Бесплатный фрагмент - Белые Маги

Чем быстрее бежит белочка, тем быстрее крутится колёсико… (Фёдор Чистяков)

Как занырнуть на глубины подсознания и остаться в их водах надолго…

Глава 1 Начало

— Ты понимаешь, в этой жизни каждый, каждый преследует только свои собственные интересы и всё! 
— Хорошо, это хорошо, главное, чтобы они не преследовали меня…

Сегодняшний день был тем днём, который затуманивает все прошлые дни и не оставляет ясности впереди. Фёдор шёл по аллее и мысленно поднимал валявшиеся то там, то сям каштаны. Погода была сырой, пелена тумана покрывала деревья.

— Будни бедного аборигена, — так кратко вслух охарактеризовал Фёдор этот день.

Он свернул в проулок и зашёл в местный магазинчик, в котором купил бутылку дешёвого пива и батон. Пиво Фёдор не любил, но и жизнь ему сегодня казалось не такой уж вкусной. Потому пиво было как-никак кстати, оно помогало ощутить всю глубину дна, пребывание на котором ощущал художник.

Да, Фёдор был художник. Плохой художник, хороший художник, не важно. Рисовать он любил. Кисти и краски давно стали его страстью. С самого детства. Фёдор помнил бабушкин забор, который он выкрасил, исходя из собственного художественного вкуса, и, прямо скажем, уже тогда его творческая карьера не задалась. Критиков было больше, чем поклонников. Да и от бабушки прилично досталось.

Одет был Фёдор в тёмный грязный плащ, и тёмную шляпу, из-под которой виднелись его тёмно-русые кудрявые (чересчур длинные) волосы. Фёдор спустился к подвальному окну некоего, грязного, запылённого здания и присел спиной к замызганному, давно не прозрачному стеклу. В этом углублении он почувствовал уединение и комфорт. Небольшой навес над полуподвальным старым зданием спасал его от начинавшего накрапывать дождика.

— Хорошо-то как, — важно протянул Фёдор, делая большой глоток противного пива и пытаясь сковырнуть ногой этикетку, которая валялась рядом с ним, чтобы повернуть её лицевой стороной и прочесть, о чём она, а также оценить её эстетический вид, дизайн и художественность.

Но, достигнув желаемого, вид этикетки разочаровал художника, это была жёлто-блёклая наклейка непонятного пива.

— И что мы есть на этой земле? Люди? Боги? Отребье?

— Отребье, сосланное подальше ото всех, — заключил он сам для себя.

Гигантский маятник даёт размах, проскочишь — жив, а зацепило — так унесло и разнесло в прах…

Идти домой в свою конуру Фёдору не хотелось, там ждали его пустые полотна, на которых он за последние полгода так ничего и не нарисовал.

Последнее время Фёдор жил в атмосфере отчаяния, опустошённости, несчастья и глубокой депрессии.

Творческий кризис наступил у него внезапно и прямо-таки оглушил его своим появлением так, что Фёдор долгое время даже не мог понять, что же это произошло. Потому часто, как оглушённый, он бродил по пыльным улочкам города и искал «то, не знаю что». Он осознавал, что все его думы о тщетности бытия и прочих «заковыках», в сущности ерунда и можно снова встать с гордо поднятой головой и продолжить борьбу за выживание в этом мире, но заставить себя никак не мог. Он не мог отпустить эти смурные мысли от себя, цепляясь за них, как за нечто родное и ценное, последнее что у него оставалось на бесперспективном жизненном пути. Перспектив он уже давно не видел. И апатия всё с новой и новой силой давила на него. Её груз уже полностью овладел им. И как вырваться из под её гнёта он не знал. Конечно, Фёдор понимал, что любой счастливый случай в одночасье сможет его превратить из изгоя в героя, но, видимо, этот самый счастливый случай ничего не знал о треволнениях самого художника, потому никак и не случался. Каждый день Фёдор с трудом поднимался с постели, так как просыпаться всё в том же мире отчаяния — у него не было никакого желания, а он уже сквозь сон ощущал, что ничего не изменилось, и если он встанет, ему придётся опять влачить своё бесцельное, глупое существование, потому он затягивал процесс подъёма как можно дольше.

Вот и в этот день он не только не знал, чем ему заняться, а даже не хотел знать ничего об этом. Все его действия, движения выдавали в нём полную обречённость, потому нутром ощущая свою ненужность, явно видимую и снаружи, он старался по возможности избегать чьего-либо общества. Но совсем жить без общения, Фёдор всё же не мог.

Потому в этот раз он решил отправиться к своему старому другу Петьке. У Петра тоже последнее время дела не ладились, потому Фёдор рассчитывал на то, что невинная беседа с ним, никак не напряжёт его душевные силы, которые очевидно были уже на исходе. Петька последние годы был фотографом. По молодости он переиграл барабанщиком в разных музыкальных группах, но сейчас с этим завязал. И мнил из себя талантливого фотографа, который может изобразить что-то невероятное, используя всего лишь фотоаппарат.

Петра он встретил у длинной деревянной лестницы старого, обветшалого многоквартирного дома. Дом, очевидно, был дореволюционной постройки. В таких домах всегда ощущалась некая непостижимая магия, которую трудно понять и принять сторонникам свеженького ремонта. Пётр жил на самом последнем этаже, к которому и вела эта длинная, с небольшими площадками на каждом этаже лестница. Лестница всегда скрипела под шагами домочадцев и гостей, как будто бы имела своё веское мнение обо всём. Но ей точно было видней, сколько она ещё протянет на этом свете.

Пётр только что привязал коня и сгрузил тяжёлый чёрный пакет со своего спортивного велика, тут и подошёл к нему Фёдор.

— Привет, — спокойно поздоровался он.

— Ну, здрасьте, — смурно ответил Пётр.

— Чего такой с утра?

— Какой такой? — сначала возразил Пётр, но тут же смягчился, — Утро, дела. Поднимайся, чая попьём, — пригласил он Фёдора к себе.

И они, молча, зашагали по чуть прогнившим ступенькам вверх.

В квартирке Петра было темно и сыро, обшарпанные стены были обклеены многочисленными чёрно-белыми фотографиями. Фёдор невольно стал их рассматривать. Пётр протянул ему сигарету и предложил закурить.

— Что нового? — спросил после долгого молчания Пётр.

— Да, ничего, — ответил художник.

— А я вот недавно вернулся из Москвы, там мои работы приняли на выставку, — гордо ответил Пётр.

— О, как! — то ли возмущённо, то ли одобрительно воскликнул Фёдор.

— И что ж взяли? — продолжил он после недолгого молчания.

— Помнишь, этих призраков, что у меня вышли на фото. Вот их. Потом бабочку ту, светящуюся, помнишь? Ну и те, магические часы, что шли наоборот, взяли. Потом, фото того старинного дерьма, этого автомобиля старого, что у деда в деревне был. Раритет (Пётр хмыкнул). Да, и деда в лодке на реке взяли. Там свет хороший получился, удачно лёг. Очень удачно.

— Помню, — без особого вдохновения ответил Фёдор и присел на корточки у окна, облокотившись о стену.

Снизу он поглядывал в окно, из грязных стёкол которого ему было видно кусок неба.

Он выпустил несколько клубов дыма, после чего равнодушно спросил:

— Ну и что тебе за это заплатили?

— Да, ерунда, — уклончиво ответил Пётр.

— На хлеб с маслом хватило? — спросил Фёдор немного завистливо и даже раздражённо.

— Давай пива попьём?! — прервал неприятный разговор фотограф.

— Ну, давай! — быстро согласился художник.

Пётр быстро достал из холодильника готовые чёрные жестяные банки с неким напитком и протянул одну из них другу. Быстро открыв их, собеседники, сделали по большому глотку как будто бы живительной влаги.

— Ну, за успех! Чокнемся?! — бодро произнёс хозяин квартиры.

— Что это? — с сомнением спросил Фёдор, протягивая между тем свой бокал-баночку для того, чтобы «чокнуться».

Глава 2 Пробуждение

Фёдор проснулся от того, что яркое солнце било своими лучами в его лицо. Оно не стеснялось ничего — ни пыли, ни жиденьких занавесок, ни грязных стёкол, ни давно немытой щетины на лице Фёдора.

— Куда меня чёрт занёс? — пронеслась первая мысль в голове Фёдора.

Рядом кто-то зашевелился. Фёдор увидел Петра.

— Ах ты, чёрт! Чем ты меня опоил вчера, чертяка! — выругался Фёдор два раза и соскочил с дивана, прикрывая себя слегка грязноватой мохнатой простынёй с прорехами.

— Не суетись, не шурши, — пробормотал Пётр сквозь сон. — Ты сам припёрся ночью, не выгонять же тебя было.

— Не помню, — ответил Фёдор, пытаясь разглядеть себя в зеркало.

— Ну, сам не помнишь, так хоть от меня отстань. Я сплю. — Пётр был категоричен.

Фёдор засобирался домой, быстро обнаружив свои вещи в куче у окна.

Он ушёл, прикрыв двери квартиры. Будить Петра не стал. Всю дорогу Фёдор силился вспомнить вчерашний день, но ему это не удавалось.

— Да, нет ерунда какая-то, — гнал он от себя всякие не очень приятные вещи.

— Всё забыли, так забыли! — пытался себя успокоить Фёдор. И ближе к дому ему это практически удалось.

Его домик стоял почти в центре старого города. Деревянный выкрашенный в зёлёный цвет, он уже порядком облупился. Ставни были закрыты и забиты, так Фёдору было удобно. Было ещё окошко, которое выходило во двор, ему его вполне хватало, чтобы знать, что за погода и день или вечер наступает. Похлопав себя по карманам брюк, он быстро нашёл ключи от покосившейся зелёной калитки и вошёл во двор. В доме тоже было всё спокойно. Заперто. Вещи на месте, так же как он и уходил. Пустой холст смотрел на него с мольберта. Так же укоризненно, как и раньше. На стенах с выцветшими обоями непонятного оттенка красовались давние художества хозяина. Как раз с противоположной стены на него упорно смотрел огромный глаз с подписью «Око Холода». Взгляд его был тяжёлый и категоричный.

— Напился, зараза, вчера и ещё ничего не помнишь, — воскликнул Фёдор и ударил себя кулаком по лбу.

Он обречённо сел на стул, закурил и задумался.

Как будто батарея разряжена. Как будто.

Ясно вспомнить ему удалось лишь, как Петька произносит нараспев, словно растягивая речь: «Эт-та раариитеет».

Как будто батарея разрядилась, а как зарядить её, ума не приложу.

