Бесплатный фрагмент - Бремя богов

Предисловие

Привет, мой читатель! Эта книга написана для тебя. Я — библиотекарь, живу в окружении книг и читающих людей. Я — мама двух дочек, Дарьи и Светланы. Рождение детей — лучшее, что случается с женщиной, поэтому благодаря этому чуду появилась на свет одна из моих писательских зарисовок — «Куда летят бабочки».

Рада видеть твои глаза, которые обнимают взглядом эти буквы и уже любят «Бремя богов» с первой строчки. Но прежде чем ты окунёшься в книгу с головой, хочу рассказать немного о персонажах, которые встретятся на страницах.

Род — славянский Бог-Творец.

Давным-давно, когда и Вселенной-то не существовало, царило в вечной пустоте нечто ужасное — Хаос. Всё перемешалось там — Время и Пространство, Свет и Тьма. Тогда, по древнеславянским легендам, создал Всевышний силою мысли золотое яйцо, из которого появился бог Род. Глянул Род на царящий Хаос, поколдовал, и появилась Вселенная, или, по-другому, Мировое Дерево, которое держит на себе три мира — Навь, Явь и Правь. Стоит оно на священном камне Алатырь, что на острове Буяне.

Навь — самый таинственный, магический, пугающий и от этого более притягательный для меня, как автора, мир. Именно он находится за рекой Смородиной и Калиновым мостом. Царство мёртвых играет важную роль в Мироздании. Туда должно уходить то, что отжило свой срок в Яви, чтобы переродиться.

Явь — людской мир. Явь нужна для развития, совершенствования, познания. Славяне чтили предков, жили в согласии по законам Прави.

Правь — божественная вселенная, где царствуют силы Света. Светлые боги помогают человеку развиваться и поступать честно.

Велес — бог Мудрости и Магии, переводящий души мёртвых в Навь через реку забвения Смородину. И он же, по древнеславянским легендам, приводит младенцев в мир Яви. Также бог-чародей покровительствует животным и может принимать форму медведя. Не зря медвежья лапа — один из символов Велеса. В моей книге этот зверь его везде сопровождает.

Ягиня — мудрая богиня, хранительница миров, указывающая путь. Славянская легенда говорит о том, что Ягиня и Велес полюбили друг друга и поженились, но мать бога Мудрости была против и разлучила супругов, отправив Ягу в Навь. Велес пожертвовал жизнью, чтобы спасти жену, правда, с тех пор не могут они встретиться и блуждают по мирам.

Морена — богиня Зимы и Смерти. По легенде она была светлой богиней, но попала с сёстрами в услужение к тёмному Змею. Богинь спасли, но вот тьма навечно поселилась в сердце Морены. Ещё славянские легенды гласят, что Мара тоже была женой Велеса и родила от него бога Мороза.

Макошь — богиня Судьбы. Плетёт человеческие и божественные судьбы из своих волшебных нитей.

Белобог — бог Света и Истины, людской покровитель.

Вий — чудовище из преисподней, от чьего взгляда не спрятаться никому и нигде. Его невероятные очи прикрыты огромными веками и ресницами, которые он не поднимет без посторонней помощи. Вий хранит души в царстве Нави, он мудр и старается жить по законам Прави.

Дый — родной брат Вия. Со времён сотворения мира считался светлым Богом Неба. Был добр и любил людей, но потом люди предали его и он переметнулся на сторону Тьмы. Очень хитёр, невероятно красив и мстителен.

Русалка — дух воды. По легендам русалками становились молодые девушки, убившие себя из-за неразделённой любви.

Теперь тебе будет легче ориентироваться во времени и пространстве книги. Желаю приятного чтения! Твой автор.

Зарисовки на тему Добра и Зла, Света и Тьмы

Зачем мне крылья?

— Зачем мне крылья?! — горько спросила молодая женщина у ангела. — Ты обещал, что они принесут счастье, но они убили меня!

— Падение — чувство, приносящее боль, но придающее сил, чтобы встать, шагнуть, разбежаться и снова полететь, — ответил птицеликий после долгого молчания.

— Забери их. Не хочу больше летать! Боюсь не пережить ещё одно падение. Они раздавлены — не починить… Меня сломали и разорвали в клочья! Забери эти ненавистные крылья! И никогда, слышишь, никогда больше не приходи! — закричала девушка, упала на колени и разрыдалась. — Сжалься надо мной, вырви сердце из груди! Больно… Очень больно.

Ангел тихо подошёл к плачущему человеческому созданию и присел на корточки, сложив свои красивые белоснежные крылья.

— Я заберу. И боль тоже возьму с собой. А ты живи. Ты должна жить! Посмотри на меня, — небесный посланник приподнял подбородок своей подопечной, их взгляды встретились. — Когда ты снова захочешь летать, я буду ждать тебя. Здесь. И крылья твои… Я соберу каждую косточку, найду все перья, которые разлетелись после падения! Они станут ещё прекраснее!

И ангел ушёл…

Девушка медленно поднялась, отряхнула колени, расправила плечи, оглянулась птицеликому вслед. Грустно улыбнулась и направилась к выходу из парка.

***

— Опять принёс сломанные крылья? — спросил у ангела Бог.

— Я их починю. И буду делать это снова и снова, чтобы она наконец нашла свою любовь! Я должен подарить ей счастье! — воскликнул ангел и уже тише добавил: — Ведь она это заслужила.

— Мой бедный мальчик, эти крылья не склеить. Она столько падала и страдала, что, боюсь, больше не взлетит, — со вздохом ответил Бог.

— Отдай ей мои! Зачем мне крылья, если я не могу сделать счастливым хоть одного человека?! — закричал крылатый заступник.

— Ты волен делать что вздумается, — задумчиво проговорил Бог. — Хочешь — можешь отдать ей свои, но тогда тебе придётся вытерпеть всё, что она пережила. Выдержишь?

— Выдержу, — спокойно ответил ангел.

Он упал… Оглушающая и острая боль поразила всю его душу, разрывая на тысячи кровавых лоскутов. Он с трудом перевернулся на спину и устремил глаза, полные слёз, в безмятежное небо. Ангел рыдал. «Боже мой, неужели она это всё испытывала каждый раз, когда падала?» — подумал молодой мужчина с тёмными, как ночь, волосами и синими, как небо, глазами.

Он поднялся, морщась от дикой боли. От жестокого падения его крылья превратились в пепел. И лишь маленькое обугленное перо лежало на асфальте. Парень взял его и медленно зашагал к уже знакомому месту.

Она сидела в парке на лавочке под деревом. Её взгляд был устремлён в небо.

