Бесплатный фрагмент - Часы на башне

Птица-Кит (2022)

Учусь тебе снится

Тогда был год Купанья Красных коней

Днями чёрных квадратов топили печь.

Я постоянно думал о ней:

Но она сказала, что моя голова даже не стоит плеч.

И уходила в метели,

Не оставляя следов на тропе.

А Красные кони пели:

Если ты никому не нужен, на кой чёрт самому себе?..

Если есть начало путей,

Значит, выход — где вход.

Я постоянно думал о ней:

Где ты теперь, что тебя ждёт?

А ты играла со мной в пергамент-спицы-

Сады камней.

И я учился тебе сниться, Как ты уже снилась мне.

Его свеча

Они дали Ему имя —

Назвали Его Сча,

Чтоб Он танцевал с ними

На остриё меча.

А Он косил свои травы,

И кормил ими скот.

Он прокладывал к яви

Брод через небосвод.

Их распри гудели меж улиц,

Разлетаясь во всё концы.

Им казалось, что так завещал им Улисс,

Что так говорил Лао Цзы.

Но в их глазах шелестела осень —

Они запирали их на засов.

Их улыбки падали оземь —

В промозглую твердь лесов.

А Он смолил свою шхуну

И пускал её по волнам,

Она несла Его руны

К солнечным временам.

А они танцевали в дыме

Слева от Его плеча.

Не видя, как рядом с ними

Сияет Его свеча.

Чудо

­­­Нет хороших новостей.

Ну и ладно, будут.

На ноябрьском листе

Нагадаем чудо.

Разгадаем и поймем

Тайну Мирозданья,

Ну, а дальше заживём

Просто, без гаданья.

Накудесим свет в окне,

Счастья три телеги,

И чтоб людям о войне

Позабыть вовеки.

Загадаем, чтобы дни

Не роняли слёзы.

Но печали хоть гони —

Явятся без спроса.

А потом приворожим

Вольную жар-птицу.

Кто любовью дорожит,

Это пригодится.

Нет хороших новостей?

Непременно будут!

Зря мы что ли на листке

Рисовали чудо?

Сфинкс

Каждый слышит только себя,

Каждый пишет самому себе.

Так на что тебе эта тропа,

Если не идти по тропе?

Но здесь из моря выходит сфинкс,

Говорит: Пой!

И ты видишь его тысячу лиц,

Забывая, что ты слепой.

А сфинкс говорит:

Отойди с линий огня,

Но нет топора, чтоб вырубить себя из земли.

Если ты дерево, сложно понять

Уходящие корабли.

И ты удивлён, что говоришь с ним.

А он счастлив, что слово почти не ложь.

И он восклицает: Летим!

И вы летите. И ты поёшь.

Дождями по листьям

­­Неугомонный Художник-Осень

Всё что-то правит в своей картине.

Вот листья желтеют, а вот покраснели —

Пара свежих мазков, пара новых линий.

И вот на земле появляется проседь,

Вот листья опали и небо померкло.

Солнце сквозь тучи идёт по тоннелю.

Звезды не брызжут уже фейерверком.

Художнику кажется: этого мало,

Он вновь забегает в свою галерею.

И снова дождями рисует по листьям.

Пора торопиться, и нужно быстрее

Чертить, рисовать, но рука подустала

И время пришло передать эстафету.

Художник-Зима властно требует кисти.

А Осень, прощаясь, нам машет беретом.

Две луны

Шли по небу две Луны

От скончанья до восхода.

Шли по лезвию войны,

Всё по пням да по колодам.

По далекой стороне,

А порою, и по местной.

То теряя свет небесный,

То по топкой тишине.

Шли то за руки держась,

То в негаданной разлуке.

Оступаясь, всякий раз

Вновь хватались друг за друга.

И хотелось им найти

Счастья, радости и света,

Наложить на горе вето

И пройти свои пути.

Шли с улыбкой и сердясь,

Даль мечтою окрыляя,

А святой иконостас

Вёл их издали до края.

Так, не ведая вины,

В никуда из ниоткуда

Беспризорно, бесприютно

Шли по небу две Луны.

С любым из дней календаря

Я поздравляю с новым днём —

Как будто бы обычным.

Но в нём мы славно заживём.

И горя не накличем.

Он нам откроет сто дорог

К небесным перезвонам.

А что ни даст, всё будет впрок,

А вовсе не назло нам.

От дня останется зола,

Но с помощью Господней

Нам в ней не выгореть дотла,

Пока идёт сегодня.

И будет солнечным денёк,

А может, будут лужи,

И кто-то скажет: Я промок.

Но улыбнётся тут же.

И будет мир, и будет лад,

Хоть беды бродят рядом.

Не страшен нам их злобный чад.

А с прочим мы поладим.

С любым из дней календаря

Я вас поздравить вправе.

Промчится день, но он не зря.

Он что-то нам оставит.

Обретая

­­Когда меня звали Посторонним В,

У меня был пиратский фрегат.

Каждый вечер в моей голове

Ты запускала аэростат.

И не было лучше этих минут,

Поскольку твоя улыбка расцветала во мне.

А мы выбирали одну из кают

И оставались с ночью наедине.

Пятнистый щасвернус рвётся с цепей,

И мы втроём уходим к Луне.

Неунывающий скарабей

Уже выбирает солнце будущих дней.

На восходе слонопотамы выйдут из нор,

Побегут щипать первые ростки зари.

А мы выйдем из гавани в Божий простор,

Обретая Божий простор внутри.

Ключ на старт

­­Смотри, как переменчива

Погодка в ноябре —

То оттепель до вечера,

То стыло на заре.

Ребячлива, насмешлива,

Задумчива, строга.

К обеду — солнце вешнее,

К полуночи — снега.

То высь ненастью хмурится,

То лужицы во льду.

То вьюжице на улице

Всплакнётся на лету.

