Бесплатный фрагмент - Амир Икам

Искандар Бурнашев

Амир Икам

Книга 3

АМИР ИКАМ (Амир Икамат ибн Абихи Курайши)

Неугомонный характер нашего героя, знакомого читателю по двум предыдущим книгам о приключениях Икама «Икам — легенда Легиона» и «Икам неисполненное задание» снова приводит его на путь опасных авантюр. Герой снова отправляется в прошлое, для возвращения своей жены и попадает в первые годы арабских завоеваний. Являясь нашим современником, Икам осознаёт, что ничего, или почти ничего, не знает о первых годах становления Арабского халифата. В поисках жены он посещает столицу арабского государства в оазисе Ясриб и Мекку, где находится главная святыня мусульманского мира — Кааба. Он принимает участие в двух важнейших сражениях, определивших ход истории человечества. Повествование о приключениях нашего героя полно не известных, и порою невероятных фактов. Оно не всегда совпадает со сложившейся точкой зрения на события тех лет. Но при этом, оно не противоречит сохранившимся свидетельствам современников, и позволяет взглянуть на них по-другому. Описание обстановки и событий тех далёких лет, сделанное в узнаваемом, для нашего читателя стиле, возможно, поможет нашим современникам по-другому взглянуть на события наших дней.

ПРОЛОГ

Епископ, доброжелательно кивая головой, с улыбкой слушал слова своего гостя. Ему льстило, что слава о его монастыре святых мучеников Сергия и Вакха, дошла до окраин цивилизованного мира. Его собеседник проделал большой путь, чтобы встретиться с ним и обратиться к нему со столь необычной просьбой. В том, что гость прибыл издалека, говорил и необычный говор незнакомца, и его непривычная одежда. Внимательный взгляд епископа отметил странное несоответствие возраста посетителя с состоянием его ухоженного тела. Как в таком возрасте, а путнику было явно за пятьдесят, можно сохранить такие великолепные белые зубы, свежее дыхание и ухоженные руки, непривычные к физическому труду? При этом, в мужчине чувствовалась сила. Его мускулистое тело сохранило силу и подвижность. Его гость явно был аристократом, выросшим в роскоши и тратившим много времени на физические упражнения и уход за своей внешностью. Даже ногти не ногах были аккуратно подстрижены. Весь облик чужестранца разительно отличался от привычного епископу образа грязных щуплых монахов с выстриженными макушками и посетителей, даже самые богатых, безуспешно скрывающих разрушительные следы старости и болезней за румянами и благовониями.

Говорил гость, тщательно подбирая и выговаривая слова. В нем чувствовалась привычка повелевать. Но, епископ не любил чужеземцев. Это заставляло с недоверием относиться к словам собеседника о бедах, грозящих его монастырю.

На свете развелось много полусумасшедших Пророков и Кликуш, которые постоянно предвещают беды и несчастья, грозящие людям. Но, щедрый вклад в казну монастыря, сделанный незнакомцем, заставлял терпеливо, с вниманием выслушивать его слова.

— До нас дошел слух, что в твоем монастыре в книгохранилище находится список с Неизвестного Евангелия, который Матфей и Лука использовали при написании своих Евангелий, в качестве исходного труда, наравне с Евангелием от Марка. У нас давно говорят о его существовании и называют его «Евангелием от Иуды». Наши Отцы — настоятели считают, что после того, как основное содержание Неизвестного Евангелия было включено Матфеем и Лукой в свои произведения, апостолам больше не было необходимости сохранять его. Вероятное уничтожение, сохранившихся копий произошло тогда, когда происходил процесс канонизации Нового Завета, который был сформирован из 27 книг. Если, по воле Божьей, в вашем монастыре чудом сохранился свиток с текстом этого евангелия, то мы готовы заплатить любые деньги за этот свиток или за его копию. Наша община располагает большими средствами и влиянием, чтобы должным образом отблагодарить ваш монастырь, за выполнение нашей просьбы. Поэтому мне и было поручено, братьями нашей общины, совершить этот нелегкий и далекий путь в ваш монастырь, чтобы потом использовать это Евангелие в распространении света нашей Веры за пределами Персидского царства, среди жителей Великой Степи.

— Я приветствую стремление наших братьев, живущих на краю света к распространению истинной веры, среди язычников. К сожалению, мне ничего неизвестно о существовании подобного свитка в книгохранилище нашего монастыря. Я слышал, что-то от сестры-настоятельницы монастыря святой равноапостольной Фёклы Иконийской «Баркаты», что, как ты понимаешь, означает — «благословенная». Она, как-то рассказывала, что среди старых свитков нашла неизвестную рукопись, которую она условно назвала «Евангелием от Магдалины». Сам я эту рукопись не видел, и ничего не могу сказать о её содержании. Но, вы сами понимаете, что увидеть вам эту рукопись не удастся.

— Что значит, не удастся? Разве женской обители не нужны деньги?

— Дело не в деньгах. Вход в женскую обитель для мужчин всех возрастов закрыт. А сестра-настоятельница отказывается разрешать сокровищам книгохранилища, покидать стены монастыря. Тут я ничем не могу тебе помочь.

Епископ сочувственно покачал головой, глядя на, разволновавшегося от его слов, гостя. На все его настойчивые просьбы и уговоры, он отвечал лишь, вежливо качая головой. Епископ уже решил для себя, что не станет помогать гостю, ни при каких обстоятельствах. Нельзя давать почву безответственным мечтателям для создания еще одной ереси, которые угрожают единству Церкви. Споры, о познании истины и о сущности Бога, для простонародья вредны. Какая ему разница был ли Спаситель Богом, Богочеловеком или Человеко-богом? Рассуждать об этом — удел избранных. Прикрываясь красивыми словами, новоявленные пророки-проходимцы, просто стремятся осуществить свою неодолимую страсть к обладанию власти над человеческим стадом. В борьбе за власть они требуют право на дискуссию, но стоит им добиться этой самой власти, как они сразу начинают топить оппонентов в крови, или, великодушно отказываясь проливать кровь, жечь их на кострах. Стремление к приумножению знаний — самое опасное заболевание человека на пути к Вере. Чтобы смягчить горечь отказа, епископ дал совет настойчивому просителю

— Если среди вашего прихода есть женщина, владеющая грамотой, то она сможет пообщаться с настоятельницей, не нарушая строгих правил затворничества женской обители.

Проводив гостя до калитки, епископ проследил, как тот, со своими спутниками, погоняя пузатых ромейских лошадок с подстриженными гривами, направился по горной дороге в сторону городка Маалюля, укрывшегося среди горных склонов Каламона.

Городок Маалюля, что на арамейском языке означает «проход» или «вход», возник там, где гора Каламон, по воле Господа, разрезана, словно ножом, узким ущельем-расщелиной. Гора, как и все окружающие ее вершины, изобилует многочисленными пещерами и гротами, издавна приспособленными людьми для проживания. Белые дома городка, прилепившиеся, словно осиные соты к склонам горы, нередко скрывают входы в естественные или искусственные пещеры, уходящие в глубь горы. Городок напоминал амфитеатр, образованный склонами небольшого ущелья.

В глубине одной такой большой пещеры, лет двести назад и расположился небольшой женский монастырь Фёклы Иконийской. Пещеру расширили, в её южной части и поныне находится гробница с честными мощами святой Фёклы, а восточнее гробницы — создан храм с каменным престолом для совершения богослужения. Между ракой и храмом находится чудотворный источник, от воды которого и по сей день происходят исцеления. В пещере, каким-то образом, выросло дерево, возраст которого исчисляется веками. Место, выбранное для городка, оказалось очень удачным. Укрытый горами со всех сторон, Маалюля считается одним из самых красивых и здоровых мест этих гор. Воздух здесь, даже в самую сильную летнюю жару, остается сухим и прохладным, к пользе и радости странников, посещающих монастырь. Жизнь городка заключалась в приюте многочисленных паломников, посещающих монастыри. Не каждый городок имел монастырь. В Маалюле их было сразу два — мужской, святых мучеников Сергия и Вакха и женский — Фёклы Иконийской.

Потратив целый день в безуспешных попытках добиться встречи с настоятельницей монастыря, Догсон Келли за вечерней трапезой в небольшой гостинице задумался о предстоящих действиях.

С того момента, как он, еще дома, копаясь в архивах Константинополя, в перечне документов, изъятых из монастырских книгохранилищ Маалюли, обнаружил четвертое Неизвестное Евангелие, вся его жизнь была посвящена поискам этой книги.

В конце — концов он пришел к выводу, что самым простым решением будет запрос в Центр, о необходимости прибытия к нему помощницы, владеющей арамейским разговорным и греческим языками, для проникновения в монастырь, и поиска в его хранилищах Неизвестного Евангелия. Обдумав и наметив свои дальнейшие действия, путник, завернувшись в плащ, улегся на жесткое ложе для ночного отдыха.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДИМАШК

Глава первая

Икам, легко перепрыгивая с камня на камень, пересекал каменистую долину, лежащую, между двумя невысокими каменными грядами. Понижаясь, горы переходили в пологие холмы, поросшие невысоким кустарником и пожелтевшей травой. Равнинные травяные участки долины, местами пересекались каменными осыпями камней, перемешанными с большими кусками вулканического стекла, практически непроходимыми для людей и животных.

Икам. Так зовут нашего героя. Если Вы, наш уважаемый читатель, ещё не знакомы с ним по рассказам о его приключениях («Икам — легенда Легиона» и «Икам. Невыполненное задание»), то мы возьмем на себя смелость, представить его Вам, описав его внешность. Мнение о нём, как о человеке, Вы сможете составить, сопровождая его в очередной авантюре, в которую он ввязался, в силу неких обстоятельств. Об этих обстоятельствах речь пойдёт позже.

Наш герой — моложавый мужчина, на вид до тридцати лет, среднего роста и самой заурядной внешности. Такие люди сотнями встречаются нам в повседневной жизни, не привлекая к себе внимания и не запоминаясь. Было видно, что в прошлом он не чурался занятий спортом. Об этом говорила его хорошо развитая мускулатура. Но, небольшие, и ухоженные кисти рук исключали вероятность того, что ему был знаком тяжелый и изнурительный физический труд.

Некоторые обстоятельства, все же, могли привлечь к нему внимание.

Во-первых, он был единственным человеком в этой долине. Его фигура, пересекающая долину, была видна издалека. Голые склоны невысоких каменистых холмов, поросших чахлой растительностью, ничем не выдавали следы присутствия других людей в этих местах.

Во-вторых, его внешний вид, попадись он Вам на глаза сегодня на улице вашего города, мог бы показаться излишне креативным.

Наш герой был одет в просторную полотняную рубаху до колен, с капюшоном. Широкие рукава рубахи были закатаны до локтей. Веревка, несколько раз обмотанная вокруг талии, по-видимому, служила поясом и придавала одеянию нашего героя вид, нечто среднее, между укороченной монашеской рясой и полотняной паркой северного оленевода.

На ногах у Икама были крепкие сандалии, надежно удерживаемые на ступне широкими ремнями. За спиной у него находился небольшой полотняный мешок с веревочными лямками. Там же висел колчан с небольшим луком и десятком стрел. На поясе был виден нож в кожаных ножнах, а за спиной за поясом, был заткнут небольшой топорик с изогнутой рукоятью.

В движении наш герой помогал себе, используя как посох, древко легкого копья, длиной чуть больше его роста.

Это, несколько затянувшееся описание мы закончим, сообщив, что у нашего героя, несмотря на его диковатый вид, было гладко выбритое лицо и короткая стрижка, привычная для наших современников.

Нужно сказать, что Икам, считая себя опытным путешественником, немало в душе, гордился своей экипировкой, надеясь, что его внешний вид легко позволит ему затеряться среди местных жителей, не привлекая к себе лишнего внимания.

Обдумывая накануне, как ему предстоит выполнить, стоящую перед ним задачу, он решил изображать «среднего человека толпы». Поэтому он постарался одеться в соответствии с образом типичного местного жителя, как он представил его себе в своём воображении.

Причиной излишней самоуверенности нашего героя в знании местных условий, было его предыдущее посещение этих территорий, некоторое время до описываемых событий. Удачное завершение его приключений, о которых мы рассказывали ранее, внушило ему мысль, что он знает все о мире, в котором ему предстоит действовать в этот раз.

Но, чем внимательнее он осматривался вокруг, тем больше убеждался, что его багаж знаний требует некоторого обновления.

Так он заметил, что местность вокруг была или казалась более засушливой, чем прежде. В неглубоких оврагах на склонах холмов угадывались русла пересохших ручейков и речушек. Холмы были покрыты зарослями невысокого колючего кустарника. Отдельно стоящие деревья, растущие на большом удалении друг от друга, казались последними свидетелями, росшего когда-то на этих холмах леса. Эти древесные великаны, словно удивленно оглядывались вокруг, ища своих ровесников, исчезнувших, или из-за катаклизмов и засух, или под безжалостным топором туземных лесорубов. В невысоких холмиках прямоугольных форм, поросших травой, притаившихся у оврагов, можно было предположить следы, бывшего человеческого жилья.

Пересекая долину, наш герой задумался над причиной отсутствия здесь людей. По имеющийся у него информации, эти земли должны быть достаточно плотно населены. Пустынный пейзаж объяснял отсутствие живности, но, те немногочисленные представители пернатых и четвероногих, встречающиеся ему, не высказывали никакого страха перед человеком.

Поднявшись на гребень холма, Икам с облегчением вздохнул. Картина, открывшаяся ему с высоты, явно свидетельствовала о присутствии здесь людей. Перед ним расстилалась довольно широкая долина, где участки, поросшие невысокими кустарниками, чередовались с небольшими полями и финиковыми рощами. Можно было разглядеть несколько темных пятен, в которых угадывались строения местных деревень или городков.

Наш герой, уверенно направился к ближайшей деревне, притаившейся неподалёку на краю долины, у подножья невысоких гор.

По мере приближения к деревне, у него в душе снова появилось смутное беспокойство. Несмотря на следы пребывания человека, встречавшиеся ему, местность, явно носила печать запустения. Небольшие четырехугольники бывших домов, обозначенные каменными покосившимися стенами, скрепленными глиняным раствором, встречали его, зияющими проемами дверей и окон. Было похоже, что кто-то, забрал бревна крыш, обрушив кровлю внутрь. На стенах можно было разглядеть остатки штукатурки с незамысловатой росписью. Загоны для скота угадывались по толстому слою навоза. Но, следы пожаров отсутствовали. Словно, жители просто ушли отсюда, забрав с собой, всё ценное.

Было видно, что поля давно заброшены, а пальмы продолжают расти, без хозяйского ухода.

Подойдя к окраине деревни, Икам увидел, что между ним и стенами заброшенных домов, пролег глубокий каменистый овраг с отвесными склонами. Когда-то он, по-видимому, являлся естественной границей поселения и, возможно, использовался, как оборонительное сооружение. Ширина оврага в этом месте не превышала тридцати метров. Это обстоятельство натолкнуло нашего путешественника на мысль, перебраться на другую сторону оврага, чтобы осмотреть деревню и постараться выяснить причину её запустения.

Осмотр показал, что ширина оврага увеличивается по мере удаления от склона горы, возвышающейся над деревней. Поэтому наш герой, экономя силы, двинулся вверх по берегу оврага, выбирая место для переправы на противоположную сторону. Найдя подходящее место, он, решившись, осторожно спустился на дно оврага, используя для упора свой посох-копье.

Здесь его ожидало два неприятных открытия. Стало понятно, что отроги оврага со стороны деревни, искусственно превращены в отвесную стену, видимо, для защиты поселения от непрошенных гостей. Были видны следы земляных работ, делавших склоны оврага почти отвесными и труднодоступными. Второе открытие состояло в том, что овраг, в своё время, использовалось не только, как место свалки бытовых отходов, что было бы вполне понятно, но и как местное кладбище. Все дно оврага было усеяно толстым слоем человеческих костей. Человеческие черепа, перемешанные с костяками, словно насмешливо скалились над нашим героем, отпрянувшим назад, не решаясь наступать на этот белый хрустящий ковер.

Икам взлетел обратно по склону оврага, едва ли не быстрее, чем спустился туда минуту назад.

Стоя у обрывистого склона, он попытался восстановить дыхание и успокоиться. Призвав на помощь все свое самообладание и воображение, он постарался представить себе картину трагедии, разыгравшейся здесь много лет назад. О том, что здесь произошло что-то трагическое, говорило то, что человеческие останки были примерно одного возраста, с том смысле, что смерть настигла людей и они были захоронены, почти одновременно или в непродолжительный интервал времени.

Осмотревшись, наш «криминалист поневоле», пришел к выводу, что часть людских тел, попав на дно оврага, несомненно, были когда-то присыпаны землёй, а затем их кости были вымыты водой на поверхность. Это говорило в пользу соображения, что когда-то здесь находилось кладбище или какое-то массовое захоронение местных жителей. Было заметно, что костяки при захоронении, были уложены на спину, головами в одну сторону. Они лежали параллельно друг другу, вытянувшись вдоль дна оврага. Но, возле противоположной стороны оврага, лежала большая куча перемешанных человеческих костей. Словно людей просто сбрасывали вниз, и их тела ложились друг на друга в разных позах, в беспорядке, в несколько слоёв. Насколько можно было заметить, на костях отсутствовали следы механических повреждений. На дне оврага лежали вперемежку детские, мужские и женские скелеты. Жизнь, прожитая нашим героем, научила его отличать по костям таза, скелеты мужские от женских. Костяков было так много, что разница между ними сразу бросалась в глаза. Даже по самым приблизительным расчетам, на дне оврага нашли свое упокоение не менее нескольких тысяч человек.

На другой стороне оврага в силуэтах построек не было заметно никакого человеческого присутствия. Не было слышно голосов домашних животных и птиц. Не было видно огней и не чувствовался запах дыма и человеческого жилья. Было похоже, что перед ним было заброшенное поселение.

Удовлетворившись, результатами осмотра и сделанными умозаключениями, наш герой широким шагом отправился вдоль оврага в обход мертвого посёлка.

Начало смеркаться. Для ночлега он выбрал небольшое углубление в земле между двумя невысокими деревцами. Икам избегал развалин, считая их приютом и рассадником змей, ядовитых пауков и других опасных гадов. Для себя он отметил отсутствие в этих краях гиен, с родичами которых он имел удовольствие встречаться в прошлом своём путешествии. Ведь именно это обеспечило сохранность материальных свидетельств произошедшего мора.

Небольшой костер, разведенный на дне ямы, и кусты, по его замыслу, должны были скрыть от любопытных туземцев следы его присутствия на этой земле и обеспечить необходимый отдых его телу. Хотя его приключения только начинались, он решил беречь свои силы для более важных дел и новых великих подвигов.

Высыпав в котелок с закипевшей водой концентрат из пакетика, он обеспечил себя сытным, хотя и безвкусным ужином, и смог посвятить вечер размышлениям о мире, в который он прибыл для поиска своей Принцессы.

Первые впечатления говорили о том, что он угодил в этот мир, не в самые лучшие его времена. Незнакомый мир таил в себе неведомые опасности, о которых он ранее не задумывался, или считал их легко преодолимыми. Закутавшись в теплое одеяло-плащ, лежа на теплой земле, переваривая ужин и уже засыпая, Икам решил решать проблемы, по мере их возникновения, полагаясь на удачу и собственные силы. Высокое звездное небо, мерцая яркими звездами, посылало ему сладкие сны.

* * *

Под утро ему, вдруг, приснилась Ирина. Он снова увидел её такою, какой запомнил при последнем свидании. Если, конечно можно, назвать свиданием ситуацию, когда его девушка, по шею укрытая простыней, недвижно лежит с закрытыми глазами на больничной кровати, и только легкое дыхание выдает то, что она ещё жива. Икама снова захлестнуло чувство острой жалости к его Спящей Красавице. Он снова, словно издалека, слышал слова Профессора:

— Вы поймите, мы не могли отказать ей в её просьбе. В конце концов, никто не ожидал, что всё пойдет наперекосяк! Наши партнёры только предоставляют в наше распоряжение своё оборудование. Но, правила его безопасного использования нам, практически неизвестны. Вот и получилось так, что для выполнения задания, на выполнение которого уже были затрачены огромные средства, нашему человеку потребовалась помощница со знанием арамейского и греческого языков. Вы же знаете, лучше меня, что разговорные особенности этих языков были темой её научной работы. Она так хотела получить разговорную практику арамейского языка, что смогла меня уговорить, доверить ей выполнение этого задания. Я был уверен, что само задание будет несложным и неопасным. Икам, поверьте, мы готовы приложить все усилия и затратить любые средства, чтобы вернуть наших Людей обратно. Но, мы даже не можем точно сказать, в какое время были отправлены их Аватары. У нас имеется целых три варианта. И какой из них является наиболее вероятным, мы не знаем. Нужен специалист, который смог бы разобраться на месте с приборами управления Порталом и вернуть наших людей. Но, он сейчас лежит в соседней комнате и тоже нуждается в помощи. Если бы не режим крайней секретности, вы ведь понимаете, что мы проводим свою работу, так сказать, «полуофициально», мы бы давно уже нашли хорошо подготовленного специалиста «по решению проблем».

Профессор, как бы волнуясь, замолчал. Но, его серые холодные глаза пытливо следили за лицом Икама через стекла дымчатых очков в дорогой оправе.

— Профессор, я не верю ни одному вашему слову. Но, Вы все правильно рассчитали. Вы знаете, что ради Ирины я пойду даже в преисподнюю. Давайте обсудим, как вернуть мою жену обратно.

— Икам, это отличное предложение! Мы даже не рассчитывали, что вы согласитесь нам помочь! К тому же, если мы заключим договор напрямую, Ваше участие в операции может быть оплачено в значительно большем размере. Да для такого специалиста, как Вы, это задание сущий пустяк! Я уверен, что наши друзья находятся неподалёку от Капсулы Портала! Просто почему-то, они не могут подготовить данные для возвращения. А мы, со своей стороны, готовы обеспечить Вас всем необходимым…

Профессор, похоже, был готов, говорить не переставая. Но, что-то в лице Икама заставило его замолчать.

— Профессор. Вы меня не поняли. Я не верю ни одному вашему слову. Поэтому, вам придется обратиться за помощью к Легиону. Можете передать их представителю, что я готов, выйти из резерва, для проведения этой операции. Условия моего участия в этом деле я буду обсуждать только с его Представителем. И не затягивайте с принятием решения. Чем быстрее вы решите этот вопрос, тем больше у меня будет оснований доверять вам. Как всё будет готово — сообщите. Вы знаете, как со мной связаться.

Даже во сне, Икам мстительно улыбнулся, вспомнив глубокое разочарование, отразившееся на лице собеседника…

* * *

Утром, приведя себя в порядок, позавтракав и скрыв следы своего ночлега, после недолгого раздумья, Икам наметил маршрут своего дальнейшего движения. Он собирался обойти все деревни в долине, в поисках людей. Он рассчитывал, что сможет уговорить их, помочь ему выполнить его задание.

Чистый утренний воздух скрывал расстояния. Казалось, что деревни находятся недалеко друг от друга. Но, когда взошло солнце и нагретый воздух скрыл горизонт зыбким маревом, Икам понял, что обойти всю долину за один день ему не по силам. На ярко синем небе бежали неправдоподобно белые облака. Солнце начинало припекать. Тогда у него возникла мысль, приобрести какое-нибудь транспортное средство для облегчения его дальнейшего путешествия.

В финиковой роще, лежащей на пути к ближайшей деревне, он обнаружил небольшой шалаш со свежими следами пребывания его хозяев. Обойдя рощу, он нашел и хозяина шалаша. Им оказался заросший, грязный субъект неопределенного возраста в лохмотьях. Хотя Икам всячески демонстрировал своё миролюбие и приветливость, туземец трясся от страха, угодливо улыбаясь и постоянно кланяясь.

Икам с облегчением убедился, что понимает речь своего собеседника. Но, добиться от него вразумительных ответов на свои вопросы наш герой не смог. Казалось, что общение не получится, когда в роще раздались громкие голоса и Икама окружило несколько мужчин, явно прибывших в рощу из деревни, узнав, каким-то образом, о появлении в ней нашего героя. Хотя в руках у них и были длинные палки, а за поясами были видны ножи и топоры, вид у защитников деревни был не слишком воинственным. Заметив, что их появление не вызвало у Икама беспокойства или волнения, они с любопытством уставились на него. Наш герой, безошибочно определив в одном из прибывших вожака, подошел к нему и, демонстративно игнорируя его молчаливое окружение, стал его расспрашивать. При этом, он держался с вежливым высокомерием, которое сразу вызвало к нему показное уважение, граничащее с подобострастием.

Икам сделал вывод, что имеет дело с цивилизованными людьми. Под этим понятием он подразумевал людей, воспитанных в страхе перед законом для них и в привычке беззакония для власть имущих. Поэтому, вопросы он сопровождал требовательным жестким взглядом, а на попытку задать вопросы ему, просто удивленно поднимал одну бровь.

Из ответов туземцев, наш герой, пунктиром, начал рисовать для себя окружающую обстановку. Выходило, что в долине жили люди, и эти люди населяли несколько деревень, разбросанных по долине. В каждой деревне долины проживали представители разных вероисповеданий. Так как из вопросов нашего героя, его лохматый собеседник не смог, выяснить его «религиозную ориентацию», то в оценке своих соседей он соблюдал осторожную «политкорректность». По его словам, выходило, что в каждой деревне исповедовали одно из течений христианства. Сколько таких течений существовало в этом мире и чем они отличались, одно от другого, наш путешественник, даже не попытался понять. Чтобы не выдать свою неосведомлённость, он, благоразумно, воздержался от расспросов. Только в отношении самой дальней деревни, была дана исчерпывающе беспощадная характеристика, что ее жители являются закоренелыми врагами Веры и Императора, продолжая тайно исповедовать иудаизм, несмотря на Указы их божественного Августа-Басилевса приказывающие, всем иудеям перейти в христианство. Что-то в облике Икама, родило уверенность у его собеседника, что наш герой никак не может исповедовать веру этого древнего, великого народа. Поэтому, туземец позволял себе не стесняться в выражениях, говоря о своих соседях-иудеях.

Решив, что с религиозной обстановкой «на местах», он сможет разобраться позже, наш герой показал вожаку раскрытую пластину с изображением Ирины. Реакция туземцев его немало озадачила. При виде лица девушки, изображенной на портрете, они, не дожидаясь вопроса, сразу, потупив взгляд, стали чертить у себя на лбу указательным пальцем правой руки маленький крест, бормоча при этом слова молитвы.

На вопросы удивлённого и обрадованного Икама: «Знают ли они её, и где она находится сейчас?» — все утвердительно начинали кивать головой и уважительно показывать на небо.

На встревоженные расспросы: «Где и когда, они встречали Ирину?» — нашего героя вежливо поправили, что правильно, нужно говорить: «Мария, мать Иисуса».

И только тут, с облегчением, Икам понял, что для его неискушенных собеседников, похоже, любое изображение красивой женщины воспринимается, как икона Богородицы.

Спрятав рисунок, наш герой решил, купить у жителей деревни себе коня. Но, он услышал обескураживающий ответ, что лошадей в деревне, да и во всей долине, не держат, по причине дороговизны их содержания. Зато, у их соседей, можно попытаться купить неплохого мула. Сейчас эти мошенники стараются избавляться от всякого гужевого транспорта, опасаясь, что сюда скоро придут солдаты и заберут себе все бесплатно. Потом подумав, его собеседник добавил, что в их деревне, все только приветствуют приход славных солдат Великого Императора, защитника истинно верующих. Да вот беда, в их деревне живут только честные и, потому, очень бедные люди. И значит, ничего купить у них не удастся. Их деревня ещё не рассчиталась с уплатой налогов, поэтому до прибытия налогового инспектора, ничего из продуктов нового урожая продаваться не может. А от старого урожая уже давно ничего не осталось. И, значит, путнику нужно, пока не поздно, идти в соседнюю деревню, вот по этой тропинке.

Свои слова вожак сопровождал почтительным жестом в сторону дороги, ведущей в направлении соседней деревни. При этих словах, его молчаливые спутники сгрудились за спиной говорящего, преградив тропинку к их деревне, всем своим видом показывая, что дорога к ним в деревню для него закрыта.

Оглядев всех презрительным взглядом, Икам высокомерно кивнул и расправив плечи, направился по указанной тропе.

Пройдя расстояние, которое не позволяло видеть его действия, Икам свернул с тропы и сделав полукруг, занял удобное для наблюдения место в кустах на холме. Подождав, он убедился, что его никто не преследует. Немного отдохнув и перекусив галетами, запив их свежей водой из фляги, он продолжил свой путь, размышляя над полученной информацией.

Выслушав советы, высказанные в несколько навязчивой и ультимативной форме, Икам решил придерживаться, ранее намеченного, плана и обойти, поочередно, все поселки, находящиеся в долине.

На окраине следующей деревни внимание нашего героя привлекло покосившееся глинобитное строение, явно рассчитанное на прием странников и путешественников. К передней части здания примыкал небольшой дворик, обозначенный глинобитным забором высотой по грудь человека. Высота забора позволяла рассмотреть во дворе неширокий навес и место для привязи гужевого транспорта. Появление нашего героя, не осталось незамеченным. Возле ворот, гостеприимно распахнутых, его явно ожидал хозяин этого мотеля, караван-сарая или, если хотите, гостиницы.

Внимательным взглядом оценив платежеспособность посетителя, он любезно пригласил отдохнуть в его апартаментах.

Решив, что лучшего места для того, чтобы узнать все новости и оценить обстановку в долине, ему не нужно и искать, Икам смело вошел во двор.

Зная по опыту, что ничто так не открывает сердца и не развязывает языки обслуги отелей, всех времен и народов, как надежда на щедрые чаевые, наш герой вложил в руку хозяина серебренную монету

— Поесть, попить и отдохнуть.

Наш путешественник решил быть немногословным, пока не освоит особенности местных диалектов, для поддержания дальнейшей беседы.

Взглянув на монету и, проверив её на зуб, хозяин любезно предложил Икаму место в тени под навесом. Сам он рьяно принялся раздувать огонь в очаге. Вскоре чумазый мальчуган, поблескивая хитрыми глазками и сияя белоснежной улыбкой, притащил два кувшина, один с водой и второй, поменьше, с кислым вином, отдающим уксусом. Скрасить ожидание обеда предлагалось финиками и подсушенными хлебцами из темной муки грубого помола.

Разместившись с удобством в тени навеса, положив рядом всё свое нехитрое имущество, Икам, прихлебывая из глиняного бокала воду, слегка подкрашенную вином, терпеливо ожидал, когда хозяин подойдет к нему, чтобы поделиться новостями.

Но, откровенной беседы с хозяином гостевого дворика не получилось. Что-то в облике нашего героя ему, явно, не понравилось. Стало ясно, что в потоке слов, из которых туземец составил свой монолог, было много приятных слов, но, мало конкретных фактов. Было похоже, что хозяин поддерживает разговор, только в силу профессиональной привычки быть вежливым с клиентами и руководствуясь требованиями корпоративной этики. На предложение помочь в покупке коня, трактирщик ответил вежливым отказом, а за мула запросил непомерную цену в сто драхм. Как понял наш герой, драхмой называлась серебренная монета, весом около 4 граммов. За две монеты такого веса, в своё прошлое путешествие, Икам мог приобрести целую овцу. Правда тогда такая монета называлась «сикль» или «шекель». Никакой мул не мог стоить, как пятьдесят овец. Во время его прошлого путешествия, когда лошади были большой редкостью, за коня, годного в упряжь колесницы, цена доходила до ста пятидесяти сиклей. Но с тех пор кони давно перестали быть заморской диковинкой и цены на них должны быть адекватными. Никакие катаклизмы в этом мире не могли вызвать такой обвал цен на серебро или резкое подорожание тяглового скота. Значит, хитрец рассчитывал сильно разжиться на своём госте, решив, что тот, по каким-то обстоятельствам, не может торговаться или не знает истинных цен на местном рынке. А может быть, он решил узнать финансовые возможности своего гостя.

Переменив тему разговора, Икам показал хозяину рисунок Ирины и спросил, не видел ли, кто-нибудь в этих краях этой женщины?

Услышав о женщине, хозяин мотеля оживился и предложил Икаму, всего за пол драхмы женщину на ночь, а за пять — был готов предложить, для продажи на выбор из целой дюжины кандидаток. Похоже, что выбор женщин, для продажи посетителям, здесь был значительно богаче, чем выбор мулов.

Обескураженный отказом, хозяин предложил, наконец, отведать варево, приготовленное для гостя в закопчённом котелке. Варево напоминало комбинацию овощного рагу с перловой кашей, приправленной кусочками мяса. Было похоже, что для трапезы нашего героя хозяин разогрел остатки вчерашнего ужина, добавив в него воды. Это изысканное блюдо было предложено в глубокой глиняной миске. На плоской тарелке был также подан ворох зелёного лука и чеснока. Роскошь трапезы подчеркивала солонка с солью, поставленная на кожаный диск, лежащий на глиняном помосте под навесом и заменявший скатерть. Если учесть, поданные ранее, финики с хлебом и вино с водой, то приходилось признать, что гостей здесь угощали на славу. И даже отсутствие столовых приборов не могло обескуражить нашего бывалого путешественника. Ловко используя кусочки хлеба и собственные пальцы, он быстро расправился с предложенной едой. Удивлённо обеспокоенные взгляды хозяина, насторожили его и подтолкнули к решению, больше здесь не задерживаться.

Узнав об уходе гостя, гостеприимный хозяин, с явным облегчением, деланно посетовал, что не смог помочь подобрать ему достойный транспорт. Еще раз убедившись, что наш путешественник не нуждается в хорошей женщине, трактирщик, словно вспомнив что-то, указал на тёмный силуэт деревни, виднеющийся на противоположных склонах холмов, окружающих долину. С подкупающей уверенностью, он заявил, что его женщину нужно искать только там. И если его дорогой гость поторопится, то до захода солнца, сможет уже быть в деревне. Хозяин даже сказал, как называется эта деревня, хотя Икам даже не потрудился запомнить это название. Он, почему-то, проникся доверием к словам хозяина постоялого двора и широким шагом направился в указанном направлении.

Пересекая долину, наш неутомимый путешественник понял, что двигаться по ней можно только по проторенным дорогам. Всю долину в разных направлениях пересекали довольно глубокие овраги, заросшие колючим кустарником. Всякая попытка сократить путь, приводила к крутым склонам очередного оврага, и принуждала снова возвращаться на прежнюю дорогу. Руководствуясь полученным опытом, наш герой резво двинулся по тропе-дороге, петляющей по долине. Когда солнце начало клониться к закату, за поворотом уже показались дома окраины деревни.

Подойдя ближе, Икам понял, что деревня давно уже является нежилой. Она встретила его гнетущей тишиной запустения. Только зловещие крики каких-то птиц, доносились из-за её стен. Приближающаяся ночь, заставила задуматься о ночлеге. Размышляя о возникшей ситуации, наш путешественник безбоязненно направился по нешироким улицам, намереваясь пересечь деревню и, по возможности, подобрать себе безопасное место для ночлега. В это же время он мучительно размышлял, почему его так негостеприимно встречают местные жители? Что он делает не так, как положено? В чем его ошибки в поведении?

Размышляя над этими вопросами, Икам пересек деревню и вышел на её окраину. Тут путь ему преградил овраг с отвесными стенами. Начавшиеся сумерки не помешали Икаму рассмотреть на дне оврага белеющие кости. Ругая себя последними словами, наш доверчивый герой догадался, что он уже недавно был здесь, только с другой стороны оврага, превращенного кем-то в массовое захоронение. Провести ночь вблизи с могильником, показалось ему слишком экстремальным приключением. Поэтому, наш путник торопливо двинулся в обратном направлении, дав себе слово потратить весь следующий день для того, чтобы вернуться на постоялый двор и, вместе с шутником-трактирщиком, посмеяться над его забавной шуткой. Идя по узким улочкам, он дал волю своей фантазии, и рисовал в своём воображении картины предстоящей встречи одну, кровожаднее другой.

Выйдя за стены мертвой деревни, в темноте он не стал долго выбирать себе место для ночлега и, разведя костер, расположился на ночь. Доев последние консервы и потратив последний пакетик кофе на ужин, положившись на пословицу «Утро вечера мудренее» и уверенный, что в этой безлюдной местности ему ничего не угрожает, наш, немного расстроенный знакомый, безмятежно уснул, завернувшись в плащ.

* * *

Пробуждение Икама было ужасным. Почувствовав чье-то прикосновение к себе, он попытался вскочить на ноги, но понял, что ноги у него спутаны веревкой. Упав на землю, он очутился под несколькими нападавшими, которые сноровисто вязали ему руки, сопя от напряжения. Отчаянное сопротивление оказалось безрезультатным, и вскоре, наш герой оказался стоящим на коленях, со связанными руками и ногами за спиной, так, что пятки касались ладоней.

Кипя от злости, наш герой сгорал от стыда, за своё беспомощное положение, в которое он попал из-за своей глупой беспечности. Но, чтобы не доставлять своим врагам радости, он, всеми силами, пытался сохранять нарочито спокойное выражение лица.

Не имея возможности двигаться, он осмотрелся по сторонам. Начавшийся рассвет помог ему разглядеть напавших на него. По его оценке, их было около десятка. Одеты они были в грязные полотняные рубища, подпоясанные веревками. Длинные, спутанные, черные волосы придавали им живописный, хотя и, несколько, диковатый вид. Было видно, что их лица не знакомы с бритвой. У молодых парней, а таких было большинство, на лице была, только начавшаяся пробиваться, растительность в виде небольших кучерявых бородок и небольших усов. У мужчин постарше густые бороды носили следы ухода большими овечьими ножницами. Обуты они были в сандалии всех видов: от самых легких и простых до тяжелых, подбитых железом, похожих на армейские римские «калиги». Все были вооружены разнокалиберными мечами и кинжалами, копьями и дротиками, разной длины. У многих были колчаны с луками и стрелами. Неподалёку были видны оседланные приземистые кони и одногорбые верблюды. Не обращая внимание на пленника, разбойники, вытряхнув из мешка его нехитрое имущество, громко переговариваясь, радостно делили между собой свою добычу. Вскоре перед ним появился, судя по всему, главарь этой банды. Крепкий, стройный мужчина лет тридцати, с аккуратно подстриженной бородкой, он излучал уверенность в себе и привычку повелевать. Его длинные волосы выбивались из-под полукруглого шлема, обвязанного черной тряпкой. На нем был пластинчатый доспех, надетый поверх кольчуги.

— Ну, что, ромей, можешь сообщить мне, что-нибудь интересное? Или сразу помолишься перед смертью?

— Не о чем, мне с тобой разговаривать.

Икам старательно подбирал слова. Из разговоров захвативших его воинов, он понял, что может говорить с ними на одном языке, отметив различия в двух родственных диалектах языка, на котором они общались. Его охватило безразличие к собственной судьбе. Он начал готовиться к смерти, надеясь, что обойдется без пыток.

Внимательно посмотрев в лицо Икаму светлыми, холодными глазами, главарь, усмехнувшись, бросил

— Тогда, не будем терять, зря время. Молись в последний раз, ромей.

И тут наш знакомый понял, что несмотря на всю трагичность ситуации, он оказался в ещё более щекотливом положении, чем могло показаться. Он, со всей очевидностью осознал, что не умеет молиться и не знает ни одной молитвы до конца. Да и не задумывался он, никогда о вере. Его классическое атеистическое образование, уже однажды сыграло с ним злую шутку во время его последнего путешествия, когда он наломал дров, не разобравшись в ситуации, в которой оказался. Теперь, прощаясь с жизнью, ему пришлось срочно решать вопрос о его религиозной принадлежности. В душе он, по-прежнему, считал себя атеистом. Но, в падающем самолёте, как известно, атеистов нет. И сейчас ему нужно было, срочно определиться с выбором. Его слишком тесное знакомство с древнееврейской историей, не позволяло ему, честно назвать себя иудеем. Ни одной христианской молитвы на языке, понятном разбойникам, он не знал и даже не слышал никогда. А ему хотелось бы, чтобы они слышали и поняли, что он именно молится, а не молит о пощаде.

И тут ему на помощь пришла особенность его памяти, вспоминать, извлекая из своих хранилищ, казалось бы, давно забытые слова, вещи и факты. Он тут вспомнил своего деда.

Родившийся в последний год девятнадцатого века, дед получил образование в «начальной туземной мусульманской школе» одного из городов Туркестана. Полученных там знаний, ему с лихвой хватило, чтобы до конца своих дней, уметь читать молитвы, написанные на арабском языке. По этой причине, знакомые и соседи, всегда были рады видеть его почётным гостем на любом семейном торжестве. Дед, как и его слушатели, не мог говорить и не понимал ни слова по-арабски. Но это никогда не мешало ему, произносить слова молитвы «на языке Пророка». Икам словно услышал негромкий голос, нараспев читающий слова, обращенные к Богу. Только сейчас, сопоставив услышанное со своими знаниями, Икам вдруг осознал, что он понимает эти слова и знает, о чем идет речь. Поблагодарив в душе деда за помощь, наш герой решил уйти из жизни достойно. Нисколько не заботясь о том, что подумают о нем присутствующие, он внимательно посмотрел на небо. Знаний, полученных в школе, хватило на то, чтобы определить направление на юго-запад, где и должна была находиться в настоящее время, Мекка, священный город для мусульман и, значит, и для его деда.

Повернувшись лицом в эту сторону, Икам закрыл глаза и громко произнес

— Аллах акбар!

Затем нараспев, копируя слова и произношение своего любимого деда, наш герой старательно произнес слова единственной молитвы, которую смог вспомнить в этот миг. Открыв глаза, он спокойно произнёс

— Повторять не стану, чтобы вы не подумали, что я тяну время. Я готов. Аллах акбар!

Следя за тем, чтобы не дрогнуло лицо, он посмотрел на небо и почувствовал, как за спиной к нему кто-то подошел и склонился над ним.

Глава вторая

— Ну, чего же ты, брат, сразу не сказал, что ты свой?

Удавленный Икам почувствовал, что ему развязывают руки и ноги. Видимо веревка здесь имела слишком большую ценность, чтобы просто разрезать её ножом. Время, которое его рачительный освободитель затратил на то, чтобы окончательно избавить от пут нашего героя, понадобилось тому для того, чтобы прийти в себя. Отношение же, окружающих бандитов к недавнему пленнику, изменилось с безразлично-враждебного на восторженно-приветливое.

Вожак, стоя перед поднявшимся Икамом вопросительно произнес

— Так ты мусульманин? Нету Бога…

— Свидетельствую, что нету Бога, кроме Аллаха и Мухаммад Пророк его, — закончил, знакомую с детства, фразу наш изумлённый герой.

Довольный воин раскрыл перед собой ладонь. Рука нашего друга, заученно прореагировала на этот, знакомый ему с детства жест. Не успел он сообразить, как его ладонь сверху хлопнула по раскрытой ладони собеседника. К удивлению, тот, словно только этого и ждал. Он обнял Икама и похлопал его ладонью по спине.

— Я Даррар ибн аль-Азвар, командир этого славного отряда шахидов. Трактирщик, сказал нам, что в долине бродит лазутчик ромеев, прикидывающийся дезертиром. Он заметил, что этот закоренелый еретик, даже не стал молиться перед едой. Теперь я понимаю, почему ты так себя вел. Надеюсь, ты объяснишь мне, почему у тебя такой странный вид, брат? И как твоё имя?

От дальнейших немедленных расспросов нашего изумленного путешественника, спасло только желание всех воинов отряда, поприветствовать своего нового товарища. Каждый посчитал своим долгом, подойти к Икаму и, хлопнув по подставленной ладони, назвать себя и обнять его.

Первый подошедший, встал рядом с нашим героем и раскрыв его мешок, стал складывать в него все вещи, которые его новые знакомые поспешили вернуть их владельцу.

После окончания знакомства, Даррар ибн аль-Азвар. пригласил Икама к продолжению разговора.

— Я Икам. А имя моего отца вам ничего не скажет.

— Значит: Икам ибн Абихи, как говорят у нас, «сын своего отца». Хорошее имя. Только не очень известное. Что ты здесь делаешь?

Этого времени хватило, нашему разведчику, чтобы придумать для себя историю. Почему-то, до этого времени, он не составил себе, убедительной версии объяснения, своего появления в этих местах. Поэтому Вы, мой уважаемый читатель, сами сможете оценить находчивость нашего героя, проявленную им при озвучивании своей легенды. А обнаруженные шероховатости в её изложении, Вы снисходительно спишите на некоторую торопливость при её создании.

— Мой дом далеко отсюда. Мой отец вернулся в наши края после своего долгого отсутствия, лет семь тому назад. Когда мне исполнилось двадцать пять лет, он открыл мне тайну нашей семьи. Он сказал, что является тайным воином Ислама и выполняет в наших краях, секретное поручение, данное ему одним очень Важным человеком. Тот человек так Велик, что даже знание его имени, таит в себе смертельную опасность. Я не могу назвать его непосвященным. Мой отец приказал мне принять Ислам и всю мою жизнь готовил меня, как воина. Он сказал, что для того, чтобы быть тайным воином Ислама, я слишком глуп и ленив, но он высказал надежду, что когда-нибудь, я смогу выполнить порученное мне дело и, может быть, Аллах смилуется надо мной и сделает меня шахидом. Все свои тайные знания он передал моему старшему брату, который и продолжил его дело. Имя моего отца, под которым его знали соседи — ненастоящее. А его настоящее имя, мне знать не положено. Я воин, и не могу ставить под угрозу дело моего отца. Пять лет назад, умер тот Великий человек, который поручил моему отцу тайное дело. Мой отец с моим старшим братом, продолжили порученное ему дело. И недавно отец дал мне поручение, которое должно помочь мне стать шахидом. Но, если я не выполню это дело, то врата рая навсегда закроются передо мной. Мне было приказано найти женщину, изображенную здесь. Это всё, что я могу сообщить тебе о себе.

