Бесплатный фрагмент - Ангел

Не теряй никогда в жизни мудрости суть,

Не теряй, чтоб к добру или злобе прильнуть!

Ты — и путник, и путь, и привал на дороге, —

Не теряй же к себе возвращения путь!

Омар Хайям

Пролог

Шарообразное облачко с человеческим лицом плывёт среди таких же, как оно, созданий, внимательно разглядывая окружающих. Скопление огромно, оно простирается, насколько хватает глаз. Неведомая сила слегка колышет его. То и дело то тут, то там облачка поодиночке взмывают ввысь. Новенькая каждый раз напряжённо смотрит им вслед. Вдруг она замечает небольшую группу, объединившуюся в хоровод и переливающуюся всеми цветами радуги. Они зовут её. Облачко подплывает и вливается к ним в круг. Хоровод немного притухает, с интересом рассматривая прибывшую.

— Ты новенькая? — спрашивает её облачко номер один.

— Да…

— Ну и как?

— Нормально, — ярко переливаясь пастельными тонами, мечтательно отвечает новенькая. — Я была огромным китом… Плавала в море, размножалась, наслаждалась планктоном, общалась, радовалась жизни… Хорошо.

Подружки одобрительно кивают ей.

— А я в этот раз была лошадью, — грустно говорит облачко номер два, переливаясь в фиолетовых тонах. — Вначале всё было хорошо. Жеребёнком резвилась на лужайке, бегала рядом с мамой. Но, к сожалению, моё беззаботное детство очень быстро кончилось, и меня начали объезжать.

Хоровод внимательно слушает её рассказ. Облачко номер два ярко загорается всеми цветами радуги.

— Вы представляете?! — возмущённо произносит оно. — Сначала на мне ездили, а потом, когда я постарела, меня съели.

— Печально, — сочувственно замечает новенькая.

— А кем ты была до этого? — неожиданно спрашивает её облачко номер три.

Облачко номер два молчит.

— Она была с госпожой в средневековом замке, — ехидно отвечает за неё облачко номер четыре. — Та издевалась над своими крестьянами — «ездила» на них. А эта спала и ничего не делала.

— И Создатель, не дав ей отдохнуть, сразу же вселил её в лошадь, — добавляет облачко номер один.

— Радуйся, что он не засунул тебя в плесень или в дождевого червя, — назидательно произносит облачко номер четыре.

Все с укоризной смотрят на облачко номер два. Оно густо краснеет.

— Меня вот Создатель вселил в кедр, — переливаясь в зелёно-синих тонах, мечтательно сказало облачко номер один. — Триста лет пролетели как один день.

— Здорово, — восхищённо заметило облачко номер три.

— Да, — согласилось облачко номер один. — Став взрослой и широко раскинув крону, я радовалась солнцу, встречала рассветы, провожала закаты, купалась в дождях, ветер ласково трепал мои ветви. Знойные лета сменялись студёными зимами. И так пролетал год. А потом снова лето и снова тепло… Птицы и звери находили у меня кров, питались орехами, развлекали бесконечной суетой. Благодать.

В знак одобрения все стали переливаться ей в тон.

— Я в прошлой жизни была собакой, — довольно произнесло облачко номер три и засветилось жёлто-оранжевыми красками. — Хозяйка меня любила, мы играли, гонялись друг за дружкой, иногда шалили. Хорошо. Нюхали мир. Правда, когда собачка подросла, хозяйка почему-то стала заставлять её то садиться, то ложиться, то лаять. Зачем, непонятно. Что она ей сделала? Но всё равно женщина была хорошая, печеньки ей давала. Да… Жили мы в общем-то неплохо. Собака спасла жизнь ей и всем соседям по площадке, громко залаяв во время пожара. Сама, к сожалению, погибла — задохнулась от угарного газа.

Все грустно посмотрели на подругу.

— А меня отправили в будущее, — переливаясь яркими серо-голубыми оттенками, загадочно произнесло облачко номер четыре. — В девушку-космонавта — разведчицу дальнего космоса. Это было здорово! Далёкие светила, новые планеты, грозные альфа-всплески, магнитные капканы нейтронных звёзд, суровые вихри протонов. Романтика!

— Повезло тебе, — с доброй завистью сказало ей облачко номер один. — Попасть в будущее — большая редкость. Они там все надёжно трудоустроены.

В знак согласия все стали переливаться разными цветами.

Неожиданно облачко номер три начало лихорадить.

— Ну всё, — с тревогой сказало оно. — Мне пора, до встречи.

— Пока, — дружно ответили ей облачка.

Невидимый вихрь подхватил облачко номер три, и оно взмыло ввысь.

— Счастливого вселения! — глядя ей вслед, пожелало облачко номер один.

Все молча смотрели вверх.

— Итак, на чём мы остановились? — бодро спросило облачко номер два.

Хоровод опустил взоры, проводив улетевшую. Воцарилась тишина.

Тут начало лихорадить новенькую.

— По-моему, и мне пора, — с тревогой заметила она.

— Ты только не волнуйся, — успокоило её облачко номер один. — Всё будет хорошо-о-о.

Неведомый вихрь подхватывает новенькую и уносит вверх, сознание её мутнеет.

Она приходит в себя. Вокруг облачка, в небольшой пелене, некто в белых одеждах, похожие на людей. К ней приближается приветливый старец с бородой. Его озаряет сияние. Он с улыбкой смотрит на новенькую — Душу — и накрывает её искрящимся пологом. Она ощущает тепло и свет. Её вновь подхватывает вихрь и уносит куда-то.

Новенькая стремительно мчится по коридору, непрерывно вращаясь, сжимаясь и растягиваясь. И наконец наступает тишина.

Темно. Новенькое облачко — Душа слышит голоса, но у неё нет сил открыть взор. Спустя какое-то время она всё-таки осматривается, видит женщину — роженицу. Вокруг неё стоят улыбающиеся из-под марлевых масок люди в белых халатах.

«Ну, слава богу, что не в лошадь», — с облегчением устало думает Душа.

Глава 1

В первую неделю младенец в основном спал. В коротких перерывах он сосал грудь, опять же в дрёме, и снова уходил в сон под ласковые мелодии голосов мамы и папы, незнакомую пока речь. Малыш и Душа отдыхали, приходили в себя после утомительного путешествия. Дня и ночи для них не существовало, они ещё не понимали, что это такое. Только внутренний мир и царство Морфея. Счастливые родители не могли налюбоваться на долгожданного первенца.

На второй неделе улучшился слух, и кроха, услышав родителей, стал улыбаться. Изредка открывал глаза. В его жизни появился свет. Он с интересом следил за яркими пятнами, пытаясь понять, что это такое, чёткости зрения ещё не было. Душа с младенцем осваивали трёхмерное измерение, пришло понимание, где верх, где низ…

Когда мама и папа узнали, что у них будет ребёнок, оба были на седьмом небе от радости. И тут же возникла проблема. Детские товары в дефиците, и к рождению малыша хотелось подготовиться загодя, но бытовало поверье, что покупать вещи для новорождённого заранее — плохая примета. Молодые родители не знали, что делать. И всё же на свой страх и риск они решились съездить в Москву за вещами для младенца. Мама была уже на третьем месяце беременности.

Постояв в очередях в «Детском мире», купили шесть распашонок, две из них с зашитыми рукавчиками для первого месяца, три чепчика, две тонких и три байковых пелёнки, лёгкое и тёплое стёганые одеяльца, наволочки, простынки, два отреза: хлопчатобумажный, нежно-салатового цвета, и фланелевый, белый в мелкий рисунок, — оба для пошива пелёнок, а ещё клеёнку. Со всем этим богатством, сложенным в чемодан, счастливые мама и папа вернулись домой. С незрелых родительских душ свалился камень: кое-что у них уже есть. Чемодан убрали на шифоньер и строго-настрого договорились не вспоминать о нём до нужного времени.

Знакомые по случаю предложили почти новую детскую железную кроватку с опускающимися боковыми решётками. Мама и папа дали согласие, но с условием, что заберут потом. Те согласились. Все знали о примете.

Роды прошли успешно, папа был на седьмом небе от счастья, особенно когда узнал, кто у них родился. Получив накануне ценные указания от жены, он рванул по аптекам скупать марлю для подгузников. Подвезли детскую кроватку.

За женой в роддом папа поехал с заранее подготовленным комплектом детских вещей, аккуратно сложенным в холщовую сумку. Самое лучшее из того, что они привезли: чепчик в зелёный горошек, весёленькую распашонку с зашитыми рукавчиками — дефицит, хлопчатобумажную и байковую пелёнки, одеяло и ленту. А ещё цветы.

Прибыв в роддом, взволнованный папа, заикаясь, сообщил санитарке, что приехал забрать жену и сына. Та, улыбаясь, забрала сумку с детскими вещами и ушла. Открылась дверь: на пороге, в сопровождении медиков, стояла радостная супруга. Акушерка протянула ему конверт с новорождённым. Молодой отец, отдав цветы, осторожно взял ребёнка.

Сидя в городском автобусе, новоиспечённый папаша держал вспотевшими от волнения руками конверт с сыном, мама, улыбаясь, сидела рядом.

Оказавшись дома и воспользовавшись тем, что ребёнок почти всё время спит, они занялись «приданым». Из марли наделали подгузников. Сложили её вдвое и нарезали на квадраты размером метр на метр. Свернули каждый по диагонали, чтобы получился треугольник. И так двадцать пять раз. Из купленных в Москве отрезов сшили пелёнки, вышло двадцать тонких и десять тёплых фланелевых.

На папиной работе, он трудился инженером на заводе, скинулись и подарили им коляску производства Дубнинского машиностроительного завода — шикарная вещь! В комплект входили: люлька для младенцев, низ — цвет морской волны, закрывающийся верх — белый в нежный рисунок, и сидушка для малышей от шести месяцев. Аппарат с низкой посадкой, блестящими колёсами, никелированной рукояткой — мм, блеск. Мама работала кассиром в кинотеатре, её коллеги подарили им эмалированную ванночку для купания малыша — тоже очень нужная штука.

И началась «весёлая» жизнь молодых родителей. Подгузники меняли почти каждый час, а то и чаще. Мама еле успевала их слегка прополоснуть и бросала в ванну. Если ребёнок сходил по-большому, нужно было всё это добро сначала вытряхнуть в унитаз, а потом уже простирывать. Она готовила, непрерывно гладила детские вещи, прибиралась, кормила малыша каждые два часа, и ночью тоже. Стиркой занимался папа. Каждый день, придя с работы, он наливал в ванну воды и руками стирал подгузники и накопившиеся вещи. Стиральной машины у них, как и у многих других семей в стране, ещё не было.

Сушились подгузники на коммунальной кухне на специально натянутой по этому поводу верёвке. Это был бесконечный процесс, подгузники шли непрерывным конвейером. Все детские вещи обязательно кипятили. Происходило это следующим образом. На плиту ставился большой бак, заливалась вода, клались пелёнки, распашонки и прочее и кипятились сорок минут, потом их развешивали по квартире. После этого всё детское проглаживалось с двух сторон. На общей кухне был сущий ад: висели подгузники, из кипящего бака с детским бельём валил пар, кто-то готовил себе еду, и так каждый день.

А как они первый раз купали ребёнка… Руки тряслись у обоих. Хорошо, соседка Тамара помогла — мама четырёх мальчишек-сорванцов, имевшая богатый опыт в этом деле. Командовала она не хуже заправского генерала.

— Так, воду нагрели? — строго спросила Тамара.

— Да, — неуверенно ответил папа. — Две кастрюли кипят.

— Хорошо, — похвалила она.

Зайдя в ванную комнату, Тамара всё по-хозяйски осмотрела.

— Давай ванночку.

Папа принёс.

— Мыли? — спросила Тамара.

Растерянный папа отрицательно покачал головой.

— Понятно, — снисходительно усмехнулась соседка и тщательно вымыла ванночку.

Папа стоял рядом и внимательно наблюдал за процессом. Мама в это время находилась с малышом в комнате.

Тамара поставила детскую ванночку в ванну и скомандовала папе:

— Неси кипяток, сейчас будем наводить воду.

Папа быстренько сгонял на кухню и принёс первую кастрюлю. Соседка сначала обдала ванночку кипятком, потом заткнула пробку и вылила остатки воды. Папа слетал за второй кастрюлей.

— Вот смотри, — сказала Тамара папе, разбавляя кипяток холодной водой. — Капаешь себе на запястье: если не горячо, значит, температура какая должна быть.

Они навели воду, и соседка пошла за ребёнком. Папа ждал в ванной.

Вошла Тамара, бережно придерживая на левом предплечье раздетого малыша, следом — взволнованная мама.

— Ути-бусинки, — ворковала улыбающаяся соседка. — Сейчас мы купаться будем, сладенький мой. Да? Ути, маленький. Мамка и папка твои боятся, первый раз. А чего бояться? Да?

Аккуратно придерживая головку младенца, она опустила его в воду. Не понимая, что происходит, он насторожился.

— Купы, купы, — ласково ворковала Тамара. — Да? Купаемся, сладенький.

Придерживая левой рукой головку малыша, она зачерпнула правой кистью немного воды и аккуратно полила на него.

— Купы, купы. Смотри, как здорово. Да? Тёплая водичка, с гуся — вода, с нас — худоба. Купы, купы.

Ребёнок, почувствовав тепло воды и слыша ласковую речь, расслабился и заулыбался.

Папа и мама от умиления чуть не плакали.

— Мой хороший, — продолжала ворковать Тамара. — Нравится купаться, да? Нравится. Молодец!

Купание продолжалось минут семь. Разомлевшего малыша завернули и отнесли спать.

Мама и папа сердечно поблагодарили Тамару.

— У-у, да чего там, — радостно сказала она. — Зовите, если что. Я люблю с маленькими пестаться.

Она приходила ещё несколько раз, а потом папа и мама, освоив технологию, стали купать малыша сами.

Пришло время прогулкам. Ребёнку подвязывали свежий подгузник, заворачивали в тонкую пелёнку, стёганое одеяло стелили ромбом на стол, сверху тёплую пелёнку, верхний угол подгибали назад. Клали на него младенца, нижний угол — вверх, закрыть ножки, потом запахивали левую и правую половинки одеяла, и получался конверт с малышом внутри. Фиксировали всё лентой — и готово: или к походу в поликлинику, или на улицу.

По будням младенец дышал свежим воздухом у открытой форточки, спустить тяжёлую коляску с ребёнком вниз маме было не под силу. А по выходным по часу и больше с сыном на улице гулял папа, а мама отдыхала.

…На четвёртую неделю малыш поднял голову и попытался перевернуться. Он уже различал цвета, разглядывая игрушки над головой, и что-то ворковал. Узнавал лица мамы и папы, угадывал их голоса, и это очень веселило его. Душа окончательно пришла в себя.

Начали давать прикорм — морковный сок, сначала по нескольку капель, с каждым разом постепенно увеличивая порцию. Корнеплод натирали на тёрке, клали в марлю и, скручивая её, выжимали сок в стакан. Затем стали давать яичный желток, жидкую манную кашу (крупу мололи в ручной кофемолке), творожок. И дело пошло. Ребёнок ел с удовольствием.

В пять месяцев малыш пополз, попутно таща себе в рот всё что попадалось и пробуя это на вкус. Душа охала от ужаса и была категорически против, ребёнок — нет. С каждой неделей скорость перемещения увеличивалась. Маме, папе и Душе приходилось постоянно контролировать процесс, не всегда успешно.

Начали прорезываться зубки, будь они неладны. Поднялась температура, пропал аппетит, малыш плакал сутками. Душа рвалась и металась, не зная, что делать. К счастью, всё прошло относительно легко, проорал он всего несколько дней. Спас положение папа, принёс «сласть» — резиновое кольцо, и малыш целыми днями грыз его, почёсывая зудящие дёсны.

Под восхищённые взгляды родителей карапуз сделал первый шаг. Душа таяла от умиления. Все были счастливы. Правда, радовались они недолго. Малыш, держась за край дивана, детскую кроватку, стулья и стены, стал стремительно перемещаться по комнате, за ним требовался глаз да глаз. Один раз мама ненадолго отвлеклась, и он, топая вдоль стены, вышел незамеченным в коридор, где беглеца поймала Тамара и принесла назад.