— Прости, я не смог собрать твои крылья и испепелил свои, — тихо сказал мужчина, присаживаясь рядом. — Это всё, что могу дать тебе…

Падший ангел протянул в дрожащие руки девушки обугленное перо. Их взгляды встретились — синий океан и зелень лугов…

— Я ждала тебя. Спасибо, — прошептала она и приняла такой прекрасный подарок из рук… да, теперь уже человека.

***

Они ещё долго разговаривали обо всём на свете и молчали… тоже обо всём на свете. За их спинами стояли две фигуры, невидимые земному глазу.

— Ну что, жалко тебе его? — спросил некто в чёрном, в голосе которого слышались язвительные нотки. — Я тебе удивляюсь! Как ты мог допустить падение своего любимого ангела? — он ткнул в сторону парня на скамейке тростью с замысловатым набалдашником. — У него теперь и крыльев-то нет, чтобы вернуться на небеса. А если их нет, значит… Я имею полное право забрать его к себе.

— Рано радуешься, мой заклятый друг, — ответил некто в белом. — Они счастливы! Люди — удивительные существа. Способны возрождаться из пепла и летать, даже, если в руках только одно обугленное перо. Приглядись, — светлый улыбнулся и указал на безмятежную парочку тонкой рукой в белоснежной перчатке, — кажется, у этих двоих между лопаток пробиваются крылья.

Тёмный хмыкнул, развернулся и зашагал прочь, опираясь на трость. До ушей Светлого доносился лишь приглушенный бубнёж удаляющегося друга. Что он говорил, было не ясно, да Светлый и не слушал, только качая головой с доброй, чуть ироничной улыбкой.

Люди шли мимо той скамьи в парке, но никто не видел, что там, в тени берёзы, стоял улыбающийся некто в белоснежном костюме-тройке.

Куда летят бабочки?

В парке на скамье в тени берёзы сидел мужчина. В его внешности не было ничего примечательного. Лишь белый костюм-тройка, казалось, излучал свет. Самое невероятное, что привлекало глаз, — стая бабочек, летающая рядом.

Они порхали вокруг, сидели на руках и голове. Но необычного посетителя парка это не смущало. Мужчина улыбался, от него исходило настоящее волшебство, а некоторые бы назвали это благодатью… Но люди проходили мимо и совершенно не обращали внимания. А может, только делали вид, что ничего не замечают — ну, вроде как, неприлично глазеть. Лишь мальчишка лет пяти, не больше, заметил чародея. Он оглянулся на родителей, которые распаковывали корзинки для пикника. Видя, что мама и папа заняты, мальчик подошёл к незнакомцу.

— Здравствуйте! — заворожённо, почти шёпотом сказал малыш.

— Привет, Илюшка! — ответил мужчина.

— Откуда знаешь, как меня зовут? Ты волшебник? Всамделишный?! — пацанёнок чуть не подпрыгнул от радости.

— Волшебник… Хм, — незнакомец задумался. — Если ты меня считаешь волшебником, то пусть так и будет.

— Вот это да! А как ты это делаешь?

— Что делаю?

— Ну творишь чудо с бабочками! Они тебя слушаются?

— Я с ними просто разговариваю, — улыбнулся мужчина. — Смотри, — чародей нашёл взглядом бабочку из огромного облака её сородичей, и она села ему на руку. Он шепнул что-то, насекомое тут же запорхало своими крылышками и улетело.

Илюша, открыв от изумления рот, смотрел на это чудо.

— А что ты им говоришь и куда они летят? — произнёс мальчик шёпотом, не сводя глаз с маленькой бабочки, которая, как заколдованная, улетела вдаль.

— Я говорю ей: «Тебя будут звать Дарьей, лети и ищи маму по имени Татьяна». И она летит. И ты знаешь, находит! Это и правда чудо!

Мальчуган непонимающе смотрел на мужчину.

— Знал я одну бабочку, — продолжил волшебник. — Однажды я шепнул ей имя, означающее силу божию, и, как обычно, сказал имя мамы — Мария. И подумать только, прошло почти шесть лет, а я снова вижу перед собой эту чудесную бабочку!

— Где же она, эта бабочка? — малыш стал оглядываться по сторонам. — И что за имя означает силу боженьки?

— Илья, — ответил мужчина. — Это имя означает божественную силу, а та бабочка сейчас стоит прямо передо мной. У тебя волосы как у отца, такие же тёмные, а глаза как у мамы — зелень лугов.

Повисло молчание. Взгляд мальчика встретился с глазами удивительного незнакомца. Прошла какая-то доля секунды, и лицо Илюшки озарилось догадкой. Чудесной, невероятной истиной!

— Мама… Мою мамочку зовут Машей. Погодите, никуда не уходите, сейчас я вас с ней познакомлю! — и малыш убежал.

А странный человек в белом одеянии продолжил своё магическое шептание уже для новой бабочки…

— Ну, пойдёмте же скорее, он здесь! За деревом! — Илюшка бежал и то и дело останавливался, чтобы подождать отстающих родителей. Когда они подошли к лавочке, там уже никого не было. Только одна прекрасная бабочка сидела на спинке скамейки, сложив белоснежные крылышки.

— Он был здесь! Повелитель бабочек! — у мальчишки потекли от досады слёзы. — Вы мне верите?

Тут бабочка взлетела и села прямо молодой женщине на плечо.

— Верим, сынок, — произнёс папа. Ведь это, наверное, его бабочка?

— Нет, — сказал Илья, вытирая нос, — это наша бабочка!

Тут подул лёгкий ветерок и коснулся лица мальчика. «Её будут звать Светлана», — услышал мальчуган шёпот.

— Пойдём уже на поляну, я проголодался! — сказал довольный малыш и вприпрыжку пустился к месту для пикника. Потом он резко остановился, обернулся и сказал: — Вы же не против, если мы назовём мою сестрёнку Светланой?

Ведьмины сны

Ведьмин кот

Она была прекрасна. Рыжие локоны, зелёные глаза, тонкий стан.

Она варила зелья, лечила и заговаривала болезни.

Она дарила любовь, доброту, надежду и свет.

Она не требовала ничего взамен.

Он пришёл ночью.

Тихо поскрёбся в её лесной домишко.

Она его впустила, налила миску молока, постелила мягкий коврик.

Он видел её в своих видениях, рассказывал про неё сказки.

Он полюбил её ещё тогда, в первой жизни!

А сколько их у него осталось? Одна?..

Так пусть он проживёт её тут, возле стройных ног, ласкаемый нежными руками.

Он спел ей песню. Она засыпала. Он видел, как задрожали её ресницы и приоткрылись алые губы, с которых слетело: «Неужели это ты? Ты нашёл меня?»

Да, он нашёл её. Через столько жизней и миров он наконец нашёл её.

Они были вместе. Днём — обычный кот и хозяйка, а ночью, во снах, их души уносились далеко-далеко, за пределы Вселенной.

Люди узнали про эту странную любовь. Жестокие, бездушные людишки, которые решили, что «другим» не место в их мире.

