Бесплатный фрагмент - Блистательные похождения двух Аяксов

Блистательные похождения двух Аяксов

ПЕРВАЯ СЕРИЯ

ТИТР:

Мы закрыли дверь, чтобы туда

не зашло заблуждение. Но как

теперь войти истине?

(Рабиндранат Тагор)

НАТ. ГОРОДСКОЙ ПЛЯЖ — УТРО

Городской пляж, заполненный отдыхающими. Из динамиков переносных радиоприёмников льётся музыка. На речном песке, среди множества отдыхающих, нежатся двое мужчин.

ГОЛОС

(за кадром)

Знакомьтесь!

КАДР: Выхватывает крупным планом, одного из двоих. Лежит на животе. Голова на сложенных руках покрыта широкополой соломенной шляпой

ГОЛОС

(продолжает)

Это Иван Абрамыч БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ. Поясняю: это мужчина невысокого роста, толстый и совершенно лысый, возраста неопределённого, но где-то лет сорока-сорока пяти. Недурён собой. Полон жизненных сил и неукротимой энергии.

У него вид человека весьма озабоченного и обременённого событиями в стране Бурунди и на островах Папуа-Новая Гвинея.

КАДР: Выхватывает крупным планом второго.

ГОЛОС

(продолжает)

А это — Мануил Сафронович ЧУБЧИК. То — молодой человек. Для ближайшего окружения — просто Манюня. Как видите сами, он высок, тощ, жилист, с копной рыжих волос на голове и груди, с толстыми губами и румяными щеками вразлёт. Весь он пышет веснушчатой молодостью и неувядаемым оптимизмом.

У Чубчика странная манера разговора: когда он говорит, то как бы подтягивает нижнюю губу к неподвижной верхней, и потому похож на карася, заглатывающего наживку.

Бабэльмандебский спит на животе, подложив под голову руки. Ему снится сон, будто бы он на футбольном матче. Играют команды «Глазго» и «Кулунда». В воздухе над трибунами стадиона зависают шаровидные часы с проблесковым маячком и сигнальной сиреной. Они показывают сто тридцать седьмую минуту игры.

Обе команды в национальных одеждах, с народными музыкальными инструментами: волынками и балалайками наперевес. Игру судит какой-то КОВБОЙ. На самой макушке головы его красуется стэтсон — широкополая ковбойская шляпа. Во всём же остальном он совершенно гол.

На груди, по диагонали, крупным, разухабистым шрифтом просматривается цветастая наколка «Не забуду мать родную!», а на спине — «Век воли не видать!». Оголённую талию его опоясывает широкий ремень. По его центру свисает кобура с торчащей из неё рукояткой шестизарядного кольта. Кобура надёжно прикрывает его величественную харизму, систематически похлопывая по ней.

Одной рукой арбитр потрясает в воздухе палкой твёрдой, копчёной колбасы, другой удерживает кочергу. Первой он утюжит головы пробегающих мимо русских, а второй пытается поддеть юбки снующих туда-сюда шотландцев и заглянуть под них с воинственным кличем: «Вот уж я вам!».

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

(кричит во сне)

Судью на мыло!.. Свисток на порошок!..

Ковбой резко оборачивается, пучит глаза, упирается в обидчика испепеляющим взглядом. Грозно восклицает:

КОВБОЙ

А это ты видел?!

Изображает нечто непристойное в виде конфигурации из двух рук методом наложения одной на сгиб другой. Грозит скрюченным пальцем, дико хохочет, раздувается до невероятных размеров, взмывает в воздух и… лопается…

Иван Абрамыч, свистит ещё раз. Дрожащим голосом восклицает:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Однако!..

Тут же просыпается весь в холодном поту.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

(озадаченно)

И надо ж было такому присниться!

Над самым ухом его звучит голос Манюни:

ЧУБЧИК

Ну ты, дядя, и даёшь! Весь издёргался аки лебедь в навозной куче. «Судью на мыло, свисток на порошок!». Кто хоть играл-то?

Иван Абрамыч трясёт спросонья головой. Отвечает:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Наши с не нашими…

ЧУБЧИК

Ну-у-у-…

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Вот те и ну-у, оглобли гну.

ЧУБЧИК

А счёт-то хоть какой?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Что счёт?.. Тринадцать-нуль в нашу пользу.

ЧУБЧИК

Вре!..

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

(мелко крестится)

Вот те кре!..

Рядом сидящий Манюня замечает:

ЧУБЧИК

Сон — беспорядочное нагромождение картин событий прошлого. Да-а-а-… Тут тебе, брат, и заяц закукарекает.

День выдаётся погожим и клонится к полудню. Начинает припекать. Отдыхающие загорают, млея на Солнце и маясь томной негой. Манюня к Иван Абрамычу:

ЧУБЧИК

Ну что, Абрамыч? Надобно и честь знать. Сматываем удочки и — вперёд!

Сборы недолги. Иван Абрамыч, несмотря на кажущуюся тучность, человек весьма энергичный и подвижный. Он быстренько облачается в видавшее виды одеяние, представленное белыми штанами, майкой-тельняшкой и соломенной панамой. Босые ноги его втиснуты в сандалии-штиблеты неопределённого цвета.

Манюня красуется в протёртых до дыр джинсах и в майке. Последняя усеяна множеством надписей на непонятно каких языках. С плеча его, на ремне, свисает транзистор. Из динамика несутся разудалые голоса. Поёт сводный квартет солистов рок-поп-групп «Ё моё!», «Свистать всех наверх!», «От винта!» и «Туши свет!»…

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

(Манюне)

Ну что?! Пошли что ль?

Иван Абрамыч неспеша направляется к выходу с пляжа, увлекая за собой Манюню и напевая себе под нос:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Мы странно встре-етились и странно разойдёмся…

НАТ. НАБЕРЕЖНАЯ — УТРО

По мраморной лестнице поднимаются на мощёную бетонными плитами набережную. Тут же, у парапета, стоит ПРОСИТЕЛЬНИЦА и заунывно призывает подать ей на пропитание. Проходят мимо. Иван Абрамыч обращается к ней:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Ну что?.. Усохла бабулька, усохла милая?

ПРОСИТЕЛЬНИЦА

Усохла, батюшка, усохла родненький, кормилец ты наш!

Иван Абрамыч суёт руку в глубокий, широкий как его душа карман. Извлекает на свет мятую рублёвую ассигнацию, протягивает ей.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Ну, на тебе копеечку, убогенькая ты моя.

Неподалёку, вдоль одного из бордюров, «светятся» ветераны кооператива престарелых «ОБОЗ»: общество без определённых занятий. Это так называемые в народе «бабушки-продакшн», продающие к столу различную зелень и прочие дары природы. «Дедушки-поставщики» этой продукции, поставляемой ими в основном с чужих огородов, крутятся тут же, за спинами бабушек. Одни мирно прохаживаются по набережной взад-вперёд. Другие блаженно восседают на широких лавках.

ЧУБЧИК

Послушайте, Абрамыч. Ходят слухи, что у кооператива этого большие теневые обороты, а капиталы его размещены и крутятся в оффшорных зонах на островах Фиджи в Тихом океане…

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Врут всё!

Иван Абрамыч приветствует СИЛЬНУЮ ПОЛОВИНУ кооператива:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Буэнос айрес, компанэрос!

СИЛЬНАЯ ПОЛОВИНА

Бэсамэ мучо, амиго! Рио-де!

Иван Абрамыч к председателю кооператива, именуемому в близких к нему кругах ДЯДЮШКОЙ ХУ.

КАДР: Выхватывает крупным планом дядюшку Ху, в статике. Затем — в динамике.

ГОЛОС

(за кадром)

В бытность свою, при первом состоявшемся знакомстве, на вопрос Ивана Абрамыча: «Соблаговолите ответить: как вас величать?», со стороны будущего председателя кооператива последовал ответ: «Хвостиков Устин».

Следующим был вопрос: «А по батюшке?». В ответ последовало: «Стыдно даже и сказать, сударь». Смекнув в чём дело, Иван Абрамыч сказал: «Ну и не говорите. Тогда разрешите называть вас просто дядюшкой Ху. Согласны, уважаемый?».

Ответ был окончателен и бесповоротен: «С превеликим нашим удовольствием!». С той поры Устин Йосипович Хвостиков стал величаться дядюшкой Ху…

Итак, Иван Абрамыч обращается к дядюшке Ху:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Ну что, судак?

Дядюшка Ху в долгу не остаётся:

ДЯДЮШКА ХУ

Да ничего, окунь ты ракообразный!

Оба в радостном приветствии хлопаются ладошками.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Ты, дядюшка Ху, побрился б чтоли. А то посмотреть на тебя, так прямо экой ты кактус экибанистый.

Дядюшка Ху слегка задет за живое. Чуточку обидчиво:

ДЯДЮШКА ХУ

Я-то побреюсь. Да только ведь и ты не розан африканский.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Ну ладно, ладно. Я это так, любя.

Бабэльмандебский примирительно похлопывает дядюшку Ху по плечу. Следуют дальше. От Манюни поступает предложение:

ЧУБЧИК

Может по пивку, а, Иван Абрамыч? Жарища-то ведь какой!

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Жарища-то, жарища! Я, может быть, тоже изнываю. Да вот, поди ж ты: никаких претензий к погоде не имею по той, стало быть причине, что в карманах моих одни сквозняки.

ЧУБЧИК

(беззаботно)

Займём Абрамыч! Это нам не впервой.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Вот и карты те в руки. Ты у меня большой мастер по части выдумок. Придумай, сваргань что-нибудь, этакое, и — займи.

ЧУБЧИК

А вам слабо у своей бывшей?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

(смеётся)

У кого? У этой Барракуды Ягуаровны Подколодной? Да я тебя умоляю!

Иван Абрамыч крутит пальцем у виска. Напевает:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

«Любовь без радости была, разлука будет без печали».

(поясняет)

Да это такая скверная бабёнка, скажу я тебе, что служу Советскому Союзу. Родила мне Робинзона, а за ним и Пятницу.

Заруби себе на носу: муж и жена — это разноимённые полюса единого энергетического источника.

ЧУБЧИК

Да-а, незавидна роль женщины в этом мире. У Робинзонов и Пятниц, как правило, от отца остётся отчество. Всё остальное принадлежит матери. А в общем-то, что-то вы сегодня больно уж распелись, Абрамыч.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

А я всегда такой весёлый. Учись, покуда я жив. Никогда, ни при каких обстоятельствах не унывай, иначе жизнь теряет всякий смысл. Всегда блюди, блюдь соблюдая. А касательно пивка, так уж и быть: идём, угощаю. Только жажди, но не алчи.

ИНТ. ПИВНАЯ — УТРО

В пивной до тошноты душно и накурено. Непроветриваемое помещение источает запахи пивного разлива, копчёных и солёных морепродуктов, варёных раков и шашлыков. Молодые официантки разрываются между стойками, заполненными отдыхающей публикой.

В воздухе висит общий гул, характерный для подобных заведений. Говорят и спорят обо всём и ни о чём, лишь бы говорить и спорить. Каждый старается что-то доказывать себе и соседу из области недоказуемого, молниеносно перескакивая с одной темы на другую.

Иван Абрамыч и Манюня за пивной стойкой в компании двух садоводов-любителей ЧИБИСОВА и ПЫЖИКОВА, самоучки-изобретателя СИДОРА и молодого, словоохотливого, но ещё не определившегося КЕШИ.

Последний в разговор почти не вступает. Он пристально следит посоловевшими глазами за перемещениями молоденьких официанток, отпуская в их сторону реплики непристойного характера.

КЕША

Ну ты только глянь! Девки так и ходют, так и ходют косяками. Да не оскудеет рука дающего!

Когда подошедшей молоденькой ОФИЦИАНТКОЙ выставляется на столик очередная батарея пивных кружек с пенящейся жидкостью, добавляет:

КЕША

Девушка, а девушка. Меня переполняет море чувств. Бризантные свойства моей души позволяют мне, благородному рыцарю голубых кровей, улавливать источаемые вами флюиды любви.

ОФИЦИАНТКА

Я вся так и трепещу! Ну, вот стой себе спокойно и улавливай. А любовь — это электрическая дуга между двумя разноимёнными полюсами. Нет дуги, нет любви…

ЧУБЧИК

(удивляется)

Абрамыч! Это ж нечто из твоей теории…

Тот утвердительно кивает головой.

КЕША

Ты не так меня поняла, бестия длинноногая. Я твой рыцарь печали. Возьми меня!

Девушка не лезет в карман за словом:

ОФИЦИАНТКА

А я вот возьму сейчас, марципан ты губошлёпый, да и пожалуюсь на тебя кой-кому. Будешь знать! Вмиг заблямкаешь вниз по ступенькам.

Официантка удаляется. Кеша с нескрываемой обидой в голосе:

КЕША

Ай-яй-яй! Какая оголтелая девочка. У ней, видать, было трудное, непричёсанное детство.

ЧИБИСОВ

Это кто здесь голубых кровей будет, а?

ПЫЖИКОВ

А ты что, сомневаешься? Ну и зря. У него старинная французская родословная. Восходит она к временам правления маркизов Прыг-Скок Обана де Коньяк, что в провинции Кретьин из-под Дурасвиля.

Кеша исподлобья лукаво глядит на Пыжикова. Стеснительно:

КЕША

Да ладно уж вам. Не преувеличивайте моих достоинств.

ЧИБИСОВ

А у тебя этих достоинств всего лишь в одном единственном числе, да и то — в штанах.

КАДР: Выхватывает крупным планом стать самоучки-изобретателя Сидора. В статике. Затем — в динамике.

ГОЛОС

(за кадром)

Изобретатель-самоучка Сидор — по прозвищу «Перпетуум Мобиле» — в разговор не встревает. Он думает.

Его кредо — «Я не так уж чтоб…». При этом обычно дополняет: «Вся наша беда в том, что, открывая что-то новое, мы пытаемся совершенствовать старое». К такому выводу он пришёл после неудавшейся попытки совмещения зубной щётки с расчёской.

Садоводы-любители приступают к обсуждению садоводческих проблем. Кеша грустит. Сидор думает. Иван Абрамыч с Манюней потягивают пиво, созерцают окружающую обстановку и невольно вслушиваются в разговор садоводов-любителей. В их беседу вмешивается Иван Абрамыч:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Вот вы всё тут судачите о севообороте, про сельхознавоз, об урожае…

Как всё это совместить так, чтобы пользы было больше? Конечно, всё это хорошо, но — не ново. Вот есть у меня один хороший знакомый — доктор биологических наук, профессор Маслёнкин. Большой учёный, скажу я вам, больше некуда. Неординарная личность. У него ещё одно любимое изречение есть: «В нашем деле главное что? Не делать резких движений. Они должны быть плавными и изящными, как у белого лебедя на Чистых прудах». И чем — как вы думаете, — занимается он в часы досуга? Век не догадаетесь.

После недолгого молчания, проведённого в долгих мучительных раздумьях, Манюня выдаёт:

ЧУБЧИК

Ну не томи, Абрамыч!

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Ладно, так уж и быть, скажу. Только под большим секретом. Смотрите же мне, не вздумайте проболтаться кому-нибудь.

Кеша заплетающимся языком спешит заверить:

КЕША

Пардон, уважаемый, пардон! Разве что под столом.

ВСЕ

Ну-у-у-…! За кого вы нас принимаете, Иван Абрамыч?!

Иван Абрамыч грозит сообществу скрюченным пальцем.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Смотрите же мне! Так вот. В часы досуга этот почтенный гражданин и порядочный семьянин, декан факультета есть кто?

А я вам скажу. Это ни кто иной, как рядовой карманник и обыкновенный картёжный шулер средней руки.

Окружение невольно прыскает со смеху. Кеша смеётся дольше всех, аж с прихрюкиванием, чем ещё больше раззадаривает и смешит публику. Иван Абрамыч как бы обидчиво:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Не верите, и не надо! Я думал поведать собравшимся об его изобретении мирового значения в области выращивания сельскохозяйственных культур, а вы ржёте как хряк с мерином. Тьфу! Противно смотреть и слушать. Пошли, Манюня. Нам здесь, тем более в этой компании, делать больше нечего. Да к тому же мы с тобой сегодня порядочно поизрасходовались.

Садовод-любитель Чибисов спешит успокоить его:

ЧИБИСОВ

Да не серчай ты, Абрамыч. Не принимай близко к сердцу убогость нашу серую и неграмотность. Что с нас возьмёшь? Ты лучше расскажи в чём вся соль изобретения, а за нами не пропадёт.

Садовод Пыжиков заказывает ещё по две порции пива на всю честную компанию. Извлекает из внутреннего кармана пиджака поллитровку. Разливает в маленькие пластмассовые чашечки из-под кофе. Несколько осоловевший, обращается к Бабэльмандебскому:

ПЫЖИКОВ

С вашего позволения, голубчик, разрешите я вас троекратно…

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Извольте!

Подставляет испрашивающему поочерёдно обе щеки, а затем уж и темечко.

ПЫЖИКОВ

Премного благодарен!

Икает, рождая затяжную отрыжку. Продолжает:

ПЫЖИКОВ

Слушаем тебя внимательно, голубь ты наш сизокрылый. Ну, давай, выкладывай, что там такого особенного изобрёл твой приятель.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

А изобрёл он то, что и изобретением-то тяжело назвать. Это скорее всего научное открытие мирового масштаба. За него, на днях, он Нобелевскую премию получил, а свидетельство на изобретение отдал мне на хранение. Грозился мне двадцатью пятью процентами за консультации. А уж как я отказывался, как отказывался… Призывал небо в свидетели, что Сорбонов не кончал.

КЕША

Зато, наверное, на пианинах играете.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Да какое там! Я больше на гитарах. Так вот. Всё дело в том, что вывел он — под моим руководством, — особый вид растения под названием «Древо Жизни». Это такое фруктово-ягодно-овощное дерево, высотой до двадцати метров. У него на каждой из веток растёт свой, строго определённый вид овоща, фрукта или ягоды.

Ну, например, только представьте себе: на самых нижних ветках растут на одной — арбузы, на другой — дыни, на третьей — тыквы, на четвёртой — кабачки… Далее уж и не перечисляю.

На ветках, что повыше, растут более лёгкие плоды — яблоки, груши, помидоры, огурцы, бананы, абрикосы, персики, грецкие орехи, бобовые, черешня, вишня.

Вершину же дерева, как правило, венчают клубника с малиной и смородиной. Представили?

Хоть и трудно представить себе подобное зрелище, однако в воздухе звучит:

ВСЕ

(разом)

Представили!

Иван Абрамыч заключает:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Тогда, наливай!

Выпивают ещё по пятьдесят. Запивают пивом и закусывают ракообразными за счёт расщедрившихся садоводов-любителей. Им, во что бы то не стало, требуется выведать «ноу-хау» изобретения.

Кто-кто, а он-то, Манюня, уж точно знает к чему весь этот цирк: обстоятельства требуют средств к существованию, а их как раз-то и нет. Требуется выдумка. Поэтому Иван Абрамыч, работая своей головой, как любит он говаривать, загребает жар чужими руками.

Во всяком случае, окружение, затаив дыхание и внемля повествованию, ждёт развязки. И… Иван Абрамыча понесло:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Но и это ещё не всё. Самое интересное впереди. Теперь вступает в действие мощная корневая система.

Она состоит из центрального и множества — от пятидесяти до ста, — боковых ползучих корней. Все они стелятся параллельно поверхности земли на глубинах от тридцати до пятидесяти сантиметров. Протяжённость их — до двадцати метров, не менее.

