Бесплатный фрагмент - ЧУДЕСА СВЯЩЕННОГО МЕСЯЦА РАМАЗАН

Знакомство

Это вполне закономерно, что на стыке эпох, культур и столетий в Центральной Азии, а именно — в Республике Таджикистан, родилась такая светлая и добрая книга, как литературные легенды «Чудеса священного месяца Рамазан». Самое примечательное, что автор этих нравственных рассказов — человек славянского происхождения, русский, по вероисповеданию — православный. Андрей Сметанкин уже тридцать лет живёт в Таджикистане, в Душанбе. Причём, половину своей жизни он пишет стихи и рассказы. К тому же, журналист — член Союза журналистов Таджикистана. Андрей Юрьевич много читает, много работает, собирая материал о культуре восточных народов — в частности, таджиков. Можно сказать, первым итогом его творческих исканий стала эта книга, которую сейчас вы держите в руках, уважаемый читатель.

Возникает закономерный вопрос: о чём эта книга? Как ни странно, о чудесах, какие происходят в священный месяц Рамазан среди правоверных мира. О чудесах доброты и великодушия, благородства и милосердия древнего и великого таджикского народа. Книга рассказывает о благоустройстве родного очага и любви к родимому дому, которым является Родина.

Автор не считает себя большим знатоком Корана, священной книги для мусульман планеты, и всей восточной культуры. По собственному признанию, лишь чувства соучастия и душевного тепла руководили им, и он писал. Писал о своём представлении и видении современного таджикского народа, истории народа и самой земли. Таджикский край с его многовековой мудростью, уважением к человеку и любовью к отчему дому представлен в образах стариков («Чудесный сон бобо Ахмеда», «Дилкушод», «Светлый дух старой орешины», «Белый старик», «Щедрость Джамшеда»). В образах зрелых и юных героев — настоящее и будущее нашей страны («Кузнечик — укротитель быков», «Хурма» и «Сказка, рассказанная в автобусе»).

Легенды просто и доброжелательно рассказывают о быте и занятиях, нравах и обычаях простых тружеников таджикской земли. «Родители и дети не роптали на свою судьбу, за услугу оказывали услугу — отказывались от жалоб и скрывали от посторонних глаз свои бедствия и муки, но Всевидящий глаз всё примечал. — Как старик Ахмед радовал свой кишлак чудесным ароматным маслом, похожим на слезу Аллаха; как Мохира без устали с песней, день за днём ткала удивительные ковры (говорят, один ковёр её работы украшает кабинет президента США — вай-вай!); как стариковы дети милосердно обращались с престарелыми родителями, за что и старикам, и дочерям было обещано благо, равное воздаянию за паломничество в Мекку». Этот отрывок взят из начального рассказа «Чудесный сон бобо Ахмеда», который также посвящён Президенту Республики Таджикистан Эмомали Рахмону, говорящий о том, каким должен быть тот или иной правитель, искренно пекущийся о своих согражданах.

Стоит сказать, что мысль о добрососедстве и трудолюбии таджикского народа продолжается в рассказе «Дилкушод», где «скромный кишлачный летописец и бытописатель» предлагает созвать Международный Конгресс Культуры, который «изучил бы и передал мировой общественности житейский опыт и вековую мудрость рубобцев». «Всем хватает места под луной — ладили бы люди между собой!» — говорит сам рассказчик-«летописец». И эта мысль развивается в самостоятельную глобальную тему о дружбе и сотрудничестве между двумя древними культурами и цивилизациями Востока и Запада в заключительной истории цикла «Сказка, рассказанная в автобусе».

