Бесплатный фрагмент - Детективы советской эпохи

Боясь разоблачений

Постовой сержант милиции Смирнов вышел на перекресток. Он постоял с минуту, потер озябшие уши, подняв воротник полушубка и пошел вдоль улицы.

Вечерние сумерки сгущались, мороз крепчал, улицы завола­кивал туман. Прохожих с каждым часом становилось меньше, редкие машины шли медленно, часто сигналили.

Смирнов обошел еще раз свой пост и свернул к телефонной будке, чтобы доложить дежурному и попросить разрешения обогреться.

Сделав несколько шагов вдоль углового дома, он впереди себя увидел двух человек, освещенных слабым светом, падающим из окна. Один из них запрокинув голо­ву, лежал на спине и судорожно хватал мерзлый асфальт, второй, в сером пальто, стоял на одном колене, держа в руке нож.

Смирнов от неожиданности опешил. Но в тот же миг, сообразив, что происходит, ударил парня в сером пальто по руке — нож со звоном упал на тротуар. Парень что-то выкрикнул, он повернул растерянное лицо к Смирнову и хотел встать, но удар в грудь повалил его на землю.

— Я ничего… я…

— Лежать! — повелительно сказал Смирнов и направил пистолет в его сторону. Парень прижался к асфальту.

Смирнов посмотрел по сторонам, надеясь увидеть прохожего, который помог бы ему вызвать скорую помощь и сообщить в отделение, — но кругом ни души, только редкие деревья полусонно смотрели на него.

Человек застонал. Что делать? Дорога каждая ми­нута. Смирнов в нетерпении оглядывался. Неужели из-за его медлительности погибнет человек? Где-то на соседней улице просигналила машина. Только теперь он вспомнил про свисток «Садовая голова», — выругал он себя и свистнул. Из тумана, точно из-под земли, вынырнул милиционер с соседнего поста, спросил, что нужно, и побежал к телефонной будке.

Через несколько минут подъехала скорая помощь, санитары осторожно положили раненого на носилки, отнесли в машину и уехали.

Смирнов облегченно вздохнул и подошел поближе к убийце.

Следователь капитан Воронов был молодым работником. Год назад он демобилизовался из армии и районный комитет партии направил его работать в милицию. Нелегко давалась новая служба. Правда, поручали ему расследовать дела «полегче», пока привыкнет, по хулиганству, мелким кражам. Но и эти дела отнимали у него все силы, ведь дело приходилось иметь с людьми разных ха­рактеров и профессий и решать их судьбы.

Чтобы быстрей освоился с работой, его чаще других следо­вателей назначали дежурить по отделу. Вот и сегодня его оче­редь.

Воронов прочитал протокол показаний свидетелей, достал па­пиросу и задумался.

В коридоре послышались торопливые шаги, и в кабинет вошел лейтенант Поляков.

— Товарищ капитан, на Заводской улице убийство. Потер­певшего отправили в больницу, убийцу сторожит сержант Смирнов, на месте поймал, — одним духом выпалил Поляков.

Воронов вскинул широкие брови, бросил папироску и встал.

— Вызови из управления работников научно-технического от­дела и доложи началь­нику. Я еду туда. Машина где?

— Ожидает вас у подъезда.

Шофер молча вел машину на большой скорости. Молчал и Воронов. Он первый раз ехал расследовать такое серьезное пре­ступление. С кем ему предстоит иметь дело? Эта неизвестность волновала его, и он нетерпеливо смотрел вперед.

Свет фар выхватил из темноты Смирнова. Шофер заглушил мотор. Сержант, козырнув, стал взволнованно докладывать о случившемся. Воронов, слушая его, теребил усы и с деловым любопытством рассматривал прижавшегося к палисаднику человека.

— Встаньте! — приказал он, когда Смирнов закончил докла­дывать.

Парень, опасливо посматривая на Смирнова, встал.

— Ваша фамилия?

— Тропинин, гражданин начальник.

