Часть 1
1.
Александр Петрович посмотрел на нас и сказал:
— Через две недели состоится наша последняя встреча перед ЕГЭ. Помните, — обратился он к ребятам, которые остались с шестого класса, — на одном из первых уроков я задал вопрос: нужна ли России для развития национальная идея? Я надеюсь, что вы подготовились к нашей дискуссии и сможете на него ответить.
Я учился в школе с первого класса. Таких в нашем классе было большинство, и со многими я подружился почти сразу же. Да что говорить: с Игорем и Антоном мы ходили в один детский сад и вместе играли во дворе. Сейчас мы сидим почти рядом, на «камчатке», между нами проход, что, правда, не мешает перекидываться смсками и списывать друг у друга. Иногда на мою парту ложатся переданные через десятые руки тетради друзей, сидящих у окна, чуть ли не у учительского стола и у двери. Моя тетрадь тоже путешествует к ним.
За эти годы наша компания практически не изменилась. Не хватает только Паши, который ушёл из школы в пятом классе: его семья переехала в другую страну.
Уже несколько лет после уроков мы собираемся около школьного забора, за спортзалом, и разговариваем о чём-то своём. Иногда, в плохую погоду, идём в недорогое кафе и сидим там.
Часто говорим о ровесниках, ребятах помладше и постарше, отношениях с родителями. Обсуждаем мы и учителей, среди которых особо выделяется наш необычный историк. Александр Петрович Сумский был одним из старейших учителей энской московской школы. В свои почти восемьдесят лет этот всё ещё красивый и высокий человек сохранил молодую любознательность и всегда казался нашим пожилым ровесником. Говорили, что он принадлежит к старинному дворянскому роду и чудом уцелел в сороковые и пятидесятые годы. Историк организовывал для школы интересные поездки, экскурсии, во многих из них выступая гидом.
Его необычный вопрос и задание появились совершенно внезапно, чуть ли не в начале двадцать первого столетия. Об этом мы узнали от друзей-старшеклассников, которым учитель на первом же уроке отечественной истории задал очень странный вопрос: «Нужна ли России для развития национальная идея? Если да, то почему? Если нет, то почему?» Это случилось десять лет назад. Сейчас этот вопрос был задан во второй раз, нашему шестому классу.
— Я не тороплю вас, — сказал в тот день Александр Петрович. — В одиннадцатом классе пройдёт дискуссия на эту тему. Ваша задача — подготовиться к ней, причём самостоятельно. Основную часть работы вы должны выполнить сами. На своих уроках, кроме основной программы, я буду давать необходимый материал для дискуссии, а через три года мы сможем — я на это надеюсь — сделать что-то вроде репетиции. Подготовиться к дискуссии вам помогут московские и российские музеи, исторические книги, музеи других стран. Их, а также познавательные исторические сведения, вы сможете найти в Интернете, а что касается книг, то каждый год я буду давать вам список литературы, подходящей для вашего возраста. Рекомендуемую литературу вы отыщете в школьной и московских библиотеках. Насчёт музеев… Предпочитаю ваши собственные рассказы о них: поверьте, так будет интереснее и вам самим, и вашим друзьям. Итак, начнём наш урок. Прошу вас назвать ваши имена и возраст. Кто первый?
С того дня в начале каждого года Александр Петрович спрашивал нас о готовности к дискуссии. В девятом классе прошла репетиция, обрадовавшая историка, но огорчившая тех ребят из нашего и параллельного класса, кто не подготовился. К сожалению, среди них оказались и мои друзья.
И вот судный день приблизился. Мы собрались на нашем обычном месте.
Толя почесал затылок:
— Осталось всего две недели, а у меня ничего не готово.
— Но ты ничего не читал и никуда не ездил, и не ходил, — ответила Вика. — Хотя… Мне кажется, я и сама могу провалить дискуссию: как вспомню, что говорила на репетиции, — до сих пор мурашки бегают.
— И у меня, — засмеялся Игорь. — Мне самому страшно выступать.