Пришла весна, теперь они с мамой каждый день ходили на улицу, обычно перед сном. По выходным гуляли втроём. На коляску поставили сиденье, и малыш во время променада с интересом разглядывал всё вокруг, показывая родителям.

Во дворе их дома на берёзе распустились серёжки и раскрылись ярко-зелёные молодые листочки. Появились стрижи. Голуби активно ворковали на карнизах. Хозяйки приступили к весенней уборке: открыв окна, смывали мыльной водой зимнюю грязь. В завершение процесса они протирали их сухой газетой, удаляя оставшиеся небольшие разводы, что придавало стёклам окончательный лоск.

Малышня небольшими стайками гоняла по двору. Пенсионеры в слегка потёртых драповых пальто сидели на лавочках, грелись на весеннем солнце и обсуждали последние новости. Из открытого окна звучала музыка: Муслим Магомаев, Валерий Ободзинский, Эдита Пьеха, Майя Кристалинская. Мама с малышом в коляске покидала двор и шла по улице.

Солнце играло в окнах. Время от времени мимо проезжали единичные «Москвичи», «Победы», «Волги», чаще такси, грузовики. Где-то вдалеке звенели трамваи. Навстречу попадались немногочисленные пешеходы: бабушки, такие же, как она, мамашки с детьми, спешащие почтальоны, просто прохожие. Мама делала круг, проходила мимо аптеки, продуктового магазина, останавливалась у стенда с газетами, читала последние новости и возвращалась домой. Малыш к тому времени уже дремал.

Когда крохе исполнился год, он шустро семенил по двору. Мама еле поспевала за ним и уже не рисковала выходить с непоседой на улицу. Началось «а ну-ка, догони» и бегающие за малышом в мыле родители.

Первые «мама» и «папа». А следом «дай», «хочу» и первое «нельзя». Слёзы, радости, хитрости и шалости. Так прошли их первые полтора года.

Ангел, возникнув в сознании малыша, сладко потянулся и осмотрелся по сторонам.

— Приветик, — радостно поздоровался он с Душой. — Я — Ангел.

— Здрасте, — настороженно ответила Душа.

— Интересно, мы мальчик иди девочка? — задумчиво произнёс Ангел.

— Эй, малёк! — обратился он к малышу. — А ну-ка, сгоняй вон к тому зеркалу!..

Малыш, недолго думая, выполнил его команду.

— Поосторожнее! — возмутилась Душа. — Он ещё маленький!

— Спокойно, — ответил Ангел. — Всё под контролем.

— М-маль… — попыталась пояснить Душа.

Малыш подбежал к зеркалу шифоньера, и Ангел глазами крохи смог рассмотреть его.

— Та-ак, что тут у нас? — разглядывая карапуза, размышлял он. — Синенькое… штанишки. Ага — мальчик. Пойдёт. А впрочем, девочки мне тоже нравятся, с ними не соскучишься.

— Послушайте!.. — возмутилась Душа.

— Спокойно, — отстраняясь от её мыслей, произнёс Ангел.

— Павлик! Ты где?! — прозвучал женский голос. — Иди скорей сюда.

Малыш, тут же сорвавшись с места, убежал.

— Павлик, — удивлённо произнёс Ангел.

— А чем вам не нравится это имя? — с раздражением спросила Душа.

— Уймитесь, мадам, — ответил Ангел. — Я абсолютно без претензий. Просто привыкаю к имени моего нового подопечного.

Душа с возмущением демонстративно отстранилась от Ангела. Он проигнорировал её демарш.

— Так, что там нам предписал Создатель? — пробормотал Ангел, разглядывая лист жизни Павлика. — Нормально!.. Генеральный конструктор!.. Павлик будет генеральным конструктором!.. Ты представляешь? — обратился он к Душе.

— А что?! — гордо ответила Душа. — Я думаю, мы справимся. Павлик очень способный.

— Но это ещё не всё, — не обращая внимания на её замечание, продолжил Ангел. — Он должен построить самолёт! Истребитель, который опередит своё время на многие, многие годы… М-да…

Ангел задумался.

— Создатель, я понимаю, что вы бесконечно прозорливы и бесконечно мудры, и нисколько в этом не сомневаюсь… Но зачем вам этот самолёт?!

Ангелу никто не ответил. Подождав немного, он растерянно пробормотал:

— Ну, делать нечего, нужно выполнять… Самолёт значит самолёт.

Душа глумливо посматривала на Ангела.

— Павлик, ты слышишь? — обратился он к мальчику. — Ты будешь генеральным конструктором.

Мама читала сказку «Федорино горе». Павлик сидел у неё на коленях и с интересом слушал, не обращая внимания на звучащий внутри него голос.

— Что-то меня ломает… — недовольно произнёс Ангел. — Наверное, рано проявился… На вид ему года полтора.

— Да, — гордо подтвердила Душа.

— Вот-вот. Тут особо не разгуляешься. Пожалуй, я ещё посплю. Прилечу позже… года в три.

Душа многозначительно промолчала, давая понять, что ему тут не рады и не очень-то ждут.

— Но-но, — парировал Ангел. — Я, между прочим, старший.

Душа снова промолчала.

— Прилечу позже, в три года… — повторил Ангел. — Но, если что, сигнализируйте… мадам.

— Непременно, — язвительно заверила Душа.

Глава 2

Стояло бабье лето. Нежное осеннее солнце ласкало природу. Листья на берёзе начали желтеть. Трава пожухла. На клумбе у дома распустились многолетние астры и бархотки. Стая птиц суетливо скакала по веткам. Дворник равнодушно подметал дорожку. Пенсионеры дремали на лавочке. Во дворе тишина, детворы не видно. На железной крыше входа в подвал спала кошка.

Мама и Павлик выходят из подъезда. Кошка не обращает на них никакого внимания. Радостный мальчик шагает вприпрыжку, держась за мамину руку, ему три года. Невесть откуда взявшийся воробей шустро скачет перед ними на асфальте. По двору гуляют мамаши с колясками. Мама, а следом Павлик, проходя мимо, здороваются со всеми. Те отвечают. Павлик непрерывно расспрашивает маму:

— Мам, а зачем дядя подметает двор?

— Чтобы было чисто и красиво.

— А зачем красиво?

— Чтобы мы радовались.

— А-а…

Ангел снова проявляется в сознании Павлика.

— Приветик, — радостно здоровается он с Душой.

— Здрасте, — недовольно бурчит Душа. — А мы вас не ждали, — съязвила она.

Ангел, не обращая внимания на её тон, прислушивается к разговору мамы и малыша.

— У Павлика период «отчего и почему», — пробормотал Ангел. — Отлично.

Он обращается к мальчику:

— Павлик, привет. Как дела?

Мальчик замолкает на минуту и перестаёт донимать маму расспросами.

— Представляешь, — продолжил Ангел, — ты будешь генеральным конструктором.

«А что это такое?» — про себя поинтересовался Павлик.

— Да, — гордо заметила Душа. — Мы достойны этого, мы справимся.

— М-да, — задумчиво произнёс Ангел. — С этой наседкой я ещё намучаюсь.

— Нахал! — возмутилась Душа.

«А что это такое — генеральный конструктор?» — вмешиваясь в их разговор, повторил вопрос Павлик.

— А! Это тот, кто строит самолёты, — ответил Ангел.

— И не только, — добавила Душа.

«Хм. Самолёты?! — задумчиво произнёс Павлик. — Здорово!»

И тут же переключается на маму:

— Мам, а почему на дереве листочки такие?

— Осень, Павлик. Природа готовится к зиме. Листья сначала пожелтеют, потом высохнут и опадут. И дерево уснёт на всю зиму. А весной оживёт, и на нём появятся новые листочки.

— У-у, — удовлетворённо произнёс Павлик. — Мам, а мы в магазин?

— Да.

— Мг-м… Мам, а купишь мне петушок?

— Куплю, сладкоежка, — улыбаясь, отвечает она.

Радостный Павлик скачет рядом с мамой, они выходят на улицу. Встречные прохожие, глядя на него, улыбаются. Мальчик некоторое время идёт молча.

— Мам, а откуда птички берутся? — неожиданно спрашивает Павлик.

— Из яиц.

— Из яиц?!

— Да, птичка откладывает яйца, высиживает их, и из них появляются птенчики — маленькие птички, как ты. Потом они вырастают и становятся взрослыми птицами.

— А-а. Мам, а как они летают?..

Витрина хлебного магазина блестит свежевымытым стеклом, в глубине зала видны полки с хлебом и сдобой. Мама и Павлик заходят в магазин.

— Я тебе потом расскажу, — обещает она.

Мама покупает батон, чёрный хлеб и, конечно, леденец — петушок на палочке за пять копеек. Мальчик внимательно наблюдает.

Сделав покупки, они возвращаются домой, довольный Павлик сосёт леденец.

— Я буду генеральным конструктором, — мимоходом сообщает он.

Мама удивлённо посмотрела на сына.

— Да-а? Может, космонавтом или пожарником? — уточнила она.

— Не-а, генеральным конструктором.

— Здорово, молодец, — улыбаясь, похвалила его мама. — Но для этого нужно много знать и хорошо учиться в школе.

— Угу, — смотря себе под ноги, равнодушно подтвердил Павлик.

Мама снова удивлённо посмотрела на сына.

Вечером она рассказала папе о заявлении Павлика, что он будет генеральным конструктором. Они тихонько посмеялись, чтобы сын не услышал, и забыли об этом.

В будни, ранним утром, Павлика вели в садик. Душа, возвращаясь к нему из ночных путешествий на заре, незадолго до его пробуждения, непрерывно хлопотала над малышом и охраняла его спокойствие в течение дня. Ангел, не отвлекаясь на такие мелочи, проявлялся часам к десяти-одиннадцати и равнодушно наблюдал за всем происходящим. Но однажды он решил: хватит, пора формировать у мальчика твёрдый характер.

Ангел проявился очень рано, и когда Павлик вошёл в садик, тот уже был настроен по-боевому.

— Так, Павлик, сегодня играем с твоей любимой машинкой. Ты же давно хотел с ней поиграть, правда?

Мальчик согласно кивнул головой.

— Ну вот.

Павлик заходит в группу, и Ангел сразу его глазами начинает искать машинку.

— Смотри, вон она, — подсказывает Ангел. — Пошли заберём!

Павлик замечает свою любимую игрушку, она в чьих-то руках. Дети в этом возрасте не обращают внимания на лица. Он внимательно следит за машинкой, но подойти и забрать её не решается. Не спуская с неё глаз, Павлик отходит в угол комнаты.

— Да пойдём заберём, — подталкивает его Ангел. — Это наша машинка! Пошли!

Душа попыталась было возмутиться, вступиться за мальчика, но Ангел моментально блокировал её.

Павлик стоял в нерешительности.

— Чего ты стоишь?! — подначивал Ангел. — Он так и будет с ней играть, а мы нет. Пошли заберём. Не дрейфь!.. Глянь, какая она здоровская!

Отбросив последние сомнения, Павлик решительно направляется к цели.

— Это моя машина! — категорично заявляет он и, схватившись за игрушку, тянет её на себя.

— Нет, это моя машина! — возражает соперник и упорно тащит грузовичок в свою сторону.

— Чего ты теряешься? — азартно подначивает Ангел. — Сунь ему в нос этой машиной. Будет знать, как играть с нашей игрушкой.

Павлик, вместо того чтобы тянуть машину на себя, резко толкает её на соперника. Не ожидая такого подвоха, тот падает назад, увлекая за собой и грузовичок, и Павлика. Завязывается потасовка с криками и борьбой за машину в лежачем положении.

Воспитательница, услышав чей-то рёв, видит рукопашную. Она подбегает и разнимает дерущихся.

— Блин, как она не вовремя! — с досадой разгорячённо замечает Ангел. — Мы почти победили.

Разведя драчунов по разные от себя стороны, воспитательница строго спрашивает:

— Кто затеял драку?!

Оба молчат. Дети показывают на Павлика. Она берёт его за руку и отводит в сторону.

Воспитательница отчитывает Павлика за драку. Он, насупившись, стоит перед ней, глядя прямо перед собой в её юбку, и не слушает, что она говорит.

Ангел подбадривает Павлика:

— Да не обращай на неё внимания. Ты же давно хотел эту машинку — теперь она почти твоя… Будет знать, как с нашими игрушками играть.

Павлик, насупившись, молча слушает Ангела.

— Не переживай, — продолжает Ангел. — Поорут и перестанут. А машину мы всё равно заберём. Плюнь…

Павлик, не задумываясь, тут же выполняет команду. Плюёт прямо на юбку воспитательницы. Та взвывает сиреной. Что тут начинается!

— Ой-ё!.. — растерянно воскликнул Ангел. — Я же образно предложил плюнуть — не волнуйся, так сказать… Что теперь будет!..

Воспитательница орала как милицейская сирена, грозя Павлику всевозможными карами.

— Ладно, я полетел, — заторопился Ангел. — Прилечу месяца через два.

И, посмотрев на раскрасневшуюся от крика воспитательницу, добавил:

— Не-ет, лучше через два года… Пока. Я вернусь. Не переживай!

— Заметался, — недовольно пробормотала разблокированная Душа. — Заварил кашу и смылся, а ребёнку отдувайся. Аферист!

Был жуткий скандал. Воспитательница вызвала родителей Павлика. Они о чём-то шумно разговаривали. Вечером разборки продолжились дома. Слушая вполуха возмущённые речи родителей, он про себя недоумевал: «Чего все орут?.. Это же не я. Это всё он, внутренний голос, он виноват!»

Павлика наказали, запретив месяц гулять, он сильно расстроился.

Постепенно всё улеглось. Про инцидент забыли. Воспитательница успокоилась и не обращала на него внимания. Но с его машиной играл теперь только Павлик, никто не осмеливался к ней подойти.

Жизнь наладилась.

Глава 3

Павлику пять лет. В их семье радостное событие: папе выдали на работе ордер на вселение, и они переезжают в новенькую двухкомнатную квартиру. Накануне в их доме царила радостная суета. Родители, готовясь к переезду, собирали пожитки. Зашла Тамара.

— Здравствуйте, соседи, переезжаете? — улыбаясь, спросила она.

— Здравствуй, — смущаясь, ответила мама. — Да. Вот, собираем вещи.

— Молодцы, — похвалила их Тамара.

— Привет, Павлик, — подойдя к мальчику, весело поздоровалась она. — Как дела, крестник?

— Здравствуйте, хорошо, — ответил Павлик.

— В садик ходишь? — спросила соседка.

— Ага, — ответил он.

— Нам на следующей неделе тоже обещали ордер дать, — с умилением глядя на мальчика, поделилась Тамара.

— Да?! — радостно воскликнула мама. — Отлично! Может, снова соседями будем?

— Не знаю. Хорошо бы. Пока неизвестно, где будут давать. Нам обещали трёхкомнатную.

— Здорово! — сказала мама.

— Да, — согласилась Тамара. — Мы даже не мечтали о такой.

Тамара погладила Павлика по голове.

— Ну ладно, собирайтесь, не буду мешать. С новосельем вас!

— Спасибо, — дружно сказали мама и папа.

— Спасибо тебе большое за помощь с Павликом, — поблагодарила её мама. — Не знаю, что бы мы без тебя делали.

— Да нормально, — смущаясь, ответила Тамара. — Чего тут такого, соседи же.

— Спасибо, — ещё раз повторила мама.

— Пожалуйста, — приветливо улыбаясь, ответила женщина. — И вам спасибо.

Тамара ушла, а они вновь приступили к сборам. Мама доставала из шифоньера вещи, передавала папе, а тот паковал. Первым делом загрузили чемодан. Затем складывали на скатерть со стола. Когда вещей набралось достаточно, связали её углы крест-накрест, постелили на пол покрывало с дивана и продолжили. Павлику поручили складывать в холщовую сумку его игрушки. Ему не очень хотелось собираться, и он возился, не торопясь, с машинками и солдатиками. Подошла мама и помогла ему. Нехитрую посуду сложили в авоськи, ложки и вилки — в сумку.

