(МОИ) ТРЕВОЖНЫЕ НАСТРОЕНИЯ
РИТМ-СЕКЦИЯ:#1
помнит ли хоть кто-то наши имена,
оставшиеся химическими ожогами на сброшенной заранее коже?
может, кто-то помнит,
что нам всего лишь хотелось вернуться домой спустя годы?
помнит о том,
как мы не добрались до цели,
замёрзли насмерть и не уцелели,
в личном полярном кругу?
дождь шёл пешком от метро,
чтобы похлопать нас по голове,
пока ножницами они перерезали все доступные варианты дыхательных аппаратов,
в жизни у тебя есть возможность,
в смерти у тебя есть моя верность,
удивительно, но явно не знаю,
о чём непрофессионально пою,
отбивая на клавишах мечтательные ритмы несуществующих миров,
которые хотел бы воплотить,
на полотне невидимых зданий,
ведь весь этот невинный призрачный город патрулируется слепыми безголовыми всадниками,
для которых мои стёртые руки,
не более чем, рассадник заразы,
в перегоревших котлах с молоком,
моё убежище — неубедительно,
моё пристанище — оторванное
от реальности перемирие с лицемерными воротничками,
усмехаясь вслед, банкроты рвут на себе пятнадцать одежд без надежды на сохранность имущества и безопасность,
я — внешняя угроза,
доступность информации,
грандиозный поток шагающих,
по своей нескончаемой петле,
у них всех есть крылья, так?
почему же им некуда лететь?
всё очевидно не так уж и просто,
предостаточно удовольствия,
композиционной способности,
фальшивого наслаждения,
мы можем разбиться и стать автопортретами на стенах этих погребальных домов,
но я уверяю тебя,
уверен лишь в одном,
никто не помнит наши имена,
наши адреса и разговоры,
приватные контактные данные,
наш дом давно уничтожен,
остаётся только набраться сил и наблюдать из выбитых окон,
за счастливыми молодыми парами,
пока каждая сцена с нашим участием считается удаленной,
а мы сами — неоновыми абортами,
каждый корабль в этой святой гавани всех неуправляемых,
выправляет свою осанку,
мы — разлитое по полу молоко,
над которым никто не хочет и не будет искренне плакать.
АНОНИМНОЕ ОДИНОЧЕСТВО
много часов дивился я одинокому бессилию выброшенных на берег,
жадно я искал неуверенность в потоках жалкой мысли,
вспоминая о многих великолепных моментальных фотографиях,
ненадежных дефицитах внимания,
вспоминая многие счастливые имена и лица, обработанные печальными катаклизмами,
и наши решения,
наши лишения,
то, что утеряно нами,
никогда не разрушится снова.
у могилы неизвестного проклятого торговца, я видел цунами,
ах, я определенно боялся себя,
«всё дело в унынии»
пробормотал я.
я оставил свою поляризацию на незнакомом столе из стекла,
рядом с раздраженным смягчением и мучительным восклицанием,
удручающая застенчивость моих сожалений и слюнотечений,
одинокая ненависть в центре внимания тысячелетий праха,
развяжи эту красную ленточку,
сожги мой страх,
избавь меня от страха.
искажение казалось счастливым исходом и правильным решением,
мои тактильные контакты,
я не мог сломать осколки прямых рейсов на более мелкие детали,
ведь всё лучшее во мне было,
отголосками атараксии,
всё в тебе — автаркией.
в эти моменты моя сущность превратилась в ультрафиолетовый клавесин резкого снижения веса,
[нет правильного ответа]
либерализм — терпимость,
[нет нужного ответа]
отражения — ненависть,
[нет прямого ответа]
только эта летаргия по итогу лет воспринимается спокойно,
я обнаружил непримиримую
механическую обработку всей обыденности и посредственности,
глубоко в этой тьме,
композиции идеологий,
воспринимаются атомом усталости и снижения цен на перевалах.
