Бесплатный фрагмент - Археология авантюр

Археология авантюр или «невозможно кораблю без Америки»

Моей жене, дочери и сыновьям

Замок временем срыт и укутан, укрыт

В нежный плед из зеленых побегов,

Но развяжет язык молчаливый гранит-

И холодное прошлое заговорит

О походах, боях и победах…

Время эти понятья не стерло

Нужно только поднять верхний пласт

И дымящейся кровью из горла

Чувства вечные хлынут на нас

Владимир Высоцкий Баллада о времени

Америка, американцы и посетители

К истокам. Вашингтон Ирвинг, Эдгар По, Фенимор Купер и другие как «зеркало» романтической Америки

В очень старом фильме «Великий Карузо» певец, снискавший успех, гастролирует по всему миру, и по экрану бегут строчки — Лондон, Париж, Вена, Рим, Нью-Йорк, Чикаго, Сан-Франциско, Лос-Анджелес. Всегда Америка, обязательно Америка, как символ стабильности и успеха, как последняя точка в карьере, как всемирное и заслуженное признание.

Америка хранит следы тысяч великих умов: архитекторов, музыкантов, художников, писателей. Американских и зарубежных, для которых эта страна была либо родиной, либо пробным камнем, либо крепостью, которую нужно было покорить, либо невероятной достопримечательностью, которую следовало осмотреть и запомнить на всю жизнь. Эти следы незаметны — они растворены в накаленном воздухе нью-йоркского лета, погребены в густом снегу зимой в Чикаго… Но они есть, их можно рассмотреть, почувствовать касанием пальцев, дотрагиваясь к холодным камням частных домов и отелей. Нужно только знать, где эти дома, нужно прикрыть глаза, коснуться камня, и тогда, как писал Высоцкий, «прошлое заговорит».

Великим писателям, творцам приключений, и их пребыванию в обеих Америках, именам известным и зачастую совершенно неожиданным (кто мог бы и помыслить, что они здесь были…) и посвящена эта повесть. Она также и о тех, кто является уроженцем Соединенных Штатов, тех, кто повлиял на европейских писателей и единовременно подвергся влиянию великой европейской культуры. С американцев в Америке я и начну эту повесть. Я также включил очерк о выдающемся человеке, Генрихе Шлимане, побывавшем в США, тоже писателе, но не писателе-беллетристе. Мне показалось интересным рассказать и о его пребывании в Америке. И книги он все-таки писал. Конечно, в этой работе я упомянул далеко не всех, кто побывал на северо- и южноамериканских материках. Скорее всего, всех я и не знаю. Однако писал я лишь о тех, кого знаю, уважаю и люблю сам.

Еще хочу отметить следующее: многие авторы посещали Соединенные Штаты не только в поисках самоутверждения и с жаждой неизведанных приключений. Так или иначе, многим хотелось просто заработать денег, и благополучная в финансовом отношении страна такой шанс нередко им предоставляла. Даже неистовым романтикам тоже хотелось есть и пить. Окончить это краткое предисловие хочу следующей цитатой из романа Андрея Молчанова «Кто ответит»?

«Чем же притягиваешь ты, Америка? Своей счастливой и загадочной символичностью для несчастных, мятущихся и убогих? Или полем боя для истомившихся нерастраченной силой? Или насыщением для ненасытных? Или манящей к себе сутью Большого Дьявола? В вопросах и есть ответ».

Вашингтон Ирвинг

По баскетбольному полю бегают игроки, на майках которых написано Knicks. Это слово является сокращением от Knickerbockers. Так себя в незапамятные времена называли уроженцы Нью-Йорка. Почему? Потому что первый из писателей новорожденных Соединенных Штатов Америки, получивший международную славу, великий романтик Вашингтон Ирвинг, в 1809 году (к слову, великий год как для Америки, так и для России. В этом году появились на свет Эдгар По и Николай Гоголь), опубликовал «Историю Нью-Йорка» под псевдонимом Дитрих Никербокер…

В Манхэттене на улице 131 Уильям, между улицами Фултон и Джон, есть дом с табличкой, повествующей о том, что здесь Ирвинг и появился на свет. Думается, или хотелось бы думать, что его страсть к романтическим приключениям была унаследована от его предков-шотландцев, один из которых служил оруженосцем у шотландского короля, Роберта Брюса.

С 1836 по 1842 год Ирвинг, получивший некогда благословение и имя от своего тезки и крестного отца, Джорджа Вашингтона, жил в городке Территаун–на-Гудзоне, в доме с названием «Солнечный». Там он и принимал своего близкого друга, Чарльза Диккенса, приехавшего с визитом в Нью-Йорк. К Диккенсу мы еще возвратимся, а вот для того чтобы напомнить читателю, кто такой Вашингтон Ирвинг и чем он, собственно, славен сегодня, достаточно сказать, что фильм «Легенда Спящей Лощины», не так давно успешно вышедший на экраны кинотеатров, поставлен по новелле Ирвинга, а когда какого-нибудь соню называют Рипом ван Винклем, героем новеллы «Рип ван Винкль», то вспоминают того же Ирвинга. К слову, именно Ирвинг придумал слово «Готэм», означающее Нью-Йорк и очень популярное ныне в фильмах и комиксах о Бэтмене. И нелишним будет подчеркнуть, что даже такое устоявшееся выражение, как «всемогущий доллар», тоже придумал Ирвинг.

В Территауне почти любая веха напоминает об Ирвинге. Мэйн-стрит, Бродвей и Вест-Элизабет-стрит некогда были тем местом, где располагалась ферма отца героини «Легенды Спящей Лощины», Ван Тассела. Как утверждают местные краеведы, именно здесь и шагал по Бродвею незадачливый Икабод Крейн (Эти имя и фамилия заимствованы у американского генерала совершенно свободного от недостатков литературного героя). Чуть дальше к северу, на Бродвее, находится памятник майору Джону Андре, захваченному в плен патриотами британскому шпиону, герою романа Фенимора Купера «Шпион».

Иной раз не устаешь удивляться Соединенным Штатам. Памятник — врагу!.. Но для нас это место интересно еще и тем, что именно здесь, через двести метров к востоку, по всей вероятности, и состоялась знаменитая встреча Икабода Крейна с всадником без головы, безмерно его напугавшая. Там же протекает и ручей, по другую сторону которого начинается местность, названная Спящей Лощиной. В поместье Филипсбург восстановлена старая мельница, в которой Икабод неуклюже пытался ухаживать за Катриной. Что же касается самого Ирвинга, то он покоится на холме на местном кладбище, возвышаясь над тем местом, которое увековечил.

Готически-авантюрное повествование «Альгамбра» принадлежит все тому же Ирвингу, и едва ли не первое упоминание о таинственном судне под названием «Летучий Голландец» в беллетристике — ему же.

Остаток жизни Вашигтон Ирвинг прожил в Территауне вместе с братом, Эбенезером, и пятью дочерями Эбенезера, которых писатель очень любил. Своих детей у него не было — его невеста, Матильда Хоффман, дочь судьи Джозайи Огдена Хоффмана, которому Ирвинг очень нравился и который позволил им обручиться, умерла в 18 лет от туберкулеза, а Ирвинг оказался однолюбом. Больше он никогда и ни к кому не привязывался. Может быть, читателям будет любопытно узнать, что у Матильды была подруга, Ребекка Гратц, которая и послужила прототипом своей тезки, героини романа друга Ирвинга — сэра Вальтера Скотта — «Айвенго».

После смерти Эбенезера дом в Территауне перешел в наследство к Александру Дуэру Ирвингу, внучатому племяннику писателя, потом — к его детям, а в 1945 году был выкуплен Джоном Рокфеллером, стараниями которого в Территауне открыты памятник и музей и восстановлена в первозданном виде Спящая Лощина.

Нынешние боковые потомки Ирвинга ничем особым себя не проявили, кроме того, что живут и трудятся на благо своих семей и американского общества.

Пожалуй, можно сказать, что начало всемирной литературной славы Нью-Йорка и Соединенных Штатов принадлежит этому пионеру. Склонимся молча перед его памятью и пойдем дальше.

Эдгар По минус Виргиния равняется «Ворон»?

В Нью-Йорк медленно, с трудом, приходит осень, ночью уже прохладно, еще совсем немного и груды бордовых листьев будут шуршать под ногами.

Всякий раз, слушая это шуршание, я вспоминаю бессмертные строчки стихов:

«Небеса были пепельно-серы,

Листья были осенние стылы…»

Так и кажется, что вот сейчас из густеющего мрака появится тонкая фигура мужчины, который непременно хриплым шепотом продекламирует:

«Улялюм, Улялюм, Улялюм…»

Кстати, что это за слово такое? Значит ли оно что-нибудь, кроме приятно звучащих сочетаний сонантов и гласных? Лингвисты говорят, что По образовывал это имя от латинского ululare «стенать», или lumen, которое имеет несколько вариантов перевода. Один из них:

«Свет, пробивающийся сквозь печаль».

В Бронксе, по Кингсбридж-роуд и Гранд-Конкорс (Poe Park Grand Concourse at Kingsbridge Road), находится прибежище Эдгара По, игрока, алкоголика, великого поэта, одного из отцов детектива, фантастики, жанра ужасов и психологической новеллы. Поясню, почему считаю его только одним из отцов. Первый детективный роман «Калеб Уильямс» был написан английским предтечей анархизма и отцом Мэри Шелли Уильямом Годвином в 1794 году. Эдгар По тогда еще не родился. Как будто бы этот факт первого авторства пока что неоспорим.

Итак, Эдгар По по указанному выше адресу жил с 1846 по 1849 год, год своей ранней смерти. Правда, умер он во время поездки в Балтимор. Ему было тогда всего 40 лет. Этот небольшой коттедж он снимал у некоего Джона Валентайна за 100 долларов в год. Здесь он написал «Аннабель Ли». В окрестностях Нью-Йорка, а именно в небольшом кафе по адресу: 255 Уэст-стрит, был создан и «Ворон», изумительное творение больного гения, в котором предварялась и предчувствовалась смерть его жены Виргинии. Здесь и сейчас находится кафе с пояснительной табличкой и надписью: Raven, то есть «Ворон».

«Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий,

Задремал я над страницей фолианта одного…»

Какой потрясающий, между прочим, перевод Михаила Зенкевича. Кажется, если бы По говорил по-русски, он должен был бы написать именно так, не меняя ни слова.

Вот список адресов Эдгара По в Нью-Йорке, который смог увидеть свет благодаря изысканиям нью-йоркских поклонников поэта. В 1837 году По жил на Манхэттене по адресу: Шестая авеню и Вэйверсли-Плэйс, вместе с 15-летней женой Виргинией и ее матерью. По жил там, предположительно, неподалеку от врача, который лечил его от сильных простуд. В 1844 году По жил по адресу: Гринвич-стрит, 130, а также на Уэст-стрит, 84, между Амстердамом и Бродвеем, где, очевидно, и навещал своего младшего друга, в будущем знаменитого писателя, Томаса Майн Рида. Есть и еще несколько адресов, но поскольку там нет ни музея, ни зачастую даже таблички, то я их опущу.

Даже сегодня причина его смерти неясна. Средь прочих возможных причин указывают алкоголизм, наркотики, холеру и даже бешенство. Некоторые предполагают даже заговор и наемных киллеров. Что правильно, трудно сказать.

Затем Эдгар По был надолго и прочно забыт. Открыл его заново для мира и его собственной родины французский поэт, Шарль Бодлер, переводивший его стихи на французский язык. Однако По был не только поэтом. Ассоциация американских авторов детективов нынче присуждает высшую награду за лучшее произведение в этом жанре, и эта награда носит имя «Эдгар». Нынешняя премия принадлежит как раз потомку По, о котором пойдет речь ниже. Французский фантаст Жюль Верн написал продолжение фантастической истории Эдгара По «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима из Нантакета» под названием «Ледяной сфинкс», или в других переводах «Зимовка во льдах». Интересно отметить, что у Эдгара По был родной брат, Уильям Генри Леонард По, одареннейший поэт, скончавшийся в 1831 году, 24 лет отроду, от семейного проклятия — алкоголизма. Был и еще один Эдгар Аллан По, правнучатый племянник великого писателя, генеральный прокурор штата Мэриленд, умерший уже в наше время, в 1971 году.

Как ни удивительно, благодаря чьему-то таинственному розыгрышу история поэта на этом не закончилась. Начиная с 1949 года, то есть год столетия смерти писателя, некий незнакомец приходит каждое 19 января — в день рождения По — рано утром в балтиморскую церковь Вестминстер, в которой покоится автор «Ворона», кладет на его надгробие три розы, а затем выпивает рюмку коньяка. Не так давно некий Сэм Порпора завил, что этот обычай начал он. Однако члены Общества друзей Эдгара По очень сомневаются в правдивости этого утверждения. Кто этот незнакомец, по сию пору остается тайной. Уважение вызывает еще и то, что американцы эту тайну хранят, не желая ее разгадывать, что, наверное, было бы просто. Но какой же Эдгар По без тайны?

Музей же писателя создан, как уже говорилось выше, в Бронксе. Многие туристы приходят туда именно осенью, когда отчего-то думается, что весна больше никогда не вернется. «Nevermore…»

Ныне ведутся серьезные дебаты, какой город в Соединенных Штатах мог бы претендовать на то, чтобы стать почетным прибежищем праха великого писателя. Однако его отдаленный потомок — праправнук двоюродного брата Эдгара По, Гарри Ли По, — категорически против переноса останков своего родственника в один из значимых городов в жизни писателя. Филадельфию, где он написал множество своих произведений, или Бостон, где он родился. «Во имя справедливости прах Эдгара По нельзя тревожить. Во всяком случае, не раньше, чем умрем все мы», — говорит Гарри По. Так что могила остается там, где и была, в городе Балтиморе, штат Мэриленд.

Гарри «Хол» По, будучи университетским профессором культурологии, недавно в Нью-Йорке, в отеле «Хайятт», получил премию Эдгара (эта премия ежегодно вручается лучшему из авторов детективов) за новую опубликованную биографию Эдгара По.

Хол По стал вдохновителем нового романа известного русскому читателю Мэтью Перла, автора романа «Клуб Данте». В своем новом романе «Тень По» Мэтью Перл выдвигает как будто бы вполне обоснованную гипотезу о том, что Эдгар По умер от опухоли мозга.

Впрочем, это всего лишь гипотеза. Истина, как утверждают Хол По и Мэтью Перл, никогда не станет известна.

В заключение скажу, что ныне Эдгар Аллан По обрел еще одну жизнь в художественных романах. В последнее десятилетие наблюдается появление нового детективного поджанра, в котором работу сыщика выполняет какой-нибудь знаменитый автор — Шарлотта Бронте, Эдгар По, Оскар Уайльд, Конан Дойл. Авторы такого рода произведений тщательно изучают биографии тех, о ком пишут, поэтому читать такие романы интересно. В частности, произведения о «сыщицкой» работе самого отца детектива написаны профессионально и увлекательно. Авторы разные. Более всего интересны, на мой взгляд, романы знатока жизни По, Гарольда Шехтера: «Разговорчивый покойник» и «Маска красной смерти».

Бледнолицые против краснокожих, или Индейцы, которых не видел Фенимор Купер

Купер оставил в нашей литературе место,

которое нелегко будет заполнить»

Вашингтон Ирвинг

(Высказывание Ирвинга взято из книги

Сергея Иванько «Фенимор Купер»)

Есть в Западном Нью-Джерси, на границе с Филадельфией, небольшой городок, в котором проживает не более десяти тысяч человек. А называется этот городок Бурлингтон. В середине 1600-х годов земля, на которой он находится, была выкуплена белыми поселенцами у индейцев племени ленапе. На первый взгляд в городке нет ничего примечательного, разве что домик, в котором жили родители главнокомандующего войском северян во времена Гражданской войны в Соединенных Штатах, генерала Гранта, будущего президента США. Да еще местные жители с удовольствием покажут приезжим несколько домов, где останавливался проездом из Бостона в Филадельфию сам Бенджамин Франклин. Впрочем, Франклину в ту пору было семнадцать лет, и он еще не успел совершить ничего особо выдающегося. Уютный городок произвел на юношу впечатление, и он посетил его еще раз, уже в возрасте двадцати двух лет, в 1728 году, будучи безвестным наборщиком в одной из филадельфийских типографий, но полным честолюбивых надежд и неосуществленных замыслов. В своих дневниках Франклин упоминает и встречу с одним из уважаемых людей города — Джеймсом Купером, по рождению англичанином; между прочим, родившемся в Стратфорде-на–Эвоне, где в 1564 году родился Вильям Шекспир.

Джеймс Купер эмигрировал в Америку, поселился в Бурлингтоне, открыл магазин, женился и жил долго и безбедно. Его правнук Уильям избрал в жены девушку из старинной английской семьи, настоящую аристократку, к тому же очень хорошенькую.

Звали ее Элизабет Фенимор, и, выйдя замуж за Уильяма Купера, она родила ему двенадцать детей. Одиннадцатого ребенка назвали в честь основоположника династии — Джеймсом.

Произошло это событие все в том же Бурлингтоне на Хай-стрит, в доме под номером 457, в 1789 году. Именно здесь и появился на свет будущий светоч не только американского, но и мирового романтизма — Джеймс Фенимор Купер.

