Бесплатный фрагмент - В полутьме

Глава I

Летом Валентина Васильевна Рыбакова любила спозаранку прийти на реку и в одиночестве побродить по пустынному пляжу. На берегу Лигани, наслаждаясь не слишком испохабленной людьми природой, она чувствовала себя счастливой. Бывало, утренний моцион растягивался у нее на час с лишним, и тогда ей требовалось приложить изрядное усилие, чтобы выйти из состояния едва ли не райского блаженства и заставить себя снова включиться в человеческую круговерть. Но чаще ее прогулка заканчивалась минут через сорок — сорок пять, ибо в самом начале восьмого на пляже появлялись юные купальщики и своими воплями мгновенно разрушали иллюзию первобытного покоя. Уносившиеся в небо крики они обыкновенно перемежали радостным матом, отчего возвращение в цивилизованное общество делалось для Валентины Васильевны особенно неприятным, хотя по образованию она и не была филологом. Закончив с красным дипломом педагогический институт, она всю жизнь самоотверженно преподавала детям алгебру и геометрию.

Сегодня ей повезло: часы показывали двадцать пять минут восьмого, а пляж по-прежнему оставался пуст. Можно считать, день начался неплохо, подумала бывший завуч средней школы города Бирючинска, смывая у кромки берега налипший на ноги песок. Поскольку к пятидесяти семи годам ни единого волоска на ее ногах так и не появилось, прохладная поутру речная вода уносила песчинки без особого труда. Оказавшись в реке, они медленно погружались на дно, находя покой среди несметного числа таких же песчинок, и одному Богу было известно, как долго этот покой продлится - несколько минут или столетия.

На плоском, размером почти с тележное колесо, обломке серого гранита Валентина Васильевна обула мокасины и, осторожно сойдя на песок, поднялась по отлогому склону к росшему посередине пляжа ивовому кусту, на одной из веток которого висела ее гавайка.

Яркая разноцветная рубашка - вся в парусниках, пляшущих туземцах и кокосовых пальмах - навевала мысли об океанских просторах и экзотических островах. С одного из таких кусочков суши в Индийском океане и привез три года назад эту сорочку в подарок Валентине Васильевне ее любимый зять.

- Спереть на местном пляже сей заграничный прикид незаметно не получится, - распаковывая чемодан и посмеиваясь, сказал он тогда. – Яркая вещь. А если ее все-таки утащат, то ходить в ней по Бирючинску будет практически невозможно - эксклюзивная модель.

Потянувшись за рубашкой, женщина чуть подалась вперед и задела бедром одну из нижних ветвей ивового куста. Листья защекотали ей кожу. Они были совсем теплыми.

Днем температура наверняка перевалит за тридцать, рассудила Валентина Васильевна, чувствуя, как солнце все сильнее пригревает и ее голые плечи.

Сняв гавайку с похожего на вздернутый большой палец сучка, Рыбакова накинула ее поверх еще влажного купальника и протянула руку за разложенным на ветках полотенцем.

- А я думала, что буду первой! - раздался вдруг задорный женский возглас.

Напористое восклицание, если и лишало драматическое контральто приятности, то не более чем на одну десятую. В нем не улавливалось ни пронзительных ноток высокомерной стервозности, ни тягучих вибраций психопатической сексуальности. В общем, это был голос молодой, довольно раскованной, но при этом милой женщины.

Через секунду Рыбакова поняла, что голос ей знаком. Сворачивая полотенце, она попыталась вспомнить, где и когда слышала эти жизнерадостные интонации. И, кажется, слышала не один раз. После небольшой паузы до ее ушей долетело вежливо-веселое:

- Здравствуйте, Валентина Васильевна!

Теперь стоять спиной было уже неприлично. Рыбакова повернула голову налево и слегка прищурилась. К пляжу через прибрежную рощицу шла Олеся Соловьева, продавщица из магазина хозяйственных товаров. На голове у нее красовалась лимонного цвета шляпа с гигантскими полями, а великолепные формы молодой женщины были задрапированы в длинный, скорее всего из искусственного шелка, яркий халат с драконами. Законченность Олесиному пляжному ансамблю придавали огромные солнцезащитные очки овальной формы.

- Доброе утро, - поздоровалась Рыбакова. - Окунуться пришли?

- Не-е-е, - осторожно ступая по песку, помотала головой Олеся. - Я всю эту неделю выходная, так что до вечера здесь пробуду. И завтра тоже, и послезавтра. Короче, оттянусь по полной.

Рыбакова только сейчас обратила внимание на объемистый полиэтиленовый пакет в руке у Олеси. Весил он, наверное, прилично - крупная молодая женщина шла чуть изогнувшись. И от этого ее античная фигура выглядела еще пикантнее.

Подойдя к кусту, Олеся опустила пакет на белесый песок и, немного наклонив, прислонила его к раскидистым нижним веткам. Концы стеблей изогнулись, но вес пакета выдержали.

На отливающим золотом боку пакета, Валентина Васильевна прочитала, что нет в мире города краше Парижа. Надпись была сделана по-английски. Причудливые белые буквы казались опасными тропическими насекомыми, рассевшимися по черно-серому контуру собора Парижской Богоматери.

Олеся, выпрямив спину, вздохнула и вытянула в трубочку карминовые губы:

- Уф-ф-ф…

Потом добавила по-английски:

- Вери гут, бэби.

Произношение у Олеси было чисто русским, мягким и напевным. Но женщину это вряд ли волновало. В Турции и Египте абсолютно весь гостиничный персонал, скорее всего, ее отлично понимал.

- Олеся, вы, случайно его не из Франции тащили? - поинтересовалась Рыбакова, указав на огромный пакет, и улыбнулась.

- А? Пакет? Не-е-е. Это мне в Стамбуле на базаре «мохнатики» подарили. Наташка секси, Наташка секси… Я в нем из Турции в прошлом году девчонкам подарки везла. Офигенно прочный.

Приподнявшись на цыпочках и широко раскинув руки, Олеся потянулась.

- Мамочки, красотища кругом какая!

Поправив солнцезащитные очки и сбросив сланцы, она, грациозно покачивая бедрами, направилась к реке. Растопыренные лапы драконов плавно заскользили вверх-вниз по крутым Олесиным ягодицам. Казалось, что грозные мифические существа нежно ласкают упругую женскую плоть. При этом каждый шаг продавщицы сопровождался  дразнящим шелестом шелка.

Чуть приподняв полы халата, Олеся по щиколотки зашла в реку.

- Не супер, но сойдет, - констатировала она, очевидно, имея в виду температуру воды.

Молодая женщина по-хозяйски оглядела русло реки. Возможно, именно таким взором все адмиралы мира окидывают перед дальним походом океанские просторы, выводя свой флот из гавани, подумала Валентина Васильевна.

Выбравшись на берег, Олеся достала из пакета скатанный коврик для фитнеса и привычно, одним движением, расстелила розовый прямоугольник на мелком белесом песке.

- К счастью, я всегда загораю быстро и ровненько, - не без гордости сообщила она, развязывая поясок халата. - Так что уже через недельку стану, как пишут в книжках, аппетитной мулаткой.

- Молодые люди вас и так своим вниманием не обделяют, - заметила опять с улыбкой Рыбакова. - Да и джентльмены в возрасте тоже, можно сказать, прохода вам не дают. И приезжие, и местные.

- Валентина Васильевна, мужчин много не бывает. - Олеся произнесла этот неоднозначный бабий лозунг буднично и просто, без сексуального пафоса. - Чем шире ассортимент, тем больше шансов приобрести что-то стоящее. Все по науке. Маркетинг называется.

- Вам виднее, - ответила Рыбакова. Хотя, если исходить из того, что Олесе уже давно перевалило за тридцать, а нормального мужа у нее до сих пор не было ни разу, то ее подход никак нельзя было назвать научным.

Уловив в тоне собеседницы иронию, Олеся взялась за дужку очков и опустила их почти на кончик носа. Лукаво взглянув на Рыбакову из-под густо накрашенных ресниц, она уточнила:

- Нет, пролеты и у меня случались. Я ведь тоже живой человек. Но это не такие крутые обломы, как у большинства наших девчонок.

Поправив очки, она наклонилась над пакетом и достала оттуда пластиковую бутылочку с водой. Рыбакову это удивило. Почему-то она была уверена, что Олеся запаслась перед походом на пляж какой-нибудь приторной газировкой адской расцветки. Видимо, пропаганда здорового образа жизни и в России начинала потихоньку приносить свои плоды.

- Вон, Машка Гурова, моя сменщица, - Олеся открутила синюю пластиковую пробку и сделала несколько глотков воды, - Джульетту все из себя строила. А потом кто-то из пустоголовых подружек надоумил ее за романтикой в Турцию податься. Офигеть!.. Турки ее там так отджульетили...

- А что случилось?

- Эти сладенькие ее до самого педикюра обчистили. Мало того, что она их там целую неделю, наверное, по-всякому ублажала, так она же за все еще и платила, блин! Ну, все эти покатушки на аквабайках, рестораны со свечами, нырялки всякие… В общем, голяк получился полный. И с любовью пролетела, и с деньгами…

- Сколько же их там у нее было?

- Денежек? Нормально было. Тысячу с лишним баксов она с собой брала. На машину собирала.

- Нет. Этих… Ромео. Я так поняла, что…

- А! Двое. … Мехмет и Юнус. Развели ее как последнюю лохушку. - Олеся покачала головой. - Надо же было такое учудить, блин. Позорняк полный. Ох, и овца… Что еще тут скажешь?.. А я со своего первого мужчины – только вам по секрету – целых три тысячи баксов поимела. Не, я никогда не продавалась, вы ничего такого не подумайте. У меня с мужчинами все всегда было только по любви. В отличие от некоторых. Просто надо знать в кого влюбляться. Мой Ромео мне сам предложил материальное возмещение, когда мы через полтора года с ним расстались. … Как я рыдала! Повеситься была готова. … Первая любовь все-таки самая-самая. Ничего эти мужики не понимают… - Олеся вздохнула. - Между прочим, я те денежки не профукала. Открыла потом на них в надежном банке валютный счет. И он у меня растет после каждой неудачи в личной жизни. В общем, если с любовью не везет, то хоть помру в достатке.

Валентина Васильевна попыталась про себя разобраться, что же понимает под любовью продавщица самого большого в Бирючинском районе хозмага. Наверное, это был некий умственный конструкт из идей вульгарного европейского феминизма, поз индийской «Камасутры» и расхожих штампов российских мелодрам и ток-шоу. Вроде завтрака в постель и лепестков роз в ванной.

Рыбакова знала о восьми официальных неудачах Олеси Эдуардовны Соловьевой в личной жизни, и, что характерно, каждый ее последующий муж был состоятельнее предыдущего. Если бурная, полная высокой романтики, личная жизнь Олеси не утихнет еще лет пятнадцать, подумала Валентина Васильевна, то к пенсии у нее действительно может появиться солидный валютный счет в надежном банке. Но все же никак нельзя было исключать и того, что Олеся, в конце концов, пойдет другим путем, путем Марии-Магдалины. То есть, посты, молитвы, куличи. Это так свойственно пожилым русским женщинам с неоднозначным прошлым.

Спрятав бутылочку, Олеся повесила халат на одну из кем-то обломанных веток и, подняв на лоб очки, снова полезла в пакет.

Угадать предмет, который она собиралась оттуда извлечь, было легче легкого. Что для женщины в активном поиске имеет не только прикладное, но и сакральное значение? Правильно, макияж или, если хотите, мейкап.

С цветом косметички Валентина Васильевна тоже не промахнулась. Сумочка и вправду оказалась розовой и, само собой, усыпанной стразами.

Красилась Олеся очень долго и тщательно. Нанеся помаду - результат получился впечатляющим, и, убрав косметику, она принялась осматривать себя со всех сторон. Было непонятно: она просто любуется своим роскошным телом или пытается выявить в нем какие-либо изъяны.

- Так, а что там у нас ниже пояса?..

Вероятно, оставшись довольной тем, как выглядит ее зона бикини, Олеся подняла голову и мило улыбнулась.

- Валентина Васильевна, вы не поверите, но с недавних пор меня наш гусак начал обхаживать. Что он во мне нашел, ума не приложу? Как только выйду во двор, он из-за сетки так и рвется ко мне, так и рвется. А если зайду в птичий загон водички в миску налить или там корму задать, то он вокруг меня начинает такие круги описывать, что страшно становится. Боюсь, он меня изнасилует когда-нибудь.

Олеся засмеялась. Резкий контраст между белыми зубками и кроваво-красными губами молодой женщины, наверное, будоражил воображение мужчин и заставлял течь их мысли в определенном направлении. Не в том, разумеется, в котором они побежали у Рыбаковой. У нее сразу же вынырнули из памяти образы кинематографических вампиров и маньяков-людоедов.

Сняв шляпу и пристроив ее между ветками, Олеся улеглась на коврик и забросила руки за голову. У нее были очень красивые подмышки. Без намека на щетину и раздражение.

- Самое интересное, - продолжила Олеся, улыбнувшись, - он… ну, гусак наш, больше ни на кого так не реагирует. В смысле, из женщин. И подруги ко мне приходят - у меня их близких штук пять, и соседки к матери регулярно забегают… Ноль эмоций. Кто-то может подумать, что он по мне с ума сходит, потому что я его кормлю по три раза на день. Так нет же. Я, может, раз в неделю, а то и реже, в птичник заглядываю. Связи никакой абсолютно. Гусей обычно или мамка, или отец кормят. - Олеся вытащила одну руку из-за головы и опустила очки со лба на нос. Потом снова закинула руку за голову. - А если его погулять выпустить, он тогда за мной по двору как привязанный таскаться начинает. Шагу сделать свободно не могу. Еще и ревнует меня, засранец. Позавчера Николаша Корытин вечерком за мной заехал на своем джипе, так гусак наш на него словно бешеный набросился. Еле-еле отец его отогнал. Граблями минут пять охаживал стервеца. Лезет и все. Прямо никакого сладу.

В голосе молодой женщины Рыбакова уловила одобрительные нотки. Неадекватный гусак был явно ей по сердцу.

Олеся протяжно вздохнула.

- Он на меня так смотрит, так смотрит… Прямо Ди Каприо. Ни один мужик, с тех пор как у меня сиськи выросли, не глядел на меня с таким обожанием. Может, мне за гусака замуж выйти? А, Валентина Васильевна?.. Я читала, что у других народов можно и за камень замуж выйти, и за дерево… У него глаза голубые-голубые. Стройный, лапки оранжевые… Перышко к перышку… Красавчик.

Рыбакова, одернув рукава гавайки, заметила с легкой укоризной:

- Олеся, у него же ни оклада приличного, ни доходов от бизнеса...

- Да, зарплаты у него никакой… Жалко. А то бы я с ним замутила. - Олеся весело рассмеялась. - Между прочим, про оклады и чиновников. Я сюда через Садовый переулок шла, потом свернула на Школьную. Гляжу, а возле дома бабы Нюры машин пять легковых стоят и менты там крутятся. Полицейские, в смысле… Хотела мимо пройти, а Славик Попов меня увидел и из машины рукой машет. … Придурок… Он в прокуратуре работает. Что мне было делать? Пацанчик нужный. Я подошла. Он из машины вылез, потом, как обычно, меня ниже талии помацал, жвачкой угостил, ну, и все такое… Потом стал мне про свою мужественную профессию плести, про маньяков там всяких, которых развелось видимо-невидимо, про убийц… Он сказал, что бабу Нюру грохнули…

Олеся зевнула.

- Что?

Рыбакова замерла.

- Попов сказал, что бабу Нюру убили, - повторила Олеся. – Кровищи, сказал, натекло на полу… Еле от него отвязалась. Он любит девчонкам про всякую уголовную жуть рассказывать. Крутого мэна из себя строит. … Ее по башке хрустальной вазой долбанули.

- Вазой? Ничего себе! … Когда?.. Сегодня?

- Не знаю. Нашли сегодня.

Олеся замолчала и уже через секунду, пригревшись на солнышке, по-детски засопела.