То зной, то стужа лютая,

А то наоборот.

И всё друг друга путает,

Не помня свой черёд.

За пеленой туманною

Опять спешит жара.

Лишь навострили санки мы,

Польёт как из ведра.

Но нам всё это по душе,

Поскольку ключ на старт.

Ведь скоро Новый год уже,

А следом новый март.

Осени в подарок

­­Дунул ветерок —

Небеса очистил.

Ты плетешь венок

Из опавших листьев.

Тропка на пути

Заросла травою.

Паучок летит

Прям над головою.

Паутинок блеск,

Щебетание птичье.

Преисполнен лес

Вековым величьем.

Клонится ко сну

Свет богоявленный.

Мы бредём по дну

Золотой вселенной.

Поднялся на трон

Месяц в занебесье.

Леший пишет звон

Для русальих песен.

Плавится денёк,

Как свечной огарок.

Поднесём венок

Осени в подарок.

Раскольников-Соня-регги

­­­Раскольников и Соня

Знают, что на каждый роток не накинешь платок.

Они бросили всё, они едут в товарном вагоне

Во Владивосток.

Он ищет звёздную пыль на своём мачете,

Она поёт, просит его: Сыграй!

Их ждёт на краю света,

Свесив ноги в бездну, Миклухо-Маклай.

На чердаке у него есть порталы к любой стезе,

Лишь набери код.

Он собирает по свету друзей,

Чтоб с ними уйти в поход.

И они едут — скоро конец всех дорог.

Машинист взял недорого — только за перестук колёс.

А Маклай им пишет: Ребята, в этой жизни есть прок!

И я говорю вам это всерьёз.

Тишина (Птица-Кит)

­­Остановись, послушай тишину.

Уйди в луга на грани предрассветья.

Вся эта тишь тебе лишь одному.

И ты молчишь, ты за неё в ответе.

Сквозь марево взлетает Птица-Кит,

Пронзая высь туманными крылами.

Рождённая зарёй, она парит

Над реками, лесами и полями.

А ты и есть вся эта тишина,

Но позабыл об этом в суматохе.

Увы, но насладиться ей сполна

Дано нам только на последнем вздохе.

Не жди. Найди себя среди глуши,

Где кроются таинственные травы.

Твои печали — это миражи.

Найди себя у звездной переправы.

Не жди. Уйди ко всполохам зари,

К тем проблескам, что, промелькая, тают.

Избавься от надуманных вериг

И сгинет прахом маета пустая.

А Птица-Кит, раздвинув сонный мрак,

Умчится за черту ночных сомнений.

Иди за нею, ускоряя шаг,

Не устрашась ни взлётов, ни падений.

Не отворяя незримых уст

­­Секта хранителей бесконечности

Бродит по улицам и дворам.

Кто-то из них давно пропал без вести —

Их мамы отмыли от рам.

Но, не отступив ни на шаг,

Они летят на огонь.

Сжимая в руках невидимый флаг,

Видя незримый сон.

Так они бродят три тысячи лет,

А всё полымя да сума.

И всюду горит их невидимый свет,

И плещет незримая тьма.

Они знают: все слова — зря,

Но помнят их наизусть.

И молятся втихаря,

Не отворяя незримых уст.

Aloha!

­­Мастер боевой телепатии —

Вот чем он хорош?

Он так метает лопату —

От него не уйдёшь.

По вечерам он глядит в телескоп

И пишет роман.

Но однажды ближе к полуночи он сорвал стоп-
кран.

Ангелы уже мирно спали,

Бесы перекидывались в дурака.

Ни те, ни другие не ждали

Ничего подобного от ушедшего на покой старика.

Но мастера′ боевой телепатии —

Вот чем они хороши?

Они могут швырнуть гранату

Или вдруг примутся метать ножи.

Телефоны у всех зазвонили разом,

Телеграфистки сбивались с ног.

Никто не успел поморгать глазом,

Как всё иголки покинули стог.

И, глянув на поднявшуюся суматоху,

Мастер бросил в сердцах: Да гнуть это всё в дугу!

Прибил над дверью табличку «Aloha!»

И ушёл в тайгу.

День Всех Ночей (2022—2023)

Эстафета

­­Завтра метель заскребет на душе,

Мгла проползет по дворам.

Шторы задвинем, разбудим торшер.

Что ж, вот такая пора.

Выйдем из дома — повсюду бело.

Смысла печалится нет.

Скоро примчит на своём НЛО

Добрый Рождественский дед.

Снеговики, что недвижны сейчас,

В полночь дворами пройдут.

Круговорота снегов не страшась,

Наш охраняя уют.

Машет один из них веткой-рукой,

Нам улыбаясь во тьме.

Он по весне обратится рекой,

Чтобы вернуться к зиме.

Солнечный зайчик гуляет по льду,

Ветры стремятся за ним. —

Слушай, малыш, угодишь ты в беду.

Он приглашает: Бежим!..

Спрятался зайчик, не виден — белес;

Где-то скользит в мерзлоте,

Чтоб передать эстафету чудес

Вешней, иной красоте.

День Всех Ночей

­­Мирно жили черти в тихом омуте,

Да завёлся там ангел с огненным долотом.

К добру тогда не было ни малейшего повода —

Так влезают к чужим коням со своим пальто.

К этому часу объявили перепись драконов

Без каких-то веских причин.

И ангел, что когда-то служил ямщиком на почтовых вагонах,

Тут же сказал: Сейчас я вас всех сосчитаю на свой ямщицкий аршин.

Это случилось

В самый канун Дня всех ночей.

Черти писали друг другу на воде вилами:

Этот ангел не Божий, он совсем ничей.

Но лишь одна ведьма,

Видя, что пришёл срок меняться её лицу,

Сказала, что впредь мы

Станем другими. И увела время к концу.

