Бесплатный фрагмент - Дата смерти

Дата смерти
(Будни)

Мрачные прорицатели

Полищук докуривал первую утреннюю сигарету и досадливо морщился, прослушивая магнитофонную запись беседы Пятого с Бульдозером в ночном кабачке «Три ступени». Слов было почти не разобрать — мешала громкая кабацкая музыка. Дослушать он не успел, потому что зажужжал вызов внутренней связи, окончательно заглушив невнятные излияния перебравшего Бульдозера. Правой рукой Полищук вдавил кнопку «стоп» миниатюрного магнитофона, сработанного под спичечный коробок — о его боковины действительно можно было зажигать спички, — а левой одновременно нажал на клавишу «прием» системы ВС, расположенной на тумбочке у стола.

— Доброе утро, Володя, — сказала ВС голосом Графа. — Зайди, пожалуйста, дело есть.

«Эй, приятель, дело есть: хрен поджарим — будешь есть?» — вспомнился вдруг старый пацанский стишок. Дело у Полищука уже было: почти месяц Пятый возился с Бульдозером и его шатией, собирал информацию, как трудолюбивая пчела. Но расследование шло туго, а подключившийся по распоряжению Графа Седьмой и вовсе застрял в ближнем зарубежье, куда отбыл вытягивать связи Бульдозера. Хорошо еще, клиент пока не торопил, относился с пониманием, хотя половину обусловленной договором суммы внес на счет бюро без всяких проволочек и вправе был уже проявить нетерпение.

«Престиж бюро превыше всего», — любил повторять на оперативках шеф. И был прав. Потому что от престижа частного бюро расследований «Брасс» зависело материальное благосостояние его сотрудников. И сотрудники, начиная с начальников отделов и групп и кончая номерными агентами и наблюдателями, старались вести дела быстро и, что называется, качественно. Дабы выполнить заказы, поднять престиж бюро и тем самым привлечь новых клиентов. Такая вот получалась взаимосвязь.

Полищук встал из-за стола, убрал в сейф легкую коробочку магнитофона и вышел в коридор.

— Привет, Спринтер! — сидящий в нише на подоконнике Селин отсалютовал кулаком и приподнялся.

Но Полищук только молча кивнул и проскочил мимо ниши, скользя кроссовками по свежевымытым каменным плитам со стершейся от древности краской. Раньше, в начале прошлого века, в этом здании размещались какие-то уездные учреждения, затем — музыкальное училище. А в первый год нового века, когда училище тихо скончалось из-за отсутствия дотаций, сюда въехали иные арендаторы, сплошь частные предприятия, бюро «Брасс» в их числе.

Полищук относился к Селину без особой приязни. Ребята из отдела думали, что Селин прозвал Полищука «Спринтером» после того случая позапрошлой осенью, когда Полищук, тогда еще просто Четвертый, на ночном захвате бригады Турка возле автовокзала опередил крутых «бригадников» и тормознул автобус с взрывчаткой. «Бригадников» взяли, разделив лавры с хлопцами из милицейского отряда «Беркут». А через несколько дней возле подъезда собственного дома выстрелом из снайперской винтовки, произведенным из строившегося напротив казино, был убит Медяник — начальник группы, в которой работали агентами Селин и Полищук. По всему раскладу выходило, что заменить Медяника должен Селин, однако Граф, начальник отдела, продвинул Полищука. Вот тогда уязвленный Селин в этом самом коридоре и бросил в лицо Полищуку презрительно и осуждающе: «Спринтер!» Сам Селин стал начальником группы только месяц назад, сменив внезапно подавшегося в крупный нефтяной бизнес Порошина.

