мои знакомые студенты, но тоже не такие, как в жизни — здесь они все обалденно красивые. И если следовать логике сна, то девушка в зеркале — это я, только сногсшибательно красивая.

Собеседница тихонько засмеялась.

— Так ты думаешь, все это сон?

— А разве нет?

— Послушай, как мне к тебе обращаться?

— Ну, Марго…

— Так вот, Марго, это не сон.

— Но если это не сон, то что?

— Реальность. Моя реальность. Я в ней живу.

— Но если в зеркале не я, а ты, то где же тогда я?

— Ты у меня внутри. Кстати, куда ты дела свое тело?

Осознать ее слова мне удалось не сразу.

Куда я дела свое тело? Да вроде бы никуда не девала… Я в нем, и я его определенно чувствую — чувствую руки, чувствую ноги, чувствую лицо. Но в то же время есть одна проблема — тело мне совсем не подчиняется, а действует как бы само по себе. И если задуматься, то получается: либо я нахожусь в чужом теле, либо мне снится, что я нахожусь в чужом теле. Первое — исключено, остается последнее.

— Так куда ты дела свое тело?

Собравшись с мыслями, я выдала:

— Мое тело спит в моей квартире на диване, а все, что меня сейчас окружает, я вижу во сне. В данный момент мне снится, что я в твоем теле.

Маргарита вновь тихонько засмеялась.

— Забавно, очень забавно. И где же квартира, в которой ты якобы спишь?

— В Москве, на Чертановской улице…

— Стоп! Москва, Чертановская улица… Что за названия такие?

Ошарашенная вопросом, я тем не менее взялась объяснять.

— Москва — это огромный город, столица государства. А Чертановская улица — это длинная прямая улица в южной части города.

— Ну, город — это ладно, города у нас когда-то были… А что такое улица?

— Ты вообще откуда свалилась? Улица — это улица. По сторонам — дома, по центру — дорога, проезжая часть. По дороге едут машины, трамваи, автобусы, по тротуарам идут пешеходы… Это знает любой первоклассник. А если ты этого не знаешь, значит, ты мне точно снишься.

Маргарита помолчала, обдумывая мои слова, затем сказала нечто несуразное.

— Я не знаю, что такое улица, потому что у нас их нет. Наш мегаполис называется Мансинт, а живу я в квадрате 662718. У нас все квадраты под номерами. И никакие машины по дорогам не ездят. Зачем они вообще нужны?

— Зачем нужны машины?! — изумленно воскликнула я (разумеется, мысленно). — Естественно, для перевозки грузов и людей! Как без машин перемещаться по городу?

— Как обычно, — презрительно фыркнула Маргарита. — Если близко, то пешком, а если далеко — обычной телепортацией.

— Обычной телепортацией?!

Собеседница вновь замолчала, и мой взгляд уперся в ее стройные коленки. Устав разглядывать коленки, я окликнула «сестричку».

— Эй, ты где?

— Да здесь я, здесь. Думаю.

— И о чем же ты думаешь?

— О том, что ты реально не отсюда. Мне кажется, что ты из другого мира.

Тут уже засмеялась я.

— На этот раз, «сестричка», ты права — мы действительно из разных миров. Я из реального мира, а ты — из мира моих сновидений. Короче говоря, тебя не существует. Как только мой сон закончится, ты исчезнешь вместе с ним. Жаль, конечно, но что поделаешь…

— Еще посмотрим, кто из нас исчезнет! — с усмешкой в голосе сказала собеседница. — А сейчас, пожалуйста, затихни. Начинается лекция, и я хочу ее послушать.

— А что за лекция? — с интересом спросила я.

— Нанофармакология.

Я подумала, что ослышалась.

— Какая фармакология?

— Не забивай себе голову! — отмахнулась Маргарита. — Все равно ничего не поймешь.

Слова «сестрички» показались мне обидными, и я решила поставить ее на место.

— Я, между прочим, тоже студентка вуза и тупой никогда не была.

— Послушай, «студентка»! — цыкнула на меня Маргарита. — Ты можешь хоть немного помолчать? Дай мне послушать доцента!

Тут я заметила, что «царский трон» больше не пустует, на нем сидит интересный мужчина неопределенного возраста. Да, он слегка напоминает нашего доцента, но при этом далеко не лысый и смотрится гораздо презентабельнее.

Мужчина взял лазерную указку, и все разговоры мгновенно стихли. В пространстве прямо перед ним стали появляться светящиеся формулы, а он тыкал в них указкой и что-то объяснял. Я попыталась в это вникнуть, но так и не смогла.

Писать конспекты тут было не принято. Студенты сидели, расслаблено откинувшись в креслах и уставившись на формулы в пространстве. Все прекрасно отражались в зеркале напротив, и практически все были мне знакомы.

В кресле, что слева от Маргариты, сидела удивительно красивая Люська, а рядом с ней, естественно, Мишка.

Двумя рядами выше устроился в кресле Колька Сысоев. Боже, как же он здесь хорош! Выгляди он так в реальной жизни, и не будь у нас на курсе Кира, я б, наверное, влюбилась в Кольку.

А тремя рядами ниже Маргариты и немного правее расположился сам Лопатин. Блестящие русые волосы, пронзительно-синие глаза… Черты лица настолько правильные, что это уже перебор. Здесь он как-то приторно, по-женски хорош собой. В реальности его лицо грубее, зато гораздо мужественнее.

В соседнем с ним кресле — красивая девушка. Насыщенное золото волос, изумрудный блеск миндалевидных глаз… Губы словно нарисованы розовой гуашью, но точно не накрашены (в этом сне все девушки без макияжа). Тонкая изящная рука перекинута через подлокотник и касается руки Лопатина.

Жанка, будь она неладна! Красавица, конечно, но не краше моей названной «сестрички» Маргариты. Она и во сне оказалась проворней: «сестричка», похоже, одна, а Жанка и здесь вместе с Киром!

— Хватит думать об этих двоих! — прервала меня Маргарита. — Ты… мешаешь мне сосредоточиться на лекции.

В ее словах я ощутила боль. Неужели ей тоже нравится Лопатин?

— Извини, я не нарочно. Просто парень уж очень похож на моего любимого, а его подружка весьма напоминает ту заразу, что его у меня увела. Тебе-то я могу во всем признаться — ты всего лишь мое сновидение!

— Я не сновидение, я существую, — холодно сказала Маргарита.

— А ты докажи!

— И как мне это доказать?

— Ну, не знаю…

«Сестричка» задумалась.

— Вот что, Марго! Попробуй допустить, что мы обе реальны, что мой мир, как и твой, действительно существует. На это, я надеюсь, ты способна?

Что может быть глупее, чем спорить с персонажем собственного сна? Я же не идиотка, чтобы доказывать видению, что оно — видение.

— Маргарита, я готова допустить, что твой мир реально существует. Я даже читала в каком-то журнале, что сон — это путь в другие миры.

— Вот и отлично! Итак, мы обе реально существуем, и между нами очень много общего. Пока не знаю, как все это объяснить, но непременно выясню. А сейчас, Марго, скажи, чего ты хочешь? Зачем ты в меня проникла?

— Да я же не нарочно! Сама не знаю, как так получилось.

— Предположим, ты не врешь. Но должен же быть какой-то смысл… Нет, не понимаю. А знаешь что, Марго, давай-ка просто поболтаем! По-свойски, как две сестрички. Может, смысл и откроется…

Предложение поболтать по-свойски мне понравилось. Все лучше, чем слушать скучную лекцию!

— Скажи-ка, Маргарита, — начала я «свойскую» беседу, — тебе ведь тоже нравится тот синеглазый парень?

— Кирилл Лопатин? — угрюмо уточнила собеседница.

— Ну да! — обрадовалась я. — У нас он тоже Кирилл Лопатин, но мы зовем его просто Кир. Так он тебе нравится?

Маргарита молчала, но я терпеливо ждала.

— Ну нравится, — неохотно призналась она.

— Тогда действуй, пока не поздно!

— И как же мне действовать? — печально спросила «сестричка».

— Отбей его у Жанки. Извини, у Жанны Сидоровой.

Она довольно натурально удивилась.

— Отбить? Что это значит?

Господи, с какого дуба она рухнула? Ладно, я не гордая, могу и пояснить.

— Отбить — значит сделать так, чтобы он был с тобой, а не с ней. Ты же любишь Кирилла, зачем отдавать его Жанне? Борись за свою любовь!

Голос Маргариты стал каким-то отчужденным.

— Если Кирилл выбрал Жанну, значит так тому и быть. Я не собираюсь им мешать.

«Она, конечно, гордая, но глууупая… — самодовольно подумала я. — Сниму-ка я с дурехи ее „розовые очки“!».

— А хочешь знать, почему он выбрал Жанну?

Снова пауза. Видимо, мои слова задели Маргариту за живое.

— Ну хочу…

— Потому что Жанна беременна!

Полной уверенности, что девушка из сна беременна, у меня, понятно, не было, но если продолжить параллель с реальным миром…

Маргарита на миг растерялась, но тут же взяла себя в руки.

— Откуда ты это знаешь?

— Просто в нашем мире Жанка точно беременна. Я сама ее медкарту видела! И Кир женится на Жанке только потому, что она беременна. Думаешь, у вас тут все иначе?

Я ощутила, как сердце «сестрички» забилось несколько чаще, но на этом все и закончилось. Ожидаемой бури эмоций не последовало.

— Предположим, она беременна. И что это, собственно, меняет?

Нет, Маргарита явно туповата.

— Все! — воскликнула я в голове у «сестрички». — Не будь Жанна беременной, Кирилл выбрал бы тебя.

Но сердце Маргариты уже успокоилось, его удары стали ровными и редкими.

