Бесплатный фрагмент - Читер, или… Предел высоты

ЧИТЕР, ИЛИ… ПРЕДЕЛ ВЫСОТЫ
Глава 1

Вслед за чаянием — преграда,

Мне до света не уснуть,

Сквозь пашмину снегопада

Сердце к сердцу б протянуть.

Одолеть бы безызвестность,

Посреди студёной мглы

Опрокинуть бы нечестность

Затянувшейся игры.

Пережить бы без изъянов

Беспредел минут ночных,

Пересилить боль от раны

Ядовитых стрел дневных.

Мощью снежного торнадо

Обнажить гнилую ложь,

И предательского смрада

Травли довершить падёж.

Нежно к сердцу прикоснуться,

Пылкость чувств растормошить,

И опять вдвоём проснуться,

Верить, жить, любить, творить.

Из-за обильного снегопада вылет на Москву в очередной раз отложили. Вячеслав Локотков томился в аэропорту Нижнегорска восемь часов, начиная с полуночи, после прилёта из Северо-Сибирска. Теперь к этому времени добавилось ещё семь часов, о чём равнодушно возвестил диспетчер.

Обычно уравновешенный Слава в настоящий момент не мог заставить себя оставаться на месте. Всё вокруг раздражало: спокойствие подрёмывающих в креслах зала ожидания пассажиров, негромкие разговоры некоторых из них, отстранённый голос диспетчера. Сочувствие вызывало только, изредка раздававшееся, хныканье капризничающих малышей. Звук детского плача создавал у молодого мужчины ощущение, будто сердце сжимают бесцеремонной ладонью, в рукавице из колючей шерсти. В такие моменты он с трудом подавлял в себе стремление подойти к расстроенному малышу; чем-либо отвлечь, успокоить; проводить вместе с родителями в прекрасно оборудованную комнату матери и ребёнка. Однако давать указания посторонним людям, даже из лучших побуждений, было не в его правилах. Локотков просто перемещался в другую часть зала ожидания, прихватив с собой ручную кладь — кожаную сумку, в форме мягкого саквояжа. Расположившись в очередном удобном кресле, умиротворяющего светло-синего цвета, Слава пытался унять раздражение. Но ему далеко не сразу удавалось преодолеть досаду на беспомощных родителей, не способных создать для малыша максимально возможный комфорт во время путешествия. Его дети почти никогда не плакали, окружённые тёплым вниманием родителей и бабушки — мамы Агаты. Славе невыносимо хотелось как можно скорее оказаться дома, увидеть жену и близнецов.

Вячеслав уехал в конце сентября, на следующий день после дня рождения сына и дочки, которым исполнилось три года. Он согласился на проект в Северо-Сибирске, уступая просьбе губернатора. Возможность отказа Слава даже не рассматривал. Третий год осуществляя руководство заводом сельскохозяйственных машин в районном центре, с развивающимися производствами различных направлений, Локотков всегда мог рассчитывать на поддержку главы области. Они познакомились несколько лет назад в Сибири, работая в одном из крупнейших банков, каждый по своей линии. Сейчас губернатор обратился к Вячеславу с просьбой разобраться с кризисной ситуацией в крупной компании, принадлежащей его хорошему приятелю. Тот, наслышанный о Локоткове, как об одном из лучших специалистов в области кризис-менеджмента, сделал всё возможное, чтобы Слава согласился на проект.

Назначение нового руководителя области совпало по времени с началом работы Вячеслава на должности директора. Раньше Локотков был успешным кризис-менеджером, разрешив немало сложных ситуаций во множестве компаний по всей стране. После женитьбы на девушке, любимой с юности, Слава решил поменять деятельность. Он взял на себя управление заводом сельхозмашин, инвесторов для которого нашёл самостоятельно. Прежний хозяин предприятия в своё время не пожелал применить рекомендации Локоткова по реорганизации производства и предпочёл ликвидацию.

Вячеслав завершил проект в Северо-Сибирске, с точностью уложившись в сроки, которые для себя определил. Он рассчитывал оказаться дома за две недели до наступления нового года. Как раз, чтобы хватило времени купить подарки малышам, Агате и её родным: маме с тётушкой. О подарках для друзей, семьи Славиного брата и родителей в Санкт-Петербурге жена наверняка уже позаботилась. И, конечно же, надо было воочию удостовериться в нормальной работе предприятия. В отсутствие Локоткова управлением занималась Агата. Это не послужило для Славы поводом для особых волнений. Во-первых, за три года, прошедших с момента возобновления деятельности завода, всё было отлажено безупречно. А, во-вторых, в случае каких-либо неординарных ситуаций, Агата всегда могла посоветоваться с мужем, ежедневно разговаривая с ним по скайпу. Проблем не возникало, и Вячеслав уже предвкушал момент, когда с удовольствием выразит жене своё неподдельное восхищение её работой.

Однако долгожданная встреча с родными то и дело откладывалась. Неизвестно, сколько ещё могла продлиться задержка. Можно было провести томительные часы ожидания в комфортабельном отеле, неподалёку от аэропорта. Но Локотков, как и подавляющее большинство пассажиров его рейса, предпочитал оставаться в зале ожидания, надеясь на неожиданное изменение погоды в лучшую сторону.

Молодой мужчина сменил ещё несколько кресел; постоял у прозрачной стены, с тоской взирая на обильный снегопад за стеклом; в очередной раз поговорил с женой. Тонко чувствуя взвинченность Славы, несмотря на то, что он старался держать эмоции в узде, Агата пыталась отвлечь мужа рассказами о близнецах, которые тот мог слушать бесконечно. Вячеславу ненадолго удавалось отключиться от досадной задержки вылета. Но, когда, попрощавшись, они с Агатой прерывали связь, беспокойство одолевало мужчину с новой силой. И всё продолжалось по кругу: метание по залу, обозревание пространства за окном и неуёмное желание позвонить жене, которое Слава чаще всего не подавлял.

По завершении очередного разговора с Агатой, собиравшейся пообедать в столовой, оборудованной специально для сотрудников завода, Локотков тоже решил перекусить. Не испытывая особого аппетита, Вячеслав отправился в ближайший ресторан, чтобы не отвлекать жену от обеда и самому скоротать время до следующего созвона с ней.

Мужчина за столиком неподалёку от входа первым окликнул Славу, радостно приподнявшись ему навстречу. Вьющиеся рыжеватые волосы; такого же цвета короткая кучерявая борода на чуть вытянутом лице; худощавое телосложение; узкие плечи; рост около ста восьмидесяти. Таков был облик армейского друга Локоткова, его ровесника, тридцативосьмилетнего Геннадия Лузгина.

Пожав руки, Слава с Геной на секунду сомкнули крепкие мужские объятия. После гибели своего друга, Игоря, они продолжали встречаться, как и раньше, раз в год, только теперь на его могиле, чаще всего в день смерти. Когда Локотков занял место за столиком, оба, по молчаливому согласию, подозвали официанта, попросив принести коньяк.

— Что-нибудь закусить? — спросил у приятеля Лузгин.

— Всё равно, — равнодушно мотнул головой Слава.

— Слабосолёный лосось, — принялся торопливо перечислять официант, — заливной говяжий язык…

— Давай заливное, — кивнул Геннадий, ощущая отстранённость Локоткова.

Заказ оказался на столе с опережающей ожидание клиентов скоростью.

— Ты у своих был? — прервал молчание после второй рюмки Вячеслав, вспомнив, что рано потерявший родителей Гена воспитывался здесь, в бездетной семье тётки, родной сестры матери.

— Почти у своих, — грустно покивал приятель, — только на могилках. Дядя Костя два года как умер. А потом, вот, мама-Лида. Хоронил, да в наследство вступал. Сейчас приезжал квартиру продавать.

Лузгин работал в Москве таксистом. Жил с женой и двумя детьми в двухкомнатной у тёщи.

— Удачно?

— Ещё как! Поэтому и решил обратно на самолёте. Ну, и покутил тут недельку, — хохотнул Геннадий. — Пока жена с тёщей на мои денежки лапу не наложили. Я же, блин, добрый. Всё равно отдам. А ты какими судьбами здесь? — скривился приятель, зажевав коньяк долькой лимона.

— Летел из Северо-Сибирска, — следом за другом выпил Слава, не притронувшийся к закуске. — Да вот, рейс на Москву, как назло, задержали из-за непогоды.

— Ты же вроде завязал со своей кризисной деятельностью? — удивился Лузгин.

— Случай особый. Нельзя было отказаться.

— А кто там, на заводе, без тебя рулит? Жена?

— Агата, — подтвердил Вячеслав. — Соскучился, — вымученно улыбнулся он, — сил нет. Привык, что всё время рядом и она, и малыши.

— Давай, за детей, — оживился Геннадий. — А то мы всё, не чокаясь, пьём.

— Давай, — с готовностью наполнил рюмки Локотков.

— О, Кирилл, ты чего торопишься? — обернулся к проходящему мимо столика молодому человеку Гена. — Посадку, что-ли, объявили?

— Нет, — приблизился мужчина, которого окликнул Лузгин. — Трухачёв, — протянул он руку равнодушно посмотревшему на него Славе.

— Вячеслав, — представился в ответ Локотков, отвечая на рукопожатие стройного молодого человека, лет тридцати трёх; с тонкими, неприметными чертами лица; темноволосого, с аккуратной стрижкой; в элегантной одежде, явно дорогих брендов, что не особенно бросалось в глаза, но и не оставалось незамеченным для тех, кто понимал в этом толк.

— Тогда, давай, к нам, — отодвинул для знакомого стул Геннадий. — Ещё коньяку, пожалуйста, — окликнул он оказавшегося неподалёку официанта.

— Да я не один.

— И приятеля зови.

— Некогда особо, Ген. Ну, ладно, по рюмашке, за знакомство. Я плачу. Марк! — подозвал он мужчину, который после оклика Лузгина, остановившись у выхода из ресторана, терпеливо поджидал Кирилла.

Подошедший поочерёдно пожал руки Локоткову с Геннадием и, молча, занял место за столиком. Коротко стриженый, с сильной проседью на тёмно-русых волосах, он обозревал соседей по столу настороженным взглядом из-под широких чёрных бровей, усиливая впечатление, возникшее при его появлении у Славы с Лузгиным, что тот является телохранителем Трухачёва. Однако, как вскоре выяснилось, приятели ошиблись.

— Ну, за знакомство, — ещё более оживился при виде стремительно доставленного заказа Кирилл.

— Сын соседей моих, — пояснил для Вячеслава Лузгин. — Одним рейсом в Москву летим.

— Мне вообще-то в Липовск, — Трухачёв назвал город, куда направлялся Слава.

— Ты не говорил, — удивился Геннадий. — Славке тоже туда.

— Надо же, — изумлённо глянул на Локоткова Кирилл. — Да, какая разница. Всё равно через Москву добираться. Прямого рейса нет. Но у меня, похоже, намечается вариант, — кивнул он в сторону Марка.

— Джип «Паджеро»? — наугад предположил Вячеслав, ранее обратив внимание на пафосный автомобиль, перекрывший на стоянке места для двух машин.

— Бери круче, — довольно улыбнулся Трухачёв. — На «Паджерике», — подтвердил он догадку Локоткова по поводу принадлежности джипа, — при всём моём уважении к Марку, всё равно долго пилить. А мне пообещали часа за полтора, максимум, за два, доставить до места. Я же подвисаю конкретно, с этим снегопадом, — принялся объяснять молодой человек. — Вчера только из Екатеринбурга. Решил хоть немного со своими побыть. А тут такая засада с этим снегом. Нужно было сразу лететь, ещё вчера. Мне же, край, надо в …овск попасть. Завтра там на комбинате запуск доменной печи.

— Колись, Кирюха, неужто, Фрола уговорили? — подался к знакомому слегка захмелевший Лузгин.

— Уговорил, — впервые подал голос владелец «Паджеро», тыча себя большим пальцем в грудь.

— Ну, ты, огонь, Марк! — откинулся на стуле Геннадий. — Прикинь, Слав, Фрола на «Робинсон» раскрутил, — приятель восхищённо обернулся к Вячеславу. — У того частный вертолёт, и он сам на нём летает.

— А кто это, Фрол? — заинтересовался Локотков.

— Егор Фролов, олигарх местного масштаба, — развеселился Лузгин.

— Да ладно, местного, — насмешливо фыркнул Кирилл. — На минуточку, замечен в реестре «Форбса». Правда, в завершении списка, но всё-таки.

— А, если и я с вами? — воодушевился Вячеслав. — Найдётся место?

— А почему нет, — переглянулся с Марком Трухачёв. — Вертолёт четырёхместный. И мне, кстати, подешевле поездка станет. Если ты в состоянии разделить расходы?

— Не вопрос, — уверенно согласился Слава, обрадованный перспективой пораньше оказаться дома.

— Да вы чего, парняги? — раздался изумлённый голос Марка. — Какие, на фиг, расходы? Фрол же из-за спортивного интереса летит. Ему за счастье экстрим погонять.

— Ну, ладно, — махнул рукой Кирилл, — это мы потом сами разберёмся с Егором. Правда, Слава? — по-свойски обратился он к новому знакомому.

— А как будет с разрешением на взлёт? — заволновался Локотков. — Вдруг при такой погоде не дадут?

— Фрол без всякого разрешения летает, — пояснил Марк. — У него есть определённый предел, выше которого не залетает. Он сказал, если чуть влево заберём, то там слабее снегопад. А ближе к вашему Липовску вообще нормальная погода.

— Ну, ладно, — поднялся Трухачёв, — идёмте, а то нам ещё до места надо добираться.

— Слав, — остановил приятеля Геннадий, — давай, на посошок! А то, когда ещё увидимся.

Выпили все четверо, включая водителя «Паджеро». Поднявшийся из-за стола Вячеслав внезапно пошатнулся.

«Что за ерунда? Не так много и выпил, а почему-то развезло».

— Ничего, — подбодрил его Кирилл, придержав за плечо, — сейчас в «Паджерике» малость отоспишься. Нам ехать минут сорок, да, Марк?

— Можем и за тридцать, если по встречке, — мрачно пошутил тот, помогая Трухачёву вывести Славу из зала.

Забытая Локотковым сумка осталась под столом, не замеченная ни новыми знакомыми, ни Геной, который, оставшись в одиночестве, приканчивал закуски.

Глава 2

Неделей раньше.

— Ты же, ушлёпок, гнал мне, что компания Брадарского без пяти минут банкрот!

— Всё так и было, Даниил Никитович!

— А какого же хрена, проморгал этого кризис-менеджера?!

— Так никто даже не заподозрил, что новый пресс-секретарь, это он и есть. Все думали, из министерства прислали очередного проигравшегося мажорика, подлататься в Сибири.

— Сам ты, мажорик из министерства!

— Я разрулю ситуацию, Даниил Никитович!

— Разрулю… Кого там Брадарский назначил, после того, как дал тебе под зад коленом?

— Пока сам рулит.

— Ну, и как ты, в таком случае, собираешься действовать?

— Брадарскому, наверняка, скоро надоест это дело. Всё равно будет управляющего нанимать. Вот мы своего и подгоним.

— А он опять Локоткова выпишет. И сколько ты так будешь ходить, как пони по кругу?

— Ну, с …Локотковым надо порешать вопрос, …типа, …кардинально.

— Типа, кардинально. Сам, что ли, возьмёшься? — насмешливо произнёс собеседник.

— З-зачем, сам? Есть же …у вас… люди…

— У меня всё есть. Сам-то ты на что способен?

— У м-меня же другие задачи.

— У тебя одна задача: исполнять мои распоряжения, прихоти, если угодно. А, не угодно, четыре стороны света к твоим услугам.

— Ну, надо подумать. Можно подстроить автокатастрофу или суицид организовать…

— Скучный ты человек. Никакой фантазии. Ладно, так и быть, подкину тебе сценарий. Но, исполнять будешь строго по плану. Никакой самодеятельности. Сядь ты уже, — поморщился собеседник, — не маячь перед глазами. Итак, слушай сюда! Всё должно быть хитровыделанно. Первое, Локотков когда отбывает?

— Через неделю, четырнадцатого. Летит на Москву, с пересадкой в Нижнегорске. Других билетов не было.

— Значит, будем плясать от Москвы. Это даже проще, правда, не так забавно. Типа твоей банальщины. Но на крайний случай сгодится. А пока даю запасной вариант для Нижнегорска. Там, кстати, по прогнозу снегопады обещают. По любому рейс задержат. Но даже, если и не задержат, всё равно времени между двумя полётами наверняка будет достаточно. Поэтому, твоя задача, запустить двух космонавтов.

— Даниил Никитович, объясните, пожалуйста, подробнее про космонавтов. Не хотелось бы ошибиться.

— Правильно переспрашиваешь, — хмыкнул собеседник. — В твоих интересах, чтобы получилось в Нижнегорске. Иначе, придётся за МКАДом автокатастрофу делать. Но ты себе представить не можешь, насколько это сложнее, несмотря на видимую простоту и банальную затею. Значит, слушай, что я придумал для Нижнего. Даю ориентировку: Егор Фролов, либо Марат Осташов.

— Вертолёт будем задействовать?!

— Его, родимого. Твоя задача, в случае, если Локотков застрянет в аэропорту, сделать так, чтобы он согласился на вертолёт. Потом, хочешь, сам с ним лети. Хочешь, человечка подыщи. Типа, второго космонавта.

— Я высоты боюсь, Даниил Никитович! Есть же предел…

— А компанией Брадарского рулить не боялся? С этой высоты хлопнуться, почище, чем с вертолёта будет. Ладно, действуй как знаешь. Только обеспечь падение Локоткова. Без вертолёта, само собой. И Фрол, и Маратик нам ещё сгодятся. Зря, что-ли, они у нас олигархи на прикорме, — захохотал собеседник.

— Зачем такие сложности? — спросил молодой мужчина, после того как угодливо отсмеялся вслед за хозяином.

— Так никто и не обещал, что будет легко. Опять же, это такой случай, когда, чем сложнее схема, тем лучше результат. Ты вот, — досадливо скривился собеседник, — никакие уроки не усваиваешь. Учу тебя, учу. Да, походу, только время зря трачу. Вникай, пока я жив! А то я тоже могу, под зад коленом, как Брадарский сделал.

— Я вникну, Даниил Никитович! Обещаю!

— Вникну… Ты брал бы на вооружение методы этого менеджера по кризисам. Ведь какой ловкач! Он же не только у Брадарского вам, ушлёпкам, пыль в глаза пускал. Говорят, в своё время, немало компаний вот так вытащил.