Баба Нюра, Анна Архиповна Цаплина, о смерти которой кратко, но живописно поведала Олеся, была известной на весь Бирючинск гадалкой. Креативные горожане называли ее экстрасенсом. Гадала старушка, в основном, на картах, но и сны умела трактовать, и по руке читала. Клиентуру имела обширную, даже кое-кто из жен районного начальства тайком к ней наведывался. Предсказывала она с осторожностью, безудержного полета фантазии не допускала, поэтому особых скандалов с клиентками у нее никогда не возникало, хотя занималась она своим ремеслом уже не менее четверти века.

«Как же такое могло произойти?» – крутился в голове у  Рыбаковой вопрос, пока она сворачивала полотенце.

- Олеся, мне уже пора - дела. Всего хорошего, - попрощалась она, забрасывая на плечо сложенное по длине полотенце. - И поберегитесь, пожалуйста, а не то сгорите на таком солнце.

- Не-не, - пробормотала молодая женщина. – Все в порядке, я на кассе… До свидания, Валентина Васильна…

Рыбакова заспешила по протоптанной через луг дорожке к дому. Она хотела немного поработать в саду, пока солнце не начало припекать по-настоящему. Толку от работы на жаре бывает мало, а сил и здоровья отнимает много.

«Забота о здоровье - долг каждого пенсионера, - подумала она не без иронии. - Особенно, когда в доме, кроме тебя, только кошка, пусть и совершеннолетняя».

Валентина Васильевна шла через луг и обдумывала услышанную на пляже печальную новость. Цаплину она знала много лет - раньше та работала в книжном магазине, а Валентина Васильевна, в отличие от большинства бирючинцев, заглядывала туда частенько. Там они и познакомились. Божьим одуванчиком старушка не была, но и старой ведьмой ее тоже никто не называл. Во всяком случае, Рыбакова такого никогда не слышала.

В последнее время у Цаплиной начали побаливать ноги - ей перевалило за восемьдесят, и Валентина Васильевна по ее просьбе стала иногда приносить ей продукты из супермаркета. Наверняка она была не единственной, кто так или иначе помогал старушке справляться с хозяйственными хлопотами. А значит, гостей у нее с недавних пор стало бывать еще больше, чем раньше. И вот результат.

«Все могло начаться как банальное ограбление, - размышляла на ходу Валентина Васильевна. - Немало ведь людей знало, что деньжата у бабуси водятся, и что живет она одна. … Может, кто-то из местных забулдыг на ее кошелек позарился? Работающим мужикам она иногда тысячу-другую одалживала до получки. Кто-то из них мог придти, увидеть пачку купюр в слабых старушечьих руках, его черт и попутал. … Скорее всего, убивать ее он и не собирался. Просто находясь под градусом, силы не рассчитал. … Да, жалко Архиповну. Лет пять она наверняка еще прожила бы, а то и больше. Сердце у нее было крепенькое. … Кто же это мог сотворить?»

Рыбакова вышла на проселочную дорогу и остановилась. Порыв ветерка слегка шевельнул ветви старой березы, росшей на участке у Портновых - их дом стоял на береговом склоне и смотрел окнами прямо на Лигань. Почему-то пахнуло не природными ароматами, а подсыхающей масляной краской. Валентина Васильевна поморщилась и скользнула взглядом вдоль штакетника, что огораживал портновский участок, потом посмотрела вниз. Пятна зеленой краски на земле уже слегка припорошило пылью.

«Вчера вечером штакетник покрасили, - сделала она вывод. - В тот же цвет, что и раньше был, а то заметила бы сразу. … Может, к Сечкиной Людмиле сходить? Она частенько к бабе Нюре заглядывала. Расспросить ее как следует… Нет, опять я не в свои дела лезу. Что за натура такая?!.. Или все-таки сходить?»

Сомнения мучили Рыбакову недолго. Это было не в ее пионерском характере. Уже через секунду она тряхнула светло-русым каре и снова зашагала по дороге к дому - так и так сначала ей следовало переодеться. Сечкина жила почти в центре города, а появляться там в купальнике было бы не комильфо. Хотя многие отдыхающие фланировали по Бирючинску как раз в плавках и бикини. Включая и тех, кому в общественных местах даже коленки показывать не стоило бы.

Едва Валентина Васильевна открыла дверь дома, как кошка Люся выскочила в коридор и уставилась на хозяйку голубыми глазами. Взгляд у нее был, наверное, не менее выразительный, чем у Олесиного гусака. Правда, следует отметить, что сексуального подтекста он не имел - Люся была стерилизована.

- Заскучала или проголодалась? – наклонилась к ней Валентина Васильевна. -  Пошли, проверим твою большую миску.

Рыбакова переобулась в домашние тапочки и шагнула к туалету. Открыв дверь, она посмотрела вниз, в правый угол, где располагалась Люськина столовая. Белая фаянсовая мисочка была почти пуста.

- Да, еды маловато. Сейчас добавим.

Она сняла с полки металлическую коробку с кормом и, набрав полную ладонь гранул, сыпанула их в мисочку. Та весело и мелодично зазвенела.

- Теперь можешь быть спокойна - запасы пополнены, - сказала Валентина Васильевна, отрывая от рулона туалетной бумаги небольшую полоску, чтобы вытереть руки.

Люся проскользнула в туалет. Она проверяла, правду говорит хозяйка или нет. Этот ритуал был для нее характерен еще с ранних лет. Хотя никто и никогда в этом доме ее не обманывал.

- Убедились, милая барышня? - наклонившись, спросила ее Рыбакова.

Кошка подняла голову и, глядя хозяйке в глаза, коротко мяукнула.

- Это что, благодарность?

Люся, не отводя взгляда, снова мяукнула.

- Мало?

Люся опустила голову и отвернулась.

- Ясно.

Валентина Васильевна добавила в миску еще немного гранул. Кошка обнюхала образовавшуюся на фаянсе разноцветную аппетитную горку и начала есть.

- Вредина.

Люся, уверенная в полной своей правоте, замечание хозяйки проигнорировала.

Пройдя на кухню и поставив на плиту чайник, Рыбакова достала из нагрудного кармана гавайки мобильник и послала вызов Людмиле Сечкиной. Учительница младших классов долго не отзывалась на звонок. Наверное, никак не могла найти свой телефон. За ней такое водилось.

- Алло, алло! Кто это? - раздалось, наконец, в трубке.

- Здравствуй, Люда. Это Валентина.

- Какая?.. А! Поняла, извини. Мечусь с семи часов по дому, как блоха по лысине. Дел невпроворот. Здравствуй, моя красавица!

- Скажи, ты же сейчас в отпуске?

- Да, уже вторую неделю.

- Можно я к тебе через полчасика забегу?

- Милости прошу. Ты же знаешь, я всегда тебя рада видеть.

- Ты все еще на диете?

- Ой, ну их к лешему эти диеты! После них я только толще становлюсь.

- Я тогда захвачу что-нибудь к чаю.

- Конечно, бери.

Рыбакова погасила плиту - кипяток ей уже был не нужен, и направилась в гостиную.

- Тогда все. Жди. Погоди, у тебя чай-то есть?

- Есть у меня чай. Целых три сорта. И я помню, что ты любишь зеленый чай без всяких добавок, поэтому и он у меня есть, - радостно сообщила Сечкина.

- Хорошо. Через полчасика буду.

Рыбакова отключила телефон. Положив его на комод, она открыла верхний ящик. Три стопки выглаженных рубашек, блузок и футболок голубых тонов покоились в его недрах.

- Ну, наряжаться особо не будем. Да, Люся? - Кошка, когда хозяйка бывала дома, частенько не отставала от нее ни на шаг. Она не хотела гулять сама по себе, даже если была сыта. - Визит у нас все-таки деловой.

На переодевание у бывшей учительницы ушло ровно десять минут. Слегка подкрасив глаза, она перекинула наискось через плечо длинный ремешок похожей на ягдташ сумочки и уложила в нее телефон и кошелек.

- Так, ничего не забыла?.. - Рыбакова проверила все отделения и кармашки. - Полный порядок.

Бросив уже совсем сухой купальник в корзину для грязного белья, Валентина Васильевна быстро причесалась и вышла в коридор. Обуваясь, она по традиции дала кошке наставления:

- В общем, со спичками не баловаться, в розетки хвост не совать, диваны и кресла не драть. У тебя, голубушка, специальная дощечка для этого есть. Уразумела?

Люся, сидя на полу, смотрела на хозяйку с интересом. Скорее всего, если бы она умела говорить, то ответила бы так:

- Валюша (с физиологической точки зрения с хозяйкой они были ровесницами), ты же знаешь, что я никогда не была большой хулиганкой. Пару раз случались недоразумения, но наш с тобой материальный ущерб от этих деяний исчислялся всего лишь тремя сотнями рублей. Так что, к чему эти пустые поучения? Собственно говоря, ты когда-нибудь встречала кошку более разумную, чем я?

- Ты права. Ни разу не встречала, - ответила Валентина Васильевна на читавшийся в кошачьих глазах вопрос.

Достав из кармана джинсов ключи, женщина отворила входную дверь.

- Надеюсь, за час уложусь, - известила она кошку.

Люся обиженно мяукнула и, повиливая задом словно топ-модель, отправилась в спальню, где она любила сидеть на окне и с большим любопытством наблюдать за жизнью в саду, который она почему-то не считала своим, отдав его на откуп соседским котам и кошкам. Умным животным, как и умным людям, часто свойственно нетипичное для остальных представителей их вида поведение.

Глава II

Привычно пронеся руку над резной верхней планкой - благо рост ей позволял, Рыбакова нащупала крючок, откинула его и толкнула бело-голубую, украшенную алыми накладными ромбиками калитку Сечкиных.

Хозяйка этого дома обожала всяческие декоративные элементы. И в интерьере, и в одежде, и в личной жизни. Красиво жить не запретишь, с негодованием говорила Сечкина корившим ее за недостаток вкуса подругам.

Между прочим, ромбики на калитке настолько бросались в глаза, что многие из прохожих, наверное, полагали, что здесь живут заядлые картежники и бубни их любимая масть. Однако в карты Людмила играла весьма редко и без особой страсти, а гадала на даму треф. Сообразно внешности, возрасту и социальному положению. Хотя по привлекательности крестовая дама (в стандартном исполнении) ей и в подметки не годилась.

Поворачиваясь, несмазанные петли взвизгнули почему-то не разом, а по очереди. Временной промежуток был крошечный, но для наблюдательного человека заметный. Валентина Васильевна слегка нахмурилась.

- Надо же…

Пронзительный звук мгновенно всполошил во дворе почти всю живность: дремавшего в тени старой груши одноглазого кота Флинта, жевавшую свежее сено козу Майку и небольшую стайку воробьев, которые утоляли жажду, усевшись кружком по краю белого эмалированного ведра.

Кот словно ошпаренный нырнул под садовую тележку, воробьи взвились на раскидистую старую грушу, а красавица-коза перестала жевать траву и, повернув голову, с недоумением уставилась на Рыбакову.

Как обычно последним среагировал на скрип калитки, похожий на волчонка, беспородный кобель Кеша. Он с грохотом вырвался из стоявшей возле сарая кособокой конуры и, выпучив глаза, осатанело залаял.

Валентина Васильевна знала, что охранник из него никудышный - гавкал он всегда поначалу с большим энтузиазмом, но стоило гостю, званому или незваному, хотя бы на шаг-два к нему приблизиться, как Кеша тотчас забивался в будку и переходил на рык, больше похожий на ворчание.

- Не узнал меня, Иннокентий? – спросила она с подчеркнутым удивлением.

Кобель захлопнул пасть, в одну секунду развернулся и, звякнув цепью, юркнул в будку. Через ее небольшой квадратный лаз теперь с трудом можно было распознать в темноте лишь собачьи клыки и белки глаз.

- Вот балда…

- Р-р-р, - донеслось из конуры.

Валентина Васильевна вскрыла пакет с ванильными сухариками, что держала в руке, и положила два из них в собачью миску.

- Лопай.

Кеша рычать перестал, но вылезти из конуры не рискнул.

- Неужели забыл меня совсем?

- Гав, - признался Кеша.

Рыбакова покачала головой и поднялась на крыльцо. Дверь в дом была открыта. Отстранив рукой аляповатую занавеску с огромными красными розами и голубыми колокольчиками, закрывавшую дверной проем, Валентина Васильевна, чуть наклонив голову, прошла в коридор.

- Людмила, ты где? - переобуваясь в тапочки, громко спросила Рыбакова. - Ау!

- Валь, это ты пришла?! - донеслось радостное из прохладной глубины дома.

- Я. Где ты там прячешься?

- В спальне. Пылесос прибираю. Чистоту перед твоим приходом наводила.

- Наверно, блескучую? - пошутила Рыбакова.

- А как же! Нам недолго - не во дворце обретаемся.

Людмила жила в доме на двух хозяев, что для Бирючинска являлось редкостью. В ее половине было две жилых комнаты, ванная и кухня, а вот так называемые удобства располагались в дальнем углу небольшого дворика.

Повесив сумочку на вешалку, Рыбакова прошла в самую большую комнату, где, как правило, они с Людмилой и пили чай - на кухне у Сечкиных места даже для двоих было маловато. Дом строился еще в первой половине семидесятых, а тогда размер кухонь у простых советских людей редко превышал шесть метров даже в частных постройках.

- Как поживаешь, подруга? - улыбнувшись, спросила Валентина Васильевна вышедшую из спальни Людмилу. - Что новенького?

Та махнула рукой.

- Сейчас! Будет тебе и новенькое, и свеженькое. Давай-ка, стройняшка, фигурку свою модельную выдвигай к стульчикам моим венским…

Людмила ухватилась за полукруглую спинку и отодвинула от обеденного стола один из четырех мягких стульев.

- Опа! Где наша попа?

Сечкина уже почти двадцать пять лет преподавала в младших классах средней школы, и в ее жестах и репликах нередко проскальзывало что-то детское. Поскольку мужа у нее не было, она проводила со своими учениками уйму времени, и частенько их манеры и любимые словечки становились ее манерами и любимыми словечками.

Усадив гостью за стол, хозяйка с торжественным выражением лица накрыла его белой с голубыми цветочками скатертью, которая была взята с одной из полок румынской мебельной стенки.

- Не самобранка, но чем подкрепиться у нас всегда и так найдется, - улыбнулась Людмила.

- Не сомневаюсь, - кивнула Рыбакова и обвела взглядом комнату.

Вся обстановка в доме была куплена еще в годы перестройки, но вид имела вполне приличный. В тот период Сечкина, привлекательная болтушка-хохотушка, нежно сожительствовала с внезапно овдовевшим местным начальником милиции. Именно он и помог ей достать дефицитную тогда импортную мебель. Начальника через некоторое время с повышением перевели в другую область, а Людмиле на память о нем остались красивая мебель и очень красивая дочь Катька. Сейчас та училась в одном из вузов системы МВД.

- Для почетных, но, к сожалению, редких гостей, - продолжила Людмила с юмором, расправляя на скатерти складки.

- Только редкие гости и бывают почетными.

- Да ладно тебе!.. О, между прочим, тазик простых и сложноподчиненных предложений про непочетных гостей.

Расставляя посуду, Сечкина стала с энтузиазмом рассказывать, как вчера она ходила в районную больницу к невропатологу:

- Елки-моталки, я эту тварь медицинскую раньше знать не знала, и ведать не ведала. Машка Голкина, терапевт наш, посоветовала к ней зайти. Была у меня и посоветовала. Недавно, говорит, к нам такой врач устроилась, такой врач устроилась. Чтоб у этого врача на морозе колготки между ног лопнули!

Сечкина хихикнула, видно представив, как это все произойдет.

- Ох, Людмила, язык твой - враг твой, - покачав головой, сказала Рыбакова и протянула подруге пакет с сухариками.

Увидев, что он вскрыт, Сечкина улыбнулась.

- Ой, Кешку, небось, опять кормила... Балуешь ты его, охламона.

Людмила до конца надорвала пакет и, осторожно потряхивая его двумя руками, высыпала сухарики в хрустальную салатницу.

- Пахнут хорошо… А все-таки пирожные свои любимые брать не стала, - заметила она ехидно. – Все переживаешь за мою талию…

- За свою тоже.