— Даже если это так, — холодно сказала она, — какой смысл теперь об этом говорить?

Нет, она не просто туповата, она неисправимая тупица! Все приходится разжевывать, как малолетнему ребенку.

— А вот какой! Беременность — состояние нестабильное, с беременной всякое может случиться. А вдруг у вашей Жанны случится выкидыш?

— Не случится, — отрезала Маргарита. — Она, как все наши беременные, находится под наблюдением врачей, а значит, выкидыш можно исключить.

Нам бы такую уверенность в возможностях врачей! Пусть этот мир нереален, но медицина в нем опережает нашу.

— Даже лучшие врачи не могут все предусмотреть, — многозначительно сказала я. — А если Жанна с лестницы упадет?

Маргарита явно была в замешательстве.

— У нас никто не падает с лестниц, — тихо сказала она.

— Надо же! А у нас, бывает, падают. Например, когда кто-то столкнет.

— Ты, наверное, шутишь? Кто может столкнуть человека с лестницы?

Вот ведь бестолочь! Я ей и так и этак, а она никак идею не ухватит. У этой дуры парня из-под носа увели, а ей хоть бы что. У нее вообще есть эмоции?

Настроение «сестрички» внезапно изменилось. Минуту назад мы с ней были почти подругами, и вдруг…

— Я не дура, — произнесла она холодно и жестко, — и твои намеки прекрасно поняла. Ты предлагаешь мне убить ребенка Жанны. Знаешь что… Ты мне вовсе не «сестричка», потому что ты — убийца!

— Я — убийца? Ты с ума сошла!

Ответа я не дождалась.

Маргарита молчала, всем своим существом излучая враждебность. И мне вдруг показалась, что абсолютно все студенты в этом зале, как и моя «сестричка», полны враждебности ко мне. Сон больше не казался мне чудесным, а все эти холодные красавцы и красавицы определенно вызывали отвращение. Я хотела как можно скорее проснуться, но не знала, как это сделать. Хоть бы тетя домой поскорее вернулась и меня растолкала! Но она до семи на работе…

— Что, не получается проснуться? — желчно усмехнулась Маргарита. — Ничего, я сейчас тебе помогу. Я вызову служителей Закона, а уж они-то тебя быстренько разбудят!

Ее угроза показалась мне нелепой.

— Ты хочешь вызвать полицию? Серьезно?

— Полицию? — засмеялась «сестричка». — Что ж, в каком-то смысле шурэ́ны — тоже полиция…

Внезапно Маргарита напряглась, а в следующий момент мы оказались в пустом холле института.

— Это что еще за чудеса?! — пискнула я.

— Никаких чудес, обычная телепортация. Не вызывать же шурэнов прямо на лекцию!

— Шурэнов? У вас так называют полицейских?

— Полицейских называют полицейскими, а шурэны — служители Закона. Ты не видишь разницы? Сейчас увидишь!

И тут появились они — два человекоподобных существа в белых мантиях или плащах, каждый ростом под три с половиной метра. Кроме огромного роста, в них было много чего необычного.

Необычными были их лица, на первый взгляд абсолютно одинаковые. Огромный лоб нависал над щелевидными глазами, нос с широкой мощной переносицей резко сужался книзу, рот был настолько мал, что казался коротким поперечным рубцом, а узкий подбородок был сильно вытянут и заострен. Необычными были также их фигуры: у существ были непропорционально длинные руки и шеи.

— Это что еще за монстры? — обомлела я.

— Это шурэны, — сладким голосом пояснила Маргарита. — О них, вообще-то, мало что известно, зато они всегда являются на зов…

— И зачем ты их позвала?

— Прости, но я не вижу другого выхода. Слушать твой бред у себя в голове, извини, надоело. Сама я не в силах отправить тебя восвояси. А для шурэнов вернуть тебя назад — задачка легче легкого, они и не такое проворачивают. Так что прощай, «сестричка»! Надеюсь, больше не увидимся.

— Зря ты так… — только и успела я сказать, потому что шурэны были уже рядом и тянули ко мне свои длинные руки.

А в следующий момент меня резко выдернули из тела.

Теперь я снова видела «сестричку» со стороны. Ее большие серые глаза сияли прямо передо мной, но глядели куда-то мимо, словно она меня не видела.

Я глянула вниз, туда, где должны быть мои ноги, и тоже ничего не увидела. Такого просто не могло быть! Я полностью себя ощущала, но при этом была совершенно невидимой. Зато меня, похоже, видели шурэны — я темечком чувствовала их внимательные взгляды. И они очень крепко держали меня за руки.

Маргарита бросила им: «Спасибо!» и мгновенно куда-то исчезла. На лекцию, наверное…

Я же стала куда-то перемещаться, но, увы, отнюдь не добровольно. Меня по-прежнему держали за руки, не давая даже дернуться. Перед глазами мелькали пятна света, но разглядеть пейзажи не получалось.

Внезапно движение прекратилось. Мы стояли на зеленом пригорке, с которого открывался прекрасный вид на мегаполис.

Со слов Маргариты, он назывался Мансинт. Напрасно я искала в нем сходство с Москвой, на это не было даже намека. Ни сталинских высоток, ни останкинской телебашни, ни башен делового центра… Разбросанные в беспорядке здания немыслимых архитектурных форм искрились и переливались в лучах огромного, но очень мягкого солнца. На это мягкое солнце можно было смотреть без защитных очков, вовсе не рискуя сжечь себе сетчатку.

— Как ты здесь оказалась? — обратился ко мне один из шурэнов.

Его голос меня удивил: он был чистым, очень четким, без малейшего акцента, но при этом ни мужским, ни женским.

— Не знаю, — честно ответила я.

— Тебе здесь не место, — сказал мне второй шурэн. — Твой уровень — минус первый, а то и минус второй. Почему же ты здесь?

Сравнив их голоса, я ощутила между ними легкое различие, но описать его словами затрудняюсь.

— Не знаю, — снова промямлила я.

— Что толку ее спрашивать! — снова подал голос первый. — Она вообще не понимает, о чем мы говорим. Я думаю — обычный сбой в системе. Исправим его, и все дела.

— Что ж, поместим ее в лифт. Надеюсь, на этот раз ее вынесет куда следует.

Мы снова куда-то двинулись, на этот раз настолько быстро, что я не видела даже пятен света, но ощущала тихое гудение, словно ток бежал по проводам.

Вскоре мы прибыли в очень странное место. В нем не было ни света, ни тени, никаких предметов и ландшафтов — в нем не было ничего, кроме непроглядной серой мглы. Даже под ногами не было опоры, и я впервые обрадовалась тому, что меня держат за руки.

Внезапно посреди серой мглы открылось нечто черное, мерцающее, похожее на узкую прореху в пространстве. В тот же момент меня толкнули вперед, прямо в это черное мерцание, и прореха за мной мгновенно закрылась.

Место, в котором я оказалась на этот раз, имело форму огромной трубы, бесконечно уходящей в обе стороны, которые условно обозначу «верх» и «низ». Внутренность «трубы» была заполнена каким-то веществом, по консистенции похожим на воду. По крайней мере, это вещество меня держало — я не ухнула резко вниз, а беспорядочно махая ручками и ножками, задергалась на месте, словно поплавок. Потом я слегка подсобралась, прекратила хаотично барахтаться и попыталась плыть вверх. Почему именно вверх? Не знаю. Нужно же было куда-то плыть! Но внезапно мощное течение потянуло меня в обратную сторону. Сопротивляться этой мощи оказалось совершенно невозможно.

Глава четвертая

Я очнулась в постели и сразу же вспомнила сон.

Какой же он странный! Начинался как добрая сказка, а закончился сущим кошмаром. Все эти красавцы и красавицы, так похожие на моих сокурсников… Холодная, как лед, «сестричка» Маргарита, сдавшая меня каким-то трехметровым типам… Серая мгла… «Прореха» в пространстве… Бесконечная черная «труба»… Приснится же такое!

Интересно, сколько времени прошло? Может, я еще и в поликлинику успею? Вот только что-то я часов на тумбочке не вижу. Да и тумбочка куда-то делась…

— Сегодня эта гадина мне за все заплатит!

Что за черт? Я снова слышу голос в голове, но на этот раз довольно неприятный и гнусавый. Женский? Нет, скорее девичий. В то же время подозрительно знакомый…

Ничего не понимаю! Откуда взялся голос в голове, если я уже проснулась? Просоночное состояние? Возможно… Уф, кажется, прошло! Или не прошло? Что-то я не узнаю обстановку…

О, господи! Где это я?!

Я в каком-то крайне неприглядном помещении с темными обшарпанными стенами и очень низким потолком. Небольшое окно с непромытыми мутными стеклами выходит на улицу, но и на улице что-то не так — слишком уж сумрачно и ветрено… Погода, пока я спала, могла измениться, но комната…

Эта комната точно не моя!

Обои на стенах отсутствуют, и обстановка совсем другая. Громоздкий шкаф, квадратный деревянный стол, пара грубых деревянных табуреток… Допотопная лампа свисает низко над столом — неужели керосиновая? Деревянная кровать у стены напротив… Немного правее — низкая дверь отвратного серого цвета. Черная печь у торцевой стены…

Я лежу на второй кровати, на жестком, колючем матрасе. И я снова чувствую себя марионеткой.

Мои глаза рассеянно блуждают, а тело лениво потягивается, но все это (вот ужас!) без моего участия. Я как будто вновь попала в тело Маргариты, но, судя по длине конечностей, это совсем другое тело. Похоже, я в теле некой гнусавой девицы.

