Вероника Богданова
Биография
Вероника Богданова родилась в республике Казахстан. Более четверти века назад приехала на Ямал. Много лет отдала журналистике.
Автор пяти поэтических сборников, множества песен, постоянный участник международных и всероссийских литературных проектов. Стихи вошли в Антологию ямальской литературы. Публиковалась более чем в пятидесяти поэтических сборниках и альманахах.
Недавно в издательстве «Союз писателей» выпустила мистическую повесть «Монстр из Зазеркалья», признанную лучшей в своём жанре среди книг, вышедших в издательстве в 2021 году.
Лауреат Всероссийской премии имени Д. С. Мамина-Сибиряка 2019 года в номинации «Поэзия», победитель, лауреат и дипломант ряда всероссийских и международных творческих конкурсов. Член Союза писателей России, Международного Союза Русскоязычных Писателей, Союза деятелей культуры и искусства.
Песня Сольвейг
Я песню Сольвейг слушала вчера,
По фьордам мыслей вновь и вновь блуждая —
И сердце от тебя освобождая…
Да, было больно. Но пришла пора
Очистить душу снегом и луной,
И холодом, что мир вокруг меняет —
И выжженное сердце наполняет
Норвежской девы песней неземной.
А я старалась думать лишь о том,
В какие дальше небеса податься,
Где запредельным Григом наслаждаться,
Рассеивая прошлого фантом.
Воскрешение
Одна свеча.
Одно знаменье крестное.
Одна молитва —
с просьбой о терпении…
Мой первый шаг —
в чужое, неизвестное
в одно прощанье —
после непрощения.
И в это небо,
непривычно светлое
и облаками дочиста отмытое
вспорхнёт душа, —
и соловьи рассветные
ей вдруг напомнят
счастье позабытое.
Воспоминание
тоненькою спицею
вонзится в сердце
с просьбой о прощении…
Как больно
быть душе
подбитой птицею, —
но в сотни раз больнее —
воскрешение.
Оборваны связи…
Обрываются старые связи —
Так легко, как истлевшие нити,
По-английски, молчком — извините,
Но никто помнить нас не обязан.
Доиграла мелодия наша
С хриплой дрожью расстроенных клавиш…
Благодарными быть не заставишь,
Будет завтра забыт день вчерашний.
Уничтожатся старые фото,
Файлы давние — просто сотрутся.
И желания нет обернуться,
Чтоб знакомого встретить кого-то —
Даже на отдаленье — глазами,
Чтоб во взгляде затеплить лампаду…
Память больше тревожить не надо,
Дальше жить будем как-нибудь сами.
А в душе будет больно и пусто.
Хоть намечены новые встречи, —
Но заполнить её будет нечем:
Одиночество вытравит дустом
Забытья — всех смешных тараканов,
Что в мозгах наших раньше блуждали.
Наше прошлое в дальние дали
Увело навсегда караваны
Вечеров — под вино и гитару,
Пробуждений вдвоём — и в обнимку…
Ну, и кто мы теперь? — Невидимки,
Что растратили счастье задаром.
Как легко отдавать раз за разом
То, что надо беречь пуще ока…
Ад — то место, где нам одиноко,
Потому что оборваны связи…
***
Седьмая. Ленинградская. Мятежная.
Блокадный август. Артобстрелов шквал…
Но, наполняя вновь сердца надеждою,
Оркестр в филармонии играл.
Сияли люстры, а бойцы, что слушали,
С небритых щёк не утирали слёз…
И становилась музыка оружием,
Разящим беспощадно — и всерьёз.
И сохли губы,
И глаза не видели,
И распрощалось небо с тишиной…
А музыканты встали, как воители,
Над городом.
Над смертью.
Над войной…
О шутах и королях
Что скрывает клоунский грим?
Я порой откровенно трушу,
Если прячут лицо под ним, —
Нет, скорей, маскируют душу.
Изначально король и туз
Над колодою возвышались,
Только джокеры — вот конфуз! —
Над обоими потешались.
Благородство — не их порыв.
Прячась за шутовским нарядом,
Выйдут в козыри, сотворив
Из истории — клоунаду.
Если был помудрей король,
То шуту позволял немного.