В годовалом возрасте будущий писатель был перевезен на берег озера Отсего, где усилиями его отца, Вильяма, вырос небольшой городок Куперстаун. Не каждому удается, конечно, заполучить город, названный в твою честь, разве что построить таковой.

Уильяму Куперу это удалось. Он стал одним из самых уважаемых граждан среди стекающихся поселенцев, заняв должность мирового судьи, построил дом по собственному проекту, и юный Джеймс, мальчик весьма шалый, но в то же время и очень наблюдательный, каждый день мог следить за плавным течением реки Сасквеганны, вливающейся в озеро Отсего. Позже он увековечил эту реку и это озеро в романе из серии «Кожаный чулок» — «Пионеры, или У истоков Сасквеганны».

Русский биограф Купера, Сергей Иванько, упоминает любопытный факт: в доме у судьи Купера некоторое время проживал французский изгнанник по фамилии Талейран, который ухаживал за старшей дочерью судьи, красавицей Ханной, и даже писал ей стихи.

Тем не менее, несмотря на красоты пейзажей и незаурядных людей, его окружавших, Джеймс скучал — ему все-таки не хватало яркости впечатлений и сильных эмоций.

В четырнадцать лет Джеймс Купер (еще не Фенимор — материнскую фамилию он взял в качестве второго имени в 1826 году как дань уважения к своей семье) был отправлен учиться в Йель — один из самых старых и самых престижных колледжей в Соединенных Штатах. К сожалению (или к счастью, кому ведомо, если бы не это обстоятельство, узнали бы мы великого писателя или нет), и там Купер продолжал оставаться шалым и неуемным юношей. Через два года он был отчислен из колледжа за жестокую шутку, связанную со взрывом пороха.

Вильям Купер решил отправить сына на флот. Через несколько лет Джеймс стал мичманом и был невероятно этим горд: воду он любил всегда.

В общем-то, вода и стала одной из основных тем его творчества: история американского флота была им описана досконально в «Истории флота Соединенных Штатов», романы «Красный корсар», «Морская волшебница», «Лоцман» описывают не только морских разбойников или героев, подобных знаменитому Полю Джонсу (и надо сказать, здорово описывают), но и воду морей и океанов как живое и трепетное существо.

В 1811 году Джеймс Купер женился на девушке с французской фамилией Сюзан Деланси, принадлежавшей, как и он сам, к одной из самых старых семей Америки. Она и стала его музой на всю оставшуюся жизнь. Ей он и читал свой первый неудачный роман, который написал, пообещав своему закадычному другу Уильяму, сыну Председателя Верховного Суда Соединенных Штатов Джона Джея, что он может написать роман не хуже, чем другие профессиональные писатели.

Неудача, к которой он отнесся с юмором, его не смутила. В 1821 году появилась первая часть его пенталогии «Пионеры» и американцы познакомились с Натаниэлем Бумпо — «Кожаным Чулком». Собственно, у Купера его фамилия пишется «Бумппо», но я не хочу нарушать сложившийся стереотип. Так Купер, фигурально выражаясь, проложил «первую лыжню» в описании благородного «бледнолицего», друга и помощника краснокожих.

Затем по этой лыжне хлынули десятки, потом сотни и тысячи авторов, талантливых и не слишком, скучных и головокружительно интересных, но первопроходцем был все-таки он, Джеймс Фенимор Купер. Таких, как он, открывших новую стезю в литературе, было не так уж и много; вспомним нескольких, особенно ярких: почитаемый Купером Вальтер Скотт, автор первых исторических романов; Александр Дюма — отец, один из первооткрывателей историко-приключенческого романа-фельетона, то есть романа с продолжениями; Мэри Шелли, пионер романа о сумасшедших изобретателях и монстрах; Брэм Стокер, изобретший Дракулу, и наш герой, Фенимор Купер.

Особенно любопытен тот факт, что Купер за всю свою жизнь ни разу не видел индейца или индейцев в их естественной среде; его несколько раз ловили на некоторых ошибках в описании этих «детей прерий». Тем не менее писателя признали сразу и безоговорочно.

1826 год был ознаменован публикацией романа из серии «Кожаный чулок» — «Последний из могикан, или Повествование о 1757 годе». На мой взгляд, это лучший роман серии.

На полпути между Нью-Йорком и Канадой лежит озеро Джордж с фортом Уильяма Генри, где и разыгралась битва между французами и англичанами, и их индейскими помощниками, так искусно описанная в этом романе. Восковые фигуры, сделанные с немалым мастерством, изображают различные эпизоды этой битвы, проигранной французами. На стене нынешнего форта-музея надпись: «Здесь произошли события, описанные в романе Фенимора Купера „Последний из могикан“».

Как жителю Нью-Йорка, мне интересно отметить те улицы города, на которых некогда жил писатель. С 1822 по 1826 год он жил в небольшом доме по адресу: Бич-стрит, 3, сейчас она называется улица Эрикссон и находится в районе Трибека. Иными словами, «Последний из могикан» был написан в Нью-Йорке. В 1824 году семья Куперов переехала по адресу: Гринвич-авеню, 345, а его последними нью-йоркскими адресами стали Бликер-стрит, 145 и Площадь святого Марка, 4 — все адреса в Манхэттене.

Некоторые события в жизни Купера поистине удивительны: так, например, он не использовал возможность стать тестем своего друга, отличного художника и гениального изобретателя, Сэмуэля Морзе. Морзе был влюблен в младшую дочь Купера. Хотя понять отцовские чувства вполне возможно: дочка, Сьюзен Финни, была любимицей семьи и совсем юной; Морзе же в ту пору исполнилось уже 43 года.

Или интересный казус: некоторые черты характера Джорджа Вашингтона использованы Купером в романе «Майор Линкольн, или Осада Бостона», где писатель рассказывает об одной из битв во время американской Революции на Банкер-Хилл.

Майор Линкольн — честный британский офицер, остающийся им до конца, но кое-какие особенности его личности напоминают будущего первого президента США.

Однако совпадение этих двух фамилий просто поражает: в США празднуется совместный день рождения президентов Вашингтона и Линкольна. Роман же написан в 1825 году, когда о Линкольне еще никто не слышал, — будущему 16-му президенту было всего шестнадцать лет.

Еще одно поистине уникальное событие в истории литературы: своим романом «Палач: Виньеронское аббатство» Фенимор Купер открыл дорогу целому пласту литературы, особенно для Германии, где с середины XIX века немецкие писатели, подражая Куперу, написали сотни многостраничных авантюрных романов, связанных так или иначе с профессией палача.

Один из самых известных публиковался отдельными выпусками в издательстве «Развлечение» в конце XIX века в России. Его автором является немец, писавший под псевдонимом Виктор фон Фальк, и называется этот роман «Палач города Берлина». «Палаческая» тема вызвала сотни подражаний в Германии, и не только в Германии. Интерес к ней не угас и сегодня, что доказывается популярной серией книг немецкого писателя Оливера Петча. «Дочь палача», например, и другие романы серии.

Купер умер, по нашим меркам, еще совсем молодым человеком, в 1851 году. Ему было всего 62 года. Похоронен он в Куперстауне, на семейном кладбище Куперов. К сожалению, дом Купера в Куперстауне сгорел, и сейчас на его месте стоит памятник великому американскому романтику — искателю приключений.

Его дочь, Сюзан Фенимор Купер, тоже стала известной писательницей, вот только место своего отца она так и не заняла.

Есть и более близкий к нам наследник писателя, его праправнук, Пол Фенимор Купер, родившийся в 1899 году в Олбани, столице штата Нью-Йорк, и умерший в 1970 году, известнейший автор приключенческих и фантастических книг для юношества, из которых самой знаменитым романом был «Тал; Его чудесные приключения с Нум-Зор-Нумом», опубликованный в 1929 году и повествующий о приключениях сироты по пути к фантастической стране Трум.

Сын писателя Пола Купера, тоже Пол, Фенимор Купер — младший был врачом и знаменитым исследователем Арктики. Конечно, славы своего предка никто из потомков не достиг, однако из приведенных примеров видно, что природа не всегда отдыхает на наследниках.

А вот в начале XX века у Купера все же появился литературный наследник — американский писатель Джеймс Оливер Кервуд, который стоит отдельной главы и о котором я обязательно расскажу.

Закаленный снегами, или Приключения Джеймса Оливера Кервуда

I. «Что есть истина?»

Север, воля, надежда, — страна без границ,

Снег без грязи, как долгая жизнь без вранья,

Воронье нам не выклюет глаз из глазниц,

Потому что не водится здесь воронья

Кто не верил в дурные пророчества

В снег не лег ни на миг отдохнуть,

Тем наградою за одиночество,

Должен встретиться кто-нибудь

В. Высоцкий Белое безмолвие

«Что есть истина?» — спросил Понтий Пилат у булгаковского Иешуа и получил не слишком серьезный ответ.

«Истина в том, что у тебя болит голова…» Это было правдой, но был ли этот ответ истиной?

Никто из некогда живших или ныне живущих не ведает, что есть истина, и в этом непримиримая правда нашей не слишком длинной жизни. И ведь нельзя сказать, что не искали. Еще как искали, упорно и во многих случаях жестоко. Некую формулу, как математики, или субстанцию, как древние алхимики: взять немного сурьмы, чуть меньше ртути, высушенных лапок жабы, стертых в порошок, и «философский камень» готов. А что же все-таки искали? Да, всего-навсего искали возможность всем жить долго и счастливо, богато и без болезней, без ссор и войн, без лжи и подлости. Жить свободно, ни от кого не завися, с гордостью предлагая другим людям свой ум, мужество, умение. Жить свободно и быть востребованным и оцененным. Вот и все. Не так уж и много, если хорошо подумать. А если подумать еще чуть-чуть, то разве не к этому мы все стремимся, разве не об этом мечтаем в юности, разве не об этом так и не состоявшемся сожалеем в старости? Ответ очевиден, правда?

Но как же все-таки жить, чтобы получилось, сбылось? Разве есть нечто такое, на что пытливый человеческий ум не сможет ответить? Древние греки находили ответ на этот мучительный вопрос в изучении и понимании философии, некоторые усматривали и все еще усматривают истину в накоплении богатства, отшельники — в крайней нищете и отказе от всех земных благ, верующие — в вере, атеисты — в безверии, Фурье, Оуэн, Сен-Симон- в построении коммун и отказе от частной собственности, коммунисты — в передовой идеологии марксизма-ленинизма. Фантасты в полных сарказма романах пользовались этим жанром, доказывая, что никакой истины нет и жить так, как хотелось бы, невозможно, и не будет возможно никогда. Впрочем, советские фантасты в двух нагремевших утопиях, соответственно, Иван Ефремов в «Туманности Андромеды» и Сергей Снегов в «Люди как боги», все же такие общества, в которых эти идеалы сбылись, обрисовывали и не без воображения. Жительница Ленинграда, Алиса Розенбаум, известная под псевдонимом Айн (Эйн) Рэнд, эмигрировавшая в США в 20-х годах и, кстати, долгое время жившая в Нью-Йорке, освоившая английский язык на уровне гения, в романах «Атлас вздрогнул» и «Источник» внесла свой собственный вклад в эту проблему. Человек, по ее мнению, должен заботиться о других лишь в меру своих собственных интересов, и это наилучшее из того, что человек может и должен предложить обществу. Если общество мешает осуществлению этих интересов, о нем следует забыть.

В старые времена такая философия называлась эгоизмом; ее слегка подправил Чернышевский, внеся понятие «разумного эгоизма», то есть, по его мнению, истина в том, что человек должен жить, заботясь о других, не потому, что это правильно, а потому, что это доставляет удовольствие самому человеку. Так достижимы счастье, свобода, внутреннее и внешнее богатство. Как раз герои Чернышевского так жить не сумели. Провалился и этот (к счастью, только литературный) эксперимент.

Романы же Айн Рэнд чрезвычайно талантливы, и, читая их, во многом, хочется согласиться с автором, хотя опять же во многом с ней не хочется соглашаться категорически. Но ведь истина всеобща, она должна подходить всем. Если она не универсальна, то какая же это истина?

Много лет назад советский кинематограф сделал и свою собственную попытку разобраться, кто в послевоенном обществе является держателем истины, кто знает, как нужно жить. На экраны выходит редкостно незаурядный фильм «Белорусский вокзал». Завороженные гениальной игрой актеров, плача над гениальной песней Булата Окуджавы, мы не слишком задумывались над выводами, к которым нас подталкивали создатели фильма: опаленные смертельным дыханием войны, терявшие друзей и любимых, с автоматом в руках, фронтовики — именно они знают, что такое истина. Они знали ее, когда весь мир делился на цифру два — свои и фашисты, знают ее и сейчас. Жутковатое окончание фильма, когда бывшие фронтовики внезапно осознают, что они (и другие, такие же, как они) одни, одни против всего изменившегося мира, что их знания и опыт ныне не стоят ровным счетом ничего, ясно показывал, что очередная попытка найти истину не удалась, и авторы «Белорусского вокзала» это хорошо поняли.

Тогда была сделана еще одна попытка. В фильме «Цыган». То есть истиной владеют не все фронтовики, а цыгане, честно воевавшие во время войны. Увы, эта попытка, на мой взгляд, менее талантливая, окончилась, как и все предыдущие. То есть сомнением. Как следует жить, чтобы постичь истину, оставалось по-прежнему неясным.

Были и другие писатели, жившие в конце XIX и начале XX века, которым казалось, что они знают рецепт счастья, свободы, независимости, бескорыстной помощи другим; рецепт, составной частью которого были мужественные мужчины и женственные женщины. Имена этих писателей хорошо известны. Это Джек Лондон и герой моего нынешнего рассказа Джеймс Оливер Кервуд. Я всегда воспринимал их книги, пытаясь взглянуть на мир глазами тех, о ком эти книги написаны.

Девиз этих людей — мужество, их идеал — свобода и независимость, их стремление — справедливость, среда их обитания — Север и, как пели в старой песне Александра Городницкого, «по берегам замерзающих рек, снег, снег, снег».

II. Потомок писателя и индейской принцессы

Все года, и века, и эпохи подряд

Все стремится к теплу от морозов и вьюг,

Отчего ж эти птицы на север летят,

Если птицам положено только на юг?

Тишина. Только чайки как молнии,

Пустотою мы кормим их с рук,

И наградою нам за безмолвие,

Обязательно будет звук.

В. Высоцкий Белое безмолвие

Нынешнее поколение не знает Кервуда, а старшее его попросту забыло. Забыло, как (что ни говорите!) забывается первая любовь, первое выстраданное счастье, первая достигнутая цель. Помнятся эмоции, а вот по какому поводу, памяти уже не хватает. И порой смущенно думаешь, а стоил ли повод вообще каких-либо эмоций?

А все же Кервуд стоит долгой памяти; и, может быть, его забыли только потому, что не публиковали долгие десятилетия практически ничего, кроме романов «В дебрях Севера», «Бродяги Севера», «Казан», «Сын Казана», ну, и еще «Быстрая молния». Последние четыре романа в основном о животных, и знаменитые кервудовские человеческие характеры прочерчены там нечетко — не в людях была суть.

Сейчас, конечно, публикаций Кервуда много; вышло даже несколько собраний сочинений с попыткой краткой биографии в несколько десятков строчек, из которой так и неясно, каким же он был, Джеймс Оливер Кервуд, человек, «нашедший истину» в снегах.

12 июня 1878 года в городке Овоссо, штат Мичиган, в семье сапожника Джеймса Морана Кервуда и его жены Элизабет Гриффен родился третий ребенок, мальчик. Назвали его в честь отца, Джеймсом, — такова была семейная традиция. Старший Кервуд, хотя и владел весьма прозаической профессией (к слову, весьма убыточной), был в глазах романтически настроенного сына весьма непрост, так как был одним из потомков самого капитана Марриэта, прославленного писателя-мариниста и приключенца. Что же касалось матери, то здесь дело обстояло еще лучше. Мать (так гласила семейная легенда) вела свой род от предательски убитой индейской принцессы-красавицы Натомо, ради которой ее муж, индейский вождь, и основал поселение, названное в честь их единственного сына, Овоссо, также впоследствии возглавившего племя. «Овоссо» — «светлое пятно», потому что сын был единственной светлой радостью отца, потерявшего свою жену.

Трудно сказать, какие картины проносились перед внутренним взором Джеймса-младшего, когда в домике перед пылавшим камином он слушал неторопливые беседы старших: о схватках с краснокожими, об их представлениях о чести и мужестве, о простоте их быта, и очаровательных индейских женщинах, и их любви и верности. Могу лишь предположить, что именно тогда юный Джеймс и решил стать писателем, раз уж он опоздал родиться, чтобы стать вождем какого-нибудь племени.

В девять лет мальчик написал свой первый роман в 200 000 слов (!) и подписал его: «Джеймс Оливер Кервуд», именем, которому суждено было стать знаменитым. Увы, роман этот утерян, так что не берусь судить об его достоинствах или недостатках. Однако не сомневаюсь, что характер самого мальчика начал формироваться именно тогда, во время написания его первого романа.