я лишился своего анимуса,
астероидной комы комфорта,
эйблизма выгнутых линий,
и разочарование мог распознать по запаху и на ощупь,
[мой разум всегда блуждал]
[среди электрических пустынь]
я услышал женское пение,
морриган спустилась ко мне,
сломав суставы моей руки,
флуоресценция магнолии принесла невыносимую печаль
зацепив левое крыло тоски,
правое крыло изменения.
ВЕКОВАЯ ИНТРОСПЕКЦИЯ
позволь вырваться в те места,
с тобой под кислотным дождём,
допивая дешёвый энергетик,
вместо алкогольных коктейлей,
гребу, что могу и как могу,
из полимерной глины,
застывшей на лицах прохожих,
свет таинственного падшего бремени с моих усталых плеч,
не могли бы вы помочь мне присесть?
среди этих нимбов,
стреляющих вокруг придурков,
можно и вовсе стать святым,
на линии перекрёстных долгих поисков своего места,
в закрытых кинотеатрах,
держась за спинку кресла,
расцарапывая свою спину,
держась только благодаря,
своим силам, растениям внутри,
увядающих каждую полную луну,
никогда не хотел ничего искать,
все равно пообещал себе,
что во что бы то ни стало,
обязательно, скоро, никогда,
точно найду, среди сгоревших навесов,
у меня есть определенные чувства,
скрытые за занавесом отвращения,
к своей незамысловатой пропорции,
порционной личности,
формации, нет,
всё же вечной фикции,
горных озёр,
никогда не перетекающих во что-то хоть немного отдалённое,
люди приходят и уходят,
оставляя лишь следы,
размытые дождём,
сигаретные бычки,
растоптанные зеваками,
среди космических грёз,
скромности и убеждений,
громких высказаваний,
моя ракета в подвале,
держит меня на земле,
уже несколько лет,
сколько бы не пыталась,
не может взлететь,
в этот холод,
я и моя заледеневшая тень,
сражаемся против пустоты,
каждый день,
проведённый вдвоём,
мир погрязший в инстропекции,
потерявший всё живое,
теряет меня,
цепляясь за шею,
неистово орёт,
шипами гнилых роз,
напоминает о том,
кто же он такой,
оставь меня одного, оставь,
дрейфуй со мной среди комет,
пока я едва сдерживаюсь,
чтобы судорожно не звать помощи,
утопая в принципах,
законадателях наших душ,
почти разрушенный,
выцветаю со стен любимых зданий,
затаскивая глухой колокол на последний прибой,
идущий в свой финальный бой,
утопленник, покрытый ржавыми рыболовными крючками,
плетётся за мной по пятам,
рассказывая свою историю,
хороший собеседник,
хотел бы я иметь возможность,
помочь ему и пройти это рельсовое сообщение вдвоём,
не предупреждая себя об обстрелах,
с каждого из вомозжных углов,
затягивая ранения,
утонуть на тридцать минут,
и выплыть неизвестным,
весь в водорослях, камышах,
как в далёком детстве,
без языка, без глаз, без головы,
раздвинуть эти стеллы,
голыми руками,
от неизбежности и измождения,
выкладываясь на горячий песок,
где остался след её босых ног,
упрёки и мелочь на одну сигарету,
выход являющийся входом,
в моё личное измерение,
владение изгоев и странников,
где нет линейных трасс,
нет прямых путей,
черного и белого,
нет всего и нет ничего,
есть только я и моя совесть,
один на один,
вступая в агрессивный диалог,
сезонный шторм,
сносит нас обоих обратно,
отдышавшись,
жмём руки,
расходимся,
бредём кто куда.
