Бесплатный фрагмент - Чужие окна

Глава 1

Слонова

В раздевалке царила суета. Девчонки торопливо переодевались в спортивную форму, не забывая при этом делиться летними новостями. На литературе или алгебре не особенно поговоришь на посторонние, но важные темы. А урок физкультуры — дело другое!

Олеся Мухина натягивала спортивные штаны, а сама косила взгляд на одноклассниц: у всех новенькая форма, модные футболки, яркие кроссовки. Она надела трикотажную футболку. Руки неуверенно скользнули по телу: не слишком ли сильно обтягивает грудь, живот?.. Девушка незаметно вздохнула. Предыдущие два года она преимущественно росла в высоту. А за лето перед последним, выпускным классом у нее грудь выросла на целый размер, а уж живот и бедра почти на два. Да еще подбородок облюбовали противные розовые прыщи. Смотреть на себя в зеркало не хотелось. Ее бы воля, отменила бы эту дурацкую физру вообще! Кому нужны эти бег и прыжки на глазах у острых на язык парней?

Олеся топталась в уголке раздевалки, убирая свою одежду в шкафчик. Одноклассницы одна за другой покидали тесное, с еще не выветрившимся запахом недавнего ремонта помещение.

— Леська, ну что ты копаешься? — нетерпеливо бросила, обернувшись на пороге Маша Караваева. — Опоздаешь, Логинов ругаться будет. Он же теперь у нас звезда российского масштаба!

— В каком смысле? — спросила Олеся рассеянно, думая не об учителе, а о том, как она сейчас выглядит.

— Ты не знаешь? Он же выиграл конкурс «Учитель года»! Так что мы теперь с тобой гордиться должны, что учимся у лучшего педагога страны.

— Так он же совсем молодой, — пробормотала Мухина, подталкиваемая к выходу подругой.

— И что? Зато талант!

Сентябрь был теплым, поэтому занятия физкультурой традиционно проходили на школьном стадионе. За футбольными воротами уже переминались с ноги на ногу группки ребят из 11-го «Б». У Олеси сжалось сердце в тревожном предчувствии. Парни — одноклассники за лето вытянулись и возмужали. Девчонки повзрослели и похорошели. И только она, Олеся, превратилась в усыпанную прыщами квашню…

Она быстро просеменила мимо главного зубоскала класса Валерки Гусева, длинного и худого парня, страстно желая оказаться незамеченной. Но глаз у Гуся был острый и злой.

— О, Му-у-ухина! — протянул Валерка, окатив ее таким взглядом, что захотелось тут же провалиться сквозь землю. — Какие формы! Размер третий или уже четвертый?

Лицо девушки пошло красными пятнами. Она низко опустила голову и сгорбилась, неосознанно пытаясь хотя бы зрительно уменьшить размер груди. Черт бы побрал этого Гусева! В спину ей понеслись смешки, похабное цоканье языком и восторженные возгласы: «О-о-о!», «Не фига себе!», «Вот это буфера!»

Мухина спряталась за спинами подруг, но Валерка не унимался. Вытянув длинную тощую шею, он пялился на нее и ехидничал:

— Мухина, а Мухина, кажется тебе пора менять фамилию. Судя по кормовым габаритам, ты у нас скорей Слонова, а не Мухина!

Стоящие рядом с ним Стас Митрохин и Серега Ступин заржали.

— Не обращай внимания! — шепнула ей на ухо Маша Караваева. — Стадо идиотов! Вон как вымахали за лето, а мозгов ни на грамм не прибавилось.

Олеся с благодарностью взглянула на старую подругу. Но сердце в груди все равно стучало с такой скоростью, будто со всех ног торопилось сбежать с этого злополучного стадиона.

Вдруг раздался свисток тренера.

— Стройся! — гаркнул преподаватель так громко, что все мгновенно умолкли и стали бестолково строиться в шеренгу.

Ученики выпускного класса толкались и спорили шепотом, пытаясь встать по росту. На их возню, сурово нахмурив брови, взирал физрук. Он стоял напротив ребят, расставив ноги в синих спортивных брюках и уперев руки в бока. Серая футболка с эмблемой «Пумы» плотно обтягивала тренированные бицепсы. На шее его болтался свисток на широкой ленте. Логинову не было еще тридцати, но непреклонная строгость и требовательность вызывали у учеников невольное уважение и заставляли беспрекословно подчиняться ему.

— Что, 11-ый «Б», за лето расслабились и обленились? — поинтересовался он, продолжая хмуриться. — Ничего, я вас скоро в чувство приведу. Равняйсь! Смирно! Бегом!

Толкаясь и спотыкаясь друг о друга, тяжко вздыхая и издавая стоны, недовольно ворча и хихикая, выпускной 11-й «Б» нестройной кучкой побежал по стадиону. Вадим Андреевич опустил голову, якобы рассматривая свои кроссовки, на самом деле старательно пряча улыбку: ох уж эта ребятня после летних каникул! Чем они летом занимаются, если к сентябрю у них даже координация движений исчезает? Логинов любил детей и любил свою работу, но четко знал, что дисциплина на любом уроке имеет основополагающее значение.

Олеся Мухина выбилась из сил уже на середине первого круга. Дыхания не хватало, ноги отяжелели и ослабли, заныла спина. Но компания Гусева давно обогнала ее, и девушка вздохнула с облегчением. Олеся остановилась, наклонившись и уперев руки в колени, чтобы немного передохнуть. Мимо не спеша, словно бегала в свое удовольствие, пробежала стройная и длинноногая Рита Зотова, кося глазами на молодого препода. «Вот такой, как Ритка, — подумала Мухина, — не стыдно и на подиум выйти, не то, что мне!» Вдохнула поглубже и снова побежала.

Половину урока Гусев не доставал Мухину. Он как будто вообще ее не замечал. Наивная Олеся, забыв за каникулы подлую сущность одноклассника, даже немного расслабилась. Но на самом деле Валерка только ждал удобный момент. И он наступил, когда Вадим Андреевич скомандовал:

— А теперь бежим пятьдесят метров с ускорением! Встали парами… На старт! Внимание… Марш!

Первыми пробежали мальчишки и тут же вернулись, наблюдая за стартами одноклассниц. Хорошая разминка разгорячила кровь, взбодрила их, и с языков то и дело срывались острые комментарии:

— Зотова, класс! Даешь с такими ногами пятьдесят метров за три шага!

Первая красавица класса Рита Зотова только довольно ухмылялась.

— Разговорчики в строю! — строго предупредил Логинов, и молодежь притихла.

Мухина долго не решалась подойти к линии старта. Не любила она ни бегать, ни прыгать. Вообще любые физические нагрузки вызывали в ее душе отторжение. На этот раз обычная нерешительность сыграла с ней злую шутку. На старте Олеся оказалась последней, а весь класс, уже пробежавший дистанцию, пялился на нее.

— Давай, Слонова, не подведи, Родина в тебя верит! — драматическим голосом произнес Гусев. Многие захихикали, оценив шутку.

— Вперед, Толстопузова! — решил поддержать товарища Стас.

И словно дали общую команду, со всех сторон на разные голоса понеслось:

— Толстозадова!

— Жирняева!

— Жирнопопова!

Свисток тренера будто спустил до предела натянутую тетиву: Олеся рванула вперед. Слезная пелена затуманила глаза, и девушка бежала, не разбирая дороги и задыхаясь от стыда и унижения. Обширные бедра ее колыхались, как затянутый в спортивные штаны студень. Дынеобразные груди ритмично подпрыгивали в такт шагов, норовя выпрыгнуть из футболки. Вдруг нога ее подвернулась, и Мухина с размаха грохнулась оземь. Но это только еще больше развеселило насмешников. Выкрики, смех и даже свист неслись вдогонку.

Неуклюже, как барахтающийся в луже бегемот, Мухина поднялась сначала на четвереньки, потом на колени. Отряхнула руки, рассматривая оцарапанные ладони, и с трудом стала подниматься на ноги. Тут ее подхватил под локоть и помог встать Вадим Андреевич.

— Сильно ушиблась? — спросил он с тревогой в голосе.

— Угу, — кивнула, всхлипывая, Олеся.

— Иди в раздевалку, промой ссадины, — шепнул учитель и добавил: — на урок можешь не возвращаться. Если что, сходи в медпункт.

Олеся кивнула и поплелась в раздевалку, глотая слезы и кожей ощущая любопытные и насмешливые взгляды одноклассников. Ей очень хотелось умереть.

После урока в раздевалке Маша Караваева с виноватым видом заглядывая в заплаканные глаза подруги увещевала ее:

— Да не слушай ты их, Леська! Они же дураки. Сделай вид, что ты глухая.

— Они не дураки, — прокомментировала Ритка, надевая колготки и любуясь своей длинной стройной ногой, — они стадо идиотов в периоде полового созревания. Чем больше будешь обижаться и рыдать, Мухина, тем сильнее они будут тебя травить. Закон джунглей!

Рита оправила сильно укороченный подол форменной юбочки, достала косметичку, подкрасила губы помадой и, одарив несчастную толстушку надменным взглядом, вышла из раздевалки.

— Правда, не обращай внимания, — посоветовала тихим голосом отличница и будущая золотая медалистка Лиза Меликова, поправив на носу очки.

После слов одноклассниц Олеся ощутила поддержку, но выйти из раздевалки никак не решалась. Через пять минут должен был начаться урок истории, а ноги не несли ее. За порогом мерещились злобные лица Гуся и всей его банды.

В конце концов Маша махнула на нее рукой и побежала на урок. Мухина посидела еще минуту на скамейке, прижимая к груди свой школьный рюкзак, но все-таки встала и поплелась следом за Караваевой.

— Мухина! — окликнул ее на выходе Вадим Андреевич. Он подошел к девушке и серьезно произнес: — Значит так, Мухина, у меня есть выгодное для тебя предложение. Сколько у тебя сегодня уроков?

— Шесть, — растерянно пробормотала Олеся, поднимая на него заплаканные глаза.

— После шестого урока я тебя жду здесь, в зале. Опаздывать не разрешается. Все ясно?

— Все.

— Бегом на урок, — мотнул головой в сторону лестницы физрук, — а то опоздаешь.

После уроков Олеся спустилась на первый этаж и с удивлением застала у дверей спортзала целую компанию. Но компания была странной. Вася Малышкин из 11-го «А» по прозвищу Слонопотам, самый рослый ученик среди выпускных классов. Его рост подбирался к 190 сантиметрам, а вес перевалил за центнер, и он продолжал быстро расти. Его одноклассница Соня Луговая с хорошеньким личиком, но необъятно толстая. Две девчонки из 11-го «В» и Костя Гринько из 11-го «Г». Девочки были под стать Соне толстые и неуклюжие. Костя же особой толщиной не отличался, зато на конкурсе неуклюжих мог занять призовое место. Он ходил, загребая ногами так, что по законам физики ноги должны были заплестись в косичку. Все части тела в нем существовали как бы сами по себе, отказываясь чувствовать себя единым организмом. При перемещении в пространстве он не пропускал ни одного угла. А выступающие части мебели в любом помещении с нетерпением ждали встречи с ним.

Дверь спортзала распахнулась и на пороге появился Логинов. Окинув взглядом компанию учеников, Вадим Андреевич позвал:

— Проходите!

Ребята неуверенно, словно опасаясь повредить что-нибудь своими массивными телами, прошли в пустой зал.

— Значит так, друзья мои, — заявил физрук, — посмотрел я на вас во время занятий и понял, что проще вас расстрелять, чем заставлять ходить на физкультуру. Гуманнее будет.

Одиннадцатиклассники с удивлением уставились на своего учителя.

— Но нормативы в конце года никто не отменит. Да и с меня за каждого из вас спросят. Поэтому предлагаю на выбор: или вы занимаетесь в спецгруппе по индивидуальному плану, или ходите со всеми на обычные занятия, где вас будут травить, унижать, издеваться. Что выбираете?

На долгую минуту в просторном зале повисла тишина. Яркое сентябрьское солнце рисовало желтые квадраты на стене прямо над баскетбольной корзиной. Стопка гимнастических матов в углу приглашала покувыркаться на брусьях и перепрыгнуть через «коня». А сложенные в большую пластиковую коробку разноцветные мячи сообщали, что занятия секции художественной гимнастики уже начались.

— А что это за спецгруппа? — хрипловатым басом поинтересовался Слонопотам.

— Это вы, — ответил Вадим Андреевич и пожал плечами. — Каждому из вас я дам индивидуальный список упражнений, тридцатиминутный комплекс, который вы будете выполнять ежедневно. Повторяю: ежедневно! — указательный палец физрука назидательно поднялся. — А утром в воскресенье, скажем, часов в восемь мы будем собираться на стадионе и проводить общую тренировку. А я буду смотреть, как вы занимались неделю и чего достигли. Посещать занятия физкультурой с классом вам будет не надо.

Шестеро толстяков зашушукались, стали переглядываться, толкать друг друга, обсуждая неожиданное предложение. Через несколько минут общее мнение высказал Вася Малышкин.

— Мы согласны. Вот только воскресенье же выходной день.

— И что? — Усмехнулся Логинов. — Лично я каждое воскресенье все равно бегаю по утрам и занимаюсь на стадионе. Готовы присоединиться?

Олесе предложение физрука показалось странным. Но вариант еще хоть раз прийти на физру пред ясные очи Валерки Гусева показался таким страшным, что проще было умереть. Она подумала и кивнула первой:

— Я согласна!

***

Первое воскресенье нового учебного года выдалось ясным и солнечным. Солнечные лучи золотили крыши домов и яркими бликами вспыхивали, отражаясь в оконных стеклах. Олеся Мухина заставила себя встать по будильнику, хоть организм настоятельно требовал отдыха и расслабления.

Всю неделю она пыталась заниматься по предложенной физруком программе. Но наклоняться, доставая до пола руками мешал живот, отжиматься от пола мешала грудь, а поднимать ноги и держать под прямым углом просто не было сил. В конце этой экзекуции ноги тряслись от слабости, а все мышцы ныли и болели.

— Ты куда это в такую рань? — спросила мама, выглянув из кухни, едва Олеся собралась уходить.

— Мам, я пойду побегаю по стадиону.

— А как же завтрак? — всплеснула пухлыми ручками мама, и на ее лице отразился испуг. Она искренне считала, что нет на свете ничего страшнее, чем не поесть вовремя.

— Я потом, — ответила Олеся, открывая дверь.

Мама Олеси, Оксана Николаевна, невысокая полная женщина, больше всего на свете любила кулинарию. В книжном шкафу кулинарные книги оккупировали целую полку. А по воскресеньям с утра традиционно пеклись пироги или ватрушки, сдобные булочки или рулеты. Олеся знала, что эти кондитерские шедевры ей противопоказаны, но еще ни разу не смогла удержаться и не попробовать хоть кусочек. За первым кусочком обычно следовал второй, потом третий… Под вечер выходного дня Олеся ненавидела себя лютой ненавистью и всей душой презирала, как слабого и безвольного человека.

— Ты ж замерзнешь, доча! Ночи уже холодные, осенние, да и ветрено на улице. Хоть шапочку надень!

— Мам, я бегать буду, физкультурой заниматься, а не сидеть на ветру, — попыталась успокоить разволновавшуюся матушку Олеся.

— Сдалась тебе эта физкультура?! — с отчаянием в голосе крикнула мама вдогонку шмыгнувшей за дверь Олесе.

— Действительно, сдалась… — пробормотала Мухина, изо всех сил сопротивляясь природной лени.

Она подошла к школьному стадиону за пять минут до назначенного времени. По дорожке бегал Логинов. Его спортивная, подтянутая фигура отмахивала метр за метром с неутомимостью заводной механической игрушки. Когда он подбежал к собравшимся ученикам, даже дыхание его не сбилось. Вадим Андреевич улыбнулся и удовлетворенно кивнул:

— Молодцы, все в сборе!

Маленький отряд физкультурников у стороннего наблюдателя вызвал бы невольную улыбку, такими они были нелепыми и странными. Но в этот ранний утренний час воскресенья большинство людей спали, отдыхая после трудовой недели, а те, кто не спал, на стадион не спешили.

— Начинаем разминку! — бодро скомандовал Логинов и стал выполнять упражнения вместе с учениками.

Каждое движение давалось с трудом. Пот уже лил ручьями по распаренной физиономии Олеси Мухиной. Хотелось лечь и умереть прямо тут, на поле стадиона. Но неутомимый физрук не давал поблажек.

Пробегая по дорожке мимо тренера, Олеся остановилась и, задыхаясь, жалобно произнесла:

— Я больше не могу, Вадим Андреевич! Я сейчас умру.

— Передохни чуть — чуть, Мухина, и — вперед!

— Может хватит уже?..

— Нет, не хватит.

Вадим Андреевич подошел ближе и остановился возле отдыхающей спортсменки.

— Человеческое тело, Мухина, — удивительный механизм. Его резервные возможности невероятны. Вот только мы их используем меньше чем на десять процентов, ленимся. Надо только преодолеть эту лень, втянуться в регулярный ритм тренировок, и спустя всего две-три недели ты заметишь, что с каждым днем становится легче справляться с нагрузками. Да и сами нагрузки начнут приносить не столько усталость, сколько бодрость и удовлетворение.

— Это вы про нормальных людей говорите, не про толстых, — возразила Олеся. — А у нас, у толстых, все наоборот. Не получится из меня спортсмен, Вадим Андреевич. В этом плане я совершенно бездарная.

— Ты себя недооцениваешь, Мухина! Все у тебя получится, вот увидишь!

Девушка с сомнением посмотрела на своего тренера.

— Ты еще красавицей будешь. Давай поспорим, что через год регулярных тренировок, при твоем поступлении в институт половина парней-абитуриентов будут стремиться познакомиться с тобой!

Олеся вытаращила на него изумленные глаза: о ком это он говорит? Будут стремиться познакомиться с НЕЙ?

— Вы шутите?

— Нет. Я совершенно серьезен и абсолютно уверен в результате.

Она старательно пыталась уловить хоть тень насмешки в его лице, но напрасно.

— Я понимаю: ты в себя не веришь, считаешь себя непривлекательной толстухой. Но мне-то уж поверь. Я же учитель года! Лучший педагог в стране! И я тебе говорю, что через год ты будешь совершенно другой. Тебе, и не только тебе, будет приятно смотреть на себя в зеркало.

Олеся кусала губы в задумчивости. Логинов слыл в школе завидным женихом, и все молодые училки строили ему глазки. Поговаривали, что он встречается с географичкой. Но девчонки-старшеклассницы не теряли надежду. Вот та же Ритка Зотова как перед ним своим тощим задом вертит, в глаза заглядывает, понравиться пытается. Потому что Вадим Андреевич молодой, симпатичный, спортивный мужик и препод классный. Все его любят и уважают. И этот человек говорит, что всего через год она, Леся Мухина, с удовольствием будет смотреть на себя в зеркало?..

Вокруг них собрались остальные ребята, прислушиваясь к разговору. А Вадим Андреевич продолжал тихим задушевным голосом, словно разговаривал со старыми друзьями:

— Надо заниматься по мере сил, не пытаться себя переломить. Но каждый день необходимо делать чуть больше, чем вчера. Вот допустим, Костя, — Неуклюжий Гринько смахнул тыльной стороной кисти пот со лба и выпрямил сутулую спину, — вчера ты два раза отжался от пола, значит сегодня надо постараться отжаться три раза. И если это у тебя получилось, ты — молодец. Если ты, Соня, вчера пробежала без остановки полкилометра, постарайся сегодня пробежать всего на пятьдесят метров больше. Ты справишься, обязательно справишься. А значит через месяц спокойно пробежишь три километра.

Ребята слушали учителя затаив дыхание, веря и не веря, но невольно уже представляя, как меняется их тело, как сами они меняются день ото дня, месяц за месяцем.

— Ставьте перед собой небольшие и выполнимые цели и упорно идите к ним. А как только справитесь, достигнете эту цель, не забудьте похвалить себя. Ведь вам было очень трудно, но вы справились. Справились, прежде всего, с собственным неуверенностью, с собственной ленью. Запомните, друзья мои, самая большая и важная победа — это победа над собой! Но именно эта победа приносит самое большое удовлетворение. Поняли меня?

Он заглянул в глаза каждого из шестерки и улыбнулся ободряюще.

— А теперь продолжим тренировку. У нас впереди еще силовой блок.

Олеся возвращалась домой после тренировки вымотанная до изнеможения. Но в душе ее поселилось странное, незнакомое ранее чувство. Будто молодой физрук распахнул перед ней дверь в будущее, и глазам открылись новые горизонты, манящие, завораживающие. Не было никакой уверенности достичь эти горизонты. Не было уверенности в своих силах. Но горизонты-то были! А значит и возможность их достижения, пусть только теоретическая, была.

Глава 2

Вадим

После обычного для школы шума и гама так приятно было идти по тихим пустым коридорам. Уроки закончились. Только малышня с продленки под руководством дежурного преподавателя ловила на улице мгновения уходящего осеннего тепла.

Логинов шел мимо администрации. Дверь в приемную оказалась открыта. Он бросил взгляд в просторное помещение, кивнул секретарше и пошел дальше. Но его остановил начальственный требовательный окрик:

— Вадим Андреевич, зайдите ко мне!

Директриса, дама дородная и внушительная, умела сказать так, что у любого невольно выпрямлялась спина и возникало непреодолимое желание исполнить требование. Логинов про себя вздохнул и завернул в директорский кабинет.