На следующий день с папиной работы приехал грузовик с дядьками, они поднялись к ним в комнату. Взволнованная мама засуетилась, стала спешно одеваться и собирать сына. Папа и дядьки погрузили в кузов пустой шифоньер, диван, разобранный стол и стулья, узлы с вещами, чемодан. Павлик увлечённо следил за происходящим в окно. Всё погрузили, и они вышли на улицу. Мама с сыном сели в кабину, папа и дядьки — в кузов и поехали в новую квартиру.

Павлик с огромным интересом рассматривал кабину ГАЗ-51, крышку бардачка с закруглёнными углами, его рукоятку-пимпочку, металлический поручень под ним, изящные ручки на дверце, руль, рычаг переключения передач, педали. Передняя панель кабины была окрашена в тёмно-зелёный цвет. В машине стоял специфический запах дерматина, картона и чего-то ещё, он сразу понравился мальчику. Водитель завёл автомобиль. Тронулись, двигатель машины тонко зажужжал. Павлик ухватился за поручень под бардачком двумя руками и держался за него всю поездку. Выехав со двора на дорогу, грузовик набрал скорость. Шофёр на высоте завывания двигателя бодро переключал передачи. Павлик с интересом следил за ним. Водитель взглянул на мальчика и весело подмигнул. Подпрыгивая на неровностях, они ехали по городу.

Машина остановилась у подъезда новенькой пятиэтажки. Выйдя из кабины, мама с Павликом сразу пошли наверх, а папа и дядьки открыли задний борт кузова и начали выгружать вещи.

Двухкомнатная квартира в сорок четыре квадратных метра показалось маленькому Павлику гигантской. Он мельком обежал комнаты и выскочил на балкон. С высоты четвёртого этажа открывался великолепный вид. Внизу, на асфальтированной дорожке рядом с домом, у каждого подъезда стояли машины, люди выгружали вещи. Дальше, за тротуаром — два ряда только что высаженных молодых деревьев и кустов. За ними, прямо перед их подъездом — огороженная низеньким заборчиком свежая детская площадка с деревянной горкой и песочницей. Чуть поодаль, впереди, за небольшим пустырём — асфальтированная площадь с кафе на краю. Ещё дальше, за ней — старый микрорайон из частных домов и бараков.

Павлик посмотрел налево — виднелись ряды таких же новеньких пятиэтажек и суета возле них. Справа — свежеасфальтированная дорога, идущая у их дома. За ней бурлила огромная площадка строящихся пятиэтажных жилых корпусов. Одновременно возводилось двенадцать домов, два ряда по шесть зданий. Все они находились в разной степени готовности. Работали башенные краны, подавая бетонные панели, какие-то короба, доски, трубы и прочие непонятные вещи. Множество людей трудились на пятиэтажках, передвигались по территории. К домам по грунтовой дороге непрерывной вереницей подъезжали грузовики. На стройке всё гудело, гремело, жужжало, свистело, бухало. Всё пребывало в движении, как в большом муравейнике.

Павлик, понаблюдав за стройкой, радостный побежал на улицу. Мама разбирала вещи, папа и дядьки только что занесли шифоньер, всем было не до него.

Он выбежал из подъезда, остановился и осмотрелся по сторонам. На детской площадке в песочнице играли две девочки, трёх и пяти лет. Они не вызвали у него интереса. Из соседнего парадного вынырнул конопатый мальчишка. Оглядевшись, он заметил Павлика, и какое-то время они молча смотрели друг на друга. Павлик подошёл первым.

— Привет, — настороженно сказал Павлик, рассматривая новенького.

— Привет, — весело ответил мальчишка. — Вы тоже переехали?

— Ага, — теперь уже улыбаясь, ответил Павлик.

— Давай знакомиться, — предложил мальчишка. — Я — Мишка.

— Я — Павлик.

— Здорово, — протянув руку, довольно сказал Мишка. — Давай дружить.

— Давай, — пожимая ладонь новому другу, радостно согласился Павлик.

И мальчишки вдвоём рванули через пустырь к кафе — посмотреть, что там есть. Оно, к сожалению, было закрыто. Там стояли столики со стульями наверху, валялись бумажки, прямо на них смотрели пустой прилавок и витрина, людей внутри не было. (Позже, когда кафе-кондитерская заработало, они любили бегать сюда за пирожными «Школьное» и лимонадом в стаканах из стеклянных бутылок. Деньги на сладости выклянчивали у родителей по очереди.) Поглазев на пустые витрины, они вернулись к дому.

Садик. Павлик вместе с другими детьми играет на ковре уже с другой машиной. Ангел снова появляется в его сознании.

— Приветик, — весело здоровается он с Душой.

— Приветик, — недовольно бурчит Душа. — Явился.

Ангел игнорирует её замечание.

— Павлик, привет! — радостно произносит он.

Мальчик молчит.

— Павлик, привет! — повторяет Ангел.

«Я больше не буду тебя слушать», — хмуро заявляет мальчик, продолжая играть.

— Ну, ну, Павлик. Не обижайся. У всех бывают непонятки, — заверил его Ангел. — Ничего не поделаешь.

Павлик хмуро молчит, продолжая играть.

— М-да, — грустно заметил Ангел. — Достучаться теперь будет значительно сложнее.

— Сам виноват, — язвительно заметила Душа.

Ангел недовольно отстраняется от неё.

Не обращая внимания на внутренний голос, Павлик с удовольствием продолжает играть с машиной.

Ангел решил не торопить события, подождать.

После садика Павлик убегал на улицу, где его ждал друг Мишка. Они играли до самой темноты, пока родители, крича с балконов, не загоняли обоих домой. Павлику купили самокат, светло-серый, на стойке руля красовался шестигранник с двумя буквами «ЯМ», и они с Мишкой по очереди гоняли на нём у дома.

Частные дома и бараки напротив снесли и построили на их месте новый микрорайон пятиэтажек. Мальчишки познакомились во дворе с новеньким — Сёмкой. Неплохой парень. Втроём стало гораздо веселей. Они вместе играли, ходили в кафе, бегали на автобусную остановку неподалёку от дома встречать Мишкиного отца. Он у него был машинистом, водил поезда дальнего следования. Павлику очень нравилась его форма.

А ещё через год, тоже на месте старого микрорайона, построили отличный Дворец культуры. Троица изучила его вдоль и поперёк. На первом и втором этажах располагались огромные холлы, наверху есть кафе. В физкультурном крыле — большой спортивный зал. Папа Павлика после работы три раза в неделю ходил сюда играть в волейбол. Были также залы для занятий тяжёлой атлетикой и борьбой, раздевалки, душевые и ещё куча каких-то помещений, пока закрытых. Работало множество секций по самым разным видам спорта. Тренеры, улыбаясь, неоднократно звали их к себе заниматься, но мальчишки, принимая их приглашение за чистую монету, всякий раз отнекивались.

В основном крыле располагался огромный, на пятьсот мест, зал для показа кино, проведения концертов и торжественных мероприятий. Как-то ребята заглянули туда днём — посидеть в шикарных креслах. Пришла тётя и весело спросила, что они тут делают, сказала, что мультфильмов сегодня не будет. Смущённая троица встала и быстренько удалилась. В малый зал, на сто пятьдесят мест, они только заглянули, заходить не стали. На первом и втором этажах Дворца культуры также имелось множество помещений для кружков и секций: драматического, хореографического, народного танца, домоводства, хорового пения. Были здесь и детский кукольный театр, эстрадный и духовой оркестры, секция чтецов, кружок юных математиков, кружок «Умелые руки», фотография. Можно было выбрать занятие на любой вкус.

Заглянули они и в большую библиотеку ДК. Улыбающаяся тётя, глядя из-за стола, спросила, какие книжки они хотят почитать, — мальчишки застеснялись и убежали.

Павлик, Мишка и Сёмка могли смело войти в любую дверь Дворца культуры. Им везде были рады, относились как к родным детям.

Глава 4

В небольшом городке родилась девочка Лена. Маленький комочек счастья весом чуть более трёх с половиной килограммов. Желанный ребёнок в семье. В неё заселилась Душа — облачко под номером один.

Лене полтора года. Она идёт по тротуару вдоль частных домов в белом коротеньком платьице в красный горошек, едва прикрывающем трусики, и в белой косынке, на груди красный бантик. В руках пустая литровая банка, на дне побрякивают десять копеек. Следом идёт улыбающаяся мама.

Утро, полуденная жара ещё не наступила, и природа благоухает свежими ароматами. Звучит разноголосый хор птиц, радующихся новому дню. Яблоня веером раскинула ветви с ещё зелёными созревающими яблоками поверх забора над тротуаром. Ряд сливовых деревьев с другой стороны тропинки, между ней и дорогой, откидывает благодатную тень.

Лена и родители живут в частном доме. Их соседка продаёт молоко, литр — десять копеек. Лена сама, она так хотела, ходит к ней с банкой. Мама не возражает, идёт позади, улыбаясь, и внимательно контролирует процесс. Обратно полную банку мама уже несёт сама.

Но вот пить молоко Лена терпеть не могла, тем более перед сном, и её приходилось заставлять. Вечером мама ставила девочку на подоконник, показывала пальцем в темноту и говорила:

— Смотри, там живёт бабка Глашка, у неё стра-ашные быки. У-у.

Лена испуганно вглядывалась в темноту, пытаясь разглядеть дом бабки Глашки.

— И если ты не будешь пить молоко, она придёт с быками и заберёт тебя.

Лена плакала от страха, но по-прежнему отказывалась. Душа рыдала вместе с ней.

Отец уходил от них подальше, в спальню. Он понимал, что ребёнку необходимо молоко, но его сердце не выдерживало этой картины.

В конце концов Лена нехотя соглашалась, это было лучше, чем жизнь с быками, и, шмыгая носом, выпивала стакан. Мама хвалила её, целовала в лобик, и они шли в детскую укладываться спать. Засыпала Лена, только когда мама молча гладила её по голове. Колыбельные её не убаюкивали, сказки тоже.

А утром как ни в чём не бывало Лена снова брала банку и шла к соседке за молоком.

В детской комнате стоял её любимый диван с большими, как ей казалось, пружинами, сверху покрытыми соломой (Лена проверяла), обитый плотной тканью. У него откидывались боковые круглые валики — подлокотники. Весь он был такой мягкий, объёмный, и когда она садилась на него, он приятно поскрипывал. На высокой спинке дивана красовался приколотый коврик с цветочками, вышитый мамой. Маленькие подушечки на сиденье тоже были в вязаных наволочках с розочками. Лена любила играть на диване в куклы.

Но самое любимое её место — под столом в зале. Она спускала скатерть с одной стороны почти до пола и играла там в куклы. У них были миниатюрные стол, стульчики, кроватки — все ручной работы. Их смастерил мамин отчим, добрый дед Прокоша. В доме папы и мамы ещё долгие годы стоял красивый буфет, сделанный им. О том, что он отчим мамы, Лена узнала намного позже, когда стала взрослой, — нашлась «добрая» душа. А так, сколько она помнила, все называли его дед Прокоша, а его жену почему-то мачехой, хотя она была баба Настя, тоже очень добрая и молчаливая. У бабы Насти стояла педальная швейная машинка «Зингер», настоящее сокровище по тем временам. И когда Лена приходила к ним в гости, она всегда, глядя на машинку, спрашивала:

— Ба, мозьно?

— Нет, это не игрушка, — категорично возражала баба Настя.

Но иногда девочке всё же позволяли понажимать на педаль машинки, это было счастье.

Баба Настя, улыбаясь, смотрела на Лену и говорила:

— Можно.

И она, радостная, в сопровождении бабы Насти шла к машинке. Давила Лена двумя руками. Педаль была огромная и очень тугая, как ей казалось, и когда та приходила в движение, радости девочки не было предела.

С самого раннего детства Лена знала, что у неё будет счастливая семья: муж, двое детей — и что она станет отличной хозяйкой и хорошей женой. Она даже знала имя своего будущего мужа. Откуда? Ей поведал об этом внутренний голос.

Папа Лены работал в отделе снабжения крупного молочно-консервного комбината и постоянно мотался по всей стране, получая комплектующие, оборудование и новую технику. Производство укрупнялось, возводились дополнительные цеха, свежие линии, расширялся ассортимент, по министерской разнарядке приходило много молоковозов и другой спецтехники. И оборудование, и автомобили принималась непосредственно на заводе-изготовителе, а потом уже или грузилась на железнодорожные платформы и доставлялась на комбинат, или же их перегоняли своим ходом. Из командировок папа обязательно привозил дочери гостинцы — много игрушек, особенно кукол, и, конечно, наряды: восхитительные платьица, туфли, пальтишки и шубки, штанишки, косынки и шапочки. Всё самое лучшее. Лена всегда ждала отца, зная, что он обязательно что-нибудь привезёт. И когда хлопала входная дверь, она срывалась с места с радостным криком:

— Ура, папа пиехал!

Лену наряжали как куколку. У неё было три самых любимых платья: то самое белое в красный горошек, терракотовое с красивыми синими пуговками и синим воротничком и комбинированное — с белесовато-серым верхом, юбочкой красного цвета в складочку и тремя красными бантиками впереди.

В два года Лену отдали в ясли. Это была настоящая трагедия. Там существовало правило: всех детей переодевали в ясельную одежду, которая чудовищно пахла хозяйственным мылом. Казённые чулки крепились подтяжками к специальным детским лифчикам — безрукавкам, сшитым из фланели, с пуговками. Поверх надевались платье или штанишки. Лена на всю жизнь запомнила этот ужас и этот запах. Она ревела навзрыд, когда воспитатели переодевали её, родители сходили с ума. Её Душа металась в отчаянии, не зная, что делать. Проблему решил Ангел.

Завхозом в яслях работала родная тётка Лены Марья Семёновна. И Ангел шепнул ей на ухо:

— Тётя, помоги племяннице, ты же её любишь. Пусть Лену переодевают в одежду, какую приносят родители, или, на худой конец, оставляют в той, в какой её привели.

Марья Семёновна действительно очень любила Лену и договорилась с заведующей и воспитателями. Они не возражали. И жизнь Лены наладилась, к ней снова вернулась радость, Душа успокоилась. Она тихо играла сама с собой в кубики или куклы, ходила с группой гулять. В тихий час дети практически круглый год спали на большой веранде. Там стояли металлические кроватки с верёвочными сетками сбоку, чтобы малыши не упали во время сна. Нянечки укладывали всех спать, дети, повозившись, быстро затихали. Лена лежала, теребила руками эту сетку и незаметно для себя тоже сладко засыпала.

Её город, как и вся страна, бурно развивался, строились дороги, дома, магазины, учреждения культуры, детские садики. По выходным они всей семьёй много гуляли, ходили смотреть на новостройки. Папа сажал Лену на плечи, и так они втроём путешествовали по городу. Недалеко от железнодорожного вокзала построили новую больницу. Около старого здания амбулатории возвели два больших четырёхэтажных корпуса. Сделали внутренний дворик, заасфальтировали дорожки. Напротив, через дорогу, построили новую сберкассу и почту. Лена, щурясь от солнца, с интересом наблюдала, как устанавливают окна в почти готовом трёхэтажном здании. На площади Ленина, напротив горкома партии, построили дом быта. Чуть левее, за мемориалом погибшим в Великую Отечественную войну землякам, возвели Дом пионеров. По правую руку от горкома, с другой стороны площади, за памятником вождю появилась библиотека с огромными витражными окнами. Сидя у папы на плечах, Лена кокетливо разглядывала своё отражение в них. В небольшом городском парке воздвигли футуристического вида Дом культуры.

Булыжную мостовую на центральной улице разобрали и закатали в свежий, ещё пахнущий асфальт, ровный, как стол. Вдоль дороги возвели шесть многоквартирных двухэтажных домов. В городе провели водопровод, возле их дома установили колонку. У некоторых появились телефоны, в том числе и у родителей Лены. Страна жила весело, с энтузиазмом глядя на эти преобразования.

