Бесплатный фрагмент - Борьба одной женщины за меркантильное счастье

Она была не дурна. Да! Не дурна собою. Лежала себе этак на диване, полёживала. Отдыхала от дел, которых у неё не было. Правда сигаретку при этом курила. Дорогую, надо подчеркнуть сигаретку. Эх, хорошо вот так себе на диванчике лежать-полёживать! Ни куда не торопиться! Лениться себе в полную силу-силушку, да сигаретку покуривать. А ещё лучше при этом журнальчик юмористический посмотреть, да посмеяться. Дойдя до этих не выдающихся, и отнюдь не блещущих оригинальностью мещанских мыслей, лежащее на диване, длинноногое, длинноволосое, стройное, недурственное собой обаяние, неторопливо-ленивым движением, протягивает наманикюренную ручку и берёт, со стоящего рядом журнального столика, первую попавшуюся книгу. Под руку попалась брошюрка на титульном листе которой было написано: «Эксплуатация нефтяного оборудования в условиях Крайнего Севера». Путём не сложных умозаключений она поняла, что книжка осталась от её бывшего воздыхателя Иннокентия Борисовича. Ей вынужденно пришлось расстаться с ним, потому что он безсовестно обанкротился и не мог «достойно» содержать дорогостоящую, как он сам подло заявил, Виолеточку…

Какие прекрасные восемь месяцев своей жизни она провела с ним! Какие подарки! А поездка в Италию. А неделя в Париже!..

Бог ты мой, ну почему ей так не везет!.. А ведь она уже не молода. Уже тридцать с «хвостиком» и «хвостик» с каждым годом становится всё длиннее и длиннее. Почему конкуренты Кешеньки добрались до него раньше, чем она успела женить его на себе? А брошюрку, похоже, переложила домработница при уборке.

— Ну ничего, ничего. Устрою ей нервотрёпку! — Злорадно думает Виолеточка предвкушая ссору.

И это понятно, всё равно делать нечего. А так хоть глотку подрать…

Она соскочила с удобного, мягкого дивана и затушив сигаретку в хрустальной пепельнице, побежала по дорогому персидскому ковру к большому, во весь рост зеркалу. В дорогом, для обычных смертных, зеркале она отразилась во всём своём обаятельном обаянии. Ну как можно не любить, не желать её? Тренируясь перед намечающимся скандальчиком, она тренировочно «рассердилась» на зеркало. При этом, подкрашенные бровушки её резко взлетают вверх и стремительно, будто лыжник с девяносто метрового трамплина, преодолевают снежную белизну её напудренного лобика. Высокая причёска, хоть и не совсем идёт ей, но за те деньги, которые она за неё заплатила…

Ну вы меня поняли, я надеюсь.

…Ротик, хоть и с некоторой полнотой накачанных ботексом губок, совсем не портит её. Чудесненькие губки, ярко намазанные чисто французской губной помадой «скобкой» вытянулись к низу. Дальнейшему их продвижению помешал подбородочек с милой, не успевшей ещё зарасти жирком, ямочкой. Виолеточка распахнула свой шёлковый халатик и кокетливо повернувшись к зеркалу бочком, оглядела себя. Она увидела в зеркале своё отражение. Хорошо сохранившаяся талия с подтянутой опытной рукой пластического хирурга попкой. Как шутил её «бывший» Богдан Остапович Нечухайло — «Круп не знавший седла…»

Да, весёлый был хлопчик.

Да и она тогда моложе была. Кстати всерьёз думала за него выйти за муж. Повезло, что не успела. Посадили за хищение «в особо крупных». На долго. С конфискацией. А Бодя, конечно был классный! И «заводной» и не жадный. Даром «шо хохол», как он сам себя представлял. И в постели не промах.

— Ах Бодечка, — Жалостливо, жалея себя, а не его, произнесла она, — Как же ты так не аккуратно-то воровал? Ладно бы миллионы, а то только на Турцию, да Египет хватало. Она приподняла свои холщёно-наманикюренные ручки, с колечком на правой руке. К сожалению, колечко было не обручальным. Но, золотое. С брильянтиком.

Величиной с глаз кукушки…

Только прошу читателей, не трогать кукушек, не выдирать им глазки, чтобы удовлетворить своё любопытство и узнать величину бриллианта. Они птицы хорошие, а что подкидывают свои яйца в чужие гнёзда, так это они у людей научились. И потом, уважаемый читатель, придёшь ведь в лес, и спросишь напрямик, без обиняков: «Кукушка, кукушка, а сколько мне лет осталось?». Представляете, что в этом случае куканёт?..

