Бесплатный фрагмент - Цветок папоротника

глава первая

СУМЕРКИ

Багровым шаром садилось на западе солнце. По темнеющему небу неспешно плыли опаленные закатом облака. Их стреловидная форма предвещала теплый завтрашний день. Завтра. Наступит ли оно для сегодняшнего мира? Мира, обреченного людьми на ежедневное выживание. Вроде бы то же согревающее солнце, то же синее небо, но под ними, здесь, на земле все изменилось, все стало чужим. Свой чужой мир, к которому невозможно привыкнуть, кажется, уже никогда. Даже вот этот березовый лес лишь выглядит по-прежнему родным. К белым с черными полосками деревьям нельзя прикасаться ночью — это верная и мучительная смерть. Каждая береза с наступлением ночи зажигает свои черные вкрапления, отчего в лесу наступает почти что день. Зрелище завораживает дух. Понадобилось два десятка жизней для понимания опасности ночной красоты. Днем же березы, как березы: любуйся, трогай, руби на дрова, заготавливай розги для нерадивых детей.

Двенадцатилетний Генка с шестилетним Пашей шли по лесу. Солнце еще освещало деревья, что делало путь безопасным. Однако пора было возвращаться в деревню. Мальчиков, наверняка, уже потеряли.

— Пора возвращаться, не то скоро березы зажгутся, — уже в который раз напоминал Паша. Он уже начинал хныкать.

— Мы просто не будем их трогать.

— А если случайно?

— Засунь руки в карманы. Через одежду яд не действует, — почти сердился Генка.

— Откуда ты знаешь? — Паша был так удивлен новостью, что даже остановился.

— Проверял.

— На себе?! — удивлению не было предела.

— А то, — гордо подтвердил старший брат.

— Тебе не было страшно? — продолжал расспросы Паша.

— В нашем мире не боятся лишь дураки.

— Все равно пора возвращаться, — вернулся к первоначальной теме мальчик. — Папа строго-настрого запретил гулять так долго. Накажет ведь.

— Так не ходил бы со мной. Я бы один справился.

— Я тоже посмотреть хочу на цветок.

— Ты же в него не веришь, — усмехнулся Генка.

— Не верю в цветок, но верю, что от каждой болезни на Земле есть лекарство.

Генка резко остановился, так что Паша наткнулся на него.

— Глубокая мысль, — согласился старший брат с младшим. — Все-таки нам пора возвращаться.

Дома мальчиков, действительно, ждали.

Никанор — отчим Генки и родной отец Паши — хмуро ходил по большой комнате, заложив руки за спину. Он то и дело останавливался возле окна, выходящего на главную дорогу деревни. По ней должны были вернуться мальчики. Другого пути к дому не существовало. Уже темнело, но никого видно не было. Никанор продолжал ходьбу по комнате.

— Они могли зайти к кому-нибудь в деревне, — раздался слабый женский голос, когда мужчина в очередной раз подошел к окну.

Никанор обернулся.

В проеме, ведущем в соседнюю комнату, стояла его жена — Нина. Она держалась за косяк правой рукой, чтобы не упасть, да и весь ее вид говорил о трудности стоячего положения. Впалые щеки на бледном лице, тусклые глаза с красными белками говорили о болезненном состоянии женщины. Она выглядела лет на пятьдесят пять, хотя ей было всего тридцать два года. Болезнь нового мира съедала ее живьем. Болезнь, от которой не было создано лекарства, как не было самого названия болезни.

Никанор смотрел в краснеющие глаза жены и гадал, сколько времени у них осталось. Полгода? Год? Возможно, больше. Может быть, даже сегодняшняя ночь станет последней в их совместной жизни.

Никанор с Ниной сошлись не по любви. У каждого из них было по сыну, лишившемуся второго родителя, что по законам их деревни считалось основанием для брака. Ребенок до совершеннолетия — восемнадцати лет — должен воспитываться в полной семье. Деревенский глава строго соблюдал сей непреложный закон. Умри Нина сейчас, Никанору пришлось бы выбрать другую женщину либо отдать сыновей на воспитание.

Несмотря на принудительное сочетание браком, Никанор с Ниной через год полюбили друг друга. Еще через год женщина заболела. Никто не знал способа излечения. Были лишь разговоры стариков, что заболевшему человеку поможет настой из цветков папоротника. Однако никто никогда не видел цветка папоротника даже в этом изменившемся мире.

— Зачем ты встала? — Никанор подошел к Нине, заботливо помог дойти до лавки под окном.

— Я хочу присутствовать при возвращении мальчиков.

— Боишься моей несдержанности? — мрачно спросил мужчина.

— У меня нет для этого оснований, — ответила Нина и тут же поправилась, — до сих пор не было.

— Я же пообещал тебе не трогать Генку без твоего разрешения, хотя он давно уже заслужил, — Никанор перевел взгляд на розги, стоящие в углу слева от окна. — Дурацкий закон, запрещающий наказание не кровных детей без согласия кровных родителей.

— Ему тяжело видеть меня в таком состоянии, — оправдывала сына Нина.

— Нам всем тяжело, — напомнил Никанор.

— Я знаю, — Нина привалилась к груди мужа. Тот обнял ее левой рукой за плечи.

Женщине в такие минуты казалось, что болезнь отступает, что впереди еще годы счастливой жизни с мужем и детьми.

— Генка плохо влияет на Пашу.

— Они совсем как родные братья. Ему станет не по себе, если ты накажешь Пашу.

— Ты умеешь уговаривать.

Родители, говоря о детях, не заметили, как те прошли по дороге мимо окна. Они лишь услышали шаги в сенях. Затем открылась дверь в комнату.

Вошедшие мальчики замерли у порога, чувствуя себя виноватыми.

Отец встал. Мать осталась сидеть.

— Ну, подходите, — проговорил мужчина.

Мальчики переглянулись и несмело подошли к родителям.

— Где вы были так долго? Мы уже начали волноваться, — голос Никанора звучал спокойно, но братья знали, что внешнее спокойствие может окончиться неприятностями.

Родительская любовь не отменяет наказания, о чем свидетельствовал прут в углу. Хотя Генка ни разу не был наказан так строго, он волновался за брата. Его не стоило брать с собой и на этот раз.

— В лесу, — вместе ответили братья.

Генка увидел, как омрачилось лицо матери при этом ответе.

— Я же запретил вам гулять там в сумерках. Солнце почти не освещает берез, — Никанор переводил хмурый взгляд с одного сына на другого.

— Сегодня можно найти цветы папоротника.

— Его не существует, пойми это, Генка, — голос отца повысился, брови сошлись к переносице.

— Я верю, — упрямо тряхнул головой мальчик.

— Я тоже верю, — подал голос Паша.

Никанор смерил младшего сына холодным взглядом. Паша опустил глаза в пол. Теперь он точно будет строго наказан. Надо было промолчать, как советовал Генка в сенях. Не послушался старшего брата. Слов назад не возьмешь. Остается терпеть.

— Генка, помоги маме, — приказал отец, глядя на Пашу.

— Но папа…, — начал говорить Генка и умолк под взглянувшим на него мужчиной. Взгляд отца ясно говорил о большом желании наказать и его, но мешает молчаливое несогласие матери.

Генка подошел к маме, помог встать.

Женщина молча смотрела на Никанора. Она не могла помочь младшему сыну и защитить его от наказания. Паша всецело принадлежал ее мужу. Лишь проходя мимо, Нина наклонилась и поцеловала мальчика. На ласку он имела право в любой ситуации.

— Держись, — пожелала она и, умоляюще, взглянула на мужа.

Тот отрицательно помотал головой, давая понять об окончательно принятом решении.

Нина вышла в сопровождении Генки, опираясь левой рукой о его плечи. На пороге Генка обернулся и кивнул Паше, смотревшему на их уход.

— Я ведь предупреждал тебя, что не надо верить Генке, — напомнил Никанор, когда они остались одни в комнате.

— А если цветок папоротника, действительно, существует и сейчас цветет? — робко спросил Паша.

— Нет никакого цветущего папоротника, а вот провинившегося мальчика я отлично вижу. Сколько раз ты не слушался меня?

— Двадцать раз, папа, — вздохнул мальчик. — Сегодня двадцать первый.

— Отлично умеешь считать, — похвалил отец. — Тогда я сказал, что ты уже большой и будешь наказан розгой. Я правильно говорю?

— Правильно, папа, — снова вздохнул Паша.

— Что ж. Не будем терять время. Слово нужно держать, каким бы тяжелым ни было его выполнение.

— Согласен, папа. Генка говорит то же самое.

— Правильно говорит старший брат.

Паша подошел к лавке, лег на живот, руки сунул под голову.

