Бесплатный фрагмент - Артефакты Махмуда — Пахлавона

Анатолий Сарычев

Артефакты Махмуд — Пахлавона

Роман

В душе моей печаль справляет торжество:

Так много в мире зла — не назовешь всего.

И если кто-то счастлив в этом мире,

То или мир — не мир, иль он не из него.

Пахлаван Махмуд[1]

Глава первая

Молнии и бури зимой в Средней Азии.

«Если по-быстрому всю работу сделать, то завтра, в крайнем случае, послезавтра, можно улететь обратно в Ташкент! Как раз к Новому Году домой подскочу! Привезу по паре хорезмских и туркменских дынь, комплект или пару ковровых чехлов на сиденье машины зацеплю! Замечательные вещи, практически абсолютно износостойкие! Как хивинские ковры греют тело зимой! И через пятьдесят лет они такими же будут! Туркмены свои ковровые изделия на века делают! И тащат в Хорезм, благо особых границ между Туркменией и Узбекистаном особо нет, и никогда не было! Надо обязательно завтра с утра в Хиву на базар съездить! И в выходные дни!» — планировал свои действия на командировку Денис Никифорович Сланов — врач республиканской санэпидстанции, с неудовольствием покосившись на здоровяка в левом кресле, уронившего голову на грудь и громко храпевшего весь полет. Здоровяк заснул через минуту после того как сел в самолетное кресло и сразу же захрапел. И ни разу, за весь полет, не изменил громкость и тональность храпа, не поменял положение тела. Мужику было лет сорок, и даже от него, спящего, исходила мощная сила и могучий поток энергетики. Неоднократно переломанный нос, мощные надбровные дуги в белесых ниточках шрамов, говорили о том, что сосед не новичок в боевых единоборствах, и нападать на такого рекомендуется втроем, а еще лучше впятером и желательно с огнестрельным оружием! И, далеко не факт, что нападавшие, выйдут из схватки с этим могучим мужиком, победителями! — оценил своего соседа Денис Никифорович, откидываясь на спинку самолетного кресла. Услышав и почувствовав по трансформацию вибрации и шума, ЯК — Сорок Второго, изменение ровного рокота двигателя на другой — прерывистый и с перебоями, Денис Никифорович вскинулся, качнулся влево, и невольно прижался к литому, каменному плечу соседа по полету. Шум двигателей снова изменился — стал децибел на семь ниже и сменил тональность в сторону увеличения частоты. «Скорее всего, самолет начал снижение на подходе к старинному узбекскому городу Ургенчу. Скоро посадка и надо готовиться к выходу! У меня место в конце самолета, так что я первым выйду из самолета!» — решил Денис Никифорович, передергивая плечами и поворачивая голову сначала вправо, а потом влево, для разминки шейных мышц, отдергивая шторку с иллюминатора и окидывая быстрым взглядом открывшееся пространство. Если вверху ясно и ярко светило солнце, то внизу была сплошная темная облачность, только кое-где разбавленная серыми и ослепительно белыми облаками. Как только самолет стал снижаться и нырнул в облака, Денис Никифорович почувствовал сильное покалывание по всему телу.

Ощущение было — как будто миллион иголок разом вонзились в тело. «Похоже на статическое электричество огромной мощности! За миллионы вольт! Но откуда в самолете такие мощности статического электричества?» — привычно определил опытный санитарный врач, не один десяток лет, занимающийся измерениями физических факторов в самых различных отраслях, начиная от общественных уборных (в которых было полно не только вредных, но и смертельно опасных факторов) до администрации руководства республики. Раздался резкий, звонкий, и сразу же перешедший в глухую тональность щелчок, от которого все тело скрутило в узел, опять Денис Никифоровича прижало к скрюченному Здоровяку, от которого мгновенно пошел поток энергии, а внутренности самолета расцветились в самые разные оттенки синего цвета. От пронзительно-синего аквамарина, до бледно-синих, еле видных и кое-где прерывистых линий, которые шли по всему самолету. «Похоже, что я вижу все силовые линии и все провода в самолете! Вот это меня шарахнуло статическим электричеством! Эта особенность у меня проявилась только что! Интересно, внизу, на земле, я смогу видеть силовые электрические линии? Может здорово пригодиться при приемке здания больницы! Наверняка монтажники напортачили с кабелями, особенно в скрытой проводке! Да и на пенсии такая способность будет не лишней! Можно пристроиться в любую электрическую компанию по проверке скрытых линий электропередач! У них там оклады весьма приличные и намного больше, чем у санитарных врачей!» — прикинул Денис Никифорович, которому через месяц пора было уходить на пенсию по возрасту. Тем более, что главный врач и заведующий отделом прямым текстом предлагали поискать новое место работы, так как молодые гуртом дышат в спину. «Мое начальство думает, что всю жизнь оно будет молодым и здоровым! И старость их обойдет стороной!» — хмыкнул про себя Денис Никифорович, повернув голову вправо и влево, разминая шейные мышцы. Денис Никифорович закрыл глаза, и снова увидел разноцветные силовые линии внутри самолета, по которым проскальзывали синие и зеленые молнии. На секунду залюбовавшись открывшейся внутреннему взору картиной, не видел, да и не мог видеть (он же находился сейчас внутри самолета) как в хвост самолета ударила толстенная синяя ветвистая молния, окутав реактивный летательный аппарат сине-зеленым светящимся облаком, пробив обшивку, как раз напротив него. Пилоты в кабине одновременно схватились за головы, а бортинженер, упав на палубу, сейчас лежал без сознания, сильно скрючившись, подтянув колени к самому подбородку. Замолк двигатель, самолет, клюнув носом начал резко снижаться. Яркая вспышка в глазах и Денис Никифоровича провалился в черноту, уже не видя, как его тело, вместе с соседом слева, окутало оранжево-черное пламя. Окутало и исчезло. Оставив в правом кресле горстку черного пепла, а в левом обугленную тушку Здоровяка, с двумя лужицами быстро остывающего металла, от которого поднимался едкий дымок пластика сиденья.

Пахлаван Махмуд[1] — (1247—1326) — великий поэт, просветитель, философ и суфий родился в Хиве. Пахлаван Махмуд, которого, еще называли Пахлаван — ата — отец богатырей.

Глава вторая

Первые часы в новом теле. Больница в старом азиатском городе.

Очнулся Денис Никифорович от монотонного мальчишеского голоса, который слышался слева, и определялся, как находящийся метрах в трех — четырех, от левого уха, которое немного зудело, в наружном слуховом проходе. Источники шума и их уровень, на слух, не применяя шумомер, Денис Никифорович научился определять очень давно, как впрочем, и расстояния до них, еще в первые годы, работы в районной санэпидстанции, работая с первым свои шумомером Ш — 63, который казался верхом инженерной мысли. Да и многолетние занятия Ушу тоже многому научили Денис Никифоровича, особенно в слепом варианте[2]. «Бисмил-ляяхи ррахмаани ррахиим.

Валь-«аср. Инналь-инсээнэ ляфии хуср. Иллял-лязийнэ ээмэнуу ва «амилю ссоолихаати ва таваасав биль-хаккы ва таваасав бис-сабр» [3] и сразу же, практически без паузы: «Бисмил-ляяхи ррахмаани ррахиим.

Вайлюль-ликулли хумазатиль-люмаза. Аллязии джама‘а мээлэв-ва «аддадахь. Яхсэбу аннэ мааляхуу ахлядэхь. Кялляя, ляюмбазэннэ филь-хутома. Ва маа адраакя маль-хутома. Наарул-лаахиль-муукада. Аллятии таттоли‘у «аляль-аф’идэ. Иннэхээ «аляйхим му’содэ. Фии «амадим-мумаддэдэ» [4] В голове мгновенно пошел перевод: «Именем Бога, милость Которого вечна и безгранична. Клянусь эпохой. Поистине, человек в убытке, кроме тех, которые уверовали, совершали благие дела, заповедовали друг другу истину и заповедовали друг другу терпение (в покорности Богу, удаляя себя от греха)». «Вот это способности у меня открылись! Ведь коран, обычно читается на арабском языке! А я его сходу на русский язык перевел!» — восхитился про себя Денис Никифорович. И буквально через секунду в голове возник перевод второй суры: «Именем Бога, милость Которого вечна и безгранична. Наказание Ада ожидает, каждого клеветника, выискивающего чужие недостатки, который, ко всему прочему, накапливает богатство и, постоянно, пересчитывает его, думая, что оно поможет ему в беде. Он думает, что богатство увековечит его! Нет! Он будет ввергнут в «аль-хутома». А знаешь ли ты, что такое «аль-хутома»? Это разожженный огонь Господний, который достигает сердец, постепенно сжигая их, и принося им ни с чем не сравнимую боль. Врата Ада закрыты, и на них — засовы». Денис Никифорович всю жизнь прожил в Ташкенте, знал разговорный узбекский язык, немного фарси, прилично говорил по-английски, но к знанию арабского языка, не имел до сих пор никакого отношения, хотя пару раз в жизни брался его учить. «Мгновенный перевод сур Корана! Чудеса, да и только!» — оценил свои новые лингвистические способности Денис Никифорович, внимательно прислушиваясь и принюхиваясь к окружающей обстановке. «Или кто-то во мне сидит и переводит? Тогда спасибо ему большое!» — прикинул китуацию Денис Никифорович, почему-то зная, что сейчас прекрасно владеет английским, французским и немецкими языками. Откуда это знание пришло, Денис Никифорович не то, что не знал, но и не предполагал, но это его, сейчас, совсем не волновало. Тревожил только один вопрос: «Куда я попал и что со мной случилось?» Но, одновременно, Денис Никифорович оставался опытным санитарным врачом, в тело, вернее в голову, которого вселилось не только знание иностранных языков, но еще и куча всяких способностей: восточные единоборства на очень приличном уровне, стрелковые и специальные армейские навыки, которым не учат обычных людей, а только спецназ. Денис Никифорович, все — таки Денис Никифорович, а не просто Денис, не открывая глаз, еще более внимательно прислушался, фиксируя окружающую обстановку только органами слуха и осязанием. Денис Никифорович знал, что у него с органами слуха и обоняния, сейчас, все в полном порядке, что радовало, так как в последнее время наблюдалось приличное снижение слуха и обонятельных функций, не говоря о множестве других тревожных синдромов, в том числе и с предстательной железой, чего очень не хотелось конкретизировать. В помещении пахло карболкой, хлором, йодом и сырой известкой. Запахи говорили о том, что Денис Никифорович попал в какое-то лечебное заведение, не очень высокого класса, где сейчас находятся три пациента вместе с ним, и не в очень хорошем состоянии. На койке справа засопели, тяжело вздохнули, громко испортили воздух. Встал, кряхтя, как прилично старый, человек, недалеко прошелся по комнате, шаркая подошвами и припадая на левую ногу, мужчина. Не молодой, но не очень и старый, но сильно потрепанный жизнью, о чем говорил затхлый запах изо рта. Но характерного запаха старого тела не было. Зато донесся резкий запах гниющей раны, который через секунду исчез, за запахом давно немытого тела и сальных волос. И эти запахи были стойкими и резко диссонировали с привычными больничными запахами. В комнате едко запало сероводородом. — Янги озур[4]! — выругался хриплый мужской голос. Кровать громко, два раза скрипнула, и все стихло. Денис Никифорович, осторожно приоткрыл на пару миллиметров левый глаз, и внимательно осмотрел небольшую комнату, в которой находился. Судя по запахам и первичному осмотру, он находился в больничной палате не очень высокого класса медицинского учреждения, явно муниципального подчинения, а не частной. Палата, в которой он сейчас пребывал, была метров десять квадратных, и в ней стояли четыре армейских железных кровати, одна из которых была застелена серым застиранным одеялом, с двумя заплатками зеленым сукном, а на противоположной, лежал длинный мужчина, спиной к нему.

Четвертая койка была разобрана и прямо на серой, застиранной простыне лежал потертый молитвенный коврик, а под тонкой подушкой виднелась черная тюбетейка. Острая боль в груди заставила Дениса Никифоровича сильно закашляться. «Ох, не нравится мне этот кашель! Совсем не нравится! Похоже на крупозное воспаление легких! Надо принять вертикальное положение, чтобы улучшить отток жидкости из легких!» — мгновенно диагностировал сам себя Денис Никифорович, с трудом садясь на узкой койке. Одного взгляда хватило, чтобы определить, что его сознание перенесли в детское тело мужского пола. Обнаружив, что находится в теле худющего десяти — одиннадцатилетнего мальчишки, сидящего на узкой койке, закрытого старым шерстяным одеялом. Денис Никифорович озадачился, но увидев на тумбочке коричневый пакет плотной бумаги, моментально его схватил правой рукой, прочитав в левом верхнем углу темно-фиолетовую надпись, сделанную перьевой ручкой: «Василий Иванович Ленский 6.01 1931 г.р, одиннадцать лет. ДДС №6. Пост. 28.12.1942 г» «Понятно, куда я попал. В тысяча девятьсот сорок второй год от Рождества Христова. Хорошо, что в Россию, вернее в Советский Союз, и судя по разговору взрослого соседа, я нахожусь где-то в Узбекистане!» — моментально определил Денис Никифорович, вынимая из конверта два рентгеновских снимка и профессионально поднимая первый черный прямоугольник напротив небольшого окна, в обычном деревянном исполнении, без всяких занавесок и сеточек. «Однородность затемнения сегмента легкого, выпуклые границы пораженной доли. Картина маслом! Как в учебнике! Хроническое воспаление легких, но пока не крупозное!» — передернул Денис Никифорович худенькими плечами, накидывая на них тонкое шерстяное одеяло. — Ие! Гадар килинг[5]? — спросил седой, весьма худой, с обтянутым желтой кожей, лицом, взрослый мужик, садясь на кровати. — Катта рахмат. Мен жуда ямон узбек тилида гапириш[6], — ответил Денис Никифорович, приложив правую руку к сердцу. -Давай говорить по-русски. Так даже приятнее, — ответил мужик, сплюнув кровью в баночку. «Дела мои совсем плохи, раз в одну палату с мужиком с открытой формой туберкулеза положили», — констатировал свое состояние Денис Никифорович, ища глазами третьего сожителя в палате, любителя читать наизусть суры корана. «Но надо попробовать шиацу[7], плюс бесконтактный массаж, чтобы вылечить это тело мальчика! И надо, как можно быстрее выздоравливать собственными силами! Тут, собственно говоря, как и везде: «Каждый сам за себя! Один Бог за всех!» — пришла в голову Дениса Никифоровича первая трезвая мысль. Если про шиацу, Денис Никифорович обладал какими-то отрывочными сведеньями, а про бесконтактное лечение только где-то мельком слышал, чего нельзя было сказать о его втором «Я», вернее третьем, которое сейчас плотно угнездилось в сознании и скинуло в голову приличную толику знаний, в дополнении к серьезным знаниям самого Дениса Никифоровича. Первое «Я» было маленького одиннадцатилетнего мальчишки, с весьма отрывочными сведениями о какой-то маме, которая редко приезжала в специальный детдом и большим количеством драк со взрослыми пацанами. Второе «Я» — было полностью сформировавшееся «Я» опытного санитарного врача почти шестидесятилетнего возраста, который летел на самолете на приемку нового здания областной больницы. А вот третье «Я» сходу вывалило на Дениса Никифоровича столько сведений, не только о точечном и бесконтактном массажах, но и даже о бесконтактном нападении и защите, что на секунду показалось, что из головы полезли иголки[8]. Денис Никифорович поднял правую руку и погладил себя по голове. Под очень короткими волосами иголки не прощупывались, что немного успокоило Денис Никифоровича, заставив коротко про себя усмехнуться. Денис Никифорович сейчас понял, что он может бесконтактно нападать и даже защищаться не только от энергетического, но и физического воздействия! И не только в бою применять бесконтактное воздействие, но и лечить, что сейчас было намного важнее! Секунда и вся схема собственного лечения у Денис Никифоровича сложилась в голове, но переполненный мочевой пузырь настоятельно и срочно требовал опорожнения. — Тут где туалет находится? — спросил Денис Никифорович, перебирая ногами, как застоявшийся конь. — Это дашхона[9]? — уточнил мужик, закидывая руки в тюремных наколках за голову. Получив утвердительный кивок, сморщил гладко выбритое лицо, пояснил: На улице, вестимо. Ты выйдешь в дальняк[10] и сразу сляжешь! В углу ведро стоит в него и поссы! В левом темном углу, действительно обнаружилось ведро с железной крышкой, рядом с которым стоял глиняный кувшин, оба доверху полные мочой. — Там все всклинь! — громко объявил Денис Никифорович, снова перебирая ногами, как застоявшийся конь. — Сходи, направо по коридору, за пятой палатой дверь, с надписью на русском: «Электрощит». Справа на косяке гвоздик, потяни за шляпку и открывай дверь. Там Фируза — опа хранит свои тряпки, швабры, ведра. Найди пустое ведро и тащи сюда! В него и погадим! — уточнил мужик первостепенную задачу, снова сплевывая в свою ручную плевательницу черную кровь. — Откуда вы все знаете? — спросил Денис Никифорович, снова одевая разбитые войлочные тапочки, размеров на пять больше его маленьких босых ног. — Я Фирюзе помогаю со швабрами и так кой — чего! — неопределенно бросил мужик, снова закидывая руки за голову. — А горячего чая в больничке найти можно? — уже от двери спросил Денис Никифорович, отправляясь в свой первый выход в люди, в сорок втором году прошлого столетия. Но ответа так и не получил. Пройдя двадцать метров, Денис Никифорович встретил толстого прыщавого мальчишку в засаленной тюбетейке и синем чапане[11], новых ичигах[12], с коричневым бумажным пакетом, из которого торчала толстая палка казы[13], одуряющее пахнущая зирой[14] и красным перцем. Мальчишка подозрительно посмотрел на Дениса Никифоровича, и неожиданно резко выбросил свободную левую руку, с растопыренными пальцами, метя в глаза Дениса Никифоровича. — Ур[15]! — прошипел мальчишка, на голову выше Дениса Никифоровича и в два, а скорее в три раза, толще. Нырок под протянутую руку, хват за мизинец и вот уже толстый мальчишка упал на колени, широко открыв рот в беззвучном крике. — Я больше не буду! Я тебе, хочешь, колбасы и гранатов дам! Только отпусти! Больно ведь! — прошипел мальчишка, смотря на Дениса большими влажными, черными глазами на выкате, и шумно дыша табачным перегаром с каким-то сладковатым запахом. — Только больше не приставай! — предложил Денис, отпуская палец. Мальчишка отскочил, ощерил гнилые зубы и громко заорал: — Обманули дурака на четыре кулака! А на пятый кулак вышел Васька — дурак! — Қуырмаңыз! Мен аяғын жыртаймын! Ва матчтарды қойыңыз! [16]! — громко рявкнул хриплый мужской бас и громко кашлянул. Мальчишка втянул голову в плечи и быстро зашлепал по коридору, припадая на левую ногу. Денис обратил внимание, что ноги мальчишки были одеты в совсем новые ичиги, на которые были натянуты новенькие блестящие калоши, с острыми носами. «И в наше время такая обувь стоила не мало, а что сейчас говорить о цене! Баснословные деньги стоят хорошие ичиги! Как фирменные адидасовские кроссовки!» — оценил обувку Прыщавого, как сходу окрестил Денис Никифорович мальчишку, критически осмотрев себя, одетого в засаленные кальсоны неопределенного цвета, с большим желтым пятном у гульфика и в рваном ситцевом халате на голое тело. Открыв дверь кандейки[17], как посоветовал туберкулезный мужик, Денис Никифорович обнаружил небольшое помещение, где стояло три швабры, сделанные из бинтов, два куска электрического провода с вилками и самое главное, здоровенный металлический жестяной стакан, в который Денис с наслаждением помочился. И только Денис поставил стакан на место, как женский голос, с визгливыми интонациями записной сплетницы и скандалистки, спросил: — Бола! Сиз нима киласан[18]? — Ищу тряпку, сделать себе обувь. Мне ходить не в чем! — по-узбекски, громко ответил Денис Никифорович, склонив голову и скромно разведя руками. — Бедный ребенок! Тебя привезли совсем мертвого, но вот немного отошел. У меня вот только света нет! Я бы тебе что-нибудь нашла! — сходу пожаловалась худенькая женщина, в мужском чапане, и с оренбургском платком на голове. Платок пересекал приличных размеров грудь, крест накрест, завязанный на спине. — Давайте, тетя, я посмотрю, что там у вас со светом! — по-русски, предложил Денис Никифорович, зная по собственному опыту, как много в лечении больных зависит от младшего медицинского персонала. — А ты сумеешь, сыночек? — моментально заинтересовалась тетенька, облачившись в новый синий байковый халат, и выволакивая из угла заляпанную известью, деревянную стремянку. Денис Никифорович стал залазить на стремянку и у него с ноги слетел древний тапочек. — Сейчас милый, я тебе помогу! — пообещала санитарка, нырнув в угол. Через десяток секунд санитарка вынырнула, держа в левой руке пару шерстяных носков и узконосые галоши, а в левой новую брезентовую сумку от противогаза. — Подними левую ногу, бола! — скомандовала санитарка, одевая на голую ногу толстый шерстяной носок, а следом остроносую галошу, которая была только немного великовата. — Теперь правую ногу подними! — последовала новая команда и вторая нога оказалась одетой в шерстяной носок и остроносую галошу у которой имелась приличная дырка справа и был порван задник. Денис Никифорович почувствовал, как тепло от ступней поползло вверх к ногам, согревая все худенькое тело. Встав на стремянку, Денис Никифорович принял от санитарки тяжелую сумку от противогаза и повесил ее через левое плечо, вопросительно посмотрев на санитарку. — Там какие-то щипчики, отвертки, которые остались после электрика. Он на фронт ушел, а его вещи остались. А через неделю пришла похоронка, — пояснила санитарка происхождение инструментов, утерев концом некогда белого платка слезы. — Погнали! И никого не ждем! — заявил Денис Никифорович, вставая на верхнюю площадку стремянки. Сделав вращательное движение правой рукой, Денис Никифорович получил кусок тряпки, и одним движением аккуратно вытер пыльную лампочку, внимательно посмотрел на нее. Лампочка накаливания с желтым от времени стеклом была вроде целая. По крайней мере, вольфрамовая спираль за стеклом, целой стояла на месте.