КРИК РАННЕГО УТРА
ткань мира — накидка на звёзды,
фальшивые улыбки на горящих снимках, где всё хорошо на секунду,
придирки со стороны и летящие с обрыва летние сцены, мой процент,
моя неумелая забота и смелость,
которая не может существовать в одиночестве и отчаянии весны,
привязанностью зелени шахт и минералов под заказ,
ключевой фигуры перемирия,
раствор неумения приветствия,
препятствия для коммерции,
сингулярность движения разделенного на неровные части пространства образующего черные дыры в часовых поясах северной части этого милого парка,
усталость от сухости кожи,
принявшая облик змеи,
приевшаяся манера общения,
поведения и жизнедеятельности,
в том числе и вращения врат ведущих на кладбище поглощающих искусство и мирившихся со стройкой чужеродного мира,
прямой эфир из тира,
где цель — средство,
а средство — наши лица;
######
[РАСПОРЯДОК И УСТАЛОСТЬ]
я никогда не умел быть собой (?)
///сколько это будет продолжаться?
до сих пор мы молчали,
но пора начинать говорить,
сегодня мы стали другими,
иначе и не может быть,
<ранним утром — чей-то крик>
сколько можно вести себя так?
[СКОЛЬКО МОЖНО МОЛЧАТЬ?]
разве мы призраки прошлого?
настоящее здесь и оно не гарантирует безопасности,
старания и выверенной страсти,
<поздней ночью — серые сны>
оно абсолютно настоящее,
без приукрашивания и привязки,
тебя пугает этот фактор развития?
прямолинейность — проклятие современной морали,
противоречие стандарту качества диалога и декалога строения тел,
///какова цена, чем заплатить?
я никогда не умел быть с тобой (?)
[ПОРЯДОК И ВОЛЯ К ЖИЗНИ]
######
крик раннего утра,
крик раннего развития,
крик раненой души,
поздравляю, все ушли,
поздравляю, снова здесь,
поздравляю, ты не против?
поздравляю, ты расстроен?
подавляю мысль о сокращении численности населения нервной системы и мозгового строя,
в ушах — разбитые коктейли,
стебли увядших растений,
годы тишины и терпения,
изменения вспять,
тебе стоит принять решение,
принять настоящими,
отменяя заказы и правила,
поправки и тривиальные ритмы зарубежной литературы,
твоя участь — быть партитурой в руках шарманщика,
в моих карманах пара минут,
остались со вчерашнего дня,
в моих карманах мертвый сезон,
груз ошибки и бледная нить,
поиграй со мной в демократию,
не переживая за амуницию,
политические иммунитеты,
институты вырезанных сцен,
просвещение сквозь ответвления неровных щелей между окнами,
отличный повод переслушать шум прибоя и перебоя {кончились антидепрессанты кончились деньги кончились патроны}
перебор морских миль,
поздравляю, кто ты теперь?
поздравляю, ещё раз,
а теперь забудь меня,
и исчезни в своем мгновении,
меня не интересует твоя внешность и твоё настроение,
твои переживания и растерянности, знакомые чувства,
поздравляю, кто мы теперь?
закрой за мной дверь,
информируя плоскость твоей жизненной черты,
самой сильной черты,
самой изящной мышцы лица,
ты — больничный лист записи,
устаревший на четыре часа,
я — ракушка разбитая и свалка,
никому меня не жалко,
некому меня жалеть,
да и я сам не беспокоюсь за передразнивание мимо проезжающего катафалка,
нет больше ни сегодня, ни завтра,
закрой эту дверь.
ПРИЗНАНИЕ
и я чувствую,
как окажусь под тоннами снега,
когда покину свой дом,
как сгину от холода,
с промезршими костями,
на тысячи миль назад,
потом вперёд,
моё признание тебе — несу,
через весь мир,
montagne de la confession,
montagne de la confession,
montagne de la confession,
montagne de la confession,
montagne de la confession,
посмотри,
как тени взрастают,
над нашими телами,
заполняя каждый угол в доме,
в котором ждёт судьба,
в котором живёт стая волков,
посреди лесов и великой зимы,
через вечную полночь — несу,
моё признание тебе,
через синий рассвет,
montagne de la confession,
montagne de la confession,
montagne de la confession,
montagne de la confession,
montagne de la confession,
пропускает мою душу через себя,
три ели, что хоронили в земле,
усопший дух, живущий во мне,
эфемерное послание,
разрывающее руки до сухожилий,
спина во льдах,
дикий-дикий зверь,
стирается личность с сердитых глаз,
с закрытых дверей,
и всё, и все подгоняют,
давай же, скорее,
давай же, быстрее,
чувство, что от нехватки сил упаду и превращусь в сугроб,
в признание, что несу тебе,
сквозь эти бесполезные года,
делаю, всё что могу,
продолжаю идти,
на гору исповеди,
на гору исповеди,
на гору исповеди,
на гору исповеди,
на гору исповеди.
