Бесплатный фрагмент - Байки старого мельника

Моей семье: супруге Ольге Анатольевне, сыну Сергею, дочери Дарье с благодарностью за помощь в создании этой книги.

Вступительное слово

«Помнить — это все равно что понимать, а чем больше понимаешь, тем более видишь хорошего» (М. Горький)

«Воспоминания — это волшебные одежды, которые от употребления не изнашиваются.» Р. Стивенсон.

Малая проза краснодарского прозаика Александра Петренко (псевдоним Александр Ралот) увлекает читателя буквально с первых строк — его рассказы не только написаны живым, легким слогом, но к тому же основаны на реальных исторических событиях и явлениях. Читатель невольно становится не только зрителем, но и участником описываемых историй. В любом рассказе Александра Петренко продумано всё: и характеры персонажей, и необычные повороты сюжета, и остроумные концовки. В книгу Александра Петренко «Байки старого мельника» вошли автобиографические рассказы о юности автора, о людях ушедшей эпохи («Как я сдавал „начерталку“», «Особый 95-й», «Рассказ главврача ведомственной больницы»), увлекательные юморески, метко подмечающие всю сложность и неоднозначность человеческих отношений («Конкурс на звание „Лучший муж“ в районном доме культуры»), его тонкие и умные наблюдения о природе обычных, казалось бы, вещей («Думы о чае», «Сага о кофе»).

Рассказы и повести талантливого краснодарского прозаика Александра Петренко хочется не только читать и перечитывать, но и слушать, так как издано уже несколько его аудиокниг. Читателя ждет увлекательное путешествие в мир, созданный Александром Петренко. В добрый путь!

Татьяна Шкодина — российская поэтесса, финалист конкурса «Народный поэт-2013», лауреат третьей премии «Поэт года» в номинации «юмор» в 2014 году

Член Южно-Российского творческого объединения «Серебро Слов»

От автора

Наверное, у каждого человека в жизни наступает такой период, когда уже как бы пора подумать и о мемуарах. Пишут же мемуары видные политические деятели, есть мемуары военно начальников, есть мемуары великих, не очень и совсем не великих артистов и спортсменов.

А вот воспоминания мельников, я что-то в своей жизни не встречал, наверное, просто не попадались.

Но всё дело в том, что воспоминания пишут не для себя. Как утверждает великий классик Михаил Жванецкий –«не бывает театра для актёров, а паровоза для машинистов». Вот и выходит, что напиши я документальные мемуары, они, возможно, я подчеркиваю, возможно, могли бы вызывать интерес только у таких же мукомолов, как и я. Мне же хочется большего. Поэтому я решил писать не мемуары, а байки. В большинстве своём события, описанные в них имели место на самом деле, кое-что, я конечно присочинил, не без этого. А что, я же мельник, значит, имею на это полное право!

Моей дочери на занятиях в магистратуре преподаватель сказал, что студенты получают специальности зерновиков, мукомолов лишь затем, что бы иметь корочку и затем работать в торговле. Дочь возмутилась и сказала, что её отец всю жизнь проработал в отрасли хлебопродуктов, объездил полмира и принес много пользы обществу. На что «препод» возразил, что её отец — ИСКЛЮЧЕНИЕ. Господа мельники, мукомолы, элеваторщики, зерновики — мы с Вами ИСКЛЮЧЕНИЯ — ВЫМИРАЮЩИЕ ДИНАЗАВРЫ. Только вот почему-то специалисты из немецких Брабандеров, Бюллеров, итальянских Окримов и Голлфетто — ТАК НЕ СЧИТАЮТ! Да и все преподаватели, всех Вузов мира, хотя бы раз, в день потребляя частицу нашего труда должны все-таки помнить, что мы существуем, вопреки их высказываниям!

Ода мукомолам, или С днем рождения…

С днем рождения моя дорогая сослуживица. Искренне надеюсь, что сегодня ты соберешь всех наших и вы, создав в духовке или на печи очередной кулинарный шедевр, достанете из холодильника заиндевевшую бутылочку

всемирно известного хлебного вина №21 — как следует очищенного прожженным углем. После чарки — другой разговор, конечно же, пойдет об особенностях нашего родного технологического процесса, ибо на работе дамы судачат, пардон, о мужиках, ну, а дома — конечно же о работе. Вы будете обсуждать дифференциал на первой драной системе и особенности процесса обогащения. Увы, не денежного процесса, а процесса происходящего в размольном отделении. К чему, это я затеял такой специфический разговор в твой светлый праздник. А к тому, что как минимум три раза в день, а то и чаще, беря в руки какой-либо хлебное изделие (в том числе и вино №21!!) люди в лучшем случае могут помянуть добрым словом пекарей или хлеборобов и никогда — нас мельников. Мы — выпавшее промежуточное звено. А между тем, без нас никуда! Даже заместитель госсекретаря США — Виктория Нуланд раздавая, год назад на киевском майдане печенки, увы, дарила им чёкнутым, частичку не своего, а нашего

