Бесплатный фрагмент - Деньги, знания и государство

Предисловие

Публикуемые в данной книге статьи завершают представление широкому кругу читателей комплексных системных исследований автора, направленных, прежде всего, на вскрытие системных закономерностей и соответствующих функциональных комплексов в становлении и эволюционно-историческом развитии человеческого общества. В представляемых здесь статьях рассматриваются наиболее важные, общественно значимые в современный период исторические процессы формирования знаний, составляющих так называемый тезаурус человека, активные когнитивные комплексы общественного сознания и государственный (властный над обществом) тезаурус. Особое внимание отведено процессам формирования «экономических» понятий, определивших формирование экономической деятельности во всем мире, становлению экономики как практики хозяйственной деятельности и как учения о ней, а затем и «политической экономии».

Системные исследования исторических процессов экономического и государственного развития во всем мире и великого опыта СССР позволили раскрыть объективную рациональность системной организации всей целесообразной общественной жизнедеятельности и, соответственно, требования к государственному управлению ее развитием, то есть необходимые тезаурусные составляющие государственного комплекса и активного общественного сознания.

В книге представлены также некоторые недавние попытки ученых по формированию новой политической экономии. Критический анализ одной из них на основе современных научных знаний и результаты системных исследований автора позволили раскрыть определенные возможности формирования действительно научной, общественно рациональной политической экономии, как интегральной меганауки общественного развития. Ввиду обширности и сложности рассматриваемой тематики, представляемые статьи включают, как и ранее, существенный массив научной литературы (в основном отечественной) и имеют основной целью возбудить адекватное системное мышление специалистов в соответствующих областях знаний.

Тезаурус рационального общества как цель научного самопознания

Многие публикации автора затрагивают и актуализируют очень важную тему — тему научного развития великой идеи социализма-коммунизма, можно сказать, успешно воплощенной Советским Союзом в части социализма, в общем социально-экономическом развитии, — с известными заблуждениями и потерями. Теперь можно сказать: «Большое видится на расстоянии», и в сравнении с текущим состоянием общества (союза народов). Пресловутая «перестройка» и крах «партийного» государства выявили, как теперь хорошо видно, недопустимое в тот период отставание, — по сути, партийную блокаду научного развития социализма, прежде всего, в главном — в научном познании и развитии государства, политической экономии, теоретической социологии, — как ведущих наук.

Необходимое научное развитие готовилось и начиналось инициативными работами некоторых ученых и научных организаций, примерно с конца 60-х годов (в связи с полит. «оттепелью»). Автор кратко представлял в предыдущих публикациях эти начинания, в частности организацию «Системных исследований» (Д. М. Гвишиани и ведущими московскими учеными, при гос. обеспечении от А. Н. Косыгина), издание и изучение работ А. А. Богданова, и др. Однако, партийно-государственная деградация оказалась столь сильной, что победило, можно сказать, активное невежество (с поддержкой агентов вражеского Запада). Вспоминаются слова великого И. Гёте — «Нет ничего страшнее (и опаснее, — А.В.) деятельного невежества».

Судьбоносную роль знаний для человеческого общества, необходимость обогащения его (общественного сознания) положительными знаниями, то есть великое значение всеобщего и специализированного образования молодых поколений Гёте хорошо видел посредством своих обобщений великого опыта человечества. Теперь это хорошо видится, очевидно, всеми образованными гражданами, особенно в отношении неофашизма.

Надо видеть и отрицательный опыт нового российского образования молодых поколений (в сравнении с опытом СССР). В рассматриваемом здесь плане видится полезным представить монографию Вал. А. Лукова [1], прежде всего, первую главу под названием «Идея биосоциологии», — которая начинается рассмотрением исторических сведений и понятий научного направления названного «биосоциологией», соответствующих подходов к изучению человека и общества. Они являются, однако, устаревшими, неадекватными, поскольку для выяснения общественно рационального тезауруса, — как информационного комплекса человека, человеческой организации, необходимы иные, — кратко говоря, биосистемные и общесистемные знания, которые, надо заметить, не усложняют, а упрощают мышление о сложном (это методологическое преимущество системных знаний, «системного подхода»). Но Луков, к сожалению, сосредоточил внимание лишь на устаревших уже западных подходах и теориях и совершенно упустил из внимания научные достижения в познании человека и общества советскими учеными, познание всеобщих системных закономерностей в живой природе, человеке и обществе. Соответствующие имена ученых и работы широко известны еще с 70-80-х годов и приведены во многих публикациях автора этих строк, посвященных именно раскрытию этих всеобщих закономерностей. Здесь видится необходимым обратить внимание на главный период в истории человечества, раскрываемый «системным подходом».

Рассматривая структурно-функциональное развитие человеческого общества — от естественного функционально целостного метаорганизма, можно хорошо видеть становление исторически «мутагенного» периода раздробления его посредством развития товарно-денежных отношений. Системное исследование этого периода как периода становления социально-государственных правил и законов, названных «экономикой», и последующего развития процессов частного денежного обогащения показывает не только противоестественное и вредное для общества структурно-функциональное раздробление, но и всю общественную, общемировую ущербность исторически установившегося капиталистического способа (парадигмы) общественного развития. Системный подход к исследованию истории человеческого общества, истории становления политэкономического тезауруса, показывает, таким образом, системную сущность проекта социализма-коммунизма, то есть направленность его на обретение человеческим обществом естественной и объективно необходимой (по эволюционному Предписанию и согласно современной «общей теории систем) функциональной целостности, обеспечивающей всемерно согласованное и эффективное саморазвитие в органичном взаимодействии с окружающей природой и дружественными странами (см. великий опыт СССР, всего «социалистического лагеря»).

Формирование общественно рационального и прогрессивного тезауруса в общественном сознании первого в мире социалистического общества отчетливо выделяется теперь в научно-системном обзоре на фоне предыдущего европейского развития, устремленного в самопознании к формированию именно прогрессивного общественного тезауруса, которое отражают, например, исследования первых европейских социологов [2; 3], а в части российской истории и общенаучного, общественно рационального тезауруса — работы отечественного мыслителя А. А. Богданова [4] и современного исследователя в области информатики [5].

Здесь, соответственно рассматриваемой теме, видится необходимым кратко рассмотреть лишь один подраздел указанной выше главы: «Тезаурусный подход в методологическом основании биосоциологии», который видится наиболее актуальным для всеобщего образования молодых поколений (чему и посвящена вся научная работа Лукова) и научного развития тезауруса социализма (этот подход близок и авторскому системному подходу). Надо сразу же отметить, что «тезаурусный подход» был использован ранее и ведущим социологом Ж. Т. Тощенко, — но лишь для представления современных понятий российской и западной социологии (вместо словаря, — см. ниже), без анализа самого понятия тезауруса как социологического («социологически», а не общественно значимого). Таким образом, Вал. А. Луков, можно сказать, дополняет Тезаурус российской социологии понятиями, составляющими и формирующими общественно ценный (прогрессивный, на взгляд автора) деятельный тезаурус, прежде всего, в молодых поколениях. Итак, рассмотрим некоторые важные для рассматриваемой темы фрагменты текста Вал. А. Лукова:

«Понятие тезауруса. Слово «тезаурус» (от греч. thésaurós) означает сокровище, сокровищницу. В разных научных контекстах о тезаурусе говорят, имея в виду некое накопление, богатство, достаточность.