ВСЕ МОИ БОЛЕЗНИ К СМЕРТИ
до смешного безумные идеи,
связи милостивого кошмара,
вселенская тоска во мне родилась через зевок джека керуака,
а потом офелия открыла странное письмо в котором было написано:
«может быть рядом снова,
каждая жизнь желающая,
проявить задаток воли»
я не назвал бы себя настоящей прокрастинацией и никогда не бывал на пикниках палачей,
при изменении значения моих жалких прыжков вниз,
стоял и молчал у незнакомых стен,
в последней сверкающей природе космической славы и желания.
одни стены?
всего лишь стены?
без стен весь мир давно бы рухнул!
проявите уважение.
апатия моя превратилась в стиль жизни, бескостное насилие,
изобилие бодрости духа,
неуклюже мне довелось поцеловать её мягкосердечные лепестки, налипшие на глаза,
вытекающие в мой рот,
всё это было в старом кафе,
где я когда-то был счастлив.
всего лишь старое кафе?
без еды бы мы тоже погибли!
прояви уважение к обеду и завтраку ближнего своего.
деревья на деревьях,
гнев падшего тумана,
прохладное отчаяние собственного голоса убеждало меня в шаткости моего существования и доставляло усталость и дискомфорт каждым своим звуком и вспышкой солнца,
все мои болезни к смерти оказались бессмысленной тратой времени, как астра в коробке,
в коробке в форме сердца
в браслете против зубов
в первом впечатлении,
мне известно стало некое откровение ржавого,
но надёжного клинка,
холодного воздуха и ветра,
спокойной синевы нормальности,
я переменно спал с открытием,
с открытыми глазами облака,
все лезвия обрели крылья,
хочу знать, как они это делают,
все петли распались в фиолетовых водоёмах на сверкающих крышах,
прыжки мои стали сумасшедшими и эфемерными, фонтанами греха,
ураган отбрасывал меня назад.
всего лишь ураган?
какой-то ураган?
попробуй снять его на камеру!
если бы не ураганы,
то ветра стали бы порывистыми!
и мы бы погибли.
проявите уважение и терпимость.
ещё мальчиком я искал призрак своей темной стороны на чердаке,
там было много старых ульев,
трупиков ос и химикатов,
половина сгоревшего кресла,
и все они начинали взлетать,
и все они говорили (именно так):
«жизнь может измениться,
но не улететь,
надежда может исчезнуть,
но не умереть,
истина может скрыться,
но она будет жечь изнутри,
любовь может быть отвергнута,
но она будет возвращаться!»
они питались светом фар.
и всё это заканчивалось полетом,
мне тоже хотелось летать и первый прыжок был совершен мною с крыши дачного домика,
но я упал в пластиковый таз с водой и расплескал всё на машину моего дедушки, страшно было,
что разделить — не отнять.
и все мои друзья,
всегда были рядом со мной,
за моей спиной,
клали головы на мои плечи,
обучаясь ценить их веру,
моей пищей стала любовь,
я сотрясал холод забвения,
хлещущим градом тепла,
и все мои друзья,
всегда были рядом,
чтобы поймать меня,
и лишь моя преданность и вера друг в друга спасали нас от смерти,
и все мои болезни к смерти,
не увенчались успехом.
мир устал от прошлого,
пусть он наконец-то умрёт,
или полностью успокоится,
упокоится на наших руках.
ИНТЕРЛЮДИЯ: ОКЕАНЫ РАЗДЕЛЕНЫ
время драгоценно
печаль порожает
океаны порознь
переливаясь свежими
искусственными красками
почему всё хорошее исчезает?