Словом, «Чудеса священного месяца Рамазан» могут стать символом духовного и культурного возрождения суверенного Таджикистана. Сами легенды и их герои стоят вне политики и насилия и, по праву, могут стать символом мира, дружбы и согласия всех народов и конфессий первого десятилетия третьего тысячелетия человечества Земли. Эти удивительные светлые рассказы не призывают читателей становиться под зелёные знамёна ислама, а уважительно и бережно относиться к культурному и духовному наследию правоверных мира. Автор в собственном творчестве активно и уместно использует священные хадисы, высказывания признанных мусульманских богословов прошлого, изречения из Корана, народные мысли. Легенды написаны грамотным изящным языком, повествуя о прекрасном и возвышенном мире людей. Они рассказывают о братстве и сотрудничестве народов, проживающих сегодня в нашей стране. Более того, «Чудеса священного месяца Рамазан» призывают к тому, чтобы не дать погибнуть на корню всем благородным начинаниям во имя материального достатка, духовного и физического развития и жизненного процветания каждого человека планеты людей. Всякий человек, направленный лишь на благо одного лица и всего человечества, найдёт в этой книге много доброго, светлого и полезного для себя. Словом, любой читатель, прочитав эти занимательные и замечательные страницы, станет светлее своими помыслами и добрее поступками.

Поэтому мы говорим: литературным легендам «Чудеса священного месяца Рамазан» быть на таджикской земле! Можно сказать без преувеличения, эта книга, спустя годы, станет национальной гордостью страны, а мировое сообщество будет гордиться тем, что эта тоненькая маленькая книжка была написана и вышла в свет в Таджикистане. Не ошибусь, если скажу, вероятно, со временем, «Чудеса священного месяца Рамазан» заслуженно войдут в мировой фонд культурного наследия, и наши потомки будут гордиться тем, что написал эту книгу их далёкий давний соотечественник.

Владимир Воробьёв,

главный редактор

республиканской газеты

«Народная газета»,

Душанбе, Таджикистан,

01.08. 2008.

О «Чудесах» Андрея Сметанкина

С творчеством А. Сметанкина я познакомился более 10 лет назад, в 1997 году. Тогда в редакцию журнала «Памир» он принёс стихи. Спустя немного принёс и прозу, причём, чудесную прозу — целый цикл рассказов, случившихся в священный месяц Рамазан. Цикл мне понравился, а один из рассказов — «Светлый дух старой орешины» — я поместил в очередном номере журнала «Памир» за 2000-ый год. Моё замечание касалось только стилевых погрешностей, обычных в таких случаях.

С той поры утекло много воды, и вот недавно узнаю, что этот цикл выходит отдельной книгой. Я рад за Андрея, потому что рассказы его давно заслуживают быть представленными читателю. Они должны ему понравиться. Что же привлечёт его внимание?

Прежде всего, жанровая близость традициям русской художественной литературы. Уже само название цикла, по созвучию, перекликается с «Ночью перед рождеством» Николая Васильевича Гоголя, да и сам материал и манера письма весьма напоминают манеру раннего периода Гоголя — например, «Вечера на хуторе близ Диканьки». Единственное отличие, у Сметанкина описывается восточный колорит и нравы горцев Таджикистана, у Гоголя — украинский колорит. При этом в рассказах А. Сметанкина нет ничего идеологического и религиозного. Автор тактично обходит эти вопросы.

Рассказы цикла — по сути, сказки. А в сказках не бывает идеологического подтекста, но лишь нравственное и возвышенное повествование с завершающим апофеозом воспитательной морали.

А. Сметанкину давно люб наш солнечный край и его люди. Он и здесь следует лучшим традициям как русской классической литературы, так и мировой литературы. Как известно, тот же Гоголь очень любил Украину, Лермонтов — Кавказ и кавказских горцев. И великий англичанин Шекспир души не чаял в далёкой Италии и итальянцах. Ведь самые лучшие пьесы английского драматурга посвящены жизни и быту итальянской знати.

Быть может, такой литературный подход не случаен? Возможно, на этом контрасте упомянутые авторы желали показать то, чего не хватало обществу их времени — утраченной душевной чистоты? Если это так, то А. Сметанкин уж точно поймал свою «жар-птицу» в Таджикистане. Душевное и чистое богатство в его сказках переливается через край. После их чтения человек становится чище и возвышеннее, а, по сути своей, — оптимистичнее и свободнее.

Это первый настоящий успех Андрея. Я верю, что за ним последуют и другие. Главное, чтобы он крепко держал в руках свою «жар-птицу».

