Бесплатный фрагмент - Что ты делаешь

Абсолютно все персонажи и события

в этой книге являются вымышленными.

Любое совпадение с реально существующими

или когда-либо существовавшими людьми случайно.

Посвящается в/ч 166**.

Пролог

Сорок шесть градусов шестьдесят минут двадцать де­вять секунд северной широты, семьдесят четыре градуса пятьдесят две минуты тридцать шесть секунд восточ­ной долготы.

Закрытый военный городок с населением меньше тысячи человек (примерно пятьсот солдат, около ста пятиде­сяти офицеров, остальные — гражданский персонал), в кото­ром расквартирована российская войсковая часть, на территории став­шего в начале девяностых — после распада СССР — иностранным государства. С одной стороны городок отрезан от внешнего мира Северной Голодной степью, а с другой — большим соленым озе­ром в форме полумесяца, по размеру почти как пол-Байкала. В какую сторону ни посмотри, кругом на десятки километров либо красно­вато-желтая степь, либо бирюзово-голубая водная гладь.

И тишина. Звенящая тишина.

Здесь конец марта выдался теплым. Днем солнце, еще недели две назад опасливо пробиравшееся на ощупь сквозь последние зимние тучи, уверенно занимало свое место на небе и с наслаждением играло яркими лучами до самого вечера, постепенно пробуждая после спячки степную природу. Снег с берега сошел, открыв взгляду выброшенные озером по осени ошметки жухлых камышей на серой гальке. Даже лед у берега подтаял, и из-под него робко выглядывала узкая полоска воды.

I

В весенних сумерках напоследок блеснуло и погасло солнце.

Виктор цепким взглядом окинул четырехэтажный жилой дом асимметричной формы, построенный из некогда нового, а теперь посеревшего и щербатого от времени силикатного кир­пича. На углу дома висела покосивша­яся, насквозь проржавевшая табличка, на кото­рой едва угадыва­лась цифра 43.

Его машина стояла чуть поодаль, на небольшом каменистом пригорке, боком к озеру. Обычно, начиная с поздней весны и до глубокой осени, по вечерам это место было заставлено подержанными немецкими автомобилями молодых лейтенантов, настроенных на романтический лад. С пригорка открывался хороший вид на бескрайние просторы озера и был слышен шелест волн, плескавшихся у каменных утесов. Сегодня желающих полюбоваться красотами озера не было, но для перестраховки Виктор приехал сюда засветло, едва сдав боевое дежурство. Не привлекая лишнего внимания, он занял именно то место, откуда открывался вид, который ему требовался, и приготовился ждать.

Из-за поднявшегося вдруг к вечеру с озера ветра, забиравшегося во все щели и безжалостно выдувавшего все тепло из его машины, Виктор не глушил двигатель. Из выхлоп­ных труб еще не старой «ауди» черного цвета едва заметно выплывали белесые облачка дыма, тотчас без остатка разгоня­емые мощными порывами ветра.

Редкие жи­тели то­ропливо шагали домой по бугристой ас­фальтированной дороге, слегка присыпанной пылью. Они спешили в теплые и — у каждого по-своему — уютные квартирки, из окон которых можно было выгляды­вать на пустынные улочки городка, слушая, как завывает между дыроватых рам беспощад­ный ветер.

Весна, впрочем, как и всегда в этих местах, резко, с напором охватила городок.

По кривой улочке, отделявшей пригорок от объекта его наблюдений, изредка проезжали машины, рассекая фа­рами весенние сумерки. Юноши и девушки в основном старшего школь­ного возраста, группками по несколько чело­век неспешно прогуливались по одному и тому же маршруту: Парк Победы — набережная — Парк Победы.

Взгляд Виктора переместился на возвращавшуюся нетороп­ливым шагом из местного универсального магазинчика с патриотическим названием «Космос» жену начальника штаба, как всегда разодетую и накрашенную, будто на парад. О ней ходили такие истории по городку, что дух захватывало. Очень уж любила эта дама, давно разменявшая четвертый десяток, обще­ство молоденьких лейте­нантиков. Так сильно, что ничего поделать с собой не могла, и без устали очаровывала все новых и новых во­еннослужащих, преимущественно, младшего офи­церского состава. Те же в свою очередь, наивно полагая, что тесные дружеские отношения с женой начальника штаба помо­гут продвинуться по службе, отзывались, а некото­рые — весьма рьяно, на ее «позывные сигналы», не подозре­вая, что тем самым они, наоборот, все дальше отодвигали веро­ятность вообще задержаться здесь на службе.

Заметив его машину на пригорке, она сбавила шаг и помахала рукой.

Виктор усмехнулся. Жена начальника штаба и к нему в свое время пробовала найти подход, да ничего не получилось — слишком крепким орешком оказался он для нее.

Не найдя отклика в душе Виктора, жена начальника штаба с еле уловимым оттенком усталой обреченности на лице продолжила свой путь.

Не страшно, что она видела его — он и не таился. Наобо­рот, чем больше людей могло его заметить, тем лучше. Находясь на самом виду, он не привлекал и десятой доли того внимания, которое уделили бы ему жители городка, сознательно скрывайся он от посторонних глаз.

Темнота сгущалась, а вместе с ней зажигался свет в немно­гочисленных окнах дома, за которым он вел наблюдение.

С пригорка просматривался вход в подъезд, над кото­рым зажглась лампа накаливания в стеклянном пла­фоне, и восемь окон небольших однокомнат­ных квартирок — по четыре слева и справа от расположенных по сравнению с ними в шахматном по­рядке окон лестничных клеток.

Первый этаж, слева — занавешенное желтыми шторами окно. Второй этаж — окно без штор с большой раскиди­стой китай­ской розой. Третий этаж над ним — незанавешенное окно с большой яркой люстрой. Второй этаж, справа — окно, тускло освещенное потолочным светильни­ком с люминесцентной лампой, холодный свет которой отражался на открывае­мой хозяйкой дверце полированного шкафа. Третий этаж, справа — приглушенный свет бра.

Люди приходили домой, в хаотичном порядке зажига­лись окна, и за каждым из них была своя жизнь.

В окне комнаты на первом этаже справа от лестницы зажглась настольная лампа — чей-то ребенок сел за уроки. Четвертый этаж, слева. Пока темно…

Виктор потер большим и указательным пальцами правой руки переносицу. Сегодня у него опять очень важ­ное дело, но ничего. Он справится. В этот раз все пой­дет так, как он задумал. Он не будет плясать под чужую дудку.

И без того пустынные улочки городка стали еще безлюднее. Все, кто сдал боевое дежурство, пришли домой; те же, кто заступал на боевое дежурство, уже находились на Объекте. Гражданский персонал тоже вер­нулся с работы. Прогу­ливавшаяся молодежь стяну­лась в парк на центральном пятачке городка, где в беседке неизменно по вечерам прово­дились посиделки.

Виктор прислушался. Метрах в десяти от его машины раздался веселый девчоночий голос. Он повернул голову влево и вгляделся в темноту. По набережной, выстеленной уз­кими бетонными плитами, прошла одиннадцатиклассница-дочь командира части. Одной ру­кой она прижимала к уху не по возрасту дорогой мобиль­ный телефон, в другой — сжи­мала поводок, пристегнутый к ошейнику маленькой черной соба­чонки. Породы Виктор не знал, но внешне любимая соба­чонка командира части была больше похожа на уменьшенную копию добермана. Вероятно, пинчер-переросток. Соба­чонка была настолько любимой, что кроме собачьего ошей­ника но­сила на шее еще и настоящий мужской браслет из чистого золота, толстый и весьма увесистый. Эта собачонка с золо­тым браслетом также была предметом обсуждений в го­родке, не меньше, чем любвеобильная жена начальника штаба.

Дочь командира части и собачонка прошли вперед и растворились в темноте. Виктор задумчиво посмотрел на мерцавшие вдали на дру­гом берегу озера огни города Б.

Прошло еще полчаса. Наконец в свете лампочки над вхо­дом в подъезд показалась одетая во все темное высокая щуп­лая фигурка. Бесшумно обойдя сбоку вечно гремящую погну­тую железную решетку для вытирания обуви, фигурка, украдкой оглядевшись, скользнула в подъезд.

Виктор взглянул на часы — начало десятого. Рановато она сегодня. Рискует. Ну да ладно.

Свет в подъезде этого дома отчего-то не горел. На две минуты, пока она поднималась по лестнице, Виктор потерял ее из виду и смог вновь контролировать ситуацию, лишь когда в окне квартиры на четвертом этаже слева на лестничной клетке неловко блеснул и сразу погас белесый луч карманного фонарика.

Она на месте.

Виктор хорошо знал расположение комнат в однотип­ных квартирках городка. Он сам жил в такой, только в сорок втором доме. В этих домах в прихожих всех однокомнатных квартир был большой трехстворчатый встроен­ный шкаф. Наверняка она укрылась в нем. Места для нападения удобнее не найти. Входная дверь открывалась внутрь квартиры, оглушить человека, входящего в прихо­жую, тупым тяжелым предметом было проще простого. За­тем закрыть дверь, и дальше делай что хо­чешь.

Виктор сконцентрировался на входе в подъезд. Главное, не упустить Римму. Иначе все опять пойдет напереко­сяк.

Ближе к десяти часам вечера к дому подъехал старый темно-зеленый «фольксваген». Виктору был очень хорошо знаком этот автомобиль, принадлежавший уже теперь старшему лейтенанту из его отдела.

Передняя дверца со стороны пассажирского сиденья открылась, и из машины вышла Римма в военной форме. Закинув на плечо изящную дамскую сумочку, она, мах­нув на прощание рукой водителю «фольксвагена», двину­лась к подъезду. Коротко гуднув клаксоном, автомобиль круто развернулся и уехал.

Виктор заглушил двигатель, собравшись быстро покинуть свою «ауди», чтобы в несколько шагов преодолеть расстоя­ние от пригорка до подъезда, как вдруг в стекло с его стороны настойчиво постучали. От неожиданности он вздрогнул, но, взяв себя в руки, повернулся и нажал на кнопку, опускавшую стекло.

— Витя, привет! — послышался из-за стекла голос до­чери командира части, в котором проскользнули нотки беспокойства.

— Привет, привет, — поспешно пробормотал он в ответ, вы­таскивая ключ из замка зажигания.

— Опять медитируешь?

— Типа того, — вылезая из автомобиля, ответил Виктор.

— Мне нужна твоя помощь… — издалека начала дочь коман­дира части.

— Какая? — Он бросил взгляд на подъезд и понял, что Римма уже зашла туда.

— Голди сорвался с поводка и убежал!

— Голди? Какой еще Голди?.. Ах, да! Голди, — сообразил он, что речь идет о собачонке командира части.

— Ну да. Он куда-то убежал… Помоги мне, пожалуйста, его найти.

— Помочь найти? — пытаясь скрыть раздражение, переспро­сил Виктор.

Какое, к черту, «помочь найти», когда ему нужно срочно бе­жать на четвертый этаж, пока она не напала из своего укрытия!

— Так он сам наверняка найдется, — предположил Виктор. — Побегает и вернется к тебе домой.

— А вдруг не вернется? Он же такой беззащитный… — всхлипнула дочь командира части.

Виктор помедлил, украдкой взглянув на окно квартиры на четвертом этаже слева на лестничной клетке. Там в прихожей ненадолго зажегся свет и через полминуты по­гас. Он по­нял, что вновь опоздал, как и прежде.

— Хорошо, пошли, — нажимая на кнопку закрывания дверей, упавшим голосом сказал Виктор.

Не успели они отойти от машины, как из кустов на набережную выбежал Голди.

«Чертов пес! — выругался про себя Виктор. — Дьявольское отродье!»

Зато счастью дочери командира части не было пре­дела. Крепко прижимая к груди собачонку, она побежала домой.

Виктор, сжав кулаки, медленно вдыхал и выдыхал холодный воздух, пытаясь успокоиться.

Все пошло не так! По чужому плану! Какого черта?!

Усмирив нервы и подавив приступ паники, он посмот­рел на циферблат наручных часов. Пора идти. Она наверняка все закон­чила.

Но надежда умирает последней — а вдруг?..

Ноги сами понесли его вперед, словно сайгака. В непроглядной темноте, заполнившей все свободное пространство городка, он в несколько прыжков преодолел расстояние от машины до подъезда, помня о гремящей решетке на входе, перепрыгнул через нее и скрылся внутри.