Шут, дурачась, вживался в роль,
Параллельной идя дорогой
С тем, кто власть уважал, её
Применяя всегда достойно…
А глумливое дурачьё,
Власть деля, — затевало войны.
Если власть — шута самоцель,
Он решит, поиграв словами,
К королеве залезть в постель, —
А потом разберётся с вами, —
С теми, кто поддержать готов
Зубоскалов, чья суть — жестока…
Не пускайте к власти шутов! —
Дремлют в них палачи до срока…
***
Снова осень укутала плечи
Златотканой шалью листвы.
Нас, пожалуй, зима излечит:
Станем снова с тобой «на вы» —
Отстраненно — легко общаться,
Холодок выдыхая без зла…
Жаль, что нам в ноябре для счастья
Не хватило чуть-чуть тепла…
В одиночестве думать легче,
Да печальнее — вспоминать,
И под снежною шубою плечи
Не согреешь, — хотя, как знать…
Время
Время разлито везде:
Струйкой — в песочных часах,
Каплями — в вешней воде
И сединой — в волосах.
Время рассыпано в прах
Прямо у райских ворот…
Где-то в далёких мирах
Движется наоборот.
Что нас там ждёт, отвечай:
Суетность лет световых,
Вечности душной печаль,
Гибельная для живых?
Или безвременья миг:
Вспыхнул сверхновой — угас?
Каждый тогда бы постиг
Всё, что запрятано в нас.
Выплесни душу, не прячь!
Где она, наша черта?
Светоч сверхновой горяч,
Только за ним — пустота.
Чем ты заполнишь её?
…Болью стучится в висок
Сердце живое твоё…
Время — сквозь пальцы — песок…
***
Я напишу когда-нибудь о небе,
Хоть мало что о нём я знаю точно,
И о Луне — лампаде полуночной,
Что освещает снов пустую небыль,
Об облаках, что крылья самолёта
Взлетающего с болью рвут на части,
О безмятежно-лёгком птичьем счастье,
Что каждому из нас познать охота.
Я напишу когда-нибудь о звёздах,
Что служат путеводными огнями
Для ангелов, что ходят между нами,
Неузнанные, отводя угрозы
От тех, кто помнит, что такое небо,
И кто ночами ищет звёзды взглядом…
Как ангелов благодарить нам надо? —
Не выпьешь с ними, не разделишь хлеба
И в дом не пригласишь…
Но лишь однажды,
Когда томит Луна — в полнеба — душу,
Вдруг ангел мой молчание нарушит —
И всё о небе искренне расскажет…
И вот тогда я напишу о небе!
***
Я живу «на автомате» —
Если, впрочем, это жизнь.
Так, пожалуй, камень катит,
Кувыркаясь, с горки — вниз,
Увлекаемый лавиной
Или сброшенный пинком:
Минимум — наполовину.
А, скорей, четвертаком:
Ходят ноги, машут руки, —
Непонятно, правда, как,
Ведь известно по науке,
Что за малость — четвертак.
Мне не нужно полной силой:
Так ведь можно и сгореть…
Я б, пожалуй, попросила
Не на четверть, а на треть,
Чтоб не камнем, а почуять,
Отчего я вниз качу
И понять, чего хочу я, —
Если всё ещё хочу,
Чтоб, о склон изранив спину,
От падения устать —
И уже наполовину
В жизнь отчаянно врастать.
Чтобы — корни, чтобы — листья,
Чтобы к небу, а не вниз,
Чтоб с лучами солнца слиться —
И по полной влиться в жизнь!
Андрей Штин
Автобиография
Родился в 1978 году в г. Ижевске, где и проживаю до сих пор. Спасибо родителям — научили читать в 5 лет. Первой прочитанной книжкой стала «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо». С тех пор чтение — одно из важных форм досуга, во время обучения в школе записался сразу в 3 библиотеки. В то же время всерьёз увлёкся историей, космосом и астрономией. В 1992 году поступил в Гуманитарный лицей №44 г. Ижевска на филологический факультет. Тогда же начал первые пробы пера. Закончил исторический факультет Удмуртского Государственного университета (1995—2000 гг.) по специальностям международные отношения и регионоведение. Всерьёз писать начал с 2015 года после знакомства со своей супругой Ольгой Вайнер, с тех пор это стало главным делом моей жизни. Основные темы творчества: научно-популярная фантастика, космос, история, юмор.