И как раз тогда, когда юный автор собрался кормить литературными заработками свою семью, рухнул так называемый бизнес его отца. Кервуды были вынуждены переехать в округ Эри, городишко Вермиллион, штат Огайо. Там Кервуд школу не посещал, а работал на огороде, перетаскивая тяжеленные камни. Позже он вспоминал это время как «созидательное», помогшее ему закалить свой характер. Он очень тосковал по своему маленькому городку, овеянному такими красивыми легендами, живому средоточию романтики. Когда Джеймсу исполнилось тринадцать лет, его семья возвратилась в Овоссо, из которого Джеймс более почти никогда не выезжал. Его не привлекали ни большие города, ни возможные встречи с теми, кого он любил и уважал, — творцами литературных приключений. В маленьком Овоссо, как в капле воды, он видел сюжеты его будущих романов.

III. Девушки Кервуда

А рядом у соседних столиков

Лакеи сонные торчат,

И пьяницы с глазами кроликов

«In vino veritas!» кричат.

И каждый вечер, в час назначенный

(Иль это только снится мне?),

Девичий стан, шелками схваченный,

В туманном движется окне…

И странной близостью закованный,

Смотрю за темную вуаль,

И вижу берег очарованный,

И очарованную даль.

А. Блок Незнакомка

Школу Джеймс бросил в десятом классе, точнее, его в не слишком вежливой форме попросили покинуть стены оной, поскольку мальчика больше интересовала улица и дикая природа, так что он проводил значительно больше времени вне школы, нежели внутри ее.

Тем не менее, несмотря на то что он так никогда и не окончил среднего учебного заведения, в 1898 году ему удалось сдать вступительные экзамены и поступить на факультет журналистики Мичиганского университета. Увы, он его также не закончил.

Видимо, для того чтобы помочь семье, которая едва сводила концы с концами, через два года Кервуд уже работал репортером в газете Детройт Нью Трибьюн. Ему было двадцать два года, он был полон замыслов и сюжетов и очень много писал в газету. Согласно должности, он занимался описанием… похорон за восемь долларов в неделю; впрочем, и здесь не удержался — спустя полгода его уволили за неправильное написание фамилии некоего жителя Овоссо, Подглядывающего Тома. Впервые данный персонаж появился в легенде о леди Годиве, проехавшей обнаженной по улицам английского города Ковентри с целью умолить своего жестокого мужа облегчить бремя налогов для жителей города. Все жители целомудренно прикрыли глаза, и лишь один из них, портной по имени Том (ох уж эти портные — должно быть, размер будущего платья хотел разглядеть), глаза не закрыл, за что Господь и поразил его слепотой (конец семейного бизнеса!). С тех пор всех, кто пялится, куда не положено, в английским языке так и называют: Peeping Tom. Теперь уже, конечно, не выяснить, что это была за история, из-за которой будущего писателя уволили.

Так или иначе, Кервуд опять оказался не у дел и перешел на работу в фармацевтическую компанию за пятьдесят долларов в месяц. И вот тогда и начали появляться его восхитительные новеллы о романтике снегов Канады, о мужестве настоящих мужчин и нежности настоящих женщин. Это было незабываемое для литературы время, ибо у Соединенных Штатов Америки почти одновременно появились три великих писателя — Джек Лондон, О'Генри и Джеймс Оливер Кервуд. До первого кервудовского романа — «Мужество капитана Плюма» — оставалось всего несколько месяцев. Наступил 1908 год, в котором и было опубликовано первое большое произведение Кервуда. Сюжет слегка напоминал первый роман Конан Дойля о Шерлоке Холмсе «Этюд в багровых тонах» — мормоны и их странный и порою весьма жестокий жизненный уклад, многоженство, деспотизм, и храбрый мужчина, не побоявшийся противопоставить свое мужество грозной силе в лице руководства мормонов и преданных им фанатиков. Роман был слабее всех последующих, однако черты кервудовского стиля уже были отчетливо видны. А главное, в нем появилась первая девушка Кервуда, феномен романтики, равного которому литература еще не знала.

Были и слезливые барышни, и отчаянные сорвиголовы, и авантюристки, и мамины дочки — словом, любой характер на любой вкус.

А вот такой головокружительной прелести — сплава характера, внешности, самоуважения и неотразимой женственности, как в любви, так и в ненависти, пожалуй, никогда не было.

Девушки Джека Лондона (в общем, писавшего о том же Севере и людях, его населявших) проигрывают девушкам Кервуда, наверное, потому, что Лондон все же был более прагматичен, что ли, обрисовывая женские характеры. Кроме того, женщины Лондона значительно искушеннее девушек Кервуда, опытнее и не всегда сохранившие верность своему избраннику. Лишь один раз ему (Лондону) удался женский характер типа кервудовской девушки — это была Леонсия в упоительном романе Джека Лондона и Чарльза Годдарда «Сердца трех». Впрочем, как признавался Джек Лондон, Леонсию ввел в роман все же не он, а сценарист Годдард. Возвращаюсь к Кервуду. Успех «Мужества капитана Плюма» был просто ошеломителен.

В этом же году был опубликован и второй роман Кервуда — «Охотники на волков». Его успех превзошел ожидания и самого автора, и его восторженных читателей. С этих пор Джеймс Оливер Кервуд зарабатывал на жизнь только литературой, и, надо сказать, неплохо зарабатывал. Благодаря этим деньгам, он и свою собственную жизнь сделал остро-приключенческим романом. Романом в снегах.

IV. Гризли как перст судьбы

«Искусство охоты заключается не в том, чтобы убить, а в том, чтобы позволить выжить»

Дж. О. Кервуд

Первые романы принесли Кервуду первые настоящие деньги и громкую славу. Эта слава и привела его к знакомству с представителем канадского иммиграционного ведомства, а знакомство это, в свою очередь, оказалось едва ли не важнейшим в жизни молодого писателя.

На полученные деньги Кервуд предпринял длительную поездку к Гудзонову заливу, исследовал канадский штат Атабаска и реку Маккензи, собственными ногами измерил холодные арктические долины и словно вымершие зимой леса. Канадское правительство предложило Кервуду исследовать прерии Запада и подняться до ледовых высот Крайнего Севера. Это было почетным назначением, ибо и на сегодняшний день Джеймс Кервуд является единственным иностранцем, когда-либо работавшим на Канаду в качестве писателя–исследователя. Поэтому каждая строчка любого произведения Кервуда не только прожита в воображении, но и пережита в действительности. В морозной дымке Северной Канады он искал приключений и находил их. Он был неистовым охотником, метким стрелком, не боялся ни медведя, ни лося. Однажды его охота принесла совершенно неожиданный результат. Как-то раз он выслеживал медведя в течение нескольких дней. Это был не просто медведь, а медведь-гризли. Гризли самые громадные и свирепые из всех существующих медведей, около 3-х метров ростом. Одержать верх над таким зверем один на один было подвигом почетным и маловероятным, достойным настоящего мужчины. На третий день выслеживания Кервуд подошел к медведю почти вплотную и выстрелил в упор. Его охотничье ружье дало осечку. Не теряя самообладания, Кервуд мгновенно попытался выстрелить еще раз, и все с тем же результатом. «Это конец», — понял молодой человек и от толчка колоссальной медвежьей лапы упал в снег. Он прикрыл голову руками, сознавая, что следующим движением гризли сорвет с него скальп, что было обычным делом в схватке человека и медведя.

Кервуд ждал смерти, которая почему-то никак не приходила. Гризли несколько раз довольно мягко толкнул лежащего человека, что-то укоризненно пробурчал и, неуклюже переваливаясь с лапы на лапу, скрылся. Когда Кервуд через минуту поднялся, он уже был другим человеком. Никогда более его ружье не выстрелило, ибо его хозяин стал яростным защитником диких животных; он создал организацию, которая сегодня могла бы называться Лигой защиты животных. Свою страсть к приключениям Кервуд тем не менее удовлетворил в своих романах. Роман «Король Гризли» (1916) был посвящен тому самому медведю, который не стал «бить лежачего», хотя и рассказывал о иных событиях и иных медведях.

В 1988 году французский режиссер Жан-Жак Анно по мотивам романа сделал очень выразительный и запоминающийся фильм «Медведь» с изумительными съемками дикой природы и животных. После этого была опубликована и книга под названием «Медведь», так как вряд ли кто-нибудь сегодня стал читать роман с никому не ведомым названием «Король Гризли», а вот «Медведь» свою читательскую аудиторию получил сполна, и никто не обратил внимания на фамилию автора — Джеймс Оливер Кервуд, хотя начиная с 1919 года кинематограф только и делал, что ставил фильмы по произведениям этого писателя, книги его публиковались по всему миру миллионными тиражами, его исторические романы «В тяжелые годы», «Черный охотник», «Там, где кончается река» о прошлом Канады и непрекращающихся сражениях между французами и англичанами были восторженно приняты и в Канаде, и в других странах, где Кервуд был переведен и любим, потому что в его книгах можно было найти все что угодно, кроме скуки. В этих романах впервые появились девушки-француженки, живое воплощение женственности и нежности.

В лесах Канады и Мичигана Кервуд сам построил множество бревенчатых домиков, где его не отвлекали звуки городов и где он писал, находясь в полном одиночестве и окружении величественного Севера.

Кервуд был женат, и женой его была романтическая девушка по имени Кора Леон Джонсон.

Она родила двух дочерей, Карлотту и Виолу, но какая жена могла бы вынести отсутствие мужа по восемь месяцев каждый год? Кора и Джеймс прожили восемь лет вместе и развелись.

Карлотта осталась жить с отцом, которого очень любила. А Кервуд продолжал писать, и героями его новых книг стали офицеры Канадской Королевской конной полиции, которые вершили закон, сами были законом и для которых слово «честь» обозначало «жизнь».

V. Королевская Конная полиция Канады

Я не люблю, когда наполовину

Или когда прервали разговор.

Я не люблю, когда стреляют в спину,

Но если надо, выстрелю в упор.

Я не люблю уверенности сытой —

Уж лучше пусть откажут тормоза.

Досадно мне, что слово «честь» забыто

И что в чести наветы за глаза.

В Высоцкий Я не люблю

Кервуд был не первым писателем, введшим в художественную литературу канадского конного полицейского, в красном мундире, цвета крови, которая нередко там, в холодных равнинах, и проливалась, почитающего честь и отвагу, тонко чувствующего неписаные правила выживания на заснеженном Севере. Не первым и не последним, ибо мужество этих людей, охраняющих закон и порядок, их полное самоотречение в схватке за справедливость давно вошли в поговорку. Интересно упомянуть, что один из сыновей Чарльза Диккенса, переехав в США, также стал канадским конным полицейским. Однако подвигов особых не совершил, а просто делал свое дело, вышел на пенсию по выслуге лет и там, в Канаде, и умер. Конечно, в жизни все бывает намного прозаичнее, чем в литературе, хотя… как знать… «История Королевской Конной Полиции» повествует о таких невероятных случаях, что выдумка просто оказывается бесцветной. А впрочем, многое ведь зависит и от писательского мастерства.

Джек Лондон в рассказах о Мэйлмюте Киде, Роберт Сервис в поэмах и романах, Уильям Рэйн Маклеод, Алистер Маклин в романе «Атабаска», Зейн Грей — вот несколько знаменитых авторов, отдавших дань уважения канадским полицейским. Тем не менее полицейские Кервуда стоят особняком. Это и понятно. Упомянутые писатели восхищались канадскими полицейскими. Джеймс Оливер Кервуд создавал образ нового человека, закаленного снегом, неспособного лгать, предавать, стрелять в спину, немногословного защитника тех, кто почему-либо не мог или не умел защитить себя сам. Защитника женщин, всегда у Кервуда отважных, но хрупких.

В 1911 году был опубликован роман «Филип Стил из конной полиции». Написан он был в одной из бревенчатых хижин писателя, в которой он сам и его вторая жена, Этель Гринвуд, прожили не менее полугода. Вдвоем, в глуши, посреди глубоких снегов, испытывая те же чувства, что и его герои.

Филип Стил, сын богатых родителей, переживает крушение первой любви. Девушка, которой он отдал свое первое большое чувство, оказывается совсем не такой, какой ему казалось прежде.

Люди для нее шахматные фигуры, и она переставляет их по своему усмотрению. Не желая становиться еще одной игрушкой в девичьих руках, Филип уезжает на Север. Его принимают в ряды конной полиции, не задавая лишних вопросов, не напоминая о прежней жизни. Через некоторое время у него появляются друзья и враги, а потом появляется и девушка, которую зовут Изабель (одно из любимых женских имен писателя; у него несколько романов, где фигурирует это имя). Через много тяжелых испытаний приходится пройти Филипу, прежде чем он сможет покарать врага, спасти друга и найти живую Изабель, которая, по слухам, погибла. И главное в этих испытаниях — дорога, длинная тяжелая дорога через снега и льды, полная опаснейших неожиданностей, водоемов, покрытых тонкой коркой льда и невидимых обычному глазу, дорога, по которой нужно идти долгие месяцы и с которой может справиться только настоящий мужчина.

Роман «Филип Стил» читала миллионная аудитория. Имя автора стало знаменитым.

Кервуд писал не слишком быстро, но выпускал почти каждый год один-два романа.

Второй брак принес ему сына, Джеймса Кервуда — младшего, и отец имел все основания им гордиться. Младший Кервуд был абсолютно бесстрашным и благородным молодым человеком, каким, по мнению писателя, и должен был стать человек далекого будущего. Более того, сын даже в чем-то превзошел отца, ибо увлекся пилотированием самолетов — занятие в те времена малоизведанное и опасное. Так он и погиб этот молодой человек, при крушении самолета.

Случилось это в 1930 году, через три года после того, как погиб сам Кервуд.

А пока что… все шло хорошо. Кервуд-старший строил в родном городке Овоссо замок в норманнском стиле, к изданию готовились ставшие бестселлерами «Пылающий лес» и «Старая дорога», читатели наслаждались «Северным цветком», а в снегах Мичигана и Канады выковывалась новая «истина», кузнецом которой был неистовый романтик Джеймс Оливер Кервуд.

VI. Сквозь «Пылающий лес» и «Старую дорогу в Квебек»

Опять со мной дорога,

Желанья сожжены,

Нет у меня ни Бога,

Ни черта, ни жены

Вдали остался Запад,

Восток не мой Восток.

А за спиною запах

Пылающих мостов

Юрий Кукин Солдат Киплинга

Сержант конной полиции Дэвид Карриган отправляется на поиски таинственного убийцы, которого зовут Черный Рожер Одемар. Путь его лежит через весенние прерии Канады. Ничто не омрачает теплый день.

С собой у него лишь самое необходимое — сухой паек, ружье и полная уверенность в том, что задание он выполнит и вернется с Черным Роджером для справедливого суда, тем более что миссия эта проходит в обстановке полной секретности.

И вот тут-то, посреди такого ясного и теплого дня, Карригана подстерегает пуля, выпущенная метким стрелком. Последнее, что запомнилось сержанту перед полной потерей сознания, — это женская головка, обрамленная черными как смоль вьющимися волосами.

Приходит в сознание Карриган в лодке, которой правит огромный метис жуткого вида. Еще в этой же лодке находится красивая молодая женщина, канадская француженка, которая, как оказывается, и стреляла в сержанта по тщательно скрываемым причинам.

Нападение на представителя закона всегда дело нешуточное, но ведь есть еще и другие законы, которым сержант сопротивляется как может. Жанне Булэн (так зовут эту женщину) явно есть что скрывать. К тому же она имеет непосредственное отношение к самому Черному Роджеру. Тайна должна быть раскрыта с приходом брата Жанны Булэн, двухметрового гиганта, занимающегося сплавкой леса, предприятием, требующим мужества и отваги. Сержанту Карригану предстоит схватка и с огромным метисом, и с самим братом женщины, которую он полюбил. Условие боя — честный рассказ о том, какое отношение семья Булэн может иметь к убийце, Черному Рожеру, в том случае, если, конечно, Дэвид одержит верх над противником. А в его поражении никто не сомневается. Никто, за исключением самого сержанта. Однако бой принимает неожиданный поворот. Бой, в котором офицер королевской конной полиции выходит победителем почти одновременно над двумя физически непобедимыми противниками. Дэвид — профессиональный боксер, противопоставляющий мощи мышц умение и холодный расчет. После этого отношение к Дэвиду меняется. Он доказал, что он человек, который может защитить себя своими собственными руками. В суровом краю — это важное, если не определяющее качество. Очень скоро Карригану придется познать и крепкую мужскую дружбу, и горячую любовь женщины, и самый теплый дом на свете. Все тайны постепенно раскрываются, все оказывается не тем, что виделось прежде, а Карриган обретает названого брата и жену.

Таково содержание одного из лучших романов Кервуда «Пылающий лес». В нем писатель проявил себя как мастер авантюрно-детективного сюжета, а кроме того, ярко продемонстрировал свой идеал: мужская верность долгу и слову, не только ум, но и крепость мышц, мужская дружба, умение идти всегда и во всем до конца — до победы или гибели. Он так же ярко показал свой идеал женщины — нежной, отчаянно-храброй и точно так же отчаянно любящей. Не худший из возможных идеалов, надо сказать.

И все же нигде писательский дар Кервуда не проявлялся так очевидно, как в романе, написанном незадолго до смерти этого отчаянного романтика, «Старая дорога в Квебек», или просто «Старая дорога». Отставной капитан Клифтон Брант возвращается домой после Первой мировой войны. Он уже не молод — ему тридцать восемь лет, он беден — ни денег, ни жилища, его никто не ждет, а домой он возвращается с одной целью — отыскать человека, некогда погубившего его отца. Человек этот богат и могуществен, но капитана это не останавливает. Ему чужды монте-кристовские мотивы — осложнить врагу жизнь или довести до самоубийства. Все значительно проще — найти и, не прибегая к ножу или револьверу, уничтожить собственными руками. Капитан добивается встречи с врагом, вот только убить его он, прошедший войну, все-таки не может — ограничивается тем, что кулаки его без дела не остаются (расправа по-кервудовски). Невольным свидетелем этого яростного выяснения отношений по-мужски становится молодая женщина, опять-таки француженка.