И черти отпросились с работы,

А ангел пожал крылами и буркнул, что перепутал этаж…

И тогда драконы достали тромбоны и ноты

И все плясали под их старый драконий марш.

Эра перемен?

­­Самых стойких и отважных,

Что виновны без вины,

Что не раз водили в раже

По реке смычком волны,

Что бежали без оглядки

Впереди передовых,

Что порой теряли хватку,

Но живее всех живых —

Их давно уже не стало,

Их пинали, кто ни лень,

Их сорвали с пьедестала

В нашу эру перемен.

Кто пришёл же им на смену?

А никто и не пришёл.

Прежде — флаги по-над всеми,

А теперь в руках флажок.

И опять на перекрестье

Всеми преданных дорог

Мы обдумываем вместе,

Где же цель и в чём же прок.

А… ни прока и ни цели —

Сколь глядишь, а не видна.

Лишь одно уразумели:

Что нужна на самом деле

Только Родина одна.

Ждём чудес

­­Вокруг домов кружит туман.

Мы говорим про Инь и Ян.

А за окном — клубится, стелется и дышит.

А мы про Будду говорим,

Не всё же нам про Ян и Инь.

И спорим про Перуна и про Кришну.

Ты ставишь чайник на плиту.

И мне твердишь, что я плету.

Что всё не так, да, всё не так, совсем иначе.

Я улыбаюсь и молчу.

Затеплим на столе свечу.

И пусть мерцает, пусть пророчит нам удачу.

Над нами мгла, повсюду тишь,

А ты посудою гремишь.

Нам спать бы лечь, ведь подниматься спозаранку.

Но вспоминаешь ты, шутя,

Что вот летят они — лета,

И ты забыла, как катаются на санках.

И мы идём с тобой во двор.

Во мраке утопает взор.

И санки по нетоптаному катят.

И звёзды смотрят свысока,

И приближается пурга.

И мир теряется в ночи и снегопаде.

И всё темно, совсем темно,

И мы давно, увы, давно,

Мы так давно не полагаемся на случай.

Но всё ж с мечтой наперевес

Стоим с тобой и ждём чудес.

Как будто ты Мари, и будто я Щелкунчик.

Из зеркальности луж

­­На Ямале метель.

На Камчатке — шторма.

А у нас, как весной —

Зацветает сирень.

Бродит сонный апрель

С балериной Дега —

Майка-шорты, босой,

И картуз набекрень.

В Патагонии зной,

На Янцзы — листопад.

А у нас бирюза

По лазури небес.

Тихой майской струной

Зазвенел невпопад,

Чуть прищурив глаза,

Очарованный лес.

В Мавритании сушь,

Над Рейкьявиком — дым.

А у нас птичий гам,

Солнце льётся в дома.

Из зеркальности луж

Сквозь бессилие зим

Улыбается нам

Март, сводящий с ума.

На озере Чуд

­­Я работал тогда —

в те года —

в министерстве свободных дел.

И каждый из нас обязан был делать лишь то, что хотел.

А у меня не было цели,

был только путь. А случалось, не было и пути.

И мне говорили: Как же вы смели,

как вы посмели идти? —

без крыльев и плавников,

а порою, и без головы?

Что ж вы всё лезете ниткой в ушко,

если вы так не правы?

Но в ответ я молчу

и отвечать не желаю.

Я знаю: на озере Чуд-

ском бродит весна в новом вышитом мае,

осторожно по льдинкам ступая.

И завтра я к ней улечу.

Волхвам навстречу

­­В ночь прольются звездопады —

Разукрасят небеса.

Стань скорей со мною рядом,

Поглядим во все глаза

На соцветия созвездий,

Что рождают перезвон.

Колокольным благовестьем

Снова будет мир спасён.

И волхвы уже дорогой

Каменистою спешат.

Им пройти совсем немного

К поклоненью пастушат.

Там, сиянием объятый,

Спит младенец Иисус.

И несут волхвы со златом

И маслами ценный груз.

Выйдем мы волхвам навстречу,

Помолясь о них стократ.

Разожжём поярче свечи,

Чтобы шлось им без преград.

И пойдём за ними следом,

Чтобы вечный свет воскрес,

Чтобы жить Его заветом —

В ожидании чудес.

По тропе игуан

­­Перешагиваю через пробегающих муравьёв,

Перепрыгиваю через броненосцев и игуан.

Сегодня все слова в мире были изменены на слово любовь.

И мир от этого словно пьян.

Всё улыбаются и желают друг другу благ —

В наши настройки кто-то ввёл изначальный код.

А я стою посреди Вселенной и как распоследний дурак,

Гляжу на тебя… Боже, как эта улыбка тебе идёт!

То, что сказано — всегда недосказано.

И, может быть, неспроста.

Немного жаль слова грусти — они уже покинули словари.

Но, знаешь, если вовсе не открывать рта,

Можно захлебнуться от Истины, которая у нас внутри.

Знает ли желание, что время исполненья пришло?

Или не знает, не хочет, и у него какой-то свой особенный план?

Отпустим мечту! Глянем на солнце через её крыло.

И пойдём по следам броненосцев и муравьёв. И по тропе игуан.

У границ твоего лица

­­­Ты любуешься лунным танцем волчиц,

Золотом их теней.

Ты свято веришь, что Небом храним

Их нежный волчий оскал.

И всё мои грёзы падают ниц —

К коленям твоих огней.

И я подливаю солнечный дым

В твой ледяной бокал.

Слышен говор закатной волны,

Шёпот ночных дриад.

Ты говоришь, что линий несметно

На длани Творца.

И что пути нам на выбор даны,

Но один лишь до райских врат.

И я целую капельки света

У границ твоего лица.

Волчицы танцуют, а снег идёт,

Свеча на столе горит.

За твоими плечами — ангел и тьма,

За моими плечами — сны.