С этими словами Икам открыл мешок и стал искать портрет Ирины. Поняв, что там его нет он, лихорадочно перерыл весь мешок и не найдя заветную пластину, замер в раздумье, где она может быть?

— Ты что-то потерял, брат? Может быть — это?

В руках у Даррара тускло блеснула медная пластинка с портретом Ирины. Облегчённо вздохнув, Икам протянул руку к ней. Даррар перевернув пластину, постучал по тыльной стороне пластины, на которой арабской вязью были написаны слова двух молитв: «Открывающая книгу» и «Искренность». Листок с этими молитвами, много лет назад, дед Икама пронёс с собой через всю войну. Как-то, он подарил эту реликвию своему внуку. Зная, что забрать её с собой в путешествие не получится, в память о деде, Икам, составляя список необходимых ему вещей, попросил специалистов, готовивших его в путь, скопировать и нанести эту вязь на тыльную сторону футляра с портретом Ирины, рассчитывая, что это принесет ему удачу.

— Ты можешь объяснить, что это?

Решив, что его проверяют, наш герой, пожав плечами, спокойно произнёс

— Уважаемый, все знают, что это слова молитвы. Точнее двух — «Открывающей книгу» и «Искренность».

— А на каком языке написаны эти молитвы?

— На арабском, конечно.

— А почему здесь такое странное письмо? Я такого никогда не видел.

Слова Даррара, заставили Икама насторожиться. Что же это за арабы, которые не знают, как выглядит арабское письмо? Взвешивая каждое слово, наш герой промолвил:

— Уважаемый, таким письмом записан весь Коран, священная книга мусульман. Чтобы убедиться в этом, достаточно просто раскрыть его на любой странице.

Что-то, в лице Даррара, заставило нашего героя еще больше напрячься и с осторожностью относиться к каждому следующему произнесенному слову.

— Ты хочешь сказать, что сам видел Коран, священный свиток, в котором таким письмом были записаны все откровения нашего Пророка (да будет над ним благословение Аллаха)?

Икаму пришлось сказать правду, что сам он Коран не видел и никогда его не читал, потому, что не умеет читать по-арабски. Но, уверен, что Коран существует. Боясь сказать лишнее, тут он замолчал. Икам говорил правду. Действительно в их доме никогда не было Священной книги мусульман. Во время его юности, достать Коран было так же трудно, как и «Майн Кампф».

Даррар задумчиво произнёс

— Я слышал, что у некоторых сподвижников Пророка есть записанные все его откровения. Но, уверен, что записаны они обычным письмом, каким пишут арабы. Я знаю, что многие сподвижники-Мухаджиры и спутники-Ансары знают и помнят слова нашего Пророка наизусть. Но, никогда не видел записи всех Сур, собранными вместе в один свиток. И я не уверен, что такой список существует. Да и как их записать, если никто не помнит точно, в какой последовательности приходили откровения к нашему Пророку. Ты, наверное, все перепутал? Не зря же твой отец считал, что ты можешь, быть только воином. Не обижайся, но это не арабские буквы. Таких просто нет. Как и нет Корана, то есть свитка, в котором были бы записаны все Священные Суры Откровений, посланных нашему Пророку. Как величавшую реликвию, Сподвижники Пророка (да будет доволен им Аллах) хранят его отдельные откровения-Суры, записанные писцами. А если бы, кто-нибудь смог бы собрать и записать их все вместе, то цена такой книги превысила бы все сокровища мира. Но тогда, такой свиток должна была бы храниться только у Преемника Пророка-Калифа.

— Значит, я все перепутал, уважаемый. Прости меня, за это.

— Хотя, может быть, твой отец записывал молитвы, каким-нибудь секретным письмом тайных воинов Ислама? Если он жил среди многобожцев, то ничего удивительного нет в том, что ему приходилось таиться. Береги эту вещь, брат. Даже если на ней написано, только одно имя Аллаха, это делает её ценнее жизни!

С этими словами Даррар передал Икаму пластину с портретом. Икам, обрадованный обретением вновь дорогой ему вещи, не задумываясь о том, как это выглядит со стороны, поцеловал её и раскрыв, показал портрет собеседнику. Тот и не подозревавший о наличии скрытого внутри изображения, с интересом, рассмотрел портрет и сказал:

— Трудно тебе будет найти эту женщину. Тот, в чьи руки она попала, хранит её, как истинное сокровище. Ты даже не сможешь увидеть её, не то, чтобы заговорить с ней. Поспрашивай старух-свах или старух сводниц. А лучше, пусти через них слух о больших деньгах, которые ты готов заплатить о сведения об этой женщине. Хотя не знаю, сможет ли это помочь тебе в этом деле. Но, воля отца священна. И, если на то, будет воля Аллаха, то ты сможешь её исполнить. То, что ты рассказал, похоже на сказку. Но, я в жизни встречал еще более удивительные вещи. А пока тебе придётся поехать с нами. Наш полководец Халид ибн аль-Валид, приказал всем воинам ислама, находящихся в Сирии, срочно прибыть к Димашку. Есть сведения, что Император Рума собрал снова свою нечестивую армию и готовится к новой войне с правоверными. Мой отряд, в составе передовых частей, ищет банды Ромеев и их союзников, которые могут помешать нашим воинам в их пути на Димашк. Если ты пойдешь с нами, то я обещаю тебе в каждом городке, который попадется нам на пути, мы будем искать твою женщину. Под Димашком, ты встретишься с Нашим Амиром Халидом ибн аль-Валидом, я расскажу ему о тебе, и он решит твою судьбу. Это великий человек. Он является племянником Аминат, матери нашего Пророка, мир ему и благословение Аллаха. Постарайся, понравиться ему. Он строг, но справедлив. И он любит хороших воинов. А у тебя будет возможность доказать, что твой отец не зря потратил время, обучая тебя воинскому делу. Сейчас мы осмотрим эту деревню, и если здесь никого нет кроме тебя, то пойдем дальше.

— Вчера вечером я прошел эту деревню до конца. С той стороны находится большой овраг, полный человеческих костей. Это — мертвая деревня или деревня Мертвых, как тебе больше нравится. Кажется, её жители погибли от какой-то болезни. Не нужно всему отряду заходить в неё. Пошли кого-нибудь одного, кому доверяешь и, кого не жалко. Когда он вернется, пусто едет отдельно от отряда и если вдруг заболеет, то пусть остается и вручит свою жизнь Аллаху. Быть может, Аллах засчитает ему его смерть, как смерть шахида.

— А, как же ты?

— Я уже был в таких деревнях, где трупы лежали на дороге и некому было их хоронить. Аллах дал мне дар не болеть. Хотя, ты прав. От меня болезнь может передаться и твоим воинам, но ты не можешь винить меня в том, что я нахожусь среди вас. Вы сами нашли меня.

Как Вы уже могли догадаться, мой читатель, Икам рассчитывал больше на чудодейственную силу прививок, которыми доктора, напичкали его перед тем, как послать в путешествие. Но эти скучные подробности он решил опустить, чтобы не смущать неподготовленных слушателей.

— Ты даешь слово, что не видел никого в деревне?

— Я сказал то, что сказал. Если не веришь мне — проверь. Но, если мы принесем воинам под Димашк, какую-нибудь заразу из этой деревни, то не говори потом, что я тебя не предупреждал.

— Не обижайся, брат. Конечно же, я верю тебе. Пока ты не найдешь себе коня, с тобой будет делить своего верблюда Анвар Йемени.

Молодой воин, услышав своё имя, приветливо улыбнулся Икаму и кивком головы позвал его за собой. Даррар, повысив голос, чтобы его слова были слышны всем, произнес

— Всем по местам! Выступаем немедленно.

Услышав команду, все воины сноровисто бросились к своим коням и верблюдам. Было заметно, что их вождю не приходится, повторять свои слова дважды.

* * *

В отряде на дюжину воинов приходилось десяток лошадей, десяток одногорбых верблюдов и несколько мулов. Икаму впервые предстояло, испытать верблюда, как транспортное средство. У себя на родине, Икам видел, и то издалека, лишь двугорбых верблюдов, так называемых «Бактрианов». Одногорбых «Дромедаров» ему встречать не приходилось Его близкое знакомство с этими животными, ограничивалось прежде короткой встречей с ними на охоте, где один удачный выстрел из лука принес ему, в качестве приза, перстень, который, в свою очередь, чуть не стоил ему жизни. (См. книгу «Икам. Невыполненное задание»).

Увидев, как погонщики ловко вскарабкиваются на своих верблюдов, наш бесстрашный путешественник отказался от предложения своего нового знакомого Анвара, опустить верблюда на колени, для удобной посадки в седло. Первая попытка оказалась удачной, и Икам, под одобрительным взглядом своего напарника, взгромоздился в высокое седло, на горбу верблюда. Анвар, поднявшись на верблюда, с вежливой улыбкой, деликатно отодвинул нашего героя назад и оказался между шеей верблюда и своим пассажиром.

Даррар, придирчиво осмотрев свой отряд, взмахнув рукой, дал сигнал, и колонна, вытянувшись цепочкой, резво двинулась за ним.

Верблюды двигались широким шагом, значительно быстрее самого резвого пешехода. Икам получил возможность осмотреться и получше изучить отряд своих новых спутников. Непривычно высокая посадка и качка, уменьшали удовольствие от поездки на «корабле пустыни». Но, приходилось признать, что это было гораздо быстрее и, значит, лучше, чем идти пешком.

Наш герой смог рассмотреть седло, на котором ему предстояло совершить не один переход по дорогам этого мира. Верблюжье седло представляло собой две перевернутые буквы «Y», соединенные в своей раздвоенной части двумя параллельными досками, служащими опорой для ног. Ножки этих букв, повёрнутые вверх, являлись луками седла. Уложенное на попону, седло имело достаточно места и для двоих человек — погонщика н пассажира.

Построение колонны отряда позволяло попытаться понять его состав.

Основу отряда и его главную силу, явно составляли Даррар и еще два конных воина. Все трое были одеты в длинные полотняные рубахи и короткие штаны. На голове у них была намотаны неширокие полоски ткани, не дающие длинным волосам, закрывать глаза. У Даррара повязка была черного цвета, а у его соратников –желтого.

Короткие мечи висели на перевязях через плечо. За спиной разместились небольшие круглые щиты и колчаны со стрелами. Луки, со снятыми тетивами, висели в цилиндрических колчанах на поясе. Комплект дополнялся топориками, железными дубинками-булавами, кинжалами и копьями. Каждый из троих конников, вел за собой запасного оседланного коня, к седлу которого был приторочен кожаный мешок, по-видимому, с доспехами.

Вторую группу составляли четыре воина, движущихся на верблюдах. Их вооружение, было примерно таким же, как у ударного отряда, хотя и смотрелось явно попроще. За своими верблюдами воины вели оседланных лошадей, видимо, сохраняя им силы, на случай боя.

И третью группу составляли пять легко вооруженных воинов, сидящих на верблюдах. Вооружены они были луками в рост человека, копьями и короткими мечами на веревочных перевязях через плечо. За спиной и на поясах, у всех у них висели круглые щиты и колчаны со стрелами.

Кроме верблюда, на котором ехал Икам и его спутник, на других верблюдах сидели только по одному воину. Но, помимо седоков, на спинах верблюдов разместились вьюки с поклажей. Мулы, привязанные к верблюдам, тоже несли свою ношу.

Приходилось признать, что отряд, необременённый поклажей, легко двигался по дороге, приноравливаясь к широкому шагу дромедаров, со скоростью не менее десяти километров в час.

Икам причислил сопровождающего его воина к третьей группе легковооруженных воинов. У него не было никакого защитного вооружения. Видимо, он еще не успел разжиться хорошим оружием и доспехами. Их верблюд двигался во главе третьей группы, то ли возглавляя обоз, то ли находясь в центре конвоя.

Осмотревшись и ознакомившись с обстановкой, Икам, решил побеседовав со своим провожатым, чтобы пополнить свои знания о мире, в который он попал. Анвар оказался словоохотливым собеседником, охотно рассказывающем обо всем, что знал и видел в своей жизни.

Рассказчик охотно рассказал, что, только прибыв в армию, смог досыта есть и пить вволю. Он вспомнил, как вся семья собирала его в поход. Тут, словно вспомнив что-то, он предложил Икаму половину сухой лепешки и горсть сушеных фиников. Наш герой не стал привередничать и охотно начал подкрепляться, поглядывая свысока на окружающие пейзажи.

Из рассказов своего словоохотливого спутника, Икам узнал, что по словам его деда, в былые времена, все мужчины в деревнях всего побережья Острова, ходили с караванами на север. Купцы охотно нанимали их для охраны караванов и погонщиками. За полгода они успевали, дойти до городов на севере и вернуться домой с хорошими деньгами. Этого хватало, чтобы их родные, оставшиеся дома, не знали голода и бедности.

Но, потом персы захватили все южное побережье Острова Арабов (Анвар, так и сказал; «Острова Арабов», но наш пытливый исследователь переспрашивать поостерегся, хотя и отметил для себя, что нужно обязательно будет узнать, с каких это пор, арабы стали жить на островах или острове?)

Основавшись на побережье, персы приказали всем торговым караванам, выбирать дороги только через другой остров на востоке. Когда торговые пути пролегли по северу Острова, то жители его южного побережья были обречены на голод и прозябание. И выхода из этой черной полосы не было никакой. Купцы, давали людям деньги в долг, под проценты и богатели, а все остальные разорялись и нищали. Выросло целое поколение, которое не знало, как прокормить, свои семьи и которое, от отчаяния, было готово на всё.

Когда пронесся слух, что Император Рума, снова отвоевал северные земли и персы стали уходить из северных провинций, все рассчитывали, что может быть удастся повернуть жизнь к лучшему.

Поэтому, когда стало известно, что в оазисе Ясриб, северные арабские шейхи вербуют воинов для завоевания земель на севере, из городков с побережья потянулись стайки молодых парней, чувствующие себя чужими и лишними у себя дома.

В Ясрибе у прибывших не требовали отчета, кем они были дома, насара или яхуди. Чтобы вступить в воинский отряд и получить оружие, нужно было принести присягу Преемнику Пророка североарабского племени Курайши. Потом рекруты узнавали, что новобранцы, принявшие ислам, сразу начинали пользоваться дополнительными льготами, при разделе добычи. Так, им была положена доля из трофеев, взятых при захвате городов. Оружие, доспехи и все имущество, врагов убитых в бою, доставалось победителю, если он был мусульманином, и его командиру, если победу одержал воин из насара или яхуди. И главное — стало известно, что воины-мусульмане, павшие в бою с неверными, своею смертью искупали все свои грехи, и их души прямиком отправлялись в рай!

Но если, кто-то колебался менять веру, то и тогда их включали в состав воинских отрядов, как ахабишей (по-арабски «воинов за плату»),при принятии обычной клятвы верности своему военному вождю. В этом случае воины получали жалование и имели право на долю в добыче, которую определял их амир. Но, им предстояло ещё вернуть из захваченной добычи, своему нанимателю стоимость оружия и верблюда

Стоит ли удивляться, что многие рекруты, вступающие в армию, принимали ислам и подтверждали, свою готовность, беспрекословно выполнять Божью волю, переданную им через Приемника Пророка.

Для этого, глядя в глаза своему вождю, воин торжественно произносил клятву:

— Подтверждаю, что нету Бога, кроме Аллаха и, что Мухаммед — Пророк его!

Любой договор или сделка в арабском мире подтверждается хлопком раскрытых ладоней. Ладони касаются, договор-присяга заключены.

Анвар с гордостью рассказал, что он всего полгода, как прибыл в действующую армию, но уже служит мукатилом — «бойцом» в знаменитом отряде мубаризунов-поединщиков, самого мухаджира Даррара ибн аль-Азвара Курайши! Правда, пока только в составе пеших лучников, но он надеется уже скоро, вернуть своему командиру стоимость выданного ему оружия и верблюда. Вернув долг, он и сам сможет получать положенную ему долю добычи, разбогатеет и станет поединщиком. Знающие люди рассказывают, что доспехи поединщика перса или ромея стоят, как целая финиковая роща! И тогда он сможет вернуться домой, возьмет себе хорошую жену и его родители, забудут о голоде.

Икам поддерживал разговор, направляя его репликами в нужное русло, и отмечая для себя незнакомые слова, значение которых ему предстоит уточнить. Опыт подсказывал ему, что нельзя сразу задавать вопросы собеседнику напрямую, с просьбой объяснить значение слов. Так можно спросить о таких вещах, не знать которые может только явный чужак, а значит, явный или скрытый враг.

Но, всё-таки, наш герой не смог удержаться, чтобы не спросить, почему отряд в походе, не выделил никакого охранения?

В ответ он услыхал беспечную фразу о том, что их командир уже приказал всем быть готовыми к бою. Но, он не боится никого на свете, кроме Аллаха, и его враги всегда трусливо уходят с его пути, избегая встречи.

Пока Икам осмысливал эту свежую мысль, достойную стать новым вкладом в военное искусство той эпохи, отряд подошел к узкому мостику, перекинутому через неширокий, но достаточно глубокий овраг.

Тут наш герой легкомысленно вслух произнёс, что если в долине и есть враги, которые еще не знают о громкой славе их предводителя, то встречи с ними нужно ждать именно сейчас, когда отряд перейдёт через мост.

* * *

Словно в подтверждение этих слов, как только последний мул, замыкающий отряд сошел с досок моста на дорогу, справа от дороги из кустов, появились пешие лучники, которые начали осыпать отряд стрелами.

Встревоженно осматриваясь по сторонам, Икам вынужден был признать, что возникшая, естественная в этой ситуации, суматоха среди воинов отряда, не была панической.

Воины с оружием в руках, спрыгнув с верблюдов, быстро собрались вокруг Даррара и его двух спутников. Воины отряда, готовясь к бою, прикрывали собой и своими щитами своих вождей. Даррар и другие воины, соскочив с седел, стали торопливо доставать из походных мешков свою броню и надевать её на себя.

Трое молодых воинов, сноровисто собрали весь вьючный скот в тылу отряда и, держа его за уздечки, не дали животным разбегаться. По неуловимому приказу, верблюды неуклюже опустились на колени. Расположившись вкруг на теплой земле, они меланхолично продолжали жевать свою жвачку, презрительно поглядывая вокруг. Мулы и кони встревоженно перебирали ногами, но послушно стояли вокруг своих коноводов. Было похоже, что они не чувствуют опасности, в происходящем вокруг них. Можно было подумать, что противники рыцарски, стараются не причинять вред животным. Но, скорее всего, причина столь заботливого отношения к «братьям меньшим», таилась в том, что они составляли самую ценную часть предполагаемой добычи, и было просто глупо портить такой желанный приз.

С началом нападения, Икам был предоставлен самому себе. Но, зная неугомонный нрав нашего героя, наш проницательный читатель легко представит, что его нужно искать, в самом центре свалки. Забота о себе заставила его накинуть на голову капюшон и затянуть потуже его шнурки. Толстая ткань из кевлара, не могла защитить от сильных дробящих ударов, но она, по прочности превосходила стальную кольчугу. Наш путешественник в этом путешествии не планировал принимать участие в серьёзных битвах, с применением всех видов холодного оружия, и потому чувствовал себя одетым немного «не по погоде». Сейчас же ему приходилось рассчитывать только на свою подвижность и, просто, везение.

Как вы уже догадались, наш неугомонный герой, прихватив свой арсенал, уверенно направился к отряду, изготовившемуся к обороне. Как раз в это время, строй отряда атаковали пять рыцарей, на всем скаку, вылетевшими на дорогу. Возможно, это название не совсем правильно применять к той эпохе, но было наиболее подходящим, по существу. Именно так представлял себе рыцарей, «в хорошем смысле этого слова», наш герой.

На нападающих были надеты длинные кольчуги, дополненные пластинчатыми блестящими нагрудниками. Броней были защищены руки и ноги. На голове у них были глухие шлемы с широкими прорезями для глаз с кольчужным воротником и украшением из перьев. Прикрывшись небольшими щитами, откинутыми на локти левых рук, рыцари, держа свои длинные копья двумя руками и выставив их вперед, на всем скаку, атаковали отряд Даррара, рассчитывая опрокинуть, застигнутую врасплох пехоту. Еще большее сходство со своими средневековыми собратьями им придавали их кони. На голове у коней были металлические наголовники, а шея и передняя часть туловища до коленей, были закрыты попонами из плотной, стеганной ткани. По своему внешнему виду и тактике действий, противники вполне могли называться рыцарями.

Увидев атакующих рыцарей, воины убрали луки и прикрывшись щитами и, выставив вперед копья, приготовились принять бой. Даррар успевший надеть кольчугу, не садясь на коня, тоже занял место в первом ряду пехотного строя. Группа из девяти пехотинцев, сдвинув щиты, осыпаемая стрелами пеших лучников противника, приготовилась отразить атаку пяти рыцарей, идущих на них сомкнутым строем.

Икам, оценив обстановку, решил поставить всё на карту и враз решить многие свои проблемы, оказав помощь этим «псевдомусульманам».

С громким криком «Аллах Акбар!» обогнув строй отряда слева, он выбежал вперед, навстречу конному строю.

Появление одинокого пешего воина, бегущего навстречу своей смерти, не замедлило размеренный бег тяжелой кавалерии. Медленно и неумолимо она, с топотом, двигалась вперед, неся смерть на остриях своих копий.

Считая, что начальник рыцарского отряда занимает середину строя, Икам не останавливаясь, метнул в него свой топор. Дальше для нашего героя все происходило, как в замедленном кино. Икаму было знакомо это пьянящее чувство всемогущества и боевого азарта. Но, для всех остальных зрителей, все происходящее слилось в, какой-то невообразимый, водоворот.

Вращающийся топор с глухим стуком ударил в переносицу среднего всадника. От сильного удара голова его неестественно откинулась назад, увлекая за собой тело, откинувшееся навзничь, сначала на конский круп, а затем рухнувшее на землю.

Одним броском Икам оказался в середине строя и, оттолкнувшись тупым концом копья от земли, прыжком взлетел в опустевшее седло и перехватил своё копье поперёк седла. Оказавшись между двух, изумленных происходящим, рыцарей, он сначала, ткнул правого в глаз тупым концом копья, а затем возвратным движением резко ударил наконечником копья в широкую прорезь шлема, того, который скакал слева.

Оставив копье в теле врага, Икам перехватил копьё, выпавшее из рук рыцаря, и резко натянул поводья. Конь послушно остановился. Пропустив бегущего без всадника, коня, он, с места отправил своего коня вдогон крайнему слева всаднику. Тот обернувшись, с ужасом увидел, что справа сзади, с копьем наперевес, его догоняет воин, в мгновенье ока, выбивший из седла троих его товарищей. Для всадника с копьем в правой руке, справа сзади находится самое уязвимое место, неприкрытое, ни щитом, ни копьем. Не желая искушать судьбу, рыцарь, бросил копье и щит наземь и, подняв правую руку вверх, остановил своего коня, с криком «Сдаюсь!»

Икам, остановив своего коня, рядом с пленённым рыцарем, направив остриё копья вверх, поднял копье и громко закричал «Аллах Акбар!»

Его клич был подхвачен дюжиной глоток восхищенных соратников.

Согласитесь, что все произошедшее, может оправдать необоснованное самолюбование нашего героя, забывшего, что военная фортуна изменчива и непостоянна. Пока Икам купался в лучах мимолётной славы, на глазах у восхищенных поклонников, уцелевший рыцарь, резко развернул своего коня и ускакал, увлекая с собой, всех коней, потерявших своих седоков. По его сигналу, лучники прекратили обстрел отряда и вскочив, на подведённых к ним коноводами коней, ускакали, скрывшись за поворотом дороги.

Хотя потеря двух боевых коней, по праву бывших его добычей, и обескуражила нашего друга, но оценив ситуацию, он должен был признаться, что день начался для него очень удачно. Чтобы, иметь возможность прийти в себя от горячки боя и обдумать, как себя вести дальше, Икам, предусмотрительно привязав повод коня к поясу, приказал пленнику спешится и стоять, ожидая своей судьбы. Потом он, повернувшись лицом на юг замер, восстанавливая дыхание и приводя свои мысли в порядок. При этом он вполголоса неразборчиво повторял слова молитвы, изображая религиозное погружение в себя.

Когда он посчитал, что уже готов действовать дальше, он с изумлением увидел, что все воины отряда стоя, присоединились к его молитве. При этом, один из воинов, которому стрела пробила горло, стоит поддерживаемый двумя товарищами, и непослушными губами, пытается повторить его слова. Затем, с блаженной улыбкой на лице, раненный воин обмяк и осел на землю. Его широко открытые глаза продолжали смотреть перед собой.

Сложная, быстро меняющаяся обстановка, не должна отвлекать настоящего воина от выполнения своих обязанностей. Поэтому, Икам сразу озадачился сбором своего оружия и сохранением своих трофеев. Не зная, какие правила раздела добычи приняты в этом отряде, он решил использовать добытые в бою ценности с максимальной пользой.

Первым делом он направился к поверженному врагу за своим топором. Поднимая топор, он убедился, что удар для его соперника оказался смертельным. Чтобы приобрести себе союзника среди воинов отряда, он, найдя взглядом восхищенно улыбающегося Анвара, попросил его помочь, собрать оружие и доспехи.

— Анвар брат, ты делил со мной свой хлеб. Помоги мне собрать все оружие и доспехи. Можешь взять себе любую броню и оружие, которое посчитаешь нужным.

Убедившись, что его обрадованный, новый товарищ приступил к сбору трофеев, Икам направился к Даррару.

— Икам! Видно, что твой отец не зря, потратил время на твоё обучение! Если бы я не видел всё это своими глазами, то никогда не поверил, что один пеший воин, может победить отряд из пяти конников!

— Разве можно сомневаться в том, что один воин ислама может победить отряд конных безбожников? На все воля Аллаха, брат. Что ты думаешь, делать дальше?

— Я думаю, что нам нужно побыстрее возвращаться к своему отряду-муджаррада, выславшего нашу талия в эту долину.

Краем глаза отметив, что Анвар еще не закончил торочить добычу на коня, Икам, чтобы протянуть время, предложил

— Извини, брат, если я вмешиваюсь не в своё дело, но, мне кажется, что сначала, нужно узнать у пленных, что это за отряд, как он здесь оказался и куда направился. И еще, наш долг или похоронить шахида, или погрузить его тело, для предания его земле на следующем привале.

Было видно, что мысли об этих мелочах, еще не приходили в голову командиру талии. «Талия» — для себя, наш герой перевел, как «разведка». Отряд — муджаррада, должен был означать что-то вроде «Боевой группы». Как бывший военный, наш герой предпочитал привычные ему военные термины, но, чтобы не запутать читателя, мы будем применять и их, и местные названия.

Даррар вопросительно посмотрел на своих спутников в желтых повязках. Было видно, что их раздражает, стремление новичка поучать заслуженных воинов. Но, и отмахнуться от этих, в общем-то, дельных и простых предложений было неловко.

Даррар приказал привести к нему пленного. Тут стало понятно, что пленных оказалось двое. Вторым оказался рыцарь, оглоушенный падением с коня и потерявший глаз от удара древком копья Икама. Оба они, уже без доспехов и оружия в одном белье, предстали перед Дарраром.

Первым делом, оба подтвердили, что готовы заплатить за свою свободу выкуп. Узнав, что их жизням, после сказанного, больше ничего не угрожает, они охотно сообщили, что они входят в отряд численностью в сотню конных лучников, который стал лагерем у входа в долину. Их группа — дозор, силой в два десятка всадников, должна была осмотреть долину на предмет наличия в ней мусульман. Трактирщик соседней деревни рассказал им, что он отправил талию мусульман в деревню, вымершую от «чёрной болезни» и персидской резни, произошедшей лет десять назад. Вождь их отряда, Гасанид, решил встретить и уничтожить мусульманский отряд у моста через Вади. (Как понял Икам, так здесь назывались овраги). Чтобы добыть себе славы, он решил лично возглавить атаку на отряд мусульман, чтобы убить его предводителя.

На вопрос что, по их мнению, сейчас делает, сбежавший командир их разведывательного отряда, пленные охотно показали, что сейчас он, скорее всего, пошлёт гонца с вестью о вражеской разведке в главный отряд и будет скрытно сопровождать их караван, пока сюда не подойдет подмога, чтобы уничтожить всех мусульман.

Озадаченный услышанным Даррар приказал, собрать всех воинов отряда на совет. Пока воины собирались вокруг своего вождя, тот подтвердил Икаму, что все оружие и кони, взятые в бою, по закону войны, принадлежат ему. Пленные тоже являются его добычей, но они владеют важными сведениями, и их, перед тем, как убить, продать в рабство или отпустить на свободу за выкуп, нужно обязательно предъявить для допроса Халиду ибн аль Валиду.

Уловив в этих словах, невысказанное желание своего собеседника, Икам, не раздумывая, предложил тому, принять пленных в подарок, в честь их знакомства, как знак их дружбы, и поступать с ними по своему усмотрению. Обрадованный такой щедростью, Даррар сдержано поблагодарил Икама.

Когда пленных увели, и отряд собрался в круг для Совета, один из воинов с желтой повязкой на голове, по знаку предводителя отряда, сообщил всем о том, что ему стало известно со слов пленного. Было видно, что воины стали встревоженно переглядываться в ожидании решения своего вождя.

Свои слова воин закончил словами

— Пусть каждый выскажет свои мысли, чтобы мы могли вместе принять решение. Первым пусть говорит Икам-мавляна.

Икам стоявший в кругу рядом с Анваром, понял, что ему предоставляют слово первому, чтобы подчеркнуть его самую невысокую значимость, в рейтинге бойцов отряда. Это испортило ему настроение, поэтому, тщательно подбирая слова он хмуро произнёс

— Враг считает себя сильнее, но, не настолько, чтобы уничтожить нас сразу. Думаю, нам нужно двинуться в глубь долины, словно мы не догадываемся о их присутствии здесь. Необходимо, разослать во все стороны дозоры и узнать, где их отряд расположится на ночь. Ночью мы должны напасть на их лагерь и угнать у них всех лошадей. Тогда они не смогут сообщить своим, где мы находимся. Ночью, не дожидаясь рассвета, нам предстоит двинуться к выходу из долины и, в укромном месте, дождаться, когда в проход войдет отряд, высланный на подмогу. Пропустив его, вырваться из долины или уйти из долины другой дорогой, о которой можно узнать у местных жителей. Не может быть, чтобы из долины не было других дорог. Нужно только, хорошо порасспрашивать тех, кто здесь живёт

Слова Икама породили бурную дискуссию среди воинов отряда. Но, споры шли по поводу незначительных деталей плана, предложенного им Совету. Ключевые слова — «напасть ночью и угнать лошадей» были с восторгом восприняты всеми.

Как наш герой понял из разговоров, в отряде были воины из двух групп. Меньшая принадлежала к северной группе племен и, в прошлом, эти воины были кочевниками-бедуинами (бадауин — люди бадии, пустыни). Вторая, более многочисленная принадлежала к жителям Йемена (букв, «страна, лежащая справа»), или Южной Аравии. Её южный берег называли Хадрамаутом, а его жителей называли «хадара». Во всех этих подробностях, Икам разобрался позже, но, чтобы нашему читателю было понятно, о чём идет речь, мы сразу раскрываем выводы, к которым наш герой пришел позже, в ходе длительных размышлений. Эта особенность комплектования отрядов была характерна для всей арабской армии, кроме её элитных подразделений, о которых мы расскажем позже.

Так вот, воины-северяне были в восторге от возможности прославиться, совершив лихой ночной набег и угнать лошадей, а южане рассчитывали, наконец, завладеть таким ценным трофеем, как кони.

Как бы то ни было, план нашего героя был одобрен и принят в ходе Совета всеми его участниками. Опираясь на решение совета, Даррар, отдал распоряжения и караван стал готовиться к движению. Покосившись на Икама, Даррар приказал похоронить убитого воина. Без особых церемоний, его погребли в неглубокой яме у дороги. Последние почести проявились только в том, что его, по настоянию Икама, положили на правый бок и нашему герою позволили прочитать над могилой короткую молитву. Никакого холмика или отметки над могилой не было. Воин был из северян. А жители пустыни, как оказалось, хоронят своих усопших в песке и никогда больше не посещают их могилы.

После совершения этих формальностей, караван тронулся по дороге. Икам продолжил свой путь, поочередно меняя своих коней, (причём, один из них, как оказалось, был кобылой). Караван сделал один привал в полдень на берегу ручья, где воины напоили всех своих четвероногих, включая верблюдов, чем очень удивили Икама, который искренне считал, что верблюды пьют воду только раз в неделю. Только тут наш герой заметил, что из отряда исчезли трое всадников. Анвар, на правах старого знакомого, отчитался ему о выполнении поручений. Узнав, что Икам не претендует ни на один комплект вооружения, Анвар подобрал себе оружие и броню. Три остальных комплекта он аккуратно уложил в мешки и приторочил их на своего верблюда. Пользуясь случаем, он спросил, не хочет ли Икам набрать себе свой отряд? Тогда он, охотно, стал бы у него первым рекрутом. Икам обещал подумать об этом и согласовать этот вопрос с Дарраром. После этого, он занялся модернизацией приобретенных седел. Не обращая внимание на советы Анвара, Икам соорудил из веревки примитивные стремена и усилил крепление седла передними и задними подпругами, и дополнительными петлями. Оставшись очень довольным проделанными усовершенствованиями конской упряжи, он направился было к Даррару, но тут раздался сигнал окончания привала, и караван снова запылил по дороге.

* * *

Ощутив под собой коня и удобно усевшись в седле, Икам непроизвольно погрузился в воспоминания, как впервые, он вместе с Ириной, приехали к ней на родину, знакомиться с её родителями. Родители встретили их хорошо, но родня приняла Икама настороженно. В казачьей станице чужаков не привечали.

После положенного застолья, омраченного отказом Икама идти наутро в церковь венчаться, молодым постелили в разных комнатах. Утром брат Ирины, вроде бы, как в шутку, предложил новому родственнику прокатиться на коне. Крупный, черный конь тревожно косил взглядом и переступал копытами. Икам решительно с места вспрыгнул в седло, но, тут конь встал на дыбы и сбросил своего седока. Не ожидавший такого поворота событий, наш герой упал на спину, задохнувшись от удара. На расспросы Ирины, бросившейся к нему, он, стараясь казаться спокойным, стал успокаивать её, сгорая от стыда, за свою неловкость. Её младший брат, захлёбываясь от восторга, стал рассказывать всем присутствующим родственникам, что это он, для смеха, подложил под седло колючку.

Отдышавшись, Икам поблагодарил родителей за теплый приём и приказал Ирине собираться. Взглянув в окаменевшее лицо своего мужа Ирина, вздохнув, молча пошла укладывать вещи. Не обращая внимания на уговоры родни, они, тем же днём, уехали в Москву.

Но, перед отъездом, когда хмельной шурин с бутылкой водки подошел к ним помириться, Икам молча взял из его рук бутылку и сдавил её в кулаке так, что стеклянные брызги брызнули в разные стороны.

В Москве он вскоре пошел на ипподром и, арендовав сразу трех коней, целыми днями пропадал на тренировках, меняя коней, по несколько раз за день. Освоившись с конкуром и преодолением препятствий, он попросил тренера, научить его джигитовке.

Тот отправил его в группу конной акробатики каскадеров. Сломив сопротивление инструктора и руководителя группы, не желающего тратить время на «скучающего буржуя», он своей одержимостью и, главное, блестящими результатами, быстро добился его уважения, а затем и дружбы. Так он приобрёл себе и официальную профессию — каскадер. Работа устраивала его тем, что давала ему много свободного времени, заставляла его поддерживать себя в форме и позволяла общаться с интересными людьми. Его новые друзья и коллеги охотно делились с ним секретами фехтования и конных трюков. Его военная подготовка, позволила ему легко освоить самые зрелищные трюки с оружием. Ирина не препятствовала его экстремальному хобби. Выезжая с ним в командировки для сьёмок, она, как ребенок радовалась возможности видеть вблизи Звёзд кино и известных артистов. А ночами она, с продуманной непосредственностью, бесстыдно рассказывала ему о всех комплиментах и заманчивых предложениях, которые делали ей «звездные ловеласы». Икам лишь посмеивался и давал себе слово, не давать выход своей ревности, которую провоцировала его подруга. После таких разговоров, неизменно следовало примирение, и наш герой влюблялся всё сильнее и сильнее.

Икам успокоился только тогда, когда на очередном празднике в казачьей станице, взял первый приз по конной акробатике, именуемой у казаков джигитовкой. Свою месть он выразил тем, что уверенно побеждал казаков, выступая в красной шелковой рубашке и огромном белом туркменском тельпеке. Главный судья, вручая ему первый приз, покосившись на его штаны без лампасов, находчиво добавил, что победителем является муж их землячки, «истинной казачки, спортсменки и просто красавицы». А когда присутствующие наградили его аплодисментами, Икам подъехал к воротам и зажав коня между ног, оторвал его от земли, подтянувшись на перекладине над воротами, повторив подвиг Портоса, образ которого Дюма-отец списал со своего отца, бывшего в молодости реальным силачом.

Икам и сейчас улыбался, вспоминая гордую улыбку своей любимой. Но, затем на него набежала грусть

— Где ты, моя принцесса?

Тут его воспоминания были прерваны, потому, что поступила команда готовиться к ночёвке. В этот раз место привала было выбрано посреди большого убранного поля, неподалёку от деревни. Их лагерь был виден издалека, но зато и подобраться к нему незаметно было невозможно. Отряд стал готовиться к ночному привалу.

Глава третья

Стреножив животных, их пустили пастись вблизи стоянки, не расседлывая. Собственно, никакого лагеря не было. Воины не возили с собой шатров. Для приготовления пищи огонь разводили в яме. Вековой опыт кочевников, позволял подбирать для топлива ветки, почти не дающие дыма. Для ночного отдыха воины просто ложились на землю, завернувшись в широкие плащи. Благо, что теплый климат этому не препятствовал.

Даррар и его соратники отдыхали, ожидая возвращения высланных разведчиков. Перед заходом солнца все трое конников прибыли в лагерь. Было видно, что их распирает от гордости за выполненное поручение, когда они докладывали своим товарищам, собравшимся в круг, о том, что их враги расположились лагерем неподалеку, за широким оврагом, через который они нашли удобный переход.

Икам, попытался было, спросить у разведчиков, почему они уверены, что ночью, противник не сменит место расположения? И почему они не оставили никого для наблюдения за лагерем врага? Не скрывая раздражения, воин из близкого окружения Даррара, одернул его и попросил не выдумывать сложности. Гассаниды, которыми являются их враги, давно известны им и, как с ними воевать, они знают лучше его, чужака, появившегося здесь, без году неделя. Нашему герою показалось, что дело просто было в том, что каждый из разведчиков, хотел лично, доложить о выполнении задания своему вождю и получить свою долю славы, и это находило понимание и одобрение у всех присутствующих. А, как это отразится на общем деле, им было неважно. На все воля Аллаха! Даррар, примиряюще спросил Икама, где он хотел бы находиться при нападении на стоянку врагов?

Наш герой, мысленно ругая себя за неугомонность, в конце концов, ведь это — не его война, сказал, что большую пользу смог бы принести, войдя в состав группы, которая нападет на табунщиков, охраняющих лошадей. На своем коне, он сможет приблизиться к ним, не поднимая тревоги. Кони табуна признают его коня и не будут проявлять беспокойства А после того, как пастухи будут нейтрализованы, должна будет подойти вторая группа, чтобы снять путы с коней и отогнать табун подальше. Поблагодарив за совет, Даррар, распределил обязанности между воинами по-своему. Было видно, что подобные дела были для его воинов не в диковинку.

Несмотря на скепсис нашего героя, ночная операция прошла удачно. Разведчики, уверенно ориентируясь в темноте, по одним им известным приметам, провели конный отряд к лагерю Гасанидов. Икам и еще один воин на его втором коне, припав к шее коней, спокойно подошли к табуну, который пасся в высокой траве. Признав своих, кони в табуне не проявляли беспокойства и приветственно фыркали в темноте. Обманутые их поведением, дежурные коноводы без опаски приблизились к нападавшим, чтобы стреножить беглянок, ослабить подпруги, вынуть у них удила, и дать им спокойно пастись. Не ожидая нападения, они не смогли подать сигнала тревоги. А когда из темноты неслышно показались тени воинов отряда, тревогу поднимать уже было некому. Икам, бездумно перехватил поводья коня, потерявшего всадника и привязал их к луке седла. И, как оказалось очень удачно, потому что именно этот конь и составил его скромную добычу в этом бою. Всех остальных коней, собранных в табун, воины Даррара погнали в условленное место, где их уже поджидал остальной караван. Не тратя время даром, отряд, со всей возможной скоростью, к огромному неудовольствию верблюжьей части каравана, двинулся к выходу из долины. Утро отряд встретил, спустившись на дно глубокого оврага-вади. Там нашлись и вода, и достаточно корма для животных.

Здесь же был произведен раздел добычи. Конь, приведенный нашим знакомым конокрадом на поводу, был оставлен ему, как добытый в бою. Всех остальных коней, поделили между остальными воинами отряда. Икам, не являющийся членом талии-группы, не имел прав на общую добычу.

Семнадцать лошадей, составивших трофейный табун, были разделены по справедливости между всеми воинами отряда. Даррар и два поединщика-мубаризуна с желтыми повязками, получили по три коня каждый, а всем остальным воинам, включая тех, кто оставался в лагере и охранял караван, досталось по коню. Воины радостно оценивали свою добычу.

Мнения нашего героя никто не спросил, а он благоразумно воздержался от его высказывания. В конце концов, как уже отмечалось, это была не его война.

В этих приятных хлопотах, пролетело утро. Все, пользуясь свободной минутой, позволили себе роскошный завтрак, состоящий из сухих лепешек и фиников. Благо, что свежей воды было вдоволь.

Анвар, восторженно хлопотал вокруг, доставшегося ему, плюгавенькой лошаденки. Теперь он, как кавалерист, сможет получать тройную долю добычи. Икам, усмехнувшись, вынужден был признать, что его доля добычи за два дня, оказалась не меньше доли самого Даррара. И он, для себя решил, что если ему, вдруг придется задержаться в этом мире, то, он обязательно соберет себе свой отряд головорезов, который будет подчиняться только ему.

* * *

За завтраком, которым с ним поделился Анвар, тот рассказал нашему герою, что их отряд сейчас преследуют Гассаниды, воины арабского племени Бану Гассан («дети Гассана»). Шейх их племени Джабала ибн-ал-Айхам издавна служит Императору Рума, и его воины всегда были воинами Императора. Люди этого племени являются «насара», то есть христианами-многобожниками. Они верят в «Троицу». Как говорят знающие люди, Троица — это, их Бог, его пророк Иса и мать пророка Марьям. В бою эти воины несут «Райя» племени Бану Гассан — прямоугольное трехполосное красно-желто-красное полотнище с белой каймой.

Если «райя» Икам для себя перевел, как боевое знамя, но услышав о «Троице», пророке Иса (Иисус Христос?) и его матери Марьям («Дева Мария, богородица»? ) он встревожился и его мысли приняли другое направление. Наш герой задумался о том, в какой это мир он попал? И где он сейчас находится? И какой сейчас год?

«Остров арабов», арабы-христиане «насара» и арабы-иудеи, (их здесь называют «яхуди») Мусульмане, не бреющие головы, не умеющие читать по-арабски и никогда не видавшие Корана. Разве такое возможно было на его родной планете? А что, если он, вопреки утверждениям яйцеголовых профессоров, был отправлен ими в какую-то параллельную реальность, где время течет по-другому, и история пошла другим путём? Чем больше он задумывался об этом, тем больше странностей он замечал вокруг себя. Например, почему весь окружающий его мир говорит на одном языке? Почему различий в говоре жителей местных деревень и пленных арабов-гассанидов не больше, чем разницы в говоре северных и южных арабов? А если это другой мир, то, зачем его сюда прислали?

В прошлый раз, его уверили, что пошлют на планету-двойник Земли, а отправили в прошлое его родной планеты. Где гарантия, что в этот раз, не произошло всё с точностью до наоборот: сказали, что пошлют на Землю, а отправили в параллельный мир? А если так, то зачем и почему? И как ему себя вести и что сделать, чтобы иметь возможность, лично услышать ответы на эти вопросы? И где ему теперь, следует искать свою Ирину?

* * *

Всё-таки, воины отряда неплохо делали своё дело. После полудня в лагере появился местный житель на ослике. После короткого разговора с Дарраром, он взялся вывести разведчиков из долины, минуя дорогу, которую контролировал отряд Гассанидов. Караван быстро собрался и по дну оврага-вади отправился в путь. Переваливая через гребень холмов, окружающих долину, они заметили большой отряд конницы, пылившей по дороге в сторону дальней части негостеприимной долины.

Икам отметил, что даже, получив коней, воины предпочитали передвигаться на верблюдах, ведя коней на поводу. Было заметно, что караван выбирает тропы, свободные от каменных осыпей, одинаково опасных и для ног верблюдов, и для неподкованных копыт лошадей. Считая себя опытным кавалеристом, Икам очень удивился, узнав, что подковывать коней в этом мире не принято. Просто всадники избегали дорог, мощенных камнем и каменистых участков, разбивающие копыта их лошадей.

Расплатившись с проводником, Даррар уверенно повел отряд на юго-запад. Путь проходил по осенней саванне, и вскоре они присоединились к другому отряду, численностью около сотни всадников, тоже двигающихся на конях и верблюдах. После недолгих приветствий, воины, не останавливаясь, продолжили движение в составе каравана, не меняя своего походного строя. Было видно, что караван состоял из небольших отрядов, ведомых своими командирами. Каждый отряд имел свой значок, в движении сохранял свой строй и не допускал в него посторонних воинов.