— Так, может, его перевербовать? Чтобы не вытаскивал, а, наоборот, банкротил. Перекупить, так сказать.

— Не получится.

— А, как же вы говорили, что на любые деньги найдутся бОльшие деньги?! Или скелеты в шкафу? Или шантаж?

— Не прокатит, — помотал головой собеседник. — Деньги предложить можно. Только Локотков прекрасно знает, что недолго с ними проживёт. Завалят те, кому он вчера помогал, а нынче взялся банкротить. Ну, а шантаж ещё никогда не способствовал вдохновению. Человек дело делает, а сам трясётся за близких или, скажем, за свою жизнь. Отвлекает же. И качество исполнения непоправимо страдает.

— Не скажите, Даниил Никитович. Я как раз собираюсь одного из космонавтов шантажом взять.

— Для шушеры твоей это в самый раз. А Локотков — человек творческий. Значит, как ты и предложил, действуем кардинально. Но, изобретательно. В общем, краткий сценарий. Надо доставить Локоткова, куда он, собственно, и направляется, в Липовскую область. Только район выбрать какой-нибудь позахолустней. Такой, где поменьше жилья, побольше сельхозугодий. Вертолёт должен зависнуть на минимальной высоте от земли. Надо, чтобы наш пассажир не разбился в лепёшку, а хлопнулся где-нибудь посреди заснеженного поля и тупо замёрз. То есть, когда труп отыщут, чтобы не догадались, как он туда попал.

— Да, как его отыщут посреди поля?

— Всякое случается. Потешно было бы, — хихикнул собеседник, — труп есть, а следов к нему нет. Ни лыжных, ни снегохода, ни квадроцикла, ни джипа. Ни парашюта рядом. Но это маловероятно. Такое развлечение нам вряд ли светит. Отыщут, в лучшем случае, весной, когда начнут поля обрабатывать. Значит, расклад такой. Вещи клиента уничтожить. Не выбросить, понял? Выброшенные вещи имеют обыкновение всплывать в самом неожиданном месте. Клиента — в поле, в пределах Липовской области. Без мобильника, само собой. И, главное, забрать верхнюю одежду. А то, мало ли, вдруг выживет. У таких как он наверняка курточка на гагачьем меху. Минус пятьдесят не страшны. Ну, и для полного успеха, чтобы не сопротивлялся, подпоите его, что ли. Наркоты можно добавить. В общем, перед полётом клиент должен быть в отключке.

— Всё сделаю, Даниил Никитович! Вы так подробно всё объяснили. Разрешите идти? Ну, в смысле, задача мне понятна. Спешу приступить к исполнению.

— Сядь, не кипишуй. Это была первая часть Мерлезонского балета. А, сейчас, часть вторая. Надо заводик Локотковский прибрать к рукам, хотя бы наполовину.

— Почему не полностью?

— Потому что с Путилиным, у которого пятьдесят два процента акций, мы тягаться не будем. Можно ненароком «самого» задеть. Заводик по нашим масштабам мелкий. Но для этих персон, сам знаешь, мелочей не бывает. А вот со вторым акционером попроще. Сейчас как раз самый благоприятный момент.

— Глагольев же недавно умер!

— Хо, а ты, оказывается, в теме! А, говоришь, не касался вопроса.

— Даниил Никитович, я у этого кризис-менеджера всю подноготную изучил. Ну, после того, как он наши планы нарушил.

— Во-о-от, молодец, времени зря не терял. Значит, когда Локоткова нейтрализуем, будешь обрабатывать его жену. Не сам, конечно. Через кого-то.

— Самому бы пойти!

— Ишь, раздухарился! Озябни! Она могла тебя увидеть. Мало ли, где-нибудь на сотовом у Локоткова. Сам говоришь, что они плотно общались, когда он был у Брадарского. Агата Леонидовна, как оказалось, опытный рекламщик. Вот Локотков с ней и советовался чуть ли не каждый день. Так что, сам не лезь.

— Тоже верно. Ну, ничего, уж для такого дела у меня найдётся человек.

— Значит, понял, да? Влияние на Агату Леонидовну это первый вектор воздействия на заводик. Второй — акции Глагольева. У него два отпрыска остались, лет по двадцать пять, тридцать. Не помню точно, кому сколько. Сын-мажор и дочь, которая прикидывается, будто плохо говорит по-русски. Мамаша детишек на похороны еле-еле из Франции выцарапала. Они спят и видят, как бы им обратно свалить. Но там какой-то непорядок с баблом. Ну, как это обычно бывает, после ухода главы семейства. Жёнушка Глагольева и сама бы радостно с ними свалила. Однако никак не может с наследством разобраться. До сих пор непонятно, кому он и что отписал. Какие-то особые условия по срокам, вроде того, что не сразу оглашается завещание. В общем, отдельная тема тебе. Этих мажориков проработать. Вдову лучше не задействуй. Баба на редкость глупая и алчная. Нахрапом своим попортит тебе всю операцию.

— А мажорики, разве, умнее?

— Будем надеяться, что они хоть что-то от папаши взяли в плане ума. Ну, сам определишься с ними. Если совсем безнадежны, лучше актёров найми. Те всё сыграют без капризов. С рук у тебя есть будут.

— Понял, Даниил Никитович.

— Там ещё темку можно раскрутить под это дело. Банчишко один цепануть в Липовске. Давно он мне покоя не даёт, как-то слишком бурно развивается.

— Банк-то, часом, не Путилинский?

— Нет, точно не его. По слухам, его то ли старый губер основал, а потом мэру продал, то ли сам мэр. Одно точно известно, что там втайне от «самого» деньги крутят. Ты конкретно разузнай, как там и что. И провернём мы с тобой операцию века. За это я тебе потом акции, что ты у вдовы Локоткова, и у детей Глагольева оттяпаешь, подарю. Будешь развлекаться на этом заводике. Там, кстати говоря, довольно перспективное направление. Прибыль растёт день ото дня.

— А как же будет с Брадарским?

— Там для тебя всё! Ходы закрыты. Ты себя полностью дискредитировал. Чего косорылишься?! Чем-то недоволен?! Ну-ка, быстро, сделай подобострастное выражение лица! Покажи, как ты умеешь пресмыкаться! То-то же! Не кисни! Ползаводика у тебя останется, как бонус. Посидишь года два в провинциальной глуши. А потом, так и быть, подыщу тебе очередной масштабный проект, по типу компании Брадарского. После того, как мы Локоткова нейтрализуем, проворачивать банкротство намного легче будет. Но, главное, когда будешь заниматься этой темой, повторяю: будь осторожен, смотри, не задень Путилина. В случае чего, эти жернова раздавят и тебя, и меня заодно.

— А, если он будет помогать вдове Локоткова?

— Я тебя умоляю! Для него это всё равно что соломинку с подошвы отряхнуть. Наклоняться, блин, надо. А ему это не по статусу. Он лучше ботинки выбросит и новые купит. К тому же, мы с тобой заводик не разоряем и на Путилинское имущество, хоть для него это и крохи, не посягаем. Просто небольшой передел собственности, только и всего. Да, и парня этого проучить надо, чтобы другим неповадно было. Конечно, я бы предпочёл поиграть с ним, как кот с мышью. Уж больно интересен он мне. Но нельзя его в живых оставлять. Слишком умён, с. ка, и потому опасен! Да и заступников у парня, в случае чего, наберётся — будь здоров. Ну, а мёртвый он никому не нужен. Нет тела, нет дела. Когда отыщут тело, всем уже будет по барабану, как и что. Поэтому, остаётся игра с вдовой Локотковой.

— Кстати, хотел уточнить…, — неосторожно перебил молодой человек. — Извините…, — сообразил он, что допустил оплошность.

— Ладно, валяй! Может, чего креативного предложишь.

— С Глагольевскими мажорами расклад понятен. А вдову Локоткова, разве, нельзя просто-напросто припугнуть, чтобы отдала акции? Зачем тратить время и возиться с её ничтожными процентами? Локотковы, скорее, управляющие, чем акционеры.

— Опять, двадцать пять. Нет, ты всё-таки безнадежен!

— Простите, пожалуйста! Всё понял! Удовольствие от игры…

— В том числе. А по большому счёту, Агата Локоткова это твой тренировочный полигон. Твоя экзаменационная площадка для получения прав на вождение. Ты должен провести работу над своими ошибками у Брадарского и сделать выводы. От успеха этой части операции зависят сроки твоего дальнейшего пребывания в провинции. Намотай на ус! Скажи спасибо, что я за тебя всё придумал. Твоё дело только реализовать и, главное, умудриться не изг..нять крутой сценарий.

— Спасибо, Даниил Никитович! Сценарий, на самом деле, супер!

— То-то же! А то, развёл банальщину: автокатастрофа, суицид. Ты ещё предложи, как в тупых боевиках, машину бензином облить и швырнуть зажигатку «Зиппо». Креативнее надо мыслить, как сейчас говорят. Надо стремиться переиграть противника. Тем более такого изобретательного, как этот Локотков. Одним словом, действовать его же методами. Надеюсь, на сей раз, — подвёл черту под разговором собеседник, — парню раз и навсегда придётся сменить статус режиссёра своих проектов на главную роль в нашем фильме. Где герой, увы, погибает.

Глава 3

— Гриша, — в отчаянии воскликнула Агата, поднимаясь из кресла навстречу своему бывшему шефу — директору рекламного агентства «Орбита» Григорию Рябову, — ты не представляешь! Мне кажется, вся эта затея с полицией — полная безнадёга. Ой, прости, пожалуйста! Здравствуй, — запоздало поприветствовала она Рябова. — Спасибо, что нашёл возможность приехать! Кофе будешь? — кивнула молодая женщина в сторону приоткрытой дверцы в крохотную, смежную с кабинетом руководителя, комнату, где ютились: небольшой холодильник, шкафчик с посудой, электрочайник и кофеварка.

— Не откажусь.

— Эспрессо средней крепости? — на всякий случай уточнила Агата.

— Угу, — согласился Рябов, занимая место в одном из кресел рядом с овальной приставкой к директорскому столу. — Вещь, — с наслаждением сделал глоток кофе Гриша. — Славка понимает толк в хорошем кофе, — подчеркнул он, в последний момент спешно проглотив окончание в слове «понимал» и заменив глагол настоящим временем. — Так что там с полицией?

— Моё заявление о пропаже они конечно приняли. Но, при этом заявили, будто Слава загулял перед Новым годом. Сказали, поверьте на слово, оттягивается ваш муж где-нибудь. Мужикам такое свойственно. И, вообще, полезно, от нервных перегрузок. Работа у всех нас нервная. Так что, не волнуйтесь! Вернётся ваш муж к Новому году. Чисто выбрит и слегка пьян.

— Философы, блин! — покрутил головой Рябов, следом протянув Агате чашку для второй порции кофе. — Ты не обращай на них внимания. Менты, как и врачи, своего рода, циники. Иначе, на такой работе действительно с ума сойдёшь. Главное, чтобы дело своё делали.

— Навскидку, вроде бы, шевелятся, — обернулась от кофеварки Агата, наливая кофе для Гриши. — Запрос в Нижнегорск сделали. Ну, то есть туда, откуда Слава последний раз выходил на связь. Ни на одном рейсе, вылетающем из Нижнегорска, начиная со дня пропажи, он не зарегистрирован.

— А мог Славка поездом поехать?

— Кто знает, — пожала плечами Агата, усаживаясь в директорское кресло. — Вполне возможно. Мог и на машине, если бы подвернулась какая-нибудь оказия. Ты не представляешь, Гриш, насколько Слава был взвинчен из-за этой задержки рейса. Звонил мне каждые полчаса, если не чаще.

— Как-то непохоже на Славку. А, может, его там кто-нибудь доставал или преследовал? Как думаешь?

— Вряд ли, — ответила Агата, подумав некоторое время. — Он просто соскучился. Иначе Слава сумел бы с собой совладать.

— Так-то да, — согласился Рябов. — А как обстоит дело с поездами?

— Всё ещё проверяют. Там же уйма маршрутов, и на Москву и на Липовск.

— Да, делов-то, проверить! — возмутился Гриша. — Все данные в компьютерной базе.

— Не знаю, Гриш, — погрустнела Агата. — В полиции ведь не только поиском Славы занимаются.

— Ну, да, ты права. Вот что мы сделаем. Для начала я губера попрошу, чтобы подстегнул мвдэшников. Уж ему-то отказать не посмеют. Ты ему, кстати, не звонила?

— Как-то не подумала. А зря. Ведь Слава в Сибирь по его наводке поехал. Вытаскивать из банкротства компанию приятеля.

— Как фамилия приятеля?

— Брадарский.

— Круто, — уважительно покрутил головой Рябов. — Может, оттуда ноги растут?

— Не поняла.

— Ну, кто там компанию до банкротства довёл? Вдруг это они решили Славке отомстить? Крис, я же не в этом смысле, — воскликнул Гриша, заметив расширяющиеся от ужаса глаза Агаты. — Убивать Славку точно не станут. Могут просто шантажировать, с целью перевербовать, ну, или что-то типа того.

— Успокоил, — иронично хмыкнула Агата.

— Нет, ну, ты ведь уже Бог знает что подумала!

— Ладно, проехали, Гриш.

— Так, кто там действовал, у Брадарского? Не знаешь?

— Слава сказал, что его личность ни о чём не говорит. Обычный наёмный менеджер. Через него невозможно выйти на рейдеров. Брадарский тоже не в теме. Это и понятно. Такие люди, как рейдеры, обычно не светятся, до поры.

— Ладно, мы тоже не будем сидеть, сложа руки. Надо Толика подключить, — назвал Рябов своего приятеля из полиции. — Ты мне дай, пожалуйста, контакты следователя, что делом Славы занимается. Толик сам на него выйдет. Информацию по поездам он быстрее, чем они, соберёт. Менты ему только спасибо скажут, что разгрузил их.

— Гриш, а как насчёт аварий на дорогах? Слава вполне способен взять такси из Нижнегорска. Мне кажется, кто-нибудь мог согласиться на такую поездку в пятьсот километров. Потому что на деньги Слава точно не поскупился бы. Он так рвался домой.

— Не волнуйся, проверит Толик и этот вариант.

— Я, как-то, больше к нему склоняюсь. Ну, что Слава в аварию по дороге попал. Лежит теперь где-нибудь в больнице. И, скорее всего, без сознания. Поэтому и на связь не выходит.

— Погоди, так паспорт же при нём, — заметил Гриша.

— В нём прописка московская.

— Значит, надо ещё и в Москву запрос сделать. Не обращались ли по тому адресу? Вдруг действительно из больницы пытались связаться. Крис, не волнуйся! Мы с Толиком всё проверим. И Славку обязательно найдём.

— Да я и не сомневаюсь, что найдём, — уверенно сказала Агата. — Только, сам понимаешь, сердце-то не на месте. Если Слава пострадал в аварии, то мне надо как можно скорее попасть к нему. О, кстати, удачная мысль! — воодушевилась молодая женщина. — Надо все больницы обзвонить, по пути из Нижнегорска в Липовск.

— Когда тебе? — усомнился Гриша. — У тебя на заводе куча дел. Толику поручу…

— У Толика не десять рук, Гриш. На нём и так московский адрес, аварии и поезда. А на заводе всё идёт своим чередом. Главное сейчас Славу отыскать. Завтра Люся приедет, — вспомнила Агата о приезде тётушки. — Вот с ней на пару и возьмёмся. Жаль, Милены нет в городе, — пожалела она об отъезде лучшей подруги, с которой помирилась несколько лет назад. — С её энергией она бы мне здорово помогла.

— Когда вернётся?

— По меньшей мере, через три года, — вздохнула Агата. — Одинцов пошёл в гору: скакнул из областной администрации на министерскую должность.

— Круто, — уважительно сказал Рябов. — Ну, да ладно. А я бы ещё в Нижнегорск смотался. Не лишне будет самому посмотреть на месте. Славка же тебе из аэропорта звонил? Или из отеля?

— Нет, в отель он не заселялся. Всё время в зале ожидания был. А потом обедать собирался. Но в какое именно место он пошёл, я не знаю. Там же наверняка уйма кафе и ресторанов.

— Ничего, все обойду. Не может быть, чтобы его никто из обслуги не запомнил.

— Гриш, — усомнилась Агата, — сомневаюсь, что тебе скажут, даже если видели. Служащие в таких заведениях обычно осторожны. Мало ли, с какой целью человек выспрашивает.

— Значит, придётся Толика задействовать, с его удостоверением.

— Кто же его с работы отпустит?

— Ничего, уж на пару дней точно вырвется. У меня есть выход на его начальника. Так что, отпустят Толика, никуда не денутся.

— Спасибо тебе, Гриш! — с чувством поблагодарила Агата.

— Крис, да ты что! Славка же мне друг. О, кстати, о друзьях. Надо будет Генке позвонить. Если у тебя телефона нет, я могу у Юлии взять. Просто не хотел ей пока говорить про Славу. А то начнёт охать, да ахать.

— Гриша, так я же Геннадию первым делом позвонила.

— И что он?

— Не получилось с ним поговорить. Телефон жена взяла. Сказала, что Генка пьяный в слюни. Вроде бы, неделю уже пьёт. Но пьёт дома. Никуда не уходил. И уверяла, что Слава у них не появлялся. Жена сильно обижена на Генку. Говорит, что пропадал где-то двое суток. Считает, что у любовницы.

— Погоди-ка, а когда пропадал?

— Ещё до вылета Славы из Северо-Сибирска.

— Понятно. Ну, ладно, Крис, поеду я. А то дело к вечеру. Сейчас рано темнеет.

— Конечно, поезжай. Может по пути к нам заедешь, пообедаем или уже… поужинаем?

— Нет, Крис, спасибо. Меня после еды в сон клонит, — улыбнулся Рябов. — Поэтому, пообедав, предпочитаю за руль не садиться. Водитель сегодня в отгуле. Пришлось самому.

— Будь осторожен! Ларе привет.

Возвращаясь в город, Рябов не мог надивиться самообладанию Агаты. Ему очень импонировало, что она не впадает в истерику и, главное, верит, что Слава найдётся, по крайней мере, живым. До приезда к Локотковой, положа руку на сердце, сам Гриша сильно в этом сомневался. Но Агате удалось вселить в него уверенность. Однако версия об автомобильной аварии прозвучала для Рябова неубедительно. За пять дней сведения о человеке, пусть даже находящемся без сознания, наверняка поступили бы. Ведь у Славы при себе документы и тот же сотовый. Тем не менее, Гриша не собирался опускать руки, намереваясь предпринять всё возможное для поиска друга.