Вывернув лампочку, Денис Никифорович попросил: — Дайте мне нож, пожалуйста! — внимательно осматривая проводку из обычного белого провода, на маленьких фарфоровых изоляторах, размером с вторую фалангу указательного пальца. В метре от лампочки провод потемнел, показывая, что там произошло короткое замыкание. — Кусок провода надо менять. Он может вызвать пожар! — констатировал Денис Никифорович, зачищая лезвием цоколь лампы. Следом пошел на замену кусок провода, который Денис Никифорович просто скрутил, заизолировав места скрутки куском старой, матерчатой изоленты черного цвета, нашедшийся в маленьком кармашке сумки справа. Начиная вкручивать лампу, Денис Никифорович заметил, как в кандейке потемнело. Десять секунд спустя желтый свет осветил небольшую комнатку. — У главврача настольная лампа не работает. Сможешь починить? — спросил высокий худой мужчина в белом халате. — Надо посмотреть! — уклончиво ответил Денис Никифорович, покачнувшись на стремянке. Мужчина подскочил и, схватив Денис Никифоровича за бедра, аккуратно снял со стремянки. — Матлюба! Организуй мальчику какую-нибудь приличную одежду! — внимательно смотря на Дениса Никифоровича, приказал мужчина. — Спасибо! — поблагодарил Денис Никифорович, церемонно наклонив голову. — Вы сможете сами дойти до своей палаты? — спросил врач, с интересом смотря на мальчика. — В крайнем случае, вы поможете доползти! — бросил Денис Никифорович, на секунду почувствовав себя снова санитарным врачом республиканской санитарно-эпидемиологической станции. — Но сначала надо посмотреть проводку в кабинете главного врача! — поставил первоочередную задачу мужик в халате, легонько подтолкнув Денис Никифоровича в спину. Кабинет главного врача оказался в десятиметровом аппендиксе главного коридора больницы, в семи минутах не очень быстрой ходьбы от кондейки. Пристанище начальства представляло собой большую прямоугольную комнату, метров тридцать квадратных, общей площадью, с высокими потолками, имевший два больших окна с капитальными деревянными рамами, почерневшими от времени. Небольшая хрустальная люстра на потолке, бра со стеклянным абажуром и старинная настольная лампа под расписным синим колпаком составляли все электрическое оборудование кабинета. — Пойдемте по пути наименьшего сопротивления! — предложил Денис Никифорович, вынимая рукой, обернутой в тряпку, белую фарфоровую вилку из розетки. Обнаружив на полу самодельный удлинитель, Денис про себя, хмыкнул и, воткнув вилку настольной лампы в электрическое чудовище, подсоединил. Настольная лампа вспыхнула, озарив кабинет сине-зеленым светом, в котором плавали рыбки, широко разевая беззубые рты. Электрический свет сразу придал помещению уютный вид.

— Все дело в розетке! — диагностировал Денис, вытирая руки тряпкой. — Давайте я вас посмотрю! — предложил врач, рукой показывая на застеленную белой простыней кушетку, в левом углу кабинета. Сам врач, стоя у старинного рукомойника типа «Мойдодыр» тщательно мыл руки. Боковым зрением Денис Никифорович обнаружил на подоконнике электрический чайник, из носика которого бил пар. — У вас чайник закипел! — громко сказал Денис Никифорович, по извечной врачебной привычке мыть руки, направляясь к рукомойнику, но вовремя вспомнив о своем положении и больного, свернув через два шага, направился к кушетке. -Спасибо! — поблагодарил врач, остро взглянув на Дениса Никифоровича, и быстро спросил: — Откуда у вас такие познания в электрике? — Попалась пара книжек. Полистал немного! Да и взрослым дядям помогал! — бойко ответил Денис, лихорадочно роясь в памяти, приблизительно зная, как какой вопрос последует дальше.

Жестом врач приказал снять халат Денису, и брезгливо поморщился, при виде грязного тела одиннадцатилетнего мальчишки. Кончиками холодных пальцев, врач ощупал спину и грудь мальчишки и брезгливо отряхнул руки, снова направляясь к рукомойнику. Денис сел на кушетку, и только одел свой халат, как в дверь осторожно постучали. — Войдите! — приказал врач, с интересом посмотрев на Дениса Никифоровича. Вошла санитарка, неся стопку одежды. — Положите на кушетку! — приказал врач, подходя к подоконнику. Налив в маленький чайничек кипятку, кинул в него щепотку заварки, и накрыл ватной бабой. — И в какой, интересно, книжке, вы, милостивый государь, прочитали про электрические розетки? — с иронией спросил врач, на носу которого красовалось старомодное пенсне. — Что-то про трансформаторы и провода. Книжка была без обложки и конца! — отозвался Денис Никифорович, втягивая носом воздух, и тут же громко сообщив: — У вас горит изоляция! — Где? Что? — громко завопил врач, тряся головой и озираясь по сторонам. Вся бравада, и весь лоск, с врача моментально слетели. Денис Никифорович по собственному опыту знал, как он, будучи санитарным врачом, который кое-что понимает в технике, боялся электричества. Сейчас, вооруженный капитальными знаниями по электротехнике, сварке, в том числе и подводной. Невесть откуда взявшимися в голове, Денис Никифорович свысока смотрел на гуманитария, ничего не понимавшего в электричестве. Бросив взгляд под потолок, где шла электрическая проводка, обнаружил легкий белый дымок. — Где электрощит? — коротко спросил Денис Никифорович, берясь за ручку двери. — В каморке Матлюбы на правой стене! — быстро выдал врач, испуганно смотря на Денис Никифоровича. — Вы хоть оденьтесь, молодой человек! В коридоре ведь совсем холодно! — испуганно заявил врач, сдергивая какую-то безрукавку с вешалки. Денис Никифорович в два движения натянул протянутую одежку и оказался как в платье, которое доходило практически до щиколоток. Но все равно, озябшему телу, стало сразу очень тепло. Казалось, на тело надели электрическую грелку. Коротко кивнув в знак благодарности, Денис Никифорович попробовал побежать, но через три шага остановился и коротко выдохнув, двинулся вперед, переваливаясь как утка, с ноги на ногу. Добравшись до закрытой кандейки, Денис Никифорович около нее никого не обнаружил. Открыв секретку на двери, Денис Никифорович заскочил внутрь и обнаружил горящую лампочку и стоящую стремянку. Раскидав какие-то пустые ящики, две большие картины с яблоками и аппетитными грушами, Денис Никифорович открыл электрический щит, с двумя рубильниками.

Подтащив стремянку к правой стене, забрался на нее, и отключил первый рубильник. Сразу из палат раздался недовольный гул голосов рассерженных пациентов. «Значит, в больнице, идут две электрические линии! Очень хорошо!» — обрадовался про себя Денис Никифорович, отключая второй рубильник, не замечая, что в дверях стоит врач, с испугом смотря на мальчишку. Денис Никифорович посмотрел вниз, и обнаружил в сдвинутом ящике большие резиновые диэлектрические перчатки. «В такие перчатки меня целиком можно засунуть! Попрошу у врача две пары хирургических перчаток, если придется работать под током!» — решил Денис Никифорович, выявив бухту электрического провода в матерчатой оплетке, которая выглядывала из-под перчаток. Обнаружив стоящих в дверях двух здоровых мужиков в синих спортивных тренировочных костюмах, Денис Никифорович распорядился: — Тащите стремянку в кабинет главного врача! Скатившись со стремянки, Денис Никифорович, подошел к ящику. Начав вынимать бухту провода в белой матерчатой изоляции, наклонил резиновую перчатку, из которой выскочили две небольшие продолговатые коробочки, на которой было написано: «Sulfanilamidum (Streptocidi pulvis)» [19]. «Самое то, что мне доктор прописал! Лучшее лекарство для лечения пневмонии в сорок втором году! Надо только вспомнить дозировку для моего бараньего веса!» — обрадовался Денис Никифорович, присоединяя к находкам моток электрического провода в пластиковой изоляции и начатый рулончик лейкопластыря, размером с половину собственного детского кулака. Наклонившись, Денис Никифорович примотал пластырем к щиколотке левой ноги коробочки со стрептоцидом, явно уворованные шустрой санитаркой у больных. Насколько Денис Никифорович помнил, стрептоцид во время Великой Отечественной войны был страшным дефицитом, как говорили на лекциях по истории медицины. Настроение после находок у Дениса Никифоровича сразу поднялось, и он быстро прошел в кабинет главного врача. Жестом, указав на правую стену, Денис Никифорович бодро вбежал на площадку стремянки и, протянув правую руку, стал щупать провода. Найдя теплый кусок, органолептически, определил его длину, и не глядя, приказал: — Ножницы!

Вырезав горячий кусок провода, Денис Никифорович отрезал теплый, и тут же оголив концы старого и нового провода, подсоединил, недовольно хмыкнув. — Что вам не нравится? — моментально спросил врач, около которого появилась толстуха — узбечка, в новом синем халате. — Проводка не нравится! — выдал Денис Никифорович, быстро слезая со стремянки. И уже в дверях, приказал: — Я сейчас включу первую линию, скажите, загорелся ли свет в настольной лампе. Через минуту вторую линию включу! Дойдя до кандейки, Денис Никифорович обнаружил возле дверей толстого мальчишку и блатного дядечку. — Включите левый рубильник! — предложил Денис, предлагая войти в кандейку. — Я боюсь! Меня у Хозяина[20] током пару раз долбало, так теперь на всю жизнь запомнил! — отрицательно покачал головой Блатной. — Дайте зажигалку! — требовательно приказал Денис Никифорович, протягивая правую руку к толстому мальчишке, который кривил рот на правую сторону.

Дернувшись, толстый мальчишка с опаской протянул Блатному зажигалку, сделанную из крупнокалиберного патрона. — Быстро обшмонай ящик с резиновыми перчатками и все ценное пополам! — выдал ЦУ Денис Никифорович, перекладывая зажигалку в свой карман. — Во дает! На ходу подметки рвет! — восхитился Блатной, заходя первым в кандейку. Толстый мальчишка тоже рванул следом в кандейку, но получив локтем в живот, широко открыл рот и отошел в сторону на подгибающихся ногах. «Насколько проще жить, когда не только знаешь эти хитрые приемчики карате — марате, но и умеешь их применять на автомате!» — оценил вновь приобретенные способности Денис Никифорович, беря палку от швабры. Недавно реквизированная зажигалка перекочевала в руки Блатного и работа продолжилась. Денис Никифорович коротко кивнул, поудобнее перехватив палку от швабры, название которой вертелось в голове, но никак не могло спрыгнуть на язык. Блатной чиркнул колесиком, и кандейка озарилась толстым тусклым светом. — Давай быстрее шмонай! — приказал Денис Никифорович, забирая зажигалку, у своего добровольного помощника. Десять секунд спустя Денис Никифорович, услышав шаркающие шаги, передал обратно зажигалку Блатному, поднял палкой левый рубильник, громко спросил: — Свет горит? — отмечая, что в коридоре тускло зажегся свет. — Не горит! — ответил громкий мужской голос. — А теперь лампа горит? — снова крикнул Денис Никифорович, опуская второй рубильник. — Теперь горит! — глухо ответил мужской голос, двойным кивком головы, показывая, что он продублировал ответ из кабинета главного врача. — Здорово тебя током шарахнуло! Ты совсем другим пацаном стал! — прошептал Блатной, бочком отходя к выходу из кандейки. Опустив глаза вниз, Денис Никифорович увидел большую переноску, на конце которой был укреплен патрон с ввернутой пыльной лампочкой, и две розетки. Отключив второй рубильник, Денис Никифорович, не слушая возмущенных криков пациентов, вышел из кандейки, прихватив электрический патрон, сунул его Блатному. — Что вы у меня делаете? Как проходной двор моя кладовка стала! И бензином воняет! — возмутилась уборщица, заходя внутрь. — Еще десять минут работы, ханум, и все будет в порядке! — пообещал Денис Никифорович, быстро идя по коридору.

В кабинете главного врача сейчас находились три человека. Уже знакомый завхоз в синем халате, худенькая женщина, с монголоидными чертами и известный мужик — врач, который наливал в пиалу зеленый чай, весьма прилично согнувшийся над приставным столиком. Женщина, с весьма властным взглядом, по-хозяйски сидевшая за столом, повернула голову и требовательно смотрела на Денис Никифоровича. — Я сейчас спаяю скрутку проводов, и все будет нормально! — пообещал Денис Никифорович, вынимая из противогазной сумки паяльник, олово, канифоль.

Размотав удлинитель, увидел загоревшуюся лампочку, воткнул вилку паяльника в розетку и положил его на подставку на площадке стремянки, разогреваться. — Долго мы будем без света сидеть, мальчик? -пронзительным, неприятным голосом, спросила женщина за столом. — Три минуты, ханум! Как только нагреется паяльник — сразу начну работать! — пообещал Денис Никифорович, смотря, как из жала паяльника пошел дымок. Женщина поджала узкие, чуть подкрашенные темной помадой губы, но говорить ничего не стала, а демонстративно посмотрела на часы, ясно показывая какая она занятая и долго ждать не может. Если на маленького мальчишку Васю такой взгляд должен был заставить трепетать, не только внутри, но и снаружи, то на умудренного огромным житейским опытом Денис Никифоровича, тем более подкрепленный явно битого жизнью спецназовца, зрительный посыл не произвел ровно никакого впечатления. Для снятия паузы, Денис Никифорович коротко лизнув указательный палец, коснулся им жала паяльника, удовлетворенно хмыкнул и сунул палец в рот. Вынув из сумочки пачку папирос «Герцеговина Флор»[21], женщина, по всей видимости, главный врач, закурила, прикурив от маленькой серебряной зажигалки, и сразу же вытянув губы трубочкой, выпустила три совершенно одинаковых кольца. Денис Никифорович сделал восхищенное лицо, для достоверности открыл рот и сразу залез наверх. Взяв в руки небольшой кусочек наждачной бумаги, остановился. — Мне бы резиновые перчатки! Немного страшно браться голыми руками за оголенные концы электрического провода, даже если он обесточен, — попросил Денис Никифорович, ни на кого не глядя. Последовал милостивый кивок женщины, которая докурив свою длинную папиросу, аккуратно втыкала ее в изящную пепельницу. Буквально через секунду, выполняя распоряжение главврача, перед Денисом Никифоровичем лежала пара хирургических резиновых перчаток. Перчатки были обычными, только из более толстой резины, чем современные, и какого-то желтого цвета.

— Если можно, еще пару! Ток может пробить тонкую резину! — попросил Денис Никифорович, ловко одевая первую пару. Еще один кивок, и вторая пара перчаток лежит перед Денисом Никифоровичом. Отвечая на вопросительный взгляд женщины, Денис Никифорович пояснил: — Две пары резиновых перчаток вполне могут защитить от поражения электрического тока. Одна — вряд ли! Зачистив одну скрутку, потом вторую, Денис Никифорович макнул жало паяльника в канифоль и быстро обработал поверхности провода. Следом быстро спаял соединение проводов весьма приличным припоем. — Если можно, дайте, пожалуйста, лейкопластырь! — попросил Денис Никифорович, у которого в кармане халата, лежал рулончик. Еще минута, и скрутки проводов были заизолированы и уложены на свое место. Пару секунд полюбовавшись на прекрасно выполненную работу, Денис Никифорович слез со стремянки и сняв подставку с горячим паяльником, аккуратно поставил ее на пол.

— Мне надо включить свет и проверить свою работу! — развел руками Денис Никифорович, показывая, что зрителям придется немного подождать, одновременно, вынимая вилку из розетки. — Зейнаб! Пойди, включи рубильник! — приказала женщина, сделав приглашающий жест к столу. Мгновенно перед Денисом Никифоровичем появилась до половины наполненная пиала с черным чаем. — Катта рахмат! — церемонно, по-узбекски, поблагодарил Денис Никифорович, прикладывая правую руку к сердцу, и не давая женщине вставить слова, по-русски, спросил: — Можно, ханум, мне вымыть руки?

Глоссарий к второй главе

Слепом варианте[2] — школа приемов Ушу с завязанными глазами, когда боец, проводя приемы, ориентируется только на слух, запах (его изменение) и энергетическое поле противника. [3] (Св. Коран, 103). Сура «аль-«Аср»

[4] (Св. Коран, 104 Сура «аль-Хумаза»

— Янги озур[4]! — молодой вонючка! Узб яз. — Ие! Гадар килинг[5]? — Ие! — возглас удивления традиционный для средней Азии. — Ты встал? Узб. яз.

— Катта рахмат. Мен жуда ямон узбек тилида гапириш[6]- Большое спасибо. Я очень плохо говорю по- узбекски. —

Шиацу[7] — японский пальцевый массаж.

Полезли иголки[8] — имеется в виду роман Волкова «Волшебник изумрудного города», у одного из героев которого, Страшилы — при напряженной работе головой, из нее лезли иголки.

Дашхона[9] — туалет. Узб яз

Дальняк[10] — туалет тюремный сленг, блатной жаргон, феня. Чапан [11] — ватный зимний халат, в котором зимой ходят в Средней Азии, используя вместо пальто. Хотя старики ходят и летом, говорят, помогает от жары. Прим автора. Казы[12]– конская колбаса.

Зира [13] — специи, по виду похожая на семена моркови.

И́чиги [14] — вид лёгкой обуви, имеющей форму сапог, с мягким носком и внутренним жёстким задником. Данный вид обуви широко распространен в Средней Азии и даже в настоящее время, особенно среди людей старшего поколения. Прим автора.

Ур[15]! — Бей! Каз.

— Қуырмаңыз! Мен аяғын жыртаймын! Ва матчтарды қойыңыз![16]! — Не ори! Ноги вырву! И спички вставлю! Каз яз

Кандейка[17] — помещение для хранения всякого, не особенно ценного инвентаря, хлама морской сленг. — Бола! Сиз нима киласан[18]? — Мальчик! Что ты делаешь? Узб яз.

«Sulfanilamidum (Streptocidi pulvis)» [19] — Сульфаниламид (порошок стрептоцида). «У Хозяина» [20] — блатное выражение означающее «быть в заключении», «на зоне». Блатной сленг.

«Герцеговина Флор» [21] — сорт папирос, которые любил курить И. В. Сталин. Он ломал папиросы и набивал табак в трубку. Выпускаются до сих пор. Прим. Автора. Катта рахмат[22]! — большое спасибо узб яз

Кумга́н (тюркск. [23]) — узкогорлый сосуд, кувшин для воды с носиком, ручкой и крышкой, применявшийся в Азии в основном для умывания и мытья рук, исходя из традиции отправления естественных потребностей на исламском востоке. Кумганы изготавливались из глины, металла (латуни, серебра).)

Глава третья

.

И снова больница. Денис Никифорович в новом качестве.

— Ты странный мальчишка. Ночью тебя привезли полумертвого, ты зачем-то утром вышел на улицу, и в тебя ударила молния! Никогда в Хиве зимой молний не было!

У тебя крупозное воспаление легких и ты должен был давно умереть, а ты разгуливаешь по коридору и даже предотвратил пожар!

— Так получилось! — развел руками Денис Никифорович, которому до смерти хотелось чего-нибудь поесть и лечь спать.

— Завтра я тебя сама посмотрю и назначу лечение, — снова последовал короткий жест, после которого мужик — врач и вторая женщина засуетилась, складывая одежду, принесенную санитаркой в большой бумажный пакет коричневого цвета.

Денис Никифорович вспомнил, что с такими пакетами они в детстве ходили на базар покупать овощи и фрукты.

Повинуясь второму жесту, Денис Никифорович снял такое теплое платье, взамен получив теплую морскую тельняшку, размеров на пять больше, чем надо и новые, тоже теплые кальсоны, с начесом.

Тельняшку Денис Никифорович сразу одел, а кальсоны постеснялся, одев поверх свой старый халат, карманы которого были набиты добычей.

— Я вижу, мальчик, тебе мое платье понравилось! Его распустят и свяжут тебе из него два свитера и штанишки к концу недели! — распорядилась женщина, жестом отправляя Дениса Никифоровича в палату.

И только Денис Никифорович встал, женщина, жестко сказала:

— Это подарок Гузаль Ахмедовны! Только назовешь мое имя, и любой байстрюк в нашем городе, станет тише воды и ниже травы! И ничего у тебя не отнимут! Хотя у вас в детдоме порядки очень строгие, но с Матвеевым я договорюсь!

— Еще раз огромное спасибо, ханум! — по-восточному поклонился Денис Никифорович, и только сделал первый шаг к двери, как женщина вынув из пачки еще одну папиросу, спросила:

— Поработать электриком у меня не хочешь? Плачу двести рублей в месяц и рабочую карточку! — пристально посмотрела на Дениса Никифоровича женщина.

— Но мне же совсем мало лет! — попробовал возразить Денис.

— Это мой вопрос! У меня на следующей неделе три операции и если я их провалю из — за какой –то электрики, то придется искать новое место работы! А при керосинках плохо видно операционное поле! А может и поменять место жительства на более холодное и негостеприимное! — зло мотнула головой женщина, и тут же продолжила:

— Ты к завтрашнему дню представь план обследования электрики больницы! — махнула рукой, женщина, отпуская Дениса Никифоровича из кабинета.

Добравшись до своей палаты, Денис не узнал своей койки.

Она была застелена чистым, не новым, но очень приличным и не застиранным бельем, а сверху лежало аккуратно расправленное новое толстое шерстяное одеяло, в желтом пододеяльнике.

— В такую кровать, грех таким грязным как я, ложиться! — громко заявил Денис, ища глазами какую-нибудь емкость, в которой можно было бы согреть воду.

Рядом с дверью обнаружились две двухлитровые кружки, сделанные из оцинкованного металла и оцинкованное, же, не первой свежести ведро и темно-зеленый, медный таз.

Ведро для испражнений, по-прежнему, стояло в темном углу.

— Вот если бы у нас был кипяток, как в первой и третьих палатах, для партийных и советских работников, так я бы чай сделал! — мечтательно заявил Угреватый, вынимая из своего пакета маленький фарфоровый чайник, расписанный синими полосами.

— Можно попробовать сделать кипятильник из двух бритвенных лезвий, — предложил Денис Никифорович, вынимая из кармана халата первый кусок электрического провода с вилкой.

— Лезвия я тебе дам! — моментально заинтересовался Блатной, вынимая из тумбочки пачку лезвий «Балтика».

— Лезвия какие нужны: старые или новые? — уточнил Блатной, держа пачку лезвий на ладони.

— Все равно! Только еще спички нужны! -потребовал Денис Никифорович, делая вид, что не замечает, с какой ненавистью Угреватый смотрит на него.

— Давай принеси ведро воды! — приказал Блатной, смотря, как ловко Денис Никифорович мастерит кипятильник.

— Почему я? Всегда я? — заныл Угреватый, одевая калоши на свои щегольские кожаные сапожки.

— Если ведро воды принесет, то я могу весь помыться. Только бутылка нужна, — улыбнулся Денис Никифорович.

— У нашего друга маленький кумган[23] есть, с которым он на дальняк ходит, как будто газет нет! — выдал Блатной, испытующе смотря на Денис Никифоровича.