Икам внимательно запоминал дорогу и изучал окружающую местность. Бросалось в глаза, что их путь пролегал по пустынной, точнее опустевшей местности. Главными ориентирами для запоминания, становились развалины отдельных домов и целых деревень, или точнее небольших городков. Иногда встречались почти нетронутые каменные храмы с колоннами в античном стиле. Иногда, вдали виднелись каменные арки в окружении высоких колонн, стоящих рядами, вдоль несуществующих дорог. Возле таких свидетелей былого процветания этих мест, как правило, ютились группы домов, крытых камышом. При виде проходящих арабских отрядов. их обитатели с поклонами выходили к дороге, всем своим видом демонстрируя свою лояльность. Их женщины предусмотрительно укрывались в приземистых хижинах. На всем была явная печать запустения

О том, что эти края обезлюдели уже давно, говорило большое количество непуганых диких животных, безбоязненно пасшихся на полупустынных равнинах.

Талия-отряд Даррара, делая остановки, только для того, чтобы покормить и напоить вьючных животных, быстро двигалась по направлению к Димашку.

Через несколько дней наш герой, вместе со своими спутниками, прибыл к стенам этого осаждённого города.

* * *

Как стало известно от Даррара, Димашк уже несколько месяцев находился в осаде. Его шесть ворот были осаждены пятью отрядами мусульман, присланных сюда Преемником Пророка Абу Бакром. Отряд Даррара находился у Восточных ворот города.

Разместившись на месте стоянки отряда разведчиков, Икам сразу занялся изучением окружающей обстановки.

Нашего героя не покидало чувство, что он уже когда-то, был здесь или в очень похожем месте. В конце концов, он пришел к выводу, что у этого города вполне может оказаться на Земле город-двойник, и там он называется Дамаск. Сходство действительно было огромным. Такие же пещеры на склонах гор и река, протекающая в оазисе. Только этот Димашк окружали каменные стены, сложенные из прямоугольных блоков, и вокруг них не кипела торговая жизнь. Немногочисленные группы построек, разбросанные в прилегающей к городу местности, были заняты воинами арабских отрядов, сидевших в осаде.

Халид ибн Валид еще не прибыл к месту осады и Икам, в ожидании встречи с ним, на которой могла решиться его судьба, занялся благоустройством своего быта. Для создания минимально комфорта в таких условиях, ему необходимо было обозначить свой статус. Для этого ему нужен был, хоть небольшой, но самостоятельный отряд. Первым рекрутом, вошедшим в его состав, стал Анвар Йемени или, как он просил себя называть — Анвар Хадара. Даррар охотно разрешил этот переход, в обмен на обязательство Икама, выплатить в конце года, положенные Анвару по договору, как пехотинцу, тридцать дирхемов и при условии, что Анвар вернет Даррару, взятое у него для службы оружие.

Обрадованный Анвар, принес присягу нашему герою, как своему вождю. Взамен, возвращенного Даррару копья, топора и кинжала, он выбрал себе оружие из имеющегося у Икама арсенала. Теперь у него были свой верблюд, конь и комплект дорогого вооружения и брони, захваченных у Гассанидов и подаренных ему Икамом.

А у Икама появился преданный помощник, взваливший на себя заботу о его имуществе. По лагерю, слонялось много искателей приключений и охотников за удачей. Они прибывали толпами из Аравии в армию, мечтая о славе и богатстве. Здесь они искали себе командиров, готовых дать им оружие и принять их в ряды своих отрядов. Вступив в отряд, такие воины получали права на долю в будущей добыче. А пока они, за небольшую плату или за еду, обустраивали лагерь, присматривали за скотом и охраняли стоянки и имущество своих вождей. В предстоящих сражениях им было уготовлено место в первых рядах, где они гибли сотнями, в первых же боях. Забота о пропитании в арабской армии, традиционно, лежала на самих воинах, поэтому, питаясь, чем попало, эти бедолаги погибали от всевозможных болезней, распространённых в солдатских бивуаках. Выносить все эти невзгоды, им помогали привычка к суровым условиям жизни на родине, надежда на скорое обогащение и вера в то, что души воинов погибших на этой войне, прямиком направятся в рай.

Из всего этого человеческого материала, наш герой, подобрал себе четверых рекрутов — двух яхуди-арабов из южного Йемена и двух, недавно принявших ислам земляков Анвара. Для их экипировки он пожертвовал одним из комплектов брони, обменяв её на четыре лошадки, вполне пригодных для службы в кавалерии, и пять верблюдов. При этом, оставшихся денег хватило на легкие кожаные панцири для новобранцев. К тайному облегчению Анвара, Икам отказывал всем бедуинам северных племен, которые с высокомерным видом принцев, переодетых в лохмотья, приходили наниматься на службу. Они важно перечисляли свои родословные, берущие своё начало с времен Ноя. Они покровительственно обещали Икаму, научить его военному искусству ведения боев и сразу начинали давать ему советы и поучать, как ему нужно сделать, чтобы, когда-нибудь сравняться с ними, «подлинными сынами Ибрахима». Выслушав вежливый отказ, они, с презрительным возмущением, покидали стоянку неблагодарного «мавляна», которому они хотели оказать честь, позволив сражаться и умереть рядом с «арабскими витязями».

В результате Икам, принял к себе на службу, помимо Анвара, еще четырех наездников-фаризов и создал собственный малый курдус — подразделение легкой кавалерии. К двум имеющимся кольчугам он приобрел две легкие так называемые лорики — кожаных панциря с элементами кольчуги и пластинчатой брони.

Ему пришлось преодолеть непонятное пренебрежение к стременам, которые не использовались, не потому, что о них не знали, а потому, что видите ли, «истинным лыцарям пустыни», пользоваться ими было не пристало, типа «западло». Для преодоления этого вредного предубеждения, он, в показательном бою, поочерёдно повыбивал из седел все своё воинство. После нескольких уроков, молодые воины самозабвенно принялись учить «науку побеждать», мечтая стать настоящими поединщиками — мубаризунами. Они старательно учились стрелять из луков, не слезая с коней, колоть копьями и рубить мечами.

Даррар, убывая из лагеря для выполнения какого-то задания, взял с Икама обещание, не покидать границ лагеря до его возвращения. Поэтому Икам, чтобы скрасить томительные часы ожидания, все время проводил в муштре своих мукатилов (бойцов). Но, нашего героя не покидало ощущение, что за каждым его шагом, следят десятки внимательных и недоверчивых глаз.

Бурная деятельность Икама получала неоднозначную оценку у обитателей военного стана. От снисходительной усмешки, до живого интереса. Тем, кто хотел присоединиться к его занятиям, он категорически заявил, что не будет, тратить свое время на обучение посторонних. Если им угодно, то они могут смотреть за его занятиями издали и повторять все приёмы. А выслушивать ненужные советы, поданные под видом вопросов, он не желает.

Внешне Икам к этому времени сильно изменился. На его лице уже курчавилась бородка и волосы немного отрасли, начав слегка завиваться. Свой костюм он дополнил лишь сирвалом. Так здесь называли штаны для конной езды. Внешне они напоминали полотняные брюки-галифе, обрезанные чуть ниже колен.

Осада города проводилась воинами ислама по, одним им, известным правилам, ставящим в тупик нашего героя. Осмотревшись, он уже был готов предложить свой план захвата городских ворот, для взятия города. Воины Халида ибн Валида осаждали Восточные ворота или, как здесь говорили ворота «Бэб Шарки», расположенные, по слухам, в конце «Прямой улицы», пересекающей весь город.

Как поведал Икаму всезнающий Анвар, по приказу Командующего, у Ворот Фомы находятся позиции отряда Амр-ибн-ал-Аса, у Ворот Джаоии — отряда Абу-Убейда. Воины Шурахбиля блокируют так называемые Райские ворота, а бойцы Язида, одновременно отвечают за Малые ворота и Ворота Кайсан.

Все эти полководцы были присланы в эти края для войны с Ромеями самим Калифом Абу Бакром — первым из праведных халифов. Каждый из них получил в подчинение свой собственный отряд в несколько тысяч воинов. Но, суровая реальность заставила подчинить их всех самому удачливому из полководцев Калифа — Халиду ибн Валиду. Для этого его пришлось отозвать с границы с Персией, где он прославился своими победами. Совершив легендарный марш через пустыню, Халид собрал все силы вместе и осадил Димашк, не упуская из виду войска императора Ромеев, готовящихся к войне на севере. Но, при этом, Халид оставался лишь первым среди равных. Калиф назначил его Командующим и только авторитет Абу Бакра, держал полководцев в повиновении. Надо ли пояснять, что эти прославленные имена знаменитых полководцев и героев, были неизвестны нашему герою и ничего ему не говорили. Да и названия городских ворот были ему незнакомы. Дав себе слово, получше изучить географию этого мира и биографии его замечательных людей, Икам вживался в созданный им образ и готовился к разговору с Халидом ибн Валидом. Но пока, он лишь наблюдал, как воины, сидя у костров терпеливо ждут, когда же у защитников города окончится терпение и они уйдут со стен или откроют им ворота. Защитники, сомлевшие от солнца, лениво пускали стрелы и кидали камни со стен и с вершин башен в осаждающих, которые слишком близко подходили ко рву, пролегающему возле стен.

Но, это не мешало защитникам цитадели, периодически, открывать калитку ворот и опустив мост, выпускать из города купцов, для покупки награбленного добра, доставленного к стенам, удачливыми экспроприаторами от ислама. Все, что удавалось захватить им в набегах по прилегающей местности, кроме продовольствия, (за этим строго следили назначенные Халидом дозорные-контролёры), находило спрос на этих мини-экспресс-базарах. По бросовым ценам, горожане охотно скупали все, в обмен на серебро и серебряные монеты, в которых остро нуждались командиры всех рангов арабского воинства, для оплаты своим воинам и закупки для них продовольствия в прилегающих деревнях.

Такое неприкрытое братание с неприятелем, сначала привело нашего героя в изумление, а затем породило идею использовать такую ярмарку, для захвата ворот. Но, все, к кому он обращался с этим предложением, с негодованием отвергли этот недостойный способ ведения войны. Оказывается, ворота открывались и мост опускался под честное слово воинов, привезших товар для обмена. «А честь — дороже прибыли». И никто не пойдет на такой бесчестный поступок. Икаму оставалось только качать головой, видя такое непримиримое противостояние воюющих сторон.

* * *

Через некоторое время Икаму пришлось сменить свое место пребывания. Это изменение было вызвано решением Командующего осадой Халида, собрать всю арабскую кавалерию в один сводный отряд, создав мобильный резерв, для отражения нападения деблокирующей группы, которую могли прислать для помощи осажденным Румийские военачальники. Командовать этой конной армадой, из почти тысячи кавалеристов, было поручено Даррару ибн аль Азвару, любимцу и родственнику Халида ибн Валида. По приказу Командующего, сводный отряд кавалерии разместил свой лагерь у места, называемого арабами Траниат аль Укаба — «Орлиного прохода», там, где дорога из города Эмесы пересекает хребет ближайших гор.

Горная дорога, проложенная через горы в незапамятные времена и улучшенная ромеями, начиналась у побережья Средиземного Моря и перевалив через хребет, разделялась. Одна дорога вела к Димашку, вторая — к небольшому городку Эмесса. Дорога ведущая к Димашку, проходила через лес, растущий на склонах гор. Здесь в живописной местности, среди тенистых деревьев и высоких трав, с ручьями, текущими по склонам гор, и разместился лагерь кавалерии. Здесь кони были обеспечены кормом, и их хозяева-наездники, были избавлены от степных жарких ветров. Здесь и раскинул свои шатры стан Сводного отряда арабской кавалерии. В нём кавалеристы должны были ожидать возможного приближения солдат византийской деблокирующей армии. Для этих целей, силами присланных йеменских пехотинцев, срочно был восстановлен маленький форт к северу от города Барзах, расположенного в горном ущелье, вблизи перекрестка дорог на Эмессу и Димашк.

Все воины, имеющие боевых коней, считались «Фаризами», наездниками. Это давало им право на тройную долю добычи, по сравнению с пехотинцами. Причем воины, имеющие верблюдов, при разделе добычи, все равно, считались пехотинцами.

Все фаризы организационно были разделены по родоплеменному признаку, формируя несколько катибов (эскадронов). Более мелким подразделением мусульманской конницы был курдус. В ожидании грядущих славных дел, кавалеристы Даррара ибн аль Азвара, занялись тем, чем и положено заниматься малознакомым воинам, готовящимся плечом к плечу, сражаться с общим врагом. Сидя вкруг у костров, они рассказывали о своих славных предках и о невероятных подвигах, совершенных их потомками, во имя общего дела. Действовать в горах им не хотелось, но уважение к имени Халида, не позволяло им открыто проявлять свое недовольство его приказом. Не желая тратить силы на обуздание этого «золотого фонда армии», а, может быть, не чувствуя у себя для этого достаточно сил и авторитета, Даррар с небольшим отрядом, вскоре убыл на передовой рубеж, к строящемуся форту, оставив командовать отрядом вместо себя — Рафаха ибн Умаяра, одного из наших старых знакомых, с желтой повязкой на голове, знатного воина из Ясриба. Под его же присмотром, в лагере был оставлен и Икам, со своим отрядом новобранцев.

Рафах ибн Умаяр, к удивлению Икама, и огромному неудовольствию заслуженных рыцарей пустыни, с жаром приступил к обузданию конной толпы, доставшейся ему во временное подчинение. Наблюдая за этим увлекательным процессом, Икам увидел, что, хотя кавалерия, и являлась элитой арабской армии, но она, включая в себя различные родоплеменные группы, бережно сохранила имеющие у них особенности и недостатки, что и вся остальная армия Завоевания.

Поэтому, даже собранные вместе, конные арабы-фаризы, по-прежнему, оставались просто толпой воинов, сидящих на конях.

Помимо конных отрядов-катибов племенных вождей, в состав кавалерии входили и представители двух групп мусульман, о существовании которых в исламе на своей родной планете, наш герой даже не подозревал. Тем, кто еще помнит советское прошлое памятно, как старые большевики гордились своим партийным стажем. Члены партии большевиков, вступившие в партию до 17-го года, смотрели свысока, на тех, кто стал её членом после революции. А тех, кто числился среди соратников Ленина на II съезде РСДРП, вообще считали живыми легендами.

Осторожно расспрашивая окружающих, Икам узнал, что и среди арабов, принявших ислам, сложилась аналогичная ситуация.

Пятнадцать лет назад, в оазис Ясриб прибыла группа мусульман, отправившихся в изгнание из родного города Мекка, вместе со своим Пророком Мухаммадом (да будет над ним благословение Аллаха). Их было 87 человек со своими семьями. Позже они и составили самую заслуженную часть исламского общества под названием «мухаджиры», что означает «спутники». Вторую, по значимости и заслуженности, группу составили ансары — — «помощники», жители оазиса Ясриб из племен авс и хазрадж, принявшие Пророка и его соратников. Все пятнадцать лет, прошедших с тех пор, Мухаджиры и Ансары, в первых рядах сражались с врагами ислама, не жалея крови и самой жизни. Поэтому их число увеличивалось с каждым годом.

Семь лет тому, вожди родов племени Курайш приняли Ислам. С тех пор столица Аравии стала находиться в оазисе Ясриб. Сюда из Мекки переехали многие знатные люди, где и осели.

Но, Мухаджиры и Ансары никогда не смешивались между собой. Возможно, причина была в том, что племена авс и хазрадж относят себя к южным арабам, а Мекканцы — к северным. И так уж получалось, что все высшие должности в новом государстве стали занимать представители мекканской группы, даже если в прошлом, они числились среди врагов Пророка.

Личное знамя Пророка было черного цвета, поэтому арабы, причисляющие себя к Мухаджирам, стали носить на голове черные повязки, в отличие от Ансаров, которые носили повязки из ткани желтого цвета, потому, что ангел Джебраил, во главе неисчислимого небесного воинства, незримо ведущий их в бой, тоже носит тюрбан желтого цвета.

Все арабы, принявшие ислам не позже, чем четыре года назад, и теоретически, имевшие возможность вживую видеть Пророка — Посланника Аллаха (да будет им доволен Аллах), стали скромно называть себя Асхабами — «Сподвижниками Пророка».

Все, кто принял ислам позже смерти Мухаммада, могли только благоговеть перед этими людьми, удостоившимися счастья лицезреть живого Пророка (да будет над ним благословение Аллаха).

Внутри эти группы делились на подгруппы, которые, в свою очередь, делились еще на более мелкие. Общим у этих групп было только то, что каждая группа считала себя самой заслуженной, в деле становления ислама и то, что с годами, число членов этих групп становилось только большим.

Да простит меня читатель, за столь пространное отступление, но без знаний этих основ жизни мира, о котором мы рассказываем, происходящее будет или непонятным, или неправдоподобным.

Все эти невероятные сведения Икам почерпнул из разговоров со всеведущим Анваром. Было поразительно, сколько занимательных историй и рассказов, хранил в своей памяти каждый араб. Долгими вечерами у костров между шатрами, арабы рассказывали эти истории. Особым почетом пользовались те, кто мог изложить свои рассказы и истории в стихах. Острое слово в стихах, превращалось в смертельную эпиграмму для врага. Лирические стихи, переложенные на музыку, превращались в песни для любимой. И в этом искусстве у арабов не было равных на всех землях разумного Мира.

В силу различных обстоятельств, мухаджиры и ансары, а также их родственники, а позже, и потомки, составляли наиболее состоятельную часть исламского общества и как следствие, отправляясь на войну, составляли большинство конных воинов. Но, родоплеменные противоречия, наложенные на амбициозные претензии преимущества в заслугах перед Исламом, превращали этих воинов в заклятых друзей. Конники родовых отрядов, составляющие, как сказали бы сейчас, их командный или офицерский состав, в приказном порядке сведенные в конную армию и лишенные Халидом поддержки своих родичей-пехотинцев, очень настороженно относились к любому желанию, превратить их в рядовых кавалеристов. Этот сводный конный отряд обладал всеми достоинствами дворянской вольницы. Они прибыли на войну, как добровольцы и намеривались ими и оставаться впредь.

Икам, имеющий в своем отряде пять всадников, сначала вызывал интерес у рыцарей. Но узнав, что он «мавали» — мусульманин неарабского происхождения, не имеющий знатных родственников, они, сразу же, отдалялись от него, ограничиваясь, снисходительно-вежливым приветствием, при встрече. Благо, что размеры лагеря и распорядок свободной жизни в нем, позволяли избегать излишне — тесного общения.

Но, в результате, упорства его коменданта, неутомимого Рафаха ибн Умаяра, лагерь вскоре приобрел подобие военного стана и в нем было организовано охранение и не допускались беспорядки.

Но, как и можно было предвидеть, вскоре границы лагеря стали разрастаться. К родовым вождям прибыли их молодые родичи, воины, выполняющие роль оруженосцев и денщиков. У каждого знатного воина были свои слуги и рабы. У некоторых в шатрах находилось место даже женам и наложницам. Все это сборище нуждалось в продуктах питания и предметах роскоши. На границе лагеря маркитанты, (позвольте нам, их так называть) поставили палатки и создали походный торговый центр. Не смотря на запреты, все знали, что в лавках, над которыми на шестах были установлены красные влаги, продавалось вино. И продавцы не спрашивали у покупателей, об их религиозной ориентации. Просто бизнес, ничего личного. Здесь же ювелиры, в своих горнах были готовы исполнить любой заказ — переплавить серебро в слитки, или из слитков сделать браслет или цепь удобные для носки под одеждой. Но, для них пока работы было мало. Нужно было дождаться взятия города, когда воины получат свою долю добычи.

Зато кузнецы и оружейники трудились день и ночь. Они подгоняли и ремонтировали оружие и доспехи всех видов. У них же можно было приобрести надежное и недорогое оружие. Здесь Икам подобрал себе железную дубинку на длинной рукояти. Качество мечей не внушало ему доверие, поэтому он посчитал, что увесистый шестопер с металлической рукоятью длиной в метр, вполне заменит ему ненадежный кавалерийский меч.

Ежедневно, примерно половина конников выезжала из лагеря под самыми благовидными предлогами. Проведение разведки, поиски продовольствия, охота, — все это годилось для обоснования необходимости временного отсутствия в лагере. Превратить эту праздную толпу, снова в войско, могло только дело, сулящее добычу или угрожающее жизни. А пока сводный конный отряд Даррара терпеливо и деятельно готовился отразить попытку ромеев, помешать осаде Димешка.

Глава четвертая

Этим утром спокойное течение жизни в лагере было внезапно прервано, появлением молодого наездника в зелёном шарфе, скрывающем его лицо. Подлетев на полном скаку к шатру Рафаха ибн Умаяра на взмыленном коне, он, срывающимся высоким голосом, стал кричать, что ромеи, неожиданно напали на гарнизон сторожевого форта. Коварно захватив укрепления форта, они ранили Даррара и, может быть даже, захватили его в плен. Из слов воина было понятно, что все истинные рыцари Ислама, должны немедленно оставить все свои неотложные дела и ринуться на помощь Простодушному и Отважному Герою, который рискует жизнью, сражается с полчищами коварных Ромеев на стенах форта у Траниат аль Укаба.

Лагерь забурлил. Осознав, что спокойный период жизни закончился, славные рыцари бросились собирать свои отряды. Во все стороны поскакали гонцы с приказами, всем своим воинам, срочно вернуться в лагерь, где их терпеливо ждут великие дела.

Торговцы и мастера всех профессий, осознав, что сегодня торговли не будет, стали сноровисто сворачивать свои палатки, и отправляться подальше отсюда, где стало слишком шумно.

Икам, чья палатка находилась рядом с шатром Рафаха, оставив двух рекрутов для охраны верблюдов и своего нехитрого имущества, прибыл к шатру заместителя Даррара в сопровождении трёх вооруженных всадников. Здесь же стали собираться и остальные воины их эскадрона-катиба. Большинство из них были с черными повязками на голове, и привела их сюда племенная солидарность.

Рафах в желтой повязке на голове, лихорадочно думая над принятием решения, отдавал приказания командирам остальных эскадронов-катибов для сбора всего воинства.

Собравшиеся первыми Мухаджиры, громко проявляли свое недовольство, задержкой в получении приказа, отправиться на помощь своему земляку. Молодой воин, гарцуя на коне перед шатром, громко торопил Рафаха и призывал всех, скакать за ним на помощь своему вождю и соплеменнику.

Отправив, гонцов к Халиду ибн аль-Валиду, с докладом об обстановке, Рафах махнул рукой на молодого воина, своими криками мешающему ему отдавать распоряжения. Этот жест был воспринят собравшимися конниками, как разрешение идти на помощь гарнизону форта. Отряд, численностью, примерно, в полторы сотни бойцов, поскакал по горной дороге, ведущей к форту, закрывающему «Орлиный проход».

Не прошло и часа, как в лагере появился Халид ибн аль-Валид, в сопровождении большого отряда лучников на верблюдах.

Узнав о появлении в стане грозного Халида, предводители сводных эскадронов, поспешили к нему с докладом о готовности к бою. Стыдливо пряча глаза, они ждали приказов. Грозная репутация знаменитого военачальника, превращала самых буйных и своевольных вояк в дисциплинированных воинов, готовых, по одному его слову, умереть на поле боя. Выслушав доклады Рафаха и командиров эскадронов, Халид сразу взял командование на себя и стал расставлять отряды для предстоящего сражения.

Объяснив вполголоса предстоящую задачу Рафаху, и добившись утвердительного кивка, он отправил его, с двумя сотнями Ансаров, вслед за ушедшим отрядом по дороге к Орлиному проходу. Затем, ничем не выдавая своего волнения перед сложившейся обстановкой, Халид стал ставить задачи командирам отрядов, которые, получив задачу, сразу отправлялись её выполнять.

Если бы Икам смог увидеть, как дружно и дисциплинированно, отряды разъезжаются на указанные им позиции, ему пришлось бы изменить свое мнение о боевых возможностях арабской армии. Но наш герой, увлекаемый общей скачкой, двигался, бросая вызов, навстречу Ромейской армии и своей судьбе.

* * *

Чтобы сберечь силы коней для боя, отряд двигался рысью, за, не перестававшим торопить их, воином в зеленом капюшоне, закрывающем почти полностью его лицо. Во время движения по дороге, воины сплотились вокруг своих командиров и вождей. Анвар и два его соратника не отставая двигались за Икамом.

Поддавшись порыву и, оказавшись участником рискованного предприятия, наш герой обдумывал свою тактику в предстоящем бою. Единственно заслуживающего внимания результатом предстоящего боя, могло стать для него, только спасение от опасности Даррара или освобождение его из плена. Все остальные варианты развития событий, стали бы для него неудачей и, бесполезно потраченными силами и временем.

Надо признать, что несколько опытных воинов, занявших место во главе отряда и возглавившие его, знали своё дело и сохраняли спокойствие, насколько это было возможно, в данной ситуации. Они действовали уверенно и расчётливо. По их приказу, вперед выдвинулся отряд охранения и разведки, для своевременного обнаружения врага.

О появлении противника, вернувшиеся разведчики, доложили, когда дорога пересекала неширокую долину. Отряд сошел с дороги и занял позицию за холмом, готовясь атаковать врага во фланг.

Воины отряда готовились к предстоящему бою, проверяя оружие и подтягивая доспехи. Трое заслуженных воинов, с общего молчаливого согласия возглавившие отряд, спешившись и оставив своих коней оруженосцам, поднялись на гребень холма. К ним присоединился воин в капюшоне и Икам, решивший, что не может себе позволить, пассивно дожидаться своей удачи.

Покосившись молча на него, предводители отряда стали дожидаться появление противника. С их позиции дорога просматривалась на пару километров. Вскоре на дороге показалась голова колонны. Наверное, внезапно атаковав и захватив форт и, рассеяв или уничтожив его защитников, ромеи посчитали, что крупных сил на их пути нет. Всадники двигались рысью в колонну по два.

Отряды, примерно по три сотни воинов, шли под пестрыми значками с командирами во главе. Когда голова колонны подошла к холму, её хвост еще терялся за поворотом дороги.

Примерно треть каждого отряда составляли рыцари в длинных кольчугах и высоких шлемах, украшенных перьями и закрывающих лица забралами и кольчужными воротниками. Крупные, рослые кони, привычно несли своих наездников, двигаясь в ногу, не нарушая строя. Головы, шеи и передняя часть корпуса у лошадей, были укрыты защитными стегаными попонами, усиленными металлическими пластинами. В этом неторопливом движении кавалерии чувствовалась мощь и сила.

Командиры арабского отряда встревоженно переглядывались. Ромеев оказалось слишком много. Никому не хотелось брать на себя ответственность в такой безнадежной ситуации. Икам вполголоса спросил у молодого воина, где может быть Даррар? Воин внимательно, с надеждой вглядывался в надвигающуюся конную армаду.

Стало понятно, что, если ничего не предпринять, то скоро отряд Мухаджиров окажется отрезанным от дороги колонной Ромейской кавалерии. Но, в этот момент, молодой воин с силой схватил Икама за руку и указал на отряд, движущийся по дороге. Впереди отряда ехала группа рыцарей в блестящих доспехах. Рядом с командиром отряда на коне без доспехов, в разорванной рубашке с перевязанной рукой, ехал бледный Даррар. Знаменосец отряда нес флажок со странным рисунком. Словно основание буквы «Р», перечеркнули, или наложили на него букву «Х». Такие же знаки были на щитах конников. Пообещав себе, разузнать об этом странном знаке позже, Икам взял инициативу в свои руки.

В такие минуты, все готовы поддержать любое предложение, которое сулит шанс на спасение. Нагнувшись к предводителям отряда, наш герой уверенно произнес

— Я сейчас нападу на ромеев и освобожу Даррара. А вы поддержите меня, нападением на головной отряд ромеев, рассейте его и начинайте отход по дороге. Постараемся задержать врага, как можно дольше. В узком проходе у нас это, должно будет получиться. А не получится, так станем шахидами! Аллах акбар!

Последнюю фразу Икам добавил, входя в образ непобедимого воина ислама. Не давая воинам опомниться от его нахальства, наш герой быстрым шагом направился к своим конникам, терпеливо ждущим его приказаний. Воины отряда, не видящие за холмом врага, спокойно и деловито готовились к встрече с врагом.

Прыжком вскочив в седло, сдвинув щит на локоть левой руки и взяв в левую руку палицу, наш кандидат в шахиды взял в правую руку копьё, направив его вперед.

Его воины, отработанным порядком, двинулись за ним. Их конный строй был построен ромбом. Впереди шел Икам, замыкал строй Анвар. Справа и слева двигались его конники в доспехах. Икам в своей лёгкой одежде смотрелся почти безоружным в сопровождении своих бронированных телохранителей.

Даррар ехал на коне во главе второго отряда, рядом с его предводителем. Командир отряда, увидев Икама без доспехов, выскочившего к нему из-за холма, в сопровождении трех всадников, даже не проявил беспокойства, по поводу приближающихся к строю воинов. У него за спиной шли три сотни испытанных ветеранов его тагмы. Да и сам он всю свою жизнь, провел в боях с врагами Империи, и он не боялся никого, пока у него в руках есть оружие и на груди — надежный доспех.

Расстояние между Икамом и отрядом ромеев быстро сокращалось. Но тут, всеобщее внимание привлек другой отряд арабской конницы, атаковавший из-за холма головной отряд их колонны во фланг. Кавалеристы, идущие в строю по два, растянулись по дороге почти на пол километра. Арабские воины, движущиеся сомкнутым строем, смяли неприятеля и сбросили его с дороги. Конные схватки, в клубах поднявшейся пыли, не могли скрыть, что арабы направляются к выходу из долины, оставляя поле боя.

Командир второго отряда ромеев закружился на месте, выкрикивая команды. Его команды продублировал трубач, протрубив сигнал «К бою!» Повинуясь сигналу, кавалеристы второго отряда стали смыкать ряды для атаки, строясь в колонну по шесть.

Про Икама и его группу все словно забыли. Не останавливаясь, он, со своими бойцами, атаковал передовую группу второго отряда ромеев и пробился к Даррару.

— Даррар! Если ты думаешь, что у нас много времени, то ты ошибаешься! Уходим скорее!

Даррар, только сейчас, узнал своего знакомого и, словно очнувшись, ударив пятками под бока своего коня, вскоре присоединился к воинам нашего героя, начавшим отход в сторону Мухаджиров, сражающихся на дороге с ромеями. Теперь отряд возглавлял Анвар. Даррар скакал между двумя всадниками, прикрывающими его с боков.

Довольный Икам замыкал отход. Одиночные всадники ромеев, увидев несущийся во весь опор сплоченный отряд тяжелой арабской кавалерии, спешили уйти с дороги. Вскоре Даррар оказался окруженный Мухаджирами. Радостно поприветствовав освобождение своего родича, они посчитали задачу, поставленную перед ними, выполненной и дружно начали отход по дороге Орлиного прохода.

Планомерный отход не превратился в безостановочное бегство только потому, что за одним из поворотов, им дорогу преградил отряд Ансаров во главе с Рафахом. Тот, сдержанно поприветствовал своего командира и передал всем приказ Халида ибн аль-Валида, задержать противника не менее двух часов, а затем отойти по дороге, ведущей к городу Эмесы.

Повинуясь полученному приказу, Мухаджиры спешились и построившись, перегородили дорогу. Отряд Ансаров с лошадьми. отошел по дороге и, выбрав удобную позицию, тоже спешился и создал второй рубеж обороны.

Имея задачу задержать врага, Мухаджиры медленно отходили под натиском кавалерии Ромеев.

Дорога, прозванная арабами «Орлиным проходом», представляла собой классическую римскую военную дорогу, проложенную через горы от морского побережья к пригороду Дамаска, именуемого арабами Димашком. Ширина дороги позволяла двум повозкам разъехаться, не съезжая с её мощеной части. В местах, где скалы подходили к дороге, проход был расширен дорожными строителями. Там, где проход расширялся, строители выравнивали крутые подъемы и спуски, или прорывая канаву, укрепляя её откосы каменной кладкой, или прокладывали две параллельные каменные стены, насыпая между ними камни и щебень. В результате получилась дорога, по которой можно было проехать в любую погоду. Но, по краям дороги природа оставалась в своей первозданной красоте, то есть представляла живописное чередование каменных насыпей, валунов, обрывов, оврагов и отвесных скал. Это сильно облегчало оборону дороги. Местность почти исключала обход обороняющихся противником с флангов. Вот на этой узкой полоске и разыгралась основная схватка.

Кавалерия, лишенная возможности маневра, наступала сомкнутым строем на пеший отряд, который медленно отходил по дороге, ощетинившись копьями. Из-за спин пехотинцев лучники осыпали стрелами, покрытых бронёй конников. Кавалеристы не лезли в рукопашную схватку, потому, что в оборонительном бою опрокинуть сплочённый строй пехоты почти невозможно. Отсутствие стремян делало самым эффективным оружием всадника лук со стрелами. К удивлению Икама, рыцари ромеев, вместо того, чтобы на всем скаку попытаться сбить копьями пехоту с дороги, предпочитали осыпать её стрелами. Если бы арабы стояли на смерть, то сражение приобрело бы больший накал. Но, их неторопливый отход давал противнику возможность считать, что их наступление имеет успех, и значит, нет смысла обострять ситуацию. Профессиональные вояки честно отрабатывали свое жалование, но не более того. Как принято говорить — «без фанатизма». Ромеи, уверенные в своём численном превосходстве, выжидали, когда теснины прохода расступятся и они смогут использовать свое преимущество в живой силе.

Отойдя до рубежа, занятого ансарами, отряд мухаджиров прошел через их строй и ускорив движение, занял следующий оборонительный рубеж. За ними укрылись коноводы с лошадьми обоих отрядов. Не жалко шахиду потерять жизнь в бою, но арабу невозможно потерять своего коня. Конь — это не только стоимость трех, а то и пяти верблюдов. Конь — это тройная доля добычи, это честь и слава воина. Поэтому, коней берегли. Воины, сражающиеся в первых или, если хотите, в последних рядах авангарда, постоянно менялись местами со своими товарищами, а затем, снова возвращались на своё место в строю.

Хотя отход проходил без суеты, но бой временами становился жарким. Стрелы ромеев, хоть и с трудом, но все же достигали цели. Полученные раны распаляли воинов. Кровь павших товарищей взывала к отмщению. Молодые воины жаждали отличиться перед своими соратниками. Ветераны стремились подтвердить свои заслуги перед молодёжью.

На перекрестке, повинуясь приказу Халида, конная группа начала отходить по дороге на Эмессу. Сражаясь, Ансары перемешались с Мухаджирами и отчаянно бились плечом к плечу против ромеев. В те времена, жизнь воинов не была столь насыщена, как теперь. Каждое боевое столкновение с противником, обязательно получало название битвы. Чтобы не путаться в рассказах, битвы получали незамысловатые названия — «Битва у рва», «Битва у моста» и другие, такие же громкие и понятные всем названия. Выжившие участники таких сражений помнили всех своих соратников, помнили все их подвиги и ошибки. Затем ошибки забывались, подвиги приукрашивались, и все заслуженно, чувствовали себя героями.

В этой потасовке, Икам не высовывался вперед, но и не прятался за чужие спины. Заняв однажды место в боевой карусели, он оказывался или в шеренге, ведущей бой, или отходил вместе со всеми для отдыха. Его фигура без доспехов привлекала внимание, а воинское мастерство сразу бросалось в глаза. Умело орудуя своей палицей он, словно не чувствовал усталости. Его соратники, находящиеся рядом с ним в бою, оценили его спокойную, не показную храбрость и готовность помочь товарищу. В этом бою он, незаметно для себя, начал завоевывать уважение и признание воинов. Теперь он переставал быть просто «мавали», взявшимся ниоткуда. Он стал их товарищем по оружию. Кто знает, что это значит, тот поймет. А кто не знает, тем и не нужно.

Рукопашная схватка не имеет никакой романтики. Задыхаясь от жары, захлебываясь поднятой пылью, тело, сдавленное тяжестью и неудобством доспехов, требует или отдыха, или активных действий: бороться, кричать, бежать и крушить. Но, приходится сохранять строй, топтаться на месте, выполнять чужие команды, бить, колоть и отражать удары.

Подчиняясь логике борьбы, конные ромеи преследуя, истекающий кровью отряд арабов, вытесняя врага, тоже двинулись, по дороге на Эмессу. Вскоре дорога вышла в небольшую долину. Проход расширился и сил отряда стало недостаточно, чтобы удержать превосходящие силы конницы ромеев. По приказу Даррара и Рафаха, отряд, сев на коней, поскакал по долине, насколько это позволяли силы их коней. Единственная надежда остаться в живых, теперь для них заключалась в возможности, раньше ромеев добраться до противоположной стороны долины, там, где проход снова сужался до нескольких метров. В этой скачке, как говорится, «последние стали первыми» и наоборот. Самые опытные воины на лучших лошадях, прикрывали отход своих товарищей.

Здесь Икаму, наконец, довелось блеснуть своим искусством наездника. Находясь в самом конце отходящего строя, он увидел и узнал, командира кавалерийского отряда ромеев, захватившего в плен Даррара. Теперь тот, упорно преследовал его с тремя конными лучниками. Было понятно, что Ромей тоже узнал Икама, похитившего у него пленника.

По его команде, лучники стали осыпать нашего героя стрелами. Ткань кевлара не пробивалась наконечниками стрел, но удары стрел, посланными мощными луками, были достаточно болезненными. Разозлившись, наш герой решил наказать зарвавшегося врага. Используя прием, называемого у казаков «Отвага», он откинулся в седле, прикрывшись конным крупом, словно повиснув замертво, зацепившись в стременах.

Лучники, наперегонки бросились к нему, надеясь завладеть его конём. Их командир, неторопливо приближался, убрав свой меч в ножны.

В безнадежном стремлении, помочь или спасти своего командира, издалека к месту схватки отчаянно бросился Анвар со своими воинами.

Его новые товарищи по отряду, с сожалением и тревогой, смотрели за происходящим.

Повинуясь команде своего всадника, конь нашего героя, заученно, сменил направление и поскакал навстречу своим преследователям. Те только прибавили скорость. Когда, расстояние уменьшилось до нескольких метров, Икам, рывком поднялся в седло и пустив в ход свою палицу, в считанные секунды повыбивал их из седел и сразу направил своего коня к их командиру.

Тот, легкомысленно помчался к нему навстречу, обнажив свой меч и выставив его перед собой.

Удачная атака Икама, сразившая сразу одного за другим трех конных ромеев, вызвала рев восторга в отряде Мухаджиров и Ансаров. Сопровождаемый одобрительными криками всего отряда, он, привстав на стременах, раскручивая палицу над головой, скакал к месту предстоящего поединка.

Кавалеристы ромеев, скачущие по дороге, заметно снизили свою скорость, чтобы не мешать поединщикам, решить свой спор в честном бою. Они были уверены в легкой победе своего бронированного товарища над незащищенным варваром.

Ромей отважно приближался, но вид Икама, вставшего во весь рост в седле, вселял в него беспокойство. Он понимал преимущество, которое имел перед ним этот всадник в седле со стременами.

Как и все конные бои, схватка оказалась короткой. Первым же ударом, Икам выбил меч из рук ромея и обрушил удары в выставленный перед ним щит. Деревянный щит, обклеенный с двух сторон толстой кожей, сразу же треснул и сложился надвое.

Ромей был смелым человеком, но не безрассудным. После второго удара палицы, его левая рука повисла вдоль тела. Подняв правую руку, он громко произнес

— Я сдаюсь!

Эти слова охладили пыл нашего героя.

— Скачи за мной! Теперь, ты мой пленник!

Держась за левое плечо, кавалерист покорно направил своего коня за Икамом, триумфально догонявшего строй своих товарищей. Радость Икама стала полнее, когда увидел, что Анвар, хоть и опоздавший к самой схватке, успел к месту поединка вовремя, чтобы суметь собрать, коней, потерявших своих седоков и обчистить тела их незадачливых хозяев.

Победа Икама на глазах всего отряда, повысила боевой дух его воинов. В месте, где дорога снова оказалась зажата между двумя скалами, Рафах принял решение принять свой последний бой. По его приказу конники спешились, и приготовились встретить врага в пешем строю. Было видно, что сражаться пешими для арабов привычнее, чем скакать на конях. Первая шеренга опустилась на колено, выставив вперед копья, прикрылась щитами. Вторая и третья шеренги, сдвинув щиты и ощетинившись копьями, приготовились с бою. Все остальные, выложив перед собой стрелы и приготовив луки к стрельбе, спокойно ждали приближение конных мишеней.

Ромеи остановились, выравнивая ряды и готовясь к атаке. Их кони тоже утомились в этой безостановочной скачке со всадниками в седлах. Их наездники использовали эту паузу, для отдыха и подготовке к атаке. Увидев, что арабы спешились, ромеи перестали торопиться. Враг заперт в лощине и никуда не денется от расплаты. Пусть ждет своей смерти и готовится к последнему бою! Спешить теперь некуда. Победа ждёт.

Мухаджиры и Ансары в тишине ожидали нападения врага. Ожидание становилось невыносимым. Казалось, что ромеи чувствуют себя кошкой, играющей с пойманной мышкой.

Икам занявший свое место в строю, не понимал, почему Даррар и Рафах, не используют это время, чтобы воодушевить своих бойцов, обратившись к ним с зажигательной речью. Почувствовав, что митинг отменяется, а пауза затягивается, Икам, закрыв глаза, запел слова молитвы. Его голос был слышан далеко вокруг. С каждой строкой к словам молитвы стали присоединяться новые голоса. Когда Икам запел молитву во второй раз, весь отряд уже присоединился к нему и пел в полный голос. Икам, впервые вдумался в слова, которые подхваченные всеми воинами отряда звучали над полем боя.

Во имя Аллаха, милостивого, милосердного! Прославление — Аллаху,

Властелину миров милостивому, милосердному, Владыке в день Суда!

Тебе мы поклоняемся, помощь нам от Тебя одного, веди нас по дороге прямой, по пути тех, кто Тобою водим, на ком нет гнева Твоего, и кто не знает горестей заблуждения!

Услышав, как арабы молятся перед боем, Ромеи, по команде своих начальников, двинулись вперед. Кони, держа строй, начали мерно разгоняться, сокращая расстояние до первой шеренги, изготовившихся к бою Мухаджиров и Ансаров.

Увидев, что враг решился на атаку, они воодушевленно запели слова молитвы в третий раз. Казалось, что они уже сами готовы, броситься навстречу атакующей кавалерии.

В голове у нашего героя, стоящего в тесном строю с копьём и щитом в руках, мелькнула непрошенная и несколько несвоевременная мысль

— И что же, я тут делаю?

Глава пятая

И тут, словно Аллах услышал слова молитвы своих воинов, на склонах холмов, покрытых невысоким кустарником, нависших над дорогой, с боевыми кличами, появились йеменские лучники, находящиеся в засаде, по приказу Халида ибн аль-Валида. Они разразились громкими воинственными криками и стали осыпать стрелами строй ромейских кавалеристов. Те остановившись и, не сходя с коней, стали отстреливаться. Казалось, что перестрелка идет на равных. Но, вскоре колчаны у ромеев опустели, а запасы стрел находились в хвосте колонны в обозе. Никто не рассчитывал на такой поворот событий. Встретить здесь арабов для ромеев, окрыленных успехом своего внезапного нападения на форт у Траниат аль Укаба, оказалось полной неожиданностью. Опустошив колчаны, кавалеристы, находясь под непрерывным обстрелом йеменских лучников, получая ранения и теряя коней, стали выходить из строя, направляясь в сторону обоза. Постепенно, это движение стало необратимым. А потом конные массы, смешавшись, общим табуном покатились к выходу из долины.

И тут, по закону жанра, или же в соответствии с Уставными требованиями «Стратегикона», руководства военачальников тех времен, но, скорее всего, по приказу их опытного полководца Халида, в долине показались арабские конники, собранные им со всей армии в один кулак, именно для этого боя. Как позже стало известно Икаму, оставшись с пешими лучниками в засаде, Халид послал во главе кавалерии своего родича Кайса ибн Хубайра по прозвищу Макшух. Теперь арабским конникам-фаризам нашлась достойная работа — громить отряд запаниковавшей ромейской кавалерии, бросившейся в бегство. К такой работе арабские конники отнеслись со всем энтузиазмом, свойственным увлекающимся натурам.

Возблагодарив торопливо, еще раз Бога за поддержку, Мухаджиры и Ансары посчитали, что теперь их место там, где решается исход сражения и там, где находятся обозные запасы ромеев. Запрыгнув в седла, они умчались вперед, там, где в пыли на дороге «смешались в кучу кони, люди».

На дороге остались только раненные воины Арабского отряда и их лошади. Наш герой, считавший, что нельзя оставлять Даррара одного и стоит напомнить тому, кто помог ему вернуть свободу. Его опыт подсказывал, что подобные мелочи быстро забываются людьми, занятыми собой и другими, не менее важными делами. Воины его маленького отряда, дисциплинированно остались возле своего командира. Впечатлений сегодняшнего дня им вполне хватило, для утоления жажды приключений. Анвар решил, пользуясь передышкой, не теряя времени даром, заняться пленником и остальной добычей.

Икам подошел к Даррару. Тот бледный, после перенесенных испытаний, позволил молодому воину перевязать ему раненное плечо. Икаму было странно и даже непривычно видеть, с какой трогательной заботой и вниманием, тот ухаживал за раной Даррара. Воин что-то горячо шептал ему на ухо и украдкой целовал его. При виде Икама, Даррар, приветливо позвал его к себе.

— Мир тебе, Икам ибн Абихи. Познакомься с моей сестрой, Кхаулой аль Азвар. Это она смогла вырваться из окруженного форта и позвать вас на помощь. Если бы не она, то я не был бы сейчас здесь с вами.

Икам, смущенный своей ошибкой, поклонился, приложив руку к груди. Девушка, отбросив с головы капюшон, тряхнув косами, ответила ему широкой улыбкой.

Но тут, неожиданно для всех, в разговор вмешался пленный ромей.