В нее и суждено влюбиться капитану Бранту, человеку, для которого никогда ни одна женщина не значила слишком много. Это была тяжелая любовь для капитана, неразделенная, полная насмешек над немаленькой разницей в возрасте — девушке всего 22 года. Бранта как прекрасного специалиста по выращиванию и заготовке леса для сплава по бурной реке Святого Лаврентия приглашают на работу именно к этой девушке, которую зовут Антуанетта Сент-Ив и которая совместно с братом унаследовала, говоря современным языком, этот бизнес.

Бизнес, находящийся на грани разорения, ибо ему угрожает тот самый, недобитый капитаном богач. И Антуанетта, безжалостно пресекающая все попытки капитана Бранта завоевать ее любовь. Мало того, он, рискующий ежедневно и ежечасно жизнью ради ее блага, подвергается таким жестоким унижениям, которых он прежде не испытывал. (Брант — потомок индейца и белой англичанки. Антуанетта — француженка. Думается, что здесь еще и конфликт между двумя этническими населениями Канады — французы себя считали несравненно выше англичан.). И все же, иногда ему кажется, что и она к нему неравнодушна. Впрочем, такая мысль ему приходит в голову все реже и реже. Он замыкается в себе, становится сух и холоден.

И тут — серия взрывов на реке, предпринятая тем же неуемным врагом, приводит к образованию запруды, которую можно разрушить только еще одним хорошо направленным взрывом. Однако человек, произведший такой взрыв, неминуемо должен погибнуть. Конечно, капитан без лишних слов и героической позы берется за это сам. Его хозяйка решительно против, более того, она умоляет его этого не делать. Но иного выхода нет — и суть не в том, что он ищет смерти. Просто дело, которому он отдал несколько лет жизни, вот-вот рухнет, причем благодаря его же врагу.

Клифтон Брант не герой, но допустить торжество врага он не может. И вот тогда, когда капитан, уцелев после взрыва (его добровольный напарник погиб), делает попытку вплавь добраться до берега, через бешено вращающиеся огромные бревна, Антуанетта прыгает в воду с берега и чудом добирается к мужчине, которого она давно любит, чтобы либо спастись, либо погибнуть, но вместе с ним. Какое-то недолгое время им удается передохнуть на образовавшемся из бревен островке. Там Антуанетта и признается и в своей гордыне, и в своей любви. Во время этого катарсиса она захлебывается слезами, но зато капитан Брант становится прежним. Теперь ему нужно не только выжить самому, но и, что гораздо важнее, спасти ту, которая ему дороже жизни. Конечно, они спасаются и, конечно, одерживают верх над их общим врагом. Иначе зачем нужна была бы литература высокой романтики, где справедливость не только желанна, но и возможна? В 1925 году в Соединенных Штатах был снят немой фильм «Старая дорога в Квебек», который ныне считается утерянным. Однако зрители получили возможность хотя бы взглянуть на реальное воплощение; иными словами, на персонажей этого романа.

Взглянем на них и мы с вами. В главных ролях снимались популярные американские актеры: Джек Холт — в роли Клифтона Бранта, Билли Доув — в роли Антуанетты и Монтэгу Лав — в роли Ивана Хурда

VII. Смерть от укуса паука

Так вот где таилась погибель моя!

Мне смертию кость угрожала!

Из мертвой главы гробовая змия

Шипя между тем выползала;

Как черная лента, вкруг ног обвилась:

И вскрикнул внезапно ужаленный князь.

А. Пушкин Песнь о вещем Олеге

По номеру Кервуд Драйв 224 в Овоссо, неподалеку от Мейн стрит, где Кервуд появился на свет, строился норманнский замок образца XVII века. Писатель хотел жить там, где жили герои сэра Вальтера Скотта и Анны Рэтклифф. Замок не предназначался для жизни или трапез, только для работы и приема гостей. Зрелище он представлял внушительное. Средневековье оживало в руках архитектора и строителей. Некоторые полагали, что замок очень похож на замок Фронтенак в Квебеке; другие этого сходства не находили. Сам писатель не давал никаких объяснений, но с удовольствием приглашал к себе самых разнообразных гостей, хотя, как уже говорилось выше, не угощал ничем и не поил чаем или прохладительными напитками.

Писал он в самой высокой башне, а жил тоже недалеко (Овоссо — городок небольшой), на углу улиц Уильямс и Шиавасси.

Он всегда был очень занят, ибо если не писал, то занимался проблемами сохранения окружающей среды: животных и растений. Кервуд множество раз побывал и в Нью-Йорке (отель на Fifth Avenue) с целью переговоров с влиятельными людьми, от которых зависело дело его жизни. Тогда он был одним из самых популярных людей мира, его узнавали, просили автограф, демонстрировали обложки его книг на разных языках, с иллюстрациями известнейших художников.

Голливуд сделал несколько десятков фильмов по его романам. Сегодня пять романов Кервуда остались непереведенными на русский язык, не говоря о доброй сотне, а то и больше рассказов и повестей.

Он был твердо убежден, что доживет до ста лет. Однако жизнь внесла свою поправку. В 1927 году Кервуд уехал в местечко Venice, штат Флорида, порыбачить и насладиться всем тем, что приносит сердцу мужчины рыбная ловля: чистым воздухом, неторопливостью, тишиной, которую нарушал лишь всплеск какой-нибудь рыбы.

Какое-то насекомое (паук, по всей вероятности) ужалило Кервуда в ногу, возник сильный отек, и водитель немедленно повез его домой, в Овоссо. Домашний врач настаивал либо на немедленной госпитализации, либо, по крайней мере, на постельном режиме. Ему несколько раз переливали кровь. Но Кервуд лежать не хотел — он собрался на заседание правления по защите окружающей среды, к тому же ему нужно было поехать в Нью-Йорк. Он никуда не успел. 13 августа 1927 года Джеймс Оливер Кервуд умер от общего заражения крови, так называемого сепсиса, успев перед смертью пошутить, что от Венеции (Venice) он ожидал лишь приятных сюрпризов (это легенда). Похоронен он был на семейном участке Кервудов в его любимом Овоссо на кладбище Ок-Хилл. На его могиле — простая плита с указаниями имени, фамилии и дат. Казалось бы, это все, что живые могут сделать для умершего. Казалось бы, «истина», созданная писателем, умерла вместе с ним.

Но это не так… Недавно умершая дочь Кервуда, Карлотта, стала инициатором и покровителем ежегодных кервудовских фестивалей.

Два его неоконченных романа, художественный «Зеленый лес» и автобиографический, были завершены писательницей Доротеей Брайант, книги его все еще издаются тысячными тиражами, а город Овоссо отмечает память писателя по-особому. С 1978 года (и с тех пор ежегодно) в Овоссо в июле проводится Кервудовский фестиваль, который во многом напоминает первые Олимпийские игры, так много видов спорта, а главное, искусств на нем представлено. Следует не только танцевать или петь, а еще и показать свое умение писать приключенческие романы или в крайнем случае повести. Собственные стихи тоже высоко ценятся. К конкурсу готовятся очень серьезно, начиная со средней школы, а затем выбирают королеву фестиваля — девушку Кервуда. С недавних пор выбирают двух — королеву (взрослую девушку) и принцессу (ученицу младших классов). Выбирают, прежде всего, за ум, деликатность, писательский талант, ну, и, честно говоря, прелесть лица и фигуры тоже немаловажна. Они и правят городом Овоссо вместе с мэром круглый год до следующего фестиваля. Как бы то ни было, они обе имеют право голоса на совещаниях мэра, и их очень уважают не только в Овоссо, но и в штате Мичиган.

Директор музея Кервуда в Овоссо, Мистер Айван Конгер, любезно пригласил меня быть гостем XXX фестиваля. Если получится, я непременно поеду и погляжу на девушек Кервуда. Ну и еще. Пять романов Кервуда и не менее двухсот повестей и рассказов остались непереведенными на русский язык. Это и детективно-авантюрные романы и даже пиратские, и просто приключенческие, такие как, скажем, «Честь больших снегов», или «Человек мужества» (Мужественный джентльмен) незнакомые русскоязычным читателям. Надеюсь, что будущие издатели смогут убрать эту досадную лакуну в творчестве замечательного писателя.

Джек Лондон в Нью-Йорке

Не могу отказать себе в удовольствии написать и о Джеке Лондоне, еще одном, наряду с Джеймсом Кервудом, Рексом Бичем и Робертом Сервисом (известные писатели Бич и Сервис также побывали в Клондайке), творцом «нового человека будущего», хотя, думается, то, что уже написано о нем, вполне может само по себе составить немаленькую библиотеку. Несмотря на свою «английскую» фамилию, нередкую, кстати говоря, для США, писатель был американцем и как таковой не только умножил литературную славу своей страны, но и стал любимым автором для миллионов людей по всему миру. Для русскоязычных же читателей Лондон свой, родной и горячо любимый брат и друг. Мэюйлмют Кид; доктор Грант, обладавший железной волей; Алоизиус Пенкберн импонировали русскоязычным читателям своими духовными качествами.

В них и находили новую истину, о которой я упоминал в предыдущей главе.

Их характеры закалял снег

Персонажи Лондона были любимы не только русскими. О популярности писателя во множестве стран может служить то ли легенда, то ли истинный эпизод, изложенный журналистом Ричардом Литтлом о том, что 22 ноября 1916 года, когда по телеграфу было сообщено о смерти 40-летнего писателя, между русской и немецкой сражающимися сторонами было достигнуто соглашение о прекращении огня на один день, дабы почтить его память… Что ж, если такого и не было, то это событие вполне могло произойти.

Не стану обсуждать здесь то, что уже неоднократно обсуждалось литературоведами. Коснусь только пребывания писателя в Нью-Йорке, в котором он бывал много раз, и некоторых малоизвестных эпизодов его жизни; любопытны и судьбы наследников писателя.

В этом очерке я опирался на свою частную переписку с известным американским лондоноведом, Майклом Уилсоном, написавшим монографию под названием «Приключения Джека Лондона в Клондайке», где подробно описывается период, когда Лондон добывал золото, а также работу российского исследователя Виля Быкова «По следам Джека Лондона», ну и, конечно, поиски в архивах и интернете.

Впервые в Нью-Йорк Джек Лондон, родившийся в Окленде, штат Калифорния, попал в период своих скитаний, 17-летним мальчишкой. В городе он пробыл несколько недель, по всей вероятности, спал на одной из скамеек в небольшом парке около городской ратуши (тогдашние скамейки не сохранились, да и все равно неизвестно, на какой именно скамейке он спал), был арестован за бродяжничество, о чем свидетельствует лишенный эмоций полицейский протокол. Затем его арестовали уже в штате Нью-Йорк, в Буффало, еще раз по такому же обвинению, и в конце концов будущий знаменитый писатель возвращается домой в Окленд, после чего принимает участие в марше безработных на Вашингтон.

Во время следующего визита в Нью-Йорк Джек Лондон уже был общеизвестен и любим. К сожалению, сам Лондон не всегда и не во всем походил на описанных им героев. Он действительно был очень мужественным человеком, но был он и алкоголиком, который не хотел и не слишком стремился преодолеть свой недуг. К тому же его сложно было бы назвать хорошим мужем, поскольку, не стесняясь своей второй жены, Чармиан, которую он любил, писатель заводил связи с женщинами, где только мог. Именно так проходила одна из его поездок в Нью-Йорк, где у него был бизнес с инвестиционной компанией «Миллерграф». Бизнесменом Джек Лондон был очень плохим, и, как вспоминала его бывшая русская возлюбленная, Анна Струнская, его интересовали не столько деньги, сколько сам процесс игры с ними.

В январе 1911 года Джек Лондон со своей женой поселился в Манхэттене, в районе Морнингсайд-Хайтс (западная часть Гарлема) и, утверждая, что Нью-Йорк превзошел древний Рим по части развлечений, со своим приятелем и одновременно завистником Джозефом Ноэлем посетил все сомнительные злачные заведения, где пил не переставая, и всевозможные стриптиз-клубы. Синклер Льюис, известный американский писатель, тем временем намеренно разжигал его честолюбие, сообщая Джеку Лондону, что Редьярд Киплинг, Артур Конан Дойл, Эдит Уортон и Теодор Рузвельт получали значительно более высокие авторские гонорары, нежели сам Лондон. Это еще более подхлестывало его агрессивность и запои. Публика любила читать книги Джека Лондона, но его репутация уже давно была испорчена. Его имя стало нарицательным для вечно пьяных бродяг-авантюристов Оклахомы, Сент-Луиса и даже Мексики.

Он не хотел даже писать. Но он не был бы Джеком Лондоном, если бы все-таки не взял себя в руки. Обновленный вариант повести «Люди бездны» в таком виде, в каком мы его знаем, — результат его пребывания в Нью-Йорке. В последний раз он был пьян, когда в марте 1912 года на судне под названием «Дириго» вместе с Чармиан посетил усыпальницу еще одного литературного дебошира — Эдгара По.

Легенда говорит, что Лондон с отчаянием кричал: «Эдгар, как же мы похожи!

Ты всегда был пьян. Я тоже пью. Ты умер в 40 лет, и я умру в 40 лет».

Трудно сказать, были ли эти слова действительно сказаны, но Лондон, как известно, действительно умер в 40 лет, и смерть его была, пожалуй, не менее таинственна, чем смерть По.

У него был целый букет заболеваний, из которых самыми значительными были уремия и ревматизм. И то и другое причиняло ему сильные физические боли.

Так до сих пор причина его смерти ясна не полностью: передозировка медикаментов — то ли случайная, то ли намеренная. Вспоминая автобиографический роман «Мартин Иден», предполагали и самоубийство.

Впрочем, эта версия решительно отвергается большинством исследователей-лондоноведов. К сожалению, то, что один из самых замечательных и оригинальных писателей мира, мужественный и, несмотря ни на что, благородный человек, себя сжег, сомнению не подлежит.

Поскольку я пишу о том, что прежде всего люблю сам, то изложу и некоторые соображения по поводу двух особенно дорогих моему сердцу романах Джека Лондона.

Конечно, как для меня, так и для многих читателей это роман «Морской волк» (1904), статей о котором более чем достаточно. И возможно, этот роман еще в большей степени о самом Лондоне, нежели «Мартин Иден». Не зря друзья Лондона называли его «волком», и не зря он сам называл свой дом «Домом Волка». Но вот то, что, может быть, кому-то и неизвестно. Прототипом — не только внутренне, но и внешне — Волка Ларсена был капитан Александр Маклин, который плавал на севере Тихого океана со своим братом Дэном Маклином (очевидно, Смерть Ларсен?) и который одно время был шерифом городка Ном на Аляске, родился он в 1858 году и затонул вместе со своим кораблем близ Ванкувера в 1914 году.

Нужно рассказать и о самом приключенческом из всех приключенческих романов Джека Лондона «Сердца трех», написанном в соавторстве с Чарльзом Годдардом, известным американском сценаристом и писателем. Следует также сказать, что сперва Годдард написал пьесу «Сердца трех», а затем предложил Лондону ее превратить в роман (то есть новеллизировать), что Лондон и сделал, причем сделал очень тщательно, порою превращая малейшую деталь, которая была изложена в пьесе скупо, буквально несколькими словами, в важнейшие эпизоды романа. К слову, Джек Лондон, который всегда с большим рвением относился к гонорарам, получил за этот роман ни много ни мало 25 000 долларов. Поскольку голливудская студия, для которой и предназначался роман, принадлежала магнату Рэндольфу Херсту, высоко ценившему писателя, Лондон надеялся, что там снимут как минимум два сериала: по романам «Сердца трех» и «Маленькая хозяйка большого дома». Однако что-то не сложилось в коммерческом плане, и фильмы не были сняты.

И все же хочу поделиться своими мыслями о том, как появился на свет этот роман. Для начала хочу выдвинуть гипотезу (свою собственную, так что все возможные недостатки — мои собственные) о сходстве романа Джека Лондона и Чарльза Годдарда «Сердца трех» (1916 год), опубликованного в Англии отдельной книгой в 1918 году, с романом некогда известнейшего автора-британца, детективщика и приключенца, Виктора Бриджеса, прожившего очень долгую и плодотворную писательскую жизнь, «Человек ниоткуда» («Двойник») (1913 год). Роман переводился на русский язык неоднократно. Как в том же 1913 году, так и в 20-х годах, так и в 90-х. Качество перевода, увы, везде одинаковое. Но Бог с ним.