***

Водитель, подвозивший Агату в посёлок в десяти километрах от районного центра, где располагался завод, с трудом подобрался к воротам дома. Начиная со второй недели декабря, снег валил ежедневно. Обслуживающий несколько посёлков трактор с трудом справлялся с объёмами работ.

— Ну, вот, Агата Леонидовна, — виновато произнёс водитель, — ближе не смогу. Проберётесь?

— Витя, да ты что, — вынырнула из тёплого нутра «Мицубиши Аутлендер» Агата. — Спасибо! И так почти к порогу подвёз. Я за тебя беспокоюсь. Как добираться будешь? В вашем отростке наверняка ещё не чистили, — предположила она, называя отростком ответвление улицы, где жил водитель.

— Доберусь, не волнуйтесь! Завтра пораньше заеду, — предложил доброжелательный парень, выбираясь из автомобиля вслед за Агатой. — Хотя бы дорожку от дома к воротам успею расчистить.

Обычно расчисткой снега на территории вокруг дома занимался Слава. Но снегопады прошедших трёх лет не шли ни в какое сравнение с объёмом снега, выпавшим этой зимой.

— Хозяюшка, — раздался за спиной Агаты хрипловатый голос, — помощь требуется?

Локоткова обернулась, запахивая на себе тонкую бежевую дублёнку, чтобы защититься от порывов ветра. Чуть ссутулившись и опираясь согнутыми руками на деревянный черенок пластмассовой лопаты, неподалёку стоял мужчина в камуфляжной фуфайке. Светло-русая, явно многодневная, щетина на нижней части лица, неожиданно бледного для морозной погоды; отстранённо-печальный взгляд из-под низко надвинутой вязаной шапочки.

— Не отказалась бы, — осмотрела его с головы до ног Агата, приподнимая воротник своей дублёнки.

Молодая женщина не любила головные уборы и крайне редко их надевала, пользуясь преимуществом поездок в автомобиле. Однако, изредка, как сейчас, ей очень хотелось накинуть капюшон, завернуться по плечи в тёплый палантин или хотя бы натянуть связанный из норковых полосок мягкий берет — подарок мамы, заботившейся о здоровье дочери. Поблагодарив маму, Агата в своё время засунула берет на дальнюю полку шкафа, пребывая в убеждении, что подобные изделия носят дамы, достигшие по меньшей мере семидесятилетнего возраста.

— Привет, Олег! — поздоровался водитель, подошедший вслед за хозяйкой.

— Привет, — покивал новоявленный помощник, не делая и шагу навстречу Виктору. — Не отбирай хлеб у бедного работяги, — с едва заметной улыбкой пожал он протянутую руку приблизившегося парня. — Дай заработать! Хозяйка, — снова обратился он к Локотковой, — наймите, не пожалеете. Я вам территорию расчищу на загляденье.

— Знакомый твой? — поинтересовалась Агата у Виктора, после того как мужчина принялся споро работать лопатой.

— Да его почти весь посёлок знает. Это племянник тёть Лены Ковалёвой, что на нашей улице живёт. Неделю назад с Алтая приехал. Говорят, чеченец. Ну, в смысле, в Чечне воевал. Олег всем снег чистит, кто ни попросит. Не хочу, говорит, на шее у тётки сидеть. Пенсия, что у него, что у неё, крохи. Вот он и подрабатывает.

— Вовремя он появился, — зябко поёжилась Агата. — А то совсем нас завалило.

— Ага, позавчера, когда к вам подъехал, видел, как ваши малыши вместе с Ириной Константиновной лопатками махали, — улыбнулся парень, бесхитростно желая подбодрить и отвлечь свою начальницу.

— Пойду я, Витя, а то что-то холодно.

— Конечно, идите. До свидания!

— До свидания, Витя!

Глава 4

Чуть согревшись, Агата уютно разместилась в окружении близнецов на диване в гостиной.

— Гриша приезжал, — сказала она матери.

— Есть что-нибудь новое? — осторожно спросила Ирина Константиновна, имея в виду сведения о зяте.

— Пока ничего. Обещал поехать в Нижнегорск, вместе со своим приятелем из полиции.

— Мам, — потеребил её за руку сынишка, — а когда папа приедет?

— Если получится, то к Новому году.

— А почему он мне по скайпу не звонит?

— Тёма, он просто переехал работать в другой город. Там связь очень плохая. Даже телефон не ловит, не то что скайп.

— Пойдём играть в пиратов, — потянула братишку Алёнка. — Только, чур, я буду Джеком Воробьём.

— Нет, — соскочил с дивана Артём, — я! А ты будешь отважной пираткой.

Близнецы заспорили, но, вскоре, придя к согласию, устремились в игровую комнату, в унисон распевая строчки собственного сочинения:

«Мы пираты! Мы пираты!

Мы бросаем паскираты!»

— Что это за штуки? — с улыбкой удивилась Агата.

— Не знаю, — тепло улыбнулась мать. — Сами придумали. Второй день поют. Должно быть, какое-нибудь оружие.

— Ой, — вспомнила Агата, — я же совсем про мужчину забыла, что у нас вокруг дома снег чистит. Уже закончил наверное. Надо пойти ему заплатить.

— Что за мужчина? — почему-то обеспокоилась Ирина Константиновна.

— Приезжий. На той же улице живёт, где и Виктор. Витя сказал, он неделю назад с Алтая к тёте приехал. Теперь вот ходит по посёлку, снег чистит.

— Сиди, я сама заплачу. А то ты и так продрогла вся. Как его зовут?

— Олег.

— Сколько нужно заплатить?

— Пятьсот рублей.

Вернувшись, мать возвестила:

— Отлично почистил. И на удивление быстро. Может надо было дать больше?

— В следующий раз заплатим тысячу, — задумчиво произнесла Агата, глядя в одну точку. — По прогнозу нас ждёт усиление снегопада. И нам поневоле придётся пользоваться его услугами. Если, конечно, ему самому не надоест.

— Дочур, — мягко спросила Ирина Константиновна, — а ты родителям Славы так и не позвонила?

— Нет, — слегка беспомощно глянула на мать молодая женщина. — Незачем их понапрасну беспокоить.

— Но ведь, рано или поздно, они всё равно узнают. Им же не скажешь, как детям, что Слава в отдалённом районе, где нет связи.

— Почему? — удивилась Агата. — Если сказать уверенно, они поверят.

— Но это же обман…

— Я никого не обманываю, — вспылила Агата. — Слава жив! Найти его — вопрос времени.

— Дочь, и всё-таки, мне кажется, ты не права, что берёшь на себя весь груз ответственности. К тому же, у Светы с Аркашей могут оказаться какие-нибудь знакомые. Ну, мало ли, из тех, кто может помочь…

— Знакомые! Ну, конечно! Вот Паше надо позвонить обязательно, — воодушевилась Агата, имея в виду Славиного старшего брата, что жил с семьёй, как и родители, в Санкт-Петербурге. — Он же врач. А я как раз собираюсь обзвонить все больницы, начиная с Нижнегорской, до нашей области.

— Это же огромное количество!

— Ну, и что? Завтра Люся приедет, поможет мне. И Паша, надеюсь, подскажет, как ускорить процесс. Вдруг есть какая-нибудь общая база данных, с пациентами по всей России.

— Тогда надо обязательно запрашивать информацию о неизвестных больных.

— Маловероятно, что Слава окажется в их числе. У него же с собой паспорт.

— Будем надеяться, — вздохнула мать. — Может, — воодушевилась женщина, — Милене в Москву позвонить?

— Зачем? — удивилась Агата.

— Ну, … у Сергея Одинцова теперь столько возможностей на его новой работе.

— Мам, — вздохнула Агата, — он же не в МВД работает. К тому же, Гриша через свои каналы озадачил всех, кого только возможно.

Женщины умолкли, сохраняя молчание довольно долго.

— Агата, — мягко начала тяжёлый для неё разговор Ирина Константиновна, — доченька, послушай меня, пожалуйста. Сейчас ты выглядишь совершенно неуязвимой. Твоё сердце покрыто панцирем, об который разбиваются, не только домыслы по поводу Славы, но и вполне разумные предположения. Агата, но я очень боюсь, что в момент получения неблагоприятных известий, не дай Бог конечно, этот панцирь может расколоться, смертельно ранив твоё сердце. А тебе ещё детей растить. Послушай меня, доченька! Попробуй, понемногу себя подготовить. Безусловно, надо обязательно довести до конца эту затею с больницами. Но, всё же, давай, будем реалистами. Если человек не подаёт о себе вестей больше пяти дней… Знаешь, жизнь это не сериал, где герой теряет память и…

Мать внезапно умолкла, наткнувшись на ледяной взгляд Агаты. В нём не наблюдалось неприятия слов говорившей, не было ни следа озлобленности, и расстроенной дочь тоже не выглядела. Оставалась только, граничившая с упрямством, уверенность, что её любимый жив, невзирая ни на какие домыслы и разумные предположения, упомянутые матерью.

— Что же ты остановилась? — глухо произнесла молодая женщина. — Продолжай. Я же тебя не перебивала…

— Девочка моя, — навернулись слёзы у Ирины Константиновны, — прости меня, дорогая… Я так тебя люблю, доченька…

— Мамуль, — стремительно пересела ближе к матери Агата, — не плачь, пожалуйста! Я тоже очень — очень тебя люблю! — пылко проговорила она, обнимая мать руками за плечи. — Просто у меня не получается быть реалистом, понимаешь? Это невозможно объяснить с точки зрения здравого смысла, к которому ты меня призываешь.

Тон молодой женщины сделался спокойнее. К изумлению матери, в голосе Агаты совсем не слышалось одержимости.

— Скорее, это что-то из области мистики, — тихо продолжала дочь. — Раньше я относилась к ней немного скептически. Точнее сказать, это было параллельное существование. Я — сама по себе, мистическое — само по себе. Вся эта так называемая телепатия прошла мимо меня, не вызвав ни интереса, ни отторжения. В общем, когда-то я была закоренелым реалистом, — горько усмехнулась Агата. — А сейчас внезапно сама оказалась под властью той самой мистики, которую раньше некоторым образом презирала, что-ли… И сериальные страсти, с потерявшими память героями, здесь совершенно ни при чём. Единственное, чего я боюсь, это опоздать… Поэтому мне так важно побыстрее отыскать Славу. Знаешь, я буквально физически чувствую, что ему невероятно трудно. Надо как можно скорее оказаться рядом, чтобы вытащить его…

Сообразив, что к ней возвращается горячность, Агата погладила ладонью руку матери, тем самым, словно утихомиривая саму себя.

— И то, что ты сказала про осколки панциря, не соответствует действительности. Не будет никаких осколков, мама, как нет и самого панциря. Есть только моя любовь. Есть стойкое ощущение, что связывающая нас нить цела. И не утерян ни один процент её прочности.

***

Взглянув утром в окно кухни, Агата с неудовольствием обнаружила Виктора, который жестикулировал, оживлённо рассказывая что-то вчерашнему помощнику. Чуть ссутулившись, мужчина опирался согнутыми в локте руками на черенок лопаты. Он стоял вполоборота. Выражения лица было не разглядеть. Собственно, Агата и не пыталась. Как и накануне, она обратила внимание на покрытое светло-русой растительностью лицо. Облик непрошенного помощника парадоксальным образом напомнил молодой женщине мужа, несмотря на то, что лицо Славы выглядело на редкость стильно и ухоженно. Поймав себя на мысли, что пытается сравнивать любимого мужчину с первым встречным, как она мстительно окрестила его, Агата расстроилась. Вслед за неудовольствием подступило раздражение, моментально обратившееся на водителя. У Виктора имелся ключ от ворот. Но это совершенно не означало, что он вправе пускать на территорию жилища, кого ему заблагорассудится.

— Мам, — не оборачиваясь к Ирине Константиновне, заканчивающей приготовление завтрака для внуков, — я тебя попрошу, в моё отсутствие, не пускай, пожалуйста, к нам во двор никого из посторонних. Прежде всего это касается помощника по уборке снега.

— Конечно, дочь. Мне такое и в голову не пришло бы. Я, кстати, ещё вчера удивилась, что ты воспользовалась услугами незнакомого человека. Лучше было попросить Витю, и заплатить тоже ему.

— Ты права, — допила остававшийся глоток кофе Агата, не отрывая взгляд от окна, — не стоило его нанимать. Просто меня подкупило его знакомство с Виктором. И, по словам Вити, этого Олега знает уже весь посёлок. Ну, всё, пора отправляться.

Расцеловав выбежавших проводить её в прихожую близнецов, сосредоточенная Агата вышла на улицу.

— Здравствуйте! — произнесла она общее приветствие. — Спасибо вам за работу, — следом Локоткова протянула Олегу тысячную купюру.

— Да я же не из-за денег, — как показалось молодой женщине, смутился тот. — Просто подумал, что за ночь снегу навалило, будь здоров. И вся моя вчерашняя работа насмарку.

— Ну, я же не милостыню вам подаю, — строго сказала Агата, — а плачу за работу. Кстати, очень качественную, — моментально оценив объём, добавила Локоткова. — Отдельное спасибо, что расчистили детскую площадку. Поэтому, будьте добры, возьмите деньги.

— И вам спасибо, — всё-таки протянул руку за купюрой Олег.

Можно было приписать это растерянности с его стороны, или совсем не придавать значения. Однако Агата заметила, вернее, почувствовала, что необычное касание мужчины было намеренным. Забирая деньги, он обхватил её кисть на удивление горячими пальцами, задержав ладонь в руке чуть дольше, чем требовалось для взятия купюры. Это вызвало очередной всплеск раздражения, который Локоткова не преминула выплеснуть на водителя.

— Виктор, — обратилась она к нему, после того как все трое оказались на улице, по другую сторону ограды, — тебя не затруднит запереть калитку?

— Конечно, — оторопев от строгости хозяйки, пробормотал парень, торопливо вставляя снаружи ключ, который он держал в руке.

— Всего доброго, — попрощалась с Олегом Локоткова. — Ещё раз спасибо за помощь.

— До свидания, — тихо прозвучало вслед, с небольшим опозданием.

— Виктор, — возобновила разговор Агата, едва они тронулись, — убедительно тебя прошу, не пускать на территорию дома посторонних в отсутствие Вячеслава Аркадьевича, либо моё. Если тебе доверены ключи от ворот, это вовсе не означает, что подобным доверием пользуется кто-то ещё.

— Извините, Агата Леонидовна, — густо покраснел круглолицый, коротко стриженый, двадцатидвухлетний парень. — Больше такого не повторится. Просто, когда я выезжал к вам, Олег проходил мимо и предложил помощь. Я ещё и подвёз его. Подумал, что вы будете довольны, когда увидите, что он убрал всю территорию. И, потом, вы же были дома. Ну, то есть, не отсутствовали. Или я не прав?

— Хотел, как лучше, получилось, как всегда, — хмыкнула Агата, слегка оттаивая. — Конечно, Витя, я имела в виду, что кто-то из хозяев непременно должен находиться во дворе, около дома. Кстати, на Ирину Константиновну это не распространяется. Когда она одна дома, с детьми, о посторонних не может быть и речи. При этом не важно, гуляют они во дворе или сидят дома.

— Я понял, Агата Леонидовна, — с осторожной улыбкой глянул на неё водитель. — Хорошо, что вы уже не сердитесь.

— А с чего ты взял, что я сердилась? — невольно улыбнулась Локоткова.

— Когда вы сердитесь, то называете меня «Виктор», а не «Витя», как сейчас.

— Понятно, — откинулась в кресле Агата, глядя прямо перед собой на дорогу. — Буду иметь в виду, — добавила она, теряя интерес к разговору и погружаясь в свои невесёлые мысли.

Глава 5

Маша Мезенцева второй час брела из сельского магазина к себе домой. Дорога, начинавшаяся от продуктовой точки, рядом с которой находилась конечная остановка районного автобуса, на протяжении всей деревенской улицы, была расчищена. Утоптанный тракт обрывался в конце села, примерно за два километра до мелкого населённого пункта из семи строений, под названием Волхонка, жителем которого являлась тридцатидвухлетняя Маша. Причём, единственным жителем, отважившимся на зимовку в деревне.

Четыре года назад незамужняя девушка потеряла работу бухгалтера в одном из районных центров. Постепенно затухающий завод сельхозмашин в конце концов обанкротился, сократив работников, не выплатив положенные при сокращении пособия в полном объёме. Незначительное число бывших сотрудников пытались вытребовать выплаты по суду. Маша не присоединилась к ним по той причине, что не имела возможности приезжать на заседания суда. Квартира, где она проживала ещё с двумя бывшими работницами, расположенная в посёлке, в десяти километрах от районного центра, была служебной. Лишившись жилья сразу после увольнения, девушка обратилась к старшему брату с просьбой пожить у него месяц, в течение которого должен был предположительно завершиться суд. Тот обретался с женой и двумя детьми в квартире, полученной путем троекратного обмена материнского жилья. Брат с супругой в два голоса указали Маше на дверь, не впустив даже на порог.

Честно говоря, надежда девушки на понимание брата сразу представлялась ей довольно зыбкой. Будучи родными только по матери, они почти не общались с тех пор, как Маша уехала в шестнадцать лет учиться на бухгалтера в Липовск. Сразу после её отъезда брат устроил матери скандал, наорав, что в будущем не желает видеть у себя в доме девку, рождённую неизвестно от кого. В противном случае, пригрозил выставить из дома и саму мать, заявив, что получал квартиру его родной отец. После чего начал активно выменивать семейное жилище на новое и новое, пока не нашёл более-менее подходящее. Вместо того, чтобы отстоять права на квартиру, свои и дочери, женщина совсем упала духом. Вдобавок, осталась без работы, после закрытия больницы, где была санитаркой. Уехав в Волхонку, к своей матери, на первое время устроилась школьной уборщицей в соседнем селе. Надломленная отношением сына, почти сразу начала пить. Вскоре, бросив работу, стала жить на пенсию матери.

Отучившись, устроившись на завод сельхозмашин, Маша принялась по мере сил помогать родным. Небольшой, но исправно работающий, холодильник; новый газовый отопительный котёл; насос для забора воды из колодца рядом с домом — всё это были приобретения девушки. Правда, холодильник чаще всего стоял отключённым, ввиду отсутствия продуктов для хранения в нём. Газовый котёл, из экономии, даже зимой включали на минимально возможную мощность, чтобы только-только не разморозились трубы с горячей водой, отапливающие дом. Регулярно пользовались лишь насосом для воды. Почти постоянно пребывающая в подпитии, мать не утруждала себя походами к колодцу. А пожилой женщине вертеть колодезный вал, доставая воду ведром, было уже не под силу.