«Ведьма! Смерть ведьме!» — орал и бесновался народ, тащил факелы и вилы к её маленькому лесному домику.

Он это видел. Успел предупредить.

Они убежали. Оставили всё — дом, снадобья, коврик…

Их длинные тени сливались в одну, когда они пробирались по тропинке в закат. Они потеряли всё, но забрали самое главное — свою Любовь.

Я до сих пор вижу эти тени во сне… Ведьмы и её кота.

Финал или начало?

Она любила его всей душой, всем сердцем.

Он был её тенью, воздухом, землёй, дождём и радугой.

Она ждала встречи.

Её душа трепетала, как осиновый лист на ветру, когда смыкались ресницы.

Он приходил, тихо ступая босыми ногами по мягкому ковру сновидений.

Она смеялась, а щёки её покрывал нежный румянец, когда обволакивал шёлковой тканью его голос: «Моя Ведьма».

Он пел ей песни, читал стихи, заваривал чай из лесных трав…

Она называла его Котом…

Они провожали закаты и встречали рассветы.

Читали книги по ролям.

Они просто жили.

Там, в своей Вселенной…

Во снах…

Любили, грустили, радовались…

Танцевали на звёздах при тусклом свете Луны.

А потом… сны ушли. Исчезли, забрав воспоминания, превратив их в пыль, которую мягкой губкой впитало Время.

Где они теперь? И были ли? Или нам только приснилось?..

Это финал? А может… начало вселенской любви?

Ведьмина метла

«Эх, давно я не летала! Метла моя скучает в углу тёмной кладовки. Всё время слышу её печальные вздохи.

Как докатилась до жизни такой? А ведь когда-то парила и каждую ночь… Разве что в дождь и метель оставалась у печки! У меня и раньше было мало подруг-ведьм, а как встретила Его, так их вовсе сдуло. Не нужны они стали враз. Летала только с Ним. Катала на своей метле, у него аж дух захватывало!

Старые колдуньи поговаривают, что это участь всех пристойных ведьм — летать только с одним человеком.

Аха-ха-ха, слышали такое? Пристойных ведьм!

Я не была монашкой, но и развратницей тоже не была. Только с Ним могла быть и той, и другой. И нам это нравилось, чёрт побери! Так что же случилось? Почему я превратилась в пристойную ведьму без метлы? И летать разучилась…

Но однажды, лет пять назад, получилось взлететь. Как заново родилась после этого. Но будто какая-то высшая сила или ведьмовское проклятье обрезает крылья и не даёт парить в ночи.

Осень — моё любимое время года. Опавшие листья и дождь… Холодный, гадкий, но я таю от этого стука капель по крышам домов. И вот тогда особенно хочется взять метлу и… Однако заглянешь в кладовку, подержишь, поверишь, присядешь, но никуда не полетишь.

А может, ну это всё? Может, пора снова оседлать вздыхающую-скучающую ветвяную кобылицу и умчать в ночь? Туда, где музыка, подруги-ведьмы и шальная ведьмовская свобода?» (из записки пристойной ведьмы).

Когда покупала новый веник на рынке, старая бабуся-продавщица отдала мне клочок пожелтевшей бумаги. Сказала, что инструкция. «Инструкция? К венику?!» — удивилась я, но взяла сей странный пергамент.

Интересно, а каково это — летать на метле?

Полёт

Она сидела за столом и тихо плакала. Починить поломанное в сотый раз крыло было трудно. Но ей так хотелось летать!

Отложив занятие, она подошла к окну. Снова дождь. Сильный, шумный, серый, но такой любимый. Стихия манила стучащими каплями, сверкающими молниями и оглушающим громом.

Она любила грозы. Но хотелось маленького, слабенького просвета. Ведь из-за этой непогоды и ломались крылья. Дом с его стенами и потолком не давал взлететь. Крылья всё время бились о преграды.

И тут её осенило! Она кинулась к столу, где лежало изувеченное крыло, вытерла слёзы и с остервенением принялась за работу. Усталая, но до одури счастливая, надела свои белоснежные крылья и выбежала на улицу. Туда, где свистел ветер и хлестали по лицу холодные капли. Туда, где неистовствовала буря.

С диким хохотом босыми ногами она побежала по мокрой дороге, тревожа поникшие от ливня травинки.

Взмах, другой… И вот она, одурманенная любимой стихией, уже парит над крышами, расправив мокрые крылья.

Она поднималась всё выше и выше, сквозь тучи, минуя удары молний. Там, наверху, она наконец увидела голубое небо и тёплое солнце.

Тишина звенела струной…

Улыбка стекла с её лица вместе с каплями дождя.

Куда она рвалась?

Зачем?

Ведь то, что ей дорого, осталось там, внизу.

Ведь бушующий мир с его громом и молнией — это её жизнь.

Ведь дом, калечащий крылья, — тёплая сухая пристань с горящим очагом.

— Значит, опять ломать и чинить крылья? — спросила она у Солнца, посмотрев вниз.

— Опять ломать и чинить, — эхом отозвалась светило. — Ведь это делает тебя сильнее. Главное, не бойся летать! Даже в непогоду!

Она вернулась в свой милый дом. А за окном уже улыбался Свет, ветерок играл с листвой берёз в прятки, птицы весело перешёптывались, рассказывая друг другу секреты.

Она улыбнулась новому дню и сложила крылья в шкаф.

Она поняла, что мир за окном всегда готов дать ей силу для полёта, а дом — укрыть от невзгод.

Цикл коротких рассказов «Кукла русалки»

Кукла русалки

Маша лишь несколько раз копнула лопатой, как вдруг покрытая трупными пятнами старушечья рука вылезла из земли и требовательно поманила к себе.

Яков выронил ношу. Рука схватила мешок и исчезла в глубине могилы.

— Машк, это ведь всё? Конец? — прошептал Яков.

— Надеюсь, мы всё сделали правильно, Яки, — ответила девочка и взяла брата за руку.

***

Машка с Яшкой окончили восьмой класс и довольные ехали на каникулы в деревню к бабушке и деду.

— Мань, у нас ещё бутер остался! — просиял Яков и достал заныканный припас из чемодана.

Марья угукнула и отвернулась к окну, игнорируя громкое чавканье брата-близнеца. Но тут её глаза расширились.

— Яки, глянь в окно! — встревожено произнесла она.

— Фто эфо? — произнёс парень с набитым ртом и придвинулся к сестре.

— Меня больше волнует, где это? Похоже, над нашей деревней висят эти чёрные тучищи, — ответила Маша.

Поезд мчал их прямиком во тьму…

— Бабуль, спасибо за дождевики, — сказал Яков, усаживаясь в машину рядом с сестрой.

— Да на здоровье, — ответила бабушка Глаша. — Это деду Власу благодарность.