Внезапно низкая серая дверь отворилась, и в комнату вошла немолодая женщина (лет сорока пяти или чуть старше). Ширококостная, низкорослая, с плоским маловыразительным лицом и тусклыми полуседыми волосами, собранными сзади в куцый хвостик. На ней — рабочие брюки и грубая рубашка с рукавами до локтей. Предплечья и кисти у женщины крепкие, жилистые — дама явно привыкла к тяжелой работе.

Странно, но в ее лице я узнаю знакомые черты. Если бы некий художник-кубист изобразил тетю Машу, задавшись целью превратить в квадрат ее фигуру, а в круг — ее лицо, то получился бы портрет вошедшей.

— Рика, хватит дрыхнуть! — прикрикнула она.

Как и девица, в чьем теле я оказалась, женщина сильно гнусавила, но знакомые мне с детства нотки тетиного голоса были узнаваемы.

— Вставай, лентяйка! — не унималась женщина. — В это время ты уже должна быть возле проходной! Сколько можно опаздывать? Каачам не понравится… Тебя уволят, а я одна двоих не прокормлю.

Она досадливо взмахнула мускулистыми руками.

— Дело даже не в деньгах… Безработные куда-то исчезают! Вспомни нашего соседа Ваку: сначала потерял работу, потом и сам исчез. А вчера его комнату занял какой-то мужик. Значит, Вака точно не вернется. И куда он, по-твоему, делся? Не знаешь? Так я тебе скажу — его слопали каачи!

Мои губы нехотя пришли в движение и загнусавили.

— Тетя Мака, не ори, уже встаю.

Мое новое тело внезапно оперлось на руку и спустило с кровати ноги.

Все сомнения остались позади: теперь я в теле гнусавой Рики. Выходит, я вовсе не проснулась, а продолжаю спать.

Да что же это за напасть такая?! Что за пошлый сериал во сне?!

«Успокойся, Марго! Давай-ка без паники. Все сны рано или поздно заканчиваются».

Тем временем Рика, сунув ноги в рваные тапки без задников, подходит к мутному зеркалу и сонно смотрит на себя.

Я тоже смотрю на нее и не верю своим (точнее, Рикиным) глазам. Если вошедшая в комнату женщина — пародия на тетю Машу, то сама Рика — пародия на меня. Она — это я, но резко раздавшаяся вширь и ставшая заметно ниже ростом, с расплывшимся носом, небольшими серенькими глазками и словно припорошенными пылью волосами.

Я, всегда считавшая себя красоткой, с ужасом смотрю на отражение в зеркале и отчаянно пытаюсь себя убедить, что эта плотная, почти квадратная девица не имеет ко мне никакого отношения!

Сама девица оказалась вполне собой довольна. Сбросив перед зеркалом мешкообразную ночнушку, она обнажила свое тело — мускулистое, плотное, почти без талии и с легким намеком на грудь. Минуты две полюбовавшись своей фигурой, она достала из шкафа серые брюки из грубой брезентовой ткани, бледно-красную рубашку с рукавами до локтей и натянула все это на себя. Затем расчесала гребнем жидкие темные волосы, остриженные по типу «каре» чуть выше плеч, и подрисовала себе брови угольком.

Тетя Мака, наблюдавшая за ней, снова повысила голос.

— Да иди, наконец, красавица!

— Уже ухожу.

Девица взяла с табуретки холщовую сумку и снова открыла скрипучие дверцы шкафа.

На нижних полках лежали продукты, завернутые в серую бумагу, и стояло несколько бутылей темного стекла. Часть продуктов она сложила в сумку (краюху хлеба, кусок заветренного мяса со странноватым запахом и бутыль с какой-то темной жидкостью). Бросив быстрый взгляд на Маку, что-то достававшую из печки, незаметно положила в сумку большой железный нож.

«Сегодня Жака мне за все заплатит!».

Набросив сумку на плечо, Рика махнула тетке рукой и толкнула наружу серую дверь.

Мы оказались в сумрачном зальчике, в который выходило не меньше десятка дверей. Одна из дверей была чуть выше и шире других и даже имела врезной замок. К этой двери и направилась девица. Открыв замок примитивным ключом, вышла из дома и заперла дверь за собой.

Фу, какой же здесь ужасный воздух! Не воздух, а смесь дурнопахнущих газов. Главная пахучая нота, похоже, сероводород, но присутствуют и незнакомые мне примеси. Пусть и не мои легкие этим дышат, а как-то неприятно…

А еще здесь очень сильный ветер. Ветер не холодный, я бы даже сказала — тепловатый, но не будь я в столь приземистом и крепком теле, он бы точно сбил меня с ног.

Впереди лишь серые одноэтажные дома-бараки, стоящие друг к другу чуть ли не вплотную, да выложенная каменными плитами дорога, по которой куда-то спешат низкорослые люди в рабочей одежде. Растений не видно совсем, возле домов и вдоль дороги только темная иссохшая земля. Ну что за убожество!

Не обращая внимания на унылый пейзаж, Рика бодро зашагала по дороге. Ветер дул ей в спину, придавая дополнительное ускорение. Пока она шла на работу, в голове у нее вертелись странные мысли.

«Надо быть очень осторожной… Предложу махнуть настоечки… Ради настойки пойдет куда угодно… Зайду со спины и ударю… Сброшу в горячую яму… Никто подлюку не найдет!».

Вспомнив о ноже в заплечной сумке, я заподозрила недоброе. Похоже, Рика решила кого-то убить. Какую-то «подлюку».

Я вдруг вспомнила «сестричку» Маргариту, невольно сравнивая ее с Рикой. Как говорится — почувствуйте разницу! Если первая и слышать не хотела о насилии, то вторая — девушка лихая и отчаянная. С ней надо быть поосторожнее!

Все мысли Рики я читала так же просто, как если бы она их говорила вслух, что было совершенно невозможно с мыслями другой «сестрички». Объяснение нашлось быстро: Маргарита была девушкой продвинутой, поэтому легко скрывала свои мысли, а Рика довольно примитивна.

Примитивность новой «сестрички» позволяла надеяться, что уж она-то мои мысли не прочтет. По крайней мере, до тех пор, пока я этого не захочу.

Я решила разузнать о ней побольше, а пока себя не обнаруживать.

Минут через двадцать дорога уперлась в железный забор со шлагбаумом, перед которым выстроилась очередь из мужчин и женщин, таких же коренастых и приземистых, как Рика.

Вместо того, чтобы встать в конец очереди, «сестричка» пошла вперед, кого-то высматривая. Внезапно она остановилась, и я почувствовала, как ее губы тронула улыбка.

— Здравствуй, Киря! — прогнусавила она, хватая за руку русого парнишку. — Пустишь меня в очередь?

— Еще чего! — взвизгнула стоявшая рядом девица. — Пошла вон отсюда! Нечего чужих парней клеить!

Ненависть, как сноп огня, взметнулась в душе у «сестрички», но наружу так и не вырвалась. Губы Рики по-прежнему улыбались.

Я же испытала настоящий шок. Эта парочка из очереди… Конечно же, я сразу их узнала.

Приземистый, широкий, почти квадратный парень, с грубым лицом и мутными синими глазками, с дурацким именем Киря, был злой карикатурой на моего Лопатина. А его корявая коротконогая подружка с редкими светло-желтыми патлами была пародией на Жанку Сидорову.

Сделав удивленные глаза и стараясь выглядеть как можно добродушнее, Рика быстро загнусавила.

— Что ты, Жака? Зачем мне твой Киря? У меня есть Кока, мы уже неделю вместе. Я правду говорю! Не веришь — спроси у Коки.

Показное добродушие давалось Рике с большим трудом — в ее сердце по-прежнему бурлила ненависть. Но сильнее всякой ненависти в ней пылала любовь к корявенькому Кире, от которой она буквально задыхалась. Оба чувства (и любовь, и ненависть) она никак не проявляла внешне, и я невольно поразилась ее выдержке.

Жака все-таки пустила Рику в очередь. Все вместе тут же стали обсуждать каких-то Мику с Люкой. Речь ребят по большей части состояла из неприличных слов и пошлых шуточек.

Я не очень-то прислушивалась к общей болтовне, потому что Рика продолжала думать об убийстве. У нее был вполне конкретный план, а не просто девичьи фантазии, и весьма решительный настрой. Неужели я увижу в этом сне, как моя «сестричка» убивает Жаку?

Интересно, почему мне это снится? Может, потому что я должна «сестричке» как-то помешать? А если сон — это задачка, которую я обязана решить? Сумею помешать убийству — сон закончится, не сумею — будет продолжаться.

«Не сходи с ума, Марго! Какие могут быть во сне задачки?! Сон — на то и сон, что все в нем невзаправдашнее. Никакая Жака реально не погибнет, потому что она — порождение сна. Да, эта девушка выглядит весьма реально — виден каждый сосудик в мутно-зеленых глазах, каждая пора лоснящейся кожи лица… Даже запах непромытых прядей ощутим. И все же — это просто сон, и нет в нем никаких задачек!».

Тем временем компания приблизилась к воротам, возле которых я заметила странных существ. Поначалу я приняла их за сторожевых собак.

Они стояли на четырех конечностях и внимательно следили за вливавшимся в ворота людским потоком. Их заостренные уши были направлены вверх, а сзади имелись короткие гладкие хвосты. Но, приглядевшись к ним, я поняла, что это вовсе не собаки.

Удлиненные головы существ были гораздо крупнее собачьих, а их жесткие и злые лица, несомненно, принадлежали гуманоидам. Продолговатые глаза янтарного оттенка холодно смотрели на людей. Длинные плоские носы с фигурными ноздрями едва заметно вздрагивали, втягивая воздух. Рты были широкими, безгубыми, а челюсти напоминали стальные прессы. Все четыре лапы обладали очень развитой мускулатурой. На передних лапах пальцы были подогнуты к подошве, как у шимпанзе или горилл. Тела существ, кроме лиц и, возможно, подошв, были покрыты песочного цвета шерстью. В области паха шерсть становилась длиннее и гуще, полностью скрывая их половую принадлежность.