почему хорошее должно исчезать?
я встаю на колени
посреди шоссе
на выезде из города
тихо молюсь
за друзей
за врагов
за самого себя
руки не отпущу
не соскользнут пальцы
постоянно говорят,
что скоро всё закончится
океаны разделены.
НАБРОСКИ ДЛЯ МОЕГО НАПИВШЕГОСЯ СЕРДЦА
шёпот за стенами,
шёпот за спинами,
холодный пот перерубает связь с разумным восприятием,
кости и черепа над букетом ландышей создают ландшафтный дизайн и предприятие по производству масляных красок,
картина почти готова,
осталось только пара штрихов на моей шрамированной спине,
мне никогда не стать бойцом,
я буду нерегулярным любовником,
трёхчасового хронометража и потерянной плёнки кодак,
облитой джин-тоником.
— в чём дело?/его глаза
— он не дышит!/слишком мягкие
(черные цвета и рыжие тона)
(трясущегося размытого граната)
Я ВСЕГДА ХОТЕЛ БЫТЬ ЛУЧШИМ СРЕДИ ЛУЧШИХ И Я ВСЕГДА МЕЧТАЛ О ПРОЩЕНИИ ГРЕХОВ НО БОГ ЗАМОЛЧАЛ ДЛЯ МЕНЯ СЕМЬ ЛЕТ НАЗАД И ДЬЯВОЛ ВЫШЕЛ ЗАГОВОРИТЬ СО МНОЙ КОГДА Я ЛОВИЛ ПОПУТКУ НА ТРАССЕ ПРЕДЛАГАЯ ЗВЁЗДНЫЕ КОНТРАКТЫ И ПОБЕГ ИЗ ТЕМНОЙ КОМНАТЫ НА ТЕМНУЮ СТОРОНУ ЛУНЫ НО ЕМУ НЕ ОБМАНУТЬ МЕНЯ ВЕДЬ НИКАКОЙ ТЕМНОЙ СТОРОНЫ ЛУНЫ НЕ СУЩЕСТВУЕТ ОНА ФАКТИЧЕСКИ ВСЯ ПОКРЫТА ТЬМОЙ И Я ПЛЮНУЛ ЕМУ В ЛИЦО И ЕГО КОГОТЬ ЗАСТРЯЛ В МОЕЙ ГРУДНОЙ КЛЕТКЕ СЛОВНО МЕЧ ОГНЯ И АНТИДЕПРЕССАНТОВ МНЕ НУЖНА ПОМОЩЬ И Я ПРИМУ ЕЕ ОТ ЛЮБОГО Я БЕЗДОМНАЯ ПСИНА КОТОРУЮ ХОТЯТ УСЫПИТЬ.
(плётка из сухого остатка)
(костей моего мертвого котёнка)
— они придут за ним?/моя душа
— они всегда идут за ним!/готова
роб-грийе завещал мне транс-европейский экспресс,
чтобы я объехал всё эти места,
вынес вердикт и монолог,
разбитая миром чаша весов,
терпение просит больше,
но мне нечего отдать ожиданиям,
мне нечего скрывать перед гнётом сожалений и слеза осторожно ползёт по красной щеке,
захватывая меня в мрачный фокстрот и всё ближе к границам,
где каждый выстрел отдаляет тебя от внешнего мира и бросает на голову раскалённый нимб обмытый кровью бездомных,
и патроны резко кончаются,
пока я делаю наброски
для моего напившегося сердца,
я никогда не хотел быть бойцом,
я всегда мечтал стать любимым.
