Бесплатный фрагмент - Цвета индиго

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1. Мальчик с чужой планеты. Загадки илинита

— Скажи, дор Кетлерен, этот род безумства часто встречается у землян? Их корни таковы, или это больные отростки?

Кетл удивленно повернулся к дозорному, позабыв сделать привычное замечание. Он не хотел, чтобы его звали «дором» — теперь, когда их домом стали горы, он потерял на это всякое право.

— О чем ты?

— Говорили — но я не верил, будто некоторые из них сами подрубают свое дерево на корню, по своему желанию! Вот, вот, посмотрите туда!

Кетл уже и сам понял, о чем речь. Он напряженно вглядывался в две маленькие точки в небе. Точки быстро увеличивались в размере.

Что-то привело его сегодня сюда, на пост, хотя обычно он этого места избегал. Они стояли на дозорной скале — с такой головокружительной высоты им было видно все. Огромное синее плато под ними окружали острые, уходящие в небо пики. За пиками — глубочайший обрыв. Там, далеко внизу, остался оскверненный город. И оттуда, со стороны обрыва, кто-то летел к горам, вот уже восемь светил надежно укрывавшим остаток народа Илии.

— Они знают, что за чертой их ждет смерть, — мрачно продолжал дозорный. — Давно — пять или шесть оборотов вокруг Фатаза — они не подлетали так близко!

— Они сейчас повернут обратно, — неуверенно предположил Кетл.

Но он уже видел, что не повернут — те два маленьких летательных аппарата, вроде илианских куори, только примитивные, медленные и неуклюжие.

— Что будешь делать? — он снова обернулся к дозорному.

— Что я должен делать, дор Кетлерен? Земляне не попадут в проход. Если они не остановятся, то врежутся в невидимую им преграду, и их отбросит на скалы. Кому это знать как не тебе, дор? Кокон работает отлично. Мы неустанно благодарим тебя за…

— А если это не военные? — перебил его Кетл.

Ему стало не по себе — теперь он еще внимательнее уставился вдаль, подключая взгляд.

— Это могут быть разведчики, дор Кетлерен, или, что еще хуже — старатели. Какая разница? Защита сейчас сработает.

Кетл молчал. Кокон пока крепок и его держит вовсе не охрана, но дозорные должны сообщать о каждой попытке проникновения. Разумеется, они делают свое дело, но… Последнее время Кетлу все чаще казалось, что противник, от которого они отгородились в пространстве, проникает в души илле изнутри. Разве прежде они могли так спокойно воспринимать гибель разумных?

Конечно, они в состоянии войны, и этот случай — определенно самозащита. Попытка попасть в горы — нападение, так решил Лайдер. Даже безоружные, земляне представляют угрозу, особенно старатели. Но все-таки есть что-то неправильное в уничтожении того, кто тебя даже не видит.

Пока война шла внизу, Кетл видел много погибших захватчиков, но сегодня, когда это происходит у него на глазах… Он сам, Кетлерен, убивает вот в эти минуты, и это вовсе не образ, а точное слово. Большой Лайдер постановил сохранить последний островок жизни Илии, и Кетл выполнил свою часть работы. И сейчас он боялся спросить, сколько землян погибли, прежде чем поняли, что в горы им не попасть.

Кетл продолжал изучать неуклюжие куори, которые стали уже размером с зерно.

— Там двое разумных, — отметил он, — в каждом куори по одному.

— Да? — равнодушно откликнулся дежурный. — Ага, так и есть… Хороший у вас взгляд. А я стал больше полагаться на обычное зрение.

Куда же текут их воды, если уже и взгляд им не нужен? Не проще тогда просто спуститься с гор и раствориться среди завоевателей?

— В первом куори я вижу светло-серого, с примесью коричневого, — продолжил описывать Кетл, — его цвета простые, совсем без оттенков. Он не слишком умен, и сейчас ему страшно — становится больше темно-желтого. А во втором… Силы мои, посмотри сам!

Кетл замер, не в силах оторваться, теперь он «смотрел» с закрытыми глазами — так было четче.

— Быть не может… никогда не наблюдал среди них такого, — дозорный теперь тоже таращился на маленький кораблик землян. — Фиолетовый? И синий, много синего.

— Нет, это не фиолетовый… это… индиго… настоящий индиго… — чуть слышно проговорил Кетл. — И очень чистый синий, ты прав. И еще зеленый, хорошего насыщенного оттенка. Но главное, это…

— Но, дор Кетлерен, у землян не бывает индиго!

— Ты не веришь тому, что видишь?

В этот самый момент первый куори резко развернулся и стал уменьшаться в размерах. Однако второй продолжал стремительно приближаться.

— Силы, простите навеки! — дежурный растерянно оглянулся. — Он летит за черту! Вот неприкаянная душа! Защита… почему она не сработала?

— Это я пропустил, — быстро произнес Кетл.

Дозорный таращился на него, не понимая.

— Дор Кетлерен, — забормотал в панике он, — тогда мне придется его сбить. Вы же знаете, что проникновение — это акт агрессии, и… У меня не хватит энергии погрузить его в сон на таком расстоянии, разве только вы?.. Но нет… нет, никто не должен попасть в горы! Лайдер…

Он сделал едва заметное движение, и на его ладони оказался серебристый, блестящий под утренним светилом, шарик. Шарик приподнялся в воздухе и завис над ладонью дозорного в смертоносной готовности.

— Оружие?!

Кетл даже не знал, что оружие, сработанное креза, еще сохранилось в горах. Но и погрузить кого-либо в сон на такой высоте — означало то же самое, что взорвать.

— Ты не можешь! — всполошился Кетл. — Мы не можем убить индиго! Это все равно, что убить илле.

— Но это не илле! Земляне — наши враги.

— Наши враги — красные люди. Индиго не может быть нашим врагом. Но… если он и враг, мы обязаны его выслушать.

— Не мешайте мне, дор, иначе мы оба предстанем перед Лайдером! Я уважаю вас, но… Я не могу ослушаться.

— Тогда ты скажешь, что я помешал тебе, — Кетл уставился на дежурного.

Под его взглядом тот вздохнул и уронил руку. Крохотный серебристый шарик скользнул вниз и замер на уровне его колена.

— Что же вы делаете… я на посту… — он не в силах был даже стоять.

— Я должен защитить индиго, — виновато прошептал Кетл.

Дежурный неловко опустился на траву и свесил голову — он засыпал прямо на глазах. Шарик, послушный взгляду Кетла, вернулся в свое хранилище — маленькую сферу на поясе дозорного.

Кетл сам не знал, что делает. Оставалась надежда, что куори не доберется до прохода — покружит и улетит, ничего не увидев. Чтобы открыть проход, пилот должен быть отчаянно храбрым и невероятно ловким, ведь сперва ему придется пролететь по узкому ущелью, спрятанному между двумя острыми пиками и, рискуя врезаться в камень, ступенчатым проходом резко подняться к плато.

На несколько минут куори скрылся из глаз, однако Кетл продолжал внутренним взглядом видеть пилота. Несколько умопомрачительных для такого суденышка виражей — и… кораблик, миновав пики, появился снова, поднырнул, вновь пропал из глаз и тут же поднялся вверх. Итак, у него получилось. Некто проникнул в убежище, куда не попадал еще ни один землянин. И теперь он спускается вниз, на узкую площадку между двумя горными коронами, куда смотрел сейчас с высоты птичьего полета Кетл.

Он очнулся. Ему во что бы то ни стало надо попасть туда прежде, чем кто-либо что-то поймет. Кетл знал: последствия его действий могли быть ужасными. Что, если он ошибается? Вдруг такой цвет у землян означает нечто иное? Или они научились обманывать зрение? Старатели убивали разумных без колебаний, а потом… Что еще может ему здесь понадобиться?

Кетл круто развернулся на месте и бросился к своему куори. Через несколько минут он уже был внизу.

Но еще до того, как открылись двери маленького грязного суденышка, до того, как Кетл наложил на прибывшего слепоту, он уже знал, что не ошибся. Да и как он мог ошибиться? Землянин, разом лишившийся зрения, растерянно замер на пороге своего корабля. Он был на самом деле индиго — хоть и не чисто индиго, но индиго в очень большой степени. И еще Кетл уже знал, что это не землянин. А землянка.

***

Как часто какая-то мелочь, неумение отказать или другие, никчемные и пустые соображения, заводят нас столь далеко! Вот, казалось бы, чего проще: не отвечай на звонок, ты же спешила домой, отдохнуть и выспаться после тяжелого дня. Но ты ответила, и этот невинный поступок привел тебя — и куда же? На другую планету. В страшные и странные горы — к чуждому и, возможно, враждебному разуму.

Едва она успела спрыгнуть со ступеньки селиплана, если можно назвать так это корыто, как свет в ее глазах померк, и она оказалась в черном туннеле. Пора было испугаться, но страх почему-то не пришел. Слепота, накрывшая ее в один миг, оказалась не полной. Проблески света в ней меняли оттенки и направления, как лучи рекламы торгового центра. Однажды — в ее раннем детстве, случилась техногенная катастрофа, и в городе, в котором она родилась, полностью отключились все источники света. Тогда было очень жутко. Но сейчас один источник остался. Очень странный источник — свет «подавался» откуда-то изнутри, Патрисия будто сама его генерировала, словно включила внутренний фонарик. Надо же, а она и не знала, что так умеет… Впрочем, она многого, как оказалось, о себе не знала.

Так с чего же все началось? Позвонил старый приятель по их выпуску — они иногда встречались по университетским делам. Патрисия изучала языки на факультете межпланетной интеграции, считая себя скорее ученым, чем практиком, а в итоге все вылилось в преподавание лингводинамики в начальной школе. Зато примерно раз в два-три года она получала особый грант и могла вернуться к научной работе.

Конечно, после открытия Лезгинского многие бросились в эту тему. Автоперевод, чуть не убивший столетье назад лингводинамику, выходил из моды. На Земле он был и вовсе не нужен: все и так с детства говорили на одном из трех языков-посредников так же хорошо, как и на родных наречиях. Автоперевод, конечно, использовали для межпланетной связи, но только в начале контакта. С некоторыми языками он справлялся, мягко говоря, плохо. А главное, до людей, наконец, дошло, что они многое теряют в понимании культуры и традиций других цивилизаций. Учить инопланетные языки снова стало популярным.

Открытие Лезгинского помогало освоить на разговорном уровне до пятнадцати языков даже не самым одаренным студентам, а уж дети схватывали все налету. Но задача Патрисии была иной. Прежде чем создать эффективную систему обучения, да и заложить основы, а потом и тонкости, в тот же автопереводчик, кто-то должен был постичь глубинные основы языка. К этому и привлекали самых способных выпускников.

Язык Илии сперва очень долго находился в стадии освоения. Патрисия илинит не преподавала, а пока только изучала сама, получив специальный грант. Конкурс открыли лишь спустя четыре года после высадки землян на планету. Выиграть его оказалось несложно — конкурентов у нее не нашлось, никто активно илинитом не занимался. Видимо, тема зависла в планах научного руководства, а институту полагалось отработать выделенные средства. А так все удивлялись, зачем этот грант вообще: кому нужен язык планеты, на которой скоро не останется аборигенов?

Патрисия не обращала внимание на усмешки. Она любила процесс, и ни за что бы не отказалась от нового неизвестного языка. Тем более что все остальные конкурсы она в этом году, так получилось, упустила. А может, она просто услышала это слово: Илия. Ведь не проходило ни дня, чтобы она кое о ком не вспоминала…

Однако, как только Пат начала заниматься илинитом, она сразу же, следуя собственным правилам о чистоте научного эксперимента, отключилась от любых новостей с планеты. Она знала только, что война закончилась, и, кажется, сопротивление подавлено. Правительство вещало, что илянам были предложены самые гуманные условия, но те не захотели, как другие, покориться сильнейшему, а значит, сами выбрали свою судьбу. Вселенная постепенно превращалась в колонии крупных планет, в которых растворялись и теряли свою уникальность небольшие и малообитаемые миры. Впрочем, кто-то из местного населения, вероятно, начал сотрудничать — иначе откуда поступали данные по языку?

Патрисии все это, собственно, не касалось. Она давно постановила, что в чужом языке ее интересует только язык, и ничего больше. История, традиции — все это важно для его понимания, но на первом этапе должно быть лишь голое слово. Это был ее собственный метод: идти от слова, а не наоборот. Она не желала знать, на какой стадии развития находится их цивилизация — обо всем этом должен был рассказать ей язык. А вот потом уже можно будет отследить, как влияла история на изменения в речи. Многие называли эту позицию антинаучной, но руководитель кафедры всегда Пат поддерживал. Он тоже считал, что язык может рассказать о разумном очень многое, если не все. «Сначала было Слово», — повторял он, употребляя, видимо, древнюю поговорку — Пат слышала ее еще от бабушки. Патрисия усердно трудилась. Она смотрела цифровые выкладки по грамматике и структуре, слушала записи живой речи и отдельных слов (почему-то всегда звучал только женский голос), в общем, проделывала обычную работу.

Однако, начав корпеть над илинитом, она почти сразу оказалась в тупике. Похоже, открытие Лезгинского об общей основе всех, даже самых уникальных языков, здесь не работало. Точнее, работало, но не до конца справлялось с задачей. В илините жило что-то такое, что не было типичным ни для одного языка Вселенной. И дело вовсе не в налете высокопарности, вычурности оборотов и немного наивной образности. Патрисии мерещилось в нем то, что невозможно объяснить словами, только почувствовать. Если даже язык — всего лишь отражение, то она не находила того, что он отражал, ни в одной другой культуре.

За эти годы она добилась того, что ее словарный запас в илините практически соответствовал ее знаниям родного русского. Но при этом не могла перевести ни единой фразы, не упрощая и не сводя к плоским понятиям нечто объемное, земными словами непередаваемое. Находились там и отдельные слова, и целые построения, которые можно понять, только если знать, о чем они. Пат не знала. Она назвала эту составляющую словом «нечто». Почему-то хотелось писать это слово с большой буквы.

Она, правда, ни в чем не была уверена — она просто не понимала. Ей все казалось, что ключ к языку, а значит, и к особенностям илян, должен найтись. Но он не находился. Земляне уверили себя в том, что аборигены, покоренные сильнейшей цивилизацией Вселенной, априори уступают им по уровню интеллекта. Что побеждает всегда более развитая цивилизация, и так далее. А что если все наоборот, думала Пат, вчитываясь в странные, привезенные с Илии древние тексты — немногочисленные, созданные много веков назад (более современных книг ни в устаревшем бумажном, ни в цифровом виде, на планете не обнаружилось). Что, если мы, как дети, изучающие арифметику, смеемся над сложной алгебраической формулой, принимая ее за каракули?

И вот, где-то через год после получения гранта, начался этот мерзкий ажиотаж: у илян, оказывается, магические способности! Когда это обнаружилось, Пат не знала. То ли местные это умело скрывали, то ли молчали власти, а может, слухи не сразу дошли до Земли, но не услышать про это теперь стало невозможным. Про далекую провинциальную колонию вспомнили все, кому не лень, а кое-кто даже рванул туда в поисках чудес — никакие достижения цивилизации, похоже, не изменили людей. Илинит приобрел популярность, но своих тайн так и не раскрыл. Хотя кому, кроме Пат и ее научного руководства, было до этого дело? Всех интересовало только практическое волшебство.

Кто-то называл это магией, кто-то — экстрасенсорными способностями. В современных записях речи, тех самых женских голосов, звучала некая загадочность, даже сказочность, когда речь шла о действиях с природой или с животными — и та, и другие якобы слушались говорящую. Пат приняла это скорее за фольклор. В древних же текстах ничего подобного не было, но говорилось то о силе, а то о знании, в зависимости от непонятных нюансов. Причем оба эти понятия иногда употреблялись в обычном смысле, а порой за ними стояло нечто иное, чем на Земле. Но даже эта разница в смыслах была едва уловима. Не связана ли загадка илинита, его таинственное «нечто» с этими сверхспособностями?

Может, поэтому — да, пожалуй, поэтому, она и ответила на звонок. Семен занимался разработкой Илии еще в университете, сразу после выпуска ушел в межпланетные дела, одним из первых, еще во время войны, высадился на планету и на тот момент трудился на ней уже лет семь, не меньше. Иногда он залетал ненадолго на Землю. Кажется, он и сказал Пат о гранте в одно из таких посещений.

А еще… еще он виделся на Илии с Артуром. Артур тоже оставил науку и давно работал на других планетах, а четыре года назад его пригласила на Илию частная фирма по разработке геопороды.

Пат знала о нем только от других. Не проходило и дня, чтобы она не вспоминала их последнюю ссору. Тогда он все-таки позвонил из космопорта, извинился за горячность, попрощались они тепло, но обоим было ясно — это расставание. А потом Пат скучала… очень-очень скучала, все эти годы. С Семеном они хотя бы перезванивались в его редкие визиты домой. Артур не звонил никогда. Бизнес у него, со слов Семена, шел хорошо — кажется, фирма взяла Артура в долю.

Получается, не так уж и случайно Пат сюда занесло…

Прежде она никогда не летала на планеты, языки которых изучала, раньше, чем сделает полноценное исследование. В случае с Илией до этого казалось еще далеко.

— Пат, выручай, — возбужденно заговорил Семен. — Я могу довериться только тебе… ни в коем случае нельзя, чтобы кто-то знал. Нам надо встретиться. Немедленно.

— Э-э… Я рада тебя слышать, но давай в другой раз? Если честно, я дико устала, лечу в сторону дома.

— Я знаю. Ты сейчас на Длинной набережной, а я у тебя на хвосте. Давай сядем на площадку шестьдесят три?

Она бросила взгляд на экран, отображающий задний вид, и увидела догоняющий ее селиплан. Пат только вздохнула — расслабиться пока не удастся. Она еще не знала, что расслабиться теперь не удастся вообще.

Она припарковала селиплан на крыше высотки. Вообще-то машина, которой пользовалась Патрисия, называлась «блони». Эта изящная и комфортная модель получила свое имя с легкой мужской руки как обидное прозвище — селиплан для блондинок. Специально Пат бы себе такой не купила, да и блондинкой быть не желала, но новый блони подарила ей на день рождения подруга. Пат не стала отказываться от более уютной и комфортной машины. К тому же, со временем покупать блони стали не одни только женщины.

По старинке многие еще называли селипланы вертолетами, хотя их единственным сходством с теми допотопными летательными аппаратами остался вертикальный взлет: селипланы и блони поднимались и садились исключительно вертикально. С того времени, как нашли способы бороться с силой земного притяжения (а вернее, как следует изучили все ее особенности и возможности и научились использовать в своих интересах), оторваться от земли перестало быть проблемой.

Пат любила летать, а в этом городе летать было удобно. Подавляющее количество зданий имело площадки на крышах — это решало проблему нехватки парковок, а также позволяло оставить много свободного пространства для пешеходов, парков и цветников, что, несомненно, украшало улицы. Плавающие дорожные знаки, станции подзарядки, ограничители эшелонов, регулирующее освещение и автоматические полицейские обеспечивали безопасность движения в воздухе. С парковок к этажам зданий вели открытые аппарели, позволявшие спускаться пешком, а также лифтовые платформы.

Следом за Пат на площадку дома шестьдесят девять сел догнавший ее селиплан, и Семен мигом перескочил в ее блони. Даже не поздоровавшись после солидной разлуки, он плюхнулся рядом и начал:

— Пат, ты единственная из моих друзей, кому я могу… и кто знает язык. К тому же — ты педагог, и…

— Стоп! — остановила его поток Патрисия. — Я очень спешу. Что у тебя стряслось?

— Мы привезли его…

— Кого привезли?

— Его… мальчика… — чуть слышно прошептал тот и зачем-то оглянулся. — Маль-чи-ка! Понимаешь, откуда? Это же невероятно. Ты изучала илинит, и ты…

— Мальчика с Илии? Ну и что? Не можете найти переводчика?

Его взгляд красноречиво поведал о том, что Семен сейчас сомневается в ее умственных способностях.

— Переводчика? Да ты с ума сошла. Ты вообще что-то знаешь об Илии? Ты ведь столько лет уже…

— Я сто раз тебе объясняла. Мне нужен минимум информации. Минимум! Иначе я не буду понимать, что откуда растет. Последний раз я слушала большую программу про Илию года три назад. Это было кошмаром — полная мешанина.

— О… затараторила! Новости-то ты слушаешь? Ты что, не знаешь даже, чем закончилась война?

— Ну… знаю. И что?

В новостях, кажется, говорилось, что иляне вели партизанскую войну. Но часть населения примирилась с экспансией и существовала с завоевателями вполне мирно — это был, помнится, репортаж со стройки новых городов и ресурсодобывающих предприятий. Что Земля несет, наконец, достижения цивилизации в отсталый мир Илии…

— Я говорю про мальчика! — Семен сделал упор на последнее слово. — Он скрывался у своей матери, его не успели забрать в горы. Правда, тогда он был еще маленьким, но, знаешь ли, способности у них проявляются, я думаю, сами. А мать могла…

— А почему он скрывался?

— Потому что он — мужчина!

— И что?

— Нет, это невозможно! Пат, все мужчины в горах. Все, кто выжил — все там. Никто добровольно не остался в городе!

— Ничего себе… а я думала, как всегда… часть повоевала, часть сдалась.

Она вспомнила женский — всегда женский — голос на записях иллийской речи.

— Да нет же! Они готовы были умереть, лишь бы не попасть в плен и не поделиться с человечеством своими возможностями! Собаки на сене!

— Подожди… а женщины?

— Не знаешь? Некоторые ушли, но большинство осталось. Им посулили…

— Я про другое… Мне говорили, что наши… в общем, многие специально едут туда… ну, связываются с илянками ради их магии… вроде как они могут передать способности…

Пат поморщилась и не стала продолжать. Эта тема была ей особенно неприятна. Она мысленно отрезала — так же, как недавно ответила одной подруге: Артур — геолог, ученый, он другого уровня человек. То, что его отправили на Илию как раз во время этого ажиотажа — обычное совпадение.

— В том-то и дело… — многозначительно протянул Семен. — Магия женщин примитивна и недостаточна.

— Ладно, не хочу этого знать. От меня-то чего сейчас надо?

Возможно, ее даже заинтересовал бы разговор, вопреки убеждениям о чистоте эксперимента. Но она слишком устала. Десять малышей ходили сегодня на головах и ничего не желали слушать — одним словом, начался май, какая уж там учеба!

— Ты должна взять на себя мальчишку! Сама понимаешь, мужчин он боится и не доверяет.

— Что я должна??

Она даже не знала, как на такое реагировать. Да он просто рехнулся.

— Да. Не представляешь, какое тебе оказывается доверие! Я уже все согласовал. Мы привезем его сельхозвертолетом, через область, тайно. Никто, кроме тебя и еще нескольких доверенных лиц не будет знать, что…

— Нет, — твердо сказала Пат. — У меня работа.

— Тебя освободят от работы.

— Насколько?

— Насколько понадобится. На три дня. На месяц… на полугодие… пока мы не добьемся от него…

— Добьетесь?! Что вы задумали? Я не хочу участвовать в этой гадости.

— Какой еще гадости, Пат? Это научное исследование! Это новые возможности землян!

— Я считаю, никакие цели не могут достигаться с помощью насилия, — отчеканила она.

— Твои вечные принципы, помню, помню. Пат, но на этот раз они тебе как раз пригодятся. Мы вот именно что отказываемся от насилия и защищаем его от тех, кто мог бы его применить. Твоя задача объяснить это мальчишке и уговорить передать магию добровольно — нам!

— С чего это вдруг вы проявили милосердие? — недоверчиво спросила Патрисия.

— Ну… понимаешь… ты попала в точку, когда сказала про цели и насилие. Сначала, когда планета только завоевывалась, наши… э-ээ… скажем так, экстрасенсы… здорово научились совершать обряд… то есть, разумеется, процедуру, отбора этих самых магических сил. Во время войны бывали захваты пленных в бессознательном состоянии.

— То есть земляне знали об этих способностях местных с самого начала?

— Ну… в общем, да. Правительство, конечно, больше озабочено недрами Илии. Но некоторым это тоже показалось интересным. Вот только допустили утечки, пустили тему на самотек, прости за тавтологию. Вместо того, чтобы разработать программу на научном, государственном уровне, ввести режим, пропустили туда мародеров! Вечная наша расхлябанность на других планетах. Правда, тогда еще никто ничего толком не знал. Те, кто отбирал у илян силы, потом куда-то скрывались, не спешили возвращаться на Землю. А государственная наука до сих пор топчется на одном месте! Из-за этих несознательных элементов мы долгое время были убеждены, что эти… э-ээ… нетрадиционные способности можно получить таким диким способом. Пытались захватить пленных, а то и осуществляли обряд прямо над ранеными, после сражения. Но видишь ли… избранные люди открыли, — Пат, ты сейчас окажешься в числе немногих, кто понял… — что обретенная сила ничем не отличается от той, которой готовы делиться с нами их женщины. К тому времени проходу не стало от этих… так называемых старателей, которые теперь кидаются на баб. Они вообще не в теме, пускают слюни от всякой магической чепухи. Но и то, что они получают добровольно от баб, и способности, полученные насильно — это, пойми, не то! Неполноценные они. Скажем так — какая-то десятая доля, если это можно вообще посчитать. Стоило ли огород городить…

— А женщины, которые остались… они что, все смирились с аннексией?

— Илянки… они, конечно, хороши во многих отношениях, да и мужчин наших очень любят, — усмехнулся Семен. — Но сама понимаешь, нам — которые в теме, — надо большего. А мужчин не осталось — ни одного. Открытая война закончилась много лет назад, и шансов найти мужика уже не было. И вдруг — мальчишка! Его выдала соседка — видать, из зависти. Нет совершенства и на других планетах, — вздохнул Семен.

— Кто бы говорил, — буркнула Пат. — Прости, а официальные власти знают о мальчике?

— Э-эээ… собственно, нет, — опомнившись, Семен снова заговорил еле слышно. — Никак нельзя, чтобы узнали, иначе… Понимаешь, один мужчина может передать силу только одному мужчине. Это будет избранный человек. Не я, конечно, — быстро замотал головой он. — Я сам не знаю, кто, это уже не наше с тобой дело.

— Погоди, погоди, — она даже откинулась назад, чтобы лучше его рассмотреть. — А как же все разговоры про государственную науку?

— Кто-то должен быть первым, Пат, нельзя отдать парня на растерзание этой своре шарлатанов и экстрасенсов. Если у нашего первого будет полноценная сила, он тоже сможет делиться! Но он действует в интересах всего человечества.

— Угу, — покачала головой она. — А позволь узнать, в чьих интересах действуешь ты?

— Да в этих же, Пат, в этих же! И еще в собственных денежных, разумеется. Поверь, нас с тобой не обидят. Мне доверяют, иначе я бы сейчас не говорил с тобой. Вот видишь, я откровенен.

— И ради этого ты втягиваешь меня в опасную историю? Просто класс! А что грозит ребенку, если добровольно он не захочет?

— Насилие. Все-таки насилие. С паршивой овцы хоть шерсти клок, не зря же его везли сюда через восемнадцать планет. Теперь понимаешь, что только ты можешь ему помочь?

— Угу… грубо работаешь, — прищурилась Пат, по-новому взглянув на старого приятеля. — Ну, и что становится с илянином, у которого силы отобраны против его желания?

— Он умирает, — коротко ответил Семен. — Поэтому ни одного мужика у нас и нет, включи мозги, Пат.

— Замечательно! — воскликнула она. — А вот что-то об этом наши новости ни разу и не обмолвились.

Ее просто распирало от гнева.

— Но ведь это их выбор, — возразил приятель. — Они могут отдать магию добровольно. Мало того, тогда их силы возрастают вдвое — ну, если они сами поделятся! Это выдали нам их женщины. Они-то пользуются этим направо и налево.

— Интересная арифметика, — изумилась Патрисия. — Ну и почему же тогда мужчины предпочитают смерть?

— Да гады, одним словом, — не сдержался Семен. — Теперь ты сама понимаешь. Готовы сдохнуть, лишь бы нам не помочь!

Он нетерпеливо заерзал в кресле.

— Возможно, у них есть на то основания… — задумчиво сказала Пат.

— Короче, скажи, ты согласна? Займешься мальчишкой? Надо сделать так, чтобы он тебе доверился. Объяснишь, что ему незачем умирать, что он может жить у нас в огромном почете, что силы его только возрастут, и так далее… не знаю, как воспитала его мать, но он не получил мужского влияния — так что у нас есть шанс, что этот окажется не настолько упертым.

— Ну и как ты станешь объяснять это ребенку? Может, он вообще не знает, как делиться силами? Может, еще не ощутил их в себе?

— Наши маги… то есть ученые — они ему помогут. А потом — он что, идиот, в четырнадцать-то лет?

— Во сколько?! — чуть не подпрыгнула Пат. — В четырнадцать?!

— С половиной.

— Нет, нет и нет. Да я никогда не работала с подростками! Я даже не знаю, как с ними разговаривать… не говоря уже про илян, которых и в глаза-то не видела.

— Разве ты мало видала зифлян, стиприсов, эльтов — все ж разумные существа, только со своими заморочками. Ну и эти такие же — люди, как люди, если можно так выразиться. Представь, что у тебя в гостях, к примеру, японец. Кстати, парнишка очень похож на японца, кожа только не желтоватая, а такой темный беж. Да, чтоб ты знала: на Илии две расы. Каким-то образом они уживались без конфликтов, хотя социальные роли у них обозначены четко. Одни, высокие, похожие на нас, эти главные. Техники у них особой нет, так, только для удобства перемещения. Прикинь, они пользовались вьючными, и это при том, что умеют летать в космос! У них даже был раньше космопорт. Не знаю, как это объяснить, может, им помогали соседние планеты, например, Оксандра? А эти чем занимались, не поймешь. Типа нашей интеллигенции. Может, магию свою развивали? А вторые — этакие маленькие обезьянки, внешне почти дикари. Эти — обслуживающий персонал. Знают свое место и не бастуют.

— Так у них расизм? — удивилась Патрисия.

— Как раз нет. Всех все устраивает — вот такое примитивное общество… Но, возможно, мы еще не разобрались во всем этом до конца.

«Долго же вы разбираетесь», — подумала Пат.

— Ну вот… — продолжал Семен, — Наш парень, конечно, из первых. Твой экземпляр очень симпатичный — увидишь.

— Ты говоришь так, словно я согласилась. А я же сказала тебе, что…

— Пат, — вздохнул Семен, — прости, но, если честно, у тебя нет выбора. Я не говорю про моральную сторону дела — хотя, конечно, жалко мальчишку, он-то ни в чем не виноват. Но… я рассказал тебе слишком много. Просто ни меня, ни тебя не оставят теперь в покое — так что ты со мной в одной связке.

Она даже задохнулась от возмущения.

— Вот спасибо тебе… — едва выдохнула она.

— Прости, — без особых сожалений повторил тот.

А она словно раздваивалась. С одной стороны, ее распирал гнев на Семена и его методы. А с другой… она чувствовала, что хочет пообщаться с мальчиком. Может, чтобы услышать его язык, оценить илинит в собственном исполнении. Бог с ней, с чистотой эксперимента. Это слишком интересно, чтобы сейчас о ней думать. Ну и еще… Пат почувствовала себя тайной соратницей незнакомого парня. Он будет один, в чужом и враждебном мире, жертва заговора и предательства. И она — единственный, кто сейчас на его стороне. Нельзя, чтобы ему причинили вред.

— И когда это будет? — спросила она, не глядя на бывшего однокурсника — сейчас он был ей, мягко говоря, неприятен.

— Завтра, Пат, завтра.

— Когда?!

— Насчет работы не беспокойся. Там предупредят. Утром я за тобой заеду.

***

— С чего вы взяли, что мальчик может довериться женщине? А если на Илии с женщинами вообще не считаются? — высказывала сомнения Пат.

Они минут десять как сели на крохотную пригородную стоянку и, не выходя из селиплана, внимательно вглядывались в пустое летное поле. С утра Семен прилетел за ней не один, а в сопровождении маленького человечка с невыразительным лицом и белесыми глазками. В разговор тот не вмешивался, только дал краткие инструкции по безопасности и замолчал. «Не поворачиваться к объекту спиной, не смотреть в глаза — некоторые иляне владеют гипнозом, смотреть на точку на лбу чуть повыше переносицы, в случае физического нападения или подозрения, что подпадаешь под гипноз, немедленно нажать кнопку вызова на специальном пульте, который следует держать в руках всегда, даже при посещении туалетной комнаты».

Гостя поселят в ее квартире — «домашняя обстановка располагает к контакту и поможет наладить доверительные отношения». Да и Патрисии не надо тащиться куда-то с вещами. А главное, конспирация: кто станет искать илянина в безликом районе на окраине города? Говорил человечек скучным, негромким голосом, но Пат чувствовала исходящую от него опасность.

«Интересно, как можно наладить доверительные отношения, если не смотреть в глаза?» — думала она. Все указания она сочла идиотскими уже заранее. Кто будет откровенничать с человеком, который тебя боится и держит руку на кнопке? Тем более ребенок. Дети, будь они земными или инопланетными, сразу чувствуют ложь.

У нее дома вечером установили камеры наблюдения, а этажом ниже (владельцу квартиры сделали предложение, от которого нельзя отказаться) поселились еще четверо агентов — это не считая Семена и человека-невидимки, как она окрестила белесого. Всех сразу парень не загипнотизирует. Наверное.

— Ну, Пат, во-первых, он жил среди женщин. Из мужчин видел только землян. А во-вторых… Лучше, если ты будешь это знать. Пойми, это не от недоверия к тебе, просто мы не можем рисковать… В общем, женщины не способны получить магию илян — ни насильно, ни добровольно. Чего-то в вас не хватает, — добродушно усмехнулся Семен. — Ни у одной экстрасенсорши… то есть экстрасенсорки… ну, в общем ты поняла — ничего не вышло. Короче, в твоем лице все совпало. Нет, конечно же, твои достоинства, педагогические способности, знания языка никто не умоляет, но…

Возмутиться она не успела — на летное поле уже приземлялся маленький допотопный вертолетик. Семен и Невидимка проверили оружие — остальная охрана сидела в другом селиплане. «От сюрпризов», — пояснил Семен. Интересно, подумала Пат, что сейчас чувствует этот мальчик, похищенный из своего дома, вывезенный с родной планеты, без всякой защиты, помощи и сочувствия. Несомненно, он их всех боится и ненавидит.

***

В селиплане Патрисия не успела как следует его разглядеть. Да и специально не стала — начинать общение лучше без посторонних. И вот они, наконец, остались одни, если, конечно, забыть про наблюдение.

Парень застыл на месте, как только вошел. Одели и постригли его по-земному, и выглядел он намного старше своих земных ровесников. Да что там, он совсем не походил на подростка, скорее, на взрослого юношу, студента лет восемнадцати, и Пат испытала легкую панику: что она будет с ним делать, как обращаться?

Про «симпатичный экземпляр» Семен не соврал и описал его внешность довольно точно. За годы учебы и работы Патрисия насмотрелась на внеземных представителей, иногда очень странных и необычных. Но в случае с илянином удивляли как раз не отличия, а сходство. Его можно было спокойно принять за европейца с азиатскими корнями. Метис — очень красивый метис, не более того.

Вот только глаза. Не земные, а привыкшие видеть иное, и иначе. И сейчас он тоже ее изучал — очень внимательно, хотя и не угадаешь, что означает его взгляд. Про мимику Пат ничего сказать не могла — его лицо оставалось пока неподвижным, как и он сам.

Она смотрела на него очень спокойно, стараясь не отводить глаз. Пульт с тревожной кнопкой Патрисия демонстративно бросила на тумбочку в коридоре. Она не стала напоминать об этом Семену, но гипнозу она не поддавалась, хотя кто знает этих илян? Но мальчик и не пытался ее загипнотизировать — это она поняла.

— Давай знакомиться, — произнесла, наконец, она на илините, не выдержав долгой паузы. — Меня зовут Патрисия, можно Пат. А тебя?

Парень молчал. Она повела рукой в сторону комнаты и первая сделала туда шаг, наплевав на инструкции и повернувшись к гостю спиной. И только войдя, убедилась, что он последовал за ней — настолько неслышно он двигался.

— Ты можешь сесть, — Патрисия указала ему на диван.

Он подошел и сел — так же прямо, как и стоял.

«Интересно, насколько сильный у меня акцент?» — подумала она.

— Ты хорошо меня понимаешь?

Снова молчание в ответ. И неотступный изучающий взгляд черных, больших, по-японски раскосых глаз.

Ей стало не по себе, но она старалась держать марку.

— Наверное, ты голоден, — полуутвердила она. — Я не знаю, что ты любишь, и чем тебя здесь кормили. У меня есть картофельный рулет и салат. Будешь?

Снова тишина.

— Подожди меня здесь, я разогрею.

Она позорно сбежала на кухню, чтобы просто спокойно вдохнуть, и уже ставила в пневмопечку вчерашний ужин — другой еды она заказать все равно не успела бы, — как услышала вдруг четкий голос. Голос прозвучал не за спиной, а у нее в голове. Что это — она сходит с ума?

«Здравствуй, Патрисия», — негромко произнес голос на илините.

Она дернулась было, но голос тут же добавил:

«Не оборачивайся, пока я не заговорю вслух».

«Хорошо…» — мысленно ответила Пат и тут же изумилась, как это у нее получается.

— Я хочу есть, — это было произнесено вслух.

Он снова вошел неслышно, Патрисия обернулась, изобразив на лице радость и тут же пригласила гостя за стол. Мальчик сел, положив руки перед собой, и продолжил неотрывно смотреть на нее.

Она поставила перед ним тарелку.

— Ты такое когда-нибудь ел? Я могу заказать что-нибудь еще.

— Мне все равно, — был ответ.

Мимика у него при разговоре менялась — лицо оказалось подвижным, но все таким же суровым. Однако глаза жили собственной жизнью — продолжали изучать Патрисию.

— Как тебя зовут?

— Стар.

— Красивое имя. На одном из земных языков означает «звезда».

Парень спокойно взял вилку и нож, как знакомые инструменты, отрезал кусочек рулета и отправил в рот.

Приходилось так и разговаривать — не отводя от него глаз (вдруг это плохой признак у них, не смотреть в глаза?). Хотя для телепатии, как она могла только что убедиться, ему это не нужно.

А она-то сама? Как она ему отвечает? О таких своих способностях Пат и не догадывалась. Или это возможно только в его присутствии?

«Я буду говорить с тобой прямо, но ты не должна показывать, что мы говорим», — услышала у себя в голове Патрисия. Он знает о наблюдении, только теперь сообразила она. А парень явно не глуп.

«Хорошо», — снова «ответила» она, но невольно кивнула.

Пытаясь исправить оплошность, мелко закивала вдогонку:

— Ешь, а я положу тебе еще, если захочешь.

Дальше разговор пошел именно так — мысленно и вслух одновременно.

Общаться так оказалось непросто. Во-первых, Пат не знала, насколько понятен илинит в ее «мысленном» исполнении, а во-вторых, нельзя было перепутать, что произносить вслух, а что про себя. Несколько раз она чуть не сбилась, но у Стара все выходило четко. Хотя Пат и получила высший балл по работе в условиях многозадачности, сейчас она тормозила и запиналась вслух, надеясь, что те, кто подслушивали, относили ее огрехи на трудности перевода.

Раньше она представляла телепатию иначе — будто оба телепата понимают все, независимо от языка, достаточно только подумать о чем-либо. Оказалось, слова надо по-настоящему «произносить», четко и правильно, а несформулированное слово попросту не услышат. Может, это вовсе и не телепатия, а некий канал — но канал именно речевой, состоящий из букв, слов, предложений и даже отдельных звуков. И — да, она могла воспринимать даже интонации — заговори с ней так кто-то другой, и она различила бы голоса.

Вслух Патрисия расспрашивала его про еду, как он привык спать, и насколько жарче сейчас у него на планете. Невольно, по профессиональной привычке, отметила оттенки его произношения: куда более длинные паузы между словами, чем делала она, и ранее неизвестные ей паузы внутри длинных слов, а еще грассирующую «р», менее явную, чем у французов, и дополнительный интонационный подъем в середине фразы. Вслух он говорил сухо и равнодушно, зато его мысленный голос звучал искренне и взволнованно.

— Я не знаю, какая погода у меня на планете. Меня увезли оттуда еще в сезон низкой воды. («Я расскажу тебе все, что ты спросишь. И я буду просить тебя о помощи»).

— А обычно какой у вас климат? («Почему ты мне доверяешь? Ты видишь меня впервые»).

— Я не хочу говорить. Я устал. («В твоем цвете — индиго, — Стар произнес, то есть подумал, это с оттенком почтительного страха. — Я впервые вижу индиго среди землян»).

Индиго? Это слово из илинита? Или он произнес знакомое ей русское слово — название цвета? Если так, то оно даже не русское, вернее, не только, потому что звучит одинаково на большинстве языков Земли.

— Тогда ты поспишь немного? Я постелю тебе на диване в гостиной. Ты любишь высокую подушку? («Индиго — это цвет? Я не понимаю, что значит видеть чьи-то цвета?»).

— Да, я хочу спать. Мне не нужна подушка. («Конечно, цвет. Вы не видите цвета друг друга?!»).

— («Нет… не знаю…»). Тогда пойдем в комнату. Я постелю.

— («Цвет — это самое важное, что можно узнать о разумном. Значит, у вас совсем нет взгляда? Как же вы понимаете главное друг о друге?»).

Может, он имеет в виду ауру, подумала Пат. Она в эту чепуху никогда не верила. А может, это совсем о другом. Подумать только, «главное друг о друге»! Стань это возможным, люди не преподносили бы неприятных сюрпризов.

Они вышли из кухни и переместились в комнату, продолжая разговаривать.

— («А какого цвета, к примеру, тот человек, который был со мной, невысокий, полноватый, с русыми волосами?»)

— («Мне кажется, от рождения он был сиреневым, это цвет ученого, но от него почти ничего не осталось, только фон. Теперь у него много оттенков коричневого, и все эти цвета уже грязные. И еще он постоянно переливается и мерцает ядовитыми оттенками, это значит, он лжет или что-то скрывает. А за коричневым, я видел, скрывается красный, и он тоже грязный. Это очень плохо. Тому, у кого портятся цвета, нельзя доверять»).

— («А второй?»)

— («Очень плохой. Мама говорила, черные — самые последние»).

— («Хуже красных?»)

— («Красные агрессивные и любят власть. Черные — это кто потерял свой цвет совсем. У них не осталось ничего. Он пустой, почти весь уже черный, осталось только немного серого и темно-коричневого. Поверь, у меня точный взгляд. Мне достался такой от отца»).

— («А какие самые хорошие?»).

От любопытства Пат даже забыла продолжать разговор вслух.

Сейчас она устраивала ему постель на диване в гостиной — отрегулировала высоту и ширину, подголовник, положила плед и пару подушек. Почти такой же диван стоял у нее в спальне. Наверное, иляне спят как-то иначе, да и на Земле такими уже не пользуются, Пат просто не успела нормально обустроиться здесь. Квартиру она получила в наследство от бабушки, а та, как и многие старики, не хотела что-то менять.

Когда Патрисия въехала, дизайнер предлагал различные идеи: от эконом-варианта, то есть спальной капсулы с расслабляющей атмосферой-иллюзией, до модной, но дорогущей исторической спальни — даешь голосовую команду, и получаешь сегодня лежбище в античном стиле, а завтра средневековый альков или восточную кровать. Один из знакомых купил себе спальню-море — лежишь и качаешься себе на синтезированных волнах. Патрисии это понравилось, но она боялась, что быстро надоест, и колебалась между лесным вариантом и стилем «облака» (подвесной диван-облако, потолок, настраиваемый на любую погоду и время дня, шкафы в виде уютных домиков). Кабинет она решила обустроить в классическом стиле: три настенных и один ручной сенсорвизоры, картинная галерея и музыкальные роботы.

Но все почему-то медлила. Разрушишь бабушкин быт — и не останется прошлого. Взять хотя бы этот диван — как радовалась ее бабуля новомодной тогда функции несъемной стирки и озонирования!

В итоге Патрисия только купила живую библиотеку, предлагавшую на выбор книги, фильмы и музыку за любой период истории, и часто спала прямо здесь, в гостиной, проецируя себе перед сном книжку на потолок.

— («Каждый цвет может быть ярким, насыщенным и чистым, — ответил ей Стар. — И каждый — грязным. Если красный ярок и чист — это истинное величие. Но такие разумные рождаются редко. Все коричневые и красные, которые я видел у землян — грязны»).

Потом он, если можно так выразиться, помолчал. А потом тихо — именно тихо, хотя и мысленно — добавил:

— («Я люблю синий цвет, он не бывает грязным. И в тебе есть яркий синий. Но главное — ты индиго»).

И снова та же странная интонация, заметила Пат.

— («А это что значит?») — с некоторой опаской спросила она.

— («Это очень редкий цвет даже у нас. Мой отец индиго. Мама говорит, что индиго можно доверять всегда. Это высший цвет. Его уважает Лайдер»).

— («Странно, — растерялась Пат и невольно обернулась. — Вот уж не замечала в себе ничего особо высокого. Уверяю тебя, я совсем не…»)

— («Только индиго может так ответить»), — произнес, словно привычную поговорку, Стар, и неожиданно улыбнулся.

Улыбка у него оказалась замечательной — ряд ровных зубов, ямочки на смуглых щеках.

— Спасибо за постель и обед, — вслух произнес он. — Я буду спать.

— Спи. Как только что понадобится — зови.

Она пыталась понять, что должна делать дальше, уйти или остаться.

— («Останься, мы будем говорить еще»), — мысленно приказал Стар.

— Я посижу здесь, если не возражаешь, — тут же вслух подхватила она.

— Мне все равно, — последовал ответ.

Интересно, подумала Пат, парень практически управляет ею, а она подчиняется. При этом он очень уважителен — особенно мысленно. А уж как трепетно он произносит это свое «индиго»…

Дальше разговаривать стало проще. Патрисия притворялась, что читает. Поскольку диван занял гость, она выбрала себе книжную дощечку — макет, создающий объемную иллюзию перелистывания старинной бумажной книги. Этот проектор ей тоже достался в наследство, точнее, Патрисия сама подарила его бабуле, вспомнив, как та мечтала о настоящих бумажных книгах из своего детства. Время от времени Патрисия переворачивала страницу.

Стар улегся, повернувшись к ней спиной, отодвинув, как ненужный, ее самый уютный плед. Для наблюдателей снизу воцарилась полная тишина.

— Почему ты говоришь со мной так свободно? Как ты узнал, что я тебе не враг? — снова уточнила Пат, не подымая головы от книги.

— Ты — индиго, — в который раз многозначительно повторил парень.

Пат попыталась припомнить, что приписывали мистики людям с такой аурой. Кажется, философское мышление… религиозность… нет, она не помнит. И ничего из этого ей не подходит. Может, она напутала с переводом, или он не так хорошо различает цвета, как хвалится.

— Что случилось с твоим отцом? Ты его помнишь?

— Отец ушел в горы после битвы — он вел людей и не смог забрать меня, он надеялся, что мать пойдет следом. Но она не ушла и прятала меня восемь светил подряд.

— Это она научила тебя всему?

— Сила дается разумному от рождения, а родители помогают извлекать знания из их источника и из мира вокруг. Разве у вас не так?

Ага, а вот и те самые «силы и знания», отметила Пат.

— У нас нет таких способностей, как у илян, но, если говорить об обычных вещах, то, наверное, так, — задумалась она. — Таланты и склонности в нас заложены, но родители воспитывают ребенка, объясняют ему что могут, а опыт человек приобретает сам. Значит, мать помогла тебе извлечь все эти знания?

— Часть знаний мог бы извлечь только отец… за те восемь светил, что мы не рядом…

Она даже мысленно услышала его горькие, совсем человеческие интонации.

— А силы — ты уже знаешь, как ими пользоваться?

— Ты бы научилась ходить, бегать и прыгать, если бы тебя не учили?

— Научилась бы… но гораздо позднее.

— Ты ответила.

Пат подумала, что расспрашивать его дальше о силе и знаниях, не затронув ее задание, не получится. Но это так неуместно сейчас, когда они говорят столь откровенно. Разве что рассказать ему правду? И Пат решилась.

— Ты знаешь, почему ты сейчас здесь? Знаешь, почему тебя до сих пор не убили?

— Ничего хорошего я не жду.

— Это правильно, но мне велено передать тебе: если ты добровольно поделишься своими способностями с указанным человеком — с кем, я не знаю, то… тогда тебя оставят в живых. Говорят, сил у тебя даже прибавится — это так? Мне кажется, сейчас это единственный для тебя выход. Пойми, я, и правда, так думаю, — горячо добавила она, — а не потому, что мне поручили…

— Нет, — ответ был краток.