А еще у существ были крылья, плотно сложенные на спине и оттого не бросавшиеся в глаза!

За воротами людской поток распадался на мелкие группы, направлявшиеся к своим рабочим местам.

Наша группа за воротами повернула направо и пошла вдоль длинной насыпи из бурой глинистой земли. По пути ребята шутили и смеялись, я же напряженно думала, стоит ли мне заговорить с «сестричкой». В итоге решила, что момент не очень подходящий, и лучше немного подождать.

Впереди насыпь заканчивалась, и открывался вход в подземный туннель. Похоже, нам туда.

Возле входа в туннель нас догнали трое молодых людей — два парня и девица. Девица звонко чмокнула Рику в щеку, а оба парня ладонями приветственно коснулись Кири. Жаке все трое просто кивнули.

Новенькие сразу показались мне знакомыми. Пригляделась — опять карикатуры на моих сокурсников, на этот раз на Люську, Мишку и Ника Сысоева. Как же, однако, их здесь изуродовало!

Здешняя «сестричка» Люськи, которую ребята называли Люкой, напоминала большую плечистую жабу. Под стать ей был и парень по имени Мика (несомненно, «братик» Люськиного жениха). Внешне почти квадратный, с выдающейся нижней челюстью и недалеким выражением на широком костистом лице. Но впечатление менялось, когда парень смотрел нам с Рикой в глаза — взгляд у него был цепким и отнюдь не глупым.

«Братика» Ника Сысоева здесь называли Кокой. Он тоже был низкоросл и плечист, с маленькими глазками и широким плоским носом.

Возле входа валялся рабочий инвентарь. Каждый из группы взял себе ломик, лопату и большое железное ведро. Прихватив инвентарь, ребята двинулись в туннель.

Вот они уже под тяжелыми мрачными сводами из буроватых скальных пород. Мне показалось, что здесь добывают железную руду, однако это лишь предположение. Вполне возможно, тут добывают совсем другой металл, а, может, даже вовсе не металл… Какая разница!

Туннель уходит далеко вперед, полого спускаясь все ниже и ниже. По дну его проложены рельсы, на рельсах — пустые вагонетки. На одной из стен туннеля, метрах в пятидесяти друг от друга, тускло светятся электрические фонари. Фонари питает толстый кабель, проложенный по дну вдоль рельс. Кое-где от главного туннеля отходят боковые ответвления. В них нет освещения, и для добычи руды они явно не используются. Туда, как я узнала позже, забегают на пару минут, чтобы справить нужду, и возвращаются в главный туннель.

Под землей наша компания распалась. Ребята разбрелись по главному туннелю, ища участки с еще не выбранной породой.

Добыча велась довольно примитивным способом. Каждый из рабочих, независимо от пола, отбивал породу ломиком и лопатой складывал ее в ведро. Потом рабочий шел с ведром к самой первой вагонетке и вываливал в нее добычу. Мика, явно бывший здесь за главного, проверял, насколько вагонетка полная, и запускал какой-то механизм. Вагонетка выезжала из туннеля и скрывалась в неизвестном направлении.

Жака выбрала себе участок неподалеку от входа в туннель. Порода здесь была почти что выбрана, но девушку это нисколько не смутило. Видимо, она решила лишний раз не напрягаться, а дать поработать другим.

Рика пристроилась поближе к Жаке и подальше от других. Она незаметно наблюдала за соперницей и пока что выжидала.

Остальные прошли вглубь туннеля и практически скрылись из виду, что явно было на руку «сестричке».

Поколебавшись, я решила заговорить с «сестричкой» и уже подыскивала фразу для начала нашего знакомства, но она меня опередила.

— Ты кто? — внезапно спросила она.

Ее тон был злым и неприятным и невольно наводил на мысль, что мы вряд ли станем подругами.

— Тише, Рика, не привлекай внимания! — как можно мягче сказала я. — Обращайся ко мне мысленно.

Она минуту помолчала, затем повторила вопрос, но на этот раз, по моему совету, мысленно.

— Я твоя «сестричка» из другого мира, — приветливо защебетала я. — Мы с тобой похожи, только я чуть выше и худее. Даже имена у нас похожи: ты — Рика, я — Рита. Но лучше зови меня Марго, я к этому привыкла…

«Сестричка» угрюмо молчала, а я продолжала щебетать.

— Кстати, у тебя есть фамилия? Если есть, то я ее угадаю. Ты ведь Рика Самсонова?

Не дождавшись реакции, я продолжила.

— Тебе двадцать один год. Ты живешь вместе с тетей по имени Мака. Свою мать ты не помнишь, а отец о тебе не особо заботится. Ты безумно влюблена в синеглазого Кирю, но не можешь быть с ним из-за соперницы-блондинки. Она сейчас в двадцати шагах от тебя. Ну что, пока все правильно?

Я пыталась заинтриговать «сестричку», но, похоже, только больше разозлила.

— Ты мне зубы-то не заговаривай! — отрезала Рика. — Как ты попала в мою голову?

— Не знаю, — честно призналась я. — Но надеюсь, что я здесь ненадолго. Для меня все это просто сон, только очень долгий и довольно неприятный. Проснуться я пока что не могу, не от меня это зависит, но рано или поздно мой сон закончится. Как проснусь, так сразу распрощаемся!

Рика недовольно хмыкнула.

— Ненадолго, говоришь? А я не собираюсь ждать. Сейчас же выметайся вон! Выметайся, а то я тебя… Я тебе…

Она замялась, и я вдруг поняла, что практически неуязвима. По крайней мере, для своей «сестрички», а звать на помощь шурэнов здесь явно не принято.

— Да ничего ты мне не сделаешь! — засмеялась я. — Мы будем вместе столько, сколько будет длиться этот сон. И не надо на меня наезжать, давай поговорим спокойно.

«Сестричка» напряженно думала, как от меня избавиться. Так ничего и не придумав, она спросила.

— А почему ты не можешь проснуться?

— Возможно, чтобы проснуться, мне нужно кое-что сделать…

— И что же тебе нужно сделать?

— Для начала — поговорить с тобой.

— О чем?

— Мне известно, что ты задумала, — многозначительно сказала я.

«Сестричка» напряглась, и я решила перейти в атаку.

— Ты собираешься убить свою соперницу!

Рика аж подскочила, выронив ломик из рук. Ломик больно ударил ее по ноге, но девушка лишь поморщилась. Она опасливо огляделась. В зоне видимости была только Жака, с ленцой долбившая ломиком породу.

— Послушай, Рика! — продолжила я. — Не стоит ее убивать. Есть другой способ разлучить ее с Кирей — он гораздо проще и безопасней.

— Не лезь в чужие дела! — огрызнулась Рика. — Просыпайся и уматывай.

Совет был неплохой, но, к сожалению, невыполнимый. Я все время пыталась проснуться, да толку от моих попыток было ноль. Короче, я все больше убеждалась в том, что моя задача — помешать убийству. Если выполню ее, то проснусь!

— Видишь ли, — проворковала я, — мы с тобой в каком-то смысле родственницы. Думаешь, откуда я все знаю о тебе? Да просто у меня все то же самое. Моя фамилия — Самсонова. Мне двадцать один, и я до сих пор живу с теткой. Мне нравится парень по имени Кир, но он не со мной, а с некой заразой по имени Жанка.

— А ты не врешь? — угрюмо спросила Рика. — Так не бывает…

— Я не вру. У меня все так, как я сказала.

— И что ты собираешься делать?

— Лучше скажу, чего я не собираюсь. Я не собираюсь убивать свою соперницу.

— Почему?

— Потому что убийство — страшный грех!

— А что такое «грех»?

О, господи! Они тут все такие дремучие, или только моя «сестричка»?

— Грех — это очень плохой поступок, за который сурово наказывают.

— Нашла чем пугать! Я знаю, за что тут наказывают. Но никто не догадается, что это я убила Жаку.

— Ну, как тебе объяснить? Даже если никто на тебя не подумает, ты все равно будешь наказана. Не знаю как, но будешь.

Рика плюнула на землю и растерла плевок грубым кожаным ботинком.

— Ты говоришь какие-то глупости! Если никто не узнает, то никто и не накажет.

— Да ты сама себя накажешь! — брякнула я. — Совесть тебя замучает.

Похоже, зря я вспомнила про совесть. Слово «совесть» было ей знакомо, но вызвало совсем не те эмоции, на которые рассчитывала я.

— Совесть замучает? Из-за этой гадины? Ну ты даешь! Все, не хочу больше слушать чепуху. Когда ж ты наконец проснешься, а?

«Когда предотвращу убийство Жаки», — подумала я.

Скажете, бред? Согласна, очень похоже на бред. Но мне было неважно, на что это похоже. Лишь бы сработало!

Как же мне уговорить «сестричку» не убивать соперницу?

— Не понимаю, почему он выбрал Жаку… — задумчиво сказала я. — Да он просто слепой! Ты же такая… классная.

— А чего тут понимать! — фыркнула Рика. — Эта гадина — беременная.

Вот оно как! Выходит, Рика знает о беременности Жаки… Странно, что «сестричка» сама не догадалась решить проблему по-другому. Неужели она настолько глупа? Ладно, подкину ей дельную мысль.

— Зачем убивать Жаку, если можно устроить ей выкидыш? Найди знахарку, которая это умеет, и Киря — твой.

Рика молчала, ошалело таращась на кучу породы перед собой.

— Кого мне нужно найти?