Маша билась изо всех сил, пытаясь вытащить мать из пучины алкоголизма. Убеждала закодироваться; просила пожалеть бабушку; уговаривала ещё не вполне растерявшую остатки былой красоты женщину обратить внимание на себя, попробовав устроить личную жизнь. Всё было напрасно. Едко усмехаясь, мать снисходительно реагировала только на совет по устройству личной жизни.

«Что толку от той красоты, Машка?! Женился бы на мне твой отец, жили бы мы с вами припеваючи. В Москву бы отчалили. А вот Альку, — злобно вспоминала она выгнавшего её из квартиры сына, — сучёныша такого, на порог бы не пустили. Так ведь нет, не стал твой папаша из-за меня разводиться. Недаром говорят: „Не родись красивой, а родись счастливой“. Ну, ничего, — мелко трясла головой мать, — зато ты, Машуня, точно счастливой будешь. Хоть личиком не удалась и фигуркой не вышла. Но, попомни мои слова, найдёшь ты своё счастье, дочура. Нежданно-негаданно с неба свалится».

«Чего ты девку хулишь?! — возмущалась бабушка. — С лица воду не пить. А фигурка выправится. Были бы кости, мясо нарастёт».

Девушка не обижалась, почти не обращая внимание на замечания по поводу внешности. Главным счастьем было бы для неё видеть в каждый свой приезд трезвую мать и здоровую бабулю. Лицо девушки совсем не представлялось отталкивающим. Оно смотрелось не симпатичным только в сравнении с материнским, в молодости точь-в-точь напоминающим актрису итальянского происхождения Орнеллу Мути, с её необыкновенного разреза глазами, овалом лица в форме сердца и чувственными губами. Потом красота злоупотребляющей спиртным женщины безвозвратно потускнела. На Машин взгляд, похожая на бабушку, мать чаще всего выглядела старше неё.

Профиль самой девушки, с расположением почти на одной линии: поверхности высокого лба, носа с небольшой горбинкой и средней полноты губ, именовался греческим. Вытянутая в овал, форма головы и густые, длинные, тёмно-русые волосы, забираемые в хвост, довершали картину. Фигуру Маши можно было назвать модельной, если бы не лёгкая сутулость, которую девушка приобрела, стесняясь своего роста в сто семьдесят. Длинные руки и ноги, бёдра, чуть уже плеч, высокая шея. При определённой подаче всё это не выглядело бы убого. Но как раз к этому девушка и не стремилась.

К сутулости со временем добавилась привычка сводить плечи, из-за чего её небольшая грудь казалась впалой. Привычка приобреталась постепенно, и не от хорошей жизни. Стараясь как можно чаще навещать родных, по приезде в соседнее с Волхонкой село, Маша тащила в обеих руках по сумке, набитой продуктами.

Девушка проходила от остановки до дома около трёх километров. Один из них по дороге из утрамбованного щебня. Остальные два — по грунтовке. На подступах к Волхонке и пешеходов, и водителей автомобилей поджидало очередное препятствие — земляная плотина через реку. В сухую погоду пройти и проехать по ней не составляло труда. Весной, в половодье, или после продолжительных дождей сооружение становилось недоступным для автомобилистов. А для преодоления плотины пешим порядком, следовало позаботиться о высоких резиновых сапогах или даже рыбацком комбинезоне. Однако весенние половодья давным-давно остались лишь в воспоминаниях. И дождливая погода чаще всего оставалась несбыточной мечтой огородников.

Прежде чем проделать длительную пешую прогулку с поклажей, Маше надо было добраться из районного центра, где она работала, в Липовск. Расстояние между ними составляло пятьдесят километров. Затем нужно было ухитриться подгадать так, чтобы проехав тридцать километров из столицы области в другой районный центр, расположенный южнее, не опоздать на рейсовый автобус до соседнего с Волхонкой села. Перетаскивание сумок с автобуса на автобус явно не способствовало стройной осанке девушки.

Подарком судьбы бабуля с внучкой считали подвод газа к мини-поселению, добрым словом вспоминая губернатора, возглавлявшего область в начале девяностых. Никто из тех, кто в те годы смог оплатить подводку к дому, не остался без газа, избавив себя от необходимости приобретать газовые баллоны для приготовления пищи и топливо для обогрева в холодное время. Волхонке, с её двадцатью пятью домами, крупно повезло. Газопровод протянулся из соседнего села, через реку, по направлению к большому посёлку на противоположном берегу. Для располагавшейся по пути деревеньки соорудили шкафо-распределительный пункт, обеспечив газом двадцать домов, в числе которых оказалось жилище Машиных бабушки с дедом.

Мать и бабушка умерли в один год, оставив Маше дом в опустевшей к тому времени деревне. Ютившиеся на небольшой возвышенности над рекой, семь оставшихся домов превратились в дачи. Соседи селились там с апреля по октябрь. Особо ценным преимуществом считалась близость водоёма. Обитатели одного из домов с удовольствием отдыхали, купаясь и занимаясь рыбалкой; а большая часть «дачников» выращивала в течение сезона гусей, которыми издавна славилась Волхонка.

Что касалось Маши, то она, наоборот, заезжала в деревню в конце ноября, оставаясь на всю зиму. Вышло это следующим образом. Получив отказ брата, девушка уехала в Липовск, встав на учёт в Центре занятости. Небольших накоплений хватило, чтобы оплатить три месяца проживания в одной из комнатушек, с санитарным и кухонным помещениями на секцию из шести комнат. Надежда на перемену жилья на более комфортабельное улетучилась без следа. Зарплата на работе, которую вскоре подыскали Мезенцевой в Центре занятости, оказалась не намного выше прожиточного минимума. С тоской возвращаясь по вечерам в жилище, с пьющими, нечистоплотными соседями, Маша зачастую предпочитала провести несколько лишних часов на работе. Как впоследствии оказалось, мастерская по изготовлению электрического оборудования функционировала девять месяцев в году, сворачивая свою деятельность на зимнее время. Без негативных последствий для себя, руководству каким-то хитроумным способом удавалось увольнять работников, принимая их вновь с начала марта.

Начиная со второго месяца поступления на работу, Маша принялась откладывать понемногу денег для зимы. Однако при расчёте стало ясно, что средств на оплату съёмного жилья не хватит, поскольку компенсировать отпуск на предприятии не считали нужным. Прикинув расходы, которые можно было уменьшить, сэкономив на оплате за тепло и электричество, девушка нашла выход. Маша решила провести зиму в деревне, о чём и сказала хозяину, сдающему комнату. Тот было воспротивился, настаивая, чтобы жилица заплатила за три месяца, в течение которых будет отсутствовать, если не хочет лишиться места. Девушка проявила характер, заявив, что претенденты на подобное «распрекрасное» жильё не толкутся на входе, ожидая, когда освободится очередная комната. А контингент живущих оставляет желать лучшего, постоянно меняясь из-за задержки оплаты. Маша справедливо заметила, что является практически единственной, кто расплачивается вовремя. В случае, если хозяин решительно отказывается предоставить ей преимущество, она вполне может сказать ему: «До свидания!», подыскав после возвращения другой «гадюшник», в которых не было недостатка в этом районе, сплошь застроенном домами-общежитиями. Хозяин нехотя согласился. Девушка отбыла в деревню, предусмотрительно забрав свои немногочисленные вещи — одежду, обувь, электрический чайник и два комплекта постельного белья. Собственной мебели и посуды Маша в городе не держала, пользуясь тем, что было в съёмном жилье.

Изредка перезваниваясь с бывшими коллегами, девушка узнала, что завод, откуда их всех сократили, возобновил свою деятельность, уже с новыми хозяевами. Большинство сотрудников, из тех, кто не подался после увольнения в областной центр, вернулись на свои рабочие места. В основном это оказались те, у кого имелось собственное жильё. Все до единой служебные квартиры обустроенного посёлка, в десяти километрах от завода, прежний хозяин поспешил распродать, сразу после ликвидации предприятия.

Несмотря на то, что Мезенцевой хотелось вернуться в коллектив, она приняла решение оставаться там, где сейчас работала. Во-первых, как здраво рассудила Маша, административные должности наверняка оказались занятыми в первую очередь. Во-вторых, в случае везения и устройства на завод, неминуемо встала бы проблема съёмного жилья. В-третьих, девушке совершенно не хотелось возвращаться в город, где обитал ненавидевший её брат. Несмотря на маловероятную встречу, Маша стремилась быть как можно дальше от него. А, главное, очень уж прикипела она к своей деревеньке. Если из Липовска можно было ездить туда хоть каждый выходной, то перспектива трёх автобусных пересадок и преодоления расстояния в сто километров совсем не прельщала.

Поэтому Маша решила ничего не менять. В тёплое время года, по выходным, занималась небольшим огородиком. Пара десятков томатных кустов, десять корней капусты, по одной грядке огурцов, моркови и свёклы, немного зелени. С посадкой, поливом и прополкой, привычная к труду на земле, девушка потихоньку справлялась сама. Несколько гряд картофеля помогал сажать и выкапывать ближайший сосед, Валентин Петрович, у которого имелся мотоблок. Как и большинство немногочисленных обитателей Волхонки, мужчина проживал здесь с апреля по октябрь. Его жена заезжала в деревню не раньше июня, когда устанавливалась стабильно тёплая погода, и отбывала в город, завершив огородный сезон.

Маша, в свою очередь, приглядывала за хозяйством соседей в зимнее время. Следила за отопительной системой дома, кормила полтора десятка кур, забирала к себе соседскую собаку — русскую пегую гончую, по кличке Полёт. Пёс относился к «зимней» хозяйке покровительственно. В случае редких приездов кого-нибудь из других соседей, не отходил от Маши, стоило ей выйти из дома. Приближавшегося к девушке человека Полёт поначалу не облаивал. Моментально забегая вперёд, становился перед ней, как бы загораживая собой. Обратившись мордой к подошедшему, какими бы добрыми ни были его намерения, обеспокоенно переминаясь с лапы на лапу, пёс ревностно ограждал девушку от проявления возможной агрессии. Любому, даже тому, кого Полёт хорошо знал, необходимо было пройти определённый «собачий тест» на безопасность для хозяйки. В чём это выражалось, оставалось неизвестным. Обычно по прошествии двух-трёх минут пёс выносил свой «вердикт», либо открывая доступ к общению с Машей, либо прогоняя «провалившего экзамен» человека повелительным лаем. Последнее происходило крайне редко, однако прохождение «теста» оставалось обязательным для всех.

Зима наступившего сезона разительно отличалась от трёх предыдущих. Начавшийся в последних числах ноября, снегопад почти не прекращался даже в мороз. Вот и сегодня Маша в очередной раз подивилась капризам погоды. Колени пощипывало, невзирая на удлинённое, до щиколотки, приталенное, стёганое пальто; ноздри слипались; при выдохе изо рта валил пар. А пушистые снежинки, величиной с младенческую ладошку, медлительно оседали, покрывая полутораметровый слой снега ажурным покрывалом, поверх «старого», что не успело со вчерашнего дня ни слежаться, ни потерять своей белоснежной ослепительности. Вдобавок ко всему, стеснительно раздвигая пелену облаков, сквозь снежный палантин пробивались робкие солнечные лучи. Неподалёку послышался рокот низко пролетавшего вертолёта.

«Чудно, — удивилась девушка. — Зачем спасателям облетать сёла зимой? Летом, в жару, понятно. Боятся пожаров. А сейчас-то чего? Ну, видимо, приказали. Вот и летают».

Опасаясь, что из-за снегопада Волхонка рискует оказаться надолго отрезанной от цивилизации, за две недели до Нового года Маша решила закупить продуктов впрок. Три килограмма свежемороженой рыбы, которую девушка предпочитала мясу; пластиковая банка с крупными ломтями солёной сельди; пара штук копчёной; шесть плавленых сырков из разряда «настоящих», а не из числа «сырных продуктов»; крохотная палочка копчёной колбасы; по банке майонеза, зелёного горошка и консервированных ананасов. Всё это поместилось в одной из двух огромных сумок «для челноков». Во второй были: апельсины, для сохранения от мороза упакованные в несколько слоёв бумаги; полкило шоколадных конфет «Ласточка»; четыре пачки макарон; три батона и шесть буханок хлеба.

Сумки девушка повесила на плечо, скрепив их шнурком за ручки. Такой способ ношения поклажи, когда одна сумка висит на спине, а другая на груди, назывался «назад-наперёд». Маша переняла его у бабушки. Приезжая на каникулы, она часто ходила с ней за хлебом в соседнюю деревню. В те времена в Волхонке имелся свой магазин, представлявший собой деревянную палатку, вроде киоска. Однако хлеба, который хозяева привыкли крошить в пойло телятам, чаще всего не хватало. Либо давали не больше трёх буханок в руки. Вот девочка с бабулей и отправлялись в «дальний» магазин, чтобы набрать побольше хлеба. Сшитые из прочной болоньи, объёмные сумки связывались бечёвкой за ручки и помещались на плечо. Девочка, оделённая любимым лакомством в виде потрясающих по вкусу вафель «Артек», всю дорогу беспокоилась, не тяжело ли бабушке.

«Нет, лапушка моя, — сердечно улыбалась женщина, придерживая рукой переднюю сумку. — „Назад-наперёд“ легче нести, руки не оттягиваешь».

Маша не вспомнила бы об этом способе ношения, если бы не глубина выпавшего снега. В противном случае, ей пришлось бы тянуть сумки по сугробам, словно мешки. А теперь, действительно, как утверждала бабушка, руки не оттягивались. Миновав половину дороги, девушка собиралась перекинуть поклажу на другое плечо. Однако ставить сумки в снег не захотелось. А потом у Маши и вовсе открылось второе дыхание. Перейдя реку, девушка остановилась и, прежде чем преодолеть небольшой подъём по дороге к дому, слегка встряхнула поклажу на плече. Затем, улыбаясь от радостного предвкушения скорого отдыха, двинулась вперёд.

Глава 6

Не успела Маша преодолеть подъём, как словно вынырнувший из-под снега Полёт, налетев на девушку слева, едва не сбил её с ног. Оглашая пустынные окрестности заливистым лаем, собака принялась прыгать перед хозяйкой, время от времени поворачивая морду в сторону бескрайнего, раскинувшегося за деревней поля.

— Полёт, ты чего? — с трудом перевела дух Маша. — Чуть не свалил меня, — улыбнулась она. — Нет бы, помог дотащить…

Между тем собачий лай сделался остервенелым, словно предупреждая о крайней степени опасности. Сделав несколько прыжков по глубокому снегу в сторону поля, пёс возвратился к хозяйке. Встав на задние лапы, попытался скинуть с плеча поклажу. Затем дошло до того, что, распластавшись на брюхе, Полёт поднял морду вверх, ухватив зубами край пуховика.

— Прекрати, — рассердилась девушка. — Не хватало ещё пальто мне порвать. Куда ты меня тянешь? — с натугой скинув сумки, Маша с сожалением опустила их в снег. — Ну, надо же, — ворчала она, ступая вслед за собакой, — берегла, берегла всю дорогу, и на тебе!

Здесь снег был глубже. Передвигаясь по следам от лап, девушка проваливалась выше колен. Собака бесновалась, то устремляясь вперёд, то вновь возвращаясь, как бы возмущённая медлительностью хозяйки.

— Ну, что там? — задыхаясь от напряжения, остановилась Маша. — Ты, что, лису какую-нибудь загнал или зайца? — прижав руку козырьком ко лбу, она вгляделась вдаль. — Не вижу ничего. Полёт, — снова возмутилась девушка, — не пойду я за твоим трофеем. С тобой даже хозяин зимой на охоту не ходит. Вот приедет весной, тогда и пойдёшь с ним на пруд, селезней добывать.

Маша уже было неуклюже повернулась в глубоком снегу, чтобы возвратиться к сумкам, как вдруг Полёт остановился и отчаянно завыл, словно в последней надежде поколебать безразличие хозяйки к его находке.

— Ох, ну, чего ты ещё выдумал? — обернулась Маша, едва не упав.

Сбалансировав раскинутыми в стороны руками, покорно побрела вслед за собакой, глубже увязая в снегу.

Она обнаружила его через несколько метров. Темноволосый мужчина в бежевом пуловере и джинсах лежал на боку, спиной к Маше, утопая в снежной перине.

У девушки задрожали ноги. До того ей сделалось страшно при мысли, что надо будет подойти и попробовать определить, жив ли человек.

— Полёт, я боюсь, — осипло проговорила она, рухнув подломившимися коленями в снег.

Пёс разрешил её сомнения. Бесстрашно подскочив к мужчине, принялся лизать ему лицо. Маша опасливо предположила, что собака вряд ли вела бы себя так, будь человек мёртвым. Прежде чем встать, беспомощно копошилась несколько секунд, взбивая вокруг себя снег. Наконец с трудом поднялась, откликаясь на безмолвный призыв собаки, повернувшей к ней морду. Приблизившись, снова опустилась на колени, придвигаясь ближе к неподвижному телу. Стащив пуховые варежки, сунула их в карманы своего красного пальто.

— Как надо щупать пульс? — растерялась Маша.

Взявшись обеими руками за руку мужчины, в следующее мгновение уронила её, испугавшись ледяного прикосновения.

— Что там можно прощупать? — снова вслух проворчала девушка. — Руки как лёд.

Успокоившийся пёс невозмутимо стоял рядом с головой мужчины, слегка утоптав лапами снег вокруг неё.

— Шея, — вспомнила Маша, как чаще всего определяют пульс в фильмах-боевиках. — На шее должен быть пульс. А с какой стороны надо щупать? Слева или справа? Так, сосредоточься, — приказала она себе. — Сердце слева, значит, и пульс надо искать слева.

То ли Маша приняла желаемое за действительное, то ли на самом деле ощутила слабое биение жилки, но заключение сделала однозначное: «Жив!»

— Так, — деловито поднялась девушка, — от тебя, Полёт, помощи точно не дождёшься. Не ездовая ты собака, — усмехнулась она, обретая присутствие духа. — Придётся самой соображать и тащить тоже одной. На чём?! О, у Валентина Петровича в доме брезентовый плащ висит! — осенило Машу. — Нет, это долго, — сникла она. — Пока за плащом, пока обратно, этот бедолага совсем замёрзнет.