ПРОЕЗЖАЮ ОДИН И ТОТ ЖЕ ПЕРЕКРЕСТОК
чувство беспомощности,
дружит с самоиронией,
когда я сворачиваю на один и тот же перекресток уже несколько лет,
выстроить в ряд все причины,
и отключить электричество,
во всех близлежащих домах,
оттачивая мастерство владения,
пустотой и кровью юности,
вена ландыша в тетрадке,
нежно касается моей шеи,
рычаг переключения уже опущен,
между наших тел,
создавая преграды погружениям,
в общий список сновидений,
не сработаемся, не свидимся,
не умрём, не выживем,
не насытимся, не очистимся,
моя загрязненная душа,
никогда не очистится вновь,
проезжаю один и тот же перекрёсток, врезаясь в толпу,
без педали газа и тормозы,
без собственной машины и прав,
лезвия повисшие на моих руках,
никогда не откроют дверей,
только если доведут до ручки,
здесь довольно легко потеряться,
быстро выйти наружу, на крыши,
крыши незнакомых домов,
где хранилась бессоница,
отчаянная отчасти частичка,
души погрязшей в вечном сожалении при свечах,
не прошу очень много,
всего-то раскрыть мне карты,
вывести на тропинку в парке,
яблочной карамели на дёснах,
нравится, когда я разбиваю себе лицо?
наблюдайте, запоминайте,
смотрите предельно внимательно,
показываю один раз,
тщательно вымывая кровь со старого пледа,
проезжая один и тот же перекрёсток, уже шестой год.
СОНЕТ ПЕРВЫЙ
общественный строй вдохновляет меня писать среди пустоты,
как ненавижу я твоё гниение,
вторгаясь в мой разум днём и ночью, видением теории хаоса,
вечность — мандариновый сон,
вечность — сон, прыжок вниз.
позволишь сравнить мне,
тебя с бесполезной решимостью?
ты более падший,
бессмысленный,
и гниющие диалекты
мелькают повсюду.
тёмный дуэт колышет толкающихся танцоров мая,
и у этой безумной весны есть доверчивый кулон бессилия.
как я могу тебя ненавидеть? позволь сосчитать
все пути отхода в изгнание.
я ненавижу твою отвратительную деградацию.
единственное желание,
развалить на части тебя,
наполняет мои туманные дни.
моя ненависть к тебе — всего лишь обязанность, данность.
пора мне уйти беспомощным сердцем и раздавленным глазом
мои резкие слова вырезают на коже сонет, пока мы враждуем,
среди золотого сечения оптических волокон древесины хвойных пород.
ТОЧКА ПРИТЯЖЕНИЯ
прежде чем,
всему придёт логический конец,
физический смысл борьбы,
за бесполезную жизнь,
бесплатно научу не тратить сил,
выходя на улицу посреди ночи,
снег растапливает мороз,
на краснеющих руках,
нечего сказать о том,
как выражения глаз,
влияют на восприятие,
мыслительной схемы,
пришли мне пару ромашек в бутылке из под сидра,
в середине весны,
без адреса отправителя,
в середине зимы,
оставь меня чужим,
оставь лежащим на твоей груди,
они продолжают повторять:
«все однозначно слепые,
мир совсем сходит с ума»
они перешептываются:
«всё это не имеет смысла,
нам нужна решительность»
скорострельность местности,
окрестностей старого чердака,
который сгорел пару лет назад,
когда я был снаружи помещения,
в толпе пьянеющих подростков,
и про себя повторял:
«забери с собой всё,
проклятый огонь,
гори в других местах»
фотографии того дня,
в какой-то из папок,
под банкой кофейных зёрен,
застрявающих в зубах,
зависимость от путешествий,
тщательных перемещений по городу и хочется быть арендованным номером отеля,
впуская в себя бесчисленные количества гостей для похорон,
одинокой вселенной,
безнадёжной гирлянды,
вырванной глотком кипятка,
настаиваю на сути,
которую давно потерял,
вышли мне свои мысли,
разлитые на листах чернила,
в середине недели,
в коробке из ели и свежими иголками внутри,
в середине дождливого дня,
пока я захлебываясь водосточными трубами, принимаю гостей,
заказы на одноразовую связь,
одноразовых любовников,
одноразовых людей,
разноплановых комплектов постельного белья,
перемотай остывшие заварки,
разбиваясь вдребезги вчера,
все госпитали закрыты,
на летние каникулы,
калигула металлоискателем расшибся об дверь,
снятую с петель,
на которых повисли,
мои амбиции, традиции,
в том числе, я сам.