Понятие тезауруса в социологии, культурологии, филологии, антропологии в рамках научной школы тезаурусного анализа применяется со значением, которое не совпадает с теми, что закрепились в лингвистике и информатике и в основном таковыми воспринимаются в научной среде. В науках о культуре и обществе понятие «тезаурус» стало обозначать ментальные структуры, придающие смысл обыденным действиям людей и их сообществ, но кроме этого предопределяющие самые различные отклонения от обыденности и оказывающие воздействие, возможно — решающее, на весь комплекс социальных структур, социальных и культурных институтов и социокультурных процессов. В этих новых для себя контекстах и значениях рассматриваемое понятие сопряжено с определенной теоретико-методологической концепцией, став основой подхода, называемого нами тезарурусным1. Этот подход оказался эвристичным для осмысления общества и человека в обществе. <…>

Надо сразу заметить, что в системном подходе автора данной статьи он представляется не эвристичным, а системным. В авторском представлении Тезаурус это, кратко говоря, действительно драгоценное содержание сознания человека и, соответственно, общественного сознания, поскольку представляет собой, в сущности, информационные средства, — знания и понимания, ассоциативные связки и «сборки», комплексы, обеспечивающие достижение не только обыденных целей, но и высших целей человеческого и общественного развития. Далее Луков отмечает:

Тезаурус имеет черты функциональной системы и обеспечивает в кооперации (взаимосодействии) с другими подсистемами жизнеспособность социального субъекта (от личности до человечества в целом), отражая иерархию его представлений о мире. Тезаурус — форма существования гуманитарного знания, он в слове и образе воспроизводит часть действительности, освоенную социальным субъектом. Из этого мы будем исходить, определяя понятие тезауруса.

Дефиниции тезауруса, как мы уже отметили, своим семантическим ядром имеют представление о некотором запасе, накоплении, богатстве, которые вполне резонно называть сокровищем. В образной форме такого рода характеристики часто даются невещественным ценностям: говорят о сокровищнице языка, о богатстве знаний, о накоплении жизненного опыта и т. п. Но из этого не следует, что для обозначения богатства информации недостаточны понятия объема, меры, ресурсов и нужно особое понятие с несколько неясным значением сокровища. <…>

Вторая характеристика находится в зоне ценностей и ценностных ориентаций. Существенность того знания, которое составляет тезаурус, предопределена субъектом — его целями, потребностями, интересами, установками. В целом можно сказать, что там, где о знании может быть как необходимый сформулирован тезис относительно его (знания) полноты и существенности для субъекта, мы имеем дело с какими-либо тезаурусами.

Общей для понятия «тезаурус» в различных сферах гуманитарного знания может быть признана также такая характеристика, как систематичность. Разумеется, тезаурус, как и любой объект действительности, может быть представлен в виде системы. Но когда мы говорим о систематичности как его свойстве, то имеем в виду нечто другое. Тезаурус систематичен в том смысле, что самую разнообразную информацию подвергает систематизации по какому-то определенному основанию, выстраивая иерархическую структуру знания. Он систематичен в том смысле, что систематизировать информацию — и есть его важнейшая задача. Весь вопрос, в каком направлении происходит эта систематизация. Здесь специфика тезауруса проявляется наиболее ярко: систематизация данных в тезаурусе строится не от общего к частному, а от своего к чужому. Свое выступает заместителем общего. Реальное общее встраивается в виртуальное свое, занимая в структуре тезауруса место частного. Все новое для того, чтобы занять определенное место в тезаурусе, должно быть в той или иной мере освоено (буквально: сделано своим). В этом отличие тезаурусной иерархии знаний от структуры научного знания. Деление на свое и чужое может сопровождаться толерантностью к несходным мнениям, открытостью к другим культурам, сама граница своего и чужого подвижна. И именно в этом аспекте тезаурусная организация знания рассматривается нами как отличающаяся по своему системообразующему основанию от объектной организации знания. Почему возникает потребность в такой смене основания системы? Она появляется в силу главного назначения тезауруса для субъекта — ориентировать его в окружающей среде и обеспечивать таким образом жизнеспособность субъекта. Тезаурус и выражает ту сторону всякого знания, освоенного субъектом, которая состоит в его (знания) способности применяться субъектом для того, чтобы наилучшим образом сориентироваться в окружающем мире как на уровне повседневности частной жизни отдельного человека, так и на уровне великих событий мировой истории. <…>

Здесь автор существенно заблуждается, поскольку говорит о формировании сугубо эгоистичного тезауруса, в приспособлении (адаптации) к окружающей среде. В человеческом обществе должны господствовать всё же (и как показывает великий опыт СССР) высшие знания о человеке и обществе, которые иерархически выстраиваются в информационный комплекс общества, — как Тезаурус, соответствующими науками и вводятся через системы образования и просвещения в субъектные «тезаурусы». Именно «они» объективно назначены обеспечивать целесообразное общественное развитие наилучшим образом, в том числе и особенно творческой деятельностью, а не эгоистичные тезаурусы, как представляет Луков:

Такая ориентация вовсе не сводится к адаптационной стратегии. Напротив, важными механизмами ориентации являются творчество, эксперимент, дестандартизация. Творческое начало в тезаурусах представлено неравномерно, но оно — непременный компонент конструирования реальности и разрешения конкретных ситуаций. Очевидна роль творчества в тезаурусах писателей, ученых, режиссеров, дизайнеров и других представителей так называемых творческих профессий. Но не меньше творческих задач приходится решать, например, столяру. Здесь существенны не объем и масштабность творческих задач, а само наличие творческого элемента в ориентационных действиях».

Таким образом, формирование высших знаний о человеке и обществе, и соответственно, о наилучшей парадигме общественного развития, — как показывает великий опыт СССР и опыт современной России, несомненно, являются важнейшими взаимосвязанными задачами государства. Понимает ли эту объективно стоящую перед Россией сверхзадачу современный государственный субъект — «Минобрнауки»?

В рассматриваемом плане нельзя не привести здесь фрагмент о характерном тезаурусе многих поколений советского народа — «строителя светлого будущего СССР»:

«К фактам, подтверждающим значимость непрагматических установок в образе жизни миллионов людей, справедливо отнести и свойственную советскому обществу в период его подъема ориентацию на социальные достижения в будущем, что точно охарактеризовал как устремленность во времени А. А. Зиновьев. В «Логической социологии» Зиновьев писал, что самый высокий уровень устремленности в будущее был достигнут в СССР в сталинские годы: «Основная масса населения жила будущим в полном смысле слова. Подчеркиваю, не просто мечтала (мечтали-то не все, и даже не большинство, а немногие!), а именно жила. Весь образ жизни их был построен так, что исследователь, наблюдающий их как независимое от него, объективное явление бытия, должен был обнаружить фактор устремленности в будущее (для наблюдаемых людей, а не для исследователя) как существенный социальный фактор, игнорируя который, он не мог бы объяснить поведение этих людей».

Здесь полезно вспомнить также великую научную идею Огюста Конта по формированию высшей общественной науки, которую он назвал Социологией, призванной формировать положительный для общества информационный базис (общественный Тезаурус в современном понимании) посредством интеграции «положительных наук», — выверенных опытом общественного развития. В этом плане видится полезным (в рассматриваемой теме) рассмотреть представленный ведущими социологами-теоретиками «Тезаурус социологии» под ред. Ж. Т. Тощенко“ [6], — желательно совместно с „Социологией (в систематическом изложении)» К. К. Жоля [7] и уникальным теперь «Кратким словарем по социологии» (1988), под ред. ведущего социолога Н. И. Лапина и организатора системных исследований в СССР Д. М. Гвишиани [8]. Этот словарь представляет, можно сказать, «социологию социализма» («социализм глазами ведущих социологов»), позволяющий сопоставить указанный выше «тезаурус социологии» с социологическими понятиями «предперестроечного» периода. Словарь характерен и тем, что в его разработке был частично использован «системный подход» (это видится по многим его статьям). Здесь видится необходимым сделать несколько кратких комментариев к нему.

Но прежде, надо сказать о желательном дополнении этого словаря широко распространенным в обществе понятием Автор (в совр. научной терминологии часто употребляется и актор, — как субъект действия, деятельности). Дело в том, что оно тесно связано с рассматриваемым понятием тезауруса. Размышляя об источниках своих действий, деятельностей, мы осознаем, что организм человека, с органами-инструментами, сенсорами и прочими составными частями — это исполнитель информационных «указаний» истинного Автора. Он в нашем сознании, в тезаурусе, в системах памяти и мышления. Неспроста в научных публикациях принято писать вместо «Я» — «автор» (от третьего лица), или «мы» (истинный автор и организм, — похоже на шутку, и читатель).