— Не видел, — пожал плечами Денис Никифорович, не понимая к чему этот разговор, но чувствуя какой-то нешуточный подвох.

— Его кумганом нормальный мужик пользоваться не будет. Западло это! — неожиданно выпалил Блатной, пристально смотря на Дениса Никифоровича, то есть Васю, как его звали в этом месте и в этом времени.

— Почему? — удивился Денис, пристально смотря на своего соседа, который вертел в руках только что сделанный кипятильник.

— Да пидор Гайрат! Как ты не понимаешь Василий, что с ним нельзя не то, что дружить, а даже общаться! — завил Блатной, протягивая шаловливую ручонку, к пакету, что с собой принес Денис Никифорович, то бишь Василий.

Мимоходом ткнув указательным пальцем в нервный узел на правой руке Блатного, от чего та бессильно упала, вызвав у обладателя жгучую боль, Василий задумался, прокачивая сложившуюся ситуацию:

«Обычный мальчишка одиннадцати лет, выросший в интеллигентной семье, знать слово «пидор» никак не мог. А вот воспитанник детского дома, пусть и специального, мог вполне, да и должен был знать не только слово, которое в первой половине двадцатого века было не просто ругательным, но и оскорбительным! Но и его полное значение и толкование.

А уж люди двадцать первого века: опытный санитарный врач и второе «Я», плотно засевшие в голове Дениса Никифоровича, а теперь и Василия, многое знали о «голубых» и толерантности. Которые, как чума, охватили все страны мира и теперь пытались бодро шагать по России и Узбекистану, которые стали разными странами уже в конце двадцатого века.

Сегодня эту самую толерантность плотно посадив в Европе и Америке, повсеместно пытались насадить в России псевдо идеологи, вернее западные спецслужбы, о работе которых мальчик Василий знал не только из газет и Интернета.

Странно. За все время моего общения в больничке никто не назвал меня по имени. А на пакете с рентгеновскими снимками стоят только инициалы. И вполне вероятно, не мои. Хотя если я попал под удар молнии в больничке, а не в детдоме, это вполне объяснимо. Вешать на себя лишнюю смерть малолетнего пациента, особенно из специального детдома, весьма чревато весьма приличными неприятностями.

Ведь неизвестно, как мальчишка туда попал, и кто стоит за его спиной. Неплохо, если мальчишка сам помрет, тихо и спокойно от крупозного воспаления легких. Но лучше прикидываться дурачком, с частичной или даже полной амнезией.

С дурака, всегда, меньший спрос! Как в двадцать первом веке плохо диагностировали амнезию, так и в двадцатом та же картина! Сомневаюсь, что в заштатной больничке меня — профессионального врача, смогут обличить в симуляции!» — в пару секунд, выработав четкую линию поведения, Денис Никифорович, решив, даже в мыслях именовать себя Васей — воспитанником специального детского дома, находящегося в Хиве. Вот только четкой информации о детском доме в голове мальчика не было совершенно! Да и вообще память мальчика Васи совершенно отказывалась работать!

— Я ничего не помню, из того, что было. Я даже забыл, как меня зовут! Ты сказал, что меня зовут Вася, но кто я и откуда попал в больничку, совершенно не помню! — честно сказал, теперь уже Вася, для доказательств своей правоты, широко открыв глаза.

— Ты Вася — Василий Иванович Ленский — тебе одиннадцать лет и ты живешь в детском доме, который находится через три улицы отсюда.

— Откуда ты все это знаешь? — удивился Вася, придвигая к себе пакет с подаренной одеждой.

— Что ты так жмотишься со своим пакетом? Там, что золото спрятано? — неожиданно взвился Блатной, снова протягивая теперь уже здоровую руку к пакету.

— Это подарок Гузаль Ахмедовны! — только сказал Вася, как рука Блатного остановилась на середине, а сам он втянул голову в плечи, и ссутулился, и даже в секунду, стал ниже ростом.

— Я на этот пакет даже не взгляну! — пообещал Блатной, прижимая обе руки к груди.

— Кто директор нашего детского дома? -невзначай спросил Вася, начиная мастерить второй кипятильник.

— У вас не директор, а начальник с НКВДшными нашивками — в звании старший майор — злой как черт и с пудовыми кулаками.

— Почему ты так нехорошо говоришь о Гайрате? Вроде нормальный мальчишка, только немного толстый. И ноги у него гниют, — как бы невзначай, спросил Вася, вставляя спички между двумя бритвенными лезвиями.

— Он у меня все время спрашивает про пидоров. Как они живут в зоне, кто у них паханы и так странно вертит жопой! Как вокзальная шлюха, которая заманивает клиента на катране[24]! Нехорошо это! Не по-людски! — с надрывом заявил Блатной.

— Вас как зовут? — спросил Вася, стараясь сбить накал с этого неприятного разговора, и перевести беседу на более интересную тему города или больнички, куда он попал совершенно непонятным образом.

«Сейчас надо было собрать, как можно больше информации, и за очень короткое время!» — дал себе задание Вася, принимаясь мастерить переноску, прикрепляя провод к струбцине от сетки для настольного тенниса.

— В городе играют в настольный теннис? — поинтересовался Вася, приворачивая струбцину с электрическим патроном к спинке своей кровати.

— Может в Ургенче и играют, а у нас, я не слышал об этом. Я даже не знаю, что это такое, — поджал губы Блатной, показывая, что ему не интересна тема разговора.

— А мы в каком городе находимся? — сделав большие глаза, спросил Вася, помня, что летел самолетом из Ташкента в Ургенч.

— Ты совсем больной парень! Мы сейчас в самом старом городе Средней Азии — Хиве! — гордо ответил Блатной.

Насчет самого старого города Средней Азии Вася мог бы поспорить[25], но показать, что он послушный слушатель и все-таки мальчик, только немного разбирающийся в электричестве, которому научил его папа, большой знаток радио и детекторных приемников, как на ходу придумал Вася, непонятно только с чьей помощью, стоило именно сейчас. Ведь в Средней Азии уважение к старшим воспитывается с молоком матери, а если не получается, то с помощью сильных подзатыльников и даже камчи[26]. И так, Блатной, уже поглядывал на Васю с подозрением.

— О происхождении Хивы и её названия существует множество народных сказаний. Одно из них приписывает основание города сыну библейского Ноя — Симу. Старые люди рассказывают, что после всемирного потопа Сим, бродивший однажды по пустыне, заснул. И во сне увидел во сне триста горящих факелов. Проснувшись, Сим, обрадованный этим предзнаменованием, основал город с очертаниями в виде корабля, согласно расположению приснившихся ему факелов.

Затем Сим выкопал колодец «Хейвак», вода из которого имела удивительный вкус и обладала целебными свойствами. В Ичан-Кале, так называется внутренний город Хивы, и сегодня можно увидеть этот колодец.

Хива — один из самых отдалённых уцелевших городов Великого шёлкового пути в Центральной Азии. Из Хивы вели дороги в Монголию, а через половецкие степи — в Саксин, торговый город в устье Волги, и далее — в русские княжества и Европу.

Главным предметом торговли на караванных путях был шелк, очень высоко ценимый во всем мире.

Вот бы попасть в то время! Я бы жил, как шах! С моими знаниями о сегодняшнем мире! — мечтательно заявил Блатной, вынимая из тумбочки высокую коричневую глиняную кружку.

— Давай в ней попробуем вскипятить чай! — предложил Вася, обнаружив, что кружка практически доверху полна водой.

— И сделаем чифир! — моментально отозвался Блатной, ставя кружку на тумбочку и предварительно хлебнув из нее глоток воды.

— Вы продолжайте рассказывать, пожалуйста, а я пока попробую вскипятить воду! Вас очень интересно слушать! — льстиво заявил Вася, осторожно опуская кипятильник в воду кружки.

Глоссарий к третьей главе

Кумга́н [23] (тюркск.) — узкогорлый сосуд, кувшин для воды с носиком, ручкой и крышкой, применявшийся в Азии в основном для умывания и мытья рук, исходя из традиции отправления естественных потребностей на исламском востоке. Кумганы изготавливались из глины или из металла (латуни, серебра)..Катран[24] — помещение для азартных игр. Заядлый картежник из числа торговых работников.

[25] — одним из древнейших городов Средней Азии и Мира, считается древний Мерв, возраст которого датируется четвертым тысячелетием до нашей эры. По крайней мере, так рассказывал автору экскурсовод в Мары. Камча[26] — короткая плетка из толстой кожи, часто с вплетенной пулей на конце

Глава четвертая

Бойся соседей даже воду приносящих

— Если мы пойдём по нашему прекрасному городу, то увидим множество красивых зданий, с совершенно различным, как по исполнению, так и по замыслу архитектурным обликом.

В Хиве очень много мечетей, гробниц великих людей и минаретов нашей земли.

Справа по ходу движения к Медресе Мухамеда Амин Хана стоит минарет Кальтар, а слева Кунья Арк. Дворец и смотровая башня — источники бесконечного восхищения, расположены на его территории! — продолжал распинаться Блатной, закрыв глаза от наслаждения собственным красноречием.

— Какие у вас глубокие знания! — снова восхитился Вася, смотря, как осторожно вошел Гайрат, неся ни одно, а два полных ведра воды, но не новых, а старых.

— Одно время я работал экскурсоводом в Хиве, и здорово научился работать языком, пока не заболел, — печально ответил Блатной, на неприкрытую лесть Васи.

— Хочешь, я на память, перечислю все самые красивые здания в Хиве? — вступил в разговор Гайрат, смотря как Вася, засунул в более чистое ведро сразу два кипятильника.

— Земля Хорезма — родина выдающегося ученого-математика средневековья Аль-Хорезми, чьи термины «алгебра» и «алгоритм» вошли в современную науку, — снова продолжил рассказ Блатной, не обращая внимания на слова Гайрата.

— Я с вашего позволения, товарищи лекторы, помоюсь! — предложил Вася, спустя минут семь работы совместной работы двух кипятильников, вынимая из кармана кусочек вонючего хозяйственного мыла, так же умыкнутого из кандейки уборщицы.

«Хотя в армии нет слов — умыкнул, спер. Их заменили на более благозвучные — позаимствовал, просто взял и даже пролюбил!» — всплыли в памяти сосем непростые мысли явно спецназовца, так как таких слов Денис Никифорович, до превращения в мальчика просто не знал.

Отключив кипятильники, Вася осторожно повесил их на спинку своей кровати, поймав злобный взгляд Гайрата, демонстративно, один, передал Блатному, который расцвел в улыбке, и тут же повесил второй кипятильник на спинку своей кровати.

— Я тоже такой хочу! И у меня чайник красивый есть! — сморщив прыщавое лицо, громко заявил Гайрат, готовясь заплакать.

— А я хочу твои ичиги! — не утерпел Вася, подтаскивая ведро с теплой водой к тазику.

— Они тебе большие! У тебя галоши и толстые шерстяные носки есть! — затопал ногами Гайрат, морща лицо, и снова готовясь расплакаться.

— Теперь нет! — заявил Вася, за минуту раздеваясь и уже голым шествуя к тазику, который непонятно каким образом в голове ассоциируемый со странным словом «обрез» [27], держа в руках маленькую жестяную кружку, так же прихваченную из кандейки.

— Ие! Кичкин кутак[28]! Фрик[29]! — радостно завопил Гайрат, показывая пальцем на безволосую промежность Васи.

— Тохта гап[30]! — громко приказал Блатной, и вновь принялся рассказывать, чуть повысив голос:

— Сегодня ташкентцы говорят на карлукском наречии, ферганцы — на кыпчакском, хивинцы —

на огусском. Поэтому мы порой не всегда хорошо понимаем друг друга. Одни ученые

заявляют, что название ханства произошло из иранского языка — «Хуара» — «Хоарезм», в переводе на русский — восход солнца, изобилие света. Дело в том, что страна Хорезм и сегодня, находится между двумя великими пустынями — Кызыл кум — Красные пески, и Кара кум — Чёрные

пески, и здесь можно было всегда увидеть, как восходит и заходит солнце над открытым горизонтом. От остального мира Хорезм отделяют пустыни: на востоке — Красные пески Кызылкумы, на юге — Чёрные пески Каракумы, на западе плато

Устюрт, а на севере Белые пески Ак кум и полноводное Аральское море.

— Вот бы попасть на Аральское море! Там говорят рыбы полно и вода теплая! — мечтательно заявил Вася, уже намылившись и поливая себя теплой водой из кружки.

— В прошлом году ваши детдомовцы на Арал, на четыре месяца ездили. Все лето там купались! Приехали черные, как негры! — встрял Гайрат, завистливо улыбнувшись, скорчив восторженную физиономию.

— И как народ на Арал отбирали? — невзначай, спросил Вася, намыливая коротко постриженную голову, вспоминая свои поездки на Арал в семидесятые годы, которые он регулярно совершал в летнее время.

Условия труда ведь надо проверять не реже одного раза в году. А в Нукусе и на Арале, несмотря на то, что озеро практически высохло, еще хватало промышленных предприятий, особенно в подчинении Газпрома. Именно газпромовцы, запросто, особо не напрягаясь, закидывали настырного проверяющего, на Казахский кусок Арала и даже подбрасывали до Каспийского моря, где организовывали нормальный отдых, не только ему, но и подругам, которых Денис Никифорович изредка брал с собой, нагло эксплуатируя выделенный то АН-Второй, то вертолет.

«Сейчас самое время заняться подводной охотой, особенно на Арале, местных озерах и особенно на сбросах*. Там рыба прямо кишит, как в садке магазина «Океан», — сообразил Вася, в голове которого рядком выстраивались чертежи самодельного подводного ружья, ласт и маски.

— Многие люди утверждают, что Хорезм — означает «рыба-мясо», так как на реке Амударья, проходящей через территорию всего государства Узбекистан, издавна люди ловили рыбу, и она остаётся главным блюдом в хорезмской кухне до сих пор. Да и по берегам Дарьи много пасется животных, начиная от выдр и кабанов, до тигров, которых видели недавно. И не в единственном числе! А тигр мяса много ест! — наконец, сумел вставить слово Блатной, недовольно покосившись в сторону Гайрата.

— Вы очень интересно рассказываете! Вам надо писать исторические книги! — похвалил Вася, бегом перебегая на свою койку, по пути вытираясь новым вафельным полотенцем, принесенным толстой завхозихой.

Минута, и Вася снова оделся, теперь уж во все новое, и нырнул под теплое одеяло, отмечая, что за окном уже совсем стемнело.

Блатной, тем временем, продолжил рассказ:

— Религией Хорезма в те давние времена, примерно полторы — две тысячи лет подряд, был зороастризм, или маздаизм — его следы есть по всему Узбекистану, но здесь особенно заметен его дух, который был широко распространен именно в Хорезме.

— Я тебя заложу, скажу, что ты ведешь религиозную пропаганду! Если ты не дашь нам с Васей тысячу рублей! — сходу заявил Гайрат, со злобой смотря на Блатного.

— Я ничего не слышал. Мне в уши попала вода! — отозвался Вася, прячась с головой под одеяло.

— Тогда мои корефаны вырежут всю твою семью и скажут всем в городе, что ты пидарас! И всем подставляешь свою задницу! Опозоришь не только свою семью, но и весь свой род! — зло пообещал Блатной, надсадно закашлявшись.

Глоссарий к четвертой главе

Обрез[27] — любая металлическая ёмкость для жидкости (оцинкованное ведро, таз, кастрюля) морской жаргон.

Кичкин кутак[28]! — маленький член! Узб яз

Фрик[29] — урод. Узб яз

Тохта гап[30]! — Прекрати разговор! (пустую болтовню) узб яз. Сброс[31] — местное название слива оставшейся после полива полей воды, которую просто сбрасывают в пустыню, так как возвращать обратно в реку очень дорого и не рентабельно, с точки зрения собственников.

Глава пятая

Странные и совсем не дешевые подарки Блатного.

В дверь осторожно постучали.

Вошла санитарка, неся в правой руке, что-то объемистое, завернутое в белую ткань.

— Вам прислали подарок! — объявила санитарка, ставя на койку Васи объемистый сверток, и поднимая глаза вверх.

Санитарка недовольно поджала губы, показывая свое отношение к подарку, нехотя выдавив:

— Послезавтра Новый Год, готовьтесь к празднику! — явно выполняя, чье-то приказание, подошла к обрезу, перелила грязную воду в помойное ведро, и, переваливаясь c ноги на ногу, вышла из палаты.

— Плов принесли! — оглушительно завопил Гайрат, соскакивая со своей кровати, с ложкой в правой руке.

— Хозяин сам скажет, когда плов надо кушать! — ответил Блатной, судорожно сглотнув слюну.

— У меня только ложки нет! — развел руками Вася, следующим движением, развязывая белую материю, которую решил обязательно оставить себе, до того она была мягкой и приятной на ощупь.

Под тканью оказался небольшой ляган[32], на котором горкой лежал ослепительно белый плов, с небольшими кусочками мяса, желтой морковью, рядом с которым лежала большая ложка из нержавеющей стали.

— Это настоящий Хивинский плов! Такой плов умеют готовить только в Хиве и Ургенче! — гордо заявил Блатной, выдвигая на середину палаты свою тумбочку.

Едва только Гайрат, отодвинув в сторону маленького Васю, протянул ложку к плову, предлагая сразу преступить к еде, как Блатной рявкнул:

— Тохта[33]! — сделав своей ложкой странный жест, как будто замахивался.

Гайрат метнулся к своей тумбочке и вытащил из нее тарелку.

«Не мешало бы помыть руки и помыть тарелку из тумбочки! Неизвестно, кто лежал на этой койке до тебя, и что с этой тарелкой делали!» — напомнил санитарный врач из головы Васи.

Взяв тарелку из своей тумбочки, Вася зачерпнул ей воду и тщательно помыл ее, а потом и свои руки.

Положив по три ложки плова в каждую тарелку, Вася, извиняющимся тоном, сказал:

— Надо на утро немного плова оставить!

— А мне и всего лягана одному не хватит! — громко заявил Гайрат, с вызовом смотря на Васю.

— Давай я тебе добавлю! — улыбнулся Вася, перекладывая еще одну ложку плова с горкой на тарелку Гайрата.

— Давайте я вам лучше расскажу историю плова! — медленно предложил Блатной, отправляя в рот немного рассыпчатого риса.

— С интересом послушаю, — моментально отозвался Вася, следуя примеру Блатного, и внимательно прислушиваясь к своим ощущениям, едва первые рисинки попали на язык.

Вроде желудок благосклонно принял первую четверть столовой ложки плова, и не думал бунтовать.

Гайрат быстро заработал ложкой, и через минуту закончил есть, жадно поглядывая на ляган.

— В переводе с древнегреческого языка, название плов или полув, означало «разнообразный состав». С течением времени «полув» превратился в «пилав», «палау», «полов», «члав» и стал популярным восточным кушаньем во многих странах мира. Узбеки и таджики считают, что название этого кулинарного шедевра складывается из начальных букв продуктов, входящих в его рецептуру: П — пиез[34], А — аез[35], Л — лахи[36], О — олио[37], В — вет[38], О — об[39], Ш — шалы[40]. Получается «паловош»[41], постепенно это слово сократилось до «палова», или по-русски — плова.

История происхождения плова имеет несколько версий. По одной из версий плов является изобретением поваров знаменитого полководца Александра Македонского. Великий грек был очень разборчив в еде и любил острую пищу. Надо было кормить колоссальную армию, которая пересекала огромные пространства. И не просто кормить, а хорошо кормить! И самое главное кормить пищей, продукты для которой могут долго храниться в условиях жаркого климата! А ведь холодильников до нашей эры изобретено не было!

— Гайрат! Вскипяти воду! — попросил Блатной толстого мальчишку, который улегшись на койку ковырял в зубах грязным указательным пальцем.

— Тебе надо, ты и вставай! — отозвался Гайрат, не меняя положения тела.

— Я сделаю! — вызвался Вася, убирая ляган с пловом в свою тумбочку.

Налив в металлический стакан воду, Вася только опустил кипятильник, как Гайрат схватив вилку, сунул ее в розетку.

— Так нельзя делать! Меня могло убить электрическим током! — громко заявил Вася укоризненно качая головой.

— Одним беспризорником в Хиве меньше будет! Совсем не жалко! — хмыкнул Гайрат, подходя к своей тумбочке и вынимая из нее палку козы.

— Вася не беспризорник! У него есть мама, которая к нему приезжает! Очень красивая женщина! Я ее один раз в Хиве видел! — вступился Блатной, мечтательно поднимая глаза вверх.

— Шлюха — она твоя мать! Бросила сына в детский дом, а сама с хахалем убежала! Я ее видел с майором — НКВДшником! — громко заорал Гайрат, делая страшную рожу.

Вася подскочил к Гайрату, и нанес три быстрых, но не сильных удара ногами в солнечное сплетение, по печени и в промежность, от которых противник свалился на пол и завыл дурным голосом, мелко тряся головой.

— Мать — святая женщина! Ее нельзя никогда трогать! — наставительно заявил Блатной и укоризненно посмотрел на лежащего на полу толстого мальчишку, который зло щерился и тихонько подвывал, зло кусая нижнюю губу. Вася в это время, насыпал в стакан щепотку чая и закрыл пиалой, так, кстати, оказавшейся во втором отделении его тумбочки. — По другой версии это блюдо — плов, было распространено среди народов Востока с незапамятных времен, что подтверждено документально. Первые упоминания о плове встречаются сразу в нескольких старинных летописях десятых — одиннадцатых веков. В них описываются праздники народов Востока, свадьбы, торжественные мероприятия и поминальные обряды, на которых подавали блюда из риса с мясом и специями — плов. Гайрат громко взвыл, закатил глаза и, дернувшись, потерял сознание. — Тяжелый боров! — констатировал Блатной, подхватил Гайрата на руки, обернутые грязным полотенцем, и положив на койку, прикрыл одеялом, вопросительно посмотрел на Васю, одновременно выкинув полотенце в угол к помойному ведру. — Час — полтора наш сокамерник будет без сознания, а потом заснет, и будет спать до утра, — небрежно махнул правой рукой Вася. — Вроде сил у тебя немного и сам ты маленький, но не хотел бы я стоять на твоей дороге, пацан! — покачал головой Блатной, укладываясь на свою койку. Вася налил в пиалу чая, поставил на свою тумбочку, а металлический стакан отнес Блатному, попутно отметив, что вся аура лежащего человека, черная. — Сделай еще кипяточку, пацан, я чифир заварю! Все тело болит и особенно грудь! — пожаловался Блатной, мотая головой и сплевывая в свою баночку черную кровь.