Между тем, движения девушки стремительно опережали мысли. Решительно расстегнув молнию своего красного пальто, Маша сняла его и, утоптав рядом побольше места, расстелила на снегу. С большим трудом ей удалось втащить мужчину, уложив поверх одежды.

— Не сильно согреет, но хоть что-то.

Она постаралась разместить его так, чтобы голова оказалась на капюшоне, который девушка предварительно распрямила. Насколько это было возможно, прикрыла тело мужчины, скрестив поверху рукава пальто.

Затем девушка, стараясь делать широкие шаги, устремилась туда, где оставила сумки. Словно догадавшись о намерениях хозяйки, пёс, без понукания, остался возле обнаруженного им человека. Вернувшись к сумкам, Маша принялась развязывать шнурок, скрепляющий ручки. Затянувшиеся под тяжестью поклажи и отвердевшие на морозе, узлы никак не поддавались. Девушка справилась с ними, лишь помогая себе зубами. Не чувствуя холода, без шапки, в одном длинном свитере и брюках, не обращая внимания на то, что снег прекратился, а мороз, наоборот, усилился, она двинулась назад.

Мужчина лежал абсолютно неподвижно, в том же положении, как Маша оставила его. Это встревожило девушку. Но она решила не терять времени на пустые волнения. Теперь предстояло как-то доставить бесчувственное тело до дома.

— Полёт, лежать! — Маша похлопала ладонью по снегу, рядом с пальто, на котором лежал мужчина.

Собака беспрекословно подчинилась. Поднатужившись, девушка перевалила тело с пуховика головой на круп собаки, чтобы мужчина не замёрз ещё сильнее, пока Маша будет конструировать транспортное средство. Протащив сквозь оба рукава длинный шнурок, выдернутый когда-то из старой куртки, девушка снова расстелила пальто. Поместив человека навзничь, она поправила под его головой капюшон и обвязала удлинённые с помощью шнурка рукава вокруг туловища, вытащив руки мужчины сверху рукавов. Теперь существовала вероятность, что пострадавший не соскользнет с пуховика, пока Маша будет его тащить.

— Полёт, давай-ка, вперёд, — приказала хозяйка, в надежде, что собаке удастся хоть немного примять снег по ходу движения.

Пёс снова понял всё, как надо. Более того, пробежав немного по глубокому снегу, то и дело возвращался, насколько возможно при этом уминая покров. Маша передвигалась спиной вперёд, ухватив пустые рукава под мышками. Мужчина оставался на поверхности пуховика. Но транспортировка продвигалась до обидного медленно. Приходилось часто останавливаться и отдыхать. К тому же, вскоре у Маши обледенели руки. Вспомнив о рукавичках, она вытащила их из карманов, не заметив, как следом выскользнул в снег её сотовый телефон.

***

Прошло не меньше получаса, когда Маша добралась до порога своего дома. К счастью фундамент был невысоким, поэтому не пришлось преодолевать подъём по ступеням. Прежде чем втащить мужчину в дом, девушка распахнула все три двери: входную; из маленькой прихожей, в виде застеклённой веранды, в кухню; и, наконец, из кухни в комнату, площадью порядка двадцати пяти квадратов.

После этого задача — водрузить мужчину на кровать — показалась выбившейся из сил Маше непреодолимой. Беспомощно оглядевшись вокруг, она решительно шагнула к диванчику, высотой немного ниже кровати. В обычном виде он скорее напоминал широкое кресло. Но стоило разложить, как диванчик превращался в отличное спальное место. В своё время бабушка купила диван специально для Маши. Теперь девушка спала на её деревянной кровати, а диван использовала как кресло, в котором удобно почитать или посмотреть телевизор.

Разложив диванчик, Маша застелила его чистым бельём. Прежде чем взвалить мужчину на постель, стянула с него ботинки. Затем девушка принялась снимать с него одежду. И тут её вдруг осенило, что она даже не подумала о том, что у мужчины могут быть переломы. Сразу вспомнились телепередачи, в которых настойчиво предупреждали: не трогать пострадавшего до приезда «Скорой». Мысль о врачебной помощи заставила девушку вспомнить о сотовом. Обшарив карманы пальто, Маша с ужасом обнаружила отсутствие телефона.

«Этого ещё не хватало! — испугалась она. — Неужели, потеряла?! А может, оставила дома? — в последней надежде Маша проворно осмотрела комнату в поисках мобильного. — Печально, — заключила она. — Ну, что теперь? Ладно, пока попробую сама оказать первую помощь. Если будет хуже, завтра добегу до ближайших домов в соседней деревне и попрошу позвонить. А как „Скорая“ до нас доберётся?! — озадачилась девушка. — Два километра по глубокому снегу! Никто не поедет, чтобы застрять тут. Даже, если врач согласится прийти пешком осмотреть мужчину, то как его потом донести до машины? Если только назначат какие-нибудь лекарства. А я съезжу, куплю».

Вернувшись закрыть двери, Маша с удивлением обнаружила собаку в прихожей. Обычно, несмотря на крепкие морозы, и на ласковые увещевания хозяйки, Полёт не переступал порога дома, ночуя в конуре. Девушка решила, что сейчас собака охраняет её от возможной агрессии человека, пусть даже пока совершенно беспомощного.

— Молодец, — погладила она пса по холке. — Заходи в комнату.

К её изумлению, Полёт подчинился, заняв место на маленьком коврике рядом с дверью. Подстилка была приготовлена специально для собаки. Маша не убирала коврик, в надежде, что когда-нибудь питомцу надоест мёрзнуть на улице.

Закрыв двери, девушка слегка передёрнула плечами, почувствовав, насколько сильно продрогла. Да и мужчине явно не повредило бы побыть в тепле. Вернувшись в кухню, Маша прибавила мощность газового котла. Обычно, для экономии средств, девушка включала его на «троечку». В доме было довольно прохладно. Но Маша привыкла, днём надевая носки и спортивный костюм. Ночью, в брючной трикотажной пижаме, с головой забиралась под тёплое лёгкое одеяло с наполнителем «холофайбер», которое девушка купила в качестве подарка самой себе в самый первый год, когда осталась зимовать в деревне.

— Итак, — вернулась к пребывающему в беспамятстве мужчине Маша, — посмотрим, нет ли каких ранений. Не просто же он оказался раздетым в снегу посреди поля.

Никакого рода повреждений на теле девушка не обнаружила. Только небольшой шрам на правом плече, в районе ключицы. Но тот явно не относился к свежим травмам. С переломами и вывихами тоже было неясно. В сознание мужчина не приходил, стонов не издавал. Он и дышал-то еле-еле. Нагнувшись к его лицу, чтобы уловить дыхание, Маша почувствовала отдалённый запах алкоголя.

— Может это и к лучшему, что выпил, — обрадовалась девушка. — Зато сильно не простудится.

Она вспомнила, как мать, иногда напиваясь в хлам, долгое время проводила в снегу, пока бабушка не находила её и не втаскивала в дом. И ничего! Даже лёгкого обморожения не получала. Но, в отличие неё, мужчина, похоже, не мог этим похвастаться. Девушка обратила внимание на его покрасневшие кисти рук. Не долго думая, достала из холодильника баночку гусиного жира и растёрла ладони.

— Вот спасибо Валентину Петровичу, что снабдил гусиным жиром! Он же целебный. И вообще хорош во всех отношениях. Картошку на нём пожарить намного вкуснее, чем на сливочном масле.

Мысль о еде заставила девушку вспомнить об оставленных на дороге сумках. Прежде чем уйти, Маша стянула со своей кровати драгоценное одеяло и тщательно укрыла мужчину, подоткнув одеяло со всех сторон. Подняв с пола пуховик, девушка отряхнула его от снега в прихожей. Содрогнувшись, натянула на себя холодную одежду. Поманив за собой собаку, отправилась за продуктами. По пути тщательно осматривала тропинку, по которой передвигалась, в надежде найти телефон.

— Полёт, — жалобно попросила Маша, когда они прибыли на место, — давай, поищем мой сотовый. Жалко как! — добавила она. — Мало того, что новый придётся покупать. Ещё и совсем без связи осталась.

Пёс вопросительно взвизгнул, как бы выясняя, чего хочет от него хозяйка.

— Телефон, Полётик, телефон надо искать, — пояснила она, осматривая пространство вокруг сумок.

Не обнаружив, устремилась по следу в том направлении, где нашла мужчину. Собака с готовностью последовала за ней. Искать что-либо в сумерках, утопая выше коленей в снегу оказалось делом безнадежным. Но Маша упорно проделала весь обратный маршрут, раскапывая снег в некоторых местах, показавшихся подозрительными. Полёт сразу же принимался помогать ей. Однако поиски успехом не увенчались. Домой девушка возвратилась почти в полной темноте.

***

Скинув сумки в кухне, сразу подошла взглянуть на мужчину. Ещё не приблизившись, услышала хриплое, учащённое дыхание. Мужчина по-прежнему был без сознания. Вдобавок, Маше показалось, что он пылает жаром. Её опасения вскоре подтвердились. Ртутный столбик на градуснике угрожающе подступал к отметке «сорок».

— Ой, мамочки! — испугалась девушка. — Всё-таки простудился! Что же теперь делать?! — суетливо заметалась по комнате. — Надо бы растереть грудь водкой или, в крайнем случае, самогоном. Но ведь у меня же не бывает спиртного, — растерянно застыла она посреди комнаты. — Есть только шампанское на новый год. Но это, наверное, не подойдёт, — озадачилась Маша. — Я же про туалетную воду забыла! — внезапно осенило её. — Чем не спирт?!

Тем не менее, эффект от растирания напугал девушку гораздо больше, чем повышенная температура. Мужчина зашёлся надсадным кашлем.

— Что же я наделала?! — прижала ладони к лицу Маша, обессиленно усевшись на диванчик, вплотную к содрогавшемуся от кашля телу. — Вдруг это аллергия на запах?! Господи, помоги мне!

За метаниями девушки пристально наблюдала собака. Переступая лапами, тем не менее, пёс особого беспокойства не выражал. А вскоре опять улёгся на своё место на подстилке, с таким видом, будто хотел сказать: «Разбирайся сама. Я тут ни при чём. Моё дело — находить добычу. Не виноват, что на сей раз она оказалась такой крупной и беспокойной».

— Что же теперь делать, Полёт? — Маша беспомощно оглянулась на пса, словно почувствовав его отстранённость. — Может, водички ему дать? Ага, — ответила сама себе, — чтобы он вдобавок ещё и захлебнулся. Пожалуйста, ну, пожалуйста, — принялась упрашивать девушка, оглаживая ладонями грудь мужчины поверх одеяла. — Ну, я прошу тебя, не умирай, пожалуйста! — руки девушки неосознанно переместились выше, лаская покрытые щетиной щёки. — Зря что-ли мы с Полётом тебя спасали?! Тащили столько! Пожалуйста! — заплакала Маша.

В конце концов, то ли подействовали уговоры девушки, то ли ослабел раздражающий эффект парфюма. Теряя интенсивность, кашель постепенно утих. Нарушая тишину хриплым дыханием, мужчина снова замер.

Глава 7

Усилия Агаты и Людмилы Константиновны успехом не увенчались. Ни в одной из множества больниц, куда они дозвонились, не значилось пациента с именем Вячеслав Аркадьевич Локотков. Что касалось безымянных больных, пребывающих без сознания, то по своим приметам те совсем не соответствовали облику Вячеслава. Тётушка вскоре уехала, вернувшись на работу. Агата не оставляла попыток разузнать о Славе, обзванивая медицинские учреждения по второму кругу, в надежде на новую информацию. Помимо того, ждала сведений от Павла.

Его звонок застал Агату по пути с работы. Посмотрев на экран, молодая женщина повернулась к водителю.

— Витя, прижмись к обочине, пожалуйста! Мне надо выйти, поговорить.

— Смотрите, какая метель…, — начал парень, потихоньку сдавая к обочине.

— Ты плохо слышишь?! — нервно выкрикнула Локоткова. — Остановись, я сказала!

— Агата Леонидовна, — плавно притормозил водитель, — я просто хотел сказать, что сам выйду, а вы будьте в машине.

— Прости меня, — хрипло произнесла Агата, убирая ладонью упавшую на лицо золотистую прядь волос. — Шапку надень, — окликнула она покидающего автомобиль парня.

Виктор послушно сунулся обратно в машину. Вытащив из бардачка трикотажную шапочку, натянул её уже на улице.

— Слушаю, Паша, — торопливо сказала Агата, едва за водителем захлопнулась дверь.

— Привет, Агата! — поздоровался брат Славы. — К сожалению, у меня нет обнадеживающей информации.

— А не обнадеживающей? — встревожилась Агата.

— Тоже нет. И это хорошо, наверное? — растерянно уточнил мужчина, поняв свою ошибку.

— Не знаю, Паш, — деловито продолжила молодая женщина, — насколько это хорошо. Просто теперь есть смысл сосредоточиться на другом направлении.

— А именно?

— Надо проверить версию Гриши. Ну, по поводу того, что Славу могут где-то удерживать. То есть, вынуждают совершить какие-то действия, выгодные шантажистам.

— Может мне к вам приехать? — предложил Павел.

— Ты сможешь?

— Дня на три точно вырвусь.

— Спасибо, Паша! Мне так точно будет легче. Но как быть с родителями? Я бы пока не стала им говорить. А, если ты уедешь, у них наверняка возникнут вопросы.

— Пожалуй, ты права. Да и в этих бизнес-играх я, честно говоря, ничего не понимаю.

— Паш, а родители ничего не заподозрили?

— Пока нет. Они ведь нечасто созванивались, ну, до тех пор, пока Слава не женился на тебе. Так что, в этом нет ничего необычного. Думаю, до Нового года вполне продержимся. А там уже, конечно, будет посложнее.

— Выкрутимся, — уверенно сказала Агата. — Поздравлю их сама. В крайнем случае, скажу, что объект, где работает Слава, труднодоступен для связи. Будто бы он звонит раз в неделю, только мне, по какой-нибудь там особой рации. Поверят?

— Вполне. Хорошо, Агата, давай, так и поступим.

— Спасибо, Паш! — растроганно поблагодарила молодая женщина. — За то, что поддержал меня, — поспешила она объяснить, — и за то, что… надеешься…

— Агата, на самом деле, я тоже очень тебе благодарен, что ты правильно меня понимаешь. Моя поддержка это не просто попытка сказать банальное: «Всё будет хорошо!» Я действительно в это верю. Казалось бы, врачи должны скептически относиться к мистике. И, собственно говоря, имеют на это все основания. Но, я чувствую, что Славка жив, хотя и не в состоянии объяснить причину своей уверенности. Единственное…

— Что, Паша, что?! — воскликнула Агата.

— Честно говоря, сомневался, стоит ли говорить…

— Но теперь-то уж начал, — горько усмехнулась молодая женщина.

— Видишь ли, зная Славку, предположил, что его исчезновение это игра.

— Игра? — поразилась Агата.

— Ну, да, — торопливо принялся объяснять Павел. — Некоторым образом, его читерские приёмы. Так сейчас молодёжь выражается. Пацаны мои, в частности.

— Погоди — погоди, хочешь сказать, что Слава скрывается?

— Что-то в этом роде. Знаешь, Славка никогда не распространялся о своей работе. Просто между нами была такая тесная связь. Это несмотря на то, что мы крайне редко общались. Ну, это опять-таки на мистическом уровне. Я очень хорошо понимал, вернее, чувствовал Славку. И он, в свою очередь, тоже. Мы могли не созваниваться месяцами. И, вдруг, происходило нечто, выбивающее из колеи. Например, сложная и не всегда успешная операция. У меня есть привычка, отсыпаться после тяжёлого случая. Домашние знают. И пацаны мои, и Таня. Они вокруг меня буквально кордоны устанавливали. Телефоны, визиты — на всё табу. Я же мог дрыхнуть почти сутки, — пояснил Павел. — Так вот, вечером обязательно раздавался звонок от Славки. Он единственный, кого мои не футболили. Будили меня сразу же. Ну и, как ты понимаешь, после разговора с ним уже не требовалось никакой другой психотерапии. Парни мои воодушевлялись, Танюша в кухне шуршала. И ужин из обычного превращался в праздничный. Прости, Агата, — опомнился мужчина, — вступление слишком затянулось.

— Ну, что ты, Паша, я слушаю, — тепло произнесла молодая женщина, проглотив комок в горле.

— Так вот, что касается исчезновения Славы. Думаю, он скрывается, некоторым образом, по своей воле. То есть, Славке это необходимо, понимаешь? Не имею представления о правилах ведения бизнес-игр. Очень может быть, что без читерства участие в бизнесе невозможно. Потому что, по моему убеждению, тот изначально построен на нечестной игре. А Славкина попытка вести честную игру с монстрами провалилась. И теперь он вынужден играть по их правилам. Уверен, он выиграет, просто, для этого нужно время. Сколько это продлится, мы не знаем. Но ты должна быть уверена в главном, Агата. Если Славка не объявляется, это вовсе не означает, что он хочет проверить чувства близких людей. Он просто не может этого сделать, понимаешь? Не может сейчас сообщить о себе.

— Знаешь, Паша, а в этом что-то есть, — задумалась Агата.

— И ещё, о чём я хотел сказать…

— Да-да, я тебя слушаю! — воскликнула Агата, внимая каждому слову.

— Может так случиться, что своим исчезновением Слава пытается от чего-то вас оградить. Не в моих правилах давать указания. Но здесь особый случай. Я настаиваю, чтобы ты была крайне осторожной. Внимательно приглядись к своему окружению на работе. Посмотри под другим углом, что ли. Агата, как ты думаешь, может, твоей маме с внуками стоит пожить у нас какое-то время?

— Ты действительно чувствуешь начало чего-то нехорошего? — спокойно уточнила Агата.

— Что-то вроде того. Видишь ли, Славка не обозначился ни в больницах, ни в моргах. Но я даже мысли не допускаю, что его где-нибудь тупо закатали в цемент или сбросили под лёд. Скорее всего, обстоятельства исчезновения близки к тем, что я предположил. А всё это сильно смахивает на войну. Ну, вроде тех гнусных разборок в стиле девяностых, только на новом, если можно так выразиться, интеллектуальном уровне. Понимаю, что ты вряд ли согласишься всё бросить и приехать к нам вместе со всеми.

— Об этом не может быть и речи. Но за предложение спасибо, Паша, — тепло поблагодарила молодая женщина. — Я осмотрюсь, проанализирую ситуацию, и тогда решу. Возможно, действительно отправлю к вам маму с детьми.