С понятием автор связано и нелепое, «мусорное словечко» (известного происхождения), относительно которого надо сделать следующее замечание. Мысли автора, как принято в русском языке, высказываются (см. сказ, сказания, рассказы, сказки и пр.), а не «озвучиваются»! Иначе, вместо традиционных русских слов надо говорить «озвучки», или «озвучить сказку» (?!).

Теперь, думается, полезно представить, каковыми были тезаурусы «архитекторов перестройки». Они содержали, очевидно, красивые картинки (образы) западной жизни (из командировок и пр.) и ассоциативные связки с «эффективной рыночной экономикой». Только в них не было, очевидно, знаний о капиталистической эффективности, о целях «эффективной деятельности», о последствиях её для общества в целом и мирового сообщества.

Приведем далее некоторые дополнения и комментарии к статьям указанного словаря, и начнем именно с понятия Деятельность. Она, как правило, характерна целенаправленностью, целеустремленностью, целесообразностью, — по отношению к собственной цели и высшим целям, достигаемым посредством текущей цели, рассматриваемой в качестве средства достижения высшей цели. Таким образом, Д. — это процесс (процессы) действий человека (группы, организации), направленный на достижение какой-либо цели, под которой понимается определенное новое состояние действующих субъектов, либо производство (пр-ая Д.) какого-либо продукта (продукции).

Духовная Д. (в словаре) является, в сущности, информационной, направленной на тот или иной объект, для изменения его состояния на «целевое» (желаемое).

С понятием тезауруса связана и словарная статья «Дифференциация социальная». В ней видится необходимым добавить важную историческую дифференциацию деятельностей по отношению к обществу в целом. Из истории становления «экономики» (см. соотв. сочинения Аристотеля) и ее развития хорошо видно, что наряду со специализацией «трудовых», общественно полезных деятельностей возникли и развились особые специализации: определяемые «искусством денежного обогащения», — они назывались в Древней Греции (обобщенно) «хрематистикой», и структурно-функциональным (экономическим) разделением людей на управляющих и управляемых, на собственников средств производства и наемных работников. Аристотель не включал хрематистику в экономику, но она все же вошла в нее, поскольку развивалась повсеместно и функционально связывалась (через деньги) со всей хозяйственной деятельностью. Позже все деятельности, возникшие в обществе в результате экономической дифференциации и направленные на обогащение были включены известными мыслителями Англии в политическую экономию, — с известной теперь терминологией, поскольку все они входили в процессы беспредельного наращивания капитала. Теперь «капиталистическая дифференциация», — произошедшая под давлением известных экономических процессов общественно рациональных и вредных (иррациональных, см. историю) не рассматривается почему-то российскими социологами-экономистами как общественно иррациональная, в известной мере вредная, а рассматривается как просто исторически сложившаяся дифференциация, — которую оказывается надо терпеть, как квазизакономерную, и «приспосабливаться» к ней, согласовывать с ней все объективно необходимые процессы общественного воспроизводства и развития.

Особо актуальной видится также статья Духовное производство. Авторы сохранили термин Маркса, хотя в те годы уже было понятно, что это информационное производство (научное, культурное, образовательное), и надо сказать, государственное (в сущности, тоже инф-е). Оно производит информационные продукты различных видов и форм, на различных языках, с различной атрибутикой, — как инфо-средства достижения общественных целей, в том числе и особенно важнейшей цели образования общественно рациональных граждан (кадров) для специализированных сфер общества.

В отношении служения (статья Служащие) надо сказать следующее. Поскольку мы рассматриваем социологический словарь, а не учебное пособие по трудовому законодательству, то надо, очевидно, сразу отметить, что данный термин относится не только к служащим по трудовому законодательству, но и к неофициальным служащим. Служащий — это гражданин, — человек вступивший в жизненный период деятельности на благо общества, осуществляющий свою жизнедеятельность по тем или иным (избранным) целям общественного развития, то есть служащий обществу. Всем членам общества изначально назначено, — как структурно-функциональным единицам метаорганизма (по всеобщим системным законам живой природы), служить обществу, то есть выполнять необходимую для него целевую жизнедеятельность, — как метаорганизма, образованного в отличие от физически цельных организмов, посредством функциональных связей (см. «функциональные системы» П. К. Анохина [9] и др.). Это хорошо видится в ранних, естественных обществах (общинах). Однако, в связи с установлением и развитием искусственно организованной «экономической» деятельности (посредством искусственных средств обмена продуктами потребления, — денег), кроме производственной дифференциации населения возникла и получила развитие (вместе с экономикой) и целевая дифференциация деятельностей (см. выше). Многие люди стали служить не общим (общественным) целям, а целям собственников средств производства.

Думается, именно этот, системный для общества функциональный переход многих служащих в разряд эксплуатируемых (используемых, в переводе с франц.) по целям собственников средств производства и прочих, надо видеть ключевым в понимании общественной иррациональности капиталистической экономики, капиталистической парадигмы общественного развития. В этом системном плане развития служебных (по форме) деятельностей полезно рассмотреть всю историю общественного развития.

Теперь службой принято называть лишь явно выраженные служебные деятельности (рабочие процессы и профессии). Их принято называть также «непроизводительными», — считая производством лишь материальное производство, что не соответствует действительности. Любая (общественно нормативная) служебная деятельность производит то, что необходимо обществу (локальной организации) в данном месте и в текущее время, в ближайшем и отдаленном будущем. Многие служащие производят необходимые информационные продукты, процессы (процедуры, подпроцессы), условия. Военнослужащие производят, например, условия «постоянной (повышенной, оперативной) боевой готовности», не говоря уж о боевых действиях.

Понятия служения и служащих непосредственно связаны с понятием социального достоинства (в словаре его нет, к сожалению). В СССР использовались многие средства стимулирования общественно целесообразного развития человека и производства, которые определились, в сущности, политическим установлением в общественном сознании (от начал социализма) императива общественного достоинства гражданина как строителя коммунизма. Здесь можно многое вспомнить и перечислить, но лучше читать соответствующую литературу, смотреть документальные фильмы и социологические данные. Это достоинство определяется вкладом человека в целесообразное общественное развитие. Системные понятия целесообразность, ценность, рациональность и прочие, — по отношению к обществу в целом, не занимали, однако, должного места в советской экономике, в ней господствовали известные догмы и отчасти капиталистические понятия, особенно после «вирусного» введения «прибыли» харьковским экономистом Е. Либерманом (1962 г.). Гражданское потребление определялось, как известно, нормативной производственной деятельностью (в широком понимании производства, как производства общественно полезной продукции разл. видов и форм), согласно профессиональному (функциональному) и социальному достоинству человека, а дополнительное потребление — дополнительными достижениями в этой и творческой деятельности.

Понятие социальной справедливости (включенное в словарь) является сложным нравственно-правовым понятием, жестко связанным с текущими социально-экономическими условиями и государственным идеологическим и политэкономическим режимом общественного развития. Его должны разрабатывать и распространять в общественном сознании не только социологи-теоретики, но и правоведы, экономисты-теоретики (в части экон. права) и социальные философы. Поэтому словарная статья, хотя и выделяет социалистическую общественную справедливость относительно капиталистической несправедливости, несомненно, должна иметь научно-философское обоснование общественной рациональности социалистической справедливости. В части словарной статьи здесь можно кратко сказать следующее.

Справедливость социальная — это комплексный нравственно-правовой критерий оценки действий и деятельностей (д. и д.) человека (группы, организации). Он используется, как правило, в отношении «вознаграждений работникам» (исполнителям) от работодателей» (организаций), цели которых достигались результатами д. и д.; либо в отношении наказаний за неисполнение или несоответствие результатов установленным нормам (соответствующими правовыми документами), наказаний за те или иные правонарушения. Этот критерий должен применяться, как правило, по гражданскому праву, в конфликтных ситуациях, экспертным советом (судом, — по правонарушениям), адекватным общественному уровню д. и д., правовым документам. Правовые документы также подлежат экспертной оценке по данному критерию с позиций общественной целесообразности и рациональности. Понятие справедливости связано с понятием достоинства (см. выше). Вознаграждение граждан за величину и общественное значение целесообразного труда (нормативного и сверхнормативного), согласованное с их социальным достоинством (профессиональным и прочим, — см. опыт Китая в этом плане) видится в высшей степени справедливым и общественно рациональным.