труда. Ну да бог с ней, с этой дамой, умеющей ругаться матом. Наполни пожалуйста еще стопки (или еще лучше по нашей давней привычке — граненые стаканы) и произнеси от моего лица тост за тех, кто понял, что за слова я здесь употребил и за себя конечно тоже!

Как я сдавал «начерталку»

Во время моей учебы в Политехе, случилось кое — что весьма неприятное, о чем мне стыдно вспоминать, даже сейчас много лет спустя. Я вполне заслужено «схлопотал» пару. Вследствие этого, мне пришлось плестись в деканат и выпрашивать, известные многим, «синие квитки», дающие право сдавать экзамены не со своей группой, а с какой придется. Получив заветные бумаги, я отправился сдавать экзамен по начертательной геометрии. Судя по информации, полученной от студентов, уже успешно сдавших сей предмет-преподаватель «душка», чертежи ни у кого не смотрит, разрешает на экзамене пользоваться чем угодно и вообще не экзамен, а сущая «легкотня». Забегая вперед — скажу, что информация в целом соответствовала действительности. Весьма упитанный дядечка, в роговых очках, сразу же предупредил нас, что бы мы зрение своё не портили, а доставали все имеющиеся шпаргалки и конспекты, затем совершенно открыто всем этим богатством пользовались. И что экзамен для нас начнется не с ответа на вопросы в билете, а с тех вопросов, которые нам будут заданы исключительно в устной форме. Тут необходимо заметить, что группа, к которой я прибился, была хоть из нашего потока, но не имела в своем составе ни одного парня. Вообще нас будущих мельников было много меньше, чем будущих мельничих или «мукомолочек». Какие в ту пору в наших канцтоварах продавались «ватманы», надеюсь, вы помните и их название тоже — «промокашка». То есть чертить на них еще можно, а вот стирать уже никак нельзя. Сказать, что на этом экзамене я волновался всех меры, это не сказать ничего. Вторая «пара» делала моё дальнейшее пребывание в Политехе, весьма маловероятным. А облачение в солдатский военно –полевой мундир образца 1972 года, очень даже возможным. Поэтому чертя ответ на вопрос в билете я, конечно же ошибся, взял резинку и стер всё начертанное. Только по счастливой случайности на месте этого жуткого акта не образовалась банальная дырка. Но меня успокаивало то, что отвечающие впереди меня студентки, просто складывали рулоны ватмана в кучу. Добрый дядечка в очках, даже не брал их в руки и не смотрел. Наконец настал и мой черед. Преподаватель внимательно посмотрел на меня сквозь свои роговые очки.

— Молодой человек, что — то, я вас раньше не видел в этом красивом цветнике. Откуда вы изволили появиться. Как ваша фамилия. — Он посмотрел в лежащую на столе ведомость.

— Я вас тут не нахожу. Поясните, пожалуйста, что вы тут изволите делать.

Дрожащей рукой, я протянул ему синий деканатский квадратик.

— Ну — с, теперь всё с вами понятно. Давайте сюда ваши чертежи, поглядим, поглядим! — Он кончиками пальцев развернул, мою «промакашку». Вытер платком пот со лба и тяжело выдохнул воздух.

— Даже не знаю, что с вами делать. Он помолчал. Наверное, перебирая в памяти известные способы казни нерадивых студентов, уместные на экзамене по начертательной геометрии.

— Ладно, садитесь вот там, возьмите листок бумаги и нарисуйте мне проекцию прямой линии на плоскость. И думайте, хорошо думайте, я вам это настоятельно советую.

Я поплелся на указанное место. Поставил точку на листке и стал ждать, когда меня опять позовут на Голгофу. Прошло, на мой взгляд, неимоверное количество времени. Наконец, преподаватель обратил свой взор на меня.

— Чего вы сидите, почему не чертите.

— Вффввсё. Уже вссё — заплетающимся языком произнёс я.

— Что значит все, я же вижу у вас чистый листок.

— Он не чистый, там есть точка. Собрав всю свою волю в кулак, — мужественно сообщил я.