— Вадим Андреевич, золотой вы наш, — начала Галина Ивановна, сложив руки на объемном животе и сразу превратившись из строгой начальницы в добрую пожилую тетушку, — мне только что звонили из районной газеты по поводу интервью с вами. И, уж просите меня, я от вашего имени дала согласие. Ничего не поделаешь — бремя славы! — предупредила она протесты со стороны физрука. — А еще с местного телевидения звонили, хотели снять репортаж в стенах школы и пригласить вас на передачу в телецентр.

— Галина Ивановна, только не это! — замахал руками Вадим, будто отбиваясь от навязчивых журналистов. — Меня, пока в Москве был на конкурсе, эти интервью и репортажи чуть не доконали. Больше не могу! Избавьте меня от этого сомнительного удовольствия, пожалуйста!

Он жалобно посмотрел в глаза директора школы, но это не сработало. Дама сурово поджала губы и нахмурила подведенные карандашом бровки.

— Вадим, для нашего небольшого городка, хоть и краевого центра, победа на всероссийском конкурсе — очень важное событие. А в стенах этой школы, — Галина Ивановна сделала жест руками, словно обнимая вверенное ей учреждение, — за всю столетнюю историю ее существования ни один лучший учитель страны не работал. Ты, Вадим, наша гордость! — в голосе директрисы зазвучали теплые материнские нотки. — Да и разве были хоть когда-нибудь победителями этого конкурса учителя физкультуры? Никогда! Ты первый! Лично я в детстве так ненавидела физру, что сбегала с нее при первой возможности, потому что вела ее жуткая грымза, и ее ненавидела вся школа, не только я. А ты создал такую методику, что на уроки физкультуры дети бегут с радостью. Даже толстяки наши стали заниматься благодаря тебе.

Галина Ивановна погладила Логинова по плечу, смахнув невидимую пылинку, и улыбнулась:

— В общем так, Вадим Андреевич, отказы не принимаются! Вы теперь человек известный и несете ответственность не только за себя, но и за всю российскую педагогику. Да, да, как бы пафосно это ни звучало. Каждое ваше слово будет повышать престиж профессии, привлекать в нее молодежь, особенно мужчин. Это же неправильно, когда в школе работает всего трое мужчин — вы, историк и физик. А должно быть не меньше половины, чтобы поднять авторитет учителя перед учениками. Они же в учителях пример видят. Так что соберитесь, возьмите себя в руки и — вперед, за дело!

Вадим обреченно вздохнул, но кивнул, соглашаясь. Вот оно, бремя славы! И никуда не денешься.

— Хорошо, Галина Ивановна, на репортаж я согласен, а вот в передаче участвовать не буду, хоть увольняйте меня.

— Что ты, что ты, Вадик, — испуганно округлила глаза и замахала ручками директриса, — какое еще увольнение?! Мы без тебя теперь как без рук. Ты — наше все! Ладно, от передачи я отговорюсь, но к интервью и репортажу готовься. Они приедут на следующей неделе во вторник.

Вадим попрощался и вышел из приемной, понуро опустив голову. С одной стороны, быть в центре внимания было приятно, что уж греха таить! Ему нравилось слышать за спиной восторженный шепоток коллег и ловить уважительные взгляды учеников. Приятно было смотреть на маму, словно помолодевшую лет на десять после победы единственного сына. Принимать поздравления старых друзей и выслушивать длинные восторженные комментарии пожилых соседок по подъезду. С другой стороны, уж очень хлопотно и утомительно. Утешал он себя тем, что скоро вся эта шумиха закончится, едва в центре внимания их городка окажется новый герой, какой-нибудь пожарный или полицейский.

Оглашая гулкие коридоры звуком своих шагов, Логинов завернул в кабинет географии. Постучал и, не дожидаясь разрешения, распахнул деревянную створку. Оленька, Ольга Петровна, учительница географии, сидела за своим столом и что-то писала в журнале. На стук она подняла голову, а гость невольно улыбнулся: такая она была милая, славная!

— Ольга Петровна, — игриво-официальным тоном заявил Логинов, — рабочий день давно закончился. Пора домой. Вы не будете возражать, если я вас провожу?

— Не буду, — заулыбалась Оленька. — Уже иду.

Вадим прислонился спиной к дверному косяку и с теплотой в сердце наблюдал, как собирает свою сумку его коллега. Оля Кротова только в этом году закончила педагогический и пришла в их школу работать. Он обратил на нее внимание на линейке 1 сентября, такая она была юная, взволнованная и красивая. Кажется, волновалась она больше учеников.

Вадиму в ней нравилось все: и выразительные глаза, и очаровательный острый носик, и тонкая изящная фигурка, и особенно улыбка. Улыбалась Оля так, что душа его немедленно наполнялась музыкой. Кроме того, она оказалась интересной собеседницей, начитанной, эрудированной. Их отношения пока были на самой первой стадии, но про себя Вадим уже строил далеко идущие планы. И сам себе удивлялся: все его предыдущие отношения с девушками были легкими, поверхностными, ни к чему не обязывающими. Даже мама упрекала сына в безответственности. А тут он как-то сразу понял, что Оля — его судьба. Именно с ней захотелось пройти по жизни рука об руку.

Они вышли из школы, кивнув на прощание охраннику и сразу погрузившись в теплый сентябрьский вечер. Солнечный диск уже зацепился своим краем за верхушки старых лип в городском парке. В школьном дворе резвилась ребятня младшего возраста. Девчонки играли в классики, а мальчишки носились вокруг них, как заведенные с громкими криками. Парочка молодых учительниц шепталась возле клумбы с георгинами. Они заметили физрука с географичкой и заулыбались им вслед, кивая с понимающим видом.

Вадим попытался взять тяжелую сумку из рук Оли, но та не дала, вдруг покраснев и опустив голову.

— Вадим, — прошептала она, — я же просила тебя не афишировать наши отношения.

— Ты что, стесняешься ходить вместе с учителем года? — хмыкнул Вадим, никак не разделяя ее переживаний. Чего ж тут стесняться, если у него вполне серьезные намерения? Правда он ей еще об этом не говорил. Но всему свое время.

— Нет, что ты! Просто не хочу сплетен и пересудов. Ты же знаешь: этих педагогических кумушек хлебом не корми, дай посплетничать. А мне это неприятно.

— Вот уж не думал, Ольга Петровна, что вы такая стеснительная. Если человеку стесняться нечего, если душа и совесть его чисты, то никакие сплетни и пересуды не должны его пугать. Ты со мной не согласна?

Они перешли дорогу и, миновав тяжелые кованные ворота, углубились в тенистые аллеи городского парка. Путь от школы до дома Оленьки обычно занимал минут двадцать. Но вместе они шли не спеша, беседуя и наслаждаясь теплом, так что совершенно забывали о времени. И вот уже несколько раз Оля получала втык от матери, потому что приходила затемно. А гулять по темным улицам строгая мама запрещала.

Едва они ступили на утрамбованный песок парковых дорожек, Логинов силой забрал из рук девушки ее сумку. И она смирилась, бросив на него благодарный взгляд. На скамейках сидели, ловя вечернее солнышко, отдыхающие пенсионеры. Молодые мамочки гуляли с детскими колясками и непрерывно трещали по телефону. На игровой площадке носилась малышня. Свежий ветерок с реки доносил запах воды и опадающих листьев. В воздухе разливался покой и предчувствие чего-то значительного и прекрасного.

Вадим посмотрел на свою спутницу и осторожно взял ее за руку. Девичья ладошка оказалась такой маленькой и хрупкой, что захотелось поднести к губам эти пальчики и перецеловать. Но он себя сдержал. Оля напоминала пугливого олененка, вздрагивающего при каждом резком звуке. Не стоило ее пугать еще больше своим напором.

— Ты что даже по выходным занимаешься с учениками? — спросила спутница, переводя разговор в безопасное русло, но руку не убрала, так и грелась доверчиво, наслаждаясь теплом его большой надежной ладони.

— Ага. Надо пользоваться, пока погода хорошая.

— Тебе ж за дополнительные занятия не платят.

— Ну и что? Не все же можно перевести на деньги. Я сам по воскресеньям занимаюсь на стадионе, а ребята просто ко мне присоединились.

— Знаешь, как называют эту твою спецгруппу в учительской? «6 центнеров».

— Почему?

— Средний вес ученика около сотни кг. А их в группе как раз шесть.

— Ну, Гринько-то до сотни еще далеко, — усмехнулся Вадим, вдруг почувствовав обиду за своих подопечных. — Это несчастные люди, изгои. Смотреть как их травят, шпыняют, издеваются над ними их же одноклассники нет никаких сил. Я еле себя сдерживаю, чтобы не ударить какого-нибудь зубоскала. А дети — народ злой. Стадный инстинкт у них развит сильнее, чем у взрослых, а моральных тормозов совсем нет. Ты не знаешь, но два года назад из-за таких вот издевательств одна девочка в нашей школе покончила с собой.

— Я помню, — кивнула Оля. — Весь город долго обсуждал эту печальную историю.

— Не печальную, а трагическую, — поправил Вадим. — Родители лишились единственной дочери. Жизнь совсем юного человека оборвалась в самом начале. Для меня это был шок. Вот тогда я и решил, что надо что-то придумать, как защитить толстяков и, одновременно, приобщить к физическим нагрузкам.

Оля посмотрела на своего спутника долгим, исполненным обожания взглядом и взяла его под руку. А он под этим лучезарным взглядом вдруг почувствовал себя настоящим героем, сильным, смелым, справедливым. Захотелось выпрямить спину и развернуть плечи. Так и шли они по аллее, сквозь строй раскидистых лип, кроны которых уже тронула осень своей золотой кистью. И обоим очень хотелось, чтобы эта аллея была бесконечной.

Глава 3

Клавдия Валентиновна

Клавдия Валентиновна Логинова всю жизнь проработала учителем младших классов. Она бы и сейчас учила доброму и светлому малышей, если бы не вердикт врачей. Из-за серьезного заболевания сердца доктора запретили ей нервничать и волноваться. А разве можно не нервничать и не волноваться, когда отвечаешь за три десятка детских душ? Вот и пришлось уйти на пенсию по инвалидности. Теперь Клавдия Валентиновна только рассказы сына о школьных проблемах слушала, и все равно волновалась. Неудачи учеников, просчеты педагогов, забюрокрачивание учебного процесса, нескончаемая писанина даже у преподавателей физкультуры, — все вызывало в ней сопереживание, а значит и сердечный отклик.

Слабое от природы сердце Клавдии Валентиновны не выдержало, когда скоропостижно умер муж. Вадим заканчивал школу в то время, серьезно увлекался спортом, легкой атлетикой и имел уже немало наград и медалей за победы на крупных соревнованиях. Он хотел ехать поступать учиться в Москву или Санкт-Петербург. Но смерть отца и болезнь матери изменили его планы. Оставить маму одну в таком состоянии он никак не мог. Пришлось пойти в местный педагогический институт на учителя физкультуры.

Клавдия Валентиновна иногда чувствовала вину перед сыном за свою физическую немощь, за то, что висит у него на шее тяжким грузом. Двадцать восемь лет парню, а он все с мамой возится! Но каждый раз, когда Вадим возвращался домой с работы и она его кормила обедом на кухне, душа ее наполнялась таким счастьем и такой благодарностью, что все болезни отступали. Лучше всяких лекарств снимали сердечные боли похвалы соседок по дому: «Ох, Клава, какого ты хорошего сына вырастила! Золото, а не парень! И вежливый, и воспитанный, и заботливый». А уж победа в конкурсе «Учитель года» просто окрылила пожилую женщину. Она и про одышку забыла, и про перебои в сердце.

Клавдия Валентиновна вернулась с кладбища, куда ходила часто, чтобы навестить могилу мужа. Она старалась это делать в тайне от сына, а то он расстраивался, начинал убеждать ее в том, что так она только бередит старые раны в душе. Глупый, никак не мог понять, что никакие раны она не бередит, а наоборот. Мысленный разговор с супругом, с которым прожила два десятка лет, только помогал ей справляться с жизнью, укреплял ее душевные силы.

Она повесила зимнее пальто на вешалку, с трудом стянула с ног сапоги и прошла на кухню. Надо было готовить обед к возвращению сына с работы. В последнее время он часто задерживался, провожая свою девушку Олю. Но Клавдия Валентиновна, сидя за накрытым столом и глядя в окно, утешала себя: может быть, Дима женится, внуки пойдут. Ах, с какой радостью она бы возилась с малышами!

В замке повернулся ключ, и пожилая женщина встрепенулась от своих дум, вскочила из-за кухонного стола и радостно бросилась в коридор встречать пришедшего.

— Вернулся, сынок!

Клавдия Валентиновна, не сдерживая счастливую улыбку, бережно смахнула с куртки Вадима не успевшие растаять снежинки, на глазах превращающиеся в светлые прозрачные капли.

— Как прошел день?

Снимая верхнюю одежду, сын рассказывал:

— Да как обычно. Зима. Лыжная подготовка. Готовимся к школьным соревнованиям по лыжам. А у моих толстячков, представляешь, ни у кого своих лыж не оказалось! В воскресенье повезу их всех на турбазу за город. Я с Сашкой Тимофеевым договорился. Одноклассника моего помнишь? Турбаза «Сосновая» принадлежит его отцу. Там есть все для спорта и отдыха. Поедем, возьмем лыжи и пробежимся по свежему снегу километров пять. -Вадим по дороге на кухню завернул в ванную, вымыл руки. — Может удастся уговорить, и Оля с нами поедет? Природа, лес, свежий воздух — что еще нужно для хорошего отдыха?

Войдя на кухню, Вадим восхищенно улыбнулся.

— О, мои любимые щи?

— Да, сынок, специально для тебя варила. Садись за стол. Я и котлетки твои любимые пожарила.

Матушка суетилась, выставляя перед сыном свои разносолы. А Логинов с явным удовольствием принялся за обед.

— Ммм, как вкусно! — промычал он, блаженно прикрыв глаза, с полным ртом.

— А я знаешь кого сегодня на улице встретила? — Клавдия Валентиновна присела за стол напротив сына. — Бориса Ефимовича, профессора из нашего педагогического.

— И как поживает мой любимый профессор? Ох, много кровушки он у меня попил, пока я учился. Но я все равно люблю и уважаю этого чудного деда. Как он?

— Хорошо. Передавал тебе привет. Мы же с ним вместе еще в школе учились, так что он мой однокашник.

— Я знаю.

— Обсуждали твою победу на конкурсе.

Логинов бросил на мать недовольный взгляд и снова сосредоточился на щах.

— Мам, ну зачем? Со всеми родственниками, друзьями и соседями уже обсудила, теперь переключилась на однокашников?

— А что ты удивляешься, Дима? Город у нас небольшой, хоть и краевой центр, все друг друга знают. А ты теперь для горожан — человек года! Все тобой гордятся. И Борис Ефимович тоже. Он, кстати, предложил тебе пойти в аспирантуру, написать диссертацию.

— Диссертацию? — Вадим отложил ложку на стол. — Там же кандидатский минимум придется сдавать. А с английским у меня не очень.

— Ничего, сынок, ты же у меня умный, упорный, целеустремленный. Уж если поставишь перед собой цель — обязательно добьешься, — с уверенностью заявила Клавдия Валентиновна.

По выражению лица сына она поняла, что эта мысль запала ему в душу. Вадим отвлекся от еды и задумчиво посмотрел в окно. Спустя пару минут произнес:

— С другой стороны, не боги горшки обжигают. Надо будет заняться и подтянуть английский.

— Конечно, сынок! — обрадованно кивнула мама.

А Логинов принялся размышлять вслух.

— Может Борис Ефимович прав? Советская педагогическая школа, которую он олицетворяет, увы, но по естественным причинам уходит в прошлое. Нужны новые силы, свежие, готовые не только себе пробивать путь по карьерной лестнице, но и что-то менять в педагогике. А у меня уже и опыт есть, и знания, да и сил, думаю, хватит на борьбу с бюрократической машиной. — Логинов шутя продемонстрировал тренированный бицепс. — Позанимаюсь чуток английским, чем там еще надо? И пойду с сентября в аспирантуру, раз предлагают. Вот только как Оля на это отреагирует?

— Ну, — глубокомысленно заявила матушка, — если она тебя любит, то должна не препятствовать, а гордиться таким женихом.

— Свадьбу придется отложить… — Вадим с сомнением покачал головой.

— А ты уже ей предложение сделал? — испугалась мама и прижала руку к сердцу, чувствуя, как оно забилось в ускоренном темпе.

Оля ей нравилась и… не нравилась одновременно. Что-то за ее скромностью и застенчивостью скрывалось, а что — Бог знает! Но Клавдия Валентиновна убеждала себя в том, что просто испытывает материнскую ревность, опасаясь, что будущая невестка вытеснит ее совсем из жизни сына.

— Нет еще, но собирался на Новый год.

— Ты б не торопился, сынок. Женитьба — дело серьезное. Тут никак нельзя ошибиться.

— Ладно, мам, чего ты так разволновалась? — Вадим протянул руку и ласково погладил мать по плечу. — Я ничего еще не говорил Оле. Просто эта мысль зреет в моей голове. Мне уже двадцать восемь, вполне можно о собственной семье подумать. Да и Оля, она замечательная. Я ее очень люблю.

— Хорошая девушка, согласна. Но карьерой жертвовать ради семьи мужчина не должен. Это удел женский. А аспирантура, диссертация откроют перед тобой такие возможности! Может со временем директором школы станешь или даже министром образования края.

— Ну, ты выдумала, мам! — Усмехнулся Вадим, а про себя подумал: «Почему бы и нет?»

Он чувствовал в себе столько силы, не только физической, но прежде всего душевной, что никакие сложности и препятствия не пугали. После победы на конкурсе уверенности в себе прибавилось. А система образования в стране, по его мнению, нуждалась в неотложных и серьезных изменениях. Кто-то же должен был разгребать кучу наделанных предшественниками ошибок! Так почему не он?..

Глава 4

Рита Зотова

Зотову все считали первой красавицей класса, и даже не одного 11«Б», а всех старшеклассников, хотя классической красотой она не обладала. Стройная фигурка с ногами, что называется, «от ушей», симпатичное личико с мелкими, слегка асимметричными чертами. Вроде ничего особенного. Но была в этой рано повзрослевшей девушке какая-то изюминка, какой-то манок, заставляющий парней оборачиваться ей в след.

Она всегда выглядела старше своих лет. Уже в четырнадцать запросто проходила фейс-контроль в ночных клубах, куда до восемнадцати не пускали. В четырнадцать Ритка стала ходить с шестнадцатилетним Тёмкой Морозовым, по которому вздыхали все девчонки с пятого по девятый классы. А Тёмка выбрал ее. Ох, как завидовали ей одноклассницы!

Через год родители Морозова купили квартиру в новом доме и переехали в другой район, сменив и школу для сына. Рита не долго переживала по поводу утраты статусного поклонника, а обратила внимание на десятиклассника Антона Демченко. Этот был даже круче Тёмы, потому что считался лидером компании местных хулиганов. Девчонки по Демченко не вздыхали, зато его побаивались и уважали за бойцовский дух и крепкие кулаки.

У Антона всегда были деньги. Своими глазами Ритка не видела, но поговаривали, что он вытряхивает мелочь из карманов школьной мелюзги, берет дань с местных очкариков-ботаников за то, чтобы их никто не травил. Ходили слухи, что Демченко как-то связан с криминалом, с серьёзными людьми из воровского мира. Вранье это или правда — никто не знал. Но испуганные шепотки за спиной только прибавляли Антону важности и солидности, что несомненно привлекало красотку Зотову.

Ей было наплевать откуда у него деньги, главное, что он их тратил на ее прихоти! Хочешь в кино? Пошли! Хочешь мороженого от пуза? Заваливаем в кафе! Хочешь яркую и модную шмоточку с рынка? Да пожалуйста! Антону Демченко ничего не жалко для своей девушки!

Но тратить свои кровные бабки на Ритку только «за красивые глаза» Антон не хотел. Пришлось действительно стать его девушкой. Это произошло на даче родителей Антона, когда те уехали в отпуск, а ключи оставили сыну. Демченко наврал, что собирает компанию друзей, чтобы потусоваться, выпить, оттянуться по полной. На деле небольшой скромный дачный домик недалеко от города оказался пуст. Со слов Антона выходило, что друзья внезапно скопом не смогли приехать. Очень жаль, но не возвращаться же в город на ночь глядя. Ритка все поняла, сделав вид, что поверила этому вранью, а про себя решила: «чему быть, того не миновать».

После ночи в одной постели с хозяином дачи Рита была несколько обескуражена: и об этом с таким восторгом пишут в женских романах?.. Это нелепое дерганье и пыхтение окутывают романтическим флёром писатели на протяжении столетий?.. Смешно! Но, к удивлению Ритки, Антоха был тааак доволен, на его физиономии отразилось такое блаженство, что он тут же подарил ей забавный и модный браслетик. Ну, за такие безделушки можно и потерпеть, решила Зотова и успокоилась.

Рита была умной девушкой и быстро поняла, что давать просто так Антону не следует, — быстро пресытиться и потеряет к ней интерес. Поэтому каждый раз заставляла парня немного помучиться, раскошелится на что-то более серьезное. Вкус постельных утех она со временем распробовала и сама. Но гораздо большее удовольствие приносило ощущение своей власти над парнем. Он, как дрессированная собачка, готов был ради ее благосклонности прыгать на задних лапках, выполнять любой ее каприз.

К моменту окончания школы Демченко замели на какой-то краже в составе преступной группы и посадили. Рита немного повздыхала по своему приятелю, но ходить в тюрьму на свидания и носить передачки не стала. Она благоразумно решила прошлое оставить в прошлом. В голове ее к тому времени сформировался чёткий жизненный план.