— Но почему — объясни!

— Мы не должны отдавать Дар землянам.

— Дар? — Патрисия невольно подняла голову. — Что это значит?

— Мы не должны передавать силу и открывать знания землянам.

То есть совокупность своих способностей они называют «даром», отметила Пат. Что-то ей подсказало, что это крайне важно для понимания остального.

— Я знаю, Стар, мы вторглись на вашу планету, и вы не обязаны чем-то делиться с нами… Вы нас ненавидите, но…

— Нет, Патрисия, — он очень четко «произнес» ее имя, сделав лишь крошечную паузу посередине. — Дело не в этом. Бывает, что больной или раненый зверь бросает свой дом в лесу или в океане, и начинает охотиться за разумными. Мы защищаемся от него и можем убить, а он может убить нас. Но его не ненавидят, и ему не мстят. За что? Он ведь не способен понять того, что разрушает.

— Вот как? То есть вы видите свою расу высшей и лучшей? — Патрисия не захотела скрывать, что ее покоробило сравнение землян с животными.

— Не лучшей, а старшей. Вы еще очень молоды, и могли бы стать мудрее, но пока вы слушаете грязно-красных, вы никогда не станете старше, и ваше русло никуда вас не приведет. Илле не испытывают ненависти к землянам. Илле ненавидят зло, которое принесли красные люди. Но ведь красные — грязные красные — всегда несут зло. Мы можем это только принять, как принимаем грозу, метеорит, движение скал или нашествие водяных насекомых.

Ей вдруг стало мучительно стыдно, что она землянка.

— То есть земляне не виноваты, что они такие? — сказала Пат резко.

— Патрисия, я этого не говорил.

— Ну, вы же считаете, что цвет дается от рождения. А по-моему, каждый выбирает сам.

— Цвет дается от рождения. И каждый выбирает сам. Оба твои утверждения верные, зачем ты ставишь одно против другого, если они стоят рядом?

— Ладно, я глупа, как и все земляне, — немного обиделась Пат, — ну так объясни еще раз. Это для тебя все понятно, а я впервые об этом слышу.

— Я не говорил, что ты глупа, — удивился Стар, — я сказал, что…

— Ладно, ладно, забудь. Просто объясни еще раз про эти цвета, от чего это все зависит…

— Конечно, Патрисия, — спокойно согласился он. — У каждого разумного от рождения есть основной цвет, ты назвала его склонностью и характером, с которыми разумный рождается. И ты же сказала, что потом на его развитие влияет еще многое, иногда даже главным становится другой цвет. Ни один цвет не может быть плох сам по себе, кроме черного… или полной потери цвета. Мы всегда видим основные цвета друг друга. Если разумный не хочет или не может скрывать своих эмоций, мы видим и их тоже. Ты удивляешься — и в твоих цветах появляется сиреневый. Устала — и твой синий темнеет. Когда радуешься, все цвета блестят. Но то, что ты называешь выбором, это иное. От него зависит чистота твоих цветов. Если ты выбираешь неверное русло, цвета начинают портиться. Если уйти по нему далеко — их будет трудно восстановить. В этом, действительно, виноват сам разумный.

Он задумался.

— Но красные — они почему-то редко остаются чисты… так говорила моя мать. Я вырастил новые ветки, размышляя об этом… Возможно, им сложнее других. Им надо либо подняться до самого высшего, ярчайшего алого, либо упасть в грязно-коричневый. Выбор начинается рано и не прекращается никогда, так гласит наша мудрость. Теперь я сам видел, среди землян есть разные цвета… Но к нам пришли только те… Испортив и разрушив себя, они разрушают все вокруг.

— И разве это не требует наказания?

— Право судить принадлежит только Силам. Мы не можем наказывать, мы вправе только защищаться. Иначе мы сами потеряем свои цвета.

Он произнес знакомое слово «силы» совсем по-другому, явно имея в виду нечто одушевленное — Пат словно услышала заглавную букву в этом слове. Это было то самое, что она уже находила в илините. Возможно, это некий контролирующий орган, вроде межгалактического правительства, которому планеты их системы адресуют свои жалобы? Надо будет потом уточнить.

А пока Патрисия пыталась переварить все, что говорит этот необычный мальчик… если он вообще ребенок — что они знают о возрастах на Илии? Речь шла о таких сложных материях! Она не могла не признать, что Стар гораздо умнее и глубже и своих сверстников на Земле, и ее самой.

Но надо вернуться к главному — как сохранить парню жизнь. Она попробовала зайти с другой стороны.

— А вам не приходит в голову, что земляне начнут становиться лучше от ваших знаний? Может, они все тогда сразу поймут, и всем будет только польза.

— Твои слова сейчас послушны твоему разуму? — вопросом на вопрос ответил Стар.

— Верю ли я в то, что говорю? — перевела она для себя. — Я не знаю… но есть же умные и достойные, совсем другие… Ты же сам видел, среди землян не только красные люди!

— Мой отец мог бы дать тебе точный ответ, а я лишь нащупываю его в темноте… — медленно произнес Стар. — Да, Патрисия, когда меня везли сюда, я видел других — их цвета не были грязны… И все равно они пока не могут воспринять наше знание и управлять силой. Им доступна лишь часть. Они…

— Недоразвиты?

— Они еще молоды, — повторил свою странную формулировку Стар.

— Наши не считают себя глупее. Наоборот, им кажется, прости, что иляне крайне примитивны. Наша техника и технологии…

— У ребенка всегда больше игрушек, чем у взрослых. Раньше у нас тоже было много разной техники. Но молодость — еще не значит глупость. Ты же не станешь называть глупым младенца?

— А если дать младенцу силы и знания?

— Если дать младенцу силы поднять бревно, он поднимет, но разрушит свой дом и покалечит родителей. Если дать ему знание, когда он еще в колыбели и не видел мир и разумных — оно в него не проникнет. Чтобы пользоваться силами и знаниями, нужен еще и опыт. Дерево не даст плодов, прежде чем вырастит ствол, а на нем появится листва.

— Послушай… Значит, те способности, которые земляне получают от ваших женщин или насильно от мужчин — это как раз и есть та крохотная часть, минимально доступное нам количество? — осенило вдруг Пат.

Стар помрачнел, когда она упомянула женщин, но ответил про другое.

— Знания не измеряют в количестве. То, что вы получаете — это иное… для вас это доступно, но и оно не принесет вам настоящего блага. Потому что во благо идет только то, что Силы дают сами.

И опять эти «Силы» с большой буквы, заметила Пат. Но речь явно о чем-то, не имеющем отношения к планетарной власти. Высшие силы, боги? Они что — верят в сонмы богов, как самые отсталые племена? Но почему тогда эти боги все время действуют у них вместе — кажется, древние язычники обращались то к одному, то к другому божеству по мере надобности. А в устах Стара это звучит так, словно он называет множественным числом нечто единое.

Стоит ли тогда принимать всерьез все остальное, что он говорит? Но почему его слова звучат так убедительно, что веришь всему и сразу? Да и какая разница, что у них там за религия, способности-то у них реальные, иначе стали бы земляне за ними охотиться?

Она обдумала его последние слова и нашла лазейку для уговоров.

— Но ведь тогда вы все ничем не рискуете! — сказала Пат. — Смотри, землянин получит от тебя только то, что сможет воспринять. Ты ничего не нарушишь! Зачем умирать, жертвовать собой, если…

— Нет, Патрисия, Дар не бывает неполным или ущербным. Тот, с кем я поделюсь по своей воле, получит все целиком. Можно дать ребенку игрушечный куори, но нельзя посадить дитя управлять настоящим. Из всего механизма он воспримет только детали, но обладать будет отнюдь не игрушкой. Возможности его увеличатся. Он сможет задавить другого разумного. Сможет врезаться в дом. Сможет мчаться быстрее ветра. Но не сможет никуда добраться, да и не знает, куда и зачем летит. Что вы тогда натворите, одним Силам известно. Тот землянин с порчеными цветами говорил, что мы жадные. Однако мы никогда не храним то, что можно отдать. Передать же более, чем вместят ваши руки, означает принести вам и всем разумным… — он задумался в поисках выражения и нашел какое-то совсем корявое:

— Не-благо.

Удивительно… Пат смотрела на него в потрясении — откуда этот нравственный закон, заставляющий умирать, но не совершать «не-благо»? Вот же она, загадка илинита! А земляне… земляне ничегошеньки в них до сих пор не поняли.

— Если индиго — высший цвет, как ты говоришь, почему я ничего этого не знаю и не могу понять до конца? — Пат потерла обе щеки. — Может, я не индиго?

— Цвет ствола не изменится от высоты дерева и количества листьев на нем, — странно ответил Стар. — Ты — индиго.

— А ты… значит, все, что ты знаешь, кроме того, что тебе объяснила мама, ты понял сам?

— Мне кажется, я знаю голос отца, ведь наша связь не могла прерваться… — сказал парень, и добавил тревожно:

— Если только я не думал в несвойственном жизни направлении. Слышу ли я отца или только себя?

— На Земле многие думают в несвойственном жизни направлении, — проговорила Патрисия, восхитившись речевым оборотом.

Сегодня, всего за несколько часов, она пусть и немного, но приблизилась к разгадке илинита… того самого «нечто» в их языке. Приблизилась… и осталась от нее далека.

Стар повернулся на другой бок — сейчас он лежал лицом к ней, но глаз не открыл. Она оторвалась от книжки, выжидая, не скажет ли он что-нибудь вслух.

— Синее в тебе очень яркое, — неожиданно произнес мысленно Стар. — Очень… И зеленый тоже… красивый.

Ей показалось, что интонации у него были в этот момент смущенными, как у обычного подростка, впервые делающего комплимент женщине.

— Спасибо… — она крепче ухватилась за книжку, стараясь сохранить непроницаемое лицо, но улыбка все равно тронула кончики губ.

— Кстати, почему я тебя слышу? — спросила она, чтобы прервать неловкую паузу. — Я никогда раньше не говорила так… «прямо».

Она повторила это новое для себя слово из его лексикона.

— Ты — индиго, — в очередной раз, как заезженная пластинка, повторил Стар. — Индиго все умеют говорить прямо.

— Только индиго?

— Нет, не только. Ты же видишь: я — не индиго. Но индиго — умеют. Мама мне объясняла.

— А твоя мама индиго?

— Среди женщин, оставшихся с землянами, нет индиго, — помрачнел Стар и наморщил лоб, вспоминая. — И я не знаю про тех, что ушли в горы… мои ветки не росли в этом направлении. И я не говорю с мамой о тех, кто ушел…

— Подожди, получается, и не все иляне — телепаты?

— Конечно, нет. Мама не говорит прямо, и…

Патрисия внезапно встревожилась, вспомнив о наблюдателях снизу. Не демонстрировала ли она излишнюю заинтересованность, глядя на «спящего» парня?

— Знаешь, давай поговорим позже, — быстро проговорила она. — Нам надо изображать контакт. Тебе пора «проснуться», а ночью поговорим еще.

— Хорошо.

Стар одним плавным, но мгновенным движением сел на диване — она даже вздрогнула от неожиданности, — и уставился на нее.

— Ты проснулся? — произнесла она вслух, растерянно глядя на него.

— Да, я проснулся, — ответил он громко.

Она уже отвыкла от его голоса и такого пристального взгляда.

— Ужинать будешь?

— Нет. Покажи мне свой город.

— Город? — подняла брови Пат. — Я… я не знаю, можно ли нам выходить. Я должна спросить. Жди меня здесь.

***

— Что за ерунда, Пат? Ты только кормишь его и баюкаешь. Когда вы начнете общаться?

Пат стояла в коридоре квартиры этажом ниже, выслушивая справедливые упреки своего однокурсника. Стара тем временем сторожили наверху все четверо охранников.

— А как ты считаешь, надо входить в доверие? — огрызнулась она. — Сразу за грудки — вынь да положь? Пусть привыкнет ко мне, успокоится… Он хочет погулять, посмотреть город. Я могу…

— Нет! Ты с ума сошла, как можно с ним выходить?

— Но кто про него узнает? Он вылитый японец или китаец. Мы поднимемся сразу на крышу и полетим в центр.

— А если сбежит?

— Куда, сам подумай? Да его сразу найдут по чипу.

— Пат! — Семен смотрел на нее как на идиотку. — Ты видела чип у него в ухе?

— Ну… не помню…

Она попыталась представить ухо Стара, есть ли точка-контроллер на его мочке — такая, как у Семена, как у нее самой.

— Вот именно, — кивнул однокурсник. — Мы ввезли его контрабандно. И чипа на нем нет. Как ты себе представляешь — мы приводим его сейчас в Контроллер, и говорим: пометьте парня. Неизвестно, откуда он взялся, откуда прибыл. Это наш приятель из Японии или Индокитая, материализовался прямо из воздуха!

— Подожди… а перевозчик — что, никто не заметил отсутствие чипа?

— Перевозчик был из тех, кто вопросов не задает. Он один, без пересадок, провез нас через все восемнадцать планет. Не хватало еще отмечаться в каждом пункте Вселенной! Мы и останавливались только для того, чтобы заправиться. Хорошо, что у русских обособленное транспортное ведомство, все остальные централизованы через Всемирное Контролирующее. Парня нашли мы и… не стали об этом трубить, как ты понимаешь. А узнай ВКО, этот Всемирный Контроллер, мальчишку бы отобрали и отправили в Хельсинки.

— Но наши власти тоже не в курсе?

— Пат, я тебе уже говорил, конечно же, нет. Мы входим в ВКО, так что это один пень, только сбоку. И… не задавай лучше лишних вопросов, — он невольно оглянулся на неприкрытую комнатную дверь. — Потеряй мы парня — мало не покажется. Это он только выглядит таким ангелочком. Иляне и без гипноза способны на многое. А ты говоришь, гулять…

— На что, например?

— Мы можем только догадываться…

— Тогда как мы загнали их в горы? Взрослых вооруженных мужчин! Будь они всемогущими чародеями, нас бы ветром смело с этой Илии. Если мальчик настолько крут, что мешает ему сбежать прямо сейчас? Но он до сих пор здесь!

— По-моему, — забеспокоился одноклассник, — суть их способностей действительно в другом, но…

— Она права, — произнес тихий голос позади Семена, и перед ней возник Невидимка. — Они никогда не нападают первыми.

Глаза у Семена стали понимающими, и оба ее собеседника переглянулись, неприятно усмехнувшись. Похоже, Патрисия поспешила с выводами, что земляне не поняли нравственного закона илян. Еще как поняли, и… решили этим воспользоваться.

— А зачем же тогда столько охраны и пульт вызова? — поинтересовалась она.

— В основном защита от тех, кто может узнать про парня и похитить его. Ну и на всякий случай, конечно. Кто знает, вбила ли ему мамаша их принципы, или нет.

Нет, ну какие же гады! Гнев распирал ее, но она спрятала его как можно дальше, чтобы себя не выдать. Невидимка тем временем размышлял.

— Пусть погуляют, — наконец, дал отмашку он. — Никуда он от нас не денется. Попробует бежать — мы его парализуем. Надо только выбрать малолюдное место. Супермаркет на окраине. Какой-нибудь парк. Да и некуда ему бежать. Без чипа он даже на транспортный узел не попадет, не говоря уж про космодром. Бегать по стране, не зная правил и языка — голодная смерть.

— И я считаю, — как можно убедительнее сказала Патрисия, — если мы хотим помочь ему сделать нужный выбор, надо показать ему преимущества жизни здесь, то, как он может устроиться, если согласится. И это точно не должна быть тюрьма.

***

В селиплан они со Старом сели вдвоем, но следом за ними летели еще два неприметных корытца с охраной. Пат догадывалась, что в ее блони тоже установили камеры, поэтому летели молча. Стар смотрел вниз, на город, и ни разу к ней не повернулся. Так было даже проще разговаривать. Потому что напряженный, полный вопросов со стороны Пат, разговор, разумеется, продолжался.

— Меня приставили к тебе потому, что я женщина, — вспомнила Пат, — а женщины не могут получить способности от илян. А ваши женщины тоже? Нет, я знаю, что их возможности ограничены, но могут ли ваши мужчины помочь им… научить тому, что умеют сами?

Долгое молчание в ответ. Пат уже начала думать, что она разучилась слышать Стара, когда он очень медленно произнес.

— Женщины могут получить знание и обладать силой.

— Могут? — удивилась Пат. — А наши, похоже, не в курсе.

— Да. Знание может быть передано мужчиной один раз в жизни любому другому разумному. Когда-то, очень давно, оно передавалось даже друзьям с соседней планеты, и они были его достойны. Та планета погибла. Но обычно Дар передается именно женщине. Только не всегда и как правило не сразу… Моя мама… она так и не успела его получить.

— Она не смогла уйти вслед за отцом, да? — сочувственно спросила Пат.

— Уйти могли все, на некоторое время был обеспечен проход, и Силы защищали нас. Но многие не пошли, — чересчур ровным голосом вымолвил Стар. — Их дома оказались им дороже мужей, а страх сильнее верности. Они смирились с красными людьми, стали использовать их. Поэтому они уже не могли оставаться достойным вместилищем знания. Те, которые им уже обладали — лишились его. У них остались только те силы, которых они теперь достойны, возможно, даже меньше, чем были. Те, кто не успел получить Дар, уже никогда его не получат. Илле больше никогда с ними не поделятся. Но кроме того, они вредят землянам, отдавая им то, чем владеют, в надежде, что хоть так преумножат свои способности.

— А чем они все-таки владеют? Чем это отличается от вашего Дара — у вас больше возможностей?

— Я просто не знаю, как тебе сказать, чтобы ты поняла. Для этого есть другое слово в илините. У женщины не может быть Дара, если она не получит от мужчины. У них от рождения есть только гамес.

— Я не знаю, что это значит. Впервые слышу такое слово. Я изучала илинит… это были записи речей ваших женщин. Но они говорили про свои знания и силу.

— Я думаю, — нахмурился Стар, — наши женщины нарочно называют гамес знаниями и скрывают от землян его истинную сущность.

«Гамес»… чем-то похоже на слово «магия», которую употребляли новостные программы, рассказывая про способности илян. Похоже чисто по звучанию, но может, в этой схожести есть некий смысл?

— Странно… — сказала она. — Даже если они скрывают от землян, что обладают меньшими, чем мужчины, возможностями, для чего им избегать этого слова? Землянам все равно, как назвать: у нас говорят «магия», именно это и привлекает — волшебство, колдовство.

— Значит, я не зря говорил, что вы еще очень молоды. Но наши женщины хорошо знают разницу между Даром и гамесом. Только думают, видимо, что это известно и вам. Знаешь, некоторые женщины, говорит мама, продают ткань из лихры, а говорят, что она из зутры. Это разные растения, из разных лесов, зутра очень ценна и редка. Цвета многих женщин, которые остались внизу, становились с каждым днем все грязнее, и обман уже не считается у них преступлением. Они оправдывают себя тем, что обманывают землян, а не своих. Ваши мужчины думают, что женщины делятся с ними силой и знанием, но это всего лишь гамес.

— Некоторые уже поняли разницу, поэтому ты и здесь. Значит, гамес — это и есть то малое, что могут воспринять земляне?

— Думаю, да. Вы можете подчинить себе гамес. Но даже гамес несет вам вред.

— Почему? Что такое вообще этот гамес, что можно делать с его помощью?

— Наши женщины использовали его для лечения небольших ран, облегчения боли, выращивания растений, ухода за детьми… Они умели улучшать свою внешность и омолаживать организм, хотя моя мама рассказывала, что отец это не одобрял. Управляли некоторыми животными… Поддерживали дом в порядке, и еще очень многое. Но земляне почему-то используют гамес только во зло…

— А если гамес получат не красные люди? А те, кого вы сочли бы достойными?

Прежде чем ответить, Стар снова долго молчал, и, хотя не глядел на нее, Патрисии казалось, что он в нее всматривается. Она даже смутилась.

— Я… не уверен, что те, кто достоин и жаждет настоящего знания, захотел бы один только гамес. Гамес хотят только красные… — наконец, «произнес» парень, но Патрисии показалось, что он сказал не совсем то, что собирался.

Но ей не терпелось получить законченную картинку, и она продолжала расспрашивать.

— Значит, мужчина получает силы и знание от рождения? А женщина — только от мужчины, так?

— Да.

— По-моему, это дискриминация. Разве они не достойны?.. Странно, что природа решила все именно так.

— Природа не умеет решать. Это воля Сил. И я не понимаю, что значит, достоин или не достоин.

— Но вот тебе самому это кажется справедливым?

— Справедливым? Все, что дают нам Силы, справедливо и точно. Но мне кажется это еще и прекрасным, как утренний Фатаз, озаряющий океан. Подумай сама, разве это не чудо: когда один может отдать, а другой получить от него Дар?

— Это… Любовь, да? Дар получает жена? — догадалась Патрисия.

— Как правило. Иногда не сразу. У любви много ипостасей. Эта — самая высшая. Ничего не может быть выше, чем получить Дар в знак Любви, это как если две реки вливаются в один океан! Ничего важнее для илле в этой жизни уже не будет. Многие жены, если они оказались не готовы, так и умирают с тем, с чем родились. И многие мужчины не передают знания никому. Это большая ответственность, ведь надо быть уверенным, что Дар принесет благо.

— Значит, ваши женщины, пока не получили Дар от мужчины, не больше и не меньше землян? Ведь земляне тоже способны овладеть гамесом.

— Я не понимаю, что значит больше или меньше. На цвет это не влияет. У наших женщин были красивые цвета. И многие готовились получить Дар. Поэтому цвета их теперь испорчены. Они не были юны, как земляне. Цвет предательства хуже цвета агрессии.

— Значит, ты бы не смог отдать знания маме?

— Нет. И отец уже никогда не отдаст. Она осталась. Она должна была уйти хотя бы ради меня, но сделала так, как ей удобно. Она не отдавала никому гамес, и не связалась с землянами, но… она осталась… Она не знала, что мужчин станут преследовать, и думала, что сможет растить меня открыто. Но вовремя поняла, что меня надо прятать. И не успела никому рассказать обо мне, кроме самых близких и верных. Мы живем далеко от города, далеко от других домов.

— А те, которые ушли? Вы что-нибудь про них знаете?

— Мы не знаем, что с ними стало.

— Жизнь в горах наверняка нелегка для детей и женщин… Может, она берегла тебя, а не себя?

— Конечно. Но то, что она сделала для меня — это не-благо. Мои корни оторваны от корней отца.

— Но ведь ты… ты простил ее? Ведь ты ее любишь?

— Как можно спрашивать? — изумился Стар. — Кто без любви выходит из дома матери, тот без любви войдет в дом жены. Она сама знает, что поступила неверно. Но даже если бы она совсем потеряла цвет — я бы любил свою мать.

Патрисия решила не развивать тему. Ее отношения с матерью заслуживали, наверное, осуждения с точки зрения Стара. Хотя до этого момента Пат казалось, что мать, отдавшая так мало любви, заслуженно лишена привязанности детей. Поэтому выполняла перед ней свой долг, но не более того.

— Стар… я приземляюсь. Пожалуйста, не отходи от меня ни на шаг. Мы должны показать, что ты не собираешься бежать. Иначе они просто тебя ликвидируют, но сперва парализуют и отберут… все, что смогут.

Она уже парковала блони на крыше огромного торгового центра. Но прежде чем она открыла дверцы, Стар повернул к ней голову.

— А живая планета у вас где-нибудь есть? — спросил он вслух.

— Живая? — растерялась она. — Ты имеешь в виду природу, леса-моря? Есть, конечно, просто это — большой город, столица.

— Как можно жить среди мертвых камней и искусственных тел… Ведь они ничего не отдают, кроме своего холода, — произнес Стар, впрочем, ответа он, кажется, не ждал.

Он по-прежнему смотрел на нее. И Пат снова услышала его мысленный голос:

— Пожалуйста, будь сейчас открыта к тому, что я скажу.

Ей показалось, он на что-то решился.

— Хорошо… я слушаю…

Они уже вышли из блони и вступили на лифтовую платформу торгового центра. Вместе с ними на платформу ступили трое охранников и стояли теперь к ним почти вплотную, держа связь с остальными — еще один охранник, Семен и Невидимка отправились вниз пешком, она видела их сквозь прозрачную перегородку. Пат нажала кнопку самого нижнего этажа, и платформа медленно заскользила вниз, позволяя разглядеть нужные вывески.

— Грязные реки не вливаются в чистый океан, и тот, кто посылает за Даром черных и порченых, не может нести благо. Я не передам ему знания никогда. Но я… я мог бы передать их тебе, — произнес Стар.

— Что? — растерялась она.

На секунду ей пришла в голову безумная мысль — что он там говорил, про наивысший знак любви?

— Знание можно передавать друзьям, — быстро добавил он. — Ты индиго. Может быть, ты воспримешь настоящие знания. И ты не станешь использовать Дар неразумно.

Фу ты. Пат с облегчением выдохнула — видимо, подобная глупость могла прийти в голову только ей. Вот бы он посмеялся над тетенькой.

Платформа остановилась на промежуточном этаже, впустив еще несколько человек.

— Ой, нет, — Пат невольно замотала головой, поймав удивленный взгляд одного из охранников.

— Мы так будем долго спускаться! — сказала она вслух недовольным голосом, чтобы исправить оплошность.

— Не знаю, индиго я или нет, но я самая настоящая землянка, — торопливо заговорила она мысленно. — Я даже не способна понять всего, что ты мне говоришь. Уверена, на Земле найдутся люди куда достойней. И вообще, зачем…

— Останови поток своих мыслей — они ни о чем, — прервал ее Стар. — Мне больно говорить это тебе. Но это… это не бескорыстно. Я уже говорил, что мне нужна твоя помощь. Но это не обмен, обменивать Дар нельзя, я отдам тебе его искренне!

В его «голосе» прозвучали виноватые нотки.

— Да что я могу сделать?

— Я должен уйти отсюда. Мои корни засохнут здесь еще до того, как их подрубят.

— Я знаю, но… отсюда невозможно сбежать! — она по-настоящему испугалась.

— Я смогу уйти, если ты мне поможешь.

Пат не знала, что отвечать. Она понимала, что надеяться ему здесь не на что, а от своих принципов он не откажется. К тому же нет никакой гарантии, что его не убьют потом, согласись он на их предложение — Стар прав, от этих людей ничего хорошего ожидать не приходится. Но… как она может помочь? Они ведь под присмотром. А главное — что будет с ней, если парень сбежит? Да если и не сбежит… Семен верно сказал: она слишком много знает.

Патрисия только сейчас поняла, в какую переделку попала. Платформа, наконец-то, спустилась вниз, они ступили на движущийся пол и медленно поехали вдоль рекламных щитов. Как только гость, выбрав магазин, сходил с ленты, он попадал в зал просмотра — здесь торговали по старинке, это называлось «ретро-фишкой». Многим надоедало сидеть дома и тыкать в коммуникатор, и люди шли сюда — трогать, выбирать и разглядывать остальных. В некоторых магазинах даже еще имелись продавцы.

Охранники не отставали, но держались чуть поодаль, чтобы выглядеть обычными покупателями.

— Ты мне поможешь? — прозвучал в ее голове настойчивый голос Стара.

«А что будет со мной, ты не подумал?» — хотелось закричать Пат. Но она спрятала эти мысли подальше и вздохнула.

— Да, — неожиданно для самой себя ответила она. — Помогу. Но только не вздумай бежать сейчас. Пусть они пока надеются, что я тебя уговорю… Нам нужно выиграть время.

— Подожди… еще несколько веток от дерева моей мысли… Я не просто отдам тебе знание. Я смогу тогда остаться с тобой на волне наших слов. Мы не сможем говорить на больших расстояниях, но мы сохраним связь. Я буду думать о тебе, а ты обращаться ко мне мысленно и искать правильные ответы. И тогда ты лучше поймешь, чем обладаешь, даже если освоишь это не сразу.

— Стар, — решительно прервала его Пат. — Останови свои ветки, а то они вырастут до небес. Я не буду принимать от тебя этот Дар. Знания ты сохранишь для той, что станет твоей женой. Мне они, если честно, вообще ни к чему. Я даже не спрашиваю, что дает тебе этот Дар, все равно не пойму, или пойму так, как понимают это все земляне. Если я тебе помогу, если смогу помочь, то сделаю это просто так. Ты сам говорил, что Дар должен быть даром, а не платой и не предметом обмена. И больше мы не станем обсуждать это, иначе… Иначе волна наших слов уйдет в песок.

— Ты хорошо говоришь на илините, — как-то смущенно произнес Стар. — Но… как ты узнала о моей невесте? Тебе сказали порченые люди? Но они не могли знать, что я испытываю огонь…

Стар горестно умолк, а Пат в недоумении повернула к нему голову и даже не нашлась, что ответить.

— Я не знаю, смогу ли увидеть ее когда-либо, — продолжал сетовать парень. — Не знаю, что с ней сталось после того, как меня поймали. И не знаю, могу ли отдать ей знание… Ведь она не ушла в горы, они с матерью остались внизу. Ее зовут Яли Нел.

Невеста? В четырнадцать лет? Может, просто подружка? Поскольку она невольно остановилась, пришлось это снова обыгрывать.

— Давай зайдем вот сюда, — сказала она вслух, — посмотри, здесь много полезного! («Ты хочешь сказать, у тебя уже есть невеста? Но… тебе ведь всего четырнадцать…»)

Парень быстро и ловко, словно делал это не в первый раз, спрыгнул с дорожки и двинулся за Патрисией в магазин. Охранники от неожиданности проехали мимо, но сошли на следующем же спуске.

— Я не понимаю, что значит «всего», — отвечал он ей мысленно. — На Илии мужчина заводит семью, пока еще молод, иначе все его костры будут гореть впустую. Зачем зажигать огонь, когда ветки уже сырые?

— Э-эээ… — Патрисия даже растерялась от такого урока половой грамоты. — Не обижайся, но у нас на планете этот возраст считается еще… как тебе сказать… непригодным к браку. У нас нельзя жениться раньше двадцати одного года.

Тема была не из приятных — воспоминания заставили помрачнеть и ее тоже.

— Мой отец выбрал мою мать, когда был на год моложе меня, — сообщил Стар, — и Силы соединили их через год. Его имя Кеунвен.

— Сколько же ему лет сейчас?

— Ему еще девять лет до возраста воды, но он уже сейчас разжигает костер мудрости.

— Возраст воды — это сколько же?

— Тридцать восемь светил.

Это была краткая форма обозначения года на Илии, Патрисия уточняла, изучая язык. И с земным измерением это почти совпадало. Ну ничего же себе: если мерить их мерками, она пустила к себе в квартиру взрослого мужчину! Этого Семена надо убить, наверняка он все знал. Хотя… если его отцу двадцать девять, то и она в свои двадцать семь ему как мать.

Патрисия вдруг сообразила:

— Поэтому тебя и поймали, да? Ты не смог бы дружить с этой девушкой, если сидел бы дома…

— Да…

— Она ведь твоя ровесница?

— Она старше меня всего на сезон цветения.

— Когда ее мать сделала выбор, оставшись внизу, Яли была, как и ты, ребенком. А кстати, сколько тогда тебе было?

— Восемь.

— Твоя мать сделала выбор за тебя, а ее мать — за нее. Значит, девочка ни в чем не виновата. Она никого не предала, верно? Я думаю, ты мог бы отдать ей Дар.

— Я тоже так полагаю, Патрисия. Ее цвет ничем не испорчен… еще не испорчен. Но мне надо забрать ее с собой в горы. Как я смогу пить из чистого родника, зная, что она насыщается грязной водой?

Патрисия едва сдержалась, чтобы за голову не схватиться, и только усилием воли продолжала кивать продавцу, приглашающему примерить шляпу-шампунь. Судя по внешнему виду Стара, его заинтересовали в магазине только женские рейтузы-эпиляторы. Впрочем, продавец уже переключился на других посетителей — в его магазинчике сегодня был редкий аншлаг. Трое охранников рассеялись по залу, присматриваясь к женскому белью, еще один прогуливался снаружи, а Семен с Невидимкой любовались косметической люстрой.

— Стар! Как это можно осуществить? Даже если тебе удастся покинуть Землю, в лучшем случае ты сможешь прятаться на другой планете. Но оказаться вновь на Илии! Да еще забрать невесту… а потом попасть в горы! Все космопорты на Илии подконтрольны землянам.

— Теперь река твоих мыслей снова течет в нужном русле. Я знаю, Патрисия, что ты хочешь помочь мне бескорыстно, ведь ты индиго. Но ты ничего не сможешь без помощи Сил. Теперь мне открылось новое знание: Силы сами отвели меня от того, чтобы отдать свой Дар Яли Нел.

— Ты хочешь лишить ее Дара навсегда?

— Это будет ее выбор. Я должен спасти ее от жизни среди красных людей, увести в горы. Но там… там она сможет предпочесть другого, того, кто сможет поделиться с ней Даром. Дважды я этого сделать не смогу.

— Почему? Ты же его не лишишься. Разве твои силы и знания не умножатся вдвое?

— Ты полагаешь, Патрисия, что знание может измеряться количеством? — удивленно спросил Стар. — Но для него нет измерения. Преумножится совсем другое. Я не знаю, как это объяснить тому, кто им не обладает.

— Просто ответь, почему нельзя делиться им снова и снова?

— Но чем будет Дар, если не станет единственным для обоих — дарующего и принимающего, если не свяжет в себе навсегда двух разумных? Это все равно как если бы ты отдала себя в жены дважды, сначала одному, а потом другому мужчине.

— Ты хочешь сказать, что вы можете заключать союз только единожды? — поразилась Пат.

Теперь уже Стар казался изумленным — он даже отвел взгляд от рейтуз, и Патрисии пришлось сделать круг по магазину, чтобы охранники не поняли, что они общаются.

— Как можно создать семью дважды? — «воскликнул» он. — Как можно стать одним целым с разными женщинами? Это же река без истока и русла. Из раздавленного кокона уже никогда не выйдет заур! Вот так же и с Даром. Отдаешь ли ты его другу, знакомому, чужому человеку — он станет Даром только однажды. Второй раз будет украден у первого, и значит, перестанет быть Даром. На свете много других радостей, которыми можно делиться сколько угодно раз. Учитель может разделить любовь на всех учеников, мать — на нескольких детей, друг — на многих друзей. Но Дар, как любовь и верность супругов, — всегда остается лишь между двумя, и никак не делится! Неужели можно думать иначе?

— Угу, — саркастически произнесла пораженная Пат. — Скажи это землянам — про брак и один раз…

— Они и этого не понимают? — изумился Стар. — И ты не понимаешь?

— Возможно, кое-кто бы и понял… — буркнула она, не отвечая на его вопрос прямо. — И потом, у нас есть законы… обязанности перед государством. У нас тоже нельзя вступать в отношения просто так, без уведомления Контроллера, иначе мы бы не победили вирусов и сиротства. Мы должны фиксировать все изменения в своей жизни, если мы с кем-то сходимся, по определенным градациям, и…

— Тебе сейчас больно? Прости, у нас не принято спрашивать, но ты не скрыла своих эмоций, и твой синий цвет потемнел, почему?

— Если у вас не принято… зачем же ты спрашиваешь? — нахмурилась она.

— Не сердись. Давай вернем воды наших мыслей в прежнее русло. Я предложил тебе принять от меня Дар.

— Стар, — покачала головой Пат. — Я ничего не возьму. Лучше подумаем, как я смогу помочь тебе иначе.

— Не руби мое дерево на корню, — он подошел к ней и уставился на нее своими черными, бездонными глазами, забыв про то, что за ними следят. — Иначе нельзя. Я…

— Ты… у вас на планете есть магазины? — быстро произнесла она вслух, судорожно сочиняя тему для разговора.

Стар, кажется, опомнился.

— Если ты спрашиваешь, есть ли у нас каменное здание, набитое ненужными предметами, то такого у нас нет, — скучным, однотонным голосом ответил он.

— Ну, где-то же вы покупаете одежду или продукты?

— Да, у мастеров. Этот человек, — Стар указал на продавца, который, потеряв надежду, уже отошел от «покупателей» и с помощью панели управления менял местами товар на полках, — создал все это сам?

— Нет, он продает то, что создали другие. («Сделай, наконец, вид, что тебе здесь что-нибудь интересно! Поговорим позже»).

«Река не может отразить то, что не показывает небо», — продолжил он мысленный разговор.

«Знаешь что, — рассердилась Пат, — или твоя река будет отражать то, что я говорю, или ищи себе другую… неразумную, которая станет тебе помогать».

Она не знала как перевести на илинит слово «дура».

«Хорошо», — внезапно улыбнулся Стар, и лицо его снова ожило подвижностью.

— Я хочу вот это! — сказал он вслух и к радости продавца ткнул пальцем в первую попавшуюся вещь.

— Отлично! — ответила Пат, глядя на старческое пальто-самогрев. — Мы это берем.

***

Пальто она отдала в тот же вечер.

Стар действительно уснул — очень крепко. Патрисия устроила ему постель в гостиной. Против белья он не возражал, она только немного опасалась, не принято ли у илян спать нагишом, поэтому заранее предупредила, что утром, когда она постучится к нему, он должен будет одеться. Запасную одежду, приготовленную Семеном, она положила рядом. Ответа она не получила — ни мысленно, ни вслух, но ей показалось, он даже не понял, о чем она.

Перед тем, как выйти из комнаты, она решила проявить дружеское участие и легонько дотронулась до его руки, желая спокойной ночи. И тотчас пожалела об этом: рука у него дернулась так, словно ее коснулись раскаленным утюгом, а взгляд стал изумленно-испуганным. «Наверное, телесный контакт для них недопустим», — с запоздалым сожалением подумала Пат. Она ждала, что парень выразит недовольство, но тот промолчал, только уставился на нее очень странно. Пат поскорее сбежала, испугавшись, что могла что-то разрушить в их — как она уже полагала — дружбе. Но откуда ей вообще знать, что у них принято, а что нет?

Она спустилась на наблюдательный пункт, но Семена не застала, так что ей пришлось объясняться с Невидимкой, неприятно удивив его своим намерением подняться к соседу сверху. По реакции этого типа Пат заключила, что камеры установлены только в ее квартире.

— Чего вы боитесь? — пожала плечами она. — Это одинокий старик, я навещаю его дважды в неделю. Ему не нужны сверхспособности, уж поверьте. А если я не приду, он поднимет шум.

— Помните, болтать не в ваших интересах, — сдался, но предупредил Невидимка.

Она усмехнулась.

— Он ничего не слышит и едва понимает, какое сейчас время года.

Вообще-то она лукавила. Леонид, или Леон, как он себя называл, действительно глубокий старик, передвигался в инвалидной коляске, и даже современная медицина уже не могла помочь ему встать. Но дух его оставался бодрым, а разум ясным. В прошлом, о котором он так любил ей рассказывать, Леон слыл авантюристом. Активный путешественник, он участвовал в нескольких космических экспедициях и едва не женился на инопланетной принцессе. Романтичная история их любви и насильственного разлучения (отношения с планетой были прерваны) даже стала основой для популярной мелодрамы, снятой еще до рождения Пат.

Конечно, все у него в квартире было приспособлено для его удобства, и он мог сам себя обслуживать, но общения ему не хватало. При виде соседки старый ловелас всякий раз озорно подмигивал и норовил поцеловать ей ручку. Сегодня, однако, Леон выглядел скучным.

— И что это у нас с настроением? — спросила Патрисия. — А я к вам с подарком.

Она положила пальто на диван и огляделась: шторы задернуты, в комнате — затхлая духота, сенсорвизор молчит. Она быстро отладила температурный режим и установила на стены любимые декорации старика. Теперь казалось, что они смотрят в окно звездолета и видят нескончаемые космические пространства.

— Пенсия, — коротко буркнул Леон.

Ах да, она и забыла, как он ненавидит день, когда надо получать пенсию и заказывать продукты на месяц. Ненавидит сам процесс общения с любым государственным учреждением и с «этой долбаной панелькой». В эти дни Патрисия особенно была ему нужна. Вот и сейчас она извлекла из-под его кресла засунутый туда коммуникатор устаревшей модели. Поднесла его к старику на расстояние вытянутой руки и несколько секунд подождала. Однако экран не отозвался.

— Не поняла?..

— Там! — небрежно махнул рукой Леон в сторону подоконника.

— Что — там?

— Чип. Там. Он мне надоел, и я его снял, — проворчал сосед.

Ах, да. Старик уже много лет противился уговорам агента госслужбы и отказывался от мини-операции по вживлению чипа. Уже более чем полвека это проделывали с каждым новорожденным, но тем, кто старше семидесяти, разрешали пользоваться допотопной съемной моделью — их чип напоминал клипсу. А без чипа уже не заплатить за проезд в транспорте, не совершить покупку, не отправить виртуальные деньги. Хотя Леону чип-то почти и не нужен — только получить пенсию да заказать раз в месяц еду по личной программе питания.

— Мы так окольцовывали льва в саванне, — завел Леон свою привычную песню. — Ходить, не снимая! Что я им — собачка, что ли? А раньше у людей, говорят, были даже не коды, как при отце, а бумажные паспорта. Хочешь, убери, хочешь, сожги. И деньги. Ты хоть знаешь, что такое деньги? Нет, не отвечай, ты не знаешь, это вовсе не пустота в воздухе, как у вас. Это или красивая бумага, или монеты, такие кругленькие, приятные на ощупь. Потом все перевели на пластик, а потом и вовсе — фьють, и нечего в руках подержать! Подожди… я покажу! Мне прадед оставил такую монетку… вон там, в шкатулке — только обязательно положи потом на место!

Он показывал ей эту монетку всякий раз, как она приходила.

— Потом посмотрю, Леон, — вздохнула Патрисия. — Сначала сделаем дело.

Она с трудом откопала на подоконнике среди всяческого хлама крохотный чип и поднесла его к экрану. Леон не проявил к ее действиям никакого интереса. Пока Патрисия выводила на чип его ежемесячное пособие и подтверждала заказ на приготовление и доставку готовой еды с точностью до дня и минуты, старик скучающе изучал потолок.

Внезапно Патрисии пришла в голову мысль.

— Послушайте, а что будет, если вы его потеряете? — она помахала чипом перед его глазами. — Ну вот, к примеру, пойдем мы гулять в парк, и…

— Придут и проткнут ухо, — злобно буркнул Леон.

— Но разве они не отследят, где он остался?

— Охота им искать… просто отключат старый и подключат новый. Дырка в ухе, это кто же придумал…

Патрисия продолжала соображать.

— А что если… что если вы потеряете, но не сразу об этом сообщите? Смотрите, на этот месяц у вас уже есть все, что надо. Да и я тут под боком, я все вам куплю, если что. А потом, когда… позже… тогда можно будет заявить о пропаже. Я знаю, Леон, что тогда вам проткнут ухо… но если я очень вас попрошу? Понимаете, вы можете спасти одного парня, его тут решили угробить. Он… он с другой планеты. Я не могу рассказать, но… И мне нужны будут деньги. То есть я все вам отдам, но сейчас мне нужны средства на вашем счету, чтобы…

Скучающее лицо старика тут же преобразилось. В почти бесцветных глазах появилось озорное выражение, он с интересом ее разглядывал.

— Ты что-то задумала? — живо спросил Леон.

— Да. Только тихо… Вы могли бы мне очень помочь. Скажем так… в память о той принцессе, которую у вас отняли…

По виду Леона она уже поняла, что сама идея нарушить хоть что-то в заведенном порядке, совершить нечто назло «этим», как называл он Контроллер, вдохновляет старика и без всякой памяти о принцессе.

Так что когда Пат спускалась к себе вниз, в руке она сжимала крохотный чип.

Стар еще спал. Помня, что она снова под камерами, Патрисия подошла к зеркалу и раскрыла косметичку, чтобы припудрить нос. Маленькая клипса незаметно скользнула в одно из отделений. Патрисия поправила несуществующий макияж, захлопнула косметичку и небрежно бросила ее на полку.

***

Главное препятствие, как ни странно, заключалось в самом Старе. Обсуждение вариантов побега зашло, прямо сказать, в тупик. Патрисия уже начинала злиться — они искали не просто удачный вариант, а морально приемлемый для него вариант.

Засада заключалась в том, что его способности нельзя было использовать для насилия. Невидимка об этом и говорил, когда утверждал, что иляне не нападают первыми, а могут только защищаться. Но ведь нападать на Стара никто не собирался. В частности, оказалось, что…

— Гипнотизировать нельзя. Ударить нельзя. Погрузить в сон нельзя.

— А если, к примеру, у охранника схватит живот?

— Нет, нельзя. Силу нельзя применять во зло.

— Почему — она иссякает?

— Она перестает быть собой.

— Но это же совсем-совсем маленькое зло.

— Черное не станет белым от того, что это точка, а не море.

— Так вот почему вы проиграли войну! — сердилась Патрисия, при этом, однако, изображая, что спит — разговор происходил ночью, а они со Старом находились в разных комнатах. Они все лучше и лучше слышали друг друга, и расстояние, на котором они могли беседовать, с каждым разом увеличивалось.

— Мы ее не проиграли. Мы закончили ее по своей воле, перестав защищаться.

— Как, вы и защищаться даже перестали? Но почему?

— Я могу знать только то, что поведала мне мама. Но ее слова вливаются в реку моей мысли и остаются в ней. На этой войне мы — я говорю о моем отце и других, я еще был слишком мал — не позволяли забирать наши жизни, если могли. Защищаться мы право имели, и могли убивать красных людей в момент их нападения. Но нас было очень мало по сравнению с ними, а они все прибывали и прибывали. Иляне начали погибать в неравных боях, не успевая защищаться. У наших раненых отбирали силы, оставляя умирать. Вскоре мы встали перед выбором: или уничтожить землян полностью, за один раз — мы это сумели бы, либо позволить красным людям захватить нас.

— Значит, надо было уничтожить! — жестко сказала Пат.

— Но тогда мы нарушили бы закон, ведь на нас не нападали все вместе единомоментно, а среди землян могли оказаться не только военные. И тогда Силы покинули бы нас.

Патрисия вдруг вспомнила Артура и промолчала.

— И тогда мы ушли, — продолжал Стар. — То есть ушли отец и другие, и многие женщины и дети.

— По своей воле оставить свой дом… отдать всю планету, и кому?.. — сетовала Пат.

— Да. Но мы сохранили свой Дар. Если бы мы использовали его для насилия, он превратился бы в гамес.

Патрисия на какое-то время умолкла, так что парень даже спросил, не заснула ли она. Философские споры со Старом сильно выматывали. Скорее бы уж он сбежал!

Она никогда не задумывалась о подобных вещах. Вот и сейчас, хоть и раздражалась, но хорошо понимала: то, как мыслят иляне — это не наивность, а, наоборот, мудрость, что ли… Так взрослый обращается с младенцем, который царапается и кусается. Малыша надо остановить, но нельзя сделать ему по-настоящему больно.

А с другой стороны, если это тупое чужое дитя выталкивает к примеру, из селиплана? Тогда что? А тогда — получается настоящее самопожертвование, но ради кого? Не ради ребенка ведь на самом-то деле, а ради врага, который ведет себя не по-взрослому.

— Но вы… те, кто в горах… если вы там не выживете… если земляне найдут способ до вас добраться — а они найдут! — никого из вас больше не останется.

— Патрисия, но мы же еще не погибли, а только ушли в горы. Мы растим ствол из корня, а не корень из веток. Это будущее, о котором ты говоришь, еще не наступило, и, возможно, никогда не наступит. Как же оно может влиять на наши решения?

— А если оно наступит?

— Тогда илле примут решение, стоит ли сохранять себе жизнь такой ценой.

— Но… разве жизнь — это не благо, которое надо защищать любой ценой?

— Жизнь, несомненно, благо. Но не абсолютное. Любая вещь берется и сравнивается с другой, только тогда будет видна ее истинная ценность. Жизнь это благо, но есть благо важнее и ценнее. Если жизнь сравнивается с ним — то ею приходится пожертвовать.

— И что, так рассуждают все? Или это только твои мысли?

— Мое дерево росло отдельно от других деревьев, и я не знаю, куда тянутся их ветви. Это ветви моего ствола, но я думаю, мой отец ответил бы так же. За остальных я говорить не берусь.

— Но подумай сам: ведь вы хранители своей силы и этих вот знаний, а они уйдут вместе с вами, это благо пропадет навсегда.