Над небом ходит наш звёздный флот —

Мы ищем ключи зари.

И скоро ты разглядишь сама

Нас на тропе весны.

Ехал поезд

­­­Мы глядели в дальни дали,

Апельсин деля на доли.

Поезд ехал по железной

По дороге по степи.

По купе соседи спали.

И не видели ни поля,

И ни речки, и ни леса,

И ни света, что слепит.

Половинку апельсина

Мы с тобой неспешно съели.

А затем попили чая,

Поболтали ни о чём.

И опять гляделись в сини —

Просто так — без всякой цели.

Поезд шёл, миры качая,

Подпирая даль плечом.

Да, потом настанут будни,

Будут радости и беды.

Что ж печалиться об этом

Да судьбу свою гадать?

Время всё само рассудит,

А пока наш поезд едет

Через лето по планете,

Сквозь просторы и года…

Вальс на вы

­­­Мы с Королевою Снега на вы —

Гневна она и строга.

Танец снежинок недолог, увы,

И мимолетна пурга.

Но наш внутренний Шива всё больше танцует —

С годами он стал мудрей.

Он глядит на Селену — улыбка к лицу ей.

А что не к лицу ей?

Мы с Королевою Солнца на вы —

Фамильярности тут не в ходу.

Впрочем, ей ли страшиться молвы?

С ней шутки шутить — на беду.

Но наш внутренний Будда щедроты тасует

Под звоны своих цепей.

И любуется Эос — улыбка к лицу ей.

А что не к лицу ей?

Лишь с Королевой Времён мы на ты —

Манерности ей ни к чему.

Пряди её золоты, завиты,

Взоры уходят во тьму.

Но наш внутренний Ве`лес пейзажи рисует

На самом краю дней.

Он влюблён в Афродиту — улыбка к лицу ей.

А что не к лицу ей?

Освободись

­Раздай постылые приметы —

Их привкус горек и уныл.

Отринь наветы и запреты,

Плыви без вёсел и ветрил.

Освободись от зла и злата,

Забудь обиды и дела.

Плевать на то, что тропы — к аду,

Мости свою, чтоб в рай вела.

И толка нет считать года,

Не стоит вопрошать: куда же?

Ну да, бегут они, ну да,

Но, что отпущено, — то наше.

И мы пойдём, не торопясь,

Но поспешая потихоньку,

Чтоб радость каждого из нас

Догнала, не несясь вдогонку.

Включи моря

­­­За окном туман, за окном как-то так.

И в душе как-то так, и в душе туман.

Сейчас в наш мир поставим маяк

И разглядим океан.

В океане — спрут, в океане — кит,

Фрези Грант бежит по волнам.

В океане, гляди-ка, солнышко спит

И улыбается нам.

Над океаном летит альбатрос,

А над ним горит звездопад.

И бескозыркой нам машет матрос,

Приглашая на свой фрегат.

А ещё в океане есть царь Тритон,

А в пучине плывёт морской змей.

И русалка поёт песню о нём,

А змей мечтает о ней.

Но ты говоришь: Она принца ждёт!

И я киваю: Ах, да!

И в пене пряных подлунных вод

К дальним странам идут суда.

За окном — восход, за окном — заря.

И в душе уже не туман.

Если на сердце хмуро, включи моря

И свет таинственных стран.

Гвоздями по небесам

­Вилами по воде — это вчерашний день.

Гвоздями по воздуху — вот новый тренд.

Сколько можно ходить в глубине стен?

Когда ты выглядываешь оттуда, всё говорят: О, какой неловкий момент.

Но если долго живешь внутри твёрдых тел,

Видишь, что вокруг творится беспримерная чушь.

И вдруг становишься настолько смел,

Что меняешь пароли заблудших душ.

Тут Господь, конечно, хватает тебя за ухо,

Тащит под софиты звёзд.

Ты уже напоследок желаешь себе ни пера ни пуха,

А Он говорит: Рисуй эти миры. Вот тебе краски и холст.

И ты рисуешь вилами по воде.

И ты рисуешь гвоздями по небесам.

А Он твердит: Нанеси на картину побольше света, иначе бывать беде.

И становится рядом. И вместе с тобою рисует Сам.

Часы на башне (2023)

Но тут часы на башне

­­­­В ночи часы на башне пробили сорок раз.

— Я слышал тридцать восемь! — воскликнул Мардиграс.

— Да нет же, ровно сорок, ведь звон гремел, как гром, —

ответил очень важно отважный Тилибом.

— А может, просто восемь?

А может, это осень?! —

вскричала тут мисс Прозит

и выбежала вон.

А Мардиграс остался.

И Тилибом остался.

Они достали трубки, кларнет и патефон.

И эль они открыли.

И бренди. И вина.

И шахматы, и шашки.

И чай разлили в чашки.

А славная мисс Прозит

металась в снах и грёзах

по улицам одна.

Потом, завидев почту,

она сказала: «Вот что…

Пожалуй, телеграмму

отправлю им сейчас».

И тут же написала,

что «в жизни очень мало

того, что нужно даме.

Вины не ощущайте.

О, Тилибом, прощайте!

Прощайте, Мардиграс!».

— Мой друг, она пропала! —

вдвоём они вскричали.

— И бродит одиноко, без шляпки и сапог!

— Она была на почте…

— Но где искать нам ночью?

— Спасём её — и точка!

И скинули шлафроки, и вышли за порог.

Ах, милая мисс

Прозит, ну, право, где вас носит? —

Пыхтели джентльмены, во мраке по колено,

и был их путь неведом,

а мгла темным-темна.

Она же без печали

стремилася к причалу,

чтоб всё начать сначала —

прекрасная и вольна.

В душе метался пламень —

быстрее, лишь куда бы!

И выбежала в гавань —

где океанский флот.

А там спросила прямо:

— Куда?

— В Иокагаму.