— Хоть ты сейчас и здесь, но ты остаешься моим пленником. Ведь ты дал мне слово. Или твоё слово ничего не стоит?

После этих слов повисла неловкая тишина. Ромей, заботами Анвара освобожденный от стесняющих его доспехов и оружия, придерживая свою уже перевязанную левую руку правой, с высокомерным видом стоял рядом, словно ничто не могло поколебать его уверенность в себе. Обращаясь к Икаму, он продолжил

— Обстоятельства не позволили мне представиться. Я экатонтарх второй Карфагенской тагмы Африканского мероса, Фемел Катакалон. Я готов в качестве выкупа за свою свободу предложить тебе сто золотых солидов-номисм, что соответствует 1450 серебряным милиарисиев — драхмам. Я даю тебе слово, что деньги будут доставлены тебе незамедлительно, как только я свяжусь со своими людьми.

Сердце Икама подпрыгнуло от радости. Значит Даррар попал в плен к этому ромею. Неизвестно, как в этом мире дорожат своим словом, но это обстоятельство нужно использовать с максимальной пользой.

— Ты плохо воспитан ромей, если позволяешь вмешиваться в наш разговор. Но, раз уж ты завёл этот разговор, то знай — твоя свобода стоит тысячу золотых солидов-номисм. Но, к счастью, для тебя, у тебя есть, то, что интересует меня больше, чем золото. Так ты говоришь, что Даррар ибн аль-Азвар дал тебе слово? Оно стоит дороже, тысячи золотых монет. Но, у тебя нет времени торговаться. Сейчас ты вернешь моему другу его слово, а я, так и быть, отпущу тебя на свободу. Забыл сказать, что, если ты откажешься, то ты умрёшь. Прямо сейчас.

— Я, с готовностью, верну свободу твоему другу и освобожу его от всех, взятых на себя обязательств. Но, если ты отпустишь меня здесь, то не пройдет и часа, как я снова лишусь свободы или жизни.

— Тогда, в обмен на свободу моего друга, я даю тебе слово, что освобожу тебя у ворот Димешка, как только мы туда доберемся.

— Я верю твоему слову и не имею никаких претензий к вашему другу. Он свободен.

— Ты тоже свободен. Будь моим гостем. Анвар, дружище, займись раной моего гостя и позаботься о нем.

Обернувшись к Даррару, Икам широко улыбнулся

— Надеюсь, моя помощь, не показалась тебе слишком навязчивой?

— Спасибо, брат. Ты, действительно, выручил меня сегодня дважды. Я твой должник.

— Заметь, что не я это сказал. Я думаю, что сейчас пришло самое время, вернуться в лагерь.

Даррар убедившись, что всех раненных разместили на коней, приказал приготовиться к движению. Посмотрев, как Даррар, ослабевший от полноты впечатлений, полученных во время этого дня, несколько раз безуспешно пытается взобраться на коня, Икам, с сожалением, отдал ему своего коня. Опираясь на стремена, Даррар смог достаточно уверенно сесть в седло и держаться в нем при движении. Его сестра заботливо следовала рядом с ним, не давая ему упасть.

Себе Икам забрал рослого коня Фемела. Этот конь пленил его своей богатырской статью. Наш герой твердо решил сделать его своим боевым конем, вернув в лагере своё седло.

Кавалькада раненных и сопровождающих их воинов, неторопливо двинулась в сторону своего лагеря. Вскоре они уже въезжали в него.

Возле лагеря, на дороге их встретила группа знатных воинов в блестящих доспехах. Они составляли свиту, по виду важного Военачальника. При виде Даррара тот приветливо улыбнулся

— Даррар, я рад видеть тебя живым. Тут мне наговорили про тебя разные небылицы, что ты или убит, или попал в плен! Я видел, правда издалека, как ты расправился с четырьмя ромеями. Это было великолепно! Значит, это был ты. Я узнаю твоего коня. А вот теперь, я понял, как тебе это удалось. Да, ты пользуешься стременами! Надеюсь, это только из-за ранения? Но в любом случае, выздоравливай скорее! Пока ты не отправишься от ран, я освобождаю тебя от службы. Можешь вернуться в лагерь к стенам Димешка. Я буду ждать тебя у себя. Я вижу, что и благородная Кхаула аль Азвар тоже здесь! Передавай ей привет! До встречи!

Отряд знатных арабов поскакал дальше, а наши герои направились к своим шатрам.

Когда отряд начал спешиваться, Икам спросил у Анвара, с кем они встретились у границы лагеря. Ответ потряс его и заставил глубоко задуматься.

— Это сам «Меч Ислама!» Наш полководец знаменитый Халид ибн аль-Валид!

* * *

Икам сидя под пологом палатки, наблюдал, как монах, пришедший из монастыря, расположенного неподалёку от стен Димешка, умело перевязывал рану Фемела Катакалона. В монастыре расположилась ставка-штаб Командующего войсками Халида.

Монахи монастыря, охотно помогали раненным в лечении их ран. Икам всё больше склонялся к тому, что находится в параллельной реальности своего мира. Он не знал, как назвать христианский монастырь, над которым не было креста. Не было креста и у монахов. Нестриженные бороды, длинные рясы из некрашеной шерсти, подвязанные куском веревки и легкие сандалии, ничем не выделяли их из местного населения. Единственным отличием монахов были выстриженные макушки голов. Но, по мнению нашего историка-двоечника, бритые макушки — тонзуры были только у католических священников. При чтении молитвы они складывали ладони перед грудью, почти как настоящие монахи, но, помолившись, крестили только лоб, быстро коснувшись его указательным пальцем, правой руки.

Этот монах каждый день приходил лечить Даррара. Но когда, Анвар попросил его осмотреть рану его единоверца, монах, узнав, что речь идет о ромейском военачальнике, взялся за его лечение, с явной неохотой. Такое поведение показалось нашему герою подозрительным. И он незаметно стал следить за раненным и его Эскулапом. Фемел, тоже без радости, принимал врачебный уход, со стороны монаха. Когда монах ушел, получив от Анвара медную монету, Икам предложил Фемелу разделить с ним трапезу.

Анвар, ссылаясь на слова, своего командира, назвавшего ромея своим гостем, великодушно расходовал серебро, оказавшееся при пленнике, для разнообразия питания всего отряда. Чтобы его не упрекнули в не гостеприимстве, каждый день в их палатке появлялся кувшин с кислым вином для ромея. К утру остатки недопитого вина в кувшине загадочным образом исчезали. Возможно, что верные шахиды просто выливали его на землю, а может быть его допивали его воины ахабиши яхуди, которым их бог не запрещал пить вино. Но, Икам не обращал внимания на хозяйственно-бытовые мелочи. Фемел во время еды охотно добавлял вино в воду. Было видно, что заботу о нем Анвара, он воспринимает с царственным величием, как должное. Присутствие Икама он воспринимал с вежливым терпением. Назавтра со стражей у городских ворот, был оговорен переход Фемела в город, чему были рады все. Присутствие ромея в лагере тяготило всех, кто оказался причастен к этому делу.

Сегодня был прощальный ужин и Икам решил расширить свои знания по устройству этого мира.

— Фемел, извини, если мои вопросы покажутся тебе странными. Почему вы называете себя «Ромеями»?

— А как должны называть себя жители Империи Романум, Империи Ромеев? Я экатонтарх, то есть командир второй Карфагенской тагмы Африканского мероса. Все мужчины в нашем славном роду Катакалон, уже тысячу лет служат Империи.

— А где ваша столица?

— Уже более трехсот лет столицей Империи является Второй Рома, город Константина Великого на берегу бухты Золотого Рога.

В мыслях нашего героя стал проясняться мрак, и засветилась догадка

— Рим, Константинополь, Византия?

— Почему Рим? Город был назван в честь Ромула, и всегда назывался Рома. Второй Рома или Новый Рома, иногда называют городом Константина Великого –Константинополем. А про Византию, я слышу в первый раз. Империя Ромеев насчитывает тысячу лет истории! И ты не представляешь, какую глупость затеяли ваши вожди, напав на наши границы. Наш Император Флавий Гераклий Август, занял трон Империи 26 лет назад. Он восстановил закон и порядок, свергнув узурпатора Фоку, который запятнал себя, приказав убить своего предшественника Императора Маврикия, победителя варваров аваров и славян на севере империи. По приказу Фоки, тогда же, подло и незаконно были убиты и все родственники великого Императора. Наш Император Ираклий Василевс, как уже семь лет принято его называть, возродил славу Императорской армии. Он совершил три крестовых похода — тринадцать, двенадцать и десять лет назад. В ходе последнего похода у Ниневеи мы наголову разгромили армию персов. А семь лет назад он восстановил Животворящий Крест в Иерусалиме! И теперь по Договору, персы возвратили нам все земли, незаконно удерживаемые ими в течение четверти века! Теперь все эти земли, до Евфрата, снова принадлежат Великой Империи Ромеев! Великий Рома — вечен! Он будет стоять, когда уже не будет ни тебя, ни меня, и наши имена будут забыты всеми. Полгода вы сидите у стен Димешка! Император Ираклий собрал все гарнизоны с побережья Африки и с северных провинций. Такой армии хватит, чтобы перевернуть Мир! Пусть в этот раз, нашей кавалерии не удалось пройти к Димешку. Но, и вам не удалось уничтожить её. Я уверен, что мои славные ветераны, пробились к Эмессе. И вы обязательно о них услышите.

— Хорошо, Фемел. Я понял, что ты славный воин и верный слуга своего Императора. Скажи на каком языке говорят в вашей стране?

— Икам, ты не образован, как и все варвары, и не виноват в том, что не знаешь простейших вещей. Ты понимаешь, чем Империя отличается от царства? В Империи живут многие народы, и говорят они на своих языках. Для Законов у нас используется Язык великого Рома –латынь. В новом Роме государственным языком уже двадцать шесть лет является язык древней Эллады. А простонародье может говорить на любом языке. Вот только молиться все должны одинаково — на правильном греческом языке. Шесть лет назад наш Император приказал всем евреям перейти в христианство, потому, что только вера является тем, скрепляющим раствором, который, из отдельных камней людей и народов, создаёт нерушимые стены государства. Но. это дело богословов, а не воинов. Ты же заметил, как этот монах — еретик относится ко мне. Для него я хуже язычника. Это потому, что он не отказался от своих ересей! Но, и это будет вскоре решено, по воле нашего Императора. Сейчас наша Империя переживает не самые лучшие времена. Но, поверь мне, она устоит и снова заставит всех, склониться перед её силой. И счастливы те, кто вовремя присоединится к нам в качестве союзника. Вот арабское племя Гассанидов уже давно является нашими верными друзьями. Их шейх Джабала носит звание «стратегос паремболон» — то есть, «командир вспомогательных кочевых отрядов». Он и его воины являются христианами и пользуются всеми правами граждан Империи. Ведь ты не араб, Икам. Что тебя здесь держит? А в нашей армии такие воины, как ты, могут сделать настоящую карьеру. Подумай об этом.

Поняв по выражению лица Икама, что тему разговора лучше переменить, Ромей продолжил

— Послушай, Икам. Я вижу, что ты — благородный человек. Я прошу тебя, вернуть мне мой пехотный меч. Это наша семейная реликвия. Он достался мне от деда. Его тоже звали, как и меня, Фемелом. Если хочешь, я готов заплатить за него. Сколько ты хочешь? Сто, двести драхм?

Икам, довольный, что ромей перестал склонять его к измене, позвал Анвара и приказал принести короткий меч ромея. С виду это был обычный пехотный меч, длиной около полу метра, в потертых ножнах. Икам задумчиво вынул клинок. «Jjekatontarh Katakalon Femel» было выбито на клинке.

— Я назван Фемелом в честь деда, и он тоже был экатонтархом кавалерии.

Поддавшись внезапному порыву, он протянул меч ромею.

— Прими от меня, на память о твоем деде и о нашей дружбе. В голове некстати промелькнула единственная знакомая ему со школы фраза на греческом. Глядя в глаза Фемелу, Икам старательно и отчетливо произнес: «Тимэо Данаос эт дона ферентес!»

Фемел удивлённо замер и непроизвольно сглотнул слюну.

— Спасибо за подарок! Что ты хочешь, этим сказать?

Икам, очень довольный произведенным эффектом, даже не задумался, что же значит произнесённая им фраза.

— Когда-нибудь, поймешь!

* * *

Утром следующего дня, Икам в сопровождении Анвара проводил Фемела к Восточным Воротам Димашка. Подъемный мост оказался гостеприимно опущенным. Но, как только Фемел подошел к калитке у ворот, подъемный мост медленно поднялся. Вскоре калитка ворот приоткрылась, и ромей гордо шагнул в входной проём. Перед этим он, вежливо кивком головы, поблагодарил Икама за предоставленную свободу.

За калиткой, его встретила группа военных в блестящих доспехах, присланная Комендантом Димашка.

Вскоре Фемел предстал перед Военным Советом, собранным по поводу прибытия в город посланника Императора. Председательствовал Патрикиос Анастас сын Нестора, комендант города и Командующий гарнизоном. Вторым по влиянию, среди присутствующих здесь Главных должностных лиц, был Мансур сын Сарьяна, городской казначей, ответственный чиновник и один из богатейших людей города. Смена власти в городе, когда иранская администрация покинула город, и в Дамаск вступили солдаты Великого Рома, не поколебала его положения в городе. Несмотря на то, что Мансур открыто исповедовал зороастризм, Император оставил его на должности городского казначея. Может быть, ему в заслугу поставили то, что, хотя персы, уходя, вывезли всю городскую казну с налогами, собранными за год, Мансур нашел достаточно средств, для содержания гарнизона. Воины императора, получив годовое жалование, стойко несли службу на стенах осаждённого города и терпеливо ждали прибытия, обещанной им помощи.

Военный Совет собрался в одной из башен Городского Замка. В полукруглой комнате на невысоких креслах, в просторных, шитых золотом шелковых одеяниях, чиновники, со встревоженным интересом, разглядывали прибывшего из плена кавалерийского офицера. Оглядев присутствующих холодным взглядом наследственного военного, Фемел заговорил по-гречески, официальном языке Империи. Этот язык, несмотря на африканский акцент, был понятен всем присутствующим. Чтобы быть чиновником Империи, в то время, нужно было знать многое. Законы Империи писались на латыни. Правящая знать говорила по-гречески. Все народы вокруг говорили на арамейском или пехлеви, древнем диалекте иранского языка. Для документов в переписке использовали несколько алфавитов: греческий, латынь, пехлеви, сирийский и коптский. Но, в этом, не было ничего необычного. В течение тысячелетия народы пограничья двух великих империй — Романской и Иранской, научились жить и уживаться, не смешиваясь и сохраняя свою культурную идентичность и самобытность.

— Господа! Я — экатонтарх Фемел Катакалон. По приказу моего Полководца, я доставил Вам письмо моего Императора.

С первого взгляда определив Коменданта, Фемел, с поклоном передал правителю города свой пехотный меч. Бегло осмотрев ножны и прочитав надпись на клинке, тот отвинтил навершие полой рукояти и достал свернутый лист пергамента. Развернув его Анастас негромко, но достаточно для того, чтобы слышали все присутствующие, прочитал

— «Мой приказ Вам доставит тот, чье имя носит этот клинок. Ваш Император». Мы внимательно слушаем тебя, Экатонтарх.

— Мне было приказано передать Вам следующее: «Помощь близка. Вся армия Империи собрана для вашего освобождения и уничтожения вторгшихся варваров. Вам разрешается, вступить в переговоры с арабами и требуется, затягивать переговоры и удерживать их отряды возле города. Вам разрешается, предложить Халиду ибн аль-Валиду выкуп, за его отказ от ввода войск в город, в размере годового городского взноса в императорскую Казну. Обещайте всё, что угодно, но удержите арабов в пригородах Дамаска». Это все, что должен Вам передать. Прошу располагать мною. Моя рука оправилась от раны, и я готов выполнить любой приказ Командования.

— Спасибо, Фемел. О твоей преданной службе, будет доложено Императору. Пока можешь отдыхать и набираться сил. Тебя позовут.

Фемел, в сопровождении неприметного слуги, вышел из комнаты. Анастас передал пергамент секретарю. Тот поднёс письмо стал держать его над огоньком свечи. Когда на оборотной стороне проступили буквы, секретарь, почтительно передал его Коменданту. Прочитав содержимое записки, тот молча передал его Мансуру. Казначей, прочитав и не говоря ни слова, передал его очередному члену совета. Когда пергамент совершив круг, вернулся к секретарю, тот снова поднёс его к огню свечу. Дождавшись, когда сморщенный пепел рассыпался в чаше подсвечника, Анастас встретился взглядом с казначеем.

— Я думаю, что полученный Приказ не допускает обсуждения. Не стану напоминать о необходимости строжайшего сохранения в тайне, всего, что вы узнали. Прошу всех отправиться к себе. Встретимся вечером и обсудим, что сможем сделать немедленно.

Члены Совета поднялись и, с поклоном, вышли из комнаты.

* * *

— Даррар, ты глупец! Как ты можешь не видеть того, что у тебя перед глазами! Халид отстранил тебя от командования кавалерией, потому что ты, чуть было не впустил в город ромеев. Теперь, чтобы достичь положения, которое тебе положено по праву рождения, тебе нужно сделать нечто большее, чем сломя голову, бросаться в любую потасовку. Неужели ты думаешь, что твои враги забыли, как ты бежал в Ясриб, после смерти Пророка, во времена Ридда, когда племя Гатафан с асадитами и племенем Тай и отказались платить налог курайшитам? А ведь именно ты, должен был удержать их в покорности. А все потому, что ты всегда был одиночкой. Можешь продолжать так и дальше, если хочешь, чтобы тебя запомнили только, как знаменитого поединщика и шахида. Но, чтобы стать вождем и шейхом, и прославить свой род, тебе нужен свой клан. Тебе нужны люди, которые не предадут тебя, при первой неудаче.

Разговор проходил в скромном шатре, установленном для сестры Дарраром, и в котором он проводил не меньше времени, чем его непоседа-сестра. Шатер был обычным походным жилищем для кочевников пустыни. На деревянные шесты связанные в форме буквы «П» было натянуто шерстяное полотнище из овечьей шерсти. Растянутое с помощью веревок, полотнище создавало продуваемый ветром навес от палящего солнца. Ткань из некрашеной овечьей шерсти имело замечательное свойство — во время дождя она, намокая, уплотнялась и не пропускала воду. В холодное время края полотнища опускались до земли, сохраняя тепло. В самые холодные и ветреные месяцы, бывало, что кочевники заводили в шатры своих верблюдов и спали, прижимаясь к их теплым бокам. На горизонтальном шесте каркаса шатра висела занавеска, разделяющая шатер на две половины, на переднюю мужскую и заднюю женскую. Ковер, циновки, мешки с вещами и подушки составляли всё убранство этого символа вольной жизни бедуина. Оружие, седла и кухонная утварь составляли его украшение. Сейчас полог был поднят и Кхаула, усевшись на мешок с вещами, заменяющий в походной жизни и кресло, и подушку, высказывала своему брату свое недовольство его поведением.

— Что ты сделал для того, чтобы привязать к себе Икама? Чем ты отблагодарил его за свое спасение из плена? Что ты предпринял для того, чтобы при его встрече с Халидом, он не развеял заблуждение, что, это ты сразил трех ромеев и пленил четвертого? Ты привез его в лагерь, держишь его здесь под предлогом, что его судьбу должен решить Командующий. Неужели ты и, вправду, думаешь, что Халиду больше нечего делать, как разбираться с каждым безродным бродягой, который встал под знамена Ислама? Ты сам должен брать на себя ответственность за людей, которые живут в твоём стане. И, кстати, Икам — не бродяга. Ты говоришь, что он тайный воин ислама, и у него есть тайное поручение? Ты слышал, как он произносит слова молитвы? Он говорит, как говорят Курайшиты-мекканцы. А ты видел, как он сражается на коне? Он воин-профессионал. А это значит, что он может стать или очень полезным, или очень опасным для нас.

— Кхаула, сестрёнка, что ты хочешь от меня? Ты говоришь, так много непонятных и неприятных слов. Скажи прямо, что я должен, по-твоему, сделать?

— Ты должен предложить свою помощь Икаму в выполнении его задания. А для того, чтобы навсегда привязать его к нашей семье, ты должен или стать его побратимом, или женить его на мне.

— О, Аллах! Моя сестренка нашла мужчину своей мечты! Она нашла воина, который лучше неё держится в седле и этим завоевал её сердце! Неужели, ты готова доить для него верблюдицу и ставить для него шатер?

— Даррар, ты и вправду, глуп. Икам нужен тебе, а не мне. У него в отряде уже сейчас шесть конных воинов. Через полгода их станет сорок. Он станет шейхом военного клана и у него будет достаточно рабов, чтобы его женщине никогда не пришлось бы самой ставить ему шатер и доить верблюдиц. А у меня будет белый персидский аргамак и серебряная кольчуга. Но, если ты не станешь ему другом и братом, то обещаю тебе, что, когда, какой-нибудь ромей или перс снесет твою глупую голову, то я стану шахидом в первом же бою. И тогда я найду тебя в раю, и ты будешь вечно оправдываться передо мною, почему, среди новых шахидов, прибывающих в рай, нет и никогда не будет воинов из нашего рода!

— Прекрати, сестренка! Я найду для тебя самого лучшего мужа из самого достойного рода нашего народа. Конечно же, твой муж, будет только из Курайшитов и, возможно даже, из числа родственников Пророка. Но, ты права, нужно будет предложить Икаму своё покровительство и, даже, принять его в свой отряд. Я подумаю об этом. Завтра.

Икаму, ставшему невольным свидетелем этого разговора, пришлось тихо ретироваться от шатра Даррара, где он, случайно оказался и обдумать услышанное. Глядя на Восточные Ворота Димешка, он понял, о чем будет сейчас говорить с Дарраром. Усмехнувшись, он направился в шатер Даррара.

— Даррар. Как твое здоровье? Как твоя рука? Как здоровье твоей уважаемой сестры?

Хотя они уже встречались утром и Кхаула находилась рядом, Икам еще некоторое время задавал вопросы, ответы на которые его не интересовали, по причине своей очевидности. А задавать вопросы женщине, не являющейся родственницей, ему не позволял местный этикет.

Наконец, посчитав, что все условности соблюдены, Икам приступил к главному.

— Даррар. Надеюсь, что твое здоровье позволит тебе, совершить очередной подвиг во имя Ислама? Я так многим тебе обязан, что не могу уехать по своим делам, не сделав тебе подарок. Я подумал, что если ты захочешь, то уже завтра, мы можем открыть Восточные Ворота Димашка для наших воинов. Как ты считаешь, одобрит ли этот подвиг Халил, или нужно предварительно поставить его в известность?

— Подожди, Икам. Куда это ты собрался ехать, и о каких воротах идет речь?

— Я говорю о Восточных Воротах города Димашка, перед которыми наши воины сидят уже не один месяц. А еще эти ворота называют воротами Шарки или воротами Солнца. Выбирай любое название, которое тебе нравится. Я уверен, что могу открыть их уже завтра, или через день. Для этого достаточно, просто ночью переплыть через ров, перелезть через стену, разогнать стражу и открыть ворота. Я уже принимал участие в подобных делах. А после взятия города и после того, как я получу свою долю добычи на себя и своих воинов, я собираюсь отправиться для выполнения своей задачи — поеду искать свою Женщину, изображенную на портрете.

Даррар, несколько растерянно посмотрел на сестру. Её многозначительный и выразительный взгляд не улучшил его настроение.

— Погоди, Икам. Я давно собирался с тобой поговорить, об одном деле. Присаживайся.

Когда мужчины чинно уселись на ковре, Кхаула, с безразличным видом, пересела на подушку в дальнем углу шатра.

— Икам. Я не хочу, чтобы ты, посчитал меня неблагодарным. Я помню, что именно тебе я обязан своей свободой.

Бросив взгляд на сестру, он продолжил.

— Я благодарен тебе за то, что ты освободил меня от Слова, опрометчиво данного ромею. Я не знаю, почему Халид ибн аль-Валид, отнес мне в заслугу твою победу в поединке с ромеями. Но, я благодарен тебе за твою скромность. У меня было достаточно времени, чтобы убедиться в твоём благородстве и преданности делу Ислама. Я предлагаю тебе стать моим другом и названным братом-побратимом. И ты можешь войти в мой отряд поединщиков. Это облегчит тебе выполнение своего задания. Моё имя известно во всей Аравии. А в составе моего отряда разведчиков, ты сможешь продолжать поиски своей женщины. Что ты скажешь на мои слова?

— Стать названным братом знаменитого воина Даррара ибн аль-Азвара, большая честь для безродного бродяги, каковым меня считают большинство воинов нашей армии. Не пожалеешь ли ты, брат, о своём великодушии?

— Икам. Каждый мекканец, после первых твоих слов, понимает, что ты говоришь на благородном языке истинных арабов, а не на простонародном говоре йеменцев-хадара. Да и твое воинское мастерство выдает твое знатное происхождение из жителей пустыни — подлинной аристократии Аравии. И пусть Ансары, сколько угодно, твердят о своих заслугах перед Пророком, им никогда не сравняться в доблести и благородстве с Мухаджирами — истинными рыцарями Ислама. Икам, вот тебе моя рука, стань мне братом!

— «Ничего нет дороже, чем друг на Войне.

С ним беда вполовину, а радость — вдвойне!»

Я принимаю твоё предложение, брат. И давай обсудим, как мы преподнесем завтра к вечеру Халиду ибн аль-Валиду Восточные Ворота Димашка!

Хлопок по ладони скрепил этот братский союз. На правах брата, Икам полу обнял Даррара и продолжил разговор.

— Перед тем, как начать захват Ворот, нужно поставить в известность Халида. Его Ставка находится в соседнем христианском монастыре. Сейчас мы поедем туда и расскажем о своем предложении Командующему.

Поклонившись Кхауле, Икам вышел из шатра. Перед отъездом, Даррар собрав отряд, торжественно объявил о своем побратимстве с Икамом. Вскоре, в сопровождении нескольких воинов, они поскакали к христианскому монастырю, видневшемуся вдали. Икам взял с собой только трёх воинов, он никак не мог отучиться от привычки, оставлять охрану в лагере для присмотра за своим добром, хотя воровство среди своих, в лагере мусульман было делом неслыханным.

* * *

В это время у ворот Жаби или ворот Марса, в западной части города, царило непривычное оживление. Отряд арабской конницы вернулся из набега с хорошей добычей. Целый караван верблюдов, нагруженный трофеями, столпился на площадке перед воротами. Удачливые воины шумно торговались с приказчиками купцов, продолжающих свой бизнес в условиях военного лихолетья. Шум у ворот не беспокоил ни пеший отряд арабских лучников, ни когорту скаутатов тяжелой ромейской пехоты, назначенных на случай, какой-либо неожиданности со стороны торговцев. Но, порядок не нарушался ни той, ни другой стороной.

Неудивительно, что галантный командир арабского отряда пригласил командира ромеев, томящихся на солнцепеке, под свой навес, разбитый его воинами, у подъемного моста через ров, наполненный водой. По молчаливой договоренности, вооруженные арабские воины не заходили на мост.

Приняв приглашение, командир когорты, удобно расположился в тени навеса и, после традиционных приветствий, вступил в неторопливый разговор с арабским военачальником. По внешнему виду ромей был больше похож на иранца или сирийца, но это не мешало ему, радушно общаться с арабом. У профессионалов всегда найдутся общие темы для разговоров.

— Уважаемый Мансур, я хочу поблагодарить вас за своевременное предупреждение. Ромейская кавалерия, действительно, пыталась прорваться к Димешку через Орлиный проход. Сейчас она отошла к Эмессе. Горы и мои воины не дают ей продвинуться вперед. Бескормица, скоро заставит их отойти обратно. Думаю, что слух об этом досадном событии уже стал известен горожанам. Я послушался вашего совета, и вчера мы казнили перед городскими Воротами друнгариосов Кулу и Азазира — двух ромейских командиров, захваченных в плен в битве при Аджидайне. Они действительно пытались вести с нами двойную игру. Что теперь вы думаете делать?

— Уважаемый Халид. Буду с вами откровенным. Я не люблю Ромейского Императора, хотя он и сохранил мне мою должность, на которую меня назначил Шахиншах Персии. Но, я слишком долго живу в Дамаске. Я полюбил этот город, и он стал для меня родным. Слишком много людей здесь зависят от меня и полагаются только на мою защиту. Признаюсь, это немало тешит моё самолюбие. И я не могу предать их ожидания. Я не могу открыть вам ворота и отдать город на разграбление вашим воинам. Все, что есть у меня дорогого и ценного, находится в этом городе. Что же мне делать?

— Я готов дать вам гарантии, что ни город, ни горожане не пострадают. После того, как жители города признают подчинение Наместнику Пророка, калифу Умару ибн Аль-Хаттабу, они будут находиться под его защитой и покровительством. Все, кто не захочет остаться, сможет в течение года покинуть город со всем своим имуществом. Все, кто останется и примет Ислам, станут мусульманами, со всеми вытекающими из этого правами. Все, кто считают себя христианами и иудеями, могут спокойно жить по своим законам и вере, уплачивая ежегодный подушный налог. Многобожникам придется принять ислам или стать насара или яхуди, по их выбору. Для признания подчинения Калифу, вам достаточно уплатить Выкуп, размеры которого мы готовы обсудить. Лично вам, я готов гарантировать сохранение за вами вашей должности. Приверженцы вашей религии не считаются для нас многобожниками. Хотя в Священной Книге ваша религия не названа религией «людей Писания», но Преемник Аллаха Абу Бакр говорил, что сам слышал, как Посланник Аллаха (да будет доволен ими Аллах!) неоднократно называл зоароастрийцев таковыми. Хотя я бы посоветовал Вам принять ислам. Поверьте, это того стоит. Вы не только сохраните своё богатство и влияние в этой жизни, но и обеспечите своё спасение в жизни будущей.

— Как я могу ознакомиться с Вашими условиями подробнее.

— Я подумал об этом и приготовил для вас проект Договора между Мною, Командующим армии Калифа и городом Димашком. Возьмите его и ознакомьтесь с ним.

С этими словами Арабский командир передал ромею пергамент. Тот бегло прочитал написанное там и, свернув его, спрятал его в рукав. Там говорилось

«Во имя Аллаха, милостивого, милосердного.

Это то, что даровал Халид ибн аль-Валид жителям Димашка, когда вступил в него. Даровал неприкосновенность им самим, их имуществу, их церквам; их городская стена не будет разрушена, и ни в одном из домов не будут селиться. Им в этом покровительство (зимма) Аллаха и покровительство его посланника, да благословит его Аллах и да приветствует и халифов, и верующих. Не окажут им ничего, кроме добра, если они платят джизью».

— А, о какой сумме может идти речь?

— С учетом упорства ваших жителей, речь идет о том, что Димашк обязан будет выплатить контрибуцию в размере 100 000 динаров или солидов — номисм. и джизью — ежегодный налог, с каждого взрослого мужчины, в 1 динар или 10 дирхемов плюс джериб (30 литров или 23 кг) пшеницы. Контрибуцию уплатить придется сразу, а джизью — в течение года и каждый последующий год.

— А кто будет собирать налоги?

— Уважаемый Мансур. Мы не собираемся вмешиваться в вашу повседневную жизнь. Мы здесь только для того, чтобы нести свет истинной веры всем народам. Пока город выполняет Договор и платит налоги, все городские чиновники и городское правительство, при желании, может оставаться на своих местах. Напоминаю, что договор является бессрочным, и сумма подушного налога с горожан не может быть увеличена в последующем. Советую Вам поторопиться с принятием решения. Преемник Пророка недоволен долгой осадой. Ходят слухи, что скоро сюда прибудет новый Командующий, назначенный Калифом. Что он скажет вам при встрече, мне неизвестно.

— Уважаемый Халид. Я не смею сомневаться в ваших словах. Давайте сделаем так. Завтра я подготовлю Городской Совет к заключению Договора. А послезавтра, вы с небольшой группой своих людей, торжественно вступите в город через эти Ворота. В городской цитадели, в присутствии Городского Совета, мы заключим договор, и вы получите 100 000 динаров, выкупа за город и его жителей. С уплатой джизьи, я прошу Вас подождать и войти в моё положение. В течение короткого времени город уплатил налоги, сначала Персидскому наместнику, затем наместнику Ромейского Императора, а теперь, нужно собрать внеочередной подушный налог для выплаты джизьи вам. Но, я обещаю, выплатить все недоимки в ближайшее время.

— Уважаемый Мансур. С Вами приятно иметь дело. Вы умный человек и вы понимаете, что вчерашняя казнь ромейских офицеров, не имеет к вам никакого отношения. Завтра я буду ждать вашего ответа, а послезавтра я буду у городских ворот. Уверен, что Вы не заставите меня ждать. До встречи, мой друг.

— До скорой встречи, друг мой, уважаемый Халид. Примите мои уверения в искреннем расположении.

Попрощавшись, командиры разошлись к своим отрядам. Торговля закончилась, Подъемный мост медленно поднялся, и все участники событий вернулись к своим суровым боевым будням.

Глава шестая

Солнце почти коснулось горизонта, когда лагерь арабов охватила привычная суета. Новый Калиф Умар ибн Аль-Хаттаб, уже седьмой месяц, правящий арабами из Ясриба, твёрдой рукой управлял своими войсками, посланными его предшественником Абу Бакром, в Сирию для войны с Ромеями. Месяц назад он прислал из Аравии небольшой отряд Асхабов — сподвижников Пророка, которые должны были подхлестнуть полководцев к более активным действиям и помочь реорганизовать исламское воинство. Официальное название воинов этого отряда значилось как «чтецы Корана». Но, их подлинное назначение было в другом. По замыслу Калифа, им предстояло превратить сборище добровольческих отрядов в кадровую профессиональную армию Джихада. Так, одной из причин неудачных действий арабских армий, было определено падение религиозного рвения воинов в исполнении своего долга, как истинных мусульман. Они забыли, что их основной задачей было и остаётся распространение Света Ислама на этих землях.

Руководитель отряда привез с собой письмо Калифа для Халида и остальных вождей воинских отрядов. В нем, предназначенном только для своих, Умар в самых резких выражениях потребовал от командиров всех степеней, призвать своих подчиненных к порядку. Низкая требовательность к подчиненным, не исполняющим свой долг, теперь грозила таким начальникам всяческими карами, вплоть до отстранения от командования. Если учесть, что всех командиров отрядов в этом походе назначил в своё время, почивший в бозе, Калиф Абу Бакр, то к этой угрозе все отнеслись более, чем серьёзно. Одним из первых шагов реформ в армии, стало возрождение проведения общих обязательных молитв в составе всего войска. Для помощи в проведении этих молитв, по официальной версии, и прибыли из Ясриба бойцы этого отряда. По указанию Калифа, асхабы были распределены по всем отрядам армии. Им было вменено в обязанность, помогать новообращенным мусульманам встать на путь Веры. Все они относились к Сподвижникам Пророка, так как имели счастье, лично видеть самого лучшего из людей по имени Абуль-Касима Мухаммада ибн Абдулла, Посланника Аллаха. (в своё время, Икам с удивлением понял, что никогда не знал полного имени Пророка, мир ему).

Теперь, в каждую свободную минуту, воины отрядов собирались Асхабами для рассказов о жизни Пророка и изучения молитв. Наиболее уважаемыми членами отряда были Асхабы ас-Суффа, из группы неимущих сподвижников, которые проживали на территории мечети пророка Мухаммада в Ясрибе и обучались у него религиозному знанию. Многие из них знали наизусть целые суры из Корана, и, с удовольствием, нараспев повторяли их, по просьбе своих слушателей. Кроме того, пересказывая слова Пророка, рассказчики считали особым шиком передавать интонации и особенности произношения Пророка. Посланник Аллаха говорил на северном Мекканском диалекте, отличающимся от южного говора жителей Ясриба и, особенно, от акцента йеменских племен южного побережья. Так и получалось, что языком Корана стал североарабский диалект, хотя подавляющее число арабских воинов говорили на других диалектах, родственных и всем понятных, но все же. имеющим свои особенности. Слушая их, Икам быстро запоминал почти все Суры священной Книги и уже скоро стал считаться знатоком Корана. Его память позволяла ему, при необходимости, в разговоре привести к месту подходящие цитаты из Корана, так же, как во время учебы он научился подкреплять свои выступления на семинарах по Научному Коммунизму, цитатами из классиков марксизма-ленинизма. На неподготовленных собеседников это производило неизгладимое впечатление. Другой, наверное, не менее важной, обязанностью «чтецов Корана» -Асхабов стало проведение обязательных молений в отрядах. Икам, как и многие его сверстники, слышал о пятикратной обязательной для мусульман молитве. У него дома ее называли «намаз». В этом мире такие моления, по-арабски, назывались «салат». (Еще одно подтверждение его подозрения, что он находится не на его родной планете). Но, только столкнувшись с регулярным, ежедневным исполнением этого ритуала, наш герой смог понять его значение для молодой арабской армии.

Ежедневный молитвенный цикл арабов-мусульман состоял из пяти обязательных молитв (фард): утренней молитвы (фаджр); полуденной молитвы (зухр); предвечерней молитвы (аср); вечерней молитвы (магриб) и ночной молитвы (иша).

С первого взгляда — ничего сложного. Но, главное крылось в деталях. Время исполнения ритуала, особенно утреннего и вечернего, было жестко привязано к движению солнечного светила. Вечернюю молитву салат-магриб нужно было, успеть прочитать с того момента, когда солнце скроется за горизонтом, до того момента, как погаснет вечерняя заря. Утренний ритуал салат-фаджр нужно было начать в тот момент, когда начнет рассветать и закончить до того момента, когда солнечный диск начнёт появляться из-за горизонта. То есть, истинный мусульманин в своей жизни не может проспать ни один восход и ни один закат небесного светила! В первую половину ночи, ему придется прервать свой сон, чтобы исполнить ночной салат-иша в промежуток между первой трети ночи, но не позже её первой половины. После таких сложностей, дневные молитвы кажутся уже отдыхом. Но, и тут главное — не пропустить время их начала. Как только, после полудня, тень какого-нибудь предмета сравняется с размерами его самого, нужно отложить все дела для полуденной молитвы. А, как только тень встанет втрое длиннее своего хозяина, то нужно, не откладывая, выполнить предвечерний салат-аср. Молитвы, совершенные в период захода солнца, его восхода и в то время, когда солнце стоит в зените — не засчитываются.

Мы начали это своё пространное отступление, в тот момент, когда арабский военный лагерь стал готовиться в вечернему салат-магрибу. Погоняемые Асхабами-«чтецами Корана» воины собирались у своих командиров, которые по совместительству были и имамами, проводящими салат. Воины строились в шеренги, лицом на юго-запад, в сторону «Запретной (Заповедной) Мечети в Мекке». Командиры, убедившись, что все подчиненные на месте, тоже поворачивались лицом на юго-запад, не теряя из виду своих эмиров. Икам, как младший командир занял место в одной шеренге со своими воинами. Впереди них роль имама выполнял Даррар ибн Аль-Азвар. Весь их отряд поединщиков занял свои места в строю за своим командиром. Впереди можно было разглядеть и фигуру Халида ибн аль-Валида с его свитой. От салата не освобождался никто. Воины других верований тоже занимали места за спинами своих соратников-мусульман. Им предписывалось молиться одновременно со всеми, а слова молитвы они могли читать на своём языке и своими словами, ибо «люди Писания» яхуди и насара веровали в Единого Бога, хоть и называли его по-своему.

Вот настал момент, когда все замерли. Многотысячный строй терпеливо смотрел, как дневное светило скрывалось за горизонтом. С городских стен на эту завораживающе-пугающую картину, встревоженно смотрели дозорные ромеев, и их сердца сжимались от мрачных предчувствий. Как только последняя яркая точка солнца погасла, после одновременного глубокого вздоха, тысячи рук взметнулись вверх к голове и многоголосый хор запел: «Аллах Акбар!»

Считалось, с этого момента мусульманин отрешается от всего земного и погружается в молитву. На самом же деле, все внимательно следили за действиями Командующего. Все старались не пропустить ни одного его движения. Уже через месяц, после прибытия в войска отряда Асхабов, все арабы и их союзники научились выполнять все предписанные движения, одновременно с Халидом.

Икама, как бывшего военного человека, не мог не восхищать, этот простой и эффективный военно-педагогический приём, превращающий толпу, вчерашних пастухов и земледельцев, в сплочённую армию. Когда наш герой, одновременно со всеми, поднимал и опускал руки, наклонялся, становился на колени и вставал с колен, он мог наблюдать за происходящим, глазами военного профессионала. Только человек абсолютно не знакомый с военной службой, может подумать, что занятия строевой подготовкой на плацу проводятся с целью убить время, или от нечего делать, или же от непросветной тупости воинских начальников.

Глядя, как тысячи своевольных рыцарей пустыни дисциплинированно, одновременно повторяют движения своих командиров, он не мог не признать гениальность Пророка (да будет над ним благословение Аллаха) и его Наместников, понявших организующую силу, общей обязательной молитвы. Бедуин не примет тягот строевой муштры. Но, признавая авторитет Бога, он смиряет гордыню и склоняется в общем поклоне. Привыкнув во время жизни в пустыне, рассчитывать только на свои силы и считаться только со своими решениями и желаниями, во время общей молитвы он учится сочетать свои поступки с временем, которое ему диктует солнце и указания Пророка. Во время общей молитвы у него возникает чувство принадлежности к общине, сделавшей самым главным достоинством человека его веру в Бога и Верность его заветам. К Общине, где все равны, и где служение Богу в этой жизни, дает награду в виде Рая в жизни следующей. Христиане и иудеи, во время общей молитвы в своих храмах, выступают лишь в качестве зрителей, следящих за действиями своих Священников, стоявших между ними и Богом и присвоивших себе Право и Привилегию общаться с Богом и доводить его Волю до остальной паствы. Поэтому символом этих религий стал «Добрый Пастырь» пасущий своё стадо. Место верующего в этой «картине Мироустройства» навсегда было определено в стаде, ведомом Пастухами-священниками.

В Исламе в тот период, свободолюбивые арабы не принимали никаких Посредников между собой и Богом. Поэтому, они признавали только личное участие в общении с Богом и личное совершение ежедневного пятикратного салата. И чтобы совершать его правильно, они принимали помощь более опытного Имама, но лишь, как помощь Наставника и Учителя. Для абсолютного большинства мусульман и Пророк, и его Преемники-Калифы, могли лишь доводить до них слова и волю Аллаха, которые, чтобы их нельзя было исказить и было легче запомнить, излагались в стихотворной форме.

Но, сражаться за веру они шли в составе родоплеменных отрядов, под руководством своих племенных вождей-шейхов. А все высшее командование завоевательных армий было надежно связано родственными связями. Все они были членами Кланов и Семей племени Курайшитов, родственных Пророку. Оба Калифа являлись тестями Пророка, так как их дочери были его женами. Арабы признавали только одну дисциплину — послушание старшему в семье и в роду. Поэтому, признавая власть Калифа, как власть Главы племени Курайши, ни один из арабских Полководцев даже не мог и дерзнуть, открыто или втайне, ослушаться повелений Калифа и бросить вызов его непререкаемому авторитету.

Икам вспомнил, как накануне, взъерошенный Асхаб ас-Суффа их отряда, кутаясь в просторное серое одеяние, у костра, раздуваясь от важности, рассказывал молодым воинам, что во время путешествия Пророка в «Заповедную (Запретную) Мечеть» в Иерусалиме, Аллах сначала вменил в обязанность мусульман пятьдесят (!) раз молиться ежедневно. И как Пророк Муса бывший там, посчитав это чрезмерным бременем для верующих, посоветовал Пророку Мухаммаду, попросить Аллаха снизить количество молений-салата, сначала до сорока пяти, потом до сорока, и в конце концов, когда Аллах снизил количество ежедневных молитв до пяти, Пророк уже не нашел в себе смелости, в десятый раз просить разрешения снизить число молитв меньше пяти.

Ежедневная пятикратная молитва салат считается одной из главных обязанностей мусульман и рассматривается, именно, как жертва, во имя Бога. И она действительно становится жертвой, если выполнять её неукоснительно и ежедневно, без выходных и праздников. Но особенно эта жертва становится обязательной и разумной, когда мусульманин вступает на тропу Войны во славу Аллаха. И именно в этих условиях, когда воины Джихада находятся в окружении врагов на чужой территории, совершение этих молитв становится гарантией их успехов в войне, так как Аллах, видя их рвение, не оставляет их в их борьбе. К тому же, добросовестное выполнение салатов резко снижает возможность, внезапного нападения врагов ночью или на рассвете, которые являются самыми опасными, если застают воинов врасплох или спящими.

После вечерней молитвы, уточнив состав ночной стражи, арабы располагались для отдыха. Ночью, еще раз все поднимутся ото сна и будут молиться, совершая салат-иша, пугая ромейских дозорных возможностью ночного нападения. После смены стражи, воины снова смогут набираться сил до утра для славных свершений. А на рассвете, до того ещё, как солнечный диск выйдет из-за горизонта, все уже стоя в строю, закончат утренний салат-фаджр, встретив восход, в готовности ко всему.

И эта неукоснительность, обязательность для всех и регулярность исполнения обязательств, взятых перед Богом, очень быстро превращали арабские вооруженные отряды в сплочённую военную организацию огромной силы.

Конечно же, посторонние мысли во время молитвы, не красили нашего героя, но все непривычное, незнакомое и интересное, не могло не пройти мимо внимания нашего пытливого путешественника. И о его спорных и неоднозначных выводах, мы не могли не поделиться с вами.