Едва он влетел в подъезд, как в нос ему ударил теп­лый влажный запах старого подвала, просачивавшийся из-за внуши­тельной двери толщиной сантиметров пятнадцать не меньше, с рукояткой-штурвалом, предназначен­ной для бомбо­убежища. Инстинктивно задержав дыхание, Виктор побе­жал наверх. Стараясь не пыхтеть, как паровоз, и не топать, как слон, он несся наверх по ступеням старых бетонных лестничных пролетов.

С силой рванув на себя металлическую створку, оказавшуюся не запертой, Виктор ворвался в квартиру Риммы и замер.

Но прежде чем замереть, предусмотрительно закрыл за собой дверь.

II

Асем.

В переводе с казахского — «прекрасная».

Она и была прекрасной. Миниатюрная, хрупкая, с малень­кими ладошками и ступнями, ростом едва ли выше метра шестидесяти. Каре из черных, как смоль, прямых волос, обрамлявшее молочно-белое лицо с раскосыми глазами. Тонкие губы, неизменно накрашенные помадой ярко-алого цвета.

Мать Асем была казашкой по национальности, а отца в ее жизни никогда не было. Жили они в России, в малень­ком поселке на границе с Казахстаном. По всей видимости, недостаток отцовской любви и его уча­стия определил выбор профессии Асем. Закончив с отличием среднюю школу, она уехала в Санкт-Петербург поступать в военно-космическую академию. Асем успешно сдала вступи­тельные экзамены (недаром десятый и одиннадцатый классы усиленно занималась, в том числе физической подготовкой) и была зачислена на курс.

Ее мать приехала на торжественное мероприятие, посвященное приведению к Военной присяге курсантов, поплакала, глядя, как ее единственная дочь в мешковатой зеленой военной форме, сжимая автомат Калашникова в руках, стоя на плацу в кирзовых сапогах, недрогнувшим голосом с выражением приносит присягу:

«Я торжественно присягаю на верность своей Ро­дине — Российской Федерации. Клянусь свято соблюдать ее Конститу­цию и законы, строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников. Клянусь достойно выполнять воинский долг, мужественно защищать сво­боду, независимость и конституционный строй России, народ и Отечество»,

и уехала домой.

Спустя пять лет, после окончания академии Асем по распределению попала в тот же военный городок, где служил приехавший на год раньше лейтенант Виктор Свири­дов.

* * *

В памяти по-прежнему было живо воспоминание о том, как он впервые увидел ее.

Двадцать пятого августа старый ПАЗ–3205 белого цвета, с оглушительным скрипом затормозивший на пятачке у магазина «Космос», натужно распахнул зае­давшие двери.

Виктор стоял в тени плоского одноэтажного строения мага­зина, покрашенного известкой, и с интересом наблюдал за происходящим.

Ежегодно именно двадцать пятого августа в городок приезжала «новая кровь» — вчерашние выпускники военной акаде­мии, сегодняшние лейтенанты. Он и сам годом ранее прие­хал двадцать пятого августа. Виктор отчетливо помнил, как два часа трясся в духоте в том автобусе, битком заби­тым такими же, как и он, молодыми лейтенан­тами и их бага­жом. Сначала семьдесят километ­ров от города Б. по шоссе. Потом еще около пятнадцати по разбитой дороге из железобетонных плит с торчащими повсюду пруть­ями арма­туры и выбоинами, проложенной по степи. Пом­нил, как приехал и остолбенел, когда увидел ряд давно за­бро­шенных многоподъездных крупнопанельных пятиэта­жек (больше десяти, точно) — наследие Советского Союза, подчи­стую разваленное преемниками.

Полвека назад, в далеком шестьдесят четвертом году здесь была расквартирована дивизия численностью около десяти тысяч человек. В девяностые годы после распада СССР количество военно­служащих в городке резко сократилось, потребность в таком количестве благоустроенного жилья отпала. Имущество городка начали в открытую разворовывать. От некогда обжитых многоквартирных домов остались лишь железобетонные «коробки», выцветшие фасады которых еще хранили следы желто-оранжевой краски. Разобрали все, что могли унести и увезти: окна, двери, лестничные и балконные перила и огражде­ния. Впоследствии оконные и дверные проемы на пер­вом этаже во всех заброшенных домах наглухо заложили разномастным кирпичом. Сде­лано это было для того, чтобы предотвратить разграбле­ние (правда, чего именно было не со­всем понятно, но, ви­димо, разграбленного) и использование заброшенных домов в качестве помойки, а также обществен­ного туалета.

Вообще весь фонд служебного жилья городка делился на два вида: крупнопанельные пятиэтажки с тес­ными квартирками-хрущевками и четырехэтажные дома из силикатного кир­пича с квартирами улучшенной планировки. Во всех жилых пятиэтажках окна первого этажа были наглухо заложены кирпи­чом. Мера была вынужденная, так как из дышавших на ладан коммуникаций в подва­лах несло сыростью, из-за кото­рой проживание в вымок­ших квартирах на первом этаже было невозможно. Кирпич­ные дома, построенные в семидесятых го­дах прошлого века, несмотря на убогий вид, в городке отно­сили к категории «элитного жилья». Подвалы там были в лучшем состоянии, в подъездах было сухо.

Но и в «элитном жилье» была неразрешимая для этого военного городка проблема — комары. С ранней весны и до позд­ней осени назойливые насекомые безжалостно атаковали жителей городка. Вывести их было невоз­можно. Благоприятная среда теплых и сырых подва­лов ежесекундно выпускала все новых и новых осо­бей, которые мгновенно разлетались по квартирам.

Отличительной чертой этого затерянного в степи го­родка были спутниковые тарелки, огромные, метра пол­тора в диаметре. С телевидением, связью (в особенно­сти мобильной) и интернетом здесь всегда были проблемы. Только в по­следние лет пять ситуация улучши­лась — один из крупных рос­сийских операторов мо­бильной связи поставил неподалеку вышку, благодаря которой у жителей городка появилась возмож­ность хоть и за бешеные деньги, но подключиться к бо­лее-менее стабильному каналу доступа к интернету.

А чего стоила бетонная скульптура веселого верблюда че­рез дорогу от магазина «Космос» и Парка Победы…

Виктор хмыкнул.

Шедевр советской архитектуры. Корабль пустыни. Каждую весну перед Первым мая его старательно белили, аккуратно раскрашивали красками отдельные элементы: бетонную траву у ног двугорбого — в темно-зеленый цвет, бетонную уз­дечку — в охру. За те годы, что этот верблюд стоял там, он наверняка стал гораздо упитаннее от бессчетного количества слоев краски, нанесенных на него.

Да, убогости этому городку было не занимать.

Первое впечатление от увиденного у лейтенанта Свиридова было угнетающее. При распределении он заключил контракт с Министерством обороны на пять лет. Размашисто подпи­сывая оба экземпляра, он с оптимизмом размышлял о пре­красном будущем, которое ждет его вдали от родных краев. Оптимизм сменился унынием, едва перед его глазами показались «достопримечательности» городка. Целых пять лет по кон­тракту в «зоне отчуждения» показались ему тогда пыткой.

* * *

Но на лице Асем, проворно выскочившей первой из автобуса и вытащившей за собой на пыльный асфальт средних разме­ров чемодан, не было ни намека на уныние. Она с интересом огляделась вокруг, запрокинула голову, на мгновение под­ставив лицо знойному солнцу, подхватила за прямоуголь­ную выдвижную ручку чемодан на колесиках и уверенно пошагала в сторону общежития.

Виктор завороженно глядел ей вслед и цокот ее каблуч­ков, словно эхом отдавался в его ушах.

* * *

Ему было двадцать три, ей — двадцать два. Прошло по­чти десять лет. Как, черт возьми, летит время! Да и память уже не та. От воспоминаний об Асем остались лишь об­рывки из самого значительного, что происхо­дило с ними. Мелкие бытовые события просто стер­лись.

* * *

Вскоре после приезда Асем предложили на выбор несколько квартир. Все они были полузаброшенные, требовали серьезного ремонта и особо друг от друга в лучшую сторону не отличались. В одной, например, раньше жила какая-то женщина с причудами, которая дер­жала в квартире на пятом этаже коз. Самых настоящих коз.

Асем все-таки удалось найти наименее разгромленное жи­лище для себя, через два дома от Виктора. Новичок в хозяйственных делах городка, она решила навести справки у бывалых жителей и сама сде­лала первый шаг навстречу Виктору.

* * *

После утреннего собрания в офицерском клубе, проводившегося еженедельно по пятницам, Асем вместе со всеми вышла на крыльцо. Офицеры расходились, некото­рые задержались покурить. Виктор быстрым шагом удалялся от офи­церского клуба, когда Асем окликнула его со спины:

— Товарищ лейтенант!

Он резко остановился и с замиранием сердца обернулся. Голос у нее был звонкий, словно колокольчик.

— У вас не найдется пяти минут?

«Для вас — хоть вся жизнь!» — как последний идиот, чуть было не выпалил Виктор, но вовремя одумался и чересчур сдержанно ответил едва заметным кивком головы.

— Понимаете, — застенчиво заговорила Асем, — мне вы­дали квартиру… теперь нужно делать ремонт… хотя бы косметический… а я еще не освоилась здесь до конца…

Ему не требовалось долго объяснять. Виктор с готовностью рассказал, где и как можно купить необходимые строитель­ные материалы, как привезти их в городок и, как бы подытожив сказанное, разумеется, вы­звался помочь с ремонтом.

* * *

Это была самая счастливая осень в его жизни. Он до сих пор помнил все в мельчайших подробностях.

За год службы Виктор успел обзавестись автомобилем. Подержанным и повидавшим в этой жизни многое, однако, ве­рой и правдой служившим хозяину, «фольксваге­ном» поблекшего темно-зеленого цвета. В академии, когда он жил в казарме, машина была ему ни к чему — его свобода передвижения была ограни­чена до предела. По большому счету, личную свободу он не обрел и в городке — чтобы выйти за КПП в собственный выходной день, необходимо было заранее написать ра­порт на имя командира воинской части, пройти инструк­таж у начальника штаба о прави­лах поведения офицера в общественных местах. И далеко не всегда этот рапорт подписывался командиром.

Да и идти-то за КПП было, по сути, некуда. До бли­жайшего мало-мальски крупного населенного пункта (го­рода Б.) — почти девяносто километров, из них около пятна­дцати — по раз­битой бетонке. Но, тем не менее, жажда свободы довлела над военнослужащими. Благо, в загражде­нии из колючей прово­локи, густо намотанной на выкрашенные белой и черной краской невысокие опоры, с годами появлялось все больше дыр. Сквозь эти прорехи офицеры на своих автомоби­лях прямо по степи покидали пределы городка. Главное, по уха­бам и песча­ным насыпям добраться до бетонки.

Командование части регулярно вело борьбу с нарушителями контрольно-пропускного режима: проложенные офицерскими автомобилями тропы вручную перекапывались солдатами. После этого в степи появля­лись новые пути отступле­ния. Когда перекапывали их, офи­церы засыпа́ли преды­дущие траншеи.

Так и жили — в постоянном противостоянии.

На этом «фольксвагене» Виктор и Асем привезли все необходимые материалы. Пугая своим шумным появле­нием пасу­щихся в степи верблюдов и поднимая за собой столбы пыли, они не раз делали вылазки в город Б. то за шпатлевкой, то за обоями, то за линолеумом.

К зиме ремонт был закончен. Асем успела до наступле­ния холодов утеплить старые окна, затыкав щели ватой, а по­том поверх проклеив их лейкопластырем, и к Новому году в ее однокомнатной квартирке стало тепло и по-домашнему уютно.

* * *

Ежеквартально всем офицерам (и членам их семей) в городке выдавали общевойсковой паек. У Асем глаза округлились, когда она впервые увидела количество полагавшегося ей от государства продовольствия. Мука, гречка, перловка, рис, макароны, говяжья тушенка, рыб­ные консервы, масло расти­тельное, масло сливочное, мо­локо длительного хранения, сгущенка, куриные яйца, чай, сахар, соль, лавровый лист, молотый черный перец, горчич­ный порошок, уксус, дрожжи, томатная паста, све­жие овощи: картофель, капуста, свекла, морковь, лук… Все это измерялось мешками и короб­ками. Асем даже вы­дали килограммовый кусок голландского сыра, жестяную, как из-под тушенки, банку растворимого кофе, пакет изюма и зачем-то огромную оранжевую тыкву кило­грам­мов на шесть. С голоду не умрешь.

Виктор веселился от души, глядя, с какой заботой Асем укладывала в багажнике его «фольксвагена» это добро. Он-то, получая паек не первый раз, точно знал, что почти половина выдаваемых продуктов, хоть они и были весьма сносного качества, ему никогда не пригождалась.