— Мало ума! — выругал сам себя Фёдор. — Дурак, бездарность! Пустое белое пятно на теле вселенской жизни. О, может нарисовать белое пятно и всё сойдёт?!

— Идиот, — продолжил он диалог между собой.

Фёдор, тяжело вздохнув, встал, подошёл к окну, посмотрел во двор, но и там не нашёл никаких ответов на свои вопросы.

— Вопросы, вопросы, вопросы… Вечно одни вопросы и никаких ответов, — недовольно выпалил он в пустоту.

Фёдор вспомнил деда, который катал его в детстве на лодке, река, комары, рыба. Дед с цигаркой даёт ему очередной подзатыльник за то, что он не так закидывает удочку.

— Детство, — ухмыльнулся Федя. Вот, талант — есть он у меня или нет? Почему я до сих пор этого не знаю, не понимаю. Ну, были выставки, ну, пара рецензий, но всё это не то. Чего-то не хватает… Но чего? Как мне стать тем, кем я мечтал быть в детстве.

И тут он почему-то вспомнил картину «Купание красного коня». Она совсем без спроса ворвалась к нему из подсознания, просто-таки всплыла внезапно на поверхность из глубин памяти.

— Чего это она мне в голову-то лезет, — махнул рукой Фёдор с отчаянием. Я не был фанатом этого направление никогда. Красное. Чёрное… Белое…

Он взял с полки одну их своих любимых книг никому неизвестного мистика-философа Филиппа Ранке и прочёл:

«Сила божества бога Таланта весьма могущественна, он может дать свою силу тому, кто предназначен, устроен лучше для преобразования и сублимирования энергетик, он может смоделировать для него благоприятные условия, нужное направление истечения ДНК в мировое инфополе».

Да, этот отрывок почему-то был проиллюстрирован известной картиной русского, советского художника Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина «Купание красного коня».

Это сочетание всегда озадачивало Фёдора, и он пытался разгадать, в чём тайный смысл такого симбиоза. Каждый раз в его голову приходили новые идеи, но на какой-либо одной он так и не смог остановиться.

— А был ли у меня талант? А есть ли у меня талант? Должен ли я чего-то добиться собственно? Да, и как его измерить в современном-то мире… Вообще должен ли меня этот дурацкий вопрос беспокоить… Есть, нету — какая к чёрту разница! Покопошится человечек какое-то время, да и закопают его. И всё. С талантом, ежели был, то и с ним закопают. Итог-то один, и он всем прекрасно известен. А в могиле темно и уже ничего не видно, и не важно с талантом ты или так себе… Память?.. Так что ж эта память, кому она вообще нужна… Хотя не зря же есть эта поговорка: «Талант в землю закопать». То есть, как бы есть шанс его тут оставить, а самому туда лечь, рано или поздно. Ой, да не мне же и судить потом, с ним я лёг или без него… Умников поди пруд пруди… А мне что уж об этом размышлять… Ага, когда в голове пусто, так и быстро находятся мыслишки эту пустоту занять своей бессмысленностью… А вот талант быть бездарностью, почему так не востребован? Я бы смог! Ещё как смог. Одарённых подавай! А никчёмностью быть может и того трудней, но я ж как-то справляюсь! Эх!.. Некому оценить масштабы…

Устав от своих размышлений Фёдор, не раздеваясь, прилёг на кровать и вскоре уснул.

Глава 3 Сон Фёдора

Фёдор слышал откуда голос и видел откуда идёт свет, он шёл к ним навстречу.

Голос саркастически заметил: «Самый большой обман, нет — не обман, а шутка, в том, что это мы живём на другой стороне луны». Раздался смех. Смех как разряды молний с разных сторон окружали Фёдора, пока смех не исчез совсем.

Фёдор увидел коридор, освещённый слабой желтоватой лампочкой.

По коридору шёл невысокий мужичонка с алюминиевым котелком с чёрной пластмассовой ручкой. На голове мужичка виднелась что-то наподобие тюбетейки, которой, по всей видимости, тот прикрывал лысину.

Фёдор спросил его:

— А что ты тут делаешь?

— Так, это, — немного замялся и затянул ответ мужичок, — вину и ответственность разношу, — после чего он вынул из котелка небольшой мельхиоровый половник — дабы ярче продемонстрировать свою специализацию, свою важную работу.

А потом мужичок зачерпнул какую-то мутно-чёрную вязкую жижу из этого котелка и вылил Фёдору прямо на голову.

Фёдор дёрнулся, но ничего не почувствовал, хоть и заметался по кровати во сне.

Он почему-то тут же спросил у мужичка:

— А ад существует?

— Ад, да, конечно, — сосредоточенно и важно ответил мужичок, помешивая что-то в котелке, — как без дезинфекции… — усмехнулся он под конец фразы. — Это видать в тебе дьявол познания шевелится, наружу хотить выйти, — и мужичок ткнул на сей раз пустым половником Фёдору в район живота.

— Я не могу рисовать, — продолжил гнуть свою тему Фёдор, — почему я не могу рисовать?

— А ты художник шо ль? — спросил мужичок.

— Да! — с жаром ответил Фёдор. — Но я не успешный, нет успеха, да и картин давно новых нет, — сник Фёдор.

— А во! Держи! — и мужичок схватил свой котелок и окатил прямо из него Фёдора с ног до головы.

Мужичок исчез. Коридор померк. Фёдора немного трясло, но больше ничего он не чувствовал. Он решил покинуть этот коридор, пока тут ещё есть свет и поскорей выйти в любое другое пространство. Коридор пугал его, как пугают сгущающиеся тучи на небе.

Прямо перед ним возникла массивная тяжёлая, чёрная дверь. Он похлопал карманы — пусто, ключей нет. Увидел большой чёрный засов, отодвинул его, но дверь не поддалась. Тогда он увидел, что у двери валяется какая-то необычная кисть, он поднял её и вблизи увидел, что её наконечник выполнен в виде ключа. Этой кистью-ключом он с лёгкостью открыл дверь и очутился в сияющем белизной зале. Сначала он его абсолютно ослепил, и кроме яркого света Федя не смог увидеть более ничего. Когда же он немного привык к свету, то смог разглядеть: за овальным столом сидели фигуры то ли людей, то ли полубогов, они были одеты в белые одеяния, на их головах были некие капюшоны, переходящие в колпаки. Белизна их одеяний слепила глаза Фёдора.

— Что за чёрт! — выругался Фёдор, но тут же поправился, — Тьфу, какой-то священный синод собрался.

Фёдор попытался разглядеть их лица, но ему не удалось, как будто они были скрыты белыми масками, либо их вообще не было. Тогда он сосчитал заседающих, их получилось ровно тринадцать.

За столом зачем-то разожгли свечи, несмотря на итак ослепительную белизну и свет вокруг. Пламя свечи привлекло взор Фёдора, его язычки как будто говорили с ним, на непонятном ему языке, он слышал некую музыку и стал повторять движения, которым его как бы учило пламя. Вот так, вот так, вот так…

На этом Фёдор внезапно проснулся и огляделся по сторонам. Была глубокая ночь. Но художник тут же вскочил и присел к мольберту в полной решимости нарисовать только что увиденное.

Работа продолжалась более недели. Фёдор забросил всё, никуда не ходил, пил кофе и доедал съестные припасы, которые завалялись в доме. Не курил. Он не видел — вставало ли на улице солнце, ходили ли там люди, и что вообще творилось в нынешнем мире, его совсем не интересовало. Всё его внимание поглотила картина. Он снова и снова тщательно выводил линии и изгибы, силясь, как можно точнее вспомнить каждую мелкую деталь сна.

— Лица, лица… — эта мысль тревожила Фёдора и не давала ему покоя.

Он снова и снова засыпал в надежде увидеть лица. Но сон не повторялся. Белых магов или полубогов, или просто людей (он не знал) Фёдор больше не видел. Потому так старался запечатлеть тот, увиденный им сон, на холсте. Чем его потряс этот сон, он даже не понимал. Но даже это не было важно, эту мысль Фёдор вообще не принимал и не придавал ей какого-либо особого значения, ведь главное — он снова рисовал. Он рисовал!

Фёдор писал новую картину!

Глава 4 Картина

И вот картина была готова!

Название, которое показалось Фёдору наиболее подходящим, гласило: «Священный синод белых магов».

Фёдор любовался на картину и не мог отвести от неё глаз — сияние цвета ему непременно удалось. Он был необыкновенно горд собой.

— Это шедевр, это шедевр… — приговаривал художник.

Картину он пока никому не показывал. На звонки не отвечал. Фёдор изрядно исхудал, под глазами у него виднелись тёмные круги, но он всего этого не замечал. Его переполняли доселе неведомые ему чувства. Крайне довольный собой он уснул:

— Вот теперь то можно и отдохнуть как следует! А что?! Он заслужил!

Фёдор проснулся от того, что над ним кто-то склонился. Он увидел над собою того самого белого мага, который что-то ему говорил. У его лица были какие-то очертания, но Фёдору никак не удавалось их уловить и запомнить. Маг говорил ему тихо, но жёстко и твёрдо:

— Твори, Федя, твори…

— Твори, Федя, твори…

— Твори, Федя, твори…

Произнеся эту фразу трижды, маг растворился в воздухе, вспыхнув на секунду маленькой искоркой.

Фёдор встал с кровати не в силах совладать со своими нервами и стал расхаживать по комнате взад-вперёд. Потом сел за мольберт. В его голове снова и снова проносились слова таинственного мага. Он взял рабочий блокнот и стал пытаться зарисовать его лицо. Вышло несколько не особо удачных скетчей, но Фёдор упорно пытался нащупать ниточку, ведущую к разгадке его черт лица, когда он вдруг услышал у самого своего уха тот же уверенный, слегка скрипящий голос:

— Правильно! Твори, Федя, твори!

От испуга он резко оглянулся и упал со стула. Маг тут же исчез, на сей раз Фёдор даже не успел его толком разглядеть.

— Финита ля комедия, — произнёс обречённо Фёдор, поднимаясь с пола.

— Так, надо умыться, помыться, поесть как следует, пройтись по улицам, сходить с кем-нибудь потусоваться, а то совсем может умом тронулся и всего-то, — сказал себе Фёдор, но тут же его мысли вернулись к обличию белого мага, и он решил возобновить работу над скетчами, так как ему показалось, что именно сейчас, грохнувшись на пол, он всё же уловил какую-то изюминку этого загадочного существа.

К следующему утру была готова пачка новых скетчей. Последним Фёдор всё-таки остался доволен. И, успокоившись, он отправился сначала в магазин, а потом к своему ближайшему другу Сане. Ах да, предварительно Фёдор привёл-таки себя в божеский вид — искупался, побрился, расчесался.