Сюжет, если очень коротко, следующий. Англичанин Джек Бертон, авантюрист в положительном смысле этого слова, ищет деньги на разработку золотых полей в Южной Америке. Случайно он встречает миллионера Нордкотта, до невероятности на него самого похожего, и тот предлагает Джеку на три недели перевоплотиться в этого миллионера. Миллионеру угрожает нешуточная опасность — его могут убить. Джек соглашается на это предложение. На своем дальнейшем пути знакомится с юной девушкой, которая его ненавидит (она убеждена, что ее отец пал от руки его прототипа) и стреляет в него. Девушку зовут Мерсия Солано. И так далее. Не находите сходство нескольких сюжетных линий? Леонсия (имя в переводе значит «львица»), героиня «Сердца трех», тоже, обручившись с Генри Морганом и поверив в то, что ее жених-убийца, его возненавидела. Дворецкий Паркер из «Сердца трех» и дворецкий Милфорд из «Человека ниоткуда» похожи до мелочей. Двойники, девушка, имя и фамилия главной героини, и прочая, прочая… Возможно, что Лондон, которого неоднократно обвиняли в плагиате (не стану утверждать, что незаслуженно), да и Годдард соблазнились темой двойников, играющей в романе немаленькую роль, и занялись, так сказать, развитием и разработкой такого сюжета? Чарльз Годдард, автор увлекательных приключенческих романов, таких как «Похождения Полины», особо не отмечен нигде в литературе на русском языке, как, впрочем, почти нигде не упоминается и о поэте Джордже Стерлинге, друге Джека Лондона, чью пиратская песня тоже немаловажна в романе «Сердца трех». Следует отметить, что Фрэнсис и Генри Морганы, персонажи романа Лондона и Годдарда, к сожалению, полностью вымышлены, ибо у самого корсара детей, по крайней мере, официальных никогда не было. Впрочем, будучи заместителем губернатора Ямайки (а вовсе не самим губернатором, как считают многие), Морган заставил своих двоюродных братьев взять его фамилию, особенно важную, когда решался вопрос о будущей вероятной передаче наследства. Возможно в таком случае отнести Генри и Фрэнсиса к непрямым потомкам. Клад на Бокас-дель-Торо, где сгорел флагман флотилии корсара Моргана под названием «Оксфорд» и где находилась всеобщая казна рядом с Бокас-дель-Торо (острове Бычьей пасти), в 2011 году все-таки как будто был найден на дне Карибского моря. Так что вряд ли Фрэнсису и Генри удалось бы хоть что-нибудь найти. На островах этого небольшого архипелага были популярны мифы о спрятанных кладах не только Моргана, но и индейцев майя. Конечно, несомненно влияние Генри Райдера Хаггарда, специалиста по затерянным цивилизациям, в отношении Той, Что грезит, которая является явной проекцией на хаггардовский роман «Она». Правда, героиня Лондона, в отличие от хаггардовской героини, чиста сердцем и невинна. Некоторые характеристики, касающиеся испаноязычного населения, заимствованы у Рекса Бича, в частности, романа Бича «На дальнем конце радуги».

Попутно немного о Годдарде и Стерлинге. И разумеется, об англичанине Викторе Бриджесе, раз уж английский писатель так повлиял на двух американских. Чарльз Уильям Годдард, сын судьи — американец, родившийся в штате Мэйн в 1879 году. Одаренный литературно, он писал пьесы для постановок на Бродвее и романы. Самые известные его романы — «Опасности для Полин», «Тайны Майры», «Тайна бриллианта Хоуп». Мысль о написании романа «Сердца трех» пришла в голову именно ему. Обратился он за соавторством к Джеку Лондону, возможно, потому, что имя Лондона было известно шире, чем его собственное. Результатом их сотрудничества и явился роман «Сердца трех», который считался пустяковым и никогда не становился предметом какого бы то ни было анализа. Говард намного пережил Джека Лондона и умер в 1951 году. Его фотографию найти не удалось. Вместо нее предлагаю посмотреть на афишу киносериала «Опасности для Полин», где главную роль играла знаменитая актриса немого кино — Перл Уайт. Сериал представлял из себя приключенческий боевик с отважной девушкой, испытывающей всевозможные опасные приключения на пути к своему счастью. Есть в фильме и детективная составляющая, так что зрители смотрели с удовольствием на подвиги главной героини.

Виктор Джордж де Фрейн Бриджес (1878–1972). Прожил 94 года. Родился неподалеку от Бристоля. По всей видимости, его предки были французскими аристократами. Был женат. Начал писать с 1909 года, это были стихи. Затем перешел к остро-приключенческой прозе в огромном количестве. В год он успевал написать приблизительно роман или два. А то и более. Многие его шпионско-приключенческие, экзотико-приключенческие, детективно-приключенческие романы начинались или проходили на берегах, болотах или торфяниках Эссекса. В нескольких романах эксплуатируется тема двойника, очень популярная в начале 20 века. Я читал, например, роман «Мошенник по принуждению» детективного-шпионского направления. Нет, Джеймса Бонда не напоминает. Скорее, «Высокого блондина в черном ботинке», только без комической или иронической составляющих. Интрига чрезвычайно изобретательна, а я был рад тому, что, как правило, романы Бриджеса оканчиваются хорошо и главные герои не умирают.

Некоторые романы написаны в стиле «Лунного камня», то есть с некоторой мистикой. Автор все еще интересных романов:

«Тайна эссекского побережья»

«Король возвращается»

«Буканьеры-призраки»

«Мошенник по принуждению: Дело секретной службы»

Джордж Стерлинг, сын врача, американский богемный поэт-романтик, чьи стихи были высоко оценены Амброзом Бирсом, его другом Джеком Лондоном, Эптоном Синклером, Синклером Льюисом и Кларком Эштоном Смитом, родился в 1869 году. Отец его непременно желал, чтобы сын стал священником, и Стерлинг получил необходимое для этого образование. Однако священником не стал и занялся тем, что требовал его романтический и бунтарский дух, то есть занялся он поэзией. Его стиль отчасти напоминал изысканный стиль Шелли и Китса. Неуравновешенность и нестабильность его характера привели к трагическом исходу: он покончил с собой в 1929 году, выпив цианистый калий, который всегда находился при нем. На вопросы друзей, зачем ему нужен яд, он отвечал, что «тюрьма становится домом, если к камере есть ключ». Как знают читатели, Лондон использовал его «Пиратскую песню» для романа «Сердца трех», ставшую позывным для героев романа.

Конкистадор Да Васко, чьим шлемом воспользовался Альварес Торрес, видимо, был не совсем вымышленной фигурой. Его фамилия — аллюзия на реальную каменную скалу Даваско, находившуюся в аргентинском город Тандиль в состоянии шаткого равновесия и установленную некогда в честь любимого сына бога Солнца, научившего индейцев не только земледелию, но и пониманию ценности золота, а также умению его добывать. В 1912 году скала, простояв много веков, рухнула, и сейчас там установлен муляж, напоминающий об этом феномене. 1912 год, по всей вероятности, то время, в которое и происходили события романа. О рухнувшей скале Лондон и Годдард, разумеется, были осведомлены. Богиня Чиа в мифологии индейцев Колумбии и Панамы-чибча-муиска — триединое божество Луны (совместно с богинями Уитакой и Юбекайгуэю), богиня успешных родов и изобилия. Согласно этим мифам, Творец всего сущего, Чимингуа, превратил самую красивую женщину мира в богиню Луны, переместив ее на Луну, а самого красивого мужчину, Суа, в бога Солнца. На небе они и стали супружеской парой. Чиа приносили жертвоприношения в виде золотых украшений и изящных изделий из керамики. Бог Хцатцль, похоже, вымышлен. Название племени наемных убийц — кару — Лондон и Годдард, возможно, заимствовали из бурского языка африкаанс, и означает оно пустынный непроходимый и чрезвычайно опасный район Южной Африки на пути к Кейптауну. Возможно, читатели задавались вопросом о том, что натолкнуло писателей на мысль о Зеркале Мира? Если так, то предложу гипотезу о происхождении названия из района все той же Южной Америки, а именно на границе между Боливией и Чили, на высоте почти 4 километров над уровнем моря, есть самое большое в мире соленое озеро, как утверждают, редкой, изысканной красоты, Соленая равнина (Salar de Uyuni). А еще его называют Зеркалом Мира, ибо отражения в нем четки и ясны. Среди туристов ходит легенда, что на глади озера иногда можно увидеть свою судьбу.

Что ж… легенда есть всего лишь легенда. Возможно, Годдард и Лондон увидели в фотографиях этого озера свое собственное Зеркало Мира и Ту, что грезит.

Что еще о Лондоне не слишком известно? Дети у Лондона родились только в первом браке, у него были две дочери. Старшая, Джоан, родившаяся в 1901 году, социалистка, писательница, организатор публичных митингов, продолжательница взглядов своего отца в его юности, была яркой и впечатляющей личностью. Она обожала отца, который платил ей такой же взаимностью, всегда стремясь заслужить его одобрение и поддержку. От первого брака у нее родился сын, Барт Эбботт, очень любивший мать и делавший для нее все, чтобы она была довольна и счастлива. Вторым браком, Джоан вышла замуж за специалиста в русской славистике, профессора Калифорнийского университета, Чарльза Маламута, и приехала к нему в 1934 году в Москву, вызвав тем самым восторг у советских властей, которые высоко ценили про-социалистические взгляды ее отца. Любопытно то, что в Москве ее с мужем опекали профессор Дэйна, внук великого американского поэта Генри Лонгфелло, и Дэвид Синклер, сын американского писателя Эптона Синклера. Дэвид Синклер написал впоследствии художественную биографию Джека Лондона, а сами они взяли шефство над приехавшим в Москву поэтом Каммингсом, тем самым, который писал стихи без знаков препинания и заглавных букв. Все учили русский язык и неплохо на нем разговаривали. Надо сказать, что сталинская политика и разговоры, которые им доводилось слышать, значительно охладили их симпатии к новой социалистической власти. Через год Джоан уехала, разведясь с мужем.

Впоследствии Джоан Лондон еще несколько раз выходила замуж. Но, главное, что она стала вполне известной писательницей, и какое-то время успех ее произведений был не менее оглушителен, чем успех произведений ее отца.

Англичане в Америке

Чарльз Диккенс

Недовольный Диккенс

Отправились мы в плавание по морю.

Внимательно смотрел я, как живут люди

в чужих странах, интересовался их обычаями,

изучал их языки, и чувствовал себя превосходно.

Синдбад-Мореход 1001 ночь

1842 год. На пароходе «Британия» вместе со своей женой Кэтрин и служанкой в Америку приезжает Чарльз Диккенс, тогда уже известнейший романист по обе стороны Атлантического океана… Путешествие это было крайне неприятным: каюта была маленькой и лишенной комфорта, Диккенс, как и все остальные пассажиры, страдал от морской болезни. В Бостон, оплот американской интеллектуальной элиты, семья Диккенсов прибывает 22 января 1842 года. Последующие две недели они проводят в Бостоне.

Затем исследуют Новую Англию, посещают Вустер, Хартфорд, Нью-Xейвен, а последнюю половину февраля и первую неделю марта проводят в Нью- Йорке. Чарльз Диккенс останавливается в отеле на углу Юнион-Сквер и 14-ой улицы, осматривает манхэттенские трущобы, так называемые пять точек совместно с Германом Мелвиллом, Уолтом Уитменом, легендарным Дэви Крокеттом и… тогда еще не президентом Авраамом Линкольном. «5-ю точками» в то время назывался участок, образованный пересечением улиц Энтони сейчас Уорт; Оранж, сейчас Бакстер; и Кросс, сейчас Парк стрит. Форма этого участка напоминала усеченный треугольник, ограничивавшийся Canal Street, Bowery, Chatham (сейчас Park Row), Pearl Street и Centre Street. Вышеупомянутой комиссии сообщили, что менее безопасного места в Нью-Йорке не найти. Ныне этих трущоб нет, а на их месте процветает Чайнатаун.

В апреле Диккенсы едут в Вашингтон, Пенсильванию, Вирджинию, Мэриленд, Огайо, Кентукки, Миссури и снова Нью-Йорк. В мае Диккенсы любуются Канадой. Они прибывают в Торонто, затем едут поглядеть на Ниагарский водопад, осматривают Онтарио и Монреаль, возвращаются в Нью-Йорк и отплывают в Англию 7 июня 1842 года. Результатом диккенсовского опыта стали «Американские заметки», в которых Диккенс с сарказмом рассказал о том, что видел. Ему очень не понравились американские индейцы (уж больно дикие), не понравилась Америка как таковая, и отнесся он к этой поездке как инспектор, проверяющий работу школы, то есть весьма неодобрительно. Американцы долго ему не могли это простить. В этом же году в Балтиморе он познакомился с Эдгаром По. Они подружились, и черный ворон по кличке Грип, принадлежавший Диккенсу, стал источником вдохновения для поэмы По «Ворон». Пресловутый ворон умер, напившись чернил из чернильницы Чарльза Диккенса. Тоже, видно, хотел стать писателем, как и его хозяин. Но его чучело послужило для Эдгара По отправной точкой для стихотворения «Ворон». К сожалению, дружба эта, со стороны Диккенса, впоследствии охладела из-за неосторожных и несправедливых критических статей По.

В ту пору Диккенсу было тридцать лет, и он уже был знаменит как автор «Посмертных записок Пиквикского клуба», «Оливера Твиста» и «Барнаби Радж», в котором, кстати, фигурировал говорящий ворон. Это был его пятый роман, который наглядно продемонстрировал, как Диккенс любит детективный сюжет и умеет им пользоваться. В честь приезда Диккенса в Нью-Йорке состоялся грандиозный бал, который посетили тысячи людей. Из знаменитостей там присутствовали друг Диккенса Вашингтон Ирвинг, Генри Лонгфелло, Эдгар По, врач, поэт и писатель Оливер Венделл Холмс, Гарриет Бичер-Стоу. Встретился Диккенс и с президентом США Джоном Тайлером. Об этой встрече не осталось, к сожалению, никаких записей. Любопытно, что, по собственному признанию писателя, приезжал он в основном для того, чтобы заключить выгодные контракты с американскими издателями, то есть для того же, для чего и сегодня приезжают многие — заработать денег.

Это был его первый, но не последний приезд в Соединенные Штаты.

Возвращение в США Чарльза Диккенса, который учел предыдущие ошибки

Диккенс прибыл в США во второй раз, как говорилось выше, в 1867 году. Прибыл он сперва в Бостон, где его ожидала местная элита писателей.

Надо сказать, что своими критическими «Американскими заметками», написанными после первого визита в Соединенные Штаты, Диккенс вызвал немалое возмущение и среди писателей, и среди читающей публики. Его довольно нелицеприятно упрекали в том, что он «ел их пищу, принимал их искреннее гостеприимство, зарабатывал деньги и при этом посмел скептически отнестись к стране, оказавшей ему такой восторженный прием». Более того, Вашингтон Ирвинг, так по-дружески встретивший Диккенса у себя дома в 1842 году, заметно охладел к Диккенсу, и их отношения так никогда и не восстановились. Диккенс на эти выпады, вполне справедливые, сперва не отвечал вовсе, а затем заявил, что он писатель и как таковой имеет право на свою точку зрения, которая не может и не должна зависеть от гостеприимства.

Но, разумеется, в течение второго визита он уже вел себя осмотрительнее, видимо, признав определенную правоту своих критиков.

На сей раз это был уже не просто знаменитый писатель, а писатель, переведенный на десятки языков, к тому же весьма состоятельный, а американские издатели делали его еще богаче. Диккенс остановился и прожил довольно долгое время, почти полгода, в отеле «Вестминстер», который располагался по адресу: Ирвинг-Плейс и 47 Восточная 17-ая улица. Название Ирвинг, конечно, связано с Вашингтоном Ирвингом. Так Ирвинга увековечил его друг, картограф Сэмюэл Рагглз. Ну, и, к слову, для полноты впечатления: в доме напротив жила литературный агент Оскара Уайльда и Бернарда Шоу, так что место это знаменитое и заслуживающее внимания.

Но вернемся к Диккенсу. 18 апреля 1868 года в его честь был дан ужин в знаменитом и ныне ресторане «Дельмонико», а 20 апреля Диккенс выступил в Стейнвей-Холл (это было его 76-е выступление — в целом Диккенс заработал за свои выступления невероятную сумму в девятнадцать тысяч фунтов стерлингов).

Марк Твен, обожавший Диккенса, комментируя выступление последнего, и тут не удержался от того, чтобы не пошутить: «Говорит великий Диккенс плохо, глотает слоги, слова произносит по-английски, так что, по всей вероятности, он англичанин».

Диккенс же в своей речи заявил, что отрицательное впечатление от Америки, полученное им двадцать шесть лет назад, полностью сгладилось, и что Нью-Йорк, по его мнению, стал великим городом. После чего писатель возвратился в Англию, где через 2 года умер в возрасте 58 лет, так и не завершив последний труд своей жизни, который был посвящен его другу Уилки Коллинзу, — готический детектив «Тайна Эдвина Друда». Но это, как говорится, совершенно иная история, полная тайн, разгадка которых отсутствует еще и сегодня.

Двое детей Диккенса — Френсис и Альфред (всего у него детей было десять) — имели определенное отношение к Америке.

Френсис Джеффри Диккенс (1844—1886), сын писателя, уехал в Канаду, где стал офицером прославленной канадской северо-западной конной полиции. Умер он в Америке в городке Молин, штат Иллинойс, в 1886 году, ничем особым себя не проявив.