— Что за точка, какая же еще точка. Идите сюда.

Через минуту, он сменил гнев на милость и дал мне еще задание, потом еще и еще. Девчонки из группы, давно всё сдали и дружно убежали из аудитории, а мы с преподавателем продолжали проникать вглубь Начертательной геометрии. Наконец сопротивление преподавателя было окончательно сломлено.

— И не надейтесь, пятёрку я её вам все равно не поставлю. По синиму квитку, я этого никогда не делаю. Если хотите — это мой принцип! Ставлю вам «хор», но хороший «хор», вполне заслуженный, честный «хор».

Когда я уже стоял у двери, он меня окликнул.

— Мой вам совет. Никогда, слышите меня — никогда не работайте в проектных институтах, это не ваше. Удачи Вам и больше никаких синих квитков. До свидания.

С того дня прошло очень много лет. Я выполнил его просьбу и никогда не работал в проектных институтах. Я их курировал, я постоянно проверял и утверждал чертежи исполненные сотрудниками этих институтов, а сейчас на старости лет с удовольствием вожусь с дипломными чертежами будущих бакалавров и магистров.

Особенности сдачи зачета по «Аспирационным системам»

В середине семидесятых годов прошлого века довелось мне грызть гранит науки в Краснодарском Политехническом институте и познавать азы специальности, которая тогда обозначалась номером 1001-«Сказки Шехеризады» или «Технология хранения и переработки зерна».

Поток у нас был большой, аж, 150 человек, а преподаватель дисциплины «Аспирационные системы» один на всех. Компьютеров или тем более программируемых обучающих комплексов в то время в нашем институте не наблюдалось, однако стояла в одном из кабинетов удивительная машина, весьма внушительных размеров по автоматической приемке экзаменов и зачетов. На день открытых дверей, eё вытаскивали в холл и включали. Возрождённая к жизни громадина радостно мигала разноцветными лампочками. Преподаватели принародно отвечали на вопросы, вставляли ответы в прорезь агрегата, вызывая у машины одобрительное жужжание. Присутствующих мамы и папы будущих студентов слабо аплодировали. Любимые чада молчали, предчувствуя некоторые трудности в своей будущей студенческой жизни.

На следующий день экспонат усилиями наиболее крепких студентов возвращался на прежнее место. Так продолжалось из года в год, пока наш преподаватель «Аспирационных систем» не решил, ввиду большого количества жаждущих получить зачет, автоматизировать процесс сдачи оного предмета. Студентам было объявлено, что в назначенный день и час они будут подвергнуты «тестированию» (до повсеместного внедрения пресловутого ЭГЭ оставалось еще более полувека!). Им будут выданы карточки с вопросами, имеющими четыре варианта ответа, один из которых правильный. Если студент отвечает на восемь и более вопросов, то милости прошу к столу с зачеткой. На каждый правильный ответ умная машина будет отвечать миганием одной лампочки. Тем, кто сомневается в искренности и честности агрегата дозволяется сдавать зачет по старинке, лично преподавателю, но со всеми вытекающими последствиями для противника прогресса. Сдавать зачет «бездушной железяке» было боязно, но ведь к ней прилагалась карточка с вариантами ответа и можно было теоретически кое, что угадать или посмотреть по точкам и черточкам, которые оставили на бланках студенты ранее сдававших групп.

— Эх, да где наша не пропадала, на лекции я ходил (ну почти всегда!), предмет в целом интересный. К тому, ввиду внедрения новшества преподаватель допускал вторую, а в исключительных случаях даже третью попытку — размышлял я. А ноги сами собой вели меня в нужный кабинет. Внимательно изучив карточку, я понял, что стопроцентно знаю ответы на только пять вопросов, остальные надо угадывать. Поскольку за моей спиной стояла приличная толпа желающих потягаться с «железякой», времени на гадание было не очень много. Поставив нужные галочки, я вставил карту в прорезь. Машина как-то необычно ухнула и возмущенно зажгла пять красных лампочек.

— С техникой не поспоришь, что знаешь, то и зажигаешь — с горечью подумал я и поплелся к выходу.

— Эй, ты куда попёрся. Вернись. Давай зачетку, — услышал я за спиной голос преподавателя.

Я не поверил своим ушам, но, тем не менее, повинуясь этому зову, на не гнущихся ногах подошел к столу. Преподаватель размашисто написал заветное слово «зачет» А потом с какой-то ехидцей на лице — пояснил.

— Техника новая, еще не доработанная. Она непонятно почему, с сегодняшнего дня стала показывать не количество правильных ответов, а сразу высвечивать оценку за них.