Особой тягой к знаниям Зотова не страдала, хотя училась не хуже всех, средненько. Но идти в институт после школы и гробить свое здоровье еще пять лет над пыльными учебниками не собиралась. Пусть грызут гранит науки те, кому бог красоты и женской привлекательности не дал! Она же решила сосредоточиться на изучении куда более практичной науки — науки охмурять, очаровывать, ловить в свои сети мужчин.

Рита намеревалась со временем удачно выйти замуж за человека статусного и состоятельного, способного обеспечить все ее потребности. Но это была весьма отдаленная цель, задача — максимум. На пути к ней надо было решить более мелкие задачки.

Зотова перешла в выпускной класс и оглянулась вокруг себя: никаких более-менее интересных личностей мужского пола поблизости не было, одна мелкота. А чтобы добраться до серьёзных мужчин с деньгами надо было тренироваться, как в спорте, регулярно и раз за разом повышая уровень сложности. Уровень же своих одноклассников она давно переросла. А терять напрасно целый год до окончания школы не хотела, так можно было и квалификацию утратить.

На школьной линейке 1 сентября ее взгляд скользнул по кучке учителей, толпившихся у крыльца. Разодетые тётки преклонного возраста, толстые, бесформенные; несколько молодых училок в строгих костюмах с минимумом косметики на лице (серые мыши!), и всего три представителя сильной половины человечества: физик, историк и физрук. Физрук! Молодой, спортивный, подтянутый Вадим Андреевич Логинов сразу привлек внимание Ритки, потому что историк был стар и лыс, а физик относился к категории «соплей перешибить можно». Кто на такого позарится?

Рита все взвесила, осмыслила и начала наступление незаметно, исподтишка. На уроки физкультуры она приходила в подчеркивающих ее идеальные ноги лосинах. Модная футболка не только обтягивала весьма аппетитную грудь, но и позволяла мужскому взгляду заглянуть в глубокое декольте. Она тщательно красилась перед уроком, стараясь выделить хорошенькие глазки и подчеркнуть помадой пухлые чувственные губы.

Но Логинов обращал на нее внимания не больше, чем на других. Слепой он, что ли? Пришлось даже пойти в секцию легкой атлетики, которую вел молодой препод. Народа на тренировки приходило немного, поэтому девушке нередко удавалось услышать из уст Вадима Андреевича: «Зотова, молодец!» После такой похвалы Ритка буквально взлетала в прыжке над металлической планкой и приземлялась на мат под одобрительные возгласы ребятни.

Ходили слухи, что у Логинова роман с молоденькой географичкой. Рита присмотрелась к сопернице и презрительно фыркнула: ни кожи, ни рожи! Ничего яркого и привлекательного в географичке не было, а значит и ревновать не имело смысла. Лучше было сосредоточиться на задаче и активизировать свою деятельность.

Однажды на уроке физры Зотова сделала вид, что подвернула ногу после прыжка в высоту. Перелетев планку и приземлившись на стопку матов, она театрально вскрикнула и застонала, схватившись рукой за лодыжку. Вадим Андреевич тут же подбежал к ней.

— Что такое? — склонился он над девушкой с встревоженным видом.

— Кажется я ногу подвернула, — тоненьким дрожащим голоском пробормотала Ритка и жалобно взглянула на тренера.

— Где больно?

— Вот здесь…

Логинов, опустившись коленями на мат рядом с Зотовой, осторожно ощупал ее ногу. На лбу его при этом появилась сосредоточенная поперечная морщинка. Ритка чуть не улыбнулась, глядя на эту симпатичную морщинку, но вовремя вспомнила о своей роли и громко всхлипнула.

— Ну-ка пошевели пальцами.

Рита пошевелила.

— Да не руки, а ноги! Шевелятся?

— Шевелятся, Вадим Андреевич, шевелятся. Да ничего страшного! — попыталась заверить она, опасаясь переиграть. — Я сейчас посижу немного, и все пройдет. Лучше помогите мне до скамейки добраться.

Под заинтересованными взглядами всего 11 «Б» Логинов помог Зотовой подняться с мата и, обхватив ее одной рукой за талию, повел к скамейкам, стоящим вдоль стены спортивного зала. Ритка при этом почти висела на нем, обняв препода за шею и прыгая на одной ноге.

Усадив пострадавшую на скамью, Вадим присел рядом на корточки и осторожно стянул с ее правой ноги кроссовку. Никаких признаков повреждения видно не было. Но девушка тихонько охнула, когда он чуть нажал кончиками пальцев на голеностоп.

— Это растяжение, Зотова. Тугая повязка и покой на несколько дней. Можно противовоспалительной мазью помазать, — сказал он внутренне успокаиваясь. Только травм ему на уроке не хватало!

— Как же я теперь на каблуках ходить буду? — интимным шепотом поинтересовалась Ритка и бросила на препода такой томный взгляд, что Вадим Андреевич растерянно моргнул.

— Какие еще каблуки? В тапочках ходить будешь, пока не пройдет. Ладно, Зотова, посиди до конца урока, а там, если лучше не станет, пойдем в медпункт, — Логинов встал и повернулся к притихшему и таращившемуся на них с нескрываемым любопытством классу: — Построились! Бегом по кругу!

Прозвучал свисток тренера, а следом загромыхали тяжелые шаги по паркету. Рита сидела в уголке на скамейке вытянув якобы больную ногу и с удовлетворением вспоминала, как сильная рука Вадима обнимала ее за талию, поддерживала бережно и аккуратно. Она даже потрогала свой левый бок: там до сих пор ощущалось тепло от его большой ладони. Ритка прикрыла глаза, представляя, как эти ладони ласкают все ее тело… и улыбнулась. Ей показалось, что руки Вадима Андреевича сами, как бы помимо воли своего хозяина, тянулись к ней. Еще бы! Нет, никакая географичка ей не страшна. Зотова выпрямила спину, развернула плечи и постаралась вытянуть ногу так, чтобы со стороны это смотрелось красиво и изящно. Душа ее ликовала, как только немного встревоженный взгляд учителя физкультуры обращался в ее сторону.

Но радость и торжество оказались преждевременными. Перед следующим уроком физры Логинов поинтересовался у Риты, как она себя чувствует, не болит ли нога, и посоветовал заниматься не в полную силу. Больше внимания на Зотову он не обращал. Ритка мысленно скрипнула зубами.

Приближался Новый год. Двадцать пятого декабря старшеклассники устраивали традиционный праздничный вечер с музыкой и танцами. Администрация школы старалась не вмешиваться в дела молодежи, выделяя всего парочку преподавателей на вечер, чтобы следили за порядком и безопасностью. А так выпускникам представлялась возможность почувствовать себя почти взрослыми и самостоятельными.

Валерка Гусев вызвался подобрать музыку для тусовки. 11 «А» взял на себя ответственность за оформление актового зала, в котором планировалось провести вечер. Девчонки шушукались на переменах, обсуждая свои наряды. Парни прикидывали, удастся ли пронести на праздник выпивку и спрятать так, чтобы дежурные преподы не нашли.

Рита Зотова к концу декабря пришла к выводу, что надо переходить в наступление. Она тешила себя мыслью, что Вадим заглядывается на нее и молча глотает слюни, не решаясь связываться с несовершеннолетней. Ничего, надо только подтолкнуть его к активным действиям и все пойдет как по маслу! Он же нормальный мужчина из плоти и крови. А ни один нормальный мужик не мог остаться равнодушным к ее юным прелестям.

Декабрь в том году был щедр на снега и метели. По обочинам не слишком широких улиц кавказскими хребтами громоздились сугробы. За городом снега было столько, что даже заядлые лыжники не решались сунуться в лес. А деревья, особенно сосны и ели, стояли укутанные в белые шубы по самые макушки.

На центральной площади города установили традиционную новогоднюю ёлку, украсив ее электрическими гирляндами. Долгими зимними вечерами огоньки на лесной красавице сверкали и переливались всеми цветами радуги, даря горожанам праздничное настроение.

В школе актовый зал тоже сверкал гирляндами и блестящей мишурой, предвещая скорый праздник. Рита Зотова с самого утра чувствовала какое-то нервное возбуждение, будто непременно должно было произойти нечто важное, эпохальное. Она с особой тщательностью выбрала себе наряд, чтобы выглядеть как можно более сексуально, сделала прическу, маникюр, макияж, стащила у матери французские духи. Туфли на высокой шпильке завершали образ сексапильной и раскрепощенной красотки.

Дежурными преподавателями Галина Ивановна на этот вечер назначила Логинова и историка Тарасова Игоря Николаевича. Предвкушая большую охоту, Ритка отправилась в школу.

Старое здание школы притихло и сосредоточенно прислушивалось к тому странному, что происходило внутри. Темные окна казались закрытыми глазами. Двери центрального входа, как плотно закрытый рот не впускали никого посторонних.

А в актовом зале гремела музыка. Гусев изображал из себя крутого диджея и кривлялся на сцене, где было установлено музыкальное оборудование. Молодежь толкалась в центре просторного зала, освобожденного от привычных кресел. Их частично вытащили в рекреацию, а частично сгрудили за колоннами вдоль стен.

Под ритмичную электронную музыку по потолку метались разноцветные блики от круглой лазерной штуковины, напоминающей крутящийся пупырчатый шар. Красные, синие и желтые лучи как выстрелы бластеров из «Звездных войн» пронзали пространство зала, выхватывая из темноты взлохмаченные головы и воздетые вверх руки танцующих. Тяжело бухали басы, заставляя сердце сбиваться с привычного ритма. Толпа старшеклассников колбасилась в центре зала, ритмично подергиваясь и извиваясь гибкими молодыми телами.

Ритка первым делом стрельнула по залу глазами, выискивая Вадима. Тот стоял в уголке и что-то обсуждал с историком, лысым противным толстяком, которого в школе не любили за вредность и занудство. Надо было привлечь к себе внимание! И Рита, расталкивая локтями одноклассников, пробралась в середину танцпола.

Едва стихла одна мелодия, Зотова крикнула на весь зал:

— Давай, Гусь, пожарче!

Грохнул оглушающий аккорд, и Ритка издала одобрительный вопль, потонувший в общем шуме. Она прыгала, вскидывала руки, вихляла бедрами с такой азартной энергией, что очень быстро вокруг нее образовалось свободное пространство. А другие танцующие с интересом поглядывали на отвязную красотку. Ей нравилось быть в центре внимания. Но сегодня было важно только одно: смотрит ли в ее сторону неприступный физрук. Он смотрел! Заметив его взгляд, Ритка поддала жару. Со стороны казалось, что она вот-вот выпрыгнет из блестящего и очень короткого облегающего платья.

Откуда ни возьмись рядом материализовался Гусев.

— Ну как тебе музон? — поинтересовался он, перекрикивая оглушающую музыку.

— Просто класс, Валерка! — ответила Зотова, широко улыбаясь. — А медленное что-нибудь будет?

— Хочешь со мной потанцевать? — шепнул ей на ухо Гусь, нагло ухмыльнувшись.

— Не с тобой, Валерочка, ты еще маленький для таких танцев.

Гусев нахмурился и ушел, не сказав больше ни слова. Но музыка сменилась. По просторному залу потекли, заструились медленные лиричные мелодии. Тут же толпа танцующих распалась на пары, движения стали плавнее и мягче. Рита решительно повернулась и направилась к застывшему у колонны Вадиму.

— Можно пригласить вас на танец, Вадим Андреевич? — пропела сладким голосом Зотова, улыбаясь обольстительно и глядя на препода томным взглядом.

Но в этот момент Логинов заметил компанию парней из 11 «Б», которые пошептались и с подозрительно целеустремленным видом направились к выходу. Вадим отодвинул в сторону Зотову, буркнув: «В другой раз», и пошел следом за парнями, чувствуя, что те задумали что-то нехорошее. Ритка осталась стоять на месте, растерянно хлопая густо накрашенными ресницами.

Логинов вышел в темную пустую рекреацию и, ориентируясь по звуку шагов, пошел в сторону туалетов. Компания пацанов обнаружилась в мужском туалете. Они стояли кружком и под шуточки и смешки передавали друг другу по очереди бутылку, прикладывая горлышко к губам. Их разгоряченные танцами лица отражались в зеркалах над раковинами.

— А теперь меня угостите! — потребовал Вадим Андреевич строгим голосом и протянул руку.

Ребята растерялись, застигнутые врасплох. Стас Митрохин попытался спрятать бутылку за спину, одновременно толкая локтем Серегу Ступина, чтобы тот принял эстафету.

— Митрохин, не дури, — покачал головой физрук. — Вы знаете правило: на школьном вечере никакого алкоголя. Давай сюда бутылку.

Проштрафившиеся пацаны еще немного поупрямились, поныли, жалуясь на дурацкие правила, но бутылку отдали.

— И вы пьете эту гадость? — подкинул в руке трофей Логинов. — Не бережете вы свое здоровье, ребята, а зря. В общем так, до конца вечера это пойло будет у меня. После отдам. Но только после! Всем ясно?

Он окинул взглядом притихших и обиженных мальчишек, но возражений не последовало.

— Тогда вперед, молодежь, идите веселиться.

— А на трезвую голову веселиться не получается, — недовольно проворчал Валерка Гусев, выходя из туалета последним.

— Ничего, придется научиться! — Логинов подтолкнул его в спину, а сам пошел в учительскую, чтобы убрать от греха подальше бутылку с дешевым вином.

Он открыл дверь учительской ключом, щелкнул клавишей выключателя. Под потолком недовольно шипя и потрескивая с задержкой вспыхнули лампы дневного света. Вадим подошел к своему столу, склонился к ящику. Но длинная бутылка ни в какой ящик не влезала. Тогда он повернулся к шкафу, где хранились папки с методической литературой, и распахнул лакированную дверцу. Пряча бутылку, Логинов усмехнулся, представив, что может произойти утром в понедельник, если он забудет вернуть пойло ребятам. Он вовсе не собирался закладывать семнадцатилетних дурачков. Просто пожалел завуча Наталью Васильевну: у нее же давление подскочит, если увидит это безобразие в шкафу!

Дверца шкафа скрипнула, и Вадим не услышал, как кто-то вошел в учительскую. Неожиданно свет погас.

На несколько секунд Вадим ослеп в темноте. Вдруг чьи-то руки обняли его за шею, упругая девичья грудь прижалась к его груди. Горячие влажные губы впились в его рот с такой жадностью, что первоначальная растерянность тут же уступила место возмущению. Логинов, не успев подумать, с силой оттолкнул незнакомку. Послышался вскрик и грохот упавшего стула.

Вадим метнулся к выключателю и зажег свет… На полу сидела Рита Зотова. Подол ее короткого платья задрался, почти полностью обнажая длинные стройные ноги. Девица растерянно хлопала густо накрашенными ресницами и вертела в руке туфлю с каблуком-шпилькой. Каблук оказался сломанным.

— Зотова, что это было?! — спросил он, нависая над девушкой.

— Вы мне каблук сломали!

— К черту каблук! Ты с ума сошла?!

— Что вы на меня кричите, Вадим Андреевич? Лучше помогите встать. Вот как я теперь буду танцевать со сломанным каблуком?

Вадим помог ей подняться, придержав за руку. Девушка сокрушенно вздохнула, потом наклонилась и надела туфлю на ногу. При этом ей пришлось опереться на своего преподавателя. Рита выпрямилась и, глядя прямо в его глаза, прошептала, улыбаясь томной, соблазнительной улыбкой:

— Ну чего ты боишься, Вадим? Никто же не узнает. Это будет наша с тобой тайна.

Она снова попыталась обнять Вадима и потянулась, подставляя губы для поцелуя.

Но Логинов отвернулся, а потом схватил ее сзади за шею жесткими пальцами, как нашкодившего котенка за шкирку, и неделикатно подталкивая, выставил за дверь, прошипев в спину:

— Пошла вон, бесстыжая!

Дверь учительской захлопнулась, а Ритка стояла, как оплеванная, не зная, что делать дальше — идти в зал, где продолжались танцы, или отправляться домой не солоно хлебавши? Он вышвырнул ее, как бродячую кошку! Он смотрел на нее с презрением и брезгливостью, словно она блохастая! Волна злости сконцентрировалась в животе и плеснула вверх, горьким комом подкатив к горлу. Сволочь! Он просто вытер о нее ноги. Нет уж, никому и никогда Рита Зотова не позволит вытирать о нее ноги! Ритка потерла шею, все еще чувствуя прикосновение его пальцев, выпрямила спину и, прихрамывая на правую ногу, отправилась в актовый зал.

Она сняла туфли и бросила их за первой же колонной. Плевать на сломанный каблук! Растолкав толпу танцующих, пробралась в центр зала и принялась отплясывать с такой яростью, что от нее постарались отодвинуться подальше.

— Валерка, Гусь! — крикнула Ритка сквозь грохот музыки. — Пошли потанцуем! Давай зажжем, гусеныш!

А Вадим, когда за спиной самозванки закрылась дверь, достал злополучную бутылку вина и сделал несколько больших глотков прямо из горлышка, пытаясь остудить разбушевавшееся внутри пламя. Ну что за молодежь пошла?! Нет, он не был ханжой, спокойно воспринимал свободу нравов. Но чтобы так!..

Господи, как же ему повезло с Оленькой! Помимо красоты, ума и ангельского характера, Оля была скромной, даже застенчивой. До сих пор щечки ее покрывались ярким румянцем, когда он ее целовал. Да и первый поцелуй у них случился спустя месяц после знакомства. В Оленьке была какая-то чистота, необычайно редко встречающаяся в наше время. Именно сейчас он осознал это с особенной ясностью. «Надо жениться, — решил про себя Логинов, убирая вино обратно в шкаф. — Вот на Новый год и сделаю официальное предложение. Только кольцо надо успеть купить. А то осталось всего пять дней».

После вечера старшеклассники стайками стали разлетаться от школы в разные стороны, кто где жил. Рита Зотова вышла на улицу вместе с пацанами — свитой Валерки Гусева. Разгоряченные танцами, ребята шли в распахнутых куртках, подставляя лица морозному ветру, несущему редкие хлопья белого снега.

— Проводи меня до дома, Гусь! — потребовала Ритка капризным голосом.

Парни переглянулись: это что-то новенькое! Первая красавица класса, на которую все пацаны смотрят с немым восторгом, сама выбрала себе провожатого?

— Я?.. — не веря своему счастью переспросил Гусев.

— Ты, ты. Проводишь?

— Конечно, провожу…

— Тогда пошли!

Зотова подхватила под руку одноклассника и поволокла в сторону своего дома, оставив ошарашенных друзей с завистью смотреть им вслед.

Дойдя до панельной пятиэтажки, Валерка остановился возле подъезда и, засунув руки в карманы куртки, неуверенно переминался с ноги на ногу. Но девушка решительно подтолкнула его к двери. Вошли в теплый, пропахший пылью, смесью пищевых запахов и кошачьей мочи, подъездный сумрак, где не горела ни одна лампочка. Ритка молча толкнула своего спутника в самый темный угол и прижала его спиной к стене.

— Хочешь меня, Валерочка? — зашептала прямо в лицо, обдавая парня головокружительным ароматом французских духов.

— …Угу, — совсем растерявшись пробормотал Гусев. — Что, прямо здесь что ли?

— Прямо здесь.

— А вдруг кто-нибудь войдет?..

— Хм, — улыбнулась в темноте Зотова. Она резким движением задрала подол его куртки и нашарила пальцами пряжку брючного ремня. — Не трусь, герой, мы по-быстрому.

Глава 5

Лиза

Глаза слезились и болели от перенапряжения. Лиза моргнула пару раз, прогоняя неприятное ощущение песка под веками, вздохнула и перевернула страницу учебника. Губы ее беззвучно зашевелились, проговаривая текст очередного раздела истории. Круг света от настольной лампы выхватывал из темноты письменный стол, заваленный тетрадками и книжками, сложенные друг на друга руки упорной ученицы, ее склоненную светловолосую головку.

За спиной скрипнула дверь. Лиза вздрогнула от неожиданности и обернулась. На пороге стояла мама в длинном шелковом домашнем халате с распущенными по плечам волосами.

— Лизонька, уже половина второго ночи, а ты все корпишь над учебниками! — шепотом попеняла ей мать. — Глаза испортишь! И так в очках уже ходишь. Здоровье хоть побереги.

— Мам, у меня завтра итоговая проверочная по истории, — так же шепотом ответила Лиза, зная, что громко говорить нельзя — отца разбудят.

— Все равно нельзя же ночь напролет заниматься!

— Да мне всего одна глава осталась. Я скоро закончу, — уверила Лиза и постаралась улыбнуться маме с бодрым видом. Но улыбка вышла вымученная, жалкая.

Из-за плеча мамы появился отец с хмурым выражением лица.

— О чем вы тут болтаете, полуночницы? — строго спросил он.

— Да вот Лиза закопалась со своей учебой, корпит над историей, — пожаловалась мать, рассчитывая на поддержку супруга. Но тот только еще больше нахмурился.

— И правильно, пусть занимается. У нее есть четкая цель — золотая медаль по окончании школы. Вот девочка и старается. А ты, Маша, ей мешаешь. Пойдем спать, не отвлекай ребенка. Разве ты не знаешь, что большие цели требуют больших усилий?

Он силой увел маму из комнаты дочери и тихо прикрыл за собой дверь. Снова ватная тишина заполнила пространство, а Лиза попыталась сосредоточиться на учебнике.

Родители были самыми главными людьми в ее жизни. Владимир Петрович Меликов — известный в городе адвокат — непререкаемый авторитет для дочери. Мама — Мария Игоревна — врач-педиатр, на прием к которой записывались в очередь. Лиза гордилась своими родителями и всеми силами старалась соответствовать их ожиданиям. А ожидания их, в особенности отца, были высокими.