— Я могу немного облегчить Вам боль, но чисто симптоматически! — развел руками Вася, с жалостью смотря на лежащего человека. — Мне кажется, что я сегодня умру. Если так случится, найди на базаре Лафу и скажи, что моя нычка в мазаре Керим-бея под шестым кирпичом в левом углу. Себе там возьми кристалл. Он не очень большой, его легко спрятать, а в паре они могут копировать вещи! — Что значит копировать? — спросил Вася, оглядываясь на храпящего Гайрата, а потом на дверь. — Положишь между двумя кристаллами монету, протянешь две руки, и спокойно, не торопясь, скажешь: «Айкуст иншалла» и появляется новая, точно такая же монета! — замотал головой Блатной, сделав правой рукой скользящее движение. В руке Блатного появилась белая пиала, диаметром с два дюйма, к дну которой был, чем-то- черным, приклеен прозрачный кристалл, размером с фасолину.

Глоссарий к пятой главе

Ляган[32] — керамическая расписная тарелка, обычно изделия местных мастеров. Бывают ляганы диаметром метр и больше. Прим автора. Тохта[33] — стой! Узб яз

П — пиез[34] — лук тюркск.

А- аез[35] — морковь тюркск.

Л — лахи[36] — мясо), тюркск.

О — олио[37] — масло греч, тюркск.

В — вет[38] — сол, тюркск.

О — об[39] — вода, тюркск.

Ш — шалы[40] — рис, тюркск.

Глава шестая

Подарки сыпятся, как из рога изобилия. Смерть Блатного. Что делать дальше?

Стоило Васе пальцем дотронуться до кристалла, как тот поменял цвет, с прозрачного на зеленый и потеплел. — Эта пиала — тоже, очень интересная и практически волшебная! Или сначала волшебная, даже магическая, а уже потом интересная! Если в пиалу насыпать песка, то через секунду появляется вода! Я если налить плохую воду — она становится чистой! — скривился от сильной боли Блатной, прижимая левую руку к сердцу, а правую к животу. — Ложитесь, не торопясь, на кровать, а я попробую вам помочь! — предложил Вася, одним движением перекидывая пиалу с кристаллом в ноги своей кровати. — Осторожный ты пацан! Такое ощущение, что тебе не десять лет, а все шестьдесят! И в глазах у тебя мудрость не по годам! — кряхтя, выдавил из себя Блатной, с трудом укладываясь на кровати. — Помолчите минуту! — сосредотачиваясь, попросил Вася, вытягивая вперед руки. Создав энергетическое поле, Вася скинул боль у Блатного к ногам, выдернул листок бумаги из первого ящика в тумбочке, и, сбросив на него остатки болевой энергетики, смял бумагу и забросил в угол, где стояло помойное ведро и лежало грязное полотенце. — Боль вся ушла! Дышится очень легко! Как ты это делаешь, пацан? — удивился Блатной, смотря, как Василий, шатаясь, дошел до своей койки, скинул всю одежду, и бегом добежал до ведра с водой. Руками, зачерпывая холоднющую воду, Вася облил себя всего, и быстро поскакал к кровати, где в темпе вытерся пловной тряпкой, одев второй комплект одежды, так, кстати, презентованной главным врачом. — Сейчас бы тебе выпить надо! Немного взбодрить организм, а мне постирать одежду. В ней теперь ходить нельзя! — с сожалением заявил Вася. — Под второй полкой приклеена фляжка и нож! Налей немного себе и мне. Нож себе возьми, а фляжку потом тоже! Этому пидору ничего не давай и ничего у него не бери! Себя опарафинишь! В углу палаты, вверху, нычка — там денег кирпич и камешки. Передай Лафе, а лучше скажи, где деньги — сами за ними придут. Санитарке рублей пять дай, она тебе и постирает и хорошую еду принесет! — снова закашляв, заявил Блатной, рукой показывая, что надо наливать. В тумбочке обнаружились две белые, с синими цветами пиалы, а под второй полкой небольшая, чуть больше ста миллиметров в длину, тонкая серебряная фляжка, с двумя крышками и миллиметров пятидесяти узбекский нож в черных, кожаных ножнах, с вышитым на них геометрическим рисунком цветной кожей и золотыми нитями. На вопросительный взгляд Василия, Блатной, пояснил: — Нож старинный, с секретом. Нажми три раза на лезвие пальцами, и оно станет длиннее в два раза. Очень удобная вещь: и прятать легко и оружие серьезное. Но мне нож уже не нужен. Я сегодня умру. До рассвета, точняк, не доживу. А на фляжке два резервуара — один для коньяка, а второй для спирта, — кивнул головой Блатной на руки Васи, в которых была фляжка с секретом. Вася налил себе на самое дно пиалушки буквально десять граммов темной жидкости и по палате сразу разнесся коньячный аромат старого, выдержанного коньяка. Блатному Вася налил половину пиалы, вытащив из верхнего ящика тумбочки два белых кругляша, твердого, как камень, курта[41]. — Прошу прощения, уважаемый.., — вопросительно посмотрел на Блатного Вася, сделав многозначительную паузу. — Зякат[42] — мое имя, пацан. Это имя знают от Ташкента до Красноводска[43]. Если скажешь, что был в деле с Зякатом, то любой бродяга[44] тебе поможет! А ты уже в деле! — серьезно заявил Блатной, одним глотком выпивая коньяк. Вася открутил вторую крышку фляжки, которая очень удобно лежала в руке, и налил граммов двадцать на ладонь левой руки. Поставив фляжку на тумбочку, вымыл руки в спирте, протерев края пиалы мокрыми в спирту руками, вынул из ножен ножичек, с простым черным лезвием и с силой нажал на курт, готовясь приложить еще усилие. Лезвие разрезало твердое вещество курта, как масло, и на сантиметр углубилось в дерево тумбочки. Оставив лезвие в дереве, Вася, Вася положил две половинки курта на ладонь левой руки и протянул Блатному, имя, вернее кличку, которого, так и не мог повторить. — Мне не угрызть курт — зубов практически не осталось! — объяснил Блатной, виновато улыбаясь. — Одну минуточку! — попросил Вася, рывком выдергивая лезвие ножа из столешницы, и тут же быстро нарезая на ней половинку курта в мелкие пластинки. Нож легко резал твердющий сыр, совершенно не напрягая руку. Взяв одну пластину, Блатной положил ее в рот, и, кивнув головой, взглядом показал на верхний ящик тумбочки. Вася опрокинул в рот свои десять граммов коньяка, покатал во рту, проглотил, и сразу же по — новой, разлил, невзначай выдав:

— Армянский «КВВК» [45] — весьма приятственная вещь! Давно я такой не пробовал! — похвалил Вася, поднося к носу пиалу с коньяком, и с наслаждением вдыхая запах ванили. — И после этого ты мне скажешь, что тебе одиннадцать лет? Пацан, который понимает сорта коньяков? И по запаху может определить точно марку коньяка? Отдайте мои тапочки и не смешите мою плешь! — усмехнулся Блатной, беря свою пиалу. — Хотите — верьте, хотите — нет! — усмехнулся Вася, выпивая свою дозу и быстро шмыгая в угол палаты. Подтащив тумбочку, прикинул, что не достает до потолка. Перевернув пустое ведро, оттянул самую грязную доску, и засунул подарки, вместе со стрептоцидом, оставив себе шесть порошков, зная, что сегодня надо принять ударную дозу и купировать воспалительный процесс. — Ох, и шустрый ты парень! Прямо душа радуется! Из тебя прекрасный бы вор получится! Но времени совсем мало осталось! — похвалил Блатной, залазя под одеяло и уже оттуда приглушенным голосом выдал: — Слез наших хватит тысячам потомков:

Исторгло время тысячи потоков!

Ной прожил тыщу лет — лишь раз видал потоп.

Я ж видел в жизни тысячу потопов. — Я тоже ложусь спать! — вслух решил Вася, выключая свет, и не комментируя, что эти слова принадлежат хивинскому поэту Махмуд Пахлавону, решив, в этом времени, и в обличье одиннадцатилетнего мальчика, поосторожнее, показывать свою образованность. Да и откуда маленькому русскому мальчику знать стихи Махмуда Пахлавона, в сорок втором году вряд ли переведенные на русский язык.

«А вот откуда Блатной знает стихи Махмуда Пахлавона и именно на русском языке?» -спросил внутренний голос, который, сейчас решил поболтать.

«Прочитал на стене мавзолея знаменитого борца! Он же работал экскурсоводом в Хиве!» -про себя ответил Вася, прямо в одежде забираясь под теплое одеяло с головой.

Глоссарий к шестой главе

Курт[41] — Курут куру́т, коро́т, (азерб. qurut, башк. ҡорот, каз. құрт, кирг. курут, тат. корт, туркм. gurt, узб. qurt, шорск. қурут) — тюркский (азербайджанский, алтайский, башкирский, казахский, киргизский, узбекский и др.), а также монгольский, таджикский и персидский сухой кисломолочный продукт. Очень хорошо идет к пиву. Прим автора Зякат[42] — налог. Но не просто налог, а сороковина от стоимости скота. Таким налогом Хивинский хан облагал каракалпаков в середине девятнадцатого века.

Красноводск[43] — город в Туркмении, на берегу Каспийского моря, в Красноводском заливе Каспийского моря.

Бродяга[44] — босяк (тюремн) — 1) блатной; 2) Заключенный, признающий тюремный закон, человек с правильными воровскими понятиями.

«КВВК» [45] — коньяк выдержанный высокого качества (8—10 лет выдержки).

Глава седьмая

Смерть Блатного. Арест Гайрата. Праздник Нового Года. Вася получает еще одну работу.

Рано утром проснувшись от шаркающих осторожных шагов и громкого сопенья, Вася опасливо высунул голову из-под одеяла, и в тусклом свете, проникающем сквозь окно, увидел Гайрата, который присев на корточки, ковырялся в тумбочке Блатного.

Найдя темную бутылку, зубами выдернул пробку и на минуту присосался, не слыша крадущихся по коридору шагов.

«Я ничего не видел, ничего не слышал! Ничего не кому не скажу!» — решил Вася, забираясь с головой под одеяло.

Резкий рывок, и три сильных световых луча, видных даже сквозь толстое одеяло, заметались по палате.

— Стой на месте! Стреляем! Кто такой? — спросил высокий голос по-русски, с явными ошибками в произношении.

— Гайрат Набиулин! Больной! — бодро отрапортовал Гайрат.

И Вася счел своим долгом проснуться.

Он сел на койке и начал тереть глаза обоими руками, демонстрируя, что только что проснулся, с неудовольствием отмечая, что коньячный запашок от него идет.

— Ты кто такой? — спросил коренастый мужик в военной форме, с трехлинейкой, у которой был примкнут фирменный четырехгранный штык.

Откуда-то на память пришло крылатое выражение: «Штык трехлинейки — только колющее оружие!»

— Я Вася! Лежу здесь! — растерянным тоном, заявил Вася, закрывая лицо ладошками от яркого света плоских фонарей, отмечая отсутствие на рукавах у двух мужиков, знаков различия.

«Нет нарукавных знаков — рядовой состав!» — прозвучало в голове у Васи и сразу немного отлегло от сердца.

— Шарипов! Встать! — проорал прямо над кроватью Блатного хриплый голос здоровенного мужика с автоматом, у которого имелись малиновые петлицы двумя уголками.

«Командир отделения! И с ним два красноармейца!» — мгновенно определил Вася, сквозь пальцы, внимательно наблюдая за обстановкой.

Гайрата, тем временем, поставили на колени, и худощавый красноармеец вынимал из правого кармана сначала бутылку, потом носки, и в довершение серебряную ложку.

— Шарипов! Встать! — снова проорал мужик, дергая Блатного за левое плечо.

С глухим стуком скрюченный Блатной, вернее его тело, или еще вернее труп, фамилия которого, оказывается, была Шарипов, упал на пол. Этот стук сказал Васе, что отвечать Блатной не намерен и ни одна сила в мире не сможет заставить его сказать даже одну букву.

— Что случилось? — спросил хорошо поставленный командный голос.

— Пришли забирать Шарипова на допрос, а он помер!

— Нельзя было отпускать Шарипова из тюрьмы! — повернувшись назад, бросил Властный.

— Но он умер у нас в больнице, а не у вас! Вы сами же просили за него! — негромко сказал голос главного врача, которая, оказывается, стояла за дверью.

— Что с мальчишкой? — ткнув указательным пальцем в Гайрата, спросил Властный.

— Мародерничал, товарищ старший майор! — бодро ответил Здоровяк, становясь перед Властным, одетым в черный чапан, по стойке «Смирно».

— Мальчишку оставить, труп и все вещи Шарипова забрать!

— Но, — попробовал возразить Здоровяк.

— Приказ ясен? — с угрозой спросил Властный, жестом отправляя Гайрата в постель.

Через две минуты в палате остался только Властный, который поманил Васю из постели.

— Пойдем, посмотришь у меня свет! — шепотом приказал Властный, первым направляясь из палаты.

— Слушаюсь товарищ командир! — согласился Вася, одевая на ноги галоши, а на плечи старый больничный халат.

И только завязывая конец на поясе халата, Вася обнаружил в левом кармане смятый комок денег, размером с кулак взрослого мужчины.

«Если бы у меня деньги нашли, то вопросов было бы очень много!» — поругал себя за невнимательность Вася, одевая на плечо сумку, с электротехническими инструментами.

— Долго копаешься чудо — электрик! — громко выдал Властный, первым выходя из палаты.

В седьмой палате, которая находилась в противоположном от кабинета главного врача, конце коридора, Властный жил один. Да и койка у него была пошире, и подлиннее Васиной, и заправлена цветастой курпачи[46], а на подоконнике находился настоящий электрический чайник литра на три.

— У меня что-то не работает электрический чайник. Посмотри, мальчик! — тоном не допускающим возражений, предложил Властный, усаживаясь в деревянное кресло, и закидывая нога на ногу, в ярко начищенных хромовых сапогах.

На подоконнике кроме чайника находился небольшой приемник «Телефункен»[47], черный полевой телефон, без номеранабирателя. И, самое главное кипа газет и внушительная стопка книг, четыре из которых были трудами Ленина, и даже третий том «Капитала» Маркса[48], с многочисленными закладками, что говорило о напряженной, или, по крайней мере, вдумчивой работе, над этой сложной, во всех отношениях, книгой.

— Сейчас посмотрим! — пообещал Вася, подходя к окну и вынимая из сумки небольшой немецкий тестер, размером с детский пенал. Десять секунд и чайник прозвонен. — Дело не в чайнике! — констатировал Вася, переводя на тестере переключатель в положение «V». Стрелка даже не шелохнулась. — Все дело не в чайнике, а в розетке! — пояснил Вася, приподнимая чайник, который оказался довольно тяжелым. Около кровати, с правой стороны, обнаружилась еще одна розетка, в которую Вася и воткнул вилку электрического чайника, который сразу зашумел. Вынув отвертку, Вася отвернул винт на крышке розетки и сразу увидел окисленные медные детали. Навернув на жало отвертки, кусочек бумажной наждачной шкурки, почистил сначала правое отверстие розетки, потом второе левое. — Слишком большая нагрузка на розетку и поэтому контакты окисляются! — пояснил Вася, проверяя тестером напряжение. Тестер показал сто восемьдесят вольт. — Розетка работает, но напряжение ниже нормы! — констатировал Вася, ставя крышку розетку на место. — Выпей со мною чая, мальчик! Тем более, что и чайник закипел! — предложил Властный, наклоняясь к тумбочке и вынимая из нее белый металлический поднос, накрытый зеленой шелковой тканью. Под тканью оказался небольшой плоский металлический чайник, куда была насыпана щепотка заварки, три пиалы, блюдечко с конфетами и печеньем и вазочка с медом, которая немедленно была подвинута к Васе. — Спасибо! — поблагодарил Вася, вытирая руки куском белой тряпки, который оторвал от большего, которым был накрыт вчерашний плов. — Где ты так научился работать с электричеством? — спросил Властный, наливая Василию половину пиалы, как, впрочем, и себе.

— Мамин друг научил. Он был электромеханик, и иногда брал меня на работу. Я ему помогал, и что-то в голове, по электрике, осталось. Мне нравится возиться с электричеством, — почти честно, ответил Вася, вспоминая свою фамилию на пакете с рентгеновскими пленками. Чем занимался на самом деле мамин друг, Вася не знал, но судя по набитым костяшкам на кулаках и железным пальцам Одиннадцатилетнего мальчика, его много тренировали, и обучали каким-то восточным единоборствам, что в сорок втором году прошлого столетия, как помнил Вася из прочитанной литературы, было большой редкостью. Но говорить об этом вслух не стоило, тем более совершенно незнакомому мужчине с явно чекистскими замашками.

Нельзя сказать, что Денис Никифорович не сталкивался с работниками специальных служб. Все-таки врач республиканской санэпидстанции в своей работе может столкнуться с чем угодно! И сразу перед глазами всплыла сюрреалистичная картина:

Денис Никифорович с заведующим лабораторией физических исследований сидят в кабинете заместителя Председателя Комитета Государственной Безопасности.

— Но, товарищи! Это же абсурд! Вы требуете замеры освещенности и вентиляции в камерах следственного изолятора! Нужны соответствующие допуски по Комитету, а это совсем не так просто и требует приличного времени для оформления! — с апломбом заявил генерал-майор, беря со стола два листка бумаги, тем самым показывая, что «высокая аудиенция» закончена.

— Спасибо за внимание! — встал из-за стола заведующий лабораторией физических исследований, и выдвинув вперед аккуратную бородку, двинулся к двери.

— Я вас не отпускал! Вы должны подписать акт рабочей комиссии! — в свою очередь вскочил из-за стола генерал-майор, оказавшись невысоким человеком, с нормальным туловищем и непропорционально короткими ногами.

— Я, в соответствии с санитарными правилами, должен осмотреть, совместно с врачом все помещения сдаваемого объекта, в том числе и подземные, провести замеры санитарно-гигиенических факторов, и если все в пределах норм, только тогда подписать акт рабочей комиссии.

— Вы не имеете права посещать наши подземные помещения! — сбился на фальцет генерал-майор.

— Почему? — деланно удивился зав лаб, перекатываясь с носки на пятку, сам явившийся инициатором осмотра подземных камер КГБ.

«Когда еще будет такая возможность? И будет ли она вообще когда-нибудь?» — уговаривал завлаб — провокатор.

— Это территория Комитета Госбезопасности! Мы на ней действуем по собственным законам и внутренним инструкциям! — с пафосом ответил генерал-майор.

Надо было поддерживать марку собственной организации, и Денис Никифорович вмешался.

Не вставая со стула, Денис Никифорович, лениво спросил:

— У вас финансирование на новое здание открыто?

— Никак нет! — четко, по-военному ответил генерал-майор, который в обычной обстановке и разговаривать не стал бы с человеком по имени Денис Никифорович.

— Значит, пока финансирование не открыто, новое здание находится под юрисдикцией города, и мы имеем полное право произвести необходимые замеры, как представители санэпиднадзора и члены рабочей комиссии.

— Пойдемте! Я лично проведу вас по новому зданию! — сдался, наконец, генерал-майор, рукой показывая на дверь.

— Ты знаешь, мальчик, что попал в очень интересную хивинскую больницу? — спросил Властный, явно относящийся к специальным службам, мгновенно выдергивая Васю из воспоминаний прошлой жизни. «Да и звание „Старший майор“ имели только органы НКВД и ГБ!» — всплыла откуда-то мысль в голове у Васи, который пока не мог осознать свое положение и попытаться осмыслить! Но одна только мысль о том, что он может прожить еще раз жизнь, зная наперед, что будет в стране, приводила Дениса Никифоровича в дикий восторг!

С одним, двумя, или тремя сознаниями в голове, протянуть достаточно сложно, но прожить еще одну жизнь — это здорово и прекрасно! «Такой шанс дается одному человеку из десяти! Нет, сотни миллионов людей!» — завопил внутренний голос в голове Денис Никифоровича. — Не знаю! Я вообще первый раз, по-моему, попал в больницу. Расскажите пожалуйста! — попросил Вася, сделав восторженное лицо, которое на Властного, подействовала как красная тряпка на быка.

— Расцвет Хивы, связанный со строительством монументальных архитектурных сооружений, происходил в восемнадцатом, девятнадцатом и начале двадцатых веков, когда Хивинским государством правила узбекская династия Кунгратов.

В конце девятнадцатого века[49] в ходе крупной войсковой операции под командованием Кауфмана[50] Российская империя аннексировала часть Хивинского ханства. Хива была взята российскими войсками[51]. В самом начале двадцатого века по инициативе премьер-министра хивинского ханства Ислам-Ходжи[52] в Хиве было организовано большое строительство. — Не может быть! Ведь Хивинское ханство было разорено после завоевания Россией! — деланно не согласился Вася, кивком головы благодаря, за налитый чай и горящим взором смотря на своего собеседника. — Ошибаетесь, молодой человек! Несмотря на занятие русскими войсками Хивы, власть хана осталась, как и деньги, которые у богатых хивинцев не были изъяты, как, впрочем, и у бедных. У многих хорезмийских купцов имелись счета не только в Ташкентских и Бухарских банках, но и за границей. Так что деньги у хивинцев, а тем более у ханских приближенных имелись! Только отменили рабство! Например, были построены медресе и минарет ханским визирем Ислом-Коджи, и эти здания получили в его честь названия, ставшие одним из символов города. Так же была построена городская больница[53], подарок цесаревичу Алексею Николаевичу Романову, городская аптека[54] и городская почта.

— Кто такой был цесаревич Алексей? — спросил Вася, впитывающий знания, как сухая губка воду.

— Больница была построена в честь наследника, Цесаревича, их императорского высочества — Великого князя Алексея, сына императора Николая Второго.

— Где стоит больница? — снова задал вопрос Вася, не отрывая взгляда от лица Властного.

— Больница и аптека расположены в Дишан-кале, то есть во внешнем городе.

Здание больницы занимает несколько кварталов, расположенных вдоль Ичан-калы. В его строительстве и отделке принимал участие знаменитый художник из Хивы Абдулла Балтаев.

Строка на майолике на стене, гласит «Больница цесаревича Алексея». Надпись выполнена на арабском и русском языке.

— Но нужны же были врачи, санитарки, медсестры, которые займутся обслуживанием и лечением больных! Сейчас нас не очень лечат, а в начале века, где взять столько квалифицированного медицинского персонала? — профессионально заинтересованно спросил Вася, в котором санитарный врач двумя ногами наступил на голову, а скорее горлу, второго «Я».

«Интересно: кто сильнее? Кто возьмет верх? Лучше бы, конечно, эти двое, которые сидят у меня в голове мирно сосуществовали друг с другом! Да и десятилетнему мальчишке Васе дали бы место! Хотя человеческий мозг используется всего на один процент своих мощностей — так что место хватит всем!» — помечтал и решил Вася, просительно посмотрев на Властного, который не на шутку разошелся в своем рассказе о городе, историю которого прекрасно знал и любил.