Офицеры в городке наловчились за деньги сдавать ненужные им продукты на рынок в городе Б., а Виктор безвозмездно делился своим пайком с одной женщиной из гражданского персонала.

Вере Петровне было за пятьдесят. Она за копейки работала посудомойкой в солдатской столовой. В городе Б. у Веры Петровны жила (практически за чертой бедности) большая семья (дети и внуки). Каждый раз, когда Виктор стучался в фанерную дверь квартиры Веры Петровны, она со слезами на глазах смотрела, как он затаски­вает мешки с мукой, крупами и овощами, коробки с консервами и сгущенкой в ее пустую кухоньку с покрашен­ными мрачной си­ней краской стенами, где стояли только старая плита-развалюха, колченогий стол и табурет. И всегда он подкладывал к общевойско­вому пайку от себя или коробку шоколадных конфет, или пару пачек лучшего, какое только можно было найти в го­роде Б., печенья, или банку доро­гого, более-менее каче­ственного, растворимого кофе. Иногда он приносил ей став­шую ему ненужной или малой одежду и обувь, кое-какой камуфляж (все предварительно тщательно вы­стиранное и выглаженное). А когда однажды зимой Виктор обнаружил, что из-за разбитого оконного стекла в квар­тире Веры Петровны было холоднее, чем на улице, он быстро сбегал в один из заброшенных домов, нашел там целое стекло, принес его и заменил. Поэтому для Веры Пет­ровны Виктор был не иначе как ниспосланный небесами ангел. Женщина души не чаяла в нем и всегда неловко улыбалась сквозь слезы, понимая, что отблагодарить его ничем не сможет, хотя Виктору от нее ничего взамен и не требовалось.

Асем была тронута заботой Виктора о Вере Петровне и впо­следствии сама стала передавать часть своего пайка женщине.

* * *

Шло время, закончилась зима. Виктор и Асем не спе­шили съезжаться. Каждый из них жил в своей служеб­ной квартире. Обоих это вполне устраивало.

Боевые дежурства у Виктора и Асем чаще всего не совпадали, вместе им удавалось проводить немного вре­мени. Да и Асем, как иногда казалось Виктору, не торопи­лась подпускать его близко. Она все равно остава­лась для него недочитанной книгой. Вероятно, это неболь­шое расстояние между ними и де­лало их отношения крепче.

Асем была немногословна. Даже выпитый ею алко­голь (что случалось крайне редко) не делал ее разговорчи­вее. Ее взгляд был гораздо красноречивее лю­бых слов.

Но Виктор ни капли не сомневался в Асем. Чтобы чувство­вать себя любимым, ему в тот момент не нужно было делить с ней кров — хватало проведенного вместе вре­мени.

* * *

На задворках магазина «Космос» находился заброшен­ный спортзал. Свободного времени в закрытом городке было хоть отбавляй, и чтобы банально не спиться и не умереть от скуки, приходилось самостоятельно приду­мывать себе развлече­ния. Поэтому под предводитель­ством Виктора его одно­курсники практиче­ски сразу по приезде в городок полу­чили разрешение ко­мандира воинской части привести это помещение в относи­тельный порядок, чтобы ходить туда зани­маться. На самодельных тренажерах, сделанных из чермета и вручную покрашенных краской, прямо как в начале девяностых, лейтенанты развивали мускулатуру и, безусловно, оздоравливались.

Постепенно о том, что в заброшенный спортзал хо­дят заниматься молодые лейтенанты-красавчики, узнали школьницы, выпускницы одиннадцатого класса. Это сей­час им уже под тридцать, а тогда этим слишком быстро взрослевшим девчонкам было, максимум, лет по шестнадцать — семнадцать.

В конце зимы несколько таких школьниц, человек пять, стали караулить лейтенантов у спортзала. Они, стара­ясь привлечь внимание молодых людей, прогулива­лись возле входа именно в то время, когда лейтенанты шли заниматься. Постре­ляв глазами, они стайкой продол­жали кружить рядом со спортзалом, выжидая, ко­гда же закончится тренировка, и им удастся снова бросить несколько взглядов на приглянувшихся офицеров. Загово­рить первыми школьницы по юности лет стес­нялись, а потому все их усилия сводились к красноречивым взгля­дам, которые и должны были, по их мнению, донести нужные сигналы до лейтенантов.

Лейтенанты все замечали, но виду не подавали. Практически каждая из школьниц была дочерью какого-нибудь офицера старше по званию и выше по должности. Учитывая чересчур юный возраст, каждый лейтенант отдавал себе отчет в том, какие последствия может иметь роман с кем-либо из этой стайки, а потому идти на сближение не торопился. Школьницы в свою оче­редь пытались форсировать события. Они окольными пу­тями, через кого-то узнавали имена и фамилии лейтенан­тов, адреса, номера телефонов. Наряды их стано­вились все откровеннее, а поведение — раскрепощен­нее.

* * *

Однажды совершенно случайно Асем, возвращаясь с покуп­ками из «Космоса», услышала обрывки девчо­ночьего разго­вора за магазином. Повинуясь неведомому инстинкту, она, стараясь двигаться бесшумно, прокралась вдоль беленной магазинной стены к разросшимся кустам, больше похожим на ивняк, и осторожно выглянула из сво­его укрытия.

Как раз в этот момент распахнулась дверь спортзала, и на улицу вышла компания лейтенантов, среди которых был Виктор. Школьницы, секунду назад со скучающим ви­дом подпи­равшие железный забор с погнутыми пруть­ями, встрепену­лись.

Даже Асем заметила, как подбоченились лейтенанты, увидев «караул». Когда до нее нако­нец до­шел весь смысл разговоров школьниц и их прогулок у спорт­зала, она пришла в бешенство.

* * *

Виктор пришел домой буквально через двадцать ми­нут после того как Асем видела его, выходившим из спортзала. Он устало бросил в угол прихожей спортивную сумку, разулся и прошел в кухню.

Картина, представившаяся его взору, впечатляла.

Вся немногочисленная посуда, которой располагал холостяк Виктор, разбитая на мелкие осколки, валялась на полу в куче сахара — стеклянная сахарница вместе с содержимым тоже попалась кому-то под горячую руку. Два боль­ших кухонных ножа были воткнуты в деревянный ко­сяк на уровне глаз.

Виктор метнулся в комнату.

Почти вся его одежда, включая военную форму, была разбросана по комнате. Он схватил рубашку, другую и понял, что они облиты чем-то красно-оранжевым, жид­ким и липким. Оказалось, кетчупом и малиновым вареньем. Шторы в комнате были изрезаны на мелкие полоски и те­перь больше напоминали самодельные жалюзи.

Напоследок Виктор заглянул в ванную.

Зубная паста, пена для бритья, лосьон после бритья, оде­колон, шампунь, невесть откуда взявшаяся в его хозяйстве пена для ванны — все было вылито в заткнутую проб­кой раковину. Чтобы смыть этот «коктейль», нужно было пальцами влезть в эту мерзкую жижу и поддеть пробку.

Виктор в недоумении посмотрел на свое отражение в помутневшем зеркале. Кому, а главное, зачем, понадобилось устра­ивать такой кавардак в его квартире? Дверь не выломана, значит, замки открыли ключами, которые были только у Асем.

Ответ был очевиден, но Виктор не мог понять мотив.

Он схватился за телефон.

— Чтобы я больше не видела тебя в окружении этих нимфе­ток! — не дав ему слова сказать, рявкнула в трубку Асем. — Учти, в следующий раз подожгу твою квартиру!

Виктор, вытаращив глаза, ошарашенно смотрел на свой мобильный телефон. Он не ослышался?!

Тихая и покладистая Асем превратилась в фурию. На пустом месте! Он ни разу не взглянул в сторону ни одной из этих школьниц!

Выйдя из ступора, Виктор посмотрел на часы и подско­чил, как ужаленный. Через сорок пять минут ему заступать на боевое дежурство, а у него вся одежда в со­усе из кетчупа и ва­ренья. Чертыхаясь, он ломанулся к шкафу, в надежде отыскать хоть что-нибудь чистое. Тщетно, вся форма была испачкана. Он вовремя вспомнил о висевшем во встроенном шкафу в прихо­жей комплекте, ставшем ему малым. Еле втиснувшись в брюки и с трудом застегнув на вдохе китель, он по­мчался на боевое дежурство, решив отложить возникшую из ниоткуда про­блему беспочвенной ревности до лучших времен.

* * *

Наутро Асем с виноватым видом встречала Виктора с бое­вого дежурства горячими пирожками и убранной квартирой.

Уставший, он, снимая всю ночь душившую его слиш­ком ма­ленькую рубашку, обреченно приготовился уте­шать Асем.

Ее слезы не заставили себя долго ждать. Едва Виктор вонзился зубами в пирожок, Асем за­шлась в беззвучных рыданиях. Он чувствовал себя послед­ним идиотом, спешно пытаясь разжевать и прогло­тить кусок злополучного пирожка, и обнимая дро­жавшие плечи Асем.

Она проплакала у него на груди больше получаса, что-то бормоча и всхлипывая. Не спавший всю ночь Вик­тор из последних сил боролся со сном, но уже чувствовал, что скоро отклю­чится.

В этот же день Асем, несмотря на протесты Виктора, принесла ему новые шторы и столовый сервиз. Зубную пасту и шам­пунь он купил сам. Внезапную вспышку ярости Асем Виктор списал на нервное перенапряжение, прису­щее всем офицерам, служившим в замкнутом простран­стве городка.

Инцидент был исчерпан и забыт.

* * *

Ранней весной участились случаи бегства солдат. Все чаще и чаще то Виктору, то Асем приходилось, когда на военном уазике, когда на своих двоих, прочесывать по ночам непро­глядную степь под аккомпанемент завывающих шакалов.

На самом деле бежать из городка солдату было не­куда. До­браться до города Б. по озеру вплавь или по льду — исключено. По степи выйти к шоссе, а там поймать по­путку — местные жители, увидев человека в солдатской форме, вряд ли захо­тели бы стать его пособниками.

Из года в год всех беглецов находили и возвращали в часть. Тем не менее всякий раз находились желающие пощекотать себе и офицерскому составу нервы.

Кстати, в этой воинской части не было и увольнитель­ных для солдат. Страна чужая, идти некуда, город Б. далеко. В нескольких километрах от городка, правда, находился поселок Г., но численность населения в нем была в два раза меньше, чем в городке. Вероятно, от­сутствие увольнительных усугубляло ситуацию с побе­гами.

Но Асем такие выходки злили больше, чем офицеров-мужчин. Коль скоро она, женщина, нашла в себе силы закон­чить пятилетнюю учебу в военной академии и продолжить службу, то почему молодой здоровый муж­чина не может вытерпеть всего лишь год срочной службы в армии?!

* * *

Наступило лето. Подошла пора отпусков. Офицеры и их се­мьи начали разъезжаться по своим родным краям. Го­родок пустел, автомобилей, припаркованных у подъездов, станови­лось все меньше.

Виктору присвоили очередное звание — старшего лейтенанта.

Официальная часть, как полагается, прошла на плацу. Ко­мандир части (тогда им был адекватный полков­ник, который, когда это было нужно, горой стоял за своих офицеров) зачи­тал приказ о присвоении очередного звания, а коман­дир подразделения, суетливый и пузатый армянин, вручил всем, кого касался этот приказ, новые погоны и по­жал руку.

Позже, вечером по традиции офицерское собрание с повесткой дня «Присвоение очередного воинского зва­ния» про­ходило в кафе, кстати, как раз напротив бетон­ного верблюда, по диагонали от магазина «Космос». Во главе стола си­дел начальник штаба, по правую руку от него — командир под­разделения. Начальник штаба собственноручно наливал ви­новникам торжества в гране­ный стакан водки до краев и опус­кал в него золотистые звездочки старшего лейтенанта. Вик­тор и несколько его однокурсников по очереди принимали строевую стойку, поднимали стакан на уровень груди и докладывали:

— Товарищ полковник! Товарищи офицеры! Инженер отдела N лейтенант NN. Представляюсь по случаю присвоения мне очередного воинского звания «старший лейте­нант».

После вступительной речи каждый из них выпивал водку до дна, ставил пустой стакан на стол, вынимал изо рта звездочки, вновь принимал строевую стойку и по возможности недрогнувшим голосом докладывал:

— Старший лейтенант NN.

Начальник штаба громогласно объявлял:

— Привести форму одежды в порядок!

Два офицера младше по званию прикручивали но­вые звез­дочки на погоны на плечах те­перь старшего по званию. После этого шел черед обыч­ного банкета с тостами и поздравлениями.