— Ничего не умирает, Патрисия. Есть простые законы, которые ты, наверное, знаешь. Любая энергия превращается во что-то. Чем выше и лучше были наши силы и знания, тем выше и лучше будет то, во что они преобразуются. Но, конечно, — грустно добавил он, — если бы можно было плыть по реке жизни, не изменяя Силам, это было бы настоящим благом. Однако мы его лишены. И все же я надеюсь, что воды вынесут нас к новому благу, иначе зачем бы они текли…

— Все, хватит! — взмолилась Патрисия. — Оставь свои воды… реки и ветки! Дай мне подумать.

Надо просто найти практический выход, повторяла она себе. Некоторое время оба молчали.

— Если ты поможешь мне бежать, — неожиданно услышала она у себя в голове, — они тебе отомстят?

«Дошло, наконец-то!» — хотела съязвить она, но не стала. За ее жизнь уже и сейчас не дать и монетки — той самой, которую показывал Леон.

Хотя — не совсем так. Если бы Стар согласился отдать Дар — то да, лишние свидетели будут не нужны, дело-то уникальное. А вот если парень откажется, его просто убьют и забудут. И тогда… тогда у нее появляются шансы. И Семен за нее похлопочет, все-таки не чужая, он у них там не последний человек… да и тайна уже потеряет смысл, подумаешь, кто-то получит всего лишь гамес, таких на Илии пруд пруди. В какую-то долю секунды у нее мелькнула мысль, что можно еще передумать, ведь она действительно не знает, как помочь ему сбежать.

Пат скривилась, словно дотронулась до чего-то мерзкого.

Мать как-то недовольно сказала о ней: «Рассудок у Патрисии есть, беда в том, что она слушается не его, а только своих желаний». Пат усмехнулась — вот и продолжим в том же духе.

— Они не догадаются, — как можно увереннее сказала она. — Никто не поймет, что я в этом замешана.

— Поэтому твой зеленый так пожелтел сейчас, а синий стал белым? — тихо спросил Стар.

— Прекрати следить за моими цветами! — рявкнула Пат. — Когда хочу, тогда и желтею! Вот, смотри лучше, что я придумала…

***

Действовать надо было быстро. Заговорщики начинали беспокоиться: никаких результатов Пат им не демонстрировала. Внешне ее общение с парнем происходило так: они завтракали, беседовали о разных земных понятиях — вроде как она его обучала, потом она начинала «уговаривать» его отдать Дар, он обещал подумать, а потом якобы спал по полдня — так было проще разговаривать мысленно. Правда, этому у нее находилось объяснение: светлая часть суток на Илии гораздо короче, и у Стара сбился режим дня.

У парня оказалась феноменальная память и потрясающее пространственное мышление. Уже после первого их визита в торговый центр он смог восстановить мысленно все, что осталось за пределами его зрения, в точности описал Патрисии все входы и выходы. А через неделю они уже знали, что мужской туалет на самом верхнем этаже окнами выходит на площадку для селипланов. Стар на глаз определил материал, из которого сделано окно и заявил, что сможет легко открыть или пробить его. Но одного его в туалет не отпустят, кто-нибудь с ним да пойдет.

Планы они строили долго, разговаривали много, а про сам побег теперь и вспомнить-то было нечего. Тем более что Патрисия в нем практически и не участвовала.

В очередной визит в торговый центр — Стару удалось, наконец, изобразить свой интерес к покупкам земных предметов, — он попросился в туалет, и с ним отправился сам Невидимка. В то время как Патрисия отвлекала остальных, рассказывая Семену, как устала от этого бестолкового парня, в туалете, судя по всему, все пошло по намеченному (рассказ Невидимки потом это подтвердил).

Стар обратился к нему и тихо сказал, что уходит. Потом повернулся и, не притрагиваясь, одной силой мысли выдавил стекло. Позвать на помощь Невидимка не успевал и сразу кинулся на мальчишку, выхватив оружие, но Стар оказался быстрее — он защищался. В тот же момент Невидимка осел на пол и просто заснул.

Выйдя через окно, Стар не побежал к парковкам, как подумали, опомнившись, его охранники. Они разделились: одни бросились прочесывать крышу, другие взлетели в попытке найти и догнать угнанный, возможно, селиплан. Стар к тому времени уже спустился на лифте вниз, а оттуда — в городскую подземку. Клипса с самого начала была у него в кармане. Система, разумеется, отреагировала так, словно в подземку зашел Леон.

В точности выполняя указания Патрисии, Стар, отлично представляя карту города, доехал до старого вокзала и сел в обычный робот-автобус. До этого момента ему удалось несколько раз связаться с Патрисией, но где-то посередине его поездки, как они и предполагали, их связь прервалась. Но Пат очень надеялась, что и дальше все прошло гладко.

Парню предстояло пересесть на поезд-виджетор, а потом — денег на карте Леона хватило бы на сотню таких путешествий, — в обычный пассажирский самолет. Затем перелететь через океан, а там перебраться на любой общественный селиплан, следующий до местного космопорта.

Страну назначения Патрисия выбрала из трех соображений. Во-первых, она недавно летала по этому маршруту, и могла описать его в подробностях. Она хотела даже преподать Стару основу местного языка, но не успела. Впрочем, парень заверил ее, что с языком он разберется сам — Патрисия поняла, что это как-то связано с его способностями, и решила не удивляться.

Во-вторых, страна эта оставалась одной из нескольких «темных зон», не спешащих подключаться к Всемирному Контроллеру, а значит, после пересечения ее границы чип из всемогущего средства обнаружения превращался в простое удостоверение личности и обычный кошелек. Космопорт там тоже функционировал обособленно от всеобщей системы безопасности, до сих пор осуществляя собственные вылеты. Проверить несоответствие данных пассажира, к примеру, указанному в чипе возрасту, мог только «живой» сотрудник полиции, и то, если человек чем-то вызвал его подозрения. Патрисия как раз недавно читала про эти несостыковки — как это мешает мировому порядку.

Ну и главное, Стар со своей азиатской внешностью мог легко там раствориться. Патрисия долго внушала ему, что любая попытка его задержать должна быть воспринята им как нападение, и взяла с него слово, что он сразу воспользуется гипнозом. И только потом вспомнила, что забыла спросить парня, как же его вообще смогли поймать на Илии, если он мог защищаться? Видимо, это останется для нее тайной.

Самые большие опасения Пат были связаны с пересечением границы в сторону страны «темной зоны». Пересечение это фиксировалось аркой-датчиком при посадке в самолет одновременно с проверкой билета, вся информация о пассажире передавалась на коммуникатор таможни, и с этого момента все зависело от того, выявит ли программа расхождение между фото Леона и внешностью Стара. Патрисия в своих путешествиях прошла столько арок, что в точности указала парню, в какой момент он должен «чихнуть», наклониться и прикрыть лицо руками. В этом случае программа тоже могла указать на несоответствие и отправить на проверку сотрудника таможни. Но на памяти Пат такой сотрудник явился в самолет лишь единожды — старушка пересекала границу в лечебной маске, — и был многократно обруган командой и всеми опаздывающими пассажирами. После того, как чипы стали вживлять, подобные проверки стали пустой формальностью.

В любом случае, пересечь границу страны было проще, чем вылететь из центрального космопорта, так что приходилось рисковать — лучшего варианта она не придумала.

Как она и рассчитывала, заговорщики тем временем организовали поиски в центральном космопорту. К службе государственной охраны они обратиться не могли, но прочесали все, что было в их силах. Разумеется, их старания ни к чему не привели.

По расчету Патрисии к концу дня Стар уже должен был вылететь на пересадочную планету, откуда ему предстояло сложным путем добраться на Оксандру, расположенную всего в неделе полета от Илии. При разработке космического маршрута пришлось пользоваться только собственной памятью — ведь начни она работать с коммуникатором, ее тотчас бы засекли. По счастью, в ее распоряжении имелись знания Стара, который, хоть никогда и нигде не обучался, отлично знал космографию. Расспросить об источнике его информации она не успела и решила, что его научила образованная мать.

Патрисия знала, что Оксандра — огромная планета с независимым от землян правительством, транспортный узел для многих космопутей, этакая большая гостиница — среди разнообразия ее жителей и постояльцев легко затеряться. Помнится, Пат еще раньше удивлялась, что землян заинтересовала не Оксандра, а ее крохотная соседка Илия.

Договора о транспортном сотрудничестве с Оксандрой было явно недостаточно, чтобы земные парни потребовали кого-нибудь там разыскать. Не говоря уже о том, что заговорщики не являлись официальными представителями Земли.

Ну а дальше… Патрисия уговорила парня оставаться на Оксандре в надежде, что ей удастся осуществить нереальную миссию по переправке туда его матери и невесты. А если не удастся, то она прилетит на Оксандру и сообщит ему об этом. Если, конечно, побег Стара завершится благополучно, и он будет там.

Узнает она об этом, видимо, уже только на Оксандре (интересно, как?). Но если он останется жив, несколько условных знаков и договоренностей плюс установленная между ними связь помогут его отыскать.

Обещание абсолютно сумасшедшее, при том, что Патрисия даже не могла гарантировать, что будет к тому моменту жива.

***

Про чип и Леона заговорщики, правда, не догадались. А если бы и прознали о самозванце, то, не имея доступа к Контроллеру, все равно не смогли, да и не успели бы его отследить. Они не нашли что предъявить Патрисии после побега Стара, но она прожила несколько месяцев в страхе, вздрагивая по ночам. Однако никто не явился — вся команда заговорщиков словно испарилась.

Семен нарисовался единственный раз, через неделю, предупредил, что болтать не в ее интересах, и тоже исчез. Ей показалось, что у него серьезные неприятности, и заговорщики сами залегли на дно. Возможно, об их нелегальной деятельности узнали в ВКО, но скорее всего они прятались от собственного заказчика. О ней этот заказчик мог и не знать, тешила себя надеждой Пат.

А Леону так и не пришлось протыкать ухо. Он умер через три недели после побега Стара. Врач, констатировав смерть, отправил сигнал в Контроллер на отключение чипа — чтобы никто не смог получать пенсию старика. Все свои сбережения сосед, к удивлению Пат, завещал ей. К отчету о расходах Леона у нее доступа не было, но, судя по сумме, пополнившей ее счет, Стар по крайней мере купил билет до пересадочной планеты и поменял деньги для дальнейшего путешествия. После отлета с Земли чип ему становился не нужен.

На похороны Леона Патрисия пришла одна — других друзей у него не осталось. Прежде, чем капсула навсегда забрала его тело, она успела вложить ему в руку его любимую металлическую монетку.

Глава 2. Ее жених, его невеста

Она не знала, как это связано, но именно после ухода Леона она сказала себе, что любой ценой выполнит данное Стару обещание.

Вот только как это проделать, она понятия не имела. Они договорились встретиться со Старом «через два светила», а прошло уже чуть больше года. Стар до последнего момента уговаривал ее принять от него Дар. Возможно, ей все-таки следовало согласиться? С другой стороны, только этого ей не хватало — непонятных возможностей и еще более непонятной ответственности.

Между прочим, совсем бескорыстной Пат не была — второй причиной, звавшей ее на Илию, все еще оставался Артур. В своих мечтах Патрисия уже представляла их встречу и объяснения спустя столько лет. Ей говорили, что у него до сих пор никого нет — это не могло быть случайностью. Они скажут друг другу, как оба жалеют о том, что расстались так опрометчиво. Она постарается не быть такой категоричной и требовательной. А он… он признает, что благодаря их разлуке понял, как она ему дорога, скажет, что они просто не поняли тогда друг друга. Артур такой самолюбивый… конечно же, только гордость и мешала ему сказать это раньше, и, когда она приедет сама…

И, наверное, он ей поможет перевезти на Оксандру семью Стара, ведь он знает все порядки на Илии.

Но главной причиной, по которой она вдруг заторопилась, стал страх. Только она решила, что заговорщики оставили ее в покое, как в один из вечеров, возвращаясь с работы, почувствовала сильную тревогу совсем другого рода. Ничего не происходило: никаких подозрительных личностей, преследующих селипланов, запросов в коммуникаторе…

Но у Патрисии возникло ощущение, что за ней следят.

***

Оставаться казалось опасным, а лететь прямиком на Илию — еще опаснее. Патрисия считала, что все продумала: отправила на счет матери приличную сумму на случай своего невозвращения, дождалась школьных каникул и взяла для начала билет на популярную планету-курорт. Провела там с неделю, проживая в подводной гостинице и наблюдая за странными крылатыми морскими животными, постоянно подплывающими к ее окнам. Купалась в горячих лимонных водах и ездила на экскурсии в подземную часть планеты. Здесь ощущение слежки немного ослабло, и она приписала свою тревожность нервам и самовнушению.

По плану у нее было прервать отдых и взять непрямые билеты на Илию через две сопредельные планеты, но тут она столкнулась с непреодолимым препятствием. Оказалось, что Илия для обычных полетов закрыта — ни один из операторов не продавал на нее билеты, и улететь можно было только с Земли. Захватчики закрыли планету для всех остальных, и илянский космодром не принимал ни ксандр, ни, к примеру, тезурийцев. Война, оказывается, до сих пор не окончена, а возможные боевые действия могут представлять опасность для туристов.

И тут на нее нахлынули сомнения, подтачивающие решимость. Обещания, пустые слова — какая-то глупость. Она помогла Стару спастись, и большего она для него сделать не может, больше ничего не должна. Попасть на Илию, не привлекая внимания, невозможно. Найти родных Стара и незаметно привезти их к нему — тем более.

Лучше просто полететь на Оксандру, найти там Стара и объяснить ему, что… Нет, нет, самое верное — это вообще находиться как можно дальше от Илии. Надо выбрать планету в другой части Вселенной. Выучить язык для нее не проблема, работа для переводчиков есть всегда. Надо только вернуться домой, быстрее собраться, и… сделать все наоборот.

Почему она так поступила, Пат не знала. Страх не умолк, но ушел на второй план, и она действовала четко и сосредоточенно. Отправилась в университет, заявила, что теоретическое исследование илинита закончено, и получила стандартное направление на планету изучаемого языка. Для покупки билета этого оказалось достаточно — на Илию не пускали туристов, но постоянно отправляли ученых.

Если за ней следили, лучшего способа расписаться в своих намерениях не было, но иных вариантов попасть на планету она не нашла.

На космолете Патрисия уединилась, заказывая еду в каюту и стараясь пореже выходить. Долгий и скучный полет позволил ей прочитать, посмотреть и прослушать все, что когда-либо писалось о планете назначения — чистота языкового эксперимента ее больше не волновала. Она изучила много научной литературы, но ее внимание привлекла статья, опубликованная в захудалом, полном дешевой рекламы, издании. Патрисию поразило, с какой любовью автор рассказывал о планете, упрямо противореча официальной пропаганде.

«Илия… — писал независимый журналист под псевдонимом «Джо из О». — Эта чудесная планета отличается от Земли как букет изысканных садовых цветов от сенсорвизора. Счастливым стечением обстоятельств или даже подарком судьбы для планеты можно считать, что ее население не пошло на поводу у своих амбиций и направило свои знания и достигнутую мощь не на разрушение, а на сохранение максимальной связи с природой. Иляне могли создать любые виды оружия сокрушительной силы — такого, перед которым современные военные достижения землян казались бы детскими играми. Но они успели вовремя остановиться и прийти в себя от закруживших голову амбициозных планов и расстилающихся заманчивых перспектив порабощений иных миров.

Иляне не стали ни разрушителями, ни захватчиками, они предпочли созидание и созерцание, гармоничное единство с природой. Многие достигли в этом таких вершин, что смогли проникнуть в тайны общения с животными и даже растениями. Последнее позволяло выращивать все, причем в любые сроки и в нужном объеме. А потому планета напоминала великолепный глобальный парк, в котором поселения илян стали таким же естественным продолжением природы, как ветви являются продолжением ствола».

Патрисия отметила, как похожа эта формулировка на выражения илян, даже образы схожи — ветка, ствол… Видимо, автор действительно хорошо понял этот народ.

«Вода всех источников была чистейшей, соленая морская становилась пресной, стоило илянину налить ее и мысленно убрать из нее соль. Профессия охотника считалась одной из уважаемых, но ее назначение отличалось от того, что понимают под охотой земляне. Я расскажу об этом в отдельной статье, а пока упомяну лишь, что убивать животных ради забавы здесь никому не пришло бы в голову.

Важной страницей достижений илян стала медицина. Не то, чтобы удалось победить смерть — это невозможно в принципе, — однако некоторые местные целители способны одержать вверх над любой неизлечимой для нас болезнью. Это уважаемые члены общества, чьи задачи не ограничиваются лишь врачеванием, но их цели и предел возможностей остались для меня сокрыты. Однако я знаю, что с их помощью планета была защищена от новых заболеваний, привозимых с других планет».

Не эти ли способности, подумала Пат, больше всего заинтересовали землян?

«Искусство не расцвело пышным цветом, — продолжала читать она, — живопись, скульптура, танцевальное и театральное искусство если и существовали, то в минимальных пределах — иляне не развлекаются, как земляне. Музыки я не слышал ни разу, но такое слово в их языке — вот загадка! — имеется. Понятия „ночной клуб“ и „выпивка“ для них не знакомы, и тут я, признаться, не на их стороне. Но зато им нравится спорт — со временем они развили более двух тысяч различных видов спорта и игр, основанных на своих уникальных способностях. Левитацией, правда, на очень небольшие расстояния, владеют единицы, однако на их выступления, а тем более соревнования, слетались посмотреть и гости с других планет».

Патрисия пропустила несколько страниц с подробным описанием соревнований. Вообще создавалось впечатление, что автор некоторое время жил на планете, но как это возможно? Первые земляне высадились на Илию с оружием и недобрыми намерениями. Вряд ли их пригласили бы на состязания.

«В отличие от землян, взвинтивших темп жизни до неразумных скоростей, иляне вовремя поняли, что замедление несет куда больше пользы. К тому же их раскрывающиеся способности и растущая мощь знаний позволяла сокращать гигантские расстояния, и потому скоростной транспорт, как и космические полеты, и некоторые другие достижения науки, практически себя изжили, утратив свою популярность — использовались, но не развивались. Местное население давно предпочитало передвигаться пешком или верхом — практически любое животное согласно подвезти илянина. Вызвать послушное и готовое служить животное из ближайшего леса для него — минутное дело.

Однако назвать илян безоружными я бы поостерегся. У них есть оружие, но для землян оно непредставимо. Теперь оно находится у илян, ушедших в горы, и сила его огромна. Остались ли у илян межзвездные корабли или они их все уничтожили — это вопрос, на который мы не знаем ответа. Но я полагаю, что иляне никогда добровольно не покинут свою планету».

Ну что ж, все это не противоречило тому, что Патрисия узнала от Стара. А все-таки интересно, кто такой этот Джо из О — узнать бы о нем побольше. Она посмотрела на дату — статья оказалась очень старой, написанной через год после вторжения. И ни слова почему-то о другой расе, хотя Семен говорил, что их тут две. И у Стара она забыла спросить: как их высокая мораль допускает подобие рабства?

Пат поискала другие статьи автора, которые он анонсировал — про охоту и спорт. Но ничего не нашла.

***

Из космопорта, состоящего из большого ангара и нескольких взлетных полос, Патрисия, пройдя контроль, вышла растерянной. Никаких справочных станций, роботов-проводников, только несколько военных на выходе посмотрели на нее внимательно, сверяя ее карточку гостя (мечта Леона — настоящие документы!) со списком прибывших. Чипы, здесь, разумеется, не работали. На ее вопрос, как попасть в Ауиятал, один из охранников махнул в сторону вертолетной площадки.

Тут уже толпилось несколько групп приезжих — в основном военные, да несколько технических работников в спецодежде. Женщин среди них не было. Да и в космолете она не встретила ни одной пассажирки, и только несколько дам представляли сферу услуг на случай роботофобии кого-либо из путешественников.

Патрисия подошла к одной из групп, но не успела ничего спросить — неподалеку от них как раз приземлился допотопный тряский вертолет, рассчитанный человек на двадцать.

— На Айтал кто — залезай! — грубо выкрикнул пилот, приоткрыв свою дверцу, и снова ее захлопнул.

Патрисия решила, что Айтал — это и есть Ауиятал в его исполнении и поспешила за остальными. Внутри оказалось тесное пространство с обшарпанными скамейками вдоль стен. Пассажиры рассаживались, распихивая вещи под скамейки или ставя их между ног. Многие глядели на нее с изумлением. Пат нахмурилась — одета она, как все, в походно-рабочем стиле, так что их так поражает? Один из военных, не скрываясь, оглядел ее с ног до головы и был явно не прочь узнать, что она забыла на Илии. Она уселась подальше от этого типа.

Полет оправдал самые неприятные ожидания — тряская посудина воняла топливом, Пат даже забыла, что такие аппараты когда-то существовали.

— Долго нам лететь? — поинтересовалась она у соседа справа, который выглядел поприличнее других.

— Часа три, если не считать дозаправки.

Когда они взлетели, Патрисия с интересом уставилась в окно. Рассказы Стара, прочитанная статья… Пат переполнилась ожиданиями, но то, что она увидела, выглядело, мягко говоря, печально.

Насколько могла судить Пат, изучившая атлас планеты, ее обитаемая часть располагалась на небольшом отрезке суши, окруженном горами с одной стороны и океаном с другой. Население еще до войны было крайне малочисленным — по земным масштабам просто ничтожным. Летели они низко, океана отсюда она бы не увидела, зато за темными вечерними облаками на западе возвышались горы, занимая половину неба.

Большое плато, облюбованное землянами, было изранено войной, деревья вырублены под армейские нужды. Они пролетели над несколькими уцелевшими городами, которые все еще окружали синевато-сиреневые леса, но, видимо, захватчики попросту развили там иные виды деятельности. В розовое каменистое плато вгрызалась земная техника, чуть дальше виднелись глубокие раны карьеров.

Когда они пролетали над очередным поселением с жуткой, вырванной из леса проплешиной, сосед Пат — тот самый, который отвечал ей, сколько лететь, тоже глянул в замызганное оконце и обратился к парню напротив:

— Молодцы ребята — нашли сотни способов использовать местную древесину! Говорят, уже делают на этом хорошие бабки.

Патрисия с болью вглядывалась в пеньки — странное дело, они, как и живые деревья, светились синевой, в то время как порубленные стволы казались сверху абсолютно белыми.

— Это потому, что климат тут схож с земным, — поучительным тоном заметил его собеседник. — Тут много чего можно использовать — лес, ископаемые… Кабы еще не эти гады в горах…

— А чем они нам мешают, — беспечно пожал плечами первый. — Сидят себе, ну и пусть сидят. Ведь самое лучшее, что тут есть, они нам оставили, правда?

И оба многозначительно хохотнули. Патрисии показалось, что речь идет вовсе не об ископаемых. Она отвращением отвернулась и перестала прислушиваться.

Где-то через час они сели для дозаправки. Патрисия вылезла размять ноги и осмотреться, но не увидела ничего, кроме нескольких быстро-возведенных складов, роботов-копателей с одной стороны и одноэтажного административного здания с другой. И надо всем этим вдалеке по-прежнему воздвигался огромный горный массив, видимый отовсюду.

Из здания вышли несколько человек и поспешили на посадку — им тоже надо было в столицу. Пат вернулась в вертолет, опасаясь, чтобы никто не занял ее место у окна, и принялась изучать свои ногти, чтобы не глядеть на входящих.

Она подняла глаза только когда напротив нее уселся последний пассажир… да так и замерла. Ее надежды сбывались настолько быстро, что она даже не успела понять, что чувствует. Больше всего это походило на смятенье. Артур ее не видел, он рылся в дорожной сумке, потом поднял голову, бросил на нее случайный взгляд, опустил глаза и тотчас поднял обратно — зрачки у него расширились. Артур выглядел потрясенным. Она-то хотя бы знала, что он на Илии и очень даже рассчитывала его встретить, а вот он…

Патрисия уже приходила в себя. Конечно, это судьба, это она послала ей Артура прямо сейчас! Все вокруг сразу стало выглядеть по-другому, засияло новыми красками.

— Пат… — наконец, вымолвил он, опуская сумку.

Несколько секунд они рассматривали друг друга. Артур сильно изменился. Последний раз, когда она его видела, это был живой, быстроглазый юноша с черными вьющимися волосами, постоянно падающими на лицо. Теперь он стал еще красивее, но выглядел уже серьезным мужчиной, глаза у него не смотрели, как раньше, столь живо и откровенно, однако их взгляд не оставил бы равнодушной ни одну женщину. Волосы теперь он носил коротко стриженными.

Пульс у нее участился, даже руки от волнения задрожали.

— Взлетаем, — объявил пилот.

Артур, наконец, опомнился.

— Разрешите… — обратился он к ее соседу слева, — это моя знакомая… давайте поменяемся?

Пассажир нехотя пересел, и Артур упал на место рядом с Патрисией, ногой задвинув сумку под сиденье.

— Что ты здесь делаешь, Пат?

Ошарашенный, он безотчетным движением запустил руку в волосы. Восторга в его голосе Пат не услышала, скорее в нем звучала обескураженность. Как если бы затеявший шалость подросток наткнулся вдруг на учительницу.

— У меня тут кое-какие дела, — улыбнулась Патрисия, пытаясь изобразить легкость. — А ты, я смотрю, мне не рад? Можешь сделать вид, что мы не знакомы.

— Ну что ты такое говоришь, Пат! — он подбавил в голос упрек, — еще бы я не рад тебя видеть… Столько лет!..

Теперь вот он изображает радость… Что-то в нем все же не так. Возможно, он все еще зол на нее… Тогда не страшно.

— Ты с научными целями, да? Я слышал, ты изучаешь местный язык? — Артур, тем временем, совсем пришел в себя и демонстрировал интерес.

Именно демонстрировал, а не испытывал — она хорошо это видела. К их разговору с любопытством прислушивались.

— Да, угадал. Ты мне тоже расскажешь, чем занимаешься? Как твоя коммерция, что тут с геопородами?

— Да… идет потихоньку, — уклончиво ответил он.

— Ты живешь в Ауиятале?

— Ты будешь первой, кто правильно произносит это название, — усмехнулся Артур. — Да, там, конечно. Здесь я был по делам.

Молчание затянулось. Пат не могла придумать, что еще спросить, и как вести себя дальше. В мечтах она представляла эту встречу совсем по-другому. Это же он, Артур, близкий ей человек! Расставаясь, они, помнится, сильно кричали и бросали друг другу в лицо упреки. А сейчас он ведет себя так, словно между ними никогда ничего… и, конечно, прошло столько лет… Что она знает о его жизни? Ей стало холодно и неуютно.

— Подскажешь, где остановиться? — она дала понять, что не собирается навязываться. — Говорят, илянки очень гостеприимны.

Ей показалось, что взгляд его на секунду потускнел, но через секунду стал снова приветливым.

— Конечно, — бодро ответил он. — Я отвезу тебя в гостиницу, я как раз недавно съехал оттуда на квартиру.

— Вот спасибо! — обрадовалась Патрисия.

Он сам предложил проводить ее, он не собирается бросать ее здесь одну! Просто он растерялся от неожиданности, ведь она свалилась сюда к нему как снег на голову. А вокруг столько посторонних — как при них говорить? Вот придут они в гостиницу, и тогда…

***

Город, главная база землян, тот самый Ауиятал, где жили мать и невеста Стара, был осквернен. Пат ожидала увидеть кипящую, хорошо организованную стройку, но столица илян более походила на разграбленный дом. Казалось, все здесь разрыто и варварски перекопано. Тут и там без всякой системы и централизованного управления копошилась робототехника. Почву повсюду замостили сплошным серым покрытием, годным для монтажа самодвижущихся лент. Но никаких лент и в помине не было. Через каждые сто метров — площадки для грузового воздушного транспорта.

Еще сверху, из вертолета, Пат углядела на окраине уцелевшие дома местных жителей, но не поняла, из чего они сделаны — то ли из красивого камня вроде малахита, то ли из ярко окрашенного дерева. Одноэтажные домики напоминали маленьких черепашек с переливчатыми панцирями и выглядели настолько живыми, что казалось, вот-вот сдвинутся с места и начнут отползать подальше от убогих времянок землян.

Неказистые новостройки торчали теперь повсюду. Похоже, достижения земной культуры остались неизвестными строившему тут архитектору — он предпочел повсюду соорудить однотипные блочные сараи в три-четыре этажа. Ни городской разметки, ни нормального уличного плана.

Все это выглядело довольно странно. Понятно, что на первом этапе захвата на планете появляются не самые талантливые и хозяйственные организаторы, да и пейзажи после войны оставляют желать лучшего… Но прошло уже столько лет — а никто даже не озаботился малейшим благоустройством.

Патрисия боялась, что они с Артуром почувствуют себя еще более неловко, оставшись наедине. Им придется вернуться к себе настоящим, а это всегда непросто. Но она ошибалась. Все десять минут, пока они шли, а лучше сказать, пробирались, от вертолетной площадки к гостинице, Артур не сделал ни единой попытки поговорить откровенно. Он явно взял себя в руки и всю дорогу болтал о чепухе — вспоминал общих знакомых, расспрашивал о земных новостях и политике. Ей приходилось поддерживать его непринужденный тон, и настроение у нее от этого становилось все хуже, хотя надежды Пат пока не теряла.

Гостиница оказалась двухэтажным бараком с примитивной отделкой и дешевой, морально устаревшей земной мебелью. Но Патрисию, жившую в бабушкиной квартире, это не расстроило, в отличие от откровенной неприветливости хозяйки. Не оставалось сомнений, что землянку сюда пустили только ради ее спутника. Если все женщины на Илии таковы, то, не столкнись она сразу же с Артуром, пришлось бы ей ночевать на улице.

Артур, не сильный знаток языков, разговаривал с хозяйкой на тезурийском — языке-посреднике в группе планет Оксандра-Тезурия-Илия, в режиме чтения подглядывая в переводчик, чтобы лучше понять илянку. Женщина говорила на тезурийском свободно, а встреть ее Патрисия на Земле, не распознала бы в ней, как и в Старе, обитателя иной цивилизации.

Удивительные формы принимает жизнь в разных концах Вселенной, но зачем бы ей повторяться на таких далеких планетах?

Она с любопытством разглядывала хозяйку, что было не сложно, учитывая, что та почти не обращала внимания на новую постоялицу. Не очень высокая, стройная, сухопарая. Длинные прямые черные волосы никак не уложены, только перехвачены в самом низу белой лентой. Кожа потемней, чем у Стара — насыщенного коричневого цвета и ненатурально блестящая. Похоже, дама натерлась специальным составом — на Земле это было модно лет тридцать тому назад.

Да и косметикой тут, похоже, не брезговали. Большие, глубоко посаженные глаза обведены темно-серой подводкой — два огромных овала описывали их вместе с бровями. Широкое ожерелье-ошейник из чего-то прозрачного — видимо, местная фишка. В остальном ее наряд не просто напоминал земной, а именно что и был земным, то ли сшитым по образцу, то ли привезенным — но кем? Обувь тоже не оставляла сомнений — сделано на Земле. Патрисия даже дома не носила таких каблуков. Похоже, тут кто-то торгует земными шмотками.

Шелковое банкетное платьице девчачьего розового цвета подошло бы кому помоложе — ни высохшие коричневые ноги, ни глубокое декольте на впалой груди женщину не украшали. Патрисия, которая тоже не могла похвастаться аппетитными формами, так бы не нарядилась.

Оденься так кто на Земле, она только бы улыбнулась — ну нет у человека вкуса. Но илянка в подобном образе выглядела странновато. Несмотря на земное барахло и такую похожую внешность, а может, как раз благодаря этому, ощущение инаковости и чужеродности возрастало — Пат все больше чувствовала, что перед ней не человек. Но разве она до этого не видела иноземцев? Видела, и самых чудных, но никогда не испытывала такое… если не отвращение, то уж легкий озноб точно. А вот Стар такого ощущения не вызывал, наоборот, и его схожесть, и его инаковость были равно ей интересны и ни капли не отторгали. А какие у него живые глаза, богатая мимика!

И вдруг она поняла: дело как раз в этом. Удивительные метаморфозы происходили с лицом и глазами женщины. Пат вошла в гостиницу первая, и, увидев ее, хозяйка отреагировала — глаза у нее сузились, рот скривился. Но через секунду лицо снова стало неподвижным, словно застывшая маска. Ни души, ни отражения мыслей и чувств.

А еще через секунду Патрисию поджидал небольшой шок. Появился Артур, и, как только женщина повернулась к нему, маска спала с ее лица. Женщина стала радостной — по-настоящему, по-земному душевной, приветливой, да просто светилась каждой черточкой лица. Глаза заблестели совсем по-человечески, словно с них спала шторка. Да и мимика при разговоре была совсем не такой, как у Стара, а словно срисованной, скопированной с земной.

Но вот она отвела взгляд от мужчины, и лицо ее снова застыло — маска вернулась на прежнее место. Патрисии пришла в голову странная мысль: а может, наоборот, это ее настоящая мимика, а маска надевалась как раз ради Артура?

Вошла служанка, и хозяйка принялась давать ей указания на илините. Теперь Патрисии стало ясно, как выглядит другая раса, о которой говорил Семен: очень низкий рост при необычайно большой голове, рыжий ежик волос, прижатые уши, крохотные пуговички глаз, приклеенные на плоское лицо очень низко, у середины широкого носа, полное отсутствие бровей. Удивительно, но ее необычная внешность никаких негативных эмоций не вызывала. Представитель иной цивилизации — вот и все. Служанка встретилась с Пат глазами и некоторое время смотрела на нее в упор, однако, взглянув на хозяйку, быстро отвернулась.

Тем временем Артур, наговорившись, вспомнил, наконец, о Пат.

— Ну вот, — весело произнес он, потихоньку двигаясь к выходу. — Ты тут устраивайся. Да, кстати, коммуникатор свой можешь выкинуть, для такой модификации тут нет спутников, наши свезли сюда всякую техническую дрянь, но зато настроили весь этот раритет на единственную здесь вышку. Вышку, конечно, тоже построили мы. Они тут вообще обходились без связи, представляешь? Дикари, одним словом.

Пат испуганно оглянулась на хозяйку, но сообразила, что по-русски та не понимает. Хотя, как знать. Стар подозрительно легко отнесся к проблеме перевода, планируя побег.

— Коммуникаторы получше есть только у начальства, но постараюсь достать тебе аппаратик — не пугайся, он примитивный, работает только на голос и изображение.

Пат кивнула. Она не знала, что говорить. И понимала, что на этом действительно все.

— Ну, я пошел, — сказал Артур после некоторой заминки.

Сделал к ней было шаг — неужели сработала привычка, поцеловать на прощание? Но тут же остановился, быстро отвернулся и скрылся за дверью. Однако Патрисия могла поклясться, что на долю секунды в его глазах появилось кое-что новое. Это напоминало досаду или сожаление. Нет, что-то еще, посильнее…

Она тупо глядела на захлопнувшуюся дверь и вдруг вспомнила одну из подружек. Та очень любила сладкое, быстро поправлялась и села, наконец, на диету. Доктор назначил ей целый комплекс лекарств, которые она послушно пропила, но сладкое ей категорически запретили. И вот однажды ни о чем не подозревавшие гости заказали ей огромный шоколадный торт. Взгляд, которым подружка уставилась на этот кулинарный шедевр, был незабываем.

Примерно таким взглядом и посмотрел на нее сейчас Артур.

***

Ее поселили в тесной комнате с одной кроватью, тумбочкой и шкафом с не закрывающейся до конца дверцей. На полу — обертки из-под сухого пайка военных, повсюду крошки и нанесенная с улицы грязь. Пат брезгливо поморщилась, но, не успела она присесть, как объявилась та самая служанка.

— Простить мой не успело чистые, мог мой убиралось? Мой оченя быстрые.

Она говорила на ужасном илините, и, похоже, даже не рассчитывала, что землянка ее поймет.

В руках она держала небольшую коробочку — наверное, мини-пылесос, вряд ли тут были самоочищающиеся полы. Выходить и снова встречаться с хозяйкой Пат не хотелось, поэтому она с готовностью задрала ноги, давая понять, что можно почистить при ней.

Служанка намек поняла, наклонилась, открыла коробочку и выпустила ее содержимое на пол. В ту же секунду Патрисия оказалась в самом дальнем углу кровати — причем с ногами. Потому что по полу, медленно разворачивая кольца, поползла толстая и длинная синяя змея.

Служанку реакция постоялицы не удивила.

— Почем всея землян бойяло травинк-самоед? — буркнула она самой себе под нос, видать, по привычке продолжая говорить на илините.

— Травинку?

Змея двигалась очень медленно, потихоньку засасывая все, что попадалось на пути. Пат, слегка успокоившись, вгляделась повнимательнее и увидела, что у «змеи» нет морды, и вообще она представляет собой гибкую трубку-шланг, очевидно, полую. Когда на пути у нее оказывался мелкий, подходящий по размеру предмет, шланг расширялся и засасывал его в себя, на некоторое время тело «змеи» раздувалось, а потом предмет словно растворялся у нее внутри.

— За счет чего она движется? — поинтересовалась Пат, увидела, что служанка не поняла вопроса и добавила:

— Почему она живая? Она здесь растет, на Илии? Где ее корни?

— Ты говоряло илини? Это странн. Землян не говоряло илине, илине говоряло как понятн землян, тезура-язык. Мой не знать тезуро.

— Так что это такое? — сейчас Пат не слишком интересовали лингвистические способности местных жителей.

— Эт Илия травинк. Он корени нет. Он кушало энергий. Любой. Фатаз-энергий, — служанка бросила взгляд в окно на дневное светило, — дерев-энергий, живой-энергий. Твой, мой энергий. Фи-фью.

Последний звук напоминал смешок и, видимо, не имел смыслового содержания.

— Чужой энергией питается?

— Он нужна совсем капельк. Ты не чувствуй, я не чувствуй, дерев не чувствуй. Он кушай вся тольк неживая мусору. Весь Илия убира свои дом.

Примерно как их робот-уборщик, подумала Пат. Она с интересом, однако не опуская ног на пол, наблюдала, как травинка-пылесос вычистила все углы. Служанка сложила ее и ушла.

Оставшись, наконец, в одиночестве, Пат, разумеется, принялась думать про Артура. Дурочкой она не была, пришлось признавать очевидное: Артуру она не нужна. Это она продолжала помнить о нем и думать, а он, похоже, давно забыл.

Она прислушивалась к собственным чувствам, пытаясь понять, что же она испытывает теперь. Досаду, разочарование? Да, и сильнейшие. Боль? Наверное, но… Не такую, какую испытала бы еще вчера, скажи ей кто-нибудь, что Артур не захочет к ней возвращаться. Возможно, тот парень, которого она помнила и любила, уже отличался от реального, встреченного сегодня Артура. Хотя, кто знает, побудь они хоть немного вместе, может, все снова вернулось бы… А может, и нет… Что-то безвозвратно исчезло из него, и появилось что-то новое. Что-то до пошлости неискреннее. Даже когда он говорил раньше обидные вещи, все его слова шли из сердца, а теперь…

«Это не любовь!» — бросила она тогда ему в лицо. Артур оскорбился и ушел, пылая гневом. А значит, любил, решила она и долго мучилась совестью. А может, и правда, это была не любовь… «Ну конечно! — кричала она, оскорбленная его предложением. — Чудесно! Поживем, получше узнаем друг друга… Что ты хочешь еще узнать обо мне? Да ничего ты не хочешь. Значит, ты допускаешь возможность сменять меня на других… пока не встретишь то самое, настоящее, в котором будешь уверен, да? А то, что сейчас между нами — не настоящее? Если это — оно, то самое — то зачем нам чего-то ждать?» «Сейчас все так живут!» — убеждал он ее.

И действительно, думала потом она, сожалея о своей резкости — все… Нет, не все, неожиданно вспомнила она теперь. «Как можно создать семью дважды, — сказал Стар. — Как можно стать одним целым с разными женщинами? Любовь и верность не делятся».

А ведь раньше ей казалось, что их законы хорошо продуманы и рациональны. Что теперь на Земле существует настоящая культура отношений, и человечество, наконец, избавило себя от беспорядочных связей, болезней, обмана, бесправия сторон, бича неполных семей и сиротства.

Все четко и просто. В двадцать один год наступает совершеннолетие — ученые установили, что в этом возрасте организм и психика человека максимально готовы к отношениям, а его социальная ответственность соответствует запросам общества. До этого момента вступление в половую связь запрещено. В случае навязчивых желаний можно получать бесплатную терапию. Нарушать закон не опасно, но крайне не выгодно. За каждый установленный факт сожительства до указанного возраста или за незарегистрированное сожительство совершеннолетних полагается штраф такого размера, что с надеждой найти постоянного партнера в ближайшем будущем можно распрощаться — придется выплачивать долг.

После наступления совершеннолетия есть несколько вариантов узаконенных отношений. Для молодых, еще не уверенно смотрящих в будущее людей, желающих проверить свою совместимость, самым популярным вариантом является зарегистрированное сожительство — на три, шесть или двенадцать месяцев с уплатой страхового взноса. Сумма взноса почти условная, но это необходимо для повышения ответственности. Взнос накапливается и, в случае, если партнеры решили продлить отношения, выдается им в виде бонуса на следующий срок, часто уже больший, чем раньше. Если же связь расторгается, например, меняется партнер, то взнос не возвращается. Беременность в этом варианте не предполагается, и пара получает противозачаточные средства, соответствующие здоровью и возрасту каждого из них.

Союз, в котором предполагают завести детей, называется браком, и заключается минимум на десять лет, пролонгируется автоматически на тот же срок, а при рождении ребенка — не менее чем на пятнадцать лет, необходимые для его воспитания. Взносы с него не уплачиваются, наоборот, если пара продлевает его и дальше, то получает хорошее пособие. Постоянные отношения становятся гораздо выгоднее и практичнее. Расторгнуть такой союз можно, но штрафы настолько велики, что никто обычно этого не делает. Кое-кто нарушает закон и ходит на сторону, но это авантюристы, готовые рискнуть всем своим состоянием.

Брак — это сознательный, продуманный, взвешенный выбор. Благодаря ему не рождаются случайные, никому не нужные дети. Правда, теперь они вообще редко рождаются… Но дело ведь не в количестве, а в качестве, утверждали статистики. Количеством пусть занимаются безумцы на перенаселенных планетах. На Земле необходимо качественно строить жизнь для ограниченного числа людей, чтобы сэкономить и разумно распределить имеющиеся ресурсы.

Разумеется, на брак решается далеко не каждая пара, и уж совсем редкий случай, чтобы его заключали со своим первым партнером.

А Пат, конечно же, хотела нереального… Но ведь ей казалось, что их любовь именно такова — на всю оставшуюся жизнь. Что эта нереальность станет для них реальностью, как только ей исполнится двадцать один (Артур был всего на пару месяцев старше). Что их роман отличается от всего остального, что они всем это докажут. Она не боялась, и была так уверена, что и он не боится. Ведь Артур утверждал, что любит ее, как никого и никогда… Она верила, что их роман, если это настоящее, главное в их жизни, — это навсегда! Ведь он выбрал ее, выбрал из всех, забыл про всех своих поклонниц, отвергнул иные возможности…

Она помнит этот долгожданный день как вчера. Ей исполнилось двадцать один, и пришел Артур. Он преподнес ей огромный букет цветов и сделал официальное предложение. На… ближайшие полгода. Именно на этот срок Артур и предложил зарегистрировать их союз. Пат горько усмехнулась, вспомнив, как он обиделся, увидев ее оскорбленное лицо — ведь большинство в их возрасте регистрировалось на три месяца, так что он совершал своего рода подвиг веры. Он верил в их любовь… на целое полугодие.

Они кричали, не понимая друг друга… Он хотел Пат, но на полгода. Но он же не говорит, что не захочет продлевать… он рассуждал разумно! А она… она плакала, что он убил все ее мечты. Убил ее романтическую идею… Ей это казалось предательством, пощечиной.

Потом, когда Артур улетел, она немного успокоилась, и даже пыталась его оправдать — ведь и правда, кто знает, как повернулась бы жизнь. Артур, как мужчина, действовал рационально. Он ведь космогеолог, собирался летать на другие планеты. Может, он заботился больше о ней, чем о себе, когда не решался на большее…

Удивительно, но получается, что ее романтический взгляд на брак ничем не отличается от илянского. Но вот что странно… Если илянские женщины получили подобное воспитание, то как они стали предательницами? Как могли завести себе новых мужей среди захватчиков?

Ее мысли все возвращались и возвращались к Артуру. Он улетел с Земли почти сразу после их ссоры, раньше, чем собирался. Чем он жил все эти годы? Так же как и она, только работой? До Илии он сменил еще две планеты. И Пат точно знала, что он не зарегистрировал ни с кем отношений, она регулярно проверяла базу. Именно этот факт и давал ей надежду все это время.

Служанка позвала Пат на ужин. Хозяйка, к ее облегчению, к столу не вышла. Кормили тут по-земному, но Пат лишь слегка поковырялась в тарелке. В гостинице столовалось еще двое — механик из космопорта и инженер-строитель. Механик на нее даже не глянул, зато инженер выпил рюмочку и, кажется, был не прочь пообщаться.

— Приятно встретить землячку, — сказал он. — Я прямо-таки соскучился, забыл как наши женщины выглядят. Вас тут раз-два и обчелся, кто и прилетает поработать, быстро возвращаются.

— А что так? — удивилась Пат.

Она вспомнила, что до сих пор так и не встретила ни одной землянки — ни на улице, и в гостинице.

— Наверное, обидно им, — усмехнулся мужчина, — они здесь не котируются.

Пат подняла брови.

— Да вы не обижайтесь. Вы-то здесь по делу, сразу видно. А некоторые, сами знаете, улетают от своих проблем, надеются, — тут он неприятно подмигнул, — свои личные дела порешать. Военные, строители, столько одиноких мужчин… Но конкуренция — штука жестокая. Кое в чем вам илянок не превзойти.

Тут как раз появилась хозяйка, повернулась к сидящему за столом механику, и ее лицо тут же засветилось обожанием.

— Неудивительно, — холодно ответила Пат.

Она обратилась к хозяйке на илините, и на ее лице, не успевшем еще застыть, отразилось нечто, похожее на любопытство.

— Ты говоришь на илините лучше, чем креза, — заметила она.

Если бы не ледяные интонации, Пат восприняла бы это как комплимент.

— Наверное, ты долго учила, — чуть презрительно добавила та. — Зачем? Здесь все говорят на тезурии или переводят своими коробками.

— А как долго ты учила тезурию? — нахмурившись, вопросом на вопрос ответила Пат.

— Недолго. Мы по-другому подключаемся к языкам.

Ага, Пат так и думала — надо предупредить Артура, чтобы выбирал слова, говоря по-русски. Научный интерес требовал немедленно расспросить женщину, как это у них получается, но нелюбезность хозяйки была слишком очевидной.

Поэтому Патрисия лишь поинтересовалась, как ей найти указанное Старом место. Они со Старом придумали версию, для чего ей это понадобилось. Пат принялась объяснять, что ее интересуют местные ткани — мать Яли Нел была ткачихой. У Пат имелась целая легенда, как она об этом узнала, но женщину гораздо больше заинтересовал разговор о тканях. Не скрываясь, она оглядела Патрисию с головы до ног.

— У нас тебе не сошьют новый наряд. Ты привезла с собой что-то с Земли?

Теперь любопытство в ее взгляде стало явным.

— Зачем? Мне вполне удобно в моей одежде, — удивилась она. — Ткани интересуют меня с научной точки зрения. Я изучаю еще и ваших мастеров.

Лицо хозяйки выразило удивление и презрение одновременно, но потом снова равнодушно застыло. Патрисия мысленно пожала плечами — одежду она покупала самого высокого качества, и ее костюм отлично подходил для путешествия. Плотные брюки и рубашка из дышащей ткани с функцией самоочищения, куртка автоклимат, рассчитанная на изменения температуры в диапазоне двадцати градусов Цельсия, и спортивная обувь на низком.

В любом случае, мнение мрачной илянки в детском платьице с декольте Патрисию не волновало. После обеда, решив не терять времени даром, она отправилась на поиски. Пат не привыкла столько ходить пешком, а тут ей пришлось миновать полгорода, пробираясь мимо карьеров и строек и стараясь выбирать безлюдные пути. Она помнила указания Стара — за домами его матери и невесты, возможно, еще наблюдают, к матери сперва не ходить, сначала найти девушку, а та уже передаст его маме, что он жив.

Тут к ней снова — впервые после пересечения глубокого космоса, вернулось неприятное ощущение, что за ней следят. Патрисия несколько раз оборачивалась, меняла направление, выжидала за углом, но никого не заметила.