Искандар Хамракулов,

бывший редактор

журнала «Памир»,

член Союза писателей

Республики Таджикистан,

Душанбе, Таджикистан,

08.08. 2008

«Я ЛЮБЛЮ ЭТОТ КРАЙ!» —

такими словами обращаюсь к тебе, дорогой уважаемый мой читатель, и эта книга, которую сейчас ты держишь в руках — моё признание в любви. И, право, оно, признание, не запоздалое. Дело в том, что первое издание этой книги (издательство «Контраст», Душанбе) состоялось ещё в 2008-ом году, и 50 экземпляров этой книги, изданной своими скромными силами, от души и сердца самого автора были розданы каждому желающему.

Можно ли в себе утаить от других свет доброты? Скорей всего, свет доброты перестаёт быть таковым, если утаивать его от других.

Сегодня, когда весь таджикский край отмечает великий светлый праздник всех правоверных — ИДИ КУРБАН — я решил написать несколько слов, в качестве предисловия, чего не было сделано раньше.

Мне, как автору, хочется верить, что эти события и явления человеческого великодушия и благородства некогда были и поныне происходят на трудолюбивой и гостеприимной земле солнечного Таджикистана. Надеюсь, мне всё это не приснилось, не привиделось,

Андрей Сметанкин,

Душанбе, Таджикистан,

11.08. 2019.

СЛОВО К ЧИТАТЕЛЮ RIDERO или предисловие К ШЕСТОМУ ИЗДАНИЮ

Доброго дня, уважаемый читатель, добрых тебе мыслей, слов и поступков, и пусть первое порождает, развивает и подталкивает второе и третье во благо, на радость окружающим людям — как говорили древние, «городу и народу» — и себе самому. Не стану тебя мучить долгой и заумной речью, поскольку, если верить древним мудрецам Ближнего Востока, «сколько не говори: „халва“ — во рту сладко не станет».

Искренне надеюсь, что тебе что-нибудь да понравится из рассказов, предложенных твоему драгоценному вниманию, и эта мысль согревает меня и согреет в дни грусти и «ничегонеделания», когда ничего не хочется — не думается и не пишется. О чём эти рассказы? Не стану повторять речи предыдущих товарищей, скажу, что эти рассказы о том, какими мы должны быть, на самом деле. И если не быть, то хотя бы каждый день стремится к тому, чтобы на полшажка приблизиться к поставленной задаче — стать лучше: добрее, благороднее и милосерднее.

Понимаю, что ныне в наши смутные вирусные и «безработные» дни легко говорить о великодушии, но трудно это выполнить. И если ты этого добился — пусть и на муравьиный ус, — буду считать, что дни, когда писал эту книгу (надеялся, огорчался, падал духом и снова поднимался и писал далее — жил), я прожил не зря. Чего и тебе искренне желаю в преддверие весны и предстоящих праздников — 8 Марта и НАВРУЗ (21 марта), как день весеннего равноденствия и Международный день ПОЭЗИИ. И вдогонку — с будущим праздником РАМАЗАН, что выпадает в этом году на 12 апреля (День космонавтики) — полагаю, совпадение не случайно. Итак, с возрождением природы и жизни — с выходом в космос. Как говорят таджики: «Ба пеш! (Вперёд!») — всё в твоих руках, уважаемый читатель.

Андрей Сметанкин,

Душанбе, Таджикистан,

26.02. 2021.

ЧУДЕСА                                            СВЯЩЕННОГО                      МЕСЯЦА  РАМАЗАН

ЧУДЕСНЫЙ СОН БОБО АХМЕДА

Этот рассказ посвящается президенту Республики Таджикистан

Эмомали Рахмону

«О Аллах, поистине возлюбил я сподвижников Твоего Пророка Мухаммеда, благослови его и приветствуй самой искренней и глубочайшей любовью. Пожертвуй же мною для любого из них в день Страшного суда.

Поистине, ведомо Тебе, что я возлюбил Тебя благодаря им, о Всемилостивейший из милосердных!»

(Слова торжественной молитвы)

Слава Аллаху, господину миров!

Привет и благословение господину посланных, господину и владыке нашему — Мухаммеду! Аллах да благословит его и да приветствует благословением и приветом вечным, длящимся до Судного дня.