Альфред Д'Орсэй Теннисон Диккенс (1845—1912), названный так в честь двух людей — знаменитого художника и знаменитого поэта, прожил 45 лет в Австралии, затем читал лекции о жизни и творчестве своего отца в США и умер в Нью-Йорке во время своего лекционного турне. Ну и, наконец, самый успешный из детей Диккенса — Генри Филдинг Диккенс (1849—1933), также как и все остальные наследники, названный в честь прославленных писателей, удостоился звания рыцаря и опубликовал несколько книг о своем отце.

Уилки Коллинз, удовлетворенный Америкой

Заставьте их смеяться, заставьте их

плакать, заставьте их.. ждать…

Уилки Коллинз

Немного об Уилки Коллинзе. Этот прославленный мэтр сенсационного детективно-психологического романа, автор «Лунного камня» и «Женщины в белом» — предмет искреннего восхищения и даже некоторой зависти его друга и родственника Чарльза Диккенса — тоже побывал в Нью-Йорке. Увы, сведений об этом не слишком много.

В 1867 году Коллинз провожал из Ливерпуля Диккенса, который во второй раз направлялся в Нью-Йорк. В 1870 году Диккенс умер. Боль от утраты друга, соавтора, родственника (брат Коллинза, Чарльз, женился на дочери Диккенса Кейт в 1860 году) и единомышленника была велика, и в 1874 году Коллинз также едет в Соединенные Штаты, чтобы развеяться и утвердить себя в качестве писателя с мировым именем. 25 сентября 1874 года Коллинз прибывает в Нью-Йорк и уже 27 сентября читает приветственную речь, озаглавленную им «Американское гостеприимство». Происходит это в знаменитом клубе «Лотос» (бывшем особняке Вандербильда) по адресу: 5-aя Авеню, 558. Клуб этот был основан как общество литераторов, вход туда был и по сию пору является ограниченным — только по личному приглашению члена клуба. Марк Твен был одним из его почетных членов. Коллинзу аплодируют: говорить он умел так же хорошо, как и писать.

10 ноября Коллинз присутствует на премьере своей пьесы «Новая Магдалина» на Бродвее, а затем уезжает в Бостон, где знакомится с Марком Твеном и Генри Лонгфелло. Оба отзываются о Коллинзе с восторгом и теплотой.

Затем Коллинз уезжает в Англию, где вдохновленный общим признанием продолжает писать.

Пристрастие к опиуму послужило в конце концов причиной его смерти. Опиумом он спасался от мучительных подагрических болей.

Хорошо зная его действие, Коллинз описал этот гибельный напиток в романе «Лунный камень». Фактически опиум и стал стержнем сюжета, как, конечно, помнят читатели.

Думается, многие помнят еще один знаменитый роман Коллинза — «Женщина в белом», — с которого, собственно, и началась эпоха так называемого «сенсационного романа». В США это один из самых излюбленных и известных, часто переиздаваемых романов. В наши дни это литературное произведение было продолжено англичанином Джеймсом Уилсоном, родившимся в Кембридже в 1948 году и закончившим Оксфордский университет. Роман «Темный ключ» (The Dark Clue, в русском переводе «Игра с тенью»), опубликованный в 2006 году, — довольно умелая подделка под викторианский триллер. Там действуют основные персонажи из «Женщины в белом»: Уолтер Хартрайт, художник и счастливый супруг Лоры Фэрли, и сестра Лоры, Мариан Голкомб. Сюжет этого романа заключается в том, что некая высокопоставленная английская леди поручает Хартрайту написать биографию не так давно умершего, гениального английского художника Тернера. Уолтер, истосковавшись по каком-нибудь достойному делу, опрашивает друзей покойного художника, знакомится с теми, кто был ему дорог. Постепенно Уолтер начинает понимать, что в жизни Тернера темного и болезненного было намного больше, чем светлого и радостного. Будучи человеком не слишком стойким, Уолтер начинает себя отождествлять с Тернером и в конце концов заканчивает свое расследованием моральным крахом и безумием. Более того, сама Мариан, памятная читателям силой духа и стойкостью нравственных принципов, становится жертвой сломленного духа Уолтера, а попросту говоря, его любовницей, при этом не слишком сопротивляясь возникшему искушению. Правда, именно раскаивающаяся Мариан привозит обезумевшего Уолтера к жене и способствует его выздоровлению. Поскольку фактических данных о жизни Тернера даже сегодня мало, многое в романе остается неясным, недосказанным, психологически недостоверным, в частности, конечно, прорисовка портретов Уолтера и Мариан, уж очень быстро предавших, соответственно, горячо любимую сестру и горячо любимую жену. Интересно отметить, что «Игра с тенью» построена в виде писем и записей в дневнике, как и «Женщина в белом». Однако, несмотря на то что роман неплохо принят в Америке, где всеобщее увлечение некоторыми частностями неофрейдизма весьма высоко, Джеймс Уилсон все же не Уилки Коллинз, и, хотя бывают продолжения не хуже оригинала, в данном случае, к сожалению, это не так. Не всегда сочувствуешь героям, некоторые пассажи вместо сочувствия вызывают недоумение и даже досаду, а герои, успешно противостоявшие воле и характеру графа Фоско, одного из отрицательных персонажей «Женщины в белом», так нелепо сломавшиеся вследствие попытки всего лишь заглянуть в чужую жизнь, не вызывают живого интереса.

А ведь именно Коллинз, создавая сенсационный роман, писал о читателях: «Заставьте их плакать, заставьте их смеяться… заставьте их ждать…» Неплохая формула, не так ли? О такой реакции публики мечтает любой автор.

О потомках Коллинза мне удалось узнать немного. У писателя никогда не было жены, но зато были две возлюбленные. Одновременно. Одна из них, Марта Радд, родила Коллинзу трех дочерей, официально им признанных. Так что от одной из них у Уилки Коллинза сейчас есть праправнучка, Фейт Элизабет Даусон, в замужестве Фейт Кларк. Муж ее, Уильям Кларк, финансовый директор лондонской «Таймс», писатель и издатель, женившись, стал уникальным обладателем семейных архивов, которым потомки Коллинза делились весьма неохотно. Так что, потратив несколько лет на изучение различных документов, Кларк совместно с профессором английского языка из Иллинойского университета, Бейкером, в 1988 году опубликовал самую полную биографию знаменитого автора под интригующим названием «Тайная жизнь Уилки Коллинза». Это действительно захватывающее чтение, и читается эта биография с не меньшим восторгом, чем книги самого Коллинза.

Уилки Коллинз — автор множества романов, но завещал его похоронить, упомянув на надгробном камне лишь один из них: «Уилки Коллинз (1824—1889), автор „Женщины в белом“ и других произведений».

Так и гласит надпись на его могильном камне на лондонском кладбище Кенсал-Грин. Больше ни одного слова.

Две поездки Уильяма Теккерея в Соединенные Штаты Америки

Обычно имена Диккенса и Теккерея стоят рядом, не уступая друг другу в величии и значимости. Следуя за своим другом (с некоторой оговоркой они были друзьями, хотя впоследствии сильно поссорились), в Америке побывал и Уильям Теккерей.

С конца 40-х годов знаменитый роман Теккерея «Ярмарка тщеславия» уже был «пиратским» образом напечатан в Нью-Йорке братьями Гарперами. Так что Теккерей был достаточно известен в США.

В 1852 году Теккерей принял приглашение Библиотечного общества Нью-Йорка совершить лекционное турне в Америку. Сведения об этой поездке весьма скудны, и получить хоть какую-нибудь информацию оказалось возможным в основном из книги спутника и секретаря Теккерея, профессионального художника, Айра Кроу «С Теккереем в Америке».

Лекции, которые читал Теккерей в Америке, были посвящены английским юмористам и проходили вполне успешно с октября 1852 года по апрель 1853 года. Теккерей посетил, разумеется, Нью-Йорк, где подружился с семейством неких Бакстеров. С особенной нежностью он отнесся к дочери Бакстеров, Салли, юной, прелестной девушке, в которой жизнь била ключом. Именно она стала прототипом Этель Ньюком в романе Теккерея «Семья Ньюком». Чуть позже Теккерей стал ухаживать за девушкой, но она была на двадцать лет его моложе, так что семья к его ухаживаниям отнеслась неодобрительно, и в конце концов Теккерея остановили, выдав Салли замуж за другого человека.

Он побывал и в семействе издателей братьев Гарперов в Нью-Йорке, и, как с улыбкой вспоминала дочь одного из Гарперов, увидев девушку, Теккерей спросил: «Так это Вы — дочь «пирата?»

Маршрут его обычен для приезжих лекторов: Филадельфия, Балтимор, Вашингтон, Ричмонд, Чарльстон и Саванна.

Увез он с собой двенадцать тысяч долларов, но вел себя при этом осторожнее и мудрее, чем Диккенс, ни словом не обмолвившись о каких-либо американских недостатках.

Однако Теккерей в одном из писем домой пишет, что ему не очень по душе американские темнокожие, хотя, конечно, сам институт рабства он осуждает.

В 1855—1856 годах Теккерей снова приезжает в США с новым курсом лекций, но на сей раз зарабатывает меньше. Впрочем, он к этому отнесся со свойственным ему юмором, ведь основное дело сделано. Он себя утвердил в качестве писателя в Америке, а это стоит дороже, чем деньги.

«Виргинцы» и «Генри Эсмонд» — результат его странствий по США, и, несмотря на то что некоторые американцы были недовольны за то, что Теккерей изобразил генерала Вашингтона недостаточным героем, романы эти вошли в золотую сокровищницу литературы.

У Теккерея было три дочери, одна из которых умерла в младенчестве. Старшая дочь, Анна Изабелла Теккерей, леди Ричи (1837—1919), провела почти всю жизнь в Англии и Франции.

Она вышла замуж за своего кузена, Ричмонда Ричи, политика, посвященного в рыцари и работавшего заместителем премьер-министра Великобритании вплоть до его смерти в 1912 году. Ее друзьями были Вирджиния Вульф, сын поэта Альфеда Теннисона, Халлам, поэт Суинберн и другие выдающиеся представители литературы и искусства.

Леди Анна Ричи продолжила дело своего отца, став известной писательницей, автором многих романов, публикующихся по сей день, таких как «Мисс Ангел», «История Элизабет» и многих других, хотя славы своего отца все же не затмила. Но имя ее широко известно среди англо- и франкоязычных читателей.

Редьярд Киплинг в Америке

А мы уходим рано,

запутавшись в долгах,

С улыбкой д’Артаньяна,

в ковбойских сапогах

Иду как старый мальчик,

Куда глаза глядят,

Я вовсе не обманщик,

Я Киплинга солдат

Юрий Кукин Солдат Киплинга

Жизнь одного из лучших рассказчиков мира, Редьярда Киплинга, расписана литературоведами, советскими, российскими, зарубежными, буквально по дням.

Поэтому я просто изложу, как Киплинг открывал свою Америку, в расчете на то, что не все, наверное, эти отчеты читали, а если и читали, то, наверное, не помнят, как и где Киплинг жил в Америке. А главное, что он написал, живя в США.

Думается, представлять Киплинга нужды нет. Просто, когда Никита Михалков берет гитару в «Жестоком романсе» и поет «Мохнатый шмель на душистый хмель…», все ли помнят, что это талантливый перевод стихов Киплинга?

Когда много лет назад в России два молодых виртуоза-гитариста — Александр Алабин и Сергей Швец — исполняли «Серые глаза — рассвет…», и в зале слушали, замерев, талантливый симбиоз музыки и стихотворения, все ли знали, что эти русские строчки, полные пены, запаха моря и восторга перед красотой «ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА ЖЕНЩИНЫ», принадлежат ему же, Киплингу?

Я думаю, что знали все. Мы любили Киплинга. И товарищ мой, еще совсем мальчишка, потерпев первое и, увы, не последнее крушение любви в своей жизни, с трудом удерживаясь от слез, говорил: «Жил-был дурак. Он молился всерьез, (Впрочем, как Вы и Я), Тряпкам, костям и пучку волос. Все это пустою бабой звалось, Но дурак ее звал Королевою Роз. (Впрочем, как Вы и Я)». Это тоже Киплинг в переводе Константина Симонова. Помогло ли? Не ведаю. Думаю, что помогло, ибо такова истинная роль любого стихотворения — исцелять.

А помните… вкрадчивый голос Багиры: «Ну, Маугли, чему я тебя учила?!»

И голос Маугли: «Мы одной с тобой крови, ты и я». Да что же после этих слов, затверженных в детстве как катехизис, могло быть невозможно? Любая драка гасла, когда звучали эти волшебные слова. Хотя в оригинале киплинговский кот был именно котом, а не кошкой.

Писательница, ныне полузабытая, Ариадна Громова написала фантастический роман, название которого и было «Мы одной с тобой крови…» Неплохой роман, между прочим; но читали мы его прежде всего из-за названия, которое звенело, как пароль на вход в страну, где звери могут не только говорить, но даже сражаться за справедливость. Ну что же, читатели, я уверен, и сами знают, что Киплинг, родившийся в Бомбее, закончивший свой земной путь в Великобритании и ставший великим писателем в небольшом американском штате Вермонт, не нуждается в особых представлениях. Все то, что мною сейчас написано, — это не знакомство; это дар любви, восторга и упоения гением Киплинга.

31 мая 1889 года, после поездки в Японию, молодой человек по имени Редьярд Киплинг, так сказать, широко известный в узких кругах, прекрасный рассказчик, неплохо зарабатывающий своей литературной деятельностью, почти никому не известный в Соединенных Штатах, попадает в Сан-Франциско. Впрочем, о Киплинге с одобрением отзывается Оскар Уайльд (но он ирландец); Конан Дойль — англичанин; Райдер Хаггард — и снова англичанин. Одним словом, Америке нужно понравиться и, судя по всему, без особой протекции.

Хотя, кажется, Киплинг и не особо стремится стать узнаваемым. Он прежде всего хочет познакомиться со своим кумиром, Марком Твеном, и ему это удается. В своих воспоминаниях, Киплинг подробно описывает эту встречу, о которой у Твена не остается никакого следа в памяти. Киплинг выспрашивал у живого классика, не собирается ли последний все же поженить Тома Сойера и Бекки Тэтчер, на что получил не слишком вразумительный ответ Твена, что тот и сам не знает, что делать со взрослым Томом Сойером. Несколько лет спустя Твен снова встретился с Киплингом, уже знаменитым автором, и с трудом восстановил в памяти обстоятельства их первой встречи. Ну что ж, как писал русский поэт по совершенно иному поводу, «бывают в жизни встречи…», когда один гений не распознает другого.

К слову, в романах, посвященных дальнейшей жизни Тома Сойера, Марк Твен действительно старательно избегает любовной интриги, и, в общем, так и непонятно, что же все-таки произошло с Бекки, которая просто не имела никакого права связать свою жизнь с кем угодно, кроме самого Тома.

В Сан-Франциско Киплинг с удовольствием бывает в масонском клубе «Богемия» и, будучи и сам масоном, с определенным сарказмом пишет очерки об американском «золотом тельце», о жутком прагматизме американцев… и восхищается американскими девушками, раскованными красавицами, совсем не такими чопорными, как англичанки. Наверное, как об этом пишет один из исследователей, таким образом Киплинг предчувствует свою будущую судьбу — брак с американкой и несколько лет, проведенных в США. Понимаю, что не по теме, но не могу удержаться оттого, чтобы не отметить, что судьбу Бекки Тэтчер все же решила современная писательница, Ленор Харт, выдав ее замуж… за кого бы вы думали? За Сида Хопкинса, двоюродного брата Тома, его вечного недруга. Хотя… не прекращая любить Тома. Этот странный любовный треугольник на полудетективной основе, похоже, завершает все, что, возможно, хотел сказать Марк Твен. Но спешу назад к теме.

Несколько недель, будучи страстным рыболовом, удит лососей в озере Клакомас, посещает китайский квартал Сан-Франциско (при этом таинственно сообщает, что стал свидетелем убийства — «желтая опасность» — страх американцев перед угрозой китайского превосходства, то ли реальный, то ли вымышленный, только-только начинает проявляться) и осенью возвращается в Ливерпуль, Англию.

Теперь ему предстоит еще одна поездка в США — «приехать, увидеть, победить».

---

От Мандалея до Вермонта

Возвращайся в Мандалей,

Где стоянка кораблей,

Слышишь, плещут их колеса

Из Рангуна в Мандалей!

Рыб летучих веселей

На дороге в Мандалей,

Где заря приходит в бухту,

Точно гром из-за морей

Р. Киплинг На дороге в Мандалей

Кто мог подозревать в рассказчике увлекательных экзотических историй, невысоком усатом крепыше Киплинге, будущую мировую знаменитость? Индия и Африка — это то, что он хорошо знал и умел передать это знание своим слушателям и читателям. Вскоре в Лондоне фамилия Киплинга становится так же известна, как фамилии политических деятелей.

Сам Джеймс Барри, автор прелестной детской сказки о нестареющем мальчике «Питер Пэн», одобрительно отозвался о молодом авторе пока что единственного романа «Свет погас», хотя и с оговорками, смысл которых заключался в молодости автора и недостаточном знании жизни. В этом романе дух захватывало от экзотических схваток в дальних странах. Пустыни, любовь, мужество, печальный конец…

Индия с легкой руки Киплинга заинтересовала читающих англичан не только как объект завоевания, но и как страна с древнейшими обычаями и культурой, ничего общего с европейской, не имеющей, а может быть, в оной и не нуждавшейся.