И взобралась по трапу

тотчас на пароход.

И вот она в Бангкоке, а вот — на Ориноко,

а позже на Клондайке, а после в Шангриле.

В пропавшем Эльдорадо разыскивала клады,

катила в таратайке, неслась на корабле.

Плыла по водам Нила, прошлась по Пикадилли,

не ведая пристанищ, не каясь во грехах.

Взошла на Фудзияму, искала тропы к храму,

и даже вышла замуж однажды впопыхах.

И тут… за чашкой мате она сказала: «Хватит!».

И в дирижабль села, а там уже — и дом.

Войти бы ей скорее, но постучать не смела.

Но здесь открыл ей двери отважный Тилибом.

— Ах, чудная мисс Прозит,

мы пояснить попросим,

ну, где ж вы пропадали

до самого утра?

И сальца ей подали,

и рыбки, и колбаски,

и было всё — как в сказке,

ну, прямо, как вчера!

Была мисс Прозит кошкой.

И ела понемножку.

Мурчала потихоньку, не открывая глаз.

Жизнь становилась краше,

но тут часы на башне…

Опять часы на башне?

Да-да, часы на башне

пробили сорок раз.

Презрев часы

­Как хорошо, презрев часы,

Цедить слезу златой лозы,

Не размышляя о веках,

Миры баюкать на руках,

Презрев часы.

Потом сбежать, дела забыв,

Туда, куда ведёт мотив.

И жизнь опять прожить на бис,

Писать картину — не эскиз,

Дела забыв.

Как хорошо с тобой вдвоём

Уйти потом за окоём,

Но чтоб и там, не разлучась,

Шагать путями звёздных трасс

С тобой вдвоём.

Девочка на шаре

­Раздробленный на тысячу чертей,

В мирах — между собой полярных —

Ищу я между строчек и путей

Ту, что была когда-то девочкой на шаре.

Она была. И я когда-то был.

Что жив сейчас — я в этом не уверен.

Я сел на мель, зарывшись в донный ил,

Попутный ветер где-то мной утерян.

Мы ходим рядом по одной земле,

Но мне видны лишь отражения и тени.

Вот если б протрубить: Парад-алле!..

Тогда б, наверное, сошлись мы на арене:

Она, силач, гимнасты и жонглёр,

И я, что шёл канатом — так свободен.

Да, время не жалело нас с тех пор,

Но я её узнаю среди сотен.

Но трубный глас молчит, и я молчу.

Лишь вглядываюсь в лица безответно.

До циркача нет дела трубачу,

Но я найду её следы по свету,

Которым так была она полна,

Который я забыть уже не в силах.

И я читаю в небе письмена,

Что пишут звёзды о любви, что не остыла. ­

Из самых глубин

­­Летит, летит космонавт

К центру вселенной.

Из самых глубин.

Кораблик он вырубил из полена.

Полено живое — он не один.

И они летят, и болтают о том о сём,

Скажем, о том, что никуда не летят, а видят какой-то сон.

И даже не видят, а просто смотрят друг в друга, словно в экран.

И время сейчас вышло за пределы вселенной, а там разогнавшись, им идёт на таран.

А иногда ему кажется: он забыл, куда и зачем летит.

Иногда ему чудится: он — Иона, а бревно — его кит.

Иногда он думает: он последний человек на земле, и больше никого и нигде.

А потом вспоминает, что забыл сделать людей… Ладно, они как-то сами заведутся в воде.

Во мне

­­Мой светлый человек живёт во мне,

А в нём темнеет всё, что не сбылось.

Мы едем, застревая в болтовне,

Куда-то вкривь да вбок, да малость вкось.

Наш машинист не верует в простор,

Он отрицает промысел времён.

Он нашу жизнь поставил на повтор,

И буркнув «не скучайте», вышел вон.

За ним в трубу умчался кочегар,

Сошли по трапу в ночь проводники.

Сказал кондуктор, что в душе — гусар,

И были так шаги его легки.

Случились тут разлады и разброд,

Война и мир, затем — девятый вал.

Но проронила ты: Ну, значит, наш черёд,

Пора самим нам взяться за штурвал.

Пробуй!

­­Я воевал так долго,

Что смерть устала тащить меня на своём хребте.

Она проворчала: В этом нет никакого толка,

Поскольку ничему вечному, скажем, ни одной звезде

Не приходит в голову устраивать какие-то битвы и сечи.

Человечу вас, человечу…

И, знаешь, это, конечно, классно, что стрелки на твоих курантах стоят,

Но на кой ляд ты подкручиваешь циферблат?

В общем, сел, задумался, голову обхватив…

Что же я так с житьём и бытьём строптив?

Судьба — она, конечно, та ещё проводница,

Но коль дали жизнь, так пробуй с этой жизнью ужиться.

По шажочку

­­Плод жизни так ярок,

Так чуден и сладок,

А жизнь — из помарок,

Сплошных опечаток.

Повсюду так зыбко —

То тени, то эхо.

Нельзя без ошибок,

Промашек, огрехов.

Но мы кособочно

Идём по шажочку,

И вот из шажочков —

Цепочка из точек.

А от многоточий —

Круги по мирам.

Кружок на кружочек —

И выстроен храм.

На бумаге рисовой

­Рисовал на бумаге рисовой

Светотени лиловых ирисов,

И чабрец, и душицу с ромашками,

И дрожащего в мареве бражника.

И, почти не дыша, на папирусе

(Вдох — диастола, выдох — систола)

Рисовал я стрекозью грацию

Меж платанами и акациями.

Расцветали ирис с душицею,

Улетали на небо жар-птицами.

И ромашка взметнулась над высями,

Помахав в небе перьями-листьями.

Принакрывшись стрекозьеми чарами,

Канул бражник в закатное марево.

Я для красок возьму чабрецовый цвет,

Нарисую тебе букет.