Далеко за океаном, в это самое время молодой Стив Джобс в гараже отца собирал свой первый яблочный компьютер.

Особенности проведения лабораторных занятий по выпечке хлеба в КПИ

В семидесятых годах прошлого столетия наша технологическая лаборатория, по выпечке хлеба располагалась в старинном особняке в самом центре города. Время проведения лабораторных занятий от замеса теста до выпечки и дальнейшего определения всех необходимых параметров не менее 6-ти часов. В нашей студенческой группе с самого первого семестра обязанности по лабораторным работам были четко поделены. Девочки возятся с тестом, парни занимаются всеми необходимыми вычислениями и оформлением работ. То есть часа четыре, а то и больше, пока тесто подходит и хлеб выпекается, нам ничего не остается, как без дела слоняться по двору или сходить еще раз посмотреть кино, в близлежащем кинотеатре. Фильм, идущий там, мы уже видели и не раз, а вот навестить соседей по «пищевым технологиям» дело, безусловно, нужное и полезное. Тем более, что у соседей сегодняшняя лабораторная работа обещала быть чрезвычайно интересной. У студентов виноделов начинались практические занятия по теме «Дегустация сухих вин и методы органолиптического анализа их крепости».

Старенький преподаватель, в очках с диоптриями «плюс все» протер их носовым платком, водрузил на место, откашлялся и произнес скрипучим голосом.

— Странное дело. На моих лекциях, студентов почему-то на порядок меньше чем здесь. Интересно у других преподавателей такая же картина или это явление отмечается только у меня. Ну, да ладно, приступим к занятиям. Сейчас мои лаборантки нальют вам немного прекрасного «Абрау — Дюрсо». Вы ироды, сразу его не глотайте. Погоняйте вино по бокалу, почувствуйте аромат, оцените букет. И только после этого маленькими глотками, пропуская через своё нёбо, выпейте сей благородный напиток. Понятное дело, что двадцать грамм вина, полученные от симпатичных лаборанток, были выпиты мгновенно и без всякого пропуска через нёбо. Преподаватель еще раз протер свои очки, по всей видимости, ему было трудно различить отдельных индивидуумов в плотной массе студентов оккупировавших небольшую аудиторию. Наконец он выбрал свою жертву. Им оказался староста нашей группы, самый массивный студент на потоке.

— Вот вы молодой человек. Да, да, не оборачивайтесь. Я именно к вам обращаюсь. Какие лично вы получили ощущения от употребления этого благородного напитка.

Будущий мельник, пришедший на этот семинар, на халяву, выпить винца и побалагурить с симпатичными девушками, нехотя поднялся.

— Я это, я того, короче, я не распробовал. Доза для меня была слишком маленькой.

— Вы не распробовали вино не потому, что доза была маленькой, а исключительно потому, что пропускаете все мои лекции. Я не видел вашу запоминающуюся фигуру ни на одной их них. Но ничего, уверяю вас, предстоящий экзамен, в зимнюю сессию будет для вас как исключительно тяжелое похмелье, это я вам точно обещаю.

После семинара мы выменяли у девочек лаборанток не израсходованный виноматериал на большое количество комплиментов и расположились на скамейке в близлежащем скверике. Благо, что ароматная закуска в виде свежеиспеченного хлеба подоспела вовремя. Выпили за дружбу между факультетами, а еще за то, что нашему старосте несказанно повезло в том, что ему не придется сдавать экзамен по технологии виноделия, за то однозначно придется сдавать не менее трудный дифференцированный зачет, по основам технологии хлебопечения.

Ралот в армии

На дворе 1977 год. Лето. Ура! Свершилось! Мы получили дипломы. Кто-то красные, но в основном почти все, конечно синие. Не суть важно, теперь мы все инженеры с высшим образованием. В подтверждение этого каждому из нас вручили по красивому ромбику с гербом СССР и молотками. Но стереть ладонью праведный пот со лба не получилось. Через несколько дней всех нас призвали на действительную военную службу в ряды славных вооруженных сил СССР, в качестве курсантов. В течение двух месяцев мы должны были пройти курс молодого бойца, познать все тяготы армейской жизни и успешно сдать экзамены. После чего получить заветные военные билеты с гордой записью — офицер запаса, воинское звание лейтенант!