— Знахарку, ведьму, ведунью… Короче, женщину, которая умеет колдовать.

«Сестричка» засмеялась, и я поняла, что сморозила страшную глупость.

— Тетка говорила, что ведьмы когда-то здесь водились. Только было это очень и очень давно. Каачи выловили всех ведьм — кого-то слопали, кого-то в горячую яму сбросили. С тех пор тут никто не колдует.

— А кто такие каачи? — с интересом спросила я.

— Хватит прикидываться! Каачей знают все.

— Так я нездешняя. Там, где я живу, нет никаких каачей.

— Везет тебе… Марго.

Она впервые назвала меня по имени, и я решила, что контакт налаживается.

— Так кто они такие?

— Наши хозяева. Ты их видела у ворот.

— Что?! Эти четвероногие — ваши хозяева?

— Да. А почему ты удивилась?

— Они похожи на зверей.

— Они и есть звери — опасные и страшные. Лучше их не злить.

— Ладно, поняла, обойдемся без колдуний. Но у вас же должны быть средства для аборта! Скажи, как вы решаете проблему нежелательной беременности?

Рика пожала плечами.

— Обращаемся к врачам-каачам, и они все быстро делают. Даже денег с нас не берут.

— Что, опять каачи? Вы хоть что-нибудь решаете без их участия?

— Да, но только тайно. Например, сейчас я собираюсь кое-что решить без них. Надеюсь, ты меня не выдашь?

Смеяться мысленно сложней, чем говорить. Я попыталась засмеяться, но результат мне не понравился. Тогда я просто мысленно сказала: «Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!».

— Ты надо мной смеешься? — обиделась Рика.

— Над твоими глупыми вопросами. Ну как я могу тебя выдать? У меня и тела-то нет. Только ты и можешь меня слышать, а больше никто.

— Ты не знаешь каачей! Говорят, они читают мысли.

— Но каачей сейчас здесь нет.

— Это правда…

— Я тебя не выдам, но каачи могут сами догадаться, что это ты убила Жаку.

— Не догадаются, я все продумала. Видишь справа вход в боковой коридорчик? Если пройдешь по нему ровно двести шагов, то наткнешься на горячую яму. Каачи забили ее досками, но я вчера все подготовила — сломала ломом пару досок. Я заманю в коридорчик эту стерву, убью и сброшу в яму.

— И чем же ты ее заманишь?

— Домашней настоечкой! Настоечка ядреная — не оторвешься. Выпьешь, и сразу так хорошо…

— Ну, предположим, заманишь… И что дальше?

— Незаметно зайду со спины и ударю ее ножом. А потом сброшу в яму через сломанные доски, и она там мгновенно сгорит. Все, нету Жаки! И никто на меня не подумает, все решат, что доски сами под ней сломались.

— Дура, ты же будешь вся в ее крови! — вырвалось у меня.

— Я порежу себе руку и скажу, что кровь — моя.

— Но есть же анализы на кровь!

— Что такое «анаизы»?

В этот момент я поняла, что криминалистика здесь не в чести. Бесполезно объяснять «сестричке», что кровь у людей вообще-то разная. Бесполезно, да и незачем.

И я решительно сменила тему.

— А с чего ты взяла, что Жака в яме сгорит?

— Потому что на дне этой ямы — кипящая магма, — со знанием дела ответила Рика. — В ней абсолютно все сгорает.

С ума сойти! Эта недоразвитая объясняет мне про магму.

— Я знаю, что такое магма, — заверила я Рику. — Вот только странно, что она на дне какой-то ямы.

— А где же ей еще быть?

— Глубоко-глубоко под землей.

— Ты тут умную не строй! Мне лучше знать, где находится магма. Тут много ям с кипящей магмой, в них каачи бросают преступников.

— Ну ничего себе… — ахнула я. — Какие же они жестокие!

— Это да!

— А ты не боишься, что тебя тоже бросят в яму?

— Пусть сначала поймают, — усмехнулась Рика. — Но меня не поймают.

Она подобрала упавший ломик и, с силой размахнувшись, отбила от стены кусок породы. Подбирать не стала, а вновь ударила ломом по стене, и еще один кусок породы упал к ее крепким, обутым в грубую обувь ногам. Когда возле ног выросла горка, «сестричка» пододвинула ведро и собрала в него куски. Затем с ведром в одной руке (по виду, в нем было никак не меньше ста килограммов!), семеня короткими ногами словно уточка, легко прошлась до вагонетки и, без особого труда подняв тяжелое ведро, высыпала внутрь добытую породу.

Работа у «сестрички» спорилась. Еще бы, с ее-то силищей! Некрасивость здешних жителей окупалась их выносливостью.

Мне же, лишенной собственного тела, оставалось только уповать на силу своего ума. Рика пока выжидала, но убивать соперницу, увы, не передумала.

Я решила отвлечь ее разговором — пусть хоть на время позабудет об убийстве, а там, глядишь, я что-нибудь придумаю.

— А почему у вас командуют каачи? — спросила я. — Может быть, они нагрянули из космоса и силой захватили этот мир?

— Чего?! — не поняла «сестричка». — Из какого «косомоса»?

— Ладно, забыли про космос. А где они живут?

— На больших зеленых островах. Говорят, они всегда там жили…

— А кто-нибудь из вашей, так сказать, бригады бывал на этих островах?

Рика оперлась на ломик и вытерла пот со лба.

— В детстве мы все там жили. Там очень красиво, много зеленых растений и белых цветов.

Я реально опешила. В моем воображении уже сложился образ жестоких и опасных тварей с крыльями, привыкших казнить людей по малейшему поводу. Так почему же человеческие дети живут на острове? Может, потому что дети — главный источник питания каачей?

— А почему человеческие дети живут среди каачей? — с невольным ужасом спросила я.

Тут «сестричка» начала что-то путано объяснять. Из ее гнусавых россказней постепенно сложилась цельная картина.

Дети в этом мире на особом положении, поэтому каачи сами их воспитывают. Когда рождается ребенок, его примерно на неделю оставляют с матерью, а после забирают в ясли на одном из зеленых островов. Там он живет до шестнадцати лет: учится элементарной грамоте и счету, выполняет несложные работы — помогает нянчить малышню, убирает помещения. Когда ребенок подрастает, каачи учат его одному из ремесел, например, готовить пищу или шить одежду. Ребенок может навещать родителей, но не часто, всего лишь раз в месяц. А как только ему исполнится шестнадцать, его возвращают в семью. И с этого момента больше никаких поблажек! Отныне все по-взрослому: шесть дней в неделю работа до позднего вечера, один день для отдыха.

— А тебя чему учили?

— Готовить пищу.

— Так почему же ты работаешь на руднике?

— Я не люблю готовить.

— Надо же, совсем как я!

Я хотела еще о чем-то спросить, но внезапно потеряла мысль. Вот уж некстати! Нельзя прерывать с ней разговор, нужно спрашивать ее и спрашивать, о чем — не важно. Наконец, вопрос нашелся.

— А кто готовит еду каачам?

Рика пожала плечами.

— Понятия не имею! Видимо, сами себе готовят. Да и зачем им повара? Они едят только сырое мясо.

Ее последняя фраза меня встревожила.

— И чье же это мясо? — испуганно спросила я.

— А сама-то как думаешь?

От воображаемой картины меня замутило — будь я в собственном теле, точно бы вырвало. Надо было срочно менять тему.

— А какие здесь развлечения?

— Ну ты даешь! — тихо хохотнула Рика. — Если ты у меня в голове, зачем тебе развлечения? Они для нормальных людей.

— Да мне просто интересно! Я же нездешняя…

— Развлечения разные! В каждом поселке есть трактир, где можно и покушать, и настоечки хлебнуть, и попеть, и поплясать.

— И это все? — обескуражено спросила я.

— А разве этого мало? — удивилась «сестричка».

Я вспомнила о ресторанах, ночных клубах и дискотеках, об интернете и телевидении, о мессенджерах и социальных сетях, о книгах и глянцевых журналах, о спортивных соревнованиях и эстрадных концертах, о путешествиях в разные страны… Похоже, здешним людям все это было недоступно.

— Ну ни фига себе, сколько у вас развлечений! — внезапно выдала Рика. — Вы там что, не работаете?

Похоже, она уже научилась читать мои мысли. Недоразвитая у меня «сестричка», но способная!

— У большинства из нас работа нетяжелая. И дней для отдыха у нас не один, а два. Мы работаем, пока не постареем, а потом получаем пенсию. Кстати, у вас старикам платят пенсию?

— «Пенсью»? — растерянно спросила Рика.

— Ясно. Выходит, не платят. Как же у вас живут старики?

— Работают, как и все.

— Даже если им уже много лет? Неужели они и в восемьдесят работают?

Рика снова уронила ломик.

— В восемьдесят лет?! — не поверила она. — У вас там столько живут?!

— Бывает, и дольше живут, — с гордостью сказала я. — А сколько лет живут у вас?

Рика застыла, наморщив лоб. Потом подобрала ломик и стала нервно постукивать им перед собой.

— Я знала одну старуху, — сказала она. — Ей было пятьдесят. Но до пятидесяти мало кто дотягивает. Те, кому больше сорока, обычно умирают прямо на работе. Их тела потом бесследно исчезают. Наверное, каачи их съедают. А может, в горячие ямы сбрасывают…

— Значит, кладбищ у вас тоже нет…

— А что такое «клабищ»?

Потрясенная услышанным, я даже забыла о том, что все происходит во сне. Достоверность сновидения была настолько высока, что критика просто отказывала. Этот странный и жестокий мир с каждым часом становился для меня все реальней и реальней. Он мне сразу не понравился, но я не думала, что все настолько плохо…

Глава пятая

Внезапно Рика отложила ломик и осторожно огляделась.