Центральный корень — полый, как труба, — уходит строго вертикально вниз, пока не достигнет артезианских глубин. По центральному отверстию корня артезианская вода самовытесняется вверх. Через множество малых естественных отверстий в основании дерева, осуществляется полив и орошение земли, прилегающей к дереву.

Слушатели, почёсывая затылки, всё больше и больше проникаются доверием к рассказчику, до того всё ново и необычно. Иван Абрамыч продолжает фантазировать:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Горизонтально расположенные корни, веером расходящиеся в разные стороны, являются источниками-синтезаторами корнеплодов, в основном — картофеля. Посадочный материал сам формируется корнями. То же самое можно сказать и о произрастании земляных орехов, морковки, свеклы.

Таким образом, каждому овощу, фрукту, ягоде — свой корень, своя ветка. Следовательно, имея одно такое многоуровневое, плодоносящее дерево, вы спокойно можете обеспечить себя, всю свою семью и ближайшую родню запасами пропитания на три декады. Это проверено и подтверждено экспериментом…

(довольный, мурлычит себе под нос)

Ты-ы, моря-ак красивый сам собою…

Один из садоводов-любителей как-то робко, неуверенно пытается уточнить:

ЧИБИСОВ

А как же обработка земли: вспашка, прополка, полив, внесение удобрений?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Забудьте об этом! Дерево находится на полном самообслуживании. Как это происходит?.. Наливай!..

Пыжиков беспрекословно выполняет команду.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Ваше здоровье!

«Опрокидывает» содержимие стаканчика. Закусывает. Удовлетворённо всей пятернёй сгребает рот. Продолжает:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

А как это происходит, расскажу при следующей нашей с вами встрече. Да, ещё одна особенность: вместо сорняков вокруг «Древа Жизни» произрастают низкорослые лечебные, лекарственные травы. Так что вам остаётся только лишь принести под дерево диван, лёжа на нём читать романы или загорать.

Можете при этом собирать лечебные травы, и ждать. Ждать, покуда солнце за горой тридцать три раза не сядет. Правда, есть один недостаток у дерева: баклажаны ни в какую не хотят расти. Но это вопрос времени.

ПЫЖИКОВ

Послушайте, Иван Абрамыч, миленький. Сделайте, голубчик, одолжение. Озолочу. Только посодействуйте в приобретении саженцев. Ну, что вам стоит. Вы же вхожи в научные круги и крутитесь в них как брошенный ботинок.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

(строго)

Мне-то это ничего стоить не будет, а вот вам, уважаемый, всё это может влететь в копеечку, и не малую.

Насчёт брошенного ботинка Иван Абрамычу не особо-то нравится, но он не подаёт вида, будучи джентльменом девятьсот девяносто девятой пробы.

Тут все разом галдят. Начинается брожение умов. На выручку Абрамычу приходит Манюня.

ЧУБЧИК

Господа! Господа, успокойтесь! Растение экспериментальное, на сегодняшний день в единственном экземпляре. Будут вам саженцы, но, на следующий год, по весне. Я вам обещаю. А сейчас, давайте-ка, на посошок.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

(сомневается)

Манюнь, а Манюнь! А может быть не надо? Мы и так уж на два градуса больше положенного выпили.

ЧУБЧИК

(противится)

Абрамыч! Прочь сомнения! Если мы пьём, значит выполняем свой долг. Правильно я говорю, мужики?

Разноголосье рождает разночтение. Звучит:

ВСЕ

Пра-альна! За науку! За генетику!

После очередного возлияния Манюня проникается какой-то научной одержимостью.

ЧУБЧИК

И вот что ещё я вам скажу, друзья. Ведь до чего дошла генная инженерия, а, я вас спрашиваю? Вот, к примеру. В лаборатории всеми нами уважаемого профессора Метёлкина работал один научный сотрудник, правда — младший, но — голова, что мои три.

Он обладал удивительной способностью лишь одним только усилием мысли и воли мгновенно изменять свой генетический код, превращаясь то в муравья, то в свинью, то в шимпанзе, и даже — в крокодила. Правда, он однажды душевно перенапрягся, бедолага, и тут же усоп, у всех на виду.

Выпивают за упокой души усопшего младшего научного сотрудника.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Ты, Моня, лучше бы рассказал публикуму о своих изобретениях. Надеюсь, ты прихватил с собой свои авторские свидетельства и патенты?

Чубчик как открывает рот, так и не в силах закрыть его от неожиданности. Иван Абрамыч незаметно поддаёт ему локтём под бок. Малость оклемавшись и придя в себя, Манюня выдаёт:

ЧУБЧИК

Ну вы и скажете, старина! Что я вам: невежа какой или бухгалтер сельпо, чтобы ходить и перед всеми хвастать своими достижениями? Нет, увольте! Не дождётесь! Обижаете. Не таков Манюня Чубчик.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

(протестует)

Тогда скажу я. Взять, к примеру, хотя бы два его последних изобретения из области средств воздухоплавания. Как их? Напомни-ка.

Хитро подмигивает Манюне. Тот слегка замешкивается. Как бы стеснительно напоминает:

ЧУБЧИК

Да чего уж там теперь скрывать-то: «Аэроблин» и «Спирулёт» называются.

Изобретатель-самоучка Сидор настораживается и весь превращается в слух.

Просит с надеждой в голосе:

СИДОР

Ну так расскажи нам о них, хотя бы коротенько.

Манюне приступает к импровизации:

ЧУБЧИК

Да чего рассказывать-то? И тот и другой — летательные аппараты. Первый действительно похож на блин и перемещается в воздухе под действием электростатических сил отталкивания. Второй же — это тоже средство передвижения. Оно дует назад, а летит вперёд.

Крылья обладают свойствами сворачиваться в спираль и ввинчиваться в воздух. При посадке может зависать на проводах, на деревьях, садиться на крыши домов, на воду, плавать под ней. Да что только не может «Спирулёт».

Изобретатель-самоучка словно оживает. Интересуется:

СИДОР

А фигуры высшего пилотажа?

ЧУБЧИК

(со знанием дела)

И фигуры может, даже сверх высшего пилотажа.

СИДОР

Ого!..

ЧУБЧИК

(передразнивает)

Вот тебе и «ого».

(к Иван Абрамычу)

Всё, Абрамыч! Домой!

Словами этими Бабэльмандебский выводится из задумчивости, обусловленной размышлениями над тем, какой же у него талантливый ученик и последователь.

БАБЭДЬМАНДЕБСКИЙ

(соглашается)

Да-да, пора. Что-то мы тут засиделись, а великие дела не ждут. Надобно и честь знать.

Оба нетвёрдой походкой, поддерживая друг друга, направляются к выходу. Обострённый слух Чубчика невольно улавливает недоуменные восклицания оставшихся у пивной стойки недавних собутыльников:

ГОЛОС 1

А как же всё-таки собирать с дерева клубнику с малиной? Высоко же ведь!

ГОЛОС 2

А я что-то со «Спирулётом» не особенно понял!

ГОЛОС 3

Интересно, а почему всё-таки баклажаны не хотят расти?.

Таким образом, каждый из оставшихся оказывается наедине с множеством нерешённых вопросов, вдруг возникших в их головах на протяжении двух часов общего застолья. Иван Абрамыч покидает питейное заведение с твёрдым убеждением, что всё вышло как нельзя лучше.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Итак, Мануил Сафроныч, начиная с этого дня и до весны следующего года, нам с тобой обеспечено, как минимум, один раз в каждую неделю, по сто «наркомовских» с привесом.

Ко всему этому плюс закусь, просто так, как говорится — на халяву, за щедро раздаваемые обещания. Жить как-то надо?!

А насчёт саженцев… Ну что же. Может случиться так, что жизнь внесёт свои коррективы в ход событий, и тогда всё ещё может измениться. А пока что нечего ломать себе голову. Прочь сомнения!

ИНТ. КВАРТИРА БАБЭЛЬМАНДЕБСКОГО — УТРО

Утро следующего дня отмечено пасмурной погодой и таким же настроением. Однако, ближе к полудню вроде бы распогодилось.

Иван Абрамыч и Манюня первую половину дня проводят в боковых упражнениях, иной раз стеная и охая. Будит их какой-то непонятный шум, доносящийся со стороны улицы.

Манюня размыкает глаза. Потягивается. Иван Абрамыч смотрит на настенные часы с кукушкой. Они показывают без четверти час.

Пытается привстать с постели, но тут же ойкает, сгибается дугой и хватается за поясницу. С натугой выдавливает из себя:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Здоровье — разменная монета: им надо расплачиваться. Кажись у меня снова депрессия в пояснице. Знать, сон не в руку.

ЧУБЧИК

Что за сон?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Какое-то кошмарное видение. Будто бы я в каком-то складском помещении, среди голых, тощих полок. А среди этих полок бегают толстые голые продавщицы и один продавец, тоже голый, но худой…

Манюня покидает пределы раскладушки, активно считает рёбра методом чёса.

ЧУБЧИК

Что там за шум на улице, Абрамыч?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Не по тому адресу обращаешься. Посмотри сам.

ЧУБЧИК

Эк вас согнуло, компанэрос!

Позёвывая, подходит к открытому окну. С высоты второго этажа хорошо просматривается шествие небольшой процессии, преимущественно из представительниц слабого, но такого прекрасного пола.

Следует она по обочине проезжей части дороги. На самых её задворках семенит неуклюжая фигура древнего, но ещё энергичного старика. Это бывший компартиец, а ныне — общительный общественник, занимающийся на общих началах общими вопросами.

Процессию возглавляет дородная дама бальзаковского возраста. В холёных руках её красуется небольших размеров плакат. Он гласит: «Каждому телесериалу по концу!». Рядовому обывателю сразу же становится понятным, что перед ним — представители общества любителей телесериалов.

Как следeт из других плакатов, они, любители, крайне возмущены бесконечностью телесериалов, их кровавыми разборками.

Следующие за предводительницей другие общественницы — две худосочные особы, — с гордо поднятыми головами несут развёрнутый транспарант с надписью: «Лучше уж ничего, чем всего понемногу, но без конца».

Процессия завершается плакатом: «Не позволим! No passaran!».

Крадучись к окну косинусом, а разгибаясь подле него отрезком прямой, Иван Абрамыч ворчит:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Делать им что ли больше нечего? Ба-а, знакомые всё лица!

ГОЛОС

(за кадром)

Иван Абрамыч знает почти всё народонаселение города, пофамильно, а его знает почти каждая дворовая собака.

Оба возвращаются в покинутые ложа. В чём есть распластываются в них.

ЧУБЧИК

Иван Абрамыя! А откуда вы всех их знаете? И вообще, расскажите что-нибудь о себе.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Господи!.. Да эти шествующие особы мне знакомы по их же мужьям.

О себе? Как видишь, живу бобылём вот в этой самой

двухкомнатной квартире. Досталась она мне в наследство от матушки. Отца не помню. А воспитала меня, по правде сказать, детская комната.

Был женат, да весь вышел.

Жена с двумя детьми покинула меня по причине наличия взаимной перпендикулярности взглядов на жизнь.

С собой она прихватила почти всё, что могло перемещаться, и перебралась к другу детства Ромуальду Шаловливому. Кем только не приходилось мне работать и служить за всю жизнь.

Был и мальчиком на побегушках, и грузчиком. Был швейцаром, и официантом, продавцом, и театральным работником — осветителем…

Скажу только одно: то — не жизнь, а сплошные многоточия!

ЧУБЧИК

Ну-у-у-… У вас, Абрамыч, и богатая автобиография. Что ж вы раньше-то молчали?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Да, относительно мужей шествующих особ. В основном это начальствующий состав последнего места моей работы, а именно — производственный кооператив закрытого типа «Эй ухнем!».

Он поставлял свою продукцию в городской мебельный магазин «С лёгким стулом!» открытого акционерного товарищества с ограниченной ответственностью «Обух и дышло».

ЧУБЧИК

(интересуется)

А что за должность у вас была?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

(уточняет)

Должность я занимал ответственную, связанную с риском для жизни, но зато высокооплачиваемую.

Согласиться на неё отважился бы не всякий. Здесь нужен был человек со стальными нервами и чугунной выдержкой.

Моя штатная единица так и называлась — «Специалист по громоотводу».

Всё вроде бы и правильно: производство с максимальным применением лакокрасочных материалов.

В моё распоряжение был предоставлен отдельный прекрасно обставленный, оборудованный и оснащённый новейшей техникой служебный кабинет. Всё вроде бы чин-чинрём.

ЧУБЧИК

Ух ты! Не думал, не гадал, что буду иметь дело со специалистом по громоотводу. И как?..

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Однако то была лишь внешняя сторона дела. На практике же всё обстояло иначе. Специалисту по громоотводу отводилась незавидная роль «мальчика для битья», или иными словами — так называемого, в подразделениях товарищества, роль «ковёрного».

Его прямой обязанностью было являться начальству «на ковёр», за «того парня».

Заправлял всеми делами фирмы, то есть — товарищества «Обух и дышло», шеф, шустрый малый Пендель Криводуй, крутой и бескомпромиссный. Крутой не только на слова, но и на кулаки. Под его руководством трудилась целая орава начальников различных подразделений.

ЧУБЧИК

А в чём же всё-таки, конкретно, заключалась ваша роль «ковёрного»?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

И вот, только представь себе. Вызывает, к примеру, Пендель Криводуй к себе кого-либо из подчинённых начальников. Этот, кто вызывается, в свою очередь звонит мне и посылает к шефу меня вместо себя. Я иду. Шеф, если он не в духе, пытается отвести на мне душу. Надо было быть хорошо подготовленным и в совершенстве знать производство, чтобы суметь выкрутиться из любой ситуации и не заработать лишнего тумака.

Так что в вышеозначенной фирме я лучше других владел производственно-психологической ситуацией, и потому был в большой цене, хотя и не раз оказывался в нокауте. Но меня, главное, ценили, а цена эта была несоизмерима с количеством синяков и ссадин, заработанных мной в процессе общения с начальствующим составом.

ЧУБЧИК

Не позавидуешь!.. И что же дальше?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Но в один ненастный, пасмурный день — так уж получилось, — я оказался не в силах стерпеть несправедливых упрёков и болевых приёмов со стороны шефа. Контакты не совпали с напряжением, между нами проскочила искра. Фирма сгорела.

Сгорело и пожарное училище вместе с пожарным депо, расположенными впритык к ней. Как говорится — цирк сгорел, клоуны разбежались. А Пенделя Криводуя ищут до сих пор, найти не могут…

Вдруг у Иван Абрамыча что-то забурлило в животе, словно в сливном бачке туалета.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Послушай, Моня! Пожрать бы чего, а? Ты б глянул, что у нас там есть в холодильнике.

ЧУБЧИК

Вчера ещё смотрел. Хоть шаром покати: холодно и пусто, как в мировом пространстве.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

(чешет затылок)

Что же делать? Ума не приложу. Может у кого из соседей деньжат занять?

Манюня в полной безнадёге машет рукой

ЧУБЧИК

Да ведь не дадут же. Кому только не задолжали. Вон, Навлакия Пришпандорина даже грозилась в суд на нас подать.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Ну, ладно, ладно. Что-нибудь придумаем.

В воздухе недолгая пауза. Манюня что-то тихо шепчет в свой ботинок. Нарушив молчание, выдаёт на-гора:

ЧУБЧИК

Безысходность определяет внутренний надлом…

Иван Абрамыч тут же перехватывает инициативу.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Хватит, дружище, ныть и сопли на кулак наматывать. Выше голову. У нас с тобой всё ещё впереди.

(мурлычет)

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…

(философствует, к Чубчику)

Вся наша жизнь, чтоб ты знал, облачена в формы времени, пространства и причинности. Одевайся, дружок, и — вперёд. Нас ждут великие дела!

НАТ. УЛИЦА — ДЕНЬ

Солнце светит во всю «ивановскую». Не имея ещё никаких планов на текущий день, Иван Абрамыч Бабэльмандебский и Мануил Сафронович Чубчик шагают в полный рост, наугад, по одной из шумных улиц.

По левую сторону, через дорогу, расположен магазин «Суши вёсла!», торгующий водным спортинвентарём.

А вот редакция еженедельника «Будь здоров, не хворай!». Всевидящий, проницательный взгляд приятелей привлекает цветастое объявление на одной из металлических дверей.

КАДР: Выхватывается крупным планом изображение текста объявления.

ОБЪЯВЛЕНИЕ

Кальсоны шерстяные, ручной вязки.

Фасон-покрой — «Галифе,

выставочный вариант.

Только для младших научных сотрудников

и приват-доцентов.

Вход 1 руб.

Брось сюда!

Любопытство берёт верх. Два рубля из последней пятёрки быстро исчезают в щели. Что-то начинает гудеть. Что-то щёлкает.

Дверь сама собой отворяется и впускает любопытствующих, после чего сама же и захлопывается.

ИНТ. КОРИДОР — УТРО

Друзья оказываются в длинном, слабоосвещённом коридоре, в конце которого виднеется ещё одна такая же дверь.

С правой стороны на стене прикреплён стрелочный указатель с надписью:

КАДР: Выхватывается крупным планом изображение стрелочного УКАЗАТЕЛЯ с надписью:

УКАЗАТЕЛЬ

«Проходи дальше!»

Проходят. Открывают дверь. Зажмуриваются. Неведомая сила выталкивает обоих на ярко освещённое пространство улицы, параллельной той, с которой они только что пришли.

НАТ. УЛИЦА — УТРО

Небольшая толпа зевак, таким же образом попавшаяся на чью-то удочку, весело галдит и удовлетворённо-издевательски хлопает в ладошки.

Иван Абрамыч только и успевает воскликнуть:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Мать моя героиня! Объегорили, облапошили, к столбу позорному пришпандорили! У-у, авантюристы ушлые!

ЧУБЧИК

Да-а-а-… Такие-то вот дела, что прошу не беспокоить!

Приятели быстенько пересекают улицу и шмыгают под своды какого-то магазина, подальше от улюлюканья и насмешек.

ИНТ. МАГАЗИН — УТРО

Невольно оказываются перед прилавком, заполненным множеством разноцветных, надувных, резиновых шариков. Мужчина-продавец утопает в них, силясь надуть очередной шарик.

Перед прилавком КРУТОЙ бритоголовый — с чрезвычайно низким лбом, квадратным, скошенным подбородком и густыми, насупленными бровями. Рядом сынишка лет шести.

Дитя капризничает и желает какой-то особый шарик, но ни один из них не устраивает его.

Отец требует от продавца очередного надутия, показывая огромный кулачище из-под прилавка. Продавец пытается выразить протест, но слышит:

КРУТОЙ

Дуй, козёл бубновый, не то моргалы повыкалываю! Понял?!

За продавца вступается пожилая ЖЕНЩИНА:

ЖЕНЩИНА

Как вам не стыдно, гражданин? Что вы себе позволяете? Чему вы учите своего ребёнка?

Нисколько не задумываясь и не смущаясь, папаша парирует:

КРУТОЙ

Без сопливых обойдёмся! Ты кто такая?.. Тоже мне. Ишь, инфузория амёбная нашлась.

Женщина как открывает рот, так и не в силах его закрыть от возмущения. У неё перехватывает дыхание.

Всё закончивается тем, что капризный бутуз мастерски прокалывает один за другим три шарика, хватает папашу за штаны и тащит его к выходу из магазина.

Продавец падает в обморок. Вызвают «Скорую». Представители её констатируют: кислородное голодание. Пострадавшего увозят в больницу…

НАТ. УЛИЦА — АВТОЦИСТЕРНА С КВАСОМ — ДЕНЬ

Изнемогая от жары и голода, хватив на оставшиеся деньги по кружке кваса из автоцистерны, приятели принимаются раздумывать, куда же направить стопы свои.