Влас улыбнулся и завёл катафалк.

— Вы уж простите, что в необычном автомобиле вас встречаем, — молвил он. — Мы с кладбища ехали. Чёртова старуха даже скопытиться не могла по-доброму, ишь в какую бурю померла! Еле схоронили.

— Будет тебе, Влас, — тихо сказала бабушка. — Не надо худо о мёртвых говорить.

— А кто умер-то? — спросила Маша.

— Ильинична, — ответила бабушка.

— Эта та самая древняя старуха, что мужиков в вашей деревне изводит? — удивился Яков.

— Изводила, — буркнул дед Влас.

Слава о Екатерине Ильиничне была дурная. В молодости она мужиков охмуряла, а потом они пропадали: то в озере труп всплывал, то уходил её очередной возлюбленный в лес по грибы и не возвращался.

Катафалк плёлся по бездорожью со скоростью улитки, и Маша уныло смотрела в окно. Вдруг на обочине, в грязной луже, она увидела ярко-красный бант. Марья стала вглядываться, потом резко вскрикнула и побелела. Эта была кукла, которая смотрела прямо на неё своим мутным глазом, второй же болтался на нитке, терзаемый ветром. Она лежала далеко, но глаз пялился в самую душу девочки. Марья от страшных видений зажмурилась, но этот взгляд прожигал нутро. Она чувствовала, как захлёбывается и чья-то холодная скользкая рука тянет на дно.

— Что с тобой? — спросил Яшка.

— Девочка моя, на тебе лица нет! — встревожилась бабушка.

Маша открыла глаза и снова посмотрела в окно, но там ничего не было, кроме серого дождя. Мозг отчаянно боролся с картинкой, которая отпечаталась в голове.

— Там в грязи валялась кукла, — хрипло произнесла Марья, и Яшка сразу прильнул к окну.

— Нет там ничего! — буркнул он.

«ЗАБЕРИ МЕНЯ!» — раздался металлический голос в голове девочки, словно тысячи лезвий скребли по металлу. Она зажала уши и завизжала.

Дед Влас резко затормозил.

— Так! Всем успокоиться! Я слежу за дорогой, там никаких кукол не было!

Маша убрала руки от ушей. Всё стихло.

— Показалось, — ответила Марья и посмотрела на бабушку. Та сидела словно статуя. «Она тоже слышала, она знает», — поняла девочка и спросила:

— Бабуль, ты ведь слышала, да?

— Поехали, Влас, дети вымотались. Уже почти добрались, — ответила бабуля холодным, сдержанным тоном.

Они проехали несколько метров и увидели ту самую куклу.

— Это ведь покойницы нашей куколка-то, — завороженно сказала бабушка. — Как она тут оказалась?

— Остановись, дед, я её подниму, — скомандовал Яшка.

Бабушка открыла рот и снова закрыла, так и не найдя, что сказать.

Куклу привезли домой. Пока ехали и дождь прошёл. Вечер провели в гнетущем настроении. Так и легли спать. Утром Маша отмыла игрушку, а Яша приделал глаз.

Но бабушка всё время была задумчивой и то и дело поглядывала на внуков.

— Оставьте свою куклу да погулять лучше сходите, — сердито сказала она.

— Пойдём, Машка, до озера пробежимся. Кто последний, тот зелёная козявка! — и Яшка выскочил во двор.

Подростки бежали и хохотали, но вдруг резко остановились. Они узнали ту самую лужу и подошли ближе. На улице светило солнце, было жарко, но в грязной воде отражалась вчерашняя буря. Дети стали всматриваться и увидели, как за их спинами возникла Ильинична. Старуха, словно только что выбралась из могилы: вся в земле, в седых грязных волосах копошились черви, рот расплылся в гнилой и мерзкой улыбке, обнажив острые серо-зелёные зубы, а один глаз вывалился из глазницы и болтался на какой-то кровавой нитке. Она потянула свои скрюченные землянистые руки к близнецам.

Яков и Марья почувствовали, как цепкие, холодные и склизкие пальцы ведьмы обхватили их шеи. Дети закричали и прижались друг к другу. Видение пропало.

Близнецы сорвались с места и побежали домой без оглядки. На пороге всё рассказали бабушке.

— Ох, — женщина схватилась за сердце и села на стул. — Дело вам предстоит ужасное. Катерина, значит, навья теперь. Душу продала Вию.

— Бабушка, какой ещё Вий?! Сказки это! — закричал Яков.

— Тише, Яки, — строго сказала сестра. — А то, что видел сейчас, это тебе сказки?

Парень замолчал, и бабушка Глаша продолжила:

— Мне мамка говаривала, когда Катя молода была, полюбила сильно парня одного. Сосватали и стали к свадьбе готовиться. Пошла она утром по воду и, проходя мимо сеновала, услышала голоса. Заглянула, а там суженый с девкой деревенской развлекается. Убежала тогда Катя в лес. Долго её не было, искали всей деревней, думали, сгинула. А она вернулась — весёлая, здоровая и красивая. А потом мужики стали пропадать в деревне… Русалкой она сейчас стала. Теперь надо игрушку эту зловещую вернуть Ильиничне, иначе заберёт вас вместо куклы.

— Бабушка, так почему ты нас не остановила, когда мы эту дрянь мерзопакостную из лужи доставали?! — закричала Маша.

— Не смогла, морок нашёл как будто, — устало ответила женщина.

— И как нам её вернуть? — спросил Яков.

— В полночь пойдём на кладбище и зароем эту куклу в могилу Ильиничны. Вы сейчас отдохните, а я баньку пока истоплю.

Бабушка Глаша в баню детей отправила, а сама пироги напекла. Вечером поели близнецы досыта и спать легли. Ночью женщина разбудила внуков.

— Куклу ты, Яша, будешь в могилу кидать — раз ты её поднимал с земли, тебе земле и возвращать. А тебе, Маша, копать придётся. Ты отмыла куклу от земли, тебе и землю расчищать.

Дети в ответ только испуганно кивнули.

Бабушка взяла лопату и вышла во двор, дети — за ней.

Около ворот дед Влас уже ждал всех на своём тракторе.

Катерина

Катерина бежала без оглядки от видения, подальше от людей и от Его предательства…

Слёзы душили девушку, и она недолго думая сиганула в озеро. Вода в начале мая была ледяной, поэтому у Кати скоро онемели руки и ноги, она плыла, но силы покидали. И как только конечности перестали слушаться, она вдруг поняла, что не хочет умирать. Катерина отчаянно гребла к берегу, но было поздно. Глубина забирала тело, а душа горела и трепыхалась, отчаянно пытаясь выбраться.

Девушка закрыла глаза и приняла судьбу, но вдруг чья-то скользкая холодная рука — да и рука-ли это была? — схватила её за лодыжку и стала тянуть на дно.