Тут, я должен рассказать тебе дорогой мой читатель, о политической обстановке того времени. Дело в том, что именно в этот год американский президент взял да и приехал с официальным визитом в нашу страну. Поцеловались они, как полагается с нашим «дорогим» Леонидом Ильичем, да и приступили к «разрядке во всем мире». В связи с чем, нашу Советскую Армию решено было подсократить. Для начала решили уволить в запас всех младших офицеров достигших сорокалетнего возраста и не имеющих высшего образования. Однако штабные чиновники моментально нашли лазейку в этом указе. Если офицер учится заочно, то увольнять в запас его нельзя, до окончания учебы. А там как бог даст. Всё это я так подробно рассказываю для того, что бы подвести тебя читатель к тому моменту, что почти каждый офицер учебного центра в поселке Молькино — числился студентом заочником, различных ВУЗов. И каждому из них требовалось написать некоторое количество контрольных для получения допуска к очередной сессии. По прибытии к месту дисклакации, нам надлежало поменять презренную гражданскую одежду на военную. Дабы все мы, как один, выглядели в полном соответствии с воинским уставом. Вот тут у меня начались первые проблемы. Дело в том, что уже в те юные годы, я позволил себе носить одежду 54 — го размера и обувь 46-го. Всем курсантам выдали заношенные, застиранные гимнастерки образца 1945 года. Но ни одной гимнастерки размера 54 и выше в каптерке у сержанта — каптенармуса обнаружено не было. Произнеся тридцать слов (из которых 27 были матерными!) он выдал мне новый, с иголочки китель. Но зато нижнюю часть моего обмундирования укомплектовал кавалерийскими галифе сине-зеленого цвета. Сапоги по моей ноге в его арсенале нашлись, но вот натянуть голенище на мои икры не было никакой возможности. С согласия начальства, я разрезал казенное имущество, то есть ножом раскромсал голенище так, что бы сапоги все же могли украсить мой экстравагантный наряд. Пока я прихорашивался в каптерке, на плацу происходила раздача контрольных работ. Эти задания бывшие студенты, а ныне бесправные курсанты обязаны написать и решить, в кратчайшее время. Мне как самому последнему, пришедшему на плац, достались контрольные работы по «Маркситско — Ленинской философии» и «Научному коммунизму». Надеюсь, что еще живы и здравствую те люди, которым приходилось сталкиваться с этим учением. Они меня однозначно поймут!

Делать нечего. Отказаться-то невозможно. Пошел я в ленинскую комнату и о счастье моё. Нет там первоисточников. Подшивка газеты «Правда» есть. Полное собрание сочинения речей Л. И. Брежнева, Суслова и Устинова — присутствуют, а вот классиков — нет. Почему — не моё дело. Я бегом к замполиту. Так, мол и так, задание у меня есть, а первоисточников нет, значит мне требуется увольнительная, в славный город Краснодар, для посещения публичной библиотеки имени А. С. Пушкина. Ответственный, за полит работу с контингентом многозначительно фуражку снял. Затылок почесал, да и пошел в штаб оформлять мне нужные бумаги. А знакомый писарь мне еще и бумагу сварганил с печатью и подписью, что мол сапоги свои я не сам испоганил, а сугубо по необходимости. Так вот и получилось, что после трех неполных дней армейской службы, я оказался в увольнительной, и все благодаря отцам — основателям научного коммунизма. Схожу я радостный на вокзале родного города, перед глазами уже мамины пироги мерещатся, думаю, на троллейбусе домой поехать или раскошелиться и такси взять. Не успел я додумать эти сладкие мысли, как передо мной офицер и два солдата при нем, с автоматами и штык — ножами. Всё как положено.

— Товарищ военный, извольте предъявить ваши документы!

Достаю увольнительную, все честь по чести. А сам уже в сторону стоянки таксомоторов глаза скашиваю. Но не тут-то было.

— В автомобиль военной комендатуры бегом мааааарш.

И оказался я вместо родительского очага в помещении городской комендатуры.

— Как вы посмели, товарищ военнослужащий, позорить всю Советскую Армию. Кто вам это позволил — капитан смотрел на меня примерно так же как Владимир Ильич Ленин на мировую буржуазию.

— Так, это, что выдали, в том и хожу. Съежившись под взглядом офицера, лепетал я.

— А сапоги казенные, по какому праву испоганил?

Тут, я вспомнил, что у меня в кармане есть еще одна бумага, писарем родным сотворенная. Достал, показал, что не по своей воле, а токма ради прохождения службы, ну и так далее. Капитан долго звонил в мою часть, ругался матерно. (это у них, у военных, наверное такой профессиональный сленг выработался). А потом подал уже известную мне команду.

— В автомобиль военной комендатуры бегом мааааарш.