***

Несколько домиков затерялись среди окружающих новостроек, но Стар хорошо объяснил, как выглядит нужный. С вершины небольшого, еще не разрытого холма он напоминал даже не черепашку, а заблудившегося в городских дебрях жучка, которого через секунду раздавят. Низенький, круглый, нелепо цветной…

Подойдя поближе, Пат различила выпуклые синие колоны, похожие на гладкие илианские деревья, — купольная крыша казалась сплетенной из их перепутанных веток. Склейкой для «стволов» в самом низу служил тот самый зеленый, напоминающий малахит, камень. Деревья просто не отличить от живых, восхитилась Патрисия. Прежде тут наверняка были сады, а теперь и пенька не осталось — почву вокруг домика замостили серым покрытием. Только несколько бледных растений обвивали овальное, неправильной формы окошко.

Патрисия помедлила у порога, успокаивая дыхание, потом постучала. Дверь открыла высокая стройная женщина. Кроме застывшего выражения лица она ничем не походила на хозяйку гостиницы. Темно-рыжие волосы ниже плеч, никакой косметики на чуть удлиненном лице, одежда никак не напоминает земную. Необычная блуза без рукавов, но с полностью закрытым воротом; Пат никогда не видела такого материала — желеобразного, цвета слюды, легкого, но плотного. Витиеватый узор бордовый нитью украшал только ворот. Блуза заправлена в очень широкие белые брюки с поясом под самой грудью. Струящаяся длинная, до колен, накидка, а ткань — словно иней, по цвету и по фактуре. Обуви — в привычном понимании слова — не было. Ступни обмотаны темно-синими мягкими лентами, но так изящно и плотно, что не видно ни капли голого тела.

Не мигая, илянка уставилась на незваную гостью. Патрисия недоумевала — для Яли женщина казалась недостаточно юной, для ее матери — слишком уж молодой.

— Я ищу Яли Нел, — произнесла Пат на илините.

— Кто ты? — холодно спросила женщина.

— Могу я поговорить с Яли?

— Кто ты?

— Меня зовут Патрисия. Я прилетела с Земли. Не бойтесь, я не имею никакого отношения ни к военным, ни к правительству.

Женщина несколько секунд взирала на нее, потом молча посторонилась.

Пат сделала шаг и вступила в маленькую круглую комнату, светлую и слегка прохладную. Обстановка внутри дома наводила на странные мысли. Казалось, что дом изнутри — это не дом, а живое пространство, спрятанное от посторонних глаз.

Внутри стены выглядели так же, как и снаружи. Пат словно оказалась в лесной чаще — иллюзия была совершенной. Чем выше, тем плотнее синие стволы соединялись друг с другом и создавали крепкие стены и крышу, и при этом нигде не видать ни распила, ни стыка, гвоздика. Зеленые камни — только в самом низу. А то, что Пат сперва приняла за гобелены, оказалось переплетением листьев, украшенных изумрудными бутонами. Приглядевшись, Патрисия все же решила, что это не бутоны, а мягкое волокно.

В глубине комнаты стояли лежанка и глубокое кресло из такого же волокна, а гладко-синий стол совершенно точно вырос из широкого ответвления одного из деревьев. Огромный, словно вытащенная из-под земли нога, корень образовывал красивой формы скамейку. Патрисия вспомнила свой собственный вариант дизайна «лесной» гостиной и устыдилась — вот это дизайн так дизайн! Вся комната светилась, как шкатулка, оттенками синего и зеленого. Купол создавал иллюзию неба, а окно изнутри напоминало выпуклый драгоценный камень невероятной прозрачности.

Слева и справа Пат заметила узкие бездверные проходы в другие помещения. У окна очень низко, почти у самого пола висел плетеный гамак. На гамаке сидела девушка, которая быстро поднялась при виде гостьи. Все сразу встало на свои места — Патрисия поняла, что это она, Яли, куда более юное создание. А женщина — ее мать.

Пат быстро произвела вычисления. Девушка — ровесница Стара, а значит, ей уже лет шестнадцать. Родители Стара поженились, когда им было всего по четырнадцать, отцу его сейчас тридцать один, ну и матери Яли где-нибудь так же. Значит, она старше Патрисии года на два. Интересно, кто из них с виду моложе? Сравнение будет, должно быть, не в пользу Пат. Иляне взрослеют быстрее, а старятся, похоже, медленнее.

Но завидовать было некогда, сейчас ее больше интересовала дочь, чем мать. Лицо у Яли оказалось таким же живым, как у Стара, и при виде Патрисии на нем сменилась целая гамма эмоций. Тоненькая, хрупкая, смуглая, с большими чуть раскосыми глазами — она походила на Стара, словно родная сестра. Ее наряд почти не отличался от наряда матери: светлые брюки под грудь, закрытый верх, только расшитый уже не бордовой, а розовой нитью и без накидки, а ноги босые. Ярко-рыжие волосы почти до пят, бирюзовая лента перехватывает их посередине. Очень красивая девочка, Стара можно понять.

— Яли! — обрадовано произнесла Пат. — Я тебя искала… мне надо поговорить с тобой наедине.

Она взволнованно смотрела на девушку — самой не верилось, что она здесь, на Илии, а перед нею — невеста Стара.

Женщина встала между ними.

— Кто ты, называющая имя моей дочери, если твое имя ей незнакомо?

— Я… я знаю имя вашей дочери от илле, который знаком не только с ее именем, — Патрисии удалось, наконец, взять нужный стиль.

Она даже употребила редкое в илините уважительное обращение на «вы» — как к учителю. Мать это не впечатлило. Она бросила быстрый взгляд на дочь. Та сделала шаг назад и тотчас же замерла на месте. На лице у нее появилось замешательство, а возможно, и страх.

— Не бойтесь, прошу вас, — сказала Пат. — Никто не узнает, о чем мы говорили. Я никогда вас не выдам.

Она повернулась к девушке:

— Я могу говорить при твоей маме?

Яли только коротко кивнула и почему-то опустила глаза.

— Я предупреждала тебя, Яли, — начала женщина, отвернувшись от Пат, — никогда и ничто не проходит безнаказанно, никакое наше слово и действие.

Продолжения не последовало, обе женщины застыли в молчаливом и неприязненном ожидании. Младшая выглядела еще и подавленной. Такой встречи Пат, признаться, не ожидала.

— Какой у тебя цвет? — неожиданно спросила мать.

— Разве вы не можете видеть? — удивилась Патрисия.

— Уже не так ясно, — бесстрастно ответила та. — И я не желаю тратить на тебя силы.

Патрисия помнила, как Стар видел ее цвет постоянно, ни капли не напрягаясь. И никогда не упоминал, что этой способностью наделены лишь обладающие Даром, — наоборот, удивлялся, что земляне цвета не видят. Может, илянка больна?

— А ты? — Пат обратилась к девушке.

Яли подняла на нее взгляд и тут же испуганно опустила, ничего не ответив. Мать глянула на нее вопросительно, но та не ответила и ей тоже.

— Мне сказали, что я индиго, — сообщила Пат неуверенно.

Девушка почему-то сделала еще один шаг назад.

— Это многое объясняет, — ответствовала мать. — И твои воды не текут против течения.

— Что?

— Ты не лжешь.

— Это вы можете распознать?

— Это, — женщина сделала акцент на слове, — разумеется, могу.

— Кто… кто мог сказать тебе, что ты индиго? — почти испуганно проговорила Яли, впервые открыв рот.

Голос у нее оказался неожиданно низким.

— Ты знаешь, кто, верно? Я видела его на Земле, — быстро и тихо произнесла Пат. — Я была его переводчиком и помогла ему бежать на Оксандру — надеюсь, что он сейчас там. Он просил найти тебя и отвезти к нему. Мы можем вместе придумать, как это сделать. К примеру, я собралась на Оксандру и беру с собой помощницу. Я изучаю илинит, и могла бы нанять Яли для научных целей.

Реакция собеседниц пугала. Мать продолжала хранить холодное молчание и глядела только на дочь. Лицо же девушки словно окаменело, по лучшему образцу илянок, вся его живость исчезла и теперь она стала точной, слегка омоложенной копией матери. Ледяные глаза смотрели спокойно и без всякого выражения

— Я не давала своего слова Стару, — медленно произнесла Яли бесцветным голосом. — Наши реки огибают горы с разных сторон.

— То есть… — изумилась Патрисия.

— Вы получили ответ. Уходите и забудьте это русло, — жестко произнесла мать.

Но Пат не двигалась с места. Возможно, девушка находится под влиянием матери, или чего-то боится…

— И тебе нечего больше сказать? — Пат обращалась к Яли. — Стар попался врагу — из-за любви к тебе! Его собирались убить. Я пролетела ради вас половину Вселенной! Ответь, кто сейчас прогоняет меня — ты или твоя мать?

— Я не обещала Стару, что наши воды потекут вместе, — ответила Яли, подняв на Патрисию взгляд. — Ты должна уйти.

Глаза у нее снова ожили, но лишь для того, чтобы Патрисия прочла в них досаду и нетерпение.

— Ты дала ему надежду, достаточную для того, чтобы он… — начала, было, Пат, но девушка сделала резкое движение — выкинула вперед руку, выставив ладонь, словно защищаясь.

— Моя река впадает в новое море. Я выхожу замуж.

Вот это новости! Девушку выдают замуж — за землянина, разумеется. И что теперь? Ее надо спасать? Как понять, ее заставляют, или?..

— Значит, мои новости о Старе для тебя как птицы, летящие мимо? — допытывалась Пат, используя все возможности своего илинита.

— Я рада, что он жив, — наконец, произнесла девушка. — Но мои корни не переплетены с его и мои ветви тянутся в другую сторону.

— Посмотри на меня и ответь — ты говоришь правду? — в голосе Пат звучало отчаяние.

— Ты не можешь увидеть, правдив ли ее ответ? — презрительно произнесла мать.

Патрисия пыталась соображать: что ей теперь делать?

— Так. Понятно. В таком случае мы можем забыть о моем визите, — выдавила, наконец, она.

Она все еще пребывала в сомнениях и не двигалась с места, не смотря на то, что ей недвусмысленно указали на дверь.

— Яли, тебе пора переодеться, он скоро будет, — многозначительно посмотрела на дочку женщина.

Приход жениха для них, похоже, считался событием такой важности, что они махнули рукой на назойливую гостью — сама уйдет. Мать наклонилась за гамак, извлекла сверток с одеждой и протянула девушке. Яли начала деловито разбирать вещи. Шелковая ткань небесно-голубого цвета тут же напомнила о банкетном платье хозяйки гостиницы. А обувь поразила Патрисию до глубины души.

— Откуда такие? — вырвалось у нее.

В илините не было слова «туфли», только «обувь». Но это были именно туфли, не просто туфли, а «вращающиеся» босоножки. Вращались, конечно, не туфли, а часть каблука и тонкие многочисленные браслеты на лодыжках, и все это создавало ощущение, что их владелица сейчас взлетит. Но это же новинка! На Земле они вышли в продажу совсем недавно, как они тут оказались?

Мать не удостоила Пат ответом, а девушка подхватила униформу и отправилась переодеваться. Только тогда женщина повернулась к гостье:

— Уходи. Мы не выдадим тебя властям, если ты уйдешь прямо сейчас.

Она не сдвинулась с места, но Пат вдруг физически ощутила, как ее выталкивают. На нее словно надвинулась ледяная волна, и она невольно сделала шаг назад. Ах, вот что такое этот ваш гамес! Патрисию охватил гнев.

— Разумеется, вы меня не выдадите, — жестко заявила она. — Ведь это ваша дочь встречалась с мужчиной-илле. Вы не боитесь, что я расскажу об этом?

Ледяная волна прекратилась — но ожидаемой реакции не последовало.

— Это слова не индиго, — с равнодушным презрением сказала мать.

— Но это мои слова, — заявила Патрисия.

Она до сих пор так и не поняла, к чему ее обязывает непонятный цветовой статус, но сама поморщилась:

— Успокойтесь, — устало сказала она. — Конечно, я ничего не расскажу. Я хотела помочь вашей дочери. И я до сих пор не уверена, что ей не нужна моя помощь. Только поэтому я еще здесь.

— Она ей не нужна. Ты не способна различать ложь, иначе ты бы уже ушла. Но и сейчас ты здесь лишь потому, что тебе позволяют.

Тут появилась Яли. Стоило признать, что нарядец этот смотрелся на ней куда уместнее, чем на хозяйке гостиницы — этакая очаровательная школьница на выпускном. Но что-то в ней потерялось… то, что делало ее такой прелестной в ее прежнем обличии.

И Патрисия вдруг поняла, что ее мать права. Девушка выглядела озабоченной — достаточно ли она привлекательна для нового жениха. Ее жесты, то, как она вертелась и оглядывала себя — совсем по-земному, говорили сами за себя.

Пат молча повернулась к выходу, но тут же остановилась.

— Как я могла забыть! Мне нужна твоя помощь, Яли. Ты должна найти маму Стара и сообщить, что он жив. И помочь мне связаться с ней. Хоть это ты можешь сделать для него?

— Его мать знает, что он жив, — ответствовала вместо дочери старшая.

— Откуда? — изумилась Пат.

— Она теперь знает все — Силы призвали ее к себе сразу после того, как ее сына забрали красные люди.

Патрисия стояла совершенно потерянная. Ну вот и все. Ее миссия провалилась. Стар никому больше здесь не нужен… Никому.

Никому, кроме…

Не успела она додумать свою мысль, как лицо Яли Нел просветлело. Все в ней теперь дышало искренней радостью, а смотрела она за спину Пат.

— Мое светило… — произнесла она.

Патрисия обернулась и обомлела — второй раз за день. Правда, теперь эта встреча совсем ее не обрадовала. На пороге стоял Артур.

***

Он обрадовался еще меньше, чем она.

— Ты… ты как здесь? Как ты меня нашла?

— Это твой жених, Яли? — спросила Патрисия, повернувшись к девушке.

Та только кивнула, продолжая восторженно смотреть на Артура.

— Желаю счастья.

Она не помнила, как оказалась на улице.

— Пат, подожди!

Он догнал ее за поворотом.

— Подожди, я должен объяснить…

Патрисия резко обернулась к нему, изобразив свою самую приветливую улыбку. Правда, притворяться так же, как он, она не умела, а как илянки — тем более. Ее улыбка больше напоминала оскал, а в голосе было полно яда.

— Почему же ты не сказал? Боялся, что напрошусь на свадьбу?

— Нет… — запыхавшись, произнес Артур, — я боялся, что ты осудишь меня…

— За что же? Ты ведь любишь эту девушку?

— Ну… мы с тобой когда-то… и она не землянка, и…

Это «когда-то» резануло Патрисию по сердцу, а вторая половина фразы возмутила донельзя. Слышал бы его Леон!

— У меня нет предубеждений, Артур, я не отношусь к тем, кто считает, что нельзя смешивать расы, — отчеканила она. — Это низко.

— Просто… просто многие думают, что мы… что мы женимся на илянках только ради…

До Патрисии, наконец, начало доходить. Разочарование, нахлынувшее на нее, оказалось сильнее боли и практически ее перекрыло. Ох, нет, только не это. Пусть лучше скажет, что эта обворожительная особа покорила его, и тогда ей не придется его презирать.

— Ты ее любишь? Артур, пожалуйста, скажи, что ты ее любишь!

— Я… но ты же обидишься.

— Нет. Нет! Это лучше, чем…

— Понимаешь, Пат, это очень важно… для моих исследований. Я… я тебя любил… я не врал тебе… Когда я увидел тебя здесь… Пойми, мне тоже сейчас очень больно, ты… ты важная часть моей жизни, но уже ничего не изменить, я принял решение, это что-то типа нерушимого договора, иначе будут проблемы… Мне нужны эти способности, чтобы… Но Яли — это полное совпадение всего! Ты ее видела… то есть прости, но она теперь… она очень мне дорога, и это не только ради… Такие как она тут большая редкость, эти местные бабы нас только используют. А она действительно очень привязалась ко мне.

— Ну еще бы, ты ведь такой красавчик, — сказала Патрисия. — Беги назад, «светило»!

Ей не хотелось смотреть на него, но она подняла взгляд и несколько секунд всматривалась в его лицо, пытаясь понять, всегда ли в нем было нечто настолько жалкое и неприятное? Могла ли она этого не замечать?

— Пат, пойми, такие возможности даются раз в жизни, и… — он смешался и замолчал.

Пат некоторое время смотрела на него в сомнениях: объяснять или нет…

— Я надеюсь, ты будешь любить ее, Артур, — медленно произнесла она. — Никакой другой пользы ты от этого не получишь… увы…

И она быстро пошла прочь.

***

Ночью Пат проснулась, будто ее толкнули, и резко села. В комнате было не слишком темно — осветительные приборы, установленные на улице, проникали даже сквозь плотную ткань, закрывающую узкие окна на манер старомодных штор. Земляне, кажется, боялись, что нечто придет к ним из темноты — фонари тут торчали на каждом шагу.

— Можно мой заходи? — услышала она голос в собственной голове.

Она уже забыла, как это — общаться телепатически, женский голос говорил на плохом илините, спросонья Пат не сразу сообразила, кому он принадлежит. А когда сообразила, тут же ответила согласием, и в комнату, как тень, скользнула низенькая фигура. Служанка — а это была она — встала напротив Пат и уставилась ей в глаза.

— Вчера, когда ты ушёла, сюда приходила два ваш — один грязная-сера, другая — коричнева-красно. Они разговаривая хозяйку. Спрашивалась обо ты, — женщина продолжала говорить на ломанном илините мысленно, опасаясь чужих ушей.

«Мысли с акцентом — это интересно», — успела подметить Пат, прежде чем ответила.

— А что они хотели?

— Не зная. Она сразу прогнало мне. Быть мало, но они быть возвратись.

— Подожди, — ее вдруг озарило. — Разве ваши женщины так могут — говорить «прямо»?

— Креза не илини, — покачала головой служанка. — Нашая каждая говоря пряма башка.

­Было, все-таки, что-то тревожное в том, что кто-то стоит напротив тебя в полумраке, молча уставившись тебе в глаза, а при этом еще и звучит в твоей голове. Особенно если это ночь, а у «человека» нечеловеческое лицо.

— Как, ты не с этой планеты? Ты с Крезы?

— Не с этой планета. Нас — с Креза. Нет гамес. Другая у нас.

— Крезы видят цвет, как и иляне?

— Креза видя.

— Но почему… почему вы здесь… Ведь планеты Креза больше нет. Иляне что — поработили вас?

— Нет. Мы само. Мы работая тут само, для илини.

Пат принялась расспрашивать, а служанка — кстати, ее звали Зов, — пустилась в корявые объяснения. Но в итоге Патрисия, припомнив заодно все, что слышала раньше про Крезу, поняла следующее.

Эта планета тезурийской системы погибла почти тридцать лет назад. Креза развивалась совсем не так, как соседняя Илия, их техника и технологии в чем-то даже превосходили земные, но главное, они производили оружие. Планету ожидала экологическая катастрофа, и ее жители решили захватить Илию и переселиться на нее. Они выкатили илянам ультиматум, объявив себя хозяевами планеты. Оставалось только перебросить военные космолеты, и…

И было бы примерно то, что сейчас, подумала Пат. С той лишь разницей, что крезы, как и иляне, обладали особыми способностями, вот только не церемонились их применять. Во всяком случае, они и не думали отказываться от спасения собственных жизней за счет невинных чужих.

Но, как объяснила Зов, Сила отвернулись от них (Пат отметила, что и они верят в Силу, но употребляют это слово в единственном числе). Напасть крезы не успели, катастрофа случилась раньше. В тех местах планеты, где производилось оружие, случились страшные взрывы подземного газа, никто не выжил. Уцелевшие крезы, а таких оказалось достаточно, успели погрузиться в космолеты. Некоторые — немногие — улетели подальше от Илии, и с тех пор никто о них не слыхал. Остальные приземлились на Илию без всякого оружия. Они ждали, что иляне с ними расправятся, но те приняли их, вылечили, дали пищу и кров. И теперь крезы добровольно служат им, искупая вину.

— Подожди, — нахмурилась Пат. — Разве это не жестоко с их стороны — заставлять вас теперь отрабатывать…

— Они не заставляя. Эт мы добровольны согласа за наш вин.

— Но зачем они принимают эту жертву?

— Принимая — это добро для мы. Если илини не приняло, наш вин не исчерпан. И наша мужчины вставая перед Сила, когда умирая. И никто помочь.

— А почему же ты не лишилась своих способностей, хотя не ушла в горы после нашествия землян?

— Мой никакая не предавая. Мой честная служил. Мой не имея муж, зачем Зов идти. Мой не родить — отравленный воздух на наш Креза после разрух-Креза.

— А вы могли бы вступать в брак с илянами?

— Илини не захотея бы креза, — проговорила Зов и добавила, усмехнувшись (усмешка обозначилась как в ее интонациях, так и в прищуре глаз):

— Но и белый земля-женщин илини тоже не захотея.

Она снова издала свое птичье «фи-фью».

— Почему? — полюбопытствовала Патрисия.

— Земля больш похож на илини, чем креза, но только те земля, какой с черный кож. Но земля белое кож — тьфи, тьфи.

— Откуда ты знаешь? — спросила Пат и тут же поняла:

— А, так тебе, небось, тоже белая кожа не нравится?

— Тож, тож.

Пат поморщилась. На служанку и остальных ей было плевать, но стало неприятно при мысли, что Стар тактично скрывал отвращение. Впрочем, для дружбы это не так уж и важно. Тут она кое-что вспомнила.

— Что-то я не заметила, чтобы тут брезговали нашими белокожими мужчинами.

— Илини женщин прошлая тоже тьфи-тьфи белое кож мужчина. Но они быстр привыклая, гамес быстро привыклая ко всё. Но моя не болта дальш, моя пошло, все рассказа.

— Спасибо тебе. Я тебе что-то должна?

— Тьфи, тьфи, — возмутилась Зов.

— Но почему… почему ты решила помочь мне?

— Хозяйк не добро к земля-женщин, фи-фью, — снова хихикнула вслух служанка. — Хозяйк не добро к Зов. Зов будет работа тут, потому что это должно. Но Зов не хотея чтоб делая плох земля-женщин.

И, помолчав, Зов добавила:

— Земля-женщин — индига. Креза индига служи.

И служанка тихо выскользнула за дверь, а Пат откинулась на подушку, размышляя как же ей быть.

***

На другой день она бесцельно шаталась по городу, привлекая удивленные взгляды землян — рабочих и военных. Местных жителей было практически не видать. Несколько раз мимо нее проскользнули женщины-крезы, очень похожие на Зов, и один креза-мужчина, спешащие, должно быть, по поручениям своих хозяек.

Патрисия уже отвыкла ходить пешком, ей ужасно не хватало любимого блони, но тут все средства передвижения принадлежали властям, а общественный транспорт представлял собой лишь допотопные вертолеты.

Пат хотела проверить, кто будет за ней следить, но никого не заметила. В поисках хоть какой-то природы, цветочка или дерева, она села на маршрутный вертолет, пролетела до следующей остановки и дошла до самой окраины города, где уперлась в высокий охраняемый забор. Похоже, земляне опасались животного, а может, и растительного мира Илии тоже.

Ни моря, ни леса отсюда не увидать, стена перекрывала любой обзор, только горы, как всегда, возвышались на севере, притягивая взгляд. Патрисия достала бинокль. Огромный песчаного оттенка массив при увеличении напоминал склад гигантских корон разного размера, уложенных друг на друга — высоченные острые пики окружали плоские плато с темно-синей растительностью. Самые высокие скалы стояли очень плотно друг к другу, и Патрисия представила где-то за ними скрытую базу илян.

В ожидании обратного вертолета к ней пришло осознание: никто не собирается превращать Илию в новый оплот цивилизации, нести сюда земную культуру и устраивать тут, к примеру, курорт, бизнес-планету или комфортное место для проживания — то, чем оправдывались обычно захваты отсталых планет.

Все, что здесь происходит — настоящий образец циничного варварства. Истинная цель захватчиков — уничтожить последних засевших в горах аборигенов, забрать у них магические силы, а заодно уж и высосать из планеты все, что только можно. Поэтому сюда завезли только оружие и механизмы, выкачивающие ресурсы и взрывающие недра, а все остальное тут — лишь временное и допотопное.

Этим же заняты и старатели — именно так называл Стар тех, кто едет сюда ради связи с местными женщинами. Пат горько усмехнулась: космогеолог… стоило ли столько учиться ради такой добычи? А на что рассчитывают эти дамочки? Наряжаются в земные тряпки и заводят земных мужей — неужели не догадываются, что тут никогда ничего не наладится? Они просто заложницы ситуации или рассчитывают как-то ее использовать? Скорее, и то, и другое.

Вернувшись, она забрела в дешевую забегаловку на последнем, четвертом этаже убогого здания. Официантов тут не было, только автоматы. Пат получила свой кофе и несвежую булочку, нашла столик почище и уставилась в грязное окно. Отсюда горы казались еще ближе, хотя расстояние до них, конечно, не малое.

Она пребывала в смятении — что теперь делать. Сообщение Зов растревожило ее сильнее, чем ей показалось вначале. Итак, за ней все-таки следят, и это вовсе не плод ее воображения. Но почему, если ее заподозрили в помощи Стару, никто не пришел за ней еще на Земле, почему не допросили по горячим следам? Да и вообще — почему не убили? А если у самих заговорщиков возникли проблемы, и они где-то прячутся, тогда вопрос: кто же преследует ее сейчас?

Может ли грязно-серый, как сказала Зов, оказаться тем самым Невидимкой? Вряд ли, Стар называл его почти полностью черным. Но, может, крезы видят иначе?

Не исключено, однако, что приход этих двоих — обычная проверка. Ведь ее приезд сюда, получается, нечто из ряда вон выходящее. Но стоит ли успокаиваться на этой версии?

Что если на нее вышел тот самый заказчик, тот, ради которого и тащили Стара через столько планет? Что стало с заговорщиками, неизвестно, но он мог получить координаты с их чипов и отследить передвижения. Найти ту квартиру, а потом посмотреть чипы всех, кто живет поблизости. Может, Леона они и не брали в расчет, а вот ее проверили, и… По какой-то причине ее не стали пытать и допрашивать, возможно, на Земле это было затруднительно, а тут она и сама указала им путь. Ее поездка на Илию — уже доказательство. Но неужели они полагают, что Стар прячется здесь? Нет, конечно. Они рассчитывают, что она приведет к нему.

А ее миссия провалена: его мать умерла, девушка предала. Стар ждет ее на Оксандре, но лететь ей туда нельзя, это означало бы притащить туда хвост. Получается, надо возвращаться на Землю. Вот только и на Земле она уже не будет в безопасности — никогда.

И как она во все это вляпалась… Впрочем, эта мысль появляется у нее так часто, что уже хочется сказать себе: Пат, не повторяйся…

То же самое относится и к Артуру. Как она могла мечтать о нем столько лет? Хотя этот провал она, пожалуй, сумеет забыть… разочарование — лучший помощник. Раньше у нее были только воспоминания, а теперь прошлое не существует без настоящего. Новые впечатления перечеркнули образ, который она хранила столько лет. Лучше бы она вообще его не нашла! И уж в любом случае им лучше никогда больше не встречаться.

Ох, нет… ну, сколько можно? Дверь в кафешку отъехала, и в заведении как по заказу появился Артур — собственной персоной. Вид у «светила» был озабоченный. Артур тревожно оглядел кафешку и направился прямо к ее столику.

— Я тебя искал, — начал он без предисловий, плюхаясь на соседний стул.

— Как приятно, а с чего бы вдруг… — начала она, но тут же притормозила — Артуру было не до шуток.

Он даже не скрывал раздражения и страха.

— Ко мне приходили, — быстро, сквозь зубы, сообщил он. — Во что ты вляпалась, Пат? Тебе надо скорее уезжать… Не вмешивай меня в это…

— Подожди, что… кто приходил?

— Тебе лучше знать. Мне пришлось рассказать, что ты была у Яли! — в его голосе появилась истеричная нотка. — Ведь если за тобой все равно следили, то они поймали бы меня на лжи!

Патрисия испугалась: Яли — это след к Стару. Еще не хватало подставить эту семейку, хоть они и не вызывают симпатии.

— Что… что ты им сказал, как объяснил, зачем я прилетела… зачем к ним ходила… Надо было сказать, что я искала тебя!

— Ну а разве не так? — раздраженно бросил он. — Это хозяйка тебе выдала, где я?

— Ты, надеюсь, сказал им, — Пат предпочла не отвечать на его вопрос, — тем, кто к тебе приходил, что я устроила сцену ревности или что-то в этом роде?

— Ну… в общем, да, пришлось… Пат, я же ничего тебе не обещал, и ты сама… я предлагал, но ты отказалась, и я… Послушай, я ценю, что ты специально прилетела сюда, но… За тобой следом прилетели какие-то проблемы, а мне это… Ты сама видишь, что уже поздно, и…

Пат с облегчением выдохнула. Его самонадеянность сейчас ей только на руку. Если он убежден в этом, то и другие убедятся тоже. Пусть думают, что она прилетела на женские разборки, тогда Яли будет в безопасности, а может, и от нее самой тоже отстанут? Хорошее алиби — под предлогом научной работы рванула к своему бывшему.

Удивительно, но она даже не оскорбилась. Он убежден, что она раскаялась, не нашла за столько лет никого лучше него и примчалась, на все согласная. Что-то из этого было, конечно, правдой, но его восприятие событий уже сильно отставало от происходящего. Пат вдруг поняла, что ей совершенно безразлично, что он о ней думает.

— Ты слышала про Семена? — Артур еще больше понизил голос и оглянулся по сторонам. — Помнишь такого, он учился вместе с нами?

Патрисия замерла.

— Ты… когда ты видела его в последний раз? — едва слышно спросил Артур.

— Не помню, а что? — уклонилась от ответа Патрисия.

— Кажется, он убит… Это точно с тобой не связано?

Сердце у нее упало. Это то, о чем она думала.

— Что за бред… — выдавила она вслух. — С чего ты взял, что его… что он?..

— Слышал… Я-то не видел его уже несколько лет. Он тогда занялся другими делами… связался с военными… я говорил ему!.. Пат, я сейчас только ради тебя… они не знают, что я…

Артур потер вспотевший лоб и снова испуганно огляделся.

— Пат… пожалуйста, уезжай, — взмолился он. — Я уже ничего не могу изменить, я тебе говорил. А твои исследования языка, наука… все это никому здесь не нужно. Здесь только военные и старатели…

— Такие, как ты, да?

— Да, да, — раздраженно подтвердил он. — Военные и старатели — причем часто это одно и то же, понимаешь? Такие как я гражданские тут и так на полулегальном положении. Только за счет моих связей с полковником мне разрешили… Ты же видела Яли — это вообще цветок, редкость! Мне все завидуют. Когда тут любая карга помоложе — на вес золота. Полковник мне покровительствует, у нас с ним… общие дела кое-какие, с добычей гиранита. Он-то давно занят ее матерью, вот и удалось сохранить девочку.

Патрисия рассматривала его теперь почти с научным интересом. Раньше он больше играл в циника, чем был им. Что-то она собиралась у него спросить… что-то такое практическое. Ах, да…

— Скажи, здесь можно достать селиплан? Мне надоело ходить пешком. Прежде чем улететь, я хочу хотя бы взглянуть на планету. На ту ее часть, куда вы еще не добрались.

— Тебе не дадут. Здесь — центр захвата, военная база. Здесь никто не даст тебе подняться в воздух и все рассмотреть.

— Здесь, вообще, еще есть поселения? Свободные от наших?

— Свободные от наших? — он с изумлением уставился на нее. — Есть, конечно. Горы!

— Что, а остальные… деревни, города?

— Они набиты землянами.

— И что — в каждом военная база?

— Да нет, конечно, база лишь здесь, ведь здесь космодром. А там меньше военных, больше старателей. Но все эти города, как ты называешь, они страшно малы. Некоторые километров за триста отсюда, там добывают древесину. Но там очень страшно. Кругом леса, дикие животные. Как эти гады жили в таком соседстве — понятия не имею. Ну, хотя, ты знаешь, их способности. Животные их, говорят, не трогали. Вот поэтому мы и…

Тут он прервался.

— А селипланы? — напомнила она.

— В Тигуде, городе дровосеков, кажется, есть. Они там летают на выделки, пешком не дойдешь. Но там тебе делать нечего — ни одна илянка не пустит тебя в свой дом, гостиниц там нет, ребята там сразу устраиваются на дому, ну ты понимаешь…

— Быть на планете — и не увидеть ее… Я летела сюда три месяца!

— Уезжай, Пат. Завтра как раз корабль на Землю. Вертолет будет утром в восемь, будь готова, выходи к остановке. Не опаздывай, следующий космолет не скоро. Тогда тебе придется сначала пилить на Оксандру, а с нее уже ждать рейса домой. А на Оксандру теперь только спецрейсы, надо подписывать сто разрешений.

— А если не на Землю и не на Оксандру?

— А куда же? — удивился Артур. — Здесь других рейсов нет. И, Пат… давай так: этой встречи не было, я ничего тебе не говорил.

Он почему-то поморщился, заколебался, словно хотел сказать что-то еще, но удержался. Самовлюбленный, уверенный в ее негасимой любви… ему даже неинтересно докопаться до сути, выяснить, кто и за что ее преследует, лишь бы это не помешало его планам.

— Тьфи-тьфи, — тихо сказала Патрисия.

— Что? — переспросил он.

— А, не важно… хорошо, я завтра уеду. Прощай, Артур.

— Ну… да, прощай.

— Подожди! — не удержалась она. — Просто любопытно… а на какой срок ты зарегистрируешь свою связь с Яли?

Ни смущения, ни злости на его лице не появилось — он просто очень торопился.

— Да ты что, Пат, — сказал Артур, — забыла? Она же не-человек. Регистрация не нужна, только страховку медицинскую оплатить.

Он встал и двинулся к выходу, но у самых дверей все-таки притормозил, постоял, не оборачиваясь пару секунд, пока Патрисия смотрела ему в спину. И решительно вышел.

А она осталась сидеть за грязным столом и подводить неутешительные итоги. Семен убит. Надо бы его пожалеть, дурака, да некогда. Ее ищут и возвращение на Землю ее не спасет, а улететь отсюда она сможет только на Землю. Или на Оксандру, объявив об этом во всех инстанциях. Разумеется, и думать нельзя искать там Стара, наоборот, придется быстрее уносить оттуда ноги, уводя от него погоню.

Пат вспоминала все, что она знает об Оксандре — у планеты репутация вселенской помойки. Затеряться там гораздо легче, чем на Земле, откуда ее уже не выпустят. А на Оксандре… без чипов, в толпе… там и документы-то не нужны, только плати. Можно попробовать оторваться от слежки, спрятаться, а потом улететь в другой конец Вселенной. Лишь бы только не найтись там случайно со Старом, не привести их прямо к нему. И остается риск, что его станут искать там. Но, с другой стороны, как это им удастся? Даже правительство Земли не имеет подобных соглашений с Оксандрой, не то что заговорщики — кто станет им помогать? Нет, на Оксандре у нее шансы есть… Хотя какие там шансы, о чем она!

Пат делала над собой усилия, чтобы не схватиться за голову — если за ней следят, то лучше притворяться спокойной. Хотелось завести свою волынку: как же она в это вляпалась и так далее. Впрочем, кое-что утешительное все-таки было. Стара, похоже, они не поймали, иначе зачем им следить за ней? Если только… тут внутри у нее похолодело от мысли — искать могли одни, а поймать другие. Но нет, пока будем исходить из того, что парень улизнул.

Жаль, что ей некому сообщить об этом — ни матери, ни невесты, никого на этой планете у Стара уже не осталось. Никого, кроме…

Патрисия вновь уставилась в окно. Та самая, недодуманная в доме Яли, мысль, снова пришла ей в голову.

***

Утром Патрисия, собрав вещи, завтракала в компании разговорчивого инженера. Тот тоже собирался покинуть гостиницу — летел в тот самый Тигуд, о котором говорил Артур.

— Надо наладить им нового робота! — охотно рассказывал он. — Допотопный дровосек у них сейчас… а прислали нового. Только никто тут не знает, как с ним обходиться. Сегодня за мной пришлют вертолет. А вы обратно — на матушку Землю? Передайте ей от меня привет.

Они вышли вместе и двинулись к вертолетной площадке. Покрытие тут постелили кое-как, криво, и местами оно лопнуло. Сквозь щели пробивалась синяя трава Илии. Патрисия решила, что это добрый знак. Она пустила свою новомодную сумку-рюкзак за собою следом, и сумка, спотыкаясь на каждой щели, послушно колдыбачила сзади — зарядка у нее еще не кончилась. Инженер тащил свою на спине.

— Сапожник без сапог, — хохотнул он, — все достижения техники достаются другим. Впрочем, здесь они плохо работают, вы заметили?

Его вертолет прилетел точно по расписанию, а следующий должен был доставить Патрисию на космодром.

Должен был, но не доставил. Пилот этой посудины, глянув вниз на пустую площадку, даже не стал приземляться. Ни Патрисии, ни ее рюкзака на остановке уже не было.

***

Инженер не слишком-то удивился, когда Патрисия впрыгнула в вертолет вслед за ним — видать, решил, что и эта землянка решила поискать счастья.

— В Айтале-то шансов было побольше, — подмигнул он ей.

— Ничего, — не стала опровергать его Пат. — Шансы всегда есть.

— Вряд ли тебе удастся найти тут жилье, — предупредил он, подавая ей руку, когда они выходили.

В городе дровосеков он, отвязавшись от спутницы, тут же отправился искать постой. Но Патрисия не собиралась здесь задерживаться. То, что ей требовалось, находилось прямо здесь, на площадке, где они приземлились. Несколько заброшенных селипланов томились за покосившимся ограждением. Пат поленилась идти до полураскрытых ворот и прошлась по рухнувшей части забора, чтобы зайти внутрь. Хозяин нашелся быстро — дремал в одной из допотопных машин.

Без лишних вопросов он согласился отдать ей в аренду любую из них. Патрисия выбрала двухместный селиплан, походившей на ее блони только размером.

— Сколько тебе заправить? — лениво поинтересовался хозяин.

«Поинтересовался» — это, конечно, преувеличение. В его голосе сквозило тотальное равнодушие ко всему. Пожалуй, он стал единственным, кого не удивило ее появление на Илии.

— Они что, на топливе? — огорчилась Пат. — А как же им управлять?

— Разберешься… — небрежно махнул рукой тот. — Вот, смотри, это называется руль. Нет, никаких программ тут нет, хочешь взлететь — жми сюда, сажаешь — вот так…

Он показал ей несколько несложных действий.

— Полного бака тебе хватит часов на десять. Если надо больше — возьми с собой.

— Я не знаю… — засомневалась Патрисия. — А сколько лететь до гор?

Лицо хозяина, отвыкшее выражать эмоции, непослушно дернулось. Изумление появилось в его глазах, наверное, впервые за последние двадцать лет.

— До… гор? Ты чего сказала — до гор??

— Ну да. Я хочу посмотреть горы.

— А, так ты самоубийца? — успокоился он. — Экзотический способ покончить с жизнью, да?

— С чего бы это?

— Но ты же в курсе, что они сбивают любого, кто к ним приближается?

— Почему? Я ведь не вооружена.

— Да какая разница. Они ж свой проход стерегут. Наши уже и не тыкаются туда ва-аще. Они там защищены… какими-то своими… колдовством своим, что ли. Иначе бы их давно раздолбали сверху. А бомбить-то и не получается, даже пролететь над горами не получается. У них там — купол, поняла?

— Нет, — Патрисия внимательно слушала.

А сторож так возбудился с непривычки, что никак не мог остановиться.

— Ну как же! Летишь ты с бомбой, летишь — бац! И стена. А стены-то и нет, только навредить им нельзя. Вот как хочешь. И сверху, и сбоку. И издали в них — ба-бам! А ничего не долетает. Только вниз на своих же падает. Иначе бы мы их давно-оо… Вона какие горы высокие. Ты настолько не подымешься даже, все равно врежешься в стенку их-то. И все, крантец тебе. У меня космолетов, девочка, нет.

— А вы знаете, где проход?

Пауза повисла надолго. Хозяин просто моргал и смотрел на нее, словно соображал, кто из них двоих спятил — может, у него слуховые галлюцинации? Потом его взгляд приобрел сочувственное выражение — видать, он решил, что Патрисия попросту туповата.

— Вспышка — нетуть вас, — терпеливо повторил он. — Быстро зато. Дык че — хочешь быстро, да?

— Так вы знаете, где проход? Я заплачу, только покажите, и все.

Он уставился на нее странным взглядом.

— А, ладно, — неожиданно сказал он. — Вот даже — чесслово — хочу на это посмотреть. Полечу. Покажу тебе, где проход, ну а дальше сама. Вот и глянем, как это работает. Ты точно помереть-то решила?

— Точно, точно, — покивала Патрисия.

Хозяин даже начал потирать руки от предвкушения: повезло, давно он так не развлекался.

— А ты, случай-то, не русская? — неожиданно спросил он.

— Ну да, — удивилась она. — А откуда вы знаете?

— Ну, точняк! — оживился он. — Никогда у вас не был, я ж из Австралии. Я слыхал, у вас там эта… рулетка такая. А вы все там такие, да? У нас говорят, что все.

— Не все, — буркнула Пат. — И не такие.

— Только тут тебе даже не рулетка, тут без шансов. Я тебе тогда этот селиплан не отдам. Бери тот, списанный. И покупай его, не бойся, не дорого.

— Ладно, — пожала плечами она.

— И топлива я тебе залью только дотуда. А сумочку-то зачем берешь? — неприятно оскалился он. — Рюкзачок-то оставь, его-то за что…

— Я с ним срослась, — твердо сказала Патрисия. — А за топливо я заплачу.

И закинула сумку в селиплан.

Глава 3. Старый Чайник, собеседник гор

Она стояла, и в ней переливались краски-эмоции: мерцал ярко-синий, зеленый слегка посветлел до нефритового, и к ним добавился тревожно-лимонный. А индиго стал ярче и шире. Несколько секунд она стояла в растерянности, а потом желтые оттенки исчезли, и появился яркий цвет морской волны. В тот же момент землянка повернула голову к Кетлу и смотрела бы сейчас, если б могла, прямо на него.

Кетл переключил зрение, чтобы разглядеть ее внешность. Землянка оказалась пониже обычной женщины-илле. Волосы темно-коричневого цвета доходят всего лишь до плеч, и неужели их женщины ходят с открытой шеей? Одежда болотного цвета, похожая на одежду красных людей. Небольшие глаза и нос, и очень белая — белее, чем у всех землян, которых он когда-либо видел, — кожа. Кетл невольно передернулся.

Она сделала несколько шагов точно к нему, и он смог лучше увидеть ее глаза — чуть продолговатые, серовато-зеленые, с коричневыми крапинками, в обрамлении черных ресниц. Очень живые. Глаза немного примерили его с мертвецким цветом ее кожи.

— Здесь… кто здесь… — пробормотала она, а потом, видимо, собралась и добавила на очень хорошем илините:

— Здравствуйте. Я прилетела с поручением. Пожалуйста, выслушайте меня.

— Ты меня видишь? — удивленно спросил он.

И вдруг понял, что они разговаривают прямо. От изумления он не мог вымолвить больше ни слова.

— Я вижу твой облик — цветной, вон там. Я раньше не видела цвета… это со мной впервые — наверное, потому, что не вижу ничего остального. А можно вернуть мне обычное зрение? А то мне как-то не по себе…

— Нет, пока не могу. Останься там, где стоишь, и отвечай на мои вопросы.

— Хорошо.

Она повертела головой в разные стороны, словно оглядываясь, и в глазах у нее появилось изумление, а цвета засияли.

— О-оо… но… я вижу… это так красиво… но как много!.. У меня кружится голова!

— Я не понимаю, о чем ты.

— Здесь должны быть просто горы, но я вижу… это как будто… наверное, это имеет форму, да, это горы, но они… это нахлынуло на меня… ох, я не готова!

Она зажмурилась и потрясла головой, потом снова широко раскрыла глаза.

Кетл пытался понять, что происходит. У нее впервые в жизни появился взгляд?

— Ты землянка? — решил уточнить он.

В его голове не укладывалось, что существуют, оказывается, земляне-индиго, земляне, умеющие говорить прямо, и земляне, видящие истинный образ вещей. Среди женщин на Илии первые и вторые не встречались, а среди мужчин — встречались крайне редко.

— Да, и я…

— Подожди, не торопи своих вод, иначе они утекут от моих берегов. Отвечай по порядку. Значит, ты умеешь говорить прямо?

Он сомневался, что она поймет вопрос, но она поняла.

— Да, но я раньше не знала, что могу. До тебя я говорила прямо только с одним разумным. Я и сейчас заговорила так случайно, наверное, потому, что ты отключил мое зрение, и я…

— Расскажи, как ты видишь меня.

— Скорее только твой цвет, но он так выделяется среди всего, он мерцает, как у живого… но не так, как земля подо мной или небо, они тоже мерцают — и я уже не в темноте, и чем дольше, тем больше я вижу… но… я говорю что-то не так, прости, сейчас у меня не очень хороший илинит. Я теперь понимаю, что значит цвет у разумного! Это совсем не аура (она произнесла непонятное слово). Это весь человек… то есть разумный. Твой цвет сиренево-синий, больше сиреневый, чуть фиолетовый, и есть еще зеленый, как изумруд, а может, как молодая ель, темнее, чем листва у наших деревьев, но я не имела в виду грязный, нет, он очень красивый! И оранжевый. А мне говорили, что у меня тоже есть зеленый и синий.

— Они у тебя более ярких оттенков, — заметил Кетл. — Оранжевый — не мой цвет, он появлялся у меня лишь несколько раз за всю жизнь. Я не скрыл эмоций потому, что сильно удивлен. А еще ты…

— Знаю, индиго, да?

Его ум, привыкший быстро систематизировать информацию, наконец, заработал. Конечно, она может говорить прямо, ведь она индиго. И тут же он выделил главную ветвь из всего дерева:

— Кто говорил тебе про твои цвета? Ты общалась с илле?

— Да.

— Это был мужчина?

— Да. Ты ведь тоже мужчина? У тебя мужской голос и фигура.

— И это был тот самый разумный, с которым ты впервые начала говорить прямо?

— Да, это был…

— Теперь остановись. Возможно, эту информацию сначала нужно услышать не мне или не мне одному. Подожди.

Кетл сообразил, что ему надо срочно рассказать о происходящем Теаюригу, а заодно признаться, что он применил гипноз к дозорному. Но Теаюриг должен понять: Кетл защищал индиго.

Он связался с Главой и описал все, как есть.

— Позволь мне привезти ее. В ней нет неправды.

— Кроме того, что она вообще здесь, дор Кетлерен, — сухо ответил Теаюриг.

— У нее есть сообщение для нас. Она общалась с мужчиной-илле. Я не стал расспрашивать ее до решения Лайдера. Возможно, это сообщение не должно коснуться моих ушей.

— Дор Кетлерен, как светло теперь слышать, что тебе важно решение Лайдера. Ты нарушил закон, дор, и твои воды текут по засохшему руслу!

— Если по засохшему руслу потекли воды, оно уже не засохшее, — слегка раздраженно ответил Кетл. — У меня не было времени запрашивать Лайдер, когда смерть грозила индиго. Я слушал закон, создавший все иные законы.

Теаюриг некоторое время молчал, Кетл даже подумал, не отключился ли он, и не уничтожат ли их вместе с землянкой прямо сейчас. Но тут в его голове снова раздался знакомый голос.

— Веди ее сюда, дор. Будем вместе решать, что говорит закон.

***

Теаюриг за своим ехидством забыл подтвердить запрет, который Кетл сам себе назначил. Ну а раз так, усмехнулся он, — нарушать так нарушать. И раз уж он решил спасти индиго, то ему необходимы новые знания.

— Как твое имя и как тебя зовут? — для начала спросил он ее вслух.

— Я не знаю, в чем разница, — растерялась она, — меня зовут Патрисия. А, наверное, так: мое имя Патрисия, а зовут меня Пат.

Голос у нее оказался высокий и звонкий, в отличие от низких грудных голосов женщин илле.

— Меня зовут Кетл. Ты должна сесть в мой куори, Паттл.

— Но я не вижу, где твой куори… он здесь? Очень странно, я «вижу» горы, небо и камни, но не куори.

— Потому что он вторичный.

— Вторичный?

— Он не живой и не отдает энергии. Иди за мной.

Она осторожно двинулась в его сторону, смешно поднимая ноги, словно боялась споткнуться. Когда они подошли к куори, он понял, что сама она в него не залезет. Выбор оказался на редкость сложным. Открыть ей зрение он не мог — ей лучше не знать дороги. Но как дотронуться до ее руки?