В три года Лену перевели из яслей в садик. Воспитательница Тамара Яковлевна курила — фронтовая привычка, и от неё постоянно пахло табаком. Но он был очень хорошего качества, ароматизированный, и малыши не обращали на это никакого внимания. Надо отдать должное, Тамара Яковлевна была очень аккуратной, и дети ни разу не видели, как она курит. Одна из родительниц рассказала об этом своей дочери, а та всей группе.

В садике организовали утренник — «Праздник урожая». Лене к нему сшили очень красивое платье, белое, в разнокалиберный чёрный горох, спереди шикарное жабо — супермодная вещь. Мама опаздывала на работу и попросила воспитательницу погладить платье, та согласилась. В суете подготовки к празднику Тамара Яковлевна отбежала на минуту покурить, забыв убрать с платья утюг, и случайно прожгла его на спине. Слёз было море. Из положения вышли следующим образом. Распустили Лене волосы, они всегда у неё были очень длинные, и закрыли ими дыру, но праздник всё равно был испорчен. Платье потом попытались починить, поставив заплатку, но от этого стало ещё хуже, и пришлось пустить его на тряпки. Лена очень горевала.

Папа из очередной командировки привёз обновки, и дочь тут же забыла о прожжённом платье. На следующий день Лена гордо пришла в садик в красной беретке с помпоном, в красном пальтишке выше колен, с золотыми пуговками, воротничок и клапаны на карманах у него были белыми в мелкую чёрную клетку, в красных штанишках и лаковых чёрных ботиночках. Она снова была самая нарядная девочка в садике.

Мама Лены, как и папа, трудилась на молочно-консервном комбинате. И когда она работала во вторую смену, то отпрашивалась ненадолго и забирала дочку из садика к себе в цех. Комбинат был очень большой, на нём не только фасовали молоко, но и делали кефир, ряженку, снежок, масло и, конечно же, мороженое нескольких сортов, даже в вафельных стаканчиках и с изюмом. Ох, как любила Лена это мороженое! Его брали прямо с конвейера, оно было тёплым, и Лена, сидя на стульчике и весело болтая ножками, с удовольствием ела его. В цехе пахло молоком, но этот запах ей теперь очень нравился, потому что так пахло её любимое мороженое.

А ещё она обожала смотреть, как закрывают стеклянные бутылки с молочной продукцией разноцветными крышками из фольги: белые — молоко, зелёные — кефир, белые с сиреневыми полосками — ряженка, голубые — снежок. Бутылки ехали по конвейеру к упаковочному агрегату. Над ним висели бобины смотанной и окрашенной в разные цвета плотной фольги шириной в десять сантиметров. Агрегат проворно упаковывал бутылки, и Лена могла часами стоять не шевелясь, наблюдая за его работой. На выходе оставались разноцветные ленты с дырками, и их можно было взять домой. Девочка украшала ими кукольный уголок.

Наступало лето, садик закрывался, и в семье остро вставал вопрос, куда деть ребёнка. Проблему решали как могли. Одно лето она ездила с папой по деревням. Отец стал заместителем начальника отдела снабжения на комбинате и контролировал поставки молока. То лето выдалось дождливым, плохие корма, нестабильные надои, и он каждый день мотался по колхозам.

Папа сажал Лену на заднее сиденье служебной машины, давал ей бутылку лимонада, печенюшки или вафельки, и так они путешествовали по его делам. Отец всегда носил светлые рубашки — однотонные или в мелкую тетрадную клетку. Он был добрым и внимательным. Селяне его любили и уважали и постоянно угощали Лену пряниками, домашними пирожками и леденцами. Ей это очень нравилось.

Как-то папина служебная машина сломалась, и они были вынуждены ехать в деревню на автобусе — единственном средстве передвижения между городом и селом. В основном это были ПАЗы. Народу в этих автобусах всегда было битком. Крестьянам впервые выдали паспорта, и они наконец-то смогли свободно перемещаться по стране. Сельчане везли из города разные вещи, хозяйственные товары, белый хлеб (ржаной пекли сами в печках), бакалею.

Пробравшись через толпу пассажиров, отец посадил Лену на крышку мотора рядом с водителем, и так она ехала до самой деревни. Шофёр вёл автобус очень аккуратно. Добравшись до места, они пообедали в колхозной столовой. Привередливая Лена с удовольствием уплетала деревенскую еду. Папа, посматривая на неё, улыбался.

Обратно ехали тоже в толкучке. В сумках и баулах пассажиры везли в город нехитрую деревенскую снедь: сало, птицу, яйца, топлёное масло, домашнюю сметану, лук, картошку, морковь.

Вечером Лена, сидя у мамы на коленях, оживлённо рассказывала ей, как они ездили в деревню, та слушала и улыбалась.

Потом пришла осень — и снова садик.

В шесть лет Лену повезли в другой город удалять гланды. В то время эта операция была поставлена на поток. Конец апреля, тёплая погода, почки на деревьях уже распустились. Хирург, большой мужчина в коричневом клеёнчатом фартуке, задумчиво смотрел на Лену. Медсестра крепко обхватила девочку руками, и пока та плакала, широко раскрыв рот, ей удалили гланды. Она только успевала выплёвывать мясные шарики. К вечеру дети, которым сделали такую же операцию, уже бегали по коридору, а у Лены не прекращалось кровотечение. На следующее утро, обессиленная, она неподвижно лежала на кровати и еле-еле выплёвывала кровь. Испуганная мама только и успевала менять марлевые салфетки. Она была в отчаянии и не знала, что делать. Врачей в отделении не было.

Первое мая, всех сотрудников больницы в приказном порядке отправили на демонстрацию. Остались только несколько медсестёр и один дежурный врач на все отделения. Зайдя в палату, он, увидев бледную, еле живую Лену, срочно отправил медсестру на демонстрацию за оперировавшим хирургом. На консилиуме решили переливать ей донорскую кровь. Девочку забрали у мамы, положили на каталку и повезли в операционную. Она плакала и тихо просила только одного — чтобы ей не разрезали животик. В операционной Лена потеряла сознание.

Очнулась она на следующее утро. Яркое солнышко весело светило в окошко. Лена чувствовала себя хорошо, кровотечение прекратилось.

— Еле успел, — с облегчением довольно пробормотал Ангел.

Душа улыбалась.

Ангел строго посмотрел на Душу Лены:

— Ты давай не буксуй тут, сразу сигнализируй.

Душа радостно светилась, глядя на Ангела.

— Не разорваться же мне, — с притворным недовольством добавил Ангел. — Мне за своим нужно смотреть… Глаз да глаз… В общем, если что, свисти сразу.

И Ангел исчез. Душа проводила его тёплым взглядом.

Мама дремала на стуле у её постели. Лене ужасно захотелось заварных пирожных. Она тронула мамину руку, и та тут же проснулась.

— Мам, заварных хочу, — улыбаясь, сказала Лена.

— Щас! — радостно ответила мама, украдкой смахнув слезу. — Отец!

Папа Лены спал на стульях в коридоре. Через секунду он появился, встревоженный и взъерошенный. Когда он увидел весёлую Лену и маму, у него свалился камень с души.

— Хотим заварных, — улыбаясь, сказала мама.

— Щас! — радостно заверил папа и рванул из палаты, но тут же притормозил и растерянно спросил: — А ей можно заварных?

Посмотрев на Лену, он добавил:

— Не обижайся, дочка, нужно спросить у врача.

— Иди, разбуди его и спроси, — твёрдо сказала мама.

Врач разрешил, и папа невесть откуда привёз здоровенный пакет с тёплыми заварными пирожными.

Глава 5

Павлик бодро шагает, держась за мамину и папину руки, на спине новенький, ещё пахнущий ранец. Осеннее солнце ласкает мягким теплом. Вокруг улыбки, цветы, нарядные детвора и взрослые, весёлые лица, радостная суета. Праздник. Первое сентября. Павлик идёт в первый класс. Душа ликует, Ангел снисходительно наблюдает.

В последние две недели в их доме царил ажиотаж. Мама и папа носились вокруг Павлика: примеряли, подшивали, подбирали, собирали, вспоминали, что забыли, находили, снова вспоминали, снова находили, хвалили и охали, чмокали и трепали, радовались. Ему это ужасно нравилось, он был центром вселенной.

Вечером Павлик убегал к друзьям. Гоняя по двору, они забывали о школе, троицу снова поглощала уличная стихия. Мишку и Сёмку тоже собирали в первый класс. Лишь изредка между делом они перебрасывались фразами.

— Мне такой здоровский портфель купили, коричневый, — заявил Сёмка.

— Везёт, — грустно сказал Мишка. — А у меня зелёный, с кошкой, фу. Девчачий какой-то.

— Почему девчачий? — спросил Павлик. — Девчачьи красные, а у тебя зелёный.

— Не нравится он мне, — недовольно сказал Мишка. — Не хочу такой.

— А ты попроси купить другой, — предложил Сёмка.

— Ага, попроси, — пробурчал Мишка. — Я сказал мамке, что не хочу такой. А она: «Если не нравится, пойдёшь в школу с затрёпанным, старшей сестры». И та лыбится, говорит: «Ага, иди с моим, я на него бантики повяжу, пойдёшь в школу с красивым портфелем». Замучила… И когда она только уйдёт от нас. Скорей бы замуж вышла и уматывала… Пять лет ещё терпеть, пока она школу кончит.

— А моя мелкая цветные карандаши у меня ворует, — улыбаясь, пожаловался Сёмка. — В садик их таскает. У самой их полно всяких, и пластилин есть. А она мои новые таскает.

— А мне ранец купили, — равнодушно сказал Павлик.

— Классный? — с завистью спросил Мишка.

— Не знаю, — ответил Павлик. — Мне пофиг. Родителям нравится.

Сёмка залез на верхнюю площадку деревянной горки.

— Тебе всё купили? — спросил он у Павлика.

— Наверное, — ответил Павлик. — По магазинам больше не ходим.

— А мне точно всё купили, — прислонившись к боковой стенке горки, сказал Мишка. — Сеструха проверяла.

— Жалко, что в разных классах будем учиться, — грустно сказал Сёмка.

— Угу, — нерадостно подтвердили Павлик и Мишка.

— А погнали к садику, — предложил Сёмка, — посмотрим малышню. Моя сестра должна гулять.

— Погнали, — согласился Павлик.

И троица, сорвавшись с места, умчалась через пустырь и площадь к садику в соседнем микрорайоне.

Не осознавая ещё, что такое школа, друзья не очень-то придавали ей значение. Для них это ещё одна старшая группа, так они думали. Их больше занимали сборы к ней, внимание, какое им уделяют, волнение родителей. А меж тем дети подходили к первой ступеньке взрослой жизни, с её грубостью, несправедливостью, коварством, обманом, разочарованиями. Ангел слегка нервничал, посматривая на Павлика, словно что-то знал.

…Родители вели Павлика в школу в приподнятом настроении. Ему же было всё равно, но он улыбался вместе с ними, видя, как они радуются. Линейку, торжества, поход в класс он воспринимал вполуха и вполглаза, не понимая, что тут происходит. И очень обрадовался, когда всё это закончилось. Взяв маму за руку, Павлик поспешил домой. Так началась его школа.

Его первая учительница, Александра Игоревна, была редкой души человек. Она сразу окружила детей своим вниманием. Помогала, когда не получалось, прощала, если они упрямились, играла с ними, давая отдохнуть. В общем, теперь у Павлика было две мамы: мама — мама и мама — Александра Игоревна. Он с удовольствием бежал в школу, прилежно вёл себя на уроках, охотно отвечал, с желанием писал дома с мамой петельки и крючочки, учил букварь, и ему всё нравилось. Вечером, выполнив домашнее задание, он всё так же спешил к своим друзьям.

Сёмка выходил первым, он раньше всех делал уроки. Следом появлялся Павлик, последним прибывал Мишка — с учёбой у него было не очень. Они гуляли по микрорайону, ходили в кафе, иногда заглядывали во Дворец культуры. Но там было неинтересно, всё уже известно. Чаще гоняли по улице.

На торжественной линейке Павлика приняли в октябрята. Потом снова учёба. Так пролетел его первый класс. Ангел куда-то пропал и не тревожил мальчика.

Летом им купили велосипеды. Сначала Сёмке — у него появился велик «Бабочка» с пневматическими шинами, двумя дополнительными колёсиками для устойчивости, ручным тормозом и звонком, класс! Он сразу попросил папу снять дополнительные колёсики, чтобы не позориться. Троица целыми днями возилась с Сёмкиным велосипедом. Через две недели Мишке купили «Ветерок». Он, осмотрев технику, настоял на двухколёсном варианте, как у Сёмки, и его отец убрал третье колесо.

Мама Павлика вышла на балкон повесить бельё и, глянув во двор, увидела сына, бегающего за катающимися на велосипедах Мишкой и Сёмкой.

— Отец, иди сюда, — позвала она.

Папа вышел на балкон.

— Смотри, — сказала мама, показывая на мечущегося в попытке догнать друзей сына.

Папа, грустно понаблюдав, сказал:

— Надо бы ему велосипед купить. — Мама промолчала. — Что у нас с деньгами? — спросил папа.

— Только те, что отложены на новый шифоньер. Наш-то совсем разваливается, рассыхается, и дверка вот-вот отлетит.

— Да-а, — задумчиво протянул папа. — Что же, он так и будет, как собачонка, за друзьями бегать?

Мама, ещё раз взглянув на сына, вздохнула и сказала:

— Да нет, велосипед ему надо купить.

— Походи в магазин, может, выбросят, — предложил папа.

— Хорошо, — сказала мама.

— А шифоньер я подправлю. Постоит ещё.

— Ладно.

Мама неоднократно заходила в магазин, но велосипедов не было. Придя в очередной раз, она неуверенным голосом спросила у продавщицы детского отдела Зины:

— А велосипедики детские будут?

Зина, посмотрев на неё как на умалишённую, брезгливо ответила:

— Не знаю.

И колко добавила:

— Спросите у Госплана, может, там знают.

Мама, покраснев, поспешила к выходу из магазина.

Несмотря на этот случай, она раз за разом приходила в детский отдел, но велосипедов не было.

У Ангела созрел план, и он решил помочь.

Продавщица Зина, будучи приближённой к завмагу и работая в дефицитном детском отделе, считала себя пупом земли, повелителем людской черни — простых покупателей. И всё в её жизни было бы прекрасно, если б не эти существа, путающиеся под ногами.

Стоя в своём отделе, Зина увлечённо обсуждала с продавщицей из соседней секции последние сплетни, городские и местные. Разгар рабочего дня, магазин почти пустой, никто им не мешает. Но тут в отдел неожиданно зашла посетительница и стала прямо рядом с ними внимательно и не спеша разглядывать неваляшек на витрине. В самый неподходящий момент, посредине рассказа продавщицы о последней интрижке их товароведа Виталия Аристарховича — Виталика.

Ангел тихо шепнул Зине:

— Чего она тут раскорячилась? Гони её.

— Чего стоим? — раздражённо спросила Зина. — Будете брать?!

— Нет, — ответила посетительница. — Просто смотрю.

— Нечего тут смотреть, — отрезала Зина. — Идите вон, в другой отдел.

— Как вы со мной разговариваете! Как можно?!

Зина повернулась к посетительнице спиной, всем видом показывая, что чихала она на неё.

— Безобразие! — возмущалась та. — Я на вас жаловаться буду!

Зина продолжила разговор с продавщицей из соседней секции, демонстративно игнорируя недовольную посетительницу. Повозмущавшись ещё немного и видя, что её никто не слушает, та ушла в другой отдел. Продавщица проводила её язвительным взглядом.

Подружка Зины, Тоня, работала в одном из отделов научно-исследовательского института. Она сидела за столом и неторопливо производила расчёты в сводной таблице. Тоня попросила подружку достать ко дню рождения сына большого ревущего плюшевого мишку. Его нужно было положить, а потом поднять, и медведь издавал ревущий звук. Вчера Зина позвонила и сказала, что всё готово. Договорились, сегодня вечером после работы Тоня зайдёт к ней и заберёт игрушку.

Она спокойно копалась с расчётами и неожиданно услышала голос Ангела:

— А чего до вечера ждать? Иди сейчас.