Никанор нагнулся, спустил с сына штаны, повыше задрал рубашку. Эти прикосновения перед наказанием означали, что отец по-прежнему очень любит сына, что его строгие действия всего лишь часть воспитания хорошего человека.

Мальчик напрягся. Он еще не знал порки, только слышал рассказы ребят. Все дружно говорили о сильной боли, причиняемой прутом — веткой березы.

Никанор потрепал голову сына. Затем выпрямился, взял из угла розгу.

— Будь терпелив.

Отец взмахнул прутом и оставил на теле красную полосу. Мальчик взвизгнул от боли. Еще одна отметина легла рядом. Третья, четвертая. Боль усиливалась. Паша мысленно дал слово, никогда не провинятся. По щекам текли слезы. Не обращая внимания на плач сына, Никанор продолжал наказание.

На улице раздался колокольный звон.

Никанор остановился.

— Опять лезут! Вы, кажется, их привели за собой.

— Мы никого не слышали, — всхлипывая, проговорил мальчик.

— Они двигаются бесшумно, — напомнил Никанор, бросая розгу в угол. — Если это из-за вашей прогулки, то тебе снова достанется завтра, — пообещал отец, уже держась за ручку входной двери.

Паша медленно поднялся с лавки, подтянул штаны.

В душу проник страх за отца, ведь он может не вернуться вообще. Лучше снова перенести наказание розгой, чем потерять родного человека. К тому же следующий папа может оказаться суровее.

Так размышлял шестилетний мальчик, медленно идя к маме и старшему брату.

В березовом лесу, деревья которого сейчас превратили ночь в день, жили монстры — новые животные нового мира. Опасность, исходящая от них, превышала опасность от прежних животных. Угрожающим был не столько размер чудовища, сколько способность изменятся в каждом следующем поколении. Они словно изучали людей и накапливали опыт уничтожения ими себя, передавая его потомству.

На деревню напали летающие шарагалы — порождения шаровой молнии и березового леса. Внешним видом шарагал напоминал шар, собранный из зеленых листьев диаметром до метра. Существо обладало энергией шаровой молнии. Коснувшись любого теплокровного животного либо человека, шарагал бил его разрядом электрического тока, вследствие чего наступал в течение трех часов паралич. Затем монстр собирал энергию жертвы. Убить шарагала можно, облив его водой и лишив энергии. Сделать это невероятно трудно, потому что существо обладало разумом и, казалось иногда, читало мысли противника, не подпуская на близкое расстояние.

Обычно шарагалы довольствовались жителями леса. Вероятно, мальчики по дороге пересеклись с этим ночным чудовищем и привели его в деревню. Именно поэтому строго запрещалось находиться в лесу в вечернее время. Правило, за нарушение которого Никанор наказал так строго младшего сына.

Когда Никанор выбежал из дома на улицу, он увидел пять летающих чудовищ и спрятавшихся кто где людей. Монстры искали их — больших источников тепла и энергии. Благодаря светящемуся лесу и полной луне на чистом небе, света хватало. Один из шарагалов залетел за дом. Оттуда послышалось мычание коровы. Шарагал прикоснулся к ней и пустил заряд тока. Одним источником молока стало меньше. Никанор пожалел хозяина коровы и своего друга. Мужчина взглянул направо в сторону колодца. Возле единственного источника воды и борьбы с врагом никого не было.

— Быстрее к колодцу! — раздался крик Василия — главы деревни. Он кричал откуда-то издалека, — Бесполезно отсиживаться и ждать ухода шарагалов! За ночь они убьют нас всех! — голос двигался. Глава пробирался к колодцу.

Никанор взглянул на ближайшего к себе шарагала, зависшего над дорогой. Оценил свою возможность благополучно достичь колодца и побежал. До сруба он добрался благополучно. Монстр висел на прежнем месте. Возможно, он был занят каким-то пойманным зверьком. У мужчины было немного времени, чтобы набрать воды и незаметно подойти к шарагалу.

Рядом, тяжело дыша, опустился Василий.

— Нужно быстро набрать воды, — проговорил он. — Люди потратили домашние запасы.

— Скольких убили?

— Троих.

— Наши все живы?

— Пока что, — Василий никогда не говорил утвердительно, ведь все менялось в считанные секунды. — Постовые сказали, что видели твоих мальчишек выходящими из леса.

— Я уже выпорол Пашу.

Мужчины, не теряя времени, принялись за дело.

— Что они там делали так поздно?

— Генка твердит про цветок папоротника, задурил младшему голову.

Подбежал кто-то из жителей деревни.

— Еще двоих убили, — сообщил радостно и, слив воду в свое ведро, убежал.

— Что Нина? — продолжил разговор Василий.

— Генку защищает.

— Завтра же поговорю с сестрой. Я должен наказать племянника за нарушение правила. Ты же понимаешь? — в голосе Василия слышалось сожаление, но он являлся, прежде всего, главой деревни, поддерживающем порядок. Родственные узы отступали на второй план.

— Конечно. Наказание пойдет на пользу. Теперь мне пора полить вон того шарагала.

Взяв ведро с водой, Никанор рысцой стал приближаться к, все еще висевшему над дорогой, непрошеному гостю. Сердце бешено стучало о грудную клетку. Было страшно. Чудовище в любое мгновение могло закончить еду и ринуться на мужчину. Шарагалы летали стремительно. Гораздо быстрее, чем успеешь воспользоваться мокрым оружием, сейчас оттягивавшем руку. Пять метров. Четыре. Три. Существо внезапно дернулось в сторону Никанора и быстро пошло на сближение. Мужчина оказался проворнее. Быстро перехватив ведро, плеснул водой в шарагала.

Смерть лесного жителя сопутствовала яркой вспышкой, от которой Никанор зажмурился. Открыв глаза, он увидел на земле лишь кучку березовых листьев. Все, что оставалось от шарагалов.

Мужчины выходили из своих укрытий, спрашивали про раненых.

— Все живы? — громко спросил Василий.

— Двое раненых и убита корова одинокого Игната, — прозвучал скорбный ответ и омрачил радость победы.

— Немедленно умертвить всех троих и освежевать, — распорядился глава и, повернувшись, хмуро глядя на Никанора, добавил. — Ты, конечно, герой сегодня, но, если бы не Генка, то люди остались бы в живых.

— Я понимаю. Закон один для всех.

— Один из раненых…, — сообщивший горькую новость стоял возле и переминался с ноги на ногу.

— Говори, — приказал Василий.

— Твой Николай.

Василий вздрогнул.

— Где он?

Родной брат Василия Николай лежал на траве возле своего сарая. Он еще не был парализован, но дышал с трудом. Мужчина слышал приказ брата, да и сам отлично понимал свою судьбу. Лекарства от шарагала не существовало. Он все равно обречен, так лучше стать едой для соплеменников, чем бесполезно гнить в могиле. Николай просил людей не говорить о нем, пока его не убьют, но никто не смел тронуть брата главы деревни.

— Коля, как же так?! — воскликнул Василий, падая на колени рядом с братом.

— Пока купал одного, сзади просмотрел, — пытаясь шутить, ответил Николай.

— Отнесу тебя домой, — сказал Василий. Он стал поднимать брата.

— Нет, — возразил тот. — Пора на площадь, пока не поздно.

— Что ты такое говоришь? — по щекам Василия текли слезы. Он не стеснялся их, прижимая голову брата к груди.

— Ты должен поступить со мной так же. Сам же говорил, что закон един.

— Замолчи, пожалуйста, я не могу отдать тебя, — горю Василия не было предела. Любимый брат умирал, а он не имел права даже похоронить его. Он должен отвести его на площадь и отдать мясникам на заготовку. — Будь проклят этот мир! — закинув голову, прокричал в небо Василий.

— Ты сможешь, — уверенно возразил Николай. — Не стоить винить целый мир. Он ведь ни в чем не виноват. Виноваты мы, те, которые подобно детям с песочным домиком, разрушили свой мир. Мне иногда казалось, что вместе с разумом Земля дала нам тягу к саморазрушению. Мы же оказались не в силах противостоять этой силе, — Николай замолчал, собираясь с силами. — Я заговорился, а нам пора идти. Когда-то ты помог мне появиться на свет. Теперь провожаешь в последний путь, — говорящий невесело усмехнулся.

Помогая встать Николаю на ослабевшие ноги, Василий повел его на деревенскую площадь. Улица была пуста. Кто-то из мужчин ушел домой к семьям, кто-то ждал на площади окончания ситуации с Николаем.

Толпа расступилась перед мужчинами.

Впереди открылись три плахи. Около одной из них стоял второй раненый при поддержке двоих мужчин. Возле второй дожидался смерти Игнат. После потери коровы и жизненно необходимого молока, он становился обузой деревни. Они не хотели умирать, не узнав судьбы Николая.

— Так ты с нами, — улыбнулся раненый.