Практически непьющий Виктор помнил, как тогда напразд­новались его сослуживцы. Только что в фонтан в Парке Победы не лезли. Недаром командир воинской части периодиче­ски проводил так называемые ревизии в общежитии, куда временно селили вновь прибывших лейтенантов. Целью ревизий был поиск и изъятие любых алкогольных напитков.

В ту пору, когда Виктор приехал в городок (а это была середина «нулевых»), как ни удивительно, главной проблемой вооруженных сил было неконтролируемое пьянство. Хорошим офицером был тот, кто пил мало и приходил на работу без по­хмелья. А уж тем, кто вообще не пил, все двери были открыты.

И вот после первой же такой ревизии на плацу сто­яли: командир части, большое пустое ведро и огромный ящик, до краев заставленный элитным алкоголем: француз­ским коньяком, текилой, ромом, виски, бренди, аб­сентом.

Не стесняясь в выражениях, командир части, пунцо­вый от злости, показательно выливал все эти дорогостоящие напитки в ведро.

Пьянство в городке командирские меры не искоре­нили. Мо­лодые лейтенанты на следующий же день съез­дили в город Б. и привезли еще больше выпивки, чем изъял у них командир.

Это был как раз тот случай, когда тотальные запреты при­вели к прямо противоположному результату.

* * *

Летом в опустевшем городке, как ни странно, станови­лось веселее. К немногочисленным развлечениям добавлялась рыбалка, пляжный отдых (для этого вдоль набережной был оборудован галечный Городской пляж, где можно было и искупаться, и позагорать), шаш­лыки, футбол (на старом корте, служившем зимой катком, а летом — футбольно-баскетбольной площадкой), вечер­ние прогулки под стрекот кузнечиков и ци­кад и шелест волн, и даже наблюдения в телескоп за звездами и луной.

Еще в первое лето в городке Виктор купил в го­роде Б. хорошие рыболовецкие снасти, с которыми частенько хо­дил на рыбалку. Лучше всего клевало на «Пятерке», камен­ном утесе возле Объекта. Утес находился за КПП, в сезон на нем было людно, потому что сюда со всей России за тридевять земель ехали за гигантским уловом и диковин­ной рыбалкой со скал закоренелые рыбаки. Ры­баки-офицеры с удочками на плече обходили КПП и «споты­кач» (противопехотное ограждение, представляю­щее собой несколько рядов невысоких кольев, мет­ров пять в глубину, с несколькими нитями ненатянутой колю­чей проволоки, протянутыми так, чтобы получались петли) возле Объекта и выходили на утес.

Когда их выходные дни совпадали, Асем составляла Виктору компанию, и тогда они с ночи ставили в озере кормушки с вареной вперемешку со жмыхом перловкой. Потом рано утром он рыбачил на прикормленном месте, а она сидела неподалеку на берегу и с аппетитом уплетала купленную как наживку для сазана консервированную кукурузу и белый хлеб.

После рыбалки они шли на «партизанский» пляж. По легенде он назывался так потому, что туда водили ку­паться «партизан» — солдат строительных частей, «стройба­товцев». Там Виктор прямо в озерной воде чи­стил и потрошил улов, который потом они несли до­мой и жарили его или варили из него уху.

Асем нравилось ходить на шашлыки. Мясо (баранина, говя­дина) в этих краях было дешевым. В хорошую погоду, а с этим здесь было, можно сказать, стабильно, Виктор привозил мясо, заранее разделывал, и, прихватив мешок с углем и решетку для гриля, они ехали на машине по нака­танным в степи дорогам еще дальше за «партизан­ский» пляж на песчаную косу. Там они могли целый день купаться, загорать, жарить мясо и наслаждаться обще­ством друг друга.

Неотъемлемой частью офицерской жизни в городке ле­том были вечерние прогулки. Как и во многих других во­енных городках, разбросанных по просторам нашей необъ­ятной ро­дины (в том числе и по странам, входившим когда-то в СНГ), в этом городке сохранились атрибуты социалистического про­шлого: деревянные лавочки, бе­седки с ржавыми металличе­скими крышами, самодель­ные, устрашавшего вида, фигуры ге­роев сказок на дет­ских площадках. По вечерам все лавочки и беседки были заняты либо компаниями подростков, либо лейте­нантов и их жен или подруг, а может, и прекрасных незна­комок. Неизбежными спутниками таких посиделок, как правило, были сигареты, какие-нибудь алкогольные напитки — вино, шампанское или что покрепче — и музыка, игравшая из динамиков портативных магнитофонов.

Кстати, незнакомок в городке было мало, точнее ска­зать, совсем не было. Ни прекрасных, ни каких-либо дру­гих. Холостые офицеры — в частности, лейтенанты и стар­шие лейтенанты, реже капитаны — с нетерпением ждали двадцать пятого августа, каждый раз надеясь, что среди молодых выпускников воен­ных академий чудом затешется хотя бы одна девушка.

Прекрасную половину человечества в городке можно было условно поделить на несколько групп: школьницы-подростки, воен­нослужащие женского пола, гражданский персонал и жены офицеров. Из всех перечисленных группа школьниц-подростков была наиболее перспективной. Они были юны, еще не ис­порчены и не побиты суровыми реалиями жизни, роман­тичны, энергичны и веселы.

Военнослужащих женского пола, во-первых, было мало — буквально по пальцам пересчитать. Во-вторых, воен­ная акаде­мия — далеко не Смольный институт благород­ных девиц. Высшее военное образование за пять лет из любой самой воз­душной девушки сделает бойца, поэтому «военнослужащие женского пола» кротостью нрава не отличались и иногда были суровее муж­чин-офицеров. Тягаться характерами с такими де­вушками было по зубам не каждому. Но бывали и исключения хотя и редкие.

Гражданский персонал делился на две группы: жены военнослужащих и просто персонал.

Жены военнослужащих — почти что каста неприкасае­мых — занимали лучшие из доступных им должно­сти и мало волновали холостых лейтенантов (хотя тут тоже бывали исключе­ния).

«Непривилегированный» гражданский персонал набирался практически из всех желающих (специфиче­ское располо­жение городка привлекало немногих). Как следствие, контингент попадался соответствующий: одино­кие девушки с чересчур взрослыми для их лет детьми без отцов, пьющие и гулящие, но мечтающие о кра­сивой сказке с хорошим концом.

Из-за дефицита противоположного пола и высокого на него спроса личная жизнь в городке больше походила на сцена­рии бразильских мыльных опер.

Каждое лето в городке открывалась «охота» на моло­дых, красивых и, главное, перспективных лейтенан­тов. Под предлогом навестить любимых братьев в городок косяком тянулись их сестры с гражданки. Все исключи­тельно незамужние. Умело вливаясь в компании лейтенан­тов, подавляющее большинство этих сестер (и других близ­ких (и не очень) родственниц) налажи­вало свою лич­ную жизнь. Свадьбы в городке были не редкость. Штат гражданского персонала регулярно попол­нялся новыми кадрами из молодых (и не очень) офицерских жен.

Излюбленным местом Асем и Виктора, да и всех остальных молодых парочек городка, была беседка на каме­нистом выступе рядом с Городским пляжем. Выступ венчала башенка из старых кирпичей, среди жителей гордо именуемая «Ласточ­кино гнездо». Крымское Ласточ­кино гнездо этот ше­девр армейской архитектуры, конечно, напоминал весьма и весьма отдаленно, но дан­ное когда-то при царе Горохе настроен­ными на романтиче­ский лад офицерами название прочно приклеи­лось к этому местечку.

Еще одна беседка находилась в Парке Победы. В часы отбоя до нее из казарм доносились громогласные сол­датские песни, которые в обязательном порядке испол­нялись перед сном. На романтические серенады это вовсе похоже не было.

Виктор недоумевал, насколько чело­век может приспосабливаться к обстоятельствам. Если душа военнослужащего требует романтики, ни противотан­ковые ежи, ни прочая суровая военная атрибу­тика не смогут помешать. С другой стороны, романтике способствовал естествен­ный полумрак (и откровенная темнота). На улич­ном освещении в городке экономили. Фонари можно было по пальцам пересчи­тать. Тусклый и холодный синий свет еле-еле брезжил.

Кстати, об экономии!

Горячую воду (и отопление) в городке традиционно отклю­чали ранней весной, едва с озера сходил лед, а включали глубокой осенью, когда уличные температуры стремились к нулю. Теплый, хорошо прогреваемый водоем стал настоя­щей находкой для городка. Благодаря организованной из озера по­даче воды можно было существенно сократить рас­ходы на работу котельной. Конечно, фактические рас­ходы. Расходы же, отражаемые в отчетных документах, оставались неизменными. Сэкономленные средства бес­шумно распределялись по карманам начальников.

В самый разгар лета, когда температура воды в озере достигала максимума, а потом под палящим солн­цем допол­нительно прогревалась в трубах водопровода, жители городка, принимая душ, ощущали себя счастливейшими людьми на свете. Весной и осенью жители, которые по своим соображениям не установили в жилищах электрические водонагреватели, вынужденно моржевали. Всякий раз, принимая водные процедуры в условиях жест­кой военной экономии и от­крывая в себе скрытые таланты оперных исполнителей, жи­тели городка на чем свет стоял костерили городок в целом и его командование в частно­сти.

Не лучше обстояло дело в городке и с питьевой во­дой. На западном берегу озера в городе Б. еще при больше­виках был построен медеплавильный завод. С рудни­ков, расположенных по всей области, туда по проло­женной в степи железной дороге целыми составами непре­рывно доставлялась богатая медью и другими (в том числе драгоценными) металлами руда. С момента откры­тия и до середины девяностых в озеро без какой-либо очистки сбрасывались промышленные сточ­ные воды, а в атмосферу по сию пору из семи огромных труб — технологи­ческие газы. В некоторые особенно ветреные дни даже городок, находившийся километрах в пятиде­сяти (по прямой) от города Б., окутывал смог медеплавиль­ного завода. Что говорить, похвастаться бога­тырским здоровьем в такой обстановке население го­рода Б. не могло.

Зная об экологических проблемах, жители городка были вынуждены пристально следить за качеством питье­вой воды. Одни регулярно покупали в магазине втри­дорога воду в пятилит­ровых бутылках, другие сами фильтровали воду из-под крана.

Еще одним фактором риска в городке был Объект, излучавший радиоволны. Воздействие таких установок на чело­века было изучено не до конца (не исключено, что и вовсе не изучено), поэтому утверждать наверняка, оказывают они негативное влияние или нет, не стоило. Но факт, что у лысевших мужчин-военнослужащих, уволившихся из рядов Воору­женных Сил и переехавших в другую местность, подальше от этих установок, лысины уменьша­лись, а в некоторых случаях и вовсе зарастали, оставался фактом. Связано это было со злосчастными установками или с увольнением с нерв­ной и ответствен­ной работы все-таки доподлинно неиз­вестно.

Случались в городке и трагические события, и даже ЧП. Несмотря на проводимую командованием «профилак­тику суици­дального поведения военнослужа­щих, членов их семей и гражданского персонала, включаю­щую меры социального, психо­логического, меди­цинского, правового и педагогического характера», Виктор помнил, как минимум, два — три случая попытки суи­цида, произошедших в городке. Атмосфера замкну­того про­странства, оторванности от внешнего мира вкупе с пьян­ством па­губно влияли на психологическое состояние жите­лей. К счастью, суицидальные мысли появлялись у во­енно­служащих спонтанно, времени тщательно обдумать, как свести счеты с жизнью, у них не было, поэтому попытки эти оказывались неудачными, однако из рядов Вооруженных Сил таких увольняли незамедлительно. Зря, что ли, командованием регулярно велось психологическое сопровождение кадров, «находившихся в состоянии острого личностного кризиса»?

Суици­денты были разного возраста, имели разные звания и за­нимали разные должно­сти, но самой распространенной причи­ной, отчего взрослые мужчины пытались наложить на себя руки, как ни парадоксально оставалась несчастная любовь.

Теме личной жизни уделялось в городке чересчур много времени. Она всегда витала в воздухе. Обсудить ново­сти на личном фронте друг друга были горазды не только женщины, но и мужчины-военнослужащие. Вик­тора всегда раздражали такие разговоры среди офицеров. Ему, в отличие от всех осталь­ных, было абсолютно напле­вать, с кем, где и когда недавно видели женатого ка­питана, или какую приезжую из города Б. парикмахершу не поделили лейтенант и майор.