«Род Меликовых, — говорил отец, — древний и достойный всякого уважения. Среди твоих предков, Лиза, были дворяне, верой и правдой служившие российским императорам, полководцы, ученые, деятели искусства. Не было ни одной заурядной личности! И ты, дочь, должна соответствовать. Я закончил школу с золотой медалью, мама — с серебряной. Мы оба получили в институте красный диплом, стали первоклассными специалистами. Не зря я считаюсь лучшим адвокатом в городе, а мама — лучшим педиатром. Вот и ты должна стать лучшей в своем выпуске. Тем более, что у тебя есть для этого способности. Ты же умница! Так что занимайся, трудись, и не подведи нас!»

И Лиза трудилась. В выпускном классе пришлось забыть о прогулках по улице, о посиделках с подружками, об отдыхе. Даже на каникулах она занималась с репетиторами по математике и русскому языку каждый день. Ведь впереди были сложные экзамены.

Учителя в школе уже смотрели на Лизу Меликову, как на медалистку и преимущественно ставили пятерки по всем предметам. Случайные четверки выбивали Лизу из колеи и так расстраивали, что девочка даже плакала, а добрые учителя жалели ее и исправляли неуместную четверку на пятерку. Зачем же расстраивать ребенка, если он так старается?!

Самым любимым предметом у нее был английский язык. Она даже заикнулась отцу о поступлении на филфак. Но папа был непреклонен: только юридический, на худой конец медицинский. Она должна продолжить династию. Но наслушавшись рассказов мамы о препарировании трупов в анатомичке, Лиза даже представить себе не могла учебу в медицинском, да и учиться там дольше на целый год. Пусть уж будет юридический. Уж что-что, а зубрить она умела. Бог памятью не обидел.

Домучив последний раздел учебника и с облегчением захлопнув книгу, Лиза выключила настольную лампу и поплелась к кровати. Усталость свинцовой тяжестью скопилась в ногах, в руках, отяжелила веки так, что глаза сами собой закрылись, едва голова ее коснулась подушки. Девочка блаженно потянулась, устраиваясь поудобнее под одеялом.

Ей оставалось около пяти часов на сон и отдых. Но сон, как специально, не спешил к ее изголовью. Лиза ворочалась с боку на бок. В голове при этом ворочалась какая-то мутная взвесь из обрывков мыслей: «Вот не высплюсь сегодня и историю напишу плохо, на четверку. Что я скажу отцу?», «Успеют ли к выпускному сшить платье?», «Какое, к черту, платье? Экзамены на носу!», «Может быть, получится уговорить отца и поступать на филфак, а не на юридический? Вряд ли…». Так она и промучилась до самого рассвета и забылась беспокойным сном лишь когда солнечные лучи позолотили небо над восточной частью города.

11 «Б» сдавал нормативы по легкой атлетике. Бежали полтора километра по школьному стадиону. Вокруг стадиона еще было полно весенних луж, но беговые дорожки уже просохли.

Логинов с секундомером стоял у отметки финиша. Мимо него пробежала, красиво выбрасывая длинные стройные ноги, Рита Зотова, даже не взглянув в сторону своего препода.

Хрипло дыша и смешно махая руками, пробежала Леся Мухина. К концу учебного года она не то, что похудела, но как-то подтянулась, оформилась и уже не напоминала квашню. Ежедневная получасовая гимнастика, а также воскресные тренировки вошли в привычку. Вот и сегодня она вместе со всеми одноклассниками сдавала нормативы.

— Мухина, молодец, пять баллов! — выкрикнул Вадим Андреевич на весь стадион, едва мимо него пробежала толстушка.

Никто из класса больше не смеялся над Мухиной. А про фамилию Слонова давно забыли. Ребята с нескрываемым удивлением наблюдали, как Леся бежит и бежит ничуть не хуже остальных. И позубоскалили бы, да не над чем!

Последней к финишу подбежала Лиза Меликова. В руке учителя щелкнула кнопка секундомера, останавливая бег стрелки.

— Плохо, Меликова, — вздохнул удрученно Логинов. — С таким результатом не то, что о золотой, вообще о медали мечтать не приходится.

Лиза, тяжело переводя дыхание, остановилась возле учителя. Из ее горла вырывалось хриплое дыхание, по лицу текли струйки пота. Вадим Андреевич что-то записал в листок бумаги, прикрепленный к планшету, и строго посмотрел на ученицу.

— В общем так, Меликова, нормативы ты не сдала, плюс несколько прогулов за полугодие. В итоге у тебя получается годовая тройка по физкультуре.

— Но, Вадим Андреевич, — забормотала Лиза, чувствуя, как сердце ее проваливается куда-то в живот и тонет там в бездонном омуте страха, — я не прогуливала, я к олимпиадам готовилась. У меня в те дни консультации с преподавателями были.

— Олимпиады, Меликова, это хорошо. Но прогуливать другие уроки они право не дают. Так что уж извини, золотая медаль отменяется. Сама виновата. Вон даже Олеся Мухина за год подтянулась так, что все нормы сдала. А что было в сентябре, помнишь? Если бы ты, Лиза, хотя бы старалась и регулярно ходила на физкультуру, я бы пошел тебе навстречу. Но ты же просто забила на физру (так это у вас называется?).

— Вадим Андреевич!.. — заныла Лиза, но Логинов был строг и непреклонен. Он отдал распоряжение возвращаться в зал и первым направился к зданию школы. Молодежь, что-то обсуждая шепотом, потянулась не спеша за ним.

Лиза осталась одна, опустившись прямо на беговую дорожку и не чувствуя холода. Слезы неостановимыми потоками текли по ее щекам. В голове стоял непонятный звон, словно кто-то ударил в церковный колокол. Не получить медаль из-за какой-то физры! Это катастрофа… Отец ее просто убьет, нет, не физически, он никогда не поднимал руку на единственную дочь, но морально. Он просто посмотрит на нее полным вселенского разочарования взглядом, и жизнь для Лизы кончится, потому что не будет больше смысла жить. Она не оправдала надежды и чаяния всего рода Меликовых…

Сырой весенний ветер остудил разгоряченное бегом тело, и толпы мурашек забегали по спине, по плечам. Лиза зябко поёжилась и, с трудом поднявшись на ноги, медленно побрела к школе. Ее охватило отчаяние. Что делать? Если она не получит золотую медаль, лучше умереть.

В раздевалке, едва туда вошла Меликова, разом прекратились шум и гвалт. Несколько десятков глаз обратились на ее зареванную физиономию. Лиза, шаркая ногами по полу, прошла к своему месту и рухнула на низенькую скамейку.

— Ты чего, Лиз? — спросила Машка Караваева. — Кто тебя обидел?

Девочки, забросив переодеваться, сгрудились вокруг одноклассницы.

— Так ей Логинов, сволочь, трояк по физре в аттестат грозится поставить, — сообщила Зотова, уперев руки в бока и нависая над Лизой.

— Так с трояком золотую медаль не дадут, — растерянно сообщила Таня Шестопалова, самая маленькая девочка в классе, похожая на мышку.

— Вот именно!

Лиза всхлипнула и, закрыв лицо ладонями, заревела еще горше. Подружки принялись наперебой ее утешать.

— Лизка, ну что ты ревешь, как маленькая? — раздраженно буркнула Зотова. — Слезами же горю не поможешь. Надо идти к завучу и жаловаться на Логинова. Ты пойми, что школа заинтересована в твоей золотой медали не меньше тебя. Это же престиж для школы! Так что иди к Наталье и ной, канючь, плачь, чтобы добрая завучиха повлияла на строптивого физрука.

Лиза перестала плакать и всхлипывать и с надеждой взглянула на Ритку.

— Чё сидишь? Давай переодевайся и беги к завучу! — скомандовала Зотова, толкая Лизу коленом в бок. — Шевелись давай. Нет у тебя времени на слёзы, рёва-корова.

Ноги не хотели идти, вдруг наполнившись непонятной тяжестью. Но Лиза заставляла себя и с усилием передвигалась в бурном море школьной детворы, заполнившей рекреацию на перемене. Ей было стыдно жаловаться на учителя и просить о помощи.

Отец всегда говорил, что помощи просит только слабый человек. А быть слабым стыдно. А уж жаловаться или доносить на кого-то — вообще последнее дело. Что будет, если папа узнает о жалобе дочери? Лиза замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась, не замечая, как ее со всех сторон толкают младшеклассники. А что будет, если она не получит золотую медаль? Сердце вдруг бухнулось в грудную стенку и застучало с удвоенной силой, а в животе мелко-мелко задрожала тонкая струна страха. Нет, с Логиновым ей в одиночку не справиться. Тут без посторонней помощи не обойтись, как ни крути. Завуч Наталья Васильевна дама строгая, но добрая и к ней, Лизе, относится хорошо. Лучше выслушать упреки и осуждение от нее, чем от отца. Лиза с усилием выпрямила спину и пошла к двери учительской. Будь что будет!

***

— Вадим Андреевич, задержитесь, пожалуйста, — вежливо попросила Наталья Васильевна.

Вадим уже собирался идти домой, но остановился у двери и обернулся на завуча. Наталья Васильевна была невысокой, по-девичьи хрупкой женщиной. Издали ее вполне можно было принять за девчонку, чему способствовала и короткая молодежная стрижка. Но седина и глубокие морщины выдавали солидный возраст. А под ее строгим взглядом большинство взрослых невольно начинали ощущать себя школьниками.

— Хорошо, — кивнул Вадим и вернулся в учительскую.

— Вадим Андреевич, ну что ж вы довели бедную девочку до слёз? — с упреком покачала головой завуч.

— Кого это я довел до слез?

— Лизу Меликову. Она сегодня приходила ко мне, жаловалась, что вы хотите лишить ее золотой медали.

— Хм, — хмыкнул Логинов и сел за стол напротив Натальи Васильевны, — значит пришла и нажаловалась. Я не удивлен. Ведь это так просто — слезами вымогать хорошие оценки.

— Вы несправедливы к Лизе. Она умненькая, старательная девочка и совершенно заслуженно идет на медаль.

— А я вот так не считаю, — мотнул головой Вадим. — Я вообще считаю, что все эти медали — настоящая фикция. Ну не может нормальный ученик одинаково интересоваться всеми предметами сразу. Такой тотальный интерес не свойственен природе человека. Не может ребенок отлично успевать по математике и, одновременно, быть первым по гуманитарным предметам. А значит добрые учителя ради получения медали тянут его за уши на высший балл, что по своей сути является обманом. А я против обмана. И если Лиза Меликова прогуливает занятия физкультурой и не сдает итоговые нормативы, значит не заслуживает пятерки в аттестате.

Наталья Васильевна нахмурилась и сцепила руки в замок, сверля коллегу холодным острым взглядом.

— Решили пойти на принцип? А ради чего? Ну испортите вы аттестат девочке, вам-то что с этого?

— Зато совесть моя будет чиста! — заявил Вадим, спокойно выдерживая взгляд завуча и не отводя глаза. — По большому счету, еще ни один выпускник школы не умер, не получив медаль.

— С этим я готова согласиться, — неожиданно кивнула Наталья Васильевна. — Но лишать ребенка медали из-за какой-то физкультуры…

— Какой-то? — Вадим от этих слов сразу весь подобрался, словно встал в боевую стойку. — Не ожидал, Наталья Васильевна, что вы, именно вы считаете физкультуру второстепенным предметом. Вы же педагог еще советской закалки. Разве не вы мне внушали, что школа должна готовить всесторонне развитую личность? А в гармоничном развитии ребенка физическая активность имеет очень важное значение.

— Но физические возможности у всех детей разные.

— Как и умственные.

— Вы же понимаете, что Лизе просто некогда было ходить на физкультуру, учитывая ее нагрузку. Она же выступала на нескольких олимпиадах за нашу школу. И победила на них, между прочим! Почему бы вам не быть снисходительным к ней? Ну не пробегает она стометровку за полагающиеся секунды, и что? Для ее дальнейшей жизни это не имеет никакого значения.

Логинов встал и склонился над строгой, но хрупкой женщиной.

— Вот только непонятно, почему она прогуливала физкультуру, а не математику. Вы, Наталья Васильевна, как математик, должны знать, что всем детям, которые не пойдут учиться на матмех или в инженерные вузы никогда в жизни не понадобятся ваши синусы-косинусы и тангенсы-котангенсы. Вообще высшая математика большинству не нужна, только голову засоряет. Так, может быть, перестать ее преподавать и мучить детей? Им вполне хватит арифметики.

— Не смейте унижать математику! — возмутилась завуч и тоже поднялась из-за стола. Логинов был почти на голову ее выше и смотрел в глаза смело, с вызовом. «Ах, дерзкий мальчишка! — подумала задетая за живое учительница, — совсем зазнался, став учителем года!» — Вы, конечно, считаете, что, если вы победили на таком конкурсе, то вам теперь все дозволено. Ошибаетесь. Знаете, кто у Меликовой отец? Он самый известный адвокат в городе!

— Ах, вот в чем дело! — вдруг весело рассмеялся Вадим Андреевич, всплеснув руками. — Значит золотая медаль дочери — это способ выразить свое почтение ее папе. И правда: мало ли что в жизни может случиться, а так к известному адвокату можно будет за помощью обратиться. Из-за медали точно не откажет. Какой тонкий расчет, Наталья Васильевна, я бы даже сказал математически тонкий расчет!

Продолжая смеяться, он повернулся и направился к дверям. Уже положив ладонь на дверную ручку, обернулся и произнес:

— Будь у Лизы Меликовой папа простым работягой на заводе, или расти она в неполной семье, я бы еще подумал и, может быть, пожалел несчастного ребенка. Но тут уж пойду на принцип. В жизни вашей Лизы и так все хорошо, переживет и без медали.

На следующий день его пыталась вразумить директриса Галина Ивановна. В ход пошли взывания к учительской совести, к чувству долга и педагогической этике. Ему напомнили о престиже школы, о ее рейтинге и статусе. Но чем сильнее на него давили, тем больше сопротивлялся Вадим. В нем включился какой-то странный механизм, не дававший еще в тот период жизни, когда он серьезно занимался спортом, сдаваться перед трудностями, а заставлявший бороться вопреки и до победного конца.

Вадим и сам бы не мог определить, почему так упорствует? Эта Лиза Меликова была самым обычным очкариком-зубрилой. Тихая, скромная, но при этом старательная, послушная — отрада для любого учителя в школе. Всегда все знала, всегда тянула руку и могла с блеском выступить на открытом уроке. В общем обычная зануда. Он регулярно завышал оценки по физкультуре физически слабым детям, приписывал сантиметры и секунды в итоговых нормативах, отлично понимая, что в средние нормы им никак не уложиться, как бы они не старались. Лиза к слабеньким детям не относилась. Она была нормальной, нормальной и обыкновенной. Такой только стоило регулярно ходить на занятия и результат был предсказуем. Но в списке важных для будущей медалистки предметов физкультура не числилась. Это задевало и оскорбляло профессиональную гордость Вадима Андреевича. Да еще тень папы-адвоката, витавшая в углу кабинета директора школы, раздражала, даже злила, и он продолжал упорствовать.

Так ничего и не добившись от коллеги уговорами, Галина Ивановна не выдержала и заявила:

— Я, как директор, приказываю вам поставить Меликовой итоговую пятерку!

— Замечательно! — фыркнул Логинов, надменно усмехнувшись, — Я поставлю, если этот приказ будет в письменном виде, как полагается приказу. Я выставлю в аттестат Меликовой «отлично». А потом пойду на наше областное телевидение, — они меня давно в свою программу приглашают — и расскажу телезрителям, каким способом в нашей школе выдаются медали выпускникам. Уверен, это вызовет большой резонанс в обществе и повысит рейтинги программы. Так что, уважаемая Галина Ивановна, пишите приказ!

С гордо поднятой головой Логинов вышел из кабинета. А Галина Ивановна со злостью стукнула кулаком по столу. Вот что делает с людьми слава! Избаловали они Вадима Андреевича своими восторгами по поводу его победы в конкурсе. Возгордился, зазнался молодой учитель. Считает себя круче всех, смотрит свысока, ничего и никого не боится. Осмелился угрожать ей, наглец! И главное, сам-то еще мальчишка, молоко на губах не обсохло, а строит из себя!..

Галина Ивановна подошла к зеркалу и посмотрела на свое раскрасневшееся от волнения лицо. Наверное, давление поднялось. Надо бы зайти в медкабинет и принять таблетку. Еще не хватало из-за этого гордеца и упрямца гипертонический криз зарабатывать! Но что же делать? Как обойти непредвиденное препятствие и все-таки вручить на выпускном золотую медаль бедной девочке?

Галина Ивановна выглянула из кабинета в приемную и попросила секретаршу найти и привести к ней Лизу Меликову.

Спустя пять минут ученица выпускного 11 «Б» стояла перед ней, рассеянно теребя в пальцах кончик длинной русой косы. «Замечательная девочка! — мысленно умилилась директриса, — умненькая, спокойная, исполнительная, ответственная, послушная, неконфликтная. Все бы ученики были такими!»

— Лизонька, — заговорила Галина Ивановна задушевным теплым голосом, в котором проскальзывали извиняющиеся нотки, — боюсь, у меня плохие новости. Нам не удалось повлиять на Вадима Андреевича. Он уперся и настаивает на своем.

Девушка так побледнела, что Галина Ивановна забеспокоилась, как бы та не грохнулась в обморок. Подтолкнула ее к креслу и заставила сесть, сама расположилась на стуле.

— Не ожидала я от него такого упрямства. Но руки опускать пока еще рано. Дай-ка мне телефон твоего папы. Я позвоню и попрошу его самого зайти в школу и поговорить с Вадимом Андреевичем. Пусть найдет нужные слова, убедит. Он же все-таки адвокат! Я уверена, это у него получится лучше, чем у нас. Давай его номер.

Галина Ивановна схватила ручку и потянулась к стопке белых листков бумаги на своем столе. Но Лиза испуганно замотала головой.

— Не надо, Галина Ивановна, звонить папе. Пожалуйста!

Директриса с удивлением уставилась на ученицу. Неужели та готова отказаться от медали при первых же трудностях?

— Я сама ему все скажу, — Лиза опустила глаза, щеки ее покрывали неровные красные пятна.

— Ну, сама, так сама, — кивнула Галина Ивановна и успокоилась. Одной головной болью меньше!

***

Рита Зотова шла по парку танцующей походкой, а в голове ее крутилась популярная попсовая мелодия. Она шла от портнихи после примерки платья для выпускного. Уверенность в том, что в этом платье она будет самой-самой среди выпускниц наполняла душу торжеством и гордостью.

Вечерний парк опустел и притих, покинутый молодыми мамашами с детьми и пенсионерами. Еще не настало время свиданий, и целующиеся парочки не были видны в укромных уголках парка. Только припозднившиеся спортсмены-бегуны в ярких костюмах изредка мелькали на песчаных дорожках. А в воздухе витал аромат распускающихся листьев, и звучали возбужденные весной птичьи голоса.

Вдруг на одной из скамеек Рита заметила сгорбленную одинокую фигурку. Она бы прошла мимо, не обратив на нее никакого внимания, если бы не уловила что-то знакомое.

— Лизка, ты что ли? — удивленно пробормотала Зотова, останавливаясь возле скамейки. — А ты чего здесь сидишь такая скукоженная?

Вид у одноклассницы был такой несчастный, а глаза такими заплаканными, что Зотова опустилась рядом с ней на выкрашенные в зеленый цвет доски скамейки.

— Ну что, вправили мозги Логинову завучиха с директоршей?

Лиза молча помотала головой, а брови Маргариты поползли на лоб.

— Неужели даже начальство было бессильно?.. Охренеть! В конце концов, он же только учитель года, а не министр образования. Как так-то? И никакой управы на него нет?

Всхлипнув и прочистив горло от слезного кома, Лиза сообщила дрогнувшим голоском:

— Галина Ивановна велела поговорить с отцом, чтобы он сам попытался убедить Вадима Андреевича. А я не могу… не могу рассказать все отцу.

— Почему? — искренне удивилась Рита.

— Понимаешь, отец у меня очень строгий и требовательный. Он будет разочарован, если придется вмешиваться в мои проблемы. Я должна сама со всем справиться, но не знаю как.

— Понятненько… — пробормотала Ритка, которой вовсе не было понятно, почему нельзя нажаловаться отцу и попросить у него помощи.

Если бы у нее был отец, она бы не упустила такой возможности. В конце концов это же отцовский долг — заботиться о ребенке и защищать от всех несправедливостей этого мира! Зотова выросла с одной матерью, вечно вкалывающей на двух работах, так что давно привыкла решать проблемы самостоятельно. Но тут в голове молнией мелькнула неожиданная идея, так, что она даже схватила собеседницу за руку.

— Не реви, Лизавета, и без твоего папаши справимся! А я тебе помогу.

Лиза подняла на нее красные, опухшие от слез глаза с робкой надеждой. А Ритка тут же подумала: «Хватит ли пороху у этой мокрой курицы провернуть операцию? — Сомнение шевельнулось в душе. — Как бы не сдрейфила в самый неподходящий момент». А вслух стала уговаривать мягким, успокаивающим голосом:

— Я знаю, как заставить Логинова поставить тебе пятерку в аттестат. Он у нас не только «отлично» поставит, но и будет на коленях перед тобой ползать, умоляя простить за потраченные нервы. Логинов — сволочь, зазнавшаяся сволочь! Таких надо учить, тыкая мордой в грязь, а то потом дорастут до крупных начальников и будут такие масштабные дела творить, что мама не горюй. Правда придется немного приврать, но ведь со свиньями — по-свински! Ты готова бороться за свою золотую медаль?