- Ладно тебе! С твоей-то все в порядке. А у меня и сиськи скоро по пупок будут, и задница уже обвисла. Через годик-другой можно будет на сало забивать.

- Не преувеличивай. Так что там дальше произошло? - спросила Рыбакова, повысив голос. Ей уже давно набили оскомину женские разговоры про лишний вес и правильное питание.

- Ну, - дернула плечами Сечкина, - короче, пошла я вчера к этой Маргарите Михайловне. Стала рассказывать про головные боли, бессонницу… Про симптомы свои, в общем. Она все записывает, записывает. Потом голову подняла и так с подозрением на меня смотрит. Минуту смотрит, две смотрит. Думаю: ага, заинтересовалась врачиха. Заболевание, наверное, у меня очень редкое обнаружила. Я дальше начинаю рассказывать. И вдруг она со всего маху как хлопнет себя по лбу ладонью - шлеп! - и спрашивает: «А вы вот так никогда на лицо не падали?» Спросила и уставилась на меня своим поросячьими глазками. Я на нее своими коровьими уставилась. Пытаюсь понять: шутка, что ли, такая медицинская? Для доверительности атмосферы. Говорят, так нынче принято в лучших клиниках мира. Смотрю, а лицо у нее совсем серьезное и даже чертики в глазах не подпрыгивают. Я в недоумении. Она, вероятно, по моему растопыренному виду поняла, что я в недоумении пребываю и говорит: «Вы давно на себя в зеркало смотрели?» Я начала волосы поправлять. Ты же знаешь, у меня этот чертов узел иногда на бок сбивается. А она: «С вашей прической и макияжем все в порядке. У вас нос кривой. Вы никогда не замечали?» Я встаю, иду в полной прострации к зеркалу, несколько минут себя изучаю - и хоть убей! - нормальный у меня нос. И всегда был нормальный, с самого детства. - Сечкина оперлась двумя руками на стол и, вытягивая шею, подалась вперед. - Скажи, нормальный у меня нос? Нормальный?

- Очень хороший у тебя нос, ровненький. Другим на зависть.

- Я тоже так думаю. В общем, постояла я перед зеркалом, постояла. Чувствую, слезы у меня наворачиваются. Я бегом из кабинета. Чтобы не опозориться. У меня следом за слезами, ты знаешь, сразу сопли ручьем начинают течь. Проревелась я в туалете, и пошла к главврачу. Устроила ему в кабинете, как ребятишки мои говорят, крутое мочилово. Он, правда, сначала эту кикимору защищать начал, а потом понял, что у меня аргументы весомее и говорит: «Людмила Ивановна, что вы хотите? Человек десять лет в колонии строгого режима проработал. Откуда у него может быть деликатность в обращении?» Представляешь?! В колонии! Спасибочки, многоуважаемый. Хорошо, что не в американском гестапо. Как оно там у них называется? Абу-Грейд, кажется.

- И чем же все закончилось?

- Направление в областной диагностический центр мне выписал.

- Поедешь?

- Съезжу, наверное. Все равно я в отпуске. Чуть не забыла!

Хозяйка принесла из кухни разогретый электрический чайник и сноровисто разлила кипяток по чашкам, куда перед этим были опущены яйцеобразные позолоченные ситечки с заваркой.

Людмила причисляла себя к российскому среднему классу, а его представители, как она считала, обязательно должны иметь в доме несколько необычных и дорогих вещиц. Она даже некоторое время назад начала собирать книги по ювелирному искусству. Как она объяснила Рыбаковой, чтобы кое-кто не чувствовал над ней своего эстетического превосходства. Этим кое-кто была ее соседка Виолетта, торговавшей на местном рынке бижутерией.

- Валюша, конфеты будешь? - как бы невзначай спросила Сечкина. - У меня есть славные карамельки. Очень вкусненькие! Рекомендую.

- Ты же знаешь мои привычки.

- Привычки у любого могут поменяться. Дай только время. А мы с тобой уже, кажется, почти месяц не виделись.

- Если тебе хочется карамельками похрустеть, то не надо меня стесняться.

- Да? Ну ладно.

Сечкина поставила на середину стола небольшую хрустальную вазочку с конфетами.

- Так, приступим к главному, - сказала она, усаживаясь на стул. - Ну, рассказывай!

- О чем?

- Ты же не просто так ко мне пришла. Я тебя, лисичку, насквозь вижу.

Рыбакова потянулась за сухариком.

- Бабу Нюру убили.

Красивые миндалевидные глаза Людмилы стали круглыми. Потом у нее слегка приоткрылся рот. Наконец, медленно моргнув словно кукла, она откинулась назад и воскликнула:

- Да ты что?!

- Олеся Соловьева, продавщица из хозяйственного, сказала.

- Да ты что?! Когда?

- Когда убили?

- Ну да.

- Скорее всего, вчера вечером или прошлой ночью.

- Царство ей небесное! - Сечкина поставила на стол чашку и перекрестилась. - Хотя, не знаю, какие у нее там перспективы. Она ведь, бедняжка, гадала. Да еще и за деньги.

- Но человек-то она была незлой, - заметила Рыбакова. - Плохого никому не делала. И не желала, наверное.

- Да, бабулька хорошая была. С душой предсказывала, а не тяп-ляп как остальные. Жалко, жалко…

Сечкина вдруг замолкла. Ее лицо приняло настороженное выражение.

- Вот оно что-о-о, - протянула она через секунду. - А я все голову ломала…

- Ты о чем?

- Представляешь, мне вчера вечером черная кошка дорогу перебежала и, едва перебежав, тут же при мне под кустиком пописала.

- Ты это к чему?

С важным видом Сечкина поставила на стол чашку с чаем и, сжав ладонь, медленно подняла вверх указательный палец.

- Это был знак, что бабу Нюру убьют.

- Перестань глупости городить. Как маленькая, ей богу!

Сечкина потрясла в воздухе поднятым пальцем.

- Не знаю, не знаю… Но мне кажется, что-то мистическое за этим все-таки кроется. Я думаю, что это даже не просто знак, а двойной знак был.

- Перестань, говорю. Что может быть мистического в писающей кошке, пусть и черной? - Валентина Васильевна с укоризной посмотрела на Сечкину. – Чушь полная. Я же просила тебя поменьше передач смотреть про эту дурацкую эзотерику. Как в тебе это с верой в Бога сочетается? - пожала плечами Рыбакова. - Ладно. А теперь скажи, радость моя, ты же к бабе Нюре частенько наведывалась?

- Я? Ну да. А что? - Сечкина еще больше посерьезнела. - Думаешь, я тоже в опасности?

- Это почему?

- Не знаю. За что ее убили-то?

- А! Я уж подумала, что ты о разборках на Страшном суде и о твоей склонности к гаданиям. В общем, я предполагаю, что это было ограбление.

- Ограбление?.. Ну, конечно! Что же еще?! У бабы Нюры много чего из вещичек взять можно было. Не то, что у нас с тобой. Хотя, мы и средний класс. По российским меркам, конечно.

- Не знаешь, она деньги дома хранила или в банке?

- Какой банке? Тьфу! Я почему-то про посуду подумала. Книжку сберегательную я у нее как-то видела. Да, скорее всего, она всю свою наличку в банк относила. Ту, что оставалась после расходов на хозяйство. Пенсию она, по-моему, с книжки и не снимала даже. Ей и так на жизнь хватало.

- Как часто она в банк ходила? Раз в месяц? Кстати, ей еще и налоги надо было платить. Она, ведь, работала официально.

- Пытаешься прикинуть, сколько у нее вчера денег могло быть дома? - догадалась Сечкина. - Дай подумаю. Мне ее однажды ждать довелось, а она потом сказала, что в банке очередь была большая. Случай тот был, по-моему, в начале месяца. Числа третьего. Точно, в прошлом году такое было! В июне.

- Скажи, летом число клиентов у нее, ведь, резко возрастало, не так ли?

- Да, летом к ней народ валом валил. В основном приезжие.

- Интересно, насколько честно она заполняла налоговую декларацию? - Рыбакова немного помолчала. - Ладно, получается, что она последний раз относила деньги в банк недели две назад. А сколько же она могла в день зарабатывать?

- Ну, пару тысяч за день летом она наверняка зарабатывала. Как минимум.

Сечкина сказала это очень уверенно. Вероятно, она уже прикидывала, каковы у бабы Нюры могли быть заработки.

Рыбакова, однако, сомневалась, что гадалка в Бирючинске может зарабатывать по шестьдесят тысяч в месяц, пусть и в отпускной сезон, но затевать спор с Людмилой она не хотела, и лишь несколько сбавила сумму предполагаемых доходов бабы Нюры за две недели.

- Значит, дома у нее могло храниться до двадцати пяти тысяч рублей. Для алкоголиков и наркоманов сумма заманчивая.

- Алкоголиков?.. А у нее в доме все вещи целы или нет?

- Какие именно вещи ты имеешь в виду?

- Ну, например, телевизор плазменный. Микроволновка у нее тоже хорошая была, стиралка, утюг… У нее много чего хорошего из бытовой техники было.

- Сомневаюсь.

- Сомневаешься, что у нее в доме много хороших вещей было?

- Нет, я думаю, если у нее какие-то вещи и пропали, то что-то небольшое, и что можно быстро продать. Драгоценности, например.

- Это да, но техника домашняя у нее тоже очень приличная была, - продолжила гнуть свою линию Сечкина. - Даже дорогая. Ей по заказу из Ростова все привозили. Не понимаю, почему грабителям ее не взять-то?

- Во-первых, как ты представляешь себе процесс погрузки, если грабители использовали машину? Или незаметной транспортировки всего этого добра, если машины у них не было? Помнишь, как дом бабы Нюры стоит?

- Помню. И что?

- Вход главный у нее с улицы Школьной. Машину там можно ночью оставить?

- Можно. Свет по всей улице. Улица, ведь, почти в центре.

- А если ты не хочешь, чтобы ее заметили?

- А, ты в этом смысле...

- Конечно. Мы же с тобой, кажется, грабить старушку собирались. Правильно?

- Ну, грабить…

- И получается, что в дом к ней незаметно можно попасть только через сад, и он одной своей стороной, по-моему, выходит на какой-то малюсенький переулок. Я даже не знаю, есть ли у него название.

- Есть. Староказацкий он называется.

- Это интересно, но не столь важно. Главное, он тихий и довольно темный. Так?

- Да, но он очень узкий. Ночью, чтобы там проехать, грабителям пришлось бы свет включать. И выехать оттуда можно только задним ходом. Если въехать передом. Переулок этот в забор детского сада упирается. Там никак не развернуться. Места нет.

- Отлично. Получается, что вряд ли грабители использовали машину. Риск очень уж велик. А еще не забывай, какой высоты у нее забор. Так что громоздкие вещи, скорее всего, остались на месте.

- Да, ты права, пожалуй. А что, их несколько было?

- Кого?

- Грабителей. Ты сказала, вряд ли грабители использовали машину.

- Ты первая стала говорить о грабителях во множественном числе. Я продолжила чисто автоматически.

- Да? Правильно! Я первая сказала.

- Ты никогда не видела у бабы Нюры золотых вещей? Кроме кольца обручального, что она постоянно носила.

- Нет. А колечко это так себе… Узенькое и исцарапанное. Она же его на правой руке носила, хотя и вдовой была.

- А когда у нее муж умер?

- Ой, сейчас… Лет восемнадцать назад. Только-только на пенсию вышел и сразу умер. А зачем тебе?

- К делу это не относится. Просто интересно. Она при мне о нем никогда не вспоминала. И фотографий его я в доме не видела. Не знаешь, он имел награды? На них тоже могли позариться.

- Не знаю. Я, в общем, с Петром Ивановичем толком и не была знакома. Здравствуйте, до свидания, как здоровье - вот и все мое с ним общение. Он на кирпичном заводе работал. Каким-то небольшим начальником.

- В советское время нужный был человек. А твоя мама его знала?

- Кирпич на дом родители на нашем заводе доставали. Но насколько близко они Петра Ивановича знали, я не в курсе.

- Спросишь у мамы? Может, он все-таки был чем-либо награжден?

- Как я спрошу? Она к родне в Гороховку уехала. Где-то на неделю.

- По телефону спроси.

- Ой, забыла совсем! Не в тундре все-таки живем.

- После девяти вечера она людей принимала?

- Баба Нюра? Вряд ли. По-моему, после девяти в дом она вообще никого не пускала. Чужих, я имею в виду. Хотя, не знаю, кого она могла к чужим относить? Может, тех, кто ни разу у нее раньше не был?

- Она записывала всех, кого принимала?

- Не знаю. Никогда не видела, чтобы она что-то писала. Но о сеансе мы всегда договаривались заранее. Или лично, или по телефону я ей звонила.

- На мобильный?

- Нет, на домашний. Мобильником она не пользовалась. Говорила, от него дурой стать можно.

- Домашний аппарат у нее с памятью был?

- Нет. У нее совсем простенький стоял, еще советский.

- А могла она кого-то принять срочно, без договоренности?

- Наверное. Я не знаю. Если приплатить, она, может, и приняла бы человека. В общем, не знаю.

- У нее была, если можно так сказать, вип-клиентура?

- Говорят, была. Но она сама никогда имена видных людей не упоминала.

- Тоже реклама. Только от противного. Начальствующие люди знали, что баба Нюра лишнего никогда не сболтнет. Соображения на этот счет у тебя есть?

- Ну, я знаю, например, что Наталья Ивановна Рыжова к ней похаживала. Ты в курсе?

- Заведующая районным Домом культуры? Да. Еще кто?

- Сарычева, из администрации.

- Альбина Николаевна?

- Угу. Поговаривают, что сама Баклушина к ней иногда заходила.

- Младшая или старшая?

- Жена. Про дочку не слышала.

- А глава района знал об этом?

- Валюша, сама у него спроси, - засмеялась Сечкина. - У тебя с ним более тесное знакомство. Не исключаю, что Римма Андреевна по его просьбе и ходила. Карьерные перспективы и все такое…

- Если по его просьбе, то правоохранительные органы развернут бурную деятельность в связи с этим преступлением, очень бурную. Чтобы угодить сеньору.

- А я об этом и не подумала! Наверняка развернут, если наш Марленович с ней контакты имел. Пусть и через посредников.

Рыбакова на секунду задумалась, потом продолжила:

- Или все же они поступят наоборот?

- Как наоборот?

- Все контакты бирючинских высокопоставленных особ с бабой Нюрой постараются затушевать. Склонность к суевериям может плохо сказаться на их карьере.

- Точно! Наш прокурор многого старается не замечать, если это касается районного начальства.

- Да, не борец. Еще и начальник полиции у нас тоже острые углы виртуозно обходить умеет. А что ты про соседей бабы Нюры скажешь? Могли они в ту ночь что-нибудь слышать? Или даже видеть?

- Так ты их  всех и сама знаешь.

- Фамилии только и как они выглядят. Близко я знакома лишь с Марченко.

- Вот уж не думала! У тебя же куча знакомых по всему городу.

- Да, по всему, но не на каждой улице.

- Ну, Калачевы, которые слева от бабы Нюры живут, можно сказать, обычные работяги. Ложатся рано, встают тоже рано. Сынишка их на каникулы еще не приехал, и поэтому у них сейчас нет повода допоздна колготиться.

Людмила потянулась за карамелькой, и вдруг, словно обжегшись, отдернула руку от вазочки с конфетами.

- Погоди, погоди, - замахала она поднятой ладошкой. - Старший Калачев иногда после работы телевизоры дома чинит. Кума моя как-то обращалась к нему за помощью. Берет он за свои труды дороговато, но делает на совесть. Наверное, у него и срочные заказы бывают. Мог он припоздниться! - сделала вывод Сечкина. – Так, что еще? А! Соседи справа, Грунины, дом свой сдают студенткам из колледжа. Сами там не живут. В новый переехали. Правда, второй этаж еще не доделали, но все удобства там уже есть. Не знаю, уехали их квартирантки уже домой или тут все еще крутятся?

- То есть, теоретически девчонки тоже могли допоздна не спать. Если они не уехали, конечно. Сколько их там, у Груниных, живет?