Однако она уже протягивала к нему руку и шарила в воздухе. Кетл был поражен, но невольно подставил локоть, и землянка дотронулась до прикрытой одеждой руки, оперлась на него, и он затянул ее в куори. Судя по ее цветам, ни капли не изменившимся — а своих эмоций она скрывать не умела или не желала, для землянки это прикосновение совсем ничего не значило. Надо запомнить это, как промежуточное знание. Он ученый и для него важны только факты. И все-таки хорошо, что никто этого не видел.

Кетл поднял куори в воздух и направил его в сердце гор.

***

Пока они летели, Патрисия старалась смотреть только на собеседника, иначе, если она «видела» небо и солнце, у нее начинало так мерцать в глазах, что казалось, что она с огромной высоты падает в круговорот света и цвета. Никакой черноты больше не существовало, мир наполнился невозможными прежде красками, словно это раньше она была совсем слепой.

Вопрос за вопросом, она рассказала ему обо всем, начиная с Семена и Невидимки и заканчивая невестой Стара, упустив лишь историю отношений с Артуром. Она не знала, все ли понял илянин, но одно знала точно — ему можно доверять. Почему, неизвестно… может, дело в его цветах? Стар, к примеру, успешно на них ориентировался. Хотя этот илянин, кажется, не индиго.

Ей тоже не терпелось получить информацию, но Кетл не спешил с ответами, и большинство ее вопросов повисали в воздухе.

— А я читала, — уже без особой надежды сказала Пат, — что у вас нет никакой техники, что вы или передвигаетесь с помощью одной только мысли, или пользуетесь животными. А вот же, куори…

На это она получила развернутый ответ:

— Передвигаться силой мысли могут лишь достигшие. Но и они не расходуют силу для ничтожных целей. Пока мы не ушли в горы, мы действительно почти не пользовались куори, нам некуда было спешить. Только в медленном пути есть настоящее движение. Но куори у нас сохранились, и мы взяли с собой все, которые смогли.

Ей очень хотелось спросить, относится ли он к «достигшим», совершали ли они космические путешествия, и правда ли то, что она прочитала про уникальное оружие, хранящееся в горах. Но как бы он не принял ее за шпионку после таких вопросов… К тому же, она вспомнила кое-что поважнее.

— Еще я слышала про ваши целительские способности. И что есть такие целители, которые могут вылечить абсолютно любую болезнь.

На этот раз она получила лишь отповедь.

— Не пей из всех сосудов сразу, иначе не познаешь истинный вкус напитка. Жди разговора с Лайдером.

Пат немного расстроилась, но сочла правильным замолчать. Она вспомнила хозяина селиплана, проводившего ее до прохода. Интересно, что он сейчас думает? Видел ли он, что ее не сбили? Пат только сейчас впервые задумалась над тем, что сделала — почему, интересно, она была так твердо уверена, что купол ей не преграда, и что ее не уничтожат при приближении? Может, она и в самом деле безумна? Но, с другой стороны, она ведь жива. То-то, небось, удивился австралиец. А ведь она подвергла его опасности — те, кто за ней следил, наверняка на него выйдут. Впрочем, что он сможет им рассказать?

Интересно, есть ли у них тут топливо для ее колымаги? И как и куда ей потом выбираться? На обратном пути ее могут подстеречь. Ладно, сейчас главное — довести свою миссию до конца. Ну и, конечно же, если ее не прогонят, спрятаться и выждать время. А там будет видно. Если возможности этих илян таковы, как о них говорят, они смогут помочь.

Перед тем, как они приземлились, Кетл произнес:

— Сейчас ты предстанешь перед Лайдером и будешь заново отвечать на вопросы. Все увидят, что ты говоришь правду, но этого недостаточно. Твоя правда должна быть понятна Лайдеру.

Она уже заранее боялась этого Лайдера — кто он такой, самый главный у них? Кажется, Стар упоминал это имя.

— Оставайся со мной на прямом разговоре, — продолжил илянин, — и я смогу направить тебя по верному пути.

— Ты хочешь помочь? — удивилась она. — Почему?

И, предупредив его ответ, добавила с усмешкой:

— А, вспомнила, я ведь индиго, да?

Кетл не улыбнулся в ответ.

— Полного ответа на твой вопрос я не знаю. Но так хотят Силы.

— Стар говорил, что немногие из илян могут говорить прямо, но все индиго говорят. Ты же не индиго?

— Нет. Ты же видела мои цвета, для чего ты спрашиваешь?

— А много у вас этих индиго?

— Их никогда не бывает много.

Илянин посадил свое воздушное судно. Она, разумеется, надеялась, что он поможет ей выбраться, но увидела только, как его мерцающий силуэт чуть отдалился в сторону и замер в ожидании. То, как она карабкалась, на ощупь вылезая из куори, наверное, представляло собой забавное зрелище. Но этот «чайник» — а его имя звучало точно как английское слово — даже не шевельнулся.

Когда она, наконец, приняла прямой и достойный вид, то сразу почувствовала, а потом и «увидела», что на поляне, где они сели, присутствует множество народу. Ее новым зрением угадывалось плотное мерцание серебристых пик — похоже, горы окружали поляну с трех сторон.

— Пройди и сядь, землянка, — торжественно произнес вслух чей-то красивый, внушительный голос.

— И куда мне пройти и сесть? Как мне это сделать? — почти разозлилась она.

— Прости, мы забыли, что твое зрение закрыто. Подойди туда, где стоит дор Кетлерен, привезший тебя сюда. Он сказал, что ты можешь видеть его цвета. Пока совет не примет решения, мы не станем открывать твое зрение.

Она обернулась и посмотрела туда, где перед этим видела Кетла — различить его цвета посреди остальных оказалось делом нелегким, однако он подошел к ней сам, а его голос в ее голове подсказал, куда идти. Патрисия сильно подозревала, что с той стороны поляны находится обрыв — там сияло небо. Возле обрыва тоже мерцали силуэты илян, но гостью подвели к широкой надежной скале. Поляна в этом месте сужалась.

Ее провожатый снова ей не помог, и она, ориентируясь по холодному серому свету, нащупала камень и, наконец, села. Теперь большая часть илян, судя по свечению, уселась большим полукругом вдоль скал, а часть осталась стоять возле обрыва слева от Пат.

«Дор — это уважительное обращение? — мысленно спросила она у Кетла. — Надо называть всех с этой приставкой?»

«Нет. И меня тоже не надо», — последовал ничего не разъясняющий ответ.

Пат снова попыталась разобраться с тем, что вокруг нее. Распознанные ею скалы светились матово-серебристым, блеклым, холодноватым цветом. Живые существа виделись совсем иначе, они мерцали, переливались яркими разнообразными красками. В районе головы цвета усиливались, иногда собираясь в один. Попроси кто-нибудь Пат назвать эти цвета, она не смогла бы — ей попросту не хватило бы слов для их обозначения.

Вот тебе и слепота… Кто бы мог подумать, что ее органы чувств смогут выделывать подобные фортели? А может, органы чувств тут вообще ни при чем?

Голос, который разговаривал с ней вслух, исходил, как она поняла, от одиноко стоящего илянина — он спокойно мерцал себе возле самой пропасти. Патрисия сразу выделила его по цвету: ярко-пурпурный, с примесью золотого. Наверное, это как раз и имел в виду Стар, говоря ей про «чистый красный».

Он и начал допрос.

— Как твое имя и как тебя называют? — повторил он вопрос Кетла.

— Мое имя Патрисия, меня называют Пат, — заученно ответила она.

— Меня зовут Теаюриг, и я буду говорить с тобой от имени всех здесь находящихся. Каковы твои занятия у тебя на родине, Паттл Исия?

Теаюриг? Если главный здесь он, значит, к суровому Лайдеру ее пока не поведут. Она отметила, что, в отличие от Стара, тут ее полное имя произносят с большой паузой посередине, протягивая «т» и почти не выговаривая «р».

— Я ученый и учитель. Я изучаю языки народов с разных планет, а потом обучаю этим языкам детей.

— В тебе нет сиреневого, ты не ученый, — последовал непримиримый вердикт. — Но ты, несомненно, можешь учить детей тому, что знаешь сама.

Патрисия обиженно молчала.

— Позволь мне спросить, раз уж ты не прячешь эмоции, почему ты недовольна моим свидетельством?

«Он видит темный в твоих цветах, постарайся его скрыть», — посоветовал Кетл в ее голове.

— Разве можно роптать на то, чем одарили нас Силы, и желать того, чем они не захотели нас одарить? — продолжил Теаюриг.

Патрисия растерялась.

«Скажи им правду, что ты и твой народ думает об этом», — услышала она мысленный голос Кетла.

— Я думаю, — начала, осторожно подбирая слова, Пат, — что многие из нашего народа постоянно желают не того, чем одарили их Силы, а того, чем Силы одарили других. Мне показались больными твои слова, потому что я считала себя ученым. А своего цвета я раньше знать не могла.

Она старалась говорить на самом правильном илините — благодаря Стару она стала лучше понимать и применять его образы и обороты. Теаюриг это, видимо, оценил.

— Ты очень хорошо освоила илинит и, наверное, другие языки тоже. Но это говорит о твоих врожденных способностях слышать древний голос народов, а не об учености. Тебе дано видеть, откуда их корни, по сокам их дерева, но в тебе нет склонности к кропотливому ежедневному труду. Силы щедро одарили тебя интуицией, и этого оказалось достаточно.

Приятно, как говорится, слышать, но что-то это не слишком походит на комплимент. То есть весь ее труд, все научные разработки — все насмарку? Возможно, что-то и давалось ей быстрее и легче, чем многим… но это не значит, что она бездельница!

— Ты считаешь, что я не трудилась? Но это неправда, — как можно сдержаннее возразила она.

— Ты трудилась, развивая свой дар. Но такой труд недостаточен для ученого. Ты могла бы спросить о настоящем труде у дора Кетлерена. К своему Дару он прибавил столько труда, что само Знание преумножилось его усилиями. Он — вершина горы, что касается неба, а мы лишь ее подножия, но для части не обидно быть меньше целого. Снизу мы видим, как гора и небо встречаются.

— Но даже вершина никогда не достанет до неба, — вежливо поклонился Кетл в ответ на его слова.

Пока проходил этот обмен любезностями, Патрисия сообразила, что слово «дор» означает, скорее всего, что-то типа «профессор» или «мастер». «Дор — это ученый?» — спросила она у Кетла. «Да», — после небольшой паузы как-то неохотно ответил тот.

— Кого ты представляешь и кого здесь ищешь? Кого ты знала там, и о ком знаешь здесь? — последовал тем временем новый вопрос.

Патрисия снова сосредоточилась.

— Я представляю илле по имени Стар. Ему четырнадцать с половиной, хотя нет, конечно, уже шестнадцать лет, он сын Кеунвена, его мать оставила его у себя в Ауиятале, когда другие ушли в горы. Полтора светила назад его поймали красные люди и тайком отвезли на Землю, чтобы он добровольно поделился силой с одним из них — с кем, я не знаю. Он жил у меня, и я переводила ему их требования. Стар отказался поделиться знаниями с красными людьми и объяснил мне, почему. Мы разговаривали с ним прямо. Он попросил меня помочь, и мы устроили ему побег. Я надеюсь, хотя не могу знать точно, что он сейчас на Оксандре. По крайней мере, таков был наш план. Он попросил меня также найти его мать и невесту. И привезти их к нему.

Она помолчала.

— Мне это не удалось. Его невеста нашла себе другого жениха… землянина. А его мать… — она прервалась, как только поняла, что именно должна сейчас сообщить, и продолжила медленно:

— Здесь я ищу илле по имени Кеунвен, чтобы рассказать ему о судьбе сына. И сказать, если он не знает… что его жена умерла. Это случилось, когда Стара забрали с Илии. Мне очень жаль.

— Ты умеешь говорить прямо. Скажи Кеунвену об этом сама, — тихо произнес красно-золотой. — Передай ему эти слова еще раз — от твоей души к его.

Патрисия растерянно смотрела в толпу на переливающиеся перед ней силуэты. Как она должна найти тут отца Стара? Она помнила, что Кеунвен тоже индиго, но все еще плохо представляла, как на самом деле выглядит этот цвет. Она еще раньше прочитала все, что знала об этом, но все примеры противоречили друг другу. Кто-то изображал ярко-фиолетовый, а кто-то темно-синий. Углубившись в историю названия, Пат, помнится, удивилась, узнав, что оно указывает на одно из земных растений — откуда могли знать это слово иляне? Но, даже если это растение имеет внеземное происхождение, оставалось полной загадкой, почему его имя звучит одинаково на илините и на земных языках? Контакты между Солнечной системой и планетами группы Тезурии начались не так уж давно.

Ну и как ей искать? Она ждала подсказки от Кетла, но тот, видимо, не считал это проблемой. И тут она «увидела»: чуть левее возле скалы на той стороне поляны — ошибиться невозможно! Это было нечто особенное и уникально-красивое. В самом центре других оттенков синего она увидела изысканный микс насыщенного, почти фиолетового, но все еще синего спектра. Патрисия повернулась туда и мысленно произнесла только для Кеунвена — она откуда-то знала, что никто больше, даже Кетл, ее не услышит:

«Мое небо затянуто черными тучами при мыслях о том, что твоя жена ушла в иные миры, и ты не смог попрощаться с ней. Но твой сын, я надеюсь, жив. Я пришла сюда, чтобы помочь ему. Чтобы вы узнали о нем. Стар много открыл мне, он достойный сын Илии, он устремлен к истинному Знанию. Он был готов умереть ради того, во что верил, чтобы не принести вреда ни Земле, ни илянам».

Ответом ей было тихое: «Я прожил восемь оборотов Фатаза, не зная, что с моим сыном. И ты открыла мне, что моя жена ушла и надо просить Силы о ней. Спасибо тебе. Благодаря тебе илле узнали, что Земля может рожать индиго, а значит, у нее есть шанс повзрослеть».

На это Пат не сразу нашлась, что ответить. Скромничать и объяснять, что, если у Земли и есть такой шанс, то вовсе не благодаря ей, казалось занудным.

— На Земле множество достойных людей разных цветов, просто завоевывать вашу планету пришли не они, — ответила она и только тут поняла, что сказала это вслух.

— Однако когда те пришли убивать илле, твоя планета не отреклась от них, — произнес вдруг некто оливково-зеленый.

Он стоял правее от Теаюрига, ближе к скале. В его цветах замерцал коралловый.

— Этот разговор мы продолжим позднее, — снова вступил красно-золотой. — Продолжай. Ты упомянула землянина, нового жениха невесты Стара. Ты его знаешь?

«Когда ты говорила о землянине, твои цвета изменились, — пояснил в ее голове Кетл. — Ты по-прежнему не скрываешь своих чувств».

— Знаю. Но я не хочу говорить здесь о нем, — резко ответила Пат.

«Ответь ему», — услышала она новый совет Кетла, но продолжала упорно молчать.

— Кого еще называл тебе Стар, когда рассказывал об Илии? — наконец, нарушил молчание Теаюриг.

— Он… он говорил только о своей матери, Яли Нел и о Лайдере, который уважает его отца.

Она не сразу поняла, что случилось, услышав доносящийся со всех сторон звук, прямо-таки громогласное «фи-фью» — над ней, несомненно, смеялись.

«Лайдер — это древнее собрание нашего народа», — сообщил ей тем временем Кетл. Он, похоже, даже не улыбнулся. Серьезный тип.

— Ладно, я поняла, — досадливо сказала она. — Лайдер — это вы все вместе.

— Прости нас, — произнес красно-золотой, и веселье тотчас же прекратилось. — Не совсем так. Но Лайдер действительно представляет народ илле. А я говорю от его имени в этом круге светила. В следующем круге изберут другого. В зависимости от тех вопросов, что мы решаем, собирается Большой, Малый Лайдер или Девятка. Сейчас ты говоришь с Малым Лайдером. Но ты права, называя Кеунвена уважаемым. Давай вернемся к твоему рассказу. Что ты знаешь о похитителях Стара?

Патрисия как можно короче и как можно понятнее поведала им о заговорщиках и о том, что за ней тут следили.

— Как ты поняла, что тебя преследуют?

— Меня предупредили. Женщина-креза по имени Зов и новый жених невесты Стара… его зовут Артур, — Пат надоело повторять эту чушь про «нового жениха невесты».

— Кто за тобой следил?

— Не знаю… Но мне кажется, что это не те, кто похитил Стара. Один из них, кажется, мертв, другие, возможно, сбежали, но на Земле они меня вроде не заподозрили. А если это земные власти, тогда почему меня не допросили? Я думаю… это мог быть тот, ради кого выкрали Стара.

Она остановилась, ожидая новых вопросов. Но Глава Лайдера поменял тему.

— Кто тот разумный, который проводил тебя к проходу? — спросил Теаюриг. — Дор Кетлерен сообщил, что видел еще один куори.

— Это обычный человек, я купила у него селиплан… то есть куори, и заплатила, чтобы он показал мне проход. Он не служит властям и ничего не знает о том, кто я и для чего здесь.

«Этого ты знать не можешь», — заметил Кетл.

— Точнее, я думаю, что он ничего не знает, — поправилась она.

— Сколько светил ты прожила? — последовал неожиданный вопрос. — Мы не можем определить количество светил, глядя на тебя. Наши женщины выглядят по-другому, и мы не понимаем, юна ты или твой возраст огня подходит к концу.

Патрисия могла бы спросить, зачем это им, но решила ответить.

— Двадцать девять, — строго сказала она.

— Ты имеешь мужа и уже родила?

Пат опешила.

— Нет, я не замужем.

— Ты старая дева и уже не родишь?

Оказывается, это оскорбительное слово отлично переводится на илинит! Пат окончательно возмутилась.

— Это не имеет никакого отношения к делу, — отчеканила она. — Твои реки текут в несвойственном жизни направлению, — добавила она, вспомнив фразу Стара и решив, что сейчас она будет уместна.

— Это твои воды уходят сейчас в песок. Мы не понимаем, почему ты злишься.

«Ответь ему», — тут же последовал настойчивый совет от Кетла. Несколько секунд она упрямо молчала. Но и весь Лайдер тоже замолк в ожидании. Это становилось смешным.

— Раз уж вы спрашиваете… — она решила, что, может, и правда, лучше расставить все по местам. — Во-первых, у меня нет мужа, а во-вторых, на Земле мой возраст считается еще молодым, и я могу выйти замуж когда угодно и завести детей, будь мне хоть все тридцать пять, а то и больше, это у вас тут в тринадцать уже отцами становятся… а у нас возраст Стара — это возраст ребенка. А в-третьих, я не понимаю, каким образом все это касается…

— Останови поток своих мыслей, — потребовал Теаюриг. — Ты прибыла к нам незваной, и мы задаем тебе вопросы, корней которых ты знать не можешь. В другой разговор будешь спрашивать ты. Но только после того, как Лайдер решит, как нам поступить.

«Пожалуйста, помолчи», — одновременно она получила недвусмысленный наказ от Кетла.

— Я задал все свои вопросы, — наконец, вымолвил Теаюриг. — Кто из совета хочет задать свои?

— Позволь мне, — послышался голос Кеунвена, отца Стара. — Я хотел бы узнать больше о том, как пересеклись ваши со Старом реки. Что он говорил о тебе самой?

Вопрос был странный, но ради отца Стара стоило поднапрячься.

— Он… Стар постоянно повторял мне, что я индиго, хотя я до сих пор не поняла, почему это имеет такое значение.

— Индиго — это редкий цвет, — вмешался в разговор Теаюриг, избавляя от ответа Кеунвена. — Немногие, даже очень достойные люди, могут его носить. Это трудный дар. Это цвет самопожертвования, цвет разумных, которые способны отречься от себя ради других.

— Что? — изумилась Патрисия. — Ну… тогда это явно не про меня. Никогда ничем не жертвовала и, честно говоря, не собираюсь.

— Теперь я понял бы, что ты настоящий индиго, даже если бы начисто лишился взгляда, — вымолвил Теаюриг, и голос его странно потеплел. — Ты жертвуешь своей жизнью и даже этого не замечаешь. Скажи, почему ты здесь, если не ради другого?

— Ну… я просто хотела помочь! Да у меня и выбора особенно не было. То есть русло моей реки все равно текло в эту сторону. Когда привезли Стара, меня никто не спросил. Ну а дальше… не могла же я бросить его им на растерзание. А сейчас мне все равно надо скрываться…

— Многие из многих побоялись бы ему помогать. Если бы ты хотела пойти против заговорщиков, то сдала бы Стара своим властям, и при этом соблюла бы законы своей планеты. А когда тебя стали преследовать, ты могла скрыться в любой точке Вселенной.

— Но я обещала Стару, что найду его мать и невесту. Если уж мне по-любому пришлось бежать…

Патрисия бессильно замолчала. Ну как они не понимают, что никакого подвига в ее действиях не было, все получилось само собой?

— А почему ты прилетела сюда, в горы?

— А куда мне было деваться? На Земле за мною следили. На Оксандре бы стали следить тоже…

— Но ты же знала, что любой корабль при попытке проникнуть в горы погибнет. На Земле и Оксандре у тебя еще был шанс сбежать и спастись. И ты все еще могла рассказать все властям. Ты не могла знать, что дор Кетлерен решит пропустить тебя в горы. Не окажись его там, ты была бы мертва, ведь другой конец нити был скрыт от нас.

— Э-ээ… возможно, я это сделала от недостатка рассудка, — буркнула она.

— Ты говоришь неправду, и сама это знаешь. Ты сделала это потому, что на Илии оставался еще один человек, близкий для Стара.

— Тогда я это сделала от упрямства. Потому что я привыкла все доводить до конца. Да я просто знала, что прорвусь, вот и все! Не спрашивайте, откуда.

— Позволь мне еще спросить о моем сыне, Теаюриг, — не выдержал Кеунвен. — Что еще говорил тебе Стар, землянка?

— Я расспрашивала его об Илии, а он рассказывал мне, но я мало что понимала. Он объяснил мне, почему нельзя отдавать знания землянам. Но потом от отчаяния даже собирался отдать знание мне. Он думал, что тогда я смогу лучше помочь ему.

— Стар собирался отдать тебе знание?

Цвета всех присутствующих странно замерцали, напоминая одну огромную перекатывающуюся волну.

— Ну… да. Но это он просто от безысходности, я, разумеется, отказалась.

Всеобщее молчание.

«Объясни им, почему ты отказалась», — потребовал Кетл, которого она давно уже не слышала.

— Разве это не понятно?

Патрисия невольно ответила ему вслух. Так быстро соображать на чужом языке ей было нелегко, она совсем сбилась с высокопарного стиля илинита, полностью забыла про все их «русла» и «ветки».

— Мне это попросту не надо. Я не знаю, как этим пользоваться. Стар сам говорил, какая это ответственность, и что я почти ничего в этом не пойму. Ну и зачем мне это… я и без того умудряюсь вляпываться во всякую чепуху… то есть мои реки и так сами не знают, куда текут.

— Я думаю, нам пора закончить, — произнес, наконец, Теаюриг. — Дальше мы будем разговаривать без тебя, Паттл Исия. Лайдер должен принять решение, что нам с тобой делать дальше.

— Какое еще решение? — забеспокоилась Пат. — Вы же не убили меня сразу? Неужели теперь вы можете…

— Полагаю, ты слишком много общалась с красными людьми, — укоризненно заключил Теаюриг. — Илле не убийцы.

— Да, простите, я все понимаю… Стар говорил мне. Я просто… я думала… Я надеюсь, вы мне поможете, — решилась, наконец, она. — Я читала о ваших возможностях. Говорят, здесь, в горах, у вас есть космолеты… Хорошо бы попасть к Стару, рассказать ему обо всем. С Оксандры я бы улетела куда-нибудь подальше, а вы забрали бы Стара сюда, он мечтал вернуться в горы к отцу.

— Это засохшее русло, землянка, — печально произнес Теаюриг. — Мы не сможем отправить тебя на Оксандру, у нас нет космолетов. Это невозможно как для тебя, так и для нас. Твой разум должен был подсказать тебе это заранее.

— Что… нет? Тогда… тогда отпустите меня обратно, в город. Топлива у меня хватит, а там…. Небось, никто еще не заметил моего отсутствия. Или вы боитесь, что я покажу, где проход? Так это все знают. Я никому не расскажу о вас, да мне и нечего.

— Ты не можешь вернуться, — мягко сказал ей отец Стара, — и это не из-за нас. Нам нечего опасаться: землянам не разрушить нашу защиту. И мы можем сделать так, что ты не вспомнишь ничего из этого разговора. Но мы не можем отправить тебя назад к красным людям. Даже если земляне не знают о Старе, они узнают, что ты была здесь. Они уже знают. Тебя будут пытать, а ты даже не сможешь ничего рассказать. И тогда илле станут убийцами.

— Это мое дело. Я готова рискнуть.

— Нет. Отец не может позволить ребенку прыгнуть с большой скалы, даже если на то его воля.

— Я не ребенок!

— Ты рассуждаешь как неразумная. Какое дерево срубает само себя?

Потрясенная, Пат молчала.

— Лайдер примет решение на твой счет, Паттл Исия, — строго сказал Теаюриг. — Ты его обязательно узнаешь. Дор Кетлерен, — Теаюриг впервые за все время обратился к нему. — Лайдер в моем лице согласился не осуждать твоего поступка.

Патрисия подняла голову — интересно, как они отреагируют на это единоначалие? Никто не возразил, разве что у илянина, который стоял справа, чуть больше замерцал коралловый цвет.

— Но ты раскопал яму и посадил саженец сам, и теперь тебе придется поливать его. С этого момента ты отвечаешь за землянку. Ты заберешь ее в свое жилище прямо сейчас. Остальные решения совета, которые ты пропустишь, мы, разумеется, донесем до тебя позже.

Красно-золотой на несколько секунд замолчал, словно прислушивался, а потом произнес:

— Не говори со мной прямо, дор Кетлерен. Озвучь свои возражения Лайдеру.

— Я признаю, что принял это решение сам, Теаюриг, и готов подвергнуть себя суду Лайдера, — сдержанно заговорил Кетл, но Пат услышала в его голосе нотки неудовольствия и волнения. — Однако я не могу привести землянку в свой дом. У меня много работы, ты знаешь. Я работаю не для себя, а для илле, и землянка будет мешать мне.

— Ты точно не индиго, — произнес Теаюриг, и все снова засмеялись на свой манер. — ты работаешь не для себя, а для илле… и своего удовольствия.

Это явно была шутка, но Кетл промолчал. Пат подумала, что он, должно быть, очень сердит, однако его цвета мерцали по-прежнему ровно.

— Ты сказал, что готов подвергнуть себя суду — вот тебе наш суд, — уже серьезно продолжил красно-золотой. — Ты прервешь иные труды и будешь отвечать за землянку.

— Я сохранил ей жизнь и привел ее на Совет. Но я не слышу, чтобы Силы поручили мне что-либо сверх того.

— Зато я это слышу, дор. Что ты скажешь еще?

— В моем жилище землянке не будет удобно.

— Но у тебя, в отличие от многих, есть место, где она может спать.

— Но она… она женщина!

Это явно был вопль отчаяния. Патрисии даже самой стало смешно — вот вляпался этот несчастный Кетл. Но тут ей пришла в голову очевидная, вроде, мысль.

— Позволь, Теаюриг, — она с трудом произнесла его имя. — Разве нельзя поселить меня с одной из ваших женщин? Неужели они так же ненавидят землянок, как и те ваши, в городе?

Она огляделась и «увидела», как резко потускнели цвета всех сидящих вокруг илян. На этот раз не сдержал эмоций и Кетл — его зеленый превратился в темно-болотный.

— Землянка Патрисия, — печально сказал Глава, — сейчас ты, не зная того, наступила на раненую птицу. Это страшная боль еще не умолкла в наших сердцах, и никто не может ее скрыть от тебя. Ни одной нашей женщины не осталось в живых.

Патрисия несколько секунд пыталась это осознать, а потом у нее по спине пополз холодок.

— Ты хочешь сказать, что я… что я единственная женщина здесь, среди вас?

— Твой страх расползается, застилая прочие краски. Где твой разум? — строго произнес Теаюриг. — Никто в здравом рассудке, не боясь гнева Сил, не посмеет причинить тебе зло. Но я знаю, почему ты боишься, и поэтому не стану упрекать тебя. На Земле есть настолько черные мужчины, что способны взять женщину силой, верно?

— Да, — еле слышно ответила она.

— Здесь это невозможно. Конечно, ты еще опасаешься, что кто-то из нас, кто не был женат, может испытать огонь к тебе, и ты вынуждена будешь опечалить его? Но будь спокойна. Во-первых, никто, кроме совета, не знает, что ты здесь, и пока не узнает. Кроме того, твой… — казалось, он подбирает слова, — э-ээ… внешний вид отличается от того, который желанен мужчине-илле.

Белая кожа, вспомнила она.

— Ну а за огонь дора Кетлерена ты можешь не опасаться в любом случае.

Ей послышалась в этих словах мягкая ирония.

— Это еще почему? — полюбопытствовала Патрисия. — У него осталась жена в городе?

— Доры никогда не женятся, если ты этого не знала. Он посвятил всю свою жизнь открытию новых знаний. Он стар, он вошел в возраст воды еще в прошлом году. Было бы трудно найти столь достойного илле, который мог бы тебя принять, но он нашел тебя сам.

И общий смех заключил его речь. Не смеялся только бедный дор.

Хорошо, что им свойственно чувство юмора. Патрисия тоже готова была посмеяться, если бы не главная мысль, занимающая ее сейчас: пожалуй, у нее все-таки недостаток рассудка. Ну, либо, как вариант, только индиго способен завести себя в такой кромешный тупик.

***

— Следуй за мной, — произнес Кетл.

Голос его прозвучал бесстрастно. Старческих ноток в нем не было, обычный мужской голос, даже не такой низкий, как у Теаюрига. Потому она и решила, видать, сначала, что он ее ровесник или немного постарше.

Ну и тоска ей предстоит — общаться с пожилым научным работником, которому и вовсе не до тебя. Помнится, и на вопросы ее он отвечал неохотно, а теперь, когда она стала для него обузой, от него тем более ничего не добьешься. И имя у него такое смешное. Дор — почти доктор. Доктор Чайник, курьезный персонаж. Как упорно он пытался от нее избавиться… вот бедняга.

Хотя его можно понять. Ей стало неловко, что принесла такие проблемы пожилому, как оказалось, ученому. Если бы не он, ее бы уже не было в живых. Бедняга решился нарушить закон, чтобы спасти ее. И не бросил на совете, помогал подсказками.

Пожалуй, лучше уж этот профессор, чем кто-либо еще. Есть что-то надежное в этом доре, словно она уже давно его знает. А чего ждать от остальных — неизвестно. Одно дело, несколько знакомых инопланетян в земном окружении или Стар под ее опекой, другое — когда она здесь одна среди чуждого разума.

Конечно, они и шагу не сделают без одобрения этих своих Сил, но вот что именно они способны одобрить — она не знала. Стар — он ведь рос без отца, он, может, и не в курсе всего.

Ей хотелось снова и снова ругать себя за безрассудность, но от этого ведь ничего не изменится. Лучше сосредоточиться на дороге. Сейчас ей приходилось одновременно не терять из виду силуэт дора, стараться не врезаться в скалу и не оступиться на неровных камнях.

Сначала идти на ощупь казалось не так уж и трудно. Они покинули поляну и некоторое время шли по широкому ровному проходу между двух скал — справа и слева от нее разливалось серебристо-холодное свечение, а под ногами мягко пружинила трава. Но затем проход начал сужаться, а дорога то спускалась, то поднималась. Трава закончилась, и Патрисия то и дело спотыкалась о камни. Когда они шли вверх, ей казалось, что дорога встает перед ней отвесной стеной, а когда вниз — ей чудилось, что она сейчас упадет плашмя. Кетл только иногда направлял ее — правее, левее.

А затем… Скала с одной стороны открылась — иначе как объяснить то, что серое свечение пропало, а все слева вдруг залилось таким невыносимым мерцанием, что она зажмурилась. Но это не помогло, ведь свечение не имело никакого отношения к зрению. Скала справа оказалась совсем близко, и Патрисия вдруг поняла, что они находятся на краю обрыва. Высоты она, в принципе, не боялась… когда это, к примеру, вид из окна селиплана, или с крыши высотного дома. Но тут…

Голова у нее закружилась, все краски перемешались.

— Стой! — крикнула она своему молчаливому провожатому, пока тот еще не скрылся за крутым поворотом. — Я не могу… не могу дальше. Верни мне зрение, умоляю!

Кетл остановился. Как раз в этот момент под ее ногой что-то хрустнуло, и мелкие камушки полетели вниз с обрыва. Она невольно вскрикнула, лихорадочно нащупала стену и всем телом прилипла к ней.

Силуэт ученого замерцал поблизости.

— Я не могу открыть тебе зрение до решения Лайдера. Следуй за мной, и ничего не случится, — снова позвал он.

Она только панически замотала головой, понимая, что не сможет сделать больше ни шага. Если он видит сейчас ее цвет, то должен это понять.

— Но ты не можешь остаться здесь, — сообщил ей ученый потрясающую новость.

— А твой дом… Нам далеко еще?

— Еще пятнадцать сотен твоих шагов. Нам надо подняться гораздо выше.

— Я не смогу… у меня кружится голова.

Провожатый стоял в ожидании и, похоже, не собирался ничего предпринимать.

— Дай мне хотя бы руку! — потребовала Патрисия. — И давай пойдем помедленнее.

Кетл молчал.

— В чем дело? — рассердилась Патрисия. — У вас, я смотрю, не принято помогать женщине!

— А у вас, — медленно начал Кетл, — видимо, считается возможным притрагиваться друг к другу?

— А что в этом такого? Если надо помочь…

— То есть это для тебя ничего не значит?

— А что это должно значить?

— Но помощь на такой дороге никому не нужна, — вместо ответа сообщил дор.

— А мне нужна! — рассердилась она. — Я ж ничего не вижу, забыл?

Он некоторое время медлил, но потом все-таки вернулся за ней.

— Хорошо, — сказал дор. — Я возьму твою руку, если ты воспринимаешь это именно так. Но ты не должна будешь никому говорить об этом. Без крайней необходимости мужчина-илле не имеет права первым дотронуться до руки женщины.

— А она?

— Если это делает она, это означает, что она позволяет ему ухаживать за собой, как за возможной невестой. Лучше тебе об этом знать, когда ты будешь общаться с другими, особенно с теми, которые находятся в возрасте огня.

— Ну и ну, — Патрисия так удивилась, что чуть не забыла про обрыв. — А если он не захочет после этого за нею ухаживать?

— Тогда он не ответит на ее прикосновение, и второй попытки она уже не сделает.

— И она будет чувствовать себя униженно.

— Почему? Она будет расстроена, но примет это как новое знание. Как иначе мужчине узнать, что он ей нравится?

— Ну, если она ему нравится, он мог бы сказать ей об этом первый. Лучше уж мужчина получит отказ, чем наоборот.

— Мужчина не может навязывать свои желания женщине, иначе она становится уязвимой, — строго сказал дор. — И у нас не принято говорить об этом словами до того момента, как язык тела не откроет нам чувства друг друга. Слова меняют мир вокруг нас, и остаются с нами, даже когда отзвучат.

Надо же… хорошо, что он ей объяснил, и хорошо, что он пожилой, а то с кем-то другим, помоложе, она могла бы попасть впросак. Дотронулась бы случайно, а потом поди от него отвяжись. Разве что белая кожа поможет. Патрисия вдруг вспомнила, как изумленно посмотрел на нее Стар, когда она дотронулась до него в знак поддержки.

Она почувствовала, что краснеет. Получается, сначала она приставала к мальчишке, а теперь — к старику-профессору.

— Ты ведь не решишь, что я набиваюсь к тебе в невесты? — немного смущенная, она решила отшутиться.

— Нет, — абсолютно серьезно ответил он. — Мы ведь договорились понимать этот жест на твоем земном языке. К тому же, время, в котором у меня могла быть невеста, осталось двадцать светил назад.

Интересно, почему он выбрал науку и решил не жениться? Надо будет как-нибудь расспросить.

— А цвет? — вспомнила она. — Вы же видите цвет? По нему ведь можно понять, если кто-то влюблен?

— Ты имеешь в виду эмоции? Основной цвет у разумного не меняется в течение жизни. Но если кто-то не может или не желает скрывать чувства, то цвет может их выдать так же, как и глаза, и выражение лица. Но как ты сможешь узнать, кого именно любит женщина? Она может смотреть на тебя, а думать о другом.

— Ты подсказывал мне на совете, чтобы я скрыла свои эмоции…

— Я понял, что ты не скрываешь их только потому, что не умеешь.

— А этому можно научиться?

— Разумеется. Хотя некоторые эмоции скрыть очень трудно, а порой невозможно.

Пат вспомнила еще кое-что, что ей пригодилось бы:

— А как вы узнаете по цвету, говорит ли собеседник правду или лжет?

— Это узнается не по цвету, — удивился Кетл. — Разве это не слышно и так?

— Хорошо вам живется, — вздохнула Патрисия. — И врать друг другу бессмысленно, и все друг про друга ясно. Хотя, если подумать, так ли это здорово…

— Ты задаешь мне вопрос или сама пытаешься дать мне новые знания? Но я не слышу в твоих словах ни того, ни другого. О чем они?

— Это просто мысли вслух, — рассеянно ответила она.

— Земляне говорят сами с собой вслух? Как можно мыслить и говорить одновременно? Слова возникают тогда, когда созревает мысль. А твоя мысль явно не успевает дозреть.

— Земляне, — буркнула Пат, — не придают такого значения словам, иногда люди могут просто… — она подбирала выражение, — поговорить ни о чем, чтобы не молчать.

— Их сосуды пусты, но они делают вид, что пьют?

Патрисия решила не подтверждать его реплику о «болтовне» — ответить ей было нечего.

— Когда твоя мысль не дозрела, твой илинит становится очень плохим, — беспощадно сообщил дор.

— Это потому, — попыталась сопротивляться Пат, — что вы считаете каждую свою мысль законченной и не испытываете сомнений. А земной язык позволяет выражать все свои мысли, и не заключать их в обязательную форму.

— Как может разумный не испытывать сомнений? Но зачем сомневаться вслух?

— Но разве…

— Нам тоже стоит перестать черпать из пустых сосудов, — невежливо прервал ее дор Кетлерен. — Я вижу, что твой страх ушел. Нам пора идти. Я найду дорогу и ночью, но ты устала и твой путь должен быть завершен, пока светило еще делится с нами.

Тут до нее дошло, что весь этот занимательный разговор состоялся над краем пропасти — надо же, как ей удалось отвлечься! А дор-то? Отвечал, а сам терпеливо ждал, пока она придет в себя. А может, не просто ждал? Не с его ли невидимой помощью она успокоилась?

Однако силуэт его руки уже мерцал перед ней — профессор жертвовал ради нее традициями. Пат вложила пальцы в его ладонь, вцепившись как можно крепче, и он тут же потянул ее вперед.

Рука у него оказалась надежной, сухой и теплой, а идти стало гораздо легче, хотя все равно страшновато. Патрисия решила «смотреть» только в сторону скал и чуть-чуть на Кетла, тянувшего ее за левую руку. Правой она постоянно нащупывала холодный камень.

— Почему так сияет — даже больше, чем когда мы летели? — пожаловалась она.

— Это светило отдает нам вечерний цвет.

Наверное, это невероятно красиво, каким зрением ни смотри: закат в горах, на огромной высоте. Но ей снова стало не до красот. За крутым поворотом их ждал открытый с обеих сторон участок, а потом справа снова воздвиглась стена. Теперь они поднимались резко вверх. В какой-то момент небесное свечение заслонили скалы, под защитой которых Пат почувствовала себя спокойнее, но потом начался еще более крутой и ничем не огражденный подъем. Она едва находила под ногами опору, и спутник всякий раз ждал, когда Пат отыщет ступеньку — если это были ступеньки.

Воздух в горах, как ни странно, не был сильно разреженным. Но у нее закончилось дыхание, она совсем обессилела. Обрыв теперь остался у них за спиной, дор Кетл уже практически втаскивал ее в гору, а внизу всеми возможными красками мерцала пропасть. Если бы он сейчас отпустил ее руку, она полетела бы вниз, и летела бы, наверное, очень долго. От страха она уже не могла вымолвить ни слова, пот стекал по спине ручьями, мокрые волосы липли ко лбу и шее.

Наконец, одним последним рывком суровый проводник затащил ее с последней невероятной ступени на более-менее ровную горизонтальную поверхность. В какой-то момент она почувствовала себя висящей в воздухе, но не в силах была даже удивиться невероятной мощи илянина, удержавшего ее одной рукой. Сам он ничуть не задохнулся, дыхание у него ни капли не сбилось — старик, видать, был хорошо тренированный. Не думая уже ни о чем, Пат сделала несколько шагов подальше от пропасти и упала плашмя. Она пролежала так минуту, не меньше. Профессор терпеливо ждал, стоя рядом.

— Долго еще? — простонала, наконец, она, отдышавшись, и подняла голову.

— Мы пришли, — спокойно ответил дор Кетл. — Ты сейчас на пороге моего дома.

Н-да… похоже, напрасно она так мечтала скорее попасть «домой». Она аккуратно приподнялась на локтях, встала на карачки, а потом медленно, бочком, села, подтянув ноги и не отрывая ладоней от поверхности. То, что ученый назвал порогом, виделось ей небольшой площадкой, метров сорок в квадрате, с трех сторон окруженной обрывом. Закат, видимо, уже угасал, потому что мерцание стало слабее, и откуда-то сверху наползала настоящая чернота.

Напротив обрыва едва заметно серебрилась скала, уходящая далеко ввысь, а за скалой светлела еще более высокая пика. И еще откуда-то снизу доносилось чудесное благоухание, напоминающее запах липового цвета, но нежнее и тоньше.

Она осторожно встала, вытянув руки, ей тут же показалось, что площадка клонится в сторону пропасти, и Пат снова опустилась на колени. И — плевать, как это выглядит, — ползком на карачках двинулась в поисках опоры к скале. Потеряв терпение, Кетл решительно взял ее за руку, направил и втянул через темневший проход внутрь, где она, наконец, приняла вертикальный вид.

Ничто не освещало пещеру — а это была, несомненно, пещера, — изнутри. Серебристое свечение стало слабым-преслабым, перешло в песчаное и пропало. Закатные краски исчезли, и в этот миг Патрисия могла бы сказать, что ее поглотила полная чернота — ее внутренний взгляд здесь почему-то не работал. Однако силуэт хозяина она по-прежнему «видела».

***

Ну вот, оказывается, она боится не только высоты. Она ухватила дора за рукав:

— Свет! У тебя есть свет?

— Чего ты боишься? — удивился профессор. — Пока горы спят, ты здесь в безопасности.

— Есть тут какие-нибудь светильники? Источники света? Я ничего не вижу… даже как раньше, изнутри — ничего! Только немного тебя…

Она смутно подозревала, что это ей не поможет — если внутренним зрением нельзя увидеть селиплан, то и искусственный свет она тоже не увидит.

— Взгляд не позволяет тебе видеть в темноте? — удивился Кетл.

— А тебе? Вы и это умеете?

— Если ты спрашиваешь, могу ли я пользоваться своим жилищем, не освещая его, то мой ответ да. Но существуют насекомые, с радостью отдающие свой свет в наших жилищах. Однако их надо призывать заранее, чтобы они успели проделать немалый путь. Есть еще светящиеся цветы, но они быстро увядают, лишаясь энергии. Даже если бы они тут росли, я не стал бы просить их об этом без серьезной необходимости.

Несколько обалдевши, Пат замолчала. Она была готова «убить» любое растение, лишь бы… Впрочем, все это напоминало сказку. Животные, приходящие по зову, это еще куда ни шло, дрессировать умеют и на Земле. Но насекомые и цветы?

— Значит ты то видишь истинную суть предметов, то нет, — задумчиво произнес ученый. — Я думаю, это связано с твоим страхом. Ты боишься темноты, и поэтому она поглощает в тебе все остальное. Садись здесь.

Похоже, он перестал обращать внимание на традиции и спешил хоть как-то разобраться с проблемной гостьей. Движением руки он подвел и усадил Патрисию на что-то жесткое, гладкое, но не холодное, и его силуэт замерцал то слева, то справа, оставаясь единственным пятном в кромешной тьме.

Пат старалась не выпускать дора из виду, пока тот хозяйничал. Оценить размеры пещеры и высоту свода она не могла. Добавив к страху высоты еще и клаустрофобию, боязнь темноты и одиночества, Пат мысленно передала привет своему психотерапевту. Постепенно она все-таки успокоилась и ей захотелось побольше узнать об этом месте… раз уж придется провести тут какое-то время. Она надеялась, что именно «какое-то».

— Мы ведь очень высоко в горах, правда? Почему же здесь совсем не холодно? У нас в горах на вершинах лежит снег, и, чем выше, тем труднее дышать, — выдала свои скудные познания Пат.

— Воздух здесь иной, чем внизу, но, чтобы стало трудно дышать, надо выйти за пределы дыхания Илии, а это еще очень далеко.

— А чем этот воздух иной?

— Сейчас — ничем, благодаря кокону. Он создает и сохраняет тепло, иначе было бы куда холоднее. Хотя, наверное, и не настолько, как у вас на Земле. Снега на Илии не бывало уже много тысяч Фатазов, даже в горах.

Патрисия вспомнила, как хозяин селиплана говорил про купол, которым иляне себя здесь окружили. Может, это и есть тот самый кокон? Защита ото всего сразу — и от землян, и от холода. Кстати, в пещере почему-то становилось все теплее, и Пат стянула с себя термокуртку.

— Вероятно, ты голодна, — сделал научное допущение дор. — И я не знаю, достаточно ли будет твоему организму вечернего напитка.

До этого момента она про еду не думала, но после его слов сразу же ощутила голод и жажду.

— Я тоже не знаю, — призналась она. — Мы обычно не только пьем, но и едим. Но давай хотя бы напиток…

— Пойми, Паттл Иссия, я не принимаю здесь гостей, и не принимал их никогда в своей жизни. И, разумеется, у меня нет знаний о физиологии землян. Поэтому если ты будешь в чем-то нуждаться, ты должна сказать. Мы питаемся один раз в день, но утренний напиток дает силы, а вечерний успокоение.

— Из чего его делают, этот напиток?

— Листья для вечернего напитка отдают нам деревья. У меня не хватит его на двоих, поэтому тебе придется подождать, пока я его приготовлю. А утром я сделаю сок из плодов.

Она уже открыла было рот поинтересоваться, откуда в горах плодовые деревья, но внезапно у нее перед глазами вспыхнуло и разгорелось ярко-оранжевое пятно. Пятно колыхалось невысоко от пола, а Кетл, судя по силуэту, присел рядом на корточки.

— Это что, огонь? — обрадовалась она. — Ты будешь готовить на огне? Ты высек его из камня или у тебя есть… — она не могла найти слова «спички» в илините, — зажигательные палочки из дерева и горючего вещества?

— Да, это огонь, — Кетл отвечал последовательно. — Листья отдают свой сок, нагреваясь на огне. Я не понимаю, что значит высечь из камня и какие палочки ты имеешь в виду. Зеленая плесень, помогающая разжигать огонь на сухой траве, осталась внизу, в городе. Ее запасы бывают в каждом доме, но у нас они закончились. Нам приходится просить камни отдавать энергию, полученную ими от дневного светила.

— Это как? — обалдела Патрисия.

Кетл воспринял ее вопрос буквально.

— Я не смогу научить тебя этому, землянка. Просить у камня может только тот, кто имеет Дар.

Ей показалось, что она различает над оранжевым свечением огня что-то прозрачное и серебристое, перетекающее и сверкающее.

— Это вода? Там, над огнем?

— Да. Хорошо, что ты снова видишь. Значит, темнота и страх больше не затмевают твой взгляд.

— А где вы берете воду, если в горах нет снега? Ее что, тоже отдают камни? — Патрисия настолько пришла в себя, что даже могла иронизировать.

— Да, — спокойно ответил Кетл. — Горы черпают воду из своих корней и выпускают ее из щелей там, где мы просим.

Потрясенная, Пат надолго умолкла. Кто они такие, что горы отдают им воду, а камни разжигают для них огонь?

Еще общаясь со Старом, она решила взглянуть на этот их Дар с высоты цивилизованной науки. Врожденные способности илян — результат их многовекового гармоничного сосуществования с окружающим миром. Близость с природой позволяет им проникать, подключаться к ее энергетике — к так называемым «Силам». Каждый из них сам является частью этой природы, а значит, их силы — это тоже естественное ее проявление через них. Но при этом они — такие продвинутые — почему-то верят в их трансцендентный источник, и почитают эти природные силы, как личностей. Самый настоящий религиозный анахронизм!