Понятие социализм включено в словарь, но в электронных копиях отсутствует, поскольку оно было разработано, в основных положениях, еще в первой половине 20 в. и сохранялось вплоть до «перестройки» (ввиду известного догматизма и консерватизма, переписывалось обществоведами и социологами). В связи с достигнутым развитием научно-системных знаний о человеке и обществе (за столь длительный период) оно, несомненно, требует существенной переработки на новых, научно-системных основаниях. Отечественные научно-философские наработки в этом плане, в том числе авторские, видятся адекватными и необходимыми для научно-теоретического развития (обновления) идейно-исторической концепции социализма, которая с позиции современных научно-системных знаний предстает концепцией рационального общества.

Многие другие статьи словаря также требуют определенного научного дополнения и развития. То есть данный словарь видится полезной основой (особенно для учащихся и молодых исследователей) для научно-системного развития представленных в нем и других актуальных понятий в качестве «тезауруса социализма», — как парадигмы «рационального общества». В этом научном развитии, несомненно, следует использовать достижения многих социально-гуманитарных наук, — прежде всего, психологии [9; 10] и системно осознать составляющие прежних, в том числе традиционных тезаурусов общества, определявших ту или иную идеологию [11].

Научное формирование и развитие общественно рационального тезауруса уже в текущий период, — трудами не только советских, но и современных российских ученых, приводит к главному научному выводу: переход к общественно рациональной парадигме, — в сущности, к системообразующему социоцентризму (как системной сущности социализма), — это общественная системная задача, обусловленная и обоснованная научным самопознанием, познанием всеобщих системных законов и закономерностей живой природы, человека и общества. То есть это задача требующая концентрации, сосредоточения и единения высокообразованных Единиц общественного сознания, на почве выверенных научных и практических знаний, а не задача «партийной» борьбы и политической революции.

Литература

1. Луков, Вал. А. Биосоциология молодежи: теоретико-методологические основания: науч. монография / Вал. А. Луков. — М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2013. — 430 с.

2. Конт Огюст. Дух позитивной философии. Слово о положительном мышлении. Пер. с фр. И. А. Шапиро. Ростов-на-Дону: Феникс, 2003. — 256 с.

3. Дюркгейм Эмиль: 1) О разделении общественного труда. Метод социологии. Научное издание / Перевод с французского А. Б. Гофмана, примечания В. В. Сапова. М.: Канон, 1996. 432 с.; 2) Социология. Ее предмет, метод, предназначение / Пер. с фр., составление, послесловие и примечания А. Б. Гофмана. М.: Канон, 1995. — 352 с.

4. Богданов А. А.: 1) Падение великого фетишизма. Вера и наука. М.: Издание С. Дороватовского и А. Чарушникова, 1910. — 347 с.; 2) Вопросы социализма: Работы разных лет. М.: Политиздат, 1990. — 479 с.

5. Кнорринг В. Г. История и методология науки и техники. Информационная сфера человеческой деятельности с древнейших времен до начала XVI века. Учебное пособие. СПб.: Изд-во Политехнического ун-та, 2013. — 352 с.

6. Тезаурус социологии. Тематический словарь-справочник / под ред. Ж. Т. Тощенко» (М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2009. — 487 с.

7. Жоль К. К. Социология (в систематическом изложении). Учебное пособие. 2-е изд., испр. и доп. М.: Юнити-Дана, 2004. — 431 с.

8. Краткий словарь по социологии / под общ. ред. Д. М. Гвишиани, Н. И. Лапина; Сост. Э. М. Коржева, Н. Ф. Наумова. Политиздат, 1988. — 479 с.

9. Рыжов Б. Н. История психологической мысли. Пути и закономерности: Учебное пособие для высших учебных заведений. — М.: Военное издательство, Типография Воениздата. 2004.

10. Рыжов Б. Н. Системная психология. Второе издание. М.: Издательские Технологии, 2017. — 356 с.

11. Идеология: социальная теория и практика. Монография. / Под ред. А. В. Жукоцкой. М.: ООО «Социальный проект», 2017. — 208 с.

Очерк развития научно-системных знаний о человеке и обществе

«Не может быть никаких серьезных открытий или обобщений, которые не были бы строго обусловлены предшествующими этапами научного развития, совокупностью знаний

и общественным строем данной эпохи»

П. К. Анохин [1, c. 5]

«Где высоко стоит наука, стоит высоко человек»

А. И. Подолинский

Необходимость данного очерка, особенно для начинающих исследователей человека и общества, возникла в размышлениях автора при завершении своего длительного пути системных исследований, по ходу которого удалось собрать существенный в рассматриваемом здесь плане массив научной литературы, причем уже в удобной для современного чтения электронной форме. Так что историю развития научно-системных знаний в СССР и современной России расскажут, конечно, они. Здесь же представляется возможным указать лишь на основные моменты, сделать некоторые замечания и ссылки на источники знаний.

Продуктивное системное мышление возникает и развивается (по авторскому опыту) лишь на базе научно-практических знаний, — выверенных наукой и практикой, особенно общественно целесообразное мышление, соответствующее «целевому древу» общественного развития. Поэтому, говоря «научно-системные знания», автор акцентирует внимание на научной базе системных знаний, системного мышления (см. эпиграф к статье). Основную ее часть, несомненно, составляет научно-философское и научно-практическое наследие СССР.

Современные публикации в сфере научного познания человека и общества показывают недостаточное проникновение авторов в сущностные основания человеческой и общественной жизнедеятельности, в их взаимообусловленность (при взглядах «сверху»). Опыт авторских исследований убеждает в том, что данное проникновение, с необходимой продуктивностью научного познания, возможно лишь при овладении системным мышлением, методологией «системного подхода». Об этом говорит великое научно-философское наследие отечественных ученых, с частью которого автору удалось ознакомиться по ходу своих системных исследований. Поэтому в данном очерке надо кратко представить основные (на взгляд автора) работы, которые обусловили общее развитие научно-системных представлений о человеке и обществе, послужили научной базой становления и развития интегральных, междисциплинарных системных исследований (примерно с 1970 г. — [2]), и сохраняют высокое общественное значение в современный период, — не только для начинающих ученых, но и ведущих.

Здесь надо начать с системных представлений о человеке, которые развивались в России первоначально на базе известных работ И. П. Павлова [1] и достигли высокого значения для общего развития наук о человеке, особенно психологии, благодаря научной деятельности ученика Павлова, П. К. Анохина. Первый эпиграф к данной статье как раз и соответствует осознанию им великого значения работ И. П. Павлова, других ученых, но он говорит и о значении общего развития науки, о значении организации ее общественно целесообразного развития, о всестороннем обеспечении такового развития.

Системные представления о человеке развивались на базе научно-практических и экспериментальных знаний, накопленных и развитых физиологами всего мира, особенно европейскими, российскими. Здесь, рассматривая лишь отечественные исследования, остановимся на научной деятельности П. К. Анохина. Она представлена публикациями [3—6], которые доступны теперь уже в электронной форме. В них можно видеть основные ступени системного познания человека и психически развитых организмов вообще (см. о психологии ниже). П. К. Анохин установил естественнонаучные основания, позволившие ему разработать «теорию функциональной системы», в том числе основную её составляющую — понятие «обратной связи».

В Предисловии академика РАМН К. В. Судакова и проф. В. А. Макарова в соответствующей монографии [4] говорится:

«Замечательная, выдающаяся роль П.К.Анохина заключается в том, что догадки своих предшественников и их общебиологические положения он облек в форму научно обоснованной теории со строгой физиологической аргументацией — экспериментальным обоснованием основных ее положений. Теория функциональной системы представляет собой не только универсальную модель функционирования организма с точной формулировкой узловых механизмов, которые являются специфическими только для системы и не свойственны ее компонентам, но она является конкретным физиологическим аппаратом, благодаря которому осуществляются процессы саморегуляции. Особенность теории функциональной системы П.К.Анохина состоит в сочетании макро- и микроподходов к изучению биологических функций. Обладая конкретной операциональной архитектоникой, включающей определенные блок-схемы, она позволяет изучать деятельность функциональных систем любой степени сложности, начиная от саморегуляции вегетативных функций в организме и кончая целенаправленной деятельностью высокоорганизованных животных и человека».