— Ты что? — спросила я.

— Пора прибить заразу!

После этих слов мной овладело отчаяние. Увы, задачка оказалась мне не по зубам — «сестричка» у меня упертая, а подхода к ней я так и не нашла. Ничего удивительного! Местных реалий я совсем не знаю: что ни посоветую, все выглядит как верх идиотизма.

Короче, сдаюсь. Видит бог, я пыталась, но так и не смогла. А поскольку я «сестричке» не пособница, то и моя ответственность за то, что она делает, равна нулю. Если б еще в момент убийства можно было отвернуться или хотя бы закрыть глаза… Но нет! Мне придется смотреть весь спектакль из первого ряда.

Рика снова огляделась. Из глубины туннеля доносилось постукивание ломиков, но людей не было видно. Справа в стене зияло отверстие — вход в боковой коридор, облюбованный «сестричкой» для убийства.

Рика накинула на плечо холщовую сумку. Я внутренне содрогнулась.

— Вижу, ты сильно дрейфишь, — сказала она. — Зря! Не бойся, никто ничего не узнает.

— А если каачи прочтут твои мысли?

— Пусть читают! Я умею ни о чем не думать. Вот, смотри!

Три минуты она реально ни о чем не думала, потом спросила:

— Ну как?

— Превосходно, — мрачно ответила я.

— Сейчас мы раздавим эту гадину! — зловеще прошептала Рика.

— Мы?! Ты сказала — мы? — возмутилась я.

— Раз ты у меня в голове, значит, мы, — язвительно ответила «сестричка». — Смотри, что сейчас будет. Я предложу ей выпить настоечки — спорим, она не откажется?

И Рика решительно направилась к сопернице, а подойдя, невинным голоском спросила:

— Не устала еще, подруга?

Жака тут же отложила ломик и вытерла рукой со лба несуществующий пот. Хоть усталой она и не выглядела, но Рику охотно поддержала.

— Ужас как устала! Надо бы перерывчик сделать.

— Давно пора. Я тут как раз прихватила из дома настоечку. Хорошая настоечка, ядреная. Давай ее попробуем!

Услышав про настоечку, Жака аж облизнулась. Быстро глянула вглубь туннеля — нет ли кого поблизости?

Никого она, естественно, не углядела, но что-то Жаку все-таки тревожило. Может быть, дурное предчувствие?

— А если Мика нас застукает? — засомневалась девушка. — Он расскажет каачам про настоечку.

— Никто нас не застукает, — успокоила ее «сестричка». — Мы зайдем вон в тот коридорчик, там хлебнем настоечки, а бутылку за камушком спрячем. Еще и на завтра останется!

— Точно! — обрадовалась Жака. — А если бригадир нас хватится, скажем, что ходили по нужде. Пошли скорее!

Друг за дружкой они вошли в тот самый коридорчик и сразу оказались в кромешной тьме. Но «сестричка» все предусмотрела. Она извлекла из холщовой сумки какой-то предмет и щелкнула кнопкой.

Предмет оказался фонарем — грубым, примитивным и не особо ярким. Дрожащий луч желтоватого света осветил неровные стены, бугристый пол и низкий потолок. Но для Рики и Жаки, с их ростом — метр тридцать с кепкой, высоты потолка хватало с избытком.

Сам коридор местами был довольно узким, местами — заметно расширялся.

Девушки прошли вперед шагов на тридцать. Убедившись, что вход в коридорчик полностью скрылся из глаз, Рика остановилась. Пристроив зажженный фонарь возле стенки, она достала из сумки бутыль с темной жидкостью и дрожащими руками протянула ее Жаке. Бутыль была плотно закупорена.

— Открывай, подруга, — охрипшим голосом сказала она спутнице, и та склонилась над бутылью.

А Рика вновь полезла в холщовую сумку.

Я поняла, за чем она туда полезла. Меня мгновенно обуял ужас. Ощущение было такое, словно это вовсе не Рика, а я лезу в сумку за ножом.

«Марго, пойми, ты не в реальном мире, — убеждала я себя. — Ты спишь и видишь сон — дурной, кошмарный, но всего лишь сон. На самом деле никто никого не убивает, а сама ты ни в чем не виновата!».

Убедить себя не получалось — паника была столь мощной, что напрочь сметала барьеры из логики.

И тогда я что есть мочи завопила.

— Рика, не надо!!!

Запертый в мозгу и от того особенно пронзительный, мой внезапный крик вызвал у Рики смятение. Ее рука, уже схватившая нож, от неожиданности дрогнула и разжалась.

«Сестричка» злобно зашипела на меня: «Заткнись, придурочная!». Зашипела, как вы догадались, вслух.

Жака резко подняла голову.

— Что ты сейчас сказала?

— Ничего. Ничего я не говорила. Открывай скорей настоечку!

— Нет, говорила! Ты назвала меня «придурочной».

— Да не было этого!

— Я, между прочим, не глухая.

Рика пожевала губы, перебирая варианты действий, потом с фальшивенькой улыбкой произнесла:

— Так это я не о тебе, а о Люке. Эта дура вчера меня достала. Представляешь, назвала меня лентяйкой, сказала, что я ведра неполные ношу! А я ей говорю: «Заткнись, придурочная!». Вот, до сих пор вспоминаю…

Тон Жаки несколько смягчился.

— Да, Люка та еще зараза! Она и меня лентяйкой называла. Как Мику бригадиром сделали, так Люку словно подменили.

— Боится, что каачи будут Микой недовольны, — промолвила Рика, вновь выискивая в сумке нож. — И почему они выбрали Мику? Чем он лучше других? Лучше бы Кирю назначили — вот был бы бригадир!

— Да! — сказала польщенная Жака и вновь склонилась над бутылью.

Торопясь и волнуясь, Рика нащупала нож, но в спешке схватилась не за рукоятку, а за лезвие.

Мы вместе ощутили боль и теплую влагу хлынувшей крови. Я взвизгнула у Рики в голове, «сестричка» же стиснула губы и не издала ни звука. С каждой упущенной минутой она все больше нервничала.

Наконец, она надежно обхватила рукоятку окровавленной ладонью. Обойдя склонившуюся над бутылью Жаку, Рика встала за ее спиной и уже была готова нанести удар, но тут из главного туннеля донесся голос.

— Жака, ты здесь?

Я узнала басовитый голос Кири, а секундой позже он и сам возник из темноты и алчным взглядом вперился в бутыль.

«Сестричка» смачно выругалась и отпустила нож. Рука довольно сильно кровоточила, и Рика быстро сунула ее в карман, прижав к бедру.

— Что это вы тут делаете? — не отрывая взгляда от бутыли, поинтересовался Киря.

— Настоечку пить собираемся, — кокетливо прощебетала Жака.

— А почему без меня? — обиделся Киря.

— Как раз собирались тебя позвать, — упавшим голосом буркнула Рика.

— А я уже здесь!

Везенье от «сестрички», похоже, отвернулось, и это было, несомненно, моей заслугой. Не завопи я благим матом в ее дурной рисковой голове, труп Жаки уже горел бы в магме. Но я нарушила дьявольский план «сестрички», и все пошло по иному сценарию.

Вот только я по-прежнему не просыпалась! Не просыпалась, хоть тресни. Оставалось только наблюдать за развитием событий. А развивались они бурно и непредсказуемо.

Не успел к нам пожаловать Киря, как из темноты возникли Мика с Кокой.

Заметив бутыль в руках у Жаки, Мика хищно улыбнулся. Его крупные передние резцы были слегка коричневатого оттенка.

— Так вот вы где! — угрожающе промолвил он. — А я-то думаю, куда же все запропастились… Чем угощаешь, Жака?

— Это не мое… — залепетала белобрысая девица. — Это Рика принесла!

Бригадир сурово глянул на «сестричку».

— И что там внутри?

— Настоечка, — промямлила она. — Я теткину сумку случайно схватила, а там — эта бутыль… Ну, я и решила немного хлебнуть. И друзей заодно угостить…

— А у меня разрешение спросила? Я пока еще ваш бригадир!

Тут Кока слегка толкнул Мику в бок и что-то шепнул ему в ухо. Помедлив, Мика кивнул.

— Ну ладно, раз уж так получилось… Не пропадать же добру!

Кока вожделенно уставился на Рику. Его взгляд как будто говорил: «Видишь, я тебя отмазал. Где моя награда?». Но «сестричка» на Коку даже не взглянула.

Последней прибежала Люка. Она, как видно, следила за дружком и, когда он свернул в боковой коридор, без колебаний последовала за ним. Оглядев собравшихся, она обратилась к бригадиру.

— Мика, что происходит?

— Да ничего особенного… Рика угощает всех настоечкой.

Люка возмущенно глянула на Рику.

— Тоже мне, подруга! Всех угощаешь, а обо мне не вспомнила…

«Сестричка» опустила голову и промолчала.

Все, кроме Рики, обступили Жаку, отчаянно сражавшуюся с затычкой. Кока отобрал у нее бутыль и извлек, поддев ножом, плотный ком то ли материи, то ли бумаги. Отхлебнув настойки, он довольным голосом изрек:

— А ничего так… Ядреная настоечка! Тетка готовила?

— А кто же еще… — сквозь зубы процедила Рика.

Ее буквально трясло от злости и досады. Убийство соперницы, к которому она так тщательно готовилась, откладывалось на неопределенный срок. И весь этот срок Киря по-прежнему будет с Жакой!

Подобрав лежавший на земле фонарь, она еле слышно прошептала: «Сейчас вы у меня попляшете!» — и щелкнула кнопкой. В шуме возбужденных голосов щелчок, конечно, никто не расслышал.