Под испытующем взглядом подруги Лиза немного растерялась. Врать, обманывать? Отец всегда учил, что ложь — это зло. А быть на стороне зла плохо, недостойно настоящего человека. Но что же делать?

В глазах Зотовой пылал огонь праведного возмущения. В ней было столько убежденности и силы, что душа Лизы сама собой потянулась к более сильному и уверенному в себе человеку. Подумав немного, Лиза утвердительно кивнула:

— Готова.

— Вот и отлично! — Ритка потянула одноклассницу со скамейки, увлекая за собой по аллее к выходу из парка. — Ты главное меня слушай и делай все, как я тебе скажу.

Под тихие, но уверенные нашептывания Зотовой, Лизе стало спокойнее. Чужая уверенность передавалась и ей, заставляя распрямлять спину и поднимать голову. В конце непроницаемо черного туннеля забрезжил свет. Дышать стало чуть-чуть легче. Две ученицы выпускного класса, склонившись друг к другу и что-то тихо обсуждая, медленно удалялись от скамейки по широкой липовой аллее.

Глава 6

Заговор

Через пару дней Вадим и думать забыл о неприятном разговоре с начальством и ученице 11«Б». Они с Оленькой подали заявление в ЗАГС и готовились к свадьбе. Торжественное бракосочетание назначили на начало июля и собирались отпраздновать широко, с размахом, пригласив в ресторан за городом всю родню и множество друзей-приятелей. Радость в душе и предвкушение семейного счастья с любимой омрачали только слабые опасения: уживутся ли вместе под одной крышей Оля и мама? Решили жить с его мамой, а не снимать квартиру. Дороговато, да и оставить не вполне здоровую Клавдию Валентиновну в одиночестве Вадим не мог. А мама, хоть вслух и нахваливала будущую невестку, не могла скрыть ревности и недоверия. Справится ли Ольга с новыми обязанностями, сумеет ли сделать счастливым единственного горячо любимого сына? А вдруг будет плохо кормить, придираться по мелочам, заставит ревновать? Как тогда быть?

Но Вадим старался не заглядывать так далеко в будущее, хватало насущных проблем. Надо купить кольца, новый костюм, невесте — красивое белое платье. Заказать ресторан. Разослать приглашения, чтобы никого не забыть. От предсвадебных забот голова шла кругом.

Сосредоточившись на своей личной жизни, Вадим и предположить не мог, что за спиной у него зреет настоящий заговор.

А Рита Зотова, внутренне ухмыляясь в предвкушении мести, как паучиха плела свою сеть, в которую должен был попасть наглый препод, посмевший оттолкнуть ее. Личная проблема Лизы Меликовой по большому счету ее не волновала. И вообще кому нужна эта медаль? Ну есть медаль, или нет ее — какая разница? Просто подвернулся подходящий повод. И вывернуть наизнанку высокоморальный и честный образ лучшего учителя страны было делом принципа. И Ритка старалась.

В пятницу после уроков, когда мать была на работе в вечернюю смену, Рита привела Меликову к себе домой.

— Проходи в комнату и раздевайся! — скомандовала она, ощущая себя генералом армии, что расставлял полки в нужном порядке на поле боя перед решающим наступлением.

Лиза, скромно поставив в уголок свой школьный рюкзак, заглянула в комнату одноклассницы. Она никогда еще не была в доме Зотовых. Дружеские отношения двух девочек не заходили дальше обсуждения школьных сплетен и списывания домашки по математике.

Риткина комната в скромной «хрущевке» оказалась странной смесью спальни маленькой принцессы и будуара куртизанки. Со стены над письменным столом смотрели большие фотографии красавцев-мужчин. В основном это были известные актеры и популярные певцы в вальяжных позах и с загадочными улыбками на губах. А на спинке дивана мирно сидела целая компания плюшевых зверей, — медвежата, зайцы, лисички. Рядом со стопкой школьных учебников лежала толстая книга с названием «Тайны китайской спальни». Из-под нее торчал зачитанный томик с изображением обнимающейся влюбленной парочки на обложке.

— Ну, что застыла? — спросила хозяйка квартиры, бесцеремонно подталкивая гостью в спину. — Давай раздевайся. Будем фотографироваться.

Лиза топталась посреди комнаты в полной растерянности.

— А как раздеваться?

— Полностью! — гаркнула Ритка, раздражаясь замешательством подруги. — Это будут эротические фотки, поэтому раздевайся полностью и распусти волосы.

— А может, не надо полностью? — робко пробормотала Лиза, бросив на Зотову жалобный взгляд.

— Надо, Лиза, надо. Ты что не понимаешь, что компромат должен быть качественным, настоящим, а не бутафорским. Или ты уже даешь задний ход?!

Под суровым взглядом Риты Лиза стала спешно дрожащими пальцами расплетать косу. Она ужасно стеснялась. Но решительная подруга то и дело подгоняла ее требовательным окриком, напоминая о их миссии.

Наконец сложив аккуратной стопкой свою одежду на стуле и оставшись в лифчике и трусиках, Лиза повернулась к Зотовой.

— Может белье все-таки не будем снимать?

Рита окинула оценивающим взглядом натурщицу и подняла свой телефон, настраивая фотокамеру.

— А, пожалуй, начнем в белье. Так даже интересней будет. Сядь на диван и откинь волосы назад.

Чувствуя себя опытным фотографом, Зотова птицей кружила по собственной комнате, выискивая наиболее подходящие ракурс и свет. Сначала ее раздражали Лизкины неуверенность и смущение. А потом она решила, что так даже лучше: юная скромница, которую заставляют раздеваться для неприличных фотографий. Рита хмыкнула про себя. Чего тут стесняться, если есть что показать? Вот она бы показала!

— Теперь снимай лифчик! — скомандовала Рита.

Меликова мгновенно покраснела до корней волос, даже уши залил румянец, и опустила взгляд. Рука ее при этом медленно потянула с плеча бретельку бюстгалтера.

— Отлично! Вот именно так. Просто замечательно!

Щелкала фотокамера телефона. На стене громко тикали часы. Лизе казалось, что она слышит гулкие удары собственного сердца. Руки, стягивающие лифчик, мелко и жалко дрожали.

— Теперь сядь в пол-оборота и поверни голову, — продолжала командовать Рита, — выгни спину и улыбнись. Ну что ты, как пластмассовая кукла? Руки и ноги у тебя что, не сгибаются? Свободнее надо быть, раскованнее!

Но, чем меньше одежды на ней оставалось, тем скованнее вела себя модель. Спрятавшись за густыми светлыми волосами, потоками стекающими с плеч, и прикрывая грудь ладонями, Лиза вымученно улыбнулась. В глазах плескался ужас. На щеках расплывались красные пятна стыдливого румянца. Ей казалось, что через глазок фотокамеры на нее смотрит весь мир. Хотелось провалиться сквозь землю или стать прозрачной и невидимой.

— Смелее, Лизка, хватит скукоживаться! Ну, вспомни, как себя ведут порноактрисы. Там куча мужиков, а им хоть бы что.

— К-какие актрисы?.. — дрожащим голоском переспросила Лиза.

— Ну, ты что, порнушку никогда не видела? — искренне удивилась Зотова.

— Нет…

— Да ты неандерталец, Меликова! — хмыкнула Ритка, вдруг осознав, что на самом деле они с одноклассницей, как гуманоиды с разных планет. И объединяет их только 11«Б». Вот закончат школу и разлетятся каждый в свою сторону.

Когда закончилась фотосессия, Лиза чувствовала себя почти больной, выжатой, как лимон. Словно ей пришлось не кривляться перед объективом телефона, а разгружать товарный вагон. Она натягивала на себя одежду, а довольная подруга просматривала отснятый материал в телефоне и говорила:

— Неплохо получилось на мой взгляд. Может мне в фотографы податься после школы? — Хмыкнула заносчиво. — Теперь надо как-то распечатать фотки на цветном принтере.

— Ты что, собираешься нести их печатать в фотосалон?..

— Нет, конечно. Что я, дура что ли? Цветной принтер был у Гуся. Им и воспользуемся. Мне он не откажет.

— Рита, — заблеяла овцой Меликова, застегивая пуговицы белой школьной блузки, — я не хочу, чтобы еще кто-то видел эти фотографии, особенно Валера Гусев.

Ритка отмахнулась с удовлетворенным видом. Результат работы ей понравился.

— Не боись, Меликова. Никто не увидит эти фотки. Я просто воспользуюсь принтером Гуся, а показывать ему фотки не буду.

— Точно не будешь? — Лиза с надеждой заглянула в глаза одноклассницы.

— Вот те крест! — яростно перекрестилась Зотова, а сама подумала, что, будь на этих фотках она, Рита, она бы постаралась, чтобы все их увидели и оценили. Тем более, там было что оценить.

Вечером следующего дня Рита Зотова уговаривала Гуся позволить воспользоваться его принтером. Она даже не пожалела собственных денег и купила большую пачку фотобумаги. Дело происходило в квартире Гуся, где Ритка бывала уже неоднократно, но всегда во время отсутствия родителей Валерки. Каждый такой визит дурной парень воспринимал на свой счет и так и норовил затащить Риту в постель. Она не всегда отказывалась.

На этот раз было не до постели.

— Гусь, я по важному делу пришла. Мне надо фотки на твоем принтере напечатать.

— Давай, напечатаю.

— Нет, я сама. Просто включи мне принтер и покажи на какие кнопки надо нажать, — потребовала Зотова грубо отталкивая навязчивого ухажера, который уже начал распускать руки.

— А я-то что с этого буду иметь? — поднял правую бровь Гусев.

— Чувство выполненного долга.

— Чево-о-о? — не понял Валерка и растерялся. Ему все казалось простым и понятным: пришла в его дом красивая девушка, значит речь идет о сексе. Чего усложнять-то!

— Надо помочь одному хорошему человеку и напечатать для него фотографии.

— Какому еще хорошему человеку? — в голосе Гуся послышались нотки ревности.

— Лизке Меликовой, болван!

— А-а-а. А что за фотки?

— А вот это тебя не касается. Давай включай принтер, а сам вали в другую комнату! — капризно потребовала Зотова. Она привыкла не церемониться с парнями, ведь все ее просьбы и приказы они должны были выполнять немедленно.

Гусь рассеянно пожал плечами.

— Ладно, не хочешь говорить — не говори. — И пошел настраивать технику.

Пока хозяин квартиры включал компьютер, пока грелся суперсовременный цветной принтер, стоящий у письменного стола на специальной тумбе, Рита прохаживалась по квартире. Родители Гуся имели отношение к программированию, поэтому вся небольшая, но уютная квартира была заставлена разнообразной компьютерной техникой. Перемещаясь по квартире, надо было внимательно смотреть под ноги, чтобы не запутаться в каких-нибудь проводах.

— Готово! — донесся из маленькой комнаты голос Гусева.

Рита пошла к нему, на ходу доставая из сумочки флэшку с фотографиями.

Она выставила Гуся из комнаты, чтобы он не видел выползающие из принтера гладкие блестящие снимки. Но хитрый Гусь, сгорая от любопытства, сделал вид, что хочет взять из комнаты какую-то книгу, вошел и заглянул через плечо подруги.

— О-фи-геть! — восхищенно протянул он, рассматривая откровенную фотографию своей одноклассницы. — Это Лизка, что ли? Отпад…

— Зараза ты, Гусев! — разозлилась на него Ритка, попытавшись вытолкать парня из комнаты. Но было поздно. Тайна Лизы Меликовой перестала быть тайной.

— Ладно, Гусь, придется тебе все рассказать, раз ты суешь свой нос куда не следует, — огорченно вздохнула Ритка.

Но, с другой стороны, она была даже рада. Уж очень хотелось с кем-нибудь обсудить свой план. Как говориться, одна голова хорошо, а две — лучше.

— Не лапай! — вырвала она из рук Валерки пачку только что отпечатанных, еще теплых фотографий. Уж слишком восхищенно горели глаза парня, пока он их рассматривал.

— А Лизка-то у нас ничего! Я от нее такого не ожидал. На первый взгляд — моль бледная. А тут такая клубничка…

— Дурак ты, Гусев! — разозлилась Зотова, неожиданно для себя взревновав того к ботанке-однокласснице. — У тебя на уме только одно. А тут дело важное, можно сказать вопрос жизни и смерти.

Она усадила Валеру в уголок дивана и рассказала свой замысел. Парень только удивленно хлопал глазами.

— А ты — голова, Риточка! — не скрывая восхищения умом и изобретательностью подруги, выдохнул Гусев в конце рассказа.

— Я знаю, — скромно кивнула Зотова. — Лучше скажи, ты не знаешь кого-нибудь из наших, кто живет в доме с Логиновым?

— Так Танька Шестопалова там и живет. Даже, кажется, в одном подъезде с ним.

— Значит, Шестопалова его соседка. Очень хорошо! Через нее и будем действовать.

Таня Шестопалова медленно поднималась по лестнице, пытаясь унять тревожное сердцебиение и настроиться. Она нащупала в кармане просторной вязаной кофты плотные бумажные конверты, а перед глазами опять встала вытянутая физиономия Гуся со зверским выражением в глазах. Сволочь Гусь, все-таки какая же он сволочь! Припер к стенке своей угрозой. Если б не Гусь, ни за что бы она не пошла на эту авантюру.

Таня остановилась перед дверью квартиры на седьмом этаже и два раза глубоко вдохнула, чтобы успокоиться и взять себя в руки. Чувствуя, как предательски подрагивают коленки, быстро нажала на кнопку звонка.

Под мелодичное треньканье за дверью раздался женский голос:

— Кто там?

— Это я, Клавдия Валентиновна, Таня Шестопалова с первого этажа, соседка ваша, — бодро отрапортовала визитерша.

Замок в двери щелкнул, и на пороге появилась пожилая женщина с добрыми глазами в кухонном фартуке.

— Ой, Танюша, — радостно всплеснула руками Клавдия Валентиновна, — давно тебя не видела. Как ты выросла и повзрослела, совсем барышня стала.

— Здрасьти. А я по делу, Клавдия Валентиновна.

Девушка растерянно переминалась с ноги на ногу, и хозяйка позвала ее в квартиру.

— Проходи, деточка, что на пороге-то топтаться.

Шестопалова кивнула и вошла в тесный коридор обычной двухкомнатной квартиры, в каких жили и сама Таня, и все ее друзья-приятели.

— А я по поручению бабушки. Она просила рецепт какого-то вашего супервосхитительного рулета с заковыристым названием.

— Какого рулета? — удивилась соседка.

— Вкусного, с начинкой необычной.

— Ах, вот оно что! Ты, наверное, про «Кровь с молоком»?

— Точно! Именно так он и называется. Вы как-то бабушку угощали, ей очень понравилось. Вот, теперь хочет сама попробовать испечь.

— Да, рулет необыкновенно вкусный. Вот только я не помню, где у меня лежит его рецепт? — На лице Клавдии Валентиновны появилось озабоченное выражение. — Надо поискать. Ты проходи в квартиру, Танечка, посиди, пока я поисками занимаюсь. Рецептов у меня много и все в разных местах.

Клавдия Валентиновна с озабоченным видом направилась в большую комнату. Шестопалова, внутренне замирая от страха, спросила ей в спину:

— А Вадим Андреевич дома?

— Нет. Они с Олей уехали выбирать ресторан. — Женщина остановилась и тихо сообщила, словно делясь секретом: — У нас летом свадьба намечается.

— Свадьба — это хорошо, — пробормотала Таня, — это весело.

Она знала, что Логинова нет дома, потому что все утро провела у своего окна, высматривая его. Как только спортивная подтянутая фигура физрука с географичкой под ручку вышла из подъезда на улицу, она спешно засобиралась выполнять задание Зотовой и Гуся. Черт бы их побрал с их заданиями!

— Клавдия Валентиновна, — хозяйка уже скрылась в гостиной, а гостья на цыпочках подошла к маленькой комнате и толкнула неплотно закрытую дверь, — а это медали и кубки Вадима Андреевича?

— Да, Танечка, его… Куда ж я могла засунуть этот рецепт?…

— А можно мне посмотреть?

— Смотри на здоровье.

Шестопалова вошла в комнату, бросив безразличный взгляд на целую выставку золотых и серебряных кубков на специальной полке на стене и кучу разнокалиберных медалей на пестрых лентах. Спортивные трофеи Логинова. Но ей было не до них.

Оглядевшись по сторонам, — обычная комната с диваном, шкафом, письменным столом и книжным шкафом, — Шестопалова бросилась к столу и выдвинула нижний ящик. Какие-то бумаги и пластиковые папки с документами. Достала из своего кармана похожий на почтовый конверт из плотной коричневой бумаги и, приподняв пачку документов, засунула его в самый дальний угол. Она не знала, что находится в этих конвертах, даже не пыталась посмотреть, хоть конверты и не были заклеены. Меньше знаешь — лучше спишь!

Второй подобный конверт, только в половину тоньше, был спрятан между книгами на полке в книжном шкафу. Руки девушки мелко дрожали, а в голове пульсировало: «Скорей, скорей!». Чтобы спрятать еще один самый тонкий и последний конверт, она подвинула стул, залезла на него и сунула компромат под какую-то коробку, венчающую платяной шкаф.

Оставалось избавиться от флэшки. Таня в панике заметалась по комнате, потому что из соседней комнаты донеслось радостное:

— А, вот он где у меня!

Где обычно люди держат флэшки? Рядом с компьютером. Она открыла верхний ящик письменного стола и тут же наткнулась к своему облегчению на небольшую картонную коробочку с флэшками. Похожие на коллекцию разноцветных пластиковых зажигалок, носители информации мирно ждали своего часа в коробке. Туда и сунула невольная диверсантка еще одну черную блестящую флэшку и захлопнула ящик. В тот же момент дверь комнаты распахнулась и на пороге появилась улыбающаяся хозяйка. Гостья едва успела выпрямить спину и натянуть на лицо неестественно радостную улыбку.

— Вот, Танечка, нашла, — и женщина протянула девушке листок с рецептом. — А брусника у вас есть? А то там для начинки обязательно брусника нужна. Я могу поделиться. У меня еще с осени замороженная ягода осталась.

— Есть брусника, Клавдия Валентиновна, — уверила Шестопалова, выхватывая листок из рук гостеприимной хозяйки и юркнув в коридор, — все у нас есть. Большое спасибо вам. Бабушка будет счастлива.

Благодарно улыбнувшись, Татьяна выскочила из квартиры и понеслась вниз по лестнице под громкий перестук собственных пяток. Так хотелось немедленно оказаться как можно дальше от этой квартиры. Что было в конвертах? Зачем Зотовой и Гусеву потребовалось подкидывать их в квартиру физрука? Она старалась не задумываться над этим. Вроде как незнание делало ее непричастной к той афере, которую замыслили одноклассники.

Утром в понедельник Ритка с Валеркой, как часовые на посту, поджидали Шестопалову у входа в кабинет химии. За партами уже собирались одноклассники, вытаскивая из своих рюкзаков учебники и письменные принадлежности и готовясь к уроку. По коридору с топотом проносились опаздывающие школяры.

Поравнявшись с ребятами, Таня слегка замедлила шаг, но не произнесла ни слова, только незаметно кивнула и отвела глаза. Зотова и Гусев переглянулись, не скрывая удовлетворенных улыбок.

Прозвенел звонок на урок. В конце коридора появилась грузная фигура химички, и ребята поспешили в класс.

— Слушай, Гусь, а чем ты так припугнул Шестопалову, что она беспрекословно пошла выполнять наше поручение? — шепотом спросила Ритка, проходя следом за Валеркой по проходу к своей последней парте. — Я ее полчаса уговаривала, а все без толку.

— А я сказал, что если она откажется, то пусть боится ходить одна вечерами. Подкараулим как-нибудь с друзьями в темном переулке, затащим в подвал и пустим по кругу.

Ритка округлила глаза от изумления:

— Ты чё, Гусь, и правда сделал бы такое?

— А чё? — пожал плечами одноклассник. — Сделал — не сделал, какая разница? Главное, что угроза подействовала. А что ты дальше собираешься делать?

Дверь за их спинами хлопнула, и в классе воцарилась напряженная тишина.

— Доброе утро! — поздоровалась химичка, окинув строгим взглядом 11 «Б». — Начинаем урок с тестирования.

— У-у-у! — недовольно заныл весь класс хором.

— Без возражений! Зотова, — обратилась учительница к единственной не успевшей сесть за парту ученице, — помоги мне раздать листки с заданием, — и протянула той целую пачку листков с распечатанным текстом.

Глава 7

Владимир Петрович

После уроков Рита подхватила под руку Лизу Меликову и потащила в раздевалку.

— Ну что, Лизка, твой выход на сцену. Теперь самое время пойти к твоему папаше и поплакаться.

Лиза только что надела куртку и пыталась водрузить на плечо тяжелый рюкзак с учебниками. Рюкзак выскользнул из ее руки и с громким стуком грохнулся на пол. Меликова уставилась на одноклассницу такими глазами, что Рита испугалась: не вылезут ли они из орбит?

— Нет, Рита, я ничего отцу рассказывать не буду! — испуганно замотала головой Лиза.

— Как это не будешь? В этом же весь смысл задуманного! — натолкнувшись на неожиданное сопротивление, Ритка начала злиться. — Ты что, опять на попятную?! Я основную часть работы сделала, а ты — в кусты?! Мы так не договаривались, Лизочка. Так не пойдет.

