Бесплатный фрагмент - Чугун и рычаги

На вершине холма

Со спокойным сердцем я один-одинешенек стоял на склоне холма, не настолько, конечно, крутого, что, сделав любой неверный шаг, ты — раз и все — покатишься кубарем бог знает куда вниз, так что ни под одним кустом потом не найдут. Но особо по нему, как угорелый, вприпрыжку не понесешься галопом. Я не лошадь и силами лошадиными не обзавелся. Зато склон холма вполне преодолим неспешным размеренным шагом. Мелкие и осторожные шажки, как говорится, в помощь. Я размял плечи, выпятил грудь и, надув щеки, выдохнул от восхищения — здесь и дышится с восторгом. Итак, каким жарким и сухим ветром меня сюда занесло? Явно не по шашлыкам на природе истосковался мой желудок. Я по-доброму улыбнулся. Сейчас на календаре июнь: самый долгожданный и счастливый для моей души и тела заядлого любителя поплавать и позагорать едва ли не до медной кожи месяц. Отбегу в сторону: история не терпит длиннот, походить кривыми путями-дорогами можно, но никто по щеке не потреплет в знак благодарности за трату времени на расписывание не таких уж важных, но желательных вещей. Я, прости господи (хотя извинения не ко времени и не по тяжести проступка, и все равно меня почему-то подмывает раскланяться в извинениях), ни много ни мало видеоблогер. Разумеется, это занятие — не в ряду обычных работ, тут я сам себе мастер на все руки: и начальник, и подчиненный, и много кто еще. Только главного нет на руках — трудовой книжки, чтобы можно было ею по носу бить тех, кто считает мое занятие несерьезным. Я весело усмехнулся.

Я веду свой авторский видеоблог и стараюсь не сбавлять оборотов. Правда, человек ли оплачивает весь «банкет»? Нет, он только гость без особых способностей переигрывать некоторые события в свою пользу, и временами кое-что идет вразрез с моими хотениями. Я смиренно покачал головой. Меня кормит видеоблог, посвященный довольно непривычной теме, это не кино, мода или музыка. Вещал бы я с мониторов компьютеров об этих предметах, смотришь, и популярности было бы больше. Я задумчиво почесал пальцем висок. Тема моего видеоблога — всякая сверхъестественная дичь: привидения, разные летающие тарелки, полтергейсты — словом все, что одни спешат высмеять от неверия (а как иначе: ведь это такой цирк с конями и клоунами), а другие — стремятся понять. С официальной верой, я христианин, у меня натянутые отношения. Так сразу обо всем и не расскажешь. Вернуться бы в детство, в ту пору сложностями отношений с верой я сердце не рвал. Я достал из кармана джинсов маленький позолоченный крестик на шнурке, с почтением приложил к губам, но затем небрежно сунул обратно. Место крестика не на шее, а в кармане — подальше от тела. Призраки, летающие тарелки и полтергейст мне как-то ближе. Естественно, коли мой канал обо всяких мистических вещах, то, собственно говоря, и называться он должен под стать теме, я особенно сильно здесь не разгуливался, подумал, представил, так и сяк скомпоновал и родилось на свет название: «О мистических вещах». Я с деловитым видом вынул из другого кармана джинсов смартфон — сейчас покажу, о чем мой блог — но посмотрел в верхний правый угол экрана и понял: не получится этого сделать, потому что светится значок «Нет подключения к интернету». В общем, кто заинтересовался, тому интернет-поисковик в помощь. Долго искать не придется — мог блог сразу в глаза бросится. Там есть что оценить: и странные квадраты в небе, и светящиеся куполами церквей шары. Я разочарованно закусил верхнюю губу и спрятал телефон обратно в карман. Что ни день, что ни ночь, то обязательно какие-нибудь то ли слух, то ли сплетня о привидениях, летающих тарелках и полтергейсте возьмет да попадется на глаза. И все надо проверить. Меня не пугают мистические явления, зато я боюсь потерять свой видеоблог и боюсь бедности в целом как результата такой потери. Без частого материала мой канал давно приказал бы долго жить.

Так вот, на днях один мой подписчик — человек (фото на его странице не было: комильфо ли такое инкогнито?), признавшийся, что до пены у рта следит за моим творчеством, оставил под последним моим видеороликом (там черное размытое пятно парит над старым погостом) интересный комментарий. Получилась дико большая простыня из слов, но излишки правильной информации когда свинью подкладывали? Я парень неглупый и сразу же в суть дела по локоть погружаюсь. В этот раз чутье меня не подвело: мой подписчик приглашал посетить его родной город и не побояться заглянуть в одно место. Я всегда рад подаркам судьбы и сейчас я не отвернулся с постной разочарованной миной. По словам парня, место это необычное, потому что там живет сам Бог! Он божился, ха-ха-ха, какая милая ирония, и клялся всеми своими и уже умершими, и пока еще живыми родственниками, что сам видел Бога в том месте, только издалека. Я заинтересовался — нет, даже не так — загорелся до такой степени, что мышку чуть в руке не раздавил. Впрочем, опять мало — во мне все затрепетало настолько сильно, что я округлил глаза, подскочил в кресле и несколько раз все перечитал. Мог бы еще раз перечитать, только сердце не позволило — оно стучало, колотилось, оно взбесилось до того, что мне пришлось на минуту прерваться из-за исступления и волнения. То есть нужны впечатления и материал? Что же, тогда готовься и голову потерять. Ради материала приходится проходить огонь, воду и медные трубы, но, как говорится, не побегаешь за добычей — голодным останешься. И сколько мне голов предстояло потерять? Я успокоился, собрался с мыслями и с трезвым умом продолжил чтение — незачем вести себя как сумасшедший.

Однако мой подписчик или же ярый поклонник сразу — что не просто важно, я бы, наверное, его предупреждение на первое место поставил, –предупредил о двух обстоятельствах. Разумеется, только попробуй проигнорировать важную информацию по своей глупости или тщеславию — обязательно вселенная по хребту кармической дубинкой так огреет, что мама не горюй. Во-первых, место, где, как утверждал мой подписчик, он видел Бога — было вершиной холма. Упс, приплыли брассом к земле обетованной, а ведь какие надежды готовы были вырасти на благодатной почве воображения. Я чуть-чуть разочаровался: я-то предполагал, что это будет нечто более эффектное, вроде заброшенного особняка или старинной церкви. Получается, не по адресу прислали посылку с большим ожиданием. Всего-то навсего какой-то холм! Холм!!! Тьфу ты, сплюнул я в сердцах от некоторой досады. Во-вторых, этот холм — место сакральное, а это уже сто разных запретов штабелями друг на друга накладывает: только выбирай, какой прочитать первым. И в-третьих, живописных уголков на нашей планете очень много. Только реши, куда твоя душа тебя зовет в первую очередь. Но холм не место для туристических вылазок, и если захочешь на лоно природы, полюбоваться птицами и цветами, побыть в единстве с матерью-землей, то ничего не выйдет, тебя сразу же по лбу ударят знаком «стоп, это заповедная зона!». Да, холм еще и заповедник, и он даже огорожен высотой по пояс проволочной сеткой, и фотографии, которые подписчик соблаговолил предоставить, красноречиво иллюстрируют этот факт. Я впечатлился и с удивлением отметил, что объем-то работы тут явно выполнен упорными людьми. Я был так воодушевлен и заинтригован, что сразу же согласился приехать. А с подробнейшими инструкциями парня: куда ехать, как искать и как добираться до холма — я еще больше воодушевился, поскольку понял, что вся эта авантюра, считай, была у меня в кармане.