Тоня остановилась на секунду, прислушавшись к проскочившей в голове неожиданной мысли, и продолжила работу.

— А если кто перехватит? — подначивал Ангел. — Придёт заведующий и заберёт. У него тоже друзей полно.

Тоня замерла.

— Да Зинка кому хочешь может продать, — воодушевившись успешным началом, азартно продолжил Ангел. — Ты что, не знаешь её, что ли? Толкнёт и не подумает. Пошли.

Тоня забеспокоилась.

— Да чё ты, пошли, пока не поздно, — продолжил подстрекать Ангел.

Тоня сидела в нерешительности, готовая сорваться в любой момент.

— Ну всё, медведь ушёл, пока ты тут крестики рисовала, — провокационно заявил Ангел. — Сделала подарок сыну.

Тоня вскочила с места, отпросилась на ходу у заведующего отделом и побежала сломя голову в магазин.

Зина скучала одна в пустом отделе. Прибежала запыхавшаяся Тоня.

— Ты чё?! — удивлённо глядя на неё, спросила Зина. — Я же вечером сказала прийти.

— Да чё там, — заюлила застеснявшаяся Тоня, не понимая, зачем она в самом деле заявилась не вовремя. — Медведь тут? Давай я его заберу. Всё равно уже пришла. Ага?

Зина осмотрелась по сторонам: никого подозрительного рядом не было.

— Подожди, я щас, — напряжённо сказала она и ушла в подсобку.

Тоня быстро достала из сумки деньги. Вокруг царили тишина и безмятежность. И в тот момент, когда Тоня и Зина производили обмен денег на медведя, в отдел зашла та самая недавно облаянная посетительница. Её подгонял Ангел.

— Это чё она делает? — шепнул посетительнице Ангел. — Из-под полы торгует!

— Это что такое?! — громогласно, как пароходный гудок, воскликнула посетительница. — Из-под полы торгуем?! Таких медведей нет на прилавке.

— Только что привезли, — огрызнулась Зина. — Одного.

— Я буду жаловаться, позовите заведующего!

На крик пришла завмаг. Тоня под шумок исчезла с медведем из магазина, благо успела расплатиться. Зина делала круглые глаза и говорила, что не понимает, о чём речь, ничего не было. Завмаг, грозя продавщице всеми возможными карами, кое-как выпроводила возмущённую посетительницу из магазина.

Ангел удовлетворённо улыбался: это было первым актом его представления.

Через полтора часа свои люди из горкома партии позвонили заведующей и сказали, что к ним приходила возмущённая посетительница их магазина и написала жалобу, а ещё до этого она была в народном контроле и там тоже накатала на них телегу и обещала написать в обком. В общем, грядёт грандиозная проверка.

Вспотевшей рукой заведующая осторожно положила трубку. Она попыталась сглотнуть слюну, но во рту было сухо.

«В горкоме ещё можно попытаться найти ходы, и то вряд ли… Первый секретарь идейный, если узнает, разнесёт всех в пух и прах из-за этой идиотки, выговором не отделаешься… партбилет на стол и на хрен с должности», — у заведующей неприятно похолодело внутри.

«Зараза… принесла тебя нелёгкая».

Ангел саркастически улыбался.

«Ведь у нас как, — продолжала тревожно размышлять заведующая. — Если не партийный, ты никто — биомасса. „Партия — наш рулевой“, без партбилета никакую руководящую должность не займёшь. Буду до конца жизни пахать или дворничихой, или уборщицей, и то не везде. Всё. Никто не возьмёт, себе дороже. Лишенка!.. А про обком вообще молчу… Вот попала, я столько за эту должность отдала… Не-е. На хрен всё».

Перепугавшись не на шутку, заведующая магазином дала команду выбросить в продажу весь дефицит из подсобок.

Мама Павлика шла после работы мимо магазина и увидела возле него кучу народа. Молва гласила: «Выбросили дефицит». Она тут же устремилась в магазин.

Во всех отделах выложили дефицитный товар: югославскую обувь, японские куртки, мужские костюмы фабрики «Большевичка», болгарские рубашки, немецкие женские болоньевые плащи, батники, водолазки, нижнее бельё, польские платья. Везде стояли длиннющие очереди. Народ как ужаленный метался от очереди к очереди, занимая места. Духота, давка, постоянные склоки: «Вас здесь не стояло». Сумасшедший дом.

Мама Павлика поспешила прямиком в детский отдел — посмотреть, не выбросили ли в продажу детские велосипеды. Но, увы, их там не было. Рассеянно глядя на ряды игрушек и детских колясок, она собралась было уходить. Как раз в этот момент открылась дверь подсобки, и грузчик вынес в отдел три детских велосипеда. Мама Павлика тут же схватила один из них. Два других тоже мгновенно купили.

Еле уговорив продавщицу Зину (Ангел помог) отложить велосипед, она помчалась в ближайшую телефонную будку, позвонила мужу, объяснила ситуацию. Папа, отпросившись с работы, рванул сначала домой за заначкой, а потом в магазин.

Мама вернулась в детский отдел и увидела такую картину. Её велосипед схватила какая-то наглая дамочка и пытается вырвать из рук продавщицы. Зина держалась насмерть. Такого форс-мажора даже Ангел не ожидал.

Мама подошла и, посмотрев на дебоширку полными отчаяния глазами, неуверенно сказала:

— Это мой велосипед, я отложила.

— Да пошла ты! — огрызнулась дамочка и продолжила борьбу с Зиной.

— Брось велосипед, зараза, а то сейчас обосрёшься, прямо тут, — грозно сказал ей Ангел. — Брось, я сказал! — заорал он.

Дамочка испуганно отпустила велосипед, не понимая, зачем она это сделала. Мама Павлика мгновенно схватила его и не выпускала из рук до самого приезда мужа. Зина вздохнула с облегчением, внутренний голос уверенно пообещал, что это ей обязательно зачтётся, стопудово.

Ужасно довольные и слегка помятые папа и мама вышли из магазина с велосипедом в руках.

На следующий день родители и Павлик торжественно выкатили во двор почти взрослый велосипед «Школьник» — друзья чуть не лопнули от зависти. Ангел был очень доволен своей работой. Они с Павликом наконец-то помирились.

И теперь втроём Павлик, Сёмка и Мишка гоняли на велосипедах по двору и не только… Хоть они и заверяли родителей, что дальше дома не ездят, на самом деле друзья исколесили всю округу и даже несколько раз бывали за городом, в полях. Но по официальной версии ни-ни, только во дворе.

Павлик пошёл во второй класс. Учился он нормально — на четвёрки. Мог бы и лучше, но родители не очень-то давили на него, понимая, что оценки — это не главное. А он и не возражал. Зачем? Сделав домашние задания, Павлик бежал на улицу к Сёмке и Мишке.

Пришла зима, друзья катались с горки на санках, лепили снеговиков. Когда наступала оттепель и снег становился сырым, играли в снежки. В их городе появился первый каток, и они тут же побежали посмотреть, что это такое. Троица с восторгом наблюдала за первыми катающимися, завидуя им.

Сначала в их компании коньки появились, как обычно, у Сёмки, и они втроём бегали на каток. Сёмка рассекал, а Павлик с Мишкой заворожённо смотрели на него. Он не жадничал, давал и им кататься. Но коньки были малы и Павлику, и Мишке и сильно жали, отчего ноги моментально замерзали, так что долго не наездишься. И вот когда они с Мишкой с лёгкой завистью в очередной раз наблюдали, как Сёмка выписывает пируэты на льду, Ангел принялся подзуживать Павлика:

— А слабо попросить у родителей коньки?

Павлик проигнорировал его вопрос.

Душа неодобрительно смотрела на Ангела, но промолчала.

— Смотри, как классно, все катаются, — продолжил наседать Ангел.

«Да ну, — про себя пробурчал Павлик. — Зачем?»

— Да давай попросим родителей, пусть купят, а? — не унимался Ангел. — Давай!

Павлик заколебался. И тут Мишка неожиданно произнёс:

— Мы завтра в магазин идём за коньками, папка обещал.

Это уже был удар ниже пояса. Павлик резко развернулся и, не прощаясь, пошёл домой. Мишка удивлённо взглянул на него и снова повернулся к Сёмке.

Павлик зашёл в квартиру и, не разуваясь, заявил:

— Хочу коньки.

И грустно сел у входной двери. Подошла мама, помогла ему раздеться и разуться и тихо сказала:

— Павлик, мы не можем сейчас тебе купить их.

Сын от досады чуть не расплакался. Папа посмотрел на его несчастное лицо и твёрдо сказал:

— Не волнуйся, мы что-нибудь придумаем, найдём тебе коньки. — И, немного помолчав, добавил: — Дядя Валя купил себе, а они ему малы. Попрошу у него, может, он нам отдаст.

Мама, глядя на папу, растерянно произнесла:

— Так у него ж сорок третий, а у Павлика тридцать шестой.

Папа грозно посмотрел на маму.

— Сильно малы, — пояснил он. — Я тебе потом расскажу!

Мама запричитала:

— Так мы ж… новый шифоньер… купить хотели. Сколько можно тянуть?

Павлик удивлённо посмотрел на маму.

«А при чём тут шифоньер?» — подумал он.

— Ну-у, мы, наверное, на шифоньер не накопили полностью… теперь уже, — попытался намекнуть ей папа.

— Как не накопили? — удивилась расстроенная мама.

Папа строго сказал:

— Так, всё, идёмте ужинать.

Всю ночь мама и папа оживлённо шушукались. Павлик пытался уловить, о чём они секретничают, но ничего не услышал и так и уснул под их шёпот.

Через несколько дней в их доме появились коньки, их принёс дядя Валя. Новенькие, ботинки из чёрной кожи — блеск! Дядя Валя сказал, что он поточил лезвия для хорошего скольжения и вырезал вставки под пятки из старых валенок, чтобы коньки лучше держались на ноге. Павлик радостно схватил их, забыв поблагодарить дядю Валю, и, усевшись на пол, принялся примерять «подарок». Папа, мама и дядя Валя весело и дружно ему помогали.

Коньки оказались точно по ноге.

«И как дядя Валя мог ошибиться, они же ему совсем не подходят», — мимоходом подумал Павлик.

Он прошёлся туда-сюда по квартире. Всё было классно. Павлик переобулся, накинул пальтишко и, схватив коньки, радостный, ускакал на каток. С этого дня друзья после школы всю зиму до глубокого вечера пропадали на льду.

Ангел с ироничной улыбкой наблюдал за всей этой картиной, вспоминая, как он выкручивал Душу заведующему спортивным отделом, заставляя его выбросить детские коньки на прилавок аккурат в тот момент, когда родители Павлика зашли в магазин.

Ангел хотел, чтобы мальчик научился радоваться достижениям и стремился идти вперёд.

Когда Павлик убежал, папа дал маме честное слово, что следующей покупкой точно будет шифоньер.

Кататься на коньках Павлик научился сразу. Ангел ему сказал: «Не бойся, вставай и иди, только не отклоняйся назад». И он встал и заскользил. Павлик и на велосипеде сразу научился ездить. Внутренний голос сказал: «Не бойся. Главное — не останавливайся, двигайся только вперёд», и он не испугался — сел и поехал. Мама и папа бежали с двух сторон от велосипеда, подстраховывая Павлика, папа давал «ценные» советы. А он с ходу надавил на педали и укатил в соседний двор, к немалому удивлению родителей.

А по ночам, во сне, Павлик и Ангел часто летали. Высоко-высоко, над полями, лесами, городами и сёлами.

Глава 6

В четвёртом классе жизнь Павлика сделала очередной поворот. Появилось много новых предметов и учителей. Сменился классный руководитель. Вместо Александры Игоревны стала Валентина Ивановна, преподаватель биологии, тоже очень мягкий и добрый человек. Но такими были не все педагоги.

Олимпиада Степановна, учитель русского языка, на первом же уроке заявила детям, что они подонки и учить их нет смысла, так как однозначно все сопьются и подохнут алкашами под забором или за бутылку истаскаются по мужикам. Класс был ошеломлён. Ангел ехидно и брезгливо поглядывал на училку, понимая, что и это испытание они с Павликом должны пережить. Завышенные ожидания Олимпиады Степановны о шикарной жизни в золоте и мехах разбились о мужа-алкоголика, и теперь она отыгрывалась на детях, мстя и завидуя им.

Любимым её орудием была пятидесятисантиметровая линейка. Прохаживаясь между рядов, Олимпиада Степановна с остервенением орала на детей и била ей всех подряд по малейшим поводам. «Чего уставилась?!» — удар линейкой. «Что ссутулился?!» — удар линейкой. «Чего ты возишься?!» — удар линейкой. «Пиши быстрей!» — удар линейкой. Весь класс шёл на уроки русского языка с содроганием. Павлику как-то раз тоже досталось, но он так посмотрел на училку после её удара — вернее, глазами Павлика с ненавистью смотрели двое: он и Ангел. Олимпиаде Степановне от такого взгляда стало сильно не по себе, жуть прокатилась по телу, и неприятный липкий холодок сковал спину. С этого момента она ни разу не подошла к Павлику, полностью игнорируя его присутствие. Но от этого ему было не легче, фурия Олимпиада Степановна по-прежнему терроризировала класс. Павлик возненавидел русский язык зря, ассоциируя его с одиозным преподавателем, и принципиально не учил ничего, совсем.

Но так Олимпиада Степановна относилась не ко всем детям. Были у неё в классе два любимчика — отличники Никита и Света, им она уделяла всё своё время, ни разу не повысив на них голос. Никитин папа — большой начальник, а мама Светы работала в горкоме. Все остальные ученики — подонки, не заслуживающие её внимания. Видя такую несправедливость, Павлик полностью потерял интерес к школе и скатился на тройки.

«Ну а что делать? — грустно размышлял Ангел. — Не заставишь. Цели пока нет… И эта ещё…»

Родители Павлика заметили эти нерадостные перемены и попытались повлиять на сына, чтобы он снова вернулся к учёбе. Но их старания были напрасны. Не понимая, что происходит, они на время отступили.

В пятом классе у них появился новенький, мальчик Женя, маленький, кучерявый, со злыми крысиными глазками. Его посадили на галёрку к перекочевавшему к тому времени туда Павлику.

— Привет, — сказал новенький, внимательно разглядывая Павлика. — Меня Женька зовут.

— Павлик.

— У-у, — пробурчал Женёк. Начался урок, и все затихли. — А пошли завтра утром ужей ловить, — прошептал Женёк. — Есть одно место, где их полно.

— Не знаю, — неопределённо ответил Павлик. — Может, вечером, после школы?

— Да брось, — парировал Женёк и укоризненно посмотрел на Павлика. — Какая школа? Пошли!

Учитель сделал им замечание, и ребята замолчали.

— Хорошо, — спустя какое-то время прошептал Павлик. — Пошли.

— Встречаемся утром здесь, у входа, — радостно отозвался Женёк.

Павел в знак согласия кивнул.

Учитель снова внимательно посмотрел на них.

Ангел сразу заподозрил неладное, обнаружив Душу Женька в полуживом состоянии.

— Ой, что-то он мне не нравится, — заметил Ангел, обращаясь к Павлику. — Может, ну его?

Павлик молчал.

Склон оврага. Ужи выползли на открытые участки и грелись под лучами утреннего солнца. На дне косогора зеленело небольшое болотце. Оно кишело лягушками, и ужи вольготно тут себя чувствовали, охотясь на них.

Павлик с новым дружком осторожно шагали по склону. Пригнувшись, Женёк подкрался к лежащему недалеко от них ужу и схватил его. Держа жертву за голову, он подошёл с ним к Павлику. Уж неистово извивался, пытаясь вырваться.

— Один попался, — азартно и зло сказал Женёк. — Подержи, а я пойду ещё наловлю.

Павлик испуганно смотрел на ужа, не поднимая рук.

— Не бойся, они не кусаются, — съязвил Женёк. — Бери его одной рукой за башку, а другой за хвост.

Павлик осторожно взял ужа, тот яростно выкручивался в его руках, пытаясь вырваться на свободу.

Душа кричала Павлику:

— Что ты делаешь?! Брось!