Очнулась Катя на холодной земле. Темень стояла кромешная. Ощупала лицо и поняла — жива. «Но как?» — вертелся вопрос.

«Разве жить хочешь?» — говорил в голове чужой и ласковый голос.

— Хочу! — крикнула Катя. — Хочу! Отпусти домой, кто бы ты ни был!

— Пора нам, братец, представиться красной девице, — произнёс незнакомец и как будто кто-то враз зажёг звезды и луну на ночном небе.

Катерина увидела перед собой двух существ. Один был похож на красивого юношу, и она невольно им залюбовалась. Парень улыбался, но взгляд был хищным, змеиным, зловещим. От существа исходил холод, пропитанный опасностью.

На второго же даже не смогла поднять очи. Хватило лишь мимолётного взгляда, как дикий страх сковал её всю. Катя обмякла, веки закрылись, и девушку закружило в водовороте мерзких образов.

— Говорил же тебе, Вий, чтоб ты спрятался! — раздражённо произнёс юноша. — Человек никогда не примет твой облик.

— Она не человек уже, Дый, — громыхнуло существо. — Эта дева моя теперь.

— Успеешь ещё её себе забрать, дай и мне поживиться, — вторил брат. — Предали люди меня, так пусть эта девица поживёт ещё, уж Явь-то пусть дрогнет, а?

— Сам виновен ты в судьбе своей, Дый. Не ведаешь Света, вот Он и отвернулся от тебя. Пробуди её. Говорить буду.

Дый приблизил своё лицо к девушке и дыхнул. Изо рта юноши вылетело подсвеченное синим, слегка мерцающее облако и опустилось на веки Катерины. Ресницы дрогнули, и она открыла глаза.

— Ну вот, готово, брат. Но прежде чем ты начнёшь слово своё навье молить, дай мне сказать, — тихо, не отрывая от девицы холодных глаз, сказал Дый. — Я нашёл её, я поймал её, я привёл её тебе и уж точно заслуживаю получить свою долю этой чудесной человеческой плоти. Она могла бы стать русалкой и быть моей, — юноша погладил девушку по щеке, — но эта птичка начала трепыхаться и бороться со мной. Что ж, Катерина, я дам тебе жизнь, и она будет долгая, но взамен должна будешь каждый год, в майскую ночь, приносить мне в жертву одного человека. И советую начать с того, по чьей милости ты здесь оказалась. Вещай, теперь ты, Вий, — ухмыльнулся Дый.

Катя перевела взгляд на того, кого называли Вием. Но теперь она не боялась его и могла рассмотреть. Если от прекрасного Дыя исходила опасность, то глядя на бесформенного монстра, девушка чувствовала спокойствие. Чудовище как будто бы вылепили из глины, но, видимо, Творец отвлёкся, и тело существа расползлось, а потом так и застыло. Но глина жила своей жизнью. Черви, личинки, жуки, мухи, пауки, змеи — всё это копошилось, чавкало и вошкалось, шипело и шептало, как целый живой организм. Но всё меркло по сравнению с глазами. Существо смотрело Тьмой, выскребая нутро девушки острым клинком. Оно искало что-то в ней — то, что девушка спрятала очень глубоко. И вот Оно нашло…

Крошечный свет, который забился в самый дальний уголок подсознания, закрылся от всевидящего ока Вия на сотню амбарных замков. Но от взгляда Вия не скрыться. Существо нашло маленький светящийся шар и достало из девушки. Вмиг она рухнула на землю без чувств. Последнее, что запомнила, — это слова Вия:

«ЗДЕСЬ СПРЯТАНА ТВОЯ ДУША, КОТОРАЯ ПРИНАДЛЕЖИТ МНЕ ПОСЛЕ ТВОЕЙ СМЕРТИ. БЕРЕГИ ЕЁ, ИНАЧЕ ХУ-У-У-УДО БУДЕТ!»

Катерина открыла глаза. Светило солнце и пели птицы на деревьях. Слышно было, как плещутся рыбы в озере. А возле неё лежала удивительной красоты куколка с большим красным бантом из ленточек.

— Я жива! — крикнула она, врываясь в разговор природы. — Но у меня много работы. Пора заглянуть к суженому…

Катерина прижала куклу к груди, и на лице расползлась зловещая улыбка. Она вернулась! Чтобы служить Тьме.

Душа для Вия

Никифор был последним, кого ведьма в могилу свела. А нечего на молодух заглядываться и помышлять о мерзостях.

— Эх, люди, знали бы вы, что я спасаю от бед вас, может быть, и добрее бы были, — говорила старуха, втыкая иголку в сердце воскового мужика Никифора. Он плавился над свечой. — Сдохни, гад, да освободи уже меня скорее!

***

Никифор пришёл в лес, на место, куда соседская девка за травами майскими ходит. Узнать было немудрено. Дед Иван вчера вечером проболтался, что повезло ему с внучкой — красавица, помощница, пойдёт опять в лес за брусничным листом. Никифор был согласен с дедом по части красоты юной девицы, поэтому задумал недоброе. Притаился за валежником и стал ждать. Но вдруг его закрутило, завыворачивало. В жар бросило так, что лесная прохлада не помогала. Тело огнём горело, и пот катился градом с мужика, а потом все кости враз заныли, затрещали, в животе забурлило и закудахтало. От нестерпимой ломоты Никифор свернулся калачом, рычал, стонал, катался по мягкой земле и просил только об одном — сдохнуть.

Тут резкая боль пронзила сердце, и Никифор обмяк. Валежник под ним заклокотал, зашуршал и, причмокивая, сожрал ещё тёплое тело.

Ведьма Ильинична сидела у окна и наблюдала за соседом Иваном, что жил напротив. Хороший мужик. Здоровый. Жену схоронил, детей сам поднял. Внучку вот любит до беспамятства. А сегодня что-то приболел, сидел на завалинке, а Дунька рядом хлопотала: то воды принесет, то полотенцем мокрым лицо вытирает. Не пошла в лес из-за деда. Негоже его одного оставлять…

— Ну что, красна девица, готова душу мне отдать? — раздался знакомый ласковый голос за спиной.

Ильинична даже не вздрогнула и головы не повернула.

— Явился, дьявол тебя задери, — ответила ведьма. — Где тебя черти носят? Негоже даму в летах ждать заставлять. Готова я давно.

— Не могу я сам себя задрать, Катерина, — и гость расхохотался. — Эх, жаль, пора тебе в Царство Вия уходить. Заждался он. Славно ты меня потчевала и подкармливала. А последнее угощение было самым вкусным! — пришелец облизнул алые губы и закрыл змеиные глаза, вспоминая недавнее удовольствие от трапезы. — Но… уговор есть уговор. Пора.