Приехал я домой не на такси, а на настоящем военном авто. И знаете, что батя родимый, сказал мне при встрече.

— Шо, сынок, ужо, выгнали. Выходит ты у меня такой непутевый, что даже в нашей армии не сгодился. Да еще и на моторе привезли, это значит, что б по дороге обратно не сбежал. Ну, давай заходи, гутарить будем. Вот вам и марксистско — ленинская философия. За успешное выполнение задания командования, и учитывая тот факт, что, будучи на гражданке я имел честь быть старостой учебной группы, меня произвели в сержанты с полным правом ношения трех желтых лычек на каждом погоне! Теперь я не просто курсант, а командир отделения состоящего из таких же, как я выпускников Краснодарского Политехнического Института. И конечно теперь я главный по нашей палатке. То есть отвечаю не только за себя. А еще и за десяток шалопаев, с которыми слопал за годы учебы не один пуд соли и не только ее одну. Как же утром хочется поспать, когда еще не жарко и в палатку проникает ласковый ветерок. Так нет же команда подъём кому дана, спичка уже горит. Ну и так далее, служившие меня поймут. А еще койку заправить надо. И не абы как, а специальными палочками уголки отбить. Как говорит наш старшина Дюбош: «надоть значит надоть». Короче, отбить я не успел. Заправить койку, конечно заправил. Но не по армейскому, а как обычно дома кровать заправляю. Ну, в общем, как всегда. И надо же такому случиться, что командующий курсами полковник Нечипоренко решил именно в тот день самолично, проверить порядок в наших палатках. Голос, которым звал меня дневальный, я не забыл до сих пор. «Ерихонская труба» тихо стоит в сторонке. Я стал перед полковником навытяжку, тем самым чуть не поднял палатку своей головой. Полковник был ниже меня головы на две. Поэтому, снял фуражку и смотрел на меня устало и обреченно — снизу вверх.

— Сержант посмотри на мои седины.

Я молчал.

— Нет, ты посмотри на мои седины.

Ты их видишь или у тебя повылазило?

— Виииижу — еле слышно пролепетал я.

Ну, я если видишь, то как ты думаешь, сколько лет я в армии.

— Не знааааю. Наверное, мноооооого.

— Очень много. Больше чем ты живешь на этом свете — полковник пытался стать на цыпочки, что бы смотреть мне в глаза прямо. Получилось плохо.

— И за всю свою армейскую службу, я не видел койки заправленной хуже, чем твоя! Значит так. Слушай сюда. В свободное время, будешь заправлять все койки этой роты. Лично приду и проверю.

Вы бы видели глаза моих товарищей, когда после тяжелого дня они не могли даже присесть на краешек своих кроватей, в ожидании высокого начальства. Полковник, как и обещал, пришел. Всё проверил. Ничего не сказал и ушел.

В конце сборов, он лично принимал у меня экзамены. В целом остался доволен. Но в конце пожелал.

— Ты хлопец, молодец, все справно выучил, но в армию не ходи, не надо, это не твоё. Ты у нас кто — мельник. Так и мели свою муку, солдат корми, о це дило. А еще это, ты побыстрее, женись. Пусть за тебя жинка кровати застилает.

Так уж сложилось, что я в армии больше не служил. Но если понадобится, армейскую койку застелю, как того требует строгий ротный старшина!

Особый 95-й

Давно обещал рассказать читателям об узбекском чае. Да все как-то руки не доходили. Вот, давеча, сижу я за своим столом и пишу о славном российском фельдмаршале, князе Александре Ивановиче Барятинском, за окном уже +32, поскольку окно открыто, то и в кабинете столько — же. Рядом с клавиатурой стоит в пиале терпкий, зеленый 95-й чай. Много лет тому назад, меня выпускника Краснодарского политехнического института отправили по распределению в самую, что ни на есть Среднюю Азию. В знаменитую Ферганскую долину. И сразу назначили начальником смены, большого мукомольного завода. Пришлось впрягаться по полной и давать план. Дело в том, что основной продукт питания тамошнего населения это «нон» — то есть пшеничная лепёшка, испеченная в тандыре. Не будет муки — не будет «нона».

Крутится моя мельница — вертится и вдруг, все разом стало, только тревожный зуммер разрывает тишину. Что случилось, бегаю взад — вперед ищу причину. А причина в том, что на моём мукомольном заводе, почти полная автоматизация, однако в складе готовой продукции сплошь тяжелый ручной труд. А посему грузчики устали работать на жаре, выключили подающий траспортёр и сели в кружок — пить чай. Я к ним, с призывом — Даёшь стране муки, много, белой и мелкой!