Покуда они теряются в догадках, мимо, сверкая чёрным лаком и блеском никеля, шуршит какой-то шикарный лимузин. Останавливается подле парадных дверей ресторана «У самовара» отеля «Знай наших!».

Швейцар в парадной ливрее, выросший словно из-под земли, услужливо отворяет тяжеловесную дверку лимузина. Из его утробы молодцевато выскальзывает низкорослая фигура молодого старичка, одетого по последнему слову моды. Протягивает руку в кабину. Извлекает на свет божий прекрасное изваяние в лице царственной молодой особы.

Так и кажется, что на голову её выплеснут целый ушат драгоценностей. Она вся сверкает бриллиантами и светится неоновым светом. Улыбка с ямочками на персиковых щеках не сходит с её лица.

Со стороны можно подумать, что это дед с внучкой. Однако, то пара, связанная любовными узами, в которой Иван Абрамыч узнаёт своего давнего друга.

Прибывшие — Монблан Аристархович КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ и примадонна городского театра ПАВЛИНА Памперс-Лобызовская.

Ухажёр небрежно суёт в нагрудный карман ливреи вытянувшегося по стойке «смирно» швейцара бумажную ассигнацию неизвестного достоинства. Дама берёт его под ручку.

Иван Абрамыч, быстрой рысцой — переходящей в галоп, — приближается к вновь прибывшим с распростёртыми объятиями.

Радостно восклицает:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Монбланушка! Ты ли это, старина?!

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Вот так номер! Сколько лет, сколько зим! Обалдеть!

Тот, видимо, признаёт в приближающемся своего старого приятеля и выпростовывает вперёд руку для предстоящего мужского рукопожатия.

Иван Абрамыч на ходу заключает в свои ладони руку старца.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Дай облобызать тебя, верный товарищ мой, друг сердешный!

Но тут возникает небольшой казус. Бабэльмандебский, по причине заплетения ног, вдруг спотыкается. Не выпуская руки Монблана Аристарховича, брякается прямо на землю, потянув за собой и старца и спутницу, держащую его под ручку.

Завершающей сценкой встречи является мелькание в воздухе высоких, тонких каблучков чёрных, лакированных туфелек и вознесение небольшого облачка пыли над тремя — один на другом, — телами: Иван Абрамыч снизу, Павлина наверху.

Кочергин-Бомбзловский ругается:

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Фу, чёрт! Ну, ты, брат, и скотина! Разве можно так обращаться с дамой?

А та, как ни в чём не бывало, уже стоит на обеих и делает вид, что созерцает что-то там, в небесах.

Иван Абрамыч суетно:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ.

Пардон, Павлина Викентьевна, пардон! Видит Бог, не хотел.

Так уж получилось. От великой радости всё это, что имею честь лицезреть вас.

И вот теперь лишний раз убеждён в вашем

полном здравии и благополучии.

Обязан заметить, что цвет ваших туфелек прекрасно гармонирует с цветом ваших коленок.

Вы — бриллиант на золотой россыпи жизни, и не ругайте меня почём зря. Давайте-ка я вас отряхну.

Рукой проходится по тому её месту, на котором обычно сидят. Павлина вскрикивает от неожиданности:

ПАВЛИНА

Ой!..

Мастерски уклоняется от руки Бабэльмандебского, грозит ему пальчиком:

ПАВЛИНА

Вы всё такой же, как я посмотрю, шалунишка и баловник, Иван Абрамович.

Поймав её ручку, Иван Абрамыч проходится быстрыми, мелкими поцелуями от её браслета до плеча. Павлина зардевается и, как говорится, вся тает, образуя под собой лужу.

Со стороны Павлины кокетливо, соловьиной песней звучит:

ПАВЛИНА

Ну, полноте вам, старый проказник! Познакомьте же нас, наконец-то, с вашим приятелем.

Манюня смиренно стоит в сторонке на расстоянии десяти локтей и носком ботинка смущённо ковыряет асфальт.

Иван Абрамыч поясняет:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Оне стесняются…

(к Чубчику)

Манюня! Подойди же сюда. С тобой познакомиться желают.

Тот скромно, но с достоинством, подходит, представляется:

ЧУБЧИК

Мануил Сафроныч…

Со стороны Ивана Абрамыча следует короткое пояснение:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Наш отечественный Винсент ван Гог, Пабло Пикассо, Леонардо да Винчи.

Шедевров, равноценных «Ночному кафе», «Гернике», «Джоконде» или «Тайной вечере» создать ещё не успел, но уже где-то, я вам скажу, на подходе к истине.

Так что прошу любить и жаловать, несмотря на наш непрезентабельный вид.

Простота манер, скромность, отрешённость — наиболее характерные черты, свойственные молодым титанам изобразительного искусства и философическим, жизнеутверждающим натурам. А удел гения — прижизненная нищета и непризнание…

В воздухе временная пауза. Воспользовавшись ей, Бабэльмандебский успевает шепнуть на ухо Кочергину-Бомбзловскому:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Послушай, Монблан Аристархович! Не откажи в любезности. Одолжи, брат, на правах старой дружбы, пару сотенных: полное безденежье. При случае, верну.

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Изволь, Иван Абрамыч! Для лучшего друга — всегда…

Извлекает откуда-то внушительных размеров портмоне, отсчитывает пять сотенных, суёт их в руку просителя.

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

На! Вернёшь, когда посчитаешь нужным… Да, вот ещё что. Сегодня у меня в двадцать нуль-нуль намечается небольшая вечеринка. Собирается, так скть, местный бомонд.

Приходи, батенька, и друга своего прихвати.

Только уж приоденьтесь, приведите себя в божеский вид, а то смотреть на вас противно.

Вот вам визитные карточки. Всё, пошёл, меня дама ждёт.

Иван Абрамыч стоит как вкопанный, с открытым ртом. Смотрит вслед удаляющемуся под своды увесилительного заведения — под-ручку с прекрасной особой, — старинному другу.

Тот до недавнего времени такой же бессребреник, как и он сам, а теперь, видимо, умело вписавшийся в удачливейший зигзаг судьбы.

Швейцар же удаляется величественной походкой с горделиво поднятой головой, с подобающим достоинством захлопнув за собой парадные двери.

Проходит некоторое время. Иван Абрамыч постепенно приходит в себя. Стряхнув оцепенение, наконец-то выдавливает из себя:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Ну и дела-а-а-…! Уму непостежимо! Монблан, в таких видах, при таких обстоятельствах и возможностях… Он ли это?

Всё ещё никак не может прийти в себя. Манюня любопытствует:

ЧУБЧИК

Иван Абрамыч! Что это за люди? Расскажи.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Это Павлина Викентьевна Памперс-Лобызовская и Монблан Аристархович Кочергин-Бомбзловский.

Знаком я с ними ещё по работе в городском музыкально-драматическом театре. Там когда-то приходилось мне служить театральным осветителем. Так вот.

Павлина в те времена порхала балериной, числившейся в примах.

Павлина в те времена порхала балериной, числившейся в примах.

Кочергин-Бомбзловский, прозябавший в артистах второй весовой категории, подвизался там же, на главных второстепенных ролях в амплуа третьих любовников.

Манюня весь в нетерпении. Любопытствует:

ЧУБЧИК

А дальше?.. Дальше-то что?..

Иван Абрамыч продолжает:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

В спектаклях, «на стороне», ему любезно доверяли играть роль «колобка» и «ветра в поле». Но… когда это было! Монблан давно уже расстался с театром и года три-четыре пропадал неведомо где.

ЧУБЧИК

А Павлина?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Павлина?.. А что — Павлина! Это она сейчас такая гладкая уважительно-предупредительная. С её уст, так и кажется, готова сорваться фраза: «Мне так хорошо, что даже плохо!». Кстати, любимое её изречение — «Испытываю необходимость питать пристрастие к отвращению!».

ЧУБЧИК

Ты, Абрамыч, как я посмотрю, неравнодушен к её особе.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Как бы не так! Это ведь по её милости меня, Иван Абрамыча, попёрли из театра.

Во время спектакля посветил, видите ли, не туда, куда надо. Павлина раскапризничалась, закатила истерику, симулировала обморок. Результат: меня попёрли из храма Мельпомены и Терпсихоры в три шеи, без отпускных и выходного пособия.

ЧУБЧИК

Ух ты! А вы мне об этом ничего не рассказывали…

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Идём домой. Там доскажу.

ИНТ. КВАРТИРА БАБЭЛЬМАНДЕБСКОГО — ДЕНЬ

Оба «аякса», если только можно их так назвать, дома. Чубчик сидит за столом. Иван Абрамыч занят приготовлением обеда. Продолжает прерванный разговор:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

В этом году у Павлины последний театральный сезон. Годы! Как-никак, тридцать пять стукнуло.

Уже так не попрыгаешь-не поскачешь, не повертишься-не покрутишься.

Но как бы там ни было, прощальным гастролям предстоит быть пышными. Это я, Иван Абрамович Бабэльмандебский, обещаю…

И всё же.

Сцена — понятно! Но что же их — Монблана и Павлину могло так сблизить и объединить на жизненной стезе? Вот вопрос!

Мануил Сафроныч всё никак не может успокоиться:

ЧУБЧИК

Ну и женщина, Абрамыч! Эмансипэ! У неё совершенная конструкция.

Создавал её, видимо, талантливый архитектор. Не зря ведь

говорится — вернее я так думаю, — что хранители генеалогического древа, занимающиеся, в свободное время, воспроизводством потомства, муж — архитектор, жена — прораб.

Потрясая в воздухе пачкой купюр, Иван Абрамыч ликует:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Да Бог с ней, Манюня! Главное, мы спасены.

(напевает)

Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым…

Манюня всё не унимается.

ЧУБЧИК

Ну а этот, друг ваш, Монблан. Каков, а?

Иван Абрамыч приводит свой выходной костюм в порядок. По ходу рассуждает:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Да-а. Джентльмены, к счастью, ещё не перевелись. Не то, что тот, крутой, в магазине со своим оболтусом. Ведь — быдло!

Ты его ряди хоть в смокинги, хоть во френчи, да хоть и в тогу министра, а всё равно из них так и будет переть быдло.

А джентльмен — его хоть в лохмотья дырявые ряди, — так его за версту видно: манеры, брат, обхождение, науки разные, мысли философические, и прочие причиндалии.

ЧУБЧИК

Вот и я того же мнения о вашем друге. Есть в нём что-то такое этакое…

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

О Монблане что ли? Да как бы это тебе мягше выразиться: если в принципе, то он тоже — джентльмен, но какой-то вроде бы быдловатый что ли. Ты не находишь?

К слову, запомни на будущее. Если у тебя вдруг, когда-нибудь, возникнет непреодолимое желание просочиться в ряды великосветского общества, повстречайся, как бы невзначай, с одним из его представителей. Спроси его: « А не найдётся ли, уважаемый, в вашей домашней библиотЭке что-нибудь из Зигмунда Фрейда?».

Или же: «А не читали ли вы случайно, батенька, Зигмунда Фрейда о причинности пространства и времени? Нет? Ну как же так можно?!.. Рекомендую, батенька, рекомендую. Непременно почитайте, не пожалеете». И этим всё будет сказано. Этого вполне достаточно, чтобы сузиться и вырасти в глазах истеблишмента на пятнадцать сантиметров в высоту…

За час до предстоящей вечеринки оба уже готовы влиться в мирскую круговерть высшего общества. Заминка лишь со штанами Манюни. Они ему слишком широки, а лишнего ремня под руками не оказывается.

Однако, он быстро нашёлся. Прикрепляет штаны с помощью верёвочки к пуговице пиджака, с внутренней его стороны.

А в общем-то как представители порядочного общества выглядят они вполне достойно и убедительно.

ЧУБЧИК

Послушайте, Абрамыч! У меня предложение. А не ублажить ли нам себя в ресторане, перед вечеринкой, лёгким ужином при свечах?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Это ещё зачем?

ЧУБЧИК

Порадуем посетителей.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Да ну тебя! Оболтус! Вечно что-то придумаешь.

НАТ/ИНТ. ОСОБНЯК КОЧЕРГИНА-БОМБЗЛОВСКОГО — ВЕЧЕР

Место проживания Монблана Аристарховича Кочергина-Бомбзловского находится в живописном загородном районе. Добираются приятели сначала троллейбусом, затем трамваем. «Скромная обитель» хозяина повергает гостей в шок. То — огромный двухэтажный особняк, обнесённый высоким кирпичным забором и утопающий в глубине сада.

Боковая калитка, соседствующая с раздвижными металлическими воротами, оказывается запертой. Звонят. В смотровой дверной щели мелькают глаза ПРИВРАТНИКА. Густым, хриплым басом:

ПРИВРАТНИК

Кто такие?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Свои! Хозяин дома?

ПРИВРАТНИК

Много тут «своих» бродют… Ваши документы.

Показывают визитные карточки. Замок щёлкает. Дверца калитки распахивается, пропуская посетителей. В конце аллеи, ведущей к парадной лестнице, показывается тщедушная фигура Кочергина-Бомбзловского. Радостно восклицает:

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

О-о, святой Антонио!

Иван Абрамыч вторит ему:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

О-о, пресвятая дева Мария!

Хозяин спешит гостям навстречу, мельтеша ножками, наклонив голову набок, с дымящейся сигарой в руке.

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Иван Абрамыч! Мой вам до пояса и ниже! Милости прошу в мою скромную обитель!

Почтили всё-таки своим присутствием старого отшельника, осчастливили.

Сообщает радостную новость:

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

А вы у меня первые. Сейчас и гости начнут съезжаться. А покеда оне будут это делать, я успею показать вам своё хозяйство.

На правах хозяина дома, бегло, с краткими пояснениями водит их по своим апартаментам. На немой вопрос, так и сквозящий во взгляде Бабэльмандебского — откуда, мол, всё это, — Кочергин-Бомбзловский, не менее откровенно возведя глаза к небу, мысленно даёт понять что всё это дано свыше. Не всем этого уразуметь, всему своё время. Да и вообще — вопросы тут излишни. Иван Абрамыч подытоживает:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Судьба!

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Судьба, говоришь? Что судьба? Так можно всю жизнь чего-то прождать. А ты лучше возьми, да дёрни тихонечко Господа нашего за рукав-то, напомни ему о себе. Смотришь, и тебе кусочек пирога под солнцем сыщется.

Обо всё рассказывать просто нету времени: вот-вот гости подъедут. Обо всём доложу, как только время представится. Одно только могу сказать: всё, что вы здесь видите, зиждется на собственном здоровье и нетленных костях старческих.

Жилище обустроено шикарным образом. Повсюду охрана и прислуга.

В дверном проёме спальни на втором этаже, подперев голову рукой, закинув нога за ногу и облокотившись локтём о косяк, красуется тучная, могучего телосложения фигура чернокожей женщины с мощным торсом.

Подобная неожиданность заставляет Иван Абрамыча открыть рот и замедлить ход. Он не в силах сдержать себя:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

О-о! Что за чудо! Это откуда же у тебя этот нежный цветок — дитя Африки?

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Эту бабенцию я выписал из племени Мбабана Туки-муки, что в провинции Куанго-Буанго, для любовных утех. Сам понимаешь, чисто платонических.

Иван Абрамыч невольно, украдкой, переводит взгляд на неподобающее место мужской стати своего визави.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Понимаю, понимаю!

(шутит)

Значит — седина в голову, бес — в ребро? На манер Казановы.

Тот не был женат, но оставил после себя неисчислимое потомство.

Так что все мы — дети Казановы, а Казанова — порождение эпохи. Ну и правильно. Мужчина силён духом, женщина — телом. Да и вообще, по секрету: женщина — это наркотический продукт.

Хозяин несколько стушёвывается:

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Выходит, что так! Живём только раз. Между прочим, зовут её по-ихнему Йо-хо-хо, а по-нашему — Коломбина.

Своды основной залы украшены лепными изображениями персонажей греческого эпоса. На хорах заканчивают свои приготовления к игре музыканты.

Ужин сервирован а-ля-фуршет. Суть этого иностранного слова для Иван Абрамыча, ещё со времён далёкого детства, заключается в следующем. Под ним он подразумевает определённое действо, когда гости вереницей ходят кругами вокруг стола, на ходу выпивают, закусывают и удаляются восвояси.

Однако, для желающих, отдельно стоят столики с лёгкими, ажурными, приставными стульями.

Манюня Чубчик беглым взглядом окидывает столы, уставленные чёрной и красной икрой, свежими омарами, чудесной семгой. А чего только стоят заливные осетры, куропатки, батареи бутылок со спиртными напитками: винами, водками, коньяками.

Глотая слюну, шепчет Иван Абрамычу на самое ухо:

ЧУБЧИК

Всё, открываю кингстоны, ложусь на дно! Всего томительней на свете — ожиданье! Благоговею, уповая!

Потихоньку съезжаются гости. Зала медленно оживает, наполняясь звуками голосов и приглушённой игрой музыкантов, исполняющих игриво-шаловливую «Польку „Бабочку“ для молодого носорога».

Некоторые из гостей прибывают со своими малыми чадами, доставляющими взрослым немало хлопот.

Так, например, эти юные диверсанты, резвясь, потешаются тем, что подкладывают почтенным мужьям и дамам, под сиденья стульев, имитаторы неприличных звуков и запахов. Надо видеть лица и поведенческие реакции «провинившихся» взрослых. Вот потеха-то.

ДВОРЕЦКИЙ непрерывно объявляет фамилии вновь прибывающих, но… только именитых гостей: менее именитая публика не удостаивается подобной чести.

ДВОРЕЦКИЙ

Генеральный директор закрытого акционерного товарищества «Фирма веников не вяжет» господин Каюк Витольд Арнольдович!

Объявляет только что прибывших:

ДВОРЕЦКИЙ

Основатели кооператива «Сельхознавоз», двоюродные братья, господин Бжепшицкий Апостол Евграфович и господин Пшибжецкий Автандил Дормидонтович!

За ними тут же возникает ещё один из приглашённых.

ДВОРЕЦКИЙ

Фигвамвбок, господа!

Зал поначалу застывает и затихает от изумления. Потом проносятся лёгкий шумок и ропот. А где-то там, на ближних подступах к туалету, возмущённо звучит женский ГОЛОС:

ГОЛОС

Да как он смеет, подлец этакий?.. Хам!..

Видимо явно наслаждаясь произведённым на публику эффектом от произнесённого, дворецкий повторяет, добавляя:

ДВОРЕЦКИЙ

Фигвамвбок, господа! Господин Фигвамвбок Сусалий Пирамидонович, отпрыск скандинавской королевской династии, экс-дипломат!

По залу прокатывается волна облегчённого вздоха. Слышатся смешки и обоюдные поддёвки.

Гости всё прибывают и прибывают, а дворецкий всё продолжает:

ДВОРЕЦКИЙ

Гордость отечественного балета, госпожа Брунгильда Лучезарная и госпожа Амброзия Гибкая!..

(пауза)

Наши иностранные друзья: господин Петардо Хуан Бернардович из Бразилии и госпожа Джуди Балерини из Палермо.

(пауза)

Наши японо-вьетнамские друзья: Сунь-Ся-ка, По-Чём-пень, Ху-Вон-там!..

Со своей стороны хозяин находит уместным заочно знакомить Иван Абрамыча и Манюню со своими гостями.