И теперь он шёл уверенный в себе! Ведь он теперь художник экстра-класса! О нём скоро заговорят все! Такой-то шедевр он изобразил!

Все старые приятели будут в восторге от знакомства с ним и будут переговариваться в кулуарах: «А наш то Фёдор, ого-го! А мы то с ним, между прочим, водочку вместе пили! А ещё был такой случай…»

Эх, известность и почтение манили к себе Фёдора. Он жаждал славы, почёта и уважения. Ему это было так необходимо, ну как воздух, свежий воздух.

— Наконец стану как человек жить, а не то, что раньше.

Эти мысли радовали Фёдора, ему казалось, что он сам стал светиться изнутри каким-то неповторимым светом, излучать тепло или какую-то тёплую, добрую, позитивную энергетику. Фёдор улыбался прохожим и готов был расцеловать и переобнимать весь белый свет, настолько он был счастлив! Он был горд собой и был благодарен всему сущему, что наконец-то такой успех снизошёл в его скромную обитель и ворвался в его смышленую голову, так что его руки сотворили это непререкаемое гениальное полотно!

Меж тем всё же надо было узнать, что в мире творилось, пока он творил свой шедевр.

— Да, так себе. Потом расскажу. Давай, выпьем, — и он разлил жидкость по рюмкам ещё раз.

— Мне, вот, помнится, мы в лагере в простыни белые заворачивались и девчонок пугали так. Вот это история, так история! — добавил Санчо.

— Детство всё же — отличный период в жизни, жаль только, что тогда не подозреваешь об этом, — поддержал друга Фёдор.

Глава 5 Санчо

Саня жил на соседней улице в слегка покосившемся, но оттого не менее крепком доме дореволюционной постройки. Во двор дома вела широкая кирпичная арка. Его квартира была номер 3, слева.

Наудачу Фёдора, Саня был дома.

— О, какие люди! — воскликнул Саня, — где пропадал? Душа пропащая! Смотрю, выглядишь неплохо! Ты слышал, что творится-то?

— Что? — только и успел вставить Фёдор свой вопрос в тирады друга.

— А то! Народ мессию ждал, а пришёл Месси! — и Саня заржал. — Матч вчера не смотрел что ли? — уточнил Саня, после паузы.

— Да, нет, занят был, — уклончиво ответил Фёдор.

— И чем это ты у нас сейчас так занят? — поинтересовался Саня.

— Да, так рисую, — протянул важно Фёдор.

— Вдохновение что ли появилось? И где ты его только взял?! — даже немного завистливо протянул Саня.

— Появилось. А ты что не пишешь?

— Да, не пишется. Ни одной песни уже пара месяцев как. Как-то так.

Саня был лидером некой музыкальной группы, болтающейся на уровне, предшествующем громкому успеху, но настолько предшествующем, что ощущения, что этот самый успех всё-таки придёт, не было. Потому будущее его группы постоянно было весьма сомнительным. Они то собирались, репетировали, писали, то ругались, расходились и вновь собирались, получив хоть мало-мальское предложение от кого-либо где-нибудь сыграть.

Саму группу назвал когда-то сам Саня. Она носила гордое название «Тайный знак», игровой стиль её растягивался от готик-металла, до лаунж-блюза, да и простого панка при случае они не чурались. Как и песни шансон-направлений под акустическую гитарку для Санчо были не чужды. В общем, Саня хватался за всё, лишь бы было не скучно.

Сам Саня выглядел под стать своему музыкальному образу, он обладал довольно привлекательной фигурой статного широкоплечего парня, широкие скулы и волевой подбородок выдавали в нём решимость и бескомпромиссность. В ушах он носил новомодные тоннели, которые, впрочем, не сильно его портили. На тыльной стороне его левой ладони красовалась цветная татуировка в виде солнца с изогнутыми лучами, а на лице чуть ниже левого глаза было вытатуировано «ROСK».

— Это вполне решаемо, мне кажется, я нащупал некую нить, которая поможет. В общем, я думаю, что написал реально крутую картину, понимаешь?

— Уже закончил работу?

— Да, я сам от неё в восторге!

— О, как! Надо бы посмотреть! — оживился Санчо.

— Посмотрим, посмотрим. Я ещё не придумал, что с ней делать. А пока идею сберегу, да обдумаю. Надо пока немного расслабиться и отвлечься, я месяц над ней работал (немного преувеличил Фёдор). Есть что-нибудь там, на повестке дня? Может концерт какой, или ещё какая тусовка намечается?

— Не, с концертами сейчас глухо. Глухо-глухо. Все разбежались, каждый сидит в своей конуре, да рыщет по городу в поисках заработка хоть каких-то денег. Волки, одни волки.

Надеюсь, не все там шедевры сочиняют по своим конурам, пока я бездельничаю. Вот как ты, идея у него! Смотри! А мы тут на голодном пайке сидим.

— Да, ладно тебе, у каждого есть время, когда катит и когда всё не так. Переживём же! Переживали ж не раз!

— Легко тебе говорить… А я спускаюсь на дно, на дне легче плавать… — удручённо произнёс Саня.

— Сложно разгадать шифр, и вообще понять, за какой именно браться, вот, семёрка число, а что в нём сокрыто, какие сакральные смыслы загаданы, не узнать доподлинно… Увы…

— Ты раскрыл какую-то нумерологическую тайну? Ты до сих пор веришь в чудо?

— улыбнулся Саня.

— Когда не можешь долгое время удерживать планку на нужном уровне, и не в такое поверишь, — ответил Фёдор.

— Иногда и потупить полезно, — возразил с серьёзным выражением лица Санчо.

— События жёстко связаны с бытом, жёстче, чем другие себе представляют. Если человек использует свой мозг, лишь частично, значит, кто-то другой использует его на оставшуюся часть…

— И ты в такую чушь веришь? — рассмеялся Саня, — Да, кстати, вспомнил, есть одна движуха — девчонка одна знакомая звала, они там файер-шоу уличное устраивают, звала подыграть. Ну, музыкальную поддержку организовать. Там на аллейке, в центре, и они деньжат, если что подкинут. Так что если на там-тамчиках отстучишь. И развлечёмся, и выпьем и потусуемся. А что?! Компания у них норм, сойдёт.

— О! Круто! А где это всё будет? Как её зовут? Я её знаю? — оживился Фёдор.

— Ну, так на аллейке, напротив музея. Лара, её зовут. Ты её не знаешь, скорее всего, меня Машка познакомила с месяц назад. Машка сейчас тоже с ними.

— Интересно. Идём. Это когда будет?

— В четверг. Я зайду за тобой в шесть вместе двинем. Пойдёт?

— Да, конечно!

Белые маги берут в аренду вашу личность, да это почти как болезнь, только вы о ней как бы ничего и не подозреваете, потому что мозг ваш уже захвачен некими силами и энергиями.

Их голодные твари ходят вокруг вас кругами.

Уникальность, выраженная в сингулярном воплощении её в материальном мире, уровне.

Напряжённость инфополя, его несбалансированные участки, нестыковки, провокации, прорехи так проявляются на материальном уровне.

Фёдор был рад, что подвернулась такая отличная возможность отвлечься, так как он чувствовал, что эта картина высосала из него весь его творческий энтузиазм, а ему хотелось всё же продолжить работу и создать ещё нечто удивительное и оригинальное. Ведь он давно мечтал о собственной выставке, а одной гениальной картины было явно для этого недостаточно.

Глава 6 Знакомство с Ларой. Файер-шоу

Как и условились, друзья встретились в шесть. Фёдор заранее поджидал друга у калитки, так как не хотел тому показывать раньше времени свой шедевр. Пока он только пробивал возможности размещения картины, беседовал с теми или иными людьми на предмет того, что, возможно, он изобразил НЕЧТО, и какими путями можно было бы это «нечто» продвинуть с максимальной отдачей.

Санчо хлопнул друга по плечу и тут же повесил ему на это плечо тамтам. У Сани была с собой и гитара.

— Ну что?! Вооружены и очень опасны?! — усмехнулся Фёдор.

— А то! — поддержал Саня.

И они бодро зашагали в сторону центральных улиц города, чтобы встретиться с весёлой компанией. Оба друга были очень воодушевлены предстоящим вечером и радостно предвкушали его самые сладкие моменты.

Когда встретились с группой, Фёдор толком и не разобрался, кто в ней кто, но всем был представлен Саней и поздоровался с каждым за руку. Всего было человек семь. Фёдору отвели место за выступающими и попросили как можно мистичнее выстукивать ритм. Как это сделать он не знал, но пытался что-то изобразить, раз позвали.

Тип, который всем этим руководил, ему не понравился. Наколотые до плеч (а может быть и дальше) руки, какая-то верёвка, обвязанная вокруг головы, и излишняя самоуверенность сразу бросились ему в глаза. Как он запомнил, типа называли Назар. «Наглый», — сразу подумал Фёдор. Назар распоряжался всеми в таком тоне, чтобы каждый почувствовал, кто здесь хозяин положения, кто всем заправляет. К тому же, Фёдору сразу приглянулась девушка Лара и, как ему показалось, та тоже на него взглянула как-то по-особенному. И потому его чересчур и раздражало поведение Назара, потому как и Ларой тот распоряжался, как хозяин и даже прикрикивал на неё.

«Ну, уж нет!», — думал Фёдор.

— Обломал бы я тебе твои рога в другой ситуации, — шипел еле слышно Фёдор, пока продолжалось действо, а он выстукивал положенный ему Назаром ритм. По крайней мере, Фёдор старался. В это время Назар поджигал факелы, девушки синхронно раскручивали какие-то канаты с подожженными концами, потом Назар, стоя посередине, изобразил что-то из серии «глотателей огня». В сгустившейся тьме огоньки крутились, вспыхивали, гасли. Люди с удовольствием останавливались и смотрели на происходящее шоу. Зрителей, наблюдавших шоу, было довольно много, но Фёдор старался не обращать на них особого внимания.

В перерывах пацанчик по имени Генка пробегал с чёрной ковбойской шляпой вдоль собравшейся полукругом публики и собирал дань. Потом Назар взял какой-то огромный шест с зажженным сверху факелом и стал им жонглировать. Саня затянул уж слишком заунывную мелодию на гитаре, и Фёдор, немного осмелев, бросил тамтам и подошёл к Ларе, благо она расположилась как раз в его стороне, неподалёку от его места размещения, которое конечно же ему установил Назар. Сначала Фёдор просто любовался её стройной фигурой, высокими сапожками как у цирковых артистов, джинсами, туго обтягивающими её аппетитную фигуру, стильную кожаную курточку с чуть заниженной талией и её тёмными волосами, собранными в высокий хвост. «Хороша лоша-адка», — размышлял Фёдор, пока ещё сидел за барабаном.