Номинирован Российским союзом писателей на соискание национальных российских премий по литературе «Писатель года» за 2016 и 2019 годы,
«Наследие» за 2016 год, «Георгиевская лента» за 2018-2019 годы, Международным союзом писателей им. св. Кирилла и Мефодия на соискание премии по литературе «Славянское слово-2018»;
С 2017 года премьер-магистр жюри литературных конкурсов Международного фонда «Великий странник — Молодым»;
С 2018 года один из администраторов и редактор прозы группы «Литературный Млечный путь» в ВК: https://vk.com/dmitriy_buzunov_lmp
Рыжик
История о котёнке-зенитчике, рассказ основан на реальных событиях.
Шёл третий день операции советских войск «Багратион» по освобождению Белоруссии от немецко-фашистских захватчиков. Раннее утро 26-го июня 1944-го года выдалось необычайно жарким. На часах было шесть утра, а солнце уже разыгралось не на шутку. Батарея 37-миллиметровых автоматических зенитных пушек пыталась нагнать части своей 11-й гвардейской армии 3-го Белорусского фронта. Следовавшей в сторону посёлка Толочина — райцентра Витебской области, колонне МЗА с трудом удавалось продолжать движение — ушедшие вперёд танки напрочь разбили грунтовую дорогу. Для того, чтобы проехать этот заболоченный участок, зенитчикам приходилось рубить ветки, стволы деревьев и укладывать их в колею и в грязь. Горячий пот ежеминутно заливал бойцам глаза, и делавшим импровизированную гать приходилось постоянно снимать каски и
выжимать вспотевшие пилотки.
Около семи утра батарее наконец-то удалось выбраться из лесной чащи, и машины встали. В радиаторах американских «Студебекеров» закипела охлаждающая двигатели вода. Было два варианта продолжить движение: загубить моторы грузовиков или ждать, пока радиаторы остынут, а до этого вручную толкать тяжёлые трёхоски с зенитками. И то, и другое было неприемлемо — батарея и так уже сильно отстала от своих частей, которые нужно было прикрывать.
Спотыкаясь о засохшие на дороге комья грязи, к комбату подошёл Алексей Демидович, пожилой сержант, мобилизованный из этих мест ещё в самом начале войны. Утерев ладонью вспотевший лоб, старшина обратился к командиру:
— Товарищ лейтенант?
Тот обернулся и, не скрывая раздражения из-за недопустимой во время наступления задержки, спросил:
— Чего тебе, Демидович?
— Дальше по дороге, в двух километрах отсюда, моя деревня Гиримщина, в 41-м оттуда призывался. До войны там было три колодца. Дайте пару машин, канистры — будет холодная вода.
Лейтенант обрадовался — колодезная вода позволила бы быстро догнать свои части ещё до начала штурма Толочина. Не скрывая чувств, комбат обнял сержанта:
— Объявляю благодарность. Бери наши «Виллисы»: мой и политрука. Солдат себе сам подбери, возьми с собой не меньше отделения и десять канистр — должно хватить. И держите оружие наготове — недобитков сейчас везде хватает.
Гиримщина встретила зенитчиков мёртвой тишиной. Повсюду чернели останки сгоревших изб. При въезде Демидович сразу отметил отсутствие воронок — боя за деревню не было. Скорее всего, дома пожёг отступающий противник, повсюду применявший тактику «выжженной земли». Старшина распределил бойцов по парам, указал, где находятся колодцы, и предупредил не пить из них воду — отступая, немцы повсеместно сыпали туда отраву. Алексей приготовил автомат к бою и направился в сторону своей избы. Сложно передать, что в этот момент творилось в душе Демидовича. Хотелось прибавить шаг, но сержант знал, что на месте дома он увидит такое же пепелище, что и вокруг.
Предчувствие не обмануло. Глядя на черный остов печи, Алексей присел на остатки брёвен, свернул
цигарку, прикурил и задумался о судьбе родных. Он знал, как поступали фашисты во время отступления с мирными жителями: либо гнали, как скот, с собой в качестве «живого щита», либо… О последнем думать не хотелось. «Может, повезло, удалось уйти в лес, сколько раз такое уже видел?» — надеялся Демидович. Раздумья прервал один из бойцов, отправленный за водой:
— Товарищ сержант?