Нельзя, конечно, сказать, что Киплинг был первый автор, уделивший Индии такое пристальное внимание, однако он, пожалуй, был первый, кто описывал не только экзотику, но и быт страны, и делал он это талантливо и с глубокой симпатией к жителям, считавшимися дикарями. Неудивительно, ведь он писал о стране своего детства.

Французские писатели: Луи Жаколио, Рене Пон-Жест и все тот же Жюль Верн — немало страниц посвятили этой древнему государству, жрецы которого, казалось, знали все секреты жизни и смерти. Но это же были французы! Что эти извечные враги Великой Британии могли знать такого, чего не знали бы сами англичане? Да и не переводились они, за исключением Жюля Верна, на английский язык.

Впрочем, к индийской мистике обратился и Роберт Стивенсон в романе «Владетель Баллантрэ», а Стивенсон французом не был. И близкий друг Киплинга, Артур Конан Дойль, отдал должное Индии в «Знаке четырех». И Уилки Коллинз мастерски изобразил странствующих и таинственных индийских факиров, движимых жаждой мести и желанием возвратить «лунный камень» на надлежащее ему место (голову местного божества) в романе «Лунный камень». Словом, какие-то сведения об этой удивительной стране имелись. Но можно ли их назвать достаточными?

Если читателям интересно, могу для справки сообщить, что и крупный русский писатель в середине 80-х годов XIX века, отродясь в Индии не бывавший, также увлекся индийскими тайнами. Звали этого писателя Иван Сергеевич Тургенев, а плодом его увлечения стал рассказ, или если хотите, небольшая повесть, совершенно нехарактерная для его творчества, — «Песнь торжествующей любви».

Возвращаясь к Киплингу, следует сказать, что критика все же не одобрила его роман, обвиняя автора в «безжизненных персонажах». Правы были критики или нет, но Киплинг с каждым днем становился все известнее. Индия, Бирма — весь Восток в его изложении очаровывал и покорял сердца.

В этот же период в Лондоне обитал некий молодой американец с французской фамилией Балестье, Уолкотт Балестье. Был он, как пишут биографы, чрезвычайно обаятелен, подвизался в литературных кругах Лондона, считался своим человеком среди писателей, заключал контракты с авторами для публикации их произведений в США.

Киплинг и Балестье познакомились, подружились и, будучи молодыми людьми, тут же задумали литературный проект, то есть решили написать приключенческий роман о «западе и востоке» одновременно, остроумно названный русским биографом Киплинга «истерн-вестерн». Киплинг, разумеется, взял на себя восточную экзотику, а Балестье, впервые занявшийся писательством, американскую, неменьшую экзотику.

Роман назывался «Наулака», что в переводе на русский язык обозначает «Девять лакхов», или «Девятьсот тысяч рупий», цена ожерелья главного героя Ситагая, то есть иносказательно «сокровище».

С целью освежить в памяти восточную экзотику Редьярд Киплинг вновь посещает Индию, где встречается с горячо им любимыми родителями, едет в Африку и еще раз, ненадолго, в Америку, куда вскоре приезжает, как сказали бы сейчас, на постоянное местожительство.

Роман был написан и опубликован в 1891 году. Публиковался он и в России, как принято говорить, до революции дважды, в 1896 году и в 1909 году. Не так давно был сделан новый русский перевод «Наулаки», и читатель может с ним ознакомиться на страницах журнала «Вокруг света». А в штате Вермонт существует своя Наулака. Так Киплинг назвал свой американский дом, в котором прожил всего четыре года, а хотел прожить всю жизнь.

Штат Вермонт

И спускаемся мы с покоренных вершин.

Что же делать? И боги спускались на землю

В. Высоцкий

В 1891 году Уолкотт Балестье, находясь в Германии, неожиданно умер. Киплинг тяжело перенес эту смерть. Особо близких друзей у него никогда не было. Были люди, которых он уважал, писатели, перед талантом которых он преклонялся, но друзей… С этим было сложнее. Впоследствии он был очень дружен с Конаном Дойлем и Райдером Хаггардом, благоговел перед талантом Роберта Стивенсона, которого так никогда лично и не увидел, уважал критика и писателя Эндрью Ланга, и все же такого близкого друга, как Уолкотт, так больше и не было.

Возможно, любовь к сестре Уолкотта, Каролине Балестье, в какой-то степени была продиктована подсознательным желанием найти в этой молодой женщине черты своего друга. Трудно сказать… Впоследствии отношение Киплинга к жене трудно было назвать нежным.

Киплинг был человеком скрытным во всем, что касалось его личной жизни. Даже в своих мемуарах он достаточно осторожен, описывая свои чувства и мысли.

Так или иначе, Редьярд и Каролина поженились, а свадебное путешествие решили совершить туда, где жила семья Каролины, в штат Вермонт, городок Браттлборо.

В 1892 году, совершив тяжелое морское путешествие (Киплинг, несмотря на свою страсть к перемене мест, страдал от морской болезни), юные Киплинги прибыли к месту назначения, естественно, предварительно посетив Нью-Йорк.

В Браттлборо было красиво, зелено, уютно, были горы (Киплинг, проведший детство в Индии, любил горы), а главное, тихо. И тогда, и позже, Киплинг стремился к затворничеству, как, наверное, и все писатели, и поэты. «Служенье муз не терпит суеты», — сказал другой великий поэт и был, конечно, прав. Суеты здесь не было. Можно было сосредоточиться и писать.

Случилось так, что банк, где хранились сбережения Киплинга, лопнул, и это укрепило молодую чету в желании остаться в Америке.

Откупив участок в одиннадцать акров у брата Каролины Битти в городке Думмерстон и временно сняв маленький коттедж, Киплинги стали обдумывать свое будущее жилье. Городок был такой же тихий, к тому же везде возвышались горы. Внимание Редьярда особенно привлекала одна замечательная вершина, как называл ее Киплинг, «таинственная», ибо она то исчезала, то появлялась из нависших облаков. И название ее было вполне подходящим для романтической натуры писателя — индейское слово Монаднок. Она относилась к горной цепи с не менее романтическим названием Вантастикет. Из окон открывался вид на реку Коннектикут. Здесь и решают обосноваться Киплинги навсегда.

К слову. В 1977 году приблизительно в сорока милях от Думмерстона, в городке под названием Кавендиш, поселяется еще один вермонтский «изгнанник» — Александр Солженицын.

Вот и получается, что Вермонт — прибежище двух лауреатов Нобелевской премии по литературе — Киплинга и Солженицына. Что же касается времени получения «Нобелевки», то здесь явно без мистики не обошлось: Киплинг стал лауреатом в 1907 году, а Александр Исаевич — в 1970 году. Поневоле заинтересуешься нумерологией.

Однако вернемся к Киплингу. Нанятый им нью-йоркский архитектор, друг семьи Балестье, Генри Рудгерс Маршалл, проектирует дом в виде «корабля», «Ноева ковчега», как называют его окружающие. Киплинг действительно чувствует себя капитаном корабля, и к нему в «каюту» просто так не зайдешь. Исключение делается только для жены, у которой тоже свой отдельный кабинет. Здесь Киплинг написал роман о море «Мужественные капитаны». Дом, наверное, помог!

В 1892 году у Киплингов рождается девочка, любимица папы и мамы, названная Жозефиной, в 1894 году их посещает добрый друг Киплинга, Артур Конан Дойль с братом Иннесом, они проводят несколько вечеров вместе, играют в гольф. Киплинг в восторге от создателя Шерлока Холмса, они проводят время в бесконечных поисках сюжетов и неизменном табакокурении.

В 1892 году к Редьярду Киплингу обращается уже известная нам Мери Мейпс Додж с предложением и просьбой написать что-либо экзотическое для детей, связанное с далекой Индией.

Вот здесь, уважаемые читатели, я хотел бы приостановиться. Есть множество мнений и версий по поводу того, как произошло это выдающееся, экстраординарное событие.

Например, американка Виктория Уинтон в романе «Закон Джунглей», опубликованном в 2007 году, прибегает к помощи воображения и описывает, что якобы напротив дома Киплингов «Наулаки», названном так в честь Уолкотта, жила семья Конноли: отец, мать и их одиннадцатилетний сын, Джо.

Вот как раз для него и сочиняет Киплинг свою бессмертную историю. Он обостряет отношения с ревнивым собственником — отцом мальчика, но этот мальчик для писателя — настоящая лакмусовая бумага, на которой он проверяет, интересны ли его истории детям. Следует, конечно, учитывать, что и Маугли в период важнейших для него событий было как раз было одиннадцать лет.

Однако, хотя роман написан живо и интересно, но никакая семья Конноли рядом с Киплингами не жила. Что поделать, роман есть роман.

А что же было в действительности? Должно быть, вспомнились легенды, бытовавшие в Индии об оставленных в джунглях детях, — Киплинг знал десятки таких легенд. Дальнейшее для гения уже сложности не составляло. Редьярд прекрасно владел языком хинди, поэтому почти все имена главных героев выдумывать не пришлось. Балу — и обозначает медведь, Табаки — и есть шакал, Бандар-Логи — переводится как «лесной народец», то есть обезьяны, и Багира, вы угадали правильно, читатели, «черная пантера».

Киплинг выдумал только имя Маугли — «лягушонок». Но выдумал раз и навсегда.

Почти через двадцать лет после «Маугли» другой писатель, неистощимый выдумщик и талант, введет в литературу еще одного приемыша диких животных. Фамилия писателя также стала известна всему миру — Эдгар Райс Берроуз. А героя его звали Тарзан, в переводе с обезьяньего «белая кожа». Берроуз ничего не списал у Киплинга. Просто ему хотелось продолжения, а так как продолжения не последовало, пришлось выдумывать свое собственное, обессмертившее его имя. Далее жанр обогатился новыми романами и повестями, иными именами и фамилиями. Жанр стал называться по имени героя Берроуза «тарзаниада». Отметились в нем и российские авторы. Это и «Малыш» братьев Стругацких, и роман Леонида Глыбина «Дангу». Прошу простить за отвлечение и возвращаюсь к Киплингу.

Мери Мейпс Додж получает для своего детского журнала «Святой Николас» больше, чем могла ожидать. Молодой человек, Редьярд Киплинг, будущий империалист, будущий лауреат Нобелевской премии, замечательный поэт, автор очаровательных сказок, в принципе, уже мог бы ничего не писать. Он — автор «Маугли», и это имя становится известно всем, кто умеет читать.

Что же дальше? Рождение сына Джона, затем нелепый конфликт с завистником, пьяницей и скандалистом Битти, братом Каролины, вообразившим, что он не только может, но и обязан диктовать сестре и ее мужу, как жить и как использовать проданную им землю.

В 1896 году Киплинги, страшась все возрастающих скандалов, связанных с их семьей, вынуждены продать «Наулаку» своей приятельнице Мери Кэбот, купившей дом для своей сестры миссис Холбрук, жены внука губернатора Вермонта.

В этом же году Киплинги уезжают в Англию. Редьярд признается знакомому: «На свете есть всего два места, где я хотел бы поселиться, — Бомбей и Вермонт. И я не могу жить ни там, ни тут».

По пути в Англию от воспаления легких умирает дочь Жозефина. Редьярд Киплинг так никогда и не смог оправиться от этой утраты. Тем не менее Америку и Вермонт он всегда вспоминал тепло и нежно.

«Наулака» существует и поныне в Думмерстоне, штат Вермонт. Место, на котором он расположен, называется Дорога Киплинга. Это не музей. Желающие могут снять этот дом в аренду на две недели или месяц и насладиться видом стола, за которым был написан «Маугли», подержать в руках статуэтку Багиры — подарок Редьярду Киплингу от его друга и почитателя Джоэля Харриса, автора «Сказок дядюшки Римуса», покататься на лыжах, поглядеть на спокойно текущие воды реки Коннектикут.

И оживить в собственном воображении давнее прошлое.

Поездки Артура Конан Дойля в Америку

Шерлок Холмс как «Золотой сон» человечества

Есть только два способа удостовериться

джентльмен ли ты: первый — рыцарское

отношение к женщине; второй — крайняя

щепетильность в финансовых вопросах,

и третий — благородство по отношению к

тем, кто слабее и ниже тебя на

общественной лестнице»

Адриан Конан Дойль О моем отце

В 1894 году Артуру Конан Дойлу было тридцать пять лет. Он был известен как врач, знаменит как спортсмен, особенно в силовых видах спорта (например, бокса), уважаем как джентльмен, принадлежащий к старинному ирландскому роду, и велик как создатель одного из самых притягательных мифов на Земле — мифа о всемогуществе человеческого разума. Стремление молодого врача заработать хоть какие-нибудь деньги, которые никак не зарабатывались медицинской практикой, одарило сперва англичан, а затем и все человечество высокой худощавой фигурой Шерлока Холмса, неотразимым холмсовским обаянием и гениальным мозгом, способным разрешить любую загадку.

Человечество, устав от комплекса неполноценности, наконец-то свято уверовало в то, что нет такой тайны, которую не смог бы понять и разгадать человеческий разум.

Помните, читатели, французского поэта Беранже? Слова его песни стали рефреном в пьесе Горького «На дне».

Не могу отказать себе в удовольствии процитировать их здесь:

Господа, если к правде святой

Мир дорогу найти не сумеет,

Честь безумцу, который навеет

Человечеству сон золотой

До Конан Дойля такой «золотой сон» не удавался еще никому: ни талантливому французу Габорио с его сыщиком Лекоком, ни гениальному американцу Эдгару По с его творением — Дюпеном, ни англичанину Уилки Коллинзу с сыщиком Каффом — предшественниками Шерлока Холмса. Публика читала, публика восхищалась, но никому и в голову не приходило, что литературные герои могут восприниматься как живые люди. Врачу из Эдинбурга, Артуру Конан Дойлю, это удалось первому. В Холмса поверили, и это неудивительно — он был абсолютно живой, прежде всего потому, что он был не только великим детективом — он был, прежде всего, другом без определенного высокомерия и аристократизма Дюпена. С таким человеком, как Холмс, хотелось жить рядом, потому что в таком случае, с помощью холмсовской проницательности, твой тыл надежно защищен и ты всегда знаешь, что поступаешь правильно, что тебе помогут правильно выбрать друзей, жену, мужа. Обаяние этого сыщика ведь не только в разгадываемых Холмсом преступлениях. И даже не в уроках наблюдательности, которые полезны всегда. Суть в том, что Холмс насквозь видел не только, откуда человек родом, а всю его натуру. Всего человека насквозь. Не только подозреваемого. Любого. Вот в чем, на мой взгляд, дело. Помочь сделать выбор. Лучше, чем отец и мать, лучше, нежели любая цыганка. Разве правильный выбор не есть настоящий «золотой сон» человечества?

Америка, для которой романы о Холмсе не требовали перевода на другой язык, были особенно потрясены великим детективом, вероятно, потому что этот персонаж полностью отвечал одной из идей национального самосознания — умный и сильный, не слишком многословный мужчина, не лишенный честолюбия, в одиночку спасает то одного клиента, то целую страну.

Именно в Америке Холмс нашел свою вторую родину и ревностных почитателей своего гения.

Конан Дойль недоумевал и возмущался. Он создал не одного Холмса, о котором больше писал для собственного развлечения и увеселения.

Ведь к этому времени были опубликованы и с лихорадочной скоростью публикой прочитаны не только холмсовские «Этюд в багровых тонах» и «Знак четырех», но уже создан «Белый отряд», великолепный исторический гобелен средневековой Англии, исторический роман «Майка Кларк» (никак не могу понять, почему русские переводчики, пренебрегая новейшими принципами транслитерации, упрямо пишут «Мика Кларк»). Средневековая Англия…

Ее отважные рыцари и их несокрушимый кодекс чести, их отношение к «даме сердца», друзьям и врагам, вызывали ностальгию по никогда не виденному и у Стивенсона, и у Хаггарда, и у Конан Дойля. Романы, написанные на именно эту тему, были настоящими романами, а не детской забавой.

Так, во всяком случае, считал Конан Дойль.

Разрешите мне привести цитату из стихов одесского поэта Семена Кессельмана.

Воздух ясен и деревья голы,

Хрупкий снег как голубой фаянс,

По дорогам Англии веселой,

Вновь трубит почтовый дилижанс

Догорая над высокой крышей,

Гаснет в небе золотая гарь,

Старый гномик над оконной нишей,

Вновь зажег решетчатый фонарь

Вот эти изящные стихи, чем-то похожие на старинную статуэтку, наверное, могут объяснить, по какой неведомой им Англии тосковали великие романисты.

Артур Конан Дойль так и прожил свою жизнь — рыцарем, это слово просто трансформировалось в более современное — джентльмен.

Но вернемся к 1894 году. В этом году прославленный создатель Холмса решил посетить Соединенные Штаты Америки с двумя целями — первой, сугубо коммерческой, — попытаться заработать, и другой, не менее важной, — утвердиться в качестве писателя на ином континенте.

Дойль, невероятно привязанный к своей семье, уговорил поехать с собой своего родного брата, Иннеса Дойля, офицера, закончившего Королевское военное училище в Вулидже.

В октябре 1894 года на старом немецком судне «Эльба» Артур и его брат Иннес пересекли Атлантический океан.

Как пишет об этом сам Дойль, на судне были разные пассажиры, американцы и немцы, но англичан, как ни странно, не было, и в какой-то праздник на корабле, раздраженные изобилием американских и немецких флагов, оба патриота, Артур и Иннес, демонстративно за своим столиком в корабельном ресторане подняли национальный флаг Британии «Юнион Джек».