— Конечно, — Николай улыбнулся в ответ. — Разве ты сомневался.

— Признаться, да.

Мужчины подбадривали себя подобной беседой. Им была невыносима мысль о смерти.

Василий передал брата еще паре подошедших мужчин. Он уже не плакал. Слезы успели высохнуть на его лице. Жители смотрели на своего главу с уважением, ведь он не изменил правилам даже ради родного брата.

— Прости, Игнат, — Василий подошел к третьему приговоренному.

— Все хорошо, я прожил веселую жизнь, — мужчины обнялись.

— Ты — лучший охотник в деревне. Мы осиротели.

Четверо мужчин помогли раненым опуститься на колени возле плах. Они поддерживали их за руки, заведенные назад. Раненые опустили головы. Игнат опустился возле своей плахи.

Мясник с топором подошел вначале к соседу Николая и отрубил голову. Затем лишил жизни Игната. Он думал получить приказ от Василия насчет брата. Не получив его, мясник обезглавил брата главы деревни.

Глава вторая

НАКАЗАНИЕ

У жителей деревни долгое время не рождались дети. За десять лет после Катаклизма ни одна женщина не могла забеременеть. Да, они выжили. Быть может, благодаря лесам, окружавшим их и принявшим удар на себя. Березы изменились, дав людям возможность остаться собой. Только что делать дальше с подарком леса? Без детей жизнь обречена на вымирание.

Помог людям случай. Одна молодая женщина порезалась ножом во время приготовления пищи. Кровь попала в еду, позже съеденную ей вместе с мужем. Какого же было удивление, когда в скором времени женщина поняла, что ждет ребенка. Интуитивно к ней пришло понимание связи между двумя событиями. Женщина поделилась своими мыслями с мужем. Оба были несказанно счастливы подобным способом иметь детей. Однако радость оказалась недолгой. Через некоторое время у женщины случился выкидыш. Тогда супруги поняли, что недостаточно одной капли крови. Для продолжения рода необходимо ввести в рацион женщины человеческое мясо! Лишь подобным жутким способом можно выжить.

Многие женщины отказались от материнства. Деревенский глава быстро вразумил непокорных. Он приказал отрубить головы нескольким из их мужей и насильно напоить вдов кровью. Жестокая мера воздействия помогла. Поплакав над своей участью, женщины стали есть своих казненных мужей.

Встал новый вопрос. Где брать людей на съедение, не разрушая семьи? Опыт показал, что мясо стариков и больных не годилось. Здоровый человек должен быть не старше пятидесяти лет. Тогда и стали умерщвлять раненых в боях с чудовищами нового мира. Одного человека хватало на одну женщину. Путем проб и ошибок выяснили, что достаточно ста граммов мяса в неделю. В связи с частыми столкновениями людей и монстров человечины хватало. Лишь изредка приходилось пользоваться убийством каждого десятого мужчины. Люди выстраивались в строй, и сам глава деревни досчитывал до десяти и выводил человека к плахе. Порой среди выведенных людей оказывался родственник главы, что не отменяло приговора. Интересы общества становились выше родственных уз.

Вторым необходимы продуктом питания являлось коровье молоко. Без него люди сходили с ума и становились опасными для соплеменников. К сожалению, надои резко сократились, так что оставшийся без коровы мужчина был обречен. Его так же отправляли на заготовку человеческого мяса. Женщин берегли, как продолжательниц рода. Они вместе с детьми по закону должны были перейти к другому одинокому мужчине. Либо женщины кормились всей деревней до следующей подросшей телки.

Узнав от Никанора о гибели Николая, Нина проплакала всю ночь. Женщина понимала, что ее сыну Генке грозит суровое наказание. Возможно, даже смерть на той же плахе. Василий очень любил брата. Он не сможет простить Генку никогда, несмотря на то, что детей не казнили ни за какие преступления. Неизвестно, кто победит в Василии — глава деревни или брат. До сих пор первый был выше второго.

Нина не отпускала Генку от себя. Тут же прижимался к брату Паша. После завтрака все трое сидели в комнате матери. После бессонной ночи и страха за сына женщина слегла, не в состоянии даже сидеть в постели. Генка присел на край кровати. Паша рядом на стул. Никанор снова мерил шагами соседнюю комнату. Они лишь слышали его ворчание. Мужчина корил себя за мягкость в отношении детей. Не следовало отпускать их в лес так поздно.

— Тебя же не убьют? — спрашивал снова и снова младший брат.

— Не знаю. За невольное причинение вреда людям грозит смерть. Ты же знаешь, — Генка потрепал пшеничные волосы брата.

— Детей не казнят, — возразил горячо Паша. — Как и женщин. Вы должны продолжить род. Так всегда учит Василий. Скажи, мама.

— То, что произошло вчера, не было раньше, — Нина сдерживала слезы, но глаза ее блестели. — Мы должны быть сильными и принять любое решение нашего главы.

— Нет, — замотал головой Паша. — Я не стану принимать плохих решений. Я… Я лучше вообще не буду слушаться Василия.

— Паша! Так нельзя. Мы все в деревне подчиняемся Василию.

— Тогда нам нужно уйти, — предложил мальчик.

— Куда? — спросил Генка.

— В лес.

— В лесу не прожить. Лес смертелен для обычных людей. Слишком много монстров живет в лесу. В первую же ночь нас съест шарагал.

— Как же свободные люди живут среди лесных чудовищ?

— Они не такие, они стали мутантами, — ответила сыну мать.

— Кем? — удивился Паша. Он впервые слышал это название людей.

— Мутанты — люди, изменившиеся внешне и внутренне так, что лес принимает их за своих жителей и не трогает.

— Тогда я тоже хочу стать мутантом, — мечтательно произнес мальчик, чем вызвал смех матери с Генкой.

— Нет, Паша, — возразила Нина, — мутантом быть плохо. Говорят, что они потеряли почти весь разум. Даже разговаривать разучились. Мутанты стали больше походить на зверей, чем на людей. Некоторые из них превратились в хищников. Лишь внешностью они все еще походят на нас. Понимаешь?

— Да, мама, — кивнул Паша, завороженный и притихший от маминого рассказа. — Я больше не хочу быть мутантом и жить в лесу. Что же тогда нам делать?

— Идите ко мне.

Женщина протянула руки. Мальчики тут же прижались к ней.

— Василий любил Николая. Он поймет мою любовь к вам. Нам надо быть сильными.

На пороге комнаты возник Никанор.

— К нам идут люди Василия. Генка, подойди ко мне.

Мальчик оторвался от матери, подошел к отцу. Тот положил руки на плечи Генки. Посмотрел пристально в глаза.

— Тебе страшно?

— Да, папа, — признался Генка.

— Запомни: что бы ни произошло, ты не умрешь. Лучше я умру, чем отдам тебя. Василий знает это и не откажет мне.

— Я понял, папа, — кивнул Генка. — Мне все же предстоит наказание, — мальчику хотелось прижаться к отцу и заплакать, но он знал, что тот любит твердость характера в трудную минуту.

— Да, наказания тебе не избежать. Если бы ты был послушным, как твой брат.

— Я только искал цветок папоротника, чтобы вылечить маму.

Никанор вздохнул.

— Мне стоило наказывать тебя, несмотря на мамин запрет, — Никанор перевел взгляд на жену. — Довольна?

— Я не думала, что так выйдет. Откуда взялся шарагал при еще не севшем солнце? Они ведь вылетают лишь в полной темноте.

— Я тоже думал так. Выходит, они трансформировались.

— Не сделай мир дневных шарагалов, тогда лес совсем станет для нас опасным.

Послышались шаги вошедших посланников от Василия. Они имели право заходить без разрешения.

— Хозяин, — позвал громко один из них.

— Иду, — откликнулся Никанор и повел Генку за собой.

Нина снова заплакала.

В комнате ожидали двое крепких молодых братьев, выполняющих различные поручения Василия. Иногда поручения касались наказания провинившихся жителей деревни, что случалось не часто. Поговаривали, братья — внебрачные дети главы деревни, поэтому и взяты Василием к себе.

— Здравствуйте, — поздоровались Никанор с Генкой.

Братья ответили.

— Василий приказал привести к нему твоих сыновей, — сообщил один из братьев.

Никанор опешил. Он не думал, что и Паша будет позван. Генка ужаснулся при мысли, что из-за него пострадает брат. Пусть его казнят, только бы Пашу не трогали. Он хотел возразить, но отчим строго взглянул на него. Он сам скажет, что следует. Сыну лучше молчать. Генка и без того натворил бед.

— Паша слишком мал для публичного наказания.

— Не советую тебе спорить с Василием. Он зол на мальчишек, из-за которых монстры пришли в деревню, а мы лишились троих мужчин.

— Я вовсе не спорю, — возразил Никанор. — У меня есть право не разрешать наказания ребенка до десяти лет.