POST-NOTHING SEXUALITY MENTAL TRAUMA OR WHATEVER
мы все пытались забыться вокруг знакомых столов отбиваясь гармоничными ритмическими рисунками электрокардиограмм или вгрызаясь в дубы посреди святых винных лесов,
каждый хотел сказать о своей невыносимой тяжести своём кресте преткновения падая на колени к морской гальке и смолистым опилкам выжигая на ней своё бессмысленное имя город в котором находился злосчастный роддом и родительский дом где каждый вырос теряя девственность на диване где отцы наши (а были они не у всех) смотрели кабельное телевидение,
рисунки на срубленных ветвях, плачущие пни,
кто посмел сделать это с вами?
неужели мы причастны к вашей медленной казни?
[я посреди леса все деревья срублены слезы остаются на сгнившей коре меня кусают муравьи и я заслужил это]
кем они были при жизни?
жили ли эти деревья жизнью полной кислорода?
вопросы как обруч раскалённый потрясениями лет ушедших вместе с приливом рек настигают меня и мне не скрыться,
они ведут себя слишком агрессивно и их больше,
не могу дать сдачи не могу отразить атаку не могу отбиться
приходится сдаться под гнётом обязательств,
они выкрикивают знакомые мелодии и вороны на их кожаных плащах подпевают,
эти мелодии апельсиновых тостов прилипающих к рукам ранним утром приносят мне некий неизвестный ранее вид боли
и имя ему — ностальгия, страшитесь этого зверя,
не ходите в лес не ходите в мир не ходите в жизнь
поодиночке слишком опасно и непредсказуемо
но именно одиночество даёт познать страх,
нарастающий ноктюрн неизбежности новоприбывших действий и процессов вывернутой грозой наизнанку нервной системы,
молния попала в песок и рискнула своей жизнью,
[мне незнакомы её силуэты страстной гибели]
прыгая с камня в холодную сентябрьскую воду я тоже рискую здоровьем но мне повезло и я быстро выплыл наружу к костру где сжигал старые листы и наброски,
пепел остался на нежном зефире и я клянусь питаться прошлым было ужасно отвратительно,
[меня стошнило на колено моей подруги]
всё скрывается от иллюзорного контроля,
и ничего с этим не поделать,
я завещаю вам свою смерть и тело в научных целях!
я завещаю вам свои руки и волосы!
я завещаю вам последние сбережения!
последние фотокарточки моего усталого лица,
легендарные бастионы исчезновения людей по собственной воле примите мои скромные пожертвования…
…или примите меня живым и здоровым отправьте домой в свой личный край раздора и ментального разрыва травматического удара в лицо самому себе,
всю ночь выстругиваю новые глаза и уши,
отвлекаю себя от присутствия чужеродного и затасканного всеми ненавистного процесса взросления и отдаюсь как последний объект на земле бесплодия и вырезанного чрева отдаюсь процессам самопознания и преклоняю голову перед высшей мерой наказания за мои самоповреждения приносящие ещё больше самоповреждений,
невидимый свет в глазах утопающих и их помощи самим себе,
жизни прожиты но нет итоговой точки и результата,
только пустые бланки завещаний и засохший затвердевший сгусток шоколадного мусса в десертной тарелке,
разбитой тысячи лет назад,
надо забыть всё все слова и движения
такие как «бог» или «всевышний»
«смерть» и «жизнь»
стать простодушным и не интересующим даже самого себя привыкать к всплескам воды и всплескам энергии ржавых умов ржавых оков и окна до которого никто не дотягивается,
иногда мне кажется что каждое мною слово произнесенное когда-то где-то в реалиях прошлого влияет на мою жизнь,
потом я просыпаюсь на чужой кровати с чужими девушками в обнимку и не могу представить почему это произошло
[час или два стою у зеркала рассматриваю свой живот тошнит]
умение жить — редчайшая способность в нашем мире,
умение избегать знакомых на улицах — ещё более редкая способность доступная не каждому,
шумы гитар угасают
бар затихает
вокалист выстрелил себе в голову
песня не будет закончена
двери вращаются
У МЕНЯ В ГОЛОВЕ ТОЛПА И ЭТО ТЫ.