Меликова, продолжая трясти головой, будто у нее началась болезнь Паркинсона, подхватила с пола рюкзак и попятилась к двери.

— Я ничего не буду говорить отцу!

— Ты сбрендила, Меликова?! — повысила голос Ритка и пошла следом за до смерти перепуганной подругой.

Вот это фокус! Вроде все обговорили, разработали четкий план действий. Она, Рита, неукоснительно следует этому плану. А Лизка?.. Тоже мне, виновница торжества! Но на лице одноклассницы читалась настоящая паника, словно Рита призывала ее сдаться полиции, признавшись в преступлении, за которое полагается высшая мера наказания. Пришлось придушить свое возмущение и попытаться успокоить паникёршу.

— Ладно, успокойся, не дрейфь, — проворчала Зотова, выходя вместе с Лизой на школьное крыльцо. — Пойдем посидим на скамеечке, подышим свежим воздухом.

Лиза попыталась дернуться, но подруга цепко ухватила ее за локоть и потащила к скамейке под старым тополем. Они сели, уместив свои рюкзаки возле ног, щурясь от яркого солнца и вдыхая аромат только что проклюнувшихся клейких листочков. А в густой кроне галдел, распевался птичий хор.

— Чего ты боишься, Лизка? — спросила тихим и спокойным голосом Рита, скосив глаза на подругу.

— Меня отец убьет!

— Не убьет. Вернее убьет, но не тебя, а Логинова. К чему мы и стремимся. Ведь так, Лизочка?

— Нет, нет, я не пойду к отцу, — бормотала как заведенная Меликова.

— Ладно, как хочешь, — неожиданно прекратила давление Зотова. — В конце концов это ты останешься без золотой медали. Твой выбор. А я пошла домой. Пока.

Она поднялась со скамейки, подхватила на плечо рюкзачок и зашагала в сторону своего дома, оставив за спиной мучиться с трудным выбором одноклассницу.

«Вот овца трусливая! — злилась про себя Ритка. — А еще в медалистки рвется. Да пошла она к черту со своими проблемами! Вот и помогай таким недотепам». Она оттолкнула со своего пути мешающегося под ногами младшеклассника так, что тот чуть не упал. Злость в душе утихала по мере удаления от школы. На смену ей приходило разочарование. Неужели Логинов выйдет сухим из воды? Вот будет смешно, когда он найдет эти фотографии в своей комнате… А если их найдет его невеста — географичка? Ритка замедлила шаг и невольно улыбнулась, представив реакцию серой мыши Ольги Петровны. Ладно, придется удовольствоваться испорченной семейной идиллией Логинову.

Зотова подошла к подъезду своего дома почти смирившись с неудачей. Но, поднимаясь по лестнице на третий этаж, почувствовала, что проигрывать не желает. Столько уже вложено в этот проект!

— Интересно, — бормотала она вслух, открывая дверь своей квартиры, — а папаша у Меликовой тоже баран, исходя из того, что дочь у него овца? Хотя вряд ли… Самый известный в городе адвокат не может быть слабаком по определению.

Спустя минуту решение было принято. Рита бросила школьный рюкзак в коридоре, зашла в свою комнату и посмотрела на себя в зеркало. Быстро смыла всю косметику с лица, убрала волосы в скромный хвост, переоделась в серую удлиненную юбку, школьную белую блузку застегнула на все пуговицы, всунула ноги в туфли без каблука. Покрутилась перед зеркалом и улыбнулась: образ скромной ученицы выпускного класса для визита подходил лучше.

«Все приходится делать самой!» — вздохнула Зотова, закрывая дверь и выходя на лестничную площадку. Она знала, что адвокат Меликов Владимир Петрович работает в юридической фирме «Альянс», самой крутой в городе, расположенной в новом бизнес-центре на центральной площади, прямо напротив здания мэрии.

Немного замявшись перед входом в бизнес-центр, Рита вдохнула поглубже и решительно толкнула стеклянную дверь. Ее встретил гулкий просторный холл, отделанный светлым мрамором. У ресепшена суетились строгие дежурные барышни в темно-синих костюмах.

— Извините, не подскажете на каком этаже расположен «Альянс»? — обратилась к ним Рита.

— На пятом, — вежливо и заученно улыбнулась одна из барышень, — направо от лифта.

— Спасибо!

Рита поднялась на лифте на пятый этаж и с громко бьющемся сердцем постучалась в массивную дверь с табличкой «Альянс. Лучшие адвокаты города».

Ее встретила секретарша средних лет с модными очками на носу.

— Вы к кому? — спросила секретарша, подняв глаза на Зотову.

— Я к Владимиру Петровичу.

— Вы по записи?

— Нет. Не по записи. Я по личному делу.

— Боюсь, что без предварительной записи он вас принять не сможет.

— А вы передайте ему, что пришла одноклассница его дочери. И вопрос касается Лизы.

Секретарша округлила удивленно глаза, но при слове «дочь» тут же поднялась из-за стола и, покачиваясь на высоченных каблуках, проследовала в кабинет Меликова, скрытый за дубовой дверью. Не прошло и минуты, как она вернулась.

— Проходите, Владимир Петрович готов вас принять.

Ритка опрометью бросилась в кабинет.

Убранство кабинета знаменитого адвоката отличалось благородной роскошью. В памяти сразу всплывали интерьеры дворцов аристократов, виденные в фильмах про рыцарей и королей. Доброе старое дерево в отделке стен, тяжеловесная солидная мебель, ковер на полу. Из-за массивного антикварного стола ей навстречу поднялся солидный мужчина с первыми проблесками седины на висках в строгом костюме с галстуком.

— Здравствуйте, — проронила Рита, успев заметить и дорогущие часы на запястье и ручку с золотым пером в руке хозяина кабинета, — меня зовут Маргарита Зотова, я одноклассница вашей дочери.

— Что случилось с моей дочерью? — не сдержав тревоги в голосе спросил Меликов.

— Она попала в беду, но боится признаться в этом вам. А без вашей помощи не обойтись.

Меликов смерил гостью испытующим взглядом. Он не знал никого из одноклассников Лизы, просто не интересовался этим. А в дом дочь никого никогда не водила, чтобы не усложнять жизнь занятым родителям. Перед ним стояла девушка в школьной форме с решительным выражением лица, напоминая свидетеля со стороны обвинения перед выступлением в суде.

— Проходите, присаживайтесь, Маргарита, — указал он на стул напротив своего стола, сам расположился в кресле. — Рассказывайте, что стряслось.

— Вы же знаете, что Лиза идет на золотую медаль? — Зотова бросила вопросительный взгляд на адвоката. Тот кивнул. — И у нее для этого были все шансы, она же отличница с первого класса. Но тут вдруг выяснилось, что преподаватель физкультуры Логинов Вадим Андреевич, кстати лучший учитель года в стране (он победил во всероссийском конкурсе) собирается ей поставить трояк в аттестат по надуманному предлогу. Якобы она что-то там прогуливала или не сдала какие-то нормативы. На самом деле этот Логинов таким способом пытался ее принудить к… — Рита замолчала, подбирая слова, а Владимир Петрович весь напрягся, как зверь перед прыжком. — Даже не знаю, как сказать помягче, — девушка покусала нижнюю губу и виновато опустила глаза. — В общем, Вадим Андреевич испытывает тягу определенного рода к молоденьким и симпатичным старшеклассницам. Это и понятно, он молодой мужчина, но девочки-то несовершеннолетние.

Померещилось, что перед ней сидит не человек, а волк с холодными и злыми глазами. При ее словах шерсть на холке волка встала дыбом, верхняя губа приподнялась, обнажив острые длинные клыки. Ритка поёжилась, вдруг испугавшись непонятно чего, но продолжила:

— Он давно пристает к старшеклассницам. И ко мне приставал, заставлял остаться в зале после окончания урока, руки распускал. Я ему дала оплеуху! Мне-то терять нечего, до медали мне как до звезды. А вот Лиза отказать не смогла…

— Что-о-о?.. — тихо и угрожающе выдохнул Меликов и волна мурашек покатилась у Ритки вдоль позвоночника.

— Нет, ничего такого не произошло, — поспешила она успокоить ошарашенного новостью отца, — он не насильник, он извращенец. Он заставил ее позировать для неприличных фотографий. Только и всего.

— Только и всего?! — прогремел Владимир Петрович, поднимаясь из-за стола. — Да как он посмел, мерзавец?!

— Вот и я говорю, — поддакнула ему Ритка, — а еще учитель года, гордость школы! Вот как можно допускать таких людей до обучения детишек? По нему ж тюрьма плачет.

— Я убью его собственными руками! — рявкнул адвокат, сжимая руку в увесистый кулак, выскочил из-за стола и заметался по кабинету. — Мерзавец, сволочь, подлец!

— Владимир Петрович, — поспешила успокоить бурю Маргарита, — не стоит убивать его собственными руками. Вы же адвокат. Законными юридическими методами вы сделаете это куда эффективнее.

Меликов остановился и с интересом посмотрел на девушку.

— А вы правы, Маргарита. Я его уничтожу, но не физически. Где сейчас моя дочь?

— Была в школе, — пожала плечами Зотова. — Наверное уже домой вернулась.

Меликов распахнул дверь кабинета и сообщил секретарше:

— Елена Николаевна, отмените все встречи на сегодня. Я ухожу. У меня срочное дело. И не дергайте меня по телефону. Все вопросы мы решим завтра.

Рита встала со своего места и тихонько, бочком просочившись к двери, выскользнула в приемную. Кивнула секретарше и исчезла, будто ее и не было. А адвокат спешно рассовал какие-то бумаги по ящикам стола, что-то убрал в сейф, спрятанный за дубовой панелью в стене, застегнул дорогой кожаный портфель и решительным шагом направился вон из кабинета. Растерянная секретарша только рот раскрыла, когда Владимир Петрович захлопнул за собой дверь в коридор.

***

В квартире Меликовых в просторной гостиной собралось все семейство. Перепуганная дочь сидела, вжавшись в уголок дивана. Прижимая руки к груди, где слишком сильно билось сердце, сидела в кресле мама Мария Игоревна. Владимир Петрович коршуном летал по комнате не в силах сдержать бушующее в душе возмущение.

— Почему ты мне ничего не сказала, Лиза?! — рявкнул он так, что дочь еще глубже втянула голову в плечи и испуганно моргнула красными от слез глазами.

— Володя, не кричи, — заступилась мать, — ребенок и так в стрессе!

— Я не кричу! — Меликов сделал еще один круг по комнате и остановился за спиной дочери, осторожно положил ей на плечи ладони, пытаясь успокоить и ее, и себя. — Я ни в чем тебя не обвиняю, Лиза! Но как можно утаивать от родителей ТАКОЕ?

Лиза подняла на отца взгляд и с трудом сглотнула застрявший в горле ком. Язык не слушался, отказываясь произносить членораздельные слова. Она только судорожно смахнула со щеки текущие слезы.

— Если ты попала в беду, то первым делом надо идти к родителям, разве ты не знаешь? Ты у нас с мамой единственная дочь, смысл нашей жизни! А я все почему-то узнаю от твоей одноклассницы. Спасибо ей за неравнодушие. Но ты сама должна была все рассказать, как только этот… мерзавец начал к тебе приставать. — Владимир Петрович сел в кресло напротив дочери и облокотился о свои колени изо всех сил стараясь говорить спокойно. Но разлившаяся по щекам бледность и блеск в глазах говорили о том, каких усилий ему это стоит. — Лиза, скажи мне честно, ничего не утаивай: он к тебе прикасался?..

Лиза вытаращила глаза на отца и затрясла головой:

— Нет, нет, папа, он просто смотрел и фотографировал, — голосок ее дрожал и срывался.

— Ты раздевалась перед ним, а он фотографировал?

Лиза густо покраснела, опустила глаза и кивнула.

— И он обещал тебе за это поставить пятерку в аттестат?

Опять кивок. Лиза больше не поднимала глаз, а слезы, все еще текущие по щекам, крупными светлыми каплями падали на ее руки, сложенные на коленях и неловко теребящие подол школьной форменной юбки.

— Какой кошмар! — прошептала мама.

— Это не кошмар, Маша, это преступление. Статья 133 Уголовного Кодекса часть вторая: принуждение к действиям сексуального характера путем шантажа лица не достигшего совершеннолетия. И этот педофил должен быть наказан по закону. Лиза, вставай, умывайся. Мы идем с тобой в полицию писать заявление!

Дочь вздрогнула всем телом и отшатнулась от отца.

— Нет, папа, я никуда не пойду, — затрясла она головой.

— Пойдешь! Я как адвокат, и как отец, не могу оставить это безнаказанным. Собирайся, дочь.

Владимир Петрович встал и с решительным видом стал застегивать пуговицы пиджака. Но Лиза только разрыдалась в голос, поджав под себя ноги и свернувшись в клубочек в уголке дивана. Мария Игоревна бросилась к ней с утешениями:

— Успокойся, доченька, Лизонька, не плачь. Папа прав: этого ужасного человека надо остановить! Его надо сдать в полицию, посадить в тюрьму. Иначе он и дальше будет продолжать свои гнусности. Пострадают и другие дети.

Она обнимала рыдающую дочь и гладила ее по вздрагивающим плечам. Владимир Петрович недовольно поджал губы, нахмурился, покачал головой, но все-таки присоединился к утешениям, подойдя к дочери с другой стороны и тоже обняв ее.

— Лизок, — произнес он мягким голосом, целуя дочь в макушку, — тебе нечего бояться. Я в юридических вопросах разбираюсь. Мы пойдем к моему знакомому следователю Воскобойникову Михаилу Николаевичу, напишем заявление. Он в моем присутствии задаст тебе пару вопросов и все. Ты вернешься домой к маме, а полиция и следственный комитет уже сделают свое дело. Я обещаю тебе, солнышко, что сумею тебя защитить, а этого мерзавца накажу. Его надо вышвырнуть из школы как можно дальше от детей. — И добавил доверительным шепотом: — это наш с тобой гражданский долг, понимаешь?.. Ну, мы договорились?

Он принес с кухни стакан с водой, протянул дочери. Пришлось довольно долго ждать, пока она успокоится и приведет себя в порядок. Но за это время Владимир Петрович сделал несколько звонков нужным людям и колесо правосудия закрутилось…

Глава 8

Гнусность

После третьего урока Вадим вернулся в спортзал, убрал забытые на полу пятиклашками волейбольные мячи и пошел в учительскую. У него был свободный час, который он намеревался посвятить ненавистной, но необходимой писанине. За те шесть лет, что он работал в школе, количество заполняемых ежедневно документов неуклонно росло.

Он шел по школьному коридору и с теплом в душе думал о свадьбе, об Оленьке, о маме, поэтому не сразу заметил перемену атмосферы. По-прежнему туда-сюда с традиционным гвалтом носились ученики младших классов, будто за время урока умудрялись подзарядить скрытые где-то в глубине тела аккумуляторы, а уж вырвавшись на свободу никак не могли себя больше сдерживать. Зато старшеклассники, кучковавшиеся возле высоких школьных окон, провожали учителя физкультуры странными взглядами. Их головы синхронно поворачивались следом за Вадимом, рты замолкали, а в глазах появлялось непривычное выражение, будто они неожиданно увидели диковинное животное, которого здесь, в школе, по определению быть не могло.

Учительница английского языка, открыв дверь своего кабинета в коридор и наткнувшись взглядом на Логинова, испуганно юркнула обратно в класс. Прозвенел звонок на урок, но учителя продолжали толпиться возле учительской, тихо переговариваясь между собой.

Когда Вадим подошел к учительской, голоса смолкли, но взгляды уперлись в него, как лазерные прицелы снайперских винтовок. Вадим почувствовал неприятный холодок вдоль позвоночника.

— Что случилось? — спросил он.

Но никто ему не ответил. Коллеги стали молча, кто, пряча глаза, кто, наоборот, рассматривая его со странным интересом, расходиться каждый в свой кабинет, неся под мышками классные журналы. Логинов заглянул в учительскую и нос к носу столкнулся с завучем.

— А что происходит, Наталья Васильевна?

— Зайдите в кабинет директора, — пробормотала та, избегая прямого взгляда, и тоже ушла, размеренно стуча высокими каблуками.

— Хорошо, — пожал плечами Вадим, положил пачку бумаг на свой стол и пошел к начальнице.

Наступившая в начале урока тишина показалась оглушающей. Дверь приемной директора школы была открыта. При появлении Логинова секретарша Аллочка вскочила со своего места и испуганно захлопала глазами.

— Галина Ивановна вызывала меня? — поинтересовался Логинов.

Аллочка закивала, выпучив на него глаза и с трудом выдавила из себя: «Т-там…», подкрепив этот непонятный звук движением дрожащей руки в сторону двери с табличкой «Директор школы».

Вадим постучал и, не дожидаясь разрешения, вошел. В кабинете за столом сидела, обмякнув и напоминая мешок с мукой, директриса. Лицо ее было белым как мел и каким-то одутловатым, глаза лихорадочно блестели. Рядом с ее столом толпились трое посторонних: двое рослых парней в полицейской форме с военной выправкой и еще один мужчина лет сорока в гражданской одежде. Но как-то сразу было понятно, что он у них главный.

— Вызывали, Галина Ивановна? — спросил Вадим, не обратив особого внимания на пришлых. Мало ли по каким вопросам полиция может наведаться в школу. Среди учеников всегда встречались те, кто не желал подчиняться закону и общепризнанным правилам.

— Это по вашу душу, Вадим Андреевич, — усталым тихим голосом, почти шепотом, пробормотала директриса и, отвернувшись к окну, открыла верхний ящик стола и зашелестела упаковками таблеток.

Вадим удивленно округлил глаза и посмотрел на худощавого мужчину в обычной куртке и джинсах, неторопливо достающего свое удостоверение из нагрудного кармана.

— Следователь Воскобойников Михаил Николаевич, — представился он. — Вы Логинов Вадим Андреевич?

— Да, — кивнул Вадим.

— На вас поступило заявление в полицию. Прошу проследовать с нами.

Визитер без лишней деликатности взял Вадима за локоть и развернул к двери. Двое полицейских как по команде окружили его с обеих сторон.

— А в чем дело? — поинтересовался Вадим, все еще не понимая при чем здесь он и полиция?

— Дело в том, что вас обвиняют в принуждении несовершеннолетней к действиям сексуального характера путем шантажа.

Вадим, уже шагнувший через порог кабинета, остановился и с изумлением обернулся на Воскобойникова.

— Что?..

— Что слышали, гражданин Логинов. Не задерживайте следствие, проходите. Нас ждет автомобиль у ворот школы.

— Слушайте, Михаил Николаевич, это ерунда какая-то, — забормотал Вадим, находясь в полной растерянности. В голове не укладывалось такое нелепое обвинение.

— Разберемся! — обронил следователь и нетерпеливо подтолкнул Вадима в спину. — Прошу вас поторопиться.

— Но…

— Или вы предпочитаете, чтобы на вас надели наручники?

Взгляд Воскобойникова блеснул холодной сталью, и Вадим невольно поёжился. Наручники?

— Зачем наручники?..

— Тогда будьте любезны проехать с нами в отделение полиции. Там во всем разберемся.

— Хорошо, — кивнул Вадим и решительно зашагал по длинному школьному коридору. Он был уверен, что произошла какая-то нелепая ошибка. Он поговорит со следователем, они разберутся с недоразумением, и его отпустят. Конечно отпустят, ведь он ни в чем не виноват.

Четкие шаги полицейских прозвучали по лестнице и в большом холле. Вышли на крыльцо. Вадим сразу увидел припаркованный у ворот полицейский автомобиль. Придерживая под локти с обеих сторон, люди в форме вели его к машине. Чтобы со стороны не выглядело так, что они его волокут в полицию, Вадим ускорил шаг. Когда подошли к машине и один из полицейских распахнул перед Вадимом заднюю дверь, из школы выбежала Оленька и задыхаясь от слез побежала за ними.

— Вадим!.. Вадим, что случилось?!

Логинов, стоя у машины, обернулся.

— Не волнуйся, Оленька. Это какое-то недоразумение. Разберемся. Ты только маме ничего не говори, а то ей волноваться нельзя. У нее же больное сердце.

Она протянула к нему дрожащие руки и всхлипнула, как маленький беззащитный ребенок, которого бросают одного. У Вадима в груди что-то судорожно сжалось. Мучительно захотелось обнять любимую, прижать к себе и никогда не отпускать. Но незнакомые люди в полицейской форме не позволили, втолкнули его на заднее сиденье, сами заняли свободные места. А ко всем школьным окнам прилипли десятки зрителей, с любопытством наблюдая за происходящим, будто показывали захватывающий гангстерский боевик. Спустя несколько секунд машина сорвалась с места, взвизгнув шинами по асфальту, и понеслась по улице, быстро удаляясь от школы.

Заканчивался третий час допроса. Комната, в которой все это происходило, напоминала картонную коробку: почти квадратная, глухие коричневые стены, крошечное зарешеченное окошко под потолком, напротив — массивная железная дверь, как в бункере; посередине — стол и два стула напротив друг друга для следователя и задержанного. Не было никакого огромного в полстены зеркала, как показывают в фильмах, за которым наблюдают допрос заинтересованные лица. Только лампа дневного света на потолке освещала сидящих за столом мертвым белым светом. Да любопытные глазки видеокамер у потолка с двух сторон внимательно следили за происходящим.

— Так вы утверждаете, что не принуждали Елизавету Меликову раздеваться перед вами для фотосъемки? — в очередной раз повторил свой вопрос Воскобойников, сверля взглядом Вадима.