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Вон, глядите, два закадычных друга — ПОЦЕЛУЙКО и НАЛИВАЙКО…

А выправка-то, особенно у Поцелуйко.

Действительно, так и хочется спросить у того: «В каком полку изволили служить, батенька?», и услышать в ответ: «В сто первом, кавалергардском!»

Монблан Аристархович советует приятелям:

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Идёмте-ка, подойдём к ним поближе. Кажется, в их

сторону направляет стопы свои Гармония Всеобъемлющая — жена генерала Портупей-Голенищева, генерала с ужимками отставного прапорщика.

У него есть ещё такая прибаутка: «Штык те в карман и портянка на шею!».

Так вот, Гармония, это, я вам скажу, не женщина, а полевая гаубица. Исключительно породистая и плодовитая особа.

Гармония Всеобъемлющая сходу, без обиняков, прямо в лоб атакует молодіх людей

ГАРМОНИЯ ВСЕОБЪЕМЛЮЩАЯ

Добрый вечер, господа! Мы с вами не знакомы?

Один из них молодцювато прищёлкивает каблуками с одновременным вскидыванием головы. Став во фронт как заправский служака, лихо подкрутив щёгольские щёточки усов, отвечает:

ПОЦЕЛУЙКО

Никак нет! Не имеем чести знать!

(представляется)

Поцелуйко!

Превратно истолковывая подобное представление, его по обычаю целуют: мужчины — подчёркнуто вежливо, по-мужски, так же подкручивая усы, от смущения крякая, кряхтя и покашливая в кулак.

Женщины — с особым рвением, но с опаской оглядываясь: «Моего здесь нет?» и произнося: «Какой милый чебурашка!».

Произведя отмашку рукой, точно таким же манером представляется и другой:

НАЛИВАЙКО

Наливайко!

Гармония не упускает случая обратиться к проходящему мимо официанту с бутылкой коньяка и хрустальными рюмками на серебряном подносе:

ГАРМОНИЯ ВСЕОБЪЕМЛЮЩАЯ

Эй, человек! Налей-ка нам, братец, по маленькой на троих: душа жаждет… Ну, причастимся, друзья, и возрадуемся!

Выпивают. Закусывают конфеткой. Те, как выясняется впоследствии, оказываются «Музыкальными», подкинутыми на поднос юными экстремистами…

А гости всё прибывают и прибывают, заполняя собой залу.

Дворецкий представляет следующего гостя:

ДВОРЕЦКИЙ

Гость Востока! Господин Челдобухры ШУЛДЫБУРДЫК семнадцатый.

Посылая в публику двумя руками три воздушных поцелуя, вновь прибывший приветствует:

ШУЛДЫБУРДЫК

Мордухале чугуп апанамана бирды-кирдык!

ДВОРЕЦКИЙ

(продолжает)

Известный в салонных кругах юморист-пародист господин ТАБУРЕТКИН Исидор Сысоевич!

Обезьянничая всем лицом, на манер шута, в замысловатом реверансе, тот отвешивает низкий поклон.

Создаётся впечатление, что он танцует губами: верхняя улыбается, нижняя плачет. При этом левый глаз не слушается правого.

ТАБУРЕТКИН

Здравствуйте, кто как может!

Голосом Владимира Вольфовича справляется:

ТАБУРЕТКИН

Полководцы вам не нужны?.. Пока — нет? Ну что ж, я подожду.

С этими словами теряется в толпе праздношатающихся…

Монблан Аристархович, испрашивает у своих друзей разрешения покинуть их, сославшись на какие-то неотложные дела.

Те продолжают обход залы. Они завязывают с присутствующими светские беседы, выслушивают их советы, пожелания и наставления.

Вот небольшая стайка любопытствующих окружает писателя местного масштаба АМУЛЕТА МОДЕСТОВИЧА Чертополоха, который — по его собственным утверждениям, — пишет о том, чего нет и не было, но вполне могло бы быть.

Он неторопливо, назидательно-нравоучительно ведёт беседу со своими слушателями:

АМУЛЕТ МОДЕСТОВИЧ

…Непреложным правилом пишущей братии должен стать девиз: «Пиши, товарищ, пиши, и из этого что-нибудь да получится». И тогда писатель начинает постепенно обрастать своими произведениями, от головы до шляпы.

А если взять в целом, то литератора надобно уподобить быстрой лани, а цензоров и критиков — стае волков.

Хороший литератор, дабы донести свою «крамольную» мысль до умов читателей, должен так, мастерски завуалировав, преподнести её в своём произведении, чтобы любой цензор или критик был бы беспомощен в своём стремлении «утопить» произведение.

Сделав небольшую передышку, продолжает:

АМУЛЕТ МОДЕСТОВИЧ

Следовательно, стоящий литератор за счёт наличия представителей литературно-фискальной номенклатуры совершенствует и оттачивает своё мастерство.

Благодаря этому произведение его приближается к высокохудожественному, тянущему на Нобелевскую Премию.

Среднего и слабого литератора цензоры и критики просто «съедают», как каннибалы.

Если последних просто не будет, то даже хороший литератор изленится пером и душой, превратившись в захудалого, посредственного бумагомарателя.

Литература станет чахнуть и вырождаться. Хотя, правда, и в этом случае читатель сыщется.

На какое-то мгновение задумывается. Возводит глаза к потолку. Что-то припомнив, продолжает:

АМУЛЕТ МОДЕСТОВИЧ

Не зря Антон Павлович Чехов в своей юмореске «Правила для начинающих литераторов» заметил: «Нет того урода, который не нашёл бы себе пары, и нет той чепухи, которая не нашла бы себе подходящего читателя».

Отсюда вывод: цензоры и критики просто необходимы — на то и щука в озере, чтобы карась не дремал, — а чтобы таковых много не расплодилось, то их надобно время от времени отстреливать, особенно кровожадных. Так, а теперь переходим к критическим заметкам о критиках…

Иван Абрамыч считает своим долгом высказать своё мнение.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

А я того мнения, что писатели — то всё приёмные дети лейтенанта Шмидта: ходют, понимаешь ли, с вечно протянутой рукой, ходют, а чего ходют, сами не знают.

ЧУБЧИК

Да-а, что-то много их расплодилось в последнее время. Слушай, Абрамыч. А если все начнут писать?..

Вот если каждый напишет хотя бы по рассказу, то сколько же этих томов будет, да по сколько же листов каждый, а? Ведь это ж надо?!

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Всем писать нельзя. Надо по делу и существу. Вот, к примеру, мой сосед по лестничной площадке Иван Васильич осчастливил Василия Иваныча, живущего этажом выше, неким обещанием.

Обещание — выполнить его просьбу: оценить одно из его художественных произведений. Оценил. Написал десять листов рецензии на его четверостишие, высказав тому дословно: «Поэзия — это отражение внутреннего мира творца. Её нельзя организовать и оценить никакими баллами. Ваше же стихотворение близко мне своей непонятливостью».

Что-то припоминает. Продолжает:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Утверждает, что написать его побудило желание облегчиться.

Сам же поэт признаётся, что бриллиантовую россыпь своих поэтических шедевров он создаёт этак непринуждённо, легко, просто и весело, на пути между туалетом и ванной. Кстати, Иван Васильич на данный момент занят написанием диссертации на тему «О совокуплении бабочек в процессе их свободного парения»…

По кругу залы с горделивым достоинством и подобающей грацией гарцуют две пожилые девушки. Шествуя, взявшись под-руку, они о чём-то мило беседуют.

ГОЛОС

(за кадром)

Знакомьтесь! Юрисдикция Аполлинариевна Соковитая.

КАДР: Выхватывается крупным планом, в статике. Затем — в динамике.

ГОЛОС

(за кадром)

Юрисдикция Аполлинариевна Соковитая — заядлая коротковолновик-любитель.

Она поддерживает радиосвязь со всеми странами мира, предпочитая связь с представителями мужского пола. Обычно своих визави она спрашивает: «Чем работаем: ключом или на микрофон?». А о ней самой говорят: «Каждый раз, выходя в ночной эфир, она жаждет случайных связей».

ГОЛОС

(за кадром)

А это — Марфа Евлампиевна Ядрёная.

КАДР: Выхватывается и её стать крупным планом. Тоже в статике. Затем — в динамике.

ГОЛОС

(за кадром)

Её жизненная цель — поиск верного друга жизни, верного до гробовой доски. Ищет до сих пор. От тоски по ласке, и одиночества в сто этажей, курит пенковую трубку, предпочитая крепкий, дешёвый табак. Её знакомства с незнакомыми мужчинами, как правило, подчиняются единому сценарию и сводятся к следующему. Поймав «на мушку прицела» предполагаемого спутника жизни, она тут же преграждает ему дорогу.

Удерживая под мышкой деловую кожаную папку, опускает очки на самый кончик носа. Глядит поверх них, в упор, на собеседника. Встав к нему в полоборота, слегка откидывает голову в правый бок, а левую ногу в воздух, несколько назад. Затем спрашивает: «А не были бы вы столь любезны, уважаемый, взять на себя труд сообщить одинокой женщине, где тут у вас находится научная библиотэка?»…

…Последнее слово она произносит через букву «э» с волжским напевом.

В результате ответа на подобный вопрос Марфа однажды даже чуть не забеременела.

Но всё, слава Богу, обошлось. Теперь она более осмотрительна и требовательна как к себе, так и к будущим претендентам на её сердце. Всё, хватит!

Где-то в глубине залы, за отдельным столиком, неясно просматриваются фигуры безудержного рассказчика неприличных анекдотов Стопкина-Рюмашевича и его закадычного друга, эстонского молдаванина грузинского происхождения из Канады, Гиви Кальвэ.

Они сосредоточенно фуршетятся, молча разговаривая с осетром и бутылкой водки.

Появляется вроде бы супружеская чета, но… Где-то сзади шушукаются в полголоса:

КАДР: Выхватываются некто тихо БЕСЕДУЮЩИЕ за столиком.

БЕСЕДУЮЩИЕ

(тихо)

Смотрите, смотрите! Тур-Буяновский со своей Партией Ильиничной Коммунистической явились не запылились.

В народе бытует сокращённое — «со своей ПИКой».

БЕСЕДУЮЩИЕ

(продолжают)

Ишь, рыжие-бесстыжие!

ГОЛОС

(за кадром)

Ни для кого не составляет большого секрета, что её он любит сильней, чем собственную жену, но любит как-то особенно, исподтишка.

Как-то раз он даже признался, сказав: «Каюсь! Жене своей я изменяю частенько, но отечеству — никогда!».

Радостно мчится, весь сверкая и роняя за собой искры, известный повеса и сердцеед Сапфир Алмазов. Он преследует захлёбывавшуюся от смеха и счастья молоденькую Увертюру Какис-Ляписову, модистку из дамского салона «Фигли-Мигли» госпожи Иродиады Фритьюр.

Все находятся в состоянии беспробудного веселья. По лицам блуждает одна приятность.

Переполненные впечатлениями от всего увиденного и услышанного, приятели решают выйти на двор. Выходят на веранду.

НАТ/ИНТ. ВЕРАНДА — ВЕЧЕР

Воздух пропитан запахами бразильского кофе, духов «Виолет де парм» и гаванской сигары. К ним примешивались аромат цветов и запахи трав.

По пути друзья мельком успевают услышать и узнать, что, оказывается, тёмной личностью называют негра, и о том, что произошло, когда Соня Айсберг направилась к Шлагбауму, чтобы дать Маху.

Всё это как-то очень свежо и забавно. Друзья недоумевают, особенно Манюня:

ЧУБЧИК

Куда это мы с вами попали, а, Иван Абрамыч? Это прям какой-то театр абсурда.

Тот и сам толком ничего не понимает, теряясь в догадках, хотя просветление постепенно начинает овладевать всем его существом.

Вечер чудесен. Всё небо усеяно звёздным бисером и полная луна бросает бледные, колеблющиеся блики на их лица…

Сквозь шум голосов и приглушённые звуки «Ноктюрна» Шопена пробивается голос дворецкого:

ДВОРЕЦКИЙ

Граф Бан де Роль и маркиз Подитуда!

Иван Абрамыч пожимает плечами.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Даже и не знаю, что тебе сказать, Моня. Хотя мне порой начинает казаться, что здесь разыгрывается великолепный спектакль жизни с участием гениальных актёров.

А что такое жизнь человеческая?

Я тебе скажу, только ты заруби себе это на носу: вся наша жизнь — один сплошной спектакль под названием «Пролог к небытию» или же «Прелюдия к Вечности».

Выбирай, что тебе больше по душе. А в общем-то…

Манюня не даёт ему договорить:

ЧУБЧИК

А мне думается, что вся наша жизнь — сплошной цирк. Кто-то на трапеции раскачивается, кто-то по канату ходит, кто-то вдребезги разбивается… А клоунов сколько!..

Вдруг, ни с того ни с сего, прищёлкнув пальцами, громко изрекает в пустоту:

ЧУБЧИК

Два кофе на терассу!..

Этим он видимо желает удостовериться в реальности происходящих событий и в соблюдении утончённых правил и нравов общества, в котором ему предоставлена честь оказаться.

Словно по мановению волшебной палочки перед ними возникает изящная фигура сказочно прекрасной, знойной креолки в одеянии Евы, едва прикрывающим лишь нижнюю часть её женских достоинств.

В руках она удерживает маленький фаянсовый поднос с двумя фарфоровыми чашечками с исходящим ароматом кофе. Установлены они на блюдечках с позолоченными каёмочками.

Поражённый изяществом форм нагого шоколадного цвета тела и ослепительной красотой креолки, Манюня восклицает:

ЧУБЧИК

О, Боже! Ущипните меня! Не сон ли это?!

Щиплет себя левой рукой за правый бок.

ЧУБЧИК

Больно, однако! Следовательно я действителен в своей действительности: я живу и грежу наяву. А как тебя величать, милое создание?

СОЗДАНИЕ

Гуля, Пых-Мотузовская!

Видение тает так же неожиданно, как и возникло.

Иван Абрамыч, причмокивает и прищёлкивает языком.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Да-а-а-… Небольшое несоответствие, но всё равно: эта дева обольстительна в своей наготе. Не мешало бы поближе познакомиться с ней.

Дымя презентованной гаванской сигарой и мелкими глотками потягивая кофе, Манюня шутит:

ЧУБЧИК

А вы, оказывается, любезнейший Иван Аброамыч, бабник и старый развратник.

Но, как издревле говорится, пути Господни неисповедимы. Между колоннами мелькают три женских силуэта и приближаются к ублажающим себя кофеями и сигарным дымом Бабэльмандебскому и Чубчику.

Один из СИЛУЭТОВ, по виду и манерам самый старший, а следовательно и самый опытный в делах по амурной части принимается журить мужчин:

СИЛУЭТ

Мальчики, и не стыдно вам? Забились в угол и ни гу-гу. Нехорошо. Давайте знакомиться.

Познакомились. Две высокие, дородные незнакомки оказываются сёстрами: это САЛАМАНДРА и СКОЛОПЕНДРА Кукуевы.

Их наставница — Анна Ахмутдиновна ПРЫГУНЕЦ-СКАКАЛКИНА, а за глаза — согласно народной молве, — просто Анка-запеканка.

Она выпускает струйку табачного дыма из правого уголка пунцовых губ чувственного, порочного рта. Проявляя большой коэффициент подвижности, кокетливо заявляет:

ПРЫГУНЕЦ-СКАКАЛКИНА

А мы за вами давненько наблюдаем. Вы всё как-то особняком да особняком среди всей этой шумной оравы человеко-мужчин.

Наше внутреннее чутьё, базирующееся на подсознании, подсказывает нам, что наши новые знакомые испытывают некий интеллектуальный дискомфорт.

Говорит долго и нудно, используя безобидную людскую привычку некоторых людей во время разговора машинально покручивать у собеседника пуговицу. Этим она и занимается по отношению к Манюне.

Тот поначалу не придаёт этому факту сколь-нибудь большого значения, но потом вдруг вспоминает, что к этой пуговице у него на верёвочке подвязаны брюки.

Положение ещё усугубляется и тем, что обе руки его заняты: одна кофейным прибором, другая — сигарой, а обе сестрёнки уже успевают подхватить его с обеих сторон под руки.

Так что по рукам он связан окончательно и бесповоротно, а Прыгунец-Скакалкина, беззаботно болтая, всё крутит и крутит пуговицу его пиджака…

Её уже не остановить никакими «коврижками» по причине всеобщей скованности частей тела.

Смекнув в чём дело, Иван Абрамыч пытается прийти на выручку своему товарищу. Питая слабую надежду сбыть с рук этих назойливых дам, он начинает дипломатничать:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

С вашей стороны было очень мило терпеть нас столь долго.

Но не тут-то было.

ПРЫГУНЕЦ- СКАКАЛКИНА

Я позволю себе усомниться в ваших словах, многоуважаемый Абрам Иваныч.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

(поправляет)

Иван Абрамович!

ПРЫГУНЕЦ-СКАКАЛКИНА

Какая разница! Вот я и говорю Иван Абрамыч: не были бы вы со своим другом столь любезны, чтобы изъявить желание потанцевать с нами?

Извивающимися движениями тела Манюня пытается освободиться от двухсторонних захватов. Жалобно стонет:

ЧУБЧИК

Мы в обязательном порядке изъявим, только чуть-чуть попозже. Мы в скором времени засвидетельствуем вам своё почтение. Вы только идите, а мы вмиг обернёмся.

ПРЫГУНЕЦ-СКАКАЛКИНА

Нет, нет и ещё раз нет! Танцевать, и сейчас же!

Саламандра Кукуева низким грудным голосом поддерживает свою наставницу:

САЛАМАНДРА

И правда, мальчики, пойдём же плясать.

Манюня сопротивляется. Он всем телом извивается между двумя столпами.

ЧУБЧИК

Да не хочу я!

Тут уж звучит колоратурное сопрано Сколопендры Кукуевой:

СКОЛОПЕНДРА

Ну нет уж, пойдёмте!

Вдруг Анка-запеканка испуганно восклицает:

ПРЫГУНЕЦ-СКАКАЛКИНА

Ой! Господин Чубчик! Я пуговичку вам случайно открутила. Ну, чисто случайно, нечаянно. Ничего?

Вы уж извините меня, подлую. После танца обязательно пришью. Девочки!..

И сёстры, повинуясь поступившей команде и внутренним порывам души и сердца, ещё сильнее стискивают под руки сопротивляющегося.

ИНТ. ЗАЛ ОСОБНЯКА — ВЕЧЕР

Тот на руках девиц зависает в воздухе. Сёстры устремляются с Манюней к центру залы. Ставят пред свершившимся фактом.

А факт таков. Высвободив Манюню из захватов, сестрёнки оставляют его в покое, любуясь им со стороны.

Тот стоит среди залы. В зубах дымящаяся сигара. В одной руке, на уровне груди, кофейный прибор с недопитым кофе. Другая рука прижата к животу, чуть ниже уровня поясного ремня. Брюки складываются в полусжатую гармонику.

К Чубчику уже спешат Бабэльмандебский и Прыгунец-Скакалкина.

Первый поспешно освобождает его от кофейного прибора и сигары. Вторая, приблизившись к нему вплотную, заигрывающе и несколько в нос, изрекает:

ПРЫГУНЕЦ-СКАКАЛКИНА

Ну что, потанцуем?

(распоряжается)

Что-нибудь этакое, зажигательное, латиноамериканское!

Музыканты на хорах играют «Я в Рио-де-Жанейро». Одна рука Манюни оказывается свободной. Другой он старается незаметно подтягивать брюки как можно выше.