— Разбирайся сам с Василием, — сказал второй парень. — Мы лишь выполняем приказ. Хочешь применения силы?

Никанор нахмурился. Он должен был подчиниться посланнику главы деревни беспрекословно. В противном случае, неповиновение может навредить Генке. Он и так переживает.

— Твоему сыну тоже шесть лет, — напомнил Никанор. — Разве ты позволил бы его наказывать на площади?

— Мой сын никогда не сделает того, что вчера сделали твои дети.

— Все знают твое воспитание, — согласился Никанор. — Не слишком ли в нем мало любви?

— Я воспитаю достойных членов общества, которые не запятнают семью проступком. Зови Пашу. Нам пора идти.

— Паша, — позвал Никанор. Стало плохо при одной мысли, что мальчика поведут как преступника.

— Что? — вбежал мальчик.

— Тебя тоже зовет Василий, — Никанор обнял крепко сына.

До того не сразу дошел смысл сказанного.

— Не надо, папа! — заплакал Паша.

— Не бойся. Я поговорю с Василием. Сразу, как он поговорит с вами. Тебе ничего не грозит.

Паша оторвался от отца.

Мальчики подошли к парням, повернулись спинами. Те завели им руки за спины и связали веревками.

Все четверо вышли из дома.

Василия — Светлана — с утра молчала, что означало крайнее недовольство. Женщина громче обычного стучала посудой. Она была не согласна, ни с решением Василия о брате, ни с его желанием наказать мальчиков.

Василий молча переносил настроение жены. В конце концов, это он — глава деревни, обязанный соблюдать правила. У него умер любимый младший брат, а его еще и попрекают. Наказание Генки пойдет ему на пользу, так даже отец сказал. Раз мать не дает наказывать сына. Про Пашу он еще не решил. Возможно, лишь припугнет.

Когда в очередной раз Светлана чем-то стукнула, Василий не выдержал:

— Уймись, Светка! — рявкнул он.

— А в чем дело?! — в тон мужу крикнула женщина. — Что ты мне мешаешь? Я же в твои дела не лезу.

— Еще как лезешь!

— Когда это я лезла в твои дела? — Светлана уперла руки в боки, с вызовом глядя на Василия.

— Сейчас прямо вмешиваешься в мои дела.

— Как это? Я ничего тебе не говорю.

— Зато поведением своим выражаешь недовольство, — объяснил Василий.

— Да, выражаю, — согласилась Светлана. — Могу и словами добавить.

— Не мог я иначе поступить. Понимаешь, не мог?

Светлана села за стол. Пристально посмотрела на мужа.

— Ты мог всех троих спасти, но не стал.

— Они бы все равно умерли.

— Тогда бы ты похоронил их, и у тебя было бы место, где вспомнить Николая.

— Замолчи, — глаза Василия наполнились слезами, — мне и так тяжело.

— Как же сейчас тяжело родителям, детей которых ты обвинил в смерти брата и хочешь наказать.

— Я их наказываю вовсе не за смерть брата. Света, как ты могла такое подумать? — Василий даже возмутился мнению жены о нем.

— Тогда зачем ты послал за ними?

— Они нарушили правило деревни своей прогулкой в сумерках по лесу. Из-за них на нас напали шарагалы. Мальчики заслужили суровое наказание.

Женщина горько усмехнулась.

— Правила. Зачем они нужны?

— Чтобы жить по-человечески, людям нужны правила, — Василий не понимал Светланы.

— Мир стал настолько хрупок, что неизвестно будет ли завтра. Мы живем здесь даже не зная, есть ли где еще люди, кроме наших нескольких деревень, — Светлана вздохнула.

— Я уверен, что выжили не только мы.

— Где же они? Почему не приходят?

— Не могут далеко уйти, как и мы не покидаем своего убежища, — Василий говорил уверенно. Он действительно так считал.

— Глядя на детей, я каждый раз спрашиваю себя: зачем мы их рожаем, что им дальше делать?

— Жить и рожать новых детей. Восстанавливать человеческий род.

— Наш мир уже никогда не даст нам того пространства, что было до Катастрофы. Земля больше не колыбель человечества. Она превратилась в клетку без дверцы. В некий квест без возможности что-то получить в конце пути.

Оба вздохнули от той безысходности, в которой жили, пытаясь не думать о ней. Где-то в глубине души Василий сам понимал, что все их усилия по сохранению рода напрасны, что их дети проведут свои жизни в том положении выживания. Мир изменили люди, и люди же пытаются измениться под него.

Философско-жизненный разговор супругов прервали вошедшие мальчики в сопровождении одного парня.

Мальчики поздоровались с Василием и Светланой. Они хмуро смотрели на главу деревни, не ожидая ничего хорошего от предстоящего разговора. Руки по-прежнему были связаны за спинами.

— Оставьте нас, — приказал Василий. На приветствие он лишь коротко кивнул.

Прежде чем выйти из комнаты, Светлана подошла к мальчикам, по-матерински обняла обоих, поцеловала лбы. Она не могла отговорить главу деревни от наказания.

Василий терпеливо ждал окончания проявления ласки.

Наконец, Светлана покинула комнату вслед за ушедшим парнем.

— Вы вчера слишком поздно вернулись из леса, — начал разговор Василий.

— Моя вина, — признался Генка. — Отпусти Пашу.

— Вы оба там были, что привело к страшным последствиям.

— Мне жаль, что на деревню напали шарагалы, — Генка говорил искренне. Он переживал последствия своего поступка. — Я искал цветок папоротника.

— Никанор рассказал мне про твои желания. Однако цветка не существует в отличие от нарушенного правила и страшных последствий, — Василий вздохнул.

— Я готов понести любое наказание, но Паша не должен быть наказан.

— Здесь я решаю, — повысил голос глава деревни, — кого наказывать, а кого прощать. Ваш проступок привел к смерти троих человек. Ваше наказание будет примером для деревни, чтобы остальные дети никогда не посмели ослушаться родителей.

Паша не выдержал и заплакал.

— Меня уже наказал папа. Я не хочу снова розог.

— Ты только начинаешь жить. Поверь моему опыту, тебе еще не раз придется их терпеть.

Мальчик замотал головой.

— Обещаю всегда и во всем слушаться папу.

— Хорошее обещание, — похвалил Василий и даже улыбнулся. — Надеюсь, ты сдержишь его, но тебе придется понести наказание и сегодня.

Паша заплакал еще сильнее. Генка даже расстроился от того, что брат такой слабый. В его возрасте сам он был сильным.

— Нет, Паша, — покачал головой Василий, — вчера твой папа мог пострадать. Ты об этом думал?

— Я очень переживал за папу, — Паша говорил сквозь плач. Он никак не мог успокоиться.

— Правильно. Все дети переживали, пока их папы сражались с шарагалами, невольно приведенными вами в деревню. За это вы будете наказаны на площади.

Василий позвал парня, ожидающего за дверью приказа отвести детей.

— Приготовь мальчиков для иглоукалывания.

Через некоторое время Василий вышел из дома и столкнулся с Никанором. Тот ожидал конца разговора. От вышедших сыновей Никанор узнал о предстоящем наказании.

— Здравствуй, Василий. Смени гнев на милость хотя бы для Паши.

— Здравствуй. Не в этот раз. Они поступили неразумно, слишком неосторожно для своего возраста.

— Я понимаю твою боль от потери Николая.

Василий нахмурился.

— Сейчас нет брата, а есть только глава деревни, наказывающий за нарушение правил.

— По одному из правил я могу запретить наказание сына до десяти лет, — напомнил Никанор.

— Остальная часть говорит, что правило применимо лишь без смертельного исхода, — в свою очередь напомнил глава деревни.

— Прошу тебя. Паша не вынесет наказания. Хрупкий мальчик. Я только вчера решился на порку, — Никанор смотрел с болью в глазах, но разжалобить Василия оказалось невозможно.

— Нет! — жестко ответил Василий и пошел мимо собеседника.

— Я никогда не поверю, что в тебе не говорит брат, — крикнул Никанор вслед Василию. — Глава деревни не стал бы поступать столь сурово с маленьким мальчиком.

— Ты не знал моего отца, — не оборачиваясь, крикнул Василий. — Когда-то он послал на площадь своего пятилетнего сына. Тот мальчик давно вырос, но не забыл того дня и жестокого наказания за меньшую провинность.

Никанор побрел вслед за главой деревни. Он попытался и не смог защитить младшего сына. Оставалось молчаливое наблюдение на площади.

Мальчики шли и гадали о результате разговора папы с Василием. Они пришли к мнению, что глава деревни не уступит. Они еще никогда не видели подобного жесткого взгляда Василия. Оба хорошо понимали причину, но все же надеялись на смягчение, как надеется каждый провинившийся ребенок.