Да, Спринтер, в который уже раз думал Полищук, приближаясь к кабинету начальника отдела. Да, обошел. Ну так какой в этом грех? Ты — мне, я — тебе, таков объективный закон природы. Кто пять лет назад выволок Графа на себе во время заварухи на границе с Молдовой? Селин выволок? Селина там и близко не было. Селин сидел в своей милицейской школе — или что он там закончил? — а Графа, командира своего, спас от небритых молдавских автоматчиков он, рядовой национальной армии Владимир Полищук. Рискуя, между прочим, собственной головой и не думая ни о каких выгодах для себя. А голов-то молдаване немало тогда насадили на колья и выставили для устрашения или издевательства вдоль всей линии окопов — словно в какие-нибудь невеселые средневековые времена… И вполне справедливо, что Граф, сообразно с этим самым законом природы, отблагодарил спасителя. Правда, отблагодарил-то еще раньше, когда, случайно встретив в городе демобилизованного Владимира Полищука, безработного и ни одной собаке не нужного, устроил в «Брасс». Так что выходило — теперь он должник Графа. Все по тому же закону… Ничего, будет случай — он вернет долг. Такова жизнь.

Полищук послал воздушный поцелуй сидевшей в холле наблюдательнице Людочке — она чистила перышки, готовилась, видно, к очередному турне по соседним областям — и открыл дверь кабинета начальника отдела.

Граф был с клиентом. Клиент нервно раскачивался на стуле, словно все собирался, да никак не мог решиться упасть вниз головой на паркет. Это был мужчина под пятьдесят, в оранжевом джинсовом костюме и тщательнейшим образом непричесанный — по последней моде. Хотя волос на голове имел не густо.

— Здравствуй, Володя, — еще раз поздоровался Граф, чуть склонив к плечу голову с лысеющим загорелым надлобьем и делая приглашающий жест.

— Здравствуйте, Григорий Афанасьевич.

Полищук кивнул продолжавшему раскачиваться клиенту и опустился в кресло возле широкого стола начальника отдела. Начальник был, скорее, похож на боксера в отставке, чем на графа, но прозвище, составленное из начальных букв его имени и отчества, прижилось, как это случается с прозвищами.

— Как там Бульдозер? — спросил Граф, постукивая по ладони свернутой в трубку газетой. — Задний ход еще не дал?

Полищук пожал плечами и промолчал. Он понимал, что Граф спрашивает не для того, чтобы получить обстоятельный ответ, а интересуется для разгона, и сейчас приступит к делу — клиент-то ждал. И глаза у клиента были нехорошие, отчаянные были глаза, ожесточенные.

— На, читай. — Граф протянул Полищуку газету. — На последней странице, там, где реклама. Фирма «Асклепий».

Газета была местная, прошлогодняя. Полищук молча развернул ее и нашел объявление «Асклепия». Традиционным броским и безапелляционным языком реклама фирмы заявляла всем-всем гражданам, что она единственный луч света в темном царстве, что только она чуть ли не даром произведет поставку медицинского оборудования и обслужит всех желающих в самом лучшем в постимперии медико-косметическом салоне по улице Индустриальной. Еще фирма «Асклепий» кодировала от ожирения, избавляла от пристрастия к алкоголю и табаку, проводила оздоровительные сеансы и давала медицинские консультации. В общем, традиционный набор услуг.

Последний абзац объявления был обведен красным фломастером. Филиал фирмы «Асклепий» — некая система «Сивилла» — предлагал свои услуги в определении смертного часа любого желающего этот смертный час узнать. Используя гороскопы, карты Таро, рунический алфавит Футарк, гексаграммы древнекитайской «Книги перемен», гадательное домино и пасьянс, как значилось в тексте, «Сивилла» гарантировала семидесятипроцентную вероятность исполнения своих мрачных прогнозов. Желающим нужно было направить письмо с анкетными данными по указанному в объявлении адресу, а затем, дождавшись вызова, явиться лично, имея при себе девять тысяч в национальной валюте. Тут Полищук мысленно присвистнул, потому что такая сумма составляла его двухлетний доход — а платили ему немало. «Сивилла» бралась определять время смерти в надлежащий год с точностью до сезона (весна или лето, осень или зима), а в случае осечки с прогнозом (те самые тридцать процентов, которые «Сивилла» не гарантировала) клялась честно вернуть клиенту половину внесенной суммы. Четыре с половиной тысячи «Сивилла» оставляла себе. Полищук внутренне усмехнулся: надо полагать, деньги эти шли на содержание штата гадалок, составителей гороскопов и раскладывателей пасьянсов.