— Послушайте, — вмешался Серёжа, — неважно, кто и как подготовился, хорошо или плохо будет выступать на дискуссии. Важнее, что всё это будут только наши, современные представления о том, что мы читали, видели и слышали.
— Ты что, волшебник? Вот и вызови кого-то из прошлого, чтобы с ним можно было поговорить! — предложил я.
Серёжа посмотрел на меня и хотел было ответить, как вдруг раздался голос:
— Я могу помочь вам.
2.
Секунду назад рядом с нами никого не было. Я могу поклясться чем угодно: краем глаза смотрел на Аню, свою давнюю любовь. Она стояла у школьного забора и хотела что-то сказать, как вдруг рядом с ней вырос странный парень. С виду он был нашим ровесником, лет семнадцати или постарше. Одет по-весеннему, в светлой лёгкой куртке и джинсах. На улице я бы не отличил его от тысяч прохожих, если бы не необычные глаза, словно лучащиеся странным неземным светом, и аура огромной силы, исходящая от него.
— Я могу помочь вам, — повторил он.
Антон вздрогнул и обернулся.
— Кто ты? — спросил он.
— Меня зовут Андрей, — ответил странный парень.
— Ты волшебник?
— Можно сказать и так. — Он повернулся к Ане и улыбнулся ей. Затем поклонился Вике и Игорю. — Благодарю вас.
В его руках появилась небольшая хлебная лепёшка. Разломив её, странный незнакомец протянул куски каждому из нас:
— Господь сказал, что мы можем узнать друг друга, преломив хлеб между собой.
— Ты ангел? — неуверенно спросила Аня.
— Да. Я слуга Бога Авраама, Исаака, Иакова, и Сына Его, Иисуса Христа. Господь послал меня, чтобы помочь разрешить вашу проблему. Я слушаю вас.
Мы постарались всё объяснить. Андрей кивнул:
— Хорошо, я могу помочь вам. Кстати, — он как-то странно посмотрел на нас, — кто дал вам это задание? Случаем не князь Александр Петрович Сумской?
— Он никакой не князь, а наш учитель истории.
— Неважно. — Ангел чему-то тихо засмеялся. — Итак, я повторяю, что могу вам помочь. Кого бы вы хотели встретить и из каких времён?
— Мы можем выбрать кого захотим?
— Да. — Андрей щёлкнул пальцами, и мы в один миг оказались в большом банкетном зале. Посередине стоял длинный стол с чашками чая и кофе, рядом с ними вазы с печеньем и пирожными.
Ангел пригласил нас сесть и сказал:
— Итак, слушаю вас.
Перед ним появились блокнот и ручка. Он посмотрел на нас и повторил:
— Слушаю вас. Кого бы вы хотели видеть здесь?
— Ровесников, — сразу же сказал я.
Андрей кивнул и записал.
— Хорошо. Откуда?
— Восемнадцатый, девятнадцатый и двадцатый века, — ответил Серёжа.
— Из двадцатого — до или после Октябрьской революции? До или после Второй мировой войны?
— Не знаю. Можно из тридцатых или шестидесятых годов?
— Хорошо. Да, самое главное забыл спросить: юноши или девушки?
— Юноши.
— Хорошо.
Андрей записал и взглянул в блокнот. Потом осмотрел нас и кивнул:
— Итак. Я собираюсь вызвать ваших ровесников. У меня есть знакомые, которым я когда-то помогал. Они из тех эпох, когда Россия переживала перемены. Это будут: крестьянин потёмкинских имений в Крыму, восемнадцатый век; ученик рабочего Путиловского завода, девятнадцатый. Больше гостей прибудет из двадцатого столетия: молодой дворянин из начала века, до октября тысяча девятьсот семнадцатого года, и старшеклассник из тридцатых годов. Мне кажется, что они смогут помочь вам ответить на вопрос учителя. Согласны?