Любовные страсти в городке кипели круглый год. Все друг друга знали, незнакомцев в городке не водилось, происходящее в личной жизни сослуживца или соседа по лестничной клетке волновало окружающих больше всего. Зато, если происходило какое-либо ЧП, особо осведомленные авторитетно объясняли всем желающим, из-за кого именно офицер хотел покончить с собой, находясь на боевом дежур­стве. В особенности гадко это выглядело, когда чей-нибудь муж (а тем более отец), не первой свеже­сти, спутывался с какой-нибудь молоденькой деви­цей и терял голову. А потом пытался, к счастью, а может быть, и нет, неудачно свести счеты с жизнью, лежал в лазарете, а весь городок гудел, как улей, на глазах опозоренной жены и несчаст­ных детей, что «седина в бороду — бес в ребро, а еще туда же».

Виктор старался держаться от таких любозна­тель­ных подальше, чтобы самому однажды не стать предметом их обсуждений.

* * *

Примерно через полтора года службы в городке, незадолго до Нового года, Асем внезапно пришлось срочно уехать.

Она рубила сплеча, сжигала мосты, рвала все ни­точки, и без того тонко связывавшие ее с Виктором. Он не понимал, чем провинился перед Асем, и почему все так вне­запно закончилось, но интуитивно запрещал себе анали­зировать прошлое.

Решение покинуть городок ни у кого из его обитате­лей не могло быть спонтанным. Оттуда так просто не уедешь. Пока соблюдешь все бюрократические прово­лочки, связанные с оформлением кипы бумаг, сто раз пожа­леешь и передумаешь. А Асем по-тихому за его спи­ной провернула это дельце и поставила Виктора перед фак­том — уезжаю, дорогой, боюсь, что навсе­гда.

После этого Виктор и сам не знал, почему не стал сильно вдаваться в подробности тех «семейных обстоятель­ств», послу­живших причиной ее отъезда. У Асем в России жила мать, этого обстоятельства Виктору было более чем достаточно. Он надеялся, что она жива и здорова. Но тогда, если с матерью Асем все было нор­мально, должны быть какие-то другие причины для столь внезапного отъезда Асем. С логикой у Виктора всегда было в порядке.

Позже, конечно, его едва не хватил удар, когда совершенно случайно он узнал от кого-то из сослуживцев или из граж­данского персонала — он уже точно не помнил, что Асем чуть ли не с самого первого дня службы в городке была любовницей коман­дира воинской ча­сти. Что она нашла в нем, спраши­вать не стоит. Важно, что он нашел в ней многое, очень интересное и привлекательное для себя. Это, кстати, объясняло многие происходившие собы­тия в жизни Асем, непонятные Виктору. Например, почему ей так быстро выдали служебную квар­тиру (Виктор больше полугода прожил в общежитии, прежде чем начальство квартирно-эксплуатационной части го­родка вспомнило о нем), и многие другие мелочи.

И внезапно голубков застукала жена командира воин­ской части, женщина внушительных размеров и суро­вого нрава. Асем должна была благодарить судьбу, что эта разъярен­ная женщина не прихлопнула ее на ме­сте. Командир воинской части быстро сообразил, что Асем — не повод для развода, и родная жена, прошедшая с ним все тяготы и лишения военной жизни, пожертвовав­шая, можно ска­зать, собой и, как любят говорить, лучшими годами своей жизни ради карьеры мужа, не заслужила та­кого предательства. Поэтому он в один момент решил возникшую проблему, сослав Асем подальше, чтобы глаза не мозолила. Благодаря командиру Асем легко удалось оформить перевод из городка на службу в небольшую воин­скую часть, расположен­ную на северо-востоке Респуб­лики Коми (а, между прочим, Виктор больше года пытался добиться перевода в любое дру­гое, более цивили­зованное, чем этот захолустный городок, ме­сто, и так и не добился его).

Уехала Асем, и буквально через несколько месяцев уехал и командир воинской части с женой — его пе­ревели ко­мандовать другим аналогичным военным город­ком в восточ­ной части Закавказья.

* * *

Спустя несколько лет Асем, к удивлению Виктора и других жите­лей, вернулась в городок. Обычно те, кто пере­водился в другое место службы, назад не возвраща­лись. Но Асем была исключением из правил.

Она приехала одна. Ни мужем, ни детьми она не обзавелась, только лишь, как и положено по сроку, зва­нием старшего лейтенанта. Новый командир воинской ча­сти даже не взглянул в ее сторону, протекцию ей состав­лять на этот раз было некому. Ей вновь выдали ком­нату в общежитии, в которой она и жила до самого конца.

Возобновить общение с Виктором Асем не пыталась. Для нее он полностью утратил интерес. Да и он, случайно встретив ее на улице или в магазине, делал вид, будто нико­гда не был знаком с этой миниатюрной девушкой, когда-то выпорхнувшей из скрипевшего тормозами авто­буса на залитый солнцем пыльный асфальт городка.

За время отсутствия Асем Виктор тысячи раз обдумал произошедшее с ним, попытался (и, кажется, успешно) принять факт, что любимая женщина оказалась предательницей и жалкой изменщицей, свыкся с мыслью: все, что ни делается, — к лучшему, и сумел залатать сердеч­ные раны, правда, не без посторонней помощи.

III

Султанова.

Конечно, у нее, как и у любого человека, была не только фамилия, но и имя, и даже, представьте себе, отчество. Однако никто из окруже­ния Султановой, во всяком случае, в городке нико­гда не утруждал себя звать ее по имени, а тем более отчеству.

А вообще-то ее звали Анной Николаевной. Но, тем не менее, для всех она была исключительно Султановой.

Она окончила государственный медицинский универси­тет города С. и уже четыре с половиной года рабо­тала медсестрой в медсанчасти городка.

В ста с небольшим километрах от города С. (с недавних пор, кстати, переименованного) находился испыта­тель­ный ядерный полигон, созданный Советским Союзом и закрытый в начале девяностых не без влияния местного народного антиядерного движения. За первые пятнадцать лет существования этого полигона было проведено сто с лишним атмосферных ядерных испытаний, радиоактивными выпадени­ями от которых были загряз­нены огромные, населен­ные людьми, территории, а сам город С. был, пожалуй, по праву отнесен к зоне повышен­ного радиационного риска. Ходили разговоры, что суммарная мощность испытанных в тот период ядер­ных зарядов в две с половиной тысячи раз превы­сила мощ­ность атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму в со­рок пятом году.

Ближе к середине шестидесятых, после вступ­ления в силу Международного договора о запреще­нии ядерных испытаний в атмосфере, космическом про­странстве и под водой, подписанного в 1963 году в Москве, на полигоне стали проводиться только подземные взрывы (в штольнях и скважинах). Но итоги оказались плачевны. За сорок лет существова­ния по­лигона из-за вышедших за его пределы «ядерных грибов» воздушных и наземных взрывов и газовой фрак­ции подземных испытаний более миллиона человек были официально признаны пострадавшими от ядерных испытаний.

Вопиющим произволом было и то, что опасная терри­тория полигона не охранялась и до середины «нуле­вых» никак не была обозначена на местности. На по­лигоне — не от хорошей жизни, конечно, — проживали люди, использовавшие бо́льшую часть его территории в сельскохозяйственных целях (для вы­паса скота и посева зерна и овощных культур). Этот шокирую­щий факт делал его уникальным среди множества ядер­ных полигонов в мире. Всего несколько лет назад под давлением воз­мущенной общественности и ученых прави­тельство нако­нец соизволило начать работы по маркировке границ полигона бетонными столбами и созданию соору­жений ин­женерной защиты наиболее загрязненных участков поли­гона для предотвращения доступа на них населения и скота.

Но, несмотря на плачевное состояние экологии в городе С., Султанова, к счастью, пыхала здоровьем.

* * *

Рыжеволосая, веснушчатая, небольшого ростика, чуть пол­ная, но ей это шло, веселая, с оптимизмом смот­ревшая в будущее девушка аппетитно хрустела боль­шим зеленым яблоком, сидя за небольшим столиком, когда Виктор, пунцовый от смущения, заглянул в процедур­ный кабинет.

Он сам не понимал, как попал в такую нелепую ситуа­цию. После некстати случившегося с ним пищевого отрав­ления азиатской лапшой быстрого приготовления, вынудив­шего его обратиться за медицинской помощью, врач прописал ему курс внутримышечных инъекций, де­сять уколов. Виктор, было, воспротивился, но организм от­чаянно продолжал пода­вать сигналы бедствия, поэтому пришлось согласиться.

Как истинный военный, Виктор несколько раз пы­тался са­мостоятельно поставить себе укол, но тщетно. Ника­кие поша­говые инструкции, почерпнутые им в интер­нете, не помогли. Едва он подносил наполненный ле­карством шприц к своей пятой точке, рука его начинала дрожать, и игла никак не могла достичь цели. Потра­тив на безрезультатные попытки целый день, Вик­тор, собрав купленные в аптеке города Б. ампулы с лекар­ством, поплелся в медсанчасть.

Вообще-то он крайне редко испытывал недомогание. Креп­кий иммунитет, лишь изредка дававший сбои, уве­ренно стоял на страже его здоровья. И тут такой конфуз. Теперь ему, мужчине, офицеру, придется снимать штаны, причем неоднократно — на протяжении нескольких дней, перед какой-то, навер­няка чересчур любознательной, мед­сестрой. Большего позора он не испыты­вал. Городок крошечный, практически все друг друга знают. Сейчас он, простите, заго­лит свой зад, а через пять минут все будут обсуждать, как старший лейте­нант Свиридов лежал без штанов на кушетке перед медсест­рой — хозяйкой положения.

С такими, не дававшими ему покоя, мыслями он во­шел в медсанчасть, двухэтажное оштукатуренное здание желтого цвета с покрашенными голубой краской окон­ными рамами, же­лезной входной дверью и козырьком крыльца, стоявшее на задворках солдатской столовой и бомбоубежища. В коридорах, как назло, было людно.

Виктор, чертыхаясь сквозь зубы, отыскал процедур­ный кабинет и, с оглушительным скрипом приоткрыв ста­рую, советского образца, дверь, заглянул.

— Здравствуйте! — немедленно подала голос мед­сестра в белом халате и смешном колпаке, закрепленном на рыжих куче­рявых волосах несколькими металли­ческими заколками-невидимками. — Заходите!

— Здравствуйте! — чуть ли не агрессивно, с вызовом ответил Вик­тор и, осмотревшись по сторонам, юркнул в кабинет.

Медсестра, уловив его беспокойство, молча смот­рела на него.

Он также молча потряс в воздухе перед ней целлофановым пакетом, в котором зазвенели ампулы.

— Давайте направление, — понимающе кивнув, распоряди­лась медсестра.

Виктор вытащил из нагрудного кармана рубашки сложенный вдвое листок из грубой желтой бумаги — бланк, отпечатанный еще в далеких восьмидесятых. Все рецепты, направления и прочая врачебная писанина оформлялись на таких старых бланках, запасы которых в городке ни в какую не иссякали.

Медсестра пробежала глазами каракули врача, снова кив­нула и указала рукой на ширму, стоявшую справа от двери:

— Раздевайтесь ниже пояса, ложитесь.

Виктор, скрежеща зубами от злости, а больше всего — от стыда, скрылся за ширмой.

Медсестра в другом углу кабинета зашуршала упаков­кой от шприца, потом с треском отломила горлышко у ампулы.

— Готовы?

Пытаясь хоть как-то прикрыть свою голую пятую точку, Виктор сконфуженно пискнул:

— Готов!

Медсестра, вопреки его ожиданиям, зашла за ширму на считаные доли секунды. Раз — и она, мгновенно поста­вив укол, вышла, выбросила использованный шприц и села за стол что-то писать.

Одеваясь, Виктор с некоторым облегчением думал, что за секунду она бы не успела рассмотреть его, поэтому вряд ли он станет темой для ее разговоров с подругами.

— Жду вас завтра, желательно, в это же время, — улыбнулась медсестра одевшемуся Виктору, протягивая пакетик с оставшимися ампулами.

* * *

Больше недели Виктор приходил к ней на уколы. Здо­ровье его нормализовалось, чувствовал он себя превос­ходно. Придя на последний укол, Виктор обнару­жил, что из-под бе­лого халата медсестры выглядывает длинное, до щиколоток темно-синее плиссированное пла­тье.

— У вас день рождения?

Виктор быстро привык к медсестре и мог позволить себе завязать с ней разговор.

— Вы так нарядно одеты…

В ее орехово-зеленых глазах блеснул огонек, и она отрица­тельно мотнула головой.

— До скольких вы сегодня работаете? — решив ковать железо, пока горячо, спросил Виктор.

— Я заканчиваю в семь, — чуть дрогнувшим от волне­ния голосом, ответила медсестра.

— Я зайду за вами.

Медсестра два раза энергично кивнула и протянула ладо­шку:

— Султанова.