Уважаемый и почтенный Гулькор Ахмед вышел из дома после вечернего намаза и встал на крыльце; вздохнул полной грудью морозный свежий воздух; вынул из рукава старинные чётки пожелтелой слоновой кости — подарок отца. После с благодарственным словом к людям и небу за жизнь, труд и счастье на этой земле старик направился к кату (топчану). Тот стоял под заснеженным виноградником. Такого могучего дерева, как у бобо Ахмеда, нельзя было найти не только в Зиддах, но и по всему Варзобскому ущелью.

Рабочий день растаял, как короткая солнечная свечка. Теперь можно было отдохнуть, ибо сказано: работника, кто трудится честно и хорошо, любит Аллах и дарует ему отдых достойного, долгих лет и благоденствие в семье. Скоро ткачиха-ночь опустит на землю свои мрачные покровы, и звёзды, как золотые пчёлы, вылетят из ульев Аллаха. Увидят отдыхающего старика, бобо Ахмеда и возрадуются ему, желая осуществление того, что было им решено. А решил старик свою маслобойню передать в полное пользование родному кишлаку, раз Аллах, Всемогущий, не дал ему сыновей — наследников. Испытывая прочность веры его, наградил чудесным цветником, гулистаном — семь прекрасных цветов распустилось в саду его жизни.

Через два листопада маслобойщику исполнится семьдесят лет. Больше полувека прошло с той поры, как отец впервые привёл его на работу. И остался сын помогать своему родителю. Так заповедовал Создатель земного мира и Вершитель человеческих судеб.

Почитайте свои корни и помогайте старикам-родителям, и вам даруется изобилие, пропитание и довольство на этом и том свете.

Спустя годы, престарелый отец благословил своего возмужавшего сына на благородный промысел. В тот день он, умирающий в сознании сделал необходимые завещания: родным и близким — землю, сад, дом и скотину, а маслобойню — молодому мастеру, «усто», как говорят таджики, сыну своему Ахмеду. Люди просили прощения у затихающего человека и капали воду с ваты, когда начиналась агония, чтоб не мучилась душа и не томилась жаждой. И пусть шайтан не мешает ей припасть к райскому источнику Кавсар. Пусть предстанет она достойно пред лицом Аллаха.

А когда пришла Разрушительница наслаждений и Разлучница собраний, опустошающая дома и делающая сиротами сыновей и дочерей, заплакали мужчины. В своих лучших халатах и с посохами в руках они проводили старого мастера, усто Исмаила в вечность. Умер старик-мастер, но масло в чане не перевелось.

Теперь, предвидя свой последний час, бобо Ахмед обучил нескольких кишлачных парней нехитрому, но тяжёлому маслобойному делу. Был зарезан баран и устроено угощение, на которое пришли все зиддинские старики. Прочитали молитву и дали благословение, чтобы всё ладилось у молодых мастеров. Пусть неудачи отступают от них. И ученики одарили своего учителя дорогим халатом. Старый мастер сделал распоряжения по мастерской, и старики одобрили их. Велик Аллах, и милость его безгранична!

Подойдя к топчану по густому снегу, бобо Ахмед повернулся к маслобойне, низкому глинобитному домику, где за маслобойным чаном прошли его детство, юношество и зрелость, где со спины тихо подкралась горбатая и беспомощная старость. И только один Великий знает, сколько масла набили эти старые морщинистые руки…

Что-то защемило в груди, сдавило её, и на подслеповатые глаза набежали скупые стариковские слёзы. Старик пошатнулся и, одной рукой держась за грудь, а другой — за решётку топчана, медленно сел на кат и отдышался.

Какой чистый воздух! Какой прекрасный дивный мир! И как не хочется умирать в такую чудесную ночь…

Боль отпустила его, старик обратился глазами к стозвёздному небу и прошептал тише шороха сухой травы: «Слава Аллаху, который не умирает, и в чьей руке — ключи видимого и невидимого царства». Успокоившись и восстановив свои силы, он поблагодарил Всевышнего за прожитый день и пожелал всем людям спокойной ночи. Снял обувь и лёг под толстое войлочное одеяло из верблюжьей шерсти, стряхнув с него снег. Хотя было холодно, старику не терпелось ночевать на дворе — он боялся умереть раньше окончания Рамазана, что не успеет ни благословить дочерей, ни выйти больше на свежий воздух. Ох, старость, старость — семя шайтана…