Пожилой бригадир, во внешнему виду, способный сыграть роль главаря банды басмачей — без всякого грима, легко, одной рукой, усадил меня рядом.

— Ти совсем еще молодой, зелёный, как этот чай. На выпей пиалу — отдохни сам и нам отдых давай. Ми же не твои машины, ми луди — чиловеки, понимаешь. Он протянул мне замусоленную пиалу с желто-зеленым напитком, плескавшимся на самом её донышке. Я одним глотком выпил и тут же потребовал — ещё. Потом еще и еще. Когда я встал, на меня смотрели два десятка злых, не добрых глаз.

— Ти, сейчас всех нас ошень сильно обидел, ни за что обидел. Но ми тебя прошаем. Потому, што, ты человек пришлый, еще обычаев наших совсем не знаешь. Запомни зелёный нашальник. Один раз выпил чай, передай пиалу другому, все пить хотят, всем жарко. Только себе — никогда нельзя. Не делай больше так. Ладна. А теперь иди, включай свою тарахтелку, ми скоро будем. Нашим детям тоже мука нада!

Так я разом познакомился с одним из главных обычаев Азии, и с великолепным зеленым чаем. Номерной 95-й, он не высшей пробы, это не элитные верхние зеленые листочки. И не «Улун», который, трудолюбивые китайцы поливают исключительно молоком или сливками. Это терпкий, крепкий и неповторимый чай, зачастую содержащий в себе даже мелкие веточки чайного куста. Но это самый подходящий чай, что бы утолить жажду в знойный день. У нас на Кубани, его найти чрезвычайно трудно, но рынок — есть рынок. Если есть спрос, то будет и предложение. Купил я его таки, на ярмарке, на площади Пушкина. Настоящий, азиатский. Принёс домой, заварил, как полагается в пузатом расписном чайнике. А вкус — увы не тот. Запах тот, а вкус — нет. Вода другая и воздух-другой, а главное влажность этого самого воздуха — другая. Там в Средней Азии очень сухо, влажность воздуха не превышает 20 — 25%, а у нас никогда не опускается меньше 50 — ти. У меня дома, очень много всяких чаёв и из Китая и из Кении и конечно из Индии и Шри-Ланки, конечно же, есть и наш Краснодарский. Я же патриот своего края. Но иногда в жаркий день, представишь себе, что ты где-то в Кызыл — Кумах, хлебнёшь 95-го, вспомнишь старых друзей — на душе сразу становится спокойно и ХОРОШО!

Кокандский «ужастик»

Окруженная со всех сторон хребтами Тянь — Шаня и Гиссаро — Алая на многие километры протянулась знаменитая Ферганская долина. Многоликая, многонациональная, гостеприимная и работящая. Жемчужиной этой земли по праву считается старинный город Коканд, некогда столица могущественного ханства, а ныне небольшой районный центр Ферганской области.

Старинные улочки с глухими глиняными заборами, многочисленные махали с резными воротами и минареты. (Правда, в моё время муэдзины с них к вечернему намазу правоверных еще не призывали). Нещадно палящее восточное солнце, в общем, ощущение того, что ты ненароком попал в одну из сказок Шехеризады, ощущается в Коканде повсеместно. С этим городом у меня связано много воспоминаний, правда, не совсем приятных, но весьма поучительных. Одну историю, стоявшую мне множества испорченный нервных клеток, я хочу рассказать, возможно, юному поколению сии знания вдруг, да и сгодятся. За окраиной Коканда сразу же начинаются хлопковые поля и тянутся они до самого подножья далеких гор. А хлопок собирать надо. Конечно, советскими учеными были изобретены и построены большие хлопкоуборочные комбайны, но КПД этих голубых кораблей был весьма и весьма низок. Поэтому и раньше и сейчас уборка урожая на хлопковых полях труд в основном ручной и поистине каторжный. Одна коробочка хлопка, полностью раскрывшаяся, весит всего пять грамм, а норма на одного сборщика — сто килограмм за смену. И это под палящим солнцем, и на полях обработанных жуткой химией. Опрыскивают поля для того, что бы листья растений засохли, опали и не мешали хлопкоробам. Почти все население, включая детей и подростков, выходит на поля и всех их накормить надобно, а главное блюдо дехканина — какое, правильно лепешка нон, да зеленый чай. Вот обеспечить хлебозаводы мукой, для этих самых лепешек мне и моему наставнику было поручено. В Коканде в то время имелась большая, старая мельница, которая ну ни как не хотела делать муку нужного качества и в нужном количестве. Вот я, молодой специалист, под чутким руководством старшего товарища сутки напролет занимался отладкой технологического процесса. Рабочие бригады через каждые восемь часов, как и положено по КЗОТу сменяли друг друга, а мы как настоящие бойцы передовую не покидали, до полной победы. Результатом нашей борьбы с «железным чудищем» было то, что в цехах на полу образовался двадцати сантиметровый слой муки и отрубей. Навести порядок и убрать мучнисто — отрубяную смесь не представлялось никакой возможности, так как несмотря ни на что, мельница продолжала кое-как работать и все же давай муку из которой, почти сразу же пекли лепешки — нон, для многочисленных хлопкоробов. Первым от усталости свалился мой старший товарищ. Он просто упал на какие-то доски, лежащие в углу, и мгновенно заснул. Через час и я понял, что еще немного, еще чуть-чуть, я тоже усну, при чем, стоя, как лошадь. Кое-как растолкав своего наставника, я без опеляционно потребовал выдать мне ключ от нашей с ним комнаты в заводском общежитии.