Забавный инцидент, конечно. Характерный для максимализма молодости. Впоследствии и сам Дойль относился к нему с юмором, однако значимый. Конан Дойль всегда, до конца своих дней, был патриотом, в высоком смысле этого затертого частым употреблением слова.

14 октября «Эльба» пришла в Нью-Йорк.

Америка глазами Артура Конан Дойля

И ведь они [американцы] такие хорошие

люди! Когда я думаю, насколько далеко

им позволили от нас удалиться, я бы

повесил несколько министров и

издателей…

Из письма А. К. Дойля своей матери

Мери Дойль

В Нью-Йорке братьев Дойлей встречал некий майор Понд. Вот как описывает его Конан Дойль. «Он казался абсолютным воплощением своей страны — огромный, точно на шарнирах, с козлиной бородкой и гнусавым голосом». Иными словами, Дойль намекает на рисунок очень популярного карикатуриста Томаса Наста, автора изображения «дяди Сэма», известный тогда и в Америке, и, разумеется, в Европе. После Гражданской войны ему пририсовали бакенбарды для усиления сходства с Авраамом Линкольном.

Однако майор Понд, участник Гражданской войны и всех прочих прошедших и текущих событий, оказался хорошим собеседником и просто хорошим другом. Он составил очень плотное расписание лекций, так как американцы, наслышанные о создателе Шерлока Холмса, стремились повидать его лично. Встречали Дойля с невероятным энтузиазмом, в залах не хватало места, его хотели слушать еще и еще. Может быть, тогда Дойль и понял, что он настоящий писатель, которого жаждут не только прочитать, но и увидеть.

Впрочем, отношение Конан Дойля к Холмсу не изменилось, хотя подавляющее количество опросов слушателей касалось именно Великого Детектива.

Жили они с Иннесом в маленьком отеле позади литературного клуба «Олдин клаб», где и обедали.

Первое выступление писателя майор Понд устроил в баптистской церкви под названием «Кэлвэри» («Голгофа») по адресу: Западная улица, 123, в Манхеттене.

Газета «Нью-Йорк Рекордер» за 11 октября 1894 года описывала эту лекцию, особенно восхищаясь звучным голосом писателя, сердечностью и терпением, его готовностью четко и ясно ответить на любой вопрос и в заключение прочтением рассказа «Хозяин Шато Нуар».

Дойль был потрясен гостеприимством и доброжелательностью американцев, их постоянным желанием сделать или сказать что-то приятное, что он и отмечает в каждом письме домой в Англию.

Одно было плохо: Конан Дойлю пришлось говорить до полного изнеможения; времени на oсмотр интересовавших его достопримечательностей оставалось не слишком много.

В конце ноября Дойлю удается сбежать на День благодарения в Вермонт, к Редьярду Киплингу. В киплинговском доме Дойль с удовольствием провел два дня в беседах и игре в гольф. Наверное, большего поклонника игры в гольф, нежели сам Дойль, найти было бы просто невозможно.

Позже Дойль заявлял, что именно он и явился инициатором игры в гольф в Соединенных Штатах. Возможно, именно так оно и было, хотя сегодняшние американцы утверждают, что здесь уважаемый Конан Дойль хватил лишку — игра существовала, разумеется, только была не очень популярной. И вообще, эта игра как будто существовала в Индии пару тысяч лет назад. В очередной раз судить не возьмусь — я не историк.

Общение с Киплингом привело писателя в восторг. Ему нравилось абсолютно все, что его коллега говорил, а стихи Киплинга (Дойль, кстати, тоже писал замечательные стихи и поэмы — мне, к сожалению, не доводилось их видеть в русских переводах) просто, по его мнению, были гениальны. В очередном письме матери Дойль сообщает, что Киплинг прочитал ему «Гимн МакЭндрюсу», написанный на Рождество, и что это грандиозная вещь. При этом Конан Дойль добавляет, как жаль, что этот замечательный поэт «никогда не напишет хороший длинный роман». Ну что ж, на этот раз Шерлок Холмс неправильно применил дедукцию и ошибся, лишний раз подтвердив американскую поговорку «Никто не совершенен».

Забавно, что эта фраза была написана как раз в тот год, когда рождался Маугли, и потрясенные читатели и, в самом деле, сочтя повесть неоконченной, потребовали продолжения «Книги джунглей».

В дальнейшем, не зло посмеиваясь над неистовым империализмом Киплинга, Конан Дойль перенес некоторые черты характера своего друга на главное действующее лицо в романе «Долина ужаса», который был переведен на русский язык около десяти лет назад.

Тот, кто побывал в киплинговской «Наулаке» в Вермонте, без сомнения узнает и дом, и персонажей из «Долины ужаса» — одного из трех романов о Шерлоке Холмсе.

Выступления Конан Дойля проходили не только в Нью-Йорке. Ему довелось посетить Бостон, Вашингтон, Чикаго и Милуоки и все более-менее крупные города между Вашингтоном и Милуоки.

Описывая трудности на этом пути, Дойль в качестве примера приводит весьма характерный маршрут: утром — выступление в театре «Дейли» в Нью-Йорке, в тот же вечер — выступление в Принстоне, а на следующий день — в Филадельфии.

Конечно, не все газеты были единодушны в оценках выступлений Дойля. Некоторые утверждали, что «англичанин не умеет разговаривать».

Иной раз Дойль становился свидетелем антибританских выпадов. Однако он был терпелив и понимал, что его Англия сама во многом виновата.

Лишь один раз он не выдержал и резко ответил на очередное обвинение Англии в имперских аппетитах.

«Да, — сказал Дойль, — мы империя, и вы тоже станете империей. И тогда поймете, что у вас есть всего один надежный друг; и это ваша бывшая Родина».

Читаешь и просто диву даешься, было ли это более ста лет назад или только вчера, настолько современно это все звучит.

8 января, заработав, как ни странно, всего одну тысячу фунтов, братья Дойлы отплывают из Нью-Йорка в Ливерпуль.

---

Следующий второй визит уже удостоенного к этому времени титулом «сэра» Артура Конан Дойля в Соединенные Штаты состоится через восемнадцать лет, в 1914 году.

Конан Дойль в Америке. 1914 год. Вторая поездка

Душа-Богу, сердце-женщине, долг-

Отечеству, честь-никому

Генерал Корнилов

A вот те события, которые произошли с Конан Дойлем между первой и второй поездкой в Соединенные Штаты. Дело в том, что этот человек своей неустанной деятельностью и высокой нравственностью оказывал все большее влияние на политику и умы всей Европы.

В 1902 году за публикацию произведения «Война в Южной Африке. Причины и поведение» Артур Конан Дойль был удостоен рыцарского титула, так что теперь к нему обращались и устно, и письменно «сэр». Сам он, будучи человеком очень скромным, не обращал внимания на титулы, но семья этим знаком отличия очень гордилась.

Надо сказать, что узаконенное рыцарство было лишь малым признанием той незамутненной чистоты души, которая с юности восхищала всех тех, кто имел счастье знать этого человека или общаться с ним. Джеймс Барри, автор «Питера Пэна», Джером Клапка Джером — его друзья называли его «первым рыцарем» еще до официального признания. Лишь один-единственный раз сэр Артур навлек на себя гнев своих близких родственников. Но эта история заслуживает отдельного абзаца.

Сэр Артур был женат на женщине, которую любил и уважал, тем более что она родила ему двух детей, дочь Мэри и сына Кингсли. Она была тяжелобольна, для медицины тех дней практически неизлечимо. У нее был туберкулез, состояние ее то улучшалось, то становилось хуже, и Дойль преданно за ней ухаживал долгие годы. Случилось так, что через двенадцать лет супружества он познакомился с красивой и умной молодой женщиной, которую звали Джин Лекки.

Они влюбились друг в друга моментально и на всю жизнь. Несмотря на страсть и пылкость чувств, отношения между влюбленными оставались платоническими в течение десяти лет. Сэр Артур не хотел изменять женщине, которая была его женой, ибо клятвы, которыми они обменялись, были для него священными, к тому же болезнь ее останавливала его даже от размышлений о разводе.

Однако Джин какое-то время жила в качестве гостьи в доме его матери Мэри, они прохаживались вместе и как-то раз были замечены сестрой Конан Дойля, Конни, и ее мужем, романистом Хорнунгом, талантливым создателем Раффлза, «вора-джентльмена», английского варианта Арсена Люпена. Оба обожали сэра Артура и тем не менее оба были возмущены тем, что он, по их мнению, почти изменил жене. Ох уж эти викторианские нравы. Инцидент этот был вскоре забыт, но Дойль его помнил долгие годы. Это было обидно и несправедливо.

В 1906 году, несмотря на все возможные методы лечения, Луиза, жена Конан Дойля в возрасте сорока девяти лет умирает, а через четырнадцать месяцев сэр Артур и Джин Лекки поженились. Они были очень счастливы, и никто, даже двое детей Конан Дойля, не нашли в этом ничего предосудительного.

В 1914 году сэр Артур Конан Дойль получает приглашение от правительства Канады посетить только что открытый национальный Джаспер-парк в провинции Альберта. Писатель и его жена Джин, родившая ему двух сыновей и дочь, уезжают в Канаду.

Дама Джин (так ее теперь титуловали в Англии, ибо она была женой рыцаря) никогда прежде не видела Соединенные Штаты, и Дойль горел желанием показать ей перед Канадой Нью-Йорк.

20 мая 1914 года чета Конан Дойлов отплывает из Саутгемптона на пароходе «Олимпик», принадлежавший пароходной линии «Белая звезда».

Судно только что прошло капитальный ремонт в Белфасте — после недавней трагедии «Титаника» старались избежать любых недоразумений. Это был после «Титаника» самый большой пароход по тем временам, водоизмещением более сорок пять тысяч тонн, длиной более 259 метров, с двумя мачтами и четырьмя трубами.

Конечно, гибель «Титаника» все еще была свежа в памяти, с того жуткого события прошло чуть более месяца, и многие пассажиры просто покорялись необходимости морского пути. Добраться до Америки иным способом тогда было невозможно.

Дойль же из-за «Титаника» осложнил отношения с глубоко им уважаемым Бернардом Шоу, который, по мнению сэра Артура, высказал недостаточно сочувствия к тем, кто спасся.

Более того, Шоу в свойственной ему резкой манере обвинил спасшихся в том, что они недостаточно помогали тем, кто спастись так и не смог.

Конан Дойль тут же привел многочисленные примеры героизма пассажиров «Титаника», но Шоу так и остался при своем мнении.

Увы, эта стычка никогда не была забыта, и замечательные писатели, всегда восторгавшиеся друг другом, так и остались в прохладных отношениях.

27 мая 1914 года Дойлы прибывают в Нью-Йорк и останавливаются в отеле «Плаза», расположенный на углу Бродвея и 27-ой улицы в Манхеттене, по адресу: 1155 Бродвей.

Джин так потрясена видом небоскребов, в которых есть нечто «величественно-нечеловеческое», что они немедленно отправляются на прогулку вдоль Бродвея.

А на следующий день Артур Конан Дойль знакомится с интереснейшим человеком, опытным детективом, будущим директором ФБР (1921—1924) и будущим писателем детективных романов, Уильямом Бернсом. Трудно подсчитать, сколько они почерпнули друг у друга — Дойль — невыдуманных сюжетов, а Бернс — техники письма. Дружба их и переписка длилась всю жизнь.

Конан Дойль в Нью-Йорке и Канаде

Justum et propositi virum…

Муж твердый и упорный в достижении

своей цели.

Квинт Гораций Флакк Книга од. Ода III

28 мая 1914 года Конан Дойль с женой еще раз осматривает небоскребы, а потом совместно с сотрудниками-детективами Бернса посещает знаменитую тюрьму Тумз (Tombs), расположенную на углу Сентер-стрит и Леонард-стрит и известную тогда как «Залы справедливости».

Это было гранитное одноэтажное здание длиной более ста метров и глубиной более сто тридцать метров. Там находилось около пятидесяти тысяч заключенных в ожидании суда и следствия.

Заключенным в камерах в течение светлого времени разрешалось курить и делать все, что заблагорассудится, но выходить из камер строго запрещалось. После суда осужденные отправлялись отбывать свой срок, а казнь смертников проходила здесь же, в одном из отсеков.

И сейчас здесь же — здание, которое на русском языке могло бы называться ДОПР, то есть дом предварительного заключения.

Сэр Артур почерпнул немало для своих будущих детективов, уже воочию представляя себе, как устроены тюрьмы.

На следующий день супруги Дойли побывали в городской ратуше (City Hall), а затем были доставлены к местной нью-йоркской знаменитости, миссис Жозефине Палмер Нэпп по адресу: Пятая Авеню, 247.

30 мая исполняется давнишнее желание сэра Артура посмотреть на еще более знаменитую тюрьму Синг-Синг (в переводе с хинди «камень на камне»). Находилась она и до сих пор находится в Оссининге, штат Нью-Йорк, служила и в качестве долговой тюрьмы, и тюрьмы для особо опасных преступников, а еще в ней едва ли не впервые средством казни служил электрический стул, с 1897 года находившийся в так называемом Доме Смерти.

В 1950-х годах именно там содержались супруги Этель и Джулиус Розенберги, осужденные и казненные на электрическом стуле за шпионаж в пользу Советского Союза и передачу другой державе секретов, связанных с изготовлением атомной бомбы.

Здесь же в июле 1927 года были казнены знаменитые Никколо Сакко и Бартоломео Ванцетти.

Конечно, сэр Артур не мог провидеть будущее, зато его интересовало настоящее, и Бернс показывал ему заключенных, убийц и маньяков, дела, на них заведенные, камеры, в которых они содержались, и, разумеется, электрический стул в Доме Смерти.

31 мая супруги посещают Бэй Ридж, а затем обедают в прославленном отеле «Шелберн», который был расположен (сюрприз, читатели!) на Брайтон Бич на пересечении Паркуэй Оушен и Сибриз-авеню. В те времена все нью-йоркские девчонки бегали в этот отель потанцевать. Сейчас этого отеля нет, зато стоит большой красивый жилой дом.

2 июня супруги уезжают из Нью-Йорка и через сутки прибывают в Монреаль.

Конан Дойль в Канаде

Мать истинных мужчин, земли громада,

Из края в край раскинулась Канада…

Артур Конан Дойль Тропа Атабаски

Согласно автобиографии сэра Артура, «Воспоминания и приключения», его поездка в Канаду произвела на него невероятное впечатление, кажется, даже большее, нежели пребывание в Нью-Йорке. Нынешние участники Общества друзей Дойля в Канаде тщательно исследовали его маршрут, и благодаря им туристы могут пройтись по тем местам, которые некогда посещали сэр Артур и его жена, «солнечная» Джин Лекки.

Итак, создатель «нелюбимого» им Шерлока Холмса 4 июня 1914 года читает в монреальском литературном клубе лекцию на тему «Будущее канадской литературы» и этим самым, собственно, побуждает канадских авторов создавать и своих частных сыщиков в литературе, последователей дедуктивного метода. В 1994 году эта лекция была опубликована Обществом друзей Артура Конан Дойля.

Из Монреаля чета Дойлей на поезде проследовала в провинцию Онтарио, а там пересела на корабль «Гармоник», который и доставил их к озеру Верхнему. Полюбовавшись видом озера, Дойли получили в свое распоряжение небольшой специальный рельсовый поезд, построенный инженером Вагнером в 1897 году. Ныне поезд хранится в провинции Квебек, в транспортном музее города Сан-Констан.

Сэр Артур и леди Дойль поздно вечером 9 июня прибывают в Эдмонтон, на вокзал, расположенный на 104-ой авеню, угол 101-ой улицы, и останавливаются в отеле короля Эдварда, то есть несколько кварталов на юг от нынешнего отеля «Ренфру». К сожалению, отеля короля Эдварда сейчас нет — он был разрушен пожаром в 70-годах XX века.

В Эдмонтоне Дойля окружают газетчики, журналисты, и сэр Артур рассказывает им, какое огромное впечатление на него произвела Канада, ее природа и ее мужественные люди.

Он высказывает свое нелестное мнение о «кровавом» мексиканском генерале Панчо Вилья, о воинствующих феминистках. На вопрос, что потрясло его больше всего в Канаде, сэр Артур улыбнулся и сказал: «Прерия между Виннипегом и Эдмонтоном». Ответ, вполне достойный такого неистового романтика, каким был Артур Конан Дойль. Однако главное впечатление было еще впереди.

11 июня супруги прибывают в Джасперский национальный парк, открытый в провинции Альберта в Скалистых горах, тем самым добравшись до основной цели своего путешествия.

Парк, растянувшийся почти на восемь тысяч квадратных километров, был, наверное, одним из крупнейших заповедников мира. В разное время его посещали такие разные знаменитости, как Мерилин Монро со своим мужем Джо ДиМаджио, Бинг Кросби, английский король Георг VI и королева Елизавета II.

Сэр Артур и леди Джин были рады стать настоящими американскими пионерами. Среди дикой природы они провели целую неделю, остановившись сперва в отеле «Фермонт», а затем и в вигваме на открытом воздухе.

Не следует забывать, что Дойль был спортсменом, чрезвычайно выносливым и крепким, так что отдых на свежем воздухе он воспринимал с большим удовольствием.