— Свиридов. — Он, чувствуя себя идиотом, легонько по­жал ее ладонь и повторил: — Ровно в семь я буду ждать вас у выхода.

* * *

И закрутилось.

Спустя больше года, как из жизни Виктора исчезла Асем, его изму­ченное сердце вновь захотело жить.

С Султановой было легко. Она была человеком доб­рым, от­ходчивым и легким на подъем. Кроме всего про­чего, Султанова умела хорошо готовить и любила это де­лать.

Так как Султанова относилась к гражданскому персо­налу и была одинока, жила она в небольшой комнатке в общежитии на улице Приморской (она же в простонародье «бродвей»), в двух шагах от медсанчасти.

Виктор частенько наведывался к ней в гости, и вся­кий раз, перешагивая порог старого двухэтажного здания с трехстворчатыми окнами, рамы которых были выкра­шены в коричне­вый цвет, и слыша за спиной треск с силой сжимавшейся огромной дверной пружины, с грохотом захлопывавшей за каждым входившим и выходившим та­кого же тошнотворного коричневого цвета входную дверь, вспоминал свою жизнь в этом общежитии.

Разваливавшееся от старости общежитие было перевалоч­ным пунктом для вновь прибывших офицеров и гражданского персонала. Служебного жилья в городке хватало на всех, но процесс выдачи квартир занимал некоторое время, поэтому здание общежития регулярно латали, чтобы обеспечить возможность новеньким переканто­ваться в нем первое время.

Собственной кухни у Султановой, естественно, не было, и все кулинарные шедевры она создавала на общей кухне. Виктор хорошо помнил, как вечно голодные лейтенанты постоянно приворовывали из чужих кастрюль и сковородок, оставлен­ных соседками на плите.

Вообще в еде он был неприхотлив, но, так как Султа­нова теперь готовила специально для него, такие набеги посторонних ленивых лейтенантов на ее кастрюли жутко его бесили.

Придя как-то прямиком с боевого дежурства к Султа­новой (чего никогда раньше не делал — после боевого де­журства Виктор всегда в первую очередь шел к себе домой), он, устав­ший и голодный, увидел, как двое лейте­нантов внаглую ели его недоготовленный ужин прямо со сковородки, стоявшей на огне.

В бешенстве он с шумом разогнал дармоедов, влетел в комнатку к ошарашенной Султановой и принялся вышвыривать прямо на плечиках всю ее одежду из шкафа на кровать.

* * *

Так Султанова переехала к Виктору.

Она отчего-то очень стеснялась этого, по­этому, встречая в подъезде соседей, старалась поскорее скрыться в квартире, а выходя из дому, прежде чем от­крыть дверь, долго смотрела в глазок и прислушивалась, нет ли кого на лестнице.

Теперь, возвращаясь домой, Виктор знал, что его там ждут. Это было чуждое ему чувство, к которому пришлось привыкать.

Каждый раз, заходя в подъезд после работы, он пы­тался по просочившимся сквозь щели во входной двери его квартиры ароматам угадать, чем встретит его Султа­нова. Шансы Виктора составляли примерно один к десяти.

Султанова оказалась мастерицей, постоянно выискивавшей все новые и новые рецепты, да еще и бережливой мастери­цей — она старалась по максимуму задействовать бесплатные продукты из общевойскового пайка. Виктору иногда приходилось докупать для Веры Петровны у сослуживцев то мешок муки, то сахара, то чего-нибудь еще.

Кроме того, Виктор никогда не мог подумать, что когда-нибудь будет с удовольствием (!) заниматься лепкой пельме­ней. Султанова втянула его в это увлекательное занятие, и периодически — примерно раз в два — три месяца — они вдвоем усаживались за кухонный стол и до умопомраче­ния ле­пили пельмени или вареники. В Викторе открылся талант к искусным фигурным защипам. Прежде чем позвать Виктора, Султанова замешивала пельменное тесто, готовила начинку (мясной фарш или творог, или капу­сту с яйцом), подготавливала специальные поддоны и только после этого приглашала Виктора составить ей компа­нию в лепке. Производительность труда у него была на высшем уровне. За один вечер им удава­лось налепить полную морозилку «продукции», а часть — сразу сварить. После нескольких таких вечеров Виктор всерьез забеспоко­ился, не скажется ли такое количество поглощен­ных им пельменей на его фигуре. Но к счастью, тревоги его были напрасны.

Еще Султанова была ужасной сладкоежкой. С ее появлением в доме Виктора сгущенное молоко и сахар из пайка стали исчезать с рекордной скоростью. У него аж зубы сводило, глядя, как Султанова консервным ножом ловко вскрывает жестя­ную банку сгущенки и, отогнув крышку с зазубренными краями, прямо оттуда столовой ложкой уплетает липкую массу, запивая ее чаем, в кото­рый только что положила и размешала без остатка три ложки сахарного песку. Она обожала конфеты (любые: шо­коладные, ликерные, ириски, карамель, трюфели, пра­лине, цукаты), лукум и шоколад. Сладости в доме не перево­дились — Султанова тщательно следила за своевре­менным пополнением запасов. Она могла питаться одними конфетами, не испытывая никакой потребности в нормальной пище. Иногда дело доходило до скандала — Виктор буквально отбирал у нее, как у маленькой, кон­феты и заставлял ее съесть вместе с ним приготовленный ею ужин.

Если говорить о сладостях, то в отличие от Султано­вой Виктор отдавал предпочтение печенью, но без фа­натизма. Если вдруг ночью оказывалось, что пече­нья в доме нет, Виктор спокойно ложился спать, а на следующий день, может быть, ехал за ним в город Б. в мага­зин. Султанова же, обнаружив отсутствие конфет, не могла успокоиться до тех пор, пока не исправляла эту до­садную оплошность. Она была готова бежать за конфе­тами и глубокой ночью, и в лютый мороз, и в ливень — ничто не препятствовало ее гастрономическим желаниям.

Несмотря на откровенное злоупотребление сладким, Султанова старалась следить за своим здоровьем (легкая пол­нота была не в счет) и здоровьем Виктора. По ее настоя­нию они для профилактики несколько лет подряд летом ездили в военные санатории Ставропольского и Краснодарского краев по путевкам, предоставляемым военнослужащим государством.

До знакомства с Султановой все отпуска Виктор всегда проводил в части и ни разу не съездил даже к родителям. За четыре года службы в городке никогда не покидавший его для поездки куда-либо на отдых Виктор сам себе удивлялся, каким это странным образом мог он оказаться в тысячах километров от городка в санатории на Черном море. Он продолжал задаваться одним и тем же вопросом, сидя каждый день на протяже­нии трех недель в столовой, ковыряя ложкой в тарелке склизкую геркулесовую кашу, положенную ему в рам­ках диеты. Как ни хотел Виктор вы­рваться из резерва­ции городка, оказываясь за его преде­лами, он, как ни парадоксально, всегда ощущал диском­форт.

Султановой, наоборот, были по душе прелести санаторно-курортного отдыха. Она с упоением посещала все предписанные врачом процедуры, соблюдала режим сна и отдыха (регулярный послеобеденный сон был совер­шенно непонятен Виктору, привыкшему к бодрствованию в любое время суток, поэтому пока Султанова спала днем, он, чтобы не мешать, слонялся по территории санатория). И каждый год, когда наступало время уезжать, накануне вечером Султанова непременно бежала к морю и бросала не одну, а целую горсть монеток — чтобы наверняка — в воду, загадывая желание вернуться сюда еще раз. Наблю­давший за этим Виктор каждый раз с ужасом думал, что, если когда-нибудь ее желания начнут сбы­ваться, он до конца жизни останется в санатории.

Вся из себя мастерица Султанова любила вязать. В первую же зиму она связала Виктору около дюжины шерстя­ных носков разных цветов и фасонов и переключи­лась на более мас­штабный проект — вязку джем­пера. Вечерами, когда Виктор уходил на боевое дежур­ство, Султанова садилась в уютное мяг­кое кресло перед телевизором, ставила у ног большую плете­ную кор­зину, пестревшую мотками пряжи и поблескивав­шую разнокалиберными спицами, включала какой-нибудь се­риал и вязала, вязала, вязала… Иногда она так увлекалась процессом, что засыпала со спицами в руках, а ко­гда вдруг просыпалась посреди ночи, в первую очередь в панике осматривала вязание, не спустила ли она ненароком во сне петли.

* * *

Когда пелена потихоньку начала спадать с очарован­ных глаз Виктора, некоторые черты характера Султановой стали раздражать его.

Например, ее неуемное любопытство. Ей всегда до всего было дело и всегда по поводу всего происходящего в городке имелось свое мнение. Она совала нос во все чужие дела без исключения. Как ни пытался Виктор объяснить ей, что это неприлично, и чрезмерное любопытство — явный признак дурного воспитания, — бесполезно. Султанова умудрялась оби­жаться на весь мир, если ка­кие-то события в городке происходили без ее участия. При этом сплетницей, к счастью, она не была, хотя и была говорлива не в меру. Подруг в городке у нее не водилось, поэтому своим мнением по поводу тех или иных событий она делилась лишь с Виктором, но зато по полной про­грамме, в красках и в лицах. В общем, Султанова была лю­бопыт­ной болтушкой.

Со временем и домовитость Султановой, ее «одомашненность», поначалу было привлекшие Виктора, давно привык­шего к жизни в полевых условиях, наскучили ему. Виктору стало не хватать драйва, всплеска эмоций, острых ощущений. Приходилось признавать — все-таки ему нравился периодиче­ски возникавший накал страстей в отношениях.

Почему-то при мыслях об этом в его мозгу появля­лись странные кулинарные ассоциации: морковка по-корейски, кото­рую когда-то готовила по великим празд­никам Асем, и еже­утренняя пресная каша из санаторной столовой. И уж если говорить языком ассоци­аций, с каждым прожитым бок о бок с Султановой годом Виктору все больше хотелось вновь попробовать мор­ковки по-корейски. Объяснение тому, конечно, было, притом элементарное.

Султанова была старше Виктора почти на четыре года. Тогда ей исполнилось тридцать два (как Виктору только сейчас), и она стала всерьез задумываться о рожде­нии ребенка. Взвесив все за и против, Виктор понял, что пока не готов к таким серьезным вещам, о чем, извиня­ясь, сообщил Султановой. Она приняла это спокойно, без скандала, и, тоже извиня­ясь, попросила пожить в квартире Виктора некоторое время, не больше месяца, прежде чем уедет из городка на поиски луч­шей жизни.

Лучшая жизнь оказалась гораздо ближе, чем предполагала даже сама Султанова — буквально в сосед­нем доме. Тридца­типятилетний капитан, строевик, ко­гда-то в бытность курсантом удостоенный чести участ­вовать в параде на Красной площади, бездетный, раз­велся с женой и не преминул обратить внимание на Сул­танову.

Вскоре у них родился ребенок. Виктор ни с того ни с сего заподозрил, что отец очаровательного мальчика он, а не капи­тан-строевик, но, поразмыслив и, чего скрывать, украдкой понаблюдав, решил, что его подозрения беспочвенны.

И Виктор опять остался бобыль бобылем.

IV

Римма.

С самого начала с ней все было очень непросто.

В первую очередь она была не свободна. И Виктору пред­стояло бороться за нее.

Для него она была почти не свободна, и это «почти» было единственным огоньком надежды, разжигавшим в Вик­торе бескомпромиссное, а временами отчаянное, упор­ство.

* * *

Виктор, пешком возвращавшийся мимо магазина «Кос­мос» с боевого дежурства, как обычно оказался в нуж­ное время в нужном месте.

В красно-оранжевых лучах июньского солнца, клонившегося к закату, сверкнул на повороте отполированным белоснежным кузовом — правда, после поездки по степи слегка присыпанным песком, — новехонь­кий «мерседес», не спеша дви­гавшийся по шишкастому асфальту от КПП к пятачку го­родка.

«Подвеску бережет», — между прочим подумал Вик­тор и машинально одернул застегнутый на все пуго­вицы китель.

Мимо «мерседеса», обгоняя его и поднимая в воздух столб пыли, с шумом пронесся красный доисторический «фольксваген» со спешившими невесть куда лейтенан­тами.

«Мерседес» затормозил у «Космоса». С приятным уху щелчком открылась передняя дверца со стороны пасса­жира, из-под нижнего края которой показалась сначала правая ступня, обутая в крас­ный лакированный туфель с заостренным носом, потом левая, и наконец Виктор уви­дел Ее.

Узкие брюки цвета кофе с молоком, легкая, почти воздушная блузка без рукавов, открывавшая изящные длинные руки. Она была высокой и очень-очень стройной, как фотомодель на парижском или миланском подиуме.