- Трое, кажется. Одну Лера зовут. Она к бабе Нюре при мне пару раз забегала. Других квартиранток я даже не видела. Нет, погоди! Как-то я встретила эту Леру с двумя подружками в супермаркете. Может, они и есть эти квартирантки?

- А зачем она к бабе Нюре заходила?

- Лера?

- Ну да.

- Когда заходила в первый раз, не знаю, чего она хотела, а во второй - деньжат занять. На аборт. Собиралась в Воронеж, в какую-то частную клинику поехать. Ей немного не хватало, она к бабе Нюре и обратилась. - Сечкина с испугом уставилась на Валентину Васильевну. - Елки-моталки… Лера, значит, была в курсе про большие деньги.

- Спокойно. Пока это ничего не значит. Прошу, ты только не распространяйся нигде о своих предположениях. Договорились?

- Я еще пока жить хочу.

- Ой, перестань фантазировать. Просто язык придержи и все. Не надо каждому встречному-поперечному свою осведомленность демонстрировать.

Сечкина заерзала на стуле и опасливо посмотрела по сторонам.

- Нет, Валюш, ты Посохину про Леру скажи обязательно. Вы же с ним все-таки друзья или кто вы там... - Сечкина в испуге прикрыла рот. Потом словно сдающийся в плен и молящий о пощаде солдат быстро-быстро затрясла поднятыми на уровень плеч ладошками. - Прости, ради Бога! Прости! Я ничего такого не имела в виду.

Рыбакова укоризненно покачала головой.

- Ну, народ болтает, - опустила глаза Сечкина.

- А ты повторяешь. Не стыдно?

- Прости, прости! Мне, правда, страшно. Поговори с майором. Меня же как опасного свидетеля Леркины друзья могут и того… кокнуть. О, Господи! А если больно будет? Может, мне куда-нибудь уехать? В Гороховку или в Меловатку?

- Я сегодня же Посохину позвоню. Не волнуйся.

- Да-а, не волнуйся! Бабе Нюре было за восемьдесят, а мне только сорок с хвостиком. Я Катьку, главное, на ноги не поставила еще. Неужели не понимаешь? Внуков хочу увидеть и, вообще, я и сама еще родить могу.

- Никто о тебе и не вспомнит, если сама не будешь болтать без меры. А про твои опасения Посохину я обязательно расскажу. Кстати, ты не договорила, так дала баба Нюра деньги Лере?

- Нет. Мотивировала отказ тем, что аборт – это грех большой. Я полчаса лекцию слушала на эту тему после того как Лерка ушла. - Сечкина резко сбавила тон. - Тут еще и личное, между прочим, замешано. У бабы Нюры, ведь, детей не было вовсе не потому, что она не хотела. Понимаешь, да?

- Лера при тебе об аборте говорила?

- Нет, ты что! Это баба Нюра мне после Леркиного ухода сказала. Очень уж ее зацепило, видно. До этого она никогда со мной никаких своих жизненных событий не обсуждала. А тут прямо завелась как электровеник.

Глава III

Вечером, как она и обещала Сечкиной, Валентина Васильевна позвонила майору Посохину на его домашний номер. Причина, по ее мнению, была общественно значимой, а в таких случаях деликатность становилась неуместной.

- Алло! Квартира Посохиных, - услышала Рыбакова в трубке нежное сопрано. - Я вас слушаю.

Это был голос дочери Павла Виктории, девочки красивой, но незаносчивой и умненькой. Посохин в ней души не чаял, поэтому считал возможным и подзатыльник дочери отвесить, если та вдруг ненароком выходила за определенные им рамки поведения. Во всяком случае, так он утверждал.

- Здравствуй, Вика. Это Рыбакова. Папу пригласи, пожалуйста, к телефону. Он дома?

- Здравствуйте! Дома. Зову. - Голосок в трубке стих. Валентина Васильевна знала, что сейчас Вика держит телефон в опущенной руке. Она всегда так делала, когда звонивший хотел поговорить с кем-то из ее родителей. - Па-а-а-п! - донеслось как бы издалека. - Тебя! Валентина Васильевна.

- Алло! Посохин слушает, - раздалось в трубке секунд через десять.

- Здравствуйте, Павел! Это Рыбакова вас беспокоит.

- Здравствуйте. Что-нибудь случилось?

Много лет назад, после того как в Чечне во время служебной командировки погиб ее муж, назначенный на его место Посохин взял с Рыбаковой слово, что в трудных жизненных ситуациях она всегда будет обращаться за помощью прямо к нему, не дожидаясь, когда за выполнение своих обязанностей примутся различные на то уполномоченные. И несколько раз Посохин, действительно, ей очень помог. На решение проблемы с земельным участком, например, у нее из-за бюрократических проволочек ушел бы не один год. Майор справился за три месяца.

А не так давно она и сама пришла к нему на выручку, сделав весомый вклад в раскрытие одного неординарного преступления. В том, что Посохин искренне благодарен ей за содействие в расследовании, Валентина Васильевна нисколько не сомневалась. Будь иначе, разве он после разоблачения убийцы сделал бы ей предложение и впредь сотрудничать с уголовным розыском в деле охраны правопорядка? Поэтому Валентина Васильевна без всяких экивоков сразу же перешла к сути проблемы:

- У меня все нормально. Я по одному служебному дельцу вас потревожила.

- Слушаю. Говорите.

- Павел Петрович, смерть Анны Архиповны Цаплиной признана насильственной?

В трубке на короткое время воцарилось молчание. Посохин, наверное, был немного озадачен таким вопросом. Потом хмыкнув, с одобрением произнес:

- Как вы быстро освоили юридические термины. Или я уже это вам говорил?.. А почему вас заинтересовала смерть Цаплиной? Вы были с ней знакомы?

- Была. У меня есть кое-какие факты по данному делу. Они могут вам дать серьезный повод для размышлений. Найдете время меня выслушать?

- Что ж, заходите ко мне завтра в десять ноль-ноль. Мой рабочий кабинет там же, где и был раньше: первый этаж, прямо и налево. Поговорим с вами, так сказать, тет-а-тет по поводу убиенной гражданки Цаплиной. Дежурного я предупрежу, чтобы пропустил вас без задержки. Паспорт только не забудьте, а то у нас сейчас в дежурке сотрудники все новые.

- А прежние куда делись? Переаттестацию не прошли?

- Кое-кто не прошел. А капитан Сироткин уже месяц как на пенсию вышел, теплицу строит. Пятьдесят квадратных метров. Обещает все УВД зимой овощами снабжать. В общем, я вас жду.

- Спасибо! К десяти буду как штык. До свидания!

- Всего доброго.

Утром следующего дня Валентина Васильевна сидела в кабинете начальника уголовного розыска и подробно передавала ему свой вчерашний разговор с гражданкой Сечкиной.

Посохин слушал Рыбакову очень внимательно, иногда что-то записывал, и пока она не закончила рассказ ни разу ее не перебил.

- Да, полезная информация, - по привычке потирая висок указательным пальцем, сказал он после того как Валентина Васильевна замолчала. Пробежав глазами только что сделанные записи, он спросил:

- Вы не в курсе, кто еще ходил погадать к этой вашей бабе Нюре? Насколько мне известно, у нее была обширнейшая клиентура. - Посохин на секунду опустил глаза и постучал указательным пальцем по лежащему перед ним листу бумаги. - Вы тут уже упомянули несколько человек, и все они женского пола. А не знаете, мужчины к ней совсем не наведывались? - Вероятно, подумав, что последний вопрос требует уточнения, он слегка улыбнулся и добавил: - Я имею в виду, с целью узнать свое будущее.

- Что, удар по голове был очень силен? Мужская рука?

- Утверждать наверняка невозможно. Как сказал наш эксперт, удар могла нанести и женщина. Много ли старушке надо? Но женщины не так часто как мужчины бьют кого-то по голове. Особенности, так сказать, дамской психики. Хотя число насильственных преступлений совершаемых женщинами помаленьку растет.

- Результат движения к абсолютному равноправию полов. Феминизм, выйдя за определенные нам природой рамки, начисто теряет свои прогрессивные качества. Ничего нет лучше золотой середины.

- Думаете и в этом вопросе тоже?

- Уверена. Чем деликатнее вопрос, тем вернее держаться золотой середины.

Вздохнув, Посохин немного помолчал.

- Пожалуй, соглашусь с вами. … Дед Дубко ярых феминисток вагинистками величает.

- Как?

- Вагинистками. Беседовал тут с ним недавно на эту тему. Гражданка Пескарева, учительница новой европейской формации, такую «телегу» в прошлом месяце на него накатала - волосы дыбом. Чего там только нет: дед и алкоголик, и хулиган, и женофоб… Он с ней в учительской сцепился, когда вздумал навестить родную школу. Как-никак больше сорока лет в ней преподавал - имеет право. Не сошлись они с этой продвинутой девушкой в вопросах полового воспитания нашего подрастающего поколения. Причем при свидетелях. Пришел ко мне искать защиты. Сказал, что погорячился, назвав гражданку Пескареву воинствующей лесбиянкой.

- Помогли?

- А куда деваться? Уладил, конечно. Однако золотую середину бывает так трудно определить.

- Иногда бывает. Но гораздо чаще она видна даже невооруженным глазом. Ее не видят лишь те, кто изо всех сил не желает ее видеть.

- И таких немало. … А теперь, Валентина Васильевна, перейдемте от вечного к частному, так сказать. Хотя разве это частное? - Посохин вопросительно взглянул на Рыбакову. - Скорее государственное.

- И я того же мнения.

- Валентина Васильевна, с вашей подругой мы обязательно поговорим и постараемся ее успокоить. Бояться ей нечего. Леру эту мы возьмем на заметку и непременно, как следует, проверим. Но чуть позже. Думаю, в этом деле не следует все сводить к одной фигуре. Расширим ракурс, как любит выражаться наш многомудрый начальник.

- Расширим ракурс?

- Да. Итак, кто еще бывал у гражданки Цаплиной, кроме тех, кого вы уже упомянули?

- Про мужчин ничего не могу сказать, а женщин к ней, действительно, много наведывалось. Сходу я смогу назвать, наверное, человек восемь… Секунду… Так, пометьте: Вера Уварова, Татьяна Горшкова…

- Не спешите. Называете полное имя и даете небольшую характеристику человеку. Вам же это не трудно будет?

- Нет. Вера Владимировна Уварова. Примерно пятьдесят лет. Вдова. Работает в аптеке. Общительная, воспитанная дама. Занимается йогой.

У Рыбаковой двадцать с лишним минут ушло на то, чтобы перечислить и охарактеризовать всех кто, как ей было известно, регулярно посещал бабу Нюру. В списке появилось еще двенадцать фамилий.

- Неплохо, - сказал Посохин. Было видно, что он доволен результатом. - От них и начнем танцевать.

- Вы думаете, бабу Нюру кто-то из ее постоянных клиенток убил?

- Эти склонные к мистике дамы? Своими нежными ручками?.. - Посохин смотрел на Рыбакову с легкой иронией. - Это столь же нелепо, как и те слухи о происках нечистой силы, что циркулируют по городу после убийства, так сказать, популярной гадалки. Не тот контингент.

- Считаете, что такое невозможно? - спросила она и улыбнулась. Вопрос получился неоднозначным, учитывая упоминание майором слухов об участии в этом деле потусторонних сил.

- Ну, такое возможно, однако маловероятно. Я про экзальтированных дамочек, а не про чертей. Все фантастические версии будем отрабатывать в последнюю очередь. Хотя к некоторым из этих эзотеричек мы уже сейчас присматриваемся.

«Раз майор не удержался от сарказма, - подумала Валентина Васильевна, - очевидно, он уже пообщался с некоторыми из клиенток бабы Нюры лично».

- Что уже есть основная версия? - спросила она, глянув на часы. - Может, вы и с подозреваемым определились?

- Версии у нас есть. Начальством они одобрены. А вот явных подозреваемых пока нет. Валентина Васильевна, вы там пошурудите маленько среди своих знакомых, чтобы мы могли расширить данный список. - Посохин снова постучал пальцем по лежащему перед ним листку бумаги. - Поможете? А то ведь гражданка Цаплина не оставила никаких внятных записей после себя.

- Совсем никаких?

- Мы нашли у нее в комоде несколько общих тетрадей с инициалами ее клиентов и уплаченной за гадание суммой, но, сами понимаете, все это хозяйство надо расшифровывать.

- Получается, грабители эти тетрадки с собой не забрали?

- Валентина Васильевна, я не говорил, что Цаплину ограбили.

- Можно и так догадаться. Полгорода уже об этом перешептывается. И если тетрадки не забрали, значит, это кто-то из посторонних совершил. А тетради они оставили, чтобы навести на ложный след.

- Какая у вас буйная фантазия. В жизни абсолютное большинство преступлений направленных против личности крайне примитивны. Если следы и заметаются, то весьма неуклюже. Заказуха не в счет.

- Ладно. Допустим, Цаплину не грабили и ее записи специально никто не оставлял. Тогда почему ее убили? Причина, ведь, какая-то должна быть?

- Валентина Васильевна, не торопитесь вы так. Может, ее и ограбили. Мы пока не знаем. Понятно, что какие-то деньги у нее дома были. Но сколько?

- Мои расчеты, что у бабы Нюры хранилось дома не менее двадцати пяти тысяч, не верны?

- Ваши предположения, Валентина Васильевна, - поправил Рыбакову майор. - Всего лишь ваши предположения. Под этой суммой пока нет никакой фактической базы. Необходимо узнать, когда она сделала в банке последний вклад, его размер... Запрос уже сделан. Ждем официальную бумагу.

- А сберегательная книжка? Она не у вас?

- Ее мы не нашли. Пенсионное удостоверение тоже не нашли. Но все остальные документы на месте.

- Банковские карты?

- Банковских карт у нее никогда не было. Уже установлено.

- И паспорт на месте?

Посохин кивнул.

- Интересно…

- Еще как. По записям мы, в общем, установили, сколько клиентов ее посетили в этом месяце, сколько всего они заплатили ей за услуги… Между прочим, неплохо было бы еще установить, какое количество из этих денег она потратила.

- Установить сколько потратила?

Майор немного помолчал.

- Примерно, конечно. Если она заработала, скажем, двадцать пять тысяч и потратила пять, это одно дело. А если она заработала двадцать пять и потратила пятнадцать, тогда… Похищенная сумма может дать нам подсказку по поводу той социальной среды, в которой вращается преступник.

- Если сумма была невелика, и он ее все равно взял…

- Вот-вот. Значит, в первую очередь нужно будет работать по местной пьяни. То есть, вряд ли это преступление совершил кто-то из залетных.

- Может быть, вы и правы.

- Скорее прав. Хотя и среди профессиональных преступников, бывает, встречаются крохоборы.

- Я понимаю. … Павел, и сколько же Анна Архиповна заработала в этом месяце? Можете сказать?

- Ну, как нашему внештатному сотруднику… Согласно записям, тридцать четыре тысячи.

- Неплохо. А ведь до конца месяца еще почти две недели.

- Все верно. Что, двигаемся дальше?

- Двигаемся.

- Как правило, пожилые граждане из раза в раз покупают в магазине приблизительно один и тот же набор продуктов. Согласны?

- Разумеется.

- Вы сказали, летом она сама в магазин за едой ходила. И наверняка это был самый ближайший к ее дому магазин.

- Логично.

- Бабу Нюру многие в городе знали, и в магазине легко вспомнят, что она обычно у них брала. За покупками, кстати, она, скорее всего, ходила в определенные дни недели.

- По-моему, да. Я, кстати, ее стандартный продуктовый набор прямо сейчас могу назвать.

- Хорошо. А в аптеку ближайшую я Кукушкина пошлю.

- Зачем? Вы же обыск провели? Что нашли, то она и купила в последнее время из лекарств. За ними ведь не так часто ходят, как за продуктами. Между прочим, Анне Архиповне никаких супердорогих лекарств не требовалось. Здоровье у нее было очень хорошее. Для ее возраста, конечно. Ноги ее только беспокоили.