В части открытия «обратной связи» отмечается:

«Будущие историки физиологии, — пишет в главе о П. К. Анохине в книге «Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе» профессор Массачусетского технологического института в США Л. Р. Грэхэм, — изучая процессы развития кибернетических концепций в физиологии, должны будут обратиться к этой работе Анохина, в которой он, выдвинув идею об «обратной афферентации», предвосхитил кибернетическую концепцию «обратной связи». <…> … знакомство с работой Анохина, опубликованной в 1935 г., позволяет говорить о том, что в плане терминологии и в плане самой концепции, изложенной здесь, работа эта близка к той литературе, посвященной проблемам нейрокибернетики, которая появилась значительно позднее. В этой работе он, например, говорит о нейрофизиологии, используя термин «функциональная система», действие которой рассматривается им как основанное на поступающих «управляющих и корректирующих» сигналах1 (ссылка на [7], — А.В.).

Это же признал и «отец» кибернетики Н. Винер (1894 — 1964), когда он, будучи в СССР в 1961 г., посетил лаборатории П.К.Анохина и основательно ознакомился со всеми его работами. Сам Н. Винер, как известно, теоретически описал обратные связи в общественных явлениях и технических устройствах только в 1948 г. в книге «Кибернетика». Понятие же «обратная афферентация» по существу дела идентично понятию «обратная связь», с той лишь существенной разницей, что оно было сформулировано намного раньше П.К.Анохиным и было экспериментально выявлено и доказано в опытах на живых организмах, различного уровня эволюционного развития».

Теперь не только физиологи, но и многие другие ученые, работающие по специализированным научным и научно-практическим направлениям, широко используют не только понятие «обратной связи» (в различных ее реализациях), но и многие другие системные и кибернетические понятия [8; 9]. В плане кибернетики надо заметить, что задолго до Н. Винера известный (по школьной физике) А.-М. Ампер в своей классификации наук предусматривал кибернетику как политическую науку об управлении обществом. Исследователь жизни и творчества Ампера Л. Д. Белькинд отмечает, например, в своей книге [10, c. 239]:

«Интересно отметить, что Ампер почти полтора века тому назад пришел к предположению, что со временем возникнет особая наука об общих закономерностях процессов управления и связи в организованных системах. Он отнес ее к группе собственно политических наук и даже дал название: кибернетика. Возникновение кибернетики относится к середине XX в. и обусловлено потребностями практики в создании различных систем автоматического управления. Задачи этой науки могли получить разрешение только на основе большого прогресса электронной техники. Ампер в своих таблицах классификации определил место, где такая наука должна находиться».

Соответственно деятельности Н. Винера она получила реальное развитие, первоначально лишь в военной технике. И лишь с появлением электронной, электронно-вычислительной техники системно-кибернетические знания стали все шире использоваться в общественном производстве, в управлении производственными процессами и предприятиями, организациями различного рода (о российском развитии кибернетики см. ниже).

Начало системных и кибернетических представлений об обществе, после Ампера, можно, думается, связать с научной деятельностью российского мыслителя С. А. Подолинского [11; 12]. Кстати, приведенный эпиграф это заключительные строки стихотворения отца Сергея Андреевича (поэта) — к 50-летию Санкт-Петербургского университета (начертанные на соответствующей медали) [12]. Уже они указывают на системный контур развития жизненного состояния человека в обществе, его деятельности через развитие общественной науки. С. А. Подолинского можно считать первым российским системным мыслителем общественного уровня, — в науке, после Петра I в политике государственного развития. В. С. Чесноков сообщает, например, в этом плане [12]:

«Во второй половине 70-х гг. XIX в. Подолинский отходит от марксовой точки зрения на классовую борьбу как на двигатель социального прогресса. Это подтверждают письма Лаврова Лопатину от 12 марта и 16 апреля 1878 г. В них Лавров сообщает, что теперь Подолинский считает, что для утверждения социалистического сознания требуется несколько поколений развития мысли и что если победа социализма потребует гибели нескольких сотен человек, то лучше подождать и готовить его торжество мирным путем. Двигателем прогресса, по Подолинскому, становится не борьба классов (разрушение созданного трудом, расхищение накопленной энергии), а положительная трудовая деятельность, направленная на накопление энергии (созидание нового) для удовлетворения растущих потребностей общества. Для этого нужны кооперация, сотрудничество и взаимопомощь, а не революционная борьба. Это было новое естественно-научное обоснование будущего социалистического общества. Не исключено, что оно явилось одной из причин замалчивания трудов Подолинского в советское время. <…> Вершиной и синтезом естественно-научного и общественного творчества Подолинского стала его оригинальная концепция социальной энергетики, изложенная в новаторской статье (Подолинский 1880: 135–211). За короткое время эта работа с некоторыми изменениями и дополнениями была опубликована ведущими европейскими социалистическими изданиями. Статью под названием «Le travail humain et la conservation de l’energie» Подолинский послал К. Марксу и получил от него благожелательный отзыв.

<…> Концепцию социальной энергетики Подолинского пронизывает мысль о том, что единая непрерывная нить связывает солнечный луч с зеленым растением, земледелием, питанием человека, историей растений и животных и, наконец, экономикой и историей социальной жизни человека».

Системные взгляды С. А. Подолинского, несомненно, имеют высокое, общественно актуальное значение до сих пор, — можно сказать, общественно перманентное значение, поскольку всё общественное существование, воспроизводство и развитие обеспечиваются энергопотоками Солнца и накопленными энергоресурсами общественного геопространства. Современное ускоренное технологическое развитие создает многие возможности ускорения процессов преобразования и накопления солнечных энергоресурсов. Однако современное общество не достигло еще объективно необходимой энергорациональности, особенно рыночно-капиталистическое, в котором великие энергопотоки используются с эгоистичными целями, — как правило, не адекватными общественным, вплоть до вредности.

В Западной Европе развитие системного мышления об обществе связано с именами таких известных ученых как Г. Спенсер и Р. Оуэн (Англия), Фурье, Сен-Симон, О. Конт, Э. Дюркгейм, К. Маркс и Ф. Энгельс. Здесь надо отметить и Рене Вормса, который развивал «органицизм» в направлении социализма [13], в отличие от органицизма Г. Спенсера, — как социал-дарвинизма для капиталистической парадигмы. Вспоминая начало авторских исследований, надо заметить, что оно сложилось, в сущности, как научно-системное развитие общественно прогрессивного «органицизма» Р. Вормса и других французских мыслителей той поры, но исходя не из него, а из отечественного научно-философского наследия А. А. Богданова (Малиновского) и биологов-теоретиков [14]. В 70-х годах, когда в СССР начались так называемые системные исследования, многие ученые отмечали, что «общая теория систем» Л. фон Берталанфи была определена им на базе «организационной науки» А. А. Богданова [2; 15].

Широкое развитие системного и кибернетического мышления в науке и практике СССР началось лишь в 60-х годах, а в отношении кибернетики и несколько позже, в связи с политическим отторжением её как вражеской западной науки. Начало этого мышления связано с учеными-энтузиастами — И. В. Блауберг, Д. М. Гвишиани, Э. Г. Юдин, В. Н. Садовский, А. А. Богданов (сын), В. Г. Афанасьев, Э. С. Маркарян, М. И. Сетров, В. М. Глушков, П. Г. Кузнецов и многие другие [16—23]. О кибернетике как таковой и истории ее развития в СССР повествуют книги В. М. Глушкова и современных авторов [19; 24; 25].