Три дождика

­Сошлись как-то три дождика

На промозглой улочке.

Промокшие ноженьки,

Отсыревшие дудочки.

Запели, заиграли,

Запрыгали по лужам —

Вот и нет печали,

Да городок разбужен.

Все открыли окна,

Глянули на брусчатку.

А там три дождика мокнут —

Ни шапочек, ни перчаток.

Не прошло и пары минут,

Набежало народу тут!

И большие, и малые,

И все дождикам припожалуют —

Кто шляпки и зонтики,

Кто плащики и ботики.

Надарили им всякого,

И ушли они в ночку —

Колокольчиком звякают,

Дудят во гудочки.

Пернатор

­­Наступит день —

И Верховный Пернатор Птиц покинет свой трон.

Воскликнет: Пора в глушь деревень!

И выпорхнет вон.

Скипетр и держава,

Мантия — горностаевый воротник…

От них всё в душе ржаво.

А солнце бежит на ножках-лучах в полях земляник.

Чудеса начались немедля —

За ближним углом.

Один мальчишка-дрозд одолжил ему велик,

Добавив: На нём ощущаешь себя орлом.

Пернатор улыбнулся,

Но не сказал, кто он есть.

Он увидел: весь этот мир — all inclusive,

И теперь он здесь.

Дорога петляла между тюльпанов,

Кузнечики прыгали так, что в глазах — рябь.

Пернатор складывал из запахов икебану,

Повторяя: Теперь я — не раб.

Прежде мнилось: если на самой вершине,

То… Господи, какая же это всё чепуха!

Куда же мы вечно спешили?

И на что нам эти верха?..

…Увы, но Пернатор пока в тронном зале.

И всё это — сон,

Фантомные боли в крылах.

Но когда-нибудь он

Выйдет в одно из окон,

Чтоб ехать без всяких препон,

Без путей — напрямик.

В лучах

И в полях земляник…

О, когда бы вы знали,

Как хочется ве`лик тому, кто вели`к.

Колыбельная

­­­Баю-баюшки-баю!

Колыбельную пою.

Даже серенький сверчок

Спать ложится — и молчок.

Спят шипастые ерши,

Спят шипучие ужи,

Спят бараны и вараны,

Спят метели и бураны,

Пеликаны и моржи.

Спи и ты, а рано утром

Небо брызнет перламутром.

И из тёмного угла,

Из-под стула и стола

Выйдут тени, тьма и мгла.

И помчат за ночью следом

В те края, где всё без света.

Люди глянут во дворы,

А кругом миры, миры!

И везде светло-светло!

Значит, солнышко взошло.

Погнутый динарий

­Однажды ездил я на Крит,

И там рыбак, плетущий сетку,

Продал мне маленьких харибд,

Сказав, что звери эти редки.

И так милы, что нет и слов.

Да, чуть похожи на ослов,

И пятаки у них свинячьи…

Но зверь — отличный птицелов.

А что шипы… так он их прячет!

И я, уверовав в добро,

Узрев улыбку чудных тварей,

Отдал (рыбак глядел хитро)

Последний погнутый динарий.

И — в путь! К отеческим дымам…

К лесам, лугам, ручьям и пашням,

Где зелен шум и красен гам,

Туда — где всё родней и краше…

…С тех пор прошли года-года,

Свет застилала лебеда,

И радость тоже мимоходом

Порой мелькала в эти годы.

Вовсю росли мои питомцы,

Питаясь лучиками солнца.

А тот из них, что самый милый,

На самом деле вышел сциллой.

Точнее, вышла. Как же ей

От женихов теперь отбиться?

Осанкой — подлинно царица,

Во взоре — то летают птицы,

А то — пылает жар огней.

Я б посоветовал молиться

Тому, кто зло пошутит с ней.

А два харибдика моих —

О, то — надежда и опора!

Один из них сдвигает горы —

Отважен, безрассуден, лих.

Другой же — рыцарь без укора,

А взором благостен и тих.

Что будет дальше? — кто бы знал…

Пока я жив, они со мною…

Но нынче мир кипит войною,

Вот-вот и смоет нас волною

Последний тридевятый вал.

Тогда, возможно, новым Ноем

Я стану в этот горький час.

Возьмём по паре каждой твари,

И… не питомцы — дети, дети!

С улыбкой выведут всех нас,

Чтоб вновь плодится по планете

Куда-то в тихие моря.

И мы поднимем якоря,

А я, детей боготворя,

Глядя, как в танцах кружат пары,

Припомню погнутый динарий,

Что я потратил так не зря.

На тропе необитаемой

­­­­Я пойду по свету ночью.

Тьма просторная проточна.

Бродят сны тремя слонами,

Даль незримая легка.

На ветвях у ночи гнезда.

В них живут, сверкая, звезды,

Что порхают по-над нами,

Задевая облака.

И иду я ниоткуда

В никуда, а всюду чудо.

И слоны ступают мимо,

В общем, тоже в никуда.

И летят планетки рядом —

По Гиадам и Плеядам.

Правят ими серафимы,

Значит, горе — не беда.

Я иду, ведь мне не спится,

Может, к звёздам угнездиться?

В их ночном прекрасном свете

Не сомкнуть, пожалуй, глаз.

На тропе необитаемой

Я разгадываю тайны.

Улыбаются кометы,

В тишине танцуя вальс.

Ключи от весны

­­Когда же прошла зима?

Не приложу ума.

Ведь снежен был белый свет,

А вот и в помине нет.

И Масленица во дворе —

Одета от кутюрье.

Платочек и сарафан,

Наряд из соломки ткан.

Через плечо рушничок —

Она нам блины печёт.

А подле её костра

Прыгает детвора.

И кричит ей: Гореть не смей!

Она кивает: Вернусь к зиме.

А поблизости бродит март,

Он нашёл нас без всяких карт.