От факультатива по истории земных религий Патрисия отказалась. На других планетах — свои верования, и знание древних религий и других заблуждений человечества лишь нарушит чистоту эксперимента — захочется проводить параллели и делать преждевременные выводы.

Конечно, и сейчас на Земле никто не запрещал верить во что угодно, если это не вредит окружающим. Но государственной поддержки такая практика не встречала — люди, способные подстраивать свою жизнь под подобную ерунду, не могут быть достаточно дисциплинированы и четко соблюдать законы Контроллера. Правительство даже собиралось законодательно заставить таких сумасбродов регулярно отмечаться и проходить психологическое освидетельствование.

У Патрисии в семье тоже был свой чудак — точнее, чудачка. Еще девочкой Пат стыдилась, что ее бабушка — такая умная и образованная, — так любит легенды. Патрисия не хотела ее обижать и делала вид, что слушает ее, когда та читала ей сказки по вечерам. И вот, оказывается, кое-что из этих сказок запечатлелось у нее в голове. Потому что в словах Кетла об отдающих воду скалах ей послышалось что-то величественное… Как говорила бабушка, «библейское»… И даже как-то страшновато стало.

— Наверное, для этого требуется кто-то, обладающей большой силой? — пораженная, прошептала она.

— Если ты спрашиваешь, любой ли, кто имеет Дар, может просить горы, то да, теперь любой.

— Теперь?

— Кто-то должен быть первым, чтобы найти нужное знание в источнике всех знаний, и поделиться им с другими.

Его сиреневый, она это ясно видела, светился очень красиво и ярко.

— Этим первым был ты? — внезапно догадалась она.

— Да, — коротко ответил он после небольшого молчания.

— Это и есть твоя работа? Извлекать нужное знание? Это и называется «быть ученым»? — допытывалась она.

— А у вас это слово значит иное?

— Гм… пожалуй, в целом именно это и значит, — подумав, решила она. — А почему тебе не нравится, когда тебя называют «дором»?

Долгая-долгая пауза.

— Теаюриг прав, — произнес он, наконец, странным голосом, — для многих открытий тебе не требуется труда. Ты познаешь суть вещей изнутри.

Она по-прежнему не была уверена, что это комплимент. А на вопрос он ей так и не ответил…

А ведь этот профессор, похоже, совсем не прост даже по местным критериям и занимает тут особое положение. И при этом вынужден сейчас готовить напитки, кормить и устраивать ночлег для какой-то землянки. Наверняка он ужасно зол, хотя хорошо это скрывает.

Тем временем дор, кажется, перелил сверкающую субстанцию в другой сосуд, а потом подошел к Пат и вложил ей в руку глубокую чашу без ручки, теплую, но не горячую, так что ее можно было спокойно держать. Пат доверчиво поднесла чашу к губам и сделала глоток. Напиток оказался несладким, напоминающим травяной чай, не горьким и не терпким, без ярко-выраженного вкуса, но с очень приятным запахом вроде того, снаружи пещеры. Тепло разлилось по всему телу Патрисии. Ей действительно расхотелось есть, а все страхи куда-то исчезли. Она поставила чашу рядом с собой на скамью, если это была скамья, и с удовольствием откинулась к стене, ощущая умиротворение и покой.

Силуэт дора Кетлерена переливался неподалеку, кажется, он тоже пил или что-то убирал. Патрисия лениво прикрыла глаза, словно находилась у себя дома на мягком диване — вот-вот задремлет. Усилием воли она разлепила веки и увидела… ничего не увидела! Ее провожатый нигде больше не мерцал, он сбежал, он куда-то делся!

— Кетл! Кетл! Где ты? — завопила она, судорожно отыскивая его силуэт.

Ни шороха, ни шагов в ответ. А вокруг снова полная чернота, хоть глаза выколи. Она вскочила, заметалась по пещере, сшибая неизвестные предметы, в поисках выхода, но только натыкалась на стены. Паника захватила ее. Все предстало перед ней с ужасающей ясностью: ее завели сюда, напоили и бросили здесь одну! Одну, навсегда лишенную зрения, на чужой планете, на страшном расстоянии от Земли, на огромной высоте, в горах, в черной пещере, откуда ей никогда не выбраться, никогда не спуститься вниз — даже к этим чуждым ей существам. Никого, никого, никого вокруг!

Есть ли конец у этой пещеры, может быть, она уже углубилась в самые недра горы? Она кинулась обратно и тут же врезалась во что-то светящееся. Точнее в кого-то — паршивый профессор! Она вцепилась в него, чтобы не дать снова сбежать.

— Я не могу, куда ты ушел?! Я не могу тут! Верни мне зрение! — истерично орала она.

Наконец, выдохлась и некоторое время слушала недоуменное молчание Кетла.

— Ты захотела спать, и я пошел устроить тебе ночлег, — наконец, соизволил ответить он. — Отпусти меня, Паттл Исия, и скажи, чего ты так испугалась.

Но Пат только слегка ослабила хватку.

— А ты не уйдешь? Пожалуйста… никогда так не делай… не уходи, пожалуйста! Я… я боялась, что ты бросишь меня здесь, одну.

Его цвета непонятно мерцали.

— Наверное, люди поступают так друг с другом, — произнес он, сделав логический вывод.

— Я не могу тут… в пещере… — внезапно для самой себя заплакала она, понимая, что опозорилась окончательно.

Теперь ее будут считать трусихой. Она усилием воли отпустила его одежду и сказала жалобно:

— Прости… но здесь… здесь так темно. Весь твой успокоительный чай насмарку.

— Даже если я верну тебе зрение, ты ничего не увидишь. Здесь действительно темно. Но… — он, казалось, решался, — но ты можешь выйти наружу, ты не пленница.

— А там… там обрыв! Ведь сейчас ночь, да?

— Ты словно дитя, — произнес он почему-то мысленно, и в его «голосе» почудилась улыбка. — Пойдем наружу, и ты увидишь то, чего не видывал ни один землянин.

— И что же это? — опасливо поинтересовалась она.

— Истинный облик небесных светил. Но величие их безмерно. Готова ли ты к этому?

Звезды? А ведь действительно… снаружи сейчас звездная ночь — на чужой планете, высоко в горах — кто еще может увидеть это, кроме нее? Да еще внутренним взглядом, раскрывающим истинную суть вещей?

Патрисия тут же забыла свой страх и позорную панику, ей стало ужасно стыдно, но больше всего ей хотелось немедленно увидеть то, о чем он говорил.

— Я готова, — торжественно произнесла она.

— Тогда пойдем.

— Только… дай мне, пожалуйста, руку, — попросила она извинительным голосом.

***

Кетл без лишних раздумий взял ее за руку и вывел наружу. Состояние землянки внушало ему опасение. Оно и понятно: оказавшись далеко от соплеменников, в незнакомом месте, разумный на какое-то время теряет ориентиры. А земляне, очевидно, стойкостью не отличаются. Значит, надо отвлечь ее от непонятных, но мучительных для нее тревог, переключить на нечто большее, чем она сама.

Сегодня, в горах, пока он помогал землянке, его баланс невольно нарушился. Такого количества тактильного контакта у него не было за всю его жизнь. Чужая женщина находилась на недопустимо близком расстоянии. Но тело Кетла всегда беспрекословно подчинялось его разуму, и сегодняшний вечер не стал исключением. Он многое пережил и отказался от брака, а реки его мыслей давно омывали лишь берега познания. Он моментально восстановился, и теперь ему ничего не грозило.

Стоило признать, что Теаюриг это предвидел: другой илле мог оказаться в гораздо большей опасности, чем Кетл, на чьей стороне оказались и возраст воды, и годы отшельничества. К тому же он понимал, что прикосновения, которые ничего не значили для одной стороны, не должны ничего значить и для другой. Когда он в будущем станет помогать землянке — а это, похоже, ему предстоит делать еще долгое время, — он будет включать защиту целителя, без которой невозможно лечение женщин. Однако эти мысли наводили на горестные воспоминания, и сейчас их лучше оставить.

Придется, однако, привыкать к неприятному цвету ее кожи, добавляющему странности ощущениям. Кетл с трудом подавил дрожь при ее первом прикосновении. Но это порченый путь — использовать телесное отторжение для восстановления баланса. Если идти по такому пути, их общение станет невыносимым. Гостья имеет право рассчитывать на его приязнь.

Увы, вернуть душевное равновесие оказалось сложнее. Кетл боролся с раздражением и непониманием. Все его существо противилось воле Лайдера, он не мог принять целесообразность того, что его, только-только начавшего продвигаться в самое сердце Знаний, заставили остановиться.

Сначала приходилось налаживать быт в горах, искать источники воды и энергии, организовывать питание и, главное, защиту. Практическое применение знаний, разумеется, необходимо. Но как только он решил, что настало время вернуться к чистой науке, к знаниям ради знаний, к познанию Сил и их действия, его тотчас же прерывают. Кетл не стал скрывать от самого себя: Теаюриг попал в точку, упомянув о его личном удовольствии, но ведь при этом он не отходил от своих обязанностей, и разве познания одного разумного не вливаются потом в общее Знание илле?

Разумеется, землянка не виновата. Ее цвета чисты, и она индиго — и это помогает ему оставаться к ней расположенным. Он радовался, что принял решение спасти ее. Но теперь приходится пожинать плоды своего поступка, хотя этот поступок и был абсолютно верен.

Истинная сущность звезд… Кетл знал, что и ему самому стоит сейчас к ней обратиться. Силы посылают ему это чудо каждую ночь, и он никогда не пропускает этого послания. Ему надо понять, что ему делать дальше. Неужели теперь вся его жизнь должна быть посвящена обслуживанию и помощи землянке, будь она хоть полным индиго. Но он-то ведь не индиго! Чего ждут от него Силы? Свою часть работы Кетл сделал, он не мог допустить смерти индиго, он привел им землянку, а с ней — знания о Старе, сыне Кеунвена. Вот кто, кстати, мог бы поселить ее в своей пещере. Это было бы гораздо логичнее. Кеунвен живет в некотором отдалении от других, и он-то как раз настоящий индиго. Паттл Исия спасла его сына — кому же, как не ему…

А ведь это и в самом деле удивительно, подумал вдруг Кетл. Все, что она сделала, говорит о невероятной храбрости. Так как же она боится того, чего не станет бояться даже ребенок? Дороги в горах, темноты в пещере…

Он с любопытством перевел взгляд на гостью, увидел ее цвета и обомлел.

***

Они стояли на самом краю обрыва, а вокруг колыхалось сияющее море — перед ней, над ней и под ней, со всех сторон. Нет, не море, а целый океан света — слепящего золотого света, пронизывающего все ее тело насквозь, как будто она — всего лишь прозрачная невидимка, не имеющая плотности. Свет входил и выходил через нее, она растворялась в нем, плавала в его переливах — у золотого оказалось столько оттенков; золото это было и раскаленным, и мягким, и твердым, и плавким, казалось, все ее существо сейчас лепится заново, преобразовывается, то теряет, то приобретает новую форму. А может, она уже летит, раскинув руки, навстречу этому свету, который поглотит ее навсегда, сожжет без остатка, и это и есть ее самое большое желание!

Сзади оставался только маленький островок, кусочек скалы, только его тусклый свет чуть-чуть загораживал беспредельное зрелище. Нет, это нельзя назвать зрелищем, только состоянием. Это нельзя наблюдать, а можно лишь пережить. Можно сойти с ума от такой радости, от того, что тебя больше нет, а есть только этот свет, но ты и есть этот свет, ты его малая часть, пусть только он разрешит тебе влиться, соединиться с ним, а при этом ты не растворишься, а только кристаллизуешься, а можешь, тебя вылепят заново, только уже настоящей, такой, как…

— Довольно. Пойдем, — произнес тихий голос рядом, но она только безумно замотала в ответ головой.

Кто-то держит ее за руку, она вдруг ощутила помеху — ей не дают взлететь. Патрисия дернула рукой, пытаясь освободиться, и тут… все прекратилось.

В глазах потемнело — после такого невыносимого сияния казалось, что вокруг одна чернота. Ее руку по-прежнему крепко держал Кетл. В темноте она разглядела фигуру рядом, но не сразу осознала, что снова видит. Видит самым обычным способом — глазами. Они стоят на жутком обрыве, за ними — скала, внутри которой пещера. Всего несколько шагов до края обрыва, а вокруг — внизу, наверху, везде — звездное волшебство. Звезды невероятно близки и огромны. Пат словно стоит на мысу маленького корабля посреди звездного океана — и плывет, или летит куда-то вместе с этим корабликом. Зрелище волшебное, завораживающее, совершенно бесподобное. Но…

— Зачем… — тускло спросила она. — Зачем ты вернул мне это дурацкое зрение… им ничегошеньки не увидишь.

Кетл молчал, ей показалось, что он потрясен, но ей было сейчас все равно — раз невозможно вернуть то ослепительное сияние внутри себя.

— Тебе… тебе больше нельзя, — так же тихо произнес он.

— Почему…

— Я не знаю, — только и выговорил тот, у кого имелись ответы почти на все, — но на тебя это действует не так, как на илле. Свет может забрать тебя насовсем. Не думаю, чтобы Силы хотели этого, — не слишком уверенно добавил он.

— Это со всеми землянами так? — спросила Патрисия прежде, чем поняла, что сморозила глупость — никто из землян никогда не находился в ее положении.

— Я не знаю, — однако, ответил дор.

Патрисия печально смотрела на немеркнущий свет — видимые облики звезд казались ей теперь холодными и далекими. Ничего, кроме разочарования, она сейчас не испытывала. Внизу по-прежнему темнел страшный обрыв, и пути, по которому они пришли, отсюда не видно. Но страх не возвращался. Потрясение, которое она пережила, словно уничтожило его на какое-то время.

Впечатления все-таки отступали, и Патрисия приходила в себя. Куртка осталась в пещере, но Пат не чувствовала холода. Однако Кетл потянул ее обратно, и она повернулась к нему, только сейчас сообразив, что впервые увидит его физическое обличье. Его спина мелькнула в проходе, и под светом звезд Пат успела отметить, что он, хоть и выше ее самой, но ниже, к примеру, Стара. Широкоплечий, худой, но, наверное, жилистый. Темные прямые и, должно быть, жесткие волосы доходили ему до плеч, а из одежды она успела разглядеть лишь подобие плаща, как у рыцарей на старинных картинах.

Войдя в пещеру, она и вовсе перестала что-либо различать, и дора тоже — теперь у нее не было даже внутреннего взгляда. Просить снова себя «ослепить» — пожалуй, чересчур. Особенно после того, как она истерично требовала вернуть обычное зрение. Но ее еще переполняли впечатления звездного сияния, она видела перед собой его слабые отголоски.

Сейчас ее, правда, беспокоило и нечто другое, совсем не возвышенное. Она лихорадочно соображала, как лучше сказать об этом «профессору». В общении со Старом она использовала земное слово «туалет», потому что в илините подходящего не нашла, а Стар ей иного не подсказал. Он быстро сориентировался в ее санузле и — хвала, как говорится, Силам — ее участия в этом не потребовалось. Когда ему было надо, он шел «очиститься» или «обновиться». Но — она с ужасом вспомнила — делал он это единственный раз в день, причем только утром.

— Ты должна произносить свои желания вслух, — помог ей дор Кетлерен, — мне приходится смотреть на твои эмоции, скажи, в чем ты нуждаешься сейчас или что хочешь спросить?

— Я… мне нужно… я бы хотела… — начала она, мучительно подбирая слова и радуясь, что в темноте не видно, как она краснеет. — Ну, я ведь много пила, и у меня не было возможностей… Организм человека должен выводить лишнее, и…

Дор, к ее радости, быстро догадался.

— Тебе надо было сразу сказать. Нам не требуется обновляться слишком часто, но, возможно, у вас это иначе? — в его голосе не прозвучало ни капли смущения.

— Да, иначе, — с облегчением сказала она. — Но у нас считается неприличным говорить об этом с другими.

«Особенно с мужчинами, хоть даже и с пожилыми», — добавила она про себя мысленно. Она вспомнила своего институтского профессора — ей было бы неловко вести с ним такой разговор.

— Но как мне помочь тебе, если ты будешь молчать? — снова удивился он.

Больше всего она опасалась какого-нибудь подобия ведра, которое потом следовало выносить и выливать на скалы. Но все оказалось гораздо приличнее. Ее опять взяли за руку и отвели (она старательно запоминала дорогу) в узкий проход-ответвление по правую сторону от входа. Короткий спуск закончился небольшой каморкой. Здесь, к ее радости, между скал оказался узкий проем — выйти через него было нельзя, но звездный свет хорошо освещал крохотное помещение. Бездонная расщелина в «полу» и служила канализацией, но провалиться туда было невозможно — стена напротив просвета наклонялась вперед, так что на нее можно было удобно опереться. А с потолка, как по заказу, спускались тонкие пластинки мягкого белого растения, напоминающего мох. Пластинки эти свисали, вились и явно годились для использования в качестве туалетной бумаги. Они еще и пахли очень приятно, заглушая иные запахи. Пат уже не удивилась бы, узнав, что мох «попросили» расти именно тут.

Дор Кетл тактично ожидал наверху, а потом проводил ее в «спальню» — то же ответвление вело дальше вправо, а узковатый проход заканчивался новым пространством. Пат сразу поняла, что эта «комната» совсем крохотная — она смогла нащупать и стены, и свод, всего лишь подняв и раскинув руки. А через шаг наткнулась коленкой на низкий выступ в скале. Ага… вот это-то лежбище, похоже, и будет ее кроватью… А она еще не могла себе выбрать дизайн — там, на Земле!

Ей вдруг до боли в груди захотелось перенестись в свою земную квартирку, к устаревшей бабушкиной мебели и настенному сенсорвизору. А вот это вот все пусть окажется страшным сном.

— Ты будешь здесь спать, — сообщил Кетл.

Новостью это не стало, но обрадоваться не получалось. Надо взять сюда термокуртку — ее ресурса должно хватить на пару недель, а потом… Но даже если она не замерзнет… брр… спать в одежде на голом камне…

— Но камень… он же холодный… — залепетала она.

— Когда мы поднимались сюда, я заметил, что ты не умеешь регулировать температуру тела, за тебя это делала твоя одежда.

Он бы еще намекнул ей на дезодорант! Что он там заметил — капли пота у нее на лбу?

— В пещере намного теплее, чем снаружи, и камни не холодны, но, если тебе потребуется согреться, я положил покрывало, — ровно продолжал дор.

Пат пощупала свою кровать и ощутила нечто мягкое и приятное, напоминающее плюшевое одеяло, хотя вряд ли, конечно, это было оно.

— А где спишь ты? — не могла не задаться вопросом она.

— Я останусь в основной пещере.

— Может, лучше наоборот, — дрожащим голосом попросила Пат, чья клаустрофобия подпрыгнула до небес. — Ты оставайся здесь, а я пойду в большую пещеру — там хотя бы есть выход наружу.

— Нет. Ты не пленница, но я не хочу оставлять тебя одну близко к звездам, — непонятно ответил он.

Боится, что она может сбежать и навернуться со скал?

— Я больше не вижу тебя, — она не оставляла надежду до него достучаться, объяснив, что ее страх обоснован. — Ты видишь мой цвет постоянно, а я могла видеть, только когда ослепла. Погоди, а ты знал, что так будет, когда снова включил мое зрение? Ты ведь хотел, чтобы я больше не видела истинного света звезд.

— Я не знал. Я просто испугался, и сделал единственное, что подсказали мне Силы — снял с тебя запрет. И это помогло. Однако мне жаль, что ты не можешь видеть истинным и обычным взглядом одновременно.

— Ты нарушил повеление Лайдера, — сообразила она. — Тебя снова накажут. Хотя… наверное, больше наказать уже некуда, правда?

Она усмехнулась, ожидая, что вежливый хозяин ее опровергнет и скажет, что она ему вовсе не в тягость. Однако не тут-то было.

— Я не знаю, что скажет Лайдер, — сказал дор. Но я не буду лишать тебя зрения снова, потому, что, когда ты видишь истинную суть вещей, ты теряешь слишком много энергии. Ты к этому не готова. Это новое знание, и я донесу его до Теаюрига.

В кромешной тьме Патрисия села на свою лежанку, ощутив волшебное тепло покрывала, сбросила обувь и подтянула под себя ноги. Однако она продолжала удерживать Кетла за руку, пытаясь привыкнуть к мысли, что сейчас останется здесь одна в темноте. Не страшно, не страшно, повторяла себе Пат — если станет совсем уж тускло, она сможет нащупать выход.

И все-таки у нее вырвалось:

— Не уходи… пожалуйста.

Звездные впечатления казались теперь далеким сном, вместе с обычным зрением вернулась прежняя Пат, которая почти ничего не боялась — только темноты, высоты и замкнутого пространства.

И он не ушел. Не отпуская ее руки, присел рядом с лежанкой. Патрисия даже и не надеялась на такое, и благодарно замерла. Словно она оказалась в гостях у бабушки — ну ладно, пускай у дедушки, и он только что прочитал ей сказку, и послушно остался дожидаться, пока любимая внучка заснет. А внучка-то эта совсем не индиго, потому что плевать ей на то, что усталый дед сидит тут и караулит ее сон, главное, что ей теперь удивительно спокойно… и все смешалось, и какой-то голос что-то тихо и монотонно говорит в ее голове — может, поет колыбельную? «Это напиток так действует?», — спросила она словно у самой себя. «Я помогу тебе уснуть», — откуда-то издалека ответил голос в ее голове.

«Наверно, я все-таки сильно достала его сегодня», — успела подумать она перед тем, как совсем отключиться.

Глава 4. Синий сад и белая кожа

Ее сумка со всеми вещами осталась в селиплане. Это была первая мысль, с которой Пат проснулась — очень дельная мысль. Сумка, а в ней — прекрасный многофункциональный фонарик с запасом на три тысячи часов. Не говоря уже о зубной щетке и смене белья. Бросить свои вещи, забыть о них на чужой планете — это даже для нее чересчур.

Эх, будь с ней вчера этот фонарик, она не стала бы хватать за руки совершенного чужого ей чело… ну то есть илянина, в каком бы возрасте он ни был. Ну, по крайней мере после того, как он вернул ей обычное зрение. Ей стало стыдно.

Дора Кетлерена, разумеется, рядом не было. Тьма, однако, оказалась не столь кромешной, как ночью, немного тусклого света поступало из прохода, свидетельствуя о наступлении утра и позволяя оценить размеры каморки. А значит, в главной пещере должно быть еще светлее. На чем она спала, она так и не разглядела. Интересно, что тепло шло от ее нового одеяла снизу вверх, и ей даже не пришлось накрываться. Патрисия самостоятельно посетила санузел, еще раз оценив все его удобства, и только потом объявилась в главной пещере.

Ученого она не застала, но твердо решила доверять ему и не тревожиться. Свет с избытком поступал сюда из открытого, ничем не завешанного входа, и еще откуда-то сверху. Кроме того, из дальнего конца пещеры выходил еще один коридор, но Патрисия не рискнула туда заглянуть. Она стояла и осматривалась.

Пещера представляла собой довольно просторное помещение, не меньше пятидесяти метров в квадрате. Вот и «скамеечка», на которой она сидела — длинный темный камень вдоль одной из стен. На камне стояло множество разных предметов, и он напоминал больше полку, чем сиденье.

А потолка в нормальном понимании слова не было вообще. Высоко-высоко, вне всякой досягаемости, находился естественный свод песчаного цвета. Каменные спирали, подымаясь все выше, превращались в искривленные овалы разной формы и размеров. Но на самом верху потолок не заканчивался, Патрисии он напомнил кривой дымоход, завернутый вбок и вверх, по форме — как громадный колпак гнома. Она предположила, что, если каким-то чудом подняться и заглянуть в этот проход, почти сразу увидишь открытое небо — по крайней мере, свет лился как раз оттуда. Интересно, не заливает ли жилище профессора во время дождя? Пока она, кстати, ни разу не попала под дождь на Илии.

Она снова опустила взгляд и принялась разглядывать все вокруг. Интересно, в чем состоит работа Кетла, о которой он говорил Теаюригу? То есть Патрисия, конечно, еще вчера поняла, что ученый в понимании илянина — это нечто иное, но подсознательно все равно ожидала увидеть пробирки, склянки и сложные приборы. Ничего этого она не обнаружила. Грубо выработанная посуда — вот, например, чаша, похожая на глиняную, из такой она вчера пила. Подобие низкого каменного стола — там, где она видела огонь, но никакой копоти Пат на нем не нашла. Растения, напоминающие перепутанные лианы, развешаны на стенах, а может, растут из стен. Широченные листья от других растений лежат на другой каменной скамье — вдоль стены напротив. Непонятно, где вчера спал хозяин… видимо, на полу. Может, он, и правда, умеет согревать камень? То есть, конечно, умеет, если способен развести огонь из ничего. Сейчас, утром, в это верилось с трудом. «Просить камень отдать энергию» — не сон ли это?

— Ты можешь взять свои вещи, — услышала она за спиной, и вздрогнула от неожиданности.

Пат резко обернулась и увидела, наконец, своего профессора лицом к лицу. Вчера она успела разглядеть лишь общие очертания его фигуры, а сейчас они впервые смотрели друг другу в глаза.

За вчерашний вечер она уже свыкалась с тем, что ее «гид» — человек пожилой, и в ее голове сложился определенный образ: нечто среднее между поджарым стариком Леоном и ее преподавателем лингводинамики — профессором с острой бородкой и проницательными глазами.

С глазами она, пожалуй, не слишком ошиблась. Что касается всего остального…

На нее смотрел мужчина лет тридцати пяти. Смуглый, стройный, худоват в талии, но ширина плеч и крепкие руки свидетельствуют о физической силе. Немного азиатская, как у Стара, внешность, но более скуластое лицо и губы потоньше. Никаких усов или бородок. И никаких морщин, лишь носогубные складки выражены довольно резко. Лицо, которое нельзя назвать красивым в общепринятом смысле, но строгое и… чистое, что ли? Глаза не такие огромные, как у парня, но взгляд серьезнее и мудрее. Если где-то и спрятались его немалые годы и опыт, то только в этом взгляде.

Так… И что они тут вообще понимают под словом «старый»? Или это не Кетл, а кто-то другой? А куда делся тот? Но голос… голос-то было его.

Мужчина уже несколько секунд протягивал ей рюкзак.

— Откуда, когда ты успел? — смутилась от собственной заминки Пат.

— Забрал из твоего куори еще вчера, но оставил снаружи, чтобы проверить.

— Проверить? У меня нет оружия… — пробормотала она.

— Твое оружие нам не опасно. Но оружием может стать инфекция.

Он произнес это так же спокойно, но глаза его при этом потемнели, а носогубные складки стали еще резче.

— Мне надо было унести твои вещи подальше от других и обработать, — буднично продолжил он.

— Вы и это умеете? — не сильно удивилась она, хотя не представляла, где тут у него аппарат для антибактериальной обработки.

— Да… если сделать это вовремя, — почему-то очень тихо ответил он.

И добавил уже нормальным голосом:

— Светило дает нам энергию, надо только выделить нужный спектр, многократно усиленное излучение. Вечернее светило помочь уже не могло.

Илянин развернулся и ушел вглубь пещеры.

— Я должен набрать плоды для утреннего напитка, они свежи на самом рассвете, — он обернулся к ней. — Ты пойдешь со мной или подождешь здесь?

Кетл достал большую корзину и принялся очищать ее от старых листьев. Двигался он очень ладно, и каждое его движение выглядело максимально точным и ловким. Патрисия смотрела как завороженная. Весь его облик, одежда — все это напомнило ей сказки про странников-рыцарей, скрывающих свое истинное звание под невзрачным старым плащом. Плотно сплетенная обувь, черные штаны и заправленная в них темная рубаха — все сидело на нем идеально. Накидку с капюшоном он снял, когда вошел в пещеру.

— Плоды? — повторила она просто чтобы что-то сказать. — Да, конечно.

Он непонимающе обернулся — мимика у него оказалась не такая живая, как у Стара, но глаза… Надо же, какие тут у мужчин глаза, невольно подумала она, в отличие от их каменных женщин с их лицами-масками. Правда, его взгляд не назвать приветливым, он, скорее, суровый, но в нем отсутствует холодная жесткость. Его лицо выражало строгое спокойствие, а еще непонятную печаль. Пат поняла, что ни профессором, ни чайником она его называть больше не сможет даже в уме.

Кетл в недоумении ждал ее ответа.

— То есть да, я пойду, конечно, — заторопилась она. — А откуда тут взялись деревья — мы же высоко на скале?

— Я покажу, — коротко ответил он и достал еще одну корзину поменьше и поплотнее.

— Сейчас… — пробормотала Пат. — Ты можешь подождать пару минут? Мне надо убрать вещи.

— Конечно.

Она подхватила рюкзак, стремительно вернулась в свою коморку и высыпала его содержимое прямо на пол, нащупывая любимый фонарик. Вот и он! Пат включила его и огляделась. Собственно, примерно так она себе свою спальню и представляла, вот только собственная постель ее удивила. Спала она, оказывается, на настоящем произведении искусства — толстое ворсистое одеяло украшал небывалый цветной узор.

Патрисия быстро разложила на одеяле свои пожитки: умывальные принадлежности, белье, кое-что из одежды. Надо как-то умыться… Она обрадовалась расческе. И впервые задумалась о том, как она выглядит. Но… к чему это? А к тому, что она оказалась в гостях у самого необычного мужчины, которого она только встречала за всю свою жизнь, и надо, все-таки, выглядеть соответственно.

И что за глупость лезет ей в голову? Почему внешность Кетла стала для нее такой неожиданностью? Если бы она включила вчера мозги, то могла это предвидеть. У них тут совсем иная возрастная шкала. Стар, которого она считала еще ребенком, оказался совсем не ребенком, а мудрым половозрелым мужчиной, готовым к браку. И — что там сказали на совете? — дор вступил в возраст воды уже год назад. Стар говорил, что это происходит, когда мужчине исполняется тридцать восемь. Значит, ее хозяину тридцать девять или около сорока.

Но это — не надо забывать, — относительно молодой возраст лишь по земным исчислениям. У них тут другая физиология, не связанная с внешним видом. Не зря они не могли понять, что значит ее собственный возраст — двадцать девять — и чуть не объявили ее старой девой.

Но если их женщины в двадцать девять уже могут иметь внуков, то Кетл в свои сорок, и правда, древний старик. А что хорошо сохранился — так это ни о чем не говорит. Еще бы, горы, воздух… скачет по своим горным тропкам каждый день, питается силой природы, а та отдает ему все, что ни попросит. Ну и главное, это их Дар. Зачем им выглядеть стариками, если они могут сохранять и силы, и внешность до глубокой старости? Интересно, во сколько они умирают? И что потом делают все свои многочисленные — в этом она не сомневалась — годы, если к браку уже не годны? Что-что! Преумножают свою мудрость, конечно же!

В общем, надо не быть дурой, прекратить смущаться и продолжать считать его дедушкой. Пат подхватила свой любимый фонарик и вылетела в «гостиную». Кетл тем временем стоял в спокойном ожидании. Она столкнулась с ним взглядом и тотчас же опустила глаза. Придется потренироваться: «Он мудрый и старый. Мудрый. Старый». Вот и Теаюриг сказал, что с ним она в безопасности. Там была еще и другая причина, вспомнила Пат и поморщилась. Ну как же… ее мерзкая белая кожа. То есть все это время дор, общаясь с ней, перебарывал отвращение. А она еще хватала его за руку! Держала его руку, когда засыпала…

И чем им так не угодил цвет ее кожи? Она никогда не станет об этом спрашивать. Патрисия сделала несколько резких шагов к выходу из пещеры и обернулась. Однако дор остался на месте.

— Нам не сюда, — объяснил он без улыбки.

Интересно, как он улыбается?

***

Из дальней части пещеры вглубь горы вел длинный широкий проход. Несколько раз они завернули вправо и вверх, а потом пошли круто вниз. Патрисия держалась за стены, чтобы не покатиться кувырком. Руки ей, разумеется, никто не предлагал, а сама она следовала собственному решению больше никогда не дотрагиваться до дора, будь он какой угодно старик.

Фонарик ей в этом сильно помог, освещая дорогу далеко впереди — ­стены у пещеры оказались щербатыми, под ногами попадались камни и небольшие расщелины. Дор, конечно, видел в темноте, как кошка, но против фонарика, избавившего его от нежелательных прикосновений, не возражал.

Наконец, спуск закончился, дорога вынырнула из пещеры. Сначала Патрисию ослепило огромное яркое солнце — ну, то есть звезда, вокруг которой вращалась Илия — Фатаз. Фатаз вставал из-за дальней скалы, и небо уже сияло ярчайшим голубым — не то что внизу, в городе.

На Пат нахлынуло буйство красок. Сначала ей показалось, что она на краю обрыва, а перед ней внизу тоже небо, но только почему-то уже темно-синее. А потом она поняла, что оказалась в цветущем саду. Темно-синие гладкие стволы стояли так часто и ровно, что наводили на мысль о культурном выращивании. С деревьев свисали огромные лазоревые листья-лопухи, те самые, из которых Кетл готовил вечерний напиток. А на самых вершинах покачивались мясистые плоды — голубые шары, каждый размером с большое яблоко, с блестящей кожицей и все тем же дивным липовым ароматом.

Сад казался огромным, со всех сторон его окружали камни, а за ними маячили скалы-пики. Обрыва отсюда Пат не увидела и подумала, что это, наверное, одно из самых больших плато в этих горах.

Выйдя из пещеры, они остановились на некотором возвышении. Прежде, чем спуститься в сад, Патрисия присмотрелась и заметила, что стволы у всех деревьев, куда не кинь взгляд, одинаково синие, но плоды или листья разные. Подальше шла полоса уже зеленых, а еще дальше — лиловых крон. И уже совсем далеко листья и плоды были цвета желтого меда.

— Но как? — изумилась Патрисия. — Как можно вырастить сад в горах?

— Если тебя интересует последовательность действий, я расскажу тебе позже.

— Нет, меня изумляет сам факт! Для меня сад, выращенный в горах, это как река, текущая вверх. Ведь этот сад рукотворный?

— Разумеется.

Кетл подошел к одному из деревьев и поставил корзину подле него. Потом дотронулся до тонкого ствола обеими руками, словно обнял девичью талию, и некоторое время стоял так, не двигаясь, сосредоточенно и тихо. Патрисия сама замерла, подозревая, что присутствует при некоем священнодействии — возможно, молитве? Скорее, это был разговор. Потому что дерево внезапно встрепенулось, зашелестело листвой, хотя никакого ветра не было, а потом одно из «яблок» упало с него и мягко приземлилось в короткую пружинистую траву. Потом еще одно и еще.

— Благодарю тебя, — произнес Кетл, обращаясь к дереву, и принялся укладывать плоды в корзину.

«Спасибо тебе, яблонька», — вспомнила Патрисия детскую книжку. Все это выглядело сказочно-детским, и все-таки это происходило прямо сейчас. «Совпадение», — решила Патрисия. Плоды висят хоть и высоко, но на самой ниточке, достаточно тронуть дерево, и они упадут.

— А мне можно? — спросила она, догадавшись, наконец, выключить и убрать фонарик.

— Да, конечно. Попроси вон то дерево, на нем уже много плодов, оно может с тобой поделиться.

Патрисия скептически подняла брови, подошла к дереву, схватилась за ствол и замерла в ожидании. Ничего. Она попробовала пошевелить ствол, но оказалось, что он абсолютно не гибкий. Кетл смотрел на нее с выжидательным спокойствием, как учитель, наблюдающий за усилиями ученика. И она вдруг решила, что скептиком побудет потом, а сейчас… сказка так сказка, она должна попробовать. Пат еще раз дотронулась до дерева, только совсем иначе. И мысленно произнесла, причем на русском, стараясь оставаться серьезной: «Дорогое дерево, ты такое красивое, пожалуйста, поделись со мной несколькими своими яблочками, чтобы я могла позавтракать. Ни разу таких не пробовала, ведь я с другой планеты». Ну а что, разговаривать так разговаривать, решила она.

Видимо, дерево оказалось полиглотом, а последний аргумент прозвучал убедительно, потому что с него одно за другим упало несколько прекрасных фруктов.

— Думаю, нам достаточно, — заключил Кетл. — Но ты забыла поблагодарить.

Пат произнесла те же слова, что и он, только мысленно, чтобы не ерничать от смущения. Зато у нее получилось искренне, и она вдруг подумала, что так жить действительно можно. Разговаривать с деревьями, просить у насекомых. Ну а кто сказал, что нельзя? Люди? Которые так зашугали обитателей своей планеты, что те и боятся, и ненавидят их одновременно…

— Скажи, — вдруг вспомнила Пат, — а где живут остальные? Где их пещеры?

— Ты вчера проделала со мной весь путь снизу от жилища других.

— То есть здесь… здесь мы одни? — слабым голосом спросила она.

— Да, Паттл Исия. Возможно, еще и поэтому Теаюриг решил поселить тебя здесь. Почти все остальные живут в колонии, в больших пещерах гораздо ниже.

— А эти сады… у других тоже есть такие сады?

— Нет, этот сад пока единственный. Но скоро я смогу сделать так, чтобы деревья росли и внизу. Пока там удалось добыть только дары земли.

— То есть овощи? Там сажают овощи?

— Да, сажают. Ведь наши запасы иссякли. В горах есть немного почвы, и мы долго работали над тем, чтобы она воспроизводила себя и рождала жизнь.

— А эти плоды, — она показала на деревья, — ты растишь для себя?

И тут же поняла, что сморозила глупость — куда ему столько? Он строго уставился на нее.

— Зачем мне радость, которой я не могу поделиться?

— Но как же ты их доставляешь?

— На своем куори, конечно. Вчера оно осталось внизу, в долине Лайдера.

— Подожди, — она чуть не задохнулась от возмущения. — То есть мы могли подняться сюда на твоем куори, а вместо этого ты тащил меня по скалам, на ощупь… Почему мы просто не прилетели сюда?

— Но как бы ты тогда узнала дорогу? — искренне удивился Кетл.

— А зачем мне ее знать?

— Но как можно по-настоящему прийти куда-то, если не проделать весь путь хотя бы единожды?

Их манера говорить афоризмами начинала ее раздражать, хотя Кетл говорил не так велеречиво, как Стар, и не так образно, как Теаюриг.

— Ты говоришь на илините иначе, чем другие, — тут же выдала она свои мысли. — Более… сухо, почти не используя образов.

— Я так привык. Я живу один, мне не с кем разговаривать. У меня не лучший илинит и короткие слова. Я ученый, а не поэт.

— Мне кажется, — медленно произнесла она, — что вовсе не длинные слова делают илинит тем, что он есть.

На это он ничего не сказал.

— Ты можешь подняться в пещеру прежним путем, — предложил он. — А я пойду здесь, чтобы приготовить утренний напиток.

— Где это — здесь? — не поняла она.

Песчано-серая скала, из которой они вышли, возвышалась сплошной стеной. Пат вспомнила, что истинным зрением горы кажутся серебристыми. Она оглянулась на камень в светлых прожилках, потом бросила взгляд вдаль на светло-коричневый массив.

Они уже прилично отошли от места, где вышли, и Кетл указал направо. Долина в ту сторону полого поднималась, и, когда они подошли поближе, Пат поняла, что сад с этой стороны заканчивается обрывом. Прижавшись к скале, она осторожно заглянула вниз и тотчас же отшатнулась.

— Вчера наш путь пролегал там, — заметил Кетл.

Еще раз осторожно пригнувшись, она разглядела внизу крохотную тропинку, лепящуюся к скале вдоль бездны. Не будь она лишена вчера обычного зрения, она вообще не сделала бы ни шагу. Голова у нее закружилась, и она отодвинулась как можно дальше.

Кетл указал ей наверх.

— Там вход в пещеру, через который мы вошли вчера.

И действительно, на высоте примерно двух или трех земных этажей от них размещалась небольшая площадка, ступенькой вырубленная в скале. Пат вспомнила вчерашний «полет» над звездной бездной — как она вообще могла там стоять?

— Обычно я спускаюсь и подымаюсь здесь, но ты, я полагаю, не сможешь, — объяснил он.

Патрисия только вытаращила глаза — он что, будет лазать по скалам, как человек-паук? Или сейчас она увидит то самое перемещение в пространстве? А может, он призовет в помощь огромную птицу? Пат приготовилась ничему не удивляться.

Но Кетл подошел к стене метрах в пяти от обрыва, и Патрисия увидела, что сверху, от угла их жилища, то есть от того места, где площадка упиралась в жилую пещеру, свисает нечто вроде веревочной лесенки. Она с облегчением отошла от края и принялась изучать болотного цвета веревку — гладкую, напоминающую лиану. Точнее, две своеобразно переплетенные веревки: каждая ступенька этой лесенки получалась в результате незатянутого узла.

Патрисия прикинула высоту — метров шесть, не больше. И довольно далеко от обрыва. Ее вдруг охватило спортивное возбуждение. В конце концов, чего она расклеилась — она в прекрасной физической форме. У нее никогда не было проблем на физкультуре, все считали ее очень спортивной девушкой. Подумаешь, подъем!

Пат не смогла бы объяснить себе, чем падение с высоты третьего этажа по последствиям отличается от падения в бездну, но в ее представлении они определенно отличались. К тому же вчера она отпраздновала труса по всем статьям вместо того, чтобы показать себя с лучшей стороны, позорно истерила и молила не бросать ее. А ведь она не какая-нибудь дамочка из блони, она, она…

— Я здесь тоже залезу, — сказала она уверенным голосом.

Кетл внимательно посмотрел на нее, и она почувствовала, что краснеет. Патрисия снова подняла голову вверх и бесстрашие ту же начало покидать ее. Но отступить она уже не могла. Она вспомнила, что он видит ее эмоции — вообще, это безобразие, подсматривать! — и постаралась спрятать страх. Похоже, у нее получилось, потому что Кетл спокойно кивнул.

— Только без корзины, — добавила она быстро.

***

Кетл прицепил корзины к подъемнику и потянул за нужную веревку, быстро подняв их — корзины зависли на самой верхней точке. Потом поднялся сам и затащил корзины на платформу. Землянка ждала внизу, чтобы начать подъем, но он сделал ей упреждающий знак и спустился сперва обратно. Он чуть было не забыл про больное дерево, как он мог?

Паттл Исия ухватилась за веревки, и Кетл отошел, чтобы не мешать. Он сделал вывод, что неуверенность при передвижении она испытывает не всегда, а только при отсутствии света и зрения. Кроме того, земляне, как он убедился, слишком быстро теряют энергию, но за ночь энергия возвращается, поэтому не стоит судить по ее вчерашнему состоянию.

Землянка сказала, что сможет подняться по лестнице, и она больше не просит о помощи. Правда, ему показалось, что в ее цвете мелькнули и скрылись желтые всплески, но это могло относиться к чему угодно — она не умеет скрывать эмоции, но не обязана выражать их вслух. А он не должен расспрашивать ее. Ведь они договорились вчера, что о любой нужде она скажет сама.

Паттл Исия начала подъем уверенно и быстро, а Кетл вернулся вглубь сада. Он шел, пытаясь расслышать привычный жалобный зов — но дерево молчало, и это его испугало. Не потому ли он чуть не забыл о нем, что оно не звало его так, как обычно? Раньше дерево буквально кричало о своей боли, и он первым делом подходил к нему и подолгу лечил, отдавая столько энергии, сколько возможно. Кетлу так хотелось помочь, что приходилось даже останавливать себя, чтобы не оказаться на невозвратном пути… И вот вчера ему показалось, что кризис пройден. Он ясно видел, как соки снова потекли из корней дерева, слышал, как оно снова открылось светилу. Возможно, дерево молчит, потому что больше в нем не нуждается, но все равно надо проверить, и…

Кетл остановился, словно его поразили в самое сердце. Дерево было мертво. Мертво так, что никакая энергия, даже если бы он решил отдать ее всю, не смогла бы ему помочь. Выздоровление оказалось ложным, Кетл не справился. Он никогда раньше не занимался садоводством, уделом женщин. И при нем еще ни одно дерево не умирало от старости или болезни. А теперь… он сам как будто умер вместе с ним. Как когда-то… когда тоже не сумел помочь…

Вот оно стоит перед ним — немое и белое. Белый ствол, белые сухие листья, белые мертвые плоды, из которых самые жесткие женщины смогли бы изготовить яд, отпугивающий от их сада вредителей. Но он не смог бы сейчас даже прикоснуться к стволу — белому, как кожа землянки… Теперь, глядя на нее, он будет снова думать о смерти.

Землянка? Кетл с трудом вспомнил, что она должна была уже подняться и теперь ждет его наверху.

Кетл повернулся и быстро пошел в сторону лестницы — он больше ни секунды не мог оставаться здесь. И неожиданно увидел свою гостью, зависшую посередине. Паттл Исия не двигалась ни вперед, ни назад. Кетл в ужасе понял, что ее силы на исходе, и она вот-вот упадет. Страх затмевал все в ее цветах, однако она не звала на помощь, и это было необъяснимо.

Если бы он потратил энергию на лечение дерева, то, вероятно, уже не успел бы помочь. Но сейчас ему удалось все сделать быстро, и ее руки тут же окрепли. Она снова принялась подниматься, а, добравшись до площадки, вылезла на нее и сразу встала на ноги. Но, когда Кетл добежал до стены и торопливо взобрался следом, то увидел, что землянка сидит без сил, прислонившись к стене пещеры.

***

Какое насыщенное получилось утро, думала Пат, привалившись к камню. Зубы она не почистила и даже еще не позавтракала. Но зато поговорила с синим деревом, а потом полезла по веревкам на скалы. К тому моменту, когда Пат поняла, что ее руки вовсе не так сильны, как она думала, а «ступенька» выскальзывает из-под дрожащих ног, она оказалась как раз посередине подъема. Она глянула вниз, но лучше бы этого не делала — высота теперь не казалась ей столь незначительной. Кетла внизу не было, а дурацкое самолюбие не позволяло ей заорать.

Неизвестно, сколько бы она еще провисела, пока не свалилась, но силы вдруг к ней вернулись, словно кто-то влил их ей прямо в кровь, и она, обрадовавшись, вмиг одолела подъем. После чего, выжатая, как лимон, только и смогла, что отойти подальше от края, и сидела теперь, пытаясь унять сердцебиение.

Наконец, появился невесть куда пропавший Кетл и уставился на нее вопросительно. Она вызывающе смотрела в ответ — ну и что, да, она устала, имеет право. Но ведь залезла же? Залезла! А вообще, старичок этот дор или нет, но скачет по лианам он лихо.

— Земляне не могут знать заранее, хватит ли у них энергии?

Он задал вопрос без всякого ехидства, лишь пытаясь понять, как устроено неизвестное ему ранее существо под названием «землянка». И Пат вдруг расхотелось пыжиться перед ним.

— Нет, я знала… — призналась она. — Но скрыла от себя эти знания.

— Ты скрыла их от меня, а не от себя. Прости, но я видел твои сомнения. Но даже не мог предположить, что ты бросишься в реку, которую не можешь переплыть. Вчера ты знала, что не сможешь осилить путь без моей помощи, не хотела остаться одна и говорила об этом мне. Почему же ты не позвала меня сейчас?

— Потому что тебя не было внизу.

— Ты могла позвать меня прямо, но ты молчала, рискуя погибнуть. Скажи, этому есть земное название, или только твои корни дают такие разные плоды?

Он по-прежнему испытывал чисто научный интерес. Ну что же… она может открыть ему глаза. Если он еще чего-то не понял о землянах.

— Этому есть название… это не только мои плоды, — усмехнулась Пат.

Она задумалась, как перевести на илинит «тщеславие» или «гордыню».

— Это когда человек хочет показать себя лучше, чем он есть. Хочет доказать, что он сильнее, или умнее, или способнее самого себя. И жаждет, чтобы его за это похвалили.

Она вдруг поняла, что при переводе на илинит явления обнажаются в своей простоте. Вот и сейчас ей открылись собственная ущербность и бессмысленность своего поступка.

Кетл тем временем принялся разбираться в проблеме.

— Это русло надо исследовать от истока. Скажи, земляне понимают, что за все, что дано от рождения, надо воздавать похвалу Силам, а не себе?

— Ну… наверное, не все, но в основном понимают, — соврала Пат, чтобы совсем не шокировать илянина. — Однако разве мы не достойны похвалы за то, чего добиваемся сами в течение своей жизни, правильно используя эти способности?