Итак, отложив барабан, Фёдор двинулся к Ларе.

Подходя к ней сзади, он шепнул ей на ухо: «Как Лара Крофт — расхитительница гробниц?»

Девушка обернулась. Она увидела симпатичного кудрявого парня.

— Фёдор, — поторопился повторно представиться художник.

— Лара, просто Лара, — ответила девушка, слегка улыбнувшись.

— А это, хорошо у вас получается, это, крутить, — и Фёдор сделал неопределённые движения руками в воздухе, пытаясь изобразить те движения, при помощи которых девушки раскручивали канаты с факелами.

— Ну, так, тренировка, — ответила девушка. — А ты барабанщик что ли?

— Нет, я художник! — гордо ответил Фёдор, — А это — так, приятель просто пригласил к вам потусоваться.

— Это Саня что ли? — спросила девушка.

— Он самый. Что нравится Саня?

— С какой стати? — возмутилась девушка.

— А он всем нравится, — рассмеялся Фёдор, — он же музыкант, все девушки писаются от него.

— Ревнуешь? — спросила Лара.

— Да, — серьёзно ответил Фёдор.

Они оба рассмеялись.

— А что у художников мало поклонниц? — уточнила Лара.

— Ну, меньше, чем у музыкантов. А ты, чья поклонница? — решился на вопрос Фёдор.

— Ничья, — ответила Лара.

Тут вернулся Назар и распорядился всем собираться. Шоу заканчивалось. Чем оно закончилось, Фёдор пропустил, так как всё его внимание было занято Ларой и их лёгкой беседой. Фёдор решил ни за что не отпускать девушку, пока не узнает хотя бы её номер телефона. Можно было бы, конечно, потом пробить через Саню, но это же придётся Саню ставить в известность, а это замороченней будет, отбиваться от его шуточек и подколов придётся. Потому надо было что-то решать именно сегодня.

Саня сунул Фёдору в карман пару сотен.

— А что, неплохо… — подумал Фёдор.

Саня сказал:

— Цепляй барабан, оттащим инструменты и напьёмся.

— Может, девушек пригласим? — с надеждой спросил Фёдор.

— Почему бы и нет. Ща, попробуем, — и он вдохновлённый отправился к Маше.

Фёдор остался стоять в стороне, надеясь на успех столь скромного мероприятия.

Итог был неутешительный — все пошли к Сане. И Назар тоже.

— Ну что ж, подождём, — подумал Фёдор и поплёлся вслед за всеми, немного отставая от общей группы. По дороге ему так и не удалось перекинуться с Ларой хотя бы парой фраз. Она то шла с Машей под руку, то о чём-то шепталась с Саней. Внутри Фёдора закипала злоба, и он готов был развернуться и уйти, если б не этот барабан, который ему нужно было вернуть, дотащить обратно к Сане.

— А то ещё Саня заподозрит, что он спёр барабан, чтобы пропить. Чего доброго. Этот может, — горестно подумалось Фёдору.

И он шёл, шёл, наблюдая столь неприятную ему картину.

У Сани Фёдор немного повеселел, ведь купили выпивку, и он щедро снабжал свою внутреннюю злость водкой, чтобы подобреть. Назар толкал какую-то свою философию, размахивая руками и через слово, посылая всех. Кто-то играл на многочисленных инструментах Сани, курили, курили траву, пили и снова, снова… Наконец, приняв изрядную дозу спиртного, Фёдор решился подсесть к Ларе, благо в это время её подруга Маша куда-то отлучилась.

— Давай сбежим отсюда, — заговорщицки шепнул он ей на ухо, слегка покачиваясь.

Лара взглянула в его ясные сине-голубые глаза, обвела взглядом вокруг обстановку в комнате, сгущающийся сигаретный и не только дым и ответила:

— А давай!

И прошептала в тон Фёдора:

— Но как мы это сделаем?

— Просто! Посмотри, как они все увлечены: вон, Назар — кого-то ругает всё, а Саня чьи-то новые стихи декламирует. Машки — нет. Никто и не заметит, если потихоньку ускользнуть. Решайся!

И они осторожно вышли на улицу друг за другом.

— Ты пьян, — сказала Лара.

— Не пьян, просто сражён твоей красотой в самое сердце, от чего покачиваюсь, — возразил Фёдор.

— Только давай без этого пафоса, — резко отрезала Лара, — пойдём воздухом дышать, и расскажешь мне про свои картины.

— А что рассказывать? Я могу их показать. Художника слушать — неблагодарное дело.

— Ну, если в Лувре висят, он, скорее всего, уже закрыт, — быстро съязвила девушка.

— Не, немного ещё здесь, дома, осталось.

— Далеко живёшь?

— Да, тут, рядом. Мы ж Саней кореша с детства.

— Круто. Пойдём сока какого-нибудь купим хоть.

— У меня есть чай, кофе, — предложил Фёдор.

— Нет, хочу апельсинового сока, с утра хочу, — уточнила Лара.

— Ну, раз с утра, то пойдём, — покорно ответил Фёдор.

Глава 7 В доме Фёдора

— Ну, извини за беспорядок, — сказал Фёдор, немного стесняясь, — это быт художника.

— Да, ладно, понимаю, сами не лыком шиты, — улыбнулась Лара, проскальзывая в помещение.

— А чем ты занимаешься помимо файер-шоу, конечно?

— Да, много чем. Но, если иметь ввиду творческую стезю, то на прикладном училась, кукол шью, народных, ну, и всяких разных.

— То есть и вуду сможешь? — уточнил Фёдор.

— Смогу, если надо будет, — не задумываясь, ответила девушка.

Фёдор усадил её на табуретку и стал показывать свои многочисленные картины, извлекая их из различных укромных (и не очень) мест.

Картина с шедевром была накрыта на всякий случай полотном. Разбросанные тут и там скетчи с белыми магами он поспешно собрал и засунул на шкаф.

— Вот это «Лежащая девушка».

— Неожиданно узнать, как ты видишь девушек! — воскликнула Лара.

— Нет! Что ты! Тебя бы я совсем иначе нарисовал! — возразил Фёдор. — Сейчас стаканы принесу.

Фёдор налил сок девушке. И продолжил хвастаться своим искусством живописи.

— А это что за картина? Под полотном? Не готова ещё? Работаешь над ней? Можно посмотреть? — спросила заинтересовавшаяся Лара у Фёдора.

Фёдор немного смутился:

— Она готова, но я её ещё никому не показывал…

— О, как! Что шедевр, что ли какой-то? — рассмеялась девушка.

— Думаю — да.

— Серьёзно, что ли? Ты шутишь? А ну да, конечно, для любого творца каждое новое произведение — шедевр и так до следующего или на несколько дней. По себе знаю, — улыбнулась девушка.

— Серьёзно. Это лучшее, что я нарисовал.

— Неужели?! Не верю! Вот так повезло — зашла случайно, а тут шедевры повсюду! — продолжала смеяться Лара.

— Смотри! — и Фёдор сдёрнул полотно.

Лара увидела картину. Ей стало немного дурно от увиденного, и она застыла в молчании.

— Ну как? — спросил Фёдор.

— Не знаю…

— Тебе не нравится? Ты думаешь, что это всё пустое? Уходи! — и Фёдор в порыве чувств указал на дверь.

Но Лара его не слышала:

— Постой, я видела такие фигуры, с месяц назад, на набережной, они были на ходулях, в каких-то белых балахонах и капюшонах-колпаках, но говорили со мной на каком-то непонятном языке, обступили так, это было ночью, я испугалась и убежала… Точно, они. Это что цирк какой-то новый? Я просто не знала, а ночью они жутковато смотрелись и лиц совсем не видно, живых, понимаешь? Ты только не говори — что испугалась, боюсь всего, просто правда жутко было, среди ночи и так внезапно появились. Но я их на набережной днём потом ни разу не видела. А ночью не ходила больше. Так откуда ты их знаешь? Где видел? И бокалы с вином у тебя на их столе или что это за жидкость?

Посыпался град вопросов от девушки, но Фёдор замолчал и задумался.

— Ну, видел, видел, — наконец сбивчиво произнёс он, — А как тебе цвет, правда, очень удачный?

Лара, молча, рассматривала картину. Совсем позабыв о стакане сока, она внезапно уронила его, и стакан разбился, а едкие оранжевые брызги разлетелись по полу.

— Ой! — вскрикнула девушка, — Прости! Я не хотела!

— Ничего, — смурно ответил Фёдор и принялся убирать осколки.

— Я, наверное, пойду, — неуверенно произнесла девушка.

— Стой, куда ты пойдёшь?! Сейчас уберу и провожу тебя. Ночь же, забыла?

— Ну, просто неловко как-то вышло… — протянула Лара.

— Неловко, — усмехнулся Фёдор, продолжая собирать осколки, — А там по улицам белые маги на ходулях бродят не забыла? Не боишься уже что ли?

— Не шути так! — обиделась девушка.

Фёдор протёр пол от оранжевой жидкости.

— Хорошо, что на картину не попало, — произнёс он, — так как тебе цвет?

— Оранжевого не хватает, — съязвила Лара.

— Вредная ты.

— А ты, что думал…

— Надеялся, — ответил Фёдор и попытался обнять девушку, но она отстранилась:

— Проводи меня домой, я уже устала, длинный день сегодня был, сложный.

— Ты что не знаешь, что все нейробиологи советуют как можно чаще обниматься, потому что человек без близких тактильных ощущений, страдает также как от физической боли? Это ты огонь свой крутить устала, — ответил Фёдор, — давно этим занимаешься?

— Да, прилично уже. Не страдай.

— Не буду, я ж за тебя переживаю, — улыбнулся Фёдор, — А где ты живёшь?

— Недалеко от парка.

— В принципе и от меня недалеко, — улыбнулся Фёдор, — Пройдём пешком или тебе такси вызвать, ты же устала?

— Можем пройтись, воздухом подышать, если не боишься сам возвращаться.

— Не боюсь, — сурово ответил Фёдор.

Глава 8 Новая картина

Не бывает никакого творчества без любви. Творчеству любовь необходима, как воздух… Чем больше любви, тем больше творишь. Чем больше творишь, тем больше любви…

Вернувшись домой, Фёдор долго размышлял. Он брал скетчи, рассматривал свои рисунки. Завесил снова картину. Потом снял её и решил начать писать новую, основываясь на рассказе Лары. Ему захотелось изобразить этих склонённых над девушкой белых магов. Он снова пробовал прорисовать им черты, но ничего путного у него не вышло. Потому Фёдор забросил карандаши и кисти от досады и лёг спать.