- Проверить все равно надо. И в ближайшей аптеке, и в поликлинике. Она там тоже наверняка иногда бывала. А у них там своя лавочка есть. После этого мы сможем назвать приблизительную сумму похищенных денежных средств. Хотя…

Майор потер пальцем висок. Валентина Васильевна поняла это как знак, что Посохин не очень верит записям гадалки.

- В доме вообще никаких денег не было найдено?

- Почему, нашли немного. В хозяйственной сумке на кухне кошелек лежал с шестьюстами тридцатью с чем-то рублями. Еще тысяча была спрятана под салфеткой на тумбочке в спальне. Под настольной лампой.

- Грабитель их не взял, получается?

- Я думаю, он их там и не искал. Перевернул матрас на кровати, коврик на полу, из гардероба одежду вытащил…

- Это в спальне, а в кухне?

- На кухне все ящики были выдвинуты и все дверцы распахнуты. Но посуда вся стояла на месте. Банки с крупой и мукой тоже.

- Значит, он нашел то, что искал? Там, на кухне. … Или, преступник был не один и подельник раньше него в спальне или в гостиной нашел то, зачем они пришли. А как с отпечатками дело обстоит?

- Собрали, обрабатываем. Все, что могу сказать.

- Да, я понимаю. В обнаруженных вами тетрадях даты посещений не указаны?

- Нет. Стоят инициалы, потом тире и сумма. Но у нас есть предположение, что под инициалами последнего в тот или иной день посетителя она ставила черту.

- Такой чертой ее записи и заканчиваются?

- Да.

- И какие же инициалы стоят последними? Можете мне сказать?

- В.В.К.

- Валентина, Валерия, Вера, Вероника? Что у нас еще на «в» из имен?..

- Виктория.

- Да. Что-то еще забыли…

- Есть еще Варвара и Василиса. Но вполне может статься, что последним приходил погадать и Василий.

- Не знаю… Сомнительное предположение. Вы сами же говорили.

- Но исключать нельзя.

- У меня еще учились Виолетта и Владислава. Это было лет двадцать тому назад.

- Я Кукушкину уже дал задание выявить всех бирючинцев с инициалами В.В.К. И мужчин, и женщин. Но надо при этом учитывать, что сначала могла идти фамилия.

- Порядок инициалов можно установить, опросив Людмилу Сечкину. Она расскажет, когда была у Цаплиной в последний раз, и мы поймем, каким образом велись записи. Она к гадалке каждый месяц наведывалась. Думаю, даже без указания числа, можно будет найти, отметку о ее посещении.

- Пожалуй.

- Выше в списке данные инициалы встречаются? В.В.К., я имею в виду.

- Встречаются. В неоконченной тетради, например, четыре раза. Остальные я только мельком просмотрел. Карельский сам с ними разбирается. Но это, сами понимаете, могут быть и разные люди.

- А еще какие-нибудь инициалы встречаются столь же часто?

- Немало и таких, которые встречаются даже гораздо чаще. Например, С.Н.П. записаны девять раз. Е.А.К. - десять.

- Все эти люди - В.В.К., С.Н.П., Е.А.К., скорее, местные.

- Естественно. Слишком часто они Цаплину навещали.

- Следственный комитет этим делом занимается?

- Конечно. Мы на подхвате, так сказать.

- Суммы, уплаченные за гадание одинаковые?

- Нет. Вероятно, различные виды гаданий оплачивались по-разному. Есть же различные виды гаданий?

- Да. Она учитывала, наверное, и сложность расклада, и его продолжительность.

- Кстати, как я понял, старушка еще учитывала и уровень инфляции в стране, и курс доллара. С годами цифры менялись.

- Она была достаточно образованна. Техникум в молодости закончила. А вещи, может, какие-нибудь все-таки у нее пропали? Или вообще все на месте?

- Устанавливаем. Не так это просто. Старушка была одинокая, не очень общительная. Нет, знакомых у нее было много, разумеется. Но это она про них все знала, а не они про нее. Близких подруг она не имела. Как и близких родственников.

- Я так и предполагала.

- Из крупных вещей, кажется, ничего не пропало. Но мы опросили пока только одного соседа. Он заходил в дом погибшей недели полторы назад - замок менял на входной двери. Утверждает, что за работу взял всего двести рублей. Женщин на осмотр мы пока пригласить не рискнули. Пожалели их чувства.

- Соседа, надеюсь, не подозреваете?

- Того, который осмотр делал? Намекаете на мой прокол с Квасовым? Перед тем как пригласить Калачева, мы проверили, где и с кем он находился на момент преступления. Алиби у него есть. Хотя, на мой взгляд, довольно хлипкое. Жены - свидетели ненадежные.

- Он утверждает, что на момент преступления находился дома вместе с женой?

- Утверждает. Расхождения в их показаниях есть, но незначительные.

- Можете сказать, когда Цаплину убили?

- Зачем вам?

- Пригодится, когда с бывшими ее клиентками буду разговаривать.

- Может, и пригодится. Только напрямую не говорите. Около двенадцати часов ночи ее убили, по мнению экспертов. По полчаса в ту или иную сторону берем для верности.

Рыбакова, опустив глаза, немного помолчала.

- Павел, скорее всего, ее убили в начале первого.

- А почему не раньше?

- Дом Цаплиной, как мы знаем, стоит недалеко от старого центра. А молодежь наша обычно до двенадцати там околачивается.

- Если  она не на дискотеке или в кино, - заметил Посохин.

- Дом культуры метрах в двухстах от старого центра расположен. А вот до парка, где у нас летом дискотека бывает, с полкилометра оттуда будет. Потом самые активные перемещаются на трассу, где кафе и киоски работают круглосуточно. Хотя после завершения строительства нового моста и объездной дороги жизнь там стала протекать не столь бурно как раньше.

- Валентина Васильевна, вы же знаете, у нас не так много ресурсов, чтобы постоянно держать все под контролем. Хотя мы знаем, что там иногда творится.

- Погодите, это не упрек. Я лишь описываю обстановку в районе преступления. Старый центр города после полуночи практически пустой. Идущие из кино люди обычно проходят через старый центр примерно без пятнадцати двенадцать или чуть позже, а молодые люди, которые возвращаются домой после дискотеки появляются там в начале второго. Не раньше.

- Понял. Обстановка в центре города… Благодарю за подсказку. Так, перевалило за полночь, - начал размышлять вслух Посохин. - В Доме культуры никаких концертов в это воскресенье не было. Спектаклей тоже. С последнего киносеанса люди уже прошли, дискотека должна закончиться только через час… - Майор потер висок указательным пальцем. - Да, время выбрано удачное.

- Значит, преступление планировалось.

- План плану рознь.

- Павел Петрович, - с легкой укоризной сказала Рыбакова, - мне кажется, вы кое о чем умалчиваете. Особого интереса к нашему разговору с вашей стороны я не чувствую. Уже не хотите привлекать меня к сотрудничеству? Передумали?

- Со следователем нужно сначала этот вопрос до конца утрясти.

- Я знаю, что Карельский вам доверяет. Считаю, не в этом дело. Выкладывайте.

- Хорошо. Кое-что существенное я вам раскрою. Во время обыска лейтенант Кукушкин нашел на участке Цаплиной пустую бутылку из-под вина и несколько окурков. Знаете, в углу сада - слева, если от дома смотреть - у Цаплиной куст терновника растет?.. - Рыбакова кивнула. - Вот за ним.

- Куст возле забора, что выходит на Староказачий переулок?

- Да, там.

- А от обуви следы остались?

- Нет. Трава просто сильно примята за кустом и все.

- Получается, что кто-то ждал подходящего часа…

- Сейчас выясняем, кто это мог быть.

- Неужели на бутылке есть отпечатки пальцев?

- Не очень четкие, но присутствуют. В отличие от мелкорифленой поверхности вазочки, которой старушке голову проломили.

Рыбакова на секунду задумалась.

- Если целью преступников было только ограбление, - сказала она, - то Цаплину ударили, потому что она, увидев их, наверное, закричала.

- Криков никто не слышал.

- Но ваза как орудие убийства говорит о том, что ударили старушку тем, что в критический момент оказалось под рукой. Удар был спонтанным. А значит, его что-то спровоцировало. Скорее всего, крик. … Можно узнать, как они внутрь проникли? Взломали замок?

- Они попали в дом через окно, выходящее в сад. Оно было приоткрыто. Они всего лишь вспороли сетку от комаров. Остальные окна были на запоре, двери тоже. Один из преступников взял стоявшую в спальне на столике хрустальную вазу и шандарахнул Цаплину по черепу. Она сидела за столом в гостиной.

- Если ее ударили вазой, которая стояла в спальне, то моя версия о незапланированном убийстве летит к чертям.

- Почему? Возможно, ее хотели просто оглушить, но не рассчитали.

- Если она не спала, почему они полезли?

- Просто ошиблись. Окна гостиной, если помните, в сад не выходят. Шторы задернуты были, горела только небольшая настольная лампа, а сам стол стоит в углу гостиной. … Им надо было хотя бы с другой стороны на дом взглянуть.

- Считаете, их было несколько?

- В деле участвовали, скорее всего, двое. Я имею в виду непосредственных исполнителей. Окурки от двух марок сигарет валялись. Сигареты ходовые. Типа «вонючая смерть».

- Получается, действовал местный сильно пьющий контингент?

- Похоже. Причем окурки были брошены в самую глубь куста. Будь Кукушкин менее внимателен, мог бы их и просмотреть. Кстати, он еще кое-что на улице Шолохова нашел, на отрезке проезжей части между Староказачьим переулком и переулком Матросова. Эти два переулка идут почти параллельно друг другу.

- Нашел сто рублей?

Посохин засмеялся.

- Кукушкину так не везет. Следы от капель крови он нашел. На протяжении метров пятнадцати они идут. Затем обрываются.

- То есть, человек никуда не свернул? Ни к какому из домов?

- Нет. Капли исчезают и все. Человек постоял - в том месте асфальт изрядно закапан, а потом все - никаких следов. Он словно перевязку себе сделал.

- А почему вы решили, что начинаются они возле Староказачьего переулка, а не у переулка Матросова?

- От Староказачьего капли мелкие, потом становятся все крупнее и крупнее. Кровь капала с небольшой высоты - брызг почти нет. Судя по расстоянию между каплями и их диаметру, человек был невысокого роста и шел он быстро.

- В Староказачьем точно нет никаких следов крови?

- Нет. Но пораниться грабители могли, перелезая через забор, например. Или об осколки вазы. Порез показался грабителю небольшим, и он обмотал руку первой попавшейся тряпицей, но потом кровотечение усилилось. Я Кукушкину приказал проверить на порезы всех, кто по улице Шолохова обитает. Он сейчас работает.

- Может, кто-то видел что-нибудь подозрительное? Я имею в виду тех, кто там живет.

- Кукушкин поинтересуется. К сожалению, улица длинная...

- Да. … Кстати, многие из жителей только к вечеру домой вернуться.

- Не волнуйтесь, проверим всех.

- Экспертизу ДНК тоже будете проводить?

- Это начальство пусть решает. Если улик будет маловато, придется заказывать. Но это долгая песня.

- Скажите, Павел, вино тоже было дешевое?

- Что?

- Вы сказали, что сигареты дешевые они в саду курили. А вино? Что за вино у них с собой было?

- И оно недорогое. Пустая бутылка была надета на сучок. Тоже сходу не заметишь между ветками.

- А если она там давно висела?

- Она была бы в пыли уже на второй день. Такая уж у нас местность. И вино со стенок бутылки полностью к тому же не высохло.

- Убедительно. Окурки тоже были свежие?

- Да. Мягкие, чистенькие.

- Зачем вам тогда проверка клиентуры бабы Нюры?

- А Карельский уверен, что у них была наводчица. И я с ним полностью согласен. Грабители знали, где лежат деньги. Я вам сразу не стал говорить… Короче, беспорядок в доме сымитирован. Опытному человеку это сразу бросается в глаза.

- И все-таки ограбление! Значит, деньги в доме были.

- Сказать с уверенностью, что в доме были большие деньги пока нельзя. Но, скорее всего, да, ребята лезли за большими деньгами.

- А если их никто не наводил? Они могли и сами ранее бывать у Цаплиной, и краем глаза во время визита что-нибудь интересное заметить. Поэтому и полезли.

- И довольно скрытная старушка - многие об этом говорят - при забулдыгах полезла бы в тайное место за денежками? Вы сами в это верите? Она их и на порог не пустила бы. Об этом месте мог знать только человек, который уже примелькался. Цаплина к нему попривыкла и была в его присутствии, скажем так, несколько расслаблена.

- Может, они когда-нибудь работали у нее. Скажем, пару дней помогали ей по хозяйству. Чинили там что-то или копали… И она с ними за работу расплачивалась. Сделали они все по высшему разряду. Старушка пребывала в хорошем настроении и слегка утратила бдительность.

- Когда ей требовалась помощь такого рода, она обращалась к соседу, Калачеву Владимиру Ивановичу. Про него я уже упоминал. Мы с ним по поводу пропажи вещей разговаривали. Так вот, он звал племянника, если старушке нужно было в доме или на участке помочь, и они вместе решали хозяйственную проблему Цаплиной. Деньги Калачевым старушка сама заносила и отдавала только хозяйке. Баба Нюра не слишком доверяла пьющим мужчинам, а они с племянником иногда позволяли себе лишнего после работы. Так сам Калачев сказал. Без утайки.

- У меня с Калачевым-старшим чисто шапочное знакомство. В школу всегда Надежда Александровна приходила, когда их сын у меня учился.

- Вы всех родителей своих учеников по именам помните?

- Нет, конечно. У меня учеников за время моей работы в школе наберется более полутора тысяч. Следовательно, число их родителей превысит три тысячи. Мыслимое ли дело всех упомнить? Просто эта женщина производит незабываемое впечатление.

- Чем же?

- А вы с ней не разговаривали?

- Карельский сам Калачеву опрашивал. Я ее только мельком видел. Маленькая, худенькая…

- Габариты у нее, конечно, невеликие. Зато характер такой, что впору полком командовать. А что с племянником Калачева?

- Проверяем. Вы с ним не были знакомы?

- Нет, поэтому и спрашиваю. Впрочем, как его фамилия? Может, он у меня и учился, но я не знала, что он племянник Калачевых. Такое и в маленьких городах случается. У него же, вероятно, другая фамилия?

Посохин кивнул.

- Другая. Дербунов. Николай Дербунов.

- Дербунов… Кажется, лет десять назад у меня училась Дербунова Ольга. А вот парней с такой фамилией я не помню.

- Сестер и братьев у этого Дербунова нет. Проживает на Лесной улице, дом восемнадцать.

- Тогда он точно не у меня учился. Ему было ближе во вторую среднюю ходить, если он и в школьные годы на Лесной улице проживал. Кстати, а знаете какое название улицы самое распространенное в России? Не мудрите. Ответ совсем простой. Совсем-совсем.

- Ленина?

- Ой, все так думают. Не попали. Центральная.

- А Ленина потом?

- Нет, на втором месте Молодежная.

- А на третьем?

- Правильно, что засомневались. На третьем у нас идет улица Школьная.

- Школьная… На улице с таким хорошим названием и жила наша Анна Архиповна.

- Жила…

Глава IV

Запирая дверцу машины, боковым зрением старший лейтенант Жарких заметил выходящую из ворот дома номер восемнадцать по Лесной улице весьма стройную, загорелую блондинку. Одета она была в короткий простого покроя желтенький сарафан с оборками, на ногах - белые босоножки на низком каблуке.

На роль матери Дербунова она явно не годилась - слишком молода. Племяннику Калачева было уже за сорок, а этой сексуальной незнакомке в желтом сарафанчике, вряд ли перевалило и за тридцать пять. Если судить по ее загорелым, радующим глаз, ногам.

Наверное, супруга гражданина Дербунова, решил Жарких, хотя о том, что его племянник женат, Калачев во время весьма продолжительной беседы со следователем не упомянул ни разу. Про свою старшую сестру - мать Дербунова, проживающую по тому же адресу, он сказал, а вот про жену племянника почему-то даже не заикнулся. Почему? Предположим, по причине натянутых с ней отношений. Такое между родственниками сейчас не редкость. И в основе их конфликта, без сомнения, лежат деньги. Не исключено, что совсем копейки.