— Дети нуждаются в похвале, чтобы найти правильное русло. Взрослый же выбирает правильный путь и прилагает на нем усилия себе же во благо. Дерево не хвалят за то, что оно растет. Не идти по пути блага — все равно что не давать корням питать ствол, а стволу — ветки, а веткам — тянуться к небу.

Он помолчал.

— Но я верно понял тебя, Паттл Исия, что земляне могут желать похвалы даже за то, чем они не являются и за то, чего они не добились сами? Разве это возможно? У нас даже дети знают, что это засохшее русло.

— От вас не то что похвалы, доброго слова не дождешься, — буркнула она.

— Я правильно понял тебя, Паттл Исия, — продолжал зануда-дор, — что ради этой лишенной всякой ценности похвалы ты готова была разбиться? Мне говорили, но я не верил, что у землян существует безумие, когда некоторые из них сами подрубают свое дерево на корню, но… Паттл Исия, почему ты сейчас злишься?

— Это я на себя, не обращай внимания, — Патрисия, наконец, нашла в себе силы встать.

Сказать ей было нечего. Надо срочно переводить разговор на другую тему, пока Кетл в своих умозаключениях не решил, что она безумна.

— Прости, но ты велел говорить, если мне что-то понадобится, — быстро начала она. — Я бы хотела умыться. Зубная щетка у меня есть, только попроси у своих скал воды.

Вид у него впервые за все время стал растерянным.

— Мне понадобится твоя помощь, — сказал он озабоченно. — У меня только одна умывальная чаша. Пожалуйста, вылепи себе другую сама, пока я приготовлю сок.

***

Дор вручил ей огромный орех, на вид типа бразильского, вскрыл его и показал, что делать. Внутри оказалось не ядро, а вещество наподобие смолы, которая не липнет, — Пат назвала его для себя глиной. Из нее, оказывается, можно слепить что угодно, и застывала она очень быстро.

Патрисия так и не поняла, в чем проблема, если они вымоют руки в одном сосуде, просто поменяв в нем воду — неужели иляне настолько брезгливы? А, ну да, дело небось опять в ее белой коже… Ей захотелось сказать ему какую-нибудь колкость по этому поводу, но она удержалась.

Сидя у входа поближе к свету, она послушно и старательно лепила, увлекшись процессом. Получилась красивая большая чаша. Пат украсила ее края симпатичным орнаментом — в глупом расчете на похвалы, которые тут не выдаются. Чаша застыла прямо у нее на глазах. Кетл, управившись с приготовлением утреннего напитка, поставил свою чашу на пол рядом с изделием гостьи, принес воды в высоком сосуде и наполнил оба «умывальника».

А потом почему-то остановился, словно его отключили. Глаза у него стали печальными, и вид его впервые за все это время навел на мысли о длинной жизни и тяжелом опыте. Пат видела, что он забыл о ней, к тому же ей не хотелось заниматься при нем гигиеной. Она решительно взяла свою чашу и, стараясь не разлить, направилась к себе в закуток. Дор при этом словно очнулся, поднял голову и нахмурился. Однако ничего не сказал.

Умывшись и почистив зубы, Пат, не спрашивая, вылила использованную воду в туалет, а чашу оставила у себя в углу — пусть уж все ее личные вещи будут в одном месте. Потом спокойно и тщательно разобрала рюкзак, благо свет у нее теперь имелся — она пристроила фонарик на манер люстры, заложив его за каменный выступ на потолке. И даже переоделась: как же приятно ощущать на себе свежую одежду!

Вернувшись (фонарик, как свою главную ценность, она прихватила с собой), Пат получила на завтрак напиток в глиняной чашке — не в такой, как вчера, а c широкой и длинной ручкой. Странно, что он не заставил ее лепить себе еще и чашку — наверное, нашлась запасная. Напиток из плодов оказался прохладным, густым, сладковатым, но не приторным, и напоминал персиковый сок с мякотью. Липовый запах он сохранял тоже, но, в отличие от вечернего, освежал и бодрил. Кожу от плодов Кетл не выбросил, а вынес наружу, уложив неподалеку от входа.

— Ригазы — большие птицы, — объяснил он ей, — получат ее в пищу.

Патрисия сразу представила себе похожих на драконов существ.

— ­ А где вы моетесь? Я имею в виду, целиком, — спросила она.

Вопрос к тому времени, чего скрывать, стал актуальным. У нее имелся еще один комплект одежды, а тот, который она сняла, не мешало бы постирать.

— ­ У других илян в горах есть озеро, далеко внизу, — ответил дор. — Но оно холодное. Я сам спускаюсь туда очень редко. И главное, ты не сможешь совершать омовение там, где это делают мужчины.

— Ладно, тогда где?

— ­ Под садом, немного ниже, есть травяная лагуна, она питается дождевой водой.

— ­ Здесь бывают дожди? Часто?

— Когда мне надо полить сад.

— Тебе надо полить… Ты что, сам вызываешь дождь?

— Разве я не могу сделать то, что может любая женщина?

— Ты читаешь для этого какие-то заклинания? — Патрисия начала припоминать все, что знала о земных шаманах.

— Заклинания? — ­ удивился он. — Зачем мне испорченный гамес, если достаточно изменить движение воздушных масс так, чтобы влага, собранная с земли, пролилась в нужном месте?

Он указал на потолок — в то самое кривое отверстие.

— Некоторое количество воды попадает в пещеру. Этот сток устроен так, что вода собирается в резервуар, — объяснил он. — Ее можно использовать для умывания, очищения одежды или посуды, но ее недостаточно для настоящего омовения. В горах не так много естественных водоемов, отдающих влагу, которая станет дождем, — я не могу быть расточительным и постоянно собирать ее для себя. Горы и так отдают нам чистую воду для питья, мы должны быть бережливыми.

— А та лагуна под садом?

— Дождь поливает сад, а потом излишки воды сливаются ниже, в маленький водоем. Когда водяные цветы созревают, они лопаются и выделяют много жидкости, и тогда в лагуне можно омыться. Вода там здоровая, потому что цветы очищают ее, пропуская через себя, а потом ее снова забирает Фатаз.

— Потрясающе, — только и смогла произнести Пат, причем по-русски. — Ты сказал, что в горах есть еще водоемы?

— Ледяной родник гораздо выше этой пещеры. Я не использую эту воду даже для питья. Это место, где для меня высокое небо.

Она не стала расспрашивать, ей показалось, что она его поняла.

— А я смогу… смогу когда-нибудь увидеть это место?

На этот вопрос Кетл не ответил. Он вдруг сосредоточился, словно прислушиваясь. А потом посмотрел на нее очень пристально. В его глазах несколько раз поменялось выражение, словно ему предстояло сообщить ей неприятные новости.

— Паттл Исия! — он обратился к ней торжественно-печально. — Со мной связался Теаюриг. Разрешено вернуть тебе зрение.

— Что разрешено? — не поняла она. — Я смогу снова видеть цвета разумных?

— ­ Нет, твое обычное зрение, которого я лишил тебя вчера, когда ты вышла из своего куори.

— Да ведь ты уже вернул мне его ночью, — удивилась она.

— Посмотри в корень того, что я тебе сообщил, — терпеливо произнес дор. — Лайдер не знал, что я вернул тебе зрение, я сделал это вопреки Совету. Теперь они разрешили это сделать.

— И это значит… — медленно начала она, наконец-то включив, как он и советовал, мозги. — Это значит, что…

— Что ты не покинешь гор, — заключил дор Кетл. — Мне жаль. Я вижу твое отчаяние, и ты можешь не стараться его скрыть. Есть такие воды, через которые надо пройти, и лучше миновать их вплавь, чем пытаться нащупать мель. Погрузись в свою судьбу. Мне надо оставить тебя — меня призывает Лайдер. Я думаю, разговор пойдет о тебе. Запасись терпением. Я постараюсь вернуться до вечернего Фатаза, потому что помню, что ты не можешь пребывать одна в темноте.

— Можешь не торопиться, — криво усмехнулась Патрисия. — У меня теперь есть фонарик.

Дор Кетл за один момент превратился для нее во врага — чуждое существо, навеки запершее ее в темной пещере. Угол зрения снова сдвинулся, она не желала больше видеть его неземное лицо, слушать афоризмы, разговаривать с синими яблонями и кормить драконов. И его своеобразные утешения ей не нужны. Если она не может вернуться, то лучше просто лечь тут, под таким близким небом, и умереть.

Дор внимательно поглядел на нее, потом просто повернулся и вышел из пещеры. Несколько секунд она тупо пялилась в стену, потом, опомнившись, бросилась к выходу. Кетла нигде не было. Патрисия нерешительно подошла к краю и увидела уже внизу его удаляющуюся фигуру — он ловко пробирался по самому краю обрыва.

А что, если ей… Один коротенький шаг — и весь этот кошмар закончится. Что он там говорил про безумных людей?

Это длилось всего лишь секунду, Пат тотчас же отшатнулась от края. Этот выход не для нее. А значит, пока надо воспользоваться советом ее психолога. Как он там учил? Если вы попали в серьезную переделку, чтобы не поддаться отчаянию или тоске, просто представьте, что вы тут временно, просто прилетели сюда с другой планеты изучить жизнь чуждого вам разума. Представьте себя таким наблюдателем, и все проблемы покажутся вам преходящими.

Н-да… Патрисия тихонько засмеялась. Совет этот подходил под любую ситуацию, время и место, кроме тех, в которых она оказалась, — а именно на другой планете среди чуждого разума. С другой стороны, кто мешает ей изучать его жизнь? А потом она наверняка что-то придумает… Обязательно, что-нибудь.

***

Так бывает: упорно ищешь особое благо, которое выбираешь для себя сам, и отворачиваешься от того, которое тебе предназначено. Силы предложили ему новое знание, а он чуть было не отказался от него.

Он понял это неожиданно, когда, покинув землянку, отправился вниз. Он вдруг осознал, что хочет скорее вернуться обратно, чтобы продолжить разговор, сулящий новые открытия. Даже за один день и за одну ночь Кетл получил столько новых знаний!

До этого они всегда говорили о землянах, как о врагах. Никто не собирался изучать их с иной точки зрения. И вот Силы позволили близко узнать человека другого цвета, человека-индиго… Нет, нет, Теаюриг прав: это задача не для Кеунвена. Только он, Кетлерен, способен в этом разобраться. Возможно, вся его работа до этого была лишь приготовлением, зато сейчас…

Выводы на этой стадии исследования, разумеется, делать рано, сначала необходимо накопить материал. Каждое слово и действие землянки стоит рассматривать только в совокупности с другими, учитывая их повторяемость или исключительность, и не придавая окончательного звучания ни одной из нот, пока в его голове не сложилась вся песня. Песня? Странно, почему он выбрал именно этот образ? Его знания о землянке станут общим достоянием, в то время как своей песней никто из разумных не делится.

Для чего Силы посылают им эти знания, пока неизвестно. Но не принимать и не пытаться прочесть это послание — путь в не-благо.

А прочесть его будет непросто. В землянке сочетается столько несочетаемого. Например, у нее искаженная шкала безопасности. Она допустила возможность насилия со стороны мужчин-илле и заподозрила, что Кетл мог обмануть ее и бросить одну в горах. Разумеется, ее подозрительность и недоверие связаны с ее земным опытом, но ведь она же видела его цвета! Или вот еще. Паттл Исия кажется столь молодой по количеству знаний и часто ведет себя как неразумный ребенок, и все же Теаюриг прав: она способна сразу увидеть корни деревьев и найти нужное русло. Возможно, ее интуитивные прозрения связаны с тем, что она индиго.

«Я получаю знания, изучая Паттл Исию, но и она задает много вопросов и растет, познавая Илию», — думал Кетл. Он нахмурился: некоторые из этих вопросов стремились к познанию его самого и наступали на его раненых птиц.

А ее мертвенная кожа, такая же, как у погибшего дерева? Почему, почему оно умерло именно сейчас? Душа продолжала болеть, что бы он ни делал и ни говорил, и ему пока некуда выместить эту боль… некогда сочинить песню… А землянка живая, но ее слова и поступки оставляют зарубки на его душе. Почему она унесла чашу для омовения? Она наверняка не знала, что это высший знак презрения — не желать омывать лицо в чьем-то присутствии. Не знала, но сделала, и он отлично понял, что она на него сердита. Как дитя, она переносила свои разочарования на того, кто рядом, и не умела подчинять чувства разуму.

И при этом оказалась настолько мудра (Кетл помнил, как всех поразил этот факт), что не взяла у Стара предложенный Дар. Разве это не высшая степень познания — понимать, что ты не достоин Дара?

Или взять ее погружение в истинное сияние звезд. Только тот, кто достиг совершенства своих цветов, мог пропустить через себя этот свет так, как она. Кетл до такого уровня восприятия еще не дошел. Она могла перейти в иной мир, так, как переходили в него самые возвышенные иляне в древних легендах, но при этом была совсем не готова к такому переходу.

Как можно сочетать в себе одновременно мелкое и возвышенное, непонимание и восприятие, истинный взгляд и слепоту?

Спускаясь, Кетл подбирал точные слова. Какими знаниями он может поделиться с Лайдером уже сейчас? Стоит ли говорить о ростках, не лучше ли дождаться плодов?

Взойдя на плато, Кетл с удивлением обнаружил вместо Малого Лайдера всего лишь девятерых. Он нахмурился: Девятка собиралась крайне редко. Это означало, что вопросы, которые она будет рассматривать, требуют ограниченного числа посвященных. Но ее решения тем не менее становились обязательными для всех, а значит, ответственность каждого члена Девятки увеличивалась многократно.

Все здесь сияли прекрасными цветами. Кетл видел красно-золотой Теаюрига, изумрудный и янтарный Новокуэена — старейшего илле на планете. Серебристый и бирюзовый молодого Оггла. Оливково-зеленый и коралловый Бокчеррига… Светло-голубой и медовый Тобоусира, и, конечно, прекрасный ультрамарин и индиго Кеунвена. И здесь были еще двое илян, недавно избранные в совет, с хорошими чистыми цветами.

Получается, все ждали только его. Кетл сел на белый камень у пики-скалы, которую он называл Ралла. Каждая из скал имела свое имя, и каждый из членов Лайдера опирался на свою, близкую ему по энергии. Скала Ралла всегда учила Кетла терпению и сдержанности.

— Дор Кетлерен, — Теаюриг обратился прямо к нему, — желаешь ли ты что-то поведать нам о землянке до начала Совета? Дело в том, что сегодня все, связанное с твоей гостьей, становится важным для всех. И ты это поймешь.

— Я мог бы поведать многое, — медленно начал Кетл, — но это многое — всего лишь тоненькие ручейки, которые вливаются в озеро, и я думаю, лучше подождать, пока мои знания о землянке не сравняются с его глубиной.

— Тогда не будем терять свои тени на пике Фатаза. Сейчас потекут реки моих мыслей, но если твои воды, дор Кетлерен, вольются в них новыми знаниями, прерви меня, чтобы мы их увидели, так мы лучше поймем, куда заведет нас течение. Это же относится и к каждому из вас, — Теаюриг обвел рукой Девятку, словно заключая в единый круг, и повернулся к самому молодому члену Лайдера:

— Оггл, сначала спрошу тебя. Сколько лет младшему илле у нас в горах?

Самому Огглу только исполнилось двадцать два, но Кетл знал: никто не попадает в Совет не по заслугам. Жена Оггла не предала его, а отправилась вместе с ним и двухлетним сыном в горы. Она умерла одной из первых.

Кетл горестно опустил глаза, избегая смотреть на Оггла. Когда начали болеть и умирать жены и дочери, Оггл, не успев сочинить последнюю песню жене, посвятил себя не только своему сыну, но всем осиротевшим или оставшимся без присмотра детям. Силы наделили его сложным Даром — понимать детей и обучать их.

— Восемь лет назад мы пришли сюда, Теаюриг, — ответил Оггл, устремив задумчивые глаза на Главу. — Те, что были в утробе, погибли вместе со своими матерями. Младший из нас не прошел тогда и одного оборота вокруг Фатаза, и сейчас ему восемь светил.

— И через шесть лет он вступит в возраст огня, но у него никогда не будет жены и ребенка, — начал Теаюриг. — Ему некому передать свой Дар. А те, что пришли сюда в четырнадцать светил, скоро станут недетородными, и у них тоже никогда не будет потомства. Землянка лишь подтвердила то, о чем мы догадывались. Даже наши невинные дочери, которые были слишком малы во время исхода, вскоре вступят в отношения с землянами, как это сделала юная Яли Нел, дочь Неллерена.

Неллерен входил в Малый Лайдер, и он уже знал о выборе своей дочери.

— Отдавая гамес, они тоже станут предательницами, — продолжал Глава. — Мы не знаем, смогут ли они родить от землян, но, если и смогут, у их сыновей не будет Дара.

— Пока ни одна женщина-илле от землянина не родила, — вмешался Тобоусир. — Так сказал наш друг креза.

Кетл подтверждающе кивнул — креза имеют собственные каналы связи друг с другом, и тому, что сказал ему старый знакомец Соов, стоит доверять.

— Силы, возможно, навсегда лишили их детородности, — продолжал Тобоусир. — Однако допускаю, что дело лишь в физиологии. Я полагаю, что семя землян слишком слабое, чтобы оплодотворить чрево женщины-илле.

Тобоусир изучал процессы зарождения жизни у растений, животных и разумных.

— Дар погибнет на этой планете, мало того, с нами он исчезнет из всей Вселенной, — горестно проговорил Теаюриг. — Это произойдет со смертью последнего, младшего сына илле. Мы были хранителями Дара. Чтобы спасти его, мы отказались от насилия и стали изгнанниками на собственной планете. Но Дар все равно уйдет.

— Зачем нам опять вступать в костер босыми ногами? Эта боль постоянно с нами, Теаюриг, но мы научились с ней жить, — горестно прервал его Новокуэен. — Если Дар уйдет вместе с нами, значит, на то воля Сил. История креза вопиет о том, что, предав его, мы бы его лишились, как и они Мы не сможем вернуть себе наших еще пребывающих в невинности дочерей, не уничтожив землян. Совершив это, мы утратим свой Дар. Что толку будет в нашем потомстве, рожденном после его утери?

— Мы сохранили бы кровь илле, — заметил Бокчерриг и тут же поднял руку, останавливая возражения. — Я только уточняю слова Новокуэена, а не призываю это сделать.

— Никто из нас сейчас не влил новые воды в наши горькие реки, но хорошо, что мы еще раз все это увидели, — вымолвил Теаюриг. — Однако вчера кое-что изменилось. Слушайте же, Девятеро — ибо я, Теаюриг, избран вами, чтобы трактовать волю Сил. А они послали нам шанс, который мы должны разглядеть. Они послали нам женщину.

— Землянку! — воскликнул Оггл.

— Да, Оггл, землянку. Но скажи, что мы видим в этой женщине, кроме того, что она землянка? Это чистая женщина, она индиго, она не враг илле, а одного из нас она спасла. И сейчас это единственная женщина, достойная выносить сына илле, обладающего нашим Даром.

Кетл сам не заметил, как вскочил со своего камня, настолько он был поражен, и начал говорить раньше, чем его берега оформили русло.

— Уверен ли ты, что слышишь верно, Теаюриг? — воскликнул он. — В твоих водах нет глубины, ты черпаешь сосудом, в котором только один глоток. Как мы сможем заставить женщину вступить в брак, не нарушив ее свободы? Не ты ли обещал ей здесь безопасность?

— Уж не набрался ли ты страхов от своей подопечной, дор Кетлерен? — нахмурился Теаюриг. — Конечно, мы не можем ее заставить. Но мы будем ее просить.

Кетл не мог прямо сейчас объяснить, что его так отвращает от мысли Теаюрига, но…

А Глава некоторое время молчал, и пурпурный переливался с золотом в его цветах.

— Да, нам придется просить землянку направить свои реки в новое русло, — повторил он. — Но это благо коснется и ее самой. Вчера, когда ты ушел, дор Кетлерен, мы искали и не нашли возможности отпустить ее отсюда. Землянка обречена оставаться с нами всю жизнь и здесь умереть. Она сама сказала, что еще находится в детородном возрасте, так почему бы ей не стать частью нашего народа, почему не найти себе мужа?

— А если она не захочет? — спросил Оггл. — Если ни один илле не сможет разжечь ее огонь?

— Тогда мы отступим от этого берега. Однако она индиго, и я верю, что она захочет нам помочь.

— Мы не должны направлять ее в это русло, — твердо произнес Кетл, собравшись с мыслями. — Только естественное течение ее вод может привести ее туда. Мы не можем использовать то, что она индиго, ради наших намерений. Откуда у нас право решать за разумного? Это плотины наших желаний для ее вод!

— Но без этих плотин ее воды не найдут, куда им течь. Как она сможет помочь, если не знает, в чем мы нуждаемся?

«Как я смогу помочь тебе, если не знаю, в чем ты имеешь потребность», — вспомнил Кетл собственные слова, сказанные землянке, и опустился на камень — ему нужно было время, чтобы лучше услышать себя. Он оглянулся вокруг и вдруг ощутил себя здесь чужим. Его внутренний взгляд расширился, словно он и не илле вовсе, а кто-то еще, словно он смотрит на все с иной стороны. Не найдя ответа, Кетл обратил свои мысли к скале Ралла и замолчал.

Тем временем обсуждение продолжалось.

— Я хотел спросить теперь тебя, Тобоусир, — сказал Теаюриг. — Еще до войны ты был знаком с землянином, явившемся с Ксандры задолго до красных людей. Расскажи нам еще раз о нем и вспомни, что ты знаешь о физиологии землян. Нам важно понять, сможет ли землянка родить от илле?

— Если ты спрашиваешь про семя илле, то я думаю, оно способно оплодотворить чрево близкого нам по физиологии организма. Конечно, ребенка надо еще и выносить. Однако, если землянка послана волею Сил, я верю в успех.

— Физиология землян иная, — снова вмешался Кетл, — я видел, что Паттл Исия нуждается в большем количестве еды и в частых обновлениях. У нее мало физической энергии, она быстро теряет силы.

— Не совсем так, дор, — с уважением поклонился ему Тобоусир. — Тот землянин, что жил у меня до войны, его звали Джоу, а имя его Джоу Оун, стал лучше сохранять энергию и меньше нуждаться в обновлениях, когда начал питаться как мы.

— Какой цвет был у этого разумного? — поинтересовался один из новых членов Совета.

— Бледно-сиреневый, болезненно-лимонный и блекло-синий. В нем зарождался серый, но он его преодолел. Красного в нем не было, но цвета его не так и не очистились, хотя иногда и мерцали свежими красками. Он говорил, что пишет книги, потому что на Земле принято сохранять каждую свою мысль. Еще он говорил, что у него болит душа. На самом деле, был болен его дух. Джоу Оун сам рассказал мне и моей жене, что много лет уничтожал в себе разумного, разрушая мозг дурной травой и мертвыми снадобьями, чтобы погрузиться в ложные миры. Но потом его дух очнулся, и он решил исцелиться. Он покинул Землю и полетел на другие планеты, но нигде не находил покоя. На Ксандре он чуть было не вошел опять в реку, текущую вспять. В то время мы уже перестали летать на другие планеты, но Илия была открыта для гостей, и многие посещали нас на играх. Наши игры особенно нравились Джоу Оуну. Он много спрашивал меня и много записывал на носители, не полагаясь на свою разрушенную память.

— Не он один посетил тогда Илию, — вздохнул Бокчерриг, и его цвета полыхнули нескрываемым гневом, — многие пробрались сюда, чтобы разведать про нас как можно больше. Они узнали про наш Дар и про то, как нас мало, и передали это красным людям, а те сочли нас легкой добычей.

— Наше русло уходит в сторону, — мягко остановил его Теаюриг. — Напомни, Тобоусир, как этот Джоу Оун попал к тебе.

— Это забавная история, — Тобоусир поклонился Главе, — он жил в своем неживом доме… как ты помнишь, многие гости привозили с собой конструкторы наподобие тех, что мы делали, когда были молоды, сотню лет назад, и вторичную ткань. Землянин тоже построил свой дом с помощью неживого разума, созданным без усилия рук и движения души.

Все засмеялись.

— Не знаю, зачем он полез на дерево, не спросив у него разрешения…

Все засмеялись громче.

— Но, конечно же, дерево его скинуло. Он звал целителя, а я как раз проходил мимо. Я решил сперва, что он хочет поговорить с дором Кетлереном, но потом понял, что целитель ему не нужен, ведь он просто сломал ногу и несколько ребер. Моя жена вылечила его, и он попросился пожить у нас, чтобы получше узнать об илле. И я объяснил ему, что…

— Совет больше интересует, что ты узнал о землянах, Тобоусир, — направил его Теаюриг.

Тот вздохнул.

— Признаюсь, мы не были любопытны… Не только я и моя жена — все мы. Мы решили, что нам рано исследовать новое вокруг нас, ведь мы еще не до конца изучили себя и свою планету… Углубившись в эти знания, мы многое упустили снаружи. И не заметили, что готовится нам извне.

Смех стих, и на лица Девятерых вернулась печаль.

— Из того, что тебя интересует, Теаюриг, я могу сказать только то, что их жены вынашивают, с его слов, как и наши — девять иллийских периодов. Я запомнил, потому что меня удивило это еще тогда. Ведь креза, к примеру, вынашивают только пять периодов.

— Жаль, что Стар не знает о предательстве Яли Нел, — заметил Оггл. — Ведь он мог бы найти жену на Ксандре и родить от нее сына. Сколько периодов вынашивают там?

— Так же девять, — ответил Тобоусир. — Но ни один илле в здравом рассудке не заимеет потомство от ксандры.

— Бедный мой сын… — вымолвил Кеунвен. — Если бы он знал, что его невеста погасила свой огонь и не прилетит к нему на Ксандру, он бы захотел вернуться сюда и возрастать в знании рядом со мной… Конечно же, он никогда не свяжется с ксандрой.

— Но почему? — удивился Оггл. — Ксандры так неприятны для нашего взгляда?

— Ты не знаешь, Оггл? Ксандры вполне приятны для нашего взгляда, но в этом их ложь, — ответил Бокчерриг, пока Кеунвен тщетно пытался скрыть свою грусть. — Они заводят себе до шести мужей, а мужчины — восемь жен сразу. Женщина может иметь своего двоюродного брата, а мужчина — сестру своей матери. Нельзя передавать Дар через нечистое.

Все помолчали, потом заговорил Новокуэен:

— Итак, как ты и сказал, Теаюриг, Силы послали нам землянку, но она нам не враг, она индиго, ее цвета чисты, она не имела мужа, находится в детородном возрасте и ее физиология близка к нашей. Ее дитя, если это будет мальчик, получит Дар и будет его достоин. Я понимаю и одобряю твой замысел, Теаюриг, — и старейший встал и поклонился Главе, — ибо это воистину мудро.

— Со слов Джоу Оуна я понял, что землянки с большей вероятностью, чем наши женщины, могут родить не единожды, — добавил Тобоусир. — Она может родить и сына, и дочь, которая еще успеет стать женой одному из тех, кого забрали в горы младенцем и тоже родить. Значит, наш род продолжится на еще одно поколение.

— Но землянка послана нам не для этого, — собравшись с силами, подал голос Кетл.

Он приготовился к борьбе.

— Среди нас есть тот, кто точно знает волю Сил, — презрительно усмехнулся Бокчерриг. — Выслушаем же его.

— Я не знаю точно волю Сил, — резко произнес Кетл. — И понимаю, что приглашать в дом, не вырастив крыши, значит поднять себя на смех. Однако мне не приходится ждать, когда плод моих мыслей созреет. Я вынужден просить Совет отложить свое решение. Нам нельзя спешить, мы должны еще долго прислушиваться, прежде чем узнать волю Сил.

— Я понимаю тебя, дор Кетлерен. Если то, что ты хочешь сказать, важно, открой нам ростки своих мыслей, даже если они еще не пробились наружу, — поощряюще кивнул Теаюриг.

Это обнадеживало.

— Я думаю, — решительно сказал Кетл, — что землянка послана нам для расширения знаний о мире. Только один день я слышу ее и уже узнал о землянах больше, чем за всю свою жизнь. Я думаю, мы не единственные, кого выбрали Силы. Существуют иные дары, и они могут проявляться иначе. Они зарождаются в несовершенном и молодом еще мире, но они могут стать выше и чище, чем наши. Они разнообразны и пока трудны для моего понимания. Но я думаю, если наш род закончится, то Дар не погибнет с последним илле. Дар не привязан лишь к нашей крови. Он свободен от нас, а значит, мы не должны назначать себя единственными хранителями. Мы заблуждаемся, считая, что только мы способны его удержать. Он может покинуть нас и явиться, где хочет, когда захочет. И, возможно, когда-нибудь он возродится на самой дальней от нас планете в ребенке, не имеющем ни капли нашей крови. Илле — не центр Вселенной. Они не главные.

— «Они»? — пристально взглянул на Кетла Бокчерриг.

— Да, «они», потому что я сейчас говорю не от илле. Силы, породившие илле, породили не только нас, а у них никакое творение не бывает бесплодным. И я слышу, как они говорят мне: илле не должны беспокоиться о Даре, илле должны только выполнять их волю.

— Так землянка нам послана для новых знаний? Каких же? — заинтересовано спросил Новокуэен.

— Я вижу пока только одну волну из всего океана, но разве это не очевидно, что через контакт с землянкой нам открывается новый путь? Земляне порабощены своими красными людьми и позволяют им творить не-благо. Но на Земле есть и другие разумные, разных цветов. Почему нас так удивило, что на Земле есть индиго? Ведь мы ничего не знаем об истинной сущности этой планеты. Мы избежали ошибочного пути и не стали развивать технологии, но мы погрузились в себя и забыли, что Вселенная велика. Я не верю, что Силы послали нам землянку лишь как физическую плоть для вынашивания ребенка нашей крови. Не может замысел Сил уместиться в столь малую чашу. Не для того землянка так круто повернула свои реки, и теперь наши общие с ней воды текут в одном русле.

Все некоторое время обдумывали его слова.

— Это всего лишь одна землянка, — пожал плечами Бокчерриг. — Все, что она может открыть, заключается лишь в ней одной. Тобоусир, к примеру, знал совсем иного землянина. Но даже если она и обладает общей памятью землян, в чем я сомневаюсь, то вряд ли откроет ее для тебя.

— Изучи одного Бокчеррига, и ты изучишь все упрямство илле, — хитро улыбнулся Новокуэен, а потом повернулся к Кетлу:

— В твоих словах есть правда, дор Кетлерен, — произнес старейший. — Но чем твои научные планы противоречат планам Теаюрига? Почему Силы не могут послать нам эти дары одновременно? Ведь рожденный от илле и землянки ребенок будет и тем и другим не только по крови. Он соединит нас не только физической, но и духовной связью, и мы победим красных людей через это проникновение. Сама плоть Земли послужит вместилищем силам и знаниям илле, мы не только возьмем, но и одарим, поделимся. Наш Дар станет не только нашим, он будет принадлежать и землянам. Если Силы имеют в землянах и другие дары, то мы объединим их в этом ребенке.

Многие согласно закивали.

— А я хочу спросить тебя, дор, — с интересом обернулся к Кетлу Теаюриг, и в глазах его заиграли искорки смеха, — почему ты оставил собственную пользу в этом вопросе, ведь ты не индиго?

— Что ты хочешь этим сказать? — нахмурился Кетл.

— Но еще ведь Фатаз не зашел два раза с тех пор, как ты утверждал, что землянка мешает твоей работе. Разве ты не обрадуешься, когда она покинет твой дом и уйдет к мужу?

— Ты путаешь русла, Теаюриг, — реплика не понравилась отцу Стара. — Для того, чтобы поступать по совести, как известно, не обязательно быть индиго. Дор Кетлерен всегда выполнял волю Сил, а ты утверждаешь, что он ищет лишь собственное русло.

— Это всего лишь шутка, Кеунвен, — сказал Теаюриг. — Никто не усомнится, что дор Кетлерен приносит народу илле непреходящую пользу. Просто я вижу, что он вносит в этот вопрос все силы своей души, и хочу понять, почему.

— Ничего, Кеунвен, Теаюриг прав, — Кетл слишком старательно и демонстративно поклонился Главе. — По воле Сил я стал бы трудиться и без своей пользы, но до этого момента труд всегда доставлял мне и личное удовольствие. Вчера я не понял твоей мудрости, Теаюриг, и решил, что ты за что-то меня наказал. Но вот тебе доказательства, что я верно услышал Силы — всего за один день я увидел источник новых знаний, и, конечно, было бы расточительством от них отказываться. Мой интерес тут есть, просто он изменился. Ты хочешь использовать чрево земной женщины, а я хочу лучше узнать ее и понять, что передают через нее Силы. Теперь это и есть предмет для моего труда, раз уж ты по-прежнему называешь меня дором. Мне жаль, что мы по-разному слышим Их волю.

— Чей же слух лучше? — прищурился Бокчерриг.

Ответа он не получил.

— Но она такая… такая белая, — зримо передернулся один из доселе молчавших. — Может ли она родить от илле, если ее кожа такого странного цвета?

— Землянин, который жил у меня, был чернокожий, почти как мы, — заявил Тобоусир. — И он имел, по его словам, белую женщину другой расы и ребенка от нее.

— Что с ним сталось потом? — спросил Оггл.

— Когда началась война, он улетел. Он сказал, что любит илле и не станет воевать против нас, но боится остаться и не хочет видеть войну. Он никогда не пытался завладеть моим Даром, ему это и в голову не приходило. Дор Кетлерен прав, среди землян наверняка есть еще разумные достойных цветов. И я согласен с Главой Лайдера, что мальчик, рожденный землянкой, может наследовать Дар.

— И как это соотносится с приказом убивать любого землянина, который покажется у прохода? — буркнул Кетл.

— Ты же слышал Тобоусира — земляне, не желающие воевать, покинули Илию, как Джоу Оун, — ответил Бокчерриг. — Кто мог знать, что здесь появится индиго?

Кетл мог бы еще спросить, когда, кем и для чего было принято решение вооружить дозорного, при том, что кокон со своей задачей справлялся. Но решил, что сейчас это только уведет их русло в сторону.

— Одного не понимаю, — проговорил вдумчивый Оггл, — что толку передавать Дар новому ребенку? Даже если он проживет здесь дольше всех, он не отыщет себе жены. Надеяться, что у землянки родится еще и дочь, и в свою очередь родит от илле, или даже случится чудо, и их будет несколько, конечно, можно, но все равно род илле будет иссякать, как и детородность молодых сейчас мужчин. Ведь новые иляне не смогут жениться на собственных братьях и сестрах. Дар так же уйдет из гор, только на поколение позже. Не обречем ли мы этих немногочисленных потомков на одиночество в горах? И как они смогут поддерживать кокон, если даже дору Кетлерену это одному не под силу.

— Кто знает, Оггл, — возразил Теаюриг. — Мы не можем говорить вперед так надолго. Возможно, красные люди уйдут, или их прогонит природа Илии, или они умрут. Или их победят другие. Пока мы можем лишь посадить это дерево. Мы должны сделать все, чтобы Дар продлился. Силы и дальше станут помогать нам, если мы сами поможем Силам. А что думаешь ты, Кеунвен — ты еще не сказал своего слова?

— Я слышу, — медленно начал отец Стара, — больше чистого звука в словах дора Кетлерена, Теаюриг. Силы выбрали дора, и через него передают нам знания, через него мы спаслись здесь, хотя могли и погибнуть. Не должны ли мы по-прежнему доверять ему? Ты тоже был выбран, Теаюриг, тебя выбрали, чтобы ты мудро управлял нами. Но знания всегда приходили к нам через дора Кетлерена, и раньше ты всегда ими пользовался. Я с ним согласен: мы получили свой Дар от Сил, и Силы сами решат, что с ним делать, отнять у нас, или сохранить. Мы должны лишь творить их волю. Свобода разумного — это высшее благо. Землянка подарила свободу Стару. Ты знаешь, Теаюриг, я говорю так не потому, что это мой сын.

И цвета Кеунвена пронзительно засияли. Все заворожено смотрели на то, как ярко разгорался его цвет. Цвет индиго.

— Одного этого достаточно, чтобы оказывать ей почет и уважение, — твердо продолжил тот. — Мы не должны просить у нее чего-либо еще. Ты сказал, что ее судьба жить среди нас, но ты не можешь знать даже своей судьбы, Теаюриг, не то что чужой.

— Я понял твой ответ, Кеунвен, и ты во многом прав. Но скажи, — начал Глава, — разве мы лишены разума, чтобы не видеть вперед даже на шаг? Землянка сейчас среди нас, и мы видим пока лишь одно это русло. Она в детородном возрасте, и ее огонь может вспыхнуть в любую минуту, разве не так? Мы попросим ее не отказываться от этого блага — и только.

— Когда землянка рассказывала о Яли Нел и ее женихе, мне показалось, — вспомнил Кетл, — что ее цвета были омрачены. Она не захотела отвечать тебе на вопрос об этом мужчине. Я думаю, ее огонь уже горел ради него.

— Но он предал ее, и ее огонь может вспыхнуть вновь.

— Но даже если ее огонь вспыхнет, как ей сможет ответить илле? — снова поморщился другой член совета. — Кто из нас преодолеет физическое отторжение? Ее белая кожа… уффф… Даже в период моего огня, а это было давно, я бы не смог прикоснуться к ней.

— Среди нас есть много мужчин, только вступивших в пору огня, — возразил Оггл. — Многие из них едва помнят, как выглядит женщина. Кто-то из нас сможет смириться с видом ее кожи, не испытывая отвращения. А ее цвета, если смотреть истинным взглядом, очень красивы. Однако нам следует пощадить ее чувства и заранее узнать, кто из молодых илян согласен на это.

— Твои ветви быстро тянутся вверх, Оггл, — одобрительно кивнул Теаюриг. — Найди таких мужчин, и мы позовем их на следующий Лайдер, а ты, дор, поговори с землянкой и объясни ей, чего мы ждем от нее. Уверен, ты найдешь нужные слова.

Кетл возмущенно вскинулся.

— Не ты ли сказал, что мы будем ждать как угодно долго? «Когда она будет жить среди нас и, возможно, захочет…» — но теперь ты уже организуешь просмотр? Не слишком ли ты торопишься?

— Мое русло течет все в том же направлении, дор. И я повторю, что мы будем ждать столько, сколько нужно, чтобы огонь землянки возгорелся. Но с одним мы тянуть не можем — с тем, чтобы она узнала о наших планах и поняла, и одобрила их. Время сейчас наш враг. Мы не знаем, когда закончится ее детородный возраст. Зачать ребенка не просто, даже не всякой иллийской паре Силы посылают детей. Мы не должны упустить этой возможности. Но кто еще хочет сказать свое слово?

Кетл даже не сомневался: он заранее знал, кто. И даже догадывался, что услышит. Никто не наказывал Кетла сильнее его самого, но кое-кто был готов с ним в этом соперничать.

— Я хочу сказать то, о чем никто здесь не говорит, — начал Бокчерриг. — Но все мы об этом думаем. Высшее не существует без низшего, и если мы будем голодны, то сначала найдем еду, а потом станем любоваться звездами. Теаюриг говорит о Даре, и это, конечно, важнее всего. Кетлерен пошел еще дальше и говорит, что и спасение Дара не является главной целью для илле… и мне не постичь высоту его веток, но меня волнуют наши корни.

Бокчерриг никогда не называл его дором, спасибо ему хотя бы за это — в его устах это звучало бы издевательством.

— Кеунвен, — продолжал тот, — сказал, что через Кетлерена мы все спаслись. Наверное, он забыл, что спаслись мы не все. Мудрейший не смог спасти наших жен и дочерей — тех, кто последовал за нами, оставаясь нам верными, тех, кто был призван продлить наш род.

Дочери у Бокчеррига не было, не успела родиться. Потому что жену, которая ждала ребенка, он успел забрать в горы. Как и незамужнюю молодую сестру. А Кетл сейчас из-за всех сил старался думать только о скале Ралла, о том, как он просит у нее выдержки в попытке остаться твердым и не рассыпаться в горьких сожалениях.

— И никто не скорбит об этом больше дора Кетлерена, Бокчерриг, — строго прервал его Теаюриг. — Он сделал все, что мог.

— Я не сказал, что он сделал не все, об этом знают лишь силы и сам Кетлерен. Я только назвал дерево деревом, цветок цветком, а смерть смертью. Я сказал, что даже он не смог. Но теперь, когда Силы дают нам знак и посылают спасение рода, Кетлерен как будто не хочет того же. Почему никто на Совете не произносит вслух, что с последним илле иссякнет не только наш Дар? Исчезнет сам наш род и никогда не возродится опять. Но никто не заботится об илле. Кровь не важна, говорит нам Кетлерен. Возможно, отвечу я, если тебя посещает только высшее Знание. Но я не собираюсь отказываться от своего рода и своей крови. Наши дочери смешают кровь илле с красными людьми, и она будет осквернена. Мы не можем смешать нашу кровь с ксандрами, даже если бы и захотели того — нам не покинуть гор. Мы можем иногда видеться с креза, но никто, пока его воды не потекут вспять, не воспылает к креза огнем. Наши юные дочери не пришли бы к нам, если бы мы позвали, но даже ты, Теаюриг, не дозовешься их, ибо они закрылись для нас. Крезы говорят, что земные мужчины по-настоящему нравятся нашим женщинам. Кто останется жить на нашей планете — их потомки? Или, если они не могут родить — одни лишь земляне? Илия — это планета илле. Илле не важны, говорит нам один из нас, и удивительно слышать это в устах того, кто казался столь сокрушенным горем восемь светил назад. И говорит он это сейчас, когда у илле появился последний шанс. Никто не решается признаться, что можно думать и о крови тоже. А я не боюсь сказать: кто-то должен позаботиться и об илле.

— Я предлагаю Девятке протянуть ко мне свои мысли, — вымолвил Теаюриг.

Все молча протянули свои мысли к Главе. Всех членов Лайдера, даже тех, кто не мог говорить прямо, объединяла созданная Теаюригом связь — и он слышал их голоса. Кетл посмотрел на Кеунвена. «Я ответил «нет», — сказал ему прямо отец Стара.

Все остальные, как сообщил Глава Лайдера, ответили «да».

***

Патрисия уже долгое время сидела у выхода из пещеры. Мысли теснили друг друга, но постепенно она успокоилась и даже ощутила ничем не объяснимое умиротворение.

Кто-то решал ее судьбу за нее, и это не могло не злить, но как она ни прислушивалась к себе, она не нашла в своем сердце ни страха, ни по-настоящему глубокой тоски. Она не впала в истерику и в отчаяние, и горевать в полную силу не получилось. Странное дело, но ей было здесь… хорошо? Вот если бы еще она знала, что свободна остаться в этом месте и свободна покинуть его! Интересно, что бы она тогда сделала. Осталась? Покинула? Впрочем, вопрос не уместен: пока ей не дают — люди или обстоятельства — что-либо покинуть, она всегда будет выбирать этот вариант.

А сейчас она просто наблюдала за потрясающей картиной, разворачивающейся перед ее глазами. Казалось, можно сидеть так вечно, только любуясь этим постоянно меняющимся небом, переливами голубого и синего, ярко-розовыми облаками, по-разному освещаемыми Фатазом, фиолетовыми тенями, играющими на скалах. А еще этот липовый запах, доносящийся слева и снизу. Пат подошла к краю, туда, где они поднимались по веревочной лесенке, легла на живот и смотрела теперь сверху на синий, блестящий под дневным светилом сад, вдыхая его благоухание.

Она не знала, сколько так пролежала, часов у нее не было, а солнце стояло все еще высоко. Интересно, как скоро вернется дор? Патрисия посмотрела вправо и вниз — там по самому краю обрыва вилась дорога, по которой ушел Кетл. Спуск был настолько крут, а расстояние до первого плоского камня, на который предстояло спрыгнуть, так велико, что Пат предпочла бы еще дважды подняться-спуститься по зеленым лианам в сад, чем пойти навстречу дору. Голова закружилась, и она отвернулась. Когда-нибудь, однако, ей предстояло одолеть путь в долину, но Патрисия не стала пугаться заранее — есть же еще куори. Может, Кетл догадается прилететь на нем?

Патрисия услышала мягкий, приглушенный шорох за спиной, и медленно, почти лениво поднялась. И обомлела. И тихо присела возле скалы.

У самого входа в пещеру сидели странные существа. Существа не обращали на нее никакого внимания, они с удовольствием поедали очистки от плодов — жевали, а не клевали, клювов у них не было. «Ригазы — большие птицы», — вспомнила Пат, с любопытством рассматривая их. Вот уж нежданное развлечение!

Патрисия откуда-то знала, что ригазы совсем не опасны, мало того, кажется, она где-то уже их видела, именно таких — забавных и серьезных одновременно. Хотя видеть их раньше она не могла — флору и фауну Илии, как, впрочем, и какую-либо другую, она никогда не изучала. Может, в какой земной детской книжке? Но откуда бы им там взяться?

На птиц, между прочим, существа ни капли не походили, если, конечно, не считать птицей любую тварь с крыльями. Их было трое. Размером с большую собаку, покрытые густой лоснящейся шерстью песочного цвета, мордочкой они скорее напоминали крохотных летающих осликов. Именно мордочками, а не мордами, плюшевыми и нежными. По поводу этих «птичек» хотелось употреблять только уменьшительно-ласкательные. Один из игрушечных осликов внимательно и печально разглядывал остатки кожуры блестящими черными глазками. Носик принюхивался: не завалялось ли где-то еще? А пушистые обвислые ушки слегка подергивались.

Крылья казались непропорционально маленькими по сравнению с телом, перья покрывали лишь кончики этих крыльев. Как это все могло взлететь, оставалось загадкой. Наконец, двое из них, наевшись, в два прыжка поднялись в воздух и, махая этими нелепыми крыльями да подмахивая в такт ушами, медленно и с достоинством удалились, плывя по воздуху — полетом это назвать Пат не могла. Однако последний — тот самый, с грустным взглядом — остался. Он заметил, наконец, Патрисию и подковылял к ней на своих маленьких толстых ножках с перепончатыми лапками — единственными, кроме крыльев, признаками чего-то птичьего, да и то скорее утино-гусиного (Пат признала свои пробелы в области зоологии).

Увалень-ригаз подошел близко-близко и принюхался — его плюшевый нос задрожал. Он учуял плоды из сада и решил, должно быть, что где-то припасено еще.

— Пока все, — развела руками Пат, заговорив с ним по-русски. — Извини, приходи после обеда. Хотя я еще не знаю, чем тут кормят в обед.

Увидев, что с ним разговаривают, ослик довольно прянул ушами и решил, по-видимому, что здесь ему рады. Он уютно устроил свою мордочку у Пат на коленях и решил соснуть. Пат некоторое время посомневалась, а потом принялась поглаживать его по голове, словно домашнего питомца. Ослик не возражал.

***

Надо было связаться с землянкой, узнать, все ли у нее в порядке, и, если что, взять куори, чтобы скорее вернуться. Но Кетл не стал этого делать. Он нуждался в долгом обратном пути, чтобы восстановиться, проверить себя. Все ли его намерения были чисты? Что если он, и правда, противопоставил свою жажду знаний посланному всем благу? Теаюриг дразнил его эгоистом, возможно, у него есть на то основания. Ведь никто не видит тебя точнее, чем тот, кто знает твои недостатки.

Он представил себе, как Паттл Исия уходит жить к своему мужу, и он больше не сможет видеть ее и говорить с ней, не сможет получать от нее новые знания и делиться с нею своими. И сам удивился силе своей печали.

А что, если землянка сама сочтет благом указанный Лайдером путь? Как он сможет объяснить ей, как сейчас объяснял Лайдеру, что Силы послали ее сюда совсем для других целей? И о чьем благе он печется сейчас — ее или своем? Если она сейчас в возрасте огня… многие ли из разумных отказывались от радости брака в этот период? Кто-либо, кроме него…

Сомнения одолели Кетла, и теперь он не мог понять, а правильно ли он услышал волю Сил? Ясно только одно: надо узнать, в чем состоит свободная воля Паттл Исии, ни в коем случае не напоминая ей, что она индиго. А потом… а потом Кетл станет действовать в соответствии с этими намерениями. Да, именно так. В данном случае будет важен только ее выбор.

Сегодня на Совете он почувствовал, что в уголке души появился кусочек, чуждый Лайдеру и даже илле, и принадлежал он новым знаниям. Кетл уже дважды поступил против воли Лайдера: когда пропустил землянку в ущелье и когда вернул ей зрение. Странно, но при этом он не испытал ни единого угрызения.