Он лежал и думал о своих родных и близких, которых оставит, когда призовёт его Аллах. Всё бы хорошо, только беспокоили старое сердце тревожные мысли о судьбах семи дочерей-погодок да милой жены Мохиры, пятидесятилетней женщины. Что с ними будет и станет после него? Выйдет ли замуж Назира, первая, старшая дочь, когда весной этого года она войдёт в свадебный возраст? Ох, старость, старость…

Всё, что они нажили и имеют в своём скромном жилище, добились благодаря тяжёлому и неустанному труду. Пусть не много и не богато, но жить можно во имя Бога, Милостивого и Милосердного. Только три вещи доводят человека до несчастья: скупость, корысть и самолюбие. Многочисленная семья бобо Ахмеда давно изъяла из своих сердец эти пороки, трудилась и радовалась жизни. Люди терпели, ибо сказано: терпение — девять десятых благоденствия и истинной веры мусульманина, которая включает в себя четыре условия — верность слову, приверженность и сохранение религии, умение обходиться без того, чего нет, и довольствоваться имеющимся. Родители и дети не роптали на свою судьбу, за услугу оказывали услугу — отказывались от жалоб и скрывали от посторонних глаз свои бедствия и муки, но Всевидящий глаз всё примечал. — Как старик Ахмед радовал свой кишлак чудесным ароматным маслом, похожим на слезу Аллаха; как Мохира без устали и с песней день за днём ткала удивительные ковры (говорят, что один ковёр её работы украшает кабинет Президента США, вай-вай!), а стариковы дети милосердно обращались с престарелыми родителями, за что и старикам, и дочерям было обещано благо, равное воздаянию за паломничество в Мекку.

Бывало, что женщины отбирали для выведения грены лучшие коконы шелковичных червей и, ближе к весне, согревали их теплом своего тела под одеждой. Да и зимой тоже приходилось не сладко… Ох, и хлопотное это дело, скажу я вам, выводить потомство, что возникло однажды из праха, по которому ступала нога пророка — сторицей воздаётся тому, кто заботится о них и лелеет этих… многоедных и прожорливых тварей…

Тут старик поперхнулся от собственных мыслей и вознёс небу аят из Корана, в котором просил прощения за свой поспешный язык, ибо нельзя, нельзя говорить, что «они — обжоры…» Можно очень сильно обидеть червей грубыми словами и ничего не получить — никакого урожая…

Но придёт час, и всё повторится — день за днём, весна за весной и черви за червями. А сейчас — самотканые ковры и вышитые халаты, платки и тюбетейки, будто руками дочерей работало само Провиденье. Будто шили девушки нитками из света звёзд или лучей настольной керосиновой лампы в долгие зимние вечера. Но скоро оперятся они и разлетятся, как ласточки из родительского гнезда, и дом стариковский опустеет. Ох, и туго тогда придётся Ахмеду и Мохире… Что делать? — на всё воля Аллаха. К тому же Аллах, Великий и Милосердный, не оставит благочестивых людей без внимания. Да и дети не бросят своих стариков — будут навещать и помогать. И люди добрые, соседи, в стороне не бросят, как разбитый кувшин, — велик мир, ибо сотворило его великое сердце. И поэтому, как жёлуди, рождаются дети, вырастают и устраивают свои жизни. Родители стареют и покидают этот мир. Правда, не хочется, ох, не хочется умирать сегодня — столько ещё осталось сделать…

Бобо Ахмед долго ворочался — беспокойные мысли, чувства не давали ему спать. Вай-вай, как он мог?! Прости его, Вседержитель вселенной, и не карай стариковых женщин за его глупый язык — язык сухого комка глины, а глина, как известно, хорошим делам не научит. Не знает она, что говорить слова — это всё равно, как принимать лекарство: мало слов — хорошо, много — плохо. Значит, плохой, плохой лекарь Гулькор Ахмед — совсем плохой стал, вай-вай!.. Только награди, Аллах, Всемогущий, моих звёздочек хорошим урожаем того, что родилось под ногами пророка… И как не хочется умирать сего…

И, наконец, он уснул, и приснился ему сон…

Человек не человек, дев не дев, но чья-то лунная тень ходила по двору, боясь приблизиться к старику. Старик возмутился, зашевелился и поднялся — он решил, что кто-то чужой надумал наслать порчу на грену и сглазить будущий урожай шелковичных червей. Как был в нижнем белье и босой, он бросился по снегу навстречу призрачной тени и остановился, видя перед собой призрака. Но только жив человек и живёт на свете — да продлит Аллах дни и корни его в мире людей и да приветствует!