— Господи! — не сдержался и со стоном воскликнул Логинов, — вы это у меня уже сто раз спрашивали, и я вам сто раз ответил!

— Так ответьте в сто первый.

Вадиму все происходящее казалось каким-то театром абсурда. Голова болела так, что казалось, она распухла и увеличилась раза в два. Во рту пересохло и жутко хотелось пить, но заикнуться следователю о своей потребности он не смел: уж слишком недружественным был тон голоса Воскобойникова, да и глаза напоминали осколки льда. Скомандовав себе мысленно: «Возьми себя в руки и успокойся!», он произнес, четко проговаривая каждое слово:

— Ни Лизу Меликову, ни кого-либо вообще я никогда ни к чему не принуждал. Меня пытаются оклеветать.

— Кто и зачем?

Об этом они тоже уже говорили и не один раз. Допрос шел по кругу, или нет, не по кругу. Вадиму казалось, что следователь завел его в какой-то лабиринт, где через каждые пять шагов попадаешь в очередной тупик. А может быть, в этом лабиринте все пути ведут в тупик?

— Я уже говорил, что Лиза Меликова у нас отличница, идет на медаль. Буквально все учителя в школе тянут ее на эту медаль, ставя сплошные пятерки по всем предметам. Но Меликова к физкультуре относится, как к второстепенному предмету. Много раз прогуливала занятия, не сдала итоговые нормативы по легкой атлетике. В результате я сказал ей, что вынужден буду поставить в аттестат плохую оценку. Она сначала упрашивала меня поставить пятерку, но я не поддался на уговоры.

— Почему? — обронил Воскобойников и в упор посмотрел на задержанного.

— Потому, что это нечестно — ставить липовые пятерки. Я вообще против липовых оценок и против липовых медалей.

— Угу, — то ли хмыкнул, то ли поддакнул, соглашаясь, следователь и опустил взгляд на пачку чистых листов бумаги, лежащих перед ним на столе, постучал по ним желтым от табака указательным пальцем. — Что было дальше?

— Дальше Лиза пошла и нажаловалась на меня начальству. Завуч и директор школы тоже долго меня уговаривали, убеждали не лишать ребенка медали.

— Но вы отказались.

— Отказался. Поэтому Меликова и пошла на эту клевету. Уж очень ей хочется получить золотую медаль. Видимо, для этой девочки все средства хороши.

Воскобойников откинулся на спинку стула и сложил руки на груди, пристально, с холодной полуулыбкой на губах рассматривая собеседника.

— А вот она утверждает, что вы вывернули ситуацию с оценкой за физкультуру в своих интересах: потребовали от нее позировать на некой фотосессии в непристойном виде, за что обещали поставить пять в аттестат.

— Это ложь! — Вадим сделал движение рукой, будто хотел стукнуть кулаком по столу, но сдержался и сбавил тон голоса. — Это не правда. Она наговаривает на меня, пытаясь вынудить пойти на уступки.

— Как-то трудно ожидать от тихой скромной отличницы такого коварного замысла. А вот от молодого, но взрослого мужика, к тому же неженатого, каждый день находящегося среди юных симпатичных девушек, можно ожидать чего угодно.

— По-вашему я похож на педофила или маньяка? — невесело усмехнулся Вадим, пытаясь рассмотреть ответ на этот вопрос в непроницаемых глазах следователя.

— Вы глубоко ошибаетесь, если думаете, что следствие оперирует категориями «похож», «не похож». К тому же профессиональный опыт показывает, что самые кровожадные сексуальные маньяки, за которыми числятся десятки жертв, в жизни были милыми людьми и примерными семьянинами.

Вадим с усилием потер лицо ладонями, пытаясь сосредоточиться и прогнать непонятный туман перед глазами.

— Послушайте, Михаил Николаевич, ну сами подумайте, зачем мне это? У меня есть невеста, чудесная девушка, я ее очень люблю, у нас свадьба летом. Мы уже кольца купили, ресторан заказали. Вы же видели Олю, она подбегала к машине, когда вы увозили меня из школы. Ну, согласитесь, имея такую невесту, разве будешь обращать внимания на кого-то другого, тем более на несовершеннолетних девчонок?

Воскобойников снисходительно усмехнулся:

— Загадочна душа человеческая! В ней зачастую скрыто столько темного и тайного, что остается только удивляться. Поэтому, Вадим Андреевич, скажу прямо: пока на одной чаше весов у меня слова Лизы Меликовой, а на другой — ваши слова. Но словам я не верю. Мне нужны доказательства! — Воскобойников пододвинул к Вадиму пачку листов бумаги, положил ручку и сказал: — Пишите все, что рассказали мне сейчас, и во всех подробностях.

Вадим потянулся за ручкой, ощутив в глубине души трепет надежды.

— Я конечно все напишу, — кивнул он, — а потом вы меня отпустите?

— Нет, — решительно мотнул головой следователь, а Логинов уставился на него круглыми от изумления глазами. — Я задерживаю вас на 48 часов. Пока побудете у нас под замком, а там суд определит меру пресечения. Но сразу скажу: я буду настаивать на помещении вас под арест в КПЗ, чтобы вы не смогли, если вдруг окажетесь виновны, — с ехидной улыбочкой уточнил Воскобойников, — надавить на свидетелей и помешать следствию.

— К-каких свидетелей? — растерянно пробормотал Вадим. Ему казалось, что стоит только ущипнуть себя, как этот дурной сон, этот бред умалишенного закончится и он проснется в холодном поту с громко бьющемся сердцем от пережитого, но проснется. Но сон не заканчивался.

— Которых я буду старательно искать и опрашивать, пока вы отдыхаете в камере. И это не обсуждается. Пишите, пишите быстрее, время уже позднее. Следователь бросил нетерпеливый взгляд на свои часы.

— Я могу сделать один звонок? — тихо спросил Вадим, откладывая ручку и отодвигая от себя бумагу. — У меня мать больна. Ее надо предупредить, чтобы не волновалась.

Воскобойников с интересом рассматривал задержанного: крепкий парень, сразу видно — спортсмен. Лицо простое и мужественное, но какое-то бесхитростное. Сейчас, конечно, растерян, но старается держать себя в руках. Он поначалу сильно сомневался в словах обвинения, но адвокат Меликов был так разъярен, так брызгал слюной, когда после опроса дочери они вдвоем остались в кабинете, что сомнений в его искренности не осталось. Кроме того, Михаил Николаевич был уверен, что ни один нормальный мужик, если он, конечно, мужик, не пойдет работать в школу. Учитель — не мужская работа! А вот если в душе учителя живут нездоровые склонности, то тогда понятно. Да и обязан он был Меликову, однажды оказавшему ему большую и серьезную услугу.

— На один звонок вы имеете право, — произнес он холодно и официально, поднимаясь из-за стола, — но советую вам позвонить своему адвокату.

— Зачем мне адвокат? — удивился искренне Вадим. — Я ведь ни в чем не виноват.

— Дело ваше, — хмыкнул Воскобойников и направился к двери.

***

После беседы со следователем Лиза заболела. Вот уже третий день она лежала в своей постели свернувшись клубочком, как одинокий брошенный котенок, ничего не ела, не спала и вздрагивала в ознобе. Непонятно откуда взявшаяся температура держалась на цифрах 37,5.

— Что с ней? — тревожным шепотом спросил Владимир Петрович у жены.

— Это нервное, — печально вздохнула мама, — на фоне стресса иногда такое бывает.

— Так дай ей какую-нибудь таблетку.

— Больную душу, Володя, таблетками не лечат. Ей нужна моральная поддержка, понимание близких, а ты даже дома в своей семье ведешь себя как адвокат на судебном заседании.

Владимир Петрович посмотрел в окно на весело зеленеющие кусты сирени и о чем-то задумался, потом решительно распахнул дверь в комнату дочери.

— Ну что, ребенок, — бодро произнес он, садясь на край кровати, — как ты себя чувствуешь?

— Голова болит, — прошептала пересохшими губами Лиза, не открывая глаза.

Вид у девочки был такой несчастный, что даже закаленное сердце адвоката дрогнуло, и он осторожно погладил ее по плечу.

— Все будет хорошо, Лизок. Мама сказала, что ты не хочешь больше в школу ходить? Я думаю, что это можно устроить.

Лиза открыла глаза и бросила на отца удивленно-недоверчивый взгляд. За все годы учебы в школе ей ни разу не дозволялось без уважительной причины прогуливать занятия. Обучение считалось ее работой, ответственной и важной работой. А тут вдруг…

— Вы же фактически уже готовитесь к экзаменам. А это ты и дома самостоятельно сможешь делать, — продолжал отец, ласково поглаживая ее по плечу. — Я завтра же схожу к директору и договорюсь с ней. Я уверен, она пойдет навстречу. В июне сдашь экзамены, а потом мы с тобой поедем в Петербург к моему двоюродному брату Сереже, то есть к Сергею Васильевичу, конечно. Подадим документы на юрфак в университет. И начнется у тебя, дочь, новая интересная жизнь в прекрасном большом городе, в культурной столице. Мы с тобой еще погуляем по набережным Невы, походим по музеям, съездим в пригородные дворцы. М-м-м, — мечтательная улыбка осветила суровое лицо Владимира Петровича, — я тебе даже завидую, доченька. Поверь мне, солнце мое, студенчество — это самое счастливое время человеческой жизни, и оно у тебя впереди. Так что не вешай нос!

Адвокат Меликов шутливо щелкнул дочку по носу пальцем и ободряюще улыбнулся:

— Отдохни немного, отоспись и начинай потихоньку готовиться к выпускным экзаменам.

— А что будет с Вадимом Андреевичем? — тихо, почти шепотом спросила Лиза и глаза ее снова наполнились слезами.

Владимир Петрович при этом имени сразу помрачнел, губы его сжались в жесткую линию. Он встал и посмотрел на дочь с высоты своего роста.

— Не думай о нем, забудь. Все неприятности в прошлом, дочь. Постарайся сосредоточиться на будущем. А я обо всем позабочусь.

Едва дверь за отцом закрылась, Лиза снова свернулась в клубок и горько заплакала.

Владимиру Петровичу, конечно, в школе пошли навстречу. Все учителя так сочувствовали несчастной Лизоньке, что без особых уговоров примерно за месяц до официального окончания учебного года выставили ей итоговые пятерки по всем предметам, включая и физкультуру. Обязанности арестованного Логинова переложили на его коллегу Инну Матвеевну, крикливую вредную тетку, которую дети не любили. Если к ученикам Инна Матвеевна могла придираться и вредничать, то перед начальством проявила завидную покладистость и без всяких разговоров выставила в журнал Лизе Меликовой пятерку. Оставалось только ждать официального вручения золотой медали на выпускном.

А в школе после того, как молодого физрука прилюдно увезли в полицейской машине, творился переполох. Директор слегла с гипертоническим кризом, но через два дня вернулась в свой кабинет. Еще советская закалка не позволяла сдаваться перед трудностями. Галина Ивановна собрала весь коллектив в учительской и твердым голосом заявила:

— По репутации школы нанесен тяжелый удар. И мы обязаны все вместе противостоять этому удару. Никаких сплетен! Никаких обсуждений случившегося ни на переменах, ни во время уроков. Да и после уроков не советую! К великому сожалению, в нашем белом стаде оказалась черная овца. Скандал рано или поздно закончится, а наш профессиональный долг останется. Мы в первую очередь должны думать о детях. Успокойте их, убедите в том, что теперь они в безопасности и им никто не угрожает. Сосредоточьтесь на учебе, коллеги. У нас впереди выпускные экзамены и мы должны провести их с честью.

Коллектив роптал, но роптал тихо, с опаской поглядывая в сторону начальства. Кто-то не верил в виновность Логинова и пытался спорить. Кто-то поверил сразу и безоговорочно, припомнив «скользкие моменты» из жизни молодого физрука. Все скопом поглядывали в сторону расстроенной, подавленной географички. За ее спиной шептались, хихикали, в глаза выражая сочувствие и моральную поддержку. Не выдержав всего этого, Ольга Петровна принесла в кабинет директора заявление об уходе по собственному желанию.

Галина Ивановна прочитала его и отложила на край стола, не подписав.

— Садитесь, Оля, — указала она рукой на стул возле своего стола. — Я вас прекрасно понимаю. Ситуация крайне неприятная.

— Я больше не могу, Галина Ивановна, — всхлипнула Кротова, — в меня же все пальцем тычут, шепчутся за спиной. Мне жить не хочется, такой позор!

— Ну-ну, Оленька, не стоит так убиваться! — Галина Ивановна неловко погладила лежащую на столе судорожно сжатую в кулачок руку молодой коллеги. — В жизни всякое бывает. А по молодости кто не ошибался? Поверь, Оля, тебе сочувствуют, а не осуждают. Поболтают и успокоятся. Не обращай внимания.

— Как не обращать?! Мне по улице пройти стыдно, не то, что в школу зайти.

— Да, время сейчас трудное, но ты справишься! — в голосе директрисы прозвучали нотки приказа. — Сосредоточься на работе. До конца учебного года осталось совсем немного.

Оля шмыгнула носом, низко опустив голову. А Галина Ивановна вдруг склонилась к ней ближе и заговорила по-матерински теплым голосом:

— Олюшка, все пройдет, все будет хорошо. Ты же у нас умница и красавица. Ты еще встретишь свое счастье, выйдешь замуж, деток родишь…

— Как же, — замотала головой Ольга, продолжая всхлипывать, — я теперь никому не верю. Он ведь казался таким хорошим, таким порядочным, благородным…

— Увы, внешность бывает обманчивой. Ничего, теперь ты стрелянный воробей, теперь тебя обмануть и ввести в заблуждение никто не сможет. А уйти из школы — не выход, а проявление слабости. Как говориться, все что нас не убивает, делает нас сильнее! Вот и ты после всего случившегося станешь сильнее. Возьми себя в руки, Оленька, и сосредоточься на учебе. А все плохое скоро закончится.

Ольга с благодарностью посмотрела на директрису, медленно поднялась из-за стола и забрала свое заявление с собой. Выходя из приемной директора, она бросила взгляд на себя в зеркало и спешно стала стирать со щек следы слез скомканным носовым платочком.

Ученики школы тоже обсуждали случившееся. Причем в устах детей преподаватель физкультуры очень быстро приобрел черты сказочного злодея. Сбившись в кучку на перемене, дети шептались, испуганно округляя глаза, и с их слов выходило, что Логинов не только снимал порнографические фотки, не только сожительствовал со старшеклассницами, но и высасывал кровь из учениц младших классов, как вампир! Фантазии некоторых юных сплетников были столь оторванными от действительности, что не вызывали доверия ни у кого, даже у одноклассников. Но это не останавливало, а только подогревало соревнование в злословии.

И только Рита Зотова — известная сплетница — на удивление была безразлична к происходящему. В обсуждениях поступка физрука демонстративно не участвовала, а когда ее просили поделиться своим мнением, отвечала: «Вам делать нечего? Лучше бы к экзаменам готовились!» От нее быстро отстали, удивленно пожав плечами. Только Валера Гусев понимающе смотрел на Риту и таинственно улыбался.

Глава 9

Театр абсурда

А вот камера оказалась точно такой, как показывают в кино: тесная мрачная, с узким зарешеченным окошком под потолком, и, к счастью, пустая, хоть и рассчитанная на двоих арестантов. Когда за спиной лязгнула затворами железная дверь, Вадим окинул взглядом свое временное убежище и тяжело вздохнул. И как не верить после этого в пословицу «от сумы и от тюрьмы не зарекайся»?

Растянувшись на жестких нарах и уставив немигающий взгляд в потолок, он постарался собраться с мыслями. Не зря он всю жизнь недолюбливал отличников. Было в этих занудах и зубрилах что-то искусственное, ненатуральное. Вот как пластмассовые куклы в детском магазине: очень похожи на людей, разодетых в яркие нарядные одежки, улыбающихся пластмассовыми улыбками, но ведь не люди. Нелюди…

Не ожидал он такой гнусности от тихони Меликовой. И никто бы на его месте не ожидал. Но ведь случилось, и теперь придется ждать, когда Воскобойников во всем разберется. А в том, что недружелюбный следователь разберется Вадим, не сомневался. Поэтому мысленно настроился перетерпеть эти сорок восемь часов. За это время Михаил Николаевич еще раз поговорит с Лизой, поднажмет на нее, и та признается в своей глупой лжи, не может не признаться, заберет свое заявление, и его отпустят.

За зарешеченным окошком медленно текла майская светлая ночь, но сон к Вадиму не приходил. Уж слишком густым был круговорот мыслей в его голове. Его то кидало в сторону размышлений о природе человеческой подлости, то он начинал представлять, как его встретят на работе после всего случившегося, то тревожился за мать и ее больное сердце. В конце концов он усилием воли заставил себя переключиться на фантазии о будущей счастливой семейной жизни.

Он представлял себе Оленьку в белом свадебном платье, воздушные складки фаты обрамляют ее прекрасное лицо, нежные губы улыбаются прелестной, немного застенчивой улыбкой, а в глазах светится такое счастье, что на душе у Вадима невольно теплеет. Он постарался себя уверить в том, что Оля и мама — вот два самых главных человека в его жизни, а остальное, даже любимая работа, вещи второстепенные. Переживем, все неприятности мы переживем, если будем вместе!

В течение двух последующих суток к следователю его не вызывали, хотя он ждал этого каждую секунду. Ну сколько надо времени, чтобы разоблачить явную ложь?! Его кормили какой-то казенной гадостью, но вкуса еды Вадим не чувствовал. Чтобы пережить мучительное ожидание, он мечтал, мечтал о будущем.

Нет, шумную свадьбу в ресторане они устраивать не будут, а поедут вместо этого сразу после ЗАГСа в свадебное путешествие на теплое море, а лучше на маленький необитаемый остров. Бескрайнее море вокруг, жаркое солнце, и они вдвоем… Когда-нибудь у них появятся дети, и дом наполнится звонким ребячьим смехом и топотом маленьких ножек по паркету. А его мама с удовольствием будет возиться с внуками, позабыв про свои болезни.

Подходили к концу сорок восемь часов, наполняя душу нетерпением. Вадим насторожился, когда лязгнул замок в двери и голос надзирателя дежурно произнес: «Логинов, на выход!». Молнией сверкнула в голове мысль: «Ну, наконец-то разобрались!». Он был уверен, что следователь вызывает его, чтобы извиниться за допущенные неудобства и отпустить с богом из этих мрачных стен. Сразу обострились все чувства: он ощутил, как затекли мышцы от вынужденного заточения, лишенные привычных нагрузок, даже засосало под ложечкой от голода. Он почти ничего не ел эти дни, просто не мог в себя впихнуть тюремную еду.

Войдя в допросную, Вадим сел за стол. Следователя еще не было. От нетерпения трудно было сидеть на месте, на жестком стуле и он постукивал пальцами по столешнице. Наконец вошел Воскобойников и с непроницаемым лицом уселся напротив задержанного.

— Здравствуйте, Михаил Николаевич, — поздоровался Логинов, с надеждой заглядывая в глаза следователя.

— И вам не хворать, — буркнул в ответ Воскобойников, копаясь в папке с какими-то бумагами.

— Какие новости?

— Могу сообщить вам, гражданин Логинов, что суд избрал для вас меру пресечения в виде ареста на ближайшие два месяца.

— Что?.. — Вадим остолбенел от неожиданности. — Какой арест? Я думал вы во всем разобрались…

— А мы разобрались, Вадим Андреевич, разобрались.

— Но я же ни в чем не виноват.

— Тогда как вы объясните это? — следователь вытащил из папки пачку каких-то фотографий и бросил их на стол перед Вадимом. Фотографии рассыпались веером, и на каждой из них была запечатлена Лиза Меликова с распущенными волосами и в неглиже. — Это мы нашли у вас в квартире при обыске.

Холодный испытующий взгляд пригвоздил Вадима к столу. Руки сами потянулись к глянцевым блестящим фотографиям. Юная модель на них казалась невероятно скованной в нелепых позах. Да и весь набор снимков напоминал жалкую попытку бездарного фотографа создать нечто красивое и эротическое.

— Как у меня в квартире?..

— Так. Конверты с этими фотографиями были обнаружены у вас в столе и в книжном шкафу. Как вы это можете объяснить?

— …Никак, — растерянно пробормотал Вадим, механически складывая фотографии аккуратной стопкой, — я впервые вижу эти снимки.

— Я так и думал, что вы уйдете в отказ! — холодно усмехнулся Воскобойников и убрал снимки в папку с документами. — А зря. Глупо отпираться, Логинов, когда все улики против вас. Только время затягиваете.

Михаил Николаевич встал и, привычным жестом подхватив папку подмышку, направился к двери. На пороге задержался и произнес уже более мягким голосом:

— Вот вам мой совет, Логинов: не отказывайтесь от адвоката.

Вадим вздрогнул всем телом, когда за следователем с хищным лязгом захлопнулась железная дверь.

***

Спектакль в театре абсурда продолжался. На следующий день к Вадиму пришел полагающийся ему по закону бесплатный адвокат. Сразу стало ясно, что толку от этого защитника не будет никакого, уж больно нелепо, даже комично тот выглядел: пожилой лысоватый мужчина с внешностью запойного алкоголика в потертом старомодном костюме и галстуке — бабочке. Как будто этот галстук мог отвлечь внимание окружающих от красного с синюшными прожилками носа и отечных припухших век над сонными маленькими глазками. Вадим даже подумал, разглядывая адвоката, что кто-то нанял безработного спивающегося актера и нарядил его в костюм для театральной постановки. Но выбора не было. Сейчас только этот странный человек с вычурным, тоже как из дурной пьесы, именем Викентий Аристархович имел возможность связать его, Вадима, с близкими ему людьми.