Мы кивнули, и Витя ответил:
— Да. Но прошу предупредить их: мы будем вести аудиозапись, видео- и фотосъёмку. Записи помогут подготовить дискуссию.
— Но что будет, если нам не хватит места в планшетах и смартфонах?
— На это есть облака, — засмеялся Андрей. — Мы идём в ногу со временем: это необходимо, чтобы помогать вам. Я говорю серьёзно: каждый из вас получит доступ к неограниченному объёму облачных хранилищ, ключи от которых могут находиться только у меня и Господа. При вашем желании все данные будут моментально переданы на ваши компьютеры. Вы можете скачать их, и прошу не удалять эту информацию: она может вам ещё пригодиться, и не раз. Я сейчас приду: должен предупредить гостей о встрече.
Ангел исчез на несколько секунд и вернулся с гостями. Один из них был в хорошей домотканой рубахе, портах и новых лаптях.
— Здравствуйте, барчуки и барышни, — сказал он. — Меня зовут Трифон, я крестьянин нового крымского имения светлейшего князя Григория Александровича Потёмкина-Таврического, куда переехали из-под Смоленска. Мы давние крепостные этой барской семьи. Мой отец помнит ещё деда светлейшего.
Рядом с Трифоном сел Степан, ученик рабочего Путиловского завода. Этот плечистый парень в красивом пиджаке, картузе и новых сверкающих сапогах был больше похож на самого мастера. Как потом объяснил Андрей, Степан уже через два месяца должен был встать рядом со своим учителем как равноправный рабочий.
— Так делали мои предки, — сказал он, представляясь нам. — Я многое умею, но ещё большему научусь, работая рядом с мастером.
Очень интересными гостями были князь Сергей Артемьев, член социалистического кружка из тысяча девятьсот седьмого, и старшеклассник из тридцать шестого года Павел Казаков. Как потом рассказал Андрей, молодого князя привлекла в кружок сама идея переустройства общества, способная наладить жизнь простых людей и дать им равные с дворянами права. Несколько лет назад князь был свидетелем московского восстания 1905 года и помогал большевикам. Он надеялся, что Павел поможет ответить на вопрос учителя.
Когда ребята сели, Андрей сказал:
— Я собрал вас, чтобы вы помогли вашим потомкам разобраться в одном важном вопросе: нужна ли России для развития какая-либо идеология?
Он поднял руки над головами, и я ощутил волны, исходящие от него. Так ангел давал нашим предкам знания о будущем России, которое они не застали.
Мне было интересно смотреть на Павла, ровесника из тридцать шестого года. На его лице сначала была гордость. Потом испуг, сменившийся недоумением. Ближе к концу безмолвного рассказа он странно взглянул на нас, словно не понимая: как страна смогла развиваться, не имея идеологии?
Наконец Андрей опустил руки и сел. Ребята стали переглядываться.
— Каков ваш суд? — спросил ангел.
— Идея необходима, — сказал Павел. — Так же, как необходимы и её носители.
— Я мало что понимаю, — сказал Трифон. — Простите, барчуки, но я простой мужик, всю жизнь пахал на светлейшего, как мои отец и дед на его родичей. Что такое ваш социализм? У кого земля?
— Кто владеет заводами? — спросил Степан.
— Народ, — ответил Павел. — Рабочие и крестьяне, чьи представители заседают в Верховном Совете и сидят в правительстве рядом с товарищем Сталиным, вождём Союза Советских Социалистических Республик, или СССР.
— Он что, вроде матушки Екатерины?
— Да, — ответил ангел. — В двадцатом веке он — один из правителей России.
— Но барчук сказал, что власть у мужика и рабочего!
— Да, у них. Сталин вышел из самых низов, его отец — грузинский сапожник.
— Кто? Сапожник? Откуда?
— Из Грузии, которая заявила о присоединении к России при Екатерине Великой.
— Значит, вот как, — крестьянин засмеялся. — Значит, не так уж и плох ваш социализм, если сын простого мужика может править страной.