— Сами виноваты, — вмешался в разговор парень.

— Ты веришь в цветок папоротника? — спросил Генка.

— Сказки, — уверенно ответил парень.

— Зато ты любишь наказывать людей. Я видел твое лицо, — сказал Паша.

Парень ухмыльнулся и шлепнул ладонью по Пашиной попке.

— Я бы с удовольствием наказал тебя, но Василий решил сам это сделать. Эй, ты куда?! — крикнул парень, потому что Паша внезапно свернул направо и побежал.

Далеко мальчик убежать не смог из-за связанных сзади рук. Конвоир легко догнал Пашу и вернул обратно за шиворот.

— Эта была плохая идея, — держа Пашу, проговорил парень.

— На что ты рассчитывал? — удивился Генка.

— Сам не знаю, — признался брат. — Сорвалось.

— Василий может рассердиться и усилить наказание.

— Уж я молчать не буду, — расплылся в довольной улыбке конвоир. — Мне и достанется тебя выпороть.

Паша поморщился. Он и сам понял глупость побега. Какое-то ребячество овладело им. Теперь же за него может последовать расплата.

— Пошли скорее, — подтолкнул парень мальчиков в спины. — Нас заждались.

На площади собрались жители. На этот раз Василий приказал взять с собой детей старше шести лет. Во время наказания взрослых дети не допускались.

Помоста не было. Люди стояли недалеко от двух широких скамеек в ожидании виноватых. Мнения разделились. Одни считали наказание уместным для маленького Паши. Другие люди, в особенности женщины, были категорически против суровости приговора. Вполголоса шла перепалка. Все затихли, увидев приближение мальчиков.

Подходя к скамьям, Генка с Пашей искали глазами отца в толпе. Он стоял в первом ряду. Встретившись взглядом с сыновьями, Никанор отрицательно покачал головой, что означало отказ Василия.

Мальчики упали духом. Они рассчитывали на положительный результат для Паши.

— Тебе все же придется понести наказание, — проговорил Генка. — Прости, что тащил тебя за собой.

— Я сам шел, — возразил Паша. — Мог же уйти домой.

Подошел Василий.

— Почему мальчики еще не лежат? — строго спросил он.

— Паша пытался сбежать, — объяснил парень.

— Готовь их.

Руки мальчиков были развязаны. Они спустили штаны до колен, легли. Головы оказались рядом. Парень закрепил ремнями руки и ноги мальчиков. Отошел, уступая место главе деревни.

Василий подошел к Генке. Говорить не было нужды. Жители знали вину детей. Они стояли притихшие.

Глава деревни достал из кармана спичечный коробок. Воспользовавшись спиной мальчика в качестве поверхности стола, открыл его и достал желтую тонкую иголку длиной сантиметр. Василий приложил острие иглы к правой ягодице Генки и стал медленно и уверенно вдавливать иголку внутрь. Генка напрягся под ремнями. Мальчику было известны последствия иглоукалывания. Василий недаром избрал этот способ наказания. Генка почувствовал, как струйка крови стекает по бедру. Через несколько секунд в мизерном проколе мальчик почувствовал сильную боль. Она не усиливалась от меньшей к большей, а пришла внезапно. Генка закричал. Тело напряглось под ремнями. Не будь стягивающих пут, он бы непременно вскочил со скамьи. Слезы брызнули из глаз. Даже розги не делают так больно. Василий запихнул иголку до конца и выпрямился, ожидая окончания боли.

Паша, подняв голову, наблюдал за мучениями старшего брата. Он снова заплакал.

— Дядя Вася, прости меня. Я больше никогда-никогда не ослушаюсь папу.

Над площадью соединялись крик боли с криком слез.

— Я не изменю своего решения, — возразил Василий. — Тебе придется понести наказание. Боль сейчас утихнет.

Словно повинуясь словам главы деревни, боль в Генкиной ягодице исчезла так же быстро, как и возникла. Мальчик расслабился, лишь продолжал шмыгать носом. Иголка растворилась в теле без каких-либо отрицательных последствий для здоровья, оставив лишь память о страшной боли.

Василий взял следующую иглу и повторил процедуру с левой ягодицей. Снова возникла и пропала боль. Генка снова кричал и плакал.

Взяв коробок, глава деревни перешел к Паше. Положив коробок ему на спину и вынув иглу, приготовился сделать больно.

— Смотрите! — крикнул мужчина, переведя взгляд в небо.

Вся толпа подняла головы.

Среди облаков летел… дракон. Чудовище приближалось к деревне. Дети прижались к родителям. Им было страшно смотреть на монстра, но отвести глаз они не могли. Через минуту послышались возгласы удивления. Удивительным оказалось, что чудовище тащило за собой небольшую повозку. Дракон был ручным животным.

Глава третья

ПОГОНЩИКИ ДРАКОНОВ

Дракон, появившийся в небе, стремительно приближался к деревне. Он рос в размерах по мере сокращения расстояния между собой и людьми. Уже было видно огромное черное мощное тело, голова на не длинной шее. Тяжелую тушу по воздуху несли два кожистых крыла, размах которых впечатлял даже издалека. Настоящего сказочного дракона создала матушка-природа, искалеченная своими неразумными чадами — людьми.

— Спасайтесь в домах! — крикнула одна из женщин. Она подхватила на руки своего шестилетнего сына и побежала прочь, хотя не должна была покидать площадь без разрешения Василия.

Толпа медлила. Страх наваливался всей тяжестью. Страх перед неизвестностью. Подобного порождения нового мира не видел никто. Люди переводили взгляды с дракона на Василия, застывшего с иглой в руке. Послышался ропот на главу деревни, для которого наказание превыше спасения. Людям хотелось убежать, спрятаться, спасти своих детей. Наказание можно повторить, когда дракон и те, кто им управляет, покинут деревню. Генка с Пашей были единственными, кто не мог посмотреть в небо на приближающуюся опасность.

— Освобождай детей! — не выдержал Никанор, бросаясь отстегивать сыновей.

— Не сметь! — гаркнул Василий. — Наказание не закончено!

— Нас сейчас всех сожрет летающая тварь! — Никанор уже освободил Генку. Мальчик вскочил, натянул штаны, тогда взглянул на чудовище, которое неожиданно прервало наказание и освободило Пашу от боли.

— Вот так монстр! — восхитился Генка. — Вижу повозку с двумя людьми. Значит, мы и вправду не одни.

— Люди оседлали эту тварь, но кто они, — проговорил отец. Он не разделял настроения сына. — Как бы нам остаться после их прилета в живых.

Глава деревни уже не мешал Никанору. Василий окинул глазами жителей. Многие пятились от площади, все еще ожидая приказа.

— Я продолжу, как только минет опасность, — произнес он долгожданные слова, что означало позволение уйти.

Едва Василий произнес последнее слово, люди бросились к своим домам, стремясь укрыться от чудовища. Насколько возможно укрыться от того, кто одним движением снесет дом.

На площади остались Василий и Никанор с сыновьями. Паша испуганно жался к отцу и молчал. Он мельком посмотрел на дракона и отвернулся.

— Неужели боишься? — удивился Генка.

— А ты нет?

— Он же ручной. Посмотри на повозку с людьми.

— Все равно он чем-то питается. Вряд ли травой.

— Иди к маме, — велел отец.

— А вы?

— Я не покину Василия. Идите вместе с Генкой.

Между тем дракон пошел на посадку на краю деревни. Волна воздуха дошла до четырех людей, хотя расстояние от монстра было приличным. Дракон сложил крылья, прочно встав на две лапы. Повозка упала на землю, совершив жесткую посадку.

Было видно, как из нее вышли двое людей — взрослый и ребенок. Взрослый сразу пошел к своему ручному дракону. Тот наклонил к хозяину голову. Мужчина стал ласкать морду, способную проглотить его целиком.

Все это наблюдали ошеломленные жители из окон домов и оставшиеся на площади.

— Мне нужно пойти к ним, — принял решение Василий. — Как-никак я представляю деревню.

— Можно мне с тобой? — попросился Генка. Увидев отношения хозяина дракона с монстром, он окончательно перестал бояться.

— Нет! — в один голос ответили Никанор с Василием.

— Идите домой, — приказал глава деревни.

— Но он же ручной, — возразил Генка. — Видите?

Не дожидаясь новых возражений, мальчик побежал к пришельцам.

— Стой! — крикнул Никанор, но сын не остановился.

— Он только что наказан за ослушание и снова делает по-своему, — проворчал Василий, следуя за мальчиком. — Завтра же поговорю с Ниной.

— Вряд ли это поможет обуздать характер мальчишки, — с сомнением ответил Никанор.

— Нужно что-то делать, пока еще что-то не натворил твой сын.

— Паша, ты-то пойдешь к маме? — спросил отец.

Паша пожал плечами.