* * *

Базилика монастыря представляла собой высокое четырехэтажное здание с покатой двускатной крышей. Для нашего героя, в ней угадывались черты готического храма, похожего на католическую кирху, по недоразумению заброшенную на сирийскую землю. Вокруг здания располагался квадрат подсобных помещений, хранилищ и келий монахов. Земли монастыря, как правило, сдавались в аренду местным крестьянам, за долю урожая. Это позволяло божьим людям не отвлекаться, заботами о хлебе насущем, от спасения человечества. Количество монахов в монастыре было ограничено. От них требовалось владением нужной профессией или востребованным искусством. Но, помимо скромных служителей божьих, в монастыре проживало достаточно прислужников и послушников, ожидающих своей очереди, вступить в монастырское братство. Монастырь представлял собой надёжное укрепление, в котором можно было укрыться от мирских соблазнов и опасностей. Давать приют бездомным путникам, было традиционным делом монастырской братии. Поэтому не удивительно, что, когда арабы попросили приюта для Халида ибн аль-Валида и его людей, двери монастыря для них были гостеприимно раскрыты.

Монастырь продолжал жить своей жизнью. Многие монахи были знакомы с искусством врачевания и легко находили, нуждающихся в их помощи, как среди страждущих арабов, так и среди защитников города.

Командующий войсками отсутствовал в ставке. Руководство осадой требовало от него ежедневного присутствия на самых важных участках фронта.

Расположившись у стен монастыря, Даррар со своими людьми приготовился к терпеливому ожиданию возвращения Халида ибн аль-Валида. Узнав о прибытии Даррара, появился брат Ахикар, занимающийся лечением ран Даррара. Он осмотрел раны и остался довольным результатом своего лечения.

Пока Анвар с воинами готовил походную трапезу, Икам попросил Ахикара показать ему монастырь. Нашему герою не давала его мысль о параллельности и нереальности мира. в котором он оказался. Даррар, как и каждый военачальник, имел среди свиты Командующего достаточно родственников и знакомых, чтобы, пользуясь случаем, отправиться навестить их, осведомиться об их здоровье и, заодно, разузнать последние новости и сплетни Ставки.

Ахикар, пряча в складках одежды серебряную монету, с удовольствием, взял на себя роль гида для нашего любознательного путешественника. Пройдя по двору монастыря, Икам задал давно интересующий вопрос «Почему в монастыре отсутствуют кресты, как символы христианства?» В ответ ему пришлось прослушать целую лекцию по основам христианства этого мира. Чтобы избавить нашего читателя от цитирования богословов и ссылок на авторитетов, мы постараемся кратко передать содержание их разговора.

После смерти императора Феодосия в 395 году от рождества Христова, распалась Ромейская империя. Ее части возглавили сыновья императора Гонорий и Аркадий. Гонорию досталась Западная ее часть, а Аркадию Восточная. После разделения Ромейской империи между сыновьями Императора на Западную и Восточную, христианская церковь, которая уже была официальной церковью Империи, тоже фактически разделилась надвое. В Западной Ромейской Империи церковным языком была латынь, и главу церкви, а также указания по вопросам доктрины искали скорее в Роме, нежели в Константинополе. Раскол между римской и греческой православной церквями еще не произошел, однако это уже были различные церковные культуры.

В новом Восточном Роме, имелась мелкитская (то есть «царская») греческая православная церковь, которой (как правило) оказывало поддержку имперское правительство Константинополя. Она была также известна под названием халкедонской церкви, поскольку принимала доктрину о природе Спасителя, принятую на Халкедонском соборе в 451 году от рождества Христова, и диофизитской церкви, потому что принимала двойственную, божескую и человеческую, природу Христа.

В пределах Восточной Ромейской империи главную оппозицию этой признанной церкви составляли общины яковитов-монофизитов в Сирии, исповедовавших единую и неразделимую природу Христа. В Сирии они были известны как яковиты, по имени миссионера Якова Барадая, основавшего отдельную монофизитскую церковную иерархию. Именно к этой церкви и относил себя монастырь, в котором служил брат Ахикар.

Была еще Несторианская церковь; называлась она по ее основателю Нестору, бывшему патриархом Константинополя и низложенному за ересь. Она противостояла как монофизитам, так и диофизитам. Преследования в основном вытеснили несторианскую церковь с византийской территории, но она продолжала процветать на землях Персидского царства, где несториане составляли большую часть населения.

Наконец, существовала церковь монофелитов, которую поддерживал император Ираклий и его чиновники. В стремлении навести мосты между монофизитами и диофизитами, спорившими о природе воплотившегося, Ираклий и его советники-богословы изобрели изящную компромиссную формулу, названную монофелитством. Разумеется, она не удовлетворила ни одну из сторон, а попытки ввести новую доктрину силой, вызвали еще большее недовольство в Северной Африке и на Среднем Востоке.

Вот и выходило, что, хотя население Ромейской Империи и Персидского царства в своем подавляющем большинстве и называли себя христианами, между ними был глубокий раскол и говорить о единстве христианского мира, можно было только что в насмешку. Казалось, что каждое государство, при его создании, стремилось заиметь свою церковь. В чем заключалось различие во взглядах на Христа в Армянской или Коптской церквях, Икам даже и не пытался понять. Здесь и мы не станем приводить яркие и бескомпромиссные характеристики, полные народными идиоматическими выражениями, которыми брат Ахикар описал заблуждения всех этих еретических сект, причисляющих себя к христианам.

А что касается символов христианства, то они были едины для большинства его течений. Среди наиболее часто встречающихся образов на стенах храма можно было увидеть Доброго пастыря, Агнца, корзины с хлебами, виноградные лозы, чашу, голубя, лилию, павлина, рыбу, феникса, якорь, пеликана, орла, хризму, петуха, льва, оливковую ветвь.

Надпись, выполненная греческими буквами ΙΧΘΥΣ по-гречески означает — «рыба». Но первые христиане воспринимали это слово, как сочетание слов, образованных из начальных букв греческих слов, составляющих выражение «Иисус Христос Божий Сын Спаситель», и в нём заключён основной символ христианской веры, подробно изложенный затем в документах Никейского Вселенского собора, состоявшегося в 325 году от Р.Х. в Никее.

Между делом, Ахикар просветил нашего героя, о значении букв Р. и Х., виденных им на щитах и значках Ромейских воинов. Это сочетание букв называлось «Хризма». Появился он, ещё в апостольские времена, и представляет собой изображение греческих букв Χ и Ρ, являющимися началом слова ΧΡΙΣΤΟΣ, что означает Мессия или Помазанник Божий. Часто в дополнение к ним справа и слева ставились греческие буквы α (альфа) и ω (омега), напоминающие слова Христа о том, что он является Альфой и Омегой, то есть началом и концом всего сущего. По легенде, Император Константин Великий, перед битвой, во сне увидел Иисуса Христа, который дал ему этот знак с повелением установить его на боевом стяге (лабаруме) Императора, со словами «С сим победишь!» И после победы над врагами, Хризма стала официальной эмблемой Императорской армии.

На вопрос о кресте, как символе Веры, Икам узнал, что после восстановления в Иерусалиме Животворящего креста, семь лет назад Император Ираклий, чтобы увековечить это знаменательное событие, издал Указ, в котором приказал считать крест Главным Символов Христианства. Но, дело в том, что у каждой секты в этом мире, было своё представление, как должен выглядеть правильный крест. Поэтому, сама мысль о том, что Крест может стать Символом христианства, было опровергнуто ими в самых убедительных выражениях и аргументах.

На неудачный вопрос, почему же только иудеи не допускают раскола в своих рядах, Икаму пришлось прослушать излишне эмоциональную речь о том, что и иудеи, вернувшиеся из Вавилонского плена в Сирию, создали свое религиозное течение, и стали называть себя Самаритяне. И с тех пор, они уже не считают иудеев своими единоверцами.

Чувствовалось, что говорить об этих вопросах, касающихся тонкостей схоластики, кем был Христос: Богочеловеком или Человеко-Богом, Человеком ставшим Богом или Богом, явившимся на землю в образе человека, наш монах был готов бесконечно. Чтобы прервать эту бесполезную дискуссию, на чисто риторический вопрос Ахикара, знает ли Икам единственно верный ответ на эту неразрешимую задачу? Икам с самым серьёзным видом заявил, что знает. На изумлённо-недоумённо взгляд монаха, наш герой выразительно произнес: «Нету Бога, кроме Аллаха и Мохаммед — Пророк его».

Вздрогнув, с удивлением и возмущением, глядя в лицо Икаму, монах, между тем, после небольшой паузы, задумчиво произнес

— Как знать, может быть в этих словах христиане и иудеи, уставшие от религиозных споров, действительно, найдут ответ, который примирит их и снова вдохнет в их души Веру в Единого Бога.

Мы просим прощения у нашего читателя за столь пространный экскурс в историю мира и его окрестностей. Стоит ли удивляться, что все услышанное от монаха, только укрепило нашего героя в уверенности, что он находится в каком-то параллельном мире, очень отличном от его родной планеты, такой простой и понятной в своей истории.

* * *

Проведя весь день в бесплодном ожидании, наши друзья вернулись в лагерь. Было принято решение, что на следующий день Икам займется подготовкой отряда к захвату городских ворот, а Даррар посвятит день поискам Халида.

С утра Икам с Дарраром прибыли в Полевой лагерь у Орлиного Прохода, где Даррар собрал всех воинов Талии мубаризунов — разведывательного отряда поединщиков, и взяв с них клятву хранить все сказанное в секрете, рассказал о своем плане, внезапным ночным наскоком захватить Ворота и открыть их для воинов Ислама. После бурного восторга, вызванного этим известием, все стали деловито и по существу, обсуждать план предстоящей операции. Никто не питал иллюзий, о наличии в лагере «ушей и глаз» ромеев. Поэтому, все приготовления проводились без излишнего шума. Выйдя из общего лагеря, Даррар отправился в ставку Халида, а Икам с отрядом, вышел к реке для подготовки к операции. Больше всего сомнений и обсуждений вызвал первый пункт плана –«переплыть через ров».

Дело в том, что доблестные рыцари пустыни, просто не умели плавать. Единственным человеком, кто мог пересечь ров, без риска для жизни, был наш герой. В ходе вынужденной импровизации, отряд отойдя на приличное расстояние, на безлюдном участке реки Аль-Барада (Холодная), протекающей у стен Димашка, приступил к тренировке преодоления водной преграды. Сначала Икам переплыв через реку, протянул через неё верёвку, держась за которую, воины учились перебираться на противоположную сторону. Чтобы преодолеть страх, у каждого воина был при себе надутый воздухом кожаный бурдюк. Собственно, больше всего времени, заняло именно подготовка бурдюков к переправе. Нужно было видеть, как, выпучивая от старания глаза, воины надували бурдюки через тростины. Зато, потом, получив заверение от своих командиров, что смерть при переправе сделает их шахидами, воины без колебаний бросались в воду. Благодаря тихому течению реки и помощи Икама, к исходу дня, все остались живы и каждый получил задачу на завтра. После побратимства с Дарраром, авторитет Икама возрос, но все же, сражаться мубаризуны (поединщики) предпочитали в устоявшихся боевых группах своих родичей и земляков. Икам признал, что, если искусство плавания для арабов было неизвестно, но со всеми остальными задачами, они справлялись без подсказок.

К исходу дня, промокшие и проголодавшиеся, но довольные и воодушевлённые, воины отряда вернулись в лагерь. Было решено, что до утренней молитвы, отряд Даррара в полном составе будет у городских ворот.

Икам отправился к шатру Даррара. Даррар на правах побратима. пригласил Икама разделить с ним вечернюю трапезу.

После традиционных фиников с хлебом, Икам подробно рассказал о готовности к захвату Ворот, больше рассчитывая не на подготовку воинов, а на их энтузиазм и арабский «авось».

Даррар рассказал, как прошла встреча с Халидом, который похвалил своего родича за смелость и приказал, после захвата ворот, ввести в город только отряд Мухаджиров, числом не более пяти сотен. По мнению Халида ромеи, не ожидающие захвата ворот, в городе не станут оказывать сильного сопротивления, поэтому свою конную группу, Даррар должен провести к Дворцу Правителя и выставить заслоны на всех перекрестках, чтобы воспретить всякое перемещение по городу. Особый отряд должен будет взять под контроль ворота, и никого в город не пускать без особого на то приказа, чтобы не допустить неуправляемого разграбления города. Так как захват ворот должен стать неожиданным, не только для ромеев, но и для осаждающих, то желающих проникнуть в город будет немного. И для них будет достаточно, приказа Командующего Халида. Других подробностей, приказания Халида, Даррар не передавал. Либо он хотел сохранить их в секрете, но, было похоже, что он и сам недопонял приказ, но не хочет говорить на эту тему.

Решив, что все необходимое для их завтрашнего триумфа уже сделано, наши герои решили провести время в светской беседе. Неудивительно, что разговор зашел о деле Икама, связанном с поисками Ирины. Этот вопрос не мог оставить равнодушной Кхаулу, которая сразу же потребовала, показать ей портрет незнакомки. Внимательно присмотрев на изображение, она не смогла удержаться от въедливого замечания

— Не понимаю, чего хорошего в волосах соломенного цвета и глазах цвета льда! Сразу понятно, что такие женщины холодны как снег. От солнца их кожа облезает кусками, как у змей, и они становятся красными, словно их натерли ягодным соком. Я видела только одну женщину, похожую на этот рисунок. Это жена Икрима ибн Абу Джахль аль-Махзуми аль-Кураши. Она живет неподалёку отсюда в поместье, которое её муж купил для неё, потому, что здесь прохладнее, чем в Аравии.

— А как зовут эту достойную женщину?

— Не помню точно, то ли Ширин, то ли Сирин.

После этих слов, наш герой забыл обо всем на свете. (Ширин или Сирин!) Стараясь не выдать своего волнения, он лихорадочно решал, что ему нужно делать дальше.

— Как бы мне увидеться с ней?

— Если захочешь её увидеть, то тебе сначала придется поехать в её поместье, но это не значит, что она захочет принять тебя без разрешения мужа. Поэтому, тебе нужно увидеться с её мужем и объяснить ему твой странный интерес к его молодой жене. И необязательно, что это ему понравится. Хотя…

Кхаула, поняв, что Икам разочарован её ответом, не могла отказать себе в удовольствии подразнить его. Тут не утерпел Даррар

— Икам, не слушай её. Икрим ибн Абу Джахль, наш дальний родственник. Мы обязательно найдем повод поговорить с ним. А может быть, нам удастся попросить его. показать нам его поместье. Теперь все знатные люди из числа Мухаджиров, кто еще не имел здесь поместий раньше, стараются приобрести земли в этих местах. Так что вопрос о покупке земли мы решим, но сначала нужно взять Димашк. Вот тогда у нас будут деньги, а с деньгами будет и земля. А моя сестрёнка, обязательно, поможет тебе увидеться с женой Икрима. Ты не смотри, что она строгая. На самом деле, она у меня добрая.

— Кхаула, как сестру прошу тебя помоги мне. И если это действительно она, то клянусь, я подарю тебе иранского аргамака, чтобы ты могла на нём обгонять ветер!

— Только аргамак должен, быть белым, как снег!

Глава седьмая

После ночного салат-иша, когда, сменив караульных, воины отряда Даррара стали готовиться продолжить ночной отдых, Икам, знаком, приказал своему отряду остаться. Операция по захвату ворот, намеченная на утро, значила для него слишком много, чтобы он мог позволить себе рисковать её итогом. Икам решил не откладывать всё на утро, когда, не в меру бдительный, стражник на стене мог, увидеть его переправу и поднять тревогу. Он уже объяснил всем своим воинам, что нужно делать. И теперь все зависело только от его умения и сноровки.

Арабский лагерь затихал, воины укладывались спать у еле тлеющих костров, завернувшись с плащи. У границ лагеря скользили тени тех, кто мучился животами от гнилой воды и несвежей пищи. Стражники на стенах лениво перекрикивались, оперевшись на копья или присев у стенных зубцов. К присутствию арабов за стенами, все уже привыкли, как привыкают к плохой погоде в зимние месяцы.

Икам скинув одежду, присел у берега рва. Пока Анвар укладывал в мешок его вещи и оружие, наш герой осмотрелся. При появлении врага у стен города, горожане сожгли заросли камыша, росшего по берегам рва. Поэтому на берегу не было никакой растительности, которая могла бы послужить укрытием. В слабом свете луны городские стены казались неприступно высокими. Лунного свела хватало лишь на то, чтобы слегка разбавить ночной мрак и высветить светлую дорожку на воде. Ярко светили звезды, изредка прячась в небольшие облака, пасущиеся на небе. У стены ветра не чувствовалось.

Зная по опыту, что последние наставления никогда не помогают, Икам, дождавшись тихого похлопывания по плечу, со словами; «Бисмиллахи рахмани рахим!» скользя по глине, опустился в теплую воду. Поначалу он намеревался преодолеть ров, нырнув у одного берега и вынырнув у другого. Но, как и бывает в планах у настоящих военных, природа сразу внесла в эти планы свои коррективы. Вода во рве с южной стороны города была проточной, поступая из реки, как мы уже упоминали, Аль Барада, что в переводе значила «холодная». С трёх остальных сторон, во рве вода была почти непроточная, стоячая с затхлым запахом нечистот, которые сливались в ров по сточным канавам со всего города. Под водной гладью. ров был заполнен зарослями водорослей, которые сразу опутали его руки и ноги, превращая плавание в настоящее испытание. Стараясь не производить шума, Икам то ли полз, то ли плыл по травяному ковру, успокаивая себя тем, что со стороны его голову могут принять за водяную крысу, переплывающую ров.

Водяные крысы в избытке водились в здешних краях. В любое время можно было наблюдать, как они бороздили водную гладь, оставляя за собой треугольный след на воде. Арабские воины, не брезговали разнообразить свой скудный, солдатский рацион мясом этих милых животных, не распространяясь, о происхождении мяса в котле. Вокруг котлов дружно садились и яхуди, и насара, и мусульмане. Ибо солдатская мудрость гласит:

— Ешь виноград, а где вырос — не спрашивай!

Наше несколько пространное отступление. вызвано стремлением нашего героя, отвлечь от него Ваше внимание. Ему очень не хотелось бы, чтобы Вы его видели в столь неприглядном виде, плывущего в нечистотах, облепленного водорослями и задыхающегося от вони. Но, к сожалению, такова правда любой войны.

Подплыв к противоположному берегу рва, Икам столкнулся с невозможностью вскарабкаться на крутой глинистый берег. Оказывается, местные фортификаторы знали свое дело, не укрепляя берега мощеным камнем. После нескольких безуспешных попыток он добрался до брёвен, торчавших из берега для упора подъемного моста. Наконец напрягая все силы, он оказался на самом верху скользкого, покрытого мхом, бревенчатого помоста и обессиленно повалился на него. Сколько времени прошло, пока он смог восстановить дыхание, неизвестно. Но он почувствовал, что его сильно дергают за шнур привязанный к поясу. Ругая себя, он в ответ три раза дернул за шнур. На другом его конце, получив знак, что у отважного разведчика все хорошо, успокоились.

Усевшись в тени от помоста, Икам начал перетягивать шнур на свою сторону. К другому концу тонкого шнура была привязана крепкая веревка. Привязав её к брёвнам, наш герой дважды дернул за неё и стал ожидать прибытия остальных воинов своей группы. Но, дальше все пошло не по его плану. Вместо Анвара у берега показались воины Даррара, которые, быстро поднявшись с помощью Икама на берег, вытряхнув из мешков оружие, тут же приготовились к бою. Подняв очередного героя на вражеский берег, Икам отошел в сторону, не желая, как говорится в умных книгах: «Таскать для них каштаны из огня», точнее, из воды. Но, в его услугах, похоже, арабы больше не нуждались. Первый отряд собравшись у своего вождя, осмотрел ворота и, встав друг другу на плечи, соорудили живую пирамиду, по которой бойцы быстро, как ящерицы перелезли через ворота. Вскоре за ним последовали еще два небольших отряда. Наконец-то, появился и Анвар, с оружием и одеждой Икама. Вооружившись и приведя себя в порядок, стараясь не обращать внимание на ужасный запах, идущий от него, Икам наконец-то добрался до ворот. Ворота оставались закрытыми, но сбоку от них, в нише стены открылась, никем не примеченная дверь. Через неё Икам проник в башню. Здесь стало понятна причина задержки с воротами. Горожане завалили камнями все пространство между внутренними и наружными воротами. Три командира отряда никак не могли прийти к общему решению, что делать дальше. Их спор прервал Икам, несколько возбудившийся от попытки, украсть у него победу. С нескрываемым бешенством, он зашипел на самозванцев, напомнив им о том, кто назначен ответственным за открытие ворот. В его короткой речи, полной ярких образов и выражений, понятных каждому военному человеку, самым приличным словом было «приказываю». Как ни странно, но в моменты, когда общее дело оказывается под угрозой срыва, и легкого успеха не предвидится, все амбициозные начальники, легко отказываются от лидерства и соглашаются на вторые роли. Так получилось и в этот раз. Оценив обстановку, наш герой поставил воинов в цепочку и передавая камни из рук в руки стал освобождать центральный проход от камней, выкладывая ими баррикаду на лестницах, ведущей на стены. Когда проходы на стены оказались надежно заблокированными от нападения со стен, освободились и запоры наружных ворот. Когда ворота открылись, то воины, работающие в башне, почти ползком, выбрались на свежий воздух, приходя в себя и захлёбываясь в кашле. В этот момент стражники на стенах, наконец, заподозрили неладное и стали тревожно перекликаться. Запаниковав, наш герой приказал опустить подъемный мост. Когда мост опустился, он поспешил перерубить канаты, на которых висели балки моста. Отправив Анвара к Даррару за подмогой, он приказал привести лошадей и воду, чтобы смыть с себя грязь.

Даррар прибывший к воротам, поднялся на башню, и успокоил городских стражников, уверенным голосом сообщив им, что ворота открываются с ведома городского Совета, для обеспечения прохода делегации, назначенной для переговоров. Как и всегда бывает, когда повышенная секретность в среде командования, приводит к тому, что, вместо достоверной информации до солдат доходят только слухи и сплетни, то Даррару поверили. К тому же, охрана и оборона городских стен была поручена городскому ополчению, а ворота охраняли солдаты имперской пехоты. Отношения между этими славными представителями вооруженных сил Империи, были, мягко говоря, несколько натянутыми. И те, и другие считали своих оппонентов еретиками и мошенниками. Почему-то, солдаты решили, что в башне ведутся работы силами горожан, пригнанных для расчистки прохода через башню. А ополченцы вообразили, что наконец-то, Командование нашло достойное применение силам бездельников и дармоедов имперской пехоты.

Как бы то ни было, но, работы в башне продолжались без препятствий со стороны городских защитников почти до полудня, с перерывом на утренний салат-фаджр, и завтрак. Стражники на городских стенах, наблюдая, как после утренней молитвы арабы занялись своими повседневными делами, окончательно успокоились, и после смены дежурства спокойно отправились для отдыха по домам, не обращая внимания на опущенный мост, и шум работ.

Даррар, встревоженный задержкой с расчисткой прохода, не торопился с докладом в Ставку о ходе операции, зато командиры его отряда, получили редкую возможность спокойно и без суеты уяснить свои задачи о довести их до своих подчиненных.

У Даррара, как и у каждого знатного военачальника, был свой секретарь из простонародья, вольноотпущенник-полиглот. У того нашелся кусок пергамента, на котором были старательно нарисован план города. План выглядел как красочное произведение художника. Возле каждых ворот были замечательные миниатюры с фигурками богов. Но на нем, подробно были нанесены все кварталы города, цитадель, храм, цирк и базарная площадь. Каждый рисунок сопровождался каллиграфической, пояснительной надписью на сирийском языке. Когда Икам увидел этот план, он чуть не задохнулся от возмущения. Иметь такой план и ставить ему задачи, рисуя палочкой не песке, показалось ему или режимом секретности, доведенным до абсурда, или откровенной глупостью. Но решив, что он, возможно, еще не заслужил полного доверия со стороны его названного брата, он решил внимательно прислушиваться к тому, о чем говорилось на совете их катибы (эскадрона).

В ходе обсуждения было принято мнение, что контроль, установленный за Прямой улицей и Восточными воротами, дает им господство над всем городом. Насчитав на плане города двадцать перекрёстков, было принято совместное решение ввести в город всех воинов, имеющихся в отряде. Это решение было воспринято с воодушевлением, ведь воины, принявшие участие в захвате города, получали право на долю в общей добыче.

Даррар пользуясь планом, назначил командиров полусотен-курдусов, на каждый перекресток Прямой улицы. Две сотни, из числа заслуженных Мухаджиров были назначены, для удержания ворот, свою личную дружину он решил оставить при себе, в качестве подвижного резерва. Отряд Икама, вошел в состав личной дружины Даррара. Икам еле скрыл усмешку, когда один из воинов личной охраны его друга, с лицом закрытым кольчужным капюшоном, озорно подмигнул ему из-под зеленой повязки на голове. В ответ он лишь низко поклонился, приложив ладонь правой руки к сердцу. Быть вежливым в любой обстановке, он считал своим незыблемым правилом истинного гусара.

В работах, по расчистке башни и хлопотах, по составлению хитроумного плана захвата города, незаметно и прошло утро этого дня для наших героев.

* * *

После утреннего фаджр-салата, к воротам Марса, или, как их называют местные остряки, к воротам Жабы, что находятся в западной стене города Димашк, подъехало несколько групп арабских воинов в доспехах. Перед небольшим навесом, установленным предприимчивыми торговцами или бдительными стражниками, неподалёку от моста через ров, наполненный зеленой водой, они спешились. Их командиры собрались под навесом, где на помосте сидя, их уже ожидал сам Командующий, благородный Халид ибн аль Валид, в своей любимой красной шапочке, похожей на тюбетейку, надеваемую под шлем. Прибывшие старались не показывать своего удивления и тревоги, вполне объяснимыми, внезапным приглашением-вызовом на Совет к западным воротам города. Вряд ли, стражники, несущие службу на городских стенах, знали, что на расстоянии, меньшем чем полёт стрелы, под навесом собрались командиры всех арабских отрядов, осаждающих их город.

Первым прибыл Амир ибн Аль-Аса, эмир тысячи воинов. Он был верным другом Командующего, чем и объяснялось его присутствие здесь. А тысяча его воинов делало его присутствие вполне легитимным. Халид и Амир оба были из знатных родов племени Курайши. Они оба принимали участие в войнах против Пророка, и оба приняли Ислам по приказу своих шейхов, когда Мекка покорилась Мухаммаду. После смерти Пророка, многие арабские племена взбунтовались и отказались, платить налоги Курайшитам. Преемник пророка Абу Бакр, тогда поверил им и дал воинов, для усмирения восставших. Видя в борьбе смутного времени-Ридда, свой шанс возвыситься и Халид, и Амр, огнём и мечом восстановили власть Калифа над Аравией. За эти заслуги Халид ибн аль-Валид получил воинов и был отправлен добывать себе славу и богатство в Персию, а Амиру ибн Аль-Аса выпала доля воевать в Сирии. Сирия была благословенной и самой богатой, по мнению арабов, землей того мира. Удачливые полководцы за короткое время, делали себе там целые состояния. На Сирийский фронт рвались все охотники за удачей и славой. Торжество Ислама на землях Аравии имело последствие, о котором мало кто задумывался. Аллах запретил войны между своими последователями. А чем же могли прокормить свои семьи Витязи пустыни, веками ведущие нескончаемые войны, всех против всех, войны ради Славы и Добычи? Теперь эта сила, всегда бурлящая в аравийском котле, грозила сорвать крышку и взорвать арабскую государственность. Поэтому, когда Абу Бакр, выполняя заветы Пророка, объявил сбор войск для похода на Север, под знамена его Полководцев, собралось почти двадцать тысяч воинов.

Чтобы не давать слишком много власти одному военачальнику, были созданы три армейские группы, примерно по 6—7 тысяч воинов. Командовать ими были поставлены Сподвижники Пророка Абу Убейда ибн Аль-Джаррах, Шурахбиль ибн Хасана и Язид ибн Аби Суфьян. Все они пользовались безусловным доверием Калифа и авторитетом среди воинов арабских племен. Но, три разрозненных войска, прокатившихся по Сирийским землям, не оправдали возложенных на них задач. Добыча, присылаемая в Ясриб, была до смешного мала и не могла оправдать тех затрат, которые были потрачены Калифом на экипировку сил вторжения. Для того, чтобы придать войне более динамичный характер, Абу Бакр, как политик сделал гениальный шаг. Он снял со второстепенного иранского направления Халида ибн аль-Валида и подчинил ему армии всех трех Полководцев. Вот только воинов ему он не дал. Из всего двадцатитысячного арабского войска, непосредственно воинами Халида считали себя лишь тысяча воинов его личной дружины, пришедшая с ним из Ирака. Ещё он мог рассчитывать на тысячу мукатилов Амир ибн Аль-Аса, своего друга. Попытка создать кавалерийский кулак из сводных конных племенных отрядов, наталкивалась на глухое сопротивление Командующих воинских групп. Халиду нужен был громкий успех. Если он в ближайшее время не подтвердит свою преданность Калифу Умару, то, о его карьере военачальника, можно будет забыть. Поэтому он решился на отчаянный шаг; поставить всех перед фактом, необходимости принять его план, сейчас и немедленно, не теряя времени на обсуждение и запросов разрешения из Ясриба.

Почтительно поприветствовав Абу Убейда и вежливо осведомившись о здоровье у Шурахбиля и Язида, Халид и Амир пригласили всех разместиться на помосте.

Прибывшие отметили отсутствие под навесом Даррара ибн аль-Азвара, как хороший знак. Этот выскочка-неудачник и забияка раздражал Военачальников, своей показной преданностью своему родичу Халиду. Его отсутствие было воспринято, как примирительный знак со стороны Командующего.

Воины личной дружины Халида оттеснили всех посторонних от помоста, давая возможность Членам Совета, беседовать, не опасаясь посторонних ушей.

— Простите меня, друзья мои. Поверьте, что только крайне важные обстоятельства, заставили меня, собрать Вас здесь и сейчас. Я прошу Вас, довериться мне, и тогда, по Воле Аллаха, Димашк станет нашим.

Скажите, как вы считаете, в наших интересах захватить город силой и отдать его на разграбление воинам или договориться с горожанами о его мирной сдаче с выплатой контрибуции и уплатой ежегодной подати в дальнейшем? Ответив на этот вопрос для себя, мы четко дадим понять нашим воинам, пришли ли мы сюда в набег за добычей, или принесли свет истинной Веры, чтобы остаться здесь господами навсегда? Услышав ответ на этот вопрос, я объясню, причину моей просьбы, собраться здесь. Уважаемый Абу Убейда ибн Аль-Джаррах. Вы являетесь самым заслуженным среди нас. Скажите, как вы считаете, что мы должны делать?

— Уважаемый Халид. Волей Праведного Калифа Умара, Вы поставлены над нами Командующим. Как воин Ислама и верный слуга Калифа (Да будет над ним благословение Аллаха), я готов выполнить любой Ваш приказ. Но, если Вы хотите знать мое мнение, то я считаю, что лучшим выходом для нас, стал бы скорейший переход Димашка под наш контроль. Пользуясь случаем, хочу довести до вас Требования нашего Калифа.

Вчера прибыл гонец из Ясриба. Пользуясь Вашим разрешением читать все письма, доставленные в Ставку во время Вашего отсутствия, я ознакомился с этим письмом. В нём Калиф высказывает свою озабоченность, по исполнению его приказов. Он, по-прежнему, требует неукоснительно отправлять пятину в Ясриб, для содержания родственников Пророка и его последователей. Остальные деньги необходимо расходовать на покупку вооружения и доспехов для воинов. Особое внимание обращено за закупку верблюдов для перевозки нашей пехоты. До тех пор, пока все воины отряда не имеют верблюдов, хотя бы одного для двух воинов, приносить верблюдов в жертву и резать на мясо, приказано запретить. Пока все воины отряда не будут иметь оружия и брони для ведения пешего боя, знатным воинам запрещено покупать лошадей, дорогие кавалерийские мечи и дорогие доспехи у торговцев. Доспехи, коней и оружие можно добывать только у врагов в бою или в виде выкупа за свободу, взятых в плен знатных ромеев и персов. При недостатке средств, для вооружения воинов мечами, закупать, или наладить их изготовление на местах, для них обоюдоострые топоры на длинных ручках, отлично зарекомендовавших себя в ближнем бою. Калиф Умар считает, что сила арабского войска в тяжелой пехоте, вооруженной луками и имеющих для перевозки воинов верблюдов. Приобретение вооружения для пехоты, должно стать главной обязанностью командиров отрядов. И, до возврата стоимости вооружения и доспехов, увольнение воинов с военной службы, запретить. Калиф благодарит за смелость и доблесть, проявленную Войсками во время битвы при Ажнадайне, но выражает крайнее недовольство, неоправданными большими потерями в живой силе, понесенными пешими, йеменскими отрядами шахидов. Людские ресурсы южного побережья исчерпаны. Добычи, доставляемой в Ясриб, с трудом хватает на содержание семей воинов и родственников Пророка. Желающих воевать и идти в походы, становится всё меньше. Если не будут исполняться требования Калифа, то виновные в неудачах Северного похода, ждет крайнее недовольство Калифа.

Шурахбиль ибн Хасана, увидев, как возмущенно встрепенулся Халид примиряюще заметил

— Уважаемый Халид! Мы уже не раз слышали Ваше мнение, о роли пехоты и кавалерии в этой войне. Согласны, что и Ромеи, и Иранцы делают ставку на тяжелую кавалерию и лучников, рассматривая свою пехоту, лишь как вспомогательную силу. Но, это не значит, что мы должны идти тем же путём. Для создания кавалерии нужны годы. Нужны новые породы лошадей, годных для наших пустынь. Такие есть только на севере Ирана, в Согде и Бактрии. Чтобы наша кавалерия стала лучшей в мире, нам сначала, нужно принести Свет истинной веры в степи Турана и привезти оттуда коней, быстрых как птицы. Чтобы научить воинов, воевать на конях, нужны годы упорных тренировок. Ваши мечты создать арабскую кавалерию, преждевременны и, пока, остаются лишь мечтами. Я согласен с Калифом Умаром, что хорошо вооруженная пехота, защищенная броней от стрел ромеев и персов, сплоченная Верой в Единого Бога — устоит от натиска конницы врага и обратит в бегство его пехоту. Тем более, когда сейчас, наш Калиф своим указом, положил конец этим спорам. Я обещаю, добиться во всех своих отрядах точного исполнения требований нашего Калифа Умара (Да будет над ним благословение Аллаха!) Так, о чем ты хотел рассказать нам? Если честно, то я чувствую себя неуютно, понимая, что все Полководцы нашей Армии, находится в опасной близости от ворот врага. Одна смелая вылазка кавалерийского отряда ромеев, может поставить под угрозу дело Джихада в Сирии.

Все, невольно, посмотрели на городские ворота. Было похоже, что сегодня вылазка врагом не планировалась. Возле ворот через открытую калитку, приказчики Дамасских купцов устанавливали лавки, раскидывали полотняные навесы и вытаскивали тюки с товарами. Возле них уже толпились воины из свит арабских вождей, привлеченные заманчивыми предложениями торговцев.

* * *

Патрикиос Анастас, стоя на вершине башни цитадели, в последний раз уточнял с Городским Казначеем, план действий на сегодня. План был составлен и утверждён на городском Совете. Многие Члены Совета были против, выполнения этого плана, но требования Императора, доставленные им в письме, укрытом в рукояти меча экатонтарха Фемела, не оставляли им другого выбора. Перед ними раскинулась панорама знаменитого тысячелетнего города. После последней грандиозной перестройки, которой подвергся город при Ромейских императоре Юлиане, его городские стены высотой до 10 метров, из массивных каменных блоков, составили прямоугольник со сторонами северными и южными — около 1200 метров, западными и восточными — около 800 метров. При строительстве города, Ромеи широко использовали камень, который добывался в горах неподалёку. С востока на запад в его южной части, город пересекала прямая улица шириной около 5 метров, украшенная колоннадой. Она пролегла от Восточных ворот Солнца или ворот Шарки, к западным воротам Марса. Примерно по середине этой улицы, к ней с юга прилегала торговая площадь размером 200 на 200 метров. Вокруг площади в торговых кварталах разместились дома торговцев. Посередине между рыночной площадью и западными воротами высилось здание Амфитеатра, построенное для театральных преставлений и боёв гладиаторов. Сейчас эта громадная, каменная постройка использовалась, как военная база городского ополчения, костяк которого составляло купеческое сословие и их домочадцы.

В 400 метрах от юго-западного угла городской стены от южных ворот Сатурна на север, пересекая Прямую улицу, шла дорога, ведущая к храму Св. Иоанна Крестителя, построенного на месте бывшего святилища Юпитера Дамасского, поставленного, в своё время, на месте бывшего арамейского храма Хаддада.

В 200 метрах от юго-восточного угла городской стены от южных ворот Юпитера, строго на север, город пересекает улица, ведущая к северным воротам Тума или воротам Цветов. Она пересекает главную улицу и проходит у восточной стены цитадели, расположенной в северо-восточной части города.

В северо-западной его части расположился, уже упоминавшийся, Храм Св. Иоанна Крестителя. В северной части городской стены к стенам Храма примыкали ворота Меркурия. В северной стене между воротами Меркурия и воротами Тума, были еще одни ворота — Ворота Луны. Примерно в двухстах метрах, параллельно городской стене с востока на запад между Цитаделью и Храмом пролегала широкая дорога с колоннадой, используемая когда-то, для торжественных праздничных шествий.

Все кварталы города имели строго прямоугольную форму размером 45 на 100 метров и располагались длинной стороной с севера на юг. Прямые дороги между кварталами были шириной от трёх до пяти метров.

Таким образом, в северной части города располагались, Цитадель, Храм и элитные кварталы. Юго-восток города был торговым и чиновническим.

В юго-западной его части располагались кварталы бедноты. Кварталы имели такую же планировку, вот только дома были построены в основном их сырцовых необожжённых кирпичей.

Устройство города обеспечивало его оборону при отражении нападения извне или при его осаде. Хоть его ворота не имели высоких башен со сложными лабиринтами, как это принято у персов, но его стены могли выдержать любые тараны. При ведении боев в городе, каждый квартал мог быть превращен в бастион. Неширокие, хотя и прямые улицы легко могли быть, перегорожены баррикадами. При достаточном количестве защитников и их желании сражаться, город взять штурмом, было бы очень сложно. На случай осады, помимо колодцев в городе был акведук, по которому вода из гор в избытке поступала в город.

Но, Патрикиос Анастас не питал иллюзий о перспективе обороны. Войск катастрофически не хватало, и они, как и все наемники-варвары, были ненадежны. Борцы с Ересью, присланные из столицы для укрепления Православия, своими репрессиями, настроили против Императора почти все городское население. За четверть века, пока город находился под властью Сасанидов, греческие священники в Константинополе, постоянно занятые религиозными изысканиями и усовершенствованиями церковных обрядов, смогли добиться того, что христиане, отставшие в церковном развитии от своих столичных единоверцев, не приняли их новшества в исправлении Службы. Церковный раскол всегда неприятен, но, он всегда затухает со временем, когда у Правительства достаточно Силы и Воли. Но, этот всплеск религиозного рвения со стороны церковников, прибывших на освобождаемые персами, согласно договору, территории из Константинополя, оказался совсем некстати. За последние четверть века на землях, находящихся под властью Шахиншаха, выросло целое поколение, потерявшее страх перед Мощью Романской Империи, и привыкшее к отсутствию религиозного диктата со стороны Властей. В Сасанидской Персии, особо не преследовали христиан и иудеев, проживающих на присоединенных к персии территориях, поэтому столкнувшись с религиозными чистками, при приходе «освободителей» -ромеев, они почувствовали себя, мягко говоря обескураженными, чтобы не сказать обманутыми. Поэтому, на поддержку войск городского ополчения, особой надежды нет. Они могли только нести караульную службу на стенах и готовы были, защищать с оружием в руках только свои кварталы. Войск, присланных из Центра для обороны города, еле хватало, чтобы обеспечить пассивную оборону городских стен. Поэтому, Коменданту больше приходилось рассчитывать на свой опыт дипломата и политика, чем стратега и военачальника. Приказ Императора обескуражил его. Этот план был явно задуман людьми, не знавшими реальной обстановки на местах. Но и отмахнуться от него, было нельзя. Иначе путь в столицу для него закроется навсегда.

Патрикиос был одет в обычную парчовую тунику, обильно затканную золотыми нитями. Просторный златотканый плащ до земли скрывал контуры его атлетической фигуры. Аккуратная небольшая борода и волосы до плеч, ухоженные ногти на руках и ногах, говорили о мастерстве и старании его брадобреев. На ногах, как и положено суровому воину, у него были солдатские сапоги из толстой воловьей золоченой кожи. На перевязи через плечо, как и полагалась в военное время, висел короткий меч в золотых ножнах.

— Уважаемый Мансур, сегодняшний день станет или самым важным в нашей жизни, или самым несчастным. Я еще раз прошу Вас, не винить себя ни в чем. Мы все просто слуги Императора, и не можем обсуждать его приказы. Нам не пристало, оценивать действия Василевса с точки зрения простого, заурядного человека.

Патрикиос помолчал, давая время вдуматься в его слова.

— Я хочу, чтобы Вы знали расклад наших сил. Почти все воины гарнизона заняли места на крепостных стенах, чтобы отразить внезапное нападение арабов. Всю дворцовую стражу я направил в кварталы к воротам Марса. Их задачей станет при необходимости, оттеснить арабов из города и закрыть ворота. Нестрашно, если при этом пострадают жилища плебеев и охлоса. В цирке мы собрали, почти всех, свободных от службы ополченцев. При угрозе прорыва арабов по прямой улице к Рыночной площади и торговым кварталам, они обязательно поддержат дворцовую стражу. Отряд Фемела будет размещен на рыночной площади. Ему и поручено выполнение самой сложной задачи — захват и пленение Халида. Надеюсь, что он сможет затеряться в рыночной толпе. Всем торговцам уже объявлено, что сегодня на рынке отменен торговый сбор. А для населения пущен слух, что будут тайно продавать зерно из городских хранилищ. Так что, наличие зевак на площади нам обеспечено.

Ваша задача — встретить Халила и проводить его по Прямой улице к Цитадели. Постарайтесь, чтобы его свита не превышала десятка человек. Отряд Фемела должен захватить араба в плен, уничтожив его охрану. В случае, каких-либо накладок, мы объявим Фемела и его воинов городскими разбойниками. Если понадобится, мы даже выдадим их арабам, для расправы.

При нападении на Халида и его свиту, дворцовая стража начтет блокирование ворот, а городское ополчение перекроет Прямую улицу, отрезая Халида от подмоги со стороны ворот. Как только ворота будут закрыты, стража вернется во дворец. А среди арабов будет пущен слух о том, что сам Халид попросил у нас убежища и принял Христианство. Измена Командующего наверняка, заставит арабов снять осаду и отойти от стен города. Тем более, что к этому времени, войска императора должны будут, отрезать арабов от дорог, ведущих на юг. Без Командующего, деморализованная арабская армия найдёт свой конец под стенами Дамаска или по дороге домой. И даже если, кавалерия и ее командиры смогут прорваться и уйти из окружения, то вся их пехота найдет свою смерть в Сирии. А как встретят избежавших плена конников дома в их Счастливой Аравии, мы можем себе представить.

Ромей снисходительно усмехнулся

— Не знаю, что из этого всего выйдет, но пока мы должны, не только постараться исполнить Приказ Императора наилучшим образом, но и озаботиться убедительным объяснением нашей невиновности, в случае его провала.

— Ваши последние слова убеждают меня в том, что вы самый дальновидный политик в Империи. Надеюсь, что все будет исполнено, как вы спланировали. Хочу напомнить, лишь о Вашем обещании, не подвергать риску жизнь Халида. Я дал ему Слово, что гарантирую его безопасность.

— Конечно, конечно. Даю Вам своё слово. В крайнем случае, для прикрытия, мы и Вас арестуем и заключим в тюрьму, по обвинению в измене. Это снимет с Вас ответственность за произошедшее. Не смею Вас задерживать, Ваши арабские друзья уже, возможно, ждут у ворот Марса.

* * *

Проследив с высоты башни, отъезд Казначея, Анастас позвал Фемела. В нем трудно было узнать вчерашнего экатонтарха. Несвежая туника, потрёпанный плащ из грубой шерсти и поношенные сандалии прекрасно гармонировали с небритым лицом и нечесаными волосами. Если бы не холодный взгляд и гордо посажанная голова, его можно было принять за обыкновенного бродягу.

Придирчиво осмотрев офицера, Комендант поприветствовал его кивком головы.

— Фемел, дружище. Сегодня у Вас есть возможность, не только смыть позор пленения вас, каким-то бродягой-бедуином, но и прославить свое имя. В случае успеха, я обещаю, лично доложить о вашем подвиге, нашему Императору и просить для Вас достойной награды. Ваша задача — уничтожить Конвой Арабского Генерала и постараться захватить его самого в плен. Но, если кто-нибудь, из ваших людей, самовольно убьёт Генерала Халида, то вашей вины, в этом не будет. Кстати, чтоб вы знали, то вашим людям обещали награду в десять золотых солидов тому, кто убьёт Халида. У Вас все готово?

— Мой генерал, мои люди — сборище разбойников и убийц. Мне пришлось лично убить двоих из них, для поддержания дисциплины. Но уверен, что я смогу выполнить Ваш Приказ. Тем более, что вы обещаете, не спрашивать строго за случайную смерть араба.

— Фемел, друг мой. Не будьте строги к вашим людям. Нам пришлось освободить их из тюрьмы, где они дожидались казни. Им пообещали жизнь и свободу, если они сделаю эту работу. После выполнения, задания Вы сможете, лично решить судьбу каждого из них — дать им обещанную награду, или казнить у вас на глазах. Арабы не должны выйти из города. Эта работа ваших людей. Я пригласил Вас для того, чтобы напомнить, что ваша главная задача — обеспечить безопасность Казначея Мансура. Он не должен пострадать ни в каком случае. Надеюсь, что это вы понимаете?