Автор этих строк приступил к системным исследованиям человека и общества в начале 90-х годов (в связи с известным политэкономическим кризисом). В тот политически напряженный период подобными исследованиями в научных институтах конечно не занимались. Лишь много позже, в связи с появлением интернет-библиотек, были обнаружены некоторые работы, использующие системно-кибернетические знания, но преимущественно в исследованиях живой природы (см. выше). В отечественной социологии была обнаружена, пожалуй, единственная (по авторским сведениям) работа социолога А. А. Давыдова (представленная несколькими монографиями), в которой он попытался активировать в социологическом сообществе научные исследования по «системной социологии» [26]. Надо сразу сказать, что в них автор основывает свою работу главным образом на западных теориях и западном опыте исследований в данном направлении. Здесь видится полезным привести следующий текст Введения из монографии [26, — 2]:

«Системный подход является основой Systems Science (наука о системах) — современной научной дисциплины, созданной во второй половине XX в., основанной на общей теории систем, системных методологических принципах, широком использовании эмпирических данных конкретных научных дисциплин, математике и компьютерном моделировании, ориентированной на конкретные практические приложения в сфере управления (отсылка — Давыдов А. А. Системный подход в социологии: законы социальных систем. М: УРСС, 2004). В рамках теории социальных систем, как части общей теории систем, используют множество новых направлений, теорий и методов анализа, которые пока крайне редко используются в социологии. Вместе с тем, имеются основания полагать, что данные направления и методы анализа будут определять развитие теории социальных систем в социологии в ближайшие годы. В этой связи, в данной монографии рассмотрены некоторые новые направления, теории и методы анализа социальных систем, приводятся некоторые новые эмпирические результаты, а также рассматриваются некоторые традиционные методы, которые практически не используются в социологии, несмотря на их очевидную пользу.

Данная монография не является справочником или учебником, задача автора была значительно скромнее — привлечь внимание российских социологов к возможностям системного подхода в социологии, и, в частности, к некоторым новым направлениям, теориям и методам анализа социальных систем. В связи с большим количеством объемных зарубежных монографий, посвященных данным направлениям и методам анализа, автор излагал материал достаточно кратко и в общем виде. Для более детального ознакомления с изложенным в данной монографии материалом, заинтересованный читатель может обратиться к соответствующей современной научной литературе, список которой приведен в конце каждого раздела.

Системный подход и системные закономерности используются для анализа и прогнозирования некоторых аспектов будущего России. Материалы данной монографии отражают направления исследований, которые осуществляются автором в группе «Анализ социальных систем» в Институте социологии РАН».

Однако, объясняя преимущества и научную продуктивность «системного подхода» в исследовании столь сложной социальной формации как современное общество, А. А. Давыдов сразу же совершает грубую методологическую ошибку. Суть в том, что этот подход необходимо применить, прежде всего, к начальным, естественносистемным процессам формирования первых человеческих сообществ, — общин, и анализировать развитие базисных функциональных систем в дальнейшем эволюционно-историческом общественном развитии, системно выяснять все основы его (с такого подхода начинал свои исследования, в 90-х годах, автор этих строк). Давыдов же начал сразу исследовать современное общество, предельно усложнив свое исследование и восприятие его учеными. Думается, в основном по этой причине его попытка не нашла научной поддержки, российская социология сохранила традиционный режим деятельности — описывать текущее состояние общества, периодически сопоставляя его с прошлым и заглядывая в ближайшее, прогнозируемое будущее, но не работать над социальной теорией, над теорией лучшего общества, — считая, очевидно, что ею должны заниматься философы, экономисты-теоретики и политологи. Теорию такого рода (на базе западных взглядов — Good Society) попыталась наметить в свое время В. Г. Федотова (социальный философ ИФ РАН), а несколько позже предложил определенные тезисы и автор этих строк — [27]. В дальнейшем была обнаружена и полноценная теоретическая работа ведущего социального философа Ю. М. Резника, именно по системной социальной теории [28], но с той же методологической ошибкой, что и у Давыдова, и другими недостатками. Её надо рассматривать, конечно, отдельно (некоторые взгляды автор уже делал в предыд. статьях).

Здесь видится полезным привести также выводы одного из ведущих социологов современной России и Белоруссии Л. Г. Титаренко о развитии российской социологии за последние 30 лет (журнал СОЦИС. 2023. №9):

«В последние 30 лет социальная, социологическая теория в России не стояла на месте. Вопросы настоящего и будущего страны оставались в повестке социологов, социальной науки. Можно назвать теории С. Кирдиной, Н. Лапина, Н. Розова, О. Шкаратана, Ж. Тощенко, которые сопровождались волнами дискуссий в научном сообществе. Однако к началу третьего десятилетия ХХI в., если отслеживать публикации в ведущих социологических журналах России, практически всеми отмечался тренд теоретического застоя: не было выдвинуто теорий, поддерживаемых хотя бы активной частью сообщества социологов страны. Не заметно и движения к консенсусу, к которому следует дальше идти, независимо от того, что определенные теории (включая те, которые заимствовались на «обобщенном» Западе) получали широкое освещение [Шубрт, 2021]. Правда, сама западная социология к этому рубежу оказалась в трудной ситуации, но это — предмет особого разговора.

Подчеркну еще одно определяющее ситуацию обстоятельство. Практика показывает нашим современникам-соотечественникам, что нет стран, которым в равной степени подходит универсальная теория, предлагающая общую объяснительную рамку и подход к пониманию общественной жизни. В реальной жизни любая теория требует хотя бы не-кой адаптации, «подгонки» под конкретную страну. Если этого не происходит, то причиной может быть непререкаемый авторитет господствующей в сообществе ученых, представителей социального знания, универсальной теории и/или высокий научный статус ее автора. Известно, например, что когда в середине ХХ в. Т. Парсонс предлагал миру теорию модернизации, он сумел позиционировать ее как универсальную. Одновременно с этим Парсонс-теоретик вольно или невольно создал теоретическую основу пропаганды утверждений, что США достигли стадии образцовой для всего мира «системы современного (modern) общества». Остальным странам остается их догонять, адаптируя модернизацию в форме «догоняющей» теории развития. Те, кто не развивают у себя предложенные Парсонсом эволюционные универсалии, якобы обречены на постоянное отставание или «конвергенцию» с моделью США (эту перспективу он рисовал для СССР, где не было, используя термины Парсонса, свободного рынка, открытого общества и т. п.) [Парсонс, 1998]. <…>

Предлагаемые в 1990-е гг. обоснования происходивших перемен прямо ориентировали на насаждение и развитие эволюционных универсалий рынка и западной демократии независимо от культурно-исторической и социальной специфики региона. В некоторых российских работах политическая модернизация однозначно отождествлялась с либерализацией [Пантин, Лапкин, 1998]. По этому поводу опять сошлемся на М. Ф. Черныша: с начала 1990-х гг. новые объяснительные модели «приходили в основном из зарубежных научных центров и часто пересаживались на российскую почву без должного критического обсуждения». В результате в российской общественной науке укреплялся до конца не преодоленный до сих пор «комплекс ученичества» — «когда все то, что генерируется зарубежной социологией, считается важным, достойным, основательным» [Черныш, 2022: 11]. Осознание этого рода фактов запаздывало в среде российских социологов. Подражательный характер российской (и восточноевропейской) социологии тех лет очевиден ряду критически мыслящих социологов Запада [Блоккер, 2022: 173]. Некоторые современные зарубежные авторы отмечают: русская мысль XIX — начала ХХ в. в лице В. С. Соловьева, Н. А. Бердяева, Н. Я. Данилевского пыталась противопоставить западному универсализму оригинальные цивилизационные концепции, отразившие конкретную специфику российского общества [Чэ Юйлин, Тэн Яньцзяо, 2023]; и эти идеи релевантны современности. Но этим не ограничиваются задачи выхода российской социологии на передовые в теоретическом плане рубежи. Можно говорить и о развитии тех позитивных подходов, которые формировались последние десятилетия в среде российских социологов при освоении и переосмысливании теоретических достижений мировой социологической мысли».