— Больница первоначально была рассчитана на сто больных и лечили в ней два русских доктора, присланных из России.

Примечательно, что Сеид Ислам-Ходжа горячо поддержал идею создания при больнице женского отделения, понимая исключительную важность охраны здоровья матери и ребенка. Двадцать пятого октября тысяча девятьсот двенадцатого года он обратился к Асфандияр-хану с предложением пригласить для руководства отделением его дочь Уммы-Гульсум, которая работала врачом в селении Пап, что в Наманганском вилайете. Лишь четырнадцатого ноября хан направил послание дочери и поставил ее в известность о предложении вазир-и-акбара.

Уммы-Гульсум согласилась не сразу. Сославшись на отсутствие в Хиве необходимых условий для врачебной практики, невозможность назначить ей такую же высокую заработную плату, какую получает в Папе, она первоначально ответила отказом. Но затем чувство долга побудило принять предложение. Уммы-Гульсум Асфандиярова — первая в истории Хивы женщина, получившая специальное медицинское образование в России и уже имевшая пятилетний опыт практической работы, возвратилась на родину и внесла огромный вклад в развитие современного здравоохранения в ханстве, — закончил длинный экскурс в историю старинной больницы Властный, отпивая остывший чай из пиалы.

— Не знал я, что лечусь в такой знаменитой больничке! — вслух заявил Вася, включая электрический чайник в только что отремонтированную розетку, отмечая, как дернулся, при слове «больничка» Властный. Электрический чайник негромко загудел, показывая, что розетка работает нормально. — Ты не мог бы посмотреть освещение моего корта? Что-то там не так, — снова заваривая чай, спросил Властный, пристально посмотрев на Васю. — В такой холод играть в лаун — теннис[55] — героизм! — не остался в долгу Вася, вспомнив старое название большого тенниса, по которому у него, когда-то был первый взрослый разряд.

— Я сам не игрок, но вот мой командир — страстный любитель земляного тенниса, и когда к нам приезжает, то очень любит постучать ракеткой, — заявил Властный, с интересом посмотрев на Васю.

— Можно попробовать сделать деревянные корты, немного поднятые над землей. Отскок мяча, правда, другой, но что-нибудь можно придумать, чтобы уменьшить или выровнять отскок.

— Ты берешься сделать такие корты за неделю? — спросил Властный.

— Все зависит от полноты налитого стакана! — выдал Вася, и тут же схватил себя за язык.

Этого выражения в сорок втором году еще не знали в СССР.

— Не понял? Ты шутки со мной шутить вздумал, парень? — выдвинув вперед челюсть, и выкатив глаза, спросил Властный, наклоняясь вперед.

— Так говорил Блатной, который сегодня ночью умер, — втянув голову в плечи Вася, делая вид, что он страшно боится.

Глоссарий Курпачи[46] — матрас или одеяло ватные. Лицевая сторона курпачи делается из хан-атласа, пан-бархата, что добавляет готовому изделию приятную мягкость. Рисунок на курпачи обычно яркий и многоцветный. Обычно это яркий и повторяющийся орнамент. Прим автора.

Телефункен[47] — компания Telefunken из Германии — это один из основоположников современной радиоэлектроники и электроакустики. Третий том «Капитала» Маркса[48] — «Капитал. Критика политической экономии» К. Маркс. Весьма редкая книга.

[49] — точнее в 1873 году.

Кауфман[50] — Константин Петрович фон Кауфман –генерал-губернатор Туркестанского края.

[51] — 10 июня 1873 года

Ислам-ходжа [52] — премьер-министр Хивинского ханства в 1907 — 1911 годах.

[53] — первая в Хиве аптека была построена в 1910 году.

[54] — городская больница была построена в 1912 году.

Лаун-теннис[55] — земляной теннис, прошлое название большого тенниса, принятого в сороковые годы. Прим автора.

Глава восьмая

Резкий поворот в судьбе. Болезнь шофера майора. Предлагают построить теннисный корт с деревянным покрытием.

Мне плевать, что и как говорил Шарипов, но что ты хочешь этим сказать, пацан? — заорал Властный, вскакивая со своего кресла и нависая всей своей массой над маленьким одиннадцатилетним мальчиком каменной глыбой.

— Все зависит от количества денег, материалов и людей, которые вы можете вложить и задействовать, в эту площадку и способности организовать доставку и монтаж оборудования и материалов! — сделав испуганный вид, пояснил Вася, прикидывая, что двумя тычками пальцев вполне реально превратить эту тушу в беспомощный труп, или инвалида на всю оставшуюся жизнь. — Все, что ты скажешь, мальчик, и в любые сроки! — пообещал Властный, внимательно смотря на мальчишку. — Первым делом составим эскиз площадки, а потом смету! — вслух решил Вася, которому очень не хотелось возвращаться в детский дом НКВД. Взяв два листа желтой оберточной бумаги, Вася за три минуты нарисовал площадку, которая была установлена на столбчатом фундаменте, и поднял голову, ожидая мнения Властного.

— Интересное решение. Я такого строительства никогда не видел! — покачал головой Властный, и сделав шаг, подошел к окну, два раза крутанув ручку полевого телефона. — Дайте Савельева! — приказал Властный, а Вася, посмотрев в окно, в столбик считал количество двухдюймовых досок. Получилось шестнадцать кубов досок, плюс десять кубов бруса или бревен.

Властный, тем временем, глотнув чая, продолжил разговор по телефону:

— Найди утепленную форму для худенького десятилетнего мальчишки! Полушубок, шапку, сапоги, два комплекта! И шестнадцать кубов досок, плюс десять кубов бруса или бревен. Тонна цемента, сто метров двухсотмиллиметровых труб, пять метров катанки пятидесяти миллиметров диаметром, и два квадратных метра стали толщиной десять миллиметров. Поставь около новой теннисной площадки будку от бассейна, и дров привези машину. Эмку к больнице подай через двадцать минут! — прочитав заявку, приказал Властный, и остро посмотрел на Васю.

— Сделаешь, как обещал — станешь воспитанником части! Все лучше, чем в детском доме проживать! У нас усиленный паек, как у летунов, в действующей армии! — кинул два больших пряника, Властный, испытующе глянув на Васю. — А можно? — демонстрируя неподдельную радость, спросил Вася, смотря, как на тумбочке появляется толстая палка казы. — У нас все можно! — встряхнул головой, как необъезженный конь, Властный, резко махнув левой рукой, сверху вниз. — Нужен еще сварочный аппарат, токарь и человек сорок солдат, которые быстро выровняют площадку и разметят землю. — Я тебе пришлю два взвода строителей, только командовать будешь не ты, а лейтенант. Есть у меня один толковый и не болтливый! И даже один майор есть! Будешь сидеть в будке, и смотреть, как работают люди и давать ценные указания изнутри. Меня будешь звать старший майор или Сергей Михайлович, когда наедине. Вот только со сварщиками в городе у нас проблема. Придется искать в Ургенче и по окрестным городкам, — скривился Властный.

— Варить, я немного могу. Там надо только винты и гайки прихватить! — улыбнулся Вася, — который в совершенстве владел сваркой не только на воздухе, но и под водой и даже умел варить потолочные швы, что являлось, да и сегодня является высшей квалификацией сварщика. В дверь коротко постучали, и сразу же вошла улыбающаяся медицинская сестра, с подносом закрытым белой салфеткой. — Вот он, где беглец скрывается! А мы его по всей больнице ищем! Гайрат сказал, что ты убежал и доел плов. — Сделайте здесь ему уколы и мы сейчас уезжаем! — приказал Властный нарезая белый хлеб крупными кусками, колбасу казы и ноздреватый сыр. — Но мальчику мы хотели поставить систему! — попробовала возразить девушка. — В тринадцать ноль — ноль мы приедем, и сделаете системы нам обоим! — распорядился Властный, уже одетый в военную форму, с двумя большими звездами на малиновых петлицах и такими же звездами на рукаве, кивнув головой на тумбочку. Вася не заставил себя долго упрашивать, схватив два куска казы и кусок хлеба, одновременно спустив штаны с правой ноги. Иголка была толстая и тупая, но Вася стоически терпел, уплетая колбасу, прекрасно понимая, что это царский завтрак. Властный заголил левый рукав и той же иголкой, правда, из другого шприца, ему вкололи желтоватое вещество. «Гигиена в исторической больничке на „уровне“! Тут и люэс[55] и гепатит можно подхватить запросто! Но в чужой монастырь со своим уставом не лезут!» — только успел подумать Вася, как раздался короткий автомобильный гудок. — Сразу в автомобиль и на заднее место! — приказал Властный, критически осматривая Васю, одновременно закатывая правый рукав форменной рубашки. Повинуясь кивку Властного, как выяснилось старшего майора ГБ, Вася выскочил из VIP палаты, заскочив по пути в свою, где показал кулак увлеченно роящемуся в тумбочке Василия Гайрату. — Тебя из больнички выписали за побег! Теперь здесь все мое! И твоя одежда, и кипятильники, и нычка Шарипова! — захохотал Гайрат, злобно щерясь гнилыми зубами. Вася еле удержался от контрольного взгляда на потолок, смотря на развороченную постель Блатного. — Я скоро вернусь, и если ты хоть гвоздь из моих вещей тронешь, то будешь плакать не только до обеда, но и после ужина! — пообещал Вася, ткнув пальцем Гайрата в плечо. От чего тот взвыл, как Жигуль при резком торможении. — Болеть будет до моего прихода! Пожалуешься — всю жизнь рука болеть будет! В обед боль сниму! Понял лох хивинский? — пообещал Вася, кинув первый взгляд на скрючившегося Гайрата, лицо которого было искажено болью, а второй, на нычку Блатного на потолке. Нычка была в порядке и гвоздь на месте. Выскочив на улицу, Вася прямо у входа обнаружил черную Эмку[57], с работающим мотором, с водителем которой, оживленно болтала толстая бабка в овчинном полушубке с высоким поднятым воротником. — Ты куда раздетый бежишь? — сходу начала нести службу бабка, повернув в сторону Васи широкое, красное лицо, закутанное в оренбургский пуховый платок. Действительно ветерок на улице был мало того, что приличный, так еще и с песком! Он больно сек тонкую кожу лица, и моментально охладив тоненькое тело Васи. — В машину! — буркнул Вася, вскакивая на широкую подножку, и двумя руками дергая за ледяную ручку двери. — На, малец, хоть шаль возьми! — предложила бабка, сдергивая с себя пуховую шаль. — Не надо бабушка! Никто мальца везти не собирается! Мы его в вашей больничке оставим! — попробовал отказаться водитель, зло посмотрев на Васю. Женщина все равно накинула платок на Васю, на что тот только благодарно кивнул. От ледяного холода, который вместе с сильным ветром, в секунду выдул все тепло, говорить не было сил.

Сам водила был в теплом овчинном полушубке, с двумя треугольниками[58] на рукаве и самодовольно улыбался, презрительно оттопырив нижнюю губу. Секунду спустя улыбку с лица надменного водителя, как тряпкой стерло. Он подхватился и пулей выскочил из автомобиля, став шустрым, как электровеник.

Водитель моментально открыл дверцу, но рукой преградил путь, и не думая пускать раздетого маленького мальчика внутрь. Секунду спустя, аккуратно прикрыл дверь автомобиля, окончательно отрезав путь к теплу, издевательски улыбнувшись, опустив прилично вниз правую губу.

Неторопливо подойдя к автомобилю, требовательно спросил, скривив рот на правую сторону:

— Куда лезешь, пацан?

«Старый парез[59] лицевого нерва. С помощью шиацу можно попробовать полечить! Но стоит ли рисоваться со своими лечебными способностями?» — сам себя спросил Вася. И не смог сразу дать однозначного ответа.

Изнутри постучали.

Водитель моментально открыл дверь, и ни слова не говоря, Вася, звонко стуча зубами, юркнул внутрь.

— Выпей горячего чая и рассказывай, что ты хочешь построить? — предложил худенький военный, с лысой, как полено, головой, откручивая колпачок с большого двухлитрового металлического термоса.

— Сей-час рас — ска — жу! — по слогам ответил Вася, все тело которого била сильная дрожь.

— Нам строителям, без горячего чая нельзя! — пояснил Лысый, наливая черный, как деготь чай в металлическую крышку, и вынимая из левого кармана пиалу.

Обхватив обоими руками металлическую крышку — стакан, Вася, у которого громко стучали зубы, наклонился вперед, ловя каждую частичку тепла, выходящую из стакана.

— Сержант! Прибавьте отопление! Мальчик сильно замерз! — откинувшись на спинку сиденья, приказал Лысый.

— Зачем? И так жара, как в Африке стоит! — лениво ответил сержант, не поворачивая головы, и не двигаясь.

— Два наряда вне очереди за пререкания со старшими по званию!

— Не имеете прав! Я вама не подчиняюся! Сержанта ГэБэ не моги наказать! — громко завопил сержант, сильно тряся головой.

— Пять суток ареста! За пререкания со старшими и невыполнение приказа! — теперь уже рявкнул Лысый, поворачиваясь к Васе, который только сейчас ухитрился сделать первый глоток.

Подняв глаза, в зеркале заднего вида, Вася увидел страшную рожу сержанта, совсем перекошенную на правую сторону.

Из правого угла рта сержанта, текла белая слюна.

— Похоже, у сержанта приступ эпилепсии! — заявил Лысый, оттаскивая тело водителя на пассажирское сидение.

Скользнув на водительское место, Лысый осмотрелся.

И только положил руки на баранку, как зазуммерил телефон.

Лысый, показывая, что ему многое в машине известно, открыл бардачок, и вынул из него большую телефонную трубку.

— С Ильхамом снова плохо! — коротко доложил Лысый, вертя головой вправо и влево.

— Ты сможешь помочь без врачей? Парня выпрут из ГБ, а у него большая семья! — спросил старший майор озабоченным голосом.

— Есть один человек, который может помочь без огласки! — выпалил Лысый, кидая в зеркало заднего вида опасливый взгляд.

— Помоги моему парню! Я буду через час! — поступила команда, и Лысый убрал телефонную трубку в бардачок.

— Ты знаешь историю завоевания хивинского ханства русскими? — не поворачивая головы, спросил Лысый, явно пытаясь отвлечь внимание мальчика от происшествия с водителем.

«Водитель — это как член семьи! Почти все знает, и если не болтает, то цена ему очень высока!» — вспомнил Денис слова своего главного врача.

— Мне пока не рассказывали, — отозвался отогревшийся Вася, допивая сладкий чай.

— Весной тысяча восемьсот семьдесят третьего года под командованием Туркестанского генерал-губернатора Константина Петровича фон Кауфмана четыре отряда общей численностью около тринадцати тысяч человек выступили в поход одновременно с четырех направлений. Из Джизака[60], через Кызылкумы, из Казалинска[61], по берегу Аральского моря, с Мангышлака[62] через Устюрт[63] и из Красноводска через Каракумы.

До границ ханства не дошел только южный военный отряд, увязнув в зыбучих песках. Но остальные к двадцать восьмому мая, после неимоверных трудностей похода, с трех сторон окружили Хиву, начав обстреливать стены и ворота Дишан-Калы из артиллерийских орудий. Хан тайно выехал из столицы на земли туркменских племен, с помощью которых рассчитывал организовать сопротивление, но, вероятно, почувствовал, что йомудские вожди могут лишить его власти гораздо скорее, чем русские генералы, и скоро вернулся, чтобы двенадцатого августа в загородном саду у Гандемианских ворот заключить с Россией мирный договор, — не торопясь, рассказывал Лысый, теперь пробираясь по узким, не мощенным улицам, среди неказистых домишек, с плоскими глиняными крышами.

Неожиданно Вася вспомнил, как он лазал через дувал[64], на такую же крышу к соседу, воровать желтые маки, которые росли только у него по весне.

«Интересно, из какой памяти я выхватил это воспоминание?» — сам себе задал вопрос Вася, а вслух спросил, сначала льстиво заметив:

— Вы так интересно рассказываете! А дальше — то, что было?

— По условиям заключенного мира Российская империя не претендовала на поглощение Хивинского ханства, оставляя трон Мухаммед Рахиму-хану, также известному, как поэт Феруз. За это хан должен был признать себя «покорным слугою Императора Всероссийского» и уступить ему все земли по левому берегу Амударьи. И сразу, после заключенного мирного договора, земли по левому берегу Амударьи, стали доступны для русского судоходства, с правом организовывать там пристани и фактории. Все города и селения ханства объявлялись открытыми для русских купцов без торговых пошлин и прочих обложений. Кроме того, на территории ханства запрещались рабство и торговля людьми, что было официально объявленной целью военной кампании.

— И чем еще нагрели русские Хивинское ханство? — снова задал наводящий вопрос Вася, увидев, стоящего справа старика с палкой, с небольшим тулупчиком в руках и переметной сумкой через правое плечо.

— Остановите, пожалуйста! Я ведь совсем голый! — громко попросил Вася, сильно застучав по спинке переднего сиденья.

Машина резко остановилась, даже немного пойдя юзом.

Вася, не спрашивая разрешения, выскочил, и, не замечая пронзительного ветра, рванул к старику.

— Сколько стоит? — спросил Вася, смотря на слезящиеся глаза старика.

— Сто рублей. Внук умер, а вещи, совсем новые остались.

— Держите деньги, отец! — выдернув из кармана деньги, Вася трясущимися от холода руками отсчитал сто двадцать рублей.

— Тут много, сынок! — замотал головой дед, смотря, как быстро Василий одел тулупчик.

— Вам деньги нужнее! — махнул рукой Вася, добавляя еще десятку.

— Тогда держи хурджумы! Там ичиги, учебники внука, тетради и фотоаппарат с какими-то штучками! — махнул рукой старик, повесил на правое плечо Васи два хурджума, быстро развернулся и скрылся за обвалившимся в середине, невысоким дувалом.

— Ты, что делаешь, босяк? Если с тобой что-нибудь случится, то старший майор мне голову отвернет и на фронт пошлет! — заорал лысый, останавливаясь перед Василием.

Резко схватив за правую руку, только потянул за собой, как Вася, совершенно машинально крутанул кистью, легко освободился и отрицательно качнул головой, отмечая, какой сейчас сильный ветер.

На всякий случай Вася высоко поднял высокий воротник, который полностью закрыл обнаженную голову от ветра.

Кожушок у лысого распахнулся, объявив одну большую звезду на малиновом фоне на петлицах воротника.

— Коржыны[64] зачем взял? — скривился Лысый, открывая перед Васей дверь автомобиля.

Как только Вася забрался внутрь, Лысый бегом обежал автомобиль, заскочил внутрь, и они снова тронулись.

— Надо же мне в чем-то хранить свои вещи! А тут прекрасная кожа и носить удобно. Я из хурджумов[65] себе ранец сделаю! — озвучил только что пришедшую мысль Вася, и льстиво напомнил:

— Вы не закончили свой рассказ о завоевании русскими Хивы!

— О последнем завоевании! — вскинул голову Лысый, и тут же продолжил:

— В заключение переговоров, которые больше напоминали капитуляцию, на Хивинское ханство налагалась позорная контрибуция в два миллиона золотых рублей «для покрытия расходов русской казны на ведение последней войны, вызванной самим ханским правительством и хивинским народом», но с возможностью рассрочки на неопределенное время. Так был установлен протекторат русских, устраивавший обе стороны и не дававший повода для демаршей основному сопернику России в колониальной экспансии — Великобритании, нагло подступавшей к берегам Амударьи через Афганистан.

Автомобиль, остановился перед высокими деревянными резными воротами и коротко гуднул.

— Ты сидишь в машине и никуда не выходишь! — предупредил Лысый передавая маленький Вальтер, который Вася моментально спрятал в левый карман, ощупав его чистоту.

На первый ощуп, грязи и песка в кармане не наблюдалось.

Вася, сейчас, точно знал, что может, из короткоствола, хорошо стрелять. С правой и левой и даже с двух рук.

Ворота чуть отворились, потом начали медленно распахиваться, и как только машина поехала вперед, въезжая в огромный двор, где стоял большой глинобитный дом, с плоской крышей, но без окон, в котором была открыта дверь.

В пяти метрах от правого угла дома, имелся большой тандыр, откуда вырывались высокие багровые языки пламени. Слева, в полуметре, находился очаг, высотой в пояс взрослого человека. С установленным на него огромным чугунным казаном, под которым тоже горел огонь. Левее красовалась здоровенная чугунная, узорного литья, шашлычница, на черных, металлических, столбчатых ногах, сплошь заставленная палочками шашлыка. Участок огораживал высокий, не менее трех метров высоты дувал[66], с оплывшей вершиной

Остановившись в пяти метрах от двери, Лысый выскочил, и сходу рванул в открытую деревянную дверь.

Судя по тому, что Лысому не препятствовали, его тут прекрасно знали.

Буквально через пять минут два здоровых амбала быстро подошли к машине, открыли переднюю пассажирскую дверь, и выволокли шофера на улицу, разложив прямо на чистой, глиняной земле.

Еще через три минуты, Лысый вышел из дверей, с маленьким человечком лет под семьдесят. Человечек, украшенный здоровенной зеленой чалмой на голове[67] только взглянул на водителя, разложенного на земле и начал действовать. Короткое движение вращательного типа маленького человечка, и появился ляган, на который было погружено пять косушек[68] ослепительно белого плова, четыре куска зажаренного мяса, укрыто четырьмя тонкими здоровенными лепешками, завернуто в белую ткань и положено в автомобиль. Слева от Васи, как будто его в автомобиле не существовало. Лысый уселся на место шофера, а около лежащего на улице водителя начали колдовать и делать какие-то пассы три человека.

Мотор сразу завелся и, круто развернувшись, автомобиль выехал за ворота.

Глоссарий к восьмой главе

Люэс[56] — латинское название сифилиса. Может передаваться как половым путем, так и контактным, тем более, при инъекциях разным людям, через одну иголку. Прим автора.

Эмка[57] — ГАЗ М-1, «Эмка» — советский легковой автомобиль, серийно производившийся на Горьковском автомобильном заводе с 1936 по 1942 год. Стоял на вооружении в советской армии и использовался для обслуживания начальства еще довольно долгое время после окончания Великой отечественной войны.

Два треугольничка[58] — сержант ГБ.