Патрикиос внимательно и требовательно посмотрел в глаза офицеру. Казалось, что своим взглядом он хотел донести до Фемела то, о чем нельзя говорить вслух. Но, ответом ему был лишь каменный взгляд ясных серых глаз, кажется, незнакомых с чувствами.

Пожелав успеха, комендант, приветливо улыбнувшись, отпустил офицера. Проследив через проём между каменными зубцами цитадели, как группа всадников в серых плащах поскакала к рыночной площади, комендант призвал к себе своего доверенного слугу, выполняющего у него роль адъютанта. Доклад молодого чиновника искренне расстроил Коменданта.

— Мой генерал, мы обыскали все казнохранилище, все помещения Городского правления — денег, обещанных арабам в качестве контрибуции, нигде не найдено. Либо их просто нет, либо они находятся у него дома.

— Это возмутительно! Так легкомысленно относиться к сохранности казенных денег! В дом к Мансуру, пока, лезть не нужно. Неизвестно, чем закончится сегодняшний день. А завтра, если все пройдет по плану, мы вернемся к этому разговору. Но поиски нужно продолжить. 100 000 солидов это четыреста сорок пять килограммов золота! Они не могут исчезнуть бесследно! Мне нужны эти деньги! Мне нечем платить моим солдатам! Да и в Столице ждут весомых свидетельств наших успехов. Идите и продолжайте поиски денег.

— Да, мой генерал! Поступил доклад, о какой-то подозрительной активности арабов у восточных ворот. Говорят, что их готовятся открыть для прохода арабской делегации к вам.

— Да, я знаю. Должен же генерал Халид как-нибудь попасть к нам. Не отвлекайтесь на пустяки! Сейчас самое главное найти, где эти мошенники прячут городскую Казну. Ищите деньги, мой друг! Это сейчас самое главное!

Глава восьмая

— Уважаемые, настало время объяснить, для чего я Вас собрал здесь. Городской Казначей Мансур ибн Сарьян, готов признать своим повелителем нашего Калифа Умара, выплатить сто тысяч динаров контрибуции немедленно и впредь платить налог в размере два динара и джериб пшеницы с каждого взрослого мужчины ежегодно! Договор о сдачи города он готов подписать сегодня же, при условии, что мы, тоже, подпишем договор и не допустим разграбления города.

Скоро он прибудет сюда, чтобы провести нашу делегацию в дворец Правителя. Мансур предложил Мне возглавить нашу делегацию и обещает обеспечить её безопасность. Он просит, чтобы состав делегации не превышал десяти человек. Я не считаю возможным, принимать капитуляцию, втайне от Вас, друзья мои. Я предлагаю Вам, вместе со мной, сейчас же, отправиться в город и принять его покорность. Мною составлен Договор о сдачи города, вот он. Прошу каждого из Вас взять списки с него и ознакомиться с ним. Во Дворце правителя, Вы вместе со мной подпишите договор от имени нашего Калифа Умара (да будет над ним благословение Аллаха!)

Повисла гнетущая тишина. Делая вид, что внимательно читают проект договора, собравшиеся лихорадочно решали, как отнестись к словам Халида ибн аль-Валида. Текст Договора был типовым для заключения его с городами, признающих власть Калифа. Пергаменты с такими договорами были у секретарей всех арабских отрядов. Командирам отрядов оставалось только вписать в договор свои имена, название города и размер выплачиваемой дани. С получением экземпляра такого договора Город переходил под покровительство Калифа, и ни один араб-мусульманин не рисковал нарушить покой, горожан такого города.

Все взгляды непроизвольно обратились к Абу Убайда ибн аль-Джарраха. Это был самый заслуженный соратник Пророка не только в Сирии, но и возможно во всей Аравии. Его полное имя: Абу Убайда Амир ибн Абд|ултах ибн аль-Джаррах ибн Хиляль ибн Ухайб ибн Дабба ибн аль-Хрис ибн Фихр ибн Малик ибн ан-Надр аль-Куравдий аль-Фихрий. Ислам он принял ещё до изгнания мусульман из Мекки. Вместе с другими сподвижниками Пророка, он уехал из Мекки, сначала в Эфиопию, а затем и в Ясриб, Ходили слухи, что в бою в битве при Бадре, он сразился со своим отцом, который воевал против мусульман на стороне язычников, и убил его. Абу Убайда вместе с Абу Бакром и Умаром участвовал в качестве представителя мухаджиров в собрании под шатром Бану Сакифа, на котором первым Праведным халифом был избран Абу Бакр. Именно от него сейчас зависело окончательное решение. Командующий Халид был первым на поле боя. В вопросах же политики и дипломатии последнее слово было за Абу Убейда.

— Уважаемый Халид. Я поздравляю тебя с большим успехом, достигнутым в переговорах с Ромеями. Но, уверен ли ты, что это не ловушка? И, что ты не суёшь свою голову в пасть Ромейского льва?

К обсуждению присоединился Шурахбиль

— Я рад, что уважаемый Халид не соблазнился, лично заключить Договор с Правителем Димашка, и позвал нас. Но, считаю недопустимым, всецело полагаться на слово Ромеев. Поэтому, предлагаю Халиду со своими людьми войти в город и заключить Договор о его сдачи.

— Я могу взять город и отдать его моим воинам. Но, при добровольном переходе Димашка под власть нашего Калифа, мне нужна Ваша помощь. Я прошу Вас не отказывать мне в ней. Ромеи хитрые и двуличные, как змеи. Они могут потом извратить Договор воспользовавшись моей неопытностью. Если мы не заключим Договор сейчас, то завтра, здесь появятся солдаты Ромейского Императора, и о взятия города придется забыть надолго, если не навсегда. Поэтому я прошу Вас, пойти со мной и разделить славу и ответственность за этот Договор, который Вы подпишите вместе со мной, и он станет для нас общим.

— В таком случае, я прошу достопочтенного Абу Убайда, не рисковать и остаться в Ставке, для общего руководства войсками. Если Ромеи задумали какое-либо коварство, то мы будем знать, что здесь есть, кому за нас им отомстить.

— Уважаемый Халид, но ведь вы не полагаетесь слепо на Слово Ромеев? Вы предприняли меры предосторожности, на случай каких-либо неожиданностей?

— Я ручаюсь Вам своей жизнью, что нам в городе ничего не будет угрожать. Я просто прошу Вас, довериться мне и, при случае, подтвердить, что я действовал честно и открыто, не тая от вас ничего.

Последнее слово осталось за Абу Убайда.

— Если Уважаемый Халид хочет оказать честь Ромеям, такой представительной делегацией, то находящихся здесь Шурахбиля ибн Хасана, Язида ибн Аби Суфьяна, Амира ибн Аль-Аса, более чем, достаточно для подписания Договора с ними. Ответственность за безопасность делегации полностью лежит на Халиде ибн аль-Валиде. Если Ромеи просят сократить делегацию до десяти человек — хорошо. Не будем обижать их недоверием и давать им повод подумать, что воинам Аллаха, идущим по пути Джихада, ведом страх. Возьмите с собой в свиту самых знатных воинов для своих дружин. Я буду находиться в Ставке. Прикажите своим воинам собраться в Отряды и быть готовыми ко всему. После Вашего возвращения, Уважаемый Халид, пришлёте ко мне вашего любимчика Даррара ибн аль-Азвара с объяснениями, почему он и воины его отряда отсутствовали сегодня на общей молитве салат-фаджр. И пусть придумает убедительную причину, ибо его Асхабы уже приготовили донесение в Ясриб о падении религиозного рвения, среди его мубаризунов. Готовность стать шахидом не освобождает от ежедневного салата. Смерть в бою, еще надо заслужить. А недостойных, случайная смерть поджидает на каждом шагу. Сегодня в лагере от болезней скончалось двенадцать человек. И их судьба теперь в руках Аллаха.

Я отправляюсь в Ставку и жду донесений. Мир Вам и благословение Аллаха!

* * *

С убытием Абу Убайда, вокруг навеса возникла небольшая суета. Командиры отдавали указания, посылали гонцов в воинские станы и уточняли состав Посольства.

Когда все успокоилось, и члены посольства собрались под навесом, городские ворота приоткрылись, и на небольшом ладном коне к навесу подъехал Ромей в белом полотняном одеянии, похожем на длинную рубаху ниже колен. Просторный плащ из тонкой шерсти с красной оторочкой, был наброшен на плечи, явно, лишь для красоты. Красный головной платок, красный пояс и красные сапожки дополняли его наряд.

Приветливо улыбаясь, Мансур поклонился, прижав ладонь к сердцу.

— Мир Вам и Благословение Аллаха!

Мансур невольно допустил ошибку. Приметив красную шапочку арабского Генерала, с которой тот не расставался, он решил, выбрать себе наряд, ему под стать. Но, красный головной убор арабского воина говорит о том, что его хозяин готов, биться насмерть и стать шахидом. Сейчас Мансур был одет как шахид. И это вселило в души арабов некоторую Тревогу.

— И вам Мир, Уважаемый Мансур ибн Сарьян! Я рад видеть Вас в добром здравии!

— Я прошу прощения, что заставил Вас ждать. Но, если Вы желаете, то мы можем, сразу проследовать со мной в город ваших друзей!

Арабы, попрыгав на привязанных у навеса коней, в колонну по два, направились за Халидом, ведущим своего коня рядом с Мансуром. Из вежливости, Мансур придерживал свою лошадку, и конь Халида шел рядом на голову впереди. Получилось, что Халид первым вошел в город. Ни вооружением, ни одеждой, арабские полководцы не выделялись среди остальных воинов. Только опытный взгляд мог отметить их дорогое оружие, хороших коней и отменные кольчуги под потрепанными плащами. Но, оказавшись вместе, военачальники смотрелись, одинаково, как стрелы в одном колчане. Поэтому Ромейский Посол даже не поинтересовался у Халида именами сопровождающих его воинов, решив, что это просто бойцы его личной дружины.

Как только Посольство скрылось за воротами, торговля сразу зачахла. Приказчики, побросав товар, поспешили скрыться. Ворота захлопнулись и мост медленно поднялся, прерывая связь между берегами. Между ромейским и арабским берегами, снова, пролег глубокий ров с холодной водой. На башне и стенах показались круглые блестящие шлемы дворцовой стражи скаутатов с красными кистями на шлемах. Выглядывая в бойницы и между зубцов крепостных стен, они радостно переговаривались, все еще не веря, что им удалось занять башню и закрыть ворота без боя.

Они заметили, что в арабском лагере, происходит что-то необычное. Но, как хорошие солдаты, они решили, что их это не касается. Они выполнили приказ и остались живы. И, значит, «С ними Бог и Пресвятая Дева!»

* * *

Даррар извелся. Уже третий гонец, посланный в Ставку вернулся с ответом, что Командующий утром покинул Ставку и еще не вернулся. Проход в башне уже был расчищен, воины его отряда, присев на землю у своих оседланных коней, терпеливо ждали сигнала приступить к выполнению задачи. Напряжение нарастало.

Наконец к Даррару, в нерешительности сидящего на коне перед мостом, на гарцующем коне подъехал воин, наверное, очередной гонец, вернувшийся из Ставки. Почтительно склонившись к Даррару, свирепо сверкая глазами, он заговорил, с трудом сдерживая звонкий голос

— Даррар, где твоя смелость! Чего ты боишься? Ты предупредил Халида, что откроешь ворота? Да! Он запретил тебе делать это? Нет! Он сказал, что нужно делать? Да! Так иди и делай это, пока воины Абу Убайда не сделали это за тебя! Они уже облизываются, глядя на открытые ворота Димашка! Аллаху Акбар, и я рядом! Вперед, братец! Ты Курайшит! Вперед!

В ответ Даррар широко улыбнулся. В нем Кхаула опять увидела сорванца-забияку, приходившего с улицы с разбитым в кровь, но улыбающимся лицом.

Подняв вверх руку, он взмахнул в сторону города. Тысяча воинов с радостным вздохом запрыгнули на застоявшихся коней. Операция началась.

Внутренние ворота башни распахнулись, изрядно напугав отряд имперской пехоты, расположившейся для отдыха в её тени. Изумленные скаутаты, молча наблюдали как в город в колонне по четыре в ряд, входит арабская кавалерия, не обращая внимания на ромейских воинов и ополченцев.

Безостановочно двигаясь по Прямой улице, Отряд оставлял у каждого перекрестка полусотню-заслон. Воины спешивались и привязав лошадей, построившись в боевой порядок, готовились к отражению возможных атак горожан.

Икам, двигался во главе своего отряда, неподалеку от Даррара. Он с любопытством вертел головой во все стороны. Он с изумлением, глядел на прямые пустые улицы мощеные камнем. Кварталы сплошной застройки двух-трехэтажных каменных домов были, словно перенесены сюда из будущего. Расстояние до Рыночной площади они преодолели слишком быстро, чтобы понять, что они уже пересекли весь город, не встретив никакого сопротивления ромеев.

На рыночной площади царила обычная базарная суета. Ни торговцы, ни горожане-покупатели, поначалу, не обратили внимание на отряд кавалерии, мерно двигающейся по улице. Они приняли их за имперскую конницу курсоров или дефенсоров. Оценив обстановку, Даррар усилил отряд, назначенный для блокирования рыночной площади, оставив для усиления и Икама, с его мукатилами. Конные воины, не сходя с коней, построились в шеренгу, отгородив выход с площади на дорогу. Эти маневры кавалерии, наконец, привлекли к себе внимание горожан, которые только теперь поняли, что в городе находится конница врага. Это вызвало шумный переполох в торговых рядах. Переворачивая лавки, люди бросились в рассыпную. Самые находчивые, не забывали прихватить с собой, всё ценное, оставленное на прилавках. Кто тут, то там вспыхивали торопливые потасовки и драки.

В скором времени, на площади остались только перевернутые торговые навесы с брошенным добром. Но, некоторые продавцы не смогли сразу расстаться со своими товарами, в которых было заключено все их богатство. Они, присев у лавок, дрожащими руками собирали и увязывали в мешки свое нехитрое имущество, и только потом, пугливо оглядываясь, взвалив мешки на плечи, шепча молитвы, покидали рыночную площадь. Такое поведение вызвало у арабов взрыв насмешек и улюлюканий.

Не сходя с коней и не пересекая границ площади, они с детской непосредственностью веселились, показывая немытыми пальцами на самых забавных персонажей этой грустной комедии, разыгрывающейся у них на глазах.

Внимание Икама привлёк оборванец, застывший в растерянном оцепенении, возле крайней лавки. Его лицо, показалось нашему герою, странно знакомым. Горожанин изумленно смотрел на появившийся отряд кавалерии и встревоженно оглядывался вокруг, словно ища поддержки.

Встретившись взглядом с Икамом, оборванец вдруг встрепенулся и развернувшись, бросился наутёк. Вскоре он скрылся среди построек и сарайчиков, находящихся на краю любого рынка.

* * *

Халид ибн аль-Валид, сдержанно улыбаясь, кивал Мансуру, который, с видом гостеприимного хозяина, показывал ему город. Несмотря на все старание Казначея казаться беззаботным, в его глазах проскальзывали, плохо скрываемые, беспокойство и тревога. У арабов, следовавших за Командующим, появилось чувство возрастающей опасности. Стараясь не выдать своей тревоги, они незаметно подготовили оружие к бою, передвинули щиты, надетые на предплечья и, готовясь отразить внезапное нападение, колчаны со стрелами переместили вперёд, под колено левой ноги.

Делая вид, что беззаботно осматривают высокие, городские здания, они заметили появление отряда тяжелой ромейской пехоты — скаутаторов у ворот, которые поспешили закрыться за ними. Они отметили присутствие воинов на стенах, втрое больше обычного.

Впереди по улице, справа от дороги находился полукруг театра-цирка. Полукруги каменных скамеек, амфитеатром поднимались над сценой, отделенной от дороги двухэтажным зданием. Последний ряд сидений для зрителей находился на высоте более десяти метров. С дороги было заметно, что на скамьях сидели зрители в форме городского ополчения, возможно, просто из любопытства, занявшие места для того, чтобы поглазеть на арабскую делегацию. Но, эти скамьи были слишком удобной позицией для лучников, чтобы это обстоятельство ускользнуло, от опытных взглядов арабских военных вождей. Но, вскоре, их внимание отвлекло более интересное зрелище. Им навстречу, на расстоянии полета стрелы, мерным шагом, перегородив улицу, двигался отряд тяжелой кавалерии. Лучи солнца, почти поднявшегося к зениту, ярко отражались в блестящей броне воинов и их коней.

Мансур и Халид одновременно вопросительно посмотрели друг на друга. Лицо Мансура побледнело, и он дрожащими губами прошептал:

— Халид, ради Бога, объясните, кто это?

Халид с окаменевшим лицом, отправил своего коня с места в карьер, навстречу приближающимся конникам. Весь отряд, следующий за ним, с криком «Аллах Акбар!» присоединился к нему. Лошадка Мансура, инстинктивно, помчалась вместе со всеми.

Было видно, что, заметив отряд Халида, несущийся навстречу, встречный отряд тоже ускорил движение, выравнивая ряды и готовясь к схватке. Но когда, между всадниками расстояние сократилось до пятидесяти метров, в лицо Халида ударил громкий боевой клич из сотен глоток: «Аллах Акбар!» Этот клич был многократно усилен и повторён эхом пустынных городских улиц. Халид был опытным воином и привык всегда сохранять способность правильно оценивать ситуацию. Поэтому он, бросив свой меч в ножны, замедлил бег своего коня и высоко поднял правую руку. Отряд движущийся за ним, сломав строй, тоже замедлил свой бег, переходя на шаг. Узнав Командующего, воин, ведущий своего коня во главе встречной колонны, сорвал со своей головы шлем и широко улыбаясь, поклонился Халиду

— Мой Повелитель! Восточные ворота открыты и мои воины здесь, чтобы повиноваться твоим приказам!

По его горящим глазам, было видно, что он ждет приказа предать город Огню, Мечу и Разграблению.

Перед тем, как ответить, Халид обернулся и поискал глазами Мансура. Только сейчас, он забеспокоился, чтобы кто-нибудь из его спутников, сгоряча, не рубанул ромея мечом. Увидев Мансура живым и невредимым, он, примиряюще, улыбнулся городскому Казначею.

— Мансур, друг мой. Я так долго держал в тайне наши переговоры, что эта горячая молодежь решила не дожидаться, пока о мире договорятся старики. Они сегодня сами взяли и открыли восточные ворота Димашка. Разумеется, пока я здесь, городу и его жителям, не грозит никакая опасность. А как только Вы получите на руки подписанный экземпляр договора, они тут же покинут город. Чтобы не томить Вас ожиданием, мы сразу направимся к Вам во дворец и заключим договор. Даррар, Вы со своими людьми пойдете со мной, для придания солидности нашей делегации. Пошлите надежного человека, пусть передаст приказ вашим воинам: Всем оставаться на своих местах. С дороги этой улицы никому не сходить, в город больше никого не впускать и из города никого не выпускать. Быть в готовности, сразу покинуть город по моему приказу.

Даррар с двумя сотнями воинов направился сопровождать Делегацию, а на по улице помчались конные воины передавать командирам отрядов приказ Командующего.

Согласно полученному приказу, Икам со своим отрядом провел весь день вблизи рыночной площади. Получив приказ Халида и зная его крутой нрав, арабы, даже не посмели собрать брошенные на рынке товары, чем несказанно удивили горожан. К сожалению нашего героя, ему не удалось лично присутствовать на заключении Договора, о переходе города под защиту Калифа. Поэтому мы передадим рассказ об этом событии, только со слов его знакомых, бывших там.

Но, особым доверием пользуется тот малопонятный факт, что Командующий армейской группой Шурахбиль, поворачивая своего коня к Цитадели, громко произнес:

— Вот уж, никогда не думал, что сегодня, увидев лицо шалопая Даррара, испытаю такую искреннюю радость!

Эта фраза в различных вариантах, долго передавалась потом среди воинов. Сам Даррар, гордо вспоминал о ней с огромным удовольствием, чем немало позабавил Икама.

* * *

Патрикиос Анастас в прескверном настроении, поднялся на южную башню цитадели. Его люди не смогли обнаружить в помещениях городского Совета денег, которые Казначей Мансур должен был приготовить для выплаты Арабам. Скорое возвращение Мансура делало невозможным перенос золота в цитадель для обеспечения его лучшей сохранности. А в случае его несвоевременной гибели от рук патриотов, оскорблённых видом врага, разгуливающего по улицам их родного города, это прискорбное событие, могло привести к безвозвратной потери этих денег, которые Комендант в душе уже считал своими. С башни открывался превосходный обзор на южную, торговую часть города. По расчетам Анастаса, сейчас уже должны были прийти вести от его гвардейцев о занятии Западной башни Марса. Но, Комендант предпочитал наблюдать все своими глазами.

При первом взгляде на крышу западной башни настроение коменданта улучшилось — на башне был поднят личный штандарт одной из тагм его гвардии. Это означало, что ворота башни закрыты и башня находится под охраной его гвардейцев. Но, не успел Патрикиос порадоваться успешному выполнению его плана, как его взгляд приковало непонятное оживление на Прямой улице. На ней было заметно движение небольших групп кавалерии. Но, этих групп было слишком много. Столько всадников не было во всем гарнизоне. Самый большой отряд находился у рыночной площади. Строй конников не давал разглядеть, что там происходит.

По спине Анастаса пробежал холодок плохого предчувствия. Он бросил взгляд на своего адъютанта. Как и следовало образцовому офицеру, тот всегда был рядом, в готовности ответить на вопросы своего начальника. На вопросительный вопрос, читаемый в глазах Коменданта, он ответил ясным взглядом стальных глаз.

— Осмелюсь напомнить, утром я докладывал Вам, что у Восточных ворот была отмечена подозрительная активность арабов. Я доложил Вам, что они готовятся открыть их для прохода арабской делегации к вам. Вы ответили, что знаете об этом и приказали сосредоточиться на поиски денег.

Чтобы скрыть от офицера свою растерянность и гнев, Анастас отвернулся в сторону города.

Из-за спины раздался жизнерадостный голос молодого адъютанта

— Осмелюсь доложить, Посольская делегация уже находится у Храма и сейчас повернет к цитадели. Я отсюда вижу белую одежду Мансура, а рядом, должно быть и сам Генерал Халид. Прикажете выстроить почетный караул для встречи Делегации.

Чтобы прийти в себя и не потерять лицо перед подчиненными, комендант, не оборачиваясь, только несколько раз кивнул головой.

— Да, мой Генерал!

Когда шаги офицера стихли, комендант бессильно присел на выступ стены и в отчаянии, схватился за голову.

* * *

Ворота цитадели были гостеприимно раскрыты. Во дворе цитадели их встретил небольшой отряд рослых воинов в блестящих доспехах с серебряными щитами с красными кистями на блестящих шлемах. Говорят, что этих воинов Ромеи нанимают за большие деньги в северных странах. Они готовы служить за серебро, кому угодно и не боятся смерти в бою. Воины-северяне молятся своим языческим богам, но служат верно, и каждый патриций, считал своим долгом, нанять в свою личную охрану, отряд северных варваров, для престижа и безопасности.

Воины Халида, вели себя уважительно и сдержанно. Считая себя гостями, они не могли не признать искусство хозяев, создавших такое великолепие из камня в виде дворца, храма и крепости, куда их пригласили. Из гордости, они не высказывали восхищения великолепным оружием и одеждой ромеев, строгим, но роскошным убранством комнат их дворца, подавляющей росписью его стен и потолков.

Отряд Халида остался у своих лошадей, во дворе Цитадели. А сам Халид, с военачальниками, назначенными для заключения Договора о признания городом подданства Калифу, в сопровождении Казначея и, наскоро собранных, членов Городского Совета, направились в зал Собрания. Секретари Городского Совета, оставленные без руководящих указаний своих вельможных начальников, решили, что это помещение является наиболее подходящим, для работы делегации. Тронный зал для приемов, был более просторным и парадным, но в нем не было стульев и кресел для гостей. А предложить арабам сидеть на полу, для секретарей, показалось глупостью, граничащей с изменой. Поэтому, они направили Мансура с его гостями в зал Собрания Городского Совета, который, наскоро, украсили только ковром на полу и парчовыми подушками, брошенными на скамьи, стулья и кресла. Ярко горящие свечи придали помещению необходимую торжественность.

В зале их встретил Комендант, не сменивший свой повседневный наряд, чтобы не давать повода злопыхателям, обвинить его в чрезмерной почтительности к арабам. Чтобы придать встрече необходимую официальность, он дополнил своё одеяние, простым серебряным венком из дубовых листьев, полученным им в годы молодости, за смелость в бою. Эта награда была, по-своему, дорога ему, и он любил надевать её в домашней обстановке.

В просторном зале Собрания Городского Совета места хватило всем. Ромеи и арабы чинно расселись полукругом, напротив друг друга. Казначей был удивлён, что охрана Генерала не чинясь, заняла места рядом с Халидом.

Сам Мансур занял место справа от Патрикиоса Анастаса. Справа и слева от них заняли привычные места остальные чиновники городской администрации.

После положенных цветистых приветствий и славословий, приступили к обсуждению Договора. Анастас тяготился создавшимся положением и считал, что, в любом случае, ему не избежать Имперского суда за потерю города. Он решил всю ответственность переложить на Казначея, которого эта ответственность, вполне устраивала. Мансур предложил, внести в первоначальный текст договора ряд поправок. Они касались, права горожан пасти свой скот в пригороде, праве городских купцов торговать на арабских территориях, признавших власть Калифа, и разрешении чиновникам имперской администрации, отложить свой отъезд на год, для организованного сбора налогов, для уплаты джизьи.

Эти поправки не вызвали возражений у членов арабской делегации. Как новые подданные Калифа, горожане, конечно же, имели право пасти свой скот на городских землях. Все подданные Калифа имели право беспрепятственной торговли на мусульманских землях. А стремление Ромейских чиновников остаться в городе, в качестве добровольных гарантов своевременной выплаты дани, могло только приветствоваться.

Не встретив возражений у членов Арабских представителей, Договор был быстро переписан набело проворными секретарями-писцами. Громко и торжественно зачитанная вслух для всех присутствующих, грамота легла на стол перед Халидом.

«Во имя Аллаха, милостивого, милосердного.

Это — охранная грамота (китаб ал-аман) Анастасу сыну Нестора, и жителям Димашка. Это то, что даровал Халид ибн ал-Валид жителям Дамаска, когда вступил в него, его ромеям, его персам и арабам, им самим, их имуществу, их церквам и их домам внутри города и вне его, и их мельницам. Их городская стена не будет разрушена, и ни в одном из домов не будут селиться. Ромеям [дозволяется] пасти их стада на расстоянии до пятнадцати миль от них, но они (ромеи) не будут останавливаться в обжитых селениях. А когда пройдет месяц раби» и джумада вторая, (через год) то они уйдут куда захотят. А тем из них, кто примет ислам, — то же, что и нам, и на них те же [обязанности], что на нас. А их купцам разрешается ездить куда хотят, по областям, с которыми мы заключили договор; те же из них, кто поселится постоянно, должны платить джизью. Им в этом покровительство (зимма) Аллаха и покровительство его посланника, да благословит его Аллах и да приветствует, и халифов, и верующих.»

Взяв тростниковое перо и аккуратно написав свое имя, Халид ибн аль-Валид приложил к пергаменту свою печать.

Вслед за ним, пергамент подписал и скрепил своей печатью Амир ибн. Аль-Ас, Ийад ибн Ганм и Йазид ибн Абу Суфйан. В этот момент стало известно, что ко дворцу прибыл Абу Убайда. После неизбежного переполоха, он, бегло просмотрев Грамоту и поставил на ней и свою подпись и печать. Когда Абу Убайда занял место рядом с Халидом ибн аль-Валидом, на пергаменте поставили свои подписи присутствующие здесь Амиры тысячных отрядов Му'аммар ибн Гийас, Шурахбил ибн Хасана, Умайр ибн Саад, Йазид ибн Нубайша, Убайдаллах ибн ал-Харис и Куда'а ибн Амир.

Услышав прославленные имена арабских военачальников, Мансур и Анастас переглянулись. У обоих мелькнула крамольная мысль о том, что если бы их план о захвате удался, то одним ударом, они могли бы обезглавить всю арабскую армию завоевания. Встретившись взглядом, оба грустно, криво усмехнулись.

Когда подписанная Грамота вернулась к Халиду, тот выжидательно посмотрел на Мансура.

— Уважаемый Генерал Халид ибн аль-Валид и Уважаемые Генералы! Присутствие ваших славных воинов еще непривычно для жителей Дамаска. Мы опасаемся неконтролируемых ненужных эксцессов. Мы готовы к исходу дня, доставить к восточным воротам сто тысяч динаров в золотой монете в качестве контрибуции-джизьи, если вы готовы взять на себя обеспечение безопасности при доставке золота к воротам.

Казначей замолчал, глядя на Халида. Тот повернулся к Абу Убайда. Выслушав то, что тот, негромко, сказал ему, и, кивнув в знак согласия, громко произнёс.

— С того момента, как наши войска вошли в город, его жители находятся под защитой Калифа. Любая жалоба горожан на неподобающее поведение воинов, будет немедленно рассмотрена, и виновные будут наказаны по закону шариата. Как только деньги поступят к восточным воротам, и они будут пересчитаны и переданы в Ставку, все конные отряды Даррара будут выведены за городскую черту, а Анастасу ибн Нестору, будет передана эта охранная грамота. В восточных воротах отныне постоянно будет размещен «рабита» — арабский мобильный конный гарнизон. Охрана остальных ворот и стен возлагается на власти города. Проход через ворота города остается свободным для горожан.

Мансур предложил подкрепить силы, чтобы скрасить ожидание, пока будут доставлены деньги. Он также, попросил разрешения отлучиться, чтобы дать необходимые указания. Слуги сноровисто, стали приносить небольшие столики с закуской и напитками. Патрикиос Анастас, всеми силами старался сохранять вид радушного хозяина, понимая, что является залогом безопасности арабов и не сможет покинуть зал.

Мансура внизу встретила делегация купцов, готовых ссудить его золотом для уплаты контрибуции в обмен на гарантию неприкосновенности их домов и имущества. Мансур успокоил их, добавив, что его обещание, добиться для них права беспрепятственной торговли с арабами, он тоже выполнил. Получив указание у Казначея, Старейшины купеческих кварталов, прямиком направились к командирам арабских отрядов, стоящих на Прямой улице и потребовали себе воинов для охраны перевозимого груза. Те смогли только ответить, что тем придется самим доставить деньги к Прямой улице, с которой им запрещено сходить, и на которой им будет обеспечена полная безопасность.

Вскоре к восточным воротам потянулись ослики с ценным грузом, встречаемые арабскими воинами с искренним воодушевлением.

Через некоторое время, Мансур вернулся в зал и спросил совета у Халида и Абу Убайды. Он спросил, может ли он, взамен золотых номисм, именуемых арабами динарами, включить в состав выкупа, изделия из золота, такого же веса, или, может, заменить золото на серебро, по весу, из расчета одиннадцать килограммов серебра за один килограмм золота?

Абу Убайда привел в пример слова Пророка, который говорил, что обмен золота на золотую монету, является ростовщичеством, запрещенным для мусульман. А обмен золота на серебро — это обычная торговая операция, которая не является запретной. Поэтому, он готов засчитать в качестве джизьи, серебро вместо золота, по соотношению одиннадцать к одному. Получив такое разрешение, Мансур отправился к торговым старшинам, обрадовать их этой радостной вестью. После этого денежный поток к воротам усилился. Купцы торопились сбыть своё серебро, вместо золота. Абу Убайда и Халил, втайне, тоже были очень довольны такой сделкой. Дело было в том, что для выплаты жалования воинам, им серебро подходило больше чем золото. По указу Калифа Умара, на территории Халифата был определен курс — один золотой динар равен десяти серебряным дирхемам. Предложенный им ромеями курс, давал им, десять процентов прибыли. А считать деньги эти славные воины еще не разучились.

Но и купцы Дамаска вместе с Мансуром, оказывались в выигрыше. Дело в том, что на землях империи, золото ценилось выше серебра. И за один килограмм золота менялы охотно давали четырнадцать килограммов серебра. Но об этом, ромейские купцы предпочитали не распространяться. Как бы то ни было, но до полуденной молитвы, все золото и серебро, были доставлены к восточной башне, о чем гонцы поспешили известить своих полководцев.

К этому времени, хорошее угощение и вино привело и хозяев, и гостей в отличное состояние духа. Правда трудно было понять, кто был гостем, а кто хозяином.

Бойкие служанки, шныряющие по двору с подносами и кувшинами, своими острыми язычками, вгоняли в краску молодых степняков, сидящих у коновязи, непривыкших к такой девичьей смелости и свободе нравов. Он только крякали и смущенно качали головами, стараясь запомнить все услышанное, чтобы потом обсудить эти слова со своими, менее удачливыми знакомыми, у военных костров на привалах.

Употребление вина у арабов не являлось преступлением. Все помнили, что и сам Пророк, не был сторонником полного запрета этого напитка. Он лишь рекомендовал воздерживаться от молитвы в состоянии опьянения. Да и всем известно, что в Раю, в волшебных источниках течет не только вода и молоко, но и вино. Правда говорят, что оно не опьяняет. Но, кто его пробовал? Кто попробовал, тот уже не расскажет. А если и скажет, то кто, выпив вина, признает себя пьяным? Так что и арабы и ромеи, чтобы не обижать друг друга, отдали должное винам, из подвалов Патрикиоса Анастаса.

Услышав о готовности ромеев к передаче выкупа за город, засидевшиеся арабы засобирались домой. Всем хотелось быть поближе к деньгам. Тепло попрощавшись с Городской администрацией, Арабские военачальники направились к своим лошадям. В каменных стенах им было неуютно. Их души просились на простор.

Выход арабской конницы из города прошел буднично, без каких-либо стычек с горожанами, искренне удивленными такой необъяснимой сдержанностью степных разбойников, разительно отличающейся от бесцеремонности солдат Императорской армии.

У восточных ворот, под внимательными взглядами арабских военачальников, никогда в жизни не видавших сразу столько золота и серебра, деньги были взвешены и пересчитаны. После проверки, приглашенными ювелирами и золотых дел мастерами, монеты укладывались в кожаные мешки, которые тут же опечатывались печатями военачальников. Еще до восхода солнца, «золотой караван» под усиленной охраной вышел из городских ворот и направился в Монастырь. Было решено, что наутро в здании монастыря будет произведён делёж джизьи между командующими воинских групп, которые смогут разделить их между воинами своих отрядов.

В эту ночь, в Стане арабов молитвы салата произносились с особым воодушевлением. Многие воины, охваченные радостным волнением, так и не смогли уснуть до утра.

* * *

— Уважаемый Анастас, Ваши упрёки необоснованны и, потому, мне непонятны. О какой измене идет речь? Осмелюсь, напомнить Вам слова Фемела Катакалона, посланника Императора:

— «Вам разрешается вступить в переговоры с арабами и требуется, затягивать переговоры и удерживать их отряды возле города. Вам разрешается предложить Халиду ибн аль-Валиду выкуп, за его отказ от ввода войск в город, в размере годового городского взноса в императорскую Казну. Обещайте всё, что угодно, но удержите арабов в пригородах Дамаска».

А теперь, постарайтесь честно оценить результаты моей работы. Что же произошло? Город разграблен? Нет. Вы потеряли контроль над городом? Нет. Может быть, Вы и Ваши воины вынуждены покинуть город и пробиваться к побережью? Тоже, нет. Так, в чем же дело? В результате, блестяще проведенных нами, или, если хотите, Вами, переговоров мы, или, если хотите, Вы, сохранили для Императора Город и ваши войска. Вы сумели заставить арабов, сидеть под стенами Дамаска до прибытия сюда подкрепления из Центра, как Вам и было приказано. Но самое главное — и в этом моя заслуга, — Вы не взяли ни на себя, ни на Городскую администрацию никаких обязательств перед арабами и не подписали ни одного документа, который можно было бы поставить Вам в вину. Да, нам пришлось расстаться с золотом и серебром. Но, разве арабы не могли, сами забрать их силой, после того, как ваши, именно Ваши солдаты, отдали арабам и открыли им Восточные ворота Солнца. Насколько я помню, по вашему приказу, за охрану ворот отвечают, именно, Ваши солдаты, а воины городского ополчения — только за стены. Так что, давайте не будем ссориться. Мы выторговали у арабов год. А за год многое может перемениться в нашей жизни.

У нас не получилось совершить нападение на Генерала Халида? А кто сказал, что мы его готовили? А не было никакого покушения! Зачем вспоминать о неудачах?

Зато теперь, выплатив арабам сто тысяч динаров, мы сможем уничтожить Генерала Халида руками самих арабов. Нам достаточно просто пустить слух, что выкуп мы выплатили серебром. По законам Калифа Умара — сто тысяч динаров равны миллиону дирхемов. Но разве наши горожане интересуются законами Халифата? Можно не сомневаться, что в Ясриб уже доложили, о получении с города выкупа в миллион дирхемов. Мы, всего лишь, объявим горожанам, что выплатили арабам сто тысяч золотых динаров в серебряной монете. Любой ромей сам подсчитает, что арабы должны были получить и, значит, получили один миллион четыреста тысяч серебряных дирхемов. А вот когда слухи об этом, дойдут до Ясриба, то там заметят это расхождение в цифрах и у Калифа возникнет вопрос, а куда славный Генерал Халид подевал четыреста тысяч дирхемов, о которых говорят горожане Дамаска? Как Вы думаете, сколько времени после этого, Генерал останется на своей должности?

Так что, не отвлекайтесь на пустяки и организуйте, лучше, поиск и казнь всех преступников, бежавших накануне из тюрьмы. А то у них могут, некстати, развязаться языки и тогда уже до Генерала Халида дойдут ненужные, лживые слухи о неком Фемеле, и его банде разбойников, и их преступных планах. Давайте поскорее решим эту нашу внутреннюю проблему.

* * *

Даррар, узнав о том, что его, вместе с Икамом, вызывает в Ставку Халид ибн аль-Валид, предупредив об этом Икама, стал не торопясь, собираться к выезду. Встреча с прославленным полководцем никогда не пугала Даррара, для которого он всегда был лишь «дядей Халидом» — родственником и другом семьи. Да и Халид никогда не скрывал, что питает слабость к безрассудной смелости молодого родича.

Новость о предстоящей встрече с Командующим встревожила нашего героя. Он не искал встречи с Халидом, и сам факт, что тот заинтересовался одним из своих воинов, настораживал. Икам еще раз освежил в памяти все свои рассказы о своём легендарном прошлом, чтобы не попасться на противоречиях. Он уже знал, что люди в этом мире, с необъяснимой для наших современников серьёзностью, относятся к сказанным словам. Ложь и обман, считались здесь таким же смертным грехом, как и убийство. и людям, пойманным на обмане, восстановить свою репутацию, было уже невозможно. Сохраняя внешне полное спокойствие, Икам, оставив старшим в своем небольшом отряде Анвара, любезно попрощался с Кхаулой и, вместе со своим названным братом выехал в Монастырь, где находилась Ставка Халида.

Здесь уже спало шумное оживление последних дней, вызванное получением жалования для воинов армейских групп их командирами. Пятая часть, полученного в качестве джизьи, золота, двадцать тысяч золотых монет, с изображением Ромейского императора, были готовы для отправки в Ясриб. Они были тщательно пересчитаны, уложены в кожаные мешки и опечатаны печатями всех командиров армейских войсковых отрядов. После этого, военачальники Абу Убайда, Шурахбиль и Язид ибн Аби Суфьян для выплаты довольствия их воинам, получили золота и серебра на двадцать тысяч динаров каждый, и убыли в свои Станы.

Амиру ибн Аль-Аса на его отряд, Халид выдал деньги из той доли, которая была ему положена, как Командующему. В результате, воины отрядов Амира ибн Аль-Аса и Даррара ибн аль-Азвара получили жалованья даже чуть больше, чем в среднем по армии. Одной из причин огромной популярности этого полководца среди солдат, и было то обстоятельство, что он всегда находил возможность, выплачивать жалование своим мукатилам полностью и без задержки.

Годовое жалование воины получали один раз в месяц из средств командиров своих отрядов. Если командир не имел возможности платить воинам жалование, то они, как свободные люди, не связанные никакими обязательствами, имели право, в любой момент, или перейти в другой отряд к другому командиру, или, вообще вернуться домой, закончив свой Джихад. В связи с получением денег, в виде джизьи с города Дамаска, Командиры отрядов приняли решение выплатить жалование воинам досрочно, при условии, что большую часть этих денег воины потратят на свою экипировку. Специальные глашатаи во всех Станах объявили Указ Праведного Калифа Умара, об незамедлительном обеспечении командирами каждого воина оружием и защитными доспехами. Неисполнение этого указания, грозило виновным всяческими карами. Причём закупка доспехов подчиненными, должна буюет контролироваться командирами всех степеней.

На рынках цены на оружие сразу подскочили вдвое, но зато в походных кузнях жарко загорелись кузнечные горны и сотни кузнечных молотов звонкими ударами известили о рождении новых бронь для воинов, вступивших на путь Аллаха. На кожаную основу мастерами нашивались железные пластины, наскоро раскованные на небольших наковальнях. В дело шел любой металл, который удалось найти. Железные котлы, мотыги, серпы и насадки для плуга, под умелыми ударами кузнецов, превращались в пластины для панцирей. Такая броня называлась «лорика» — кожаная броня с элементами кольчуги и пластинчатого панциря. Хоть такие доспехи и не отличались тщательностью отделки, но, за счет толщины металла, являлись отличной защитой от стрел и ударов мечей и копий. Правда, вес такой брони привел бы в ужас ромейского скаутата, которому, в этих доспехах, предстояло бы, совершать длительные марши в пешем строю. Но, для арабского пехотинца, совершающего марш-броски на спине своего верного верблюда дромедара, этот вес не являлся критическим. По железной воле Калифа Умара, самым востребованным товаром на рынках стало оружие и доспехи. И, по воле всемогущего спроса, на рынке в избытке появилось оружие всех видов. На некоторых мечах, копьях, луках и шлемах, можно было обнаружить клейма Императорских арсеналов. «Ничего личного, — только бизнес». Незаметно для всех, под Дамаском рождалась тяжеловооруженная арабская пехота, совместившая мастерство метких лучников, мобильность и надежную броневую защиту тяжеловооруженной пехоты. Такой пехотинец не боялся стрел, летящих в него, мог сражаться как с пехотой, так и с кавалерией врага и, при каждом удобном случае, закинув щит за спину, брал в руки свой лук. И горе было врагу, не прикрывшемуся от его стрелы, метко пущенной им в цель на сто пятьдесят метров. Строй такой пехоты двигался на врага медленно, но неотвратимо, как каток. Но зато и в обороне строй пеших арабов проявлял непоколебимую стойкость, предпочитая смерть бегству с поля боя.

На голове арабская или точнее, йеменская пехота, носила традиционный для этих мест полукруглый шлем, скованный из двух половин. Форма шлема точно передаётся его названием «байда», что означает «яйцо». Под шлем воины побогаче надевали кольчужный капюшон, прикрывающий шею и плечи. Некоторые, по примеру ромеев, наматывали на голову и шею многослойное шерстяное кашне, для защиты от стрел и рубящих ударов. А некоторые предпочитали носить кольчужный капюшон без шлема. В этом случае, в роли подшлемника выступала густая копна волос его хозяина, заплетённая в четыре толстые косы. Многие, на уложенные по кругу косы, наматывали тканевую полосу, называемую «иманта». Некоторые носили цветные шапочки, под шлем или кольчугу. Эти шапочки назывались «имама».

Обо всем этом Икам рассуждал про себя, не торопясь передвигаясь по арабскому лагерю на своем коне за Дарраром. Вокруг небольших костров, по всему лагерю разносились запахи жаренного мяса и дешевого вина. Воины шумно отмечали бескровную победу истиной Веры и расширение границ Исламского мира.

Икам уже твердо решил для себя, что его, или по ошибке, или по злой воле, заслали в какую-то параллельную реальность, не имеющую ничего общего с историей его родной планеты. Уж слишком сильно та армия, которую он видел, отличалась от, памятной ему с детства, лихой арабской конницы, несущейся по пескам, в белоснежных бурнусах, на чистокровных арабских скакунах, с кривыми саблями наголо от победы к победе. Поэтому он решил все силы сосредоточить на скорейшем выполнении своего задания и возвращении домой. Это решение снимало с его души камень ответственности за вмешательство в ход исторического процесса. Ведь в каждом мире с параллельным ходом истории, события идут своим чередом. И значит действует универсальный закон естественного отбора; «Каждый за себя — один Бог за всех и на все –воля Божья!»

* * *

Монастырь встретил наших героев обычной суетой военного штаба большой армейской группировки. Всадники из разных армейских групп, по всякому поводу и без повода, приезжали сюда, чтобы узнать последние новости, приобщиться к великим делам и просто посплетничать о своих командирах и товарищах по оружию. Хозяева небольших походных харчевен, манящих, усталых и проголодавшихся героев отдохнуть в тени невысоких деревьев, окружающих стены монастыря, не могли жаловаться не отсутствие посетителей. Старшие начальники не препятствовали такой непоседливости своих подчинённых. Благодаря ей, в штабах знали об обстановке в войсках, гораздо больше, чем того хотелось бы их военачальникам. Приближался полдень. По местным традициям, заимствованным сирийским населением от греков, деловая активность в Ставке постепенно замирала, давая время для полуденного отдыха — сиесте, которая длилась до самого зухр-салата, когда настаёт пора полуденной молитвы.