Он подумал, что ребята из фирмы «Асклепий» вместе с системой «Сивилла» не должны бедствовать. Было бы предложено, а желающие всегда найдутся. Желающие и имеющие возможность, так будет точнее. «Сивилла» могла жить, не ударяя пальцем о палец, оставляя себе половину взносов доверчивых клиентов и уповая на совпадение отдельных прогнозов с реальностью. Конечно, только при условии, что желающих будет не один и не два. Впрочем, Полищук в свои двадцать пять успел уже неоднократно убедиться: любое, даже самое абсурдное предложение, сделанное с помощью рекламы, находит отзыв. Определенное количество жителей страны, пробирающейся по дороге к капитализму через рытвины экономических кризисов, могло позволить себе потратить деньги на любой абсурд. Много ли найдется желающих узнать срок собственной кончины? Кто его знает… С одной стороны, приятней жить, уповая на личное бессмертие, а с другой… С другой — можно ничего не бояться, будучи твердо уверенным в том, что не пришел еще срок, пускаться в самые отчаянные авантюры и в конце концов обнадеживать себя тем, что «Сивилла» может и ошибиться. Вот ведь и стопроцентной гарантии не дают, и точной даты не называют, и вообще все эти гороскопы и гексаграммы — вещь ненадежная.

— Очередная приманка для состоятельных кретинов, — пренебрежительно сказал Полищук и положил газету на стол начальника. — Я тоже могу взяться будущее предсказывать, с точностью до года и с пятидесятипроцентной достоверностью. Без всяких астрологий. И половину суммы тоже буду возвращать в случае неудачи.

Граф, взглянув в сторону окна, постучал пальцем по столу и Полищук вспомнил о клиенте. Клиент перестал бить поклоны и смотрел на него злыми глазами.

«Видно, не помер у него кто-то из богатых родственников в предсказанный срок», — подумал Полищук.

— Володя, нас просят оказать содействие. Давай послушаем… э-э… — начальник скосил глаза на визитную карточку, — господина Шевчука, а потом решим, сможем ли помочь.

Полищук подавил усмешку. Граф неуклюже хитрил, это было понятно и ежу: коль попросил зайти и выслушать — значит, уже решил принимать дело к расследованию. А стало быть, господин Шевчук отнюдь не из бедных и пообещал посодействовать «Брассу» доходами от своего свечного заводика или какой там у него бизнес…

«А я-то его кретином обозвал», — без всякого огорчения подумал Полищук, но все-таки придал лицу сочувствующее выражение.

— Пожалуйста, повторите ваш рассказ. — Граф был воплощением вежливости.

Господин Шевчук зажал руки между коленями и начал говорить, в упор глядя на Полищука и время от времени потряхивая головой.

Лицо Полищука по-прежнему выражало сочувствие, к которому теперь добавилось и внимание. Но чем больше он слушал, тем больше недоумевал и даже дважды искоса взглянул на бесстрастного Графа.

Дело было не совсем рядовым. Оно касалось не столько господина Шевчука, сколько его двадцатилетней подруги Вики, прочитавшей однажды на свою беду рекламное объявление фирмы «Асклепий». Прошлой осенью Вика отправила свои анкетные данные в систему «Сивилла» и недели через три-четыре получила вызов. Шевчук не смог устоять перед напором своей пассии и дал ей требуемые девять тысяч, хотя был твердо уверен, что с таким же успехом мог закопать их на каком-нибудь Поле Чудес.

— Она просто пригрозила, что бросит меня, — страдальчески сказал Шевчук, глядя на понимающе кивнувшего Полищука. — Ну, я и выложил девять штук — пусть, думаю, потешится, если хочет.

«Козел ты, братец, — подумал Полищук. — За девять штук мог и другую подцепить, вон их сколько ошивается на набережной, школьниц вчерашних».