— Ну-с, уважаемый, — начал беседу с подследственным адвокат, доставая из видавшего виды «дипломата» дешевый блокнот и шариковую ручку с таким видом, будто это были записная книжка в обложке из натуральной кожи с золотым обрезом и «Паркер» с золотым пером. — Я познакомился с вашим делом и готов биться за смягчение наказания аки лев.

— Не надо биться, Викентий Аристархович, — ошарашил адвоката Вадим, — я ни в чем не виноват. Сможете мне устроить свидание с моей невестой? Ее зовут Ольга Кротова. Это очень важно. Я вас очень прошу.

— Ну, не знаю, не знаю, это будет сложно устроить, — закачал головой с обширной лысиной государственный защитник. — Может лучше с вашими кровными родственниками, матерью или отцом, например? Поверьте моему опыту, Вадим Андреевич, обычно от невест бывает много пустых эмоций и мало толку.

— Оля не такая. Поймите, мне очень важно встретиться с ней и поговорить. А маму нельзя беспокоить, у нее больное сердце.

— Ох, ох, больное сердце — это серьезно, по себе знаю, — посочувствовал Викентий Аристархович.

— Я должен поговорить с Олей, чтобы она была рядом с мамой, не бросала ее, пока я тут… — он окинул тоскливым взглядом очередную комнату-коробку, предназначенную для встреч арестованных с адвокатами и следователями, — прохлаждаюсь. Ведь вы сможете это организовать?

Адвокат смерил подзащитного странным жалобным взглядом и кивнул:

— Хорошо, я постараюсь. А потом мы все-таки разработаем план защиты.

***

Вадим сидел за столом и ждал встречи с адвокатом, но время шло, а комната с зарешеченным окном и одиноким столом по середине оставалась пуста.

Время… Вадим заметил, что за тюремными стенами время течет совсем не так, как на свободе. Его поток, попав сюда, не только резко замедляется, как в запруде, но и меняет направление, то вдруг поворачивая назад, и тогда он, Вадим, начинает тонуть в воспоминаниях, то вдруг закручивается в водоворот «а если бы…» — бесконечные размышления о возможном.

Дверь распахнулась и в комнату вошла Оля. От неожиданности Вадим вскочил со своего стула, беспомощно лязгнув наручником на левой руке, пристегнутым к скобе в крышке стола.

— Оля!

— На место! — рявкнул надзиратель, словно отдавал команду дрессированной собаке.

Вадим сел, во все глаза глядя на неожиданного визитера. Не подвел Викентий Аристархович! Оля медленно подошла и села напротив. Как же ему хотелось обнять ее, прижать к себе так, чтобы почувствовать всем своим существом, как бьется ее сердечко, покрыть поцелуями нежное личико, утонуть в печальном взгляде любимых глаз. Но он только нерешительно протянул свободную от наручника руку.

Оля опустила глаза и спрятала свои руки под столом.

— Здравствуй, Вадим, — произнесла тихо, как будто каждое слово давалось ей с трудом.

— Здравствуй, Оленька. Как ты, как мама? Я за вас очень переживаю.

— Ничего, держимся. Как ты?

От ускользающего взгляда, от отчетливого холодка в голосе, от безликости дежурной фразы по спине его пробежала волна мурашек. Он ждал этой встречи, как утопающий ждет глотка живительного воздуха. А теперь растерялся. Что-то было не так. Любимая девушка показалась какой-то скованной и закрытой. Хотя, чему ж тут удивляться? Любой нормальный человек, впервые попав в эти стены, пройдя несколько десятков шагов по этим коридорам, почувствует себя неуютно, скованно. Вот и Оля…

— Оленька, милая, мне нужна твоя помощь, — заговорил он быстро, стараясь скорей донести до нее самое важное на сегодняшний день. Девушка подняла на него удивленные глаза. — Мне нужен хороший адвокат. Я знаю, что это стоит немалых денег, придется влезать в долги, но я же все верну, как только выберусь отсюда.

— У тебя же есть адвокат, — проронила Ольга, глядя на него со странным изумлением, как будто не ожидала такой просьбы от заключенного.

— Мне нужен хороший адвокат, который действительно будет за меня бороться. Я очень тебя прошу пойти к Саше Тимофееву (помнишь моего одноклассника?). У него отец — человек со связями, наверняка сможет найти приличного адвоката. Расскажи ему все, попроси помочь…

Он не договорил. Ольга вскочила на ноги и нависла над ним, опираясь руками о столешницу.

— Попросить?! Это я должна ходить, просить и унижаться? Такую ты роль мне уготовил? Да ты знаешь, каково мне сейчас? Ты знаешь, что в школе мне уже не один раз все кости перемыли? Ты знаешь, что я спокойно по улице не могу пройти? В меня все пальцем тычут, шушукаются за спиной. А вчера в магазине в очереди в кассу я слышала, как две тетки, совершенно мне незнакомые, говорили: «смотри, вон невеста этого учителя-педофила!» Мне хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, испариться! Я не знаю, куда мне деваться от позора, который ты навлек на меня. А теперь ты еще хочешь, чтобы я ходила по твоим бывшим друзьям и просила помощи? У тебя совесть есть?!

Вадим молчал, оторопело глядя в горящие ненавистью глаза любимой. Не было больше его милой, нежной, немного застенчивой Оленьки. Перед ним стояла совершенно чужая, пылающая гневом и возмущением девушка.

— Ты мне горы золотые обещал. Говорил, что всю жизнь на руках носить будешь, что в лепешку разобьешься, чтобы я была счастлива. А что я получила? Город у нас небольшой, все друг друга знают. Сплетни разносятся как порыв ветра. Я не знаю куда мне сбежать отсюда, куда спрятаться, а ты… Как ты мог, Вадим?!!

— Ты что, поверила во всю эту чушь? — Наконец произнес Вадим, хотя во рту пересохло, и язык ворочался с трудом. — Это же ложь, клевета, Оля.

— Я не верю тебе. Это ты лжешь, чтобы прикрыть свой позор. Господи, — она прижала ладони к лицу и отвернулась к окну, как будто даже смотреть в его сторону было мучительно, — как ты мог, ведь это же дети!

— Я не мог и не делал этого, Оля. Меня оклеветали, и ты знаешь почему. Просто помоги мне выбраться из этой ситуации. К сожалению, без твоей помощи мне не справиться.

— Нет, нет, Вадим! — с холодной яростью бросила ему в лицо Ольга. — Не смей меня просить ни о чем. Ты этого не достоин. Я вообще хочу как можно быстрее тебя забыть, выкинуть из своей жизни. Так что о помощи проси кого-нибудь другого, только не меня. Я и так в этой ситуации — жертва обстоятельств, пострадавшая сторона. Так что помогать я тебе не буду, и приходить сюда на свидания не буду, и писать тебе в тюрьму не буду. На меня не рассчитывай. А Клавдию Валентиновну постараюсь поддержать, я же человек добрый. Тем более, что непонятно, как такая милая женщина смогла вырастить ТАКОГО сына. Все, свидание окончено. Прощай, Вадим, и не поминай лихом.

С этими словами Ольга, гордо выпрямив спину, подошла к застывшему у двери с каменным лицом охраннику. Тот отступил на шаг, пропуская ее вперед, и распахнул дверь.

Дверь с металлическим лязгом захлопнулась за ними. И наступила темнота. Вадим не сразу понял, что сидит с закрытыми глазами, безвольно уронив на стол руки. А под потолком шипит и потрескивает лампа дневного света. Сглотнув невесть откуда взявшийся в горле ком, он поднял голову и посмотрел вверх. Одна лампа дневного света тускло горела, а вторая то гасла, то вспыхивала с неровными промежутками времени, словно посылая в мир сигнал СОС с помощью азбуки Морзе. Вот только мир, погруженный в свои важные дела и проблемы, не замечал этих жалких, беспомощных и никому непонятных сигналов.

Глава 10

Запах беды

Дурную весть принесла Ольга. Услышав об аресте сына, Клавдия Валентиновна не поверила. В памяти всплыл рассказ одной старой подруги, дочь которой училась в театральном институте. Пытаясь удивить, а значит привлечь публику, современные режиссеры придумали так называемый интерактивный театр. Зрители в этом театре становились равноправными участниками постановки, включались в разворачивающееся действо, а грань между залом и сценой стиралась, становилась невидимой.

Выслушав нелепую до абсурда и гнусную историю от будущей невестки, пожилая женщина только покачала головой ничуть не встревожившись. Она была уверена, что Дима ни в чем не виноват. Просто кто-то решил его разыграть. Становясь старше год от года и постепенно обменивая здоровье на жизненный опыт, бывшая учительница вынуждена была признать, что современная молодежь злее и грубее своих предшественников. Вот и устроил кто-то глупый и жестокий розыгрыш над ее сыном. Наиграется и успокоится, и все вернется на круги своя.

Вечером того же дня позвонил Дима и пообещал, что через пару дней вернется домой, и они все вместе посмеются над случившимся. Но следующим вечером в квартиру позвонили. Открыв дверь, Клавдия Валентиновна растерялась, увидев на пороге нескольких полицейских и двух соседок с нижних этажей, пенсионерку Нину Михайловну с первого и продавщицу из овощного ларька Варвару Семеновну с третьего. Обычно шумные, говорливые соседки испуганно молчали, косясь на рослых парней в полицейской форме и мужчину лет сорока в гражданской одежде.

— Здравствуйте, — спокойным, уверенным голосом хозяина положения поздоровался сорокалетний, — меня зовут Воскобойников Михаил Николаевич. Я следователь, и у меня ордер на обыск вашей квартиры.

Сунув в лицо обомлевшей хозяйки какие-то корочки и бумагу с печатью, Воскобойников прошел в квартиру не дожидаясь приглашения. Остальные молча проследовали за ним и, рассредоточившись по квартире, стали методично обшаривать шкафы и ящики столов. Соседки тихо перешептывались в коридоре, бросая косые взгляды на Клавдию Валентиновну.

А та ходила за Воскобойниковым по пятам, сразу определив его как главного, и бормотала растерянно:

— Какой еще обыск? Это же ошибка, глупая ошибка…

— Разберемся! — буркнул следователь и отодвинул ее в сторону, как мешающую мебель. Прошел в комнату Вадима и сразу направился к письменному столу.

Клавдия Валентиновна прислонилась к дверному косяку, вдруг почувствовав слабость в ногах, и с ужасом наблюдала за происходящим. Злая и глупая шутка на глазах превращалась во что-то ужасное. А когда следователь достал из ящика Диминого стола какой-то конверт и вытряхнул оттуда цветные глянцевые фотографии, сердце в груди матери трепыхнулось и застучало быстро и неровно, сбившись с привычного ритма.

— Понятые, — позвал Воскобойников громко, и в голосе его прозвучали торжествующие нотки, — прошу подойти сюда!

Обе соседки на цыпочках просочившись мимо еле живой хозяйки квартиры подошли и стали за спиной следователя.

— Обратите внимание на эти снимки, обнаруженные на ваших глазах в нижнем ящике стола.

— Боже мой! — тихо и испуганно охнула Михайловна. Семеновна молча вцепилась в ее рукав.

Второй конверт обнаружился между книгами на книжной полке. Чувствуя, что вот-вот упадет прямо под ноги своре полицейских ищеек, по-старушечьи шаркая ногами Клавдия Валентиновна прошла в комнату и села в уголок дивана. Гулкие удары сердца отдавались в ушах, в голове появился монотонный гул. Кажется, поднималось давление. Надо было встать и выпить таблетку, но бедную женщину парализовал страх. А соседки, поглядывая то на следователя, то на хозяйку, шептались так, что Клавдия слышала каждое слово.

— Кто бы мог подумать, что Дима на такое способен!.. — округлила глаза Михайловна и сокрушенно покачала головой.

— А я догадывалась, что он ненормальный, — зашипела на ухо подруге Семеновна. — Как ни глянешь в окно, так ни свет, ни заря Димка этот в своем спортивном костюме на улицу юрк, и бежит невесть куда! Вот мой Витька, как все нормальные парни, то напьется и буянит с дружками, то по девкам шлындрается. А этот — бегает! Говорю же, ненормальный!

— Дамы, — оторвал от обсуждения сплетниц Воскобойников, — пройдите на кухню, там наш сотрудник даст вам на подпись необходимые бумаги. Подпишите и можете быть свободны.

Кумушки кивнули, но комнату покинули с явным разочарованием, словно их выставили из зрительного зала на самом интересном месте спектакля.

Сколько времени занял обыск, Клавдия Валентиновна не знала, только вдруг заметила, что за окном совсем стемнело и пошел дождь, оставляя на стекле мокрые неровные дорожки. Так и побросав вытащенные со своих привычных мест вещи, полицейские ушли, оставив хозяйку в растерянном и оглушенном состоянии. После их ухода в доме остался странный, неприятный запах. Клавдия все пыталась понять, чем это пахнет? То ли мужскими ботинками, которые никто и не подумал снять в прихожей; то ли грязью, принесенной с улицы; то ли пропахшей потом полицейской формой. Клавдия Валентиновна выпила несколько таблеток для сердца и от давления и запила все это хорошей порцией корвалола. И лишь когда его приторный запах поплыл по квартире, она поняла, что так пахнет беда.

По дому поползли сплетни. Они просачивались тонкими невидимыми ручейками сквозь дверные щели из каждой квартиры, стекали вниз по ступеням, вились вокруг выкрашенных масляной краской перил, скапливались в темных углах у лифтов, большими лужами растекались под ногами разговорчивых старушек — вечных обитателей скамеек возле подъездов, и дальше текли по улицам, теряясь в лабиринтах переулков и широких проспектов города.

Соседи обсуждали случившееся с не меньшим жаром, чем несколькими месяцами ранее обсуждали звание «учитель года», полученное Логиновым. Вдруг кто-то вспоминал, как Вадим, будучи подростком, провожал одноклассницу домой и нес ее портфель. В свете произошедшего этот поступок казался странным: не было ли это проявлением нездоровых наклонностей мальчика?

Кто-то высказывал мнение, что парня испортили в армии, куда он пошел после окончания института. Мало ли что там в сугубо мужской среде происходит! Не свернули ли ему мозги на сторону произвол командиров или дедовщина?

И даже то, что всегда вызывало зависть и восхищение — не пьет, не курит, спортом постоянно занимается, всю зарплату матери в дом несет, — теперь будило подозрение: а чего это он такой правильный? Неспроста!

Возвращаясь из магазина, Клавдия Валентиновна наткнулась на великовозрастных сплетниц у подъезда. Старушки вместе с Михайловной и Семеновной спорили:

— Да не спортом он с этими толстухами занимался, а заводил их в спортзал школьный и насиловал там, — с полной уверенностью заявила Семеновна, толстая баба с грубым некрасивым лицом, — Воскресенье же, в школе никого нет. Делай что хочешь!

— Нет, Варвара, — возразила Михайловна, — девочка то, которую он оприходовал, худенькая была. Толстухи не в его вкусе.

— Так он для отвода глаз с толстыми возился! — встряла в спор остроносая седая старуха, для убедительности стукнув оземь своей деревянной тростью, которую держала в искореженных артритом пальцах.

— Да что вы такое говорите! — воскликнула, не сдержавшись Клавдия и опустила на асфальт пакет с продуктами. — Как вам всем не стыдно? Вы же Диму с пеленок знаете. Он же вырос на ваших глазах. Слова плохого от него никогда не слышали. Ни одного поступка, за который было бы стыдно, он не совершил, только помогал вам, злоязыким. Человек в беду попал. А вы, вместо того чтобы помочь, грязью его обливаете по чем зря. Советь у вас есть?!

Кто-то из сплетниц стыдливо отвел глаза, кто-то недовольно надулся. А привычная к перепалкам Семеновна пошла в атаку:

— Ясное дело, Валентиновна, ты про своего сынка плохо не скажешь. Но фотки-то эти срамные я своими глазами видела! — Она вытянула перед собой правую руку и растопырив средний и указательный пальцы поднесла их к глазам. — Вот этими самыми. И если тихоню твоего под арест посадили, значит есть за что. Правильно я говорю, бабоньки?

Варвара обвела требовательным взглядом кучку соседок, и те согласно закивали. В душе толстой продавщицы разрасталось торжество победителя: есть все-таки на свете справедливость! У нее самой сын Витька, ровесник Вадима, вырос непутевым, учиться не хотел, пристрастился к водке, как и его алкаш-папаша, ни на одной работе подолгу не задерживался, но зато в тюрьму ни разу не попал. Вот теперь эта гордячка-учительница перестанет смотреть на нее свысока!

Клавдия Валентиновна подхватила пакет с продуктами и, больше не сказав ни слова, пошла к двери подъезда. В спину ей неслись шепотки, многозначительное покашливание, смешки.

Захлопнув за собой дверь подъезда, пожилая женщина направилась к лифту, волоча в руке вдруг резко потяжелевший пакет. В глазах жгло, и пришлось поднять лицо вверх, чтобы не дать обидным слезам пролиться. Как же болела душа за сына! Ну что за люди вокруг?! Откуда в них столько злобы? Ведь ни она, ни Дима никому из них ничего плохого не сделали.

Она несколько раз нажала на кнопку вызова лифта, но отклика не последовало: лифт не работал. Подхватив поудобнее пакет с покупками, Клавдия Валентиновна пошла вверх по лестнице.

Каждый шаг давался с трудом, сердце заполошно стучало в горле, в висках, дыхание с хрипом вырывалось из груди. Несмотря на то, что она делала остановки на каждой лестничной площадке, силы покидали ее. Колени дрожали от слабости, а сердце, словно подвешенное на тонкой ниточке, беспомощно трепетало, то и дело замирая и останавливаясь.

Что же делать, как помочь Диме, думала она с усилием переставляя ноги со ступеньки на ступеньку. Надо пойти к этой девочке Лизе Меликовой, поговорить по душам, попросить забрать заявление из полиции. Ведь так нельзя! Ведь эта глупая и страшная ложь разрушит и ее жизнь. «Приду домой, приму таблетку и немного полежу, — решила Клавдия Валентиновна, — а потом пойду к этой девочке. Буду просить, умолять, в ногах валяться буду, но уговорю не губить Диме жизнь!»

Добравшись до седьмого этажа, Клавдия обессиленно опустила пакет с продуктами на пол и дрожащей рукой вытащила из кармана ключ. Она тщетно пыталась попасть в замочную скважину: слезный туман застилал глаза, а в глубине груди в тугой узел скручивалась жгучая боль. Так и не сумев открыть дверь, женщина медленно опустилась на колени и, закрыв глаза, привалилась к стене плечом…

Ее обнаружили соседи с восьмого этажа только через два часа. Вызвали скорую, но было поздно. Клавдия Валентиновна скончалась от инфаркта на пороге собственной квартиры.

Сердобольные соседки Нина Михайловна и Варвара Семеновна всеми силами старались оказать последнюю помощь бедняжке. Они нашли в старой записной книжке, лежащей в прихожей на полочке у телефона, номер двоюродной сестры Клавдии Валентиновны и сообщили о случившемся. А когда единственная родственница приехала из деревни, помогли организовать похороны. И с уверенностью можно было сказать, что при прощании именно они пролили больше всех слез над могилой бывшей соседки.

Глава 11

Суд

У здания городского суда скапливался народ. К возмущению многих, объявили, что заседание суда будет закрытым и ни прессу, ни посторонних любопытствующих туда не пустят. Это было несправедливо, ведь все последние недели город жил обсуждением неслыханного поступка молодого учителя. В газетах чуть не ежедневно печатали статьи, посвященные самому Логинову и вопросам морального облика педагога. На телевидении в прайм-тайме показывали передачи, где солидные и серьезные эксперты обсуждали педофилию и сексуальное насилие вообще, жестко критиковали провальные реформы системы образования. В школах экзамены пролетели совершенно незаметно, как заурядное явление, ведь все, и учителя, и ученики были заняты в большей степени судьбой бывшего учителя года, чем завершением длительного периода обучения.

— Ну что, Вероника, сматываем удочки? — с разочарованным видом спросил оператор Костя Сметанин у корреспондента областного телевидения Вероники Матросовой. Он уже снял здание суда с разных ракурсов, но что от этого толку? Ведь самое интересное происходило внутри.

— Нет уж, Костик, подождем, — ответила молоденькая журналистка лишь второй год работавшая на телевидении и упрямо тряхнула головой. Она обвела цепким внимательным взглядом кучки народа, постепенно скапливающиеся у здания суда, — вдруг удастся узнать что-то интересное? Вон собираются те, кого вызвали свидетелями в суд. Попробуем с ними поговорить. Ты главное вовремя камеру включай, ушами-то не хлопай!

Вероника вдруг встала на цыпочки, вытянувшись в струну, как суслик, сверля взглядом кого-то в толпе, и словно принюхиваясь, не донесется ли с какой стороны запах сенсации? Махнув рукой оператору, журналистка бросилась вперед, ловко маневрируя среди людей. Костя рванул за ней.

— Галина Ивановна Дроздова? — оттеснив без излишней деликатности плечом со своего пути какую-то невысокую хрупкую женщину, Вероника Матросова нацелила микрофон в лицо директора школы. — Ответьте, пожалуйста, на один вопрос областному телевидению.

Галина Ивановна недовольно нахмурилась, но, понимая, что от прессы все равно никуда не деться, согласно кивнула:

— Только один вопрос.

— Мы, конечно, еще не знаем, какое решение примет суд, — с четко рассчитанной долей эмоциональности на камеру заговорила Вероника, — но если все-таки Логинова признают виновным, что сделаете вы как директор школы?