Может быть потому, что происходящее важно не только для илле. Но и для илле тоже очень и очень важно. А может, это накрепко связано, как внешний и внутренний коконы подводного заура. Чтобы извлечь внутренний кокон, не повредив ткань, необходимо сохранить внешний, и тогда они, развернувшись, покажут свой рисунок.

Паттл Исия помогла Стару, который тоже оказался среди чужих, потому что она служила не ручейку земных интересов, а океану Вселенной. Так же должен поступить и Кетл. Конечно, он не индиго, запоздало вспомнил он, но тут же поправил себя: как верно сказал Кеунвен, чтобы поступать по совести, достаточно быть просто разумным. Поэтому он примет любой ее выбор, а выбор индиго не бывает неверным. Примет и станет следовать этому выбору, даже если он окажется ему не по душе.

***

Ригаз резко поднял мордочку, прянул ушами, дернул крыльями — и… только его и видели. Как на таких толстеньких ножках он успел за секунду отпрыгнуть к краю, взлететь и почти сразу исчезнуть в небе, Патрисия не поняла — его собратья улетали медленно и степенно, а этот прямо смылся в один момент, раз — и нету. Вот тебе и увалень!

И только в следующую секунду она заметила сначала голову, потом торс, а потом и всего дора Кетла. Поднявшись на свое «крылечко», дор, не приближаясь, застыл, непонимающе разглядывая Патрисию. Может, он так задумался, что забыл, кто она и откуда взялась?

Пат встала, отряхивая с колен крошки от листьев, насыпавшиеся с мордочки Увальня.

— Кто это был? — удивленно произнес Кетл.

— Они прилетали съесть твои листья… «большие птицы», — с усмешкой ответила Пат, — ты ведь сам их приручил.

— Ригаза? Их нельзя приручить, их почти никто не видел. Они очень стеснительные, прилетают, только когда рядом нет разумных. Я застал одного случайно в детстве — перед детьми они иногда появляются, если те не шумят. Но через пару секунд он исчез, я даже не успел его рассмотреть.

— Может, это тогда не они? — засомневалась Пат.

— Маленькие, но сильные крылья, перепонки на ногах, удлиненная мордочка и вислые уши, — произнес дор.

— Да… но где ты тогда их видел? У вас же нет фотографий и других носителей информации? Откуда тогда ты знаешь…

— Из общей памяти илле, конечно. Мы называем это общим Знанием илле.

— Ну, и где же она записана, эта память?

— Записана? — удивился Кетл. — Она существует, и каждый из илле может к ней подключиться, не выходя из собственной памяти.

— Ого… У нас такого нет… Зато у нас есть многочисленные носители, электронные хранилища, где можно найти что угодно.

— У вас нет общей памяти, или вы не умеете к ней подключаться? — уточнил Кетл.

— А вообще-то не знаю… может, и не умеем… А как это происходит у вас?

— Эти знания открыты нам Силами, и мы продолжаем их открывать. Даже самый глубокий черпак может зачерпнуть лишь крохотную каплю из этого источника. Однако мы можем черпать все глубже и глубже, если будем трудиться. Мы учим этому своих сыновей. Женщины, у которых есть Дар, тоже могут черпать оттуда. А если кто-то из нас открывает новый пласт Знания, он открывается для всех.

— Да, Стар что-то об этом говорил… То есть вас обучают не по учебникам, а учат как извлекать знания?

— Ты точно сказала.

— А те, кто открывают новые знания… это такие, как ты, да? — осторожно спросила она, памятуя, что тема «дорства» почему-то больная.

— Все родники впадают в разные реки, но все реки текут в один океан, — обтекаемо ответил он.

— А какая область знаний интересует тебя? — продолжала допытываться она.

Он бросил на нее непонятный взгляд.

— В разное время народ нуждается в разном, — наконец, вымолвил он и направился вглубь пещеры, давая понять, что разговор на эту тему окончен.

Пат не могла не заметить, что без ответа остаются в основном те вопросы, которые касаются его самого, и решила ослабить хватку. Чуть помедлив, она последовала за ним.

— Ты голодна?

Он уже занялся приготовлениями пищи: ушел в глубину пещеры и, словно наглядно демонстрируя образ черпака, наполнил питьевые сосуды водой из чана.

Похоже, Кетл собирался ее кормить, и ей снова стало неловко.

— Давай я помогу тебе. Что у нас на обед — обеденная вода?

Он бросил на нее острый взгляд, и в глазах у него зажглась смешинка.

— Я разделю с тобой трапезу, — спокойно ответил дор. — У меня есть мищоббу.

— Это название тех плодов?

— Нет.

Кетл налил воду в свою умывальную чашу и вопросительно уставился на Патрисию. Она послушно встала и принесла свою из закутка. Он налил туда воду и снова тревожно посмотрел на Пат. Она решила, что не стоит тащиться с водой обратно ради мытья рук, опустила их в воду и заметила в глазах дора одобрение и непонятное облегчение.

Когда умывальные чаши были отставлены, дор поставил на стол еду. Себе — действительно только воду, впрочем, в ней плавали ярко-желтые лепестки неизвестного происхождения. А ей, кроме этого, самый настоящий пластиковый контейнер с кнопкой-открывашкой и пластиковой же вилкой в комплекте. Патрисия потрясенно уставилась на контейнер — она уже настолько привыкла, что все в доме Кетла имеет естественное происхождение.

Мищоббу, таким образом, оказались самыми обыкновенными консервами, приготовленными из выращенных в теплицах овощей, злаков, грибов, а также из «черного мха» — дор предложил ей несколько вариантов заготовок. Решив, что мох она попробует как-нибудь попозже, Пат сделала выбор в пользу грибов и овощей, и не ошиблась. Правда, все это было на ее вкус несоленым, но вполне аппетитным. Контейнер дор велел сохранить — такие вещи иляне принесли с собой, уходя в горы, и новой поставки, ясное дело, не предвиделось.

— Тебе нравится еда илле? — спросил Кетл. — Она подходит твоей физиологии?

— Нравится, — жуя, ответила Пат. — А как насчет физиологии — пока не знаю. Надеюсь, что подойдет. А почему ты не ешь?

Она с наслаждением запила обед нежнейшим напитком — да это просто райская пища, а не подножный корм. Как же тогда они питались там, внизу, если так готовят в изгнании?

— Мне предстоит много думать, — ответствовал он. — Густая еда замедляет мысли.

Разумеется, такой ответ только наводил на новые вопросы, но Пат решила сделать ход конем.

— Скажи, а ты не мог бы подключить меня к вашим общим знаниям? Хотя бы к самому минимуму — чтобы я не спрашивала тебя так часто? Хотя бы что-то, доступное вашим детям, которые еще не могут черпать сами. Или женщинам, ведь они что-то знали до получения Дара?

Он поднял на нее взгляд:

— Даже чтобы иметь гамес, надо родиться илле.

— Но ведь я индиго, я могу говорить прямо, — напомнила ему Пат. — И, когда ты лишил меня зрения, я могла видеть истинную суть предметов и ваши цвета.

— Я думаю, каждый разумный во Вселенной сможет видеть истинную суть предметов, когда станет старше.

Кетл немного поразмышлял и продолжил:

— Я думаю, земляне многое могут, но не умеют этим воспользоваться. Ты умеешь говорить прямо, потому что ты индиго, но и это ты умела всегда, просто раньше об этом не знала. Однако эта твоя способность неполноценна, она не такова, как у других, говорящих прямо. Ты ведь при этом слышишь только слова? Поэтому и знания я могу передать тебе только словами. Ты не можешь черпать из нашего сосуда, не родившись от илле.

Помедлив, он странно посмотрел на нее и добавил:

— Или не получив Дар от илле.

Она по-идиотски смутилась, вспомнив, что дар женщины обычно получают от мужа.

— Я отказалась получить Дар от Стара, — твердо произнесла она, — потому что…

Он ждал продолжения, но Пат замолчала. Она, конечно, помнила свои мотивы, когда отказывалась от Дара, и знала, что поступила правильно. Но не знала, что стало в этом решении главным — ее страх перед ответственностью, не готовность справляться с этим неведомым Даром, или… Возможно, она не хотела получить его от Стара — тогда бы он уже никогда не смог вручить это чудо невесте. Сколь тягостным стал бы его вынужденный подарок!

— Я не смогла бы вместить, — быстро проговорила Пат.

— Никто из землян не получал еще Дара от илле, — негромко сказал Кетл. — Стар, очевидно, очень мудр, хотя по годам и молод, но почему он предложил тебе Дар, я не знаю. И не знаю, как это изменило бы тебя. Это зависит и от глубины сосуда, из которого черпают, и от глубины твоего сосуда.

— Нет у моего сосуда никакой глубины, — вздохнула она.

Сейчас, когда она уже столько узнала здесь, ее жажда познания возросла стократ. Но в равной степени возросло и понимание, что ее черпак, если пользоваться сравнением, слишком уж захудаленький.

— Я… когда я видела истинную суть вещей, я все равно не понимала ее. Вот только звездное небо… мне казалось, еще немного, и я…

Она снова умолкла, не в силах описать свои ощущения. Во взгляде дора появилась настороженность.

— Истинная суть иных вещей способна поглотить разумного, если он не готов принять ее. Или даже убить, — сурово произнес он. — Если река не способна пропустить всю свою воду, она затопляет все вокруг. Мы уже говорили, что ты пока не готова смотреть.

Он без всяких церемоний встал из-за стола, снова переместился в дальний угол и принес оттуда собранную в мешковину кожуру от обеденных плодов. Пат вспомнила о своем приятеле-увальне. Однако же, подумала она, к тебе-то «большая птица» не прилетела.

— А тот ригаз, между прочим, — вызывающе сказала она, — дал мне себя погладить! Мы с ним вообще подружились. Интересно, это потому, что я — индиго?

Они все уши ей прожужжали этим индиго, мол, она не такая, как все, а теперь она, видишь ли, ни на что не годится. Подумав так, Пат тотчас же усмехнулась: ага, скромность скромностью, а избранной-то быть понравилось!

Кетл поднял на нее любопытный взгляд.

— Животные не видят цвета разумных, — ответил он. — Я не знаю ответа на твой вопрос. Возможно, ригаза приняли тебя за ребенка.

В его глазах снова появилась мягкая насмешка.

— Потому что я глупее вас? — буркнула Пат.

— Потому что ты моложе, — почти ласково сказал Кетл. — Но и к детям они никогда не подходят близко. Они не относятся к существам, которых можно позвать. Они не могут сами очистить плоды, но очень любят кожуру, и мы оставляем для них еду. Они могут питаться и другими растениями, но они знают, что мы любим их угощать. Каждый илле мечтает увидеть ригаза, но редко кому удается.

— А почему вы мечтаете их увидеть? Они что, священные животные? Или они приносят счастье?

— Я не понимаю, что такое священное животное. Есть животные, которые могут переносить тяжести, но счастье переносить нельзя. Тот, кто увидит ригаза, тот будет знать, как он выглядит, не только из общего знания. Разве это не благо, самому познать часть этого мира?

— Понятно, — вздохнула Патрисия.

Какое скучное объяснение… Она-то ждала мистических примет, или, продолжая тему избранности, доказательств, что ригазы, к примеру, признают только самых добрых, но и тут ей не повезло. Зато она вспомнила кое-что из прочитанной ею статьи.

— Я читала, у вас поощрялась охота? Убивать животное можно?

— Если ты спрашиваешь, убиваем ли мы животных специально — ради еды или шкуры, то, конечно же, нет. Хотя когда-то это делали наши предки. Сейчас у нас есть возможность найти еду и одежду.

Пат не стала открывать ему, что на Земле охотятся просто для удовольствия.

— Но я слышала, что охотников у вас уважают.

— Есть животные, которые не слышат наш зов, и некоторые из них нападают на разумных. Некоторых из них нельзя усыпить, они не поддаются гипнозу. А некоторые столь быстры и сильны, что их не остановишь. Мы можем защищаться от них и при необходимости убить. В лесах таких много, и когда мы идем за семенами деревьев или мхом или ищем возле океана отброшенные коконы вылупившихся зауров, на каждого из нас могут напасть. Есть илле, которые умеют отражать нападение таких животных.

— А у вас есть домашние животные, которые живут у вас дома или при доме в специальных загонах?

— Но зачем нам держать их дома?

— Земляне специально растят домашних животных, чтоб убить их потом ради шкур или мяса.

— Как можно предать того, кто тебе доверяет? — поразился Кетл.

— Ну, а вьючные?

— Если нужно попросить животное перевезти нас, его всегда можно позвать. Так же мы можем попросить его прийти, чтобы забрать у него лишнюю шерсть. Но кто дал нам власть держать свободное существо в заточении?

— Меня вы, однако, держите, — проворчала Патрисия, скорее из принципа, чем от души.

Аргументы Лайдера о ее безопасности на первый взгляд были разумными, но она еще собиралась узнать на эту тему побольше.

Однако Кетл помрачнел.

— Я пойду положу листья, возможно, ригазы еще прилетят, и я тоже увижу их.

Ах вот как, он снова переводит разговор, ну уж нет!

— Теперь я лучше понимаю Стара, — Пат продолжала уже из вредности. — Который оказался на чужой планете в плену, совсем один… Вот только у него нашелся землянин, который ему помог. А у меня, кажется, не найдется.

Она вовсе не ожидала, что ее слова настолько его поразят, но Кетл выглядел потрясенным.

— Ты не в плену, — медленно произнес дор после довольно долгого молчания.

Пат хотела сказать, что она в этом не уверена, но тут вспомнила главное.

— Так о чем вы говорили на Лайдере?

***

Она повторила дословно его мысли о судьбе Стара и о своей, и теперь спрашивает его о решении Лайдера. Как, как он должен сказать ей? Говорить о браке в тот день, когда она узнала, что останется здесь навсегда. Она еще не прожила этот день до конца…

Кетл вышел и разложил кожуру на месте уже съеденной птицами. Он чувствовал себя прескверно, но вдруг ощутил тревогу иного свойства. Он прислушался. День еще не стремился к закату, и дождя не предвиделось, но полуденный Фатаз потемнел и спрятался за тучами, густо нависшими над горами.

Что-то сдвинулось в энергии скал, нарушилась установленная гармония. Камни словно чего-то требовали от него, надо скорее выслушать их. Но он не успел.

Все произошло слишком быстро. Внутри скал явственно нарастал сначала глухой, а потом все более яростный ропот. Камень под ногами содрогнулся, горы затряслись, ветер поднял и сдул кожуру, которая полетела прямо в глаза Кетлу. Он не заметил, как, заслоняясь от порыва ветра, оказался на самом краю — прямо перед глазами темнела бездна. Дор зашатался, соскальзывая, но удержался и, преодолевая сопротивление ветра, сделал несколько шагов от края.

Все быстро погружалось во тьму, но тут откуда-то из-за скалы полыхнуло небо, озарив площадку бардовым свечением, болезненным и пугающим.

Из пещеры выскочила землянка, и ее тут же подхватило порывом ветра. Она попыталась устоять, пятясь обратно к скале, все ее цвета превратились в сплошной страх. Не успел Кетл крикнуть, чтобы она возвращалась, как послышался жуткий треск. Площадка под ногами накренилась, а землянку понесло прямо к пропасти. Горы содрогнулась, скала затряслась, и сверху полетели камни.

Патл Кетл рванул к Паттл и успел поймать ее. Ему стоило немалого труда не упасть вместе с ней и продвинуться ближе к пещере. Землянка вцепилась в него, и он, обхватив ее обеими руками, бросился с ней вовнутрь.

Они полетели на пол у самого входа. Многочисленные и увесистые осколки сыпались на них сверху, залетая в пещеру. Землянка закричала, кажется, в нее попал камень. Кетл повернулся так, чтобы накрыть ее своим телом — теперь все камни попадали только в него, один больно ударил голову, мелкие осколки обсыпали спину, и что-то крупное — видимо, выпавший из стены валун, придавил ногу. Но этот же валун удержал Кетла на пороге, когда гора затряслась снова — он уперся в него свободной ногой, не отпуская Паттл Исию. Кажется, он перекрыл ей кислород, потому что она высвободила голову, пытаясь сделать вдох. Сейчас он смотрел ей прямо в глаза. В мерцающем тусклом свете ее белое лицо побелело еще больше.

Она перевела взгляд за его спину, ее глаза округлились, и землянка обеими руками обхватила, защищая, его голову. Кетл почувствовал сильный удар по затылку, который приняла ее рука, а потом еще один, поменьше, но Паттл резко вскрикнула, и словно в ответ раздался мрачный гул из глубины горы. Однако скалы перестали трястись и метать камни. Гора дернулась в последний раз и выпрямилась, платформа снова приняла горизонтальное положение, и они больше не соскальзывали наружу. Гул постепенно смолк, а багровый свет померк. Ветер в одно мгновенье утих. Наступила полная тишина.

Несколько секунд они лежали, не шевелясь. По пещере растекся свет выползающего из-за туч Фатаза. Наконец, Паттл пошевелилась. Она отпустила голову Кетла и уронила наземь раненую руку, но даже не попыталась высвободиться и встать. Она просто лежала, придавленная его телом, и смотрела ему в глаза, и это продолжалось несколько длинных секунд. А потом…

Из последних сил Кетл дернулся, перекатившись на спину, и заорал от боли — нога отказывалась поворачиваться, россыпь камней на полу впилась ему в спину. Освобожденная, Паттл Исия с трудом поднялась и навалилась всем телом на огромный продолговатый камень, придавивший ему ногу. Наверное, Кетл мог бы сделать это сам, но силы на время оставили его. Камень, наконец, сдвинулся, и Кетл, собрав все резервы, вскочил, опираясь на левую ногу.

***

Все его цвета мерцали, ярко-синий, разливаясь, поглощал все остальные, а по краям золотился страх. Откуда-то она знала, что это страх.

Она видит его цвета, тупо отметила Пат.

Дор пятился от нее внутрь пещеры, пытаясь перемещать больную ногу, он согнулся, сжимая свою голову обеими руками, словно выдавливая из нее сильнейшую боль.

У нее тоже вскочила шишка на голове, а главное, дико болела рука — она получила по ней булыжником, а потом в ее кисть вонзился осколок и до сих пор в ней торчал. Пат в ужасе уставилась на руку — вокруг кровоточащей раны разливалась синева. И тут же ощутила резкую боль, про которую забыла, пока спасала ногу Кетла. Стоит выдернуть осколок, и кровь хлынет ручьем. Рука начала мелко трястись, Пат упала на колени, подвывая от боли.

Вход в пещеру, по счастью, не завалило, пол с потолком остались на своих местах, а что происходило снаружи, она не знала. Фатаз освещал кусочек видимого отсюда неба предвечерними красками. Огромный камень, придавивший ногу Кетла, похоже, отвалился от арки сбоку. Если бы он упал с потолка, ногу раздавило бы напрочь.

Кетл, однако, оторвал руки от головы и выпрямился. Он постоял несколько секунд, прикрыв глаза, словно не слыша ее стонов. А когда снова открыл их, его действия стали четкими и спокойными, невзирая на невыносимую, должно быть, боль в ноге. Лицо его словно окаменело, превратилось в маску, как у женщины-илле. Дор вытащил из мешка какую-то одежду — кажется, рубашку, и разорвал ее на три части.

Прихватив чашу с водой, Кетл подошел к Пат и опустился рядом с ней на одно колено. Быстрым точным движением взял ее руку и в ту же секунду, не дожидаясь сопротивления, выдернул из нее осколок. Она вскрикнула, и из ее глаз тут же потекли слезы. Дор быстро промыл рану водой и быстро перевязал — аккуратно и плотно. Руку по-прежнему дергало, но боль перестала быть настолько резкой, а кровь почему-то не просачивалась сквозь повязку. Ткань прилегала так, что совсем не создавала неудобства для движения.

Но на этом лечение не закончилось. Кетл положил ее руку себе на колено и занес над нею свою ладонь, как делают на земле экстрасенсы — совсем близко, но не дотрагиваясь. Сеанс продолжался меньше тридцати секунд. Боль прекратилась, словно ее и не было, и Пат от изумления чуть было не содрала повязку, чтобы удостовериться, что рана ей не приснилось, но Кетл жестом остановил ее.

Он встал, отошел от Патрисии в дальний угол пещеры, сдернул с себя порванный в клочья плащ. Когда он повернулся спиной, Пат увидела, что и рубашка его тоже порвана, а раны кровоточат. Должно быть, вся спина у него еще и в жутких синяках. Но главное — нога. Передвигаясь, он подволакивал ногу, словно она неживая, но при этом, казалось, по-прежнему не испытывал боли.

Теперь наступила ее очередь помочь ему, но она почему-то не могла произнести ни слова. Синий в его цвете померк, желтый тоже, светился только его обычный нейтрально-сиреневый, да и тот какой-то тусклый, словно его подернули дымкой. И еще где-то в глубине мерцал какой-то новый, тяжелый, темно-бутылочный цвет. Скрывает боль, необъяснимым образом догадалась Пат. И произнесла мысленно, то есть, напрямую, так и не сумев разрушить голосом гнетущую тишину:

— Твоя нога… надо позвать на помощь!

— Я помогу себе сам, — нейтрально ответил он. — Пожалуйста, убери камни от входа. Но не бросай их с обрыва, сложи все у стены снаружи.

Он сел на лавку и закрыл глаза, вытянув больную ногу.

Она помедлила, но послушалась. Зрелище, открывшееся ее глазам снаружи, оказалось не для слабонервных. Она подумала, что спаслись они просто чудом. Скала, в которой была вырублена пещера, стояла ровно, будто не сотрясалась, как безумная, пару минут назад, — но она словно подверглась обстрелу. Площадку перед пещерой тоже испещрили выбоины, большая часть камней, должно быть, скатилась вниз, но мелкие осколки покрыли ее ковром. Несколько крупных булыжников величиной с человеческую голову валялись в разных местах площадки, а два огромных камня, каждое размером с кресло, уютненько стояли рядышком у самой стены, словно приглашая присесть.

Патрисия, как могла, произвела уборку крыльца, оставив в покое большие камни — во-первых, она все равно бы их не сдвинула, а во-вторых, на них и правда будет удобно сидеть. Если, конечно, пещеру еще можно считать безопасным жилищем. Задумавшись, она опустилась на один из камней. Она почему-то боялась вернуться к Кетлу. И не понимала, что чувствует.

То есть она знала, что должна чувствовать — ужас от стихийного бедствия, страх его повторения. Но думала только об одном — о том, как дор спас ее, накрыв своим телом. О своих ощущениях, когда она лежала в объятьях Кетла. Об его глазах. И о том, что она не может видеть в нем старика. Какой он старик… Он выглядит моложе Артура. Артур — бледная сатира на мужчину по сравнению с ним.

Уж лучше б он был стариком — по-земному. Этаким мудрым, слабым и дряблым. И вообще, она больше не может думать о его возрасте. Потому что следом за этими мыслями уже крадутся другие, обжигая ее холодом и обидой. С каким ужасом он отскочил от нее, с каким отвращением отдернулся, когда она… неужели она собиралась поцеловать его? Она не собиралась! Ничего подобного в ее глазах не было. И, если он что-то увидел в ее цветах, то надо сказать ему… Точнее, ничего говорить нельзя, и она не обязана…

Пат с горечью усмехнулась: вообще-то, дора следовало пожалеть. Если уж их традиции запрещают дотрагиваться до руки, то каково ему пришлось, бедняге, сейчас? Наверное, для него это верх неприличия. А уж ее белая кожа… Как же он это вытерпел! И с чего он бросился защищать ее, если даже руки подавать не хотел, чтобы не нарушить своих традиций? А потом пришлось еще и лечить. Интересно, когда лечат, прикасаться, видимо, можно?

Она решительно встала с камня и быстрым шагом вернулась в пещеру. Дор сидел в прежней позе, только босиком, его плетеная обувь стояла рядом. Он даже не открыл глаза при ее появлении. Чего-то не хватало Патрисии при взгляде на него… Ах, да. Она снова не видит его цветов. Теперь она знает как это: видеть одновременно и обычным, и истинным взглядом. Словно физическое тело становится окутано светящейся сферой, наполненной цветом, и этот второй силуэт колеблется и слегка выходит за контуры фигуры. Пат присмотрелась, прищурилась — ­ нет, больше не получается.

Несколько секунд она смотрела на Кетла. Почувствовав ее взгляд, тот открыл глаза и встал на ноги.

— Теперь все в порядке, — спокойно сообщил он.

— То есть как? — не поняла она. — Но у тебя же все кости в ноге переломаны!

— Все в порядке, — ответил он с той же интонацией.

— Я не верю. Покажи, — потребовала она.

Его лицо перестало напоминать маску, мимика вернулась, но что-то в нем изменилось. Кетл приподнял штанину и пошевелил ступней. Никаких синяков или иных следов ранения не было. Дор встал, не обуваясь, и принялся изучать искалеченную арку, прощупывал камень, что-то шептал, а потом удовлетворенно отступил. Однако Пат снова увидела его сзади.

— Твоя спина! Ее надо обработать. И на шее и голове тоже кровь!

— Не стоит.

— А я говорю, надо. Давай свою воду — которой ты промывал мою рану. И снимай это. У тебя есть чистая рубашка?

— Паттл Иcия, — твердо сказал дор, — мы должны поговорить.

— Но как же…

— Пожалуйста, выйди наружу и подожди. Я пока переоденусь и сам обработаю свои раны.

— Но ты же не сможешь…

Она прервалась на полуслове, по выражению его лица поняв, что спор бесполезен. Впрочем, в его лице по-прежнему что-то было не так.

— Мы пойдем в сад, мне надо проверить, что стало с деревьями.

Она обиженно отвернулась, потом резко повернулась снова, чтобы спросить, как они попадут в сад, и вдруг поняла, в чем дело. Разговаривая с ней, Кетл больше не смотрел ей в глаза.

***

— Но я не могу ходить там одна! — капризно заявила Патрисия, когда дор, выйдя наружу, предложил ей спуститься через пещеру и встретиться внизу.

— Почему? Ты же имеешь светильник.

Сам он, не теряя времени, собрался лезть по лианам.

— А вдруг там теперь завал!

— Тогда ты вернешься и позовешь меня прямо.

— А если я заблужусь? Или снова начнет трясти?

— Горы уже сказали нам все, что могли.

— Но я… я боюсь!

— Я не вижу страха в твоих цветах. Скажи, все земляне обманывают друг друга или это побеги только твоего ствола?

В глаза он ей, видите ли, не смотрит, а цвета ее видит!

— Ну конечно! — заявила она. — Я и забыла, что за мною подглядывают. Надо научиться притворяться, как вы. Значит, вы тоже лжете, просто хорошо маскируетесь?

— Илле не лгут. Если постоянно лгать, изменится основной цвет, а его уже скрыть нельзя и исправить почти невозможно. Если ты хочешь, чтобы я пошел с тобой длинной дорогой, то почему бы тебе просто не попросить?

Пат предпочла промолчать.

— Вечером, — сказал он, когда они спускались вместе, а Пат подсвечивала себе дорогу фонариком, — сюда долетят светляки, которых я призвал для тебя утром. И ты сможешь отключить светильник и поберечь его ресурс.

— Чудесно. А что, вообще, происходит? Я про землетрясение! Часто у вас тут такое бывает? Можно ли тут оставаться? И как там остальные, внизу?

— Паттл Исия, на какой из этих вопросов ты хочешь получить ответ первым?

Ну и зануда же этот дор! Все-таки он старикашка, это чувствуется по характеру. Да еще высокомерный. Ведет себя как ни в чем не бывало, словно тучка всего лишь прикрыла солнышко. Она резко перевела на него фонарик, словно хотела найти, где он. Кетл от неожиданности остановился.

— Мы живем в горах восемь лет, — ответил он, не дождавшись ее комментариев. — За эти годы это случилось впервые. Я связался с Теаюригом — они ощутили лишь небольшие колебания в земной коре. Я ответил на два твоих вопроса из трех.

— Вот еще один: и что все это значит? — Патрисия, опомнившись, опустила фонарик, и направила под ноги. — Что хотели сказать твои горы? Мы что, чем-то им не угодили?

— Пожалуйста, пойдем в сад, — только и сказал, вздохнув, Кетл.

Они снова двинулись вниз. Ее ужасно вымотал этот день, она то и дело спотыкалась, но помощи он не предлагал. Как же, его ведь надо просить! Не дождется.

— Ты хотела узнать, почему Силы разговаривали с нами через горы, — начал он, когда Пат уже отчаялась ждать ответа. — Силы сами выбирают язык, на котором говорят с разумными. А что они хотели сказать нам, это еще предстоит понять.

Он помолчал.

— Еще ты спросила, не опасно ли нам оставаться в этом жилище. Паттл Исия, если Силы хотят что-то сказать, они все равно скажут, где бы мы не находились. Поэтому мне нет смысла покидать свой дом.

— Тебе? То есть… то есть…

Она даже задохнулась.

— Вот оно что… Я поняла: Силы хотят, чтобы вы меня выдворили! Землянка должна покинуть горы, да?

Патрисия сама не знала, чем она так возмущена — ведь еще недавно жаловалась на то, что ее держат в плену. Ну разве что тем, что Силам тоже плевать на опасности, которым она подвергнется внизу. То, что она еще недавно не желала признавать за Силами, а тем более за горами, умения разговаривать, Пат решила оставить за скобками. С волками выть — ну и так далее…

— Нет, я этого не слышу, — твердо сказал Кетл.

— Значит, чтобы я ушла из пещеры?

— Я не знаю, — мягко сказал он. — Но, возможно, ты сама захочешь уйти.

— Я? И куда же… ну нет, уж мне-то… — сбивчиво начала она и преткнулась.

Сейчас Кетл ради ее безопасности запихнет ее в какую-нибудь яму за шесть километров отсюда. Ну уж дудки!

Они вышли на свет, и Патрисия зажмурилась — яркий свет заходящего Фатаза бил ей прямо в глаза.

— Я не знаю, чего хотят силы, — затараторила она, — а я не собираюсь в другую пещеру и, тем более, вниз, я привыкла здесь, я не могу одна, и не могу с чужими! Ну, то есть к тебе я уже привыкла, — сбивчиво добавила она и покраснела.

И он опять видит ее цвета, нет, это просто нечестно.

— Паттл Исия, когда ты могла успеть привыкнуть? — бесстрастно произнес он. — Как я и говорил, нам предстоит разговор, и тогда твои реки потекут по тому руслу, которое ты выберешь.

Эта фраза ее сильно встревожила. Как и то, что он по-прежнему не глядел на нее, а рассматривал сад.

— А выбирать буду я? — прищурилась она.

— Это сложный вопрос, и ответ на него мы попробуем услышать вместе. Пока мы спустимся в сад. Надеюсь, деревья не пострадали.

***

Немного приободрившись, Пат принялась помогать Кетлу. Вдвоем они осмотрели каждое дерево вблизи скалы — некоторых из них все-таки покалечило. У тех, которые росли ближе к пещере, камнями отбило ветки, а одно дерево расщепило, но до конца оно не сломалось. Пока дор лечил, Патрисия по его поручению подбирала поломанные ветки — почему-то все они были белыми, — и собирала в корзину упавшие плоды.

Закончив с этой работой и не желая ему мешать, она прошлась вглубь сада, обнаружив там деревья с совсем другими плодами, узкими, сочного фиолетового цвета.

— А почему мы не собираем эти? — спросила она у Кетла, вернувшись к нему и указывая на них.

— Мы соберем их завтра, и погрузим в куори плоды разных деревьев, чтобы отправить их вниз.

Он уже закончил лечение и теперь печально стоял возле странного дерева с белым стволом без плодов и листьев. Пат заметила, что все подобранные ею ветки лежали теперь у его подножия.

Она вдруг снова увидела цвета Кетла — все тот же темно-зеленый, очень сгустившийся фиолетовый и тоскливо-бежевый по краям.

— Ой, я снова вижу твои цвета… — невольно вырвалось у нее.

— Снова?

— Я уже видела их сегодня, после землетрясения.

— Ты снова видишь истинную суть вещей? — удивился он, отрывая грустный взгляд от дерева и впервые посмотрев ей в глаза.

— Ой, нет… кажется, только твои цвета, а больше ничего — ни неба, ни скал… Только они у тебя не такие, как сначала… они как будто меняются — это и есть эмоции? Были яркие-яркие, а теперь… Но что ты сделал сейчас? Уже снова не вижу…

Кетл молчал. Он снова смотрел на дерево, и она видела, что он сильно подавлен.

— Что с этим деревом? — спросила Патрисия.

— Оно умерло, — кратко ответил дор и отошел к скале.

Она неуверенно последовала за ним.

— Что ты станешь с ним делать?

— Ничего. Я обрежу все ветки и плоды и сожгу их. А дерево со временем станет полым внутри и превратится в труху.

— А до этого оно будет стоять тут? А почему бы не спилить его и не использовать?

— Использовать умершее дерево? — дор посмотрел на нее в ужасе.

— Ну… вы ведь делаете деревянную мебель или, к примеру, лодки? У вас не рубят для этого деревья?

— Только красные люди убивают деревья, — нахмурился Кетл. — Разве нельзя лодку просто слепить? Надо только вырастить очень большой орех. А раньше мы делали лодки вторичными, как куори, на специальных фабриках.

— Подожди, — вспомнила Пат. — Я была в доме невесты Стара. У них там все сделано из дерева. А ты говоришь, деревья не рубят.

— Но разве эти деревья мертвы? — удивился Кетл. — Если бы хоть одно дерево умерло, никто не стал бы жить в таком доме, а вырастил бы себе новый. Когда женщины предали нас, многие недорощенные дома, еще требующие силы и знаний илле, умерли, и женщины их покинули и переселились в земные лачуги, потому что не смогли бы вырастить себе новый дом. Креза говорят, внизу почти не осталось живых домов. Ты рассказывала о доме, который очень давно вырастил Неллерен — в нем ведь живут его дочь и жена. Разве ты видела в этом доме белое дерево?

— Белое?

— Да, мертвого цвета, такого, как у этого дерева и этих веток. Такого как твоя кожа.

***

Ах, вот оно что… Вот почему их так отталкивает цвет ее кожи! Он для них отдает мертвечиной. Пат даже не знала, что чувствует. Она отвернулась от Кетла и отошла к мертвому дереву. Встала возле него и положила руку ему на ствол. Да, сходство очевидно, тот же бледный беловато-розовый оттенок, рука почти слилась со стволом.

Она погладила дерево.

— Бедняга, — сказала она ему. — Теперь тебя тоже никто здесь не любит.

А потом резко обернулась к Кетлу.

— Ты собирался поговорить со мной, о чем? — жестко сказала она. — Может, пора рассказать мне, что решил ваш Лайдер?

— Давно пора, Паттл Исия, — устало ответил дор. — Но ты продолжала задавать вопросы и получать знания. А сейчас злишься на меня за что-то.

— А, так это я, значит… — задохнулась от возмущения она. — А по-моему, это с тобой что-то не то!

— Ты стала плохо говорить на илините, — констатировал Кетл. — Только переводишь свои земные слова, но они не содержат мысли. Ты защищаешься, хотя на тебя не нападают, почему?

Она враждебно уставилась на него, но он смотрел в пол. Потом просто сел на траву по-турецки, и ей пришлось опуститься и сесть напротив него, подложив под себя ноги. Она нарочно устроилась как можно ближе к мертвому дереву. На миг ей показалось, что она снова видит цвета Кетла — ­ все тот же темно-зеленый где-то посередине груди, но это быстро исчезло.

— Я расскажу тебе о решении Лайдера. Это решение направляет общие воды в чуждое мне русло, но именно я должен донести его до тебя.

— То есть ты с ним не согласен? — уточнила Пат.

— Здесь важно твое согласие, а не мое. Лайдер решил просить тебя — именно просить — помочь сохранить Дар.

Патрисия вытаращила глаза: как она может помочь сохранить то, чем она даже не обладает?

— Ты не можешь покинуть горы, и твои воды теперь вливаются в воды илле. Сейчас ты находишься в детородном возрасте, и твой период огня, как ты сообщила Лайдеру, еще не миновал. Ты еще можешь создать семью, и Лайдер хочет попросить тебя направить свои мысли в это русло как можно быстрее. Лайдер признал тебя достойной носить ребенка илле, а твою физиологию — готовой к процессу вынашивания. Лайдер полагает, что рожденный ребенок продлит род илле и переймет Дар, если это будет мальчик, и оставит возможность для брака младшему из наших сыновей, если это будет девочка.

Пораженная, Патрисия смотрела на него во все глаза, но Кетл по-прежнему не глядел на нее. То есть что — Лайдер хочет женить его на ней, а он против? Нет, конечно, она не собирается за него замуж, но так откровенно ее отвергнуть!

— Ну а ты был, конечно же, против, но согласился с решением Лайдера? Большое самопожертвование, — яда в ее голосе было столько, что он невольно поднял на нее удивленный взгляд.

— Против были я и Кеунвен. Если ты хочешь знать, почему, я открою тебе. Я полагал, что такого рода желания не могут возникнуть по чьей-либо просьбе, даже если это важно для целого народа или планеты. И еще… Мне стыдно признаваться в этом, но я не индиго, и мне было важно, чтобы ты продолжила пребывать рядом со мной и обмениваться знаниями. Я хотел больше узнать о землянах, что будет невозможно, когда ты уйдешь к мужу. Есть и другие причины. Мне казалось, я слышу голос Сил, которые говорят о возможности иной связи между землянами и илле. Цветы плодового дерева можно использовать в пищу, но гораздо большее благо любоваться ими в саду. Я не думаю, что использование твоего чрева — это то, ради чего ты послана Силами. Но, возможно, я ошибался. Я не знаю, что хотели сказать Силы сегодня, но, должно быть, они указали мне на мой эгоизм. Если ты покинешь меня ради своего блага, то, возможно… — тут он запнулся и довольно долго молчал, а потом сделал усилие и продолжил:

— Возможно, это будет и ради моего блага тоже.

Так, стоп. До нее начало доходить. То есть она должна выйти замуж за кого-то другого? А он, наоборот, не хочет ее отпускать? Правда, по каким-то своим высокоумным причинам, но хотя бы не так обидно. И как она забыла… если он считается стариком, то для подобных целей не годен. В этом месте ей следовало испытать злорадство вместо досады.

— Теперь я буду говорить от себя, — продолжил дор Кетлерен. — Я должен узнать, чего ты желаешь сама. Если твои реки текут туда же, куда и воды Лайдера, то я приму ваше решение как благо для всех. Если ты не захочешь вступать в брак с илле, я буду помогать тебе и противостоять Лайдеру.

— Почему?

— По той же причине, по которой ты помогла Стару остаться свободным. Разумного нельзя принуждать даже к благу, если он понимает благо иначе.

— Ты нарушишь волю Лайдера?

— Я следую тому, что выше воли Лайдера.

— И кого мне предложат в мужья?

— Один из членов совета найдет молодых илян в возрасте огня, и еще в детородном возрасте, которых не отталкивает цвет твоей кожи. Из них ты сможешь выбрать того или тех, с которыми решишь познакомиться ближе. Если тебе никто не подойдет, никто не станет тебя принуждать.

— Погоди-ка… — она даже забыла оскорбиться на белую кожу. — Этот ваш возраст огня — это сколько?

— Это примерно от тринадцати до тридцати восьми лет, но в двадцать пять мужчина может уже потерять способность к деторождению, поэтому лучше выбрать самого молодого.

— Ну уж нет! Я не смогу воспринять их как мужчин!

— Я не слышу твоего решения, Паттл Исия. Ты отказываешься или согласна?

— Конечно, отказываюсь! Я вам не инкубатор! — она произнесла это слово по-русски.

— Что такое инкубатор?

— Это такой прибор, в котором создается нужная температура и влажность для выращивания птенцов от наших домашних птиц. Вместо того, чтобы яйцо высиживала птица, оно созревает в инкубаторе.

— Тогда нам придется донести твое решение до Лайдера завтра.

— Ага, придется.

— Паттл Исия, я приму твое решение, но мне хочется знать, успела ли ты подумать. На мой взгляд, не успела. Как я и говорил, я считаю, что Лайдер ошибается. Так же считает и Кеунвен. Нельзя использовать разумных для своих целей. Но если это совпадет с твоим благом — возможно, не стоит отказываться от него? Представь свои долгие годы здесь, в горах. Не будет ли тебе тоскливо здесь, без детей и мужа?

— Ничего. Мой детородный возраст пройдет не скоро, успею еще подумать! — заявила она. — А тебе вот не тоскливо здесь жить одному?

— Многим тоскливо здесь жить. Одни из нас лишились своих жен, потому что они умерли. Другие — потому что их предали. А третьи никогда еще не имели жены.

— Но я спрашивала про тебя.

— Я выбрал свое русло задолго до того, как мы ушли в горы, — спокойно ответил дор, но голос его прозвучал глухо.

Здесь кроется какая-то история, подумала Пат. Однако он уже встал на ноги.

— У тебя есть время подумать. Возможно, когда ты завтра увидишь этих мужчин, ты переменишь свое решение.

Он уже спокойно смотрел ей в глаза, и, кажется, все между ними снова в порядке. Так он будет рад избавиться от нее или уже нет?

— А если нет, я останусь жить у тебя? — спросила она с усмешкой, а сама замерла в ожидании.

— Я не знаю, — последовал ответ.

Глава 5. Лайдер и раздельное купание

И сколько же эмоций бывает у нее одновременно! Он не должен анализировать чужие эмоции, но что тут поделать, если он видит? Ведь он хочет и должен понять ее лучше.

Сначала гнев, потом разочарование, и все это сопровождалось мерцанием ярко-синего — не основного ее цвета, а эмоции. Но потом по краям этого мерцания появилась болотная дымка, и оно померкло. Это наводило на определенные мысли. Кетл вспомнил про землянина, нового жениха Яли Нел, и о том, как изменились цвета Паттл Исии на совете при его упоминании. Несмотря на ее откровенность, она до сих пор ничего про него Кетлу не рассказала.

И почему она снова видит его цвета? С чем это связано?

Его цвета… И эмоции, которые он не сумел спрятать. Когда такое случалось последний раз?

Кетл отлично понимал, что должен рассказать Теаюригу о возникшей проблеме. Сказать, что не может больше оставить ее здесь. Но — что это даст? Его снова назовут эгоистом, думающем только о себе. А главное, он не сможет тогда помочь ей. Никто, кроме него, не понимает ее, ее страхи и нужды. Кто, кроме него, сможет как можно точнее ответить на ее вопросы и как можно больше узнать о ней? Со временем это сможет сделать ее муж, если она согласится на план Лайдера, но сейчас…

Кетл не был уверен, что ее отказ окончателен. Он уже убедился, что ее воды текут то в одну, то в другую сторону, пока не найдут правильного русла. Поэтому, пока она не приняла взвешенного решения, она должна оставаться здесь. Ему же следует постараться сохранять бдительность и строгость к себе, и не давать никаким ситуациям так сильно выводить его из равновесия. Он просто был не готов, не успел включить защиту целителя. Но, в конце концов, сейчас уже все в порядке, успокоил себя Кетл. Он справится. Его путь прям, и он не даст повода поднимать себя на смех. И ничего не станет говорить Теаюригу.

А пока у него много дел. Он должен послушать голос скал, не дожидаясь нового послания. И надо сочинить песню, посвященную умершему дереву — ведь если Кетл не оставит памяти о нем, то никто этого не сделает.

***

Фатаз быстро спускался за горы.

Не спрашивая, Кетл пошел было с ней обратно длинной дорогой, но Патрисии стало совестно: несчастный дор выполнял все ее капризы.

— Не надо, поднимайся там, я дойду, — благородно предложила она.

Поскольку в их земные игры с взаимными фальшивыми уступками дор не играл, он молча отправился к скале, а она, немного разочарованная, не спеша пошла через пещеры. Поднявшись, Пат заметила, что почти не устала, и вспомнила, что ни разу за весь день не посетила туалет. Наверное, растения, которые они употребляют в пищу, поглощают токсины, а жидкость почти полностью усваивается организмом, решила она.

Наверху ее ждало новое чудо — прилетели обещанные светляки, и пещера сразу наполнилась волшебством. Яркие огоньки свободно перемещались в пространстве — кружились под потолком, порхали вокруг Патрисии.

— Как красиво… — выдохнула она, выключая фонарик.

Дор уже успел приготовить вечерний напиток и наполнить водой ее умывальную чашу. Трапезничали молча, разговаривать никому не хотелось.

Патрисия вспомнила, что сняла утром потную одежду, в которой спала, да и самой не мешало помыться. Она думала, как снова подступиться к теме — в прошлый раз их разговор прервало сообщение Теаюрига, — а потом вспомнила, что о своих потребностях следует говорить напрямик.

— Когда ты будешь поливать в саду? Я бы заодно постирала и искупалась.

— В желобе скопилось достаточно воды, чтобы ты могла очистить одежду. Я согрею тебе эту воду, а дождевую соберу ночью, чтобы полить сад. Утром ты сможешь совершить омовение, прежде чем мы пойдем на Лайдер.

— Конечно, — кивнула она. — Перед женихами лучше предстать чистой.

Пат отправилась за одеждой, и светлячки дружным роем метнулись вперед, освещая ей путь. Она смотрела наверх, на их веселые танцы, и только случайно перевела глаза себе под ноги. Очень вовремя перевела.

Нет, землетрясение не разрушило ее каморку, ни одного камня не слетело со стены. Только между «гостиной» и «спальней» разверзлась трещина — ничего особенного, метра полтора, не больше. Пат как раз замерла на ее краю. Внизу, сколько не всматривайся, она видела только бездну, уходящую в корни горы. Светляки, поняв, что хозяйка не собирается идти дальше, вернулись и кружились теперь у нее над головой.

— Кетл, — позвала она мысленно.

Он подошел и уставился на расселину.

— ­ Понимаешь, у меня проблемы с прыжками. Да и разбежаться негде, — усмехнулась Патрисия, но Кетл смотрел серьезно.

— И что хотели сказать этим Силы? Меня все-таки выселяют? — она пыталась шутить, но лучше бы промолчала. Возьмет вот Кетл и отселит, правда, куда подальше.

— Там мой рюкзак… — пробормотала она, глядя на дора.

Может, Кетл, такой ловкий, сумеет туда перебраться? Надо найти какую-нибудь доску, сделать мост… Хотя какие тут доски, если они не пользуются древесиной?

— Сюда бы сейчас ригаза, он бы перелетел, — сказала Патрисия, представляя своего забавного Увальня.

— Я говорил тебе, что ригаза не приходят по зову, ригазы… — начал было дор Кетлерен, но осекся.

Они оба обернулись на шорох — из главной пещеры в коридорчик протискивался, пофыркивая, самый настоящий ригаз. Вокруг него заметались светляки, а он поводил за ними круглыми глазами и прядал ушами, когда они задевали его нос.

— Увалень? — вскрикнула Пат. — Кетл, смотри, это же он, мой Увалень! Ты был здесь неподалеку, да?

Услышав свое имя, словно давно знал его, ригаз оживился и, неуклюже перебирая толстыми короткими лапками, подошел к Патрисии, ткнулся влажной мордочкой в ее протянутую руку. Пат тут же присела и принялась его гладить. Оба остались очень довольны друг другом. Дор заворожено молчал.

— Ты теперь мой, Увалень, да? Я знаю, ты мой, — Пат почесала его за ухом, и ригаз несколько раз крякнул от удовольствия — это было совсем не похоже на ослиный крик. — Принеси мои вещи, Увалень. Знаешь, там такой рюкзак, и еще постель — все, что найдешь.

Увалень вежливо, но непонимающе уставился на нее.

— Тебе надо представить то, что ты хочешь, — тихо подсказал Кетл.

Патрисия последовала совету, и ригаз тотчас расправил коротенькие, но сильные крылья и легко перелетел через расщелину. Светляки направились за ним. Вскоре все вернулись обратно — в зубах ригаз притащил рюкзак. Еще два полета туда и обратно, и одеяло с мягкой подстилкой тоже оказались у ног Патрисии.

— У меня сейчас нет для тебя кожуры, — расстроенно проговорила Пат. — Ты прилетишь ко мне завтра?

Увалень неспешно вернулся с ними в главную пещеру, но в его планы, похоже, не входило покидать этот дом на ночь глядя. Он спокойно улегся у входа мордочкой наружу, опустил голову на лапы и собрался вздремнуть.

— Пусть остается, правда? — запоздало обратилась к дору Патрисия.

— Эта пещера не моя и не твоя, если ригаза выбрал ее, значит, он останется. К тому же, любой илле хотел бы видеть ригаза так, как я сейчас его вижу. Паттл Исия, я приготовил тебе воду для очищения одежды. Ты можешь использовать ее как захочешь. Вот здесь, — он показал на аккуратный большой мешок в углу, — есть чистая ткань. Спать ты будешь здесь.