Не надо волноваться, я не буду мучить долгими витиеватыми описаниями мелочей вроде покупки на следующий день билетов на поезд, самой поездки, регистрации в гостинице — на мою душу не выпало ровным счетом никаких приключений и трудностей. Купил, приехал, и заселился в гостиницу я легко и быстро. Мне за глаза хватило удобств гостиницы: облицовка плиткой как чешуей панголина есть? Есть! А этажи, где находятся номера для постояльцев? Ну, позвольте, обижаете, их целых четыре! Я не много вещей взял с собой, я ведь не на месяц отлучался из родных мест. Один чемодан, в котором уместилась вся моя одежда и камера. Также взял, чем время убить в дороге: я люблю американские детективы, но не люблю компьютерные игры. Мне как раз в гостинице вручили рекламную листовку новой игры, что-то там со стрельбой в космосе. Я не вдавался в подробности, а безразлично выкинул листовку в номере. И все! Незачем отяжелять свою дорогу, которая и без того не похожа на поход в магазин за колбасой, дополнительными, не факт, что пригодными в пути, обременениями.

Как говорится, если что-то и делать, то надо стараться это сделать по горячим следам. Откладывание забот на потом не приведет к победному результату, потому я не стал расслабляться и с азартом в глазах и страстью в сердце приступил к делу. Отдохнуть я мог бы и дома. Холм находился не то чтобы в самой черте города — над чьей головой загорелась бы лампочка идеи на такие инженерные, не знаю, фокусы или просчеты? Не думаю, что кому-то доставило бы удовольствие, как на аттракционе с горками, реактивной ракетой носиться. Нет, там все было собрано в кучу, я бы это назвал: жить в тесноте да не в обиде, места так мало, что с трудом дышится, — то есть черта города находилась едва ли не впритык к подножью холма. Вот холм, окруженный проволочным ограждением, дорога в полтора проезда, впрочем, для машин простора хватит, не столкнутся. И вот жилые дома. Представляю, сколько радости жальцам домов доставляет такое близкое соседство, только выгляни в окно — и сразу под носом дорога, а через полметра от нее цветет и пахнет природа. На все про все, на дорогу от гостиницы до холма мне хватило и двадцати минут, не шибко много времени я потерял, правда? Подойдя к проволочной сетке, я моментально остыл, и все светлые эмоции утихли. Приличный человек законы нарушать не станет — по крайней мере, большую их часть, но похоже, истины прописывают для других глупцов. Я раз — дрожа, точно заяц, пугливо и нервно огляделся, ага, кругом ни души, потом два — готово, быстро с переполняющим кровь адреналином, напряжением и озабоченностью нарушил закон: перелез через проволочное заграждение.

И вот теперь, совершив полный круг, сколько там, жаль, что я не математик, кажется — и пусть меня поправят (я не имею ничего против признания своих ошибок) — триста шестьдесят градусов, да? С того момента, когда я начал рассказывать, ничего не изменилось, мир со своей оси не слетел: я все так же стоял на склоне холма, причем в очень удачном его месте, поскольку, как ни присматривайся, ничей любопытный глаз не поймал бы меня. Я удовлетворенно ухмыльнулся. Бог, жди меня! Держа в руке включенную видеокамеру, я начал подниматься не то по тропе (хорошо же до меня тут потоптались), не то по проплешине в зарослях травы. Неясно, то ли табуны животных наследили так, что осталась широкая полоса голой земли, то ли природа как-то иначе поработала. Но мне и к лучшему — по крайней мере, ноги не запутаются в траве, и букашек тоже, знаете ли, много не подавлю.

Нельзя же все время перед глазами иметь один и тот же вид. Конечно, здесь не музей или выставка с картинами, на которой глаза разбегаются, и ты от восторга ни на секунду рот не закрываешь, и все же можно на миг отвлечься и оглядеться. Вот, например, с правой стороны чем тебе не вид, чем не пейзаж — только бери и переноси его на открытки, ведь в итоге получатся творения, достойные всех оваций. Справа ели и сосны словно вспениваются серыми пыльными пузырями, пупырышками и буграми, и кажется, что кто-то мыльных пузырей напустил. О, а какие просветы, или точнее сказать, черные и мрачные, не знаю, пропасти между их без преувеличения могучими стволами? Не знаешь, что темнее — внутренности леса или какой-нибудь самой глубокой впадины на дне океана. Все глаза так сломаешь, начни всматриваться, что там за деревьями! У меня по спине пробежал мороз (хотя бы немного охладился), и я поежился от чувства дискомфорта. Минут пять я потратил на съемку деревьев и их чащи и после добавил, поскольку попробуй заткнуть мне рот, когда так и распирают комментарии: «Какая красивая и одновременно жуткая природа. Идеальное место, где могли бы обитать призраки или какие-нибудь чудовища. Вы и сами все видите. Если днем здесь так, что дрожь до костей пробирает, то что же ночью? Я даже думать не хочу о том, как бы тут было жутко, приди я сюда в темноте. Да, наша страна может легко похвалиться пугающими, но красивыми местами. Бог, интересно, разделил бы мое мнение на этот счет?».

Слева — то же самое, деревья. Правда, здесь уже росли не ели и сосны, а березы и дубы с побуревшей, пожухлой и квелой листвой. И хотя все деревья разные, дай, конечно, художнику волю, и он сможет как-нибудь исхитриться и одно с другим скомпоновать, и тем не менее посмотришь в их чащу, и скажешь: «Эту черную мрачную пропасть я уже где-то видел!». Ах, да вон там (и руку полностью вытягиваешь в сторону елей и сосен) — среди зарослей сосен и елей! Меня опять передернуло от оторопи. Березы и дубы я также снял и сказал так: «Буквально бери и снимай фильмы ужасов. Впрочем, я бы не оказался построить тут дом и жить. Может, я вообще много необоснованного страха нагоняю? Но что поделаешь — обстановка располагает к тому, чтобы нагнать много страха и таинственности. Но Бог, наверное, ничего не боится, если это все его родные места».