— Там в кармане, сквозь сон пробормотал он и повернулся ко мне боком.

Ключ тут же выпал из кармана и скрылся в слое муки покрывавшей весь пол. Вы пробовали искать маленький предмет (например иголку) в стоге сена. Так вот, скажу я вам найти ключ в двадцати сантиметровом слое муки, ничуть не легче. Через двадцать минут моих безрезультатных поисков с применением известных русских идиоматических выражений, наставник открыл одни глаз и мудро посоветовал.

— Возьми магнитную подкову, вон там, на столе лежит. После чего с чувством исполненного долга, продолжил «изучать себя из нутрии».

Время летело быстро, за окном уже появились первые робкие лучи восходящего солнца. Поиски ключа были тщетными. Наставник теперь открыл второй глаз. Внимательно посмотрел на мои старания и произнес.

— Не нашел! И не найдешь. Ключ, он у нас с тобой латунный, его магнит не берет.

Я уже набрал в легкие побольше пылевоздушной смести, с тем что бы интеллигентно возразить своему аппоненту, исключительно в мягкой литературной форме. Но старший товарищ меня опередил.

— Теперь ты немного размялся, а я под твоё бормотание вздремнул. Всё! За работу. Стране мука нужна. Много муки! Вперед!

Сотовых телефонов в ту пору еще не изобрели, поэтому вечером пришла телеграмма от начальника из Ташкента.

«Следующим утром — предстать пред грозные очи негодующего начальства».

Прямо из аэропорта, не заезжая домой, не переодевшись, с сумкой, в которой на все лады гремели и цокали гаечные ключи, я поехал в родную контору.

— Хорошо, если просто выгонят. Это еще, куда не шло, переживу. Но вот, ежели саботаж пришьют, срыв партийного и правительственного поручения, в период ответственной кампании по уборке хлопка. Этак и до уголовной статьи рукой подать. И не посмотрят, что я все еще числюсь молодым специалистом» — вот такие невеселые мысли, одна страшнее другой лезли мне в голову.

Приемная начальника была сплошь уставлена цветами. Принаряженная секретарша, без промедления провела меня в кабинет. Я вошел, оставляя на ковре белые, мучные следы.

Шеф посмотрел на меня, как-то по — особому. С минуту помолчал, а потом весело произнес.

— Понимаешь дружище. Юбилей у меня сегодня, а хороший ресторан заказать не кому, одни бабы в конторе остались. Мужики наши, все делом заняты, мельницы понимаешь, налаживают. Ты самый младший, вот и потрудись на радость всему коллективу. Давай топай, только домой сначала. Переоденься там для ресторана, а то тамошний метрдотель не так тебя поймет.

Вечером, когда шеф принял на грудь, несколько больше положенного, и пребывал в весьма благодушном настроении, я набрался храбрости и попросил.

— Можно я в этот Коканд больше не поеду, мне так хочется и другие города посмотреть. Я страсть как географию с историей люблю.

— Можно, — коротко ответил шеф.

На следующее утро был издан приказ.

«Командировать молодого специалиста в город Джизак. Надолго!»

Джизак, это голодная степь. Солончаки, полупустыня. Ни деревьев, ни даже кустарников. Ну, и конечно хлопковые поля вокруг мельницы. Со всех сторон. На сколько, хватает глаз. И спины хлопкоробов, усердно собирающих драгоценный урожай.

Рассказ главврача ведомственной больницы