Парез лицевого нерва[59] — заболевание нервной системы, развивающееся за несколько дней совершенно неожиданно для больного. Недуг сразу заметен — возникает асимметрия мышц на одной половине лица, что меняет внешность человека не в лучшую сторону. Чаще всего причиной пареза становятся простудные инфекции верхних дыхательных путей, но есть и еще несколько провоцирующих болезнь факторов. Парез лицевого нерва можно полностью устранить при том условии, если заболевший человек вовремя обратится за медпомощью и полностью пройдет курс терапии. Джизак[60] — крупный среднеазиатский город, расположен на реке Санзар, у северного подножия гор Нурота, в южной части Голодной степи, в 180 км к юго-западу от Ташкента, в 90 км к северо-востоку от Самарканда. Казалинск[61] — (каз. Қазалы) — город в Казалинском районе Кызылординской области Казахстана. Административный центр и единственный населённый пункт Казалинской городской администрации. Город расположен на правом берегу реки Сырдарья. Железнодорожная станция Казалинск на железной дороге Оренбург — Ташкент (участок Кандыагаш — Арысь), основанная в 1903 году, находится в 12 км севернее города, на территории районного центра — посёлка городского типа Айтеке-Би (бывш. Новоказалинск).

Мангышлак[62] — Полуостров Мангышла́к (Мангистау, каз. Маңғыстау) — полуостров на восточном побережье Каспийского моря в Казахстане. Такое же название носит примыкающее к полуострову плато, восточнее переходящее в плато Устюрт. В северной части Мангышлака выделяется полуостров Бузачи, омываемый водами Мангышлакского залива, а также заливов Мёртвый Култук и Кайдак. На западе в Каспийское море вдаётся полуостров Тюб-Караган; южнее Мангышлака располагается Казахский залив. На территории полуострова располагается Мангистауская область Казахстана.

В дореволюционной России и в СССР данный регион носил название Мангышлак. В современном Казахстане с начала 1990-х используется название Мангистау. Устюрт[63] — Устюрт — пустыня и одноимённое плато на западе Средней Азии (в Казахстане, Туркменистане и Узбекистане), расположенное между Мангышлаком и заливом Кара-Богаз-Гол на западе, Аральским морем и дельтой Амударьи на востоке. Площадь ок. 200 000 км². Основной ландшафт представляет собой глинистую полынную и полынно-солянковую пустыни, юго-восточная часть плато — глинисто-щебнистая пустыня. Большая часть этого плато покрыта растительностью, переходной от подзоны северных (полынно-солянковых) пустынь к подзоне южных (эфемерово-полынных) пустынь. В физико-географическом отношении Устюрт является самодеятельным округом Мангышлак-Устюртской провинции северной подзоны пустынь. В центре плато расположена возвышенность — увал Карабаур.

Дувал[64] –глиняный забор, которым бедные и не очень бедные люди огораживали свои земельные участки в Средней Азии

Коржыны[65] — корзины, хурджумы, конские седельные сумки. Прим автора. Хурджумы[66] — седельные лошадиные сумки.

…зеленой чалме[67] — знак того, что человек совершил паломничество (хадж) в Мекку, то есть он может прибавлять к своему имени слово «Хаджи». Прим автора.

Коса [68] — национальная посуда, похожая на большую пиалу. Очень удобно есть и первое и вторые блюда. Да и для салатов такая посуда широко используется. Прим автора.

Глава девятая

Короткое путешествие по Хиве. Бой на пустыре.

Выскочив из очень узких улочек махалли, на которой не то, что две легковые машины, две арбы не разъедутся, автомобиль проехал через большой пустырь, и резко остановился. Только сейчас Вася заметил, что за рулем Эмки сидит новый водитель, зло посматривая на него, но, пока не говоря ни слова, за что Вася ему был крайне признателен. — Сейчас проедем старинной дорогой на Хазарасп — некогда богатый торговый город на Амударье с руинами своей глиняной крепости, а ныне вместе с соседним Питнаком — промышленным центром Хорезма, — объявил Лысый, переходя с пассажирского места спереди, на заднее сиденье автомобиля. — У вас водки нет? — неожиданно спросил Вася, полнимая, что спрашивать спирт у майора бесполезно. — Ты и водку пьешь, молодой человек? — удивился Лысый, протягивая двухсотпятидесятиграммовую бутылочку, на которой имелась надпись «Водка Московская» и с интересом смотря на действия Васи. Оббив черенком серебряной ложки горлышко, залитое темно-бордовым с красным отливом сургучом, Вася вытащил коричневую пробку той же ложкой и, наклонив бутылочку, налил в ладонь правой руки, а потом перелил на левую едко пахнувшую прозрачную жидкость. Таким образом, Вася, просто вымыв руки, по своей давнишней привычке санитарного врача с огромным опытом и стажем работы. «Кстати, почему не попробовать писать заметки? Есть же детские газеты, журналы. Мало того, что там платят, то с помощью этих денег легко залегендировать суммы, которые остались после Блатного!» — пришла в голову Васи интересная мысль, которую моментально прервал Лысый, после короткого вдоха, продолживший рассказ: — В общем, это была всегда одна из главных хивинских дорог. Но я предлагаю хорошо позавтракать и поговорить о строительстве теннисного корта. Зачем и почему надо строить обсуждать не будем — это приказ! А приказы не обсуждаются! Ты должен сначала выполнить приказ, и если с ним не согласен, подать рапорт по команде! — пояснил Лысый, протягивая своему соседу по заднему сиденью автомобиля, металлический стаканчик с чаем. Непонятно каким путем, наверное, следом за материализовавшимся водителем, на сиденье появился белый сверток со свежими жирными пятнами, который майор, быстро развернул. В белой тряпице лежало десятка два маленьких палочек горячего шашлыка, от которых исходил восхитительный запах жаренного мяса и курдючного жира. Васин живот сжался в предвкушении настоящего праздника живота. Вася утвердительно гукнул, и схватив коротенькую палочку с шашлыком, зубами снял первый кусочек нежного мяса. Лысый требовательно кашлянул и Вася, зацепив зубами кусочек курдючного жира, осыпанного пряностями, проглотил и начал рассказывать: — В каком-то журнале или книжке я прочитал о столбчатых фундаментах, на которых в жарких странах строят дома. Давайте попробуем! Это же намного ускорит строительство! Вкопаем металлические столбы, забетонируем их, и готов фундамент!

— Если применить быстротвердеющий бетон, то в твоей идее есть смысл! — весьма громко заявил Лысый, величаво кивнув. — За сутки мы фундамент сделаем, и пока он будет сохнуть, я людей на дачу начальника гарнизона кину, вместе с пацаном! Голова у мальчишки шурупит на все сто процентов! — себе под нос бормотал Лысый, смотря перед собой. Вася, в это время съел первую палочку шашлыка, и потянулся за второй. — А как ты выровняешь все фундаментные столбы по одному уровню? — спросил Лысый, выкладывая перед Васей ученическую тетрадку в косую линейку. — Элементарно, Ватсон! — моментально отозвался Вася, поговоркой двадцать первого века, и на листке тетрадки начав рисовать металлический вал с резьбой, и отдельно пластину с приваренной к нему гайкой. — Привариваем одну гайку к столбу, а вторую к пластине и выставляем пластины точно по уровню за два часа! — объявил Вася, с уверенным видом, берясь за отложенную палочку шашлыка. — Но у нас нет сварщика! А допускать на секретный объект нового сварного, целая проблема! — покачал головой Лысый. — Ерунда! Дадите сварочный аппарат — сам сварю! — пообещал Вася, отрывая кусок лепешки, которая оказалась удивительно мягкой и вкусной. И тут Вася обнаружил на полу автомобиля книжку, без обложки, на которой было написано: «Рассказы о животных»

Нагнувшись, Вася поднял книжку, и бережно отряхнул с нее пыль, попытавшись стереть отпечаток рубчатой подошвы. — Любишь книги? — спросил Лысый, быстро орудуя ложкой, что-то коричневое, поедая из косы. Еда сильно пахла вареным бараньим жиром, зирой и тмином. Спрашивать о еде майора Вася счел бестактным, предпочел ответить на вопрос о книжке: — Очень. Но книг мало, и где достать их, я не знаю, — развел руками Вася, расправляясь с третьей палочкой шашлыка. — Мои люди прибудут на объект часа через полтора, а до этого времени мы вполне сможем съездить на базар, посмотреть книги и тебе шапку! — решил Лысый, начиная заворачивать косу, остатки шашлыка в белую материю. — Может, лучше съездить в книжный магазин? — внес новое предложение Вася. — Лучше на базар! Сейчас в Хиве и Ургенче много беженцев. Они привезли с собой вещи, которые можно скупить за копейки! — предложил Лысый, давая пачку денег, ценности которых Вася, несмотря на опыт врача и спецназовца не знал. На всякий случай Вася пересчитал деньги, которых оказалось две тысячи семьсот тридцать восемь рублей, и вопросительно посмотрел на Лысого, продолжая работать с деньгами, зная по собственному опыту, как опасно вытаскивать на базаре пресс денег. — Это за твои идеи по строительству! Ты мне завтра еще на одном объекте поможешь? И болтать не будешь! — пояснил Лысый, почему-то пряча глаза.

Кивнув головой, Вася отложил крупные купюры во внутренние карманы кожушка, и спросил: — Сварочную робу, электроды, маску и держак, в вашей конторе дадут? — Мы же, не строим постоянно, — уклончиво ответил Лысый, почему-то пряча глаза и явно показывая, что все вышеперечисленное Васе придется купить на базаре. — Тогда давайте еще деньги! — потребовал Вася, и немедленно получив дополнительно, приличную пачку, забрал с заднего сиденья поясной платок, не считая, завернул в него деньги, и им подвязался, обернув себя четыре раза. — Я начинаю уважать тебя все больше и больше! — покачал головой Лысый, со странным выражением смотря на Васю. — То есть надо закупать все оборудование, в том числе и сварочные электроды! — озвучил мысль Вася, укладывая только что найденную книжку в хурджум. Минуту, погоняв ровно работающий двигатель на малых оборотах, водитель, плавно тронул машину, а майор тут же продолжил исторический рассказ: — Пока же едем на восток, вдоль старинной дороги на Хозарасп, куда нам дальше и нужно. Вдоль неё, видишь? Попадаются странные «псевдоуездные» домики — такие стилизации под архитектуру Русского Туркестана не редкость даже в кишлаках по всему Хорезму. На левом домике видишь безмен[69]? — снова спросил Лысый, медленно двигаясь вперед. Из-за угла домика выскочили три красноармейца — казаха, с трехлинейными винтовками с примкнутыми штыками, и дружно замахали левыми руками, на которых имелись грязные красные повязки, с какой-то белой надписью. Эмка дисциплинированно остановилась, но шофер мотор глушить не стал. — Твоя машина выходить — документ показывай! — грозно наставив винтовку, сказал высокий, толстый казах с одной полоской, в почему-то зеленой петлице и хромовых сапогах. Второй — коренастый казах, был в ботинках с желто-зелеными обмотками. Да и третий, маленький казашек, в длиннющей, практически до земли, шинели был странным: какой — то старый, он все время дергался. Казашек, в надвинутом на глаза буденовском шлеме, снял винтовку, сноровисто передернул затвор, явно приготовившись стрелять. — Самый опасный — маленький! — негромко буркнул Лысый, поворачивая голову вправо — влево. Кинув взгляд в зеркало заднего вида, Вася обнаружил еще двух военных, бегущих с винтовками наперевес. — Сзади еще два человека бегут к нам! — спокойно предупредил Вася, открывая свою дверь, одновременно отодвигая предохранитель Вальтера и перекладывая в правый карман кожушка. — Следи за задними вояками! — негромко приказал Лысый, не торопясь, открывая дверь левой рукой. В правой руке Лысый держал парабеллум, опущенный стволом вниз. — Рука наверху! — громко скомандовал толстый казах, выдвигая вперед челюсть и смешно хлопая губами, подойдя на метр к автомобилю. Вася, глазом не успел моргнуть, как маленький казашек, дернув за открытую дверь, и широко ее открыл, вторым движением, ткнул трехгранным штыком прямо в грудь Васи. Качнувшись влево, Вася, откинув корпус назад, и чуть приподняв бедра, не вынимая правой руки из кармана, выстрелил. На лбу казашка появился третий глаз, размером дюйма в полтора. «Откуда такая дырка от Вальтера? У него же калибр шесть — тридцать пять?» — как-то отстраненно подумал Вася, выскальзывая из автомобиля и выдергивая из сиденья штык трехлинейки, вошедший сантиметров на двадцать. Сзади прозвучали два пистолетных выстрела и три винтовочных. Кувырок вперед, и вот уже трофейная винтовка положена на грудь только что убитого казачонка, морда которого, оказалась совсем не молодой, а какой-то старой, вся в морщинах и глубоких оспинах. — Жуда хам огритиб[70]! — завыл грубый голос, на который Вася не обратил внимания, выцеливая первого военного в буденовке, который, высоко подпрыгивая, бежал к нему, держа винтовку наперевес, с явно враждебными намерениями. «Может мужик и не виноват, а я его хлопнул! Это не дело!» — оценил Вася, свое поведение, прекрасно зная, что может наделать с человеческим телом пуля диаметром семь шестьдесят два миллиметра, выпущенная из трехлинейки с такого расстояния, чуть смещая ствол, и нажимая курок. И сразу же переводя ствол вверх, на второго бегуна, посылая пулю в правое плечо, в мякоть. Как Вася и предполагал, первая пуля попала в мякоть ноги, на ладонь выше колена, не причинив особого вреда прыгунку. Упав на мерзлую землю, первый военный заорал дурным голосом, обхватив ногу двумя руками, из которой толчками била кровь: — Кандай огритиб[71]! «Совершенно не могут терпеть боль! А еще взрослые бандиты! Пацаны сопливые, а не боевики!» — оценил Вася поведение напавшего военного, сдергивая со своего первого убитого буденовку, и в темпе начиная его обыскивать. Итогом обыска оказались две полные винтовочные обоймы, три гранаты — лимонки, двухметровый кусок шнуровой взрывчатки, с тремя взрывателями, толстая пачка денег и десяток двойных гиней[72], которые мгновенно перекочевали в карманы кожушка, как впрочем, и противно пахнущая кислым молоком буденовка, оказавшаяся впору. Буденовка оказалась не простой, а подшитой изнутри коротким мягким мехом, которая сразу согрела обнаженную голову. «Ползи менга! Ёрдам бераман[73]!» — крикнул Вася, отмечая, что у крайних домов, которые находились в двухстах метрах, началось некоторое шевеление. — Ие! Шайтан — Бола[74]! — удивился раненный, начиная двигаться вперед. Оглянувшись, Вася обнаружил, что Лысый лежит на переднем сиденье, прижимая к правому уху телефонную трубку, а на водительском месте, привалился к левой двери убитый в голову шофер, имени которого Вася так и не успел узнать.

«Вызывает подмогу!» — понял Вася, приподнимаясь, одновременно снимая с маленького бандита шинель, и смотря вперед, где два бандита лежали трупами.

Сняв c бандита гимнастерку, отвратно воняющую едким потом, ботинки, тоже, страшно вонючие. Которые быстро одел на себя, галифе — вонь от которого даже в морозном воздухе была неописуемой. Вася, на всякий случай, оглянулся и обнаружил второго бандита, который целился в него из винтовки. Прозвучало два выстрела. Бандита отбросило вправо, а Лысый сказал: — Не надо их жалеть! Хороший враг — мертвый враг! Второй бандит отбросил винтовку, наклонил голову и пополз вперед, оставляя за собой широкий кровяной след. Наскоро охлопав раздетого до нижнего белья маленького бандита, Лысый снял с него широкий кожаный пояс, который тут же одел на себя, укоризненно посмотрев на Васю. — Тщательнее надо обыскивать бандитов, воспитанник! — наставительно сказал Лысый, смотря как Вася, сдернув с убитого бандита рубашку, обнажившую морщинистую безволосую грудь, лежа мочился на нее. — Это еще зачем? — удивился Лысый. — Если зажечь ткань с мочой, будет едкий дым, которого боятся не только люди, но и лошади! — пояснил Вася, откидывая рубашку от себя. — Грамотный ты, пацан! Скажу старшему майору, что ты готовый диверсант! — пообещал Лысый, следуя примеру Васи. «И придется отдать камешки, которые вы замылили у старика в поясе, товарищ майор!» — мысленно предупредил Вася, перекатываясь на другую сторону от трупа. — Что бы ты сделал, если бы у тебя было много денег? — неожиданно спросил Лысый, почесав кончик носа. — Дом купил бы Ташкенте, поступил в институт и стал бы врачом! Очень мне хочется людей лечить! — мечтательно заявил Вася, выцелив фигуру с ружьем, и послав ей пулю в живот. Раздалось три выстрела и бандит, почти доползший до автомобиля, ткнулся лицом в землю. — Будет тебе дом в Ташкенте, только сегодня я стрелял, а ты просто прятался! У меня на улице Жуковской тетя в трех комнатах живет! Одна из них, если болтать не будешь — твоя! — У меня в кармане десять штук золотых монет, что с ними делать? — спросил Вася, смотря, как на пустырь въезжают две полуторки, полные солдат с автоматами ППШ[75]. — Пусть у тебя полежат, а там видно будет! — вставая на ноги, решил Лысый, посмотрев на часы.

Глоссарий к девятой главе

Безме́н [69] — простейшие рычажные весы. Русский безмен (контарь, кантарь) — металлический стержень с постоянным грузом на одном конце и крючком или чашкой для взвешиваемого предмета на другом. Уравновешивают безмен перемещением вдоль стержня второго крючка обоймы или петли, служащих опорой стержня безмена. На римском безмене передвигается гиря, а положение точек опоры и привеса остаётся постоянным. Отсчёт ведётся по нанесённой на стержень шкале.

«Ввиду несовершенства безмена и возможности злоупотреблений» применение безмена в торговле в СССР было запрещено, как запрещено и сейчас на территории РФ. Хотя будучи на сборе хлопка в Узбекистане в 60 — 70 годы прошлого столетия, нам, студентам, постоянно хлопок взвешивали именно на безменах. Прим автора

Жуда хам огритиб[70]! — Очень больно! Узб. яз.

— Кандай огритиб[71]! — Как больно! Узб яз —

Гинея[72] — английская зорлотая монета. В свое время, до 1820 года стоила 27 шиллингов, сегодня, традиционно, гинея используется в качестве валюты в лошадиных торгах. Одна гинея равна 1,05 фунта стерлингов. Кроме номинала имеет большую нумизматическую ценность и очень высоко ценится нумизматами всего мира. — Ползи менга! Ёрдам бераман[73]! — Ползи ко мне! Помогу! Русско — узбекский яз — Ие! Шайтан — Бола! [74]! — Оу! Ребенок — черт! Узб яз ППШ[75] — пистолет — пулемет Шпагина стоял на вооружении в Красной Армии во время Второй Мировой войны

Глава десятая

.Что можно купить на Хивинском базаре под Новый Год. Начинаем строить теннисный корт с деревянным покрытием.