— Он слушает, что ему говорят другие, избранные народом. Это депутаты Верховного Совета, парламента нашей страны. Они издают законы, по которым живёт Советский Союз.
— Это что, вроде комиссии по Наказу? Помню, батя рассказывал об этом: однажды собрались баре, чтобы посоветовать матушке Екатерине, как надлежит править.
— Да, только депутаты Верховного Совета — рабочие и крестьяне, вроде тебя и Степана. Их обучили в институтах и подготовили к созданию законов. Среди них была Конституция, главный закон СССР.
— Ага, и сколько же стоило обучение? Кто платил — барин? Нет уж, дудки! Зачем ему грамотный мужик?
— Нет, государство. Для студентов обучение бесплатное. Кстати, и в школах ребята учатся также за счёт государства.
— Ты бы хотел быть депутатом? — спросил Кирилл.
Трифон засмеялся:
— Это чтобы я, простой мужик, лапотник, советовал матушке Екатерине, как управлять Россией? Да она слушать меня не будет, да и не смогу я говорить так, как барчук. Для этого у неё есть советчики получше меня, да хоть тот же светлейший. Хороший барин, добрый. Лишний раз не порет. Да и управители его не дают нас в обиду. Худо-бедно, но живём богаче соседских — уж я слышал не раз, каково-то в соседних имениях.
— А если тебя обучить? Не только читать и писать, но ещё и говорить? Ты бы смог сделать жизнь мужика лучше, — заметил князь. — У нас царь собрал Думу.
— Ага, сразу же после декабрьского восстания тысяча девятьсот пятого года, — засмеялся Павел:
Царь испугался,
Издал манифест.
Мёртвым — свобода,
Живых — под арест.
— Так ведь было? — спросил он.
— И кто же вошёл в эту Думу? — спросил крестьянин. — Небось, баре?
— Да, — сказал Коля. Он хорошо знал историю и был одним из любимых учеников Александра Петровича. — Я не помню, чтобы кто-то из крестьян и рабочих заседал в том парламенте. Да и во всех Думах.
— Сколько же их было? — спросил князь.
— Всего четыре, и большая часть распускалась царём из-за того, что депутаты своими запросами вызывали его высочайшее недовольство или не нравились кому-то из его приближённых, — ответил ангел. — Последняя Дума во главе с Михаилом Родзянко работала до февраля тысяча девятьсот семнадцатого года. Её депутаты Шульгин и Гучков ездили в Могилёв с актом отречения Николая Второго от трона.
— Чего-чего? — возмутился Трифон. — Это что же, какие-то депутаты, значит, посмели приказать царю, чтобы тот перестал править? Кто они были-то? Баре?
— Да, богатые люди. Ты же знаешь, что случилось в двадцатом веке.
— Это правда, не сказки? Ну, что мужики взяли власть?
— Правда.
— Если бы не учение Маркса и Ленина, мы бы никогда не были сильной страной, — заявил Павел. — Благодаря Андрею я знаю нашу историю. Он рассказал, что СССР победил в страшной войне, запустил в космос сначала искусственный спутник, а потом человека. Кстати, — он опять засмеялся, — никакого бога никто на небесах не видел. Сумела бы наша страна сделать это без партии и великого учения Маркса — Ленина — Сталина? Не уверен. А вы, потомки? Ну-ка, что ответите? — прадед прищурился и посмотрел на нас.
— Ты говоришь, что вы построили настоящее государство рабочих и крестьян? — спросил его князь. — Государство, основанное на коммунистических идеях? Значит, учение, которое мы изучаем в кружке, действительно восторжествовало?
— Да. Я пришёл из этой страны. Из рассказа Андрея ты знаешь о достижениях самого первого социалистического государства. Мы, как и товарищ Сталин, надеемся, что социализм победит во всём мире и люди станут равноправными, независимо ни от чего. Ради этого в Испании бьются с фашистами Франко, Муссолини и Гитлера наши отцы, и многие мои старшие друзья тоже поехали помогать испанским коммунистам. Потом, может быть, их опыт пригодится в революциях по всему миру. Они должны привести мир в единое социалистическое, а затем коммунистическое государство.