Даррар с Икамом были приглашены Халидом ибн аль-Валидом, разделить с ним его полуденную трапезу. До того, как дать знак своим рабам, принести кушанья, Халид высказал пожелание познакомиться поближе с новым другом и названным братом своего родича. Беседа проходила на небольшом глиняном помосте, установленного в нише стены внутреннего дворика монастыря. Ниша была расположена так, что с полудня до захода солнца, она находилась в тени высокой каменной стены монастыря. Здесь во дворе росли цветы, возделанные трудолюбивыми руками монахов. По стенам вились ветви винограда. Помост и стены ниши были украшены пестрыми коврами, на которых горкой лежали подушки всех размеров. С их помощью можно было расположиться на ковре помоста с относительным комфортом. Для того, чтобы отдыхать, сидя на полу или помосте, нужна привычка. Но, Икам в последние годы своей бурной жизни, привык не обращать внимания на подобные мелочи. Присев на край помоста, он принял достойно-уважительную позу для разговора с уважаемым человеком. Для себя он выбрал образ туповатого вояки, без особых талантов и претензий. Своими ясными глазами он прямо, но без вызова, смотрел в лицо прославленного Полководца.

Тот, усмехнувшись дал понять, что принимает игру, которую начал наш герой.

— Как твоё имя, мой друг? Даррар так много говорил о тебе хорошего, что мне захотелось лично познакомиться с тобой. Скажи, кто ты?

— Мой господин. Я — Икам ибн Абихи, что значит Сын своего отца. Мой отец не оставил мне ни богатства, ни громкого имени. Но, он дал мне большее. Он научил меня военному делу, что обеспечивает меня всем необходимым в этой жизни, и он сделал меня мусульманином, что обеспечит меня в жизни грядущей.

Отец дал мне важное поручение, которым я собираюсь заняться немедленно. А воля отца, как Вы понимаете, — священна. Даррар переоценивает мои достоинства, но этот его недостаток я ему прощаю. Я искренне восхищаюсь его военными талантами. Да что я говорю, — Вы и сами о них знаете. Один захват ворот Димашка, проведенный им, чего стоит!

— А мне он сказал, что план захвата ворот предложил ему ты. И самую трудную часть плана, тоже осуществил ты.

— Уважаемый Халид ибн аль-Валид. Уверен, что и Вам приходится постоянно выслушивать сотни бестолковых и непрошенных советов тех, «кто мнит себя Стратегом, видя бой со стороны». Разве не самое главное умение любого начальника — это выслушать совет и, отбросив лишнее, на его основе создать свой план, а затем и осуществить его, добившись победы. Советчиков много, но решать приходится тем, кто несёт на своих плечах груз ответственности. Поверьте, что, если Даррар и выслушал мои советы, то своими людьми он командовал сам и, осмелюсь предположить, что с Вашего одобрения и, значит, по Вашему Совету. Но, Ворота захватывали его воины и под его командованием. И время, чтобы войти в город так, чтобы встретить Вас, на дороге, он определил сам, хотя, если честно, нам всем было непонятно, чего же мы ждали так долго. Вот и выходит, что заслуга в этом деле, всецело принадлежит моему другу и названному брату — Даррару ибн аль-Азвару. Простите, если утомил Вас своим многословием.

Икам замолчал, поклонившись, ругая себя, что вышел из образа солдафона. Халид внимательно посмотрел ему в глаза.

— Кто твой отец, и где он живет? Я спрашиваю тебя сейчас, как Командующий армии, которую вручил мне сам Калиф, преемник Пророка! Твой долг, как мусульманина и воина, отвечать мне!

— Как Командующему армии Калифа, я могу сказать только, что мой отец является тайным воином ислама, и находится он там, где ему приказано. А за свои дела он отчитывается только перед своим начальником. Чуть больше, чем три года назад, человек, давший задание моему отцу, умер. Его имя не знаю. Помню только, что отец называл его «Самым лучшим из людей». С тех пор, его новым начальником стал человек по имени Абдулла бин Усман бин Амир бин Кааб. Ему адресовались письма моего отца. Но отец называл его просто Сиддик.

Икам приберёг этот козырь на крайний случай. Полное имя Первого Калифа, и тестя Пророка, он однажды услышал от Асхаба, ведущего душеспасительные беседы с его воинами и решившего щегольнуть своей близостью к Сильным мира сего.

— Я ни разу не видел этого человека и даже не знаю, что означает его прозвище «Сиддик». Связь с этим человеком отец поддерживает сам. Но, больше я ничего не могу Вам сказать. А свой долг воина и мусульманина я никогда не забывал. Прикажите мне именем Пророка, и я сам, у Вас на глазах, перережу себе горло, если только Вы дадите мне своё слово, что моя смерть угодна Аллаху, и я стану шахидом. И, прошу Вас, не заставляйте меня, гневить Вас своим отказом.

— Так ты хочешь сказать, что действительно, не знаешь и никогда не встречал человека, по прозвищу Сиддик? Да его знает каждый воин Ислама! Этот человек до своей смерти был Праведным Калифом, известным всем под именем Абу Бакр Сиддик!

— Мой господин. Если Вы подозреваете меня во лжи, то просто спросите о моём отце у того, кто занял место Абу Бакра Сиддика, (да будет над ним благословение Аллаха!) Уверен, что мой отец, уже дал знать ему о себе. Я не тайный воин Ислама. Я просто выполняю приказ моего отца, потому, что я — просто Икам ибн Абихи — Сын своего отца! Простите меня за это.

— А ты, не так прост, как хочешь казаться! И в чём заключается твое поручение, ты тоже не можешь никому сообщить. Наверняка тебе поручено следить за кем-нибудь, или убить кого-то…

— Ну что вы, мой господин. Я не шпион и не убийца. И я не скрываю своего задания. Я просто должен найти одну женщину. У меня есть только её портрет. К сожалению, больше ничего я о ней не знаю.

Не дожидаясь вопроса, Икам достал портрет Ирины и подал его Халиду. Тот несколько удивлённо, но с интересом внимательно рассмотрел рисунок.

— Красивая женщина. На ней очень странная одежда без всяких украшений. Говорят, что на севере в Руме, встречаются люди с серо-синими глазами и белыми волосами. Но здесь такие женщины — редкость. Я видел только одну женщину, похожую на этот рисунок. Это Сирин — жена Икрима ибн Абу Джахль аль-Махзуми аль-Кураши, моего родственника и хорошего приятеля. Она, насколько я помню, из Египетских коптов-насара. Она прибыла В Медину лет восемь назад из Египта. Шесть лет назад, когда Пророк вошел в Мекку, она, по его приказу, вышла замуж, а после смерти Пророка, муж отправил её в своё поместье неподалёку отсюда.

Халид вернул Икаму его портрет и сменил тему разговора.

— Так значит, ты понял, что ромеи сами позволили вам открыть ворота и войти в город? Они ведь не препятствовали вам?

— Да, действительно, ромеи, словно, были растерянными и совсем не сопротивлялись.

— Теперь я могу открыть тебе, что ваш проход в город был согласован с ромейским Комендантом. Ромеи сдали город добровольно, и, значит, джизья, по закону, принадлежит Представителю Калифа. По Указу Нашего Калифа, я приказал выдать часть этих денег воинам для покупки ими оружия и снаряжения. Я предупредил, Даррара, чтобы он объяснил своим воинам, как им удалось без труда войти в город. И чтобы наградить их за их труды, я выдал положенную им часть добычи, как если бы они и, вправду захватили город. Но мне, очень не хотелось бы, чтобы и вся армия оказалась в этом опасном заблуждении о сдачи города. Повторяю, что ромеи добровольно открыли нам ворота и получили от меня охранную грамоту (китаб-оман), подписанную всеми командирами армейских войсковых отрядов.

— Я все понял, мой господин. Хочу поблагодарить Вас за щедрость, с которой вы отметили наши скромные труды.

— Даррар очень высокого мнения о тебе. Да и я вижу, что ты достоин награды. Мне сказали, что у тебя в отряде уже шесть вооруженных воинов. Было бы хорошо, чтобы их стало десять. Я знаю, что ты не жалеешь средств, для их вооружения. Это хорошо. Плохо только, что сам ты экипирован очень бедно. Твой вид роняет тебя в глазах и друзей, и врагов. Я подарю тебе отличные доспехи персидской работы и оружие из стали с южного побережья. Туда из Индии привозят сталь замечательной выделки. Такие воины, как ты, заслуживают самого лучшего оружия.

— Мой господин. Простите меня, но я вынужден отказаться от столь щедрого подарка. Узнав, что Вы одарили меня, все подумают, что я не могу добыть себе хороший панцирь и оружие в бою. А если мне придется продать ваш подарок, чтобы пополнить свой отряд, то я нанесу вам незаслуженную обиду. Обещаю, что через несколько дней я предстану перед Вами в достойном виде. Обещаю так же, что увеличу свой отряд до десяти человек, точнее до десяти фаризов. Но если Вы и на самом деле, считаете, что я заслуживаю награды, то разрешите мне попросить её у Вас самому.

— Ну, и какую же награду ты просишь у меня?

— Мой господин. Я, всего лишь, простой воин. Помогите мне увидеть хотя бы издали Сирин, жену Вашего родственника. Обещаю, что я ничем не нанесу урона, чести этим достойным людям. А вдруг, она и есть та, кого я ищу? Других наград мне не нужно. Прошу лишь надеяться, что, если вам понадобится верный человек и умелый воин, Вы вспомните обо мне.

— Ты, серьёзно говоришь это?

— Ваша репутация не позволяет шутить с Вами.

— Ну, вот это ты зря. Я простой человек и люблю хорошую шутку. Ну, раз ты так хочешь, то жду, когда ты выполнишь свои обещания, и тогда мы навестим моего друга Икрима ибн Абу Джахля, в его поместье, где ты сможешь увидеть его жену. Только постарайся не потерять свою голову.

И вот еще что. Как брат Даррара, ты можешь прибавлять к своему имени «Курайши» и имеешь право носить на голове иманту черного цвета. И не брей больше бороду. Ты становишься похожим на женоподобного ромея. У нас мужчина без бороды, как…

Халид запнулся, подбирая подходящее сравнение. Икам озорно поспешил к нему на помощь

— Как женщина с бородой!

Шутка понравилась Халид весело рассмеялся и дал знак своим слугам начать подавать кушанья.

На столе появились печеный фазан, жаренное мясо, овощное рагу, белый хлеб, финики, орехи, мед и много чего еще, чему Икам даже не знал названия. Как знак доверия, на столе среди напитков, появился пузатый кувшин с вином. «Лыцари пустыни» не собирались отказываться от своих привычек, даже в походе, вдали от родных шатров.

После обильного обеда наши друзья, извинившись, отправились восвояси, чтобы не отвлекать Командующего от сиесты и успеть к своим мубаризунам к полуденному зухр-салату.

— Зря ты отказался от предложения Халида ибн аль-Валида. Такой брони, как у него, ты здесь не найдешь ни за какие деньги. Тех денег, что я выдам тебе «за ворота», может не хватить на приём в отряд новых рекрутов. Но, ты можешь принять к себе, моих воинов, которые захотят служить тебе. Правда, тогда тебе придётся выплатить им очередное жалование вместо меня. Но, зато они придут к тебе со своим оружием, и тебе не придется тратиться на их экипировку.

— Даррар, я ценю твоё участие, но, оружие и доспехи я предпочитаю выбирать сам, из тех, что ромеи носят, пока, на своих плечах. Мне придется отлучиться из лагеря на несколько дней. Если на это будет воля Аллаха, то я вернусь с оружием и в доспехах, каких не стыдно будет показать Халиду. А пополнением отряда, пусть занимается Анвар. А экономить на их экипировки я не стану. «Скупой платит дважды». Для меня сейчас, важнее достать верблюдов и коней.

Этот день у наших героев быстро пролетел в хлопотах по подготовке к отъезду Икама и набору новых рекрутов в его отряд.

Глава девятая

Солнце медленно поднималось над горизонтом. После утренней молитвы фаджр –салата, наскоро перекусив остатками ужина из мяса молодой антилопы, две пары всадников разъехались в разные направления, для поисков следов летучих отрядов арабов-Гассанидов, которые, по утверждению Икама, должны были кочевать, где-то в этих краях. При обнаружении следов таких отрядов, разведчики должны были незаметно сопровождать его, для обнаружения их лагеря. На поиски Икам определил им три дня. Через три дня, он обещал, встретить их здесь и объявить им, что делать дальше. Таким незамысловатым образом, наш герой решил на время избавиться от постоянного присутствия своих бойцов-мукатилов.

Проводив воинов, Икам, довольно потянувшись, осмотрелся по сторонам. Ветер гнал по небу небольшие тучки, изредка роняющие на землю капли дождя. Как только солнце выглядывало из-за облаков, начинали петь птицы и погода становилась по-весеннему теплой. Нашему герою было трудно привыкнуть к таким причудам погоды. Дождливый период заканчивался, и скоро должно было прийти настоящее лето. Почти весенняя погода обеспечивала нашему герою хорошее настроение. Он, стреножив, пустил пастись своего коня на небольшой, террасе, знакомой ему еще по его первому посещению этих мест. Долина изменилась мало, что объяснялось, по-видимому, безлюдностью этих мест. Но, было заметно, что климат в этих краях, стал гораздо засушливей. Почти исчезли деревья, растущие на склонах холмов. А те, что остались, были древесными патриархами, доживающими свой век. Ручей, когда-то протекающий у подножья холма, давно пересох. Наш герой, с трудом, обнаружил его следы в зарослях колючего кустарника, заполонившего лощину.

Местность стала более пустынной, и хищников не было видно вообще. Поэтому, наш герой, убедившись, что спуск с террасы, для его коня, надежно перегорожен сухими ветками и камнями, оставил того спокойно пастись, благо, что вся терраса была покрыта высокой сочной травой.

Убедившись, что кроме него, в долине никого нет, Икам, подошел к склону холма, там, где насыпь мелких камней граничила с обломком скалы. торчащей из земли. Наклонившись к трещине в ладонь человека, расколовшей скалу, Икам, негромко произнес

— Сезам, откройся.

Для проникновения в модуль, можно было придумать любой пароль. Но, наш герой решил, что не сможет забыть эти волшебные слова из сказки его детства. А в этом мире, вряд ли, кто-нибудь кроме него, слышал эту фразу из сказки, к тому же, на русском языке.

Насыпь камней зашевелилась, и из неё показался круглый люк, диаметром чуть больше метра. Икам приблизил лицо к контрольному экрану и повторил вторую часть пароля.

Из люка выдвинулось круглое колесо, сделав его похожим на люк в перегородке подводной лодки. Крутанув колесо условленное количество раз, вправо и влево. Икам легко открыл люк и бросив взгляд на долину, нырнул в проём люка. Люк за ним сразу закрылся и скрылся за камнями.

Некоторое время ушло на прохождение Экспресс-Диагностики его состояния. Хитрые датчики проанализировали состав выдыхаемого им воздуха и изучили состав его крови.

Опознав Икама, как пилота модуля, Модуль настроил все свои параметры под характеристики нашего славного Путешественника, для его комфортного пребывания в нём, приведя в норму температуру, влажность, давление, состав дыхательной смеси и еще несколько важных показателей для его жизнедеятельности.

Икам, с удовольствием, скинул свою одежду и, отправив её в спец обработку, принял душ. Заказав себе огромный стакан кофе с молоком, он уселся в кресло оператора, для связи с Модулем. Прошлый раз, торопясь покинуть модуль, он получил для себя только самое необходимое, для краткосрочной, как ему казалось, прогулки по планете. Теперь, поняв, что его пребывание на планете может затянуться, он решил хорошенько облегчить запасы полезных вещей, хранящихся в модуле. Естественно, что все необходимое, для нашего и для других путешественников, находилось в модуле в цифровом виде в памяти его Блока управления и в виде, запаса химических элементов, необходимых для получения нужных вещей, с заданными характеристиками. Пилоту предлагалось составить себе заявку по каталогу, и убедившись в наличии необходимых компонентов, дождаться, когда агрегат, работающий, как трёхмерный принтер, соберет заказанные предметы. Для того, чтобы избежать проблем с соответствием размеров снаряжения, Икам набрал на экране свой идентификационный номер, который ему был присвоен при его отправке в путешествие.

На экране высветилось огромное количество таблиц, сносок и пояснений, сделанных почему-то на иврите. Модуль, категорически, отказывался давать пояснения на других земных языках, почему-то считая иврит, хотя, может и не без оснований, официальным языком Земной цивилизации. В отчаянии, Икам запросил перейти на другие доступные языки. В ответ Модуль высветил на экране ряд иероглифов, составив фразу на одном из языков Конфедерации, не скрывая иронии, предложил закончить Словосочетание «Хвала Отцу!» Усмехнувшись, Икам уверенно набрал «Слава Отечеству!». Модуль, словно поперхнулся и из динамика донеслось:

— «Хвала Отцу!»

Не задумываясь, Икам брякнул:

— «Слава Легиону!»

Поправить ошибку он не успел. Потому что из динамика, донесся вежливый голос:

— Приветствуем тебя, брат! Назови себя.

Не считая нужным скрывать своё имя, Икам представился:

— Икам, Командир центурии Легиона, призван из резерва! Выполняю задание Легиона.

— Достаточно, брат. Передаем Вам для работы, коды доступа к файлам любой секретности Модуля. Все возможные ресурсы модуля в Вашем распоряжении. Для удобства Вашей работы Вы можете общаться в голосовом режиме на любом официальном языке Конфедерации. К Вашему следующему посещению, по Вашему желанию, в модуле будет внесены изменения, чтобы Вы могли общаться на родном для Вас языке. Успехов в работе! Слава Легиону!

— Хвала Отцу!

* * *

С этого момента, общение с Модулем стало простым и понятным. Вместо неповоротливой Машины с ним общался любезный, клиентоориентированный Агрегат, готовый исполнить любой каприз заказчика. Словно чиновник, скучающе принимающий граждан в своём засиженном мухами офисе, узнал в очередном посетителе самого Президента.

Выслушав запрос нашего героя на защитное вооружение, Модуль открыл для него соответствующий каталог. Ему, тут же, были предложены десятки комплектов броневой защиты. Беда была в том, что Модуль не интересовало, какой век сейчас переживают жители Планеты за дверцей люка. И хотя все предложенные образцы выполнялись из одних и тех же композитных материалов, но внешне они разительно отличались. Перед Икамом в Каталоге пронеслась История защитных комплектов всех времен и народов, от защитных шлемов из клыков кабана и панциря из конских копыт, рыцарских доспехов и снаряжения конного кирасира, до бронированной капсулы с экзоскелетом Легионера, для действий в ближнем Космосе.

Полюбовавшись на эти убойные достижения Цивилизации, Икам остановил свой выбор на легком, защитном кевларовом комплекте, включающем поножи, наручни, панцирь и легкий шлем. Внешне оно выглядело как многослойная чешуйчатая броня из толстой кожи, усиленная стальными накладками. Их задача была предохранять их владельца от дробящих, рубящих и колющих ударов. Конструкторы добились того, что сопротивление защитных пластин, физическому воздействию, возрастало обратно пропорционально времени воздействия, сохраняя постоянные габариты. При ударе топором или попадании пули, броня становится прочнее стали, но и под ногами слона, панцирь не сложится, не давая раздавить своего хозяина. Зато, в обычных условиях, такая защита, почти, не стесняет движений и носится, как обычная одежда. Просторный, кевларовый хитон, оставленный Икамом, вполне заменял кольчужную рубаху, превосходя её по прочности, но не имея ее недостатков, в виде кровавых потертостей и мозолей.

Для скрытого ношения мелких предметов, наш герой выбрал широкий кожаный пояс, украшенный медными бляшками, с бесчисленным количеством потайных отделений и карманов с внутренней стороны.

Легкий шлем напоминал по форме шлем английского полисмена, дополненный тремя кожаными языками, спадающими вниз. Один прикрывал шею сзади, а два с боком служили защитой для висков и щек. Спереди от уха до уха, лицо прикрывалось полукруглой металлической пластиной, соединенной посередине под прямым углом с поперечной пластиной, один конец которой был прикреплён к горизонтальной дуге, а второй был пропущен в отверстие посередине козырька в передней части шлема. Горизонтальная дуга, передвигаясь вверх и вниз, или фиксировалась на уровне подбородка, открывая все лицо, или поднималась почти к самому козырьку, оставляя только узкую щель для наблюдения. К подвижной пластине и задней кромке шлема прикреплялась полуметровая полоса нарочито грубой, кевларовой ткани, надежно защищавшая шею и лицо. Она соединялась с черной тканевой повязкой, намотанной на шлем, наподобие небольшого тюрбана. Являясь надежной защитой, этот головной убор ощущался, как пробковый шлем с шелковой вуалью от пыли и москитов. Чтобы не утомлять читателя бытовыми подробностями, скажем только, что и остальные предметы снаряжения, обещали быть такими же функциональными и удобными. Когда заявка на экипировку была почти готова, как ушат холодной воды, вылитый на нашего вояку, прозвучало обещание, распечатать все заказанное имущество в течение, всего лишь, ста двадцати астрономических часов данной звездной системы. Оказывается, изготовление любых металлических изделий на принтерном агрегате Модуля, было очень энергоёмким и длительным. Это сообщение сразу умерило аппетит нашего героя. Из заявки были удалены все виды холодного оружия. Попытка получить золото или серебро в любом виде, провалилась. Запасы этих металлов, уже были израсходованы предыдущими путешественниками. Взамен, было предложено, получить искусственные драгоценные камни, не отличимые от настоящих. Икам обескураженно, согласился. Он твердо рассчитывал на серьезные инвестиции в драгоценных металлах, для вербовки новых рекрутов и их экипировки. После сокращения заявки, в ней остался только комплект брони из композитных материалов. Для пополнения гардероба, Икаму пришлось довольствоваться только парой нательного шелкового белья и серого плаща с капюшоном, без рукавов из толстой непромокаемой псевдошерсти. Получив обещание, что все будет готово через двенадцать часов, Икам устроился в кресле, рассчитывая отдохнуть. Но, электрическое освещение, по которому он уже успел соскучиться и которое так отличалось от мерцающего света чадящих масляных светильников, и чашка кофе, разогнали сон. Он ощущал забытое чувство принадлежности к цивилизованному миру. Чтобы скоротать время ожидания, Икам решил поближе познакомиться с устройством Модуля.

Со времени его последнего путешествия, и на Земле его времени, произошли серьёзные изменения. Икам уже получил представление о всевозможных электронных гаджетах. С уверенностью недоучки, он голосом включил блок управления и стал просматривать страницы, доступные для работы. Просматривая историю работы Модуля, он с удивлением узнал, что Модуль работает достаточно интенсивно. За каждый годовой цикл в нем зафиксировано от трёх до пяти посещений, или транзитов. На доступном ему уровне, данных о его прошлом посещении, уже не сохранилось. В этом году было зафиксировано пять случаев работы Модуля. Два раза Модуль включался для транзита в другие точки. И зафиксированы три случая прибытия в Модуль Визитеров, с остановкой для последующего убытия к новым координатам. Одним из этих визитеров, был и он сам. Эта информация наполнила его сердце надеждой, что одним из других визитёров была и его Ирина. Радостно потирая руки, он откинулся в кресле, чтобы помечтать о предстоящей встрече с женой. Но, тут на экране появился запрос, в котором просили подтвердить согласие на уничтожение резервных копий Визитеров, хранящихся в памяти Модуля.

Как и у всякого продвинутого пользователя, запрос вызвал тихую панику. Боязнь случайно уничтожить нечто важное, постоянно таится в сердце любого компьютерного Чайника. Чтобы потянуть время, Икам запросил справку. Из неё он узнал, что на каждого Визитера, сделавшего остановку в Модуле, в оперативной памяти агрегата некоторое время сохраняется его копия. В зависимости от программы, Копия, или уничтожается, или пересылается по указанному маршруту, или в исходный пункт отправки. В случае, если визитер продолжил свой маршрут в указанный срок, то его Копия может быть уничтожена. Предусмотрен вариант возврата копий через определенный промежуток времени или по умолчанию. Стандартным вариантом является отсылка сохраненных копий по умолчанию в Хранилище или в Исходный пункт, после истечения контрольного времени. При последних посещениях в стандартную программу, кем-то было внесено изменение, предусматривающее уничтожение копий при отсутствии запросов на их сохранение. Блок управления запрашивал, что делать с Копиями? Уничтожить, переслать по маршруту, или вернуть в Исходный Пункт? Запрос сопровождался вежливым напоминанием о том, что если ответа не последует, то копии будут уничтожены автоматически.

В голове у Икама завертелся вихрь всевозможных мыслей. Вскоре из них сложился один большой вопрос: «Что делать!?»

На запрос, можно ли отправить копии в два адреса, последовало предложение отправить одну копию в Исходный пункт, а вторую по заявленному маршруту следования. Находясь в жесточайшем цейтноте, Икам согласился на этот вариант. На запрос о разрешении вернуться к типовой программе сохранения копий, наш герой уже отвечал, не думая о последствиях.

Потом к нему пришла мысль, что дальнейшая прогулка по страницам Блока управления, не такое уж увлекательное занятие, как могло показаться с начала. Вытирая холодный пот, наш компьютерный гений отключился от блока Управления. Перед тем, как отключиться окончательно, ему было предложено прослушать обязательную информацию для Визитеров. Так Икам узнал, что перед отправкой по заявленному маршруту, можно включить функцию, при которой, визитёр прибудет в следующий пункт в том состоянии, в каком отправлялся в путешествие из Исходного пункта, при сохранении памяти о своих посещениях, промежуточных пунктов. Это особенно актуально, при получении Визитером, при его пребывании вне Модуля, тяжелых заболеваний или ранений, или, если пребывание Визитера слишком затянулось. В этом случае в следующий пункт Транзита, путешественник прибудет таким же молодым и здоровым, как и при его отправке в путь. И при этом, он сохранит в памяти всё, о чем узнал и обо всём, что испытал в своём путешествии.

Обогатив свою память очередной порцией знаний, которое выработало Человечество и его космические братья по разуму, наш герой с облегчением узнал, что время его ожидания уже подходит к концу. Оставшиеся пару часов он продремал, уютно развалившись в кресле. Его мысли и мечты, были слишком интимными и личными, чтобы мы могли озвучить их здесь.

* * *

Икам очнулся от грёз. Звуковой сигнал сообщил ему о готовности заказанных вещей. Вынув из контейнера, он внимательно осмотрел их со всех сторон. Затем, в течение часа, он, как настоящий суровый мужчина, уверенный, что за ним никто не наблюдает, примерял их и так, и этак перед зеркальной зоной стены, заменившей ему зеркало. Он снова и снова навешивал на себя все свое оружие, пока не посчитал, что нашел самый лучший вариант его ношения.

Когда он уже собирался покинуть Модуль его внимание привлек кожаный кошель со вложенным в него чем-то продолговатым и круглым, как свиток. Заинтересованно, он открыл Кошель и обнаружил четыре полоски прозрачного пластика, на каждую, аккуратными рядами по шесть штук были наклеены разноцветные камни, синего, красного, зеленого и желтого цвета. На каждой полоске были собраны камни трех размеров: в один, полтора и два сантиметра. Камней одного размера имелось различной формы: круглой, прямоугольной, квадратной, треугольной и в форме ромба. Итого, взамен золота и серебра, наш герой стал обладателем трёхсот шестидесяти камней различного цвета. Не зная, какую стоимость имеют на местном рынке подобные контрафакты, наш герой искренне поблагодарил электронный мозг Модуля за сотрудничество. Внутри кошеля помимо камней оказалось еще четыре небольших кошелька. Упрятав свое богатство в поясе, собрав всю свою амуницию и, прихватив с собой стакан с кофе, наш олигарх, Уточнив пароль на случай возвращения, покинул гостеприимный Модуль, в предвкушении предстоящего отдыха на свежем воздухе. Дождавшись, когда люк модуля скроется за насыпью, наш герой неторопливо направился к своему коню, которому понадобилось некоторое время, чтобы признать своего хозяина в новом облике.

Глава десятая

Проверив коня и убедившись, что с ним все в порядке, Икам собрался было посидеть на краю террасы, наслаждаясь кофе и мирным пейзажем, как его внимание привлекли два всадника, скачущих по долине во весь опор. Встревоженный Икам поспешил оседлать коня и расчистить спуск вниз. В наездниках он узнал своих фаризов, отправленных в разведку. Такое стремительное их возвращение, не сулило ничего хорошего.

Дождавшись, когда всадники приблизились, он, с деланным спокойствием, встретил их вопросительным взглядом. С облегчением узнав своего командира, в несколько преображенном виде, воины заголосили:

— Умара аль ашарам! Там ромеи! Много ромеев, целая армия! Они идут на юг.

Хотя и его бойцы-мукатилы, почтительно и незаслуженно, и назвали его «умара аль ашарам», что означает «десятник», Икам, подчеркнуто не торопясь, обрушил на них град вопросов

— Ромеи? Сколько? На каком расстоянии отсюда? Куда направляются и с какой целью?

Процесс воинского воспитания разведчиков был прерван появлением, в другом конце долины второй пары разведчиков. Только в этот раз их преследовал отряд кавалеристов с красно-желто-красным полотнищем с белой каймой, значком Гасанидов. Отряд насчитывал не более десяти человек. Было видно, что погоня длится уже долго. Морды коней были покрыты белой пеной. Рассчитывая на превосходство своих коней, преследователи не отказывались от погони. Они ожидали, когда кони беглецов начнут спотыкаться и валиться без сил. В голове нашего героя промелькнуло десятки решений, как выпутываться из данной ситуации. Дело, как всегда, решил случай. Во главе отряда Гасанидов, на белом аргамаке, погоню возглавлял молодой воин в блестящих доспехах. При виде коня, Икам забыл об осторожности. В конце концов, в возможности преподнести такой подарок сестре Даррара, он увидел добрый знак.

— Как только они пройдут мимо, я нападу на них сзади. Идите за мной и собирайте коней. Без них мы не уйдем от погони.

Переждав в кустах, когда мимо них, на начавших спотыкаться конях, проскакали его разведчики и за ними, их, тоже порядком уставшие, преследователи, Икам с места бросил своего коня в карьер.

Застоявшийся конь помчался вперед, легко догоняя уставших скакунов Гассанидов. Мощный конь ромея, в длительной скачке уступал небольшим, но выносливым степным лошадкам. Но, его силы вполне хватило на один мощный рывок. Привстав в стременах, на рослом коне, Икам возвышался над конниками почти на метр. С криком: «Аллаху Акбар!» он начал крушить палицей, растерявшихся и не ожидающих нападения, ромейских арабов. Прежде, чем воины отряда успели сообразить что-либо, четверо из них уже вылетели из седел.

При виде победы своего предводителя, его мукатилы, следовавшие неотступно за ним, тоже подняли крик. Его одновременно услышали и его разведчики, уходящие от погони, и предводитель ромейского Отряда. Посчитав, что главная опасность угрожает ему сзади, ромей развернул своего коня, чем нарушил строй и создал сумятицу, которой не преминул воспользоваться наш герой, размахивающий своей палицей над головой. Он двумя удачными ударами выбил из седел еще двоих конников. Два его воина, ободренные пришедшей подмогой, тоже, развернулись и резво погнали своих коней к месту свалки.

Теперь соотношение сил стало в пользу Отряда Икама. Ромейский отряд из четырех, оставшихся в строю, всадников оказался между пятью конными арабами. Гассаниды были опытными воинами, не раз бывавшими в трудных ситуациях. Им не понадобилось много времени, чтобы принять единственно верное решение, способное поставить в тупик противника. Поэтому, они одновременно. бросились в разные стороны, нахлёстывая изо всех сил, своих лошадок, предоставив своему молодому вождю всю Славу неминуемой победы над врагом.

Противник Икама был молод, и наш герой уже праздновал победу. Но, его враг и не собирался сдаваться. Завизжав от злости, он бросил своего коня навстречу тяжеловозу нашего героя. Два жеребца сцепились в схватке, кусая друг друга и стараясь ударить соперника копытами. Прежде, чем Икам, успел сообразить, что к чему, его противник обрушил на него ряд колющих ударов своего прямого длинного меча. Если бы не обманчивый вид и не превосходное качество доспехов нашего героя, то неизвестно, чем бы все закончилось. Сбитый с толку туникой, ромей не стал целить в лицо, как следовало, если бы на Икаме был кольчужный доспех, а просто попытался проткнуть ткань одежды, стараясь попасть в щели кожаного доспеха. Удивленный тем, что ни один из его смертельных ударов не достиг цели, ромей на мгновение замер, подняв меч для последнего укола, но был тут же наказан скользящим ударом палицы по шлему. Теряя сознание, молодой воин медленно соскользнул под ноги своего коня. Тот, стал кружить вокруг него, взбрыкивая и не подпуская к своему хозяину никого, пока Икам не накинул коню петлю на шею.

Оглядевшись вокруг, Икам приказал, перекинув через седло, связать ромея и собрав лошадей, поскорее покинуть поле боя. Так как, три всадника Гассанидов ушли с поля боя невредимыми, не было смысла тратить время на то, чтобы добивать раненных. А обстоятельства не давали возможности, взять их в плен. Доспехи поверженных врагов, по закону принадлежали их победителю, то есть Икаму. И, если он решил не тратить время, на сбор добычи, то никто не возражал. Все понимали, что пришло время спасать себя. И спасение их было в резвости их скакунов. Да и незачем было, зря проливать кровь, добивая выбитых из седла врагов.

Икам убедился, что его бойцы не теряли время даром и собрали всех лошадей. Теперь у каждого на поводу шли запасные кони. По совету своего воина Хашима, Икам направил свой отряд вверх на холм по каменной насыпи, которая замедляла движение коней, но зато не сохраняла следов. Не останавливаясь, отряд, таясь и меняя лошадей, весь день шел в сторону Димашка. Из расспросов разведчиков, Икам понял, что большой отряд Ромейской армии движется по дорогам на юг. Подробности он надеялся узнать из допроса пленного. Молодой воин, усилиями и заботой Хашима и его друзей уже был избавлен от тяжести доспехов и оружия. На вопросы Икама он презрительно отказывался отвечать, сообщив только, что готов дать за себя хороший выкуп. Чтобы не тратить время даром, Икам приказал посадить его в седло, связав ему ноги под брюхом коня, а руки за спиной. Такая поездка, при длительном движении, превращается в пытку. Но, пленник стойко и молчаливо переносил свою перевозку.

Через несколько дней безостановочной скачки, на какую только были способны их кони, Икам привел свой отряд в пригороды Димашка. Уходя от возможной погони, он позволял своему отряду останавливаться лишь для того, чтобы покормить и напоить коней. Здесь, под стенами Димашка, словно, ничего не изменилось. Все также дымились костры в Станах. Всё так же, на стенах ходили дозорные городского ополчения, в круглых шлемах с цветными кистями.

Отправив Хашима с лошадьми к Анвару и, приказав ему, рассказать обо всем случившимся Даррару, Икам, незамедлительно повез пленника в Ставку Командующего. Белого аргамака он взял с собой, чтобы, позже самому, вручить его в подарок Кхауле. Для присмотра за конями, он приказал одному из своих воинов следовать с ним.

В Монастыре, где, по-прежнему, размещалась Ставка, внешне ничего не изменилась. Но воины стражи у ворот, узнав Икама, предупредительно рассказали ему, что по Указу Калифа Умара, Халид ибн аль-Валид отстранён от командования армией и Командующим назначен Абу Убайда ибн аль-Джаррах. Икам попросил провести его к Абу Убайда. Тот принял его в той части монастыря, где, до этого размещалась его Ставка, как Командующего Армейской группой. Абу Убайда, в белоснежном, просторном одеянии сидел, опираясь на подушки, на помосте, устланном ковром. Рядом с ним сидел писец с принадлежностями для письма. Справа и слева от помоста, стояло по два воина с черными повязками на голове, в блестящих доспехах. Они держали в руках круглые щиты и копья. На поясах у каждого висело по два меча: длинный кавалерийский и пехотный, покороче.

Внимательно посмотрев на экипировку Икама, Военачальник вопросительно и сурово посмотрел Икаму в глаза. Икаму показалось, что если бы не черная повязка Курайшита, то его, вообще, не допустили бы к Командующему.

Приложив правую руку к груди, наш герой, стиснув зубы, склонил голову в поклоне.

— Мой повелитель. По приказу моего амира Даррара ибн аль-Азвара, я проводил разведку востоке. Там мои воины обнаружили большой отряд ромеев. Их много, очень много. Целая армия. Они движутся на юг. Я захватил в плен знатного Гассанида. Он может рассказать все об этом отряде. Вот эта печать была при нем.

Внимание Абу Убейда переключилось на пленного. Тот стоял, гордо развернув плечи с высоко поднятой головой. Взгляд его был презрительно спокоен. На нем была светлая шелковая рубашка и короткие штаны, великодушно оставленные ему воинами Икама. На ногах ему оставили сандалии из хорошо выделанной кожи. Даже связанные за спиной руки не мешали ромею сохранять гордый и независимый вид.

— Я командующий армией Калифа Абу Убейда. Назови себя.

— Я рад приветствовать благородного Абу Убайда Амира ибн Абдуллах ибн аль- Джаррах ибн Хиляль ибн Ухайб ибн Дабба ибн аль-Харис ибн Фихр ибн Малик ибн ан-Надр аль-Кураший аль-Фихрий. Я племянник «стратегоса паремболон», шейха племени Бану Гассан Джабалы ибн аль-Айхама ан-Нуман ибн аль-Мунзир Джафниди.

Абу Убейда дал знак своему слуге и тот развязал руки пленнику. Следующий жест Командующего был расценен им, как приглашение садиться. Не обращая внимания на стоящего рядом Икама, ромейский араб подошел к помосту и присел на его край, приветливо улыбаясь и растирая запястья, со следами веревки. Абу Убейда с улыбкой кивнул. Затем, словно вспомнив об Икаме, бросил ему

— Можешь идти. Все, что нужно, тебе передаст твой господин Даррар ибн аль-Азвар.

Икама захлестнуло холодное бешенство. Не задумываясь о последствиях, он нарочно спокойным голосом четко произнес.

— Встань, ромей! Я, Икам ибн Абихи, побратим Даррара ибн аль-Азвара из племени Курайш, твой господин. Если, раб, ты еще раз посмеешь сесть в моем присутствии, без моего разрешения, то я сломаю тебе хребет, и ты никогда больше не сможешь встать на свои ноги. Ты жив только потому, что ты можешь быть полезен Командующему нашей армии, рассказав ему все, что ты знаешь о планах Ромейского Императора. Смотри не ошибись, раб. Из твоего десятка я выбил из седла шестерых, а трое бросились наутек, бросив тебя одного. Чего еще можно ожидать от трусливых гассанидов-насара! Чтобы ты знал, твоего коня и твои доспехи я подарю сестре своего брата. Кхаула бинт аль Азвар любит блестящие погремушки и давно хотела такого коня. Веди себя как подобает, и проживешь еще немного.

Ан-Нуман вскочил на ноги. Его лицо побледнело, трясущимися губами он произнес

— Прости, мой господин.

В разговор посчитал нужным вмешаться Абу Убейда.

— Извини Икам, что сразу не признал тебя. Конечно же. слава о тебе, как о знаменитом мубаризуне, всем известна. Меня сбил с толку твой вид. Я не догадался, что ты поспешил ко мне, не сменив одежды после похода. Позволь мне, поговорить с твоим пленником. А потом мы обсудим вопрос о его выкупе. Если он тот, за кого себя выдаёт, мне придется просить тебя, уступить его мне.

— Извините, господин. Но, о выкупе не может идти и речи.

Сделав паузу, и подождав, когда лицо Абу Убайда помрачнело, Икам продолжил

— Я могу только просить, великодушно принять этого раба в дар, от имени моего брата Даррара ибн аль-Азвара и от меня лично. Ну, а если он Вас разочарует, то Вы можете поступать с ним, как Вам заблагорассудится. А теперь, я прошу Вашего разрешения убыть в свой Стан.

— Подожди, Икам. Ты славный воин и заслуживаешь награды. Я принимаю твой дар. Прими и ты, в подарок от меня мой меч.

Абу Убейда вынул из-за пояса короткий меч в золотых ножнах и протянул его Икаму.

Икам подошел и с поклоном, принял подарок.

Выдвинув клинок на ширину ладони, оценив превосходную сталь клинка, он поднес его ко лбу

— Этот меч будет отныне хранится в моей семье, как реликвия. Он будет передаваться от отца к сыну, как доказательство того, что сам Абу Убаща Амир ибн Абдуллах ибн аль-Джаррах-ибн Хиляль ибн Ухайб ибн Дабба ибн аль-Хщэис ибн Фихр ибн Малик ибн ан-Надр аль-Кураший аль-Фихрий в минуту хорошего настроения, вручил его мне в подарок. Благодарю за столь щедрое вознаграждение за мои скромные труды. С Вашего разрешения, я удаляюсь.

Дождавшись, когда фигура Икама скрылась за воротами, Абу Убейда примиряюще произнес

— Садись, ан-Нуман, угощайся. Ох, уж эти выскочки из плебеев. Они вообразили, что Ислам может их уравнять с благородными людьми знатных фамилий. А что, он и вправду. выбил из седла шесть конников твоего отряда?

— Да, это правда. Он напал на нас сзади и своей палицей свалил шестерых. А, потом, победил и меня. Но, я не могу понять, почему от его одежды мой меч отскакивал, как деревянный. А ведь я им пробивал насквозь любую кольчугу.

— Ладно, не будем больше о нем, Угощайся и рассказывай, что там в этот раз, задумали Ромеи.

— Уважаемый Абу Убейда. От Вас у меня нет тайн. Император Ираклий собирается охватить вашу армию с юга и отрезать её от Аравии. И если Вы еще задержитесь у Димашка, то вас зажмут между городскими стенами и солдатами Имперской армией.

— Спасибо, тебе, ан-Нуман ибн аль-Мунзир. Арабы остаются арабами, а благородные остаются благородными, даже в минуты временных невзгод, несмотря на различия в вере и служа разным правителям. Передавай привет своим уважаемым отцу и дяде. И помни, что в моём шатре, тебе всегда будут рады. Сегодня же, ты можешь отправиться к своим шатрам. Ты свободен. К сожалению, я не могу вернуть тебе твоего коня и оружие. Они теперь принадлежат Икаму. Но, ты получишь оружие и коня не хуже потерянных.

— Благодарю за добрые слова. Я ваш должник. А коня и оружие я обязательно верну себе сам.

— Ну хватит разговоров, угощайся. Утки здесь особенно жирные и нежные. Ну, а вино ромеев для тебя не нуждается в представлении.

* * *

Когда Икам со своим спутником подъехал к шатрам их эскадрона — курдуса, то их появление было встречено приветственными криками. Причина столь уважительной встречи стала понятна, когда возле своего шатра наш герой увидел, выставленных на всеобщее обозрение трофейных лошадей и доспехи. Чтобы все желающие могли оценить качество ромейской брони, Анвар соорудил крестовину, на которую, как на манекен, повесил кольчугу и шлем. Вокруг лошадей толпилось немало зевак, которым Хашим, в сотый раз, скромно раздуваясь от гордости, рассказывал, как они впятером разгромили десяток ромейских конников. С каждым повтором, его рассказ обрастал все новыми и новыми героическими подробностями. Представленные доказательства, в виде военной добычи, заставляли умолкнуть скептиков, которым оставалось, лишь завистливо вздыхать и выискивать все новые, скрытые изъяны у захваченных лошадок. Поступали и предложения, продать некоторых из них, но эти вопросы ожидали прибытия Икама. Предложений продать доспехи не поступало. Бегло оценив качество брони, все признавали, что дать за неё истинную стоимость, может только очень богатый человек.

Услышав о прибытии Икама, из шатра вышел и Даррар со своей сестрой. Икам, соскочив с коня, передав его своему воину, который, выполнял у него обязанности конюха. Наш герой уже привык вести себя, как вельможа, что, к его удивлению, воспринималось окружающими с пониманием. Взяв, загарцевавшего аргамака под уздцы, он подвел его к своим друзьям.

Даррар с одобрением смотрел на коня. Кхаула, с широко раскрытыми глазами, выглядывала у него из-за спины.

— Поздравляю, Икам! Славная добыча! На таком коне и в такой броне не стыдно ходить и амиру!

— Я мерил, этот доспех, он мне тесноват. Да и конь, для меня, мелковат.

— Зря ты, так говоришь. Это настоящий персидский аргамак. Он неутомим и резв, как ветер. А мастера оружейники, легко подгонят доспехи под любой размер.

— Не стоит портить хорошую работу мастера кустарными вставками. И мой конь мне нравится больше. Даррар, я хочу просить, твоего разрешения, подарить этого коня твоей сестре. Правда, у меня есть одно условие.

Взглянув в загоревшееся от радости лицо сестры, Даррар, помрачнев, произнёс

— Икам. Я вижу, что твой подарок пришелся бы ей по душе. Но о каком условии идёт речь? Икам, помни, что ты говоришь о моей сестре!

— Я помню. И я готов подарить ей этого коня только при условии, что она примет в подарок и эти доспехи. А этот меч я решил оставить себе.

— Мне жаль Икам, но это — слишком дорогой подарок для моей сестры. Я не смогу сделать тебе, даже наполовину, такой же ценный подарок в ответ.

— Почему же не можешь? Тебе достаточно, просто помочь Кхауле организовать мне обещанную ею, встречу с женой своего родича, Икрима ибн Абу Джахль, в его имении, которое находится где–то здесь, неподалёку. Поверь, мне этого будет достаточно. А если, эта женщина окажется той, кого я ищу, то я одарю вас еще более дорогими подарками.

Даррар посмотрел на сестру. Та, закусив губу, умоляюще сложила руки перед грудью. Постепенно, лицо брата посветлело. Заметив эту перемену, Кхаула, благодарно пожала ему руку и стрельнув глазами в Икама, забрала у него поводья и повела коня за шатер. Конь, словно почувствовав хозяйскую руку, покорно пошел за ней, картинно изогнув шею и высоко поднимая ноги.