Лысый о чем-то быстро переговорил со здоровенным, приехавщим на полуторке НКВДшником, они выкурили по папиросе, посмеялись.. Потом, НГКВДшник что-то подписал, и приветственно отдав честь, пошел к своей машине, не обращая внимания на толпу местных жителей. После чего майор сел в Эмку, и автомобиль тронулся с места. Убитого водителя в машине уже не было. Он так же незаметно исчез, как и появился. По хозараспской дороге,, через двадцать минут неторопливой езды, в десяти километрах от Хивы, машина въехала в обширное поместье, окруженное со всех сторон четырехметровым дувалом. По самому верху которого, шла не просто колючая проволока, а спираль Бруно, с кольцами метрового диаметра. — Стоит только дотронуться до проволоки, как в штабе зазвенит звонок и на модели в дежурке загорится лампочка, — показывая, в каком месте дотронулись до колючки, в том месте, где ты дотронулся, — пояснил Лысый, въезжая на территорию базы, через дряхлые деревянные ворота. За первыми воротами были еще одни, сваренные из металлических сорок пятых рельсов[76]. — А ведь можно всю конструкцию теннисного корта, из таких рельсов сварить! — предложил новое решение проблемы Вася. — И я так думаю! Какая разница: рельсы, трубы, швеллера? Лишь бы крепко стояли, и материал был здесь! Когда-то сюда хотели провести железную дорогу. Рельсы привезли, а дорогу строить раздумали, — рассказывал Лысый, ведя машину по широкой мощеной камнем дороге, мимо военного спортивного городка, на котором занимались мальчишки, лет на пять — семь старше Васи. Секунд двадцать спустя, проехали мимо какого-того здоровенного железного квадратного бака, метров пять высотой на стенке которого стоял мужик в дубленке и с секундомером, а рядом из трубы кирпичного здания шел черный дым. «Вроде это бассейн, но какой-то странный. Вышки нет, а глубина метров пять. Очень похож на бассейн для тренировки водолазов!» — прикинул Вася, оценивая футбольное поле, и две волейбольные площадки, на которой две команды вяло перекидывали мяч. Около баскетбольных щитов имелся теннисный корт, огороженный сетчатым забором со всех сторон, а дальше приличных размеров пустое поле, на краю которого стояла деревянная будка, с тремя окнами, и трубой, из которой валил дым. Около будки стояли три грузовика с рельсами и стройматериалами в виде черепного бруса. Буквально следом за ними подъехала большая тупорылая машина, из которой начали выгружаться солдаты. — Я пошел в свою будку греться, а вы командуйте! После наших военных подвигов совсем неплохо немного прилечь! — выдал Вася, выгружая свои вещи из машины. С помощью двух солдат Вася перенес вещи в будку, размером метров шесть квадратных, где имелся топчан, с матрасом и шерстяным одеялом, стол с чайником, полевой телефон, печка-буржуйка, в которой весело горел огонь, и две электрические розетки. На вешалке висела солдатская форма, без знаков различия и брезентовый плащ. В левом углу нашелся небольшой умывальник со сливом и одним медным краником, из которого капала вода. На улице затарахтел двигатель, и Вася непроизвольно выглянул. Около будки стоял квадроцикл, за рулем которого гордо сидел солдат в черном кожухе и орлом смотрел вправо. На переднем и заднем багажниках квадроцикла были навалены рейки длиной по два метра. Мотор взревел и квадроцикл медленно поехал. Теперь уже сзади сидел еще один солдат с мерной рейкой геодезистов. В будку заскочил Лысый, и прямо с порога спросил: — Стойки будем, какого размера ставить? — Давайте по два метра. Тогда их не нужно будет бетонировать! Если что случится, можно будет домкратом приподнять и забутить три — четыре стойки, — посоветовал Вася, смотря, как споро работают строители, забивая через два метра колышки, сделанные из черепного бруса. Под вешалкой обнаружилось ведро, пачка немецкого стирального порошка Хенкель и большой брусок хозяйственного мыла. Скинув с себя трофейную форму, Вася быстро помылся, переоделся в новую, а старую, вместе с буденовкой замочил, кинув в ведро горсть стирального порошка. На улице заработал отрезной станок, который стал распиливать рельсы на куски по два метра. Зазвонил полевой телефон. — Вас слушают! — отозвался Вася, нажимая большую кнопку на трубке. — На обед в больницу сегодня не поедем. Работы полно. Тем более, что обед у вас с майором есть! — выдал старший майор. — Ночевать будем в больнице? Лечение же надо принимать и мне и Вам! — напомнил Вася, взгляд которого упал на хурджумы. — Посмотрим! Работы очень много! — Работа идет полным ходом, и пока я не нужен при строительстве. Разрешите съездить на базар за фотометром и лампочками? Вы приказали посмотреть свет на первой теннисной площадке! Отлучусь всего на пару часиков! — вежливо попросил Вася. — Посмотри десяток настольных ламп, и себе на ноги ботинки! И глянь какую-нибудь легкую обувь! Если попадутся теннисные ракетки — тоже бери! Как только сделаем теннисный корт, попробуем поиграть! — озадачил Васю старший майор, и коротко выдохнув, продолжил распоряжаться: -Через пятнадцать минут быть на КПП в полной форме! Спиши номер Вальтера, на КПП впишем в документ! — приказал старший майор, и стал кого-то распекать, еще не положив телефонную трубку на рычаги, не утруждая себя только нормативной лексикой. Вася открыл дверь и тут же увидел Лысого, стоящего у теодолита и озабоченно чешущего затылок. Резко ладонью стукнув в дверь, Вася заставил Лысого дернуться и повернуть голову. Подняв вверх правую руку с открытой ладонью, Вася привлек внимание Лысого к своей скромной персоне, и тут же снова скрылся в будочке. «Стресс от огневого контакта быстро не проходит! У американцев бойцы после боевых действий отдыхают один к трем по времени!» — выдал информацию второе «Я», оттесняя скромного интеллигентного санитарного врача в дальний уголок сознания. Вася подошел к столу и тут же записал все задания старшего майора на половинке тетрадного листка. -Ты меня все больше поражаешь, пацан! То стреляешь, как снайпер и ведешь боевые действия, как настоящий оперативник СМЕРШа, то обнаруживаешь таланты в строительстве! — заявил Лысый, появляясь в будке. — Но я же не могу подзывать товарища майора свистом! Как на меня и вас посмотрят ваши подчиненные? — отозвался Вася, подвязывая под гимнастерку поясной платок с деньгами, реквизированными у боевиков. И сам себя тут же поправил, вопросительно смотря на Лысого: «Надо следить за своими разговорами и поступками очень внимательно!» Лысый снял шапку, подошел к буржуйке, и налив в пиалу кипятка, сделал маленький глоток. — Обращаться ко мне можешь товарищ майор. Но ты же не за этим звал, товарищ воспитанник? — поднял вверх брови Лысый. — Нам с вами приказано отбыть на базар для закупки следующих материалов! — сообщил Вася, передавая майору листок бумаги. — Не поздно ли едем? Хотя сегодня предновогодний день и люди вынесут последнее, чтобы хоть как-то справить Новый год! — высказал сомнение Лысый и тут же сам его опроверг, разворачиваясь на месте. И уже в дверях, добавил: — Хотя чего не купим сегодня, доберем завтра! Быстро одев только утром купленный кожушок, Вася обнаружил справа приличных размеров висячий замок с ключом, и кинув взгляд на хуржум, которые местные называли несколько иначе, вышел наружу. Ледяной ветер чуть не сбил с ног, ударил тысячами песчинок по лицу, и Вася сразу пожалел, что замочил шапку-буденовку в ведре. Все вояки, занятые установкой стоек, попрятались в кузовах машин, откуда стелился синеватый дымок, показывая, что внутри находится печки. Ухватившись за дверную ручку, Вася остался на месте, и плотно прижавшись к двери, быстро вдел дужку замка в дверную ручку и остановился, осененный внезапной мыслью: «С такими ветрами лучше всего сделать маленькую ветроэлектростанцию! Надо только найти электрогенератор! Хорошо бы найти на двести двадцать вольт, но пойдет на сто десять, тридцать шесть, и даже на двенадцать, а то и на шесть! Очень много автомобильных лампочек сейчас ходит по рукам у населения!» От гениальных размышлений Васю оторвал автомобильный сигнал. Хлопнула автомобильная дверь, и вот уже сильные руки Лысого потащили Васю, и закинули внутрь автомобиля. Следом залез Лысый, пропихнув Васю на пассажирское место. — Ты, чего стал, как соляной столб на озере Эльтон? — спросил Лысый, с силой захлопывая за собой дверь. — Пришла идея сделать ветрогенератор, для выработки электроэнергии в полевых условиях! Собственно это не моя идея, а Джека Лондона, но попробовать можно. А вдруг получится? Ветряк работает тихо, как и генератор, и может прилично вырабатывать электричества. И двенадцать и двадцать четыре вольта! Для пастухов в пустыне, и в горах, где постоянно дует ветер — незаменимая вещь! И проводов тянуть не надо! — захлебываясь словами, выпалил Вася, в голове которого поэтапно прорабатывалась воплощение идеи в металл. — Подробнее на бумаге изложи, а я после базара старшему майору передам! — пообещал Лысый, трогая машину с места. Снова потянулась дорога по городку, который теперь, Вася рассматривал с правой стороны, обнаружив заасфальтированный плац, по которому мальчишки, по четыре человека в ряд, маршировали, высоко вскидывая ноги. «Таких упражнений мне доктор не прописывал! Особенно с моим сегодняшним телом! Надо срочно наращивать мышцы и заняться физической подготовкой! И есть больше мяса!» — дал себе задание Вася, негромко буркнув: — Будет сделано! И тут же посмотрел налево, прикинув, сто на таком плацу может заниматься батальон, не особо мешая друг другу. И отложил в голове, что в детский дом не стоит ни в коем случае возвращаться, так как там будет немедленно расшифрован и в лучшем случае отправлен в дурдом, то бишь, психиатрическую больницу, а в худшем, в институт мозга, откуда выйти нормальным человеком, будет весьма проблематично. Остановившись перед закрытыми воротами КПП[77], Лысый требовательно посигналил. Дверь КПП открылась, и из нее высунулся молодой парень в военной форме, и, ткнув пальцем в Васю, поманил рукой к себе. В жарко натопленной комнатке КПП находились два парня в военной форме. Один — лет двадцати пяти, с тремя треугольниками[78] в петлицах, второй, лет семнадцати, просто в военной форме с одной полосой в малиновой петлице[79], который с любопытством смотрел на Васю. — Распишитесь в журнале мальчик! — предложил молодой человек с треугольниками, подвигая большой журнал, где против его фамилии стояло: «Пистолет Вальтер» номер, выставляя на стол стеклянную чернильницу, с воткнутой в нее деревянной ручкой с железным наконечником, в который было вставлено стальное перо, с утолщением на конце. Вася четко продиктовал номер пистолета, который точно отпечатался в голове и взяв ручку, обтер перо о край чернильницы, и только после этого расписался выведя буквы «Лен» с закорючкой на конце. — Предъявите оружие для осмотра, воспитанник! — предложил молодой человек с треугольниками в петлицах. Требовательно протягивая правую руку, а левой конечностью убирая чернильницу с ручкой куда-то под стол, где вероятно имелась открытая полка. — Пожалуйста! — вежливо ответил Вася, вынимая из кармана кожушка пистолет. — Чистить оружие надо, воспитанник! Салага! И отвечать строго по уставу на обращение старших по званию! — заметил молодой человек, сверяя номер оружия с записанным в журнале. — Виноват! Исправлюсь! Больше не повторится! — встал по стойке «Смирно» Вася, преданно смотря на молодого человека, о воинском звании которого не имел понятия, но откуда-то зная, что воинские звания НКВД не только не соответствовали армейским, но имели свой собственный смысл, понять который простым смертным не дано. Сунув руку в стол, молодой человек, который никак не мог иметь звание больше старшего лейтенанта, но судя по треугольникам в петлицах, в нем было что-то офицерское, вынул бардовое коленкоровое служебное удостоверение. Раскрыв удостоверение, молодой человек внимательно на него посмотрел, перевел взгляд на Васю, хмыкнул и аккуратно внес номер пистолета обычной ручкой со стальным пером, которую макнул в стеклянную чернильницу, стоящую в центре стола. Чернила в этой чернильнице были черные, как и все записи в удостоверении. В первой чернильнице чернила были фиолетовые и какие-то бледные. — Воспитанник! Вы должны без особой нужды не обнажать ствол! — выдал молодой человек первую вводную, и сунув руку в стол, достал кобуру скрытого ношения под левую руку. — Спасибо! — поблагодарил Вася, прикидывая, что под левой мышкой никто в первом приближении искать пистолет не будет, так как стреляющих левой лукой людей, довольно мало. Дверь резко распахнулась, и в проеме показалось злое лицо Лысого. — В чем дело? Почему задерживаете воспитанника? -рявкнул Лысый, вперив в молодого человека на КПП бешенный взгляд. — Выдавал воспитаннику служебное удостоверение и кобуру скрытого ношения, товарищ майор! — доложил молодой человек, передавая закрытое удостоверение Васе. — В руки никому не давать. Ознакомляться могут только из твоих рук! Поехали! — предложил Лысый, не обращая внимания на военных на КПП. Усевшись в машину, Вася, открыл только что выданное удостоверение и прочитал: «Предъявитель, Ленский Василий Семенович, воспитанник в\ч 69867 пользуется всеми правами действующего сотрудника НКВД с правом ношения закрепленного за ним оружия Вальтер за номером 45987623». Командир в\ч 69867 старший майор Р. Н. Копань». В удостоверении имелась даже немного состаренная фотография Васи, на которой ему было лет четырнадцать. — Круто! — не удержался от выражения двадцать первого века, Вася, убирая удостоверение в нагрудный карман гимнастерки, смотря в правую сторону, где проскочили три одинаковых аккуратных кирпичных домика, с палисадником и деревянным, резным штакетником. — У тебя какие-то странные выражения проскальзывают! Я таких слов никогда не слышал! — подозрительно выдал майор, бросая на Васю быстрый взгляд. Вася не мог сказать, что он нахватался таких слов от внука, вот только с какой стороны: врача или второго «Я», в котором было много от спецназовца — сходу не смог вспомнить. — Я где-то слышал! Наверное, в детдоме кто-то сказал! — махнул рукой Вася, и тут же постарался перевести разговор на другую тему: — Домики интересные справа промелькнули. Совсем не похожие на местные развалюхи! — Это дома немцев, которые много лет здесь жили! — заявил Лысый, резко нажимая на тормоза. В десяти метрах впереди, прямо на дорогу, шустро выскочила девушка в приталенном белом полушубке и подняла вверх красный флажок. — Теперь надолго остановили! — покачал головой Лысый, выключая двигатель автомобиля. — Расскажите о Махмуд-Пахлаване! — попросил Вася, смотря как на дорогу вылезает первая грузовая машина, покрытая зеленым тентом. — По словам Шамсиддина Соми, автора книги знаменитой книги «Комус-ул-аълом» [80] Пахлаван Махмуд был учёным, поэтом, непобежденным борцом и силачом, кроме того он шил шапки и шубы.

Свои рубаи и поэмы Пахлаван Махмуд писал на арабском и древне-хорезмийском языках. Одной из самых знаменитых поэм считается «Канзул хакойик» [81]. В поэмах и рубаях Пахлаван Махмуда отражаются его суфийские идеи и мысли. Некоторые рукописи поэта дошли до наших дней, и сейчас хранятся в Институте востоковедения Академии наук Узбекистана в Ташкенте. Пахлаван Махмуд считается одним из суфийских пиров. И как каждый суфий он был занят каким-либо ремеслом, которое приносило ему доход. Пахлаван Махмуд, был скорняком и судя по его дому, который был им построен из жженого кирпича, имел большой участок и находился в центре города, был прекрасным мастером. — Посмотреть на дом Махмуда Палван Ата можно? — не очень вежливо перебил майора Вася, смотря на своего собеседника горящими глазами. — К сожалению дом Махмуда Пахловона не сохранился. Ведь прошло столько времени! — развел руками майор, с интересом смотря на Васю. — Жалко! У него дома должно было быть столько диковин! — мотнул головой Вася, смотря, как перед ним проходит Студебеккер [82], закутанный плотным брезентом, под которым угадывались направляющие «Катюш» [83], о чем Вася не стал говорить вслух, вспоминая их облик по парадам на день Победы.

— Раз Махмуд Пахлаван часто и покупал книги, которые в двенадцатом веке, стоили целое состояние, то борец явно неплохо и совсем не бедно жил! Да и путешествовал он много! Был в Персии, Мекке и даже в Индии! — завистливо заявил майор, зачем-то облизав толстые губы.

— Но ведь он же был великим борцом. Он не на халяву боролся! — не отступил от своей точки зрения Вася.

— Опять эти странные слова! Что такое «Халява»? — подозрительно спросил Лысый.

Слово «Халява» произошло от украинского «Халявка» — верхней части голенища сапога, куда нога легко проскакивает! — ловко вывернулся из затруднительного положения Вася, мысленно трижды дернув себя за язык.

— В одном из хадисов [84] говорится, что мусульманину следует трудом своим добывать себе пропитание. Цитирую дословно: «Лучше собирать в горах хворост, продавать его и таким образом находить себе на пропитание, чем жить на подаяния!». Жизнь Пахлаван Махмуда является примером следования этому завету Корана! — выспренно заявил Лысый, явно показывая свою образованность. — Что кроме мавзолея, еще в Хиве носит имя Махмуда Пахлавона? — поинтересовался Вася. Он нарочито, восторженно смотря на Лысого, стараясь быстрее уйти от скользкой темы религии. — В честь Палван Махмуда, имеется, по-хорезмийски, назван главный канал-арык города, питающий Хиву водой, «Палван-йап», — с видимым облегчением ответил Лысый, который сам уже жалел, что свернул на религиозную стезю, оглянулся, внимательно посмотрел назад. — Какой город был в самом начале столицей Хорезма? — снова спросил Вася, наливая пиалу чая из полного термоса. — Хива не была изначально столицей Хорезма. Историки говорят, что в одна тысяча пятьсот девяносто восьмом году Амударья, отступила от прежней столицы Ургенча. Амударья, протекая по территории ханства, впадала в Каспийское море по старому руслу, известному как Узбой, снабжая жителей водой, а также обеспечивала водный путь в Европу. До сих пор вдоль русла Узбоя есть поселки и города, а за Аралом есть дорога к Мерву[85], по которому проходили торговые пути, и даже знаменитый Шелковый Путь! Говорят, у Махмуда Пахлавана были два небольших кристалла, которые могли копировать предметы! Представляешь, Вася! Положил патрон между кристаллами, и сказал слово! И у тебя два патрона! Самых лучших бронебойных патрона! На войне с хорошим оружием запросто можно кучу фашистов настрелять и не только героем стать, а большим начальником! И кошель безразмерный он привез из странствий дальних! А нож, который может пробить любую сталь, перерубить любую саблю, пробить любой доспех — местные сказки рассказывают! Танки, нож Махмуда — Пахлавона, может вскрывать, как консервные банки! — на одном дыхании выпалил майор, кинул быстрый взгляд в зеркало заднего вида, на Васю, смотревшего вперед с вытаращенными глазами, и замер в неподвижности, повернув голову влево градусов на десять, остановившимся взглядом смотря перед собой. «Я прямо сейчас вижу перед собой большую стопку золотых монет, которую копирует товарищ майор! Раз — и две стопки золота перед тобой! Два! И ты хозяин четырех столбиков золота! И дальше в геометрической прогрессии! Золотые монеты, а не бронебойные патроны! Кому ты лапшу на уши вешаешь, майор? Что-то ты знаешь про Блатного, а говорить не хочешь! И с меня ты взгляда не отводишь! То есть: надо быть вдвойне осторожнее! Я и так вызываю у майора подозрение! Но пойти против старшего майора ты не хочешь, да и не можешь! И самое главное: Блатной говорил чистую правду перед своей смертью! И кристалл, и нож на самом деле, артефакты с особыми свойствами, за которые меня не то что убьют, а разберут на молекулы!» — про себя обрисовал существующее положение дел Вася — Денис Никифорович. Майор глубоко вздохнул, встряхнул головой, и как ни в чем не бывало, продолжил исторический экскурс, уходя от опасной темы артефактов Махмуда Пахлавона, но четко ее обозначив: — В течение веков река Аму-Дарья радикально меняла своё русло несколько раз. Последний поворот Амударьи в конце шестнадцатого века погубил Гургандж — старое название Ургенча. На расстоянии ста пятидесяти километров от современной Хивы, недалеко от населенного пункта Куня-Ургенч[87] находятся руины древней столицы, — снова замолчал майор, неподвижно уставившись сквозь ветровое стекло вперед. — Я читал, что великий Хорезм занимал

огромную территорию, простираясь до

Кавказа и Индии, южной части России и северного Ирана. Менялись столицы, поскольку

многие из них находились у реки Амударьи, то, когда уходила вода — столицу приходилось переносить, — вставил слово в монолог майора Вася, не забывая восторженно смотреть налево.

Все так же смотря перед собой неподвижным взглядом, Лысый продолжил рассказ: — В третьем веке до нашей эры здесь прошла греко-македонская армия Александра Великого. Кстати, недалеко от Мерва, то есть города Мары, была организована очередная Антиохия, воинами Александра Македонского. — Что такое Антиохия? — моментально прицепился к незнакомому слову Вася. — Потом расскажу! А пока мы путешествуем по пескам времени Хорезма! — махнул рукой Лысый, принимая очередную пиалу чая. Глотнув чая, Лысый внимательно посмотрел на своего единственного слушателя, и продолжил: — Встретили Александра Македонского лепешками и богатыми дарами, и как пишут историки, хорезмийцы подарили Искандеру Македонскому тысячу лошадей! И не прогадали! Не стал великий завоеватель разрушать Хорезм! Немного погости, передохнул и пошел дальше! — закончил Лысый, включая двигатель автомобиля. Еще десять минут неторопливой езды, и автомобиль остановился около широко открытых облезлых металлических ворот.

— А столпотворение не случайно — улица связывает два базара, второй, а в не сезон, занимает площадку Хивинского хлопкоочистительного завода. Завод был основан в девятьсот седьмом году визирем Исламом-хаджой. Не исключаю, что и ворота его — еще тех же времён, может быть арка старинных Гандимьянских ворот, названных в честь кишлака, где был подписан договор о русском протекторате над Хивинским ханством, — выдал Лысый очередную справку о историческом месте, где они остановились. — Народу много и не ровен час машину растащат! — покачал головой Вася, выуживая из кармана две рублевые бумажки. В пяти метрах от них пятеро десятилетних пацанов увлеченно играли в лянгу[88], а около стены человек двадцать в ашички[89]. Вася вытащил из кармана еще пять рублей, открыл дверь автомобиля, и вышел на улицу. Игра в лянгу и ашички моментально прекратилась. Ткнув пальцем в самого рослого игрока в лянгу, Вася обратил внимание, что ветер совсем стих, жестом подозвал. И когда парень подбежал, сразу дал пять рублей, предложив, по-узбекски:

— Посмотри за машиной — еще получишь! Дай пару ребят — покупки тащить! — Хоп баджарамиз[90]! — моментально отозвался парнишка, который был года на три старше Васи. Одетый в большую шерстяную гуппи[91] или курт[92] и танбал[93]. Старенькие, сильно потертые, резиновые галоши, одетые на босую ногу, четко вписывались в небогатые наряды посетителей рынка. — Башлык[94]! Возьми меня носильщиком! Я тебе все на базаре покажу! — неожиданно предложил парнишка, почему-то смотря вправо. — Болди[95]! — согласился майор, непонятно каким образом оказавшийся рядом. Мальчишка рванул с места. Подбежал к своим товарищем, что-то быстро сказал, и через пол минуты, вернулся в ватном халате и тюбетейке, с еще одним крепким парнишкой, точно так же одетым. Солнце, уже прилично перевалившее полдень, несмотря на сплошные облака, хорошо освещало замусоренную землю базара, и множество людей вокруг, громко и азартно торгующихся и о чем-то мирно беседующих друг с другом. Быстро пройдя метров сто пятьдесят, майор остановился, и спросил по-узбекски, не поворачивая головы: — Мне надо купить военные хорошие ичиги на мальчика! — Хоп баджарамиз! — хором ответили мальчишки, и разом повернувшись, пошли налево. Через десять метров начали попадаться старые люди, стоящие со всяким барахлом, хламом, и даже мебелью, явно европейской внешности. Одна старушка держала перед собой здоровенный черепаховый гребень, явно больше полуметра длиной. Гребень был богато инкрустирован перламутром и разноцветными породами дерева, среди которых было и розовое, которое Денис Никифорович, как, впрочем, и Вася, выдел впервые. И тут Вася увидел большой брезентовый ранец, из которого крепкий, невысокий мужик, лет сорока, с рубленным обветренным лицом, одетый в новую телогрейку, вынимал коричневые кожаные ботинки тридцать седьмого — тридцать восьмого размера. Вася толчком, отправил майора вперед, дернув высокого парнишку, и предлагая ему остаться, понимая, что мужик, явно откуда-то скоммунизил новые ботинки и в присутствии взрослого военного, торговаться не будет. А вот с мальчишками непризывного возраста торг может получиться. — Добрый день! — по-русски поздоровался Вася, простодушно разведя руками. — Ты что здесь, мальчик, один делаешь? — нахмурился мужик, не удостоив спутника Васи мимолетным взглядом, все свое внимание, сосредоточив на свободно держащимся, русском мальчишке. — Присматриваюсь к вашим ботинкам! Размерчик для взрослых маловат, чай будет, — прокомментировал Вася вторую пару кожаных ботинок с какими-то бинтами и кожаными шнурками, аккуратно свернутыми в рулончик. Мужик выставил три пары на продажу, и из-за спины достал второй, теперь уже кожаный ранец. — И сколько вы хотите получить за ваши старинные ботинки? — лениво спросил Вася, смотря как к ним подходят два худых узбека, лет двадцати пяти, с золотыми фиксами и в щегольских сапожках — гармошкой. У правого парня был сломан нос, и он смешно им швыркал, как будто хотел высморкаться. Повернувшись правым боком к Сломанному Носу, Вася сунул правую руку в карман, вытащив рукоятку пистолета, и сразу спрятал. Устраивать второе боестолкновение, сегодня, у Васи не было никакого желания. Парень понятливо кивнул, и начал отходить, зыркая глазами по сторонам и вытащив руки из карманов. Но Вася отрицательно махнул головой, глазами показывая влево. Парнишка, которого они прихватили около ворот, втянул голову в плечи, стал тихонько отходить вправо. — Тохта [97]! — посоветовал Вася, и, повернув голову, глазами указал на рябого старика, сидевшего около полуразвалившегося глиняного дувала. Старик, разложив перед собой какие-то мелочи и сверток, из которого выглядывали две деревянные ручки, с наслаждением ковырял в носу, зачем — то жуя тонкими губами. «Похоже ракетки от настольного тенниса! Тоже неплохая добыча! Теннисный стол, а лучше пару, с помощью Лысого, можно сделать за пару часов!» — пришла в голову Васи еще одна интересная мысль. Понятливо кивнув головой, Сломанный Нос со своим коллегой отошли к старику и стали о чем-то негромко говорить. — У тебя нет таких денег, маленький солдатик! Иди отсюда и не привлекай внимания ко мне! — предложил мужик, вынимая из мешка стопку стеклотекстолитовых пластин, толщиной миллиметра два, шириной сантиметров двадцать и длиной с пол метра. — Это что за пластины? — деланно удивился Вася, решив их купить за любые деньги. — Понятия не имею! Могу тебе такому умному мальчику отдать по сто рублей за пластину! — Лучше по двадцать! — в пять раз сбил цену Вася, сам не новичок на восточных базарах. — Давай по пятьдесят рублей и забирай еще тридцать штук! — внес новое предложение мужик, азартно блестя глазами. — По тридцать за штуку, и я беру все! — выдал Вася, сунув руку во внутренний карман кожушка. — И ботинки вместе с обмотками? — широко открыл глаза мужик. — Вы пока не сказали цену, уважаемый! — заявил Вася, отворачиваясь и отсчитывая полторы тысячи рублей. — По пятьсот рублей за пару! — снова назвал цену мужик, боязливо оглядываясь по сторонам. — По сто рублей! Ботинки старые, нитки гнилые, их все перешивать надо, — поставил условие Вася, отметив вынырнувшее в толпе лицо майора. — Давай по сто пятьдесят и я тебе вместе с рюкзаками отдаю! — предложил мужик, вертя в руках новый танкистский шлем. — По сто двадцать и я забираю шлем! — решил Вася, одновременно выдергивая шлем из рук мужика. — Договорились! — согласился мужик, забирая деньги, отдавая товар, и с хорошей скоростью, рванув в толпу, на бегу засовывая деньги во внутренний карман. Вася тут же надел шлем на голову и отвернувшись, отсчитал две тысячи рублей, которые таяли как снег весной. Около мешка и двух ранцев появились два парнишки, которые шустро складывали вещи в емкости, испуганно и восхищенно смотря на Васю. — Закиньте вещи в машину, а я на пять минут отлучусь! И снова приходите сюда! — махнул рукой Вася, направляясь к старику, около которого на корточках сидели два блатных парня. Жест правой рукой, и Поломанный Нос вскочил на ноги и подошел к Васе, на голове которого красовался только что купленный танкистский шлем. — Мне нужен Лафа! У меня к нему есть важное сообщение! — быстро сказал Вася, профессионально обнаружив двух топтунов [98] — узбеков, стоящих около худенькой женщины продающей курт. «Похоже, это я зарисовался с кучей денег! Пацан, а деньгами сорит! Нонсенс!» — оценил появление топтунов Вася, отмечая, что Сломанный Нос переминается с ноги на ногу, не очень явно, демонстрирует нетерпение и готовность в любую секунду рвануть с места. Вася, тем временем, подошел к интеллигентного вида русскому старику, лет семидесяти, с очень приличным гаком, с грязным мешком у ног, из которого торчало небольшое колесо. И, что, самое интересное, — от мешка сильно тянуло бензином. — Лафу менты взяли и сильно избили! Ливер отбили и почки! Кровью ссыт и встать со шконки не может! — шепотом сказал Сломанный Нос, косясь на топтунов. — Тогда разговора нет! — так же шепотом, отрезал Вася, наклоняясь к мешку.