Ночью ему снились белые маги, он метался по кровати.

Наутро он вспомнил лишь одну деталь сна: белый маг, склонившись у его уха, шепчёт ему: «Рисуй, Фёдор, рисуй, у тебя всё получится. Ты гений. Фёдор, ты гений». Во сне слова мага резонансной болью растекались в его голове.

Фёдор сел на кровати и обхватил голову руками. Он чувствовал, что что-то происходит, но разум его не понимал, что же именно случилось. Просто какое-то непонятное, ничем необоснованное беспокойство поселилось у него в душе, и почему-то никак не мог с ним справиться.

Решив, всё же не заморачиваться, Фёдор снова принялся за новую картину. Работа всё-таки всегда его успокаивала и заряжала энергией. Тем более, когда она шла как по маслу. А картина, как казалось Фёдору, ему удавалась: и ужас в глазах девушки и стёртые черты магов очень удачно смотрелись на новом полотне.

Через неделю, закончив новую картину, Фёдор решил наведаться к Сане.

Предварительно договорившись встретится и попить пива, он отправился к нему. Вечер был тёплый, и Фёдор задумался о Ларе, ведь он до сих пор её больше не видел. А ему так хотелось снова встретиться с этой нежной, самоуверенной девушкой. Но пока Фёдор работал над картиной, он ни о чём не вспоминал, потому даже не звонил ей, хотя они обменялись номерами телефонов, ещё тогда, когда шли ночью к её дому.

Саня приветливо встретил Фёдора. У него в гостях уже был его друг Сева. Сева тоже был музыкантом и по совместительству поэтом. Когда Фёдор вошёл Сева декламировал какое-то стихотворение.

Фёдор дождался окончания произведения.

— Ну как? — спросил сразу Сева у Фёдора.

— Да, я ж только вошёл и ничего ещё не понял. Привет, — ответил Фёдор.

— А это про мусорные острова стих, — вмешался Саня, — слышал о них?

— Да, нет, вроде бы не слышал, что за острова? — равнодушно произнёс Фёдор, его сейчас интересовали совсем другие вещи.

— А то, что в каждом океане уже по парочке, а то и тройке мусорных островов образовалось, — тут же стал пояснять Сева.

Сева был худощав, носил кругленькие очки и выглядел точно так, как по мифам должен выглядеть вшивый интеллигент. Но, будучи, отчаянным музыкантом и солистом некой постпанк группы, по вечерам в клубах он перевоплощался в исчадие ада с невинным взглядом. Сейчас, днём, Сева был явно озабочен экологической обстановкой в мировом пространстве. Чем занимался Сева в обычной жизни, ну где тот работал, Фёдор не знал, но его это и не интересовало вовсе. Сева был немного заносчив и ввиду сего у Фёдора с ним частенько бывали стычки, которые могли доходить и до рукоприкладства, спровоцированного количеством выпитого ими спиртного. Но последнее время они скорее ладили, и потому сейчас Фёдор с добродушной улыбкой выслушивал Севу, а тот продолжал:

— Ты только представь, огромные острова, состоящие из мусора человечества! Это были огромные пространства воды, а теперь на них формируются искусственные мусорные материки, образовавшиеся из-за жизнедеятельности всего лишь какого-то человечишки? Ты понимаешь? Маленькая, двуногая тварь заполонила планету и вмешалась в её экосистему! Меняет атмосферу, которая её же дала жизнь! Изменяет в масштабах планеты. И это всего лишь маленькая тварь. Но, вот, как ты думаешь — они соображают, что творят?

— Ну, а как они могут свернуть всё это обратно? — спросил Саня.

— Никак, — поддержал Фёдор. Кто их на эту дорожку аккуратно поместил — вот в чём вопрос.

Сева не сильно прислушивался к тому, что говорят друзья.

— Мусор, понимаете мусор. Отбросы, ненужное, использованное. В природе же всё продумано. А тут мусор… Человечество как гигантская жаба сидит на планете и жрёт её…

— Ну, ты загнул, — возразил Саня.

— Отряд муравьиный, — предложил Фёдор.

— У муравьёв тоже всё продумано, а у человека получается — нет. Что это значит? Что может значить? А то, что человек чужд этой экосистеме и припёрся сюда извне. Понимаете? Мутанты какие-то эти люди из своей пластиковой вселенной прибыли и разводят тут свою искусственную вселенную.

— А ты кто? — спросил Фёдор, глядя жёстким взглядом на Севу в упор. Но тот не обратил внимания на некоторую злость во взгляде Фёдора и ответил:

— Кто, кто. Тот, кто есть.

— Человек что ли? — рассмеялся Саня.

— А может и нет, — с вызовом ответил Сева.

— А кто тогда? — не унимался Саня.

— Некто, — поставил точку в разговоре Сева.

Саня рассмеялся:

— Одни некто, блин. Ни одного кто.

— Ага, и мусор ничейный, — поддержал Фёдор.

— Мы все зависим от жабы, понимаете, она лапу подняла, и мы за ней болтаемся, она язык выпустила и мы, отрыгнула комара и мы за ней… — подытожил Сева.

— Все жабы что ли? — спросил Саня.

— Все, не все, но вы же видите, что как бы человечество ни барахталось, оно по одним рельсам едет, и через тот же капитализм с нечеловеческим лицом въедет в некий всемирный коммунизм, коим и является эта жаба.

— У нас тут какое-то жабоведение, — улыбнулся Фёдор. Что жаба делать то будет в ближайшее время? Есть какие-нибудь движения, движухи, хотя бы и лапой? А то заработался я совсем, вот, вчера новую картину закончил.

— О, да ты прям, смотрю, зачастил, что совсем новую уже или всё ту же доработал?

— Новую, — ответил Фёдор.

— Ну, тебе прям прёт, одну за одной стал штамповать. В чём секрет?

— Секрета нет, — улыбнулся Фёдор, — надо — поделюсь.

В это время Сева взял гитару и запел известную песню: «Мусорный ветер» группы Крематорий.

Когда он закончил, Саня спросил:

— Я слышал, что вы играете в субботу?

— Да, играем, приходите ребята. Буду рад, так сказать.

— А впишешь? — уточнил Саня.

— Не вопрос, — ответил Сева и продолжил, — а вот я тоже уже полгода как ничего нового не написал, мне бы тоже секрет знать, а то не «Мусорный ветер» же мне петь на концертах, выступать зовут, а репертуар блёклый, сука, как ни крути…

— Все хотят знать секрет, — улыбнулся Фёдор.

— Так колись! — воскликнул Санчо.

Но Фёдор перевёл тему:

— Сев, а если я с девушкой приду, впишешь +1?

— Ну, ты наглый, — пожурил его музыкант, — хочешь перед ней рисануться?! Ну, ок. Почему бы и нет. Вообще не уверен, придут ли люди.

— Придут, придут, — ответил Саня, — не желавший сходить со своих позитивных рельс, — Они всегда приходят, только свистни, просто свистеть нужно правильно и музыкально… Не зря ж столько учились этому и трудились в соответствующем направлении. За труды воздастся. Не иначе. Надо верить. А то не дело совсем себя так загонять!

Вечером Фёдор позвонил Ларе и пригласил её на концерт группы Севы. Он был рад слышать голос девушки, так запавшей ему в душу. А тем более был рад грядущей встрече с ней.

Глава 9 Во сне всё состоится

Фёдор воодушевлённый вернулся домой. Но подходя к своему дому, издалека он увидел некую фигуру в белом капюшоне у своей калитки. Когда Фёдор приблизился к дому, фигура исчезла.

— Показалось, наверное. Мало ли… — не стал придавать значения этому эпизоду художник.

Дома Фёдор задумался над новой картиной.

— Вот есть же подсознание, оно, наверняка, может всякие штуки выкидывать, что не сразу же и поймёшь его шуток… И должно бы тогда существовать и надсознание… Вот. Точно.

А сознание лишь как узенькая прослоечка между ними, ей и тесно, и не уютно, и душненько может быть иногда…

— Нужно ещё рисовать, — эта мысль его преследовала всё-таки больше других, но надо же было заняться и каким-то продвижением. Потому Фёдор просидел в интернете оставшийся вечер, и ему удалось выйти через знакомых в сети на потенциально заинтересованные галереи. Он списался с одним из владельцев галереи во Франции, который захотел посмотреть на его эксклюзивную картину и вживую, но когда у того будет очередной визит в Россию. А ближайший визит запланирован не ранее, чем через два месяца. Несмотря на это, Фёдор ухватился за эту идею и решил непременно ждать и много работать.

Счастливый, Фёдор заснул.

В эту ночь Фёдор увидел ещё один необычный, удивительный сон.

СОН ФЁДОРА

Ему снилась женщина, которая в раскрытых ладонях несла ему цветок. Цветок напомнил ему орхидею. Он невольно залюбовался на его причудливые изгибы.

В следующий момент сна Фёдор оказался с дедом в лодке, дед дал ему вёсла и сказал сурово: «Греби!»

— А ты дед? — испуганно спросил уже маленький Федя.

Дед почему-то ответил, что ему нужно стеречь айсберг и показал Феде цепи с замком, перекинутые через его плечи крест-накрест, а в руках дед, с прищуром и усмешкой, покрутил ажурный старинный ключ и почему-то сказал, — «Щуп».

В следующий момент дед исчез, а Федя вновь переместился, на сей раз в комнату, залитую белым солнечным светом, он сидел за столом и рисовал в альбоме — зелёную лодку с красными веслами.

— Что это? — спросила его мама.

Он почему-то ответил:

— Вечный покой.

И тут же увидел белое лицо, склонившегося над ним белого мага в капюшоне и колпаке, тот шептал ему:

— Рисуй, Федя, рисуй!..

Тут же в своих руках Фёдор увидел старинную резную деревянную шкатулку, на которой была витиеватая надпись «Проклятие Дона Румы». Маленький Федя раскрыл шкатулку и увидел в ней свернутый белый лист, обвязанный красной лентой.

Федя, исполненный мальчишеского любопытства, развернул лист, но сон резко оборвался…

Проснувшись, Федор долго ходил по комнате и думал.

Он думал сразу обо всем и ни о чем, ему никак не удавалось хоть как-то скомпоновать свои разрозненные мысли.

— Такое ощущение в жизни, что я только исправляю предыдущие ошибки…

— Блять, когда я начал ошибаться!.. Остановите карусель!..