— Ты кто? — требовательно спросил старик. — Что ты делаешь в моём доме?

— Не бойся, уважаемый бобо Ахмед, я не собираюсь насылать порчу на грену и губить твоих червей. Напротив, я болею о том, чтобы у тебя и твоих женщин случилось то, что вы задумали. Я хочу, чтобы каждый в Зиддах, в Душанбе, да и во всём Таджикистане не боялся бы завтрашнего дня, а делал всё возможное и посильное, дабы приблизить счастливый день во благо других и родной земли. Сказано: только приветливое лицо, приятная речь, добрые дела и неприятие зла — признаки благовоспитанности и добронравия каждого мусульманина, — так отвечала тень.

— Да, Всевышний не оставит без вознаграждения людей, творящих добро, — поддержал старик речи необыкновенного гостя и сделал вид, будто не признал его: — Но постой: кто ты, незнакомец, чтящий Коран и Аллаха?

— Не хитри, старик: не обманывай себя и меня — присмотрись и увидишь!

— Клянусь великим Аллахом, я тебя узнал! — воскликнул обескураженный бобо Ахмед и продолжил: — Пусть твоё достоинство ещё больше увеличится в моих глазах, и любовь народа к тебе станет сильнее прежнего!

— Во имя единства народа, полагая добродетельность и скромность, сострадание и искренность за основу власти и веры, я стремлюсь к справедливости и полезности для всех, исключая противников добронравия, милосердия и человеколюбия. Если правитель — человек, справедливый и скромный, — будет менее придирчив к людям, менее упрям и назойлив с ними, то его станут уважать и удостоят своей любовью, доверием и добрым расположением. Они — его народ, он — их правитель, а совершенный ум правителя — это садовник, который растит кипарис вечности сильного и богатого государства, а его верные решения — нарядное платье державы, пошитое умелыми руками верноподданных. Только справедливость и скромность — два плода добродетельного и благородного образа жизни всех правоверных и прочих людей планеты. Если ты хорошо думаешь о людях и помогаешь им, то и они хорошо думают о тебе. Из почитания правителя и его уважения к собственному народу не на словах, а на деле, и складывается сила, мощь и богатство государства…

— Нет мощи и силы ни у кого, кроме Аллаха, Высокого и Великого, повелитель народа! — заговорил маслобойщик, услышав горячие слова призрака, и упал перед ним, лицом в снег, в молитвенном поклоне: «Да будет правда по твоим словам, доблестный сын доблестной земли!»

— Даже ночью не могу успокоиться, и моя душа ходит по родной земле, приумножая чужую радость и сокращая общую боль, — призрак хотел ещё что-то сказать, но закашлялся — хоть он и призрак, но душа — живая! — и сказал: «Встань, старик!»

Бобо Ахмед сжалился над ним и повёл к своему кату, а гость и не сопротивлялся — уткнулся в тёплый бок старика и, кажется, уснул.

— Ишь ты, намаялся, — проговорил старый мастер с сердоболием, совершенно не чувствуя холода, стал укрывать неожиданного визитёра войлочным одеялом (нешуточное это дело за одну ночь обежать всю таджикскую землю — пусть спит, пока тело его отдыхает), и сказал: «Ну, спи, сердечный».

Помолчал мудрый старик, поправил одеяло, достал чётки и сказал: «У всего есть опора: у ислама — ученье, у государства — народ, у человека — любовь!»