Все мгновенно погрузилось во тьму.

— Эй, что происходит? — недовольно выкрикнул Мика. — Рика, это ты погасила фонарь? Сейчас же его включи!

Но «сестричка», злорадно ухмыльнувшись, прогнусавила:

— Я тут ни при чем, он сам погас. Наверное, батарейка села.

Минуту или чуть больше в коридоре было тихо. Потом из темноты послышалась какая-то возня с мужским сопением и женскими повизгиваниями — похоже, парни, оказавшись в темноте, не растерялись.

В отличие от Рики, я ни капли не расстроилась. Напротив, чувствовала радость и воодушевление. Свою задачку я решила и в ближайшее время проснусь. А как же иначе? А что там у них происходит во тьме — меня не колышет. Пообжимаются немного, потом кто-нибудь зажжет фонарь — у кого-то же он должен быть! Потом они, смущаясь, второпях допьют настоечку и разойдутся по местам. Надеюсь, к тому времени я буду уже дома.

Но время шло, а я не просыпалась. И света по-прежнему не было. Либо фонарь был только у Рики, либо здешней молодежи нравилось миловаться в темноте…

Из разных мест до меня доносились семенящие шаги, беззлобный матерок и возбужденное сопение. Кто-то с кем-то смачно целовался, кто-то, споткнувшись, громко ойкнул. Мимо «сестрички» прошел какой-то парень и раздраженно выругался. Возможно, парню просто не хватило пары…

— Включи фонарь, а то они переломают ноги! — зачем-то сказала я «сестричке».

«Марго, ты совсем сдурела? Какие переломы?! Все это сон, который вот-вот закончится. Кстати, пора бы ему уже и закончиться…».

— Ну и пусть переломают, — злобно процедила Рика, но фонарь все-таки включила.

В тусклом свете я увидела две обнявшиеся парочки: Мику с Люкой, Коку, как ни странно, с Жакой… Оказавшись в свете фонаря, девица резко отпрянула от Коки и демонстративно дала ему пощечину.

Зря старалась: Кири рядом не было. Вероятно, не найдя подружку, он уже вернулся на работу.

Выразительно взглянув на фонарь в руках «сестрички», Мика пригрозил ей пальцем.

Все неохотно потянулись к выходу.

Настроение у Рики окончательно упало — эта стерва Жака соблазнила даже Коку, а Киря так и не увидел, что подружка ему изменяет. Ну что за невезение!

Вернувшись к брошенным в туннеле инструментам, она с ожесточением схватила ломик и стала яростно долбить породу. Поврежденная ножом ладонь снова закровила, и Рика замотала ее какой-то тряпкой. Боли девушка не ощущала. Что касается меня, то обо мне она просто забыла.

Я тоже больше не пыталась с ней общаться и напряженно ждала пробуждения. Задачка мною решена, убийство Жаки я предотвратила… Так почему же я все еще в теле Рики? Почему я по-прежнему вижу эти бугристые бурые стены? Почему я все еще сплю?!

Прошло около часа. Внезапно властный голос бригадира громко выкрикнул: «Обед!».

Слово «обед» заставило Рику очнуться. Отставив ломик, она взяла холщовую сумку и заглянула внутрь.

Кровь, которой была испачкана сумка, запеклась, побурела и по цвету слилась с тканью. Пятна крови были и на бумаге, в которую завернуты продукты. Не обращая внимания на кровь, Рика нашла на дне сумки нож, сунула его в чехол из грубой кожи, подхватила сумку и засеменила к бригадиру.

Ее нагнала смущенная Жака.

— Ты это… Ты молчи про нас с Кокой, — пробормотала она.

«Сестричка» даже не повернула голову.

А возле Мики уже хлопотала Люка. Прямо на земле она расстелила грубую серую ткань в пятнах засохшей еды и теперь выкладывала на нее продукты из такой же, как у Рики, сумки.

Подошедшие девушки стали доставать свои припасы.

Над ними неожиданно склонился Кока и тоже положил на ткань что-то съестное.

Яства, принесенные ребятами, не отличались разнообразием. На брезенте лежали куски вяленого и запеченного мяса, бледно-желтый подсохший сыр, серый хлеб из муки очень грубого помола, круглые корнеплоды, похожие на картошку, и открытый бидончик с какой-то белесой жидкостью (возможно, настоящим молоком).

К трапезе пока не приступали — ждали Кирю. Мика достал из кармана плоский округлый предмет (определенно, часы!) и выразительно по нему постучал.

Прошло еще минуты три. Киря не появлялся.

Бригадир выразительно взглянул на Жаку. Белобрысая девица мелкой рысью побежала вглубь туннеля за замешкавшимся дружком. Вернулась минут через пять, запыхавшаяся и растерянная.

— Нет его там! — отдышавшись, бросила она.

И тут я ощутила внезапное волнение «сестрички». Ее сердце забилось так часто, что сосчитать удары было просто невозможно. В памяти у Рики возник подземный зальчик, забитая досками яма и (крупным планом) две сломанные доски, над которыми она вчера изрядно потрудилась. Она судорожно сцепила пальцы рук и почти перестала дышать.

— Ну где же этот придурок? — уже всерьез обозлился Мика.

Он ненадолго задумался, потом сурово глянул на Рику.

— Дай-ка мне свой фонарь! — приказал он.

«Сестричка» безропотно подчинилась.

С зажженным фонарем в руке бригадир вернулся в коридорчик, где всего лишь час назад все, кроме Рики, развлекались и пили настоечку. За бригадиром семенила Рика. Следом за ними тащилась Жака. Люка с Кокой остались охранять еду, что навело меня на мысль о промышляющих в туннеле крысах или схожих с ними тварях.

Пульс у Рики по-прежнему зашкаливал, ноги и руки дрожали.

— Киря, ты где? — громко выкрикнул Мика. — Отзовись, урод! Тебя что, понос накрыл? Давай, заканчивай свои дела! Вся бригада тебя ждет.

— Киря, хватит дурить, выходи! Ты что, из-за Коки обиделся? Так он случайно меня обнял, совершенно случайно! — виноватым голосом гнусавила Жака.

— Киря, одевай штаны и дуй сюда! — раздраженно рычал бригадир.

На крики никто не отзывался, и компания двинулась вглубь коридора.

Они прошли те самые двести шагов, о которых говорила Рика, и пространство заметно расширилось, образуя небольшой округлый зальчик.

Здесь было намного теплее, чем в начале коридора. Я бы даже сказала, что в зальчике было жарко. В его центре, закрывая крупное отверстие в земле, лежали плотно пригнанные доски. Само отверстие было округлой формы, метра полтора в диаметре, и буквально дышало жаром. Жар поднимался откуда-то из глубины вместе с едкими пахучими испарениями. Неприятный запах, постоянно присутствующий в здешнем воздухе, возле ямы достигал максимальной интенсивности.

Ребята подошли поближе. Тут Мика нецензурно выругался и замолк.

И вовсе не запах поразил бригадира — к ужасным запахам здесь все привыкли. Две широких доски из восьми были сломаны и провисали вниз. На острых отломках одной из досок виднелся клочок темно-синей ткани, подозрительно похожей на ткань Кириной рубашки.

Я почувствовала резкую дурноту, а в следующий момент сознание «сестрички» отключилось. Ее тело стало медленно заваливаться набок, угрожая нам обеим ударом о каменный пол.

Я рефлекторно попыталась удержать равновесие — напрягла ослабевшие ноги, выпрямила туловище. И у меня неожиданно все получилось.

Лишившись сознания, Рика дала мне контроль над телом — теперь я могла по собственной воле двигаться и говорить. Не знаю, надолго ли, но это тело стало моим.

Первой мыслью было сломя голову бежать отсюда, но я эту мысль подавила. Куда бежать во сне, да и зачем? Гораздо разумнее дождаться пробуждения.

И я осталась стоять возле ямы под душераздирающие вопли Жаки — до нее, наконец-то, дошло, что случилось с ее несчастным дружком.

— Да заткнись ты, дура! — прикрикнул на девушку Мика.

Жака послушно закрыла рот, но тут же вновь его открыла, чтобы задать вопрос, ответ на который был очевиден.

— Киря упал в эту яму, да?

Мика немного помолчал, затем мрачным тоном произнес.

— Похоже на то.

Он почесал костистую голову с жесткими светлыми патлами до плеч и удрученно пробормотал.

— А дело-то дрянь! Смерть работника — это не сломанный палец. Каачи будут очень недовольны. И я окажусь во всем виноват… Но это же неправильно! Разве я принес настойку на работу? Разве я устроил здесь попойку? Разве я вырубил свет? Все это сделала Рика, а накажут, как всегда, меня. Эх, зря я согласился быть вашим бригадиром! Впрочем, меня и не спрашивали…

Тут он поднял глаза на Рику, точнее, на меня («сестричка» все еще была в отключке).

— Ты хоть понимаешь, что наделала?

Не решаясь говорить за Рику (а вдруг мой голос будет чем-то отличаться?), я молча закивала.

— Ты меня подставила! Все из-за твоей поганой настойки! Повеселились, блин… Хотя Киря, конечно, сам виноват — зачем полез вглубь коридора, чего он там забыл? А эти доски — он что, на них нарочно прыгал? Допрыгался… Пропажу рабочего не скроешь. Я должен позвать каачей.

Он в отчаянии схватился за голову.

— Что же теперь будет? Что они с нами сделают? А вдруг они нас кинут в яму?

Как только он это произнес, на меня навалился смертельный страх. Я очень ярко, почти вживую, представила, как погружаюсь в кипящую магму, как кричу от невыносимой боли… Слава богу, вспомнила, что сплю.