Последние слова неприятно поразили слух. Так говорят лю­ди, побывавшие в

— Из тюрьмы давно?

— Полмесяца.

— Отвезите в отделение, — коротко бросил Воронов прибыв­шим участковому и милиционеру.

Воронов осветил фонариком место преступления. Там, где ле­жал раненый, алела кровь. Неподалеку валялись две папиросы «Беломорканал». Одна из них была немного курена, у второй только помят мундштук. Тут же лежала наполовину пустая, изрядно потертая спичечная коробка и с застывшей кровью нож.

— Как же это ты, Гриша, оплошал? Почти под носом у тебя зарезали человека, а ты…

Смирнов виновато потупился.

— Туман, товарищ капитан. В трех метрах ничего не ви­дать. А он его тихо, даже стона не было слышно. Видать, из бывалых.

Из управления прибыли работники научно-технического от­дела. Быстро установили прожектор. Составив вместе с ними протокол осмотра места происшествия и захватив веществен­ные доказательства, Воронов и Смирнов возвратились в отдел.

— Вот это морозец, я понимаю, — потирая руки, проговорил Воронов, его черные глаза поблескивали.

— Это разве мороз! Цветочки, ягодки еще впереди, — ответил Смирнов. — У нас так: если мороз — дух захватывает, если солнце светит — никакая тень не спасет, если гром гря­нет — неделю в ушах звон стоять будет.

— Я, Гриша, видел эти ягодки. На этом морозе из меня когда-то солдата делали. Так что записывай в свои.

Воронов сел за стол, снял телефонную трубку и набрал номер больницы. Врач сообщил, что пострадавшему нанесено ножевое ранение в грудь. Произведена операция. Больной находится в бессознательном состоянии. Воронов вызвал Полякова и отпра­вил его в больницу осмотреть вещи пострадавшего. Затем при­казал привести задержанного.

Тропинин вошел с опущенной головой и остановился по­средине кабинета. Он был невысок, сухощав, с болезненным бледным лицом. На тонких губах только что пробился пушок. Он беспрестанно шмыгал носом и казалось, вот-вот расплачет­ся. Пальто на нем было, по-видимому, с чужого плеча и висело мешком.

Не чувство злобы или презрения вызвал Тропинин у Воронова, а чувство брезгливости. Мальчишка… за партой еще сидеть следовало…

— Садись, — коротко бросил Воронов.

Тропинин поднял на Воронова взгляд, полный горя и отчая­ния, опустился на стул, шмыгнул носом и уставился на дверь, погруженный в собственные думы.

— Кто тот человек?

— Максим Потапов, — даже не повернув головы, ответил Тропинин.

— Вы с ним знакомы?

— Мы с ним в одной школе учились, а после вместе пошли на завод работать. Максим — токарем, а я слеса­рем. Здесь совсем сдружились. Семья у нас какая-то непутевая Отец с матерью то дерутся каждый божий день, то дружней их нет — за водку берутся. Максим позвал меня жить к себе. — Слова Тропинин произносил неторопливо, тихо, задумчиво, ни на кого не смотрел, казалось, он не рассказывал, а думал вслух, жил в этом недалеком прошлом. — Я стал хорошо зарабаты­вать. Деньги оставались, я их кое-когда тратил на выпивку. Тут новые друзья появились. Они меня познакомили с одним приятелем — Славой. Он нигде не работал, но деньги у него во­дились. И стали мы каждый вечер кутить. Я бросил учиться, читать книги. Максим начал ругать меня за такую жизнь. Его наставления мне не по вкусу пришлись. Я ушел жить в общежитие… Однажды после получки мы с Лешкой выпили и заявились в клуб. Там дежурные с завода. Они попросили нас выйти. Мы подрались, выбили окна… В этом же клубе нас и осудили… Поделом мне, дураку. — Тропинин помутневшим взглядом посмотрел поверх головы Воронова. — Полмесяца назад закончился мой срок наказания. Я опять пришел к Максиму Хорошо он меня принял. Все-таки товарищи. Устроили ужин. Тут я ему оказал: «На завод пойду. Надо грязь с себя смыть». А он мне и говорит: «Не примут туда хулигана». Я этого-то и боялся. Думал, не поймут меня, отвернутся. И вот лучший друг… Обида меня взяла. Я ему вгорячах такое наговорил, и рассказать совестно. Взял свой чемодан и ушел на другую квартиру. А сегодня был в отделе кадров на заводе. Приняли меня и квартиру дали. Послезавтра должен выйти на работу в первую смену. Обрадовался я. Потом пошел в город и бродил до вечера. По дороге домой, на Заводской улице, смотрю, ле­жит человек. Думаю, пьяный. Подхожу — Максим. Сказать ничего не может, только мычит и все силится встать. Я хотел бежать за скорой помощью, а тут кто-то меня как двинет в грудь, так у меня круги перед глазами заходили. Очнулся, пере­до мной сержант стоит. — Тропинин кивнул на Смирнова.