Ангел негодующе добавил:

— Зачем он тебе нужен? Брось его. Пошли домой. Не пачкай руки.

Но Павлик, оцепеневший от ужаса, стоял на месте и держал ужа.

Подошёл Женёк с ещё одним пойманным несчастным пресмыкающимся.

— А ты молодец, не сдрейфил. Держи ещё одного.

И протянул Павлику второго ужа.

Затем Женёк поймал третьего. И Павлик потными от напряжения и страха руками судорожно держал трёх яростно извивающихся в отчаянной попытке вырваться ужей.

Душа и Ангел кричали ему:

— Брось! Пожалей их! Брось! Что ты делаешь?!

---

Но испуганный Павлик, смутно слыша их, всё так же сжимал ладони, не в силах ослушаться Женька. Какая-то цепкая сумрачная энергия удерживала его рядом с ним.

Подошёл Женёк с четвёртым пойманным ужом.

— Сейчас выберем одного побольше и пойдём в школу девок пугать, — с садистской улыбкой заявил Женёк. — А остальных укокошим.

— Как укокошим?! — испуганно спросил Павлик.

— Очень просто, — зло ответил Женёк и бросил ужа на траву.

Тот, быстро извиваясь, попытался скрыться, но Женёк придавил его ногой, второй он наступил поближе к голове. И так, переступая, он прижал несчастного к земле почти у черепных щитков. Павлик напряжённо наблюдал за происходящим. Женёк, удерживая беднягу одной ногой, поднял вторую, прицелился и резко ударил углом каблука ботинка по голове ужа и размозжил её, покрутив для верности. Уж судорожно свернулся в последний раз и замер.

Павлик стоял, оцепенев от ужаса. Ужи, увидев расправу, стали неистово извиваться, пытаясь вырваться из его рук, но он, не осознавая того, мёртвой хваткой вцепился в них.

Женёк подошёл к нему с горящими глазами и, по-хозяйски осмотрев ужей, вытащил одного из них из застывших рук Павлика.

— Попали, бли-ин! Слугу Демона не разглядели, — испуганно произнёс Ангел.

— Ты чё, остолбенел? — ехидно спросил Женёк. — Жалко? Гы-гы.

Он бросил ужа прямо перед Павликом, раздавил несчастному голову и зло посмотрел мальчику в глаза.

Душа рыдала и металась. Ангел орал:

— Бросай всё и немедленно беги отсюда! Слышишь меня?! Беги от него! Беги! Он утащит твой Дух в преисподнюю! Беги!!!

Но Павлик, застыв от ужаса, продолжал стоять.

Раздавив третью жертву, Женёк вытер окровавленный каблук о траву, забрал у Павлика последнего ужа, и они пошли в школу.

Зайдя на перемене в класс, Женёк достал из портфеля полуживого ужа и со злобной радостью принялся пугать им девчонок. Павлик, не обращая внимания на крики одноклассниц, сел за парту, его трясло.

Девчонки, побледнев от ужаса, истошно вопили и метались по классу. Женёк торжествовал.

Проходивший мимо учитель, услышав дикий визг, немедленно зашёл в класс.

— Что тут у вас происходит? — строго спросил он.

Увидев в руках Женька полуживого ужа, он сразу всё понял.

— Немедленно выпусти его, — строго сказал учитель.

— Угу, — грустно ответил Женёк.

Огорчившись, что ему не дали погонять девок как следует, он медленно направился к выходу. Учитель, внимательно посмотрев на Женька, добавил:

— Пойдём, я тебя провожу.

Они вышли из школы, и Женёк бросил полуживого ужа на клумбу.

— Ты его здесь взял? — спросил учитель.

— Угу, — соврал Женёк. — Тут ползал.

— Хорошо. Конечно, лучше было бы отнести его к месту обитания, туда, где его семья.

«Гы-гы. Нету у него теперь семьи», — злобно подумал Женёк.

— Ну, делать нечего, — продолжил учитель. — Будем надеяться, что он сам найдёт дорогу.

Повернувшись к Женьку, он сказал:

— Возвращайся в класс.

— Угу, — ответил тот и неохотно побрёл к входной двери.

С этого дня Женёк и Павлик, почти забросив школу, проводили всё время на помойках, стройках и в гаражах. Душа была в отчаянии. Павлик перестал дружить с Сёмкой и Мишкой и уже не вспоминал о них.

Самым безобидным развлечением у них было пачкать девочек. Они встречали их у школы, и Женёк мазал выбранную жертву грязью, беря её из рук Павлика. Убегая от них, девчонки часто падали, разбивали коленки и локти, пачкали форму. Сидя на асфальте, они ревели, а Женёк подбегал и с наслаждением пачкал их. Один раз дошло до скандала. В школу пришла возмущённая мама одной из девочек и потребовала от завуча найти мерзавцев, извалявших её дочь. Та провела расследование, но не выяснила, кто это сделал. И им пришлось на время прекратить это «развлечение».

Слоняясь с Павликом по гаражам, Женёк несколько раз ловил и вешал кошек. Взглянув на Павлика, он ядовито спрашивал:

— Поможешь?

— Не смей! — кричал Ангел.

И Павлик, не в силах поднять рук, отрицательно качал головой, оставаясь стоять на месте. Женёк язвительно улыбался и продолжал своё чёрное дело. В подъезде он забил пинками соседскую кошку и гордо рассказал об этом Павлику. Тот печально слушал. И это не всё. Женёк нашёл где-то крысиный яд, и они пошли в гаражи травить кроликов. Один дядька разводил их там в открытых клетках. Женёк разбросал по клеткам яд, и они убежали. А через несколько дней пришли и увидели плачущего над мёртвыми кроликами дядьку.

— За что?! — глядя в пустоту, вопрошал он. — За что, сволочи?! Фашисты!.. Всех потравили, всех до единого!.. Фашисты!

Женёк ликовал. Павлик грустно смотрел на дядьку.

Однажды Женёк пришёл с тряпичной сумкой, в которой что-то шевелилось и попискивало, и ведром.

— Здорово, — сказал Женёк.

— Здорово, — ответил Павлик.

— Пошли, щас кино будет, — довольно сказал Женёк.

Павлик вопросительно посмотрел на него.

Женёк поднял сумку и пояснил:

— Соседка попросила утопить.

Павлик заглянул в неё и увидел там пятерых ещё слепых котят. Его сердце сжалось от ужаса, Душа оцепенела.

— Не надо, — попросил Павлик. — Давай отпустим.

— Чего?! — грозно спросил Женёк. — Ещё чего. Пошли, слабак.

Павлик побрёл за Женьком.

Они ушли к самому дальнему краю гаражей. Женёк отправил Павлика с ведром за водой в овраг неподалёку. Павлик покорно принёс. Женёк передал ему сумку и, покопавшись, достал из неё котёнка и бросил его в ведро. Тот, побултыхавшись несколько секунд, пошёл ко дну. Женёк поймал его и вытащил из ведра.

— Не, так быстро не пойдёт, — недовольно сказал он и положил котёнка на землю.

Тот немного полежал, пришёл в себя и, жалобно мяукая и выплёвывая воду, пополз в сторону. Женёк схватил его и снова бросил в ведро, с удовольствием наблюдая, как несчастный тонет. Павлик стоял рядом с сумкой в руках и безвольно наблюдал за происходящим. Женёк достал второго котёнка. Павлик отвернулся, чтобы не смотреть на это, достал из сумки дымчатого кроху и посадил его себе на левое предплечье. Котёнок неловко ползал по руке Павлика, тыкаясь мордочкой, ища мамину сиську. Женёк подошёл, посмотрел ехидно, забрал из сумки третью жертву и ушёл топить её.

«Возьму домой», — подумал Павлик, любуясь котёнком.

Женёк забрал четвёртого.

Павлик с нежностью рассматривал ползающего кроху. Подошёл Женёк и какое-то время молча наблюдал эту картину. Павлик поднял полные счастья глаза, посмотрел на приятеля и снова опустил взгляд. Женёк схватил котёнка, развернулся и что есть сил швырнул его о железные ворота гаража. Послышался глухой удар, и тельце крохи сползло вниз, оставив на воротах пятно крови. Женёк со злостью пнул по ведру, оно отлетело на несколько метров. Вода разлилась, мёртвые котята разлетелись по земле.

— Забирай и пошли, — показывая Павлику на ведро, грубо сказал Женёк. — Сопли распустил.

Павлик взял ведро и, чуть не плача, побрёл за Женьком.

В другой раз они нашли на стройке топор. Целый день они ловили бродячих собак и отрубали им хвосты. Женёк рубил, Павлик вынужденно помогал — держал несчастных животных. Распалившись, Женёк отрубил последней собаке не только хвост, но и задние лапы. Бедное животное, хрипя от боли, уползло от них на передних лапах, истекая кровью. Павлик, окаменев от ужаса, смотрел ему вслед. Душа выла от жути.

Учились Женёк и Павлик плохо, не вылезали из двоек. Одноклассники их игнорировали. Женька — больше, Павлика — меньше, видели, что он попал под влияние. Классная руководительница Валентина Ивановна неоднократно вызывала родителей и проводила с ними беседы. Папа и мама Павлика были в отчаянии, не знали, как поступить. Им было жалко сына, принимать жёсткие меры они не решались. По ночам родители напряжённо искали выход.

— И что делать будем? — шёпотом с тревогой спрашивал папа.

— Не знаю, — тоже шёпотом отвечала мама. — Ты же отец, вот и разбирайся.

— Ну не пороть же его ремнём.

Мама промолчала.

— Ну нет, я не могу, — взмолился папа. — Зачем ремнём? Надо поговорить.

— Сколько уже говорили. И толку?

— Ремень — это тоже не метод.

— А что метод? — спросила мама. — Что ты предлагаешь?

Папа промолчал.

— Вот вечно ты так. Прячешься за моей спиной.

Папа молчал.

— Ты же пацаном в партизанах был, в разведку ходил. А с сыном совладать не можешь.

— Ну ты сравнила, — обиженно прошептал папа и отвернулся. — Ходил. И в разведку, и за языком с ребятами, и поезда подрывал… и из дома тайком к партизанам сбежал… И никто меня ремнём не порол.

Он вздохнул.

— А ты предлагаешь мне на родного сына руку поднять, — с обидой прошептал он.

Мама поняла, что это она зря, про войну, перебор. Погладила папу по руке, приподнялась и чмокнула его в щёку.

— Прости, я погорячилась.

— Ладно, — прошептал папа. — Принимается. Спи… Будем надеяться, с возрастом само рассосётся.

— Ой, не знаю, сердце болит, как бы беды не вышло.

— Типун тебе на язык. Спи. Завтра с ним поговорю.

Но, увы, не поговорил.

— Э-эх, — с досадой произнёс Ангел, глядя на бездействие папы. — Помощничек.

Общаясь с Женьком, Павлик всё глубже погружался во тьму. Несмотря на все протесты Души, мальчик не мог отлепиться от нового приятеля. Могучая тёмная сила, исходящая от Женька, словно когтями впилась в Павлика.

Ангел не сдавался, удерживал Павлика на грани, не давая ему окончательно свалиться в пропасть. И ожидал удобного момента для реванша.

Глава 7

Лена готовилась идти в первый класс. Коричневая школьная форма, привезённая папой из Прибалтики, и несколько фартуков, накрахмаленные и наутюженные, висели на видном месте, ожидая своего часа и радуя всех своим видом. Один из них, с кружевами, сшила мама, он больше всех нравился Лене.

Перед школой родители купили в детскую новую мебель: письменный стол, книжный шкаф, тумбочку и несколько венских стульев. Места в комнате не хватало, и её любимый диван пришлось выбросить. Девочка немного погоревала, но новая мебель ей тоже очень нравилась, и Лена быстро про него забыла. Она садилась за письменный стол и в который раз, с удовольствием открывая по очереди ящики, перебирала своё богатство. В верхнем лежал бледно-синий пенал, на внутренней стороне его крышки красовались циферблат часов, алфавит и маленькие счёты. Также там были: чернильница-непроливайка, пузырёк фиолетовых чернил, ручка, коробка с перьями, простые и цветные чехословацкие карандаши «Кох-и-нор», стёрки, краски, счётные палочки. В следующем ящике располагались альбомы и трафареты. В нижнем ровной стопкой лежали прописи.

Папа принёс с работы новенькую большую железную точилку. Лене она очень понравилась, однажды она так увлеклась процессом, крутя ручку, что сточила целый карандаш. Но её никто не ругал. Мама с улыбкой сказала, чтобы Лена прибрала за собой. Когда девочка подметала опилки от карандаша, у неё что-то ёкнуло внутри: они пахли кедром.

В книжном шкафу стояли её детские книжки. На отдельной полке — новенькие учебники: «Букварь», «Родная речь», «Арифметика», «Русский язык и литература». Лена открывала стеклянные дверцы шкафа и любовалась ими. Куклы были переселены ею в тумбочку. Девочка с нетерпением ждала школу.

И вот наступил долгожданный день — Первое сентября. Лена надела форму с белым ажурным воротником, белый парадный фартук — тот, с кружевами, лаковые туфельки, ей накрутили два пышных банта. Папа взял её новенький коричневый кожаный портфель, мама — большой букет цветов, и они всей семьёй отправилась на линейку.

К старому заданию школы пристроили большой корпус, и первого сентября отмечали сразу два события: начало учебного года и ввод в строй нового крыла. Первоклашка Лена удостоилась чести торжественно открыть его. Директор школы поздравил всех с началом учебного года, сказал, что они должны хорошо учиться, быть патриотами своей Родины и, когда вырастут, стать достойными продолжателями дела Ленина и партии. Потом выступал завуч, за ней старшая пионервожатая, родители учеников и ещё какие-то люди. И вот, наконец, Лене вручили большой жёлтый ключ из фанеры, прозвучал торжественный первый звонок. Подойдя к двери нового корпуса, она вместе со взрослыми открыла его. Ключ, как сказал директор, не только символ ввода в строй нового крыла школы, но и символ знаний. Родители Лены сияли от счастья.

После торжественной линейки школьники построились парами и направились в свои классы. Радостная Лена с портфелем и букетом шла вместе со всеми. Когда они пришли в класс, их первая учительница, Ангелина Витальевна, рассадила всех по партам. Впереди — самых маленьких и тех, у кого проблемы со зрением. Лене досталось место за третьей партой в среднем ряду. Мальчишек в классе было мало, и с ней посадили бойкую девчонку Светку, они подружились и стали потом не разлей вода до самого десятого класса. Ангелина Витальевна поздравила всех с началом учёбы, провела перекличку, рассказала, как они будут заниматься. Дети подарили ей цветы. Родители, облепив входную дверь, любовались своими чадами. Всё прошло замечательно.

Вернувшись домой, они всей семьёй (пришли даже дед Прокоша и баба Настя) отметили её Первое сентября чаепитием с тортом. Торт папа специально к этому дню по блату заказал в кондитерском цехе, в свободной продаже их не было.

Все занятия проходили в одном классе. Ангелина Витальевна преподавала им письмо, чтение и арифметику. Рисованию и пению учили другие педагоги. Физкультурой, пока было тепло, занимались на улице, а когда похолодало, стали ходить в школьный спортивный зал. Это было огромное помещение с множеством снарядов и шведской стенкой. На уроках труда занимались аппликацией. Во время большой перемены всем классом дружно ходили в столовую обедать. Какие там были сочники и коржики — мм, пальчики оближешь. А компот? Какой необыкновенный компот, с ума сойти! Лена быстро выпивала его и радостно вылавливала вилкой размякшие сухофрукты — самую сласть, особенно вишню и сливу, уж очень она их любила. Девочка училась с большим удовольствием, упорно выводила петельки и крючочки, старалась стать лучшей в классе. Придя домой, если мама работала во вторую смену, Лена делала домашние задания самостоятельно. Три месяца они писали только карандашами, и девочка с нетерпением ждала, когда разрешат писать ручкой.

В октябре на торжественной линейке Лену и всех её одноклассников приняли в октябрята и прикололи им звёздочки с вождём — гордость каждого первоклашки.