- Деньги, деньги, денежки, - негромко пропел Жарких, с удовольствием ощупывая взглядом незнакомку. А, может, перед ним соседка Дербунова или его сестра? Пусть будет сестра, пожелал он мысленно, троюродная, незамужняя и бездетная.

- Девушка! Девушка! - крикнул старший лейтенант, одной рукой на ходу засовывая ключи от машины в карман рубашки, а второй размахивая, словно нетрезвый провожающий. - Подождите, пожалуйста! Один вопрос можно?

Женщина в желтом сарафане обернулась и с некоторой опаской уставилась на Жарких.

- Ну?

Для натуральной блондинки у нее были слишком темные брови. Между ними, подойдя ближе, старший лейтенант заметил суровую морщинку. Симпатичная незнакомка явно не была настроена на теплую беседу.

- Уф, еле вас догнал…

Жарких остановился в двух шагах от молодой женщины и через секунду почувствовал легкий запах хорошего шампуня. Волосы у незнакомки были свежевымыты и слегка подвиты. Никаких препятствий для наведения мостов, подумал старший лейтенант. Он терпеть не мог замарашек.

- Здравствуйте,- вежливо кивнул старший лейтенант и улыбнулся.

- Здравствуйте…

Жарких приготовился пустить в ход все свои артистические способности, заложенные в него природой. Но только с целью получения информации и никак не более, решил он про себя. Хотя эта сероглазая блондинка почти полностью соответствовала его представлениям о прекрасном.

Жарких тут же на ходу сочинил легенду, объясняющую, почему его персонажу - молодому бирючинскому шалопаю, вдруг до зарезу понадобился другой местный шалопай, только сорокалетний. Правда, была в этой легенде одна неувязочка: он, старший лейтенант Жарких, в отличие от большинства российских полицейских, внешне мало походил на систематически пьющего человека, а ведь только такой тип и мог быть приятелем другого систематически пьющего человека. Что ж, ему оставалось надеяться, что подобное умозаключение симпатичная блондинка в желтом сарафане сделать не в состоянии.

Еще на полшага приблизившись к молодой женщине, Жарких изобразил на лице неописуемую радость.

- Простите, не сочтите меня нахалом, не здесь ли Дербунов Николай проживает? Отчества, к сожалению, не знаю.

- Что?

Жарких изящно указал пальцем на ворота, из которых женщина только что вышла.

- В восемнадцатом доме, не Николай ли Дербунов живет?

- А в чем дело?

Ответный вопрос прозвучал, не сказать, чтобы грубо, но и без свойственной жителям маленьких городков доброжелательности.

- Он мне крайне необходим.

- И для чего же он вам крайне необходим?

Голос у блондинки был очень мелодичный. Жарких решил сосредоточиться на его приятном звучании - с целью сохранения своего положительного отношения к незнакомке. Люди, ведь, интуитивно почти всегда улавливают настрой собеседника, особенно женщины, а в данном случае усугубление конфликта вряд ли привело бы старшего лейтенанта к нужному ему результату.

- Я ему двести рублей должен, - легкомысленным тоном сообщил Жарких. – Хотел, вот, отдать.

- Чего отдать?

- Деньги. Он мне двести рублей занял на днях. ... В общем, по дружбе мне одолжил. Вы его знаете?

Женщина молчала, сверля Жарких суровым взглядом.

- Ну, Дербуна… Что, не знаете? - разочарованно протянул Жарких. - Извините…тогда, милая девушка.

Женщина кинула взгляд в сторону «восьмерки» старшего лейтенанта и проронила:

- Ну, знаю я этого охламона. Со дня нашего знакомства лет, так, пятнадцать уже будет.

- Да?

- Да. Я его жена. Дальше что?

- Отлично! - Старший лейтенант тотчас решил прощупать, где находился Дербунов во время убийства Цаплиной. - Он мне в воскресенье вечером, примерно часов в одиннадцать, два стольничка одолжил. Мне срочно деньги были нужны. Он дал. … Вы не сердитесь. Я сказал, что во вторник верну. Обещал, в общем, ему... Вот, принес.

Для придания своим словам большей достоверности Жарких постучал себя по заднему карману джинсов.

- Что-то вы путаете, молодой человек. Вам точно Николай мой деньги занимал?

- Что я путаю? Почему путаю?

- В воскресенье вечером он дома был. Я что-то не помню, чтобы вы к нам в воскресенье заходили.

- Как дома?

- Да так! - Дербунова слегка прищурилась и снова пристально уставилась на Жарких. Ее настроение и до этого не очень праздничное становилось все агрессивнее. Она без долгих колебаний перешла с абсолютно незнакомым, пусть и привлекательным, мужчиной на «ты». - Это не с тобой ли в эту субботу он как порося нахрюкался? Чего молчишь? Чтоб вас, спиртоманов, всех черти съели! А потом…

Женщина замерла с растянутыми губами, обнажив некрупные ровные зубки. Фразу она не закончила, но Жарких и так все понял.

- Почему это? – отступил он на полшага назад. - Я же…

Дербунова, словно сердитая трехлетняя девочка, округлила крепко сжатые губы. Они стали похожи на цветочный бутон. Крылья ее носа дрогнули, маленькие ноздри расширились и громко втянули в легкие изрядную порцию воздух.

Жарких тут же представил ее запрокинутую голову на белоснежной подушке, с разметавшимися волосами и перекошенным в крике ртом.

- Потому! - яростно выдохнула Дербунова. - Позавчера утром, после вашей субботней попойки, друган твой ненаглядный с крыльца грохнулся. Раскрылившись летел, скотина. Самолетиком. На квасе он поскользнулся! Самого мотало как соплю на сквозняке, когда на двор поперся. Приказывала: лежи! Горшок принесла ему. Нет, надо как он хочет! Я са-а-ам. … Руку правую сломал полудурок . Будет теперь целый месяц хреном груши околачивать. А мне опять у матери деньги идти просить. Все беды из-за вас, алкашей!

Почему-то Жарких стало стыдно перед Дербуновой за всех мужчин на Земле.

- Нет, - промямлил он виновато, - мы с ним не выпивали в субботу. Я точно помню. И помню, как он мне деньги давал. Своими руками давал. … Может, я дни недели перепутал? - Жарких изобразил на лице задумчивость. - Значит, суббота была, выходит…

- Этот ничего не помнит, мой урод в гипсе сидит с довольной рожей, отдыхает от полетов… Половинки свои на лавке развалил, мать твою! А что с вашим третьим стряслось, знаешь?

Впавшая в праведный гнев женщина, видимо, решила окончательно морально добить предполагаемого собутыльника своего мужа.

- Чего? Каким третьим? - чуть ли не заикаясь, спросил Жарких.

- Что, вы не с Пашкой Косарем разве пили? Его мать сейчас звонила мне. Мозги, наверное, полчаса полоскала. Видите ли, Колька мой ее Пашеньку с правильного пути сбивает! Знаешь, почему ее так заботой расперло? Ее Пашенька еще большим бараном, чем мой баран оказался! Позавчера с пьяных глаз в компостную яму провалился! - Дербунова всплеснула свободной рукой и хлопнула себя по округлому аппетитному бедру. - Шел, шел по правильному пути и провалился! Какая досада! - Дербунова вздохнула и сбавила тон. - Еле спасли дурака… Хорошо еще, что он в трусах туда упал, а не в костюме.

- В каком костюме?

Жарких под словесным натиском до слюноотделения понравившейся ему женщины почти совсем растерялся. Наверное, слишком вжился в придуманную себе роль любителя «взять на грудь».

- В синем! - снова вспылила Дербунова. В ее восклицании четко прозвучало змеиное «с-с-с». - Он любит в костюмы наряжаться. Бизнесмен хренов!.. Машке пришлось бы тогда еще и новый костюм этому пловцу покупать. И туфли новые... Пропали бы туфли к чертям собачьим! - Дербунова добавила в свой тон еще каплю едкости. - Как бы он стал потом деловые переговоры вести, а?! Ты тоже, небось, индивидуальный предприниматель?

Жарких затряс втянутой в плечи головой.

- Не пил я с Николаем, честное слово! И с Косарем никуда не падал. Ни в трусах, ни в костюме. - И тут у старшего лейтенанта сработала интуиция, мужская интуиция. Она подсказала, как пригасить конфликт. - Мне просто на конфеты жене не хватало немного. Коробку большущую такую хотел купить… - Жарких развел руки в стороны, показывая размеры коробки. Получалось, что ее длина превышала полтора метра. Но этот парадокс старшего лейтенанта ничуть не смутил. Дербунову, судя по ее лицу, тоже. Жарких виновато потупился (все женщины обожают, когда мужчины каются). - Николай на конфеты мне и занял. … Да, наверное, это в субботу было… Но я с ними не пил. … Извините.

Дербунова тяжело вздохнула и сказала с печалью:

- Некоторые своим женам конфеты даже в пьяном виде покупают, а некоторые… Дома он. Проходите. Бутылки с собой нет?

- Чего? А, нет! Смотрите.

Жарких поднял руки и повернулся вокруг своей оси.

- Ладно, иди. Не вздумай ему за бутылкой бежать. А то знаю вас!

- Нет-нет, что вы! Приятно было познакомиться.

- Ага, и мне… Когда вы все только напьетесь, трехгорловые…

- Да я ничего такого… Просто деньги принес. И как пить-то - я на машине вон.

- Хоть на самолете. Вам один хрен.

Дербунова повесила сумочку на руку и походкой Мерелин Монро (старший лейтенант больше десяти раз смотрел «В джазе только девушки») пошла к автобусной остановке.

- Я очень извиняюсь! - крикнул ей вслед пришедший в себя Жарких. - Как вас зовут?!

Женщина даже не обернулась.

Жарких улыбнулся.

- Я просто хотел сказать, что вы очень и очень привлекательны. Николаю здорово повезло. Голливуд отдыхает!

- Ага, верю. Ты тоже на Сергея Безрукова похож. Особенно в профиль.

- Я его дальний родственник по материнской линии. Так как вас зовут?

- Привязался… Вера меня зовут.

- Вера, буду рад снова вас увидеть! Извините! Я, правда, не пил с вашим мужем! Меня вообще трудно назвать пьющим мужчиной. Счастливо!

Вера обернулась и закивала головой. Мол, так я тебе и поверила. Нашел дурочку! Но Жарких почувствовал, что он ей все-таки понравился. Интуиция ведь есть не только у женщин. У некоторых мужчин тоже.

Во дворе у Дербуновых, в нескольких метрах от дома, стояла увитая диким виноградом деревянная беседка. Старший лейтенант давно мечтал у себя в саду соорудить нечто подобное, но только из металла. Он уже и чертеж сделал, и ямки под столбчатый фундамент на прошлой неделе вырыл. Оставалось дело за малым - деньжат на железо подсобрать.

Старший лейтенант вытер ноги о резиновый коврик, лежавший перед темно-коричневой лестницей в три порожка. Он уже был готов подняться на веранду, но остановился, заметив через небольшую прогалину между виноградными лозами какое-то шевеление в беседке.

- Эй, хозяева! - крикнул он, снимая ногу с нижней ступеньки.

Из беседки появился небритый взлохмаченный мужчина в дешевых тренировочных брюках с оранжевыми вставками, выцветшей красно-белой спартаковской футболке и черных китайских тапочках. Правая рука у него была в гипсе.

- Здорово! Ты к кому?

- Мне Николай Дербунов нужен.

- Топай сюда. Это я. Что за дело у тебя?

Жарких подошел к мужчине и протянул ему ладонь.

- Приветствую!

«Как Вера, - держа руку на весу и разглядывая отечное лицо Дербунова, подумал старший лейтенант, - разрешает этому чучелу до себя дотрагиваться? Невозможно понять этих баб! То на козе к ним не подъедешь, то в постель ложатся с таким мурлом, что начинаешь терять к ним всякое уважение. Прямо удивительно!»

Дербунов взмахнул здоровой рукой, в которой был зажат серебристо-серый пульт от телевизора:

- Ай! Не видишь что ли? Тяжелая травма верхней правой конечности. Как минимум месяц вне игры. … Проходи в холодок, - пригласил он, отступая от увитой виноградом арки.

- Спасибо!

В беседке на столе стоял переносной телевизор с выдвинутой на всю длину антенной. Работал он почти без звука.

Жарких взглянул на экран: по ярко-зеленому полю бегали футболисты.

- А почему не слышно ничего?

- Д-а-а! - скривил рот, прищурив правый глаз, Дербунов. - Сейчас не комментаторы, а бабы-истерички. Визжат, вопят, хрень всякую несут... Противно слушать.

- Согласен. Типа, защитник отбил мяч за пределы поля собственной ногой или, к счастью для болельщиков, теперь у нашего единственного нападающего сзади все в порядке, - ухмыльнулся Жарких. - Я, честно говоря, бокс предпочитаю смотреть. Или хоккей.

- Там мужики пока нехило репортажи ведут. А футбол уже одни только неврастеники комментируют. Во время острых моментов верещат как свиньи перед забоем. Набрали соплегонов. … Чего стоишь, кстати? Садись куда охота.

- Спасибо, - поблагодарил Жарких, огибая стол и присаживаясь на широкую скамью.

По интонациям Дербунова старший лейтенант понял, что для того он тоже «соплегон». Жарких захотелось продемонстрировать, как сильно подозреваемый гражданин на счет него заблуждается, но сдержался. На данном этапе дознания жесткость была ни к чему.

- Травма, в самом деле, тяжелая? - оглядывая беседку, спросил он задушевно.

Старший лейтенант, хотя и не считал себя натурой особо утонченной, но даже с арестованными предпочитал начинать разговор с проявления участия.

- Закрытый перелом. – Дербунов выключил телевизор. - Так что, отдыхаю пока. А ты не с заказом? Я, сам понимаешь, пока в офсайде. Если только на подхвате…

- Одной левой, так сказать? Мощно, мощно. Когда это вас угораздило? Что случилось-то?

- Да это… - Все еще стоявший в проходе Дербунов огляделся, прикидывая, куда бы ему лучше сесть. - Чистая невезуха, короче. С крыльца спикировал. - Дербунов хихикнул. - Почти как Семен Семенович в «Бриллиантовой руке». Только он на арбузной корке и на задницу, а я на квасе и на пузо… Верка, благоверная моя, квас на ступеньках поразлила, когда утром в погреб относила… Ну, проблемка и нарисовалась.

Он убрал со скамьи газету и сел напротив Жарких. Между ними теперь было расстояние в два с половиной метра. Дербунов явно никуда бежать не собирался. В нем даже настороженности не чувствовалось.

Жарких зафиксировал это с изрядной долей неудовольствия. Вера ему очень понравилась, и было бы весьма кстати, если бы ее супруг оказался убийцей. Какой роман после его ареста у них мог бы закрутиться этим летом!

Старший лейтенант вдруг посерьезнел. Интересно, подумал он, у Дербуновых дети есть? На первый взгляд, вроде, ни одного. Но надо будет уточнить.

«Да, рановато я размечтался», - констатировал он про себя и с грустью вздохнул. Он считал подлостью, морочить головы женщинам с малолетними детьми.

- Хорошо, что еще башку не снес. - Дербунов кинул газету на стол. - Трубы горели страсть! Заспешил…

Жарких отметил, что долю вины за произошедшую «авиакатострофу» Дербунов брал все-таки на себя. Если Колян и был скотиной, то лишь отчасти. За время службы старший лейтенант уже столько раз встречал мужиков, у которых, что плохого с ними не произойди, все жена виновата. Или, в лучшем случае, теща. А тут такое признание собственных просчетов, да еще и перед посторонним.

- Сочувствую. - Жарких оперся локтями на столешницу. - Николай Михайлович, я из уголовного розыска. Старший лейтенант Жарких.

Дербунов с недоверием уставился на собеседника. Какой ты мент, читалось в его заплывших глазках, хватит заливать, дружок.

Для бирючинского полицейского старший лейтенант действительно имел слишком ухоженный вид. Но разве незаконнорожденный сын столичного циркового акробата и театральной костюмерши из областного ТЮЗа мог выглядеть иначе?