Партнёрша ловит в свою руку свободную руку партнёра, а другой обвивает его талию. Свидетельствует с игривой лукавинкой в глазах:

ПРЫГУНЕЦ-СКАКАЛКИНА

Я вас обняла. Отчего ж вы не сделаете то же самое? Обнимите же меня!

Мысль Манюни Чубчика лихорадочно работает. Взяться за её талию — штаны спадут или же совсем соскочат. Держать свою руку во время танца прижатой к своему животу — тоже не дело, не поймут, а если и поймут, то превратно.

Тогда он принимает единственно правильное решение. Он резким движением отнимает руку от своего живота.

Обхватывает партнёршу намного ниже талии и сильно прижимает к себе.

Партнёрша испуганно шепчет:

ПРЫГУНЕЦ-СКАКАЛКИНА

Что вы замыслили, проказник? На нас ведь смотрят.

ЧУБЧИК

Ну и пусть себе смотрят, коль не могут шагать в ногу со временем. Сегодня в Латинской Америке все так танцуют. Это новое веяние времени.

Сильное прижатие в результате вынужденного слияния партнёров сковывает все их движения, за исключением боковых, да и то не на согнутых: мешают коленки.

Поэтому ноги танцующей пары работают больше на систематическое расширение при отсутствии всяческих телодвижений.

В конце концов Чубчик тáк прижимает партнёршу низом к себе и подтягивает наверх, что ноги её зависают в воздухе, и он приобретает свободу движения.

Он начинает носиться со своей партнёршей по всему периметру залы, а Прыгунец-Скакалкина только и успевает восклицать, изумлённо-радостно:

ПРЫГУНЕЦ-СКАКАЛКИНА

Ух ты!.. Ух ты!..

Звучит завершающий аккорд. Смолкают звуки музыки. Танец прекращается и пары расходятся.

Еле высвободившись из цепких рук партнёрши, Манюня вмиг испаряется, шустро юркая в праздную народную массу. Им овладевает желание остаться наедине с самим собой и осмыслить всё случившееся.

ИНТ. ТУАЛЕТНАЯ КОМНАТА — ВЕЧЕР

Отдышавшись в туалетной комнате, он быстро приводит себя в порядок, а очутившийся рядом Иван Абрамыч уже успевает раздобыть ему брючный ремень.

С дрожью во всех чреслах Манюня мысленно старается воссоздать возможные последствия той ситуации, в которой мог бы оказаться. Картина получается довольно-таки неприглядной.

ИНТ. ЗАЛ ОСОБНЯКА — ВЕЧЕР

Друзья вновь возвращаются в лоно великосветского общества, скромно укрываются за одной из колонн и готовятся наблюдать за тем, что происходит в зале.

Но не тут-то было. Намётанный глаз Манюни вмиг улавливает начавшееся движение в их сторону сестриц Кукуевых и их наставницы госпожи Прыгунец-Скакалкиной. Манюня с дрожью в голосе:

ЧУБЧИК

Атас! Лёгкая кавалерия!

Друзья спешат ретироваться. Скрываются за ближайшей дверью. Оказываются в каком-то коридоре.

ИНТ. КОРИДОР — КОМНАТА — ВЕЧЕР

Одна из его боковых дверей приводит их в комнату, где трое пожилых людей — женщина и двое мужчин, — обсуждают молодёжную проблему.

Ученическая доска, висящая на стене вся испещрена математическими формулами дифференциального и интегрального исчисления.

Тут же развешены какие-то таблицы и графики. За разговором они даже и не замечают прибытия незваных гостей.

А те, без излишнего шума, молча приседают на стоящие рядом стулья. Прислушиваются к шумам, доносящимся из-за двери. Помалу их волнение улегается и внимание постепенно переключается на дискуссию беседующих. Говорит ЖЕНЩИНА:

ЖЕНЩИНА

Итак решено: будем открывать обязательные годичные, платные курсы «Жених и невеста». Предусматриваются два потока — мужской и женский с выдачей дипломов женихам и аттестатов

зрелости — невестам.

Форма обучения — заочная, семестровая. Обучение — двумя потоками под девизами «Двум тёщам не бывать, одной — не миновать!» для женихов и «О свекровь, о жизнь моя!» для невест. Мужским потоком будет заведовать Энтузиаст Пахомович ГОРЛОХВАТОВ.

Горлохватов встаёт, раскланивается. Женщина продолжает:

ЖЕНЩИНА

Женским потоком — Хорда Алладиновна БРАНДАХЛЫСТОВА.

Брандахлыстова совершает тот же маневр, что и Горлохватов.

ЖЕНЩИНА

Руководителем курсов, безотлагательно и бесповоротно, буду я — Новелла Рахатлукумовна ХВОРАЯ.

ХВОРАЯ

На данный момент мы должны коснуться одной из наболевших, щепетильно-интимных проблем — темы брачной ночи.

Тема будет входить несколькими вопросами в экзаменационные билеты, перед преддипломной практикой.

Теперь слово вам, Энтузиаст Пахомович.

ГОРЛОХВАТОВ

Рассматривается частный случай технического оснащения брачного ложа молодожёнов.

С помощью элементарных математических выкладок и формул матанализа приходим к выводу, что для брачной ночи лучшего ложа и не придумаешь, чем раскладушка. Почему? Об этом нам поведает Хорда Алладиновна.

БРАНДАХЛЫСТОВА

Почему раскладушка, спрашивается.

Да потому, что последней предусматривается конструкция двойных стандартов.

То есть — раскладушка с регулируемым противовесом, когда «дэ икс по дэ тэ» равен нулю. Что и требуется доказать…

Иван Абрамыч с Манюней так же тихо и незаметно выходят, как и вошли.

Из-за дверей соседней комнаты тоже доносятся чьи-то голоса.

ИНТ. КОРИДОР — СОСЕДНЯЯ КОМНАТА — ВЕЧЕР

Заглядывают и туда. Первое, что они слышат — голос ДАФНИИ Паштетовой:

ДАФНИЯ

…А из-за двоюродной бабушки моего троюродного дедушки в тысяча восемьсот семнадцатом году чуть не возник военный конфликт между двумя дружественными государствами…

Дафния Паштетова пребывает в небольшой компании, расположившейся крýгом.

В его центре восседает идальго АНТОНИО ДЕ АЛЬВАРЕС, или просто — Антон Альваров.

Звучат слова упрёка, изрекаемые женским голосом:

ГОЛОС

(за кадром)

Дафния! Старших перебивать не гоже. Продолжайте, Антонио.

АНТОНИО ДЕ АЛЬВАРЕС

…Так вот значит я и говорю. Как-то раз, пребывая в краткосрочном отпуске на одном из островов тихоокеанского архипелага,…

КАДР: Повествование сопровождается воспроизведением последовательности событий, о которых повествует Антонио:

АНТОНИО ДЕ АЛЬВАРЕС

(продолжает)

…утопая в глубоком шезлонге в тени разлапистых ветвей мангового дерева, я наслаждался утренним шумом прибоя, многоголосым пением птиц, и чёрт те знает ещё чем.

И вдруг — волна цунами! Того острова давно уже нет, его поглотила морская пучина.

Один день и одну ночь несла меня эта волна на своей вершине, пока не выбросила на борт авианосца одной дружественной нам державы.

И не просто на борт, а прямо в люк бомбового отсека палубного бомбардировщика, уже набиравшего разгон на взлётной полосе…

(пауза)

…Что делать? Хотя вы знаете, я не робкого десятка но тут и у меня забегали мурашки по коже, сами понимаете.

Ну, взлетели мы, значит, летим. Часика через два отбомбились. Держусь за внутренность обшивки фюзеляжа, чтобы самому не бомбануться. Легли на обратный курс, а тут, как назло, островные туземцы.

открывают по нам, из высокоточного переносного ракетного комплекса, залповый огонь…

(пауза)

…Попали, мерзавцы. Ясное дело: самолёт — в пике, я в бомбовом отсеке кручусь как… в проруби. Улучив момент, отталкиваюсь ногой от рулевой тяги и отделяюсь от падающего самолёта. Он уже далеко внизу, а я прощаюсь с жизнью, мысленно испрашиваю прощения у родных, близких и знакомых, у Господа нашего Бога за пригрешения. Лечу, распластавшись в трёхмерном пространстве. Всё, думаю, ништяк-кранты: сейчас плюхнусь, акулы тут как тут и — «прости, прощай Одесса-мама!»…

(пауза)

…Но, видимо, прислушалась матушка-природа к моим мольбам и стенаниям. Уже на самом подлёте к поверхности воды на меня обрушился чудовищной силы тайфун. Он подхватил меня и вынес на самую вершину…

Он нёс меня в западном направлении три дня

и три ночи. На четвёртый день тайфун, достигнув берегов Индии, обрушился на них, преобразовавшись в громадный смерч. Подхватив меня, он понёсся на северо-северо-запад. Минуя Пакистан, Афганистан, Таджикистан с Узбекистаном, он стал затихать и в скором времени плавно опустил меня недалеко от здания ташкентского аэропорта…

(пауза)

…Здесь меня уже поджидал правительственный самолёт.

Почти неделю — пока меня носило — весь мир, затаив дыхание, следил за перемещениями общего достояния планеты Земля, её сына, то есть — меня. Я забыл сказать: дело в том, что во время вынужденного путешествия мной осуществлялась с Большой Землёй двусторонняя связь посредством сверхсовременного мобильного телефона…

(пауза)

…Так вот, спустя короткий промежуток времени я уже в столице нашей Родины Москве. Фото-, радио-, телерепортёры, цветы. Женщины кричат «Ура!» и в воздух парики бросают. Каждый представитель мужского пола так и норовит пожать мне руку и приглашает на брудершафт или на посошок. Почётный кортеж доставляет меня прямо в Кремль. «Сам» вручает мне орден за мужество и отвагу.

Назначает ежемесячное денежное пособие с вознаграждением и пожизненную персональную пенсию.

(пауза)

Потом, как и следовало ожидать, стены американского конгресса, палата лордов на берегах туманного Альбиона, Рио-де-Жанейро, Париж, Рим, Берлин, Брюссель и так далее, и тому подобное. В результате — почётные должность и звание посланца Мира и доброй воли. В этом качестве объездил я почти весь свет. Но всему своё время и всему есть свой конец: от всеобщего внимания и чрезмерной опеки я просто утомился.

Жизнь такая стала мне в тягость, и я решил выйти в тираж.

Инкогнито — чтобы избавиться от излишней людской молвы, — я переехал в этот город, оброс друзьями и знакомствами, окунулся в самую гущу народных масс, влача безбедное существование, и теперь я весь к вашим услугам: я ваш!..

Устав слушать всякие байки и небылицы, Манюня изрекает:

ЧУБЧИК

Хрен с ним, с этим идальго! Я вижу, что этот посланец испытывает благостное томление от снизошедших на него блаженства, духовного счастья и покоя.

Пойдём-ка лучше, Абрамыч, глянем, что там без нас делается.

Шут с ними, с этими настырными бабенциями. Нам с ними детей не рожать, а кушать хочется…

И дербалызнуть не мешало бы.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Твоя правда. Но, всё-таки, надобно соблюсти некоторую предосторожность…

ИНТ. КОРИДОР — ВЕЧЕР

Коридорная дверь с шумом и треском распахивается. В коридор врывается какое-то «ЧУДО-ЮДО» с косичками вразлёт, бешено вращая зрачками испуганных глаз и молчаливо взывая о помощи…

Так как оно оказывается на пути следования Ивана Абрамыча и Манюни, то невольно стушёвывается и тут же хватается за ухо цепкими пальцами ПРЕСЛЕДОВАТЕЛЯ — запыхавшегося тучного гражданина.

Чубчик хочет заступиться за дитя, но Иван Абрамыч слегка осаживает его, незаметно дёргая за рукав: мол, подожди, посмотрим, что дальше будет.

С победным торжеством, всё сильней и сильней сжимая ухо чуда-юда, преследователь торжественно восклицает:

ПРЕСЛЕДОВАТЕЛЬ

Попалась, поганка ты этакая! Ты чья будешь? Как тебя звать?

Дрожа всем существом и большими бантиками в косичках, «чудо-юдо» объявляет:

ЧУДО-ЮДО

Я — МАНЬКА ПАДЕКАЛЕ!

ПРЕСЛЕДОВАТЕЛЬ

Очень приятно! А я — Панас Мартынович БОСФОР-ГИБРАЛТАРСКИЙ. Значит чуть ли не однофомильцы проливные. А разницу чувствуешь: кто я и кто ты?! Чувствуешь? Я кого спрашиваю?

МАНЬКА ПАДЕКАЛЕ

Чу-увствую!

БОСФОР-ГИБРАЛТАРСКИЙ

Ты это зачем подкинула, душа твоя подлая, хлопушки ароматизированные Аппатию Весельчак-Бефстроганову и Игнациусу Мандауэллу.

Тем самым ты ввела их в великое смущение. И как ёжика за пазуху Милиции Уголовной сунула, тоже видел.

Я уже не говорю о Майонезе де Оливье, которому ты с антресолей, на самое темечко, полпачки горчицы «Деликатесной» вылила.

Я сразу как-то подумал, что это ещё за персоны нон-граты тут ходют-скачут.

У-у! Так и дал бы тебе щелбана!

Панас Мартынович ещё сильней потянул несчастную за ухо.

Манька Падекале принимается верещать:

МАНЬКА ПАДЕКАЛЕ

Ой, больно ж ведь, дяденька!

БОСФОР-ГИБРАЛТАРСКИЙ

Ничего, терпи! Господь терпел и нам велел! Кто ты есть такая?

А три кнопки на сиденье стула Климентине Альфонсовне Лиходей-Злодеевской кто подложил?

Я ведь всё видел и наблюдал за тобой…

МАНЬКА-ПАДЕКАЛЕ

А раз так, то почему же вовремя не остановили? Самим, небось, интересно было.

БОСФОР-ГИБРАЛТАРСКИЙ

(возмущается)

Ах ты дрянь маленькая! Да ты знаешь что я тебе за такие слова? Сколько тебе годиков?

МАНЬКА ПАДЕКАЛЕ

(издевательски)

Я бы сказала, дяденька, да не помню сколько мне в прошлом году было.

БОСФОР ГИБРАЛТАРСКИЙ

(грозится)

Ты ещё и поиздеваться надо мной решила, пакостница ты этакая. Ну, погоди!

Манюня пробует угадать:

ЧУБЧИК

Ей где-то годик седьмой пошёл, не больше.

Панас Мартыныч не унимается:

БОСФОР ГИБРАЛТАРСКИЙ

Ты хоть раз себя в зеркале видела, коза общипанная?

Ну дылда дылдой, рыжая-конопатая с кривыми ногами и острыми коленками.

И ведёшь себя как плохой мальчик, отпетый хулиган.

Жалостливый Манюня решает обратиться к инквизитору:

ЧУБЧИК

Послушайте, любезный. Ведь девчушка ещё маленькая, соображения на миллиметр, вот и думает, что она мальчик.

БОСФОР ГИБРАЛТАРСКИЙ

Правильно! А покажите-ка мне ту девочку, которая не мечтала бы стать мальчиком. Это говорю вам я, Панас Мартынович Босфор-Гибралтарский.

Иван Абрамыч задумывается. Философски замечает:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

В этом что-то есть!

БОСФОР-ГИБРАЛТАРСКИЙ

Есть и то, что жизнь преподнесла ей большой подарок: глупость неимоверную. У ней извилин — и тех одна, да и та прямая, мысли зацепиться не за что.

Панас Мартыныч грозно смотрит на Маньку Падекале.

БОСФОР-ГИБРАЛТАРСКИЙ

(продолжает)

Постучать по твоей башке, так звон, небось, на всю округу стоять будет.

Манюня, будучи не в силах сдержать себя:

ЧУБЧИК

Ну, ладно, дядя! Скажу тебе по секрету: наша глупость продлевает нам жизнь. Поизмывался над дитём, и хватит. Отпусти страдалицу.

Инквизитор ещё раз тянет свою жертву за ухо и, наконец-то, отпускает. Напутствует:

БОСФОР-ГИБРАЛТАРСКИЙ

Ну ладно, иди уж, только на глаза мне больше не попадайся.

А своим бой-скаутам, разведчикам сопливым, значит, пакостникам этим, скажи,…

Молча сморкается в платочек, торчащий из нагрудного кармана пиджака Манюни.

БОСФОР-ГИБРАЛТАРСКИЙ

(продолжает)

…что, если оне и дальше будут продолжать безобразничать, то дядя Босфор-Гибралтарский быстро поставит всем им клизму большую для промывания мозгов, если они у вас, разумеется, имеются.

Всё, ты свободна, дитя рокового стечения обстоятельств. Прощай!

Он комично раскланивается на все четыре стороны.

Но тут его рабочий механизм, на последнем поклоне, вдруг срабатывает на выхлоп. Девчушка вскидывает брови, резюмирует:

МАНЬКА ПАДЕКАЛЕ

Э-э, клапан, кажись, прохудился.

Я не стала бы, дядя, спать с тобой в одной палатке.

И вообще, я вас осуждаю уже только за одно то, что вы есть!

Весь этот обвинительный монолог Манька Падекале произносит гневной скороговоркой.

Панас Мартыныч даже и опомниться не успевает. Лицо его превращается в одно сплошное багровое пятно. Усы округляются, а глаза встают дыбом.

Маньки и след простыл, а он ещё не может выйти из полуобморочно-столбнячного состояния.

Потом и его, как ветром сдувает. Видимо, у него созрело определённое решение свершить вендетту над распоясавшимся, обнаглевшим созданием.

ИНТ. ЗАЛА ОСОБНЯКА — ВЕЧЕР

Бабэльмандебский и Чубчик выходят в залу. Здесь царят всеобщие оживление и праздничное настроение.

Звучит музыка, танцуют пары. За столами и столиками провозглашаются тосты, сопровождаемые звоном хрусталя.

В саду зажигаются и кружатся шутихи. Сверкают блёстками разноцветных огней запускаемые с крыши особняка фейерверки.

Когда Бабэльмандебский с Чубчиком проходят мимо сбившихся в небольшую кучку гостей, до их слуха доносится ГОЛОС:

ГОЛОС

Как? Вы разве не слышали потрясающую новость? Некто Мордухан Мордубей у всеми нами уважаемого Скорпиона Серапионовича Бодун-Сморкуновского стибрил, самым наглым образом, капитал каких-то двух порядочных джентльменов: кажись — капитал Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Каково, а, я вас спрашиваю?

НАТ. САД — ВЕЧЕР

Друзья выходят в сад, в задумчивости бродят по тёмным аллеям. Снова чей-то ГОЛОС, из левого тёмного угла:

ГОЛОС

Ты моя лучезарно-судьбоносная!

Снова ГОЛОС, но уже из правого, более затемнённого угла:

ГОЛОС 1

Вы предмет моей страсти!

В результате следует незамедлительный ответ:

ГОЛОС 2

Низменные чувства повелевают вами, друг мой… Ой! Противный!.. Мне щекотно. Уберите свои руки… на другую часть моего тела.

Прямо на друзей из темноты выныривает беспечно болтающая стайка прогуливающихся. Немолодая, но ещё вполне привлекательная на вид ДАМА, о чём-то вспоминая, сокрушается:

ДАМА

Мой ребёнок такое совершил двадцать лет назад, такое, что и сказать-то невозможно, да и на словах передать трудно.

Перебивая друг друга, с нескрываемым испугом в голосе, сопровождающие интересуются:

СОПРОВОЖДАЮЩИЕ

Что же он такого предосудительного совершил?