— Непросто будет уговорить Ирину Константиновну, — с пониманием сказал Павел.

— Ничего, прорвёмся. Скажу, что детей надо отвлечь. Но до Нового года, Паша, совершенно точно не получится. Новый год мы должны встретить дома, все вместе.

— Агата, я всех вас очень-очень люблю!

— Спасибо, Паша, — растрогалась молодая женщина, — мы тоже тебя любим.

— И ещё кое-что, Агата. Ты конечно вправе анализировать ситуацию и принимать самостоятельное решение. Но, я прошу тебя об одном. Если всё обстоит так, как мы с тобой предположили, не стоит достигать предела своей выдержки. Того предела высоты, на которую взбирается самолёт, в попытке одолеть грозовой фронт поверху. Нет ничего важнее жизни дорогих людей. Никакой бизнес не стоит волоса на голове наших любимых. Сохранить свою жизнь и жизнь ваших детей гораздо важнее, чем оставаться на плаву в бизнесе.

— К сожалению, — задумчиво произнесла Агата, — порой, это оказывается парадоксальным образом взаимосвязано. И я опасаюсь, что это как раз такой случай.

***

Гриша Рябов оказался прав, рассчитывая на помощь и удостоверение своего приятеля из полиции. Прибыв в аэропорт Нижнегорска, сначала они безуспешно опросили сотрудников во всех заведениях. Возобновили расспросы на следующий день, когда на работу явился персонал другой смены.

— Походу, я его видел, — сосредоточился на фотографии Локоткова официант в одном из ресторанов. — Да — да, точно, я ещё и обслуживал их столик.

— Он был не один? — уточнил приятель Рябова, Анатолий.

— В том-то и дело, — взахлёб продолжал официант. — Иначе я бы и внимания на него не обратил. Макс, — подозвал он пробегавшего рядом парня, — глянь на фотку!

— О, — скривил губы в улыбке подошедший, — это же тот чувак со Снегурочкой!

— Поясни, — коротко попросил Толик.

— Ну, я ж и говорю, — отреагировал первый официант. — Он с такой тёлкой был, просто отпад!

— Описать можешь? — вступил в разговор Гриша.

— Блондинка, волосы прямые, длинные. Шуба белая. Даже не знаю из кого.

— Мех длинный? — уточнил Рябов.

— Чего? А, ну, в смысле, не очень, средний такой. Но белый, аж, глаза слепило.

— Короткая такая шуба, — нетерпеливо встрял второй официант. — Чуть пониже ореха.

— Какого ореха? — оторопел Толик.

— Попы, — мимоходом пояснил Рябов.

— Ага, а под ней платье леопардовое.

— Рисунок на ткани леопардовый? — с едва заметной иронией спросил Гриша. — Или из шкуры леопарда?

— Какой, на фиг, шкуры?! — засмеялись в один голос парни. — Ткань, ясен перец.

— И сапоги, — восхищённо добавил первый. — Эти, как их, ботфорты. Ноги от ушей, а на них ботфорты. Тоже белые. На каблуках. И лицо такое …, типа, натуральное. Без этих надутых губ, что того гляди, треснут. Офигенная красотка!

В этот момент второго парня, с готовностью кивавшего в подтверждение каждого слова своего коллеги, окликнули со стороны столика, ожидающего заказ, и он умчался.

— А тот клиент вместе с ней пришёл? — спросил Толик у первого. — Как тебе показалось, они знакомы?

— Без понятия. Сперва она вообще одна сидела. Потом этот чел подтянулся. А знакомы они или нет, я не в теме. Ушли, походу, вместе.

— Кто расплатился за заказ? — уточнил Толик, надеясь получить более весомые доказательства, чем устные свидетельства официанта.

— Тот самый чел и расплатился, — подтвердил надежду полицейского официант. — По карте. Точно помню. Да вы можете у администратора уточнить. У нас же все платежи по кассе проходят.

— И чаевые? — усмехнулся Рябов, протягивая парню две двухтысячные купюры.

— Чаевые нет, — осклабился в ответ официант, проворно опуская деньги в карман. — Спасибо!

— Это за услугу, по поводу платежа, — уточнил Гриша. — Можешь похлопотать чтобы нам выдали документ безо всякой бодяги с официальным запросом?

— Идёмте, я попрошу Наташу. Только вы уж ей тоже представьтесь ксивой из полиции.

— Обязательно.

***

— Держи, — незаметно передал купюру первый официант второму. — Чаевые за инфу. Я же тебе говорил, заплатят. Молодец! Тёлку чётко обрисовал. И про орех ржачно задвинул, — захохотал он.

— Ну, так, всё, как ты и говорил. Обращайся, если что.

— Буду иметь в виду, — сосредоточенно ответил парень, направляясь в подсобное помещение, чтобы без помех отчитаться перед сообщником Даниила Никитовича.

Выслушав сообщение о визите из Липовска, молодой мужчина обернулся к терпеливо ожидавшему конца разговора Трухачёву.

— Всё по плану. Говорил же, трюк с картой сработает. Платёж до тысячи совершается одним движением, без пин-кода.

— Как-то не вяжется с такой тёлкой. Неужели, он на неё даже штуки не потратил? Не поверят.

— Две чашки кофе как раз и стоят около штуки. А поесть они могли и в другом месте.

— Ну, разве что. А напрасно мы с тобой эту карту не почистили. Чувак-то из Сибири летел. Походу, бабла поднял немеряно.

— Знаешь старую верную поговорку? Жадность фраера сгубила. То-то! Сказали тебе не светиться! Да и денег на этой карте, скорее всего, только на мелкие расходы. Типа самолёт, отель, такси. Крупные бабки стопудово ушли на другой счёт. Не возят с собой такие деньги, Кирюша.

— Ну, вас, богатых, не понять.

— А ты учись, пригодится, когда сам богатым будешь. Тебе за «Робинсон» отстегнули? Отстегнули, — не дожидаясь ответа собеседника, сказал мужчина. — А карта, паспорт, сумка подлежали уничтожению. Оставили только ключи. И то, на свой страх и риск. Но, кто не рискует, сам знаешь, не пьёт шампанское.

— Ага, ключи, походу, могут пригодиться. Один похож на сейфовый, второй, вроде, от офисного стола. Ну, там, на месте, разберусь.

— Уж постарайся. Скоро твой выход на арену. Итак, теперь ты у нас аудитор Кирилл Матвеевич Трухачёв.

Глава 8

— Витя, вернись, — позвала водителя Агата. — Извини, что разговор затянулся, — сказала она, когда они тронулись с места. — Крайне важно было поговорить без свидетелей.

— Агата Леонидовна, ну что вы! Я всё понимаю.

— Ты, должно быть, продрог. Сейчас приедем, сделаю тебе чаю с лимоном.

— Спасибо, — покраснел от пристального внимания начальницы парень. — Только я не замёрз, — смущённо улыбнулся он. — Агата Леонидовна, мне ещё племяшку из садика забирать. А то вон какая погода. Пока машину поставлю, пока свою заведу.

— Так поезжай на «Мицубиши».

— Если можно, буду благодарен.

— Конечно можно, Витя.

— Спасибо! А на улице вообще-то прикольно, — простодушно улыбнулся парень. — Если бы ещё дорогу не заметало, вообще было бы классно. Мы с пацанами в детстве как-то раз снежные ходы рыли. Сначала вот такая же погода была, снег валил. А на другой день солнечно и оттепель. Мы из снега бастионы строили. И реальные тоннели делали в сугробах. А потом из-за укреплений бросались друг в друга снежками.

— Ух ты! — восхитилась Агата. — А я-то думала, что сейчас мальчишки только в «Танки» за компом играют. И на улицу носа не показывают.

— Да это и было всего раз за всё детство. Поэтому и запомнилось. А так ведь почти все зимы без снега.

— Зато в этом году навалило, — погрустнела Агата, сбросив оживление, вызванное рассказом парня.

— Ага, говорят, везде снег. И Ростов завалило, и Алтай. Даже вся Европа в снегу. О, вон ваш помощник стоит, — обратил внимание парень на одинокую фигуру Олега перед воротами во двор дома Локотковых.

— Ладно, Вить, поезжай, — устало сказала Локоткова. — Не до него сейчас, — недовольно кивнула она в сторону мужчины перед воротами.

— Агата Леонидовна, — осторожно посмотрел на неё водитель, — вы не подумайте, что Олег деньги выпрашивает за работу. Он выходит с лопатой ещё затемно. Посёлок-то считай весь завалило. Так что, Олег сейчас нарасхват. И платят ему, кто сколько даст. Он не вымогатель какой-нибудь. Раньше все Костяна с Никитосом нанимали. Но за ними ещё побегать надо было, да бутылку вперёд поставить. И то, не факт, что придут и почистят. А Олег хороший. Просто помочь хочет. Знаете, некоторым одиноким тётенькам он бесплатно снег чистит.

— Ну, я же не одинокая тётенька, — невольно улыбнулась Агата. — И в состоянии заплатить.

— Я не то имел в виду, Агата Леонидовна, — снова залился краской парень. — Хотел объяснить, почему Олег приходит. Просто, пока Вячеслав Аркадьевич в отъезде…

— Поезжай, Витя, — повторила молодая женщина, мрачнея. — Тебе же ещё за племянницей.

— Хорошо. Спасибо, что разрешили машину взять! Агата Леонидовна, — остановил потянувшуюся к дверной ручке начальницу Виктор, — вы не сердитесь, что я сказал про Олега?

— Разве я назвала тебя «Виктор»? — доброжелательно оглянулась Агата.

— Нет, ну, — окончательно смутился парень, — я же сам вам об этом проговорился…

— Успокойся, — тепло покивала ему Локоткова, — не сержусь.

— До завтра, Агата Леонидовна!

— До завтра, Витя!

***

— Здравствуйте, — поприветствовала мужчину Локоткова, по обыкновению, приподнимая воротник дублёнки под порывами вьюги.

— Добрый вечер, — чуть хрипло ответил Олег. — Вот… хотел помочь…, — неожиданно растерялся он. — Просто помочь… не за деньги…

— Да, бросьте вы, о деньгах, — безразлично произнесла Агата. — Бесплатную помощь я не приму. И закончим на этом. А борьбу со снегом, давайте, отложим на завтра, если вы не против. Подойдёте в семь?

— К-конечно…

— Значит, до завтра, — оглянулась молодая женщина, отпирая калитку в воротах.

— У вас красивое имя, Агата, — проникновенно сказал вслед Олег.

Резко повернувшись лицом к мужчине, Агата посмотрела как бы сквозь него. Внезапно возникло непреодолимое желание ударить человека, произнесшего обычный комплимент. Ударить, бросить чем-нибудь потяжелее, расцарапать лицо, наорать.

До пятого класса Агата со Славой учились в параллельных классах. Однажды всех четвероклассников повели в театр. В антракте Агата с девчонками помчались в буфет. Не так уж сильно хотелось сладкого, просто было прикольно купить что-нибудь в театральном буфете. Ещё на входе, увидев толпу мальчишек, что толклись возле стойки, подружки поняли: им не хватит времени антракта, чтобы отстоять большую очередь. Несколько самых бойких принялись проталкиваться сквозь ватагу пацанов. Агата с Миленой разочарованно повернули обратно.

Слава Локотков ждал симпатичную девочку неподалёку от входа в зал. Милена, как назло, задержалась у зеркала перед гардеробной, чтобы поправить косички и лишний раз посмотреть на свою хорошенькую мордашку. Потом раздосадованная подружка заставляла Агату бессчётное количество раз повторять, что с ней происходило, пока она разглядывала себя в зеркале.

Не обращая внимания на окружающих, мальчуган приблизился к Агате и отчётливо произнёс: «У тебя самое красивое на свете имя — Агата», и протянул ей большую шоколадку в красивой обёртке.

Несколько пацанов из класса, где учились Агата с Миленой, оказавшихся свидетелями сцены, вскоре наградили девочку прозвищем «Агатка-шоколадка», надолго к ней приклеившимся. Она не обижалась, порой даже откликаясь на него. Став взрослой, Агата поняла, что прозвище, напоминавшее о начале знакомства со Славой, было ей необычайно приятно. С Локотковым, которому давно нравилась девочка из параллельного, они вскоре подружились.

После начальной школы учеников в лицее разделили по классам с различными направлениями. Слава с Агатой, заслуженно, оказались в математическом, вместе с лучшей подружкой Миленой. Девочка не проявляла особых способностей к математике. Однако гуманитарного направления в школе не было. Тем, кто в дальнейшем собирался заниматься, например, иностранными языками, рекомендовали специализированную школу неподалёку. Не пожелав расставаться с подругой, Милена осталась в математическом классе, в дальнейшем занимаясь у репетиторов, вместо спецшколы.

Очередной порыв ветра, бросивший в лицо разъярённой женщине пригоршню колючего снега, отрезвил её. Она поняла, что этот мужчина, с печальными глазами, ни в чём перед ней не виноват. Всё дело было в том, что своими словами он вызвал боль воспоминаний о дорогом человеке.

— До завтра, — повторила Агата.

***

Весь вечер она занималась с детьми, кормила их ужином, читала сказку на ночь, усиленно, стараясь не показать своего отчаяния пристально наблюдающей за ней Ирине Константиновне.

Как обычно, в девять, уложив близнецов и пожелав матери спокойной ночи, Агата направилась в ванную комнату, предназначенную для детей, наиболее удалённую от спальни Ирины Константиновны.

Разговор с Павлом, мимолётное упоминание водителя об отъезде Вячеслава, вкупе, не добавили душевного равновесия молодой женщине. Последней каплей стал неуместный комплимент у ворот. Находясь на пределе выдержки, Агата включила воду, открыв оба крана, и опустилась на пол, рядом с ванной. Словно опасаясь выйти за пределы овала ярко-голубого коврика, скорчилась на боку, подтянув колени к груди. Закрыв лицо руками, заплакала в голос.

Она не знала, сколько прошло времени, когда почувствовала, что примостившаяся рядом на коленях мама гладит её по голове. Постепенно подавляя рыдания, с трудом опомнилась, выбираясь из своего горестного беспамятства.

— Агата, девочка моя дорогая, — сквозь слёзы прошептала женщина.

— Как ты вошла? — глухо проговорила в ладони Агата.

— Это же детская ванная, — тихо напомнила мать, — она не запирается.

— Всё в порядке, — отняв ладони от лица, приподнялась Агата. — Я справлюсь.

— Любимая моя девочка, — обняла её за плечи Ирина Константиновна, тихонько покачивая в руках. — Что произошло?

— Ничего, — отстранённо ответила дочь. — Паша звонил, — добавила она через минуту.

— Есть сведения о Славе? — воодушевилась мать.

— Пока нет.

— Тогда, почему ты плакала? — заволновалась Ирина Константиновна.

— Мама, мне очень трудно одной, — обхватив руками согнутые колени, задумчиво проговорила Агата. — Немыслимо трудно держать лицо перед теми, кто не знает, что Слава исчез. Трудно отвечать за всё, происходящее на заводе.

— Там какие-то сложности? — встревожилась мать.

— Нет, — покачала головой Агата, глядя прямо перед собой. — Абсолютно никаких. Всё отлажено: производство, сбыт, отчётность. Всё в полном порядке.

— В таком случае, что тебя беспокоит?

— Видишь ли, мам, мы привыкли работать в паре. Как бы точнее объяснить… Это потрясающее партнёрство, при котором каждый из нас, чувствуя равную ответственность, полностью доверяет друг другу. Когда один беспрекословно соглашается с решением другого. Потому что тот уже всё предварительно продумал и пришёл к подобному выводу. А сейчас я напоминаю сама себе… колесо обозрения, у которого сломалась одна из опор. И оно бешено катится куда-то… в тартарары, увлекая за собой доверившихся мне людей, купивших билеты на аттракцион.

— Это не соответствует действительности, доченька, — печально заметила мать. — Видишь ли, далеко не все люди самостоятельны. Я не имею в виду зависимость. Просто, большинству из нас необходимо ощущение, что есть человек, способный взять на себя ответственность. И совершенно не имеет значения, что сейчас ты якобы одна. Вас по-прежнему воспринимают как пару. Это ваша со Славой заслуга, доченька. И, одновременно, в этом же твои затруднения, как оказалось. Непросто оставаться лидером, принимая на себя ответственность за двоих. Но я знаю, что ты обязательно справишься. Будь уверена, что Слава абсолютно во всём поддержал бы тебя.

— Ты права, — заинтересованно глянула на мать Агата, — ты абсолютно права, мамочка. Спасибо тебе, родная! Действительно, что-то я расклеилась. И совершенно напрасно. Пойдём-ка, мы с тобой чаю попьём, — поднялась молодая женщина, бережно увлекая за собой мать.

— И ещё хотела сказать, — поднялась следом Ирина Константиновна, — что была не права, когда завела с тобой разговор о панцире, — заглянула она в лицо дочери, стоя прямо перед ней и мягко удерживая руками за плечи. — Только слабым людям присуще кутать своё сердце в панцирь. Ты, Агата, совершенно точно к таким не относишься. Ваша любовь придаёт силы вам обоим. И это не просто громкие слова, доченька. Это слова человека, благодаря вам со Славой, поверившего в чудо.

***

Они разошлись по спальням за полночь. Ирина Константиновна, эмоционально вымотанная в течение оказавшегося для неё непростым вечера, уснула почти сразу. Агата, как происходило со дня исчезновения Славы, даже не пыталась преодолеть бессонницу.

«Я чувствую, ты где-то рядом, — беззвучно шептали губы молодой женщины, — совсем близко… Это невозможно объяснить, но… ты рядом. Прошу, родной мой, подай какой-нибудь знак… Пожалуйста, хотя бы приснись мне!»

Не чувствуя отклика, Агата умолкла, прислушиваясь к шороху разбушевавшейся снаружи вьюги. Ночные шторы оставались не задёрнутыми, как нравилось им с мужем. Они любили, чтобы в окно попадал свет: уличных фонарей, умеренно-яркий при нормальной погоде, либо, как сейчас, просвечивающий сквозь метельную завесу; или неоновый лунный. Неважно, каков был его источник: сытая довольная луна; игривый щеголь-месяц; а может нарочито равнодушный фонарь, делающий вид, будто освещает улицу, совершенно не интересуясь происходящим по другую сторону окна.