ИНСТРУМЕНТАЛЬНАЯ ВСТАВКА:#1
в неведении относительно положения пустых бутылок,
на ковре — огромное пятно,
липкое и красное, пахнет вином,
следы по всей квартире и на моих ногтях нарисованы фрукты:
арбуз, манго, банан, виноград,
слишком сильно устал,
словно никогда и не спал,
слишком много усилий,
для приготовления еды,
поставить чайник,
рассматривая подсветку,
пузырьки кипения на дне,
точки зрения пугающе очевидны,
точки на которые можно надавить,
на виду у всех и каждый может прострелить мне колени,
когда я сложив ладони,
молюсь в разбитое зеркало,
под пыльной столешницей,
окруженный незнакомцами,
завистливым смехом и изуродованными простынями,
истории призрачных поселений,
на вырытых гробовых печатях,
подобные моим экземплярам,
выставленным на нелепые торги,
денег на пару бесполезных звонков и наполнить бутылку водой,
слишком усталый,
овцы считают меня,
отсталым от жизни,
но современность — не моё,
ведь я беру от жизни не всё,
что она могла бы мне дать,
в двойственных движениях,
под подолом черного платья,
звуком северо-западных волн,
множество нулей и единиц,
набить мне татуировку,
разбить мне всё лицо,
харкая кровью сам в себя,
нет фактора удачи и успеха,
энергия на своём исходе,
первые цветы на подходе,
расцветают в грязи,
под малознакомым окном,
чему меня можно было бы научить за все эти года?
потратить столько времени и денег в инвестицию проекта восхода,
предприятия сломленности,
слегка знобит на вечном огне,
вечерние прогулки по однообразным маршрутам,
считаю трамваи на разных остановках, пока жду вариант,
отправиться чуть дальше,
чем совсем-совсем назад,
все безумные поступки,
в глазах моих друзей,
ведут меня на дно,
но где же я сейчас,
один на один с собой?
в такое позднее время,
теряются последние надежды,
настала темная ночь души,
или я опять переврал себе?
поднял стоимость трагедии развоза использованных презервативов,
меняя положение лёжа,
в четыре часа ночи,
что-то дышит мне в спину,
посмотреть нет сил,
в записи на диктофоне,
умоляю себя не сдаваться,
не поддаваться соблазну,
излишкам эмоциональности,
и я резко стираю все следы,
своего пребывания в мире,
за последние месяцы,
не доверяя тем словам,
всё кружится в глазах,
падать на лёд не так больно,
хуже только вставать,
когда твоя рука — вывихнутая кость мёртвой семьи,
хочется подать в суд,
на самого себя,
за причинение вреда.
СТРАХ И ОТВРАЩЕНИЕ
гордость мечтающей воды подобна метеорам железнодорожного пути,
там видел отрубленную голову и салфетки хантера томпсона,
автоэлектростеклоподъемники вырывают каждый шанс,
на линии передовой стою разбитый новостями из всемирной сети,
мои танцы на братских могилах, позволяют мне,
не прижаться к стене и рук вверх не поднять,
смерть встречая с улыбкой беспечности,
готовый поселиться в любом уголке планеты,
призраком в лёгких готовить раковые клетки,
к совращению пожизненных лейкоцитов,
мне бы хотелось испытать оргазм,
ещё пару раз и остановившись перед зеркалом,
признать своё тело за реалистичное,
сам факт его существования и чужие мнения,
вызывают лишь страх и отвращение,
страх и отвращение к продолжениям историй,
в которых никогда я не был главным героем,
побои и синяки на стенах, гобелены в кровавой обёртке,
свёртки сахарных ватных дисков и переписка,
на вычурном рабочем столе, около треснувших бокалов,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.