ДАМА

А он просто взял, и… не родился!

В восторге от собственной шутки она заливается звонким смехом. Манюня своеобразно возмущается:

ЧУБЧИК

Вот такая-то проблемация сублимации, если, конечно, спирально посмотреть.

Дурочка с переулочка. Пугает людей почём зря.

В отблесках фейерверка замечено, как какая-то мужская стать, а вернее — господин Пейдодна, по какому-то поводу проявляет своеобразную форму протеста в виде объятия фонарного столба.

Другой же, господин иностранного происхождения, герр Дринькштоф, торопится на выручку первому.

Он, распластавшись в двухмерном пространстве, совершая руками круговые движения, пытается безрезультатно «подплыть» к своему приятелю. Манюня сочувствует:

ЧУБЧИК

Правильно гласит неписаный закон: «Всё, что шатается, обязательно должно упасть». Не рассчитала братва сил своих, вот вам и результат.

Проходят в дальний угол сада, куда едва долетают людской шум и звуки музыки. Слышно, как на смену игривому, весёлому, фугообразному пассажу приходят диссонирующие звуки фаготов, флейт и виолончелей, рождающие тяжёлое, тягучее маэстозо-состенуто, пробуждающее тоску и мрачные предчувствия.

Вбирая плечи в голову, Иван Абрамыч сетует:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Дедушка сквознячок что-то разгулялся. Как бы не застудиться. Давай-ка присядем да помолчим.

Присаживаются на лавочку, укрываемые листвой акации. Ночь всё так же прекрасна. Ярко светит Луна, покрывая серебром лужайки и верхушки крон деревьев. Игриво перемигиваются звёзды.

Откуда-то с юго-западной стороны доносятся звуки собачьей брехни. Воздух наполнен живительными струями ночной прохлады.

Манюня делает попытку нарушить молчание.

ЧУБЧИК

А небо-то какое. Так и звездится, так и звездится. Сидим, не шелохнёмся, словно заминированные, а, Иван Абрамыч?.. Это просто какой-то частокол загадок, какой-то паноптикум. Что ни шаг, то открытие. Сплошной серендепити.

Но Иван Абрамыч углублён в собственные мысли. Его молчание столь красноречиво, что Чубчик машет рукой и умолкает. Где-то куранты бьют полночь.

Вдруг из-за кустов сирени доносится глас Монблана Аристарховича Кочергина-Бомбзловского:

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Друзья мои! Где вы, чёрт бы вас подрал? Куда вы запропастились?

Предвкушая окончание затянувшегося молчаливого диалога, Манюня радостно отзывается:

ЧУБЧИК

Мы здесь, туточки, Монблан Аристархович. Сидим вдвоём с Абрамычем как два сыча на одной ветке.

Хозяин облегчённо вздыхает:

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

А-а-а-… Вот где вы спрятались. А ведь подумал, ушли, черти, даже не попрощались. Слава Богу, вы ещё здесь, а значит и не откажитесь переночевать у меня, в этой скромной обители.

Манюня удивляется:

ЧУБЧИК

Вы так говорите, Монблан Аристархович, будто гости уже разошлись.

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

А почему бы им и не разойтись? Вот уже как десять минут полночь пробило.

ЧУБЧИК

И что? За такой короткий промежуток времени все успели куда-то испариться?

Бабэльмандебский и Чубчик прислушиваются. Действительно, в воздухе висит ночная тишина, нарушаемая лишь только звуками природы и шуршанием гравия под ногами трёх стáтей, направляющихся к зданию особняка. Иван Абрамыч удивляется:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Куда же все успели подеваться?

Ещё совсем недавно до нашего слуха доносились голоса твоих гостей…

Монблан Аристархович как-то уж больно замысловато:

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Да полноте вам, друзья. Всё происходило согласно моего сценария: феерия, понимаешь ли, момент истины.

Подходят к дому. Ни звука, ни живой души. Из освещения — лишь два окна на втором этаже. Хозяин указывает в их сторону.

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Там спать будете.

ИНТ. ОСОБНЯК КОЧЕРГИНА-БОМБЗЛОВСКОГО — ПОЛНОЧЬ

Входят внутрь. Полумрак в свете ночникового освещения. Зал пуст. Ни единого признака пиршества. Всё куда-то невероятным образом исчезло: и музыканты, и гости, и а-ля-фуршет.

До слуха доносятся только характерные звуки шума электрических вентиляторов и калориферов с вплетающимся в них писком озонаторов воздуха.

На лестничном пролёте второго этажа, словно приведение, мелькает чья-то расплывчатая фигура и тут же исчезает. Всё видящий и всё подмечающий Манюня, указывая мезинцем в ту сторону, испуганно уведомляет своих спутников:

ЧУБЧИК

Там кто-то есть!

Монблан Аристархович тут же поясняет:

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Это мой телохранитель, чех, Марек Страшилка. Отличный парень, я вам скажу. Знает своё дело. Бояться вам нечего.

ИНТ. СПАЛЬНАЯ КОМНАТА — ПОЛНОЧЬ

Поднимаются наверх, заходят в спальную комнату. Хозяин широким жестом руки обводит спальные апартаменты.

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Спите и отдыхайте, сколько душе вашей заблагорассудится! Когда проснётесь, вряд ли застанете меня дома. Я буду уже ух как далеко от родных пенат, за тысячи километров.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Послушай, Монбланушка, старина. Мы, конечно, горды тем, что удостоены чести лицезреть тебя в полном, так скть, жизненном абсолюте. Всё это прекрасно и не противоречит жизненным устоям рядового гражданина нашего общества.

Но поясни однако же, что всё это значит — вся эта твоя затея с вечеринкой. У меня возникает и превалирует какое-то странное ощущение того, что многих из твоих гостей я когда-то, где-то видывал: голоса, понимаешь ли, манеры, повадки.

Что-то, знаешь ли, подозрительно знакомое в их елейных, ехидных, нахальных физиогномиях. Я весь теряюсь в догадках и затрудняюсь что-либо сказать по этому поводу. К тому же, вся эта необычная обстановка… Твоё ли это благоприобретение или же всё это есть элементы сценического искусства?

Развей мои сомнения, старина. Приоткрой завесу своей тайны.

ВТОРАЯ СЕРИЯ

ИНТ. СПАЛЬНАЯ КОМНАТА — ПОЛНОЧЬ

Предвидя излишние расспросы, прямо в лоб, хозяин поясняет:

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

В общем так. Всё с начала, но не всё сразу. Я богат! Я чертовски богат!..

Вдруг спохватывается.

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Что же мы стоим? Присаживайтесь, господа. Места много, всем хватит.

Усаживаются на мягкий диван, выполненный в венецианском стиле. Хозяин продолжает:

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Всё, что вы здесь видите — и дом этот, и земля, на которой он стоит, и всё, что окружено забором, — принадлежит вашему покорному слуге.

Сказав это, Монблан Аристархович прикладывает руку к груди, отвешивает лёгкий поклон.

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

(продолжает)

Бизнес мой — частного характера, весьма необычный, с вполне вероятным ущербом для здоровья.

(серьёзно)

Возможен может быть даже и «letalius ishodes». Сути его пока что не раскрываю, уж извините меня подлеца этакого. Всему своё время. Налогами не облагаюсь по причинам мне одному только известным, и о которых позвольте умолчать.

Производство — полулегальное, основанное на экспроприации денежных излишков у дельцов от международной, мафиозной буржуазии…

(пауза)

…Штат невелик, всего три человека.

Это я, собственной персоной, и ещё две штатные единицы. Обе с незаконченным высшим образованием: чех Марек Страшилка и Макар Хват-Шелкопёров — наш, отечественный продукт.

Работа такова, что налицо постоянные разъезды по нашим городам и весям, и длительные загранкомандировки. Средства мои таковы, что позволяют содержать целый штат домашней прислуги и заниматься меценатством.

Всё, что вы сегодня видели и слышали — импровизированный спектакль — спектакль, подобного которому не было, пожалуй, нигде, хотя вся наша жизнь, как вы сами понимаете, одна сплошная игра.

Ты может и удивишься, Иван Абрамыч, но большинство из приглашённых гостей тебе давно уже знакомо, только надобно поднапрячься и вспомнить.

Иван Абрамыч удивлённо вскидывает левую бровь, произносит:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Позволь, позволь! Я что-то начинаю потихоньку соображать, понимать и догадываться. Уж не старая ли это гвардия?! Ух ты! Ну ты, Монбланушка и даёшь стране угля!

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Ты совершенно прав, Абрамыч. Мне удалось собрать всю ныне здравствующую актёрскую братию нашей с тобою золотой театральной поры.

Позволю себе заметить — старую гвардию нашего городского музыкально-драматического театра: старое, уходящее поколение. Боже! Какие были времена! Мы жили театром, грезили им, молились на него, лелеяли и оберегали от всяческих посягательств на старые, добрые традиции.

«O tempora, о mores», как говорится — о времена, о нравы. Ничего не стоит на месте. Всё претерпевает изменения.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Изменения изменениями, но и от старых благоприобретений отказываться не гоже…

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

…Всё молодое оттесняет — без всякого повода и сожаления, — старое, казалось бы изжившее себя, на обочину жизни, и старый актёр умирает. Умирает сначала душой, а потом уж и сердцем, и, наконец — телом. Всё, баста: нет человека, нет и проблемы. Из старой гвардии нашего театра многие уже отошли в мир иной, но ещё больше всё-таки живут, отвергнутые временем, влача жалкое существование…

И вот мне пришла в голову шальная мысль собрать воедино всех ныне живущих и здравствующих актёров нашего театра и организовать встречу в виде творческого вечера. Каждый из них должен был сыграть свою, придуманную им же роль, без предварительной подготовки, без репетиций.

Всё должно было быть построено на импровизации, на основе внутреннего мироощущения и жизненного опыта. Каждый из них сыграл сегодня свою лучшую, главную роль. Кто-то, может быть, и последнюю — ведь самому младшему из них шестьдесят два года, а старшему — восемьдесят пять.

Но как сыграл в этой величайшей, четырёхчасовой трагикомедии. Они выложились полностью, играя в этот раз не для публики, а для себя, для внутреннего самоутверждения, ради осознания того, что ты ещё что-то можешь в этой жизни, и можешь сделать это во сто крат лучше прежнего. Это был для них парад жизни, момент истины.

В глубокой задумчивости Иван Абрамыч изрекает:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Удивительно! Просто удивительно всё это!

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Что — удивительно?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Удивительна способность людская к полному перевоплощению: в Большом такого не увидишь. Однако, с трудом, но кое-кого, кажется, признал, кого-то вычислил.

У меня мелькнула такая догадка, но как-то не в силах был поверить. Взять, хотя бы к примеру, эту Прыгунец-Скакалкину. Так это ни кто иной, как Марфа Пингвинова. Её сподвижницы — Сколопендра и Саламандра, — Степанида Продувная и Настурция Балагур-Смехотворная.

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Пра-альна! А Гармония Всеобъемлющая?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Это кто?

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Ну та, что с Поцелуйко и Наливайко, ну ещё: «Моего здесь нет?»

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

А-а! Насчёт двух первых? Так это, кажись, Ёлкин-Палкин и Перламутров соответственно, а вот касаемо Гармонии… Нет, что-то не припомню.

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Эх ты, голова твоя садовая. Это же Фурия Булдыкина.

Иван Абрамыч шмякает себя по лбу.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Точно!

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

А помнишь её в роли просительницы, этакого забитого существа, в комедийной пьесе Марьин-Рощинского и Сергиев-Посадского «Якосьмь возопивши»?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Ну как же, как же! Там ещё, помнится, на предложение чиновника Пятихвостова: «А ну, покажи-ка, наконец-то, свою гордыню», она, замолкла, позабыв свой текст. Суфлёр Моржовый в это время околачивался в буфете.

Однако, Фурия и здесь нашлась. Дерзко, с гордым вызовом воскликнув: «Пожалуйста!», высоко подняла подол своей юбки.

Помнится, зал был в восторге. Суфлёра лишили должности и перевели в дворники, а Фурию долго ставили всем нам в пример за выдержку, находчивость, хладнокровие.

КОЧЕРГИН-БОМБЛОВСКИЙ

А вот ещё гости наши иностранные: Сунь Ся-ка, По Чём-пень, Ху Вон-там. Кто они?

Иван Абрамыч на какое-то время задумывается.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Сейчас, сейчас, погоди. Первый — Филька Дармоедов, второй — Кика Дубадал, и третий — Мики Альпеншток. Кика с Микой, помнится, были закадычными друзьями.

Монблан Аристархович спешит заверить:

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Да они и сейчас таковыми являются.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

А ещё из иностранных гостей признал Фросю Огнеупорную в роли Джуди Балерини из Палермо — дочери солнечной Италии. Потом — Петардо Хуан Бернардович из Бразилии. Так это Пантелеймон Вертихвостов.

Припоминаю его любимые изречения: «Мама родила меня как человека, папа — как мужчину», или «Прошу оставить меня один на один с унитазом!».

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

А каков Сусалий Пирамидонович Фигвамвбок, а? Каков, я вас спрашиваю?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Да-а, Мухобойников Тарантул Силыч был неподражаем в своей роли. Помнится, на поминках тёщи, заливаясь слезами крокодила Гены, он говорил: «Как человека мне её жалко, как тёщу — нет!».

Послушай, старина. А кто та жгучая, знойная, прекрасная креолка Гуля Пых-Мотузовская, что кофе подносила нам с Манюней?

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Не догадался?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Не-э!

Монблан Аристархович декламирует:

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

«Ах, у меня в голове такая поэтическая проза!». Ну что, вспомнил?

Изумлению Ивана Абрамыча нет предела.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Неужели Виолетта Недевушкина?! В это невозможно поверить, потому что этого не может быть! Сколько же ей лет?

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Намедни шестьдесят девять стукнуло.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Но тогда что означает то молодое, упругое тело, та свежесть и миловидность лица, вся та нагая прелесть одеяния Евы? Почти в семьдесят-то лет! Уму непостижимо! Голос — пение соловья, движение — порхание бабочки… Невероятно!

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Ну да ладно. А двоюродные братья Бжепшицкий и Пшибжецкий?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Это наши вечные статисты Вездеходов и Бегемотов.

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Так, хорошо. А «Кто не с нми, посторонись на обочину истории!».

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Так ведь это Бердунец-Затюковский, его слова. Роль Шулдыбурдыка семнадцатого ему удалась на славу.

А вот гендиректор Витольд Арнольдович Сердюк это кто?

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Кто, кто… дед Пыхто. Филимон Шпендрик. Не гоже забывать старых приятелей. Может ты скажешь, что не узнал кто скрывался под маской Ребусова Исидора Сысоевича?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

А кто у нас, когда бывал «подшафе», говаривал «Скажи мне кто твоя жена, и я скажу кто ты», а? Вот так-то вот. Евстигней Запорожец-Задунайский так говаривал. Значит это он и был в роли Ребусова…

Долго ещё перебирают в памяти, пофамильно и поимённо, всех бывших, из актёров и обслуживающего персонала. Вспоминали старые, добрые и не очень добрые времена.

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

И вот у меня мысль одна в голове засела, да так и застряла. А задумал я, понимаешь ли, театр, особенный театр — «Театр вечного актёра» создать, из представителей старшего поколения, исключительно лишь из старейшин сценического искусства.

Пусть живут, радуются, страдают, любят, ненавидят — чёрт бы меня подрал, — самоутверждаются, подают пример остальным, как надобно жизнь до конца дней своих достойно прожить.

Беседа уже давно переваливает за полночь, а старые друзья всё никак не могут наговориться. Иван Абрамыч старается в мягкой форме высказать свои сомнения

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

В наше время, дабы что-нибудь создать, требуются капиталовложения, и не малые. А это, тем более, театр. Эк, на что замахнулся!

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Вот как раз по этому поводу я и отряжаюсь в загранкомандировку. Думаю на полгодика, не больше, а там уж как получится. По возвращении, для начала, арендую подходящее помещение для театра — таковое у меня уже есть на примете, — соберу труппу всех «бывших» — отверженных и оскорблённых, и, первым делом, чеховскую «Чайку». Параллельно буду возводить новое здание театра. В общем, задумки большие…

Кстати, давно уже пора трубить отход ко сну — как говорится: «Иди, друг, труба зовёт, мать твою в шпангоут!», — а я вас тут всё байками да словесами кормлю. Вон и товарищ твой…

Возникает непредвиденная заминка. Иван Абрамыч подсказывает:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Чубчик, Манюня.

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Манюня… Это что, имя такое?

ЧУБЧИК

(поясняет)

Меня в детстве так называли.

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

А по-всамделишному, и по батюшке тоже?

ЧУБЧИК

Мануил Сафронович Чубчик.

Монблан Аристархович возводит левую бровь к потолку.

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Странная и, главное, редкая фамилия. Ну да ладно. Вот я и говорю: у обоих вас глаза на грани замыкания, в особенности у Мануила Сафроныча.

Отдаю должное его выдержке: слушает. Молчит, не перебивает. Редкое качество в наше время, особенно для молодёжи. Сейчас вы, как я понимаю, переживаете тяжкие времена, а я буду отсутствовать полгода. Вот вам на первое время воспомоществование.

Монблан Аристархович вынимает из внутреннего кармана пиджака видимо заранее подготовленные деньги в виде двух пачек и протягивает Ивану Абрамычу.

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Здесь ровно пятьдесят тысяч рублей, можешь не считать.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Последней бы свиньёй я был, если б стал считать. А во-вторых, Монбланушка, побойся Бога: я тебе никогда не смогу вернуть такую сумму.

Говоря это, Иван Абрамыч дрожащей рукой вытирает от волнения выступивший на лбу пот.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Я таких денег, за один раз, сроду не видывал. Ты что? Хочешь сделать меня вечным должником?

Монблан Аристархович пытается успокоить Ивана Абрамыча:

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Бери, бери Абрамыч, не переживай. Это безвозмездно, в знак нашей с тобой старой дружбы. Я и расписки-то с тебя никакой не возьму. Ведь ты со своим другом на сегодняшний день испытываешь не лучшие времена. Не так ли?

Иван Абрамыч мнётся, пытаясь не потерять своих лица и достоинства.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Да как тебе сказать… Не всегда…

Монблан Аристархович не даёт ему договорить.

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

Ладно, ладно. Верю, но лишние деньги не помешают. Считай, что я тебе их дарю. Бери, сделай милость.

Он силой суёт в трясущиеся руки друга пачки банкнот.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Ты вот уезжаешь, а когда же я тебе отдам те пятьсот, что занял намедни?

КОЧЕРГИН-БОМБЗЛОВСКИЙ

А ты и не отдавай. Считай, что ты у меня их и не занимал. Ну, хватит о деньгах. Сейчас лето. Город, пыль, разные там выхлопные газы, шум-гам. Отсюда вытекает мой вам совет: поезжайте-ка в деревню, на вольные хлеба, ближе к патриархальному быту, простому люду, слейтесь с природой. Покой, тишь, свежий воздух — благодать неземная.

Даю координаты: деревня Зелёнкино, что в сорока километрах отсюда — надо ехать электричкой, — хутор Фёклы Авдотьевны Загогульки, моей родной тётки. Ей сто два года. Угнаться за ней можно, но — трудно. Она ещё отлично плавает и ныряет. Вёдра на коромыслах — так это для ней раз плюнуть.

Там ещё в полуверсте от её избы — между ней и деревней, — церковка деревянная стоит рядом с погостом. Я ей записочку вместе с вами отправлю. Гостите хоть до конца лета, а понравится, так и дольше…

Засыпают с первыми петухами.