Минуло полчаса — хотя к какому месту тут зыбкие рамки времени, у меня же видеокамера в руках и точные часы, считай, буквально перед глазами — итак, прошло тридцать минут. Каким-то неожиданно витиеватым оказался мой путь — поворот на повороте. Уфф, уфф, я немного запыхался, и у меня все внутри от изжоги загорелось. С детства с ней маюсь. Я потер грудь и живот со страдальческим выражением лица. Мое восхождение — подарок, который мне, конечно, по зубам, однако не хочется быстро устать, ведь на обратном пути меня никто на руках не понесет в гостиницу. Воистину, молва не лжет: труден поиск Бога на земле. Впрочем, порадуйтесь твердости человеческого сердца, и ну давайте и душу сюда добавим. Думаю, даже если бы я бы ехал на машине или поднимался на эскалаторе, то это мало что изменило: я имею в виду, что и тогда весь путь был бы испытанием для меня. Я посмотрел в объектив камеры и измученно произнес: «Надо было от изжоги таблетку выпить, а я не сделал этого, вот теперь и расплачиваюсь». Я подумал, что распространяться о своей болезни будет излишним, она ведь никому день не сделает!

Я прищурился и взглянул по-другому на свой путь, и этот голый участок серой земли, забирающий все выше и выше, напомнил мне мост с ограждениями. Но не надо торопиться и воображать обычный мост: тут река не разлита, и если бы и была разлита, то я не в том расположении духа и мыслей, чтобы в нее босыми ногами по колено заходить. Здесь по ходу дела вообще ни капли воды, ни ручья, ни лужи. Мосту положено не только быть надежным, но и нависать над чем-нибудь, мосты же нависают, как ветви ивы над водой, не лежат же они плашмя стопкой, как дрова в сарае. Высокие, мне по колено, земляные насыпи по краям напоминали ограждение. Я до сих пор путаюсь в своих «показаниях»: тропы, дороги, пусть уж будут проплешины. И кругом много-много, просто какое-то дикое количество кустов с вялыми листьями. Находишь красоту в кустах ростом до второго этажа — замечательно: впереди виднеются подходящие исполины. Видно, местная экология творит чудеса, ведь так не разрастешься на простых удобрениях. А если любишь низкие кустики, то и здесь есть чем остаться довольным: почти всюду кругом растут карликовые кусты. Я не поленился и их снять на видеокамеру: вероятно, это мелочь, которую не грех и не щадить при монтаже, и все же, может, атмосферности и загадочности придаст конечному видео.

«Я знаю, что кусты вовсе не то, ради чего вы, мои подписчики, будете смотреть это видео. Во всяком случае, если кому-то не понравится этот кусок, он сможет перемотать на что-то более интересное».

Я с любопытством пробежал глазами по округе — кусты, что ли, высаживали как на заказ: типа, надо, чтобы была веточка к веточке, макушка к макушке, и чтобы не халтурить при подборе! Я только ухмыльнулся от изумления.

Сколько ни ходи и ни броди и на сколько дорог, троп и проплешин ни наводи видеокамеру (что Бог посылал мне, то я без разбора и снимал, а послал он мне очень много), куда-нибудь когда-нибудь ты все-таки попадешь. Ура, вот и не напрасно подумал. Я наконец достиг вершины холма и довольный присвистнул с облегчением. Затем наклонился, опершись одной рукой на колено, и, постояв так минуту, устало выпрямился. Я утомился, как строитель после многочасовой укладки кирпичей, и выжат, точно апельсин соковыжималкой. Какой я хилый, всякий, посмотрев на меня, неминуемо на смех поднял бы все мои потуги.

— И где тут Бог? — громко произнес я и с важным видом огляделся. — А, Бог? Я пришел к тебе. Покажись теперь!

Я оказался на краю поляны. Слишком большой ее не назовешь, вершина холма не резиновая, чтобы, забыв о всяком приличии, растягивать края поляны чуть ли не до горизонта во всех направлениях. Впрочем, это был и не такой пятачок с кулачок, на который не то что сам не станешь, даже если стоять будешь на одной ноге, но и далеко не каждый предмет поставишь. Это была поляна, обнесенная маленькими, размером со стакан, серыми булыжниками. К чему такие старания, если туристы сюда не заглядывают? Никто хорошим отзывом за проделанную работу не потешит самолюбие создателя круга. Думаю, на поляне легко поместилась бы целиком самая обыкновенная машина — и ни капот и ни багажник не вышли бы за границы.

Однако поляна — это лишь половина дела. Мало ли подобного добра где-нибудь еще, слишком привычная и незначительная это вещь, чтобы придавать ей много важности. Тут полную картину давала другая особенность, которая заинтересовала и отчасти впечатлила меня. На поляне, обозначая центр — типа, здесь он, никуда дальше не ходи, там все что угодно, кроме центра (ну да, чтобы три аршина не принять за сотню километров), — стояла водоразборная колонка. Не знаете, не слышали о таком диковинном звере? Не страшно. Это такая водоподъемная труба — здесь была серого цвета, не знаю, каких они еще бывают цветов — и колонна с рычагом на ней: сердито и доходчиво, чтобы не смущался сложностями простой народ. Выйди на улицу или съезди в деревню и там, куда камень ни кинь, не засчитается бросок зазря — обязательно звон раздастся, оттого что попал в одно из таких нехитрых, но полезных приспособлений.

Как я понимаю, слона в комнате, хоть как маскируй и прячь, все равно не утаишь, какому гению без мирового признания пришла в голову идея взять и поставить колонку не где-нибудь, где она не была бы, как бельмо в глазу, а именно здесь, на вершине холма? Кто-то, по-видимому, банку с вопросами открыл. Не потерять бы в этой кутерьме нить главной причины моего прихода сюда. Я несколько раз с озадаченным видом обошел колонку кругом, с разных ракурсов снял ее и поляну на видеокамеру и не удержался от возражения: «Мне ведь говорили, что тут заповедник. Или у нас прогресс и заповедник — одно понятие? Надеюсь, на колонке мое приключение не закончится, а то я расстроюсь».