Екатерина Ильинична померла. Нашли её сидящей у окна с куклой в руках. Решили с игрушкой и схоронить, да побыстрее. В день похорон разыгралась страшная буря. И когда стали гроб заколачивать, куклы у покойницы не оказалось. Перекрестились мужики, поудивлялись бабы, да увезли проклятущую ведьму на кладбище.

***

Вий ждал её. Но она пришла без ценной ноши.

— Растеряла ты остатки светлой души своей, Катерина. Говорил же, худо будет, коли не сбережёшь. Теперь не сможешь ты переродиться и останешься русалкой на вечном служении мне и брату моему Дыю. Уж он-то будет рад!

— Пощади, великий Вий! — взмолилась красавица Катерина. — Целый век служила я Дыю, губила людей, хоть и непутёвых. Устала я. Покоя хочу. Отработала свой долг сполна. Дай исправить ошибку!

И девушка упала на колени.

Копошащаяся, ползущая, шипящая и трещащая «глина» Вия приблизилась к ведьме. Веки существа дрогнули, тело зашкварчало, как сало на сковороде. Жуки и черви поползли вверх, таща за собой тяжёлые веки Вия.

Катерина, как и много лет назад, провалилась во мрак этих дыр.

— Тебя ещё можно спасти, дева! — молвил Вий. — Даю тебе срок до завтрашней ночи найти потерянную душу свою и вернуть. Не справишься — сгинешь в вечном служении мне!

Катерина распалась на миллионы маленьких мух и исчезла, подгоняемая надеждой.

Перепутье

— Это ваша первая командировка?

Странный вопрос от секретаря. Вот знает же, что первая, зачем спрашивает?

— Да, первая, — отвечаю. — Причём я бы сделала уточнение, что первая в жизни.

— Ого! — искренне удивляется Тася. — Наверное, волнуетесь?

— Есть такое, да, — вру, ведь этого ответа от меня ждут. — Ладно, Тасенька, побегу. Надо семью предупредить и сумку собрать.

— Да, Лариса Викторовна, конечно! Удачной дороги и командировочки. До свидания!

— Пока-пока, — бросаю уже на ходу и спешу скрыться.

Но я безбожно слукавила, когда сказала, что немного волнуюсь. На самом деле ужасно боюсь. Боюсь сильно, неистово, невозвратимо, неумолимо и непристойно.

Всю жизнь я избегала командировок. Однажды в студенчестве на святочных гаданиях мне выпало, что погибель придёт от дороги да на работе. Ерунда, конечно, но это так прочно засело в памяти, что невольно уклонялась от таких поездок. То дети маленькие, то они болеют, то в школу пошли, то в институт поступают, то замуж выходят… А сейчас ну как откажешься? Дочки взрослые, да и предложение интересное — обучить народ в маленькой деревеньке ведению соцсетей. Но от тревожного всепоглощающего страха шёл мороз по коже. Даже дышать забывала, сердце замирало, как рысь перед прыжком, а потом пускалось в дикий бег.

— Чего ты так боишься? — проворчал Миша, когда призналась ему в своих страхах. — Это же глупо! Поездка на десять дней, из них день на дорогу. Всего-то! Понятно, что ехать одной не хочется — попутчики, болтовня с чужими людьми. Но и в пути-то будешь ночью: села, спать легла, проснулась и уже приехала. Не дорога, а сказка!

Действительно… Сказка.

— Сказкой было бы, если бы вдруг отключили этот чёртов интернет, и ты наконец стал разговаривать, глядя мне в глаза, а не в телефон! — выпалила я в обиде.

— Ладно, милая, не дуйся, знаешь же, что здесь, — супруг покрутил своим мобильником у меня перед носом, — всё наше благополучие.

Конечно, я знала. Важные встречи, сделки, купля-продажа, вопросы-ответы, звонки — это его работа. И она стала в последнее время забирать мужа. Мы были рядом, вместе смотрели фильм, ужинали, но фактически — в разных мирах. Иногда казалось, что живу под каким-то стеклянным куполом — всех вижу и слышу, но почему-то никто не видит и не слышит меня. Вот так же, под этим куполом, собрала чемодан, поела под разговор мужа с главным партнёром по бизнесу. В машине по дороге на вокзал молчала. Даже музыку не включала, чтобы не мешать вести переговоры.

Да и на перроне я слушала, как он хвалил очередную квартиру покупателю. Занёс чемодан в купе и наконец посмотрел мне в глаза.

— Возвращайся скорее, — сказал Миша, притянул к себе и поцеловал в лоб.

— Вернусь, время быстро пролетит — ты и не заметишь, как я опять дома, жарю картошку.

— Доберёшься — позвони обязательно. Да и вообще, пиши-звони в любое время, знаешь ведь, что телефон из рук не выпускаю, — улыбнулся супруг.

— Хорошо, милый. Ну, беги, а то проводница уже кричит, чтоб провожающие вышли.

Ушёл. Странно, вроде было так всегда — пусто, но сейчас как будто оборвалась слабая нить между нами. И слёзы близко. Вот дура! Ведь взрослая самостоятельная женщина, а реву, как дитя малое. Немного успокоилась и стала готовиться ко сну. Удивительно, что еду одна, без попутчиков и постель в купе уже готова. Заглянула проводница, спросила, во сколько разбудить. Условились, что за тридцать минут до остановки. Да я и сама проснусь по будильнику. Но мало ли, пусть разбудит. Сон не шёл долго, а потом, как это обычно бывает, — провал в бездну.

— Вставайте, вам никак нельзя дальше! Ваша остановка! Скорее собирайтесь! — разбудил взволнованный голос.

— Хорошо, спасибо, — прохрипела я спросонья и принялась быстро засовывать ноги в кроссовки и тащить чемодан с верхней полки.

Перрона в деревне не было, пришлось прыгать. Только ноги коснулись земли, как состав сразу тронулся. «Ничего себе, — подумала я, — совсем здесь не стоит поезд». Потопала по тоненькой тропке к зданию вокзала, который и вокзалом-то можно назвать лишь с большой натяжкой. Обычная изба.

Раннее утро выдалось туманным, но воздух! Боже, какой воздух! Роса намочила обувь. Тишина и прохлада заставила немного поёжиться. Я остановилась, чтобы достать кофту из сумки. «Странно, деревня, лето, а комаров нет. Чудо расчудесное, да и только!» — крутились мысли. Доковыляла до бревенчатой постройки с табличкой «ст. Перепутье». От названия пробежали мурашки. Какое ещё Перепутье? Я же в деревню Путеевка отправлялась! Зашла на вокзал, на лавке сидела старушка.

— Здравствуй, милая, добралась-таки!

— Здравствуйте! А вы Лидия Станиславовна? Мой гид по деревенской местности? — улыбнулась я.

— А как же, девонька, ага, гид. Ну, пойдём, отдохнёшь с дороги, а потом я тебе всё расскажу и покажу здесь.