В котомке его дары.

И мы спускаемся во дворы.

А с неба сходят грачи —

Вручают нам от весны ключи.

Сад камней (2023)

Оттепель

Топи, чащи, тени, сны.

Ближе, слаще дух весны.

И любовь жива опять.

И любой готов мечтать.

А в горах и во лесах

Вьет узоры бирюза.

По лугам зелёный звон.

Шум и гам, и грай ворон.

Ветер веет веселей.

Всё смелее гул шмелей.

И жуки вовсю летят.

И легки — и шаг, и взгляд.

Выше выси синева.

В свежих листьях дерева.

На дуде гудит февраль.

И везде без края — даль.

Громче, чаще птичья трель.

Будоражит оттепель.

Стал умытым целый мир.

Выходите из квартир!

Весна нисходит

Когда — легка, воздушна —

Весна нисходит к нам

И строит простодушно

В моей душе вигвам,

Я выхожу из дома,

Иду куда-нибудь.

Пусть в небе грохот грома,

Зато в душе уют.

И ты ступаешь рядом

С улыбкой на устах.

И озаряешь взглядом

Всех тех, чья жизнь пуста.

И те, кто озарились,

Природе вопреки,

Преодолев бескрылость,

Свершают кувырки.

А мы уходим дальше —

До самых до высот.

И всё в округе наше,

И мир вокруг поёт.

И я стою, глазею,

Не опуская взгляд.

А мне, как ротозею,

Виднее во стократ,

Что нынче всё отрадно,

Что беды все уйдут,

Что всё невероятно,

И что в душе уют,

Поскольку среди стужи

Теперь уж не вигвам —

Отображают лужи

Величественный храм.

Мартодром

Ты ложись-ка спать пораньше,

Высыпайся хорошенько.

Завтра небо станет краше,

Завтра день больших свершений.

Завтра день совсем особый —

Преисполненный добром.

Завтра в тающих сугробах

Мы идём на мартодром!

Мы промчимся по аллее,

По асфальтному бульвару.

— Эй, давай-ка веселее! —

Прокричим друг другу с жаром.

Мир окружный принаряжен,

С неба сняли пелену.

Ну, давай же, ну, давай же —

Запускай скорей весну!

Выключай же непогоду,

Запускай скорее солнце!

Только раз в году — сегодня —

Этот запуск удаётся.

И тогда весь мир окружный —

Каждый город, каждый дом —

Станет светлый, станет южный,

Всюду будет мартодром.

Истина в весне

За тридевятой параллелью,

Меридианом тридесятым

Уже весна кипит капелью,

А это ж — антидепрессанты,

Которых сотворить не может

Ни человек, ни нейросеть.

Капель чудеснее пирожных!

И с нею хочется хотеть!

И вот над недалёкой далью

Восходит солнце сквозь туманы.

Всё точно так, как мы мечтали,

Когда декабрьские диваны,

Нас нежно приобняв за плечи,

Вручали книжки в тишине.

Пока, диван, до новой встречи!

Сегодня истина в весне!

Мартовские проталины

Если вы загрустите,

Если вы опечалены,

Ищите, не пропустите

Мартовские проталины.

А если в чреде событий

Упустите сгоряча,

То поскорей ищите

Мартовского грача.

А если вы безуспешно

Искали их целый день,

Выручит вас, конечно,

Мартовская сирень.

А в случае самом крайнем,

Если совсем суета,

Припрячьте хотя б заранее

Мартовского кота.

Пора!

К нолю, к нолю уже стремятся

Температурные столбы.

Пора нам выйти из стагнацией

И прекратить, нахмурив лбы,

Бродить угрюмо и сердито,

Шагами мерить пустоту,

Когда душа уже открыта

Весне — поющей на лету.

А дальше больше, дальше выше!

Плюс десять — это не предел.

Весна! И словом не опишешь

Всю красоту её новелл.

А завтра будет плюс семнадцать,

Нет, даже двадцать, говорят,

И лгать при этом не стремятся,

А может, даже и стремятся,

Но я обманываться рад.

Кто-то рядом

Кто-то должен, кто-то рядом

Непременно должен быть,

Чтобы утром нежным взглядом,

В листопад и снегопады

Чашкой кофе разбудить.

И, конечно, кто-то нужен,

Чтобы с ним — и в зной, и в стужу,

Чтобы с ним бежать по лужам,

Обходясь порой без слов.

Кто-то нужен очень-очень,

Чтоб сказать спокойной ночи,

Расчудесной доброй ночи,

Нежной ночи, сладких снов!

Говорите комплименты,

Улыбайтесь — это в тренде.

Не серчайте понапрасну

И дела пойдут на лад.

И тогда, конечно, кто-то

Вам нарежет бутерброды

И начнёт вам ежечасно

Что-то доброе желать.

Три таитянки на жёлтом фоне

­­

Когда мимо пройдут

Три таитянки на жёлтом фоне,

Мы с тобою выйдем из отцветших минут,

Приложим к небу ладони.

Спустим на воду плот —

Это будет наш дом.

И женщина, держащая плод,

Расскажет нам кто мы и куда мы идём.

Три таитянки на жёлтом фоне,

Красные кони

В жёлтой воде.

Если мы не утонем,

Мы будем везде.

И к звезде уходящий фрегат

Возьмёт нас собой.

Видишь этот закат?

Слышишь этот прибой?..

Три таитянки у звёздных вершин…

Кони вздымают копытами жёлтый песок.

Ночь — это лифт, он уносит на самое дно души —

Там в тишине между скал давно что-то нам говорит, сидящий у костра, Бог.

Сад камней

Пробегающий сад камней

Едва не отправил меня к праотцам.

Так было, когда я вышел из твоих теней

И не мог вспомнить твоего лица.

Я открывал кран телефона —

Из него не исходил звук.