Не в силах совладать с собственными чувствами и мыслями, он сел рисовать. Художник изобразил на полотне белую орхидею, ему очень хотелось рисовать этот цветок, но не такой как он видел во сне, а почему-то именно белый.

Вечером зашел Саня, и Фёдор осторожно спросил у него:

— Ты не слышал что-нибудь про проклятие Дона Румы?

— Да, нет вроде. В «нэте» поищи, а что такое? — удивился друг.

— Цинизм, наверное, это, — рассмеялся тут же Саня.

— К чему это ты? Нет, в интернете ничего нет.

— А с чего ты его тогда взял? С потолка что ли? Или это новый квест? Хочешь поучаствовать? — удивился Санчо.

— Типо того, — уклончиво ответил Фёдор, — а ты что всё по своим квестам ходишь?

— Да, нет, ерунда всё это. Не вставляет уже давно.

— Ну, и отлично, — заключил Фёдор.

— А что?! Человечество стремится к самоубийству, это вполне обычное, привычное желание для человеков, скинуть с себя бремя, — как-то печально и обречённо сказал Саня.

— Ты чего загрустил? — спросил Фёдор.

— Скучно.

— Эй, друг, кончай ты с этим! Чтобы тебе было скучно?! Что-то новенькое.

— Как ты там сказал — какое-то проклятие?

— Да, ладно, с этим проклятием. Это не проклятие у тебя ещё, а так тоска или депрессия на фоне алкоголя.

— Во! Спасибо, друг, утешил! От алкоголя?! Да, ни фига — от отсутствия алкоголя! Давай, выпьем в конце-то концов!

— Подожди. Вот смотри, я для тебя текст написал. Это как заклинание, ну заклятие на успех. Прочти его перед сном, зажигая белую свечу. После того как трижды прочтёшь, сожги этот листок на свече. Ок? Посмотри, всё будет! — с жаром произнёс художник.

— А гарантии?

— Тьфу ты, гарантии. Ты попробуй, дурак, потом благодарить будешь! — и Фёдор протянул Сане свёрнутый листок.

мой гений дремлет у порога;

мой гений спрашивает строго: чего ты суетишься так, —

я тоже был бедняк.

— достаток для меня не самоцель

а лишь возможность для развития,

и ты уж мне поверь,

и дай мне выйти в мир с открытием

пройти сквозь эту белую дверь,

позволь свершиться первому успешному событию

теперь

— С каких пор ты пишешь стихи? — удивился Саня, — и к тому же они у тебя плохо получаются, — съязвил он.

— Это не стихи, а заклятие, заклятие на успех — спокойно ответил Фёдор, — и не я его писал. Просто попробуй. Или верни листик и забудь. Только потом не спрашивай у меня, почему я рисую, а ты сидишь и страдаешь. Каждому своё — понимаешь. Кто-то двигается, а кто-то ноет, — знаешь такое?

— Ну, ладно, ладно, — чего ты разошёлся. Ну, попробую, не обломлюсь в конце-то концов. А теперь, может, выпьем всё же? — закончив тираду, Саня сунул бумажку в карман.

Фёдор достал припрятанную у него бутыль и рюмки и тут же разлил в них напиток.

— О! А у тебя ещё и всё готово, — приятно удивился Санчо.

— А то! Пей! — сказал Фёдор, — Жизнь рано или поздно исполняет ваши мечты. Будьте осторожны.

— Коньяк? — спросил Саня, протягивая руку к своей рюмке.

— Почти, — довольно улыбаясь, ответил Фёдор, проглатывая свою порцию таинственной жидкости, — Белый лист. Смотрит на тебя белый лист, а ты смотришь на него. Ваши взгляды встречаются, энергетический поток соединяется и происходит магия. Но так происходит не всегда. Далеко не всегда. Чаще всего этого не происходит вовсе.

— Ты прав, увы, это чаще всего так — чем больше пытаешься, тем меньше получается. И выходит одна лишь пытка и никакого удовольствия. Совсем никакого.

— Давай ещё выпьем, — согласился с другом Фёдор, кивая.

— Но знаешь, алкоголь тоже мало помогает в этом. Многие пьют и пьют, думая, что так что-то выйдет, что-то лучшее, особенное, интересное. А на самом деле ничего путного из этого не выходит. Одно опустошение, ещё большее. Не верю я в это алко-творчество, совсем не верю.

— Да, ладно не для того же пьём. Итак, у тебя всё получится. Это было бы слишком просто — напился, и вдохновение тебя посетило сразу. Тут есть масса других секретов, магический смысл.

— Думаешь?

— Хуже всего, когда на тебя это давит то, что ты никак ничего создать не можешь. Ну, может, и создаёшь что-то, а полного удовлетворения нет. Совсем нет. Чувствуешь, что это всё ещё не то, что вроде б на большее способен, а не выходит никак. Это очень тяжело переживается. Много народу как раз из-за этого спивается. Ты прав. С алкоголем надо быть поаккуратнее, — ответил Фёдор, разливая напиток по рюмкам, ну, за успех!

Они выпили ещё.

— За успех! — поддержал друга Саня. — Только знаешь, свобода — она превыше всего, скажу тебе! Сложно зависеть от всей этой ерунды.

— Человек вообще-то всё время от чего-то, да зависит. Конечно, психического и физического истощения нужно избегать, с этим лучше не заигрываться… А так если б человек не зависел ни от чего, может, улетел бы давно.

— Ты про гравитацию что ли?

— Про жизненные обстоятельства. Можно их и гравитацией называть. Но я не знаю, что назвать абсолютной свободой. Может ли она вообще существовать в этих условиях…

— Тогда хотя бы свобода волеизъявления.

— О, так — да, звучит намного лучше, — ответил Фёдор.

— Да я вообще профессионал в звучании. Ого-го какой! — улыбнулся Саня.

— А ты слышал когда-нибудь что-нибудь про белых магов? — спросил Фёдор.

— Про белых? Группа что ли такая?

— Нет, просто мистическая история. Музыкантов таких, нет — не знаю.

— Нет, если не группа, то не припомню. Что, интересная история что ли?

— Да, так себе. Потом расскажу. Давай, выпьем, — и он разлил жидкость по рюмкам ещё раз.

— Мне, вот, помнится, мы в лагере в простыни белые заворачивались и девчонок пугали так. Вот это история, так история! — добавил Санчо.

— Детство всё же — отличный период в жизни, жаль только, что тогда не подозреваешь об этом, — поддержал друга Фёдор.

— Не скажи, с девчонками тогда было похуже. Вот, сейчас — другое дело.

— Ой, ну, ты как всегда, об одном. Ты вообще о чём-то другом когда-нибудь думаешь?

— Думаю, конечно! — не согласился Саня, — у меня вагон мыслей! Вот, ты в курсе? Слышал может быть про новое открытие учёных — оказывается за пол человека или животного на самом деле ни один ген отвечает, как принято думать, а их целый набор! Прикинь! То есть, чтобы это была стопроцентная баба — надо быть ещё уверенным, ну и с мужиками тоже хрень получается.

— А, вот откуда все эти геи и трансгендеры берутся… Наборчик подкачал. Но мне нечего волноваться — у меня с набором всё в порядке! — рассмеялся Фёдор.

— Да, что, о себе-то беспокоится — это ладно. А вот бабу встретил, нравится, а там хрен угадаешь, что с её набором! Вот, где риск!

— Ну, ты загнул, Саня! И это мне спец по бабам говорит!

— Я ж раньше об этом, об исследованиях этих генетиков ничего не знал и не подозревал.

— Вот, и спокойно жил! — рассмеялся Фёдор.

— Да, ладно, я и так нормально разберусь кто, есть кто! — уверенно заявил Санчо.

— Я в тебе и не сомневался. Да и сам, думаю, вполне разборчив, — улыбнулся Фёдор, — а вот представь, художник–дальтоник-абстракционист, — весело, а?

— Ха. Прикольно. У него совсем иной мир. Ха. Но белый лист, пугающий белый лист властен над всеми… — ответил Саня.

Человечество — это как оставить кусок сыра надолго, а вернуться и узнать, что он весь разросся зелёной плесенью и воняет. Так и с ним, когда-то оставили пару человеков на земле иные миры, забыли про них, а вернулись и ужаснулись, как же оно разрослось и завонялось… Зато энергии сколько выделяется. Фантастика.

Глава 10 Дух

Есть ли во мне дух, в котором обретается сила?! Есть ли дух, обретающий силу, есть ли сила того самого духа, который обретается ли во мне?!

Погружаясь глубже, в глубину себя, увидеть и почувствовать то, о чём и не подозревал. Но оно обнаружилось именно там — внутри, а не снаружи. И откуда оно могло там взяться?!

Пустота. Белое — не пустое. А вот, так бывает, заглядываешь внутрь себя, казалось бы, за минуту до этого, — в пустое… И столько там таинственных и загадочных вещей обнаруживается, которые затаились, затерялись там, а их можно аккуратненько и осторожненько выуживать на свет, чтобы сильно не потревожить, не поранить — ведь им и там было уютно, а осветив (освятив) их, проявив их пустоты, вытащив их в иное пространство, измерение, уже совсем другое дело пойдёт…

Инсайдеры повсюду.

Страх сковывает, проникает внутрь сущности, полностью пронизывая её изнутри, невидимыми нитями сплетая свои сети, держит в своей власти.

Ведь не случайно в обиходе активно использовалось такое выражение, как «испустить дух», что как ни дух высвобождается, ежели тело более не в состоянии его постоянно носить внутри себя… А такое понятие, как «сила духа» — как возможность, умение мобилизовать все силы индивида, то есть держать его в максимальной боеготовности. То есть оно скрепляет, укрепляет организм в его ежедневной борьбе… Так есть ли у духа срок? Время его работы? Интенсивность, отдых там, каникулы или отпуск? Прописано всё по контракту? Есть ли в этой работе, труде некая упорядоченность, планомерность или нету?..

От-дых и от-дух… Жизнь как сублимация потусторонних энергетик до степени материализации их в конкретном мире. Энергия «чиа» переливаясь, закручиваясь в вихревые потоки способна выводить в жизнь многие материальные атрибуты, проявлять себя на новом уровне, так, к примеру, существование духа в материальном мире проявляется в качестве дыхания, с помощью видения, осязания, слуха дух обозревает созданный энергиями мир, и, таким образом обладает обратной проекцией его на энергетический уровень. В том числе посредством них передаёт информацию, осуществляет их взаимосвязь.