Можно подумать, если я буду ее долго рассматривать и снимать, дело станет ясным. Нет, туман тайны все также будет и дальше плотным покрывалом лежать на вещах. Может быть, — теперь пора нагрузить ум предположениями — здесь находится какой-нибудь подземный источник? Я присел на корточки и вопросительно оглядел колонку. Видно, чтобы не тратить остатки сил после подъема на холм по солнцепеку на поиски воды, и пометили колонкой место, где найдется спасение от жажды. Молодцы, что не поленились потратиться на комфорт нуждающихся. Однако чтобы точно сказать, чтобы это выглядело не догадкой, а голым и неопровержимым фактом, надо — что? Верно, поработать на месте колонки лопатой, и хорошенько вымазаться в грязи. Но лопату с собой я не взял! А если я углублюсь в фантастические дебри и предположу, что весь холм насквозь пронизан системой водопровода? Впрочем, без лопаты мне этого не проверить. А изрыть голыми руками весь холм у меня пальцы до запястий сотрутся.

— Интересно, колонка рабочая? — заинтригованно произнес я.

Было довольно жарко, не так, конечно, что, побыв на солнце хотя бы пять минут, можно было дочерна подкоптиться, — нет, разумеется, это слишком утрированно, хорошо подкоптиться удалось бы, скажем, за весь день. Я утер пот со лба и изможденно поднял голову — вот так чудо: солнце все облака испарило. Хотелось бы знать, как быстро испарились большие и маленькие облака — за то время, пока я марш-бросок на холм совершал, или пока ноги напрягал от дверей гостиницы до подножья? Ой, к таким ужасам летнего пустого неба попробуй привыкни. Я принялся рьяно обмахиваться рукой: охлаждаюсь кустарным или дедовским способом, кондиционер или вентилятор на спину не повесишь, а руки видеокамерой заняты, потому справлялся, как мог. Я буквально ощущал кожей лица и рук давящую тяжесть разогретого плотного воздуха: летний сухой зной обессиливает так, как ничто другое. Я не взял ничего, чем рот смочить, как черт попутал! Чем моя голова была забита, когда собирался?

Похоже, солнце не только ни облачка не оставило, но иссушило все у меня во рту. Я нахмурился и с чувством неприязни чмокнул губами. С моих губ снимай сколько душе угодно клочьев сухой жесткой кожи — слой, еще слой, потом еще слой. Я себя прямо какой-то змеей во время линьки ощущаю. Булавками я не пировал, но в горле колет и першит, словно перед выходом ложку-другую булавок перехватил. И на десерт, чтобы сильнее ощутить суровость мира — на сухих зубах горячая пыль скрипит так, что и глухой услышит. Я подвигал челюстью и действительно почувствовал на зубах твердые песчинки.

Я закашлялся и захотел напиться. Я положил видеокамеру на камни, ведь водяные ванны технике противопоказаны. Если ты кремень и запас выносливости и смелости в твоей крови выше крыши, такой, что раздавай просто за красивые глаза кому ни попадя, то терпеть долго жажду, а это та самая голова, выше которой мне не прыгнуть, я не смогу. Смело и с единственной мыслью об утолении жажды, похожей, скорее, на одержимость, я с силой надавил на рычаг. Вода такой мощной струей ударила из подающей трубки, что не только меня самого так забрызгало, что я стал похож на того, кого по пояс водой из ведра окатили, но даже почти вся поляна быстро превратилась в большую лужу. Впрочем, меня это не смутило и не взволновало. От нетерпения у меня глаза черной пеленой заволокло. Я, прильнув дрожащими губами к воде, с непреодолимой жадностью, которую я если и испытывал, то когда же это было — ай, не помню, а чтобы солгать, надо хотя бы вспомнить, о чем собираешься солгать, тогда получается, что никогда, — начал большими глотками вливать в себя воду, как в цистерну.

И вдруг случилось немыслимое. Неужели мир с ума сошел и превратился в дикую карусель, которую не то что не остановить совсем, но даже и не придержать на миг? Закрутил он меня, завертел, как очумелый. Я испуганно выплюнул воду и нервно отпрянул назад. И опять вдруг — слишком много таких вот неожиданных поворотов всего за несколько минут, хоть бы передышка была, чтобы все в привычку вошло, — вся эта история с вращением до тошноты и беспамятства раз — и оборвалась без суда и следствия.

Затемнение! Не низкий ли поступок красть, вернее, добросовестно заимствовать или даже еще более верно — добросовестно одалживать на одну сцену кинематографические фокусы: мне же надо как-то конкретную ситуацию показать конкретным способом? Я и показываю — затемнение! А когда затемнение прошло, первое, что я увидел, было мое отражение в луже. Вода из колонки перестала течь, потому что я не давил на рычаг, и поверхность ее стала спокойной и ровной. «Однако что случилось! Я ли это? Нет!!» — к своему ужасу и ошеломлению я понял, что превратился в такую же водоразборную колонку, из какой только что пил!

Начинайте плакать и стенать, ведь погублен человек в том возрасте, когда можно и мир идти без гроша за душой завоевывать. Голый энтузиазм есть? Значит, все получится. И в тех годах, когда все дороги, в том числе и те, которое нравятся, открыты. Пал жертвой суровой судьбы живой инициативный молодой человек. И хотя я несу на плечах мешок несовершенств, и что это, недостаток какой-то? Да, это он, слабое место любого человека, моих общих достоинств это не обесценивает. Я — водоразборная колонка! А-а-а-а! Мое тело и ноги стали трубой — что за водица побежит теперь по ней? Мои руки превратились в рычаг, а рот стал трубкой для воды. От замешательства и растерянности я не мог даже вскрикнуть. Но что-то опять стало происходить, прощайте, мои чувства и эмоции: потрясение, шок, тревога — весь этот цветник камнем начал погружаться на дно в ту самую воды, которой я обпился. До добра доводит всякая мера, а я от жадности совсем совесть потерял: наливался водой по самое горло, будто боялся, что у меня ее отнимут. Видеокамера лежала на камнях и снимала меня.

Приглашение на день рождения

(продолжение рассказа «Приглашение на свадьбу, или История об одном моем путешествии»)

Если бы не одно происшествие, сегодняшний день мог опять ничем не отличаться от предыдущих. Удивительно, как скучна моя жизнь. С другой стороны, а оно мне надо — искать приключения себе на то место, которое большинство обычно любит в тепле держать? Чувствуешь, читатель, чувствуешь, что происходит? Это не спеша, но неуклонно повышается градус интересности. В общем, сегодня в обед (чудесное время — не успел еще устать так, что на ходу засыпаешь) на пороге по забывчивости не закрытой двери — это моя привычка — забывать закрывать дверь — появился гость. Он не то чтобы желанный — судьба дает на все много времени, однако сейчас не тот случай, и мы не так сильно сблизились, чтобы при встрече душить друг друга в приветственных объятиях, но такой, что на него рука с метлой не поднимется. Этим гостем оказалась росомаха с белым конвертом в передних лапках. Похоже, планка удивления для искушенного человека поднялась на один уровень, ведь росомаха с конвертом в лапках — явный намек на то, что в матрице случился сбой. Лично я сильно удивился и даже растерялся, так что у меня челюсть отвисла, глаза округлились и сам я остолбенел.