Я шёл в храм, искал твоё лицо на иконах,

Но один из святых прошептал, что ты с каким-то сияющим ангелом улетела на юг.

Я проследил твой маршрут

По линиям жизни на своих руках,

Но получалось, что ты где-то тут,

Просто мы разминулись в веках.

И тогда я долго стоял на перекрёстке дней,

Чтоб увидеть хотя б инверсионный след от твоих шагов.

А где-то сзади шёл к водопою мой сад камней —

К водопою у твоих берегов.

Маршрут

Наступит день — и я уйду.

Уйду туда, где ждут.

То по пустыне, то по льду

Проложится маршрут.

Уйду я с ёжиком в туман,

С пиратами в закат,

К вершинам поведёт брахман

И на войну — солдат.

И в тех неведомых краях,

Где бьётся сталь о сталь,

И в тех таинственных морях,

Где даль уходит в даль,

Я разгляжу внутри себя

(И ёжик подтвердит),

Что жизнь не так уж и глупа,

Как кажется на вид.

И скажут ёжик и солдат,

Пираты и брахман,

Что хоть мы бродим наугад,

Туда-сюда, вперёд-назад,

Но, значит, в этом план.

Индрик

День расписан до копейки,

До секунды, до минутки.

Нет ни ниши, ни лазейки,

Где б избавиться от пут.

Но однажды я поверю,

Что в краю далеком будто

Обитает Индрик-зверик

В глубине сибирских руд.

Чтоб успеть, узнать, увидеть,

Заполняя день делами,

Всё бегу я по орбите —

Гонят воду жернова.

Но однажды мне, конечно,

Понаскучит с бегунами.

И сорвусь я в край нездешний,

Где по пояс мурава.

Леший бродит там вразвалку,

Водяные рыщут-свищут,

На ветвях поют русалки,

И никто ни мят ни клят.

Индрик там из руд выходит,

Мол, заждался я, дружище.

И протягивает хобот —

Как же, брат, тебе я рад!

Свесив ноги во сны

Однажды Доктор Симфонических Наук

И Отменитель Границ занялись термоядом.

Они открыли, что тепло всех человеческих рук

Находится рядом.

Они взяли пилы

И записали результат на беде,

А ешё — пламенем свечи по бегущим ночам.

В общем, как сказал один атом,

Который находился сразу везде и нигде:

Чтоб меня расщепило,

Если ещё когда-то доверюсь падающим кирпичам.

А Доктор и Отменитель сидели на самом краю дня,

Свесив ноги во сны.

Они болтали о том, что каждое «всегда» существует для

Того, чтоб все были честны.

И беда остановила свой бег, и атомы играли поодаль

Симфонию пилы и огней.

И ночь с каждой минутой выходила из моды.

И кирпичи улетали за ней.

Comme ci comme ça

Когда темнеют небеса,

А на душе comme ci comme ça

И не понять, куда же выведет кривая,

Ты всё равно коси, коса,

Коси коса, пока роса,

Ты всё равно коси, коса, не унывая.

Потом, устав от славных дел,

Мы улыбнёмся: very well,

Sehr gut и замечательно прекрасно!

Мы засучили рукава,

А все печали — трын-трава!

И мы косили, мы трудились не напрасно.

И будет мир, и будет лад,

И вознесётся город-сад,

И истина любви не позабыта.

А что comme ça — так это пусть.

Друзья, прекрасен наш союз!

И нет ни капельки сомнений — dolce vita!

Кимоно, боливар и фрак

Кому кино, вино, домино,

А я куплю тебе кимоно,

А себе — боливар и фрак.

И мы выйдем с тобой на бульвар.

Ты так прекрасна и я не стар,

Хоть время стучит — тик-так.

Повсюду люд, повсюду движ.

И солнце льёт по склонам крыш.

Нам хайп не нужен ни зачем,

Нам хейт не нужен от совсем.

Пусть всюду кринж.

Ты хороша и я хорош.

Твой взгляд, как острый финской нож

Мне под ребро.

Но я с тобой и ты со мной,

Я не искал судьбы иной.

Не так ли, бро?

Поезд в лето

Улыбайтесь

Улыбайтесь, улыбайтесь!

Без особенной причины,

Без каких-то оснований,

Вопреки и просто так!

И тогда, конечно, радость,

А не беды и кручины

Закружат в аэроплане,

Развернув над вами флаг.

Улыбайтесь, если даже

Всюду криво и не очень.

Сквозь рутину, бури, слёзы,

Всём назло и несмотря!

Пусть миры белы как сажа,

Улыбайтесь днём и ночью.

Пусть бурчат, что это — поза,

Улыбаясь втихаря.

Улыбайтесь, если даже

Всё в округе беспросветно!

Мир с улыбкой станет краше

И в душе растает снег.

И из зеркала однажды

Улыбнётся вам ответно,

И приветливо помашет

Вам счастливый человек.

Покемон

Гудит колокол: Дон-динь-дон!

Полуночный бьёт набат.

Вечером умер Покемон.

Он уже не придёт назад.

Всюду гимны поют и жгут костры,

И принимают яд.

И несут к его алтарю дары

И плачут, плачут: Конец игры!

Он уже не придёт назад!

А он — по дороге горной вниз

Идёт по дороге в ад.

Он уже не выйдет из-за кулис,

Он уже никогда не выйдет на бис.

Он уже не придёт назад.

Он идёт, и с ним Орфей и Дант.

Не компания — сущий клад.

Ладно, сделаем с ними джаз-банд,

Будем петь от Урала до Анд,

Раз уже не прийти назад.

На входе их встречает Харон.

Между нами, тот ещё гад.

И им говорит: А ступайте вон!

Идите-ка, парни, в зад!

Здесь места нет на тысячу лет,

Вы что, не читали чат?

Об этом писали в одной из Эдд.

Проваливайте назад.