Она с интересом осматривала городок, а теплый су­хой ве­тер трепал Ее белокурые волосы.

Наблюдавший за ней Виктор окаменел. Он попы­тался стряхнуть с себя оцепенение, сделал пару шагов влево-вправо, но понял, что забыл, куда шел.

Он не знал, как Ее зовут, кто Она, откуда, кем рабо­тает, чем интересуется, но уже тогда был точно уве­рен — этой женщины он добьется во что бы то ни стало.

Из водительской двери вышел среднего роста моло­дой мужчина, одетый не менее дорого, чем Она. Светлые брюки, ярко-зеленая с белым воротничком рубашка поло, наручные часы на каучуковом браслете с массивным цифер­блатом — все говорило о том, что он чело­век весьма респектабель­ный.

Виктор сразу оценил соперника и был готов к борьбе. А борьба, он был уверен, предстояла нешуточная.

Осмотревшись, парочка села обратно в шикар­ную машину и направилась в сторону общежития заселяться.

Виктор, не переставая думать об ослепи­тельно-красивой незнакомке, продолжил путь домой. Проходя мимо своего старенького «фольксвагена», он при­тормозил.

«Неподходящий, совсем неподходящий автомобиль для та­кой красавицы», — с досадой подумал Виктор.

Много лет эта машина целиком и полностью устраивала его и удовлетворяла все его потребности. Но теперь…

За годы службы у него скопились кое-какие сбереже­ния. Их должно почти хватить на новую машину. Ну и плюс деньги от продажи его «фольксвагена».

— Извини, друг… — Виктор покачал головой, похлопал «фольксваген» ладонью по заднему правому крылу и полез в карман за мобильным телефоном.

* * *

Круговорот легкового транспорта в городке был де­лом обычным. Офицеры часто покупали друг у друга авто­мобили. Стоило лишь поставить в известность пару чело­век о намерении продать машину, как через несколько дней среди жителей городка находился желающий ее ку­пить, и сделка соверша­лась.

Так получилось и у Виктора. Его «фольксваген» на следу­ющее же утро купил сосед, лейтенант из пятой квартиры. Привлекательная цена и хорошее, несмотря на год выпуска, состояние автомобиля лишили сна моло­дого лейтенанта-первогодка.

Назойливый звонок в дверь разбудил поздно легшего спать накануне Виктора.

Пятнадцать минут шестого!

Чертыхаясь, он добрел до двери и с си­лой распахнул ее. На пороге стоял сосед, державший обеими руками конверт, в котором по очертаниям угадыва­лась пачка де­нег.

— Здравия желаю, товарищ капитан! — приняв строе­вую стойку, как положено, по Уставу обратился, правда, чересчур громко для столь раннего времени, к Вик­тору сосед.

— Вольно, — прохрипел Виктор.

Более комичной ситуации он в своей жизни не видел.

— Товарищ капитан, продайте мне вашу машину! Меня все-все в ней устраивает!

Виктор молча снял с крючка на вешалке в прихожей ключи от «фольксвагена» и протянул их соседу.

— Вот, здесь деньги, та сумма, которую вы называли, — зачастил тот. — Пересчитайте, пожалуйста!

Виктор, все так же без лишних слов, взял протяну­тый конверт, сунул его под мышку и закрыл дверь. Он счи­тал, что человек, бесцеремонно вломившийся в его дом в шестом часу утра, обойдется без каких-либо коммента­риев. Но лейтенант оказался иного мне­ния, и, едва дверь перед ним захлопнулась, вновь нажал на кнопку звонка.

— Приходи в двенадцать! — не собираясь откры­вать, крикнул Виктор из-за створки и, бросив конверт на полку в прихожей, поспешил обратно в кровать.

* * *

Ровно в полдень, минута в минуту, сосед — счастливый обла­датель «фольксвагена», звонил в квартиру Вик­тора.

Автомобиль требовалось переоформить на но­вого владельца. Для этого Виктор и сосед должны были вместе съездить в город Б. Договорившись о по­ездке, лейте­нант ушел восвояси, а на следующий день Виктор, взяв отгул дополнительно к двум выходным дням по графику, поехал с ним в город Б., оформил все необходи­мые при купле-продаже документы на «фольксваген» и, распрощавшись у дверей здания дорожной полиции с лейтенантом, отправился на вокзал города Б.

Перед поездкой Виктор придирчиво осмотрел свой гардероб. Кроме несметного количества военной формы различного предназначения, скопившейся у него за семь лет службы, в его шкафу нашлась пара брюк, джинсы, несколько рубашек, три футболки и две пары туфель. Име­ющиеся варианты одежды складывавшейся ситуации явно не соответствовали, и Виктор понял, что похода по магази­нам не избежать. Поэтому в городе К. у него было два дела: покупка нового автомобиля и ненавистный ему шопинг.

* * *

Город К. находился в четырехстах километрах от го­родка. После двух часов ожидания, проведенных Викто­ром в здании огромного, отталкивающе некрасивого вокзала об­разца восьмидесятых годов на пассажирской станции, он нако­нец с комфортом разместился в купе по­езда, курсировавшего между городом Б. и городом К., и при­готовился ехать. Поезд шел чуть больше десяти часов, и Виктор сразу попросил постель­ное белье у проводницы и стакан чаю.

* * *

Справочно.

По численности населения город К. в шесть раз превосхо­дил город Б. и, бесспорно, был крупным экономиче­ским, научным, культурным и индустриально-промышленным центром.

Сто с лишним лет назад в городе К. началась актив­ная добыча угля. В СССР город К. гордо называли «третьей кочегар­кой страны». К сожалению, распад Советского Со­юза негативно сказался на шахтерском городе — бо́льшая часть пред­приятий угольной промышленности со­кратила и даже приостановила производство. Но, тем не менее, с годами город по­степенно возрождался, в нем вновь заработали крупные пред­приятия по добыче угля (хоть и добывавшие лишь малую часть того угля, что добы­вался при СССР), предприятия машино­строения, метал­лообработки и пищевой промышленно­сти, большое количество предприятий транспорта, образования и связи.

Культурную жизнь возрождавшегося города К. представляли три действовавших театра (два драматиче­ских и театр музыкальной комедии), несколько кинотеат­ров, почти пятьдесят памятников истории и культуры и три музея (экологи­ческий, историко-краеведческий и му­зей изобразитель­ного искусства).

Экологический музей, открытый сравнительно не­давно, по задумке сохранял и развивал экологическую куль­туру, а также обеспечивал свободный доступ посто­янно обеспокоенного населения к экологической информа­ции и актуальным эко­логическим проблемам: об истории и последствиях ядерных испытаний на полигоне неподалеку от города С., о тайнах пер­вого и единствен­ного в Евразии полигона для разработки и испытаний проти­воракетного оружия, о первом и крупнейшем в мире космодроме, о местной тяжелой промышленности.

Противоракетный полигон был хорошо известен Виктору. От городка до него было почти рукой подать — буквально сто километров. Виктор не раз бывал там — рядом находи­лась железнодорожная станция, с которой отправлялись по­езда до города К. Че­рез полигон проходила автомобильная дорога, соединявшая уральский город Екате­ринбург и местный крупнейший город, известный в народе как Южная Столица. Помимо этого, на терри­тории полигона имелся действующий военный аэродром первого класса, способный принимать самолеты Ил–76, Ан–22, Ту–154 и все более легкие, а также вертолеты всех типов. На поли­гоне были испытаны, без преувеличения, все советские и российские проти­воракетные системы, предназначенные для построения стратегической противоракетной обороны от межконтиненталь­ных баллистических ракет, а также со­здан ис­пытательный комплекс для разработки и испыта­ния боевых лазеров большой мощности. В последние лет двадцать — с разва­лом советской оборонной промышленности — испытания на полигоне производились редко, один — два раза в год. С середины девяностых годов часть площади полигона была взята Россией в аренду. Те площади, на которые аренда не распро­странялась, переходили в пользование стране-арендодателю, однако имущество, находившееся на этой части полигона, по непонятным причинам так и не было принято ею на ба­ланс.

Вы вряд ли удивитесь, узнав, что все это привело к тому, что территория полигона не охранялась, и он был гостеприимно открыт для всех желающих его посетить. Заброшенные площадки полигона не рекультивировались, были захламлены остатками зданий и сооружений и загрязнены отходами жизнеде­ятельности полигона. Гра­ницы полигона обозначены не были, информационных зна­ков или щитов о том, чем грозит несанкционированное посещение полигона, также не наблюда­лось, поэтому мест­ные жители без каких-либо разреше­ний (и без зазре­ний совести) абсолютно безнаказанно промышляли сбором металлолома и добычей стройматериалов. Как-то в СМИ сообщалось о нескольких случаях обнаруже­ния населением остатков вооружения (в частности, о бро­шенных бочках с запрещенным к применению напал­мом, или по-советски, огнесмесью — загущенным бензином, применяе­мым в качестве зажигательных и огнеметных сме­сей). А еще в шестидесятом году во время испытаний системы противовоздушной обороны на этом полигоне скоропостижно скон­чался от сердечного приступа генеральный конструктор одного знаменитого опытно-конструкторского бюро…

Что касалось космодрома, то он тоже не был чужд Вик­тору (на его территории жили и работали родствен­ники Вик­тора, правда, не настолько близкие, чтобы он их хоть изредка навещал).

За почти шестьдесят лет существования космодрома на нем запустили более полутора тысяч космических аппаратов различного назначения и более ста межконтиненталь­ных балли­стических ракет. В начале девя­ностых космодром пережил кризисный период после распада СССР. Тогда численность населения сократилась вдвое. Многие офицеры и работники промышленности уехали на родину. Нельзя не сказать и о том, что, к сожале­нию, в обозримом будущем (после окончания строи­тельства нового российского космодрома в Амурской обла­сти, что позволит наконец девять из десяти космиче­ских запусков производить с собственных космодромов) неизбежна очередная волна массо­вого отъезда российских специалистов с космодрома.

Одной из проблем и полигона, и космодрома было загряз­нение территорий, по которым проходили трассы движения ракет, токсическими компонентами ракетного топлива и отделяющимися частями ракет-носителей. Эксперименталь­ными исследованиями было доказано, что из-за токсического действия этих компонентов повыси­лась заболеваемость населе­ния, проживающего на террито­риях, прилегавших к райо­нам падения, а так как ракетно-космическая деятельность осуществлялась в нескольких государствах, ученые забили тре­вогу, как бы выяв­ленные ими проблемы не приобрели глобаль­ный харак­тер.

Виктор, увидев воочию городок и лично побывав на противоракетном полигоне, ужаснулся масштабам разрушитель­ной деятельности человека. В особенности на чужих, временно арендуемых землях. Ничего удивитель­ного не было в том, что местное население так активно выступало против различных действий, загрязнявших эколо­гию. Этот вопрос немало волновал его, потому что ежедневное соседство с оборудованием, установленным на Объекте, а также его непо­средственный контакт с окружающей природой, не могли не оказать негативного — пусть пока и неизученного — воздействия на его здоровье. Однако периодически привлекаемые командованием специалисты всякий раз заверяли, что угрозы здо­ровью военнослужащих и гражданского персонала нет. Приходилось верить им на слово.

* * *

Рано утром поезд прибыл на вокзал города К.

Виктор вышел на перрон, размял затекшее за ночь на жесткой полке тело и отправился на авторынок. Поход по магазинам за обновками он решил оставить на потом.

На Центральном авторынке его ждали, поэтому он управился довольно быстро. Какой-то давний знакомый сослу­живца Виктора занимался в городе К. продажей подержан­ных дорогих иномарок. Сбережений Виктора хватало на почти новый полноразмерный кроссовер «ауди».

Когда Виктор, следуя четким указаниям сослуживца, отыскал продавца и увидел приготовленную для него машину, у него дух перехватило от восхищения. Огромный пятиметровый в длину автомобиль сиял чер­ным лакированным кузовом в утренних лучах солнца.

Продавец, мужчина лет сорока в дорогом ко­стюме, издалека увидев Виктора и профессионально, на уровне инстинкта, определив своего клиента по внешним призна­кам, проворно распахнул все двери автомобиля, де­мон­стрируя убранство салона и простор багажного отделе­ния. Потом, посадив Виктора за руль, продавец, дотя­нувшись рукой с пассажирского сиденья, повернул ключ в замке зажига­ния. Мощный дизельный двигатель сыто заурчал.

Виктор застеснялся накрывшего его с головой дет­ского восторга. Никогда еще у него не было такого автомо­биля! И, как знать, может, если б не Римма, никогда бы и не было.