Сказал это старый мастер маслобойных дел и отправился в дом. Не тревожа и не поднимая женщин, он сам приготовил крепкий чай, горячий и сладкий, и понёс его удивительному гостю. Но того уже не было на месте — только одеяло отброшено в сторону. Посмотрел старик сокрушённо туда-сюда: ни тени, ни следа, а только пышно цветущая ветка миндаля, что осталась на одеяле. На глазах изумлённого старика она покрылась листьями, а после — плодами, и исчезла, оставив в старых руках одну миндалину. Вздохнул тут бобо Ахмед, помолился богу, укрылся тёплым одеялом и уснул.

Опустилось с неба к нему на двор золотистое сияние, и возник в нём архангел Джабраил с мечом — в одной руке, с каламом и скрижалями — в другой. Подошёл он к спящему старику, поклонился ему и сказал:

— Слава Аллаху, Великому и Живому, уважаемый бобо Ахмед. Тебе и твоей семье дарована долгая и счастливая жизнь. Все дочери благополучно выйдут замуж за хороших людей, а когда Хайриниссо, младшая дочь, оставит родительский дом, через год ты, старик, и твоя жена покинете земной мир. Народу, который в тяготах и лишениях добывает дозволенное благо, необходимы рай и любовь Всевышнего. Народ получает за труды свои и веру, а земля поднимается и продлевается доброе имя в веках — хранит Аллах и продлевает их славу!

Если бы бобо Ахмед проснулся сейчас, то увидел бы, как идёт к востоку чудесный великан, головой доставая звёзды, — Исмаил Самани, великий дух созидания таджикского народа, а за его спиной расцветает возрожденная земля. Но не станем будить старого маслобойщика. Пусть себе спит.

Спокойной тебе ночи, старик Ахмед!

ДИЛКУШОД

«О люди! Воистину мы создали вас мужчинами и женщинами, сделали вас народами и племенами, чтобы вы знали друг друга, ибо самый уважаемый Аллахом среди вас — наиболее благочестивый!

Воистину, Аллах — знающий, сведущий!»

(Сура «Комнаты», 13)

Надеюсь, уважаемый читатель, ты, может быть, наслышан о нашем славном кишлаке Рубоб и невероятных, но очень правдивых историях, какие случаются на его удивительной земле среди замечательных жителей. На правах скромного кишлачного летописца и бытописателя предлагаю, ни много, ни мало, созвать Международный Конгресс Культуры под блистательным руководством Организации Объединённых Наций. Это уважаемое собрание изучило бы и передало мировой общественности житейский опыт и вековую мудрость рубобцев. Передало бы их любовь к родной земле, заботу о ней и радение о родителях, привязанность к труду и друг к другу, как к братьям и сёстрам одной великой семьи мусульман — единоверному творению всемогущего и всемилостивого Аллаха. Мне представляется возможным, что этот грандиозный народный сбор, хошар мыслей и чувств, можно было бы провести в недавно отстроенном кишлачном клубе «Ватани ман» («Моя родина»), а гостей разместить, как в ковчеге Нуха (Ноя, у христиан), в просторном и удобном жилище уважаемого старика, бобо Юсуфа (библейский Иосиф). Всем хватает места под луной, ладили бы люди между собой.

Чуть ли не весь кишлак приходит под гостеприимную крышу старика, и всякий остаётся довольным. Люди слушают серебристоголосый дутар и седого соловья, плачущего над уснувшей розой и воспевающего родной край, своих земляков и детей всей округи. Инструмент и человек звенят и поют, и никто не уступает друг другу. И многие пешеходы приходят из дальних кишлаков, осилив двух и трёхдневный переход по горам, остаются на неделю и проводят время в благочестивых беседах с почтенным бобо Юсуфом. А говорит он всегда уместно и потому не приходится ему извиняться за собственные речи — держит язык на привязи и не знает многих бедствий, ибо слово — это великий дар Всевышнего Бога, данный человеку затем, чтобы тот умел не только лаять, как собака, но и молчать, как рыба.

Старик является великодушнейшим человеком своей земли и ведёт открытую жизнь — сердца соединились в любви к нему, и люди благообразно советуются с ним и молятся о его счастливой судьбе. Только терпение правит им, а он, уничтожив в сердце своём зло и вред, одаривает теплом души всех детей великого и достойного отца, имя которому Святость. Дерзающий во имя и во славу Аллаха обретает силу пророка — и много даётся ему, но больше он возвращает.