— У вас в руках был нож.

Тропинин бросил беспокойный взгляд на Смирнова.

— Неправда это! Не было у меня ножа! — почти крикнул он.

— Как неправда, — спокойно, но строго возразил Воронов. — Его выбили у вас из руки. Или сержант меня неправильно ин­формировал?

— Показалось ему. Да вы и сами посудите, что увидишь в такую темень.

Дернув кончики усов, Воронов повернулся к Смирнову. Смирнов невольно переступил с ноги на ногу, прищурил левый глаз и бросил Тропинин:

— А ты посмотри, у тебя руки-то в крови.

Тропинин испуганно глянул на руки, зачем-то торопливо спрятал их в карманы, но тотчас вытащил и смущенно пробор­мотал:

— Ничего у меня на них нет. Воронов еле заметно улыбнулся.

Тропинин замолчал, опустил голову на грудь, его серое ли­цо казалось безжизненным.

— Уведи его, — сказал Воронов.

— Меня? В тюрьму? — со страхом спросил Тропинин.

— Следствие покажет, куда.

Оставшись один, Воронов несколько раз прошелся по кабине­ту. Потом вытащил из стола лупу и стал осматривать ручку но­жа. На ней виднелись отпечатки пальцев.

Вернулся Поляков. У Потапова при себе оказалась пачка «Беломорканала», в которой недоставало двух папирос. Значит, на Заводской улице они встретились, закурили. Опять поссори­лись? Непонятно. Человек ставит на прошлое крест, устраивает­ся на работу. И вдруг…

Воронов бросил на стол полушубок, вместо подушки положил книги. Домой идти не было смысла — скоро утро. Опять завтра от жены нагоняй. Это точно. Но что поделаешь, служба!

Начальник отдела полковник Разумов, откинувшись на сним­ку стула, слушал доклад Воронова. Его выцветшие глаза смотре­ли по-отцовски тепло. Когда Воронов закончил, он приподнял со­ломенного цвета косматые брови, пухлой ладонью провел по чи­сто выбритым обвислым щекам.

— А дальше что?

— Сейчас отправлю нож на экспертизу. Думаю, нужно побывать на заводе. Смирнову поручили поговорить с жильцами дома, возле которого все это произошло, может быть, кто-нибудь видел

— Действуй. Если нужны будут люди, приходи.

Воронов вышел из отделения. Ярко светило солнце. Его лучи радужно переливались в кристаллических снежинках инея, которыми были покрыты дома, площади и мостовье. Собрав­шись стайкой на наличнике, радуясь солнцу, наперебой чирикали воробьи. Задумчиво стояли тополи в скверах и палисадниках. Под ногами поскрипывал снег, со станции доносились гудки паровозов. Нескончаемым потоком по улицам шли люди.