Я люблю росомах, а вот акул — нет, и, читатель, не обессудь, позволь с твоего барского плеча чуток времени украсть на описание своей любви — росомах. Меня однажды акула за ногу укусила. Я засучил штанину на правой ноге: вот эти большие темные пятна, расположенные полукругом, — отметины от акульих зубов. Я сдавлено простонал и, поморщившись от неприятных воспоминаний, потер место укуса. Об акулах я больше не заикнусь. Очаровательные Божьи создания — росомахи, и хоть в роду у них нет ни медведей, ни барсуков, все же внешнее сходство какое-никакое с ними имеется. Я блаженно улыбнулся. Хвост пусть и коротковат, зато может покрасоваться пушистостью, и хорошо, что пушистость меха не только одному хвосту досталась, как, например, у белок. Правда, попытайся заплести мех в косички — с большим трудом это получится: он у росомахи жесткий. Радует, что с цветом меха у росомахи не получилось никакой мешанины — их два: коричневый цвет с примесью черного — в общем, тут и смешивать нечего. Разве только спина с желтой полосой у росомахи выгнута коромыслом. Определенно одно, я знаю, кто мне придаст мотивации, чтобы горбуном под конец жизни не стать. Я мысленно буду подгонять себя: «Если не хочешь такую кривую сгорбленную спину, как у росомахи, — не горбись, точно мешки с мукой на себя взвалил, не опускай руки, и все будет хорошо».

Без страха и волнения, которые должны быть в крови у любого дикого животного — впрочем, и у домашнего зверья страх и трепет перед человеком не вытравлен до конца, и нет-нет да и проскользнет то тут, то там его остаток — росомаха передала мне конверт. Я довольно быстро вышел из оцепенения, да и удивляться перестал, даже странно, как скоро я принял все как данность. Я взял конверт осторожно и без резких движений. Росомаха, конечно, не граната без чеки, потеряешь бдительность, и конец — взорвется так, что будут твои остатки пылесосом собирать по округе. И тем не менее лучше лишний раз не размахивать резко руками и не топать громко ногами: бог знает, отчего она может броситься в атаку. Гость не стал ждать благодарности от меня и убежал: верно — благодарность не примешь за птичьи яйца, которые можно спрятать или разгрызть, потому незачем ждать ее. Конверт передал? Передал! Ну и все — не задерживаю.

Я так заинтересовался, что даже воскликнул: «Как же, Господи, не терпится узнать, от кого послание!» Но я все равно постарался совладать с собой и аккуратно, чтобы не порвать конверт вместе с содержимым, вскрыл его. Я вынул то, что было внутри — фотографию и сложенную пополам маленькую желтоватую бумажку. У меня сердце от волнения забилось — мне же не каждый день конверты приносят, тем более росомахи! Держа фото, я развернул бумажку и прочитал написанное. Текста было на один взгляд. Спасибо, что уберегли от лишней воды и суть подали на блюдечке с голубой каемочкой. «Пишет тебе твой друг снежный барс. Приглашаю тебя на день рождения моих котят. Я очень жду тебя». И подпись: «снежный барс». Я, кстати, потом расскажу, как познакомился с ним.

Я посмотрел на фотографию. На ней была с виду счастливая семья из –скольких? Одна, две, три — четырех кошек, но это такие кошки, которых за хвост не потянешь, их даже не каждый решится поднять и на колени посадить. Четыре снежных барса смотрели на меня глазами диких хищников. Впрочем, вместе с тем в их глазах читалось еще и столько любви и счастья, что я не смог удержаться от того, чтобы от умиления и растроганности не прослезиться и не положить руку на сердце.

Похоже, я слишком состарился: оно и понятно, годы летят, часы, дни и месяцы с неделями — что делают, если продолжить этот ассоциативный ряд? Верно, они тоже летят все дальше и дальше в неизведанные дали, вот уже и снежные барсы обзавелись фотоаппаратами. Я с техникой не дружу: с одним только телефоном разбирался целый год, и до сих пор большая часть приложений в нем для меня — темный лес. А еще барсы научились писать по-человечески и понимать людскую речь. Я пишу с ошибками, а в приглашении все грамотно и правильно. Вроде как. В общем, стыд и позор мне! Я смущенно опустил глаза. Прямо так и вижу, как технический прогресс шел, шел и пришел в лес к снежным барсам: а они возьми и пойди в ногу с прогрессом, что, впрочем, нельзя осуждать, а скорее, надо принять. Что тут скажешь: вот так поживешь с человеком — и человеком станешь: что там твоя природа, какое там твое естество — все сотрет человеческое общество, все уничтожит оно, и так, что не вернуть былого никакими средствами. Только веру и религиозность мой друг так и не перенял от меня — он никогда и ни во что не верил. Сам же я в последнее время сильно увлекся верой, и на этом маленьком круглом столике в прихожей стоят три иконы, а над дверным косяком висят сразу три креста.

Ох, брат ты мой хищный, любой другой человек спутал бы тебя с леопардом. Не все гении, и не каждый осведомлен о кошечьем семействе — кроме меня, естественно: я не один год отработал в ветеринарной больнице, поэтому, так сказать, компот с водкой мешать не буду. И у леопарда пятна, и у снежных барсов пятна: то есть проще перечислить общие черты, а не отличия. Интересно, в далеком прошлом всего рода снежных барсов какая же хищная мадам завела амурные дела на стороне, что отголоски той романтической встречи в виде пятен до сих пор доходят до нас? Вот, читатель, посуди сам: светло-серый окрас шерсти делает барса похожим на призрака или подкрашенную сахарную вату. Впрочем, нет, до полной призрачности и белизны ему не хватает именно что концентрированного белого цвета, но вот сравнение с подкрашенной сахарной ватой довольно близко к истине.

Голова у моего друга небольшая. Стоп-стоп, большой ум может уместиться и в маленькой голове, главное, чтобы природа не пожалела ума, а все остальное как-нибудь само собой приложится. Смущает разве что серая полоса — шрам на лбу, который он получил в драке с другим снежным барсом. Мир животных — жесток! Я, посочувствовав, провел пальцем по фотографии. Зато мой друг может похвалиться длинным хвостом — ха, да подари мне Бог такую основательную штуку, я бы на раз-два нашел ей кучу всяких применений или больше, в любом случае я бы не ограничивался в идеях. Например, и это первая идея, которая пришла мне на ум, без всякого напряжения, я бы использовал его как качели. Хотя нет, здесь я просчитался с идеей наобум — я ведь боюсь качелей. Детство — это пора горьких опытов и не менее горьких ошибок, так вот, качели — это все сразу, и мне кажется, как-то долго держится у меня вкус горечи от них. Я помотал головой от неприязни и некоторой брезгливости. Мой друг не боится высоты: он привык жить в горах, а там, как ни крути головой и куда ни поставь ногу для шага, все есть высота, и все напоминает о высоте, поэтому у него чуть ли не в крови иммунитет от страха высоты. Однако если его кто-то и пугает, так это охотники-браконьеры. Звучит страшно, и меня передернуло, и спина похолодела от жестоких и грустных мыслей об охотниках-браконьерах, несущих на плечах тела мертвых снежных барсов.