Вскоре показалась служанка Кхаулы Вардия в сопровождении Джамбо, рослого черного раба, бывшего личным слугой и телохранителем Кхаулы, который и унес в её шатер ромейские доспехи. Появление девушки вызвало шутливые замечания воинов. Но, служанка была под стать своей госпоже. Её острого язычка и крепкой ладошки побаивались многие. Она была щедра на оплеухи и как говорится, «за словом в карман не лазила».

— Икам, мне нужно с тобой поговорить.

— Даррар, дружище, я только что приехал в лагерь. Позволь мне искупаться в реке и смыть с себя дорожную пыль. И я сразу приду к тебе.

— Хорошо, но я не понимаю, зачем человеку нужно лезть в холодную воду. От воды кожа становится сухой и плохо переносит и жару, и холод. Благородному человеку достаточно умаслить волосы и кожу благовонным маслом. Но, если тебе, не терпится, как дикарю плескаться в воде, но постарайся хоть не заходить в глубину, чтобы тебя не утащил под воду огромный сом.

— Даррар. Я умею плавать. А если на меня нападет сом, то вечером я угощу тебя жаренной сомятиной. Ты не представляешь, какая это вкуснятина!

— Не говори вздора, брат. Есть мясо сома — харам! У сомов нет чешуи, и значит есть их нельзя!

— Как и верблюжатину, конину и ослятину! Даррар, уж поверь мне, что если я поймаю сома, то это будет самый чешуйчатый сом в мире!

— Икам, я прошу тебя не задерживайся. В Ставке, что-то зашевелились. Кажется, наша спокойная жизнь, наконец-то, заканчивается.

* * *

Икам с наслаждением вылез из рва. На этом участке во рве текла вода из реки Барада, или как говорили арабы, Аль-Барада, что значит «Холодная». Вода здесь была относительно чистая и Икам, с наслаждением, смыл с себя походную грязь. На противоположном берегу высились городские стены и нашему герою были видны воины, с интересом наблюдающие за ним через зубцы стен. Икам заметил, как стражники, глядя на него, что-то обсуждают со своим офицером в богатых доспехах. Икаму на мгновение показалось что-то знакомое в облике этого офицера, и он, сделав приветственный жест рукой, начал одеваться. Он взял свой мокрый хитон и встряхнул его. Подняв его двумя руками, Икам посмотрел через него на солнце, проверяя нет ли в ткани прорех. Держа одежду перед собой на вытянутых руках, наш герой, на время, упустил из виду и стены, и стражников на ней. Поэтому, когда ткань хитона вздрогнула и он почувствовал сильный удар в живот, наш герой растерялся. Удивленно оглядевшись по сторонам, он не увидел на стене уже никого. А к его ногам упала стрела, запутавшаяся в кевларовых нитях хитона.

Стрела не смогла пробить ткань, но все равно удар оказался очень чувствительным. На животе образовался синяк и из треснувшей, от сильного удара, кожи, тонкой струйкой потекла кровь. Решив, что найти, покушающегося на его жизнь врага, все равно не получится, Икам решил здесь больше не задерживаться и поспешил одеться и отправиться с лагерь.

Лагерь встретил его непривычной суетой. Пришел приказ Командующего свернуть шатры, собрать все имущество и приготовиться к походу. Воины споро, без суеты вязали вьюки и отправили коней и верблюдов на водопой. Прервавшись на полуденный зухр-салат, перед которым амиры смогли еще раз проверить наличие своих бойцов-мукатилов, воины, собравшись в кружки у своих стреноженных животных, в ожидании приказов, коротали время, развлекая себя и своих товарищей солдатскими байками.

Икам, с тревогой, ожидал возвращения из города Анвара, который убыл туда, закупить все необходимое для их маленького отряда. Наконец появился и Анвар, приведший нагруженных верблюдов. Сегодня торговля была особенно удачной. Предчувствуя скорое падение спроса, купцы скинули цены, бойко спуская залежалый товар. Выполняя указания Икама, Анвар купил с большой выгодой на весь отряд одежды, сандалий, посуды и многое другое, что облегчает жизнь солдата в походе. Отложив отчет о покупках на вечер, Икам, незаметно придирчиво осматривал своих новых воинов. Анвар не терял времени даром. Он завербовал еще пятерых молодых земляков, выдав им из отрядных резервов оружие, доспехи и верблюдов. Все они были хорошими лучниками и отлично управлялись хиджазскими луками в рост человека. Анвар убедил Икама, что лучше иметь в отряде хороших пеших лучников на верблюдах, чем плохих кавалеристов. А для престижа достаточно иметь трех конников с двумя заводными конями у каждого. При необходимости, на запасных коней можно будет посадить по воину и тогда, любая проверка покажет, что у Икама в отряде имеется девять кавалеристов с правом получения тройной доли добычи. А передвигаться воинам привычнее на верблюдах, ведя коней на поводу. И сражаться им привычнее в пешем строю.

Помня о своем обещании, данном Халиду ибн аль-Валиду, наш герой приказал продолжать подготовку девятерых воинов к будущим действиям в конном строю. А пока не наберутся опыта, пусть готовятся сражаться пешими.

Похвалив Анвара за труды, Икам собрал свой отряд и объявил, что он назначает Анвара «умаром аль ашарам», то есть командиром десятки лучников. В честь этого назначения он вручил ему серебряную цепь на шею с круглым кулоном, чем растрогал своего друга до слез. Его помощником и заместителем он назначил Хашима. Оставив отряд обсуждать это событие, Икам направился к прибывшему из Ставки Даррару.

Глава одиннадцатая

Как и положено арабской женщине, Кхаула занималась укладкой шатров и подготовкой вьюков к походу. Под её бдительным взором, служанка и воины деятельно готовили поклажу к погрузке на верблюдов. Работы хватало всем. А кому не хватало, тем Кхаула быстро находило задание по силам. Все суетились, покрикивая друг на друга.

Чтобы не попасть под ноги верблюда, или под горячую руку сестры, Даррар присел на вьюк в тени небольшого деревца. Икам, подошел и присел рядом.

— Икам. Поступили сведения, что ромеи пытаются обойти нас с востока, чтобы отрезать нас от дороги в Аравию. Военачальники собрались на Совет в башне восточных ворот. Туда же они вызвали и городских старейшин. Скорее всего, нам придется отходить от города. Ты со своими мукатилами пойдёшь со мной в разведку. И начнём мы, с посещения поместья Икрима ибн Абу Джахль, нашего родича. Но, перед этим, я хочу тебе сказать очень важную вещь.

Даррар сделал паузу, собираясь с мыслями

— Не обижайся Икам. Ты славный воин. Может быть, даже ты лучший из тех, кого я встречал на своём пути. Но, пойми меня правильно, я никогда не отдам Кхаулу за тебя в жены. Все родичи нашего рода отвернутся от меня и от неё. Мы принадлежим к одному из самых знатных и древних родов нашего народа, а значит и всего мира. И ты никогда не сможешь занять место рядом с моей сестрой. Моя сестра — взбалмошная и строптивая девушка. Может быть даже она, назло всем, и навестит тебя в твоём шатре. Но, и это ничего не изменит. Замуж она выйдет за достойного и богатого мужчину из заслуженной и благородной семьи нашего племени. Так заведено, и не нам это менять.

Было видно, что этот разговор дается ему тяжело. Все время, Даррар смотрел в сторону, словно боясь встретиться глазами со своим побратимом.

— Я расскажу тебе одну историю. Во время набега на землю его племени, араб Зейд ибн Хариса ибн Шурахбиль аль-Кальби, был похищен и продан на рынке Укказ. Его купила для работы в доме Хадиджа (да будет доволен ею Аллах), жена нашего Пророка Мухаммеда, которая и подарила его Пророку. Пророк полюбил Зейда и обращался с ним, как с сыном. Когда семья Зейда нашла его и предложила за него выкуп, то наш Пророк предложил ему выбор: или уйти со своим отцом, без всякого выкупа, или остаться с ним, на правах сына. Пророк усыновил его, потому что Зейд предпочёл остаться с ним. Его называли Зейд ибн Мухаммад. Пророк женил его на своей воспитательнице Умм Айман, и она родила ему сына Усаму. Затем он женил его на своей двоюродной сестре (дочери своего дяди по отцу) Зейнаб бинт Джахш. Благородная Зейнаб бинт Джахш, тяготилась этим неравным браком и не хотела иметь детей от бывшего раба. Однажды, когда Пророк был в гостях у своего сына Зайда, Зейнаб предложила Пророку развести его с Зейдом и взять её себе. Зейнаб была очень красивой женщиной, и она понравилась Посланнику Аллаха. Зейд любил Пророка и не любил заносчивую Зейнаб. Он, ради своего приёмного отца, развелся с ней, чтобы Мухаммад мог жениться на ней. Мухаммад был посланником Аллаха. Но, к нему пришла делегация Знатных Родов племени и заявила, что он не может нарушать обычаи племени и жениться на своей невестке. По их мнению, Пророк должен официально отменить своё усыновление, бывшего пленника и чужеземца Зайда. Пророк думал над этим требованием до тех пор, пока Всевышний Аллах не ниспослал ему аят, в котором содержался запрет давать приёмным детям своё имя. Тогда Мухаммад объявил всем, что отказывается от усыновления. Так Зейнаб смогла стать женой Мухаммеда. Слова откровения, в котором Аллах позволил Пророку жениться на Зейнаб: «Мы женили тебя на ней» — позволили той утверждать, что ее выдал замуж сам всемогущий Аллах, а потому она и не чета всем остальным женам пророка. Но, новая жена так и не смогла родить ему наследника. Видимо, слишком горячее желание, не иметь детей от нелюбимого не проходит бесследно. А Зейд, перестав быть сыном и наследником Пророка, не перестал быть самым преданным другом Мухаммеда. Теперь его имя стало Зейд ибн Хариса Аль-Кальби, слуга Посланника Аллаха. Он был Великим воином. Он водил войска мусульман во многие походы и не знал поражений. Его называли любимцем Посланника Аллаха.

Семь лет назад в месяце Джумадаль-авваль, произошла битва «Мута» на севере Аль-Джазира-Острова Арабов, возле места под названием «Кирк». Причиной стало сообщение о готовящемся нападении на мусульман со стороны войск Ромейского Императора. В этой битве, в которой трем тысячам мусульман противостояла Ромейская армия, пали предводители армии мусульман. Сначала погиб Зейд ибн Хариса Аль-Кальби, слуга Посланника Аллаха. После него Джаафар ибн Аби Талиби Аль-Хазраджи — Мухаджир, один из первых мединцев, присягнувших Пророку до переселения. Также пало еще 8 человек со стороны мусульман.

После этой потери, руководство войсками мусульман взял Халид ибн Валид Аль-Махзуми, который смог остановить наступление армии Ромеев и защитить отступление мусульман, сломав в битве 9 мечей. Халид ибн аль-Валид смог без потерь привести армию в Медину, за что был удостоен благодарности Пророка.

— И ты тоже был там?

— Нет.

— Тогда это была, по-видимому, не только самая славная, но, и самая загадочная битва. Если армия в три тысячи человек бросается в бой против тысяч ромеев, и при этом погибают аж десять мусульман, из которых один Командующий армией, а второй его заместитель, то любой согласится, что в той битве нельзя упрекнуть командиров, в том, что они прятались за спины своих воинов. Правда, к воинам этой армии возникает много вопросов, особенно, если они смогли после этой битвы, все вернуться к своим шатрам. Интересно, о чьи головы наш славный Халид сломал свои девять мечей?

— Икам. Я рассказываю тебе не об этой битве. Я рассказываю тебе о том, что даже желание Пророка, не смогло заставить Арабскую знать, признать Зейда равным себе. Поэтому, не проси у меня руки Кхаулы, чтобы я не мог обидеть тебя отказом. Если хочешь, я верну тебе твои доспехи и выплачу стоимость коня.

— Не говори глупости, Даррар. Меня можно обвинить в отсутствии знатности, но в жадности упрекать не стоит. Спасибо тебе за прямоту и позволь ответить тебе, с той же прямотой. Я не хочу, чтобы твоя сестра стала моей женой. Мне нужна только одна женщина — моя жена Ирина. И когда я найду её, мы вместе уедем туда, где наш дом. А пока мы вместе будем искать её, можешь всегда рассчитывать на меня. Скажи, и что, никто не спросил с Халида за смерть военачальников Зейда и Джаафара?

— Очень многие обвиняли его тогда в смерти слуги Посланника Аллаха. Особенно, злился Умар, нынешний Калиф. Тогда он был лишь тестем Пророка, потому, что его дочь Хафса, была женой Мухаммада. Но Пророк, благодарный Халиду за сохранение армии, не обвинял его в смерти своего слуги. Но, до конца жизни Посланник Аллаха не давал тому командовать войсками. Звезда Халида снова поднялась после смерти Пророка, когда многие арабские племена отказались платить Медине налоги. 13 числа месяца рабиуль-авваль состоялась присяга сподвижников Посланника Аллаха Абу Бакру Ас-Сиддику, как халифу мусульман после смерти Пророка. В результате этой присяги, мусульмане вновь объединились после смерти Пророка, но многие племена отвернулись от Ислама и объявили войну так, что под контролем халифа остались только Ясриб, Мекка и Таиф. Эти тяжелые времена называли «Ридда».

Рассказывая об этих событиях, Даррар словно погрузился в воспоминание о тех днях

— Я в это время, по поручению Посланца Аллаха, находился в землях племени Гатафан для сбора налогов. Но, вожди этого племени отказались платить налоги и заключили союз с асадитами и племенем Тай. Когда асадиты и гатафанцы стали их союзниками, мне пришлось, для спасения жизни, вернуться в Ясриб. Против этих вероотступников были собраны войска, 12 отрядов, составлявших в суммарной численности более двух тысяч воинов под руководством Халида ибн Валида. Отряды Халида ибн Валида встретились с войсками лжепророка Тулейхи ибн Хувейлида Аль-Асади, вероотступника Уейны ибн Хисна Аль-Физари и Курра ибн Хубейра Аль-Кушейри, и в месте под названием «Бузаха» амир Халид ибн Валиднанес им тяжелое поражение, после которого лжепророк Тулейха сбежал в сторону Сирии. Мне тоже довелось сражаться в этой битве рядом с Халидом. Халид отправил в погоню за лжепророком Тулейха благородных Сабита ибн Акра Аль-Ансари и Уккашу ибн Михсана Аль-Асади, которые смогли убить брата Тулейхи, но в тяжелой схватке с ним оба погибли. После этого Тулейха принял Ислам, а Уейна и Курра были взяты в плен, и Халид отправил их в Медину, чтобы сам Абу Бакр решил их участь. Сам Халид отправился дальше и, севернее Ясриба смог разгромить войска Малика ибн Нувейры, после чего племя Ханзаля приняло Ислам.

Честно говоря, слушая рассказ Даррара, наш герой даже и не пытался запомнить все эти имена и названия племен и местностей. Даррар сыпал ими так, словно его собеседник вырос с ним и с детства хранил в памяти родословные всех арабских племен. Икам опасался, что за этими именами он потеряет суть рассказа. Пока он назвал для себя, Халида «арабским Тухачевским», за его карьерный взлет после успешного проведения карательных экспедиций против восставших племен. По-видимому, Абу Бакр Сиддик, был благодарен Халиду за его помощь в сохранении единства мусульман. Но, с приходом к власти Калифа Умара, Халида могли ожидать тяжелые времена. Отстранение от командования объединённой армией, был первым признаком надвигающихся бед. И если Умар станет «Сталиным Ислама», то «арабскому Тухачевскому» не стоит ждать от него ничего хорошего.

* * *

К восточным городским воротам, со стороны Прямой улицы, по приглашению Абу Убейда прибыла делегация городского Совета, во главе с патрикиосом Анастасом, комендантом города и Казначеем Мансуром. Их встретил конный отряд арабских военачальников в доспехах. После положенных приветствий, Абу Убайда, сообщил, что обстоятельства требуют его срочного отъезда, поэтому он снимает стражу с городских ворот.

Анастас, заметно встревоженно заметил, что уже через несколько дней будет готова первая часть суммы, в счет налога.

— Из-за нашего отъезда, мы не можем гарантировать городу, его защиту от ромейских войск. Поэтому мы возвращаем вам весь собранный вами налог. Можете использовать его по своему обычаю. Охранная грамота имеет свою силу и обещает вам нашу защиту и покровительство Калифа. Когда мы вернемся, мы продолжим этот разговор

— А что будет с рекрутами, завербованными вашими военачальниками среди жителей города?

— Передайте им, что они могут присоединиться к нашим воинам, или остаться дома, вернув задаток, если такой они уже получили. Все жители города остаются под покровительством Калифа Умара. Во время нашего отсутствия, мы не сможем защитить вас от ромеев, но безопасность со стороны арабских войск вам обеспечена.

— Так может быть, вы проедете во Дворец, где для Вас будет дан пир?

— К сожалению, у нас совсем нет времени. Уверен, что мы расстаёмся добрыми друзьями, и, надеюсь, на обязательную встречу в скором будущем.

Попрощавшись наклоном головы, Абу Убайда, в сопровождении свиты, покинул город. Вслед за ним город покинул и отряд, находящийся в башне в качестве её охраны.

Анастас задумчиво проводил взглядом удаляющийся отряд.

— Видимо, арабы узнали об угрозе скорого появления под стенами города солдат Императорской армии. Так Вы предлагаете, не задерживать предателей, собирающихся присоединиться к арабам?

— Пусть идут. Их уход снизит проблему обеспечения продовольствием горожан. Если они сложат голову, город избавится от самой беспокойной части плебса. А если арабы вернутся, то им не в чем будет упрекнуть нас. Ведь мы теперь, почти их союзники. Да и нет у нас реальных сил избавится от них. И кто знает, как они себя поведут, когда сюда придут наши солдаты. Как Вы думаете, когда можно ожидать прибытие передовых отрядов армии?

— Уважаемый Мансур. Я долго служил в армии Императора. Можете не сомневаться, Передовые отряды появятся сразу, как только отважные кавалеристы убедятся в уходе арабов. И тогда нам придется думать, чем кормить эту ненасытную ораву. Пребывание арабской армии под стенами города, мы будем вспоминать с сожалением, как только наши храбрые солдаты войдут с город. Придержите деньги. Может быть, нам удастся, с их помощью, убедить Командующего освободительной армии, не вводить войска в город. Да, и нужно срочно избавиться от Фемела Катакалона. Его ненависть к мусульманам становится опасной для окружающих. Пусть охотится на них, подальше отсюда.

— Вы правы. Нам пора возвращаться во дворец. Как говорится; «Голодовку пережили, теперь надо пережить Изобилие!»

* * *

Мансур сын Сарьяна, внимательно присматривался к просителю. Он производил странное впечатление. Проситель был физически крепким мужчиной зрелого возраста в простой, но качественной одежде, пригодной для длительных путешествий. Всё выдавало в нём богатого купца с окраин, разбогатевшего по воле случая, но не приобрётшего врожденного благородства. Отсутствие дорогих украшений, свойственных нуворишам, говорило о его уме и нежелании привлекать к себе внимания. Ухоженные руки и аккуратно подстриженные волосы и борода, выдавали его привычку ухаживать за собой. Но, облик почтенного купца, нарушала гордо посаженная голова и стальной взгляд светлых холодных глаз. По докладу тайной стражи, купец появился в городе вместе с войсками Императора и остановился в торговом квартале. Охрана его небольшого каравана состояла из арабов Гассанидов. Интерес к себе купец привлек бурной деятельностью по поиску древних рукописей. Причем, особенно его интересовали еретические и запрещенные труды раскольников и вольнодумцев, которые подлежат изъятию и уничтожению. Купец был богат и не считал деньги, при оформлении сделок. Он, зачем-то, через его секретаря, упорно добивался встречи с Казначеем. Чтобы проверить купца, Мансур передал через своего секретаря, что встреча с ним обойдется просителю в сто золотых солидов.

По довольному выражению лица секретаря, передающего ему кошелёк с золотом, Мансур понял, что и секретарь, организовавший эту встречу, тоже остался не в накладе.

Приветливо поприветствовав гостя, Мансур попросил сразу перейти к сути дела, потому, что время у него очень дорого.

— Я ценю вашу прямоту и не стану зря отнимать ваше время. Я знаю от уважаемых людей, что вы человек исключительной честности и редких способностей. В наше беспокойное время, людям нужна помощь и защита. Особенно людям, занимающимся таким беспокойным делом, как торговля. Но и таким Большим людям, заботящимся о благе Страны, тоже иногда нужна бывает поддержка. Я думаю, что для Вас, такой поддержкой, дающей уверенность в будущем, может стать мой скромный подарок.

С этими словами, посетитель, известный в городе, как Алим Гариб, развернул небольшой платок из дорогой ткани и высыпал на него десяток разноцветных ограненных камней.

Мансур, придвинувшись к столу, делал вид, что рассматривает драгоценности. Избегая поднимать глаза, чтобы не встретиться со взглядом гостя, и не выдать свои мысли, Мансур лихорадочно решал, какую опасность несет эта встреча.

Очевидно, что эти камни стоят целого состояния. И обладание ими в случае бегства или внезапного отъезда, может обеспечить их хозяину безбедную жизнь в любой стране. Но большие деньги, всегда таят в себе большие опасности. И обычно они являются лишь хорошей приманкой в смертельной ловушке для жертвы, ослеплённой блеском богатства.

Немного успокоившись и взяв себя в руки, Мансур поднял глаза на посетителя

— И какая же помощь нужна тебе от скромного казначея города Дамаска, который твои земляки называют Димашком?

— Скромность присуща истинному Величию. Мне нужны документы на имя Алима Гариба и на имя Убара Шейбы. Я хочу иметь возможность свободно посещать монастыри и осматривать их книгохранилища и иметь право покупать у них свитки с текстами. На землях Империи меня знают, как Алима Гариба. Но, мои люди почему-то прозвали меня Убар Шейба. Им так больше нравится. И вообще, путнику, гонимому по пустыне ветром невзгод, иногда приходится сбрасывать своё имя, как змея сбрасывает свою старую кожу. Но, змее не нужны документы. А у людей часто спрашивают бумаги, словно они важнее человека. Я не знаю, как назовусь в дальнейшем. Поэтому мне нужны бумаги, чтобы я мог вписать в них свое новое имя и продолжить свой нелегкий путь по жизни, которая больше походит на каменистую пустыню.

— Ты понимаешь, что твоя просьба преступна и дерзка?

— Да, понимаю. Поэтому я и обратился к человеку, который может её исполнить.

— Но, ты понимаешь, что я не готовлю документы, для подданных Империи.

— Их легко изготовят в Вашей канцелярии ваши доверенные люди, которые тоже не будут в обиде.

— Я не желаю больше ничего слышать по этому поводу. Уходи. Мой секретарь проводит тебя.

Мансур возмущенно поднялся, ловко свернул платок с камнями и, зажав его в кулаке, вышел из комнаты.

Не успел Алим Гариб подумать о том, что ему делать дальше, как появился Секретарь Казначея, который, с многозначительной улыбкой, предложил ему пройти к выходу

— Господин Мансур попросил меня, помочь Вам в вашем деле. Пройдемте ко мне. И, в следующий раз, Вы можете обращаться прямо ко мне, чтобы не беспокоить Господина Казначея по мелочам.

* * *

Алим Гариб, стараясь не выдать своего беспокойства срочным вызовом к патрикиосу Анастасу, терпеливо ожидал в приемной Коменданта города. Посыльный слуга прибыл в гостевой дом со срочным приказом прибыть в Канцелярию Коменданта города накануне выхода каравана из города. Встревоженный Алим Гариб последовал с посыльным. Когда в его душе уже возникла мысль, а не совершил ли он ошибки, прибыв сюда, его провели к Коменданту.

Прием оказался радушным. Усадив гостя за накрытый стол и задав несколько вежливых вопросов, Комендант, сидя на украшенном кресле в окружении небольшой свиты, перешел к главному.

— Уважаемый Алим Гариб. Для нашей Империи настали тяжелые времена. Враги таятся повсюду. Дороги, к сожалению, стали небезопасными. В такое время, все верные подданные нашего Василевса, должны, по мере сил, помогать Властям в поддержании законного порядка.

— Я вас понял, назовите сумму, которая в полной мере отразила бы, мою готовность помочь властям.

— Я могу только приветствовать вашу лояльность, но речь идет не б этом. Я видел ваши документы. Вы собираетесь торговать на территориях, где очень мало наших регулярных войск, и много злоумышленников и разбойников. Чем быстрее власти будут узнавать о местонахождении разбойничьих шаек, тем быстрее они прекратят своё существование.

— Вы предлагаете мне сообщать властям о всем, что мне станет известно о разбойниках? Конечно же, я готов всячески помогать властям, но я не представляю, как это делается.

— Уважаемый Мансур, Казначей нашего города, отзываясь о Вас, дал вам самые лестные характеристики. Поэтому, я позволил себе, обратиться к вам с этой деликатной просьбой. Я предлагаю вам взять к себе на службу очень толкового молодого человека из благородной фамилии. Его знания и умения будут вам небесполезны в ваших странствиях по землях нашей провинции. Обстоятельства, о которых вам лучше не знать, заставляют его покинуть наш город.

— В качестве кого, вы предлагаете мне взять его на службу?

— Почему бы вам не взять его в качестве начальника охраны? Его военный опыт позволит ему отлично справиться с этими обязанностями.

Алим Гариб задумался над полученным предложением. Перспектива иметь в составе своего каравана офицера тайной стражи Империи, имела как отрицательные, так и положительные стороны. Но, плюсов в этой ситуации было больше. После того, как нанятые им бедуины, отказались напасть на монастырь их единоверцев, а его напарница своим упрямством, чуть не поставила под угрозу срыва все его планы, Алим Гариб не мог доверять своей охране, набранной из арабов-христиан. Да и вообще, он не мог до конца преодолеть предубеждение к арабам, воспитанное в нем с детства.

— И сколько я должен буду платить вашему человеку за его службу?

— Вы можете платить ему обычную плату. Только не отказывайте ему в помощи при отправке им донесений в гарнизоны имперский войск, расположенных в той, местности, где вы будете находиться. И поверьте, вы не пожалеете о затраченных деньгах.

— Тогда я сочту за честь послужить Вам и нашему императору. Присылайте его ко мне.

— Он здесь.

Комендант знаком подозвал из свиты одного из офицеров

— Познакомьтесь, экатонтарх Фемел Катакалон. Для всех он теперь будет просто Фемел, начальник охраны вашего каравана. Уверен, что вы сработаетесь. Если у вас нет ко мне вопросов, то не стану вас более задерживать. Желаю вам удачи в ваших делах.

По дороге в гостевой дом, Алим и Фемел быстро договорились обо всем. Узнав, что Фемел готов привести с собой отряд сирийцев, численностью в двадцать человек, знакомых ему по совместной службе и готовых покинуть городские стены, для службы в охране Каравана, Алим Гариб не стал экономить на их экипировке и своей безопасности.

Вечером, осмотрев своих новых людей, Гариб остался доволен их бравым видом и разбойничьими физиономиями. Увидев, как послушны эти маргиналы в руках Фемела, он щедро установил жалование офицеру, вдвое против обычного. Арабы, нанятые для охраны в племени Бану Гассан, к увеличению их отряда отнеслись спокойно. Чем больше отряд, тем большее уважение Вождю и спокойнее воинам.

Утром следующего дня, выезжая за городские ворота, Алим Гариб имел все основания быть довольным собой и своей жизнью.

* * *

Отряд Даррара двигался вдоль ромейской дороги. Ромейские дороги больше подходили для движения волов и ромейской пехоты в тяжелых сандалиях, подбитых гвоздями. Камни, которыми мостили дороги, калечили ноги коней и верблюдов. Поэтому их обычно вели параллельно каменным дорогам по проторенным тропам. Казалось, что вся жизнь Империи сосредоточена вдоль этих дорог, проложенных по древним торговым путям. Справа и слева от дорожной линии, можно было видеть десятки деревушек, окруженных возделанными полями, садами и пальмовыми рощами. Было видно много масленичных деревьев. Между деревнями, в особо живописных местах, были видны Виллы землевладельцев. Одни виллы поражали своим размахом. Они выглядели как, нечто среднее между замками и дворцами. Каждая вилла была неповторимой. Но, все они были отделаны мрамором и украшены колоннами различных видов и размеров. Были виллы и поменьше. Возле нарядных усадеб угадывались постройки хозяйственного назначения. Было видно много скота, пасущегося на холмах Небольшие стада коров, коз и овец перемежались с табунами лошадей, ослов и мулов. На участках с бедной растительностью, на путешественников брезгливо поглядывали, вытянув длинные шеи, стайки верблюдов-дромедаров. Ближе к домикам деревень были видны огороды и пасеки. После аравийских пустынь и опустевших, заброшенных районов глубинки, эти места могли показаться райскими и благословенными, особенно для жителей Аль-Джазиры, Острова Арабов.

Икам, с удивлением, видел отдельно расположенные, ветряные мельницы, медленно вращающие своим крыльями, словно принесенные сюда из другого мира. На берегах рек и каналов можно было увидеть водяные колеса, медленно вращающиеся от течения воды. Небольшие колёса вращали жернова водяных мельниц. А большие, диаметром до десяти метров, поднимали воду для полива.

Кони Икама и Даррара, шли рядом, голова к голове. Заметив интерес Икама, его названный брат, с охотой, делился с ним своими знаниями.

— Здесь вся земля принадлежит богатым землевладельцам. К земле приписаны деревни, жители которых не могут без разрешения хозяев, покидать их. Земли у жителей деревень или нет совсем, или её слишком мало, чтобы прокормить себя. Чтобы вовремя, уплатить налоги, приходится влезать в долги. Однажды попав в кабалу, выбраться из неё уже не удаётся никому. Чтобы рассчитаться с долгами и налогами, приходится брать в аренду землю, скот, семена, инструменты. За это приходится отдавать от половины до трех четвертей урожая. Земля самое надежное место для вложения денег. Плохо только то, что в Сирии мало воды и мало рабочих рук. Много земель пустует. Лет сто назад в эти края пришла «черная смерть». От этой болезни вымерло половина населения страны. А потом сюда пришли Персы. Они угоняли к себе молодых мужчин и женщин с детьми целыми деревнями. А тех, кто не мог выдержать длинную дорогу к новым местам, они милосердно убивали, сваливая в кучи. Остатки таких костяных курганов можно видеть еще и теперь. Тогда обезлюдели целые области. Когда Император Рума разбил и выгнал отсюда персов, многие богатые арабы купили здесь поместья, которые персы продавали тогда за бесценок. Ромеям все равно, кто владеет землёй. Им главное, чтобы вовремя поступали налоги.

Иметь здесь землю очень выгодно. Если не хочешь заниматься ведением хозяйства сам — можно нанять управляющего. Многие управляющие переходят к новым хозяевам вместе с землёй и деревнями. Они честно выплачивают хозяевам уговоренные платежи. Умея вести хозяйство и зная местные законы, они умудряются уплачивать налоги, платить хозяевам земли ренту и, при этом, сколачивают себе состояния, иногда сами становясь землевладельцами. Арабы, имеющие здесь поместья, отправляют в Аравию зерно, масло, вино и финики, имея хорошую прибыль. Большие арабские семьи могут держать здесь, постоянно живущих родственников, для контроля за управляющими. Многие главы семей предпочитают, на старость лет, переселяться сюда в свои поместья, где климат лучше.

Его родич, Икрима ибн Абу Джахль, купил здесь поместье для разведения скота и доставки в Ясриб продовольствия. Он поселил здесь молодую жену из египетских коптов-насара. Говорят, что её подарил ему сам Посланник Аллаха, которому прислал её в дар Правитель Египта. Так это или нет, Аллах знает лучше. Но то, что она молода и красива, говорят многие. У Икрима достаточно людей, чтобы охранять его поместье и его караваны, посылаемые в Ясриб. Когда Ислам окончательно утвердится в этих местах, многие захотят поселиться здесь. Так, что при случае, нужно будет приглядеть себе здесь участок земли с хорошим ромейским домом с бассейном и колоннами. Здесь, вдали от Ясриба и Мекки, даже ты, Икам будешь считаться настоящим аристократом. И жить здесь можно, соответственно своему благородному происхождению.

Икам еле сдержался, чтобы не пошутить над своим «благородным происхождением», но сдержался, поняв, что Даррар говорит, искренне желая ему добра.

Вскоре, в окружении рощ и садов, показалось небольшое поместье, Икрима ибн Абу Джахль. Каменная вилла с колоннами, с пристроенными хозяйственными постройками из обожжённого кирпича, образовывала квадратное строение со стороной примерно в пятьдесят метров. Поместье было хорошо защищено и напоминало больше замок, чем дачный домик.

Везде были видны люди, работающие на земле. При виде вооруженного отряда, из замка выехала группа конных воинов. Зная о прибытия родственников, от высланного заранее посыльного, они встречали гостей и выполняли роль почетного караула.

Икама поразило глубокое безразличие к появлению гостей, которое сквозило во взглядах немногочисленных крестьян, занятых на работах. Дочерна загорелые, в длинных серых полотняных рубахах, подпоясанных веревками. в легких сандалиях или босиком, с головами, обмотанными грязными тряпками, они привычно копошились, занятые своими делами, не обращая внимание на прибывших.

Через небольшие ворота в высокой кирпичной стене, отряд въехал в мощеный квадратный дворик, украшенный колоннадой.

Для лошадей и воинов хватило достаточно места в просторных конюшнях виллы. Кхаула, потрепав по холке своего любимца-скакуна, поручила его заботам верного Джамбо. Даррар, в сопровождении Икама, и Кхаула, в сопровождении Вардии, своей рабыни, вошли в здание виллы, для встречи с хозяйкой. Вилла с двориком занимала почти половину всей площади поместья. В каждой колонне, в каждом изгибе стены, была видна кричащая роскошь. Мраморные полы, мозаики на стенах, полумрак просторных комнат, блеск воды в бассейнах, подчеркивали богатство и изысканный вкус его хозяев. По углам и в нишах стен, были расставлены расписные вазы и раскрашенные статую. У Икама появилось ощущение, что он попал в зал музея истории искусства античного периода. Несколько портило впечатление то, что неумелый декоратор, зачем-то раскрасил статуи с излишним реализмом. Поэтому, вместо привычного, благородного, матового мрамора, на гостей смотрели глаза с ресницами и бровями, нарисованные с пугающим натурализмом. Лица и тела статуй были раскрашены в телесные тела. От этого статуи казались живыми людьми, замершими в готовности продолжить движение.

Комнаты освещались солнечным светом через проёмы в потолке. Как можно было понять, через эти же проемы дождевая вода попадала в бассейны, откуда затем переливалась в подземные водосборные резервуары.

Через очередные распахнутые резные двери, они попали в зал для приёмов, где их встретила хозяйка дома.

Это была высокая молодая женщина лет двадцати пяти, с белокурыми волосами, белой кожей и голубыми глазами. На ней было надето парчовое платье, обильно расшитое золотом. Из-за обилия золотых украшений, она была похожа на скромную, новогоднюю ёлку. Золотые цепочки различных размеров опутывали её с головы до ног. Привычка к роскоши замечалась во всём, от золоченых сандалий до скромной диадемы в её волосах. У неё за спиной стояли две темноволосые девушки в длинных белых платьях, по-видимому, служанки.

При виде гостей, Хозяйка приветственно распахнула свои объятья и обнялась с Кхаулой. Даррар и Икам ограничились полупоклонами. Знаком, пригласив гостей присаживаться на возвышение, с уложенными на нём подушками, хозяйка засыпала вопросами Кхаулу об общих, бесчисленных родственниках. Каждую новость она сопровождала такими искренними вздохами, ахами и причитаниями, в которых выражались все оттенки чувств, от глубокой и искренней скорби, до безудержной радости. Казалось, что она вся извелась, ожидая эти известия. Кхаула послушно включилась в эту игру благовоспитанных девиц, излив свою порцию вопросов и восклицаний. Когда водопад эмоций стал иссякать, хозяйка посчитала возможным заметить и мужчин.

Вежливо осведомившись о здоровье Даррара, госпожа ограничилась вежливым кивком в сторону Икама и Вардии. Без всякой надежды на согласие, она вежливо предложила гостям освежиться после дороги в бассейне. Не дожидаясь, ожидаемого отрицательного ответа, хозяйка собралась уже продолжить светскую беседу. Но Икам, посчитал возможным нарушить этот церемониальный ритуал. Он уже разглядел Сирин, как называла хозяйку Кхаула, и понял, что это — не его Ирина. Расстроенный неудачей, он начал тяготиться этими, затянувшимися, светскими разговорами. Поэтому он, неожиданно для всех, поблагодарил хозяйку, за предложенную ему возможность, смыть с себя дорожную грязь.

Сглаживая возникшую неловкую паузу, Даррар поспешил представить своей родственнице Икама, которого та, судя по всему, оценив его скромный наряд, посчитала просто слугой или телохранителем.

Сирин, извинившись улыбкой, приказала одной из своих служанок проводить Икама в баню. Уходя, он расслышал приглушенные голоса Даррара и Сирин

— Мой брат долго жил вне Аравии. И он большой любитель плескаться в воде, при каждой возможности…

— Эта привычка не может, называться осуждаемой. Женщины в этих краях, охотно мирятся с нею.

Придя в комнату для омовений, Икам понял, что не только поставил в неудобное положение хозяйку, но и перепугал всех слуг. Баня, явно была еще не готова к приему гостей. Полы в моечном отделении были лишь теплыми, а вода в большой лохани еще не нагрелась. Спасая положение, банщик, сухой жилистый старик начал предлагать, начать процедуры с расслабляющего массажа, который, по его выбору, ему сделают обученные служанки или слуги. Нашему чистюле, тут же был предложен выбор из трех кандидаток на совместный массаж.

Икам, попросил всех успокоиться и, выгнав из бани всех женщин, быстро скинув с себя одежду, облился холодной водой. Затем, с помощью предложенного, ароматного мыла, смыл с себя грязь и вымыл голову. Вылив на себя ушат воды, он, с изумлением, обнаружил пропажу всей своей одежды, которую слуги утащили для стирки. Надев, взамен своей одежды, просторную полотняную рубаху, он подпоясался своим поясом, не желая, оставлять без присмотра содержимое его потайных карманов. Дополнив свое одеяние коротким мечом, Икам расчесал волосы и посчитал туалет законченным. Для ношения его оружия и доспехов, к нему уже был приставлен подросток в длинной рубахе, подпоясанный простым пояском. Он явно гордился своим поручением, и украдкой любовался золотыми ножнами меча. Икам отметил для себя, что для привычного комфорта среднестатистическому патрицию приходится содержать огромное количество слуг.

Обескураженный банщик, получив серебряную монету, пообещал к вечеру приготовить настоящую баню. Икам в ответ пообещал, прийти со своим другом, которому он просил открыть все достоинства настоящей бани.

В сопровождении своего оруженосца, Икам поспешил в зал для приемов, где уже все было готово для торжественного угощения. Его прибытие было встречено с легким удивлением. Как позже узнал наш чистюля, банные процедуры у местных купальщиков занимают несколько часов, а в хорошей компании могут затянуться и за полночь.

По местной традиции, гостям были предложены кушетки с подушками, расставленные вокруг стола, уставленного блюдами, кубками и тарелками всех видов и размеров. После того, как Пророк объявил, что мусульманам не пристало есть с золотой и серебряной посуды, в домах его последователей, вся посуда для гостей была заменена на стеклянную и керамическую. Но, во многих семьях сохранились серебряные кувшины для воды, которая в них долго сохраняла свою свежесть. При этом считалось, что эта вода предназначена лишь для омовения, до и после еды, что не возбранялось. Блюда на столе были на любой вкус и желудок. Для питья предлагались традиционные вина, кисломолочные напитки и вода.

С возвращением Икама, общий разговор зашел о его страстном стремлении найти женщину по её изображении на рисунке. Хозяйка дома, с интересом, рассмотрела портрет, переданный ей нашим героем. По её мнению, такую женщину легче всего было бы найти в Ромейских провинциях. Женщины там пользуются известной свободой и не прячутся по домам. В провинциях патрицианки почти все знают друг друга в лицо. И каждое новое лицо, появившиеся в свете, сразу становится известным.

Если эта женщина жива и находится в арабских землях, то искать её нужно или в Ясрибе и Мекке, где самые большие рынки рабов. Если там была рабыня, с такой приметной внешностью, то её обязательно запомнили бы. Кроме того, есть люди, сделавшие своим ремеслом поиск людей, попавших в плен и проданных в рабство. Родственники таких несчастных, щедро платят за сведения о их нахождении и выкуп их из неволи. Выкуп родных и близких людей из неволи — обычное дело. А, значит, и есть люди, которые готовы взяться за эту работу.

Второе направление поисков — это Персия. Там ценят таких рабынь, и, желающих стать покровителем такой красавицы, будет достаточно. Дело облегчается тем, что по словам Икама, его жена уже пожилая женщина, ведь ей почти тридцать лет. Цена за такую рабыню не будет запредельной. Всё-таки возраст имеет значение.

Икам искренне порадовался, что его Ирина не слышит эти слова. Даже очень смелая женщина, позволившая подобные высказывания о её возрасте в её присутствии, очень рисковала испортить себе не только настроение, но и прическу.

Желая сменить тему разговора, Икам объявил Даррару, что сегодня он познакомит его с Ромейской баней — хамам, удовольствие от которой превосходит наслаждение вином. Не смотря на возражения, Даррар, в ответ на просьбы хозяйки, вынужден был согласиться, познакомиться с этим, дозволенным мусульманам удовольствием. Кхаула, искренне развлекалась смущением своего брата, пока Сирин не заверила её, что после мужчин она, лично, откроет ей тайны наслаждения, таящиеся в банных процедурах. Встревоженная этими словами Кхаула, сначала, перестала улыбаться, но затем, разгоряченная вином, махнула рукой и обещала стать хорошей ученицей. Икам постарался перевести разговор на посторонние темы, начав рассказывать анекдоты, подходящие по случаю. Его неизбалованные слушатели, искренне веселились, припоминая похожие случаи, при этом, девчата, с самым невинным видом, позволяли себе выражения, которые были бы более уместны в солдатской казарме. В общем день прошел замечательно — шумно и весело.

Когда доложили о готовности бани, Икам, под смешки женщин, потащил туда упирающегося Даррара. При виде бойких банщиц, Даррар, очень скоро потерял способность к сопротивлению и отдался в руки профессионалов своего дела. Вскоре, почувствовав, что его присутствие уже не требуется, наскоро помывшись, Икам, с наслаждением, отправился нежиться в прохладной воде бассейна.

День близился к закату. Лежа в воде, Икам слышал, как его воины выполняли магриб-салат, но ему было лень прерывать свое блаженное ничегонеделание.

В комнате с бассейном все звуки усиливались. Поэтому, он сразу услышал неторопливые, осторожные шаги. Внешне сохраняя спокойствие, Икам весь подобрался, готовя себя ко всему.

Из-за колонны, к краю бассейна подошла Сирин. Икам её не сразу узнал. Сейчас на ней было простое прямое платье до пят. Из украшений на ней было лишь ожерелье. Распущенные волосы придавали ей совсем домашний вид, который ей очень шел. Икам перевернулся, на живот, успокаивая себя, что отсутствие одежды, позволяет ему не вставать в присутствии дамы

Насмешливо улыбаясь, при виде его смущения, женщина присела у края бассейна. Она что-то негромко говорила ему, видимо не желая, чтобы их разговор был услышан. Икам был вынужден подплыть к ней поближе. Вскоре расстояние между ними сократилось, почти до вытянутой руки.

— Мы с сестрой Даррара, сейчас идем в баню. Хочу научить свою родственницу получать удовольствия от жизни. Если хочешь, я прикажу постелить ей в ближней к тебе комнате?

Перестав улыбаться и понизив голос Сирин продолжила

— Кто ты? Ты не араб, хоть и пытаешься казаться им. Но, ты и не Ромей, хотя и ведешь себя, как житель Рума. Откуда ты? Зачем тебе эта женщина? Говори мне правду, если хочешь, чтобы я захотела помочь тебе.

— Я Икам ибн Абихи, сын своего отца. Я ищу эту женщину, потому, что она мне нужна. Здесь я потому, что надеялся, найти её здесь. Завтра я уеду отсюда и никогда больше не побеспокою тебя. Я не прошу твоей помощи, потому, что это — только моё дело. Но, если бы, ты помогла мне, то могла бы потребовать от меня любую услугу. Ты можешь запомнить то, что я сказал тебе, а можешь забыть обо мне навсегда. И давай закончим этот разговор. Твоему мужу может не понравиться то, что ты общаешься наедине с посторонним мужчиной. Да и мне, лучше держаться от тебя подальше. Ты слишком красива, и когда ты рядом, я начинаю забывать о приличных манерах.

— Икам. Муж у меня араб. Но, я из Египта. Моя мать была из знатной семьи Ромеев. И веду я себя так, как считаю нужным. Завтра я забуду о тебе. И ты забудь обо мне. Если сможешь!

С этими словами женщина, вызывающе улыбаясь, потянула вырез платья так, что её грудь обнажилась. Не прикрываясь она встала и быстро подняла нижний край платья почти до пояса, дав нашему герою оценить красоту её ног и бедер. Взглянув в изумлённое лицо Икама, она весело рассмеялась и отпустила ткань. Платье, скользнув вниз, скрыло её тело. Неуловимым движением скрыв грудь Сирин встряхнула волосами и цокая сандалиями гордо удалилась.

Икам поспешил к своей одежде.

Пока женщины наслаждались купанием, разомлевший Даррар, благодарил Икама за доставленное удовольствие и делился планами, когда-нибудь, завести у себя такую же баню. Прибывшему с докладом помощнику, Даррар, разрешил своим воинам, которые ныне находятся в походе, перенести иша-салат и фаджр-салат на другое время.

Так и не дождавшись из бани хозяйку и её гостьи, слуги отвели сомлевшего Даррара и Икама в отведенные им покои. Темнота, лишь слегка раздвинутая тусклым огоньком масляной лампы, не дала нашему герою возможности, ознакомиться с его комнатой. Расположившись на просