Бесплатный фрагмент - Артеми, сестра Афины

АРТЕМИ, СЕСТРА АФИНЫ

У старых грехов длинные тени.

Агата Кристи, «Вечеринка в Хэллоуин»

Алекс Смолев, свежеиспеченный владелец виллы «Афродита» на греческом острове Наксос, отлично помнил, когда Рыжая Соня, она же Софья Владимировна Ковалевская, называла его по имени-отчеству. Запомнить было несложно: всего-то три раза за двадцать лет знакомства.

Первый раз — когда еще в Санкт-Петербурге он привел ее, смешную угловатую девчушку, с щедрой россыпью веснушек на лице, копной волос цвета сицилийских апельсинов и упрямо вздернутым подбородком, к Фудзиваре-сенсею — в его школу японских единоборств на Васильевском острове. Пятнадцатилетнему подростку, вечно влипающему в разные истории, срочно требовалось заняться чем-то серьезным и важным. Алекс переговорил с сенсеем, и тот разрешил. Софья провела в Додзё весь день, забыв обо всем, даже о еде, с горящими глазами наблюдая за тренировками и поединками, — таково было условие Смолева: сперва пойми, твое это или нет, только потом соглашайся, решение за тобой! В конце дня она подошла к нему, сияя счастливой улыбкой до ушей, и сказала уверенно: «Да, это мое! Я буду заниматься! Спасибо, Александр Владимирович!»

Второй раз это произошло, когда умер Сонин отец, штурман дальнего плавания, списанный на берег по состоянию здоровья. На берегу «морской волк» стал тосковать, все чаще выпивать, наплевав на свою гипертоническую болезнь, словно пытаясь заместить пустоту в душе, где прежде шумело море. Сперва стукнул первый инфаркт, потом — второй. Третьего он уже не пережил. Тогда-то Софья позвонила Алексу и сказала потерянным, чужим голосом, охрипшим от рыданий: «Александр Владимирович, у меня папа умер… Мама болеет. Я не знаю, что делать!» И Смолев снова отложил все свои дела, отменил командировку, примчался и взял на себя все печальные хлопоты по организации похорон Сониного отца, а потом и по лечению матери.

Третий раз она назвала его по имени-отчеству, когда выходила замуж первый раз и просила Смолева стать посаженым отцом. Алексу уже с самого начала было ясно, что ее выбор никуда не годится: будущий муж был безвольным и инфантильным бездельником, одним из тех, кто до сорока лет все «ищут себя» и никак не могут найти. Он поменял десяток профессий, нигде ни разу не задержавшись дольше, чем на три месяца. К моменту подачи заявления в ЗАГС жених все еще считался «подающим надежды уличным художником и начинающим поэтом-авангардистом» одновременно. Другими словами, никем.

Но, заранее понимая безрезультатность своих дебатов с Рыжей по поводу ее избранника, Алекс снова согласился: относясь к Софье как к собственной младшей сестренке, он просто не смог ей отказать. Но, выполняя роль посаженого отца на свадьбе, все же нашел возможность недвусмысленно намекнуть жениху, что того ждет, если ему придет в голову обидеть Рыжую. Правда, это не помогло: развелись они через три года, когда Софье надоело тянуть семейную лямку одной, пока ее «начинающий поэт-авангардист» в ожидании прилива вдохновения сутками валялся на диване с банкой пива в руке, пялясь в телевизор.

Вот и все три раза, что он смог вспомнить.

Переехав после очередного развода вслед за Алексом на греческий остров и заняв пост управляющей виллой «Афродита», Ковалевская быстро освоилась в новых обстоятельствах: нашла общий язык с персоналом и разобралась в текущих вопросах. Теперь она чаще всего называла Смолева «босс», по-русски в личных разговорах — «дядя Саша», а если разговор происходил в присутствии гостей или других лиц, на языке, понятном для окружающих, то нейтрально — «Алекс», как и все остальные.

Поэтому, когда сегодня утром Софья позвонила ему и снова произнесла чужим, напряженным голосом: «Александр Владимирович, у нас ЧП! Вам надо срочно спуститься на ресепшн: здесь старший инспектор Антонидис, он хочет вас видеть!», Смолев ощутил, как неприятный холодок предчувствия большой беды пробежал у него между лопаток.

Спустившись к стойке администратора, он увидел такую картину: заплаканная Катерина с опухшим лицом сидела за стойкой и утирала градом катившиеся слезы. Ковалевская была бледна, но спокойна и собранна. Перед ней стоял расстроенный старший инспектор Антонидис, который, судя по его виду, чувствовал себя совершенно не в своей тарелке: переминался с ноги на ногу, виновато сутулился, смущенно пыхтел и то и дело утирал платком пот со лба.

— Добрый день, старший инспектор! — приветливо поздоровался Смолев, уже поняв, что случилось что-то серьезное и, повернувшись к консьержу, мягко добавил: — Катюша, я тебя отпускаю на ближайшие полчаса, пожалуйста, приведи себя в порядок. Не нужно, чтобы гости виллы видели тебя такой. Мы побудем на ресепшн, пока тебя нет. Все, ступай!

Катерина благодарно кивнула, встала и, приглушенно всхлипывая, вышла в комнату отдыха персонала.

— Что происходит? — задал вопрос Смолев, глядя на старшего инспектора в упор. — Не томите, Теодорос. Я же вижу, что у нас неприятности. Кто-то умер? Или кого-то убили?

— Да, — сокрушенно ответил старший инспектор и тут же, спохватившись, поправился: — Вернее, нет! То есть, еще нет. Скорее всего, да, но пока — нет. Вернее, была попытка… — И, заметив удивленно поднятую бровь Смолева, совсем стушевался и взмолился: — Если разрешите, я лучше по порядку! Иначе все запутается еще больше!

— Конечно, старший инспектор, — пожал плечами Алекс. — Как вам будет удобнее! Может быть, присядем? — И он гостеприимным приглашающим жестом указал на кресла, стоящие рядом с журнальным столиком.

— Спасибо большое, Алекс. Нет, нет… — отказался тот. — Думаю, я лучше стоя. Сейчас я изложу вам факты. Я правильно понимаю, что Артеми Иоанниду — ваша сотрудница? — задал уточняющий вопрос старший инспектор, привычно хлопая себя по карманам в поисках блокнота.

Смолев перевел вопросительный взгляд на Софью, та, догадавшись, вполголоса по-русски ответила:

— Дядя Саша, Артеми с утра не вышла на работу. Я звонила, ее телефон отключен. Она ушла в пятницу, предупредила, что, как всегда, уедет на выходные к родне в деревню, а в понедельник утром вернется. Но не вернулась… А теперь вот приходит старший инспектор и заявляет, что Артеми арестована и находится в полицейском участке. Я ничего не понимаю!

Артеми была на вилле «Афродита» горничной и официанткой в одном лице. Невысокого роста, миловидная, тихая, работящая и, в отличие от Катерины, крайне немногословная. Всегда говорила по существу, в продолжительные беседы и дискуссии с начальством никогда не вступала. Все поручения выслушивала от управляющей молча, разве что могла лишь тихо сказать: «Я все поняла, конечно, сделаю!». Работу свою исполняла старательно и добросовестно, никогда не халтурила, к похвалам, казалось, была равнодушна. Только застенчиво улыбалась, отводила взгляд и молча кивала. Софья не могла на нее нарадоваться. Из ее личного дела (такие Софья завела на каждого сотрудника по просьбе владельца) Смолев знал, что Артеми потеряла родителей во время пожара, когда ей не было и восьми. Девочка попала в больницу, где провела почти полгода. Потом сироту забрали к себе родственники, живущие в деревне в долине. Отучившись на материке, девушка вернулась на родной остров и уже два года работала на вилле «Афродита», время от времени уезжая в деревню проведать родственников. Поэтому ее отъезд на выходные в долину к родне был в порядке вещей.

— Да, Теодорос, Артеми Иоанниду — наша сотрудница, — спокойно подтвердил Смолев, снова разворачиваясь к старшему инспектору. — Кстати сказать, крайне надежная, порядочная и добросовестная. Мы ею очень дорожим. Так что все-таки случилось?!

— Сейчас, сейчас, — пробормотал Антонидис, наконец вытаскивая из внутреннего кармана пиджака свой пухлый блокнот и сверяясь со своими записями. — Вот! Факты таковы: в воскресенье, поздно вечером, без четверти одиннадцать, поступил вызов в полицейский участок. Дежуривший в этот вечер сержант Дусманис выехал на место происшествия — частное владение рядом с деревней Меланес, что находится примерно в восьми километрах к юго-востоку от Хоры, по дороге на Кинидарос. Полицию вызвала сама Артеми Иоанниду. Сержант Дусманис, прибыв на место происшествия по присланной геолокации, обнаружил в большом сарае ее и тяжелораненого мужчину в бессознательном состоянии, истекающего кровью… Сержант вызвал скорую, и раненого увезли в госпиталь, где немедленно прооперировали. В настоящее время он находится в палате интенсивной терапии без сознания. Врачи говорят, что состояние его стабильно тяжелое.

— Что с ним произошло? — нахмурившись, спросил Смолев. — Какого рода ранения он получил?

— Его использовали в качестве мишени для стрельбы из арбалета, — смущенно кашлянув в кулак, сказал старший инспектор. — Точнее сказать, он был сидя примотан клейкой лентой к деревянному столбу, и по нему стреляли из арбалета. В этом положении его и обнаружил сержант Дусманис. Всего было сделано семь выстрелов. Седьмая стрела пробила пострадавшему голову, войдя в трех сантиметрах над переносицей и выйдя через затылок.

— Жуть какая, — поежившись, произнесла Софья. — Кто это мог сделать?!

Старший инспектор удивленно посмотрел на Софью, потом перевел взгляд на резко помрачневшего Смолева, увидел, что тот все понял, и не стал отвечать управляющей.

— Это стреляла Артеми? — полуутвердительно спросил Смолев, уже заранее зная ответ.

— Да, — подтвердил старший инспектор. — Артеми Иоанниду уже дала письменные показания. — Он развел руками. — Но я ничего не могу понять из ее показаний! Она лишь написала, что встретилась с пострадавшим в баре «Эль Капитано», подсыпала ему снотворное в бокал с ракомело, села с ним в его машину, дождалась, пока он заснет, и потом увезла его в тот сарай в деревне, переоборудованный под лучный тир. Там она усадила мужчину на табурет, примотала к столбу клейкой лентой так, что он не мог и пошевелиться. Затем облила холодной водой, чтобы привести в чувство, дождалась, пока он очнется, а затем уже в течение полутора часов произвела по нему семь выстрелов из арбалета. Вернее сказать, шесть выстрелов она сделала по плодам граната, которые ставила ему на голову, а седьмым — застрелила. После чего сразу же вызвала полицию и сдалась.

— Личность пострадавшего установлена?

— Нет. Документов у него при себе не оказалось. Мобильный телефон мы тоже не нашли. Задержанная молчит.

— Странно, — задумчиво произнес Смолев. — Ни документов, ни мобильного телефона? Как такое может быть? А машина? Вы сказали, что они сели в «его машину». Прокат?

— Совершенно верно, — кивнул старший инспектор. — Прокат. Уже проверили. Пришел, дал пьянчуге Манолису пятьдесят евро за сутки вместо тридцати, тот выдал ключи без всяких документов. Это же остров!

Алекс помолчал, о чем-то размышляя.

— Вы сказали: шесть выстрелов в гранат, лишь седьмой в лоб? Она не могла промахнуться? — через минуту предположил он. — Несчастный случай вы не рассматриваете?

— Не промахнулась, нет, — тяжело вздохнул Антонидис и покачал головой. — В том-то и дело! В своих кратких показаниях, что она дала сержанту на месте преступления, она особо отметила, что полностью отдавала отчет своим поступкам, действовала сознательно и без принуждения. И седьмым выстрелом целилась ему именно в лоб. Несчастный случай исключается. Это явно умышленное убийство. Вернее, еще не убийство… Но, скорее всего, так и будет. Но зачем, почему, какой у нее был мотив, почему именно этот мужчина, — ничего не ясно! Я был вынужден ее арестовать!

Все время пока мужчины беседовали, управляющая переводила удивленный взгляд с одного на другого, вслушиваясь в их разговор и пытаясь разобраться что к чему. Греческий она еще знала не так хорошо, как ее начальник, но, тем не менее, общий смысл ей удалось уловить. Выслушав старшего инспектора и не в силах больше сдерживаться, она решила вмешаться.

— Не верю! Теодорос, что вы такое говорите? — возмутилась Софья. — Артеми? Наша маленькая Артеми? Девочка, полтора метра ростом, которая встает на лестницу, чтобы протереть пыль со шкафа? Привязать взрослого мужчину к столбу? Изображать из себя Вильгельма Телля? Застрелить человека в лоб из арбалета?!

Старший инспектор только открыл рот, собираясь ей ответить, но Ковалевская не дала ему шанса.

— Она не могла! Да она мухи не обидит! Добрее человека на свете нет! — продолжала она с жаром наступать на полицейского — Будто вы ее не знаете?! Всех котят в округе кормит из своей зарплаты, сама почти не ест! Я не помню, чтобы она хоть раз на кого-то голос повысила! Это какая-то ошибка! Наверное, это сделал кто-то другой! И не наверно, а точно! Ищите настоящего убийцу!

Смолев молча взял Софью за руку, призывая ее успокоиться. Та нехотя повиновалась.

— Поверьте, София, — с поклоном ответил Антонидис, мучительно краснея и прижимая руку к груди, словно извиняясь, — со всем моим уважением к вам и к господину Смолеву… Вы знаете, как я благодарен вам за вашу помощь в предыдущих расследованиях! Я был бы рад, если бы все оказалось именно так, как вы говорите. Но факты — вещь упрямая. На арбалете — ее отпечатки пальцев. В том сарае везде ее отпечатки пальцев: на столе, на книгах, на дверных ручках. Ну и письменное признание, разумеется! В итоге, я был вынужден взять ее под стражу. Закон есть закон…

— А сама-то что она говорит? Может быть, ее кто-то заставил? — не сдавалась Ковалевская.

— К сожалению, на контакт с полицией она не идет: замкнулась, молчит, от ужина и завтрака отказалась… Никаких показаний мне от нее добиться больше не удалось, — развел руками старший инспектор. — Если такая ситуация сохранится еще два дня, я буду вынужден, по регламенту, выслать ее на материк в распоряжение Департамента полиции в Афинах. А там… — голос Антонидиса сочувственно дрогнул, — думаю, что ничем хорошим для девочки это не закончится.

— Что ей грозит? — упавшим голосом спросила Софья, усаживаясь на подлокотник кресла.

— Если раненый умрет, — Антонидис задумчиво почесал кончик носа, — как ни крути — умышленное убийство… Судья, конечно, учтет возраст и пол, отсутствие судимостей, ваши положительные характеристики, ходатайства родственников о смягчении приговора, но пятнадцать лет — это минимум!

— Какой кошмар! Бедная девочка! — выдохнула Софья, качая головой. — Как мы можем помочь? Дядя Саша, — перешла она на русский, — ну что ты молчишь?

Смолев выжидал. Он понимал, что старший инспектор еще не высказался до конца о цели своего визита. Наверняка он явился не просто для того, чтобы проинформировать владельца виллы «Афродита» о задержании сотрудницы. Сейчас он скажет чего хочет, просто надо проявить немного терпения. И действительно, начальник криминальной полиции расправил плечи, набрал побольше воздуха в грудь и приготовился сказать нечто важное.

— Я поставлен Греческой Республикой на должность начальника криминальной полиции острова Наксос предотвращать и раскрывать преступления, — произнес он с достоинством. — Это мой долг, и я ему следую. Но я впервые сталкиваюсь с подобным случаем, когда убийца сам вызывает полицию и добровольно сдается властям. Еще этот нелепый, такой редкий способ убийства… Не говоря уже о личности задержанной, которая никак не вяжется с произошедшим. Это очень странное преступление, и интуиция подсказывает мне, что здесь далеко не все так просто! Здесь какая-то тайна. К сожалению, Артеми Иоанниду не хочет мне ничем помочь! Я был бы вам очень признателен, Алекс, — добрался наконец до главного Антонидис, — если бы мы вместе попытались разобраться в ситуации! Может быть, с вами или с Софией задержанная будет более разговорчива. — Закончив свое длинное выступление, старший инспектор вытащил из кармана носовой платок, больше похожий на средних размеров наволочку, и снова вытер взмокший лоб.

В минутной паузе было слышно, как на верхней террасе, рядом с кухней, трудятся официанты, убирая оставшуюся после завтрака посуду. Василика, помощница повара Петроса, поторапливала их: все надо было перемыть и подготовить к обеду.

— Я все понял, Теодорос, — недолго думая, сказал Смолев. — Вы можете на меня рассчитывать. Мы отправляемся немедленно. Сперва в участок, потом на место происшествия, а потом — в госпиталь. Рыжая, — обернулся он к управляющей и перешел на русский язык, — мы с инспектором уезжаем. Вилла на тебе, ты теперь «капитан», так что заступай на «мостик» — указал он на стойку администратора. Дождись, пока Катерина придет в себя и сможет тебя подменить, Если что — я на телефоне! Как только вернусь, — переговорим.

Софья кивнула и грустным взглядом проводила мужчин, быстро спустившихся по лестнице к калитке, ведущей на улицу Апиранто. Через мгновение замок калитки щелкнул, взревел двигатель авто, шины прошелестели по асфальту, — и скоро все стихло. Управляющая тяжело вздохнула и заняла место на «мостике».

***

Всю дорогу к полицейскому участку, что заняла не более четверти часа, Смолев расстроенно думал о том, что, похоже, так и не научился в свои сорок пять лет толком распознавать и оценивать людей. Вот и с Артеми та же история. Просто так девушки из арбалетов малознакомых мужчин не расстреливают. Выстрелить в человека даже из огнестрельного-то оружия психологически очень сложно, особенно, если это впервые. А уж из арбалета, и в голову… Что должно было быть в душе у этой хрупкой девочки, чтобы совершить такое? Невыносимая боль? Тяжкая ноша? Обида? Что скрывалось за этой вежливой ежедневной улыбкой и тихим голосом? За стандартными, ничего не значащими фразами? Горе? Отчаяние? Ненависть? И она жила с этим каждый день? Как я мог этого не заметить?! Стыдно, стыдно! — думал Смолев, сидя на заднем сиденье полицейского «Фольксвагена» и хмуро глядя в стриженый затылок сержанта Димоса, лихо рулившего по узким улочкам Хоры и то и дело пугавшего резким сигналом клаксона разлегшихся посреди дороги дремлющих кошек. До полицейского участка оставалось не более пяти минут.