Отогнав плохие мысли, Алексей спросил:
— Что, уже все канистры наполнили?
— Нет, только восемь, на остальные воды не хватило.
— Как это так — не хватило?
— В первом колодце вода вперемешку с песком, второй засыпан брёвнами и камнями, третий… Там… там… — какое-то время солдат не мог вымолвить ни слова. — Посмотрите лучше сами.
Пройдя с бойцом, старшина увидел, как трое солдат закрепляли наполненные канистры с водой на «Виллисах», а другие с бледными лицами стояли у колодезного журавля. Демидович подошёл к шахте колодца и посветил внутрь сигнальным фонариком. Слабый луч выхватил из темноты части тел и одежды жителей деревни, которые лежали в глубине.
С трудом сдерживая чувства, Алексей попробовал подсчитать убитых. Вышло более десяти. Что стало с другими земляками — неизвестно. «Дай Бог, остались живы!» — с надеждой подумал сержант и дотронулся сквозь гимнастёрку до крестика, который носил на груди и никогда не снимал.
— Придёт время, эти нелюди за всё нам ответят! — тихо сказал Демидович солдатам, которые смотрели на него вопросительным взглядом, и приказал: — Приготовиться к движению! Пустые канистры наполним у ручья по дороге.
Как только старшина занял место в машине, неподалёку раздалось протяжное и пронзительное:
— Мяяяяя! Мяяяяуууу! Мяяяяяя!
— Стой! — остановил сержант водителя, который уже готовился завести двигатель и начать движение. — Слышал?!
— Да, смотрите!
Все увидели, как к джипам, громко мяукая, словно крича: «Стойте, не уезжайте!» и, задрав «пирамидкой» коротенький хвостик, бежал рыжий котёнок примерно двух-трёх месяцев от роду. Очевидно, малютка услышал голоса людей и теперь со всех лап мчался в их сторону. Алексей вышел из машины, подозвал малыша к себе, схватил за шкирку и сунул в
расстёгнутый ворот гимнастёрки.
Через полчаса в расположении батареи старшина явил найдёныша расчёту своего орудия. У одного из зенитчиков осталась открытая во время завтрака банка «второго фронта». Хвостатый был незамедлительно накормлен. Под взглядами улыбающихся солдат Демидович нарёк котёнка Рыжиком и возложил на него, как на нового бойца, обязанности по уничтожению мышей и прочих непрошеных гостей в местах дислокации батареи. Пока водители возились с радиаторами машин, а другие зенитчики наполняли солдатские фляжки родниковой водой, весть о новом «военнослужащем» быстро разлетелась по батарее. Батарейцы одобрили неожиданное пополнение, комбат тоже не возражал, и судьба пушистого была решена.
Благодаря своевременной замене воды, батарее удалось нагнать свои части как раз в момент развёртывания в боевые порядки. По определённым ранее опорным точкам обороны противника в Толочине начала работать дальнобойная артиллерия. Зенитчики быстро расчехлили и приготовили орудия к бою. При возможном налёте немецкой авиации артиллерийским расчётам придётся держать самый опасный диапазон высот от пятисот до тысячи метров.
Глядя на занятых делом бойцов, накормленный до отвала Рыжик мирно лежал на опорной тарелке и грелся на солнце. Внезапно котёнок вскочил, угрожающе выгнул спину, распушил хвост и глухо завыл в сторону запада. Зенитчики не могли понять причины тревоги малыша — собак и других животных поблизости не наблюдалось. Через мгновение Рыжик скрылся из вида, и раздался крик бойца-наблюдателя:
— Воздух!!! Цель групповая, юго-запад, азимут 232 градуса, высота семьсот!
Лейтенант посмотрел в бинокль в указанном направлении и крикнул:
— К бою!
Зенитчики быстро заняли боевые места. На западе появились восемь точек, которые стремительно приближались. По гулу моторов бывалые бойцы сразу определили цель — то были одномоторные пикирующие бомбардировщики «Юнкерс-87». После команды: «Беглым, огонь!» автоматические пушки за считанные секунды создали в небе непроходимую стену из разрывов и осколков снарядов. Несколько зарядов попали в ведущего немецких самолётов. Позади него появился дым, и он с диким воем устремился к земле. Шедшие за ним «юнкерсы», не желая
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.