НАТ. ПОЛУСТАНОК — УТРО

Поутру, ровно в 9.00 по московскому времени, пригородная электричка, максимально замедлив ход на полминуты, выплёвывает из своих недр на полустанок «Бугор-Колдыбино» всего лишь двух пассажиров. Конечно же, это Иван Абрамыч Бабэльмандебский и Мануил Сафроныч Чубчик.

Ещё свежо и прохладно, хотя яркое летнее солнце давно уже стоит над горизонтом.

Железнодорожная колея пролегает между хвойно-берёзовыми лесопосадками, тянущимися вдоль полотна так далеко, насколько хватает взгляда. Начальник полустанка — он же по совместительству путевой обходчик, — поясняет как добраться до деревни Зелёнкино.

Подхватив нехитрый скарб, путники отправляются в дорогу. Чубчик транспортирует две складные удочки с сачком и вместительный рюкзак.

В руках Бабэльмандебского раскачивается коричневый саквояж. Оба облачены в белые одеяния отдыхающих дачников. На их головах красуются новенькие, широкополые соломенные шляпы. Посмотреть на них непредвзято со стороны — дон Кихот Ламанчский и Санчо Пансо.

НАТ. ПРОСЁЛОЧНАЯ ДОРОГА — УТРО

Друзья шагают по просёлочной дороге, сначала тянущейся вдоль железнодорожного полотна, а затем резко забирающей вправо.

Из лесопосадки выходят в степь, оглашаемую стрекотанием кузнечиков и пением жаворонков. Отшагать требуется не менее шести километров по пыльной просёлочной дороге…

Манюня восторженно восклицает:

ЧУБЧИК

Раздолье-то какое, а? А небо, небо какое васильковое, в голубых тонах. Хоть сейчас бери, садись да и пиши пейзажи. Крррасота! Действительно, не зря говорят: не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.

Разве думали-гадали мы с вами ещё вчера, что сегодня сольёмся с матушкой-природой, не обременённые суетой мирской в поисках хлеба насущного.

Ну и друг у вас, Абрамыч, я вам скажу. Вот так, просто — раз, и одарил своей заботой, вниманием, а главное — средствами, так скть. Это просто какой-то добрый барабашка на головы наши свалился.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Много ещё на земле непонятного творится.

(тихо напевает)

До-свиданья мама, не горюй…

(потягивает носом)

А воздух-то какой! Хорошо в краю родном, сеном пахнет… А ведь были времена, когда нас, старых работников сцены, за ненадобностью или по чьему-то злому умыслу, просто вытурили из театра в три шеи. За что, спрашивается, за какие такие грехи? Тяжёлые были времена, что и говорить.

Нам с Монбланом Аристарховичем пришлось жить тем, что собирать бутылки и сдавать их, без приглашений ходить на свадьбы и поминки, подрабатывать на судебных тяжбах, в основном против хамоватых продавцов.

Манюня интересуется:

ЧУБЧИК

А это как?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Да вот так! Специально нарывались на скандалы, при свидетелях, своих людях…

(тихо напевает)

Не нужен мне берег турецкий…

(продолжает)

Как правило, дела выигрывались. Следовала денежная компенсация за причинённый моральный ущерб. Суммы, разумеется, были незначительными, но прожить было можно…

(снова тихо напевает)

Отцвели уж давно хризантемы в саду…

(восторженно)

Благодать-то какая! Ты и представить себе не в силах, Манюня, какой я сегодня комфортный и даже, сказал бы, распоясанный!

ЧУБЧИК

Оно и видно. Ну а что дальше-то было?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

А было то, что Монблан Аристархович по неосмотрительности своей попал под колёса автомобиля. В больнице он провалялся где-то около двух месяцев, а потом его и след простыл, на целых четыре с лишним года…

(напевает)

Ніч яка місячна, зóряна, ясная…

(продолжает)

Где был, чем занимался, для меня лично до сих пор большая загадка, а тем более после всего увиденного и услышанного за последние два дня.

Начинает припекать. Путники замедляют шаг, останавливаются и делают передышку. Иван Абрамыч вдруг широко раскидывает руки, восклицает на все лёгкие:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Русь ты моя трубно-печная, лапотно-самоварная, с полатями да лежанками, с завалинками и полисадниками, с наличниками резными, с пирогами, тараканами и клопами злющими. Э-э-эх! Именно такая, забубённая, ты мне и дорога.

Монолог оказывается кратким, но содержательным. От нахлынувших чувств, от любви ко всему его окружающему, Бабэльмандебского распирает во все стороны, и даже в высоту.

Далее идут молча, омываемые солнечным душем, обволакиваемые зноем. Пристально вглядываются в даль, в надежде увидеть признаки хоть каких-нибудь строений. Так они и идут себе.

Вдруг за спиной слышится скрип колёс телеги. Позади тащится воз с свежескошенным сеном. На верхах восседает древний ДЕД, удерживая в руках вожжи.

Лошадь, запряжённая в телегу, плетётся как-нибудь, без излишней инициативы и энтузиазма, изредка понукаемая и похлёстываемая вожжами по бокам. Рядом с кобылой резвится жеребёнок.

Телега равняется с путниками. Иван Абрамыч приветствует:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Добрый день, отец!

Водитель кобылы, останавливая воз, откликается:

ДЕД

Добрый день, коль вы добрые люди!

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Далече ли до Зелёнкино будет?

ДЕД

Да километров, почитай, пять пути, не мене. А вы сами-то откеда и куда путь держать изволите? Никак к кому в гости?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

В гости, отец, в гости! Из города мы. К Фёкле Авдотьевне Загогульке.

ДЕД

А-а! Ну как же, как же. Известная на всю округу личность. И кем же она вам приходится?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Да нам вот привет велено ей передать, от племянничка её…

ДЕД

От Монблана Аристархыча что ли?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

От него самого, от Кочергина-Бомбзловского.

На лице извозчика одна доброта.

ДЕД

В таком разе нам с вами по пути. Залазьте наверх. Устраивайтесь поудобней.

НАТ/ИНТ. ТЕЛЕГА С ВОЗОМ — УТРО

Предложение приходится друзьям по душе и, главное, кстати. С радостью исполняют волю нового знакомого. Размещаются на самой вершине стога сена. Утопают в нём, словно в пуховой перине. Манюня умиляется:

ЧУБЧИК

А дух-то какой благостно-живительный источается копной!

Боже ж ты мой!

Извозчик представляется:

ДЕД

Меня Макар Макарычем Пескарём величают, или просто — ДЕД ПЕСКАРЬ. А вас как называть?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Меня Иван Абрамычем, а товарища моего Манюней зовите.

ДЕД ПЕСКАРЬ

(удивляется)

Эка у вас, городских, всё не как у людей. Даже имена — и те с вывертом да подкавыкой.

(смеётся)

А вот с Монбланом мы старинные приятели. Ещё с пелёнок его помню.

ЧУБЧИК

(удивлённо)

Сколько же вам годков, дедушка?

ДЕД ПЕСКАРЬ

Да вот на днях ровно девяносто стукнуло!

Манюня присвистывает, а Иван Абрамыч чешет затылок.

ЧУБЧИК

Ну тогда прими наши поздравления, отец! Живи долго и упорно!

Крякнув и дёрнув вожжи, дед Пескарь отзывается:

ДЕД ПЕСКАРЬ

Благодарствую! Но-о-о-…, милая, пошевеливайся!

Иван Абрамыч интересуется:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

А велика ли деревня, отец?

ДЕД ПЕСКАРЬ

Да как ведь тебе сказать, внучек. Велика деревенька наша будет, дворов на сто. Хоть и далече от цихвилизации-то, но имеется и свой клуб, и столовая.

Библитеку имеем для приобщения к городской культуре, огромадный магазин. Я уж не говорю о детсадике, о школе-десятилетке, об медпункте.

Всё у нас есть, как у людей полагается. Помолиться пожелаешь, душу облегчить, значит, пожалуйста — цельный храм выстроили.

ЧУБЧИК

А как у вас здесь насчёт рыбалки?

ДЕД ПЕСКАРЬ

Ну так, как я понимаю, что раз вы на отдых прибыли, то без того, чтоб рыбалить, ну никак нельзя, вот. Рыбы тут, хоть пруд пруди. Карась, окунь, лещ, щука, сом. Раков — море. Хошь, на Шалунье рыбаль — это у нас речка так называется. Хошь — на озёрах. Их тут много по лескам да лужкам раскидано.

Вдали сверкают церковные купола. Окрестность оглашается звоном колоколов.

ДЕД ПЕСКАРЬ

Загогулька ваша проживает на отшибе, на хуторе значит. Это от другого конца деревни километрах в полутора будет.

Так что придётся вам, сынки-внучатки, пешочком, через всю деревню, в самый конец её шагать, да и там полчаса ходу. А я в этом конце проживаю. Явитесь, Фёкле — этой старой перечнице, передайте, мол, дед Пескарь кланяться велел.

Распрощавшись, расстаются.

ИНТ. ДЕРЕВЕНСКАЯ СТОЛОВАЯ — БЛИЖЕ К ОБЕДУ

По пути набредают на столовую. Решают подкрепиться. Заходят. Зал вмещает в себя около десятка столов. За одним из них располагаются двое взрослых парней — ИВАН и Константин. Второго зовут просто КÓСЬКА. С ними подросток Василий, именуемый ВАСЬКОЙ.

Как явствует из их разговора, они являются работниками птицефермы.

Приезжие размещаются неподалёку, через стол. Официантка — она же помощник шеф-повара, — подходит к работникам. Спрашивает:

ОФИЦИАНТКА

Что будем заказывать?

ИВАН

А шо есть?

Работница питания равнодущно глядит в потолок, отвечает:

ОФИЦИАНТКА

В меню всё указано!

Озираясь по сторонам, Иван разводит руками.

ИВАН

Не вижу её, меню-то!

(к своим товарищам)

Давайте, братцы, меню искать.

Тут уж приходит пора встревожиться и Коське.

КОСЬКА

А правда! Где же меня?

Срываясь с места и подхватывая меню с дальнего стола, Васька радостно объявляет:

ВАСЬКА

Да вот же оне!

ИВАН

А-а-а-…! Ну это другой коленкор!

К счастью у отдыхающих меню оказывается под руками. Выбор невелик. На первое — щи «Колхозные». На второе — котлеты «Механизаторские» под гороховым гарниром «Симфония».

Прыснув со смеху в кулак, Манюня пытается острить:

ЧУБЧИК

«Пятая симфония Глазунова». Запьём всё это компотом… Как он тут? Ага! «Чистый родничок» называется. Другого не дано. В общем-то, не одобрямс, но кушать хоца.

За столиком работников птицефермы снова звучит:

КÓСЬКА

Васька! Шо толкаешься, медведь ты гималайский? Сиди себе смирно, не крутись.

ВАСЬКА

А гималайский медведь, это где он, Кось?

КОСЬКА

В Гималаях.

ВАСЬКА

А что это такое?

КОСЬКА

Горы такие.

ВАСЬКА

А где эти горы, Гималаи?

Коська вытаращивает глаза и перестаёт жевать. Удивляется:

КОСЬКА

Ты разве не знаешь? Ну ты даёшь! В Альпах, чудак! Чему только вас в школах учат!

Васька ну никак не может уняться. Снова любопытствует:

ВАСЬКА

А Альпы где?

КОСЬКА

Гы! Спрашиваешь! Знамо где. В Эфиопии, а где ж им быть? Алиментарно! Учись, пока я жив…

Бабэльмандебский и Чубчик еле сдерживают смех. Они делают вид, что поглощены процессом приёма пищи. А тем временем за соседним столом продолжается оживлённый разговор.

Темы мелькают, словно в калейдоскопе, одна за другой, проливая свет на разные жизненные проблемы и обстоятельства мелочного характера, но так необходимые для жизненного статуса существования. Над соседним столиком вновь висит вопрос. Коська справляется у Васьки:

КОСЬКА

А что, Васька? Слабó насчёт кулачков с соседской пацанвой из Угореловки? Я слыхал, как они хвастали, что запросто закидают вас шапками.

В Васькиных глазах мелькают воинствующие огоньки.

ВАСЬКА

Это ктой-то тебе сказал? Федька что ль, у которого брат сисьмологом работает? Пусть только попробуют! Пусть!

А мы эти шапки соберём, продадим, а на деньги от продажи купим бронепоезд и баян в придачу. Хотел бы я посмотреть на них апосля этого. Вот!

Затем разговор заходит о работе. Взрослые парни, на правах наставников, бранят Ваську за неподобающее отношение к ней. Тот оправдывается.

ВАСЬКА

Неправда всё это! Как вы не поймёте! Я очень люблю работать. Очень! Но — недолго…

КОСЬКА

(восклицает)

Вот те на! А если долго?

ВАСЬКА

То не очень! Организьм у меня больно уж слабый.

ИВАН

Смотри, девки любить перестанут.

ВАСЬКА

Скажешь тоже! Меня все девки любят в радиусе ста метров. Она как!

Приезжие расплачиваются за обед. Покидают здание столовой.

НАТ. ДЕРЕВЕНСКАЯ ОКОЛИЦА — УТРО

На самой окраине деревни пред их взором предстаёт картина совершенно иного характера. На лавочке под забором, возле покосившейся избы сидит невзрачного вида МУЖИЧОК. Он размеренно покачивается, вперив отсутствующий взгляд в одну точку, где-то там, над горизонтом.

Он в кургузом пиджаке и в ботинках на снос, в пожёванных брюках и помятой коричневой шляпе, съехавшей на затылок. Мужичок улыбается, и весь мир улыбается ему. Над ним, сложив руки на груди, стоит дородная ЖЕНЩИНА-тяжеловес. Глаза её мечут искры.

Манюня удивляется:

ЧУБЧИК

Ну и каланча! Она ведь его сейчас одним пальцем пришибёт.

Иван Абрамыч одёргивает:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Тихо будь! Не ровён час, и нам перепадёт под горячую руку. Не смотри в их сторону!..

Манюня выполняет наказ Ивана Абрамыча. Женщина бранится на своего мужа.

ЖЕНЩИНА

Ну что опять скажешь? Мол, в выпимшем состоянии? На вид ты мужик вроде бы и ничего, так себе, но пользы от тебя, как от козла молока.

МУЖИЧОК

Не треплись почём зря, женщина, гадюка ты этакая! Наскрозь тя вижу… И тихо будь, люди ведь кругом!..

Мужичок крепко, неприлично ругается.

ЖЕНЩИНА

Это ты будь тише. Так материшься, что все окна матом покрываются.

Язык мужичка еле ворочается.

МУЖИЧОК

Сяводнь ча? Вторник шо ль?

ЖЕНЩИНА

Вторник, вторник!

Отворачивается в сторону, произносит в пространство:

ЖЕНЩИНА

(тихо про себя)

Хотя точно знаю, что сегодня пятница!

(к мужу)

Ты где это изволил так нализаться с утра пораньше, дуралей, а? Я кого спрашиваю? Отвечай! Небось опять у Маньки?

Подбоченивается, принимает воинственную позу.

МУЖИЧОК

Ну чо раскорячилась, дура? У ней, кажись… Нет, я у ней больше по средам да пятницам гощусь… Знать — у Варьки… Самогон у ней градусов семьдисять пять будить.

Раздаётся громкий, глухой, классический шлепок по затылку, за ним другой. Одаривая мужичка подзатыльниками, женщина приговаривает:

ЖЕНЩИНА

Вот тебе Манька, вот тебе Варька! А вот тебе «семьдисять пять будить»…

МУЖИЧОК

Господи! За что? Снизойди и ниспошли, а её, пираньюшку мою, прочь отжени!..

Что происходит дальше, приезжие не знают. Они уже на полпути к хутору Фёклы Авдотьевны Загогульки.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Мужик, явно, с рельсов сошёл. У него налицо половое влечение: его влечёт к полу.

ЧУБЧИК

Но какова бабенция, а? Один мой хороший знакомый всех женщин делит на две категории: женщин лёгкого и тяжёлого поведения.

Женщина лёгкого поведения — это женщина, которая порхает, парит, скачет, кувыркается и так далее. Женщина тяжёлого поведения — это женщина с походкой лапчатого гуся, которая стучит кулаком по столу, ругается нехорошими словами и выходит из себя, куда подальше.

НАТ/ИНТ. ХУТОР ФЁКЛЫ АВДОТЬЕВНЫ ЗАГОКУЛЬКИ — УТРО

Хутор находится в полутора километрах от околицы. Стоит он на пригорке, в живописной берёзовой рощице, в стороне от центральной просёлочной дороги.

Поднимаясь по тропинке к избе, приезжие видят стоящую у калитки женщину в длинном платье и блузке. Это, оказывается, хозяйка дома Фёкла Авдотьевна Загогулька, сухая, жилистая сто двухлетняя женщина. Она не по возрасту бодра и подвижна.

Гостей встречает и принимает любезно и приветливо. Но это уже, разумеется, после прочитки записочки от Кочергина–Бомбзловского. На всякий пожарный случай Фёкла Авдотьевна справляется:

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

Надо так, значит, понимать, что на отдых, если я правильно поняла племянничка?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

На отдых, уважаемая Фёкла Авдотьевна, на отдых. Вы правильно поняли своего племянника Монблана Аристарховича Кочергина-Бомбзловского.

Получив подтверждение, хозяйка проводит гостей в избу. Поступает предложение располагаться и отобедать. От обеда отказываются, сославшись на то, что уже успели это сделать.

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

Здесь, в избе, будете столоваться, а спать на сеновале, в сарае. Ну, а ежели пожелаете в избе, то на печи место найдётся. Правда душно будет, жарко.

Сходятся на том, что для ночёвки лучше места, чем сеновал, и не найти… Изба представляет собой деревянный сруб. Сени ведут в просторную кухню, обустроенную русской печкой с лежанкой. Около окна стоит тёсаный стол с двумя лавками по бокам. В одном из углов размещается шкафчик с посудой, в другом виднеется образок с двумя лампадками по бокам.

Хозяйка показывает гостям и свою опочивальню — небольшую комнатку, окна которой с видом на погост с деревянной церковкой.

Как и сама хозяйка, изба тщательно выскоблена и чисто прибрана. В сенях стоит коротенькая лавочка, на которой установлены два ведра с колодезной водой. Испросив разрешения и зачерпнув черпаком холодной воды, утоляют жажду…

Двор невелик. Все хозяйственные постройки крыты соломой. Хозяйка препровождает гостей в помещение сеновала. Поясняет:

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

Можете располагаться здесь, прямо внизу, или же наверху, под самой крышей. Как вам угодно будет.

Сваливают всё своё имущество в кучу, на небольшой дощатый помост.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

(к хозяйке)

Велико ли хозяйство у вас, Фёкла Авдотьевна?

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

Да как ведь сказать. Для меня в самый раз. Корова Матильда, да козёл Гораций, десяток кур-несушек с петухом. Одна только беда: куры нонче не желают нестися. Видать ещё не время. Да и петух, окоянный, весь изленился.

В хлеву полное запустение. Хозяйка поясняет:

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

Матильда и Гораций на выгоне, а вся птица туточки, в курятнике. Ежели потребуется что испечь — пироги, аль ещё како тесто, — то яйца надобно будя покупать в магазине. Уж не обессудьте меня, старую.

ЧУБЧИК

А на что вам, бабушка, козёл?

Пользы-то никакой, окромя убытков.

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

Да уж не скажи, мил человек. Польза от маво козла огромадная. Гораций мой, как мужского роду, у меня, почитай, на всю округу в единственном числе пребыват. Ко мне вся деревня водит своих козочек.