Накануне они с мамой до одури учили правила октябрят: «Октябрята — будущие пионеры. Октябрята — прилежные ребята, хорошо учатся, любят школу, уважают старших. Октябрята — честные и правдивые ребята. Октябрята — дружные ребята, читают и рисуют, играют и поют, весело живут. Только тех, кто любит труд, октябрятами зовут». Ангелина Витальевна сказала, что эти правила должен знать назубок и соблюдать каждый октябрёнок.

В первых числах ноября начались её первые каникулы. Шли дожди, и она всю неделю просидела дома.

В начале декабря Ангелина Витальевна попросила детей принести ручки и наконец торжественно объявила, что начинаются уроки чистописания.

Лена взяла ручку, обильно смочила перо чернилами в непроливайке и начала старательно выводить заглавную букву «А». Но… вместо буквы на листе появилась жирная клякса. Лена положила ручку и тихо заплакала. Подошла Ангелина Витальевна, посмотрела в тетрадь и ласково сказала:

— Ничего страшного, промокни кляксу и пиши дальше.

В первый день Лена насажала кучу клякс и прибежала домой вся в слезах. Увидев зарёванную дочь, мама удивлённо спросила:

— Что случилось?

Лена разрыдалась в голос, бросилась к ней и сквозь слёзы горько воскликнула:

— Кля-а-ксы-ы! У меня кляксы!!!

И заревела ещё сильнее.

Мама с улыбкой погладила дочь по голове, вытерла фартуком её слёзы и сказала:

— Не плачь, я тоже кляксы делала. Ну и ничего страшного. Пойдём, научу тебя, как аккуратно писать, без клякс.

Лена перестала плакать, разулась, сняла пальтишко и, всхлипывая, пошла за мамой к себе в детскую.

Весь вечер мама терпеливо показывала дочери, как нужно аккуратно смачивать в непроливайке перо, чтобы на нём оставалось только необходимое количество чернил. Объясняла, что нужно писать мягко, не дёргая ручкой, плавно выводить буквы.

И вот спустя какое-то время из-под пера Лены стали выходить каллиграфические буквы в абсолютно чистой тетради. Мама с улыбкой смотрела на старания дочери. Лена, прикусив язык, усердно выводила строку за строкой. Радости не было предела: проблема решена. Мама похвалила её. А когда пришёл с работы папа, они рассказали и ему, что дочка научилась чисто писать. Он подхватил Лену на руки и радостно сказал:

— Молодец!

А потом поцеловал её в щёчку. Лена была счастлива.

Пришла зима. В их доме было паровое отопление, топили углём. Папа с вечера чистил печку, выносил золу, накладывал дрова и разжигал их. Ближе к ночи, когда они горели вовсю, он засыпал в топку ведро угля. Температура в доме поднималась градусов до двадцати восьми — жара. Все ложились спать. Уголь горел часов до двух-трёх ночи. Потом печь гасла, и трубы отопления начинали постепенно остывать. Утром в доме становилось совсем свежо, градусов пятнадцать — восемнадцать. Папа вставал обычно в пять утра, снова чистил топку, выносил золу, закладывал дрова и разжигал печь. Когда Лена просыпалась, в доме снова было тепло и уютно, а на плите стоял горячий чайник. В обед папа обязательно приезжал домой, опять чистил печь, накладывал дрова и разжигал. Лена приходила из школы, воздух в комнатах уже прогревался до двадцати — двадцати двух градусов, она садилась и делала домашние задания в тепле.

Наступили зимние каникулы. Они со Светкой гоняли по улицам, лепили снежных баб, играли у них дома в куклы. Их у Лены было много — полная тумбочка, но любимых две, они сидели сверху: Ольга, сорок сантиметров в высоту, с натуральными волосами и ресницами, в красивом платье в бело-голубую клетку, с белым передником, и Таня, сантиметров двадцать в высоту, в красивой юбочке с фартучком, вышитой кофточке и в красных сапожках. Светка постоянно выпрашивала у неё кукол поиграть, Лена не жадничала, давала, и подружка всегда их возвращала.

После Нового года «Письмо» заменили «Русским языком», а «Чтение» — «Литературой». Лена не сбавляла обороты, училась только на отлично — к немалой радости родителей. На переменах они со Светкой и ещё несколькими девчонками играли в «колечко», «испорченный телефон», «ручейки», «море волнуется раз», «съедобное — несъедобное» и многое другое, всего и не перечесть.

Когда Лена делала уроки, в доме стояла идеальная тишина. Мама и папа старались не шуметь и даже разговаривали шёпотом.

Раз в один-два месяца Ангелина Витальевна проводила родительские собрания. Лену всегда хвалили, и мама с удовольствием ходила на них.

Пришла весна, и уроки физкультуры снова стали проходить на улице, в основном играли в подвижные игры.

Первый учебный год завершился — каникулы.

Летом Лена со Светкой каждый день бегали к школе играть, как и другие дети. Там всегда было полно народу.

Второй класс пролетел незаметно.

С третьего осенью их стали отправлять на день в подшефный колхоз собирать яблоки — это было весело. А зимой на уроках физкультуры они бегали по этому саду на лыжах.

Лена росла скромной и стеснительной девочкой. Учиться она любила, а вот отвечать у доски было для неё самой ужасной вещью на свете. Она всегда сильно волновалась, ей было неловко отвечать перед всем классом. Если Лена хоть чуть-чуть запиналась, она тут же останавливалась и начинала плакать, а одноклассники дружно ржали над ней. Не смеялась только Светка, грустно глядя на подругу. После уроков Светка отчитывала Лену, говорила, что нужно быть жёстче. Лена молча слушала, кивала головой, но ничего не могла с собой поделать. А ещё Лена была почти самой высокой в классе, и это тоже служило предметом насмешек одноклассников. На самом деле они ей просто завидовали. Лена отлично училась, со вкусом одевалась, у неё были замечательные родители. Она поняла это, когда повзрослела, и никогда не ездила на встречи выпускников. Но сейчас, боясь насмешек, Лена шла к доске, словно на эшафот.

В третьем классе их приняли в пионеры. Лену, как отличницу, — одну из первых. Родители купили ей шёлковый красный галстук. И снова они с мамой накануне торжественного события учили теперь уже клятву пионера: «Я… вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Родину. Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия. Всегда выполнять законы пионеров Советского Союза». «Пионер — юный строитель коммунизма — трудится и учится для блага Родины, готовится стать её защитником. Пионер — активный борец за мир, друг пионерам и детям трудящихся всех стран. Пионер равняется на коммунистов, готовится стать комсомольцем, ведёт за собой октябрят. Пионер дорожит честью своей организации, своими делами и поступками укрепляет её авторитет. Пионер — надёжный товарищ, уважает старших, заботится о младших, всегда поступает по совести и чести». Лена была очень взволнована.

Классы в актовом зале построили в ряд. Перед ними выступили старшая пионервожатая, ветеран-революционер, пионеры-старшеклассники, потом по одному начали вызывать кандидатов. Лену пригласили первой, она бодро произнесла клятву, и ей повязали галстук. На призыв «Будь готов!» ответила: «Всегда готов!» — подняла руку над головой в пионерском приветствии и снова встала в строй. Следом подходили другие кандидаты, произносили клятву, им повязывали галстуки, «Будь готов!», «Всегда готов!», пионерский салют. Те, кого в этот раз не принимали в пионеры, молча завидовали им. Лена стояла счастливая и гордая, с красным галстуком на груди.

Постепенно в пионеры приняли весь класс, и ребят поделили на три звена: каждый ряд парт — отдельное звено, выбрали председателя совета отряда и трёх звеньевых.

В один из вечеров мама решила научить Лену вязать, дала ей спицы и показала, как набирать петельки. И понеслось. Лена нашла у мамы клубок нитрона и связала из него сначала шапочки пупсикам, потом чепчики, жилетки и юбочки куклам. Распустила мамин любимый шарф и связала себе беретку, мама была очень «рада». Во избежание недоразумений папа принёс Лене несколько фильтров от грузовых машин, сплетённых из толстой белой нити. Лена распустила их, смотала в клубки и принялась вязать всё подряд. Она сама научилась набирать рисунки, рассчитывая их на листочке тетради в клеточку. Связала себе из качественной шерсти очень красивую бело-жёлто-зелёную шапочку со сложным рисунком. Ей завидовала вся школа.

На летних каникулах Лена частенько бегала играть к Светке. У её бабушки, бабы Тони, стоял большущий коробок с красивыми пуговицами. Они высыпали их на пол и играли. Самая красивая — принцесса, похуже — принц, остальные — свита. Из пуговиц у них были дворцы, сады, дороги и дома. Они часами играли, увлечённо перебирая их.

В четвёртом классе сменился классный руководитель, появились новые предметы, и теперь они переходили из кабинета в кабинет.

Но сначала колхоз. Их уже возили на поля, сажали в кузов грузовика, на лавки, и везли за пятнадцать километров в колхоз «Путь к коммунизму». Все были в рабочей одежде, Лена — в зелёном пальто с коричневым цигейковым воротником, на голове кроличья шапка. В руке сумка с едой: бутерброды с дефицитной полукопчёной колбасой, яйца и варёная картошка.

В городе началась газификация, и в их дом провели газ. Это было счастье! Кончились мучения родителей с дровами и углём. В доме теперь была постоянная комфортная температура — какую они хотели, такую и ставили.

До четвёртого класса школьники сидели за партами Эрисмана. Было очень удобно, но им не нравилось. В четвёртом школа закупила столы со стульями, и все ребята были ужасно этому рады: прямо как взрослые сидят. Писали они уже шариковыми ручками.

Появился новый предмет — домоводство, преподаватель Евдокия Николаевна учила девочек шить. Начали с трусиков, потом пошли фартуки, юбки-четырёхклинки, кофты, ночнушки. Лене очень понравилось это дело, и в родительский дом перекочевала машинка «Зингер» бабы Насти — с её разрешения. В универмаге был большой отдел тканей. О-о, как Лена любила ходить туда, выпросив у папы денег на отрез. В отделе работали две закройщицы. Мама выписывала журналы «Крестьянка» и «Работница», где в каждом номере имелись интересные модели. Лена брала их за основу и делала свою собственную. В универмаге ей раскраивали ткань, она приходила домой и шила себе всё подряд.

В пятом классе по дороге в колхоз они горланили песни «На горе колхоз, под горой совхоз», «Ой, кто-то с горочки спустился» — всё, что приходило в голову. Сельхозработы начинались с уборки помидоров, затем переходили на картошку, потом на морковку. Девочки должны были дёргать корнеплоды из земли и обрезать ботву, а мальчишки вёдрами забрасывали её в прицеп трактора. Морковь чистили и ели, она была очень сладкая, как сахар.

С октября — учёба.

Лена уже чувствовала себя опытным пионером и принимала активное участие в жизни пионерской организации своей школы, сборе макулатуры, металлолома и прочих мероприятиях. Но в классе, увы, она по-прежнему была белой вороной.

Каждый год к 23 Февраля девочки собирали по пятьдесят копеек мальчишкам на подарки, а те в свою очередь на 8 Марта скидывались на подарки им. В тот год папа сильно заболел, мама целыми сутками пропадала в больнице, Лена жила в доме одна. И, к своему стыду, ничего не сдала на подарки мальчикам…

Восьмого марта всем одноклассницам подарили игрушки, а Лена получила только открытку. Она раскрыла её: там был нарисован гроб с крестами. Внутри у Лены всё сжалось, она ужасно испугалась за папу. Остаток дня девочка горько прорыдала в своей комнате, обнявшись с куклами.

Папа выздоровел, и в их семье всё снова наладилось. Родителям про этот инцидент Лена не стала рассказывать. Но спустя какое-то время у неё начались проблемы с сердцем, сказалось то ли раннее удаление миндалин, то ли стресс после «презента» мальчиков. Два раза в год её возили в детскую областную больницу и курсами кололи АТФ и кокарбоксилазу. И девочка потухла, пропала радость в глазах.

Через несколько лет проблемы с сердцем, к удивлению врачей, неожиданно прошли. Лена оживилась и повеселела.

В конце седьмого класса она пришла в школьный комитет комсомола с твёрдым решением вступить в ряды ВЛКСМ. Секретарь выслушал Лену и предложил написать заявление. Снова вечерами они с мамой долбили теперь уже устав комсомола, заучивали даты съездов КПСС, названия орденов у ВЛКСМ, имена первых лиц комсомола, руководителей коммунистических партий в разных странах и прочее. Лена, как всегда, отнеслась к этому с предельным усердием.

В конце концов мама не выдержала и сказала:

— Всё, хватит, не мучай себя, ты всё прекрасно знаешь.

Но по ночам дочь тайно, под одеялом, продолжала зубрёжку.

Комитет комсомола школы она прошла легко. Через несколько дней Лену и ещё нескольких кандидатов пригласили в райком ВЛКСМ. Комиссия из шести человек во главе с первым секретарём вызывала кандидатов по одному. Лену пригласили первой. Сначала секретарь зачитала её анкетные данные, потом члены комиссии стали задавать вопросы. Лена сильно волновалась, но отвечала уверенно. Наконец наступила тишина, и первый секретарь спросил:

— Ну что, товарищи, ещё вопросы будут?

Члены комиссии отрицательно покачали головами.

— Хорошо, — подытожил первый секретарь и, глядя на Лену, торжественно продолжил: — Поздравляю вас с вступлением в ряды Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодёжи!

Все захлопали.

Лена робко сказала:

— Спасибо.

Выйдя, она стояла в коридоре ни живая ни мёртвая. Пригласили следующего кандидата, потом третьего. Затем всех снова позвали в комнату, ещё раз поздравили, прикололи значки и вручили комсомольские билеты.

Летом они гоняли со Светкой на речку, играли в куклы, вечерами на лавочке у Лениного дома разглядывали звёзды.

Восьмой класс. Колхоз закупил свеклоуборочный комбайн, и убирать урожай стало гораздо легче: школьники просто обрезали в кучках ботву и бросали свёклу в прицеп трактора. Одна штука весила килограмма два, и мальчикам требовалось усилие, чтобы забросить её, но всё равно было весело.

На новогоднем балу Лена получила главный приз за новогодний костюм — платье принцессы. На одну юбку ушло восемь метров ярко-жёлтого парашютного шёлка, папа где-то достал. Особой гордостью Лены были воротник и манжеты — таких не было ни у кого. Незадолго до этого по телевизору показывали фильм-сказку «Снежная королева». Лена обратила внимание на стоячий, с зубцами, воротник чародейки и сделала себе такой же. Сначала Лена изготовила воротник и манжеты из плотной бумаги. Примерив заготовки, немного подкорректировала. Затем по этой выкройке вырезала их из белой ткани, вставила внутрь плотную бумагу и зашила. Воротник стоял веером, манжеты плотно охватывали запястья, как в фильме, — все дико завидовали ей. Лена была довольна произведённым эффектом. После праздника мама гордо несла домой приз за дочкино платье — фаянсовую статуэтку снеговика с клюшкой и надписью «Известия».

Глава 8

Павлику тринадцать лет. Он продолжает общение с Женьком, и Ангел с Душой ничего не могут с этим поделать. А тут ещё возникла новая напасть.

Первые волосы, появившиеся на лобке, крайне озадачили Павлика. Он не понимал, что с ним происходит. Какая-то неведомая сила стала постоянно будоражить его, особенно по ночам. Мальчик критически оценивал свою внешность, внимательно рассматривая себя в зеркале, и не очень радовался увиденному: какой-то несуразный хлюпик. Особенно бесили и угнетали прыщи, выскочившие по всему лицу. Павлик, ещё не осознавая почему, стал заглядываться на девчонок-девушек. Класс для него разделился на две половины: прекрасную и другую, состоящую из мальчишек. Особенно волновала Павлика одноклассница Люся, за год заимевшая третий размер груди. Саму девочку это не радовало: молочные железы продолжали расти и ужасно болели, она старалась не касаться их. Прелести Люси гипнотизировали Павлика. Он уже не замечал её полноватого тела, коротковатых ног и прыщиков на лице. Люся представала перед ним одной большой грудью. Павлик еле держал себя в руках.