Так какого ума я бы дал хвосту, пришей мне его Бог? Я жевал бы свой хвост, или мух им убивал, а может, вокруг шеи носил, как шарф — мало ли, надо отталкиваться от ситуации, а там, смотришь, и с чем-нибудь я бы угадал!

В целом от фотографии буквально веяло, если можно так сказать, счастливой — и дай Бог, чтобы судьба не распорядилась иначе — семейной идиллией. Есть чему мне позавидовать, и есть чего пожелать! Я вновь умиленно покачал головой. Мой друг большой, массивный — думаю, ему не составит большого труда других хищных кошек погонять по лесам и горам, может быть, даже со львом померяется силами. И тем не менее не рост определяет любовь и нежность. Он улыбался, и что страшнее — клыки, которых никакие губы не спрячут, они смотрелись в его пасти дико устрашающе, или две пары клыков? Он сидел и самым нежным образом обнимал котят лапами. Ого, какие оглобли! Впечатляют! Я положил ладонь на щеку от изумления и некоторого страха и покачал головой — прямо сердце кровью обливается за добычу, ведь незавидная участь — свою и без того недолгую судьбу оборвать в этих громадных лапах. Мой друг временами агрессивен к собратьям и всегда жесток к мелким зверькам и любит рвать на части их, но ненавидит, что, вероятно, немного странно, когда живность на поверку оказывается невыносливой и жалкой: она буквально от первого укуса умирает. Какая неприятность!

Позвольте спросить, кто так искусно поработал над пятнистым узором котят? Столько яркости, контрастности и насыщенности в рисунке, что кажется, будто цвета не природные, а специально нарисованные. Так чья тут чувствуется рука или лапа? Проказливого папы — ух, своего он не упустил — или расторопной мамы? Впрочем, зачем отдавать главный приз кому-то одному: они оба свои старания не выбросили в трубу и постарались так хорошо, что не сказать как! Пушистый хвост, удивлявший своей длиной, мой друг держал над собой и котятами, так что получилась фигура в форме сердца: при взгляде на него не скажешь, что лишь в мультфильмах такое получается. Может, наловчился?!

— Хорошо, дорогой, — уверенно произнес я и положил фотографию, конверт и записку на столик. Я себя считаю человеком надежным, поэтому такое важное событие не пропущу. Пойду готовиться и заодно о подходящем подарке подумаю. Похоже, рассказ о знакомстве со снежным барсом я буду вынужден вновь перенести на потом. Я раздосадовано развел руками: прости, читатель, мне сейчас не до того.

Мой кошмарный сон

Вот и я теперь дошел до нужной литературной и философской — нет уж, скорее просто до литературной — кондиции и наконец-то решился написать о снах. Как говорится, созрела земляничка — давай, полезай теперь в лукошко, а моя «ягодка» кормиться одними ожиданиями до бесконечности не стала бы. (Я люблю землянику, и в варенье и свежей — странно, почему она мне ни разу не снилась?) Я задумчиво и по-доброму усмехнулся. Если браться за перо — в моем случае касаться пальцами кнопок клавиатуры (ручки, перья и карандаши — хоть и классика, но зачем забивать на прогресс) — короче, если браться за перо, то о каких снах писать? Я озабоченно прищурил один глаз. Кошмары? Ненавижу кошмары! Эта добыча не по охотничьим навыкам. Каторжный труд для меня переносить их. Я всегда тяжело засыпаю после кошмаров — долго ни на одном боку не могу дождаться сна, дышу так, словно меня душат удавкой, а уж сердце стучит, будто до этого бог знает сколько отпрыгал со скакалкой. Даже мои каждодневные молитвы перед сном — большой угол в моей душе отведен вере и набожности, поэтому молиться перед тем, как лечь в кровать, для меня так же естественно, как для бабочек иметь крылья. В общем, я в сомнениях: кошмар не то что хороший сон — им сколько интереса привлечешь? Я в замешательстве почесал щеку. Ладно, напишу про обычный сон!

***

У меня в ладони был зажат гладкий с немного вытянутым горлышком и сделанный из материала, вроде как напоминающего дерево, пузырек. Банальная вещь, и будь она, так сказать, знатного рода-племени, что-нибудь настолько изысканное и элитное, что хоть продай почку — все равно денег не хватит на покупку, то высыпал бы на голову читателю все свойства пузырька, какие есть. Я хоть и вдумчивый, но меня как будто черт с пути ума столкнул, напорол я такую горячку, что и теперь не возьму в толк, на что именно я потратил кровно заработанные рубли. Давай, попробуй найти кончик у этого «клубка». Может, мне его подарили, или я его нашел? Сам Бог от этого не убережет. Может, я его украл, а может, сделал своими руками? Ужас! Логические дыры размножаются так же быстро, как вши на шерсти крысы. Я озадаченно склонил голову набок.

Я всегда боялся необдуманных поступков — теперь же одной безрассудной эскападой стало больше: я зачем-то вынул пробку из пузырька — ох-ох, нечестно это, я даже не колебался. И вдруг к моему удивлению из пузырька повалил густой багровой струей… а вот тут надо попытать счастье с вариантами — был ли это туман, или пар, но может, и дым. Бог ли уберег, или я сам не промешкал — как говорится, на Бога надейся, но и сам не будь кисейной барышней, в общем, от испуга я машинально закрыл ладонью нос и рот и не успел вдохнуть дым. Каким-то чутьем, мужским не мужским — думаю, животным предчувствием, которое спало во мне до поры до времени, я с ужасом понял, что начнется сейчас настоящий ад, ведь это был яд. Моя желтая канарейка в клетке, стоящей на подоконнике, — благое дело молиться за душу маленького существа — уже преставилась, и, наверное, ее праотцы уже расплылись в улыбке и расправили крылья при встрече с ней. Мои щеки и ладонь сразу стали мокрыми от слез печали и горечи — этот ряд выдержит еще какое-нибудь описание эмоций от смерти близкого существа. Черт, не в ущерб любви к питомцу скажу: ух как меня на эмоции пробило — в горле ком стал и слезы душили. Я едва сдерживался, чтобы не закричать: нечем дышать, нечем дышать!