Вот вчерась, к примеру, Кузькина мать приводила ко мне Сидорову козу Изольду, чтобы мой Гораций уважил её. Во как!

Ну а мне что надо? Меня потом нет-нет да и поблагодарствуют молочком козьим. Обоюдная польза получается.

К избе примыкает внушительных размеров огород, в конце которого виднеются слегка покосившееся строение деревенской бани и колодец с «журавлём».

Фёкла Авдотьевна предупреждает:

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

Кажную субботу у нас банный день. И печку в избе, и баньку — всё этось топим сосновыми поленьями. У меня их цельный сарай. Только пили, да коли.

ЧУБЧИК

Да как же вы, бабушка, при своих-то годах успеваете управляться со всем этим?

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

А вот так и справляюсь, внучек. Я давно уже привыкла делать всё сама.

Хозяйка смеётся, обнажая все тридцать два зуба.

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

Ведь как в народе говорят: «Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик!» А там, глубже, в самом берёзовом лесочку, большой пруд имеется…

ЧУБЧИК

Ну-у, Абрамыч… Большая работа ждёт тебя впереди на этом пруду.

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

И щука, и карась водятся. Рыбаль, сколь душе твоей заблагорассудится. Там, посерёдке пруда огромадная каменная беседка когда-то стояла. Помню, красивая такая была, с разными лепными амурчиками и с деревянным мостком от берега. Ещё в прошлом веке её построили, благодетели.

До теперя помню их чудные хвамилии: местный помещик Изосим Дундуклеев и приезжий заморский гость Форте Грациози. Эх, и гуляли тогда господа с цыганами, да с песнями: шум-гам, гвалт да дым коромыслом на всю округу стояли.

Это мне моя бабка рассказывала. А сейчас от беседки одни воспоминания остались, разве что сам помост кирпичный, да столбики деревянные от мостка.

Пойдёте рыбалить, сами увидите. А на речке Шалунье много раков можно наловить. Их мужики и ребятки малые ловят кто на вентерь, а кто так — голыми руками. Как уж полюбится.

Фёкла Авдотьевна подводит гостей к небольшому земляному валу. В самое его подножье, на глубину человеческого роста, уходит деревянная лестница с неширокими ступеньками и упирается в дубовую дверь.

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

А это у меня погреб земляной. Там у меня маринады да соленья всякие хранятся: капуста квашеная и яблоки мочёные в кадках, помидоры, огурцы. Вареньев и компотов всяких имеется множество.

Основательно ознакомив приезжих с домашней обстановкой и бытом, бабка Фёкла направляется заниматься своими делами, предоставив гостей самим себе. Воспользовавшись подобным обстоятельством, Бабэльмандебский и Чубчик по извилистой лесной тропинке направляются к пруду.

Место действительно сказочно живописное. Тут же повергает в неописуемый восторг животрепещущие, утончённые натуры наших героев.

Пруд величиной с футбольное поле. В центре просматривается остов бывшей беседки, а вернее — её площадки. От берега к ней тянутся вертикально поставленные опоры — деревянные сваи, на которые когда-то опирался перекидной мостик.

Пруд усеян множеством белых лилий и заключён в плотное кольцо берёзовой рощицы. На берегу, в полузатопленном состоянии виднеется просмоленная лодка, прикованная цепью к деревянному стояку и взятая на замок.

Наличие непрекращающихся расходящихся кругов на воде свидетельствовует о вечной, непримиримой вражде и борьбе карася со щукой.

Под действием неизгладимого впечатления от волнительных красот природы Манюня, чуть ли не бегом, кидается назад, в деревню, со словами:

ЧУБЧИК

Я щас, Иван Абрамыч! Только за инструментом своим сбегаю.

Выпустив несколько густых клубов пара, он скрывается в дебрях берёзовой рощицы. В скором времени Манюня возвращается с переносным мольбертом с холстом, складным стульчиком, палитрой со свежеразведёнными красками и прочими художественными принадлежностями.

Опытным взглядом художника окидывает местность. Оценивает наивыгоднейший вариант цветового решения будущей картины. Определяет место своего размещения. Тут же берётся за дело, предварительно наводя контуры будущего творения. Торжествующе объявляет:

ЧУБЧИК

Всё, Абрамыч, заземляюсь! А вы уж как хотите.

Иван Абрамыч не перечит. Он оставляет своего друга наедине с природой. Это предоставляет тому возможность не только страдать и изнемогать под грузом свалившихся на них впечатлений. Это позволяет ему ещё и погрузиться в углублённое, творческое переживание, полное вдохновения и практической целесообразности.

Иван Абрамыч в свою очередь объявляет:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Ну что ж, а я в таком случае воскрыляюсь и улетучиваюсь…

(напевает)

Так пусть же Красная сжимает властно

Свой штык мозолистой рукой…

Так тихо и напевая, направляет стопы в сторону, откуда и пришёл, чтобы занять себя каким-нибудь общественно-полезным делом.

Фёкла Авдотьевна быстро очерчивает круг необходимых работ, поставив гостя в самый его центр. Завтра суббота, банный день. Требуется произвести заготовку дров для топки печи и бани на завтра. Посетить деревенский магазин на предмет закупки яиц для выпечки деревенского хлеба и пирога с ежевикой.

С поручениями Иван Абрамыч справляется достойным образом. Посетив деревенский магазин, приобретает дополнительно ящик пива, а у деревенских ребятишек покупает ведро раков. Они с удовольствием помогают приезжему доставить его покупки до дому, за что поощряются премией в виде энного количества дензнаков.

Самый ГЛАВНЫЙ из них предлагает:

ГЛАВНЫЙ

Если что, дядя, то мы и ещё можем.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Это мы учтём, мальцы. Ну, а теперь, каманчи, гуроны, делавары, ирокезы! Вперёд, к своим вигвамам!

Ближе к вечеру наколоты дровишки и собран кузовок ежевики. Воротился с «посиделок» и Манюня Чубчик. Он остался весьма удовлетворён ими.

В картинах Манюни Иван Абрамыча поражает прежде всего насыщенность палитры. Например, в картине, оттеняющей силуэт коровы на фоне увядающей природы.

Чего только стоит одно лишь художественное полотно Чубчика под названием «Обнажённая в высоких зарослях крапивы». В процессе его первичного созерцания, особенно женским полом, у особо впечатлительных и тонко воспринимающих чувствительных натур, на теле сразу же выступает крапивница, появляются зуд и жжение всех частей тела.

Или же взять, к примеру, картины «Жующий лимон» и «Пчелиный укус в кончик носа». Ассоциации при их просмотре одинаковы и адекватны: обильное слюноотделение, псевдопокраснение и псевдораспухание носа. Есть и такие полотна, как «Укол в ягодицу» или «Чрезмерно тужащийся», и так далее…

Под вечер с пастбища являются Матильда с Горацием, экскортируемые лохматым псом. Хозяйка поясняет, рукой взлохмачивая свалявшуюся шерсть зверя:

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

Это мой Шельмец, лучший друг и верный помощник. На зорьке отгонит скотину на пастбище, вечером пригонит обратно. И напоминать не надо. До чего ж, я вам скажу, смышлёный, самостоятельный пёс.

Шельмец в это время недоверчиво, с большой опаской и подозрением, обходит и обнюхивает со всех сторон непрошеных гостей.

Хозяйка в сенях гремит вёдрами, направляясь в хлев к своей Матильде, теребующей своим мычанием освободить её от тяжкого молочного бремени.

Отдыхающие располагаются на лавочке за столиком под раскидистой яблоней, что растёт напротив избы.

Только начинает смеркаться, на горизонте маячит фигура деда Пескаря.

ДЕД

Мир дому твоему, Авдотьюшка, а заодно и гостям твоим.

Хозяйка всплескивает руками:

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

Смотри кто к нам пожаловал! В какие-то веки! Видать кобыла в лесу сдохла! Сам Макар Макарыч Магарыч, собственной персоналией, явился не запылился. Как там Домна-то поживает?

ДЕД

Домна? А что Домна? Дай Бог ей здоровья.

Намедни упокоилась, сердешная.

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

Да что ты мелешь, чёрт старый? Рехнулся что ли? Я её вчерась ещё вечером видела.

ДЕД

А раз видала, то чего спрашиваешь? Аль не рада мому приходу?

А ведь когда-то об том только и мечтала.

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

Так когда это было?! Таперича всё это мхом поросло.

ДЕД

А вот ты мне и покажи конхретно все те места, что мхом поросли.

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

(огрызается)

Ну взять, к примеру, хотя бы тебя и всю твою стручкообразную фигуру.

Дед Пескарь обижается:

ДЕД

А ведь така язвительна, стервоза! Все вы бабы, от природы, существа о-очень эгоистичны. Какая же всё-таки в тебе — этакой закавыкой — степень бодючести и кусючести сидит, а?! Ехидна галапагосская!

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

Сам стручок! И там, где ему не положено быть, у тебя тоже стручок. Тьфу, смотреть противно. Сморщенный, никчёмный, никудышный.

ДЕД

Это когда ж ты всё это видела — твою маму в куличи?!

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

Когда ты дрыхнул на печи!

ДЕД

Подглядывала, значит, интересовалась? Со свечой штоль работала?

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

Нет, с хфакелом! И молод ты ещё со мной таким тоном разговаривать, сопляк. Ты ещё только под стол начинал ходить, а я к тому времени уже вкушала…

ДЕД

А чавой-то это ты вкушала?

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

А вкушала я плоды своей привлекательности.

ДЕД

Она как! Ой-ой!

ФЁККЛА АВДОТЬЕВНА

Вот так. И не ойкай мне тут. Бывалочи этак правую бровь выгну дугой. Левым плечом бывало поведу. Как бы невзначай малость бедро правое оголю. Глядь, а у кавалеров-то моих тут же все пуговицы враз на штанах так и отскакивают, так и отскакивают. Ох, какá была я сексуальна в девках-то, такá уж сексуальна…

Деду Пескарю, по всей видимости, до чёртиков надоедает эта бессмысленная перепалка.

ДЕД

Ну, хватит тень на плетень наводить, Фёкла.

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

Да я шутю! Нешто гости не понимают?

ДЕД

Ты нам лучше того, что-нибудь закусить приготовь. А то я тут вот, ядрён корень, бутылочку первачка с собой…

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

(к гостям)

Ну, что я говорила? Рекомендую: Макар Макарыч Магарыч — ветеран труда, по совместительству — передовой самогонщик и «первáхом-наливáхом».

Дед Пескарь не выдерживает, злится:

ДЕД

Шоб ты ночью по дороге шла и спотыкалась! Отцепишься ты когда-нибудь от меня или нет. Неси что-нибудь закусить, коза бодючая. Гости ждут.

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

А может в избу пройдём? Заодно и повечеряем.

От ужина отказываются. Хозяйка быстренько собрирает на стол.

Выпивают по первой, за приезд. Закусывают. Со стороны деда Пескаря звучит второй тост:

ДЕД

За приятное, значит, знакомство!

Выпивают, закусывают. Третий тост опустошает бутылку. Иван Абрамыч хвалит:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Хорошо пошла под закусь, родимая! Пральн я грю, Манюнь?

Манюня слегка заплетающимся языком:

ЧУБЧИК

Однозначно!

Извлекая из внутреннего кармана старого пиджака чекушку, дед Пескарь заговорчески объявляет:

ДЕД

А у меня ещё кое-что есть. Не так много, правда, но всё-таки. Это специальная лечебная настоечка…

Разливает её в стаканы, поясняет:

ДЕД

…Так скть — рецепт от бабушки по настоятельному требованию моего дедушки. Так помянём же добрым словом наших бабушков и наших дедушков.

Выпивают, оздоровляются, закусывают. Недолго и немного судачат о превратностях быта деревенского, тепло прощаются и расходятся ко сну.

Где-то перебрехиваются собаки. Со стороны деревни доносятся приглушённые переливчатые звуки гармоники, сопровождаемые залихватскими перепевами молодых голосов и звуками отбиваемой чечётки.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

(Чубчику)

Ну что? Пора и баиньки. Пошли укладываться.

ЧУБЧИК

А темень-то какая непролазная на дворе. И небо чёрное, как унтер-офицерский сапог.

Заботливой рукой хозяйки на сеновале давно уже заготовлено место ночлега в виде разостланного брезента с двумя подушками и стёганым одеялом.

ЧУБЧИК

Благодать-то какая, а, Абрамыч! Умереть, не встать! Где ещё такую найдёшь? Один воздух чего только стоит. У меня аж всё обмякло.

Иван Абрамыч замечает:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Это уже плохо!

Отвратительное, видать, зрелище!

Гости возлегают на свои ложа и приготавливаются ко сну. До их слуха доносятся звуки вздохов и мерного пережёвывания отрыжки пастбищного рациона, доносящиеся из хлева.

Где-то рядом поют сверчки, а за огородом без умолку квакают лягушки. Сквозь небольшое отверстие, зияющее в соломенной крыше сарая, проглядывает чёрный небесный диск, усеянный мерцающим звёздным бисером.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Манюнь, а Манюнь! Ты спишь?

ЧУБЧИК

Почти что. Начинаю помалу отлетать.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Что хотел тебя спросить: ты, случаем, не сомнамбула?

ЧУБЧИК

Нет, а что?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Да ничего, просто так. Ладно. Спи.

ГОЛОС

(за кадром)

Заволакивающееся паутиной небытия сознание Чубчика почему-то непрестанно преследуют слова дурацкой, всем хорошо известной детской прибаутки: «Ты картина, я портрет, ты скотина, а я нет!»

Мир отходит ко сну. Душа постепенно отделяется от тела и лёгким дуновением возносится в безбрежные просторы Вселенной.

НАТ/ИНТ. ХУТОР — УТРО

Утро одаривает проснувшихся отдыхающих густой, пряной свежестью воздуха, запахами трав, первыми криками петухов, игрой лучей солнца, отражающихся в дрожащих капельках росы.

Прохлада с холма, на котором стоит хутор, уползает туманом, опускающимся на деревню и стелящемся над рекой и запашными лугами.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Манюня! Каждодневная, утренняя пробежка — это «нечто». А это «нечто» позволит нам сохранить и усовершенствовать физические и духовные параметры наших несовершенных конституций. Только движение…

(напевает)

Наш паровоз вперёд летит,…

(продолжает)

Только движение позволит наполнить смыслом наше с тобой мелочное, никчёмное существование…

(напевает дальше)

В коммуне остановка…

Манюня продолжает напевать за своим другом:

ЧУБЧИК

…Иного нет у нас пути,

В руках у нас морковка!..

Зачерпывает из ведра ушат холодной колодезной воды, обдаёт ей, с ног до головы, своего компаньона. Тот только крякает и подпрыгивает от неожиданности. Однако быстро соориентировавшись, грозит кому-то пальцем за спиной своего обидчика.

Манюня машинально оглядывается и тут же оказывается наказанным. Вода из ведра перекочёвывает ему на голову. Теперь настаёт пора корчиться зачинщика конфуза и извиваться штопором от холодного душа. Иван Абрамыч свидетельствует:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Один-один!.. А теперь — вперёд!

Трусят мелкой рысцой в сторону лесосеки за холмистой местностью, навстречу алеющему востоку.

Фёкла Авдотьевна из-под руки смотрит вслед удаляющимся чудикам, пока очертания фигур их не растворяются в призрачной дымке утреннего тумана. Качает головой, вздыхает:

ФЁКЛА АВДОТЬЕВНА

Да-а-а-… Мне бы ваши заботы.

Мычит Матильда, блеет Гораций, суетятся, кудахтуют куры. В субботний день выгон отсутствует. Вся живность пребывает дома. Шельмец мирно дружит с полудрёмой у порога избы.

Фёкла Авдотьевна направляется в избу. В русской печи уже варятся щи, в глиняных крынках парится молоко, в чугунном казанке румянится картофельная запеканка на молоке и сметане, пекутся хлеба и пироги.

Хозяйка умело орудует печной заслонкой и ухватом. День обещается выдаться погожим. Вдали под холмом лентой извивается речка Шалунья.

С пробежки, но уже шагом, возвращаются друзья. Манюня, размахивая длинными руками и проделывая ими в воздухе немыслимые «па», подмечает:

ЧУБЧИК

А дышится-то как легко, а, Абрамыч?

Тот, несмотря на свою тучность, разбегается и перекидывается на руках через голову. Потом ещё раз, и ещё. Назидательно обращается к Манюне:

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Учись, пока я жив!

ЧУБЧИК

Я тоже не лыком шит!

Со всего разбега тоже перекувыркивается в воздухе через голову, но без помощи рук.

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

(удивляется)

Ты смотри! Не ожидал от тебя такой прыти. Перещеголял меня, подлец ты этакой, перещеголял. Но оно и понятно. У тебя руки растут не оттуда, откуда им положено расти.

ЧУБЧИК

А откуда же им расти?

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Тебе ещё рано об этом знать.

Манюня потягивает носом воздух:

ЧУБЧИК

Чуешь, Абрамыч? Убиться можно, как пахнет! Кажись бабка Фёкла пироги печёт на наших яйцах.

Спускаются в низину, к самой речке. На берегу то тут, то там виднеются согбенные, неподвижные в своём сосредоточении фигуры рыболовов.

Купаются. Вода тёплая, как парное молоко. Часы показывают ровно восемь утра. Отдыхающие возвращаются в свой чертог. Со стороны деревни доносился звон колоколов, призывающий верующих на молебен.

Заглядывают в избу. Фёкла Авдотьевна стоит перед образами и молится. Ещё через полчаса оба накормлены и готовы заняться каждый своим делом. Манюня, прихватив с собой художественные принадлежности, отправляется на пруд созерцать, ваять и созидать.

Иван Абрамыч на задах, рядом с баней и колодцем, разводит костёр и приступает к варке раков, предварительно посолив воду и добавив лаврового листа. Раки сначала угрожающе раздвигают свои клешни, отчаянно пищаат и бешено вращают длинными усами. Потом понимают, что они не правы. Густо краснеют и от стыда выпучивают свои глазенапы.

Душой своей Иван Абрамыч отходчив и поэтому немедленно прощает этих тварей, приняв от них в качестве жертвоприношения самого крупного представителя речной фауны.

Ближе к полудню приступают к растопке бани. Руководит Фёкла Авдотьевна. Иван Абрамыч на подхвате, куда пошлют. Растопили. Надо ждать, пока банька основательно прогреется и наберёт нужную силу.

Натаскивают воды, приготавливают свежие берёзовые веники. Пока суть да дело, Бабэльмандебский растягивает меж двумя берёзками большой семейный гамак и заваливается на него с ногами. Мерно раскачиваясь, не замечает как задремал. Благостное ощущение покоя нарушается призывом на обед.

Является Чубчик, оставив все свои художества на берегу пруда…

Щи хлебают, как водится в русских деревнях и по сей день, из общего котла, деревянными ложками. Ими же полностью опоражнивается и чугунок с картошкой. Напоследок, по примеру хозяйки, облизывают ложки, не упуская случая обменяться с их помощью обоюдными ударами по лбу.

Осушают по кружке парного молока, благодарят хозяйку и отваливают, сытые и довольные.

Послеобеденный сон настойчиво манит в свои ласковые сети и обволакивает отлетающее сознание. Иван Абрамыч и Манюня лежат в гамаке, устремив взоры в синь неба.

ЧУБЧИК

(еле слышно)

Абрамыч!

БАБЭЛЬМАНДЕБСКИЙ

Чего тебе?

ЧУБЧИК