— Приходи к усто [98] — Ильхому Левше в махалле Бирлик! Только приходи один, без хвоста! — шепнул Сломанный Нос, бочком ввинчиваясь в толпу. Вася потянул за колесо и на свет появился маленький двухколесный мокик, с бензиновым двигателем около переднего колеса. — Все работает, как часы! И даже третье запасное колесо есть! Пятый раз на рынок хожу и ни одного покупателя! — взмолился старик, вынимая из мешка пару резиновых ласт, маску с треснутым стеклом, и только потом колесо, с железной штуковиной сбоку. «Значит можно сделать из двухколесного мокика — трехколесный! А еще лучше гонять на двухколесном! Как есть! Я обретаю мобильность и свободу передвижения!» — понял Вася, с брезгливой миной, ногтем царапая совершенно целое колесо. — У меня и запасные камеры есть и запасной аккумулятор! — продолжал уговаривать старик, видя заинтересованного покупателя. — И сколько вы хотите за ваш металлолом? — небрежно спросил Вася, вынимая пачку зеленых пятидесятирублевок. — Две тысячи рублей, сынок! Бельгийская машина, которая только недавно выпущена! — Всего в тридцать первом году, дедушка! Нехорошо обманывать маленьких мальчиков! — небрежно бросил Вася, ногтем постучав по никелированному рулю, на котором была выбита эта цифра. Топтуны, прямо подскочили на месте, и казалось, у них зашевелились уши, как у сторожевых овчарок. «Сейчас, доблестные хранители порядка, попробуют развести мальчишку на месте!» — предположил Вася, но увидев майора рядом, успокоился, жестом подозвав мальчишек. — Возьмите молодой человек! Будете летом кататься и меня добрым словом вспоминать! — взмолился старик, протягивая худые трясущиеся руки к Васе. — Только из уважения к вашим сединам, отец! — решил Вася, отдавая тысячу рублей. — У меня есть еще четыре французские ракетки для лаун-тенниса! Практически новые! — неожиданно заявил старик, пряча полученные деньги во внутренний карман своего кургузого пальтишки, и застегивая карман большой английской булавкой.

— Сейчас мне некогда, но завтра с утра я к вам подойду! И несите все для лаун-тенниса! Мячи, сетки, струны, ракетки! Даже поломанные! — пообещал — предложил Вася, смотря, как сноровисто, добровольные помощники упаковывают мокик, перевязывая мешок джутовой веревкой. Больше всего Васю напрягли даже не два топтуна, которые направлялись к нему, а то, что рябой старик начал собираться. — Где вы живете, отец? — спросил Вася, смотря, как наперерез топтунам выскочил майор, и что-то быстро сказал. Топтуны, как заводные солдатики, остановились, кинули на Васю быстрый взгляд, и стремительно свернули влево. — Улица Назири шестнадцать. Меня зовут Максим Федорович! — Завтра буду! А может и сегодня! — пообещал на бегу Вася, направляясь к рябому старику, который с трудом закинув мешок на правое плечо, только собрался сделать первый шаг, как Вася возник перед ним. — Извините, отец! Я увидел у вас какие-то штучки с деревянными ручками! Вы не могли бы показать? — скороговоркой попросил Вася, требовательно смотря на старика. — Это теннисные ракетки для пинг-понга последние десять штук, которые у меня остались. — Разве в Хиве играют в настольный теннис? — удивился Вася, вынимая из рук старика первую ракетку, с длинной ручкой и надписью на ней «Parker Brothers» [99] никогда таких ракеток не видел! Старье какое! — скривился Вася, колупнув потрескавшуюся резину ногтем. — Зато сетки, как новые и две коробки теннисных мячиков! — начал расхваливать свой товар старик. — Как эти ракетки попали в Хиву? — небрежно спросил Вася, решив, что сделать такие ракетки вполне по силам Хивинским мастерам работы по дереву. — Их привез премьер-министр Ислам-ходжа из путешествия в Петербург. Говорят сам хан Асфандияр любил играть в настольный теннис и даже в лаун-теннис! — торжественно протянул весь мешок старик. — Могу дать только двести рублей! — решил Вася, на ощупь отсчитывая четыре бумажки в левом кармане. — Дай, мальчик хоть триста! Этими же ракетками мог играть сам хан Асфандияр! По крайней мере, теннисный корт у хана во дворце был! — умоляюще попросил старик. — Больше денег нет! Извините, отец! — развел руками, Вася, забирая мешок и передавая парнишке, который взвалив на плечо, бодро затрусил к автомобилю. — Ты весь базар скупил или еще нет? — спросил, незаметно подошедший майор. — Еще надо электрические лампочки посмотреть! — бодро отозвался Вася, направляясь вслед за вторым парнишкой.

Глоссарий к десятой главе

КПП[77] — Контрольно пропускной пункт

[78] — красноармеец внутренней охраны.

[79] — младший лейтенант ГБ.

[80] — «Книга великих деятелей».

«Канзул хакойик» [81] — «Собрание истин».

Студебеккер [82] — « Studebaker US6» — трёхосный грузовой автомобиль фирмы Studebaker Corporation, выпускавшийся с 1941 по 1945 годы. Был самым массовым транспортным средством, поставлявшимся Советскому Союзу по ленд-лизу. Отличался повышенной проходимостью и грузоподъёмностью (по сравнению с советскими грузовиками того времени). Также, в отличие от советских грузовиков, имел полный привод — на все три оси. Кроме полноприводной модели US6x6, в Красную армию, поставлялся Студебеккер US6x4 — то есть четырехосный

«Катюша.» [83] — БМ-13 — советская боевая машина реактивной артиллерии, периода Великой Отечественной войны, наиболее массовая советская боевая машина (БМ) этого класса. Наиболее широко известна под народным прозвищем «Катюша», солдаты Третьего рейха называли её «орга́н Сталина» из-за звука, издаваемого оперением ракет. Хадисов [84] — толкование Корана.

Мерв[85] — сейчас город Мары. Куня-Ургенч[86] — означает «старый

Ургенч», сегодня находится на территории Туркмении.

[87] — греки называли Аму-Дарью Оксус, арабы —

Жейхун (Джейхун в разном произношении), что означает одно — «коварная» или «бешенная», так как Амударья постоянно меняла русло и наносила ущерб постройкам, посевам и прожывающим на орошаемых территориях людям. Прим автора.

Лянга[88] — кусочек кожи с мехом, который подбивали одной ногой разными способами. В школе нам постоянно говорили, что игра в лянгу вызывает грыжу, стыдливо не конкретизируя, какую именно: паховую или пупочную. Но в пику всем наставлением мы, и даже девочки (одна моя хорошая знакомая, отличница, умница, впоследствии кандидат наук, тоже играла в лянгу и довольно успешно исполняла люры и бески, джанги и виси). По историческим данным, лянга была тренировочным упражнением для всадников, удерживающихся в седлах без помощи стремян, одними мышцами ног. Сейчас лянга практически на грани вымирания. Аналог лянги «сокс». Прим автора.

Ашички[89] — исконная восточная игра коленными костями баранов являлась повальным увлечением. Играли и дети и взрослые. Одна ошичка стоила 1 копейку в шестидесятых годах прошлого столетия. Но хороший лобан (выдающаяся кость (массивная и тяжелая) мог стоить и до рубля. Хоп баджарамиз[90]! — Ладно, сделаем! Гупи[91] — рубаха с округленным воротом из шерстяной ткани или на вате. Прим автора.

Курт[92] — рубаха с округленным воротом из шерстяной ткани или на вате, но с немного удлиненным воротом. Такую рубаху носили узбеки Хорезма. Прим автора.

Танбал[93] — иштон, — мужские штаны с широким шагом и доходящие до щиколоток, в верхней кромке которой имелся широкий рубец, для пронизывания завязки — тесьмы. Прим автора. Башлык[94] — начальник. тюркское наречие. Болди[95] — хорошо, согласен. Узб яз Топтуны[96] — работники службы наружного наблюдения. Жаргон работников спец служб. Прим автора. Тохта [97] — Стой! Узб яз Усто [98] — мастер. Узб яз «Parker Brothers» [99] — одна из старейших американских компаний, выпускающих с 1902 года спортивный инвентарь для настольного тенниса (фирма перекупила права на название «Игра пинг-понг» у фирмы в 1901 году «Джон Жак и сыновья») Сама же фирма«Parker Brothers»* существовала с 1883 года. Сегодня выкуплена фирмой «Hasbro». Прим автора.

Глава одиннадцатая

.

Снова базар, на котором надо купить электрические лампочки.

Вася, быстро, за своим провожатым, прошел сквозь толпу разношерстных людей и вышел к двухметровым дувалам жилищ жителей, где около глиняных стен, сидели разнокалиберные торговцы. Старики, старухи, молодые мальчишки и девчонки расположились у своих товаров, разложенных на матерчатых покрывалах или картонных листах на земле. Посреди второй площади, на низких деревянных столах, тоже шла торговля продуктами хорезмийской земли.

Небольшими горками лежал разноцветный урюк в продолговатых мешках, засушенные дыни, то отдельными кусочками, то заплетенные в косички, бараньи, лисьи, заячьи сырые и выделанные шкуры и шкурки, темные ковры, различных размеров, узор на которых был в виде повторяющихся рисунков. — Купи офицер! Дешево отдам! Жена век благодарить будет! — кричал молодой парнишка в застиранной национальной одежде, рядом с худой, с острым лицом сорокалетней женщиной, показывая себе под ноги. На двухметровый, лежащий прямо на земле новый ковер, по которому спокойно ходили люди. — Извини, опа! Нет у меня своего дома! — по-русски ответил Лысый, быстро идя вперед, держась правее. Прямо у полуразрушенного дувала, высотой всего один метр, целый ряд был занят небольшими вязанками местных дров — саксаула, далее шли метровые вязанки гузапаи [100], и только в конце, Вася обнаружил четыре вязанки нормальных, расколотых на ровные чурбачки, полуметровых поленьев. Заглянув за дувал, Вася увидел, что весь двор плотно забит вязанками саксаула и гузапаи, который постепенно выносили на продажу. А вот дальше сидели старики на земле — они положили против себя старинные пятаки и неизвестные монеты, железные пуговицы, жестяные бляхи, крючки, старые гвозди и железки, солдатские кокарды, пустые черепашьи панцири, сушеные ящерицы, размерами от пяти сантиметров до двух метров, с искусно вставленными черными камнями в глазницы. И тут Вася обнаружил две картонные коробки, на правой из которой, лежала обычная электрическая лампочка. Продавцом был здоровенный, ростом под два метра, краснорожий мужик, сильно смахивающий на старшину, который гонял и в хвост и в гриву Васю на полигоне Балтийска. «Кого старшина гонял? Дениса Никифоровича — врача на сборах на Балтийском море? Или еще кого-то?» — подумал Вася, прикидывая, что он то, точно, в обличии десяти — одиннадцатилетнего мальчика, на военные сборы точно не мог попасть, вертя в руках электрическую лампочку на которой было написано тридцать шесть вольт. — Я тебе пацан, предлагаю по пять рублей за лампочку! — водил толстым, грязным пальцем перед глазами Краснорожий. Оглянувшись, Вася обнаружил справа от себя только парнишку, нанятого около автомобиля. Второго парнишки не было видно. Лысого тоже нигде не было видно, но вот второй парень появился из-за забора и призывно махнул рукой. — Почем лампочки, начальник? — с блатной интонацией спросил Вася, которому эта базарная экскурсия начала уже надоедать. — Три рубля одна красивая лампочка, мальчик, одетый в военную форму! С кого снял, пацан? — ухмыльнулся Краснорожий, широко расставив толстые ноги. — Круто берешь, дядя! Давай по полтора рубля за лампочку, и тогда я забираю всю коробку? — предложил Вася, по-прежнему вертя в руках лампочку. — Таких лампочек ты больше нигде не найдешь! Спираль толстая — век работать будет! Редкая вещь! — громко заорал Краснорожий, гордо оглядываясь по сторонам. — Вы, знаете, я передумал! Эти лампочки для трамваев! Как только их включишь — они сразу сгорят! Может быть, пожар или короткое замыкание! — так же громко заявил Вася, обратив внимание, что с десяток подошедших людей, резко отошли. — Чего орешь, как оглашенный? Не нравится — не бери! Чего зря рот открывать? — шепотом сказал Краснорожий, опасливо поглядывая вокруг. Толпа как-то нехорошо заколыхалась, посматривая на Краснорожего, с явной враждой. — Какой-то ты сильно здоровый, и морду наел широкую, — снова громко начал Вася, открывая коробку, и вынимая оттуда лампочку в картонной коробочке. Вынув лампочку, посмотрел ее на свет и отрицательно покачал головой. Лампочка была перегоревшая, но говорить об этом вслух и тем более громко, Вася не стал, ясно чувствуя возросшую напряженность. Толпа за спиной глухо заворчала. Вася знал одну особенность толпы людей в Азии: достаточно одной искры, и люди мгновенно звереют и начинают громить все подряд, нередко бессмысленно убивая себе подобных. В собственном доме, в Ташкенте, где Денис Никифорович, жил уже сорок лет, соседей попытались ограбить. Жители это заметили и схватили грабителей. Так пришлось вызывать усиленные наряды милиции, чтобы отбить бандитов у разозлившегося населения и отвезти их в отделение милиции живыми. Толпа в Азии — такая: набежит, разорвет в клочья и разбежится. «Моя — твоя не понимай!», «Моя просто товар смотрел!», «Гулял», «Звезда смотрел!», «Ничего не видел!» — типичные объяснения жителей Азии, вне зависимости от национальности, веры и цвета кожи», — с ностальгией вспомнил Вася, не замечая испуганной физиономии Краснорожего. — Давай по пятьдесят копеек за лампочку? Только больше не ори! — предложил Краснорожий, испуганно втягивая голову в плечи. — Беру! И даже два ящика! — громко заявил Вася, махнув правой рукой, и доставая деньги. Прикинув, что больше ста лампочек в ящике не будет, отдал сто рублей, и не глядя, пошел вправо. Как джины из бутылки, появились парнишки, схватили ящики и потащили в ближайший разрыв в дувале, откуда выглядывал майор, и доносились аппетитные запахи.

Сзади обрадовано взвыли и чей-то голос громко завопил: — Баракалла бола! Шайтан [100]! Вася, не поворачиваясь, поднял вверх правую руку, показывая, что он слышит и понимает крики сзади. Рядом с дувалом, слева от разрыва, сидели седобородые аксакалы, продавая странные, возможно, старинные изразцовые кирпичи из древних, погребенных в пески дворцов, кусочки глазури, какие-то медные бляшки, здоровенный позеленевший от старости медный засов, маленький совсем черный, безмен, с черными же противовесами, позеленевшими от времени, здоровенные граненые гвозди. Гвозди были трех и четырехгранные, ржавые и темно-зеленые, в самом низу обнаружилась связка из четырех абсолютно черных гвоздей, покрытых патиной. Если для Васи и Денис Никифоровича эти гвозди ничего не говорили, то для второго «Я», сам материал гвоздей моментально сказал очень многое. Перед ним были настоящие старинные гвозди из черной бронзы [102]! И Вася загорелся, решив обязательно приобрести черные гвозди. Почему Васю потянуло именно к этим гвоздям, он не знал, но правая рука непроизвольно протянулась вниз. Приподняв связку гвоздей, Вася обнаружил под ней маленькую кучку опалов, на вершине которой лежал точно такой же кристалл, как и недавно подаренный Блатным. Уронив гвозди на камни, Вася снова начал поднимать связку, теперь уже двумя руками, фиксируя боковым зрением окружающую обстановку. Ловко прихватив мизинцем и безымянным пальцем четыре опала и кристаллик, который мгновенно потеплел, показывая, что камень признал хозяина. Секунду спустя, уже в кармане, потеплели и опалы, показывая, что и они не такие простые камни. Вася сунул левую руку в карман, вынимая тонкую пачку денег, оставив камни внутри. — Сколько вы хотите за ваши старые гвозди, бобо [103]!? — спросил Вася, немедля сунув правую руку, которая загорелась огнем, в то время, когда левая кисть немного мерзла на холодном ветру.

Старик не стал отвечать, а укоризненно посмотрел на Василия. Вася, ни слова не говоря, отдал сто рублей, опустив гвозди в карман, и посмотрел на старика, который вынув из-за спины, большую кожаную сумку, сделанную наподобие переметной конской сумы, укоризненно покачал головой. — Еще сто рублей хватит? — покраснев, спросил Вася, перекладывая гвозди в сумку. Старик лукаво улыбнулся, показывая свое согласие. И, скрепя сердце, Вася, отсчитав двести рублей, отдал старику, прикинув, что купить пару камешков было бы дешевле. Мало ли почему прозрачный камешек, размером с фасоль, показался теплым. — Сплав К уро-шибуичи [105] всегда считался на Востоке волшебным, а изделия, сделанные из него, обладали чудодейственной силой, — выдал старик, одевая на левую руку Васи широкий браслет из темно — желтого металла, в котором, казалось, сверкали искры. Сунув руку в мешок, достал небольшой кумган, сделанный из совсем темной бронзы, и, не спрашивая разрешения, сунул в сумку Васи, добавив два таких же черных наконечника в боковой карман. На вопросительный взгляд Васи, пояснил: — Сделай из этого браслета ремешок для часов, так будет меньше вопросов. Ты любишь варить металл, присоедини к носику резиновый шланг и вари на здоровье! Только, когда не будет чужих глаз. Кумган — национальный кувшин моего народа. Никто не спросит: откуда у тебя он. Надо только налить в кунган воду и три раза нажать на ручку. А золото отдай! Сейчас оно тебе не нужно! Вася моментально собрал все золотые монеты левой рукой, завернул в пятьдесят рублей, и незаметно передал старику, попутно отметив, что у того ослепительно белая нательная рубашка и совершенно новый чапан. Старик, коротко кивнув, продолжил, протягивая Васе еще один черный гвоздь: — Есть такой сплав — «черная бронза».

Смотришь и гадаешь: почему «черная»? Цвет металла, подчеркнутый рисунком поверхности и искрами в мелких щербинках — золотой. Но черная бронза бывает разная, как этот старый гвоздь, который я тебе дарю, мальчик. Сделаешь из него наконечник для своего копья! Вася не заметил, как справа подошел майор, и ни слова не говоря, взял из рук Васи черный гвоздь. Повертев секунд пять, в руках, стал его внимательно рассматривать.

— Так почему все-таки «черная бронза», бобо? — спросил Вася, стараясь разорвать затянувшуюся паузу. Сам Вася, пользуясь знаниями второго «Я», знал, что черной бронзой называют бериллиевую бронзу, из которой в двадцатом веке делали множество изделий и даже пружины для скорострельных пулеметов. Но что-то же надо было спросить! — Мастера горна и молота знают — не только секреты волнистой и звездчатой стали, но и разных сортов черной бронзы. — И можно купить у вас нож из звездчатой стали? — спросил майор, с интересом смотря на старика. — Приходи в махалля «Бахор» вместе с мальчиком, спросишь Кудрат –бобо, и я с вами поговорю! — пообещал, улыбнувшись старик.