— Кажется, Генка прав. Пришельцы не сделают нам ничего плохого.

— Ладно, пошли, но если прикажу, то сразу побежишь домой.

Мальчик утвердительно кивнул.

По мере приближения к чужакам, спустившимся с неба, Генка разглядел колеса на повозке. Дракон мог не только нести ее по воздуху, но и катить по земле. К самому ручному чудовищу от нее шло жесткое крепление. Животное было в ошейнике. От ошейника в повозку шли лямки, которыми дракон управлялся в полете.

Сам дракон высотой превосходил человеческий рост раза в три. Голова находилась еще на метр выше. Она покоилась на тонкой для такого туловища шее, да и сама была небольшой. Круглое тело покоилось на двух мощных лапах, заканчивающихся тремя когтями. При одном взгляде на них становилось не по себе. Столкновение с чудовищем для человека неминуемо закончится гибелью. Попав в его жуткие когти, спастись практически невозможно. К тому же подобные твари являются носителями новых бактерий, бороться с которыми человеческий организм еще не научился. Даже новое поколение людей не умеет справляться с ними. Огромные кожистые крылья были сложены наподобие крыльев бабочки. Хвост у животного, как ни странно, отсутствовал. Возможно, он был отрублен хозяевами за ненадобностью.

Люди, что управляли монстром, одеты были тепло как осенью. Видимо, на той высоте, что поднимался дракон, становилось холодно. Одежда их отличалась от ношеной жителями в их деревне. Вместо длинных тулупов из шкур материал одежды был гладким, а ее длина была выше колен. Генка не мог себе представить животного с такой гладкой теплой кожей, да к тому же синего цвета. Генка подумал, что одежда чужаков сшита из драконьей шкуры. Только существуют ли ярко синие драконы. Разве что одежда крашеная.

Взрослый услышал шаги бегущего Генки и обернулся, отпустив морду дракона. Ребенок находился недалеко. Он собирал какие-то травы.

— Здравствуй, — поприветствовал подбежавшего мальчика чужак. — Вижу, мы вас напугали. Жители попрятались по домам.

— Здравствуйте. Ваше чудовище напугало всех. Мы не знаем, чем он питается, — признался Генка.

— Понимаю. Вам нечего боятся. Якоуты едят исключительно траву.

— Как же вам удалось приручить такое огромное животное?

— Якоуты очень легко приручаются. Они умные подобно собакам.

— Кому? — не понял мальчик.

— Раньше у людей жили животные — охранники дома. Разве тебе не рассказывают о прошлом? — удивился пришелец.

— Только то, что помогает выживанию в мире.

— Понятно. Зовут тебя как?

— Генка. А Вас?

— Леонид. Там мой сын — Максим, — Леонид показал рукой на мальчика, собирающего траву.

Тот как раз закончил сбор трав и подошел к дракону. Сложил траву. Животное наклонило голову. Одним махом охапка была проглочена.

— Надеюсь, тебе полегчает. Завтра мы сможем продолжить свой полет.

Подошли Василий и Никанор с Пашей. Поздоровались и представились.

Пашин страх перед драконом испарился, как только он увидел беседу брата с прилетевшим мужчиной. Теперь мальчик с восторгом разглядывал дракона, мечтая прокатиться в повозке. Вряд ли глава деревни позволит ему это сделать до того, как исполнит назначенное наказание.

— Сожалею, что напугал и помешал вашим делам. Якоут заболел, и мы вынуждены стали спуститься в поисках лекарственной травы. К счастью, она нашлась. Кажется, шло наказание.

— Вы угадали, — ответил Василий. — Шло наказание вот этих мальчиков, — он указал на Генку с Пашей.

Мальчики потупились. Перед чужим человеком стало неловко за свое преступление, хотя и невольное.

— Что же такого натворили дети, за что недостаточно отцовского ремня? Вижу сожаление мальчиков о проступке.

— Из-за их вечерней прогулки по лесу на нас напали монстры. Двоих раненых пришлось отправить на мясо.

Глаза пришельцев полезли на лоб от удивления. Страх объял их. Оба попятились к дракону, ища спасения. Леонид закрывал собой сына.

Василий понял причину страха.

— Не бойтесь, мы вовсе не каннибалы. Убиваем только тех, кого не можем спасти. Либо выборных из мужчин деревни. Человечиной питаются женщины для зачатия и вынашивания ребенка.

— Неужели по-другому никак? — немного расслабившись, спросил Леонид. Он все еще не приближался, находясь под головой огромного питомца, способного одним ударом лапы убить четверых человек, что спокойно едят людей.

Все четверо развели руками. Их печальные взгляды говорили громче слов о полнейшей безысходности положения. Люди были бы рады изменить образ жизни.

Леонид поверил объяснению и успокоился. Встал на прежнее место вместе с Максимом.

— Что же ты, Генка, так подвел жителей? Почему ходил так поздно в лес? За подобное у нас казнили бы твоего отца.

— Искал цветок папоротника для больной мамы.

Глаза Максима загорелись.

— Я видел цветущий папоротник! — радостно воскликнул он. — Папа, помнишь, я тебе рассказывал?

— Да, не так далеко отсюда. Два дня пути.

Генка посмотрел на Василия. Лишь глава деревни мог дать разрешение покинуть деревню, потому что на мальчиках лежало неоконченное наказание.

Василий нахмурился и отрицательно покачал головой.

— Пока не будете полностью наказаны, деревни не покидать, — строго ответил он.

Мальчик опустил голову и тяжело вздохнул.

— Когда будет повторное наказание? — спросил Леонид. Его опечалило, что мальчик не может отправиться за лекарством для мамы. — Мы можем подождать пару дней. Согласен, Максим?

— Еще бы! — радостно сообщил мальчик. — Я сам хотел просить о том же.

— Не беспокойтесь, Василий, еды нам хватит. Мы питаемся удивительно мало. Генке придется взять припасы для себя. Вряд ли наша еда придется ему по вкусу.

Все ждали решения главы деревни. После потери Николая Василий лучше понимал желание мальчика найти лекарство для матери. Как человек он прощал Генке его невольную оплошность, но как глава деревни обязан был наказать.

— Хорошо, завтра мальчики станут свободными.

Радости Генки с Пашей и Максима не было предела. Они даже обнялись, став сразу друзьями.

— Где вы будете ночевать? — спросил Василий.

— Здесь. Якоута нельзя оставлять одного.

— Как хотите.

Между тем жители деревни, видя миролюбие прилетевших, стали покидать дома и несмело потянулись за деревню.

Леонид до вечера рассказывал о своих местах, откуда прилетел. О многообразии животного и растительного мира тех мест, в которых побывал, благодаря прирученным животным. Поток вопросов был нескончаемым. Люди удивлялись изменениям, произошедшим после Катаклизма. Их ночные шарагалы теперь казались совсем не страшными по сравнению с теми чудовищами из рассказов пришельцев. Жители нехотя расходились по домам, предварительно заручившись обещанием продолжить общение завтра. На все уговоры прийти в гости Леонид отвечал отказом, ссылаясь на нежелание покидать своего питомца. Некоторые продолжали настаивать, но безуспешно. Леонид оказался непреклонен.

Последними домой возвратились Никанор с сыновьями.

Нина ждала мужчин в большой комнате на лавке возле окна.

— Совсем обо мне забыли, — попеняла женщина. — Я ведь волновалась за вас. Еще и пришельцы с небес спустились.

— Прости, — мальчики подбежали к матери и обняли. — Знаешь, Леонид отвезет меня к папоротнику, — с жаром рассказал Генка. — Максим видел цветок. Завтра после наказания…

— Какого наказания? — всполошилась мать. Она перевела взгляд на мужа. Никанор вздохнул.

— Василий не успел закончить с Пашей, когда в небе появился дракон. Люди испугались и были отпущены по домам.

— О, Господи, — всхлипнула женщина, прижимая сыновей и целуя головки. — Лучше бы они не прилетали.

— Нет, мама! — воскликнул Генка. Мальчик даже встал. — Теперь ты будешь спасена. Завтра же мы отправимся за цветком.

— Я тоже хочу лететь, — заявил Паша. — Сначала я испугался дракона, но теперь не боюсь.

— Никто никуда не полетит, — строго объявила женщина. — Не хочу потерять вас.

— Я тоже не хочу тебя потерять, поэтому не мешай мне выполнить задуманное, — голос мальчика звенел от страха. Генка впервые говорил со старшими подобным тоном. — Иначе сбегу из дома и не вернусь, пока не найду лекарство, — глаза мальчика выражали полную готовность.

Никанор пришел в ярость:

— Ты не понимаешь материнских переживаний! Забыл рассказы Леонида о чудовищах наших земель? Позволь, Нина.