Вячеславу необычайно нравилось ласкать тело любимой, преображавшееся в таинственной подсветке, проникающей сквозь стекло и прозрачную кисею. Думая об этом, Агата не ощущала боли. Воспоминания вновь и вновь возвращали молодой женщине надежду. Она черпала в них силу. И хотя сон по-прежнему не приходил, всё же напряжение временно отступало.

Спустя довольно длительное время, Агата поднялась. Приблизившись к окну, сжала в горстях тюлевую занавеску, приподнимая ткань над головой, как делала в детстве. Скользнувшая по волосам кисея невесомым плащом окутала спину. Подростком Агате нравилось разглядывать ночное небо, мечтать о неведомых мирах, с замиранием сердца ловить взглядом прощальный отблеск падающих звёзд. Сейчас глаза молодой женщины не были подняты к небу. Пристально вглядываясь сквозь снежную пелену, она усиленно пыталась что-нибудь разглядеть. Дорогу во тьме, неумолимо засыпаемую снегом; потерянно бредущего по ней человека; или может долгожданный взгляд любимого.

Метель незаметно утихла. Снежный покров, лилового оттенка, засверкал редкими искорками в свете полной луны. Внезапно ночное светило скрылось за вибрирующей булавой вертолёта, незаметно подкравшегося из глубины звёздного неба. Неведомо откуда взявшиеся на снегу собачьи следы безвозвратно исчезали, заметаемые снеговыми спиралями, что неистово вихрились под действием гнетущего вращения винтов нависшего над самой землёй летающего аппарата.

Агата встрепенулась, напуганная смешением реальности с возникшими у неё галлюцинациями. За окном по-прежнему буйствовала вьюга. Луны не наблюдалось, снег не сверкал, а отголоски вертолётного гула оказались ничем иным, как пульсацией беспокойного движения крови внутри головы.

Вернувшись в постель, Агата, по обыкновению, провела без сна остававшиеся до утра несколько часов. Забытьё молодой женщины продлилось не более получаса перед рассветом. После чего она без сожаления покинула спальное ложе, готовясь к новому дню. Не осознавая этого, Агата постепенно превращалась в человека, которому требуется минимум сна и еды. Автоматически принимала водные процедуры, наносила макияж, одевалась.

Единственное, что напрягало, болезненное осознание того, что ей совершенно не нужен будильник. Теперь она сама становилась механизмом, способным вовремя проснуться, независимо от бессонной ночи. Сердце молодой женщины исходило болью при воспоминании о счастливых минутах утренних пререканий с мужем, кому выключать будильник. С закрытыми глазами отмахиваясь от назойливого сигнала, словно теннисный мяч, супруги перекидывали друг другу шутливо-повелительные словечки на этот счёт. В конце концов оба одновременно тянулись к смартфону. А поскольку тот чаще всего находился со стороны Агаты, уступая жене первенство в укрощении будильника, Слава заключал её в объятия. После чего головокружительный поцелуй длился порой до повторного сигнала, звучавшего через несколько минут.

Глава 9

Удостоверившись, что Маше ничего не угрожает, пёс покинул свой коврик. Остановившись перед дверью, Полёт нетерпеливо повернул морду к хозяйке.

— Ты чего, — удивилась девушка, — снова на улице собрался ночевать?

Собака негромко поскулила, словно подтверждая свои намерения.

— Ну, ладно, — проговорила Маша, выпуская пса из комнаты, — если передумаешь, можешь вернуться. Так и быть, впущу. Ой, вот это да! — выглянула она вслед за покидающей жилище собакой. — Только вроде мороз крепчал. Не успели оглянуться, опять пошёл снег. Полёт, может вернёшься? — окликнула пса девушка.

Собака ответствовала бодрым: «Гав! Гав!», забираясь в конуру.

Плотно прикрыв двери, Маша вернулась в комнату. Мужчина вновь не подавал признаков жизни, провалившись то ли в болезненный сон, то ли в беспамятство. Кашель не возобновлялся. Жар слегка утих, как ощутила Маша, пощупав ладонью лоб мужчины. Девушка присела рядом с ним на краешек постели. Поправила одеяло, натягивая на плечи. Взгляд задержался на небольшом шраме в области правой ключицы. Прежде чем укрыть плечо, Маша осторожно прикоснулась к шраму кончиками пальцев.

Тихо посидела рядом, рассматривая покрытое аккуратной щетиной лицо; запекшиеся губы приятной формы; прямой нос; запавшие глаза, с синевой вокруг и густой тенью от ресниц под ними. Молодой мужчина показался Маше похожим на охранника, принятого четыре года назад на завод сельхозмашин, за несколько месяцев до его закрытия. Проработал он совсем недолго. Выплат пособий по сокращению не дождался. Тогда девушка даже выразила сожаление по этому поводу, обсуждая охранника с коллегой — бухгалтером по начислению зарплаты.

«О себе лучше подумай! — фыркнула бухгалтерша. — Нашла о ком переживать! Проходимец какой-нибудь. Алкаш или торчок. Месяц поработал, свою минималку получил, и привет!»

«Почему сразу проходимец? — обиделась за парня Маша. — Может потому и уволился, что платили только минималку. Разве на такие деньги можно семью содержать?»

«Я тебя умоляю, — скептически воскликнула коллега. — Семью содержать! Да такие, как он, и себя-то содержать не в состоянии. Так и норовят на шею к женщине забраться. Он же знал, на какую зарплату шёл. Правда же?»

Девушка вынуждена была согласиться, прекратив обсуждение. Вообще-то Маша собиралась выяснить у бухгалтера имя понравившегося ей охранника и, если удастся, семейное положение. Но после нелицеприятных высказываний передумала. Теперь сожалела, что не успела сделать этого раньше, спросив у самого парня. Преодолевая проходную, раз в три дня, когда охранник заступал на смену, девушка невольно замедляла шаг. Её необычайно притягивал умный взгляд внимательных тёмно-карих глаз. Однако за непродолжительное время работы молодого мужчины так и не решилась познакомиться. А сам он инициативы не проявлял. Их общение ограничивалось тем, что они здоровались утром и говорили друг другу «До, свидания!» в конце рабочего дня.

После неудачи с недоброжелательно настроенной к охраннику коллегой, Маша принялась мечтать. Для начала наделила мужчину именем «Виталий». Оно нравилось девушке, ещё с выпускного класса средней школы. Пожалуй, это был единственный раз, когда Маша влюбилась. Мальчик не обращал на долговязую одноклассницу ни малейшего внимания, подобно большинству пацанов из класса, увиваясь за Алиной Бондаренко — изящной блондинкой, с огромными дымчатыми глазами.

Помимо переживаний из-за потери работы, Машу одолевала досада, что бывший охранник Виталий теперь не сможет её отыскать. В своих мечтаниях она представляла, что мужчина непременно должен это сделать. Ведь не просто же так был направлен на неё проницательный умный взгляд. И длился тот зачастую гораздо дольше, чем нужно. О том, что сама девушка замедляла шаг, надолго попадая в поле зрения охранника, она предпочитала не замечать.

Сейчас Маша усиленно пыталась сличить облик лежавшего перед ней мужчины и симпатичного охранника. Сначала они показались ей сильно похожими. Потом девушка начала сомневаться, не принимает ли она желаемое за действительное. Мужчины различались, словно два фруктовых деревца, растущих по разные стороны забора. По отношению к одному проявлялась трогательная забота. Его вовремя обрезали, поливали, удобряли, берегли от вредителей и даже благодарили за урожай. Второе плодоносило под ветром и палящим солнцем, довольствуясь случайным дождиком.

Охранник выглядел довольно опрятным, привыкшим поддерживать чистоту своей одежды и рабочего места мужчиной, но не более того. А в этом, невзирая на его обездвиженность, Маша проницательно различила едва уловимый лоск. Дело было совсем не в его, явно брендовой, одежде. Хотя девушка и отметила лёгкие как пёрышко ботинки на молнии из тёмно-коричневой, вишнёвого оттенка, лоснящейся кожи, не впитывающей влагу. Обратила внимание на необычную ткань мягкого пуловера, не имеющей ничего общего с каким-нибудь акрилом или полиамидом. И джинсы были не из тех, что обычно носят молодые люди. Название фирмы Маша однажды видела на витрине одного из бутиков торгового центра, с ценами, настолько запредельными, что ей становилось страшно даже проходить мимо этого отдела, а не то что заглянуть туда. Девушке почему-то казалось, её должны непременно выставить оттуда, приняв за нищенку. Но в глубине души Маше всегда хотелось зайти в подобный отдел, только женский, чтобы примерить понравившиеся вещи. Однако желание оставалось мимолётным, сменяясь трезвым осознанием того, что облик самой девушки мало соответствовал одежде, которую ей хотелось бы иметь. Всматриваясь в лежащего перед ней мужчину, Маша определила для себя истинное значение слова «стиль».

«Это, когда не ты для вещей, — подумала девушка, — а они для тебя. Точнее, вещи, одежда, обувь не имеют никакого значения. И, в то же время, ты машинально выбираешь самое лучшее. Причём это вне зависимости от того, достаточно ли у тебя средств. Просто такой человек всегда предпочтёт комфорт и качество скидочным товарам».

Завершив сравнение, Маша решила вернуться к вопросу, когда мужчина распахнёт глаза.

«Взгляд того охранника нельзя будет не узнать, — заключила девушка. — Очень может быть, что это он и есть. За четыре года всякое могло произойти. Возможно, Виталий нашёл хорошую работу. И, похоже, — царапнула её мысль, которую поначалу в своих размышлениях она усиленно избегала, — успел жениться».

Некоторое время назад, растирая мужчине покрасневшие от холода руки, Маша стянула с безымянного пальца правой руки обручальное кольцо.

«А может это не обручальное, — с надеждой предположила девушка, рассматривая кольцо. — Какое-то необычное. Плоское. И цвет совсем не похож на золото. Если только оно из белого золота…»

О том, что кольцо из платины, Маша не догадывалась. Завернув его в листочек фольги, которой она изредка пользовалась, запекая в духовке рыбу, девушка спрятала украшение вместе с наручными часами в комод, на котором стоял телевизор. Позднее, бережно выстирав вручную джинсы с пуловером и высушив их, Маша отправила вещи вместе с вычищенными ботинками в таинственное нутро комода, присоединив к кольцу.

***

Продолжая размышлять, девушка уже именовала мужчину Виталием. Наделив его женой, решила, будто в беду он попал именно из-за неё. Одно из наиболее вероятных по представлению Маши предположений было следующим. Состоятельная жена, вдоволь натешившись мужем, которого подняла до себя из простых работяг, приодела, обеспечила престижной работой, со временем потеряла к нему интерес. Завела любовника. И как только муж попытался разрешить ситуацию силой, либо всего лишь воспротивиться, решила вопрос кардинально, избавившись от надоевшего мужчины.

«Вот только как он оказался в снегу посреди поля? — недоумевала девушка. — Вокруг не было никаких следов, кроме собачьих, — вспомнила Маша. — Ни автомобильных, ни лыжных, ни следов от какого-нибудь снегохода. Не с самолёта же его сбросили. Даже, если упал в мягкий снег, всё равно не смог бы выжить. Нет — нет, без парашюта такое невозможно. Тогда, как он туда попал?! Да ещё без верхней одежды».

Внезапно пришли на ум слова матери: «…найдёшь ты своё счастье, дочура. Нежданно-негаданно с неба свалится».

«С неба, — удивилась совпадению Маша. — Так и есть, именно с неба. Значит, моё это счастье. Не чужое, не ворованное, а моё».

Фантазия девушки разыгралась, обрисовывая сценарии, один невероятнее другого. Большинство из них в точности повторяли содержание телевизионных мелодрам, которые Маша очень любила смотреть зимними вечерами. В подобных сюжетах, сплошь и рядом, присутствовал благородный, симпатичный и, чаще всего, состоятельный мужчина. На него, как правило, покушались какие-нибудь конкуренты; ближайшие родственники; либо родственники тайные, вынашивающие мстительные планы на протяжении долгих лет. Героя оставляли умирать посреди леса, иногда в горах или же, попросту, на улице. Героиня, как водится, подбирала его, выхаживала, или даже укрывала от преследователей, рискуя собственной жизнью. В итоге, преодолев множество лишений, сначала вместе с героем и, впоследствии, в печальном ожидании его возвращения, обретала-таки заслуженное счастье.

В какой-то момент девушке пришла в голову безумная идея, в случае, если очнувшийся мужчина потеряет память, назваться его женой. Маша прекрасно понимала, что это не совсем достойно. Однако подобный расклад, растиражированный теледрамами, оставался очень уж привлекательным в её глазах.

***

Завершив мечтания, Маша наконец разобрала сумки с покупками и приготовилась ко сну, сменив свитер и брюки на спортивный костюм, вместо пижамы. Погасив свет, улеглась, намереваясь каждые полчаса подниматься, чтобы проверять самочувствие мужчины. Однако, утомлённая переполненным волнениями днём, девушка крепко уснула в тепле нагретой комнаты.

Подскочила как ужаленная ближе к полуночи, когда до неё донёсся надсадный кашель с дивана. Сбросив одеяло до пояса, мужчина кашлял, не прекращая.

«Опять почти сорок, — оторопела Маша, после того как, включив свет, измерила температуру, едва удерживая обеими руками содрогавшееся тело. — Похоже на воспаление лёгких», — предположила она, вспомнив, как сама болела несколько лет назад.

Тогда Машу выходила соседка по квартире — фельдшер заводского медпункта. После того как подруге сделали снимок, соседка не стала оставлять её в больнице, делая ей уколы на дому.

«Даже, если это не воспаление, а всего лишь, сильная простуда, — раздосадовано подумала девушка, — без антибиотиков не обойтись. Скорее бы утро! Побегу в соседнюю деревню, вызову „Скорую“. А сейчас надо чабрец заварить, — осенило её. — Эта целебная травка лучше всего помогает от кашля».

Отваром чабреца девочку с раннего детства лечила бабушка. Но напоить больного целебным напитком оказалось делом непростым. С трудом проглотив всего несколько ложек, мужчина продолжал кашлять, надрывая Маше сердце.

— У меня же есть пенициллин, — вслух вспомнила Маша. — Это конечно не антибиотик нового поколения, но хоть что-то.

Пакет с полусотней пузырьков антибиотика и несколько коробок новокаинового раствора девушке отдал Валентин Петрович, освобождая перед отключением на зиму свой холодильник. Запас медикаментов делался на случай заболевания поросят, которых за сезон откармливал сосед.

Уколы Маша делать умела, правда только самой себе. Когда-то её научила та самая соседка, что лечила девушку от воспаления лёгких. Знакомая с механизмом и требованиями стерильности, Маша решила, что вполне справится с задачей сделать укол другому человеку.

«Шприцы, — деловито подумала она. — Придётся поискать у Валентина Петровича. Заодно и водку позаимствую или самогон, если есть. А то моя туалетная вода не совсем удачное средство».

Одевшись и выглянув наружу, Маша едва не задохнулась от порыва ветра. На улице буйствовала пурга. За время, прошедшее с вечера, полуметровый снежный покров увеличился, по меньшей мере, на двадцать сантиметров.

«Вот тебе и „Скорая“, — расстроилась девушка. — Мне и самой-то проблематично будет преодолеть два километра по такому снегу. А что уж говорить о машине».

Даже пробраться к соседскому дому сквозь метель и то оказалось нелегко. На выручку, как обычно, пришёл Полёт, выступая впереди Маши. И шприцы, и нераспечатанную бутылку водки, которую непьющий сосед держал на случай, если понадобится магарыч, удалось обнаружить довольно быстро. По возвращению девушка снова позвала собаку домой. Пёс отказался, вернувшись на ночлег в конуру.

Согрев на плите воду, Маша тщательно вымыла руки. Сделав укол, девушка вспомнила о полезном рецепте, опять же, из бабушкиной копилки. Для избавления от кашля делался компресс из тёплого капустного листа с тонким слоем мёда на нём. За капустой надо было лезть в погреб. Вход в него располагался в полу крытой веранды. Задача осложнялась тем, что в подвале не было света. Поэтому Маша решила отложить приготовление компресса на дневное время суток. Прислушиваясь к бушевавшей за окном вьюге, в который раз порадовалась, что несколько лет назад в окрестных деревнях, включая Волхонку, полностью сменили линию электропередач, установив новые железобетонные столбы. Прежде свет в сёлах отключался при малейшем порыве ветра, сильном дожде, не говоря уже об обильных снегопадах.

К воодушевлению девушки, вскоре после укола кашель немного утих. Маша знала, что следующий укол необходимо делать не позднее чем через шесть часов. Поскольку сотового теперь не было, пришлось отыскать в недрах комода, на котором стоял телевизор, старенький будильник бабушки. Фигурные стрелки на золотисто-бежевом циферблате в чёрном корпусе на двух горизонтальных цилиндрических ножках. Механизм будильника работал безотказно.

Глава 10

Вернушись из Нижнегорска с неоднозначными сведениями, Рябов некоторое время размышлял, прежде чем поделиться ими с Агатой. В результате справедливо решил, что скрывать от неё не имеет смысла. Гриша так и поступил, построив рассказ в стиле полицейского протокола, то есть, без эмоций и уж тем более каких-либо комментариев.

Молчание молодой женщины длилось меньше минуты.

— Знаешь, Гриш, — задумчиво заговорила она, — теперь я ещё больше склоняюсь к версии Павла.

— Что за версия? — заинтересовался Рябов.

— Ой, извини, пожалуйста, — опомнилась Агата. — Я же тебя не поблагодарила за поездку…

— Перестань, — поморщился Гриша. — Славка мне не чужой. Да и сведения ещё те…

— На самом деле, — воодушевлённо подхватила Агата, — сведения вполне обнадеживающие.

— А подробнее, — попросил Рябов. — Заодно, объясни, как они стыкуются с версией Славкиного брата.

— Паша предположил, что у Славы возникла необходимость временно скрыться. Скорее всего, он стал объектом шантажа, но какого рода, это нам пока неизвестно. Паша считает, что таким образом Слава пытается оградить нас, свою семью.

— Маловероятно, — пробормотал Гриша, — хотя…, — осёкся он, — бывает всякое. Только непонятно, при чём здесь дамочка в белом прикиде.

— Она сильно смахивает на «чёрную метку», — поразив Рябова своим хладнокровием, на полном серьёзе произнесла Агата.

— Ну, ты выдала оксюморончик! — присвистнул он. — «Черная метка» в образе дамочки в белом.

— Как-то так, — покивала Локоткова. — Расклад мне представляется следующим. Слава заходит в ресторан. Тут к нему подсаживается дама…

— По утверждению официанта, это он к ней подсел, — уточнил Гриша.