3.
— Как твоя фамилия? — внезапно спросил Олег.
Павел посмотрел на него и сказал:
— Казаков. Павел Владимирович Казаков, тысяча девятьсот девятнадцатого года рождения. — Он назвал свой адрес, но с ехидцей, словно издеваясь.
Рядом с Олегом возник ноутбук. С помощью ангела мой друг подключился к Интернету и стал что-то набирать на клавиатуре, а потом посмотрел на экран. Предки встали у него за спиной. Андрей снова простёр над ними руки, объясняя происходящее.
— Что ты ищешь? — спросил я друга.
Тот посмотрел на Павла и ещё раз переспросил адрес, а потом сказал:
— Как зовут твоего папу?
— Владимир Егорович Казаков. Постой, а зачем тебе это? Что ты хочешь сделать?
Олег странно взглянул на него, отчего прадед как-то поёжился, словно от страха. Ангел тоже смотрел на Павла и словно сочувствовал ему.
— Что вы так смотрите на меня? — закричал тот. — Перестаньте!
— Олег, объясни нам, что происходит? — спросила Аня.
— Недавно появилась новая запись в проекте «Последний адрес», — ответил Олег, который интересовался этим проектом и иногда заходил на его сайт. Мы знали, что его прадеда репрессировали в сороковом году. Для него тема, предложенная учителем, была очень важной. — Сейчас Павел назвал отца и свой адрес, и фамилия показалась мне знакомой.
— Что это за проект? — спросил прадед Павел. — Проекты бывают только технические.
— Сейчас, в двадцать первом столетии, это слово означает какую-то деятельность, — ответил Роман. — Проект «Последний адрес» собирает сведения о людях, арестованных и расстрелянных Наркоматом внутренних дел и Государственным политическим управлением в двадцатых — пятидесятых годах прошлого века.
— А, слышал я о них, — Павел махнул рукой. — Это те, кто вредил партии, Сталину и стране. Я не раз был на собраниях, где говорили о врагах народа, и голосовал за их аресты. Это отщепенцы, их не жалко! Без них мы сможем построить настоящее социалистическое государство, а потом и коммунистическое!
— Значит, все, кого арестовал НКВД, обязательно враги народа? И они хотели навредить Советскому Союзу и коммунизму?
— Конечно.
— А твой отец? Ты тоже считаешь, что, раз он был арестован, то за дело? Значит, и он враг Советского Союза?
— Что?!
Мне пришлось схватить Павла сзади за локти, чтобы он не кинулся на Олега.
— Что ты сказал о моём отце?
— Слушай.
— Нет, лучше читай, — ангел выхватил из воздуха распечатку и передал её Павлу.
Тот посмотрел на бумагу и испуганно обвёл нас глазами.
— Нет! Нет, этого не может быть! — закричал он.
Я бросил взгляд на экран ноутбука. Там, на сайте проекта «Последний адрес», значился адрес Павла и слова: «Здесь стоял дом, в котором жил Владимир Егорович Казаков, 1896 года рождения. Член ВКП (б) с 1917 года. Инженер НКС. Арестован 8 июня 1937 года. Расстрелян 10 декабря 1937 года. Реабилитирован 15 марта 1994 года». Тот же текст был и в распечатке.
— Нет, этого не может быть! — закричал Павел. — Это ваша провокация! Мой отец ни в чём не виновен! Он честный коммунист и любит товарища Сталина! Он большевик, участник гражданской войны! Это провокация!
Он что-то ещё кричал, но Андрей коснулся рукой его волос. Павел сел на стул и закрыл глаза, словно уснул.
Ангел смотрел на него. Наконец прадед очнулся и сказал:
— Я теперь верю, что ты слуга Божий. И что ты творишь настоящие чудеса Его именем. Можешь сделать так, чтобы этого не было? Чтобы мой отец не был арестован и расстрелян?