Вся моя небольшая комната за секунду потонула в смертоносном дыме. Я лихорадочно с чувством брезгливости отбросил пузырек как можно дальше от себя. Гори сарай — гори и хата, так я по привычке говорю, когда с прискорбием понимаю: всему уже конец и осталось разве только ноги уносить. Я точно ошалелый, задыхаясь и едва не теряя сознания, схватил шубу с сапогами — удивительно, что не упустил на фоне переживаний о мертвой канарейке и дыме мысль, что на улице голым лучше не появляться, — и, ловко одевшись на бегу, выбежал на улицу. Даже моя хромота с рождения не стала помехой — вот уж и правда, найди себе проблему не по зубам и сразу все твои болезни затмятся ею.

И, совпадение это или нет, удачу здесь не заподозришь — и какая это удача: мертвая канарейка и дым, убивающий все живое, нет, за такой удачей я в очередь не встану, — шел снегопад. В поту и слезах, застилающих глаза, чуть живой, с поминутной отдышкой и диким сумбуром в мыслях и эмоциях я побежал… нет, понесся, как фотон света от солнца к Земле… нет — полетел, как боеприпас из гранатомета… что перебирать метафоры — просто быстро побежал по улице.

А потом вокруг поднялся ветер, и если тема зимы намечена в истории, то, считай, ни шагу в сторону от классики: ветер был обжигающим, ледяным, и сухим — все в целом как из года в год, даже некому пожаловаться, что ничего не меняется. Неистовый ветер, и не пытайся идти против его порывов, в этот бой лучше не вступать со своей слабой защитой, налетел на три дерева с покрытыми снегом ветвями, которые стояли в один ряд впереди меня. О, вот тебе и жертвы без возможности позвать на помощь. Ветер в одно мгновение сорвал с деревьев их снежную глазурь и, закрутив ее спиралью, понес вдоль по улице, постепенно устилаемой багровым дымом.

Кость

Сегодня мой рыжий кот Бублик отрыгнул кость. Я испуганно помрачнел. Бублик — отпрыск безродных кошек: что мама, что папа у него — оба с первого дня в подворотнях прожили. Однако я люблю его, да и вообще всех кошек, не за титул или, наоборот, низкое происхождение (мне есть кого выбрать объектом нелюбви, ненависти и даже брезгливости — это те, кто богаче и успешнее меня, — банкротства на каждый день их жизни!). Впрочем, найдись на Бублике хотя бы аристократической шерсти клок, я сделал бы это солью всей истории. Однако давайте с котом разбираться. Я немного подавлено выдохнул.

…А еще Бублик в белую полоску! Подумал о белых полосках кота, и как-то на сердце стало светлее — практически белым-бело! Вот так новость — отрыгнутая кость! Я недоуменно и мрачно цокнул языком. Казалось бы, отрыгнуть кость не такая трагедия, как, например, отдать добытые непосильной работой деньги телефонным мошенникам — меня однажды поймали на удочку, и я теперь боюсь повторения истории. Конечно, неприятный осадок останется и ни на одно дело потом рука с желанием и светлым настроем не поднимется, но ведь проблема тут в том, что я кота до этого никакими костями не кормил и в принципе не подумал бы кормить. У меня непочатый край недоумений и сомнений. Вдруг это какая-то лишняя кость из кошачьего скелета, однако Бублик мне не расскажет об этом.

Неожиданно буквально на моих глазах кость уменьшилась, сжалась гармошкой и, вспыхнув словно заискрившая розетка, превратилась в шаровидный мутноватый алмаз. Дальше — от потрясения я упал на колени (ай-ай, ой-ой, бедные мои суставы в коленях, это единственное, что всегда болит в моем теле сильнее всего). Дальше — пораженный, я долго не мог моргнуть; дальше — от озадаченности — я прикрыл ладонью рот. А «дальше» будет? Да, дальше — я схватил алмаз и… Нет, стоп! Откуда вдруг такая безрассудная поспешность при моей-то осторожности и сдержанности? Никак одно с другим не согласуется.

Я хитро прищурился и с любопытством повертел алмаз в руке, а он был таким же твердым, как и обычный алмаз, и ничто не выдавало в нем того факта, что прежде он был костью. Пошевелись, мысль в голове: куда потратить такое богатство? В ломбард! Точно! Владельцы ломбардов — люди хоть и всеядные (в основной своей массе; большинство не отвечает за меньшинство), и я даже сразу не вспомню, чем они могут побрезговать, — однако приглянется ли им мой алмаз? Что же, может, и выйдет толк из идеи о ломбарде, и я в итоге наснимаю самых лучших «сливок». Я воодушевился, улыбнулся, положил алмаз в глубокий, с молнией, карман своей черной рубашки и вышел из дома.

Но на круглом коврике для обуви, который лежал у самой двери, меня встретил неожиданный гость — очень пушистый (шерсть хорошо смотрится на животном и плохо — на мебели) кот пепельного цвета. Он, похоже, не один камин исследовал, судя по его окраске. Кот спокойно сидел на коврике и равнодушно смотрел на меня немигающими желтыми, как сердцевина нарциссов, глазами. Я умиленно и восхищенно развел руками. Гладить бездомных котов это не та привычка, что может покрыть человека — и главное меня — позором. То есть никто не схватит меня за плечи и не скажет сердито: «Ага, пойман на месте преступления — получай по полной!» Пока в моих руках не побывает кот, я не смогу успокоиться: много не нагуляю и не нахожусь — просто зациклюсь на этой идее и все!

Без всякого сомнения я назвал бы кота гуру невозмутимости. Спросите у меня, кто может показать пример истинного спокойствия? Так ведь вот он — кот, сидящий у моей двери, он и покажет, как вести себя так, чтобы казаться всем неживым. Кот ни лапой не дернул, ни усов не ощетинил, ни пушистым хвостом, прижатым к лапам, не шевельнул, тем более не мяукнул. С подобным поведением в семье котов он, вероятно, выглядит белой вороной.

Я захотел погладить кота, медленно приблизился к нему и нагнулся — что, и теперь ни на миллиметр не дернулись кошачьи нервы? — поразительное безразличие! И едва кончики моих пальцев погрузились в мягкую шерсть животного, кота вдруг окутал тусклый зеленоватый свет, и он весь превратился в серый кошачий лоток в виде — ну? возникла призрачная догадка, в виде кого? — в виде кошки. Я негромко взвизгнул обескураженно и испуганно; растерялся настолько, что, неуклюже и самым неудачным образом привалившись спиной к двери, больно ударился копчиком о ручку. Я много молитв знаю, но из-за водоворота ума не одной не мог вспомнить — плохой из меня верующий.