Воронов зашел к отцу Потапова. Бодрый старичок, с торча­щей редкой бородкой, с худым морщинистым лицом, но еще живым взглядом, принял его радушно. Он подтвердил показания Тропинин; рассказал, что сын не придал серьезного значения ссоре, объяснив ее нервозностью друга, и надеялся на примире­ние. А когда узнал, что в покушении на сына обвиняют Тропинина, Потапов насупился.

— Сомнения меня берут, — заговорил он после небольшого раздумья, — не скрытный Ванюшка, что думает, все по лицу про­читать можно. Не поднимется у него рука на это. Разве сейчас другим стал. Ты получше присмотрись к нему, — попросил По­тапов.

«Тут хоть с какой стороны смотри, а нож у него в руках был», — думал Воронов, идя на завод.

Завод встретил Воронова шумом станков, звоном железа, глу­хим завыванием моторов. Он долго ходил по цехам, беседовал с рабочими, с руководителями. Перед Вороновым постепенно складывался образ Потапова. Молодой, волевой юноша, ску­пой на слова, но хороший и внимательный товарищ.

В последний день он работал до шести, получил аванс 350 рублей и до девяти часов занимался с учениками, обучал их токарному делу. В девять часов вышел из проходной.

Рядом с ним вырастал образ Тропинин, песенника и пля­суна, веселого и скромного паренька. Но его заслонял тот Тропинин, жалкий, измученный, которого Воронов видел у себя в кабинете.

«Ты еще умолчал о деньгах, а у тебя их изъяли 350 руб­лей. Что ты на это ответишь? Скажешь, были свои. Потапов по­лучил три сотенных бумажки и две по двадцать пять. То же са­мое и у тебя». Воронов решил еще раз вызвать Тропинина на допрос.

За сутки парень сильно похудел. Глаза провалились и под ними легли широкие тени, нос заострился, резко обозначились скулы.

— Вы, кажется, хотели что-то сказать мне? — спросил Воронов. — Я? Я все рассказал.

— А о деньгах?

— Что вы! Какие деньги?

— Которые изъяли у вас при обыске. Может быть, объяс­ните, где их взяли?

— Максим дал.

— Где он вам давал их?

— На взводе.

— Кто может подтвердить?

Тропинин потупился и немного помолчав, полушепотом проговорил:

— Никто. Мы один на один были. Но это правда. Я не вино­ват. Вы обязаны разобраться.

— Этим мы и занимаемся. Но зачем вы лжете? Вот заключение экспертизы, Воронов положил лист бумаги на стол. — От­печатки пальцев на ноже ваши. А вы говорите, что не брали его в руки. Как вам после этого верить?

Тропинин не ответил.

Доложив о проделанной работе Разумову, Воронов пошел до­мой. Город уже спал, небо было низкое и звездное, из-за туч выглядывал молодой месяц. Воронову ни о чем не хотелось ду­мать, уставший организм просил отдыха, и он, засунув руки в карманы полушубка, неторопливо шагал по пустынным улицам, прислушиваясь, как под ногами скрипел снег.

— А мы уже тебя потеряли, — встретила его жена. За годы армейской жизни Воронова она привыкла к внезапным отлучкам мужа, а поэтому никогда не надоедала расспросами.

— Как и всегда, явился живой и здоровый.

После ужина Воронов подошел к письменному столу. Проведен­ная за работой прошедшая ночь и напряженный дневной труд давали себя знать. В висках сильно стучало, ноги, казалось, ста­ли тяжелей и толще.

— Ты устал, ложись отдыхай, — положив руку на плечо Воронову, ласково проговорила супруга.

Спустя несколько минут, Воронов уже крепко спал.

Проснулся он, когда по радио передавали физзарядку. После крепко­го сна во всем теле чувствовался прилив сил, в голове было свежо и чисто, как в весеннее утро. Он потянулся, стараясь не думать ни о чем. Но, точно при­зрак, перед ним появилось худое, детское лицо Тропинин. И мысли волной хлынули в голову.