Зарождение, материализация… Но куда ведёт заматериальный мир? Может ли существовать мир, стоящий в иерархии после материального?! Чтобы было понятно — не в иерархии важности или сложности, а просто по структуре превышающий плотность оного…

Есть иные миры, но мы привыкли смотреть вдаль, а в глубину и не положено заглядывать, ибо не для этого мира она, им её пока невозможно постичь, а вот ею вполне…

Энергия «чиа» всему научила…

Глава 11 Концерт в клубе

Иди туда, куда тебе хочется идти.

Лара и Федор встретились у клуба. Огромная железная дверь вела в тёмное подвальное помещение, в котором мелькали разноцветные огни. Музыка звучала гулко, преобладали низкие частоты. Группа на сцене изображала рок-н-ролл.

Фёдору не сильно импонировала обстановка, но возможность побыть рядом с Ларой его несказанно радовала и вдохновляла. Они присели за столик, Фёдор заказал тёмное пиво для двоих. В перерывах между песнями Фёдор с Ларой перекидывались ничего незначащими фразами.

После небольшой фразы на сцену вышла другая группа.

Группа в белых балахонах и смешных масках. Их музыка и почти ритуальные танцы развеселили Фёдора, да и Лара была в восторге.

— Вот, это клоуны! — кричал Ларе Фёдор, пытаясь перекричать музыку.

— Красавцы! Вот это творят — так творят!

Тексты песен Фёдор не смог расслышать, ему казалось, что они исполнялись на непонятном ему языке, какая-то смесь языков и наречий.

— На каком языке они поют? — спросил Фёдор у Лары, сомневаясь в своих выводах.

— Может английский, не пойму, английский в русском исполнении ещё и с акцентом — это такая жесть, так что может и английским оказаться, — ответила, смеясь, Лара.

— Может они специально текст так кривляют, задумка такая. По стилю вписываются.

— Ага, если бы у них был бы ещё какой-нибудь смысл, это был бы номер.

— А может он и есть, — протянул задумчиво Фёдор.

— Ну, потом в интернете посмотрим, в чём прикол их песен, — заключила Лара.

Но уже следующая же композиция оказалась со словами, которые и Лара, и Фёдор вполне смогли разобрать. Текст песни был приблизительно такой:

Давай совершим харакири

Давай харакири мы совершим

Ты будешь иной в этом мире

Мы вовсе, конечно же, не спешим

Давай уже что-нибудь совершим

Мы вовсе не согрешим

Если его совершим

И в новых тонких мирах

Продолжим галдеть

Забывай ты про страх

Ничем не страшна смерть

Она искорка на губах

Стоит на неё посмотреть

Ничем не страшна смерть

Стоит на неё внимательно посмотреть

Ничем не страшна смерть

И вывернувшись в иную даль

В иных перспектив и пространств окунуться

Давай, нажимай на педаль

И нам уже здесь не очнуться

Давай совершим харакири

Давай уже что-нибудь совершим

Ты станешь иной в этом мире

И мы отсюда сбежим

Концерт закончился. Лара с Фёдором собрались и ушли из клуба. Домой они добирались пешком. Моросил небольшой дождик, они шли, взявшись за руки, и временами, погрузившись в полное молчание. Каждый думал о чём-то своём.

Истину говорят, когда людям хорошо друг с другом, они могут подолгу молчать, не испытывая при этом какого-либо дискомфорта, а наоборот наслаждаясь таким обществом близкой души, без каких-либо лишних слов.

Если вы проходите жизненные испытания, перипетии и эмоции, которые вы пережили вместе, они невидимыми нитями связывают вас.

На следующий день Лара и Фёдор договорились пойти вместе на выставку знакомого Фёдору художника.

Глава 12 Выставка света

Выставка имела довольно странное название: «Искренность как единственная добродетель».

Художник, картины которого были размещены на данной выставке, был хорошо знаком Фёдору. Они когда-то вместе учились.

— Серёжа Жаров, — представил его Фёдор Ларе.

Серёжа крепко пожал руку Фёдору и спросил:

— Когда сам?

— Да, скоро, веду переговоры.

— А я, как видишь, вот уже, — ответил Серёжа, обводя рукой зал.

— Да, сейчас всё посмотрим, мы только зашли.

— Да, да, конечно, — как будто бы немного смущаясь, сказал Серёжа и подошёл к очередным гостям.

Лара с Фёдором стали рассматривать картины. Основу выставки составляли причудливые фракталы, на которых давно специализировался Серёжа, а также пейзажи и изображения солнца в различных формах, видах и интерпретациях. Фёдора особо заинтересовала картина, на которой было изображено всходящее фиолетовое солнце.

— Не правда ли, нечто невероятное ему удалось? — обратился Фёдор к Ларе.

— Да, в этом непременно что-то есть, — быстро согласилась Лара.

— Не боги блоги обжигают, — улыбнулся Фёдор.

Фёдор долго и с огромным интересом рассматривал это полотно, пока к ним не подошла небольшая компания знакомых Фёдора: художники Артём и Игорь, скульптор Валентин и журналистка Алла.

Фёдор поздоровался и представил всем Лару.

— Ну что, когда будешь выставляться, — тут же подначил Фёдора его старинный приятель Артём. Они тоже вместе учились. И, собственно, из всей компании Фёдор хорошо знал только его, а об остальных только слышал краем уха, либо вскользь встречался на различных вечеринках.

Вся компания некоторое время рассматривала картину «Фиолетовое солнце», после чего практически единодушно выдохнула: «Сильная работа!»

— Впечатляет, очень впечатляет, — поддержала товарищей Фёдор.

— Что интересно, так это то, что она в целом выделяется из остальных картин, как мне кажется, — произнёс важно Валентин, — хоть они и объединены общей идеей, но по манере исполнения эта выделяется.

— Художник — творец, сегодня рисует так, завтра эдак, — не согласился Артём, — полагаю тут Серёжа поставил эксперимент в своём творчестве и действительно угадал с этим экспериментом.

— Возможно, это мне только кажется, что в творчестве скорее придерживаются определённого почерка.

— Ну, любое правило, если создано, стоит его попробовать нарушить, — улыбнулся Артём.

— Не всегда, иногда ошибка может стать и роковой, — ответил скульптор Валентин, — потому, прежде всего, я всё же бы высказался за взвешенный риск.

— По крайней мере — тут человек может и рискнул, но чрезвычайно удачно, — постарался согласиться Артём.

— Важно генерировать любовь, пока не иссяк источник, не засох, чтобы у каждой работы была внутренняя энергетическая аура с сильной подпиткой, — проговорил, тщательно подбирая нужные слова, художник Игорь.

— Это то — да, — согласился сразу же Валентин, — этот аспект всегда важен, хоть и абсолютно не очевиден. То есть в этом всегда есть элемент некой магии, потому как многие зачастую не могут чётко сформулировать, что именно их привлекает в той или иной работе. Потому как этот аспект никогда и не лежит на поверхности.

— Далеко не каждый, столкнувшись с огнём, сможет им управлять, сможет приручить огонь, не обжёгшись ни разу… — вставил свою философскую тираду Артём.

— Да, есть удачные и не очень работы, но все они имеют право на существование уже по факту своего рождения. Ведь даже такая грубая оценка их удачности чаще всего необъективна, а сугубо субъективна. И в какой-то момент времени, при стечении некоторых обстоятельств или любых других факторов, наличие которых в будущем не сможет предсказать ни один простой человек, существующий в этом мире ныне. Ещё ни один современник не смог предсказать стопроцентно будущность успеха тех или иных работ. Всё это лежит за границами восприятия нынешним поколением, и предусмотреть тенденции его порой просто невозможно. Многие хотят, стремятся, но я бы не сказал, что кому-то прямо-таки удалось, бывает, что попадают пальцем в небо и всё. Даже те, кто бьёт себя пяткой в грудь, утверждая о своей проницательности, лукавят. Ой, как лукавят. Общество мечется с определением героя нынешнего времени, уж куда ему достать и определить героя будущего, — пустился в пространные объяснения скульптор Валентин.

— Но наша задача всё же к этому стремиться и по возможности выуживать на свет кандидатов в оные, — подытожила разговор журналистка Алла, — кстати, а над чем вы сейчас работаете? Быть может, уделите мне как-нибудь немного внимания, я бы написала небольшую статью о вашей текущей работе или хотя бы небольшое интервью?

— Благодарю, конечно, за оказанную честь, но сейчас действительно очень много работы. Тружусь, так сказать, не покладая рук и век. Потому — только не сейчас. А вот как закончу этот грандиозный проект — так всегда — пожалуйста.

— Эх, ну вы как всегда учтиво отказываете мне, — вздохнула Алла.

— А ты уже взяла интервью у Серёжи? У виновника торжества? — спросил Артём.

— Да, по нему у меня уже почти готов материал. Завтра всё выйдёт. Читайте.

— Чудно! Обязательно ознакомлюсь! — поддержал разговор Артём.

— Да-да, чтобы мы без вас делали! — поддержал Аллу и скульптор, — обязательно свяжусь с вами, как закончу работу над новым проектом. Я не забуду. Точно-точно, — подарил свою улыбку Валентин Алле, вместе с собственной благосклонностью.

Глава 13 Встреча у Сани с Ларой

Следующую неделю Фёдор целиком посвятил работе. Он работал вдохновенно и азартно. Полотна выходили из-под его кисти одно за другим, и он был крайне доволен собой.

— Это просто чудеса какие-то! — шептал тихо себе Фёдор и радовался необыкновенно, — непременно устрою собственную выставку, потом Питер, потом Москва, ну и Париж! Конечно же, ПАРИЖ!

— Да, и Лару с собой в Париж возьму. Вот, она обрадуется-то! Думает, я нищий никчёмный художник, а я раз и, — «А не изволите со мной в Париж?»

Она:

— Как? В какой-такой Париж? — и удивлённо вскинет брови.

А я ей важно так:

— Во Франции который.

И улыбка растягивалась на всё лицо Фёдора. В таких мечтах он проводил большую часть времени. И это время ему очень нравилось, его торжество внутри заменяло ему все остальные чувства и эмоции. Оно полностью заполнило его изнутри и, казалось, светилось оттуда вовне. Но никто этого не мог видеть, Фёдор — никуда не ходил. Он был счастлив. Он был самодостаточен. Он и его будущий успех, текущая вдохновенная работа прекрасно гармонировали с ним.

Это и, правда, было чудесное время, время творческого запоя. Весна. Весна на его улице, весна в его доме, весна в его душе, чудо на его полотнах.

В воскресение вечером Фёдор всё же решил сходить к Сане.