При чем тут мой Бублик? А как я его теперь буду гладить?!

Пока что на этом конец.

Вросший ноготь

Этой осенью мне опять сделали операцию: удалили вросший ноготь на большом пальце правой ноги. Я считаю, эта гадость — незаслуженное проклятие на мою голову. Не знаю, и дай Бог пробыть в неведении всю оставшуюся жизнь, на какое время решилась моя проблема. Хочется верить, что навсегда, и я не сочту за труд и помолюсь, чтобы так и случилось, в каждом храме города. Я угрюмо блеснул глазами и почувствовал, как внутренние серьезность и озабоченность проявились на моем лице. Однако относительно здоровья своего пальца я не чемпион что-либо с уверенностью загадывать. Не надо спешить с выводами, говоря, мол, не стоит драматизировать, вросший ноготь это не смертельная болезнь и это звучит не так кошмарно, как, например, рак или ампутация по самое горло. И верно, здесь трудно вставить свое «но» наперекор этой мысли, однако в моем случае все работает иначе.

Признаюсь честно: я потерян и смущен (я помял пальцы рук и потер глаз — смущение не прошло, и себя не нашел), ведь складывается впечатление, что мой большой палец на ноге поцеловал чуть ли не сам дьявол. Да не попасть мне в грешный бан Бога за это! Аминь. Аминь! Я бы и к иконе приложился, будь я в церкви. Я то по неуклюжести отдавлю палец, хотя и не маленький ребенок, чтобы начинать знакомиться с миром с первым неудачным шагом, то по недосмотру ударюсь им обо что-нибудь. Я парень осмотрительный, вдумчивый и немного впечатлительный, и тем не менее ни одно из этих качеств не может уберечь меня от подобных казусов. Травмы — наше все!

Как я уже сказал, моя история с пальцем повторилась. Я грустно и нарочито откашлялся. В прошлом году эта напасть с ним мне кровь портила; в позапрошлом году я также себе места не находил. И в позапозапрошлом носился с ним как курица с яйцом. И все было без того результата, на который я надеялся, а хотелось мне одного: устранить причину моих мучений — противный ноготь — и больше о ней никогда не вспоминать. Ох, до чего же наивным я был в ту пору или, вернее, даже не наивным — людей за наивность чересчур не осудишь — я, скорее, относился к тем, кто о своих недугах мало что знает.

С детства я наизусть заучил нехитрую мысль: патовая ситуация сама собой не рассосется. Ей нельзя погрозить пальцем и сердито сказать: «А ну-ка, давай сейчас же рассасывайся!» Зато она вполне способна усугубиться. Так вышло и у меня. Похоже, я случайно занес инфекцию в ранку, которая образовалась из-за того, что часть ногтя сильно вросла в мягкую ткань пальца, отчего она начала гноиться и кровоточить. Меня всего передернуло от отвращения и брезгливости.

Всего за пару дней палец стал похож черт разберет на что: он посинел, словно его в пузырек с чернилами опустили; распух так, будто на нем пчелы всем ульем проверяли, насколько их жала остры. Фу! Но это еще не вся мерзкая тошнотворная картина: по правому краю ногтя, от верхнего его угла до основания, налипла широкая длинная коричневая корка запекшейся крови и гноя. На ощупь она была бугристой и отвердела настолько, что не удавалось ее сковырнуть. Предупреждаю: я, конечно, себя образцом для подражания не делаю, хотя понимаю, что сложно удержаться и не заразиться дурным примером! Я с мазохистским удовольствием надавливал на корку, и из-под нее проступали крупные белые капли густого гноя. Я злобно ухмыльнулся.

Я пошел удалять вросший ноготь в больницу — разумеется, а какое еще место лучше всего подходит для этого тонкого и серьезного дела? Хотя я не люблю больницы и всегда лечусь дома собственноручно. Это моя привычка, на битву с которой я никогда не откликнусь. Больница недалеко от моего дома: пять — десять минут, никуда не сворачивая, — и ты уже на больничной территории. К слову сказать, там исхитрились целую оглоблю — многоэтажный дом — прилепить самым безболезненным, то есть без ущерба для больницы, образом. Ловкими же оказались застройщики — и «наших» не обидели, и «ваших» не оставили в минусе.

Меня принял хирург — мужчина средних лет. Я хотел бы его описать, ведь с набором безликих обобщений скучно и неинтересно плыть по течению истории, однако без добровольного согласия мужчины я даже знаком препинания не изображу его портрет. Я с сожалением пожал плечами. Впрочем, без боя я так просто не сдамся и одну особенность мужчины выведу словами: у него золотые руки — он умеет безболезненно делать уколы. Я к нему уже пару раз обращался по поводу пальца, потому и даю ему такую оценку. Я боюсь уколов и боли, которую мне надо переносить, потому стараюсь лечить себя менее жестоким способом: пью микстуры и таблетки, ведь прекрасно, когда есть из чего выбирать.

Меня привели в маленькую совершенно белую и чистую настолько, что куда ни поставь босую ногу, нигде не испачкаешься, хирургическую палату. Я был расслаблен так, словно набил перед этим рот горстью успокоительного; непринужден и хладнокровен, будто самое ответственное и жуткое осталось давно позади, тогда как кульминация всего действия, так сказать, еще махала мне рукой впереди. Я снял ботинок, потом носок, с чувством безмятежности на сердце и каменным лицом устроился на хирургическом столе и стал ждать операцию. Мало мне было сюрпризов со вросшим ногтем, так вот тебе напоследок еще одна подгнившая вишенка на несвежем торте: хирург, осмотрев желтый ноготь на ноге, огорошил меня новостью: возможно, у меня грибок. Своей обувью я ни с кем по доброте душевной не делился, бегать босиком я также не навострился, в целом слово «чистоплотность» для меня не просто кучка букв, за которыми не стоит никакого значения, — и теперь хочу спросить: откуда мне эта напасть? Я, вероятно, сейчас попаду в ловушку противоречия: мне собирались делать укол — так как же я еще не упал в обморок от этой мысли? А вот так — смирился и не упал! Я удивленно взмахиваю рукой. Чудеса какие-то!

Самое прелестное открытие человеческого ума — там список такой, что сто раз земной шар обернет и еще подрезать придется, — это обезболивающее, по крайней мере, в моей системе взглядов. Делать без наркоза такие операции, какая ждала меня, — настоящее безумие, поэтому на меня извели этого самого обезболивающего полный большой шприц. Хирург вводил иглу в ткань пальца и одновременно вводил лекарство, недаром я во все фанфары трубил, восхваляя его. Лекарство действовало — палец быстро онемел. Ух, сейчас я сделал жест, будто невидимый пот с облегчением стираю со лба.