Эту статью Л. Г. Титаренко надо рекомендовать читать полностью, но уже из приведенного фрагмента видно, что российская социология с начала 90-х годов ориентируется на западную, в связи с использованием в стране рыночной парадигмы общественного развития и отсутствием научно адекватной организации теоретической работы ведущих ученых (социальных философов, социологов и экономистов — теоретиков, и политологов). Показательно в этом плане то, что Л. Г. Титаренко и другие ведущие социологи оставили без внимания (на взгляд автора) не только предложение своего коллеги, А. А. Давыдова, но и научно полноценную работу ведущего социального философа Ю. М. Резника. Думается, указанные работы и отношение к ним ведущих социологов, социальных философов выявляет, можно сказать, традиционную проблему партийности социальных наук. Дело в том, что системные знания о человеке и обществе, укрепленные всеобщностью системных закономерностей в живой природе и человеке, приводят к научно обоснованной концепции общества как целостной, живой и социотехнической организации, — мегасистемы, что соответствует идее социализма-коммунизма. Думается, ведущие ученые это понимают, судя по статьям Л. Г. Титаренко и другим.

Научно принципиальные отличия системного посыла А. А. Давыдова, теоретической работы Ю. М. Резника и авторских системно-теоретических разработок от западного мышления здесь полезно подчеркнуть кратким представлением мышления ведущего английского философа и социолога-антрополога Эрнста Геллнера (1925—1995), в его итоговой работе 1992 года [29]. Оно выражает доминирующее западное мышление основанное на великом капиталистическом опыте (привитое им), на социал-дарвинизме Г. Спенсера, меркантильном рационализме М. Вебера и других исторических идеологемах. В седьмом разделе указанной монографии Геллнер рассматривает исключительно индивидуальную (корпоративную) капиталистическую рациональность (ссылаясь на Макса Вебера), как в производстве, так и в потреблении, — совершенно не задумываясь об общественной рациональности-иррациональности капиталистически традиционного производства и потребления. Он не рассматривает и великий опыт общественной рационализации в СССР. В главе о производстве Геллнер ограничивается лишь такой фразой в адрес социализма (поразительно невежественной, недопустимой для ученого с мировым именем):

«Главная причина низкой экономической производительности „социалистических“ обществ заключается в том, что руководители предприятий, занимая определенное место в общенациональной экономико-политико-идеологической иерархической структуре, были вынуждены заниматься исключительно политическими интригами внутри этой структуры. У них не было ни времени, ни желания, ни даже средств и необходимой информации, чтобы посвятить себя экономической деятельности. Нечто подобное может иметь место и в крупных корпорациях и бюрократических аппаратах несоциалистической части мира».

Ключевые слова: рациональное общество, общественная рациональность, социалистическая (рациональность) не обнаружены, конечно, в его тексте. В главе «Растерянный прометей» Геллнер Приводит пространные рассуждения о нереальности достижения человеком и корпорациями некоторой благоприятной автономности. Приводит и некоторые другие полезные мысли для современного системного мышления, например, высказывание Маркса по поводу некоторых учений западной мысли:

«… учение о том, что люди суть продукты обстоятельств и воспитания… забывает, что обстоятельства изменяются именно людьми и что воспитатель сам должен быть воспитан. Оно неизбежно поэтому приходит к тому, что делит общество на две части, одна из которых возвышается над обществом»1 (ссылка: Тезисы о Фейербахе. // Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения. М.: Госполитиздат. Т. 3, 1955. С. 2). Продолжая рассуждения на эту тему Геллнер говорит:

«Мы не свободны от культуры, от Обычая и Примера, но суть нашей культуры заключается в том, что она пронизана стремлением к рационализму (не указано относительно чего, какой цели, — А.В.). Однако это стремление обречено на неудачу. Совершенно очевидно, что, несмотря на всю его важность для нашей идентификации и всей нашей цивилизации, по сути своей оно абсурдно. Мы не в состоянии изготовить орудия, с помощью которых, в свою очередь, можно было бы изготовить некие инструменты для проведения операции мышления, после которой мы приобрели бы истинную независимость от достижений предшествующих нам мыслителей и могли бы создать свой мир, не опираясь на привитые нам предрассудки. И в то же время мы имеем все основания не доверять тем, кто без малейшего сомнения огульно принимает родную ему культуру. Спиноза хорошо понимал, в чем тут проблема:…».

И ссылается на «Трактат об усовершенствовании разума» Б. Спинозы. Но приведенное выше высказывание Маркса опровергает столь категоричный пессимизм Геллнера, и особенно опровергает его успешный исторический опыт СССР, который Геллнер почему-то не рассматривает в своей книге как опыт социально-политической рационализации общества в целом, как исторически реализованный этап развития общества к наиболее рациональному состоянию, — прежде всего, в производстве и распределении (со всемирно известной, невиданной ранее динамикой и безусловными успехами). Все его сочинение показывает, что он не смог (не захотел?) даже кратко взглянуть на все общество «сверху», на его жизнедеятельность в окружающем мире с позиции общественного разума, — на возможности и рациональность, как целевую эффективность жизнедеятельности во всем историческом развитии, от общин до современного общества.

Здесь вспоминается также научно контрастная (относительно мыслей Геллнера) работа Н. Н. Моисеева [30], в которой наш мыслитель смог «подняться над обществом» и сделать некоторые взгляды на объективно необходимую разумность общественного развития. В своей монографии он рассматривает, например, такие темы:

Глава 14. Размышления о рациональном обществе

1. Об утопиях XXI века

2. Слово о социализме

3. Еще о донкихотстве

4. Утопия, которая уже не однажды была реальностью

5. Рационально организованное общество в современных условиях

Глава 15. Механизмы рационального общества. Информационное общество

1. Разум и механизмы эволюции. Предварительные замечания

2. Управляемое и направляемое развитие. «Принцип кормчего»

3. Критика принципа планомерности

4. Информационное общество

5. Потенциальные возможности планетарного гражданского общества

В главе 14 он рассматривает концепцию «рационально организованного общества» и называет ее утопией, поскольку в тот период не было ещё научных исследований, позволявших сделать научное обоснование этой концепции. Теперь, на взгляд автора этих строк, они уже имеются. Вот одна из показательных и близких к советско-российской действительности фраз Н. Н. Моисеева:

«Таким образом, представление о рациональном обществе — элемент общей эволюционной парадигмы. На каком-то этапе своего развития общество может обладать рациональной организацией, а затем и терять это свойство (подч. А.В.). При появлении, чаще всего стихийном, той или иной основы технологического или социального развития общество может на какое-то время обрести свойство рациональной организованности. А затем, также в силу стихии самоорганизации, лишиться этих свойств и поставить себя тем самым под угрозу деградации. Причины разрушения рациональной организации могут быть как внешними, связанными, например, с климатическими изменениями или нашествиями внешних противников, так и внутренними, определяемыми, скажем, пороками социальной структуры, невежественностью населения, амбициями сильных мира сего и множеством иных причин. Но главное — в силу непонимания допустимых воздействий человека на биосферу».

Теперь мы видим как точно осуществилось это предвидение в период «перестроечных» реформ революционного характера! В пятом подразделе он отмечает:

«Употребляя термин „рациональное общество“, я имею в виду общество, идущее в эпоху ноосферы (существующее в этой эпохе!), то есть целенаправленно стремящееся к формированию режима коэволюции человека и общества, способное направлять развитие Природы и общества, согласовывать эти процессы».

В этом плане надо обратить внимание на многолетнюю научную деятельность нашего современника А. И. Субетто [31]. Надо заметить, что парадигма «ноосферизма» начала развиваться трудами Тейяр де Шардена П., В. И. Вернадского, А. Д. Урсула и некоторых других ученых (см. ниже).