— Нет. Ни я, ни Господь этого не сделаем. Какой бы силой мы ни обладали, мы не можем преступить самую главную заповедь: «Не навреди!» И прежде всего это касается судьбы любого человека, ибо каждый из вас важен для Бога. Он наблюдает за вами, но что-либо менять не может. Тем более когда судьба предопределена.
— Но ведь папа ещё не арестован! Его ещё можно спасти! Куда-то вывезти, спрятать… Сделайте что-нибудь!
— Нет, не могу, — ангел снова погладил голову прадеда, и тот успокоился.
— Простите, — сказал молодой князь, — но я ничего не могу понять: кто такие враги народа? Нам на кружке рассказывали о Великой французской революции и Парижской коммуне и говорили о тех, кого так называли революционные трибуналы. Руководители кружков утверждали, что враги народа постоянно мешали новому строю, но я плохо понимал их вину. Кстати, не понимаю и сейчас. Павел сказал, что его отец — старый большевик, участник революции и какой-то гражданской войны, воевал за новую власть. Чем он мог навредить социализму и его руководителям, что они уничтожили его?
— Ничем. Простите, если моя речь покажется длинной, но иначе я не могу объяснить. Видите ли, ваша светлость, любая идея хороша тем, что объединяет совершенно разных людей, независимо от возраста, состояния, пола, титула или чина. Также ей неважно, хорошие они или плохие. Социализму как учению и идеологии не одна тысяча лет: вспомните схожие учения древнегреческого философа Платона и «Утопию» англичанина Томаса Мора. Кстати, именно под влиянием его произведения некоторые течения социализма стали называть утопическими.
— Ты говоришь о Фурье?
— Да, и не только о нём. Но любая идея хороша только наверху, когда в неё верят. Когда же дело доходит до реализации — прости, Павел, но сейчас я говорю о Советском Союзе как о примере воплощённой идеи социализма, — то она становится очень уязвимой и опасной.
— Интересно, в чём же её опасность?
— Именно в том, что она собрала разных людей, в том числе плохих и хороших. Среди них может быть человек, плохо воспитанный и необразованный, жестокий, хитрый, считающий, что окружающие хотят навредить ему. Пока идея не воплощена, такой человек живёт ею, как и многие рядом с ним. Правда, он способен на такой службе сотворить немало зла, искренне веря, что помогает воплощению. Но представьте себе, что она реализована и те, кто создал на её основе партию, взяли власть в стране. Этот человек, о котором я говорил вам, оказался среди руководителей…
— Ты имеешь в виду товарища Сталина? — спросил Павел.
Ангел кивнул:
— Мне жаль, но я говорю именно о нём. Я очень хорошо знаю настоящую биографию Сталина до и после прихода в РСДРП (б). Нет, сейчас я ничего не буду рассказывать: вашим потомкам это и так хорошо известно, а тебе и твоим предкам может не понравиться, — Андрей взмахнул рукой, проведя ею над головой Павла, и сказал: — Прошу прощения, если мои слова тебя обидят: я постараюсь объяснить по-другому.
— Тогда я ничего не смогу понять, — возразил князь. Трифон и Степан кивнули. Они внимательно слушали разговор.
— Моя задача усложнилась, — засмеялся наш странный знакомый. — Ладно, попробую говорить так, чтобы никого не обидеть, но чтобы всем было понятно. Если такой человек становится руководителем своей страны, то сначала может улучшить её жизнь. Потом он старается удержаться у власти и использует для этого все возможности, невзирая ни на что. Тогда правитель становится опасен для своего окружения, ближнего и дальнего, и всех жителей подвластного ему государства.
— Но при чём тут мой отец?
— Такой руководитель начинает подозревать каждого приближённого или тех, кто более или менее знаменит и популярен, в желании свергнуть его и захватить власть.
— Тухачевский, Якир, Блюхер, — стал перечислять Игорь.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.