Шли мы на удивление быстро. Бабулечка хоть и выглядела древней, но шагала — будь здоров. Еле успевала за ней.

— Лидия Станиславовна, я же в Путеевку приехала? — сразу спросила, потому что уж очень интересовал этот вопрос.

— Конечно в Путеевку! Ты на табличку вокзала не смотри. Это старое название там красуется. Имя деревня поменяла, а табличку, вишь, не стали убирать. Да и мы, старожилы, никак к Путеевке не привыкнем. Перепутье и всё тут! — хихикнула старушка.

— Ух, хорошо, а то я испугалась, что не туда попала. Лидия Станиславовна, а…

— Можешь меня баб Лидой звать, деточка, — перебила бабушка.

— Хорошо, с удовольствием! — согласилась я. — Баб Лид, а почему у вас комаров нет?

— Так здесь цветы растут такие, что эти зверюги не выживают, дохнут на лету, — спокойно ответила Лидия Станиславовна.

— Не слышала про такое явление.

— Слышала, просто не знала. Чувствуешь аромат?

Я вдохнула чудесный воздух полной грудью.

— Тонкий очень… Лаванда, что ли?

— Правильно. А ещё шалфей у нас растёт везде, и кровососущие не любят запахи эти вот, — важно и гордо произнесла баба Лида.

— Да, здорово, что не услышу неприятного писка целых девять дней!

Последние слова как-то мрачно прозвучали. Дурацкая аналогия мерзкой и скользкой личинкой заползла в мозг.

«Тьфу-тьфу-тьфу, а ну, пошла вон отсюда!» — мысленно крикнула я ей.

— Девять дней планируешь тут оставаться? — спросила Лидия Станиславовна.

— Да, — голос дрогнул, в горле пересохло, пришлось прокашляться.

— Ты не захворала ли, деточка? — спросила старушка тревожно. — Сейчас чайку с малинкой выпьем — и всё пройдёт. Вот мы и пришли уже, проходи в сени скорее.

Но я не сразу вошла, а замерла в восхищении. Такие домики только на картинках видела! Яркий, с резными ставнями! Деревянное крылечко, а за ним — горница, где на полу красиво вышитые половицы. В избе бабы Лиды уют лился из всех углов, а запах свежей выпечки взбудоражил мой желудок, который отозвался протяжным урчанием.

Лидия Станиславовна, как и обещала, напоила вкуснейшим чаем. За разговором я и забыла мужу позвонить. Эта убийственная мысль стрелой пронзила голову. Я извинилась и вышла из-за стола. Достав смартфон и открыв список контактов, даже не заметила, что связи нет. Набрала номер Миши, но трубка ответила гробовым молчанием, от которого волосы шевельнулись на затылке.

— Не пытайся, милая, не выйдет.

О неожиданности я вскрикнула и подпрыгнула:

— Лидия Станиславовна, вы меня напугали!

— Прости, деточка, не хотела. Запамятовала и не сказала, что связи этой окаянной у нас нет.

— В смысле, нет? А как же я буду вещать населению про волшебство всемирной паутины, если вы тут без банальной мобильной связи?

— Так мастера приехали, чинят, — виновато сказала баб Лида.

Повисло молчание. Я открывала и закрывала рот, как рыба. Звуки не желали выходить. Шок, ну как есть! Старушка, видя мою растерянность, подбежала и обняла за плечи.

— Ну что ты так распереживалась, девка? Наладится всё! Мужики приехали с района рукастые, мозговитые. Там на вышке этой после грозы что-то случилось, и вся деревня осталась без электричества и связи. Электричество вчера дали и связь дадут.

— А как мне мужу сообщить, что со мной всё в порядке? Он ведь волноваться будет, — тихо проговорила я, изо всех сил стараясь не заплакать.

— Так письмо отправь на всякий случай. Почта уже через два часа откроется, — баб Лида взглянула на старинные настенные часы, и оттуда, как по волшебству, высунулась кукушка, повествуя о том, что уже шесть утра.

— Ага, пока письмо дойдёт, Мишка быстрее сам сюда примчится, — я безотрывно пялилась на часы, уж слишком всё древнее здесь, и у старушки говор такой, никогда не слышала.

— Что ты, голубушка! Ему тут делать нечего. Не время ему к нам приезжать, — последние слова Лидия Станиславовна произнесла тихо-тихо, но я расслышала, и отчего-то по спине пробежал холодок.

— И правда… Ему, наверное, скажут, что тут авария и связи нет. А телеграмму отправить можно? — вдруг осенило меня. Если тут прошлый век, то, поди, и телеграф есть.

— А как же! Телеграф у нас имеется. Отправь телеграмму, так ведь оно быстрее будет, — баб Лида уже начала убирать посуду со стола. Мне почему-то показалось, что она не верит в то, что говорит, но эту мысль, как противную назойливую муху, отогнала.

— Благодарю, баб Лид, за угощение. Чай потрясающий! Я, пожалуй, немного отдохну, в сон клонит нещадно. Вы меня только разбудите в восемь, на почту побегу, — усталость навалилась, и я присела на кровать, которую хозяйка уже расстелила для меня.

— Конечно, доченька, ты отдыхай. Перепутье для того и стоит здесь. Разбужу, будь спокойна.

После слов бабушки всё поплыло перед глазами, я уже не могла бороться со сном и плюхнулась на мягкую подушку. Последняя мысль была: «Что не так с чаем?» В сновидения провалилась престранные. Видела свой поезд, переполох на станции, карету скорой помощи, потом лицо мужа в слезах и гудки «пип-пип-пип». И вдруг — вспышка света. Чуть глаза мне не разорвала!

— Лариса, девочка, просыпайся! — я поморщилась, но голос бабушки Лиды возвращал в реальность.

— Вы что-то подмешали в чай? — мой голос хрипел. Я дёрнулась, отгоняя морок ночных кошмаров. Тьфу, устала я, видимо, от дороги. На душе как тяжело…

— Ничего ужасного, просто смесь лесных трав, — спокойно ответила старушка. — Тебе силы нужны, чтобы бороться.

— С чем бороться? — пересохший голос дрогнул.

— С ситуацией, — строго проговорила Лидия Станиславовна и посмотрела на меня поверх своих очков. — Ты бы сбегала на почту пока, отправила бы телеграмму. А то неизвестно, надолго ли здесь застряла. Пусть знает семья, где ты. Отделение связи тут рядом, через улицу. А библиотека напротив. Ты же там собиралась свои уроки давать?

— Да, конечно… Спасибо, Лидия Станиславовна, пожалуй, вы правы. Пойду.

Морок от сна прошёл, и голова была ясная, как никогда. А ещё силы… Их и правда прибавилось, и состояние было такое, что готова горы свернуть. Наверное, так чувствуют себя спортсмены перед решающим соревнованием.