Жарких, вытянув руку над столом, показал раскрытое удостоверение. Дербунов привстал и, подавшись вперед, очень внимательно его прочитал.

- А чего ко мне? - вяло, еле шевеля губами, спросил он, снова бухнувшись на скамейку. – Я, вроде, чистый…

- Убили соседку вашего дяди Вовы, гражданку Цаплину. Разве вы не в курсе?

Жарких задал вопрос с подчеркнутым простонародным удивлением. Мол, ком-кому, а вам-то гражданин Дербунов, не знать об этом преступлении? Не смешите мышей и других домашних животных!

- Обаньки! Это когда? Когда ее грохнули?

Ответное удивление Дербунова не выглядело менее убедительным, чем провокационное удивление старшего лейтенанта.

Жарких был разочарован, но вида не показал. Как говорил товарищ Сталин, попытка не пытка.

- В ночь с воскресенья на понедельник, - деловито сообщил он Дербунову.

- Хреново. Бабка Нюра нам заказы уже несколько лет регулярно подкидывала. И платила нормально. Не жлобилась.

- Вы у нее дома бывали?

- Конечно. Мы с дядькой ей ванну меняли, унитаз… Хреново.

- То есть, обстановку в ее доме вы хорошо знаете?

- Ну, более или менее… А что?

- Надо бы вам дом Цаплиной осмотреть. Возможно, что-то из ее дома пропало после убийства.

- Не знаю… А как ее грохнули-то? Задушили, зарезали… Я крови, честно говоря, боюсь до смерти. Могу в осадок прямо там выпасть, на месте преступления. У меня такое уже бывало. Курицу и то не могу зарубить. У меня это с детства. Типа болезни. Голова вдруг кружиться начинает, начинает и потом брык!.. И все, я в полной отключке. Несите, короче, нашатырь и ватку.

- Жаль. Но попозже, может, посмотрите? Не по свежаку? Когда мрачные тени развеются.

- Ну, если надо, схожу, чего уж там. - Дербунов посмотрел на загипсованную руку, погладил ее осторожно. - Я вот думаю, как хорошо, что перелом закрытый у меня получился, а то Верке пришлось бы кого-нибудь из соседей на помощь звать. Одна она меня в хату ни в жизнь бы не втащила. Матушка-то моя уже старенькая. Валялся бы, раскорячившись без сознания во дворе как… Глянул бы на свои мослы белые и в аут. - Дербунов передернул плечами и сморщился. - А Верка моя, она ж соседей всех наших терпеть не может. Что справа, что слева. К кому бежать, кому кланяться, чтоб помогли?

- Для начала не подскажите, - прервал его стенания Жарких, - что у Цаплиной в доме из дорогих вещей было в наличии? Ваш дядя уже на месте преступления побывал вместе с нами. Кое-что рассказал. Но, возможно, он что-то упустил, подзабыл.

- Не, он лучше меня бабку Нюру знал и бывал у нее чаще. Я так, иногда помогал ему… Когда звали.

- Сколько раз вы у нее в доме были?

- Сейчас подумаем… Только я, в натуре, не ручаюсь… ну, что все вспомню. Это за ложные показания вы мне не посчитаете?

- Что за ерунда! Нет, конечно.

Дербунов кивнул.

- Угу… Я еще немного подумаю, можно?

- Подумайте, подумайте. Так только лучше будет.

Дербунов, потупившись и время от времени делая толстыми губами куриную попку, молчал секунд пятнадцать, потом поднял глаза на Жарких и бодро сообщил:

- Первый раз я у нее был… лет шесть назад. Потом еще раза три или четыре. И вот в прошлом месяце еще ходил. Это был последний. - Дербунов потряс головой. - Нет, как-то не по себе. Я понимаю, в драке там кого-то спьяну замочить, но старуху? Каким же козлом надо быть?

- Вы вспоминайте, вспоминайте. Не отвлекайтесь на эмоции.

- А куда их денешь? - неожиданно взбрыкнул Дербунов. - Ты ее знал?

- Нет.

- Ну, а говоришь!

- Николай Михайлович, вспоминайте.

- Вспоминаю я! - воскликнул в раздражении Дербунов. - Телек у нее был большой, плоский… Стиралка немецкая, холодильник, тоже немецкий. Ей из Ростова один парень привез.

- Парень? Вы его фамилию или номер телефона не знаете?

- Номера не знаю. Я его раз только и видел. Зовут Димой. Фамилию не знаю. Лет двадцать пять ему. Может, чуть старше.

- Не бирючинский паренек, я правильно понимаю?

- Он, кажется, из Новолиганьска.

- Очень хорошо, Николай Михайлович. Ваш дядя этого не знал.

- Я просто слышал, как он во дворе по телефону разговаривал. Он улицу Конноармейскую называл, а у нас такой нет. В Новолиганьске есть, я знаю. Еще он потом кафе какое-то назвал, я не расслышал. Показалось, что слово нерусское.

- Название кафе расположенного на улице Конноармейской? - уточнил Жарких.

-Ну, я так понял…

- Он там кому-то встречу назначал?

- Похоже. Чего-то он должен был туда привезти и договаривался насчет времени.

- Понятно. А старушка дома золотишко не хранила?

- Хе! - с ехидцей воскликнул Дербунов. - Откуда ж я знаю. Она была бабка осторожная, в уме еще. Ее уже как-то обворовывали, между прочим. Ученая, можно сказать.

- И когда эта кража случилась?

- Я точно тебе не скажу. Давно, короче.

- Год назад, два?

- Сказал же, давно. Лет пять прошло, наверно... Или даже больше.

- А что украли?

- Шланг поливочный, кажется… Ведра, табуретку…

- Из дома?

- Со двора. - Дербунов потер под носом указательным пальцем. - А раньше, в семидесятых годах-то, к соседям уходили и даже хату не запирали. Представляешь? Только, если в магазин там или на базар…

- Так воровать нечего было.

- Телек поменьше смотри. Они там тебе понарасскажут, как мы бедно при коммунистах жили. У моего деда, например, был телевизор цветной огроменный, два рижских транзистора, электробритва, три пары часов… Одни даже позолоченные. На них надо было месяц в колхозе зимой работать. Чего еще?.. Холодильник и стиралку не упрешь, газовую плиту тоже… А! Три лодочных мотора, велик, бензопила, электроплитка, инструмента куча! … Правда, лодки и челноки уже тогда воровали. Еще сети запросто могли снять. Но таких «кексов» товарили со страшной силой, если ловили.

- Откуда вы узнали, что Цаплину уже обворовывали?

- Она мне сама рассказывала. Ну, сама бабка Нюра. Я, кажется, ей тогда плитку в саду укладывал или поребрик, а она стояла и рассказывала. … Так, между прочим. Или нет? … Может, она намекала, что за мной зырит? Вот бабка! - в восхищении воскликнул Дербунов. - Я тогда и не просек.

- А дядя ваш про кражу эту знал?

- У бабки Нюры? Конечно! - Дербунов вдруг на секунду задумался. - А, может, и не знал? … В общем, врать не буду.

- Сильно старушка по поводу кражи переживала?

- Чего ей переживать из-за этой мелочевки. У нее бабла было немерено.

- Откуда вы знаете, что у нее было много денег?

- Весь Бирючинск про это знал. Ты наверняка тоже был в курсе, что она не тюрю ест.

- Чего?

- Тюрю! Воду в миску наливают, солят и сухари туда крошат. Можно еще с сахаром… Если он есть, конечно. А потом ложкой хлебают.

Жарких о таком русском национальном блюде первый раз слышал, но вдаваться в тонкости его приготовления не стал.

- Хорошо, вы того парня из Новолиганьска сможете опознать?

- Свободно. Даже по голосу.

- Если понадобится, фоторобот поможете составить?

- А чего? Сделаю. Слушай, ты не на машине? За пивком сгоняй, а. У меня заначка тут... - Дербунов сунул руку под скамью. - Посидим потом… Верка не скоро вернется. У меня подлещик вяленый есть.

- Э, нет! Вы, гражданин Дербунов, наверное, сильно ударились головой, когда с крыльца падали.

- Чего ты? - Колян был искренне удивлен. - Я тебе помог, и ты мне помоги… Тем более, я наливаю.

- Не тот случай. Но добрые поступки я не забываю. Вляпаетесь - выручу по знакомству. У вас жизнь наверняка извилистая. Мало ли что впереди произойдет.

Дербунов сидел, держа в руке свернутые купюры, и сердито смотрел на Жарких.

- Чего, не поедешь?

- Николай Михайлович, я сейчас при исполнении и мне нельзя вас грубо одергивать. Но если вы еще раз повторите вашу просьбу, я буду с вами очень невежлив.

- А я тебе от души помогал… - Дербунов вздохнул. - Ладно. Не хочешь - не надо.

- Николай Михайлович, принципом «хочу-не хочу» в своих отношениях только пубертатные мальчики и девочки руководствуются. Так мой начальник говорит. А мы с вами люди взрослые и руководствоваться обязаны в данной ситуации: вы - своим гражданским долгом, а я - своим долгом служебным. Вы меня поняли?

- Ты сам-то понял чего сгородил?

Дербунов начал старшего лейтенанта раздражать своей деревенской простотой. Правда, городская непростота выводила Жарких из себя еще быстрее. Но он уже давно в таких ситуациях научился сдерживаться, и его раздражение выдавало лишь иезуитское ехидство, с которым он начинал вести разговор.

- Николай Михайлович, не усугубляйте, пожалуйста. Вы же не хотите, чтобы я нашу беседу перенес в служебный кабинет?

- Я болею.

- Но не смертельно. А разговор наш в кабинете может продлиться и час, и два. Потом домой вам придется на автобусе возвращаться. Кстати, они у нас ходят не всегда по расписанию. Днем еще тридцать два градуса жары обещали. В тени. - Дербунов поник головой. - А я к вам как к сознательному гражданину сам приехал. Из себя весь дружелюбный, вежливый. Можно ведь пойти мне навстречу, когда я к вам со всем своим уважением?

Дербунов по-мальчишечьи шмыгнул носом

- Заметано. Чего уж… Спрашивайте дальше, если надо. Я же не отказываюсь. … От вас ждать настоящего человеческого отношения, что на пенек молиться.

- Да, Николай Михайлович, к сожалению, есть в нашей правоохранительной системе пеньки. И немало. Иначе такого бардака у нас в стране не было бы. Согласны? Но меня пеньком до вас еще никто не называл.

- Не называл я вас пеньком…

- Очень хорошо. Будем считать это оговоркой. Итак, продолжим?

- Продолжим…

Закончив допрос подозреваемого, Жарких уже из машины позвонил Посохину:

- Павел Петрович, поговорил я с племянником соседа Цаплиной. Кандидатура отпадает. Простой как сатиновые трусы, хотя и с закидонами. Но он может помочь нам составить фоторобот парня, который возил старушке бытовую технику. … Возил на чем?.. Газелька грузовая, белая. Номер не помнит. Предположительно парень живет в Новолиганьске. Он упоминал в разговоре кафе на улице Конноармейской. Зовут Дима. Ему лет двадцать пять. Или чуть больше. Когда Дербунов его видел, парень приезжал один. Привозил бабке пылесос и соковыжималку, вроде бы … Да, Дербунов это сам видел. … Как он ему показался? Сказал, что паренек деловой не по годам. С бабкой говорил по-свойски, но называл ее по имени-отчеству. Судя по его замашкам, из торгашей. … Нет, это Дербунов так сказал. Но, скорее всего, он прав. … Павел Петрович, вы же сами говорили, что простой и дурак - это разные вещи. … А что там с отпечатками? … И сколько они еще будут с ними возиться? … Понятно… Куда завтра съездить?.. А кто это?.. Клиентка бабы Нюры?.. Нет, я с ее дочкой ни разу не пересекался. … Павел Петрович, вы сильно преувеличиваете мои сексуальные потребности, иначе я пошел бы в артисты или певцы. … Точно. Можно предложение?.. Не лучше ли по этим бабам поехать, кандидаткам в наводчицы, когда у нас будет фоторобот этого Димы? Кстати, возможно, именно его отпечатки будут на бутылке. … Я сказал, что возможно. … Есть не шустрить и работать пошагово. … А куда мне прямо сейчас?.. А где он? … Понял. Уже мчусь на помощь лейтенанту Кукушкину.

Добравшись до старого центра и свернув на улицу Шолохова, Жарких медленно поехал по грунтовке, поглядывая на номерные таблички домов по четной стороне: пять минут назад Кукушкин по телефону сообщил ему, что сейчас направляется для опроса граждан в дом номер двадцать шесть. Так и сказал: для опроса граждан. Лейтенант, не смотря на непродолжительность своей службы в органах, почему-то даже в неформальном разговоре частенько использовал канцелярские обороты. Наверное, для авторитета.

Увидев на одном из домишек табличку с нужной ему цифрой, Жарких остановился.

- Подождем нашего малыша, - сказал он вслух и зевнул.

Появления Кукушкина старший лейтенант ожидал минут десять. Так ему показалось.

Кукушкин, выйдя из калитки и сунув подмышку синюю папку из кожзаменителя, с неудовольствием уставился на неожиданно появившуюся у дома «восьмерку» старшего лейтенанта.

Жарких помахал ему левой рукой через открытое окно.

- Молодой человек, будьте любезны!

- Чего еще?

- Молодой человек, вы на службе или где?

Кукушкин подошел к машине.

- Слушаю вас, товарищ старший лейтенант.

- Залезайте в салон авто, комиссар Мегрэ. - Начальник уголовного розыска постоянно намекал Жарких, что нужно расширять свой кругозор с помощью шедевров мировой литературы, если он хочет именно в его подразделении подняться по карьерной лестнице, и поэтому старший лейтенант с недавних пор стал большим любителем классических детективов. - И доложите Сергею Сергеевичу о проделанной вами работе. Я прислан возглавить эту широкомасштабную операцию.

- Задание дали мне лично. Одному, - сказал Кукушкин и насупил светлые бровки.

- Не кипешуй. - Жарких примиряюще улыбнулся. - Со сроками вы не укладываетесь, сэр. Поэтому, лейтенант, я и послан нашим руководством оказать вам некоторое содействие.

- Я больше половины домов уже обошел. А ты потом как всегда все себе припишешь, все мои наработки.

- В машину садись. Не на базаре.

- Слушаюсь.

Кукушкин сел не рядом с водителем, а на заднее сиденье. Наверное, чтобы еще раз продемонстрировать свое неудовольствие от появления здесь старшего лейтенанта.

Жарких ухмыльнулся.

- Вован, не пыхти. Петрович мне приказал. А приказы надо выполнять. Ты чего с собой участкового на обход не взял? Дело веселее бы продвигалось.

- Он в отпуске. А который его замещает, тещу в областную больницу повез. Что-то с поджелудочной.

- Понятно... Докладывай про свои достижения.

Кукушкин подчеркнуто деловым тоном сообщил, что он уже успел проверить на предмет недавно полученных порезов и травм всех не ладящих с законом граждан, которые на текущий момент проживают по улице Шолохова.

- Я их в первую очередь обошел. Вот список.

Лейтенант передал Жарких лист бумаги с несколькими фамилиями. Возле каждой из них стоял жирный крестик. Пробежав список, Жарких вернул лист Кукушкину.

- Ты чего, с кем-то из участковых все-таки сумел связаться?

- Нет.

- А как ты установил всех неблагонадежных?

- Зашел в ближайшую пивнушку, мне там продавщица все и рассказала. Они же там почти все время ошиваются. Пивнушка тут недалеко совсем, на углу Шолохова и Гвардейской.

- Молодец. И что?

- Ни у кого из местной шпаны свежих порезов и царапин нет. А другие повреждения только у Мыльникова в наличии.

- Что с ним?

- Ухой ногу обварил.

- А с нормальными гражданами как дела обстоят?

- С этим похуже. Многие на работе сейчас.

- Ладно, с отсутствующими потом разберемся. Сколько еще домов надо проверить?

- Двадцать четыре.

- За пару часов успеем.