И дал ему Всевышний двух сыновей, Хушрата и Негмата — последний родился, когда первенцу было уже двадцать лет, а старик вернул самое дорогое, что у него было — свою жену, Гульчехру. Старики говорили, что она была прекрасной и доброй супругой, достойной своего мужа и умелой кисти пенджикентского художника, некогда расписавшего стены дворца в древнем городище. Тридцать лет назад увял этот прекрасный цветок — умерла эта красота при родах второго ребёнка, и душа её, как душа воина-шахида, погибшего за веру Мухаммеда, светлым ангелом была вознесена в райские сады. А первенец родился, когда Гульчехра, — да продлится слава её! — спустя год после замужества, встретила двадцать третий год своей жизни — это поздний брак для таджикской женщины. А была она скромной и послушной дочерью своих престарелых родителей…

Тяжело было в те поры Юсуфу, только он не сломался — все испытания, что послало ему само небо, он принял с благодарностью, вместе со своим повзрослевшим сыном вынес на своих руках и плечах. Ведь сказал однажды мудрейший Мевлана Халиди Багдади, — да продлятся корни его! — «выносливость людей в тяготах — это благонравие, угодное Всевышнему, любимое его Посланником и желаемое мудрецами».

Но исполнилось Негмату пятнадцать лет, как засобирался Хушрат в дорогу — перекинул через плечо перемётные сумы и ушёл в Душанбе, а там обзавёлся семьёй и пустил корни. Не станем строго судить и наказывать старшего сына за короткое счастье, ибо человек, покидая родителей, уже сам себя наказывает тем, что наполовину уходит из этой жизни…

Младший сын и отец, Негмат и ака Юсуф, остались вдвоём. Сын помогал отцу по дому и хозяйству. Тот же с утра до ночи не ленился и не разгибал спины. Найдя удобное и безопасное место в горах (недалеко от Рубоба), расчищал его от камней. Носил туда с поймы реки плодородную землю в хурджине на своей спине, возделывал поле и выращивал хлеб для всех рубобцев и их гостей. С той поры и прозвали это поле «полем благочестивого Юсуфа» — оно всегда давало богатый урожай пшеницы, и мука, и лепёшки получались отменные. Во всём чувствовалось доброе участие и милость Аллаха — от каждой горсти земли, брошенной на то поле, от каждого хурджина воды, пролитой в сердце земли, от каждого зерна, обмолотого на токе, от каждого куска свежеиспечённой лепёшки до рук и сердца каждого человека.

За великую доброту — доброту, не знавшую предела и различий, — старика так и звали в народе не иначе, как Дилкушод, или Щедрое (Открытое) Сердце. Да благословит его Аллах и поможет в благородных делах его!

Вы спросите меня, как он выглядит, чтобы представить себе этого человека. Как? Разве можно сказать какого вкуса солнечный свет, какого цвета дыхание любимой и как выглядит песня соловья? Нет. Но представьте себе, уважаемый читатель, чистое и широкое поле, — от горизонта к горизонту — по которому пролегло 114 премудростей Аллаха. Вот, прошёл бобо Юсуф по этим дорогам от алефа до кафа — многое увидел и пережил за свои годы.

Хотя и считаюсь, простите мою нескромность, общепризнанным мастером калама и таким наблюдательным — я бы сказал, дедуктивным — человеком, что никакие Шерлоки Холмсы, Эркюли Пуаро, комиссары Мигре, агенты Пинкертоны и «ноль-ноль-седьмые» не сравнятся со мной, всё же не могу дать по полной форме описательный портрет своего уважаемого и почтенного земляка. Это, признаюсь вам по секрету, непосильный труд для меня, а в пору он будет лишь одному Пророку Мухаммеду. Поэтому могу сказать только одно, что бобо Юсуф, будто бахр, разлился целым морем доброты и, как бейт, возвысился над миром светлым дворцом своего сердца, а жизнь его была свободна от греха и порока и прекрасна, как певучая речь его солнценосного народа. Так знайте: по вкусу он был материнским молоком. По цвету — белоствольным тутом. По виду — спелой коробочкой хлопка в мозолистых руках первого труженика земли, Адама-земледельца!