— Половые гормоны пожаловали! — язвительно заметил Ангел, следя за взглядом подопечного, устремлённым в Люсины прелести.

И задумчиво добавил:

— Банда пошла в наступление…

Душа с надеждой посмотрела на Ангела.

— Не переживай, — заверил он её. — Порешаем. Половые гормоны те ещё заводилы, кому хочешь голову снесут. Тут надо по-умному. Уговаривать бесполезно…

Однажды, когда Павлик стоял рядом с Люсей и никого поблизости не было, Ангел неожиданно сказал:

— Чё ты? Потрогай её сиськи. Знаешь, как классно! Не бойся, давай!

Павлик тут же, сам не понимая, что делает, схватил Люсю за грудь. И в ту же секунду получил от неё мощную оплеуху. Он моментально отдёрнул руку. Следом от Люси прилетела вторая плюха, ещё более увесистая.

— Извини, — пробурчал густо покрасневший Павлик и поспешил прочь от одноклассницы, от греха подальше и удивляясь самому себе, зачем он это сделал.

— И вот зачем это всё? — недовольно спросила Душа у Ангела. — Для чего спровоцировал мальчика? И так проблем хватает.

— Чтобы поостыл маленько, — ответил Ангел. — Сама ж просила.

Душа, вздохнув, понимающе кивнула.

— Придётся пока притормаживать, — пояснил Ангел.

Душа внимательно слушала.

— Сейчас Павлика немного остудили, — продолжил Ангел. — И это хорошо. Но нужно быть начеку. Весёлая жизнь начинается, — грустно добавил он.

Павлик сел за парту и старался не смотреть в сторону Люси, ему было стыдно.

— Нам с этими бандитами — половыми гормонами до Павликовой старости жить, — задумчиво сказал Ангел Душе. — Привыкай.

Она понимающе кивнула.

С Женьком тоже происходила гормональная перестройка, от этого он стал ещё ядовитее и злее. Как-то раз на очередной стройке Женёк, желчно поглядывая на Павлика, достал из внутреннего кармана куртки потрёпанную колоду карт с голыми девицами, и они до одури по нескольку раз просматривали их. В другой раз Женёк потащил Павлика за гаражи, за пазухой он придерживал что-то тяжёлое. Павлик с любопытством поглядывал на выпуклость его куртки, размышляя, что это может быть.

Найдя укромное местечко, Женёк, осмотревшись на всякий случай по сторонам, вынул из-за пазухи бутылку портвейна «Три семёрки». Павлик удивлённо посмотрел на него. Достав из кармана небольшой складной ножик, Женёк срезал верхушку пластиковой пробки и протянул бутылку Павлику.

— Пей.

Павлик неуверенно взял бутылку.

— Ну! Пей! Не ссы.

Павлик приложился к горлышку бутылки, приподнял голову и начал пить. Жидкость оказалась противной, кисло-сладкой, и гортань сжал спазм. Сморщившись и чуть не поперхнувшись, он быстро опустил бутылку и отдал её Женьку.

— Чё, не понравилось? — недовольно спросил Женёк. — Слабак. Это вещь!

Запрокинув голову, Женёк, как заправский алкаш, начал бодро вливать в себя бормотуху. Опустошив полбутылки, он опустил её и, вытерев рот рукавом, сказал:

— Учись, слабак.

Павлик сделал ещё несколько глотков, остальное допил Женёк. Хоть сама жидкость и была противной, но наступившее состояние опьянения Павлику понравилось.

Душа недовольно ёжилась. Под анестезией алкоголя Павлик этого не чувствовал. Ангел саркастически наблюдал за происходящим.

Они полазили по гаражам. Женёк с наслаждением гонял попадавшихся им по дороге бродячих собак, забрасывая их камнями. Когда хмель из дружков немного выветрился, разошлись по домам. После этого они ещё несколько раз распивали алкоголь. Бутылки приносил Женёк. Душа возмущалась, но что толку — никто её не слушал.

Сегодня Женёк, поздоровавшись с Павликом, неожиданно заявил:

— Нынче пойдём в нормальную компанию. Вино, девчонки, то да сё.

Павлик растерянно глядел на Женька, не в силах сопротивляться.

---

Душа металась и ёкала, но мальчик старался не обращать на неё внимания. Ангел задумался на минуту и, хитро взглянув на Душу, заговорщически сказал:

— У меня идея. Я сейчас.

И пропал. Душа проводила его недовольным взглядом.

Женёк привёл Павлика в какую-то квартиру. Их встретил хозяин — помятый мужик в наколках — и проводил в комнату. За столом сидели ещё один дядька и три изрядно потрёпанные бабёнки. Гулянка была в полном разгаре. На столе лежала нехитрая закуска: нарезанное сало, солёные огурцы, помидоры и квашеная капуста. В центре стояла початая бутылка водки.

Мужик за столом, гаденько улыбаясь, сказал:

— Здорово, пацаны, проходите, присаживайтесь.

У Павлика от напряжения бешено колотилось сердце, и Душа разрывалась на части.

— Не стесняйтесь, проходите, проходите, — подталкивая их сзади, сказал мужик в наколках.

— Смелее, — подбадривал сидящий за столом.

Павлик и Женёк подошли.

— Паха, — представился мужик за столом и протянул руку. Павлик неуверенно пожал её и тоже представился:

— Павлик.

— Иди ж ты, тёзка! — радостно воскликнул Паха. — Присаживайся.

Павлик сел на свободный стул, бабёнки с интересом рассматривали его. Женёк поздоровался за руку с Пахой, было видно, что они знакомы, и сел на соседний стул.

— Смелее, угощайтесь, не стесняйтесь, — сказал Паха. — Смелее… Потом отработаете.

Все заржали. Женёк в ответ неуверенно заулыбался.

Паха налил по половинке два стакана и протянул их Женьку и Павлику.

— Да куда ты им столько?! — воскликнула одна из бабёнок.

— Нормально. Штрафная.

Душа рыдала в отчаянии, но мальчик не обращал на неё внимания, он был в шоке.

Павлик взял стакан.

— Ну, за нас, — сказал Паха и лихо опрокинул гранёный. Следом выпили все остальные, включая Женька и Павлика.

Паха, осмотрев пустую посуду, одобрительно воскликнул:

— Молодцы!

Затем он разлил остатки водки, наливая стаканы уже на треть, и убрал пустую бутылку под стол. Откуда-то принёс ещё одну, полную.

У Павлика загудело в голове и поплыла картинка.

— Приветик, — сказал Ангел завывающей Душе. — Что тут у вас?

Душа ошалело посмотрела на него.

— Ага, гуляем, — не обращая на неё внимания, весело произнёс Ангел.

Душа, видя его радость, обомлела и зависла. А тот, взглянув на неё, загадочно произнёс:

— Не переживай, сейчас…

Олежек, парень двадцати пяти лет, трудился такелажником на стройке. Закончив разгружать плиты перекрытия и отцепив последнюю стропу, он показал большой палец крановщику, мол, отлично поработали. Тот в ответ помахал рукой. Олежек сунул рукавицы в карман спецовки и направился в бытовку перекурить. В вагончике было многолюдно, дым стоял столбом. Четверо мужиков резались в домино на вылет, остальные сидели вокруг, «помогали» советами. Играющие периодически крыли доброхотов матом, чтобы не мешали. Вся бытовка дружно ржала. На самодельной скамье у стены сидели пять строителей, его друзья. Смежники в очередной раз подвели, сорвали план, не поставили вовремя кабель и кирпич, поэтому строители в вынужденном простое развлекались как могли. Некоторые просто внаглую отлынивали от работы, проводя большую часть рабочего дня в бытовке. Олежек поздоровался со всеми за руку и подошёл к своим. Игра продолжалась. Один из пятерых строителей, каменщик Василий, спросил у Олежека:

— Ты как после вчерашнего?

— Хреново, чугунок трещит.

— И у меня разламывается, — подтвердил Василий.

— Намешали, — сказал плотник Алик.

— А я вам говорил, сдохнете завтра, — добавил каменщик Анзор.

— Начали с самогонки, а закончили бормотухой, — напомнил электрик Ян. — Хорошо, я бормотуху не пил. Более-менее сегодня.

— Во-во, — подтвердил Олежек.

— Нажрались вы с Василием вчера капитально, — ехидно заметил Олежеку Анзор. — Еле дотащили вас до общаги.

— Я вахтёру говорю: «Это ваши, забирай», — улыбаясь, сказал Геннадий, электрик. — А он: «Да пошли вы все на х… алкаши».

Вся компания дружно расхохоталась.

— В следующий раз сами будете его уговаривать, — весело добавил Геннадий. — Поставим вас у вахты, и общайтесь.

Вся компания снова заржала.

— Да-а, — задумчиво произнёс Ян. — Перебрали вчера, конечно. Мне моя сегодня утром сказала: «Ещё раз таким увижу, выкину на х… со всеми вещичками. Алкаш грёбаный».

— Сегодня после обеда получку будут давать, — шепнул Олежеку Ангел. — Полечиться бы.

— Сегодня после обеда получку будут давать, — хитро взглянув на друзей, сказал Олежек.

— Да, — подтвердил Василий. — Кассир ещё утром за деньгами уехал.

— После обеда можно очередь занимать, — улыбнулся Ян.

— Может, после работы полечимся? — предложил Олежек.

— Давай, — дружно согласились все пятеро.

— Сегодня много не пьём, — заранее предупредил Ян. — А то и вправду меня разъе… из дома.

Все снова дружно заржали.

Расположившись за столиком во дворе дома неподалёку от стройки, работяги расслаблялись. Купленные заранее две бутылки в самый разгар застолья неожиданно закончились.

— Кто у вас самый молодой? — шепнул Яну Ангел. — Пусть сгоняет за водкой.

— Кто у нас самый молодой? — спросил Ян, обводя приятелей замутнённым взглядом.

— Василий, — сказал Олежек.

— Них… я, — возразил Василий. — Я на полгода тебя старше.

— Мозги нам не е… — сказал Ян. — Раз самый молодой, беги за водкой.

И мужики отправили Олежека за свежим пузырём. Он быстренько метнулся и через двадцать минут уже был на месте. Сглатывая слюну, компания вожделенно смотрела на Олежека.

Улыбаясь, он достал из-за пояса бутылку и, решив продемонстрировать умение такелажника, подбросил её над собой. Когда Олежек, подняв голову, приготовился ловить пузырь водки, Ангел внезапно шепнул ему:

— Стой!

От неожиданности горе-такелажник замер на секунду. Бутылка пролетела мимо его раскрытой кисти, упала на землю, ударилась о камень и разбилась.

Разъярённые мужики пинками выгнали Олежека из компании.

— Иди на х… отсюда, урод! — кричал ему вслед Василий.

Расстроенный и злой Олежек побрёл по улице. Ангел упорно уводил его куда-то, накручивая ярость…

Павлик и Женёк, выбравшись из квартиры в изрядном подпитии, обнявшись, еле брели по улице. Прохожие возмущённо поглядывали на них.

Олежек, обозлённый на друзей, покачиваясь, шёл по дорожке к дому. Из-за угла показались Павлик и Женёк.

«Глянь, — услышал он внутри себя. — Сопляки нажрались. Малолетки совсем оборзели! Ну-ка, разберись с ними. Это что ещё за фигня!»

И Олежек, сжав кулаки, ринулся в их сторону.

У Павлика гудело в голове, в глазах всё плыло, он смутно понимал, где находится и что происходит. Неожиданно он почувствовал сильный удар, затем ещё один и ещё. От страха и боли Павлик моментально протрезвел. Женёк исчез, а его избивал какой-то детина.

Павлик отскочил в сторону и рванул от Олежека что было сил. Вслед ему доносилось грозное:

— Оборзели совсем!.. Малолетки!.. Да я вам!..

Ангел, наблюдая за происходящим, довольно улыбался:

— Мы тоже не лыком шиты. Можем.

Павлик, абсолютно трезвый, пулей летел домой.

— Ну и понудеть, конечно, нужно, — сказал Ангел и выразительно глянул на Душу: — Это уже по твоей части.

Она с готовностью закивала. Ангел вопросительно произнёс:

— Ну и? Приступай! Я своё дело сделал. Давай теперь, воспитывай его, ты же Душа. Правда, люди почему-то называют тебя совестью.

Когда избитый и помятый Павлик прибежал домой, встревоженная мама почувствовала запах алкоголя. Разразился страшный скандал. Родители были в шоке, устроили сыну серьёзную головомойку, да ещё и совесть непрерывно грызла. В общем, Павлику было жутко не по себе. Ему запретили гулять — только в школу и обратно. Мама попросила соседку, тётю Асю, встречать сына, и та каждый день ждала Павлика у школы.

Женёк приставал к нему только на переменах. После уроков, завидев тётю Асю, он быстро сваливал.

По дороге домой Павлик слушал один и тот же монолог соседки:

— И в кого ты такой уродился? Родители прекрасные люди, добрые, радушные, тебя, обормота, любят. А ты что вытворяешь?.. Это ж надо было додуматься до такого — вина нажраться… Ох и намучаются они с тобой.

Павлик молча шёл рядом, опустив голову.

— А этот, глист кучерявый, чего возле тебя крутится? — строго спросила тётя Ася, имея в виду Женька. — Дружок твой? Собутыльник? Ты ему скажи, если ещё раз увижу, уши ему надеру… Засранец, с таких лет пить.

Павлик молча кивнул головой в знак согласия.

— Стопудово надерёт, — поддакивал довольный Ангел.

Походив под «конвоем» и послушав нотации тёти Аси, Павлик твёрдо решил: больше никогда эту гадость пить не будет, и пошёл Женёк на фиг!

Ангел, слушая его, довольно улыбался.

Глава 9

Родители Павлика, напуганные произошедшим, решили, с подачи Ангела, чем-то занять сына, чтобы он целыми днями не болтался на улице. Выбор пал на школьную секцию самбо. Хоть Ангел и отбил Павлика, но в мальчике после этого что-то сломалось, потух огонёк. Он стал безвольным и безынициативным. Когда родители предложили ему пойти в секцию, он не стал возражать — «что воля, что неволя».

Папа и Павлик пришли в школьный спортивный зал. Ребята уже занимались: пятнадцать разного возраста самбистов во главе с двадцатисемилетним мужчиной — тренером Сергеем Витальевичем бегали по периметру. Посреди спортзала на полу лежал большой борцовский ковёр. Завидев посетителей, тренер остановился.

— Андрей! — крикнул Сергей Витальевич. — Проводи разминку без меня.

— Хорошо, — откликнулся семнадцатилетний парень, бежавший за тренером и теперь оказавшийся впереди колонны. — Гусиный шаг, — скомандовал он и опустился в присед, остальные последовали его примеру.

Сергей Витальевич подошёл к посетителям. Поздоровался за руку с папой, потом с Павликом.

— Хотите заниматься?

— Да, — ответил папа. — Вот решили в секцию его отдать. Совсем от рук отбивается. Мотается непонятно где, один раз пьяный домой пришёл. Не знаем, что делать.

Павлик, не слушая папу и тренера, наблюдал за разминкой.

— Встали, — скомандовал Андрей, пройдя со всеми круг гусиным шагом. — Все на ковёр, отрабатываем падения.

Ребята начали кувыркаться на ковре. Павлик заинтересованно наблюдал за ними.

— Понятно, — сочувственно кивнул Сергей Витальевич. — Подростковый возраст.

И, взглянув на Павлика, спросил:

— Хочешь к нам в секцию?

— Угу, — твёрдо сказал Павлик, продолжая следить за ребятами.

— Хорошо.

Сергей Витальевич уточнил у папы:

— Форма у вас есть?

— Нет, — растерянно ответил папа.

— Ладно. У нас есть несколько подменных курток для новичков. Жена перешила из спецовок. Первое время позанимается в ней, но потом нужно купить. Шортики найдёте?

— Обязательно, — заверил папа.

— В центре, в спортивном магазине бывает форма, — пояснил Сергей Витальевич.

— Понятно, — ответил папа. — Спасибо за подсказку, непременно купим.

Тренер взглянул на Павлика:

— Ну что, пошли в раздевалку?

— Угу, — довольно откликнулся Павлик.