— Не важно, — отмахнулась Агата. — Пригласила, поманила… Не суть дела. Главное, она передала ему нечто такое, после чего Слава был вынужден скрыться.

— Звучит действительно обнадеживающе, — с некоторой долей сомнения начал Рябов, — относительно того, что в таком случае Слава, совершенно точно, жив.

— В этом-то я как раз не сомневалась. А его встреча с дамочкой только лишний раз это подтверждает. Особенно для таких скептиков, как ты, — подчеркнула Агата. — Ладно, не обижайся, Гриш. Я на самом деле благодарна вам с Толиком, что вы взяли на себя сбор информации в Нижнегорске.

— Не обижусь, если подробнее остановишься на своих соображениях относительно дамочки.

— Дело не в ней, Гриш, а в самом сценарии встречи. Уверена, никто не стал бы так заморачиваться, в случае трагического для Славы исхода.

— Мысль интересная, — задумался Рябов.

— По меньшей мере, — пожала плечами Агата, — не лишённая оснований.

— Надо подумать, какие действия мы можем предпринять, в связи с этим.

— Те же, что и раньше.

— А именно?

— Ждать.

— И всё?

— А что ещё? Паша продолжит следить за новыми сведениями из больниц. Мало ли, вдруг Слава всё-таки попал в аварию. И произошло это вдали от населённого пункта.

— Правильно, — кивнул Григорий. — Толик пообещал сделать то же самое по поводу самих аварий. Возможно, как ты и говоришь, она произошла на какой-то заброшенной трассе.

— Значит, вот наши действия. По-прежнему ждём благоприятных вестей, и сами не прекращаем искать.

— Кстати, а ты больше не звонила Славкиному приятелю в Москву?

— А зачем? — удивилась Агата. — Если бы он что-то знал, давно бы уже объявился. Ну, а задействовать его в поисках, не представляется мне удачной затеей. У него, как я поняла, проблемы в личной жизни. Если Слава не объявится до Нового года, тогда конечно, придётся сказать. Они с Геннадием обязательно созваниваются на праздник. Не дозвонится Славе, наберёт меня, тогда и скажу.

— Ну, тебе виднее. Как дела на заводе?

— В целом, всё стабильно. Только вот аудитор объявился не ко времени.

— Аудитор? — насторожился Рябов.

— Да, — покивала Агата, в отличие от бывшего шефа, не придавая этому особого значения. — Аудит был согласован ещё со Славой. Инициатором выступал Глагольев. Правда, сначала договаривались, что проверка начнётся после новогодних каникул. А теперь, видимо, в связи со смертью Глагольева, решили ускориться. Нам-то без разницы. Двумя неделями раньше или позже. Пусть проверяют. Мы ничего не скрываем.

— Понятно. Значит, договорились, будем держать друг друга в курсе, относительно новых сведений о Славе.

— Само собой, Гриш. Спасибо тебе ещё раз!

***

Аудитор появился на заводе около одиннадцати часов. Прежде чем попасть в кабинет директора, посетитель оказался в помещении перед ним. Комната, площадью пятнадцать квадратных метров, разделялась на две части прозрачной перегородкой от пола до потолка, с прозрачной же дверью. За перегородкой, у окна, было рабочее место специалиста по кадрам, Елены Николаевны, занимавшей свою должность ещё при бывшем директоре. Доброжелательная, пятидесятилетняя женщина, полненькая, улыбчивая, одновременно исполняла обязанности секретаря. Небольшая часть помещения рядом с входной дверью была оборудована вешалкой для верхней одежды, полкой для сумок или папок с документами, и двумя офисными стульями.

Представившись Елене Николаевне, тридцатидвухлетний мужчина получил разрешение пройти в кабинет, дверь в который была полуоткрыта. Сняв синюю куртку «Аляска», посетитель поместил одежду на вешалку и, забрав с полки кейс со своим ноутбуком, неторопливо зашёл к руководителю предприятия.

Поднявшись из офисного кресла, коричневой кожи, ему навстречу шагнула женщина. Сияющие блондинистые пряди густых волос, длиной до середины шеи, красивой посадки; молочно-белый, укороченный, прилегающий пиджак из альпака, на ассиметричной молнии; зауженная книзу, тёмно-серая юбка, прикрывающая колено; стройные ноги в сапогах на низком каблуке. Взгляд посетителя, начав снизу, скользнул по всей длине волнующей формы ног, обогнув линию высокого бедра, тонкой талии и стремительно миновав грудь, остановился на глазах, удивительного карего цвета с зелёным оттенком.

— Здравствуйте, — поприветствовал Агату стройный молодой человек; ростом около ста семидесяти; с тонкими, неприметными чертами лица; темноволосый, с аккуратной стрижкой; в элегантной одежде, явно дорогих брендов, что не особенно бросалось в глаза, но и не оставалось незамеченным для понимающих в этом толк. — Это я вам звонил.

— Здравствуйте, — сделала приглашающий жест рукой Локоткова. — Располагайтесь. Вы уже обустроились в гостинице?

— Д-да, — преодолев небольшое замешательство, вызванное очарованием женщины, посетитель занял одно из кресел вокруг приставки к директорскому столу. — И, надо сказать, оказался приятно удивлён комфортом этого мини-отеля в вашем, уж извините, захолустье.

— Надеюсь, — без улыбки, спокойно, проговорила Агата, возвращаясь на своё место, — что, к моменту окончания проверки, городок наберёт в ваших глазах максимально возможное количество «лайков».

— Что вы говорите? — развеселился посетитель. — Возможно, мне даже захочется здесь остаться, — сделав игривый намёк, молодой мужчина едва удержался от подмигивания.

— Неужели? — иронично приподняла бровь Агата, постукивая по поверхности стола кончиками тонких пальцев, с нежно-розовым маникюром на ногтях. — Смените место в столичной конторе на провинциальное захолустье?

— Будет зависеть от вас, — совсем осмелел посетитель. — Кстати, давай, на «ты»? Если не против? Меня зовут Кирилл Трухачёв, — напомнил молодой человек, протягивая визитку.

— Хорошо, Кирилл. А теперь, давай, определимся с помещением, где ты собираешься осуществлять проверку.

— О, что касается рабочего места, — поднял раскрытые ладони посетитель, — тут я непритязателен. Мне вполне подойдёт какая-нибудь каморка, со столом и стулом, где можно разложить документы и поставить ноутбук.

— Большинство отчётных документов у нас в электронном виде.

— Вот как? Прости — прости! Всё никак не могу избавиться от стереотипов. В моём представлении, бухгалтерская отчётность на предприятии это вороха приходно-расходных ордеров. А ещё старушка-бухгалтер, с химической завивкой на волосах, трепетно прижимающая к груди картонную папку с завязками, с годовыми балансами внутри.

— За прошедшие десять — пятнадцать лет картина сильно изменилась, — тонко подколола Трухачёва Агата.

— Ну, мой стаж аудитора не настолько впечатляющий, — смешался собеседник, сообразив, что с ней следует держать ухо востро. — Агата, на самом деле, здорово у вас тут поставлена работа с отчётностью и, надеюсь, непосредственно на производстве тоже.

— Будем надеяться, — слегка откинулась назад Локоткова, — что предприятие не разочарует по всем пунктам. Хотя, — повернулась она с креслом, туда — обратно, описав дугу в четверть окружности, — это зависит от того, какие цели преследует настоящий аудит. А что касается помещения, — сказала Агата, избавив молодого человека от щепетильных объяснений, — предлагаю разместиться в этом кабинете. К твоим услугам моё рабочее место, — кивнула молодая женщина в сторону окна, где стоял компьютерный стол с таким же креслом, на котором она сидела. — Можно будет переставить стол, в соответствии с твоими предпочтениями. Здесь удобнее ещё и в том плане, что можно в любое время выпить кофе или чай, — Агата указала ладонью позади себя, обратив внимание аудитора на приоткрытую дверь крохотной комнаты, где виднелась на небольшом столике кофеварка.

— Буду признателен, — восхищённо согласился Трухачёв. — Если только не помешаю тебе и… Вячеславу Аркадьевичу…

— Мой муж в настоящее время занят другим проектом, — спокойно пояснила Агата. — В любом случае, когда он появится, против не будет. Проведение аудита согласовано с ним заранее.

— Да — да, я в курсе. Ну, а если кабинет понадобится для совещания, никаких проблем. Думаю, найду себе занятие на это время. Например, прогуляюсь по городку, чтобы приумножить количество «лайков» на его счёт, — мило улыбнулся Трухачёв.

— Для совещаний у нас предусмотрено другое помещение. А прогулка по городку, смею надеяться, может доставить удовольствие даже столичному жителю. Надо обговорить ещё один момент, насчёт питания.

— Только не говори, что здешний общепит на том же уровне, что и отель, — развёл руки в стороны аудитор. — Я уже и так поражён количеством явлений, на корню разрушающих стереотипы. Шикарная гостиница, такси под боком, расчищенные улицы… И это при таком снегопаде, как в этом году. А, главное, очаровательная бизнес-леди во главе завода, вместо предполагаемого шефа, глубокого после-пенсионного возраста.

— Почему ты решил, что я замужем за пенсионером? — невольно фыркнула Агата.

— А, разве, это не так? — невинно поинтересовался Трухачёв. — Мне сказали, что одному из акционеров за восемьдесят. Выходит, это не Вячеслав Аркадьевич?

— Нет, — коротко ответила Локоткова. — Мы с мужем ровесники. А тот, кого ты имеешь в виду, Путилин Платон Андреевич.

— Ого, — изумлённо покрутил головой аудитор, наслышанный об одном из крупнейших бизнесменов страны. — В очередной раз прошу прощения.

— Так вот, — продолжила Агата, словно не обратив внимания на извинения Трухачёва, — что касается завтрака, то он включён в стоимость проживания в отеле. Кстати, завтраки там довольно неплохие. В случае, если всё-таки не понравится, можно завтракать и ужинать в небольшом ресторанчике рядом с отелем.

— Завтрак в ресторане? — удивился Трухачёв. — Спозаранку?

— Почему нет? — пожала плечами Агата. — Ресторан начинает работу с утра. Здесь год от года открываются новые предприятия. Помимо нашего завода, город облюбовали пищевики. Места благодатные. Когда-то этот район называли «Яблочным краем», — улыбнулась Агата. — Сейчас постепенно возвращаются к изготовлению соков из натурального сырья. Соответственно развивается и сеть услуг для командировочных специалистов.

— Понятно, — уважительно покивал аудитор.

— Ну и, наконец, обед. К твоим услугам наша заводская столовая.

— Я уже боюсь в очередной раз попасть впросак, — осторожно улыбнулся Трухачёв. — Но, что-то мне подсказывает, что эта столовая сделана по принципу питания «Всё включено».

— Не совсем, — снова улыбнулась Агата. — Но выбор блюд достаточно широкий. Плюс демократичные цены при высоком качестве.

— Тогда, — засиял аудитор, — имеет смысл растянуть проверку, превысив обозначенные сроки. Во всяком случае, для этого имеются все предпосылки. Если ты, конечно, не будешь против? — всё-таки решился он подмигнуть Агате.

— Мне всё равно, — не поддержала игривый тон Локоткова. — У нас нет оснований для опасения по поводу непосредственно проверки. Ну, а пообщаться с интересным человеком всегда приятно, — милостиво добавила она ложку мёда.

— Дело движется к обеду, — живо заметил Трухачёв, взглянув на часы. — Составишь мне компанию? Заодно покажешь, где находится ваша хвалёная столовая.

— В другой раз, с удовольствием, — отказалась Агата. — Сегодня не получится. К сожалению, пришлось запланировать одну немаловажную встречу, как раз на обеденное время. Если ты не против, я попрошу Елену Николаевну проводить тебя.

— Хорошо, — доброжелательно кивнул Трухачёв. — Дело прежде всего. С Еленой Николаевной сам договорюсь, если позволишь, — многозначительно глянул аудитор на Локоткову. — Можно будет оставить где-нибудь здесь ноутбук?

— Конечно. Верхний ящик стола запирается на ключ. Возьми, пожалуйста, вот оба экземпляра.

— А если тебе что-то понадобится?

— Я не пользуюсь этим ящиком. А стол освободила специально для тебя.

— Спасибо, — с обаятельной улыбкой оглянулся в дверях Трухачёв.

Агата слукавила, говоря аудитору о встрече. Для первого раза она выдумала причину, посчитав её более мягкой, чем отказ напрямую.

Агата почти не ела, с тех пор, как пропал Слава. Её обычный перекус в полдень теперь состоял: из нескольких ломтиков твёрдого сыра, десятка виноградин и чашки зелёного чая. Выбрав продукты, не вызывающие отвращения, молодая женщина остановилась на этой «диете», позволяющей ей поддерживать организм. Понятия: «еда», «аппетит», «питание» перестали существовать для Агаты на следующий день после исчезновения мужа.

По утрам удавалось усыпить бдительность матери, выпивая чашку кофе или сладкого чая с лимоном. Иногда Агата делала вид, будто съела что-нибудь из выпечки, которую Ирина Константиновна готовила к пробуждению близнецов. В утренних хлопотах мать вроде бы не обращала на это внимания. Однако вечером было не отвертеться. Агата не могла лишить малышей ежедневного удовольствия ужинать вместе с бабушкой и родителями, тем более, теперь, когда за столом давно не было Славы. Но аппетит по-прежнему не возвращался. И Агате приходилось изворачиваться. Иногда она просто до предела уменьшала порцию, положив себе крохотный ломтик, вместо куска рыбы или мясного стейка. Порой на вопрос матери по поводу пустой тарелки отвечала, что сегодня слишком поздно завершился деловой обед.

Ей казалось, мать воспринимает отговорки вполне доверчиво. Тем не менее, Ирина Константиновна всё замечала, с болью в сердце ощущая своё бессилие. Женщина и сама прекрасно помнила, как на полгода потеряла аппетит после смерти мужа. И насколько тяжелы ей оказались уговоры сестры, день ото дня, заявлявшейся к ней с новинками собственного изобретения, одна аппетитнее другой.

Глава 11

Утро началось для Маши в половине шестого. Ночью она спала вполглаза, то и дело поднимаясь, чтобы проверить состояние больного. Утихший после укола кашель мужчины через некоторое время возобновился. Девушка попыталась было снова напоить его отваром чабреца, предварительно немного подогрев жидкость. Но попытка успехом не увенчалась. Если вечером удалось влить хотя бы несколько ложек, то теперь в горло не попало ни капли. Маша отступилась, с трудом пережидая интервал времени до следующего укола.

Помимо лечебных процедур, её ждали обычные утренние дела. Одевшись, положив в плошку корм для собаки — сваренную накануне картошку, сдобренную подсолнечным маслом — девушка распахнула дверь. Ей на ноги обрушился слой снега, который намело за ночь под дверь.

— Вот ещё напасть! — чуть не расплакалась Маша, увидев, что надежда добраться до ближайшей деревни за помощью растаяла без следа.

Но делать было нечего. Протянув руку за лопатой, предусмотрительно оставленной рядом со входом, девушка принялась расчищать тропинку к собачьей конуре. До угла дома было метра три, но Маше показалось, что она прокопала по меньшей мере тридцатиметровую траншею. Пот катил градом. Девушка не впервые удивлялась, замечая, что во время тихой погоды борьба со снегом даётся намного легче. Сейчас же, под пронизывающим ветром, она вспотела, едва успев сделать несколько взмахов лопатой. Затем, расчистив тропинку к прикорнувшему под снежной шапкой колодцу, Маша вернулась в дом.

Прежде чем покормить пса, поспешила переодеться в сухое, развесив вымокшую одежду на горячей трубе отопления. Мимоходом порадовалась, что вчера прибавила газ, ради невольного гостя. Немного тревожила будущая оплата. Сумма предполагалась немалая. Маша на такую явно не рассчитывала, откладывая деньги для зимовки, начиная с весны.

«Ничего, — отмахнулась девушка, — как-нибудь выкручусь. В крайнем случае, расплачусь частями. Если даже повисит небольшой долг, никто мне газ не отрежет. Весной займу у Валентина Петровича. А летом потихоньку с ним рассчитаюсь. Может опять удастся подработать за уборщицу в проектном».

Теперь надо было пробраться ко двору соседа, чтобы покормить кур. Дорогу ко входу в его дом расчищать было недосуг. Девушка решила сделать это позже, с трудом пробравшись по колено в снегу. Прежде нужно было освободить от снега ворота во двор, затем протоптать тропинку к сараю и, наконец, расчистить снег возле двери. Большой ларь с зерном для птиц, накрытый сверху крышкой из фанеры, к счастью, находился тут же, в сарае. Зачерпнув ведром зерно, Маша высыпала его в кормушку.

— Так, курочки, — ласково проговорила она, набросав в тазик рядом с кормушкой снег, чтобы тот, растаяв, превратился в воду для питья, — сегодня на улицу выйти не получится. Там сплошные сугробы. Будет время, расчищу двор, тогда выпущу вас погулять.

***

Вернувшись домой, сразу кинулась в комнату, проверить состояние мужчины. Увидела, что тот, скинув одеяло на пол, пытается встать, с закрытыми глазами.

— Виталик, — вырвалось у девушки, — что же ты делаешь?! Ложись обратно, — подняла она одеяло.

— Мне надо в туалет, — хрипло произнёс мужчина.

— Сейчас ведро принесу, — метнулась Маша в прихожую.

Ведро девушка купила для бабушки, когда та серьёзно заболела. Но оно, увы, не пригодилось, потому что, пролежав без сознания несколько дней, пожилая женщина вскоре умерла. Теперь Маша порадовалась, что в своё время купила ведро-туалет. Она сама пользовалась им в особо холодное время года.

Однако беспокойный больной оказался щепетильным, упрямо порываясь выйти из комнаты в поисках туалета.

— Ну, куда ты собрался?! — пыталась Маша удержать мужчину за плечи. — У нас туалет на улице. Тебе туда нельзя. Ты сильно болеешь, — уговаривала она. — И на ногах почти не стоишь. Упадёшь ещё, я тебя обратно уже не втащу. Говорю тебе, вот ведро. Мне не трудно вынести. Ну, в конце концов, — в последней попытке переубедить упрямца, воскликнула девушка, — ты, что, жены стесняешься?!

Последние слова неожиданно возымели своё действие. Маша вздохнула с облегчением, укладывая больного на место и укрывая одеялом. Вскоре мужчина снова лежал неподвижно, оглашая пространство комнаты тяжёлым хриплым дыханием.