Дальше события приняли такой оборот: Вика с девятью тысячами ушла в «Сивиллу» — и исчезла. После полуночи обеспокоенный Шевчук позвонил в «Сивиллу» по указанному в газете телефону, попал, естественно, на автоответчик, сел в машину и бросился объезжать рестораны и ночные клубы. Вику он нашел в ресторане «У собора» за Ковалевским парком. Вика проводила время в компании смуглых носатых джигитов, была крепко пьяна и тыкала им в носы какой-то листок, оказавшийся, как увидел потом Шевчук, компьютерной распечаткой. Распечатка содержала в себе анкетные данные Вики, а последним пунктом в ней значилось: «Предполагаемое время смерти». Предполагаемым временем смерти было определено ей будущее лето.

Впереди была еще почти вся осень, а потом зима и весна, и Вика, как казалось Шевчуку, вскоре забыла о поразившем ее поначалу предсказании. Но в мае вдруг начала напиваться сверх меры и, напившись, плакала и умоляла спрятать ее где-нибудь и держать взаперти до осени, а с похмелья была злая, кричала на Шевчука и грозилась набить морды дельцам из «Сивиллы». Шевчук пытался отвлечь ее, буквально сорил деньгами, старался исполнить все ее желания…

Полищук знал, чем закончится рассказ клиента, и мысленно уже прикидывал, что тут можно предпринять. Граф что-то неторопливо писал, подперев голову рукой.

— Она умерла четыре дня назад, тридцатого июня, — скорбно сообщил Шевчук. — Надо доказать, что ее убили, и подвести убийц под вышку. — Голос его стал жестким. — Заплачу, сколько потребуется. Слышите? Сколько потребуется!

Он замолчал, поморщился и потер рукой грудь. Полищук опять взглянул на начальника — тот едва заметно кивнул — и коротко спросил:

— Обстоятельства смерти?

— Она умерла в моей постели. Просто заснула и не проснулась.

— А что вскрытие?

— Ничего, — пожал плечами Шевчук. — Абсолютно ничего, никаких нарушений. Просто остановилось сердце…

— Может быть, самовнушение?

— Нет, я консультировался у специалистов. Да разве можно умереть от самовнушения? — Шевчук вскочил со стула и принялся ходить по кабинету. — В прогнозы эти я не верю и никогда не поверю, все эти предсказания — чушь собачья. Да, именно приманка для богатых идиотов, тут я с вами совершенно согласен. Но я не мог ей отказать! — Шевчук уперся руками в край стола, отчеканил, понизив голос и попеременно глядя то на Графа, то на Полищука: — Вику у-би-ли. Из-за денег — это раз. И чтобы доказать, что их прогнозы сбываются, для авторитета — это два. С этими суками надо разделаться, они ведь ради процветания не одну душу еще отправят на небеса! С-сволочи!

Шевчук стукнул кулаком по столу, и Полищук поспешил задать еще один вопрос:

— В милицию не пробовали обращаться?

— Пробовал! Еще как пробовал. Так ведь отмахиваются, ментяры, говорят: нет оснований. Я же и насчет этих «асклепиев» заявлял, но у нас ведь теперь все можно.

Говорят мне, что устав у них зарегистрирован и деятельностью своей они имеют право заниматься. Мол, никого же они не принуждают пользоваться их услугами. И цыганки, мол, тоже гадают, им ведь никто не запрещает. Аргументы нашли, сволочи!

— Так, — начальник отдела постучал пальцем по столу. — Понятно, господин Шевчук. Тебе все ясно, Володя?

Полищук подумал, что как раз ничего и не ясно: как ловить за руку этих «асклепиев», как доказывать их причастность к воплощению прогнозов в действительность? Но ничего этого он вслух не сказал. Зачем говорить-то понапрасну, если решение Графом уже принято?

— У меня пока больше нет вопросов, Григорий Афанасьевич.

Граф сразу уловил это «пока», означавшее, что вопросы к клиенту появятся, если дело будет принято к расследованию, и что пора об этом сказать. И деловито спросил напрягшегося в ожидании Шевчука:

— Стоимость наших услуг вам известна, господин Шевчук?

— Я же сказал: заплачу, сколько потребуется. А те, кто будет этим заниматься, получат сверху, помимо ваших прейскурантов. — Шевчук грустно усмехнулся. — Мне ведь теперь тратить не на кого…

Вспомнив Остапа Бендера