Вот так-то.

Но мы случайно, а это действительно случайно, потому что никто не знает, что деньги полученные за эту тираду пришли из «Лиги защиты прав и свобод кукушек», отвлеклись от нашего повествования…

…И так, она подняла свои ручки — «не знавшие ни лопаты, ни отбойного молотка» — как обязательно пошутил бы Богдан Остапович, и посмотрев на правую ручку, украшенную такой драгоценностью, что носить его могла только дома, не опасаясь, что её того…

Ну, я думаю вы поняли.

…Эта вещь была единственной памятью о Семёне Моисеевиче. Нет-нет, он не умер, хоть и был в возрасте и его слава Богу не посадили. Он вынужденно иммигрировал на землю обетованную. Нахапал, конечно, по самое не могу. Но по уму, не подкопаешься. Вот за кого ей замуж не хотелось. Не по национальному признаку, нет, просто уж слишком рачительный он был. До скупости. Да и в постели слабоват, по причине многолетия. Но умный, надёжный, скуповатый.

И всё-таки, когда он сообщил что покидает её, она. Чувствуя себя одинокой и не нужной, расплакалась и искренне пыталась отговорить его. Но Сенечка, как обычно, всё четко обосновал.

— Пойми золотко! Времена наступают смутные. Семьи у меня, как ты знаешь — нет. После смерти Сарочки я уж лет пятнадцать как один. Детей Бог не дал. Из родных душ только ты, но в Израэль ты не желаешь. А где жить старому богатому еврею? Среди таких же евреев. В России жить становится, как в сказке — чем дальше, тем страшнее. В стране победившей фашизм, появились фашисты! Боюсь, нас просто скоро будут бить, потому что, когда в стране такие проблемы как здесь, то прежде всего, виноваты евреи. По-этому евреи умнее меня и богаче меня едут в Лондон. А я попроще, таки поеду в Израиль.

— Сёмочка, — плача говорила Виолета — Но ведь ты по паспорту русский!

Это было правдой. В одном из нескольких его паспортов, находившихся в распоряжении Семёна Моисеевича, он действительно был по национальности русским…

— Так бьют не по паспорту, а по личику, Золотко, а я стар уже для таких катаклизмов. — Возразил её очередной почитатель…

Однажды, перед самым отъездом, Семён Моисеечь пришел к ней рано утром. Он открыл дверь её квартиры своим ключом. Чтобы не будить Виолеточку, тихо, минуя спальню прошел на кухню. Там раскрыл непрезентабельный по виду, но прочный по сути портфель. Из него вынул несколько бланков договоров и плоскую длинную коробочку. Бланки договоров он разложил на кухонном столе. Потом открыл коробочку. В ней находились штук двадцать печатей…

Это была «работа» Семёна Моисеевича. Он делал деньги из воздуха…

Виолета зашла на кухню, когда Сеня ставил оттиски печатей на бланках договоров.

— Я разбудил тебя, радость моя? — Спросил он у неё, увидев как она заспанная и растрёпанная заходит в кухню.

Виолета, обрадовавшаяся что пришел «её Сеня», шутливо воскликнула:

— Не смотри на меня! Я не накрашенная.

Семён Моисеечь, убирая коробку с печатями и бланки договоров в портфель, улыбнулся и сказал:

— Тебе абсолютно не нужно накрашиваться, ты и без того прекрасна!

Вот тогда он и объявил о том, что сворачивает свою деятельность в России и уезжает в Израиль. Сенечка предложил ей уехать с ним, в страну обетованную, которая почти всё время своего существования воевала с арабами.

Она отказалась.

Вечером того же, дня он последний раз приехал к ней на квартиру. Увидев, что она не собрала чемоданы он молча положил свой комплект ключей от её квартиры на тумбочку в прихожей.

— Сенечка, ну может не поедешь? — заплаканным голосом просила она. Но Сенечка, как всегда, всё чётко обосновал…

Перед тем как простится с ней, он достал из внутреннего кармана пиджака маленькую коробочку.

— Вот тебе мой подарочек. Прикупил, по случаю. — Сказал он и он протянул ей открытую коробочку с бриллиантовым колечком. Виолетта онемела от восхищения и изумления.