На его удивление он застал там Лару и небольшую компанию приятелей Сани.

Он поздоровался за руку со всеми. Но этот сюрприз его не сильно обрадовал. Народ был разношёрстный — и Марат — какой-то IT-гений, как слышал когда-то Фёдор, и Роман, который звал себя «бизнес-вангелом» (только ничего ангельского в нём Фёдор не отмечал), и барабанщик Витя, и смм-щик Митя Чёрный, и Ваня, который, как знал Фёдор, играл в какой-то группе на синтезаторе, и Саша Чу — местный поэт, и Игорь — парень с соседней улицы (чем он занимался Фёдор не знал, а тот как-то и не афишировал род своих занятий). Присутствие Лары в этой компании ему было скорее неприятно, но он спокойно протиснулся в свободный угол и сел в нём на пол, стараясь вслушаться в беседу, которой был увлечён стихийно собравшийся народ:

— А вдруг человек это всего лишь модифицированная обезьяна со встроенной функцией самопознания?.. — воскликнул смм-щик Митя.

— Человек и обезьяна — не могут иметь ничего общего, — возразил поэт Саша Чу.

— Почему это не могут? — как будто взвешивая каждое слово, высказал своё мнение айтишник Марат, — На базе обезьяньего организма провели эксперимент по расширению функций, прописали новые программы, на основе биологических кодов. И всё.

— Это не могли быть обезьяны, — снова возразил Саша Чу, — это могли быть только инопланетяне, а сходство с обезьянами — сущая случайность. Допустим, обезьяны населяли Землю, но для эксперимента инопланетян совсем не подходили, потому они взяли свою сущность, просто сейчас она уже эволюционировала по собственному пути. И мы имеем то, что имеем.

— А почему ты исключаешь вероятность существования другого вида обезьян, который нам сейчас просто неизвестен, потому как мы из него эволюционировали по чьей-то милости, — усмехнувшись в конце тирады, спросил Санчо.

— Нет слишком большое качественное различие, а некоторое внешнее сходство весьма условно. Для эволюции это более существенные различия, чем кажется простому, невооружённому взгляду, — ответил Саша Чу.

— Эх! — попытался разрядить обстановку Санчо, — Ты так категоричен, а обезьянкам может быть приятно с нами породниться. А ты, а ты… Ладно, сейчас принесу ещё зелья для веселья!

И Санчо отправился в соседнюю комнату, из которой вышел, звеня, трёмя бутылками некого питья без этикеток. По комнате разлился гул одобрения. Санчо стал разливать напиток в заранее подготовленные каждым стопки.

Фёдору подумалось, что у него какое-то аффективное стремление к коммуникации, и он вмешался в разговор:

— А зачем инопланетным цивилизациям создание человека в нынешнем его виде? Ну, вот, зачем?

— А мало ли зачем! Мы всего не можем знать, да и не должны знать! — ответил Саша Чу.

— Игрушки что ли? — рассмеялся Санчо.

— Это почему же творениям нельзя знать замысел творца? — тоже возразил Роман.

— Шутка творца, — заулыбался Митя.

— Только марионеткам никогда не узнать, кто они и для чего, потому что каждый их шаг кем-то продуман, — грустно произнёс Витя.

— Вот, теория марионеточества, как раз подтверждает инопланетное искусственное происхождение человека! — с запалом выпалил Марат.

— Ну, извините уж, а быть марионеткой, никакого желания нет, — твёрдо и уверенно произнёс Ваня. — Вы как хотите, а я как-нибудь по-другому поживу.

— Вот для чего бы нас тогда сотворили, как вы утверждаете искусственно? — настаивал Фёдор.

— Предназначение у всего есть. И у природы, а тем более, что всё взаимосвязано, но и все искусственные виды, что выводит сам человек, тоже имеют какую-то цель и назначение. — не унимался Саша Чу, вот в чём принципиальное отличие или особенность человека, там и нужно искать назначение, — думаю так.

— Тупо поржать вывели, что тут раздумывать! — рассмеялся Санчо.

И все остальные стали смеяться.

— Наливай! — сказал Игорь.

Разговоры сменялись кругами, звоном стопок и новыми клубами сигаретного дыма.

А Фёдор, сидя в углу, всё ещё думал: «Зачем?!» и тайком разглядывал Лару, которая почти не принимала в беседе никакого участия, пила мало, как он отметил, но на него совсем не смотрела.

— Ну, вот и зачем она сюда пришла, — подумал Фёдор. Вон ей улыбается красавчик барабанщик Витя, и она улыбается ему в ответ. Неужели, она пришла из-за него?! Понятно, что за ним куча девок вечно таскается. Неужто и она попала на его крючок? — резкая волна ревности поразила Фёдора и он стиснул зубы и зло посмотрел на Витька. Кулаки Фёдора невольно сжались. Но, вот, уже к Ларе наклонился и стал что-то шептать этот тёмный Марат. Девушка слегка рассмеялась, прикрыв рот ладонью. Фёдора разрывало на части. А тут ещё этот Марат взял Лару за руку и вышел с нею на кухню. Никто из присутствующих, казалось, этого не заметил. Фёдор две минуты сражался со своей яростью, фантазия тут же рисовала у него в голове картины того, чем могут заниматься Лара и Марат на кухне. Он не выдержал и тоже поднялся с пола, направившись на кухню. Его одёрнул Санчо:

— Ты куда?

Фёдор не в состоянии был ответить что-то вразумительное и только промычал нечто, кивнув головой в сторону кухни.

— Да, ладно! Они сами там справятся! — пошутил, довольный своей шуткой Санчо.

Но Фёдор уже не обратил на эту злую шутку друга никакого внимания, отдёрнул руку и пошёл на кухню, на ходу бросив, нейтральную фразу:

— Воды попить.

Когда он вошёл на кухню, буквально ворвавшись в неё, резко распахнув дверь, Лара стояла у окна и смотрела куда-то, как будто бы она что-то интересное увидела там — за окном. Марат же стоял у раскрытого холодильника и взглядом что-то там искал.

Фёдор подошёл к крану с водой, открыл его и стал жадно пить. Лара повернулась к нему, их взгляды встретились. Фёдор перестал пить, завернул кран и спросил у Лары:

— Что там интересного?

В это время Марат закрыл холодильник, достав оттуда нарезанный лимон.

— Во, нашёл! — воскликнул Марат.

Лара молчала.

— Зачем тебе лимон? — спросил, чуть ли не брезгливо, Фёдор.

Ответила же Лара:

— Не зачем он ему, просто поспорил, что съест целый лимон. А этот не целый. Не считается.

— А на что спорили то и с кем? — спросил заинтересованный Фёдор.

— А ни о чём и ни с кем, — ответил Марат и вышел в комнату вместе с тарелочкой с лимоном.

Фёдор, молча, уставился на Лару.

— И что ты смотришь? — не выдержала девушка.

— Ничего, — ответил Фёдор и отвёл взгляд.

Между ними воцарилось молчание, но никто из них не хотел уходить, либо выходить из этой неловкой ситуации, как будто бы она их обоих вполне устраивала и они купались в ней как в бассейне с необычайно голубой, небесной водой.

— Пойдём, прогуляемся, — прервал, наконец, молчание Фёдор, — дождь только что прошёл.

— Пойдём, — быстро согласилась Лара, — С детства обожаю этот запах после дождя.

— Последождиный аромат, — попытался пошутить, обрадовавшийся Фёдор.

На улице Фёдор взял Лару за руку. Они говорили о погоде, зонтиках, пирожных и прочих малозначимых вещах.

В какой-то момент Фёдор увидел маленькое серое мохнатое тельце, шмыгнувшее вдоль забора.

— Смотри, это крыса! — воскликнул Фёдор.

— Ой! — вскрикнула Лара.

— Ты боишься? — спросил Фёдор. — Не бойся, я смогу тебя спасти.

— Не очень, но неприятно как-то с ними встречаться вот так.

— Ничего страшного, дождь её выманил из её укрытия, наверное. Хотя крысы в центре города — навряд ли хорошая примета.

— Совсем наоборот, — рассмеялась Лара, — если крысы тут живут, значит ещё место пригодно к жизни.

— Да, ладно, как раз таки крысы выживут в любых обстоятельствах. Слышала же шутку о том, что в случае апокалипсиса, крысы точно выживут.

— То есть пора в крыс обращаться? — рассмеялась Лара.

— Ну, может чуть позже, — поддержал игривый тон подруги Фёдор.

— Рано так рано, — подытожила Лара, — с удовольствием пока так поживу.

— Наслаждайся, — заключил Фёдор, остановился и обнял Лару.

— Ты чего? — тут же отстранилась от него девушка.

— Объятия полезны для здоровья, — улыбнулся Фёдор и попытался поцеловать Лару.

Но она ему не ответила. Он отпустил её и спросил:

— Я провожу тебя домой?

— Мы можем ещё погулять.

— По пути и погуляем.

— Хорошо.

— Что-то не так?

— Почему ты так решил?

— Ну почему ты так реагируешь? У тебя кто-то есть?

— Нет.

— Тогда почему?

— Давай потом об этом поговорим?

— А что у вас с Маратом?

Лара промолчала.

— Как хочешь, — смирился Фёдор.

— Ничего, — ответила Лара после паузы. — Как ты вообще можешь думать, что у меня с ним что-то может быть?!

Фёдор ничего не ответил.

На обратном пути домой Фёдор думал:

— И почему люди вечно что-то не договаривают, таят, как бы просто было сразу всё сказать. Ведь всем же было бы проще тогда. К чему эти все недосказывания, непонятки?! Зачем вся эта шелуха, прикрывающая неизвестно что. Ведь проще тогда отказаться ворошить в шелухе, чем рисковать нарваться на притаившуюся там змею. Или занозу, или гвоздь схватить. Или крысу… Вариантов много. А вскрыть сразу всё известное. Что может быть легче и проще. Нет в людях чего-то. Не то чтобы доверия, это что-то другое, например, уважения к другим. А молчать — это эгоизм, чистый эгоизм, защищать себя, но потешаться, когда другой нарвётся на гвоздь или что ещё почище. Эх, ничего в людях не меняется с библейских времён, как были гадами, так ими и остались. Нельзя, конечно, всех под одну гребёнку… Нельзя, — пожурил себя Фёдор, — Но всё же… Выздоравливают, наверное, по чуть-чуть, совсем понемногу, просто в общей массе этот прогресс плохо, мало заметен, — успокоил себя Фёдор, подходя к своей калитке.

— Я-то по-честному всё хотел… Эх!..

Глава 14 Хаос

Наша вселенная - огромная стиральная машинка для душ.