На почте я нацарапала короткое послание. Заполнять бланк телеграммы было в диковинку, ведь об этом чуде я лишь смутно помнила из детства, когда с мамой ходили отправлять поздравительную телеграмму для бабушки.

— Не переживайте, — улыбнулась сотрудница почты. — Скоро адресат получит ваше сообщение.

И как-то легче стало. Миша хоть не будет волноваться. Я поблагодарила почтальона и вышла на улицу. Напротив стояло здание библиотеки — больше вокзала и явно колоритнее.

— Здравствуйте, Лариса Викторовна! — радостно приветствовала меня женщина в ужасно старомодной белоснежной блузке. Ещё бабушка моя такие носила по праздникам. — Мы вас так ждали, а тут вот такое происшествие все карты спутало. Связь в деревне пропала, что уж говорить про интернет. Меня зовут Мария Николаевна, можно Маша. Заведую библиотекой. В принципе, компьютерные курсы мы прошли, базу настроили, осталось вот азы пользования интернетом освоить и… Хотя, знаете моё мнение?

Я молчала, и эту паузу Маша, видимо, расценила как повод продолжать свой монолог.

— Зачем всё это деревенским жителям? У нас людей-то — полтора Ивана.

— Ну, это вы, Маша, зря. У вас большой район, и как раз соцсети помогут наладить связь. Вот, к примеру, библиотеки же не везде есть. А с помощью интернета больше людей узнает о ваших мероприятиях и книжных новинках. Вы сами увидите, что интернет поможет в работе.

— Может, вы и правы, Лариса Викторовна, просто неизвестное и новое всегда, как бы это сказать… население встречает с опасением. Ну, честно сказать, пугает.

— Зовите меня Ларисой. Хорошо?

— Отлично! Лариса, а как тогда будет обучение проходить в таких условиях?

— Начнём с теории, наверное. Попробую вам на пальцах рассказать, как устроена всемирная паутина.

— Хорошо. Я тогда соберу жителей, и завтра начнём, а там, поди, и связь будет!

— Договорились, Маша. Завтра во сколько?

— Давайте в десять утра.

Моё время в Перепутье потекло, как вязкое вкусное желе — неспешно, завораживающе, заполняя ровным слоем всё вокруг. Деревенские приходили на уроки исправно, строчили себе что-то в блокноты и даже рисовали схемы. Несмотря на то, что миновало три дня, а связь так и не появилась, скучно мне не было, скорее наоборот. Я наслаждалась разговорами с людьми, их искренним смехом, готовностью обучаться. Всё здесь было такое нереальное и живое одновременно. Ощущение, что происходит какая-то магия, не покидало. Но это было настолько неуловимо и мимолётно, что тут же пропадало, как будто тихий шёпот ветра — то ли был, то ли послышалось.

Местные бабулечки научили меня вязать крючком и вышивать крестиком, и вот это уже настоящее волшебство! Никогда в жизни я таким не занималась, и это ужасно увлекало! Даже непонятно, кто кого обучал, я их или они меня. Только баба Лида старательно избегала встреч.

— Баб Лид, а почему вы не приходите обучаться? — спросила как-то я.

— Так, Ларочка, милая, зачем мне эти уроки? Старая я уже, да и не хочу, чтобы всемирный паук затащил в свои сети. Все уже в ней барахтаются. Я лучше пойду тракториста нашего распихаю, пирогом угощу, а он меня к другу на чай в соседнюю деревню свозит. А то придумали невидаль — в гости не ходить, пить чай в одиночестве и разговаривать, как полоумные, с компьютером. Мне вот Семёновна сейчас блинов принесла, посидели, почаёвничали, обсудили последние новости. У нас же событие случилось! Володька — наш местный фермер — уехал, уже не вернётся никогда. Пришло его время, видать. А вот не зашла бы она, я и не знала, что Вовка покинул нас. Ты сама-то в гости, когда к кому ходила в последний раз?

Я слушала Лидию Станиславовну и, кажется, не дышала.

— Да, баб Лид, правы вы. Давно не ходила и не звала к себе. Сейчас даже с праздниками все друг друга картинкой в телефоне поздравляют. Не звонят, не пишут. Одно нажатие кнопки — и открытка улетела адресату, даже не надо слова поздравления выдумывать. А раньше в блокнотах писали, у кого когда дни рождения, и большинство дат знали наизусть, и поздравляли от чистого сердца, а не для галочки. Куда мы катимся, баб Лид? — горестно спросила я, а старушка молчала. — Не видим и не слышим друг друга, живём каждый в своей коробочке с гаджетом в руке. Знаете, а я ведь столько за всю жизнь не говорила, сколько за эти три дня! В первый день я хваталась за телефон в надежде, что появятся заветные палочки, что есть связь. Второй день уже не надеялась и почти не брала в руки мобильник. Вчера его даже дома забыла. А сегодня не хочу и смотреть на аппарат. Затянуло меня Перепутье, баб Лид! Привыкла я здесь к людям, к вам прикипела. Даже семья кажется чем-то чужеродным, нереальным, — я помолчала, глядя на свои руки. Маникюр облез, а меня совсем не волнует, будто это не совсем я и руки не совсем мои. — Но как только наступает вечер, меня съедает дикая тоска. Миша уже должен получить телеграмму, но ответит ли? И сны снятся странные. Изматывают ночами сильно, как будто со мной случилось что-то и семья горюет, а я ничем помочь не могу, нет меня.

Лидия Станиславовна сняла очки и села на край стула. Было такое ощущение, что она вдруг сбросила с себя какой-то тяжелейший груз.

— Это ты, Ларочка, хорошо, что такой разговор завела. Думаю, готова ты правду услышать.

— Какую, баб Лид? Я что, умерла? — эта мысль не покидала с самого первого дня, как я здесь, а спросить было страшно.

— Нет, голубушка, жива ты… Ещё жива. Тело там, а душа — здесь, на Перепутье. Сны твои — это реальные видения. Только ночью можешь попасть к своему телу. А здесь ты должна свой путь найти и идти дальше. Кто-то на Перепутье долго живёт, как Семёновна. Она уже два года тут и, похоже, выход только один у неё — дождаться, когда за ней придёт мой друг.

— Друг?

— Ага, он. Вы называете его Смерть, хотя имя он другое носит, и представляете его старушкой с косой. Но ты не бойся, он вообще не страшный, одинокий просто, — грустно добавила баба Лида.

— Да я не боюсь, — соврала я. Всё происходящее казалось просто дурным сном. Я даже прикусила язык, но кошмар не пропал, а я почему-то верила этой старушке и спросила: — Если ваш друг сам Смерть, то вы-то кто?

— Баб Лида я, — развела руками старушка. — А ты, Лариса, в коме.