Н. Н. Моисеев рассматривал рациональность, главным образом, с ноосферной позиции, в плане использования общественного сознания и разума. Автор этих строк исследовал её в системно-деятельностном плане, — что отражено предыдущими статьями — [32] (и др.). Понятие рациональности достаточно полно исследовано советскими философами, исторически и с философских позиций — В. А. Лекторский, В. Н. Порус (статья в Новой философской энциклопедии), Б. И. Пружинин, В. С. Швырев, и другие, — [33], и некоторыми современными социологами [34] (см. также рационализм в НФЭ). Здесь видится полезным привести авторскую системную дефиницию, которая определилась авторскими системными исследованиями:

рациональность — это системный показатель (критерий) эффективности средств и путей достижения цели (см. цель и средства в НФЭ, в филос. сл.). Эффективность производственных действий и деятельностей принято определять количеством средств (энергетических, матер-ых, инф-ых и пр.) израсходованных субъектом целевых действий (деятельностей). То есть рациональность это системное понятие. Сравнительная оценка действий и деятельностей по степени рациональности, степени приближения к высшей рациональности осуществляется, как правило, так называемой экспертной системой (экспертом, группой эксп.), располагающей не только большим множеством знаний о рассматриваемых действиях и деятельностях (способах, технологиях, правилах и методологиях), но и адекватным интеллектом (см. большой опыт СССР в этом плане, организацию и деятельность патентных бюро и ВНИИГПЭ). Понятие рациональности установилось в истории человечества на основе рационализации, прежде всего, действий и деятельностей (как программ действий), материальных и прочих инструментальных средств, с древних времен. В авторском понимании она предстает как процесс разумно-когнитивной их детерминации, мыслительного предопределения в направлении достижения необходимой эффективности (в сравнении с известными, — благодаря индивидуальной и коллективной, социальной памяти). В авторской рефлексии над процессами предопределения целевых (целенаправленных) действий можно сказать — разум сообщает (внушает): «делай так» … и передает определенные сигналы целеполагания в структуру, управляющую исполнительными системами, — предварительно поразмыслив над возможными вариантами действий (способов, алгоритмов и программ действий), используя память и «деловой» тезаурус сознания, либо использует «отработанный» ранее так называемый «автоматизм» (которых у опытного человека множество). Надо заметить, что в поведении животных и даже насекомых, мы так же видим определенную «разумность», рациональность, — относительно их жизненных целей, которая выработалась эволюционно, поскольку обеспечивала наибольшую выживаемость, — что относится, конечно, и к человеку, досоциальному и социальному (особенно в автономной жизнедеятельности) [14; 37—40; 43; 44]. Её можно считать, таким образом, основным показателем «комплекса управления самодвижением» в целевом движении «живых систем», который уместен, следовательно, и в робото-технике, в оценке искусственного комплекса управления, его программного и интеллектуального содержания.

Системные исследования автора «в поле исторического развития человека и общества, рационализации жизнедеятельности» (производственной, организационной и управляющей, материальной и информационной) привели к выводам о научной и социальной продуктивности, актуальности и прогрессивности системных понятий, особенно понятий рационализации и рациональности. Все они обосновали в итоге авторскую концепцию «Рациональное общество» — [27; 32] (и др.). Соответственно было издано несколько книг, с тематическим разраничением соответствующих статей (как сборников), с таковым обединяющим названием (составляющих в совокупности научно-философское содержание данной концепции — исходные основания, тезисы и определения, выводы).

Здесь, ввиду актуальности научного развития, научного возвышения исторического учения названного социализмом, — как общественно прогрессивного (что показал великий опыт СССР), видится полезным предварительно представить, — по результатам авторских исследований, следующий вывод:

Социализм возник и может традиционно считаться учением об общественно рациональной организации существования, воспроизводства и развития человеческой жизнедеятельности в общественных функциональных структурах, — посредством тотальных процессов производства и распределения специализированных продуктов в структурах образующих функциональную целостность общества, рациональной относительно окружающего мира и ресурсов производственной жизнедеятельности. Это учение возникло и развивалось первоначально на базе историко-эмпирических обобщений, затем — политэкономических проектов «социализма-коммунизма». Теперь оно может и должно быть развито, — с целью ускорения прогрессивного развития России и стран содружества, посредством систематизации выработанных научных знаний о живой природе и человеке (составляющих общество), и самом обществе, — как продуктов самопознания. Прогрессивной концепцией в этом развитии может служить научно-философская концепция «рационального общества».

Научно-системные знания о человеке и обществе закономерно расширяют мышление о человеке с позиций разума и, соответственно, рациональности его действий и деятельностей в общественных условиях, и мышление об обществе с этих же позиций, относительно условий окружающего мира и ресурсов развития, — при системном рассмотрении общества «сверху», в качестве живой организации высшего эволюционного уровня, имеющей пространственно дискретный, но функционально связанный разум именно в структурах управления общественными функциональными системами, -определяющими сохранение, воспроизводство и развитие всей жизнедеятельности общества. С некоторых пор эти структуры стали называться государственными, соответственно образованию специализированных групп для объективно необходимого управления общественными процессами, названных в последующем научно-историческом самопознании начальными формами государства (после так называемых вождеств и прочих управляющих структур).

Во всей истории общественного и человеческого развития хорошо просматривается общественное значение разума человека и его психики (души в религиозном понимании), особенно человека управляющего, с прогрессивным ростом этого значения в профессионально-карьерном возвышении его к высшему иерархическому уровню управляющих структур. В годы становления и начального развития принципиально нового социалистического общества политическое руководство уделяло большое внимание подбору кадров для государственной службы и организации функционирования государственных структур [35]. Известная фраза И. В. Сталина о кадрах сохраняется в политическом лексиконе до сих пор, поскольку это системное требование к «структурно-функциональным Единицам» имеет фундаментальное значение для всех общественных «функциональных систем» (образованных информационно-функциональными связями), в том числе человеко-машинных систем, — с предельно короткими, прямыми и обратными связями через рецепцию человека.

Таким образом, надо остановиться на наиболее сложной и обширной теме психологии человека. Здесь представляется возможным лишь указать на научную литературу, которую автор считает наиболее представительной для системного осознания общественной необходимости формирования в молодых поколениях, с детских лет (по заключениям многих педиатров, основы психики ребенка формируются до 2—3 лет), общественно целесообразного психологического комплекса. Системный взгляд на поведение человека, в том числе посредством самопознания (что особенно полезно), на известные научные достижения и опыт роботостроения позволяют, думается, осознать, что каждый человек эволюционно обогащен «комплексом самоуправления», — нейронным комплексом, имеющим информационно-функциональные средства саморазвития посредством рецепции сигналов внешней среды, тактильных и прочих сигналов организма, вербальных и прочих языков мозга, — в процессах самодвижения, целевой жизнедеятельности (функционирования) организма, разума и сознания человека. Этому осознанию и самопознанию в жизненных стадиях профессионального развития (в различных деятельностях) будут хорошо способствовать, думается, многие научно-популярные, философские и психологические работы советских и современных ученых, особенно по направлению системной психологии Б. Н. Рыжова [41—45].

Великий опыт человечества, особенно недавний опыт СССР в формировании общественно полезных психокомплексов молодых поколений и современный, — с использованием арсенала всевозможных средств (от биохимических до информационных и психиатрических), показывает, что формирование такового комплекса (субъекта-актора) определяется властью над человеком тех или иных структур общества, или (и) государственными системами воспитания, общего и специализированного образования. Таким образом, мы приходим к пониманию великого значения для общества не только функционального потенциала человека, но и психокомплекса (духовности, души — в религиозном понимании) человека, то есть к пониманию «общественно рационального человека». А положительный опыт СССР, советского государства в этом и других направлениях деятельности и всё развитие новой России приводят к пониманию необходимой функциональной адекватности государственного комплекса, как комплекса управления всеми процессами сохранения общественного могущества, — в адаптации к изменениям окружающего мира, общественного воспроизводства и прогрессивного развития (в сущности, не «прямого», не «ручного», а супервизорного управления, — согласно теории управления).

Авторский поиск и обзор системных знаний по строительству такового комплекса, по обеспечению общественно целесообразного и эффективного его функционирования выявил несколько фундаментальных работ современных ученых. Это, прежде всего работы Г. В. Атаманчука [46], опытнейшего работника в этой сфере деятельности и фундаментальный учебник Н. М. Добрынина [47], а также учебная работа по социальному управлению, рассматривающая управление всем обществом, по всем структурным уровням государства и в части локального самоуправления [48] (требующая, на взгляд автора, существенной научной доработки). Все они используют именно научно-системные знания и системный подход в разработке столь сложных тем. Видятся полезными, в плане функционально-системного подхода, и работы по специализированным направлениям организационно-управляющей деятельности [49; 50]. Здесь не представляется возможным, однако, как то комментировать все эти работы, надо просто рекомендовать их заинтересованным читателям для исследовательской и учебной работы.