- Как мы успеем-то? Напрямую же никого не спросишь? Поэтому и разговор получается длинноватый. Как начнут про происки злобных соседей или родственников рассказывать, повеситься можно. А три дома в переулке вообще многоквартирные…

- И в каждом два подъезда по восемь квартир, - уточнил Жарких. - Не смеши. Погнали. Ты по четной стороне идешь, моя - нечетная.

Удача как всегда улыбнулась Жарких. В доме под номером тридцать девять он обратил внимание на запачканный чем-то бурым угол ведущих на веранду цементных ступенек.

- О, вы что, прямо на ступеньках курей рубили? - спросил он пригласившую его в дом хозяйку. Звали ее Татьяна Анатольевна.

Шедшая впереди него пожилая женщина обернулась.

- А?

- Вон на ступеньках кровь засохшая, - указал уголком блокнота на бурое пятно старший лейтенант.

- Ой, не до конца отмыла! Это не куриная, молодой человек. На выходных была в гостях у свояченицы. Она мне говяжью печенку дала, с печенки и накапало. Перекладывать начала в миску… - Женщина спустила со лба на нос очки и стала разглядывать бурые пятна. - Я с ней еще по дороге намуздыкалась. Пришлось даже во второй пакет ее положить. Как потекла, как потекла!

- Это вы там полпереулка кровью закапали? - заулыбался Жарких. - А я иду и думаю, кому это недавно тут нос расквасили!

- Какой нос! Наташа с мужем меня на машине до угла довезли, я у поворота вышла, значит, а потом иду, чувствую: что-то на ногу капнуло. Пригляделась - кровь на босоножке. Они у меня белые и все пятна даже без очков разглядеть можно.

- Отмыли?

- Да. Наверное, я и своякам в машине накапала... Хорошо, что пакет не на сиденье лежал. Я его сразу вниз поставила, хотя Наташа и была против.

В голове старшего лейтенанта всплыло одно из наставлений Посохина: доверять доверяй, но всегда проверяй.

- А печенка-то хорошая? - спросил он, мазнув пальцем по бурому пятну. - Можно глянуть?

- Очень хорошая. А вы любитель? Пойдемте покажу. На кухню проходите. Муж у меня ее очень уважает.

- Комиссар Мэгре тоже был большим любителем печенки.

- Кто?

- Комиссар Мэгре.

- Что-то знакомое…

- Шерлок Холмс, Эркюль Пуаро, комиссар Мэгре. Кстати, его звали Жюль.

- Вспомнила, вспомнила! Этот… Жорж Сименон!

- Точно! Может, себе печеночки прикупить? Есть у них еще в наличии?

- Ой, у них она не своя! Им родственники из-под Воронежа привезли.

- Жалко. Но я все равно гляну. Люблю жареную с лучком печеночку!

- Ой, я вас угощу! Я часть уже приготовила. Еще горяченькая, духовитая… Пальчики оближете! Проходите на кухню, проходите.

Глава V

Посохин, прежде чем отправиться на разговор с Лерой - по документам Валерией Борисовной Лабинских - и ее подругами, попросил Рыбакову провести нечто вроде разведки по месту учебы девушек.

- Поговорите в колледже с преподавателями, поспрашивайте об этой компании своих бывших учеников, если таковые там учатся. Мне не хочется на данном этапе следствия появляться в его стенах. Улик, ведь, против госпожи Лабинских и ее подружек никаких. Так, одни только наши с вами туманные предположения. Не будем пока будоражить местное гражданское общество, как говорится.

- Я понимаю.

- Но! - Посохин поднял вверх указательный палец. - Если девчонки все-таки имеют касательство ко всей этой истории, у них могут быть серьезные подельники.

- То есть, мне нужно быть предельно осторожной.

- Совершенно верно. И тогда все останутся живы и здоровы. С Карельским это наше мероприятие согласовано. Он мою тактику одобрил. Его установка: ко всем без исключения соседям Цаплиной нужно хорошенько присмотреться.

- Ко всем?

- Ко всем. Согласитесь, ведут они себя, в общем, как люди довольно циничные. Убили старушку-соседку и убили. Царствие ей небесное, как говорится, а дальше - гуляй Вася. Следствию помогать не спешат, на вопросы отвечают неохотно, в подготовке похорон почти не участвуют… Хотя, все они утверждают, что бабулька очень хорошая была.

- Как говорили древние: бойся равнодушных, ибо с их молчаливого согласия существуют и убийство, и предательство.

- Именно.

- Павел, кстати, а что вы об этой Лере уже знаете? Наверняка навели о ней справки. Мне будет проще работать, опираясь на какой-то фундамент.

- Ей девятнадцать лет. В следующем году заканчивает наш аграрный колледж. Учится по специальности экономика и бухгалтерский учет. Родилась в Меловатке. Окончила там девять классов. У родителей в селе небольшой магазинчик парфюмерии и бытовой химии. Младшая ее сестра учится в шестом классе. Участковый сообщил, что никаких особых проблем с Лерой Лабинских во время ее проживания в Меловатке у него не возникало. Родители ее тоже люди приличные. Что еще интересного? У нее есть водительские права. Своей машины пока не имеет, берет время от времени отцовскую. Занимается спортом. В волейбол играет.

- Подходящий рост?

- Рост у нее лишь немногим выше среднего, но, говорят, играет она хорошо. У нее классная подача, игру понимает на раз, очень выносливая.

- Где-то читала, что в мужской сборной США по баскетболу одно время играл спортсмен ростом в сто пятьдесят девять сантиметров. И там утверждалось, что играл он очень даже неплохо.

- В противном случае кто бы его держал с такими данными в баскетбольной команде.

- Верно. Учится она как? Узнавали?

- Да, обходным путем. Чтобы не поднимать волну. Учится она средне. Начинала неплохо, но потом несколько съехала.

- Может, история с абортом на нее так подействовала?

- Не исключено.

- А с кем у нее были сексуальные отношения?

Посохин засмеялся.

- Валентина Васильевна, откуда же я знаю? Вам и карты в руки.

- Логично. Родители финансово ее поддерживают?

- Да. Ей еще и бабка с дедом по отцовской линии деньжат время от времени подкидывают.

- Одним словом, девчушка не бедствует.

- Точно. Регулярно ходит на дискотеку. Старается модно одеваться. Активно общается с молодыми людьми. Отмечу, что кое-кто из ее знакомых имеет весьма дурную репутацию. Не уголовный элемент, конечно, но где-то на подходе.

- Не назовете?

- Обойдемся пока без конкретики. Однако потом обязательно сопоставим наши данные с результатами ваших изысканий. У меня правило: источников информации должно быть несколько и они должны быть независимыми.

- Как Штирлиц завещал. Понятно. Она симпатичная?

Посохин вынул из папки фотографию и подал ее Рыбаковой. По антуражу было понятно, что снимок сделан на дискотеке.

- Жарких для вас постарался.

Аккуратно держа снимок за уголок, Валентина Васильевна чуть откинула назад голову.

- Ничего, милая.

- Как сказал Серега, на любителя.

- Вы тоже так думаете?

Рыбакова с любопытством взглянула на майора. Он протянул руку.

- Дайте-ка.

- Присмотритесь. По-моему, в ней что-то есть. Фигура, например, у нее замечательная.

Посохин несколько секунд внимательно изучал фотографию. Потом сказал ровным голосом:

- Плечи немного широковаты, грудь - максимум двоечка, довольно длинные руки, но в целом… - Он снова сунул снимок в папку. - Нет, она ничего, но особо не цепляет… А фигура, соглашусь, у нее действительно неплохая, ноги просто отпад, как нынче говорят, и прическа мне нравится. Вкус у девчонки есть.

Посохин положил руки на стол.

- Ну что? Справитесь, Валентина Васильевна?

- Задание понятно, тактику я продумаю. … Справлюсь.

- Действуйте.

Рыбакова встала со стула.

- Могу задать один глупый вопрос?

Посохин кивнул.

- Вы думаете, что это кто-то из знакомых Валерии Лабинских бабу Нюру убил?

- Такой вариант возможен. Сечкина видела ее в доме Цаплиной? Видела. Калачева, соседка, тоже сказала следователю, что Лера иногда заходила к Цаплиной и отношения у них были довольно теплые. То есть, она вполне могла знать, где старушка прячет деньги.

- А где эти девочки были в ночь убийства?

- В ночь убийства Лабинских и ее подруги были на дискотеке. Их там многие видели. Кукушкин опросил человек семь, если не ошибаюсь.

- А Калачев с Лабинских в доме Цаплиной не встречался?

- Говорит, что нет. И племянник его Валерию Лабинских у Цаплиной никогда не видел.

- Но они ее оба знают?

- Калачев с нею знаком. Помогал вещи с машины разгружать, когда она в дом Груниных переезжала. Дербунов же сказал, что видел Лабинских лишь пару раз, но знает, как девушку зовут и где она живет. Тетка, жена Калачева, ему рассказала.

- А другие девчонки, которые вместе с Лабинских дом снимают, к бабе Нюре никогда не заходили?

- Валентина Васильевна, вы, по-моему, хотели задать один вопрос. Мы можем, конечно, все эти детали более подробно обсудить, но давайте не сейчас. Меня люди ждут. Я ведь не только по делу Цаплиной работаю.

- Извините, Павел.

- Ничего. В общем, начинайте с Лабинских, а там и с остальными разберемся. Идет?

Рыбакова поправила челку.

- Идет.

- О подруге не беспокойтесь.

- О какой подруге?

- О вашей подруге, Сечкиной Людмиле.

- А! Она, правда, почему-то сильно испугалась. Я ее такой никогда не видела.

- Жарких ее будет курировать. Он это умеет.

- Спасибо.

От полиции до здания аграрного колледжа идти было четыре квартала. Гладко выбритый пожилой охранник, сидевший за ученическим столом в полутемном вестибюле, мельком взглянув через очки на паспорт, протянутый ему Рыбаковой, кивнул:

- Проходите. Директор наша сейчас на месте. Второй этаж, первый кабинет справа. Секретаршу зовут Наталья.

- Спасибо, я с нею знакома. Она когда-то у меня училась.

Охранник сдвинул очки на кончик носа.

- Извините, а вы не та Рыбакова, у которой…

- Та, - перебила его Валентина Васильевна. Она поняла, что вопрос будет о погибшем муже, а такие вещи она пресекала сразу. Даже с дочерью она об этом никогда не говорила. - Я пойду?

Охранник немного смутился.

- Да-да, извините.

Поднявшись по лестнице, Валентина Васильевна с удовлетворением оглядела залитый солнцем длинный коридор со свежевыкрашенными небесного цвета панелями. На полу новый, под серый мрамор, линолеум. Под потолком - белые матовые светильники в виде полусфер. Было понятно, что директор печется о реноме своего заведения.

Рыбакова свернула направо. Через три шага она увидела дверь, на которой висела табличка с надписью «Приемная». Взявшись за неудобную шарообразную металлическую ручку, она плавно ее повернула и толкнула дверь вперед.

В небольшой комнате за столом - отделка под светлое дерево, сидела Наташа Колодяжная. Теребя золотую сережку, она напряженно всматривалась в монитор компьютера. Услышав щелчок - Рыбакова закрыла дверь, девушка вскинула голову.

- Вы к ко… Здравствуйте, Валентина Васильевна! Ой, как я рада вас видеть! Вы к Ольге Игоревне?

- Здравствуй, Наташа! Да, хотела с ней поговорить.

- Ой, я сейчас ей доложу. У вас что-то личное?

- Да. Но я не займу много времени.

Вскоре Рыбакова сидела напротив директора сельскохозяйственного колледжа Ольги Игоревны Грушко. Когда-то, вероятно, весьма красивая женщина, госпожа Грушко уже давно вышла за рамки бальзаковского возраста, и теперь изо всех сил пыталась это скрыть с помощью инъекций ботекса. Но, в целом, директор колледжа все-таки сохранила здравый взгляд на мир, решила Рыбакова. Об этом говорили и со вкусом подобранный костюм в стиле «шанель», и скромный дневной макияж, и идеальный порядок на письменном столе.

- Вам очень идет голубой цвет, - чуть улыбнувшись и отодвигая в сторону бумаги, отметила директор.

- Вы про блузку? - Рыбакова на мгновенье опустила голову. - Спасибо. Это дочь мне подарила.

- У нее хороший вкус.

Несколько секунд женщины с интересом друг друга изучали. Раньше они так близко никогда не сталкивались.

На правах хозяйки Ольга Игоревна предложила Рыбаковой кофе, но та, поблагодарив, отказалась.

- Не стоит беспокоиться. Я буквально на пять минут. Знаю, насколько вы заняты и не хочу отнимать у вас драгоценное время.

- Ерунда. Для таких людей как вы у меня всегда найдется несколько минут. Я вас слушаю.

- Ольга Игоревна, нужен ваш совет. Дочь моих хороших знакомых - они живут в одном из сел нашего района, окончила в этом году девять классов. Ее мама желает, чтобы она продолжила занятия в средней школе и потом отправилась учиться в вуз, а папа предлагает ей сначала закончить ваш колледж, а уже потом получать высшее образование.

- И я должна взвесить два этих варианта? А в каком контексте?

- Сами родители вслух об этом не сказали, но, как я поняла, их больше всего заботит нравственное здоровье дочери.

- Теперь ясно. Когда ребенок, так сказать, у тебя на глазах, то его поведение по мере необходимости можно подкорректировать, а если он…

- Вот-вот. Школу она закончит в семнадцать лет, а колледж - в двадцать. Значимая разница. После школы сельские девочки, покинувшие родительский дом, и отправившиеся в большой город часто идут вразнос. Особенно те, которые до последнего момента были под строгим родительским присмотром.

- Практика показывает, что именно так оно, в основном, и происходит.

- А в ваш колледж ее родители смогут регулярно наведываться. Дорога у них в обе стороны будет занимать не более полутора часов. Хотя бы раз в неделю они собираются приезжать к дочери обязательно. Проверять, как она тут себя ведет. Это будет нетрудно. Бирючинск город маленький.

- А на какую специальность девочка хотела бы попасть?

- Экономика и бухгалтерский учет.

- Что ж… - Грушко отвела взгляд в сторону. - Правда, бюджетных мест там всего полтора десятка. Но… - Она вскинула голову и артистично улыбнулась. - Сделаем так! Пусть она с родителями приедет, посмотрит все, мы с ней побеседуем и… Короче, если ей у нас понравится, будем рады ее принять. Она в школе успешно занималась?

- Да, разумеется. Иначе я к вам и не обратилась бы.

- Ну, понятно, понятно…

Рыбакова решила добавить в разговор немного сладкого. Чтобы он пошел в менее официальном ключе.

- Как колледж похорошел под вашим началом, - сказала она, слегка покачав головой. - Все очень аккуратно, чисто… Я прямо в восторге.

- Стараюсь. Вернее, весь коллектив старается, не только я. - Грушко сделала многозначительную паузу. - Валентина Васильевна, к сожалению, с общежитием у нас сейчас проблемы. Очень мало мест, знаете ли. И условия там не такие, какие следовало бы нам иметь… Но для вашей девочки мы что-нибудь придумаем.

- Нет-нет, родители у нее достаточно состоятельные. Жилье они снимут.

- Отлично. Мы даже можем им предоставить адреса подобного съемного жилья. У нас есть специальный журнал, где хозяева оставляют свои заявки. И мы все объекты потом обязательно инспектируем. Чтобы условия соответствовали заявленным. И с личностями хозяев внимательно знакомимся. Мало ли какие цели они могут преследовать. Подозрительные места мы исключаем сразу и безоговорочно.

- Как у вас все хорошо организованно, - добавила Валентина Васильевна очередную порцию сахара в беседу.

Еще одна похвала, видно, окончательно растопила сердце Ольги Игоревны. Ее лицо совершенно утратило строгость. Рыбакова предположила, что, вероятно, не так часто и в районе, и в области отмечают те громадные усилия, которые директрисса прикладывает для поддержания высокого реноме колледжа среди родителей абитуриентов.

- Сейчас за студентов нужно бороться, - с грустью призналась Грушко. - Финансирование слабое, и мы компенсируем это четкой организацией не только учебного процесса, но и быта студентов. Только, знаете что…

- Я вас слушаю.