Как хорошо, что это только сон! Скоро я проснусь в своей квартире и вернусь к обычной жизни. Задачку я решила и теперь с минуты на минуту должна проснуться. А что случится с этой бедолагой Рикой, меня не очень-то волнует. Да и что с ней может приключиться, если ее на самом деле нет?!

Преодолев минутную слабость, Мика вновь обрел командный голос.

— Значит, так! Вы обе оставайтесь здесь, а я к воротам, за каачами. К яме близко не подходить, Люку и Коку сюда не звать. Я им сам потом скажу…

И мы остались с Жакой вдвоем.

— Что, гадина, — злобно просипела Жака, — оставила меня без мужика?

Я хотела ответить что-нибудь язвительное, но почувствовала, что губы мне уже не подчиняются. Рика, наконец-то, очнулась и снова взяла контроль над телом. А в следующий момент меня накрыла лавина ее чувств. Страха в ней не было — лишь огромное, невыразимое словами отчаяние.

— Отстань, гнида, без тебя тошно! — бросила она Жаке и отвернулась.

Дальнейшие попытки Жаки хоть как-то ее достать не увенчались успехом. «Сестричка» не проронила ни слова. Я тоже попыталась с ней заговорить, но она и меня проигнорировала.

Глава шестая

Каачей было двое. Друг за другом они бесшумно вошли в подземный зал. Следом за ними плелся Мика.

Первым шел крупный каач с желтыми, как янтарь, глазами. Подойдя к прижавшимся к стенке девушкам (на четвереньках он был одного с ними роста), каач поздоровался низким вибрирующим голосом.

Это было столь неожиданно, что ввергло меня в изумление. Надо же, хозяева приветствуют рабов!

Жака что-то заискивающе залепетала, Рика поджала губы и отвернулась.

Второй каач был чуть помельче, с глазами тоже желтыми, но не такими яркими. И, кстати, он тоже поздоровался. Такие вот вежливые твари!

Они не стали ни о чем расспрашивать людей, а сразу перешли к осмотру места происшествия. Вдумчиво прошлись по залу, осмотрели сломанные доски, забрали зацепившийся клочок одежды, осмотрели и понюхали его. Затем каачи, словно по команде, уставились в глаза друг другу, и я была почти уверена, что они беседуют телепатически.

Их беззвучный разговор продолжался несколько минут, затем каач с янтарными глазами громко произнес.

— Сегодня здесь убили человека. Это сделал кто-то из вашей бригады.

В одно мгновение Мика смертельно побледнел.

— Но его никто не убивал, — забормотал он быстро и испуганно. — Это был несчастный случай… Да, да, несчастный случай! Он случайно наступил на эти доски, и они под ним сломались. Никто его не убивал!

Яркоглазый каач повернулся к нему.

— Ты или ошибаешься, или сознательно врешь! Нам с коллегой совершенно очевидно, что рабочего убили. Доски были сломаны заранее, кто-то из вас над ними сильно потрудился. Завтра на острове Лонг мы проникнем в ваши головы и узнаем ваши мысли, а потом будем судить. Виновные будут наказаны, невиновные — отпущены. А сейчас, бригадир, вели всем работникам выйти из туннеля.

Когда в сопровождении каачей мы вышли из туннеля, я увидела вверху на насыпи еще троих крылатых стражей. Внезапно один из них поднялся на задние лапы и расправил сложенные крылья.

На задних лапах, с расправленными крыльями каач не был похож на животное. Он был похож на ангела или на демона, а на кого больше — я так и не решила.

Спланировав с насыпи вниз, он приземлился прямо перед нашей группой. Вслед за ним спланировали и остальные двое. В итоге на пятерых людей оказалось пятеро каачей.

Крылатые твари казались внешне очень похожими, но одного из них я все-таки выделила — того, кто первым прибыл на место происшествия и поздоровался. Он был немного крупнее остальных, а его янтарные глаза горели ярче, чем у собратьев. К тому же, судя по его повадкам, среди каачей он был главным.

Он поочередно осмотрел рабочих и задержал свой взгляд на Рике.

И в ту же секунду я поняла, что видит он не только Рику. Каач с янтарными глазами видел и меня! Я чувствовала это так же явственно, как если бы пребывала в собственном теле и смотрела ему в глаза. Его веки слегка прищурились, а рот растянулся в некоем подобии усмешки.

Закончив осмотр, он повернулся к собратьям, как бы подавая им сигнал. После этого к каждому работнику приблизился каач и, поднявшись на задние лапы, крепко обхватил работника передними. Рику обхватил тот самый, с яркими глазами. Его длинные когтистые пальцы замком сомкнулись под ребрами «сестрички», и меня захлестнул дикий страх.

Тут и Рика словно пробудилась. Ее заледеневшее от горя сердце внезапно встрепенулось и забилось очень часто. Думаю, что все рабочие из Микиной бригады в тот момент испытали сильный шок.

— Что вы собираетесь с нами делать? — срывающимся голосом выкрикнул Мика.

— Мы перенесем вас на остров, — спокойно ответил яркоглазый. — А завтра на рассвете будем судить.

Каач говорил по-русски, но я была почти уверена, что с такой же легкостью он мог бы изъясняться по-английски, по-французски, по-китайски, короче, на любом другом живом и мертвом языке.

— Да что мы такого сделали? — жалостливо запричитал Кока. — Что тут вообще случилось? Мне никто ничего не объяснил!

— Что тут случилось? — вибрирующий голос твари приобрел какой-то зловещий оттенок. — Обычное убийство! Кто-то из вас убил рабочего Кирю. Убийство было заранее спланировано. Может, убийца хочет признаться?

Все промолчали.

— Я так и думал, — промолвил каач. — Желающих нет.

— А я-то смотрю, куда он делся… — потерянно произнес Кока. — Но я его не убивал, клянусь!

Тут каач издал какой-то звук, весьма похожий на курлыканье, после чего с усмешкой произнес.

— Знаю я ваши клятвы! Ничего они не стоят, так что держи свою клятву при себе. Завтра на суде мы узнаем твои мысли, что гораздо надежней всяких клятв. Мы могли бы узнать твои мысли прямо сейчас, но наш закон не допускает вольностей. Рудник — не место для суда каачей, поэтому летим на остров!

Перехватив поудобней Рику, каач продолжил.

— Завтра на суде у убийцы будет шанс. Если он расскажет правду и во всем покается, это может смягчить наказание. Те из вас, кто ни в чем не замешан, будут отпущены, но сдается мне (тут он выразительно принюхался), что вы тут все в чем-то замешаны. Видимо, не дорожите своей работой…

— Лично я своей работой очень дорожу, — подобострастно заблеяла Жака. — Мне без работы никак нельзя. Я беременна, мне нужно много есть.

— Я заметил, что ты беременна, — промолвил каач. — Если ты окажешься убийцей, твой ребенок будет изъят, и его доносит другая мать. Найдется немало бездетных женщин, готовых его принять.

— Так я готова отдать им ребеночка хоть сейчас! — невинным голосом залепетала Жака. — Мне так жалко бедных бездетных женщин…

После ее слов мне стало ясно, что она уже смирилась со смертью Кири и вовсе не горит желанием стать одинокой матерью. Похоже, Рика это тоже поняла.

— Вот гадина! — процедила «сестричка» и демонстративно сплюнула.

— Значит, ты хочешь отдать ребеночка… — задумчиво сказал каач с янтарными глазами, затем внезапно повысил голос.

— Все, закончили разговоры! Вылетаем на остров.

Его передние конечности внезапно напряглись и превратились в жесткие тиски. А в следующую секунду нас с «сестричкой» оторвало от земли и повлекло к низко висящим желтовато-серым облакам.

Но в облака мы не врезались, а полетели прямо под ними, в подгонявшем нас стремительном потоке ветра. Над нами с шумом рассекали воздух большие мощные крылья, под нами плавно покачивалась темная бесплодная земля. От ужаса мне захотелось сжаться в комок и завизжать, но Рика это сделала за меня.

Сон становился все страшнее и страшнее, а я никак не просыпалась.

Но почему, почему со мной все это происходит? Почему этот сон такой особенный?

В голову лезли разные версии, но все сводилось к одному: кто-то управляет моим сном и не дает мне проснуться. За что же он (или они) на меня взъелись? В конце концов, свою задачку я решила — Жака жива и здорова. Вот только Киря… Да, наверное, дело в нем. Скорей всего, я чего-то не учла и решила задачку неправильно. Тогда, по законам логики, мне придется решить еще одну задачу.

— Вся наша жизнь — цепочка задач. Решаешь одну, перед тобой встает другая, и так до бесконечности! — услышала я голос в голове, но принадлежал он отнюдь не «сестричке».

Со мною разговаривал тот самый каач, чьи лапы (или руки?) держали Рику. Его бесцеремонное вмешательство в мои раздумья меня не испугало, поскольку голос был совсем не злым. Напротив, вибрирующий голос существа меня как будто успокаивал. Это было приглашение к беседе, и я его охотно приняла.

— Уважаемый каач! (Другого обращения я не придумала.) Если вы так легко читаете мысли, то, конечно же, знаете, что к убийству Кири я абсолютно непричастна. У меня в этом мире даже тела нет… Помогите мне, пожалуйста, проснуться. Я буду вам очень благодарна. Очень-очень.

Тут каач снова закурлыкал. По-моему, он так смеялся.

— Предположим, Кирю ты не убивала, — наконец, ответил он. — Объясни мне, «непорочный ангел», как ты оказалась в нашем мире?

— Что значит, как? Ваш мир мне просто снится. Сны — они вообще не предсказуемы.

— Так ты и меня считаешь сном?

— Конечно.

— Ты ошибаешься. Я вовсе не твой сон.