— Нет, — заплакала женщина. — Генка хочет помочь мне, но уже понял невозможность полета. Ведь так? — мать с надеждой в глазах посмотрела на сына.

Тот упрямо мотнул головой.

— Я все уже решил.

— Ты хоть представляешь, что буду делать я в твое отсутствие? Я же умру от переживаний, — Нина пыталась уговорить Генку, не прибегая к силе, хотя и понимала, что без нее не обойтись.

Женщина снова не сдержала слез. Никанор перешел в угол, где стояла розга. Ему очень хотелось приструнить расшалившегося мальчишку и вернуть его к действительности. Материнская любовь совсем испортила Генку. Не хватает мужской строгости.

— Со мной ничего не случится, — уверенно проговорил Генка. Его сердце разрывалось от желания остаться и желания спасти маму. Мальчик прекрасно понимал мамино нежелание его отпускать, но какое-то внутреннее упорство толкало его на противоречие с родителями.

Нина отвернулась к окну. Она никогда не видела в сыне столько нежелания понять ее. Генка всегда был послушным ребенком, добрым и заботливым. Теперь мальчика словно подменили. Подобная дерзость не свойственна его характеру. Не хочется думать, но Никанор прав, настаивая на наказании. Сердце глухо ударило в ребра, напоминая о любви матери к сыну. Кровь застучала в висках. Наперекор им Нина приняла решение. Женщина глубоко вздохнула и повернулась к Паше.

— Паша, помоги мне дойти до кровати, — протянула она к нему правую руку. — Совсем сил не осталось после всех сегодняшних событий.

Паша помог матери встать.

Мальчик уже понял ее намерения, вспомнив вчерашний похожий вечер, когда отец отправлял Генку из комнаты.

— Я с вами, — Генка хотел взять маму за вторую руку, но та не позволила.

— Останься с отцом, — велела мать строго, взяв свои чувства под контроль разума. Она кивнула Никанору и твердой походкой прошла мимо старшего сына.

— Совсем маму расстроил, — сказал Никанор, довольный разрешением жены, давшимся ей тяжело. — Ложись, — кивнул он на лавку.

Генка все понял моментально. Он понял, что родители не верят ему, что не Василий, а они не отпустят его из деревни. Слезы обиды и горечи выступили на глаза. Лишь сейчас мальчик понял свое одиночество в борьбе за мамино здоровье. Теперь даже она отвернулась от него, дав Никанору разрешение. Генка чувствовал себя непонятым и преданным. Выход был единственным. Побег. Немедленный побег из дома. Он докажет свою правоту и вернется лишь с цветком папоротника.

Никанор по-своему понял Генкину медлительность и шагнул к нему, намереваясь толкнуть к лавке.

— Давай скорее. Не ожидал от мамы подобного решения? Сам виноват. Не надо было так разговаривать. Понимаю, что ты сегодня уже натерпелся. Видел твои мучения и мучился вместе с тобой и Пашей, — Никанор еще приблизился к сыну. Оставалось протянуть руку и ухватить мальчика за шиворот. — Забудь ты про полет и, вообще, про цветущий папоротник забудь. Нет его. Наврали нам пришельцы. Им ты нужен в качестве корма для своего чудовища.

Поняв, что сейчас будет схвачен и привязан к лавке, как делалось иногда с непокорными детьми, Генка попятился к двери. Либо сейчас он сбежит, либо останется дома.

— Ты что задумал? — изумился Никанор.

Мужчина рванулся за Генкой, но тот оказался проворнее. Выскочил в сени, пролетев их, оказался на улице. Не останавливаясь, побежал к пришельцам. Сейчас мальчик не думал ни о чем, кроме необходимости вырваться из дома. Он совершенно не думал, что Леонид никуда не полетит из-за болезни Якоута, а потому отправит его домой. Генка думал лишь о лекарстве для мамы, которое растет в двух днях пути и которое он принесет и вылечит маму.

Никанор бросился догонять непутевого, по его мнению, сына, решившего не только перечить родителям словами, но и своими поступками нарушать сложившиеся устои. Мужчина даже боялся подумать о Василии и его гневе.

— Стой! Вернись немедленно! — орал Никанор, стремясь поймать Генку и вернуть домой. — Поймаю, так хуже будет! Выпорю по-взрослому! Подумай хоть о нас! Василий не простит ослушания!

Генка слышал крик отца и его бег за своей спиной, но они подстегивали мальчика. Он не оглядывался назад, боясь споткнуться и уменьшить скорость.

Впереди показался огромный дракон, лежащий на земле и выглядевший издалека горой.

Леонида с Максимом не было видно. Видимо, они уже легли спать в повозке.

— Эй! — крикнул Генка изо всех сил, значительно потраченных на бег. — Мне нужно немедленно лететь!

На счастье, Леонид услышал крик и поднял голову.

— Что-то мне подсказывало, что ты не вытерпишь до завтра, — сонно проговорил он, помогая подбежавшему Генке залезть в повозку.

Максим тоже поднялся и следил за разговором, не влезая в него.

— За мной гонится отец, — сообщил мальчик, с трудом переводя дыхание. — Родители не хотят отпускать меня. Помогите мне.

— Ты смелый мальчик. Хорошо, я помогу тебе. Только с одним условием.

— Все что угодно, — пообещал Генка.

— Ты будешь полностью в моем подчинении.

— Я согласен, — без раздумий сказал мальчик. — Летим скорее. Отец уже близко.

Леонид что-то крикнул на непонятном языке.

Якоут тут поднялся с земли, расправил кожистые крылья и парой взмахов оторвался от земли, унося в ночное небо повозку с троими людьми.

Генка посмотрел вниз. Отец стоял и грозил ему кулаком.

— Я скоро вернусь! — крикнул Генка. — Не переживайте за меня!

Глава четвертая

ВСЕ НЕ ТАК, КАК ЕСТЬ НА САМОМ ДЕЛЕ

Наблюдая за полетами птиц, оставшихся прежними после Катаклизма, Генка мечтал подняться в небо. Он хотел увидеть землю с высоты птичьего полета. Мальчик часто задавал себе вопрос: почему мир, так изменившийся после Катаклизма, породивший новые виды растений и животных, совершенно не изменил облик своего главного творения — человека? Было бы потрясающе отрастить себе птичьи крылья и летать. Летать и быть свободным. Летающие люди — персонажи древних мифов, о которых Генке поведали бабушки. Иногда они рассказывали шепотом о прежнем мире, потому что был запрет на историю, считавшуюся бесполезной обузой для жизни. Генка однажды после смерти бабушек спросил отца о прошлом, за что был наказан. Больше он не смел досаждать подобными вопросами. Так и жил настоящим.

Генкина мечта сбылась этой ночью — он летел! Пусть не сам по себе, а при помощи чудовища, но он летел! Генка взглянул вниз на отца. Тот стремительно уменьшался по мере того, как Якоут набирал высоту. Вскоре мужчина превратился в точку, а затем и вовсе исчез из вида, так высоко летела повозка. Тогда Генка поднял голову и посмотрел на небо. От восхищения закружилась голова. Мальчик увидел зрелище, несравнимое с ночным березовым лесом. Звездное небо предстало во всей красе. Каждая звездочка мерцала и словно подмигивала смелому мальчику, не побоявшемуся совершить поступок вопреки воле родителей. Отсюда они выглядели больше и ярче, чем с земли. Мальчик любил звезды, недоступные и взирающие равнодушно на людей. Теперь он любил их еще больше. Завороженный Генка обещал шепотом ночным глазам Земли, что обязательно найдет то, ради чего он тут, летит с людьми, знакомыми лишь несколько часов.

— Нравится? — спросил Максим, стоящий рядом с новым другом.

— Разве может такое не понравится? — удивился Генка.

— Мой старший брат не любит звезды. Он говорит, что они наводят на печальные размышления о жизни своим холодным равнодушием.

— Мне звезды дают силу. Глядя на них, я становлюсь сильнее.

— Нам придется приземляться на остаток ночи, — сказал Леонид.

— Разве нельзя поспать в повозке? — спросил Генка, которому хотелось лететь без перерыва.

— Якоут может не спать двое суток, но сейчас он еще не окреп и нуждается в отдыхе. Мы же планировали продолжить полет завтра после полудня, так что идем вниз.

Генке ничего не оставалось, как подчинится.

— Не переживай, — вставил Максим, — завтра утром Якоуту станет лучше и мы уже без задержек полетим, куда тебе надо. Правда, папа?

— Конечно.

Леонид снова прокричал непонятную фразу. Якоут пошел на снижение.

— Что за язык? — спросил Генка на этот раз.

— Так Якоуты общаются между собой, — объяснил Максим. — Как-нибудь расскажу историю их появления в деревне.

Повозку тряхнуло при соприкосновении с землей. Она прочно встала на колеса.

Уставший Якоут сразу лег.