Показав автомобиль со всех сторон и полу­чив безоговорочное согласие Виктора на его покупку, прода­вец аккуратно пересчитал наличные деньги, пере­дал Виктору ключи и документы, и, не удержавшись, напо­следок спросил:

— Женщина-то красивая?

— Очень, — утвердительно покивал головой Виктор и, пожав продавцу руку, сел в свою новую машину.

Вопрос с автомобилем был решен, и Виктор, предвку­шая удовольствие от предстоящей поездки по трассе из города К. до городка, поехал в сторону торгового центра.

Покупка одежды в этой стране, в особенности в магазинчиках города Б., для Виктора всегда была проблемой, и дело было вовсе не в деньгах.

Одежду в город Б. (и не только в город Б., а вообще в любой город мира), преимущественно, привозили из Ки­тая. Каж­дый раз, когда дело доходило до примерки, Вик­тора доводили до белого каления попытки продавщиц втис­нуть его в маломер­ные брюки или рубашки, больше подходившие для под­ростков, чем для взрослого мужчины. При росте под метр девяносто Виктор носил как минимум пятидесятый российский размер одежды, а то и пятьдесят второй. Но периодически под натиском продавщиц, кото­рым нужно было продать товар неза­висимо от того, подхо­дит он покупателю или нет, Виктор приобретал ка­кую-нибудь вещь заведомо маленького размера. Эти вещи складывались им в специально отведенный для них пакет и ни разу в жизни не надевались. Пакет с годами попол­нялся все новыми и новыми экземплярами и занимал все больше и больше места в шкафу.

«Нужно отдать его Вере Петровне, как только вер­нусь», — подумал Виктор, паркуя автомобиль возле трехэтажного торгово-развлекательного центра, на фа­саде которого пестрели вывески известных торговых ма­рок.

В городе Б. таких моллов не было, поэтому все надежды Виктор возлагал на этот торгово-развлекательный центр.

«Может, хоть тут найдутся вещи моего размера», — разго­варивая сам с собой, вздохнул он и шагнул внутрь.

Спустя полчаса хождений Виктор нашел то, что ис­кал, — просторный магазин мужской одежды различных иностранных марок, в ассортименте которого была и одежда, и обувь, и аксессуары. Едва он переступил порог, как к нему поспешили две продавщицы. Они так круто взяли его в оборот, поднося к примерочной кабинке все новые и новые вещи, что меньше чем через час выжатый как лимон Виктор, оставив на кассе кругленькую сумму, вышел из магазина с горой пакетов, в которых лежали вещи на все случаи жизни.

Теперь у жениха-капитана не было шансов.

Виктор отнес покупки в машину, сложил их в багаж­ник, не упустив при этом возможности опять полюбо­ваться своим приобретением. Потом он вернулся в торговый центр перекусить в ресторанчике.

После вкусного обеда он, выйдя из ресторана, чуть задержался у стеклянных дверей парикмахерской, но, вспомнив о том, как подобает выглядеть офицеру, прошел мимо и двинулся в обратный путь.

Новый автомобиль превзошел все его ожидания. Мощ­ный, устойчивый на дороге, комфортный. Виктор ехал обратно и наслаждался поездкой.

Из города К. он приехал поздно вечером. Автомобиль следовало поставить на учет в дорожной полиции города Б., поэтому Виктор не поехал в городок, а заночевал в городе Б. Он выбрал гостиницу на окраине города Б. с собственной парковкой, поставил машину и, не чувствуя ног от усталости, поплелся спать.

* * *

В городок Виктор въезжал, словно рыцарь на воро­ном коне. В дорожной полиции он получил государствен­ные регистрационные знаки на машину, оформил все доку­менты и к одиннадцати часам утра был у выкра­шенных белой краской ворот КПП. Миновав их, Виктор на развилке взял левее и с достоинством двигался мимо забро­шенного, с годами заболоченного стадиона, действо­вавшего автопарка, овощехранилищ и холодиль­ных камер военторга, котельной, повернул направо и из-за крутого поворота, заросшего ивами, выехал на пята­чок к магазину «Космос».

У магазина было отчего-то людно, и появление Вик­тора не могло остаться незамеченным.

И тут из дверей «Космоса» вышла Она. В легком пест­ром платьице, открывавшем стройные ноги, обутые в сандалии. Непривыкшее к палящему солнцу лицо Она скры­вала под широкими полями соломенной шляпки, плечи тоже были спрятаны под цветным полупрозрачным палантином. Она старательно следила за тем, чтобы не об­гореть на солнце. В левой руке Она сжимала телефон, в правой — вместительную тряпичную сумку, доверху запол­ненную продуктами.

Из-за изолированности городка и отсутствия поблизо­сти каких-либо других магазинов в «Космосе» все было очень дорого. Экономные жители городка, у которых были свои автомобили, только в самых крайних случаях покупали продукты в «Космосе» — цены по местным мер­кам кусались. Люди предпочитали съездить раз в неделю на рынок города Б. и там закупить все необходимые про­дукты, чем платить втридорога местному предпринима­телю.

Те, у кого транспорта не имелось, а также неопытные пресловутые молодые лейтенанты, которые только приехали в городок (Виктор в свое время тоже не был исключением), наоборот, были постоянными покупате­лями в «Космосе» благодаря которым бизнес у хозяина-проныры процветал.

Со временем Виктор, поддавшись настроению окружающих, перестал покупать продукты в «Космосе». Никаких неудобств ему такой вариант не доставлял. Довезти по жаре кусок сливочного масла, чтобы оно не превратилось на заднем сидении в топленое, было единственной про­блемой в летнее время.

Увидев Ее, Виктор, не контролируя себя, подъехал к ней и опустил пассажирское стекло.

— Здравствуйте. Подвезти? — поздоровавшись, спро­сил он, выразительно качнув головой в сторону сумки с про­дуктами.

— Здравствуйте, спасибо, мне не тяжело, — уголками губ улыбнулась Она.

— Может, все-таки подвезти? — настаивал Виктор.

— Нет-нет, спасибо, я недалеко живу, — пробормо­тала та, внимательно следя взглядом за чем-то, движу­щимся за спиной у Виктора. — Мне пора.

С этими словами Она быстро зашагала по ухабистому асфальту Приморской улицы в сторону озера.

Виктор обернулся и увидел проезжавшую мимо него тентованную «газель», к которой было приковано внима­ние его очаровательной собеседницы.

Подъехать к дому Виктора можно было со стороны бродвея или заброшенных домов, и он, заинтересовав­шись «газелью», решил в некотором смысле проследить за ней. То, что Виктор увидел дальше, немало удивило его.

«Газель» с откинутым наверх тентом стояла под разгрузку у второго подъезда дома №43, крайнего слева в ряду одинаковых асимметричных домов из серого кирпича.

Виктор проехал чуть дальше, притормозил у «генеральского домика» (замаскированной под ветхую избушку сауны для VIP-гостей командира части) и, повернувшись вполоборота, посмотрел сквозь стекло задней пассажир­ской дверцы.

Жених-капитан с важным видом («Как павлин», — хмыкнул про себя Виктор) прогуливался возле «газели», контролируя процесс разгрузки. Как заметил Виктор, раз­гружали, пожелавшие подхалтурить работяги из граждан­ского персонала городка, стройматериалы.

Оказалось, за считаные дни, что Виктор был в отъ­езде, сладкая парочка успела получить служебное жилье и заняться его капитальным, судя по количеству матери­ала в «газели», ремонтом. Такой прыти Виктор, при­знаться, не ожидал.

«Обживают любовное гнездышко, — подумал он. — Зря».

Тем временем работяги продолжали таскать из «га­зели» в подъезд пластиковые ведра со шпатлевкой, кани­стры с грунтовкой, бумажные мешки с сухой смесью для заливки пола, гипсокартонные листы и алюминиевые профили для них.

Виктор засек по часам, сколько времени требовалось работягам, чтобы сделать одну «ходку» с материалом до квартиры и обратно, и с большой долей уверенности предположил, что квартира сладкой парочки находилась на по­следнем, четвертом этаже. Ему пришлось напрячь память, чтобы вспомнить, что как раз тринадцатая квартира на четвертом этаже пустовала с тех пор как уволился главный балагур и массовик-затейник городка — однокурс­ник Виктора с женой и маленькой дочкой.

Новость о ремонте не слишком обрадовала Виктора, но придала ему еще большей решимости. Ему бы тоже не помешало обновить интерьер. Ну, это дело поправимое.

Он отъехал от «генеральского домика», припарковал машину возле своего дома и, вспомнив про обновки, по-прежнему лежавшие в пакетах в багажнике, поспешил с ними домой.

Чтобы новая одежда поместилась в платяном шкафу, Виктор основательно проредил свой гардероб. Мешок с ненужными ему вещами, который он приготовил для Веры Петровны, оказался неподъемным. Пришлось разложить его на два поменьше. Наконец он все развесил на плечики и, утомленный этой возней, прилег подремать перед заступлением на боевое дежурство.

* * *

Теперь каждое боевое дежурство, особенно, ночное Виктор проводил в мыслях и мечтах о ней.

Он был начальником боевого расчета. Вместе с ним на боевое дежурство всегда заступали еще три человека: инженер боевого расчета — офицер младше по званию, и два старших оператора — как правило, солдаты срочной службы.

Боевое дежурство (БД) — высшая форма поддержа­ния боевой готовности. Боевое дежурство является выпол­нением боевой задачи. Личному составу дежурной смены при несении боевого дежурства запрещается (в том числе) отвлекаться, заниматься делами, несвязанными с выполнением обязанностей по несению боевого дежур­ства.

Несмотря на вышесказанное, весь боевой расчет, нес­ший боевое дежурство по ночам, спал. Особенно, солдаты-срочники. Виктора, конечно, бесило, когда телефонный аппарат разрывался от оглушительных звон­ков, а солдат, специально посаженный возле него, чтобы не проспать важный звонок от командования, продолжал сладко спать. И чем громче и дольше звонил теле­фон, тем слаще был солдатский сон. Но поделать с этим ничего было нельзя. Виктор был слишком порядочным чело­веком и начальником, чтобы спать самому, а солдат заставлять бодрствовать. Поэтому спали всем боевым расче­том.

Но с Ее появлением в городке Виктор потерял сон. И стал отвлекаться. С идиотским выражением лица он сидел теперь ночами на боевом посту над сборником обще­воинских уставов и мечтал. Случаев, когда солдаты, заступавшие вместе с ним на боевое дежурство, не могли сдержать смеха при виде романтически настроенного начальника, было не счесть. Но Виктору было наплевать на них. В предстоящей схватке с женихом-капитаном он был сам за себя, и тактик, и стратег одновременно. Для него крайне важно было правильно настроиться.

Виктору понадобилось почти две недели, чтобы от тео­рии перейти к практике — отважиться и приступить к атаке. Эти две недели он постоянно пересекался с ней то на улице, то, как ни странно, на работе.

Вскоре выяснилось, что Она военный психолог. Мод­ная, но, к сожалению, малооплачиваемая специаль­ность. Вообще военная психология обрела самостоятель­ность как особая дисциплина в начале двадцатого века. Глобально, задачами ее являлись такие на первый взгляд серьезные вещи, как: определение психологических крите­риев отбора личного состава по родам войск и для специальных заданий и психологическая подготовка лич­ного состава; разработка психологических основ боевой подготовки; изучение взаимоотношений между началь­ством и подчиненными; изучение поведения человека в специфических условиях и поиск путей повышения эффек­тивности восприятия; исследование особенностей мышления военачальников разных уровней; разработка методов психологической войны (иначе, спецпропаганды — психологического воздействия на войска противника и население с целью их деморализации и склонения к пре­кращению сопротивления); изучение влияния стресса, вы­званного боевой обстановкой, на поведение человека; ока­зание психологической помощи военнослужащим, чле­нам их семей и гражданскому персоналу; психологиче­ское просвещение военнослужащих; психологи­ческая профилактика нарушений воинской дисциплины.

По факту обязанности военного психолога в городке сводились к минимуму: беседа с солдатами перед каждым боевым дежурством, чтобы, зная их психоэмоциональное состояние, сделать выводы о психологическом климате в роте; периодические, проводимые согласно уставу сов­местно с начальником медицинской службы городка, коман­дирами подразделений и их заместителями по воспи­тательной работе, мероприятия по выявлению военно­служащих с отклонениями в физическом и психиче­ском раз­витии (склонных к алкоголизму, токсикомании, наркомании) и принятие мер по их лечению.

Обращаться за психологической помощью к воен­ному психологу в городке было не принято — все боялись пересудов и сплетен. Хотя если б не пустые домыслы, сколько печальных событий удалось бы предотвратить…