— Всем спать, — распорядился Леонид. — Вы ложитесь на сидения, а я на дно.

— Мне привычнее спать на траве, — сказал Генка.

— Как хочешь.

Генка вылез из повозки и растянулся на спине, заложив за голову правую руку и глядя на звезды, которые приняли обычный вид.

Вскоре он услышал сопение Леонида с сыном.

Утром Генка проснулся и первые секунды не мог понять, отчего лежит на траве, а не в мягкой постели. Вспомнив вчерашний день, широко улыбнулся. Как же изменчива жизнь. Никогда не знаешь, какой сюрприз она преподнесет не просто на следующий день, но и через пару часов. Еще вчера утром мальчик готовился понести наказание за невольный проступок. Затем жуткая боль на глазах практически всей деревни. И вот неожиданное спасение через людей, пришедших с неба. Спасение вместе с надеждой, в которую, увы, не верят родители. Генка вздохнул, вспомнив свои слова, сказанные маме. Он никогда не говорил с ней подобным тоном. Не удивительно ее позволение наказать его. Так ему и надо за свою грубость! Вот вернется и попросит прощения. Мальчик нисколько не сомневался в своем скором возвращении. Тогда он будет готов ко всему: и к повторному иглоукалыванию главы деревни, и к розге отца. Пусть только отыщется лекарство и спасет маму. Остальное переживаемо, а потому не страшно.

— Уже проснулся, — над лежащим Генкой навис Леонид, закрыв солнце. — Вставай. Дела ждут. Поможешь Максиму.

— Чем? — спросил тот, поднимаясь на ноги.

— Надо натереть Якоута жидкостью от насекомых.

— А он меня подпустит к себе? — Генка опасливо покосился на прирученное чудовище. То обстоятельство, что оно травоядное, не делает его менее опасным. Якоуту ничего не стоит раздавить человека мощной лапой.

— Он видел нас вместе, поэтому считает тебя своим.

— Тогда ладно.

Генка пошел к Якоуту, над которым уже трудился Максим.

— Как спалось? — спросил он Генку.

— Нормально. Я всегда и везде сплю хорошо. Леонид прислал меня к тебе в помощь. Говори, что делать.

— Вот возьми тряпку.

Максим протянул Генке кусок материи, предварительно смочив его из небольшого стеклянного пузырька.

— Фу! — скривился Генка, почувствовав неприятный запах. — Ну и вонь!

— Иначе Якоут будет отвлекаться от полета на вычесывание насекомых.

Животное понимало, что люди пытаются помочь ему в борьбе с кровососами. Оно терпеливо ждало, пока мальчики терли жесткую шкуру, дыша через рот и все равно вдыхая противный запах. Якоут наклонил голову, расправил крылья для удобства ухода за собой.

— Не думал, что сразу буду работать, — признался Генка.

— Леонид не любит бездельников. Раз мы взялись тебе помочь, нарушая свои планы, то и ты должен отплатить нам.

Генка встрепенулся, услышав от Максима не слово папа, а имя человека. Как будто он не сын. Мальчик хорошо помнил окрики матери, когда он называл Никанора по имени. Подобное обращение не запрещалось, но и не приветствовалось. Однако порядки у всех разные.

— Что ты сказал? — Генка решил уточнить у друга.

— Леонид…, — Максим осекся, поняв, что проговорился. — Ты понял?

— Что понял?

— Что Леонид мне не отец.

— Пока что я ничего не понял, — честно признался Генка. — Ты зачем скрыл?

— Леонид приказал. Для всех мы отец с сыном.

— Зачем?

— Так легче иметь доверие у людей. Никаких расспросов. Родственники путешествуют вместе. Отец взял сына исследовать мир и научить управляться с Якоутом. Теперь понимаешь?

— Уже лучше. Кто же вы друг для друга?

— Для этого надо многое рассказать.

— Ничего. Работы у нас еще много. Мажем дракона, и заодно рассказываешь свою историю.

Работа закипела вновь. Якоут начал даже фыркать от остановки мальчиков.

Максим приступил к повествованию.

Деревня Максима была самой обыкновенной среди сотен других деревень. Размером чуть ли не с поселок городского типа. После Катаклизма все связи с миром резко оборвались. Никто деревню больше не посещал. Из уехавших жителей никто не вернулся. Весь остальной мир словно вымер. Поплакав над умершими родными и своей ужасной судьбой, жители продолжили жить дальше уже по своим законам.

Как и в деревне Генки, Максимова деревня избрала себе главу. Он же набрал себе помощников, следящих за порядком. Они в свою очередь тоже обзавелись людьми, помогающими исполнять обязанности. В результате получилась иерархия. Леонид являлся третьим звеном, что делало его маленьким, но облеченным властью человеком. Триединая власть управляла всеми остальными людьми. Хуже всего было не от давание отчета в своих действиях младших помощников старшим. Разрешалось всякое действие в отношении простых жителей, не имеющее пагубного последствия для всей деревни. На деле можно стало нанимать слуг и делать с ними все, что захочется. Даже убивать не нужных. Максим принадлежал к простым жителям и был слугой. Изнасилование стало частым, чуть ли не повседневным развлечением, ведь оно приносило младенцев и увеличивало численность деревни. Смертность тоже была высока из-за публичных казней жителей, пытавшихся противостоять создавшемуся положению.

Через пять лет деревня столкнулась с первыми Якоутами. Их маленьких детенышей принесли в деревню охотники. Удивительно, что до этого никто не видел взрослых особей. Они словно прилетели, родили и унеслись обратно, едва малыши смогли питаться самостоятельно. Подтверждением догадке стало появление родителей через полгода. Явившись ранним осенним утром в деревню, пара взрослых что-то прокричала на своем языке, и подросшие детеныши поднялись в небо. До этого дня они даже не пробовали летать, не имея перед собой примера.

Невозможно передать словами, как страшно казнили тех, кто ухаживал за маленькими Якоутами и не смог их удержать. Среди них был дядя Максима по отцу. Не будучи ничьим слугой, он пытался вымолить прощение для младшего брата у самого главы деревни. Тот сказал, что тогда необходимо простить всех. Их же проступок настолько велик, что не должен остаться безнаказанным. Так семья лишилась одного члена.

На следующий год охотники принесли из леса уже четырех детенышей. Зная время прилета родителей, маленьких Якоутов заблаговременно пристегнули цепями за лапы к дубам. Оторвавшись от земли на зов сородичей, парящих над ними, детеныши, не в силах порвать цепи, опустились обратно. Тогда все восемь животных заполнили мир душераздирающим криком. Люди хотели даже освободить подопечных, но, помня прошлогоднюю казнь, сдержались. Вскоре взрослые Якоуты покинули деревню, оставив потомство на людей. Больше в деревне они не появлялись. Жители же получили летающих Якоутов, через год ставших взрослыми. Однажды они улетели в лес, на то самое место, где их нашли охотники. Вернулись животные через месяц, а после охотники принесли в деревню еще четырех маленьких Якоутов. Удивительно, но Якоуты не создают пары. Они вообще не делятся на мужские и женские особи. Каждый из них приносит детеныша раз в год. Позже учит его летать на собственном примере и далее относится как к равному себе. Никакой родительской опеки не наблюдается.

Летать же в повозках, запряженных Якоутами, люди стали не сразу. Кому-то пришло в голову прицепить тележку к маленькому Якоуту перед первым полетом. Задумка принесла неожиданный успех: детеныш легко поднял тележку в воздух и полетал с нею. Оставалось научиться управлять Якоутами. Для этого надо было выучить звуки животных, используемых взрослыми при обучении потомства, и перевести их в речь. Наиболее опытные люди справились с этой задачей и стали погонщиками Якоутов.

— Так Леонид один из погонщиков? — спросил Генка после окончания рассказа.

— Да. Он погонщик вместе с троими двоюродными братьями. Они стали ими одними из первых. Редко кто со стороны становится погонщиком семейных Якоутов.

— Почему? Если он может выучить их звуки.

— Якоуты привыкают к детям и слушаются их всю жизнь. Животных почти не отдают даже родственникам.

— Ты-то как управляешься с ним?

— Долго был при этом Якоуте. Тебя же он принял. Меня это очень удивляет.

— Я бы мог стать отличным погонщиком, — с восторгом проговорил Генка.

— Тише! Тебе нельзя об этом даже говорить, — с испугом сказал Максим.

— Почему? — удивился его друг.

— Никто из простых людей и слуг не может стать погонщиком Якоута. За подобные слова детей секут, а взрослых казнят.

— Я не слуга…, — напомнил было Генка, но замолчал. — Я же дал согласие подчиняться Леониду во всем.

— Так ты и стал его слугой, — объяснил Максим. — Как и я когда-то, — вздохнул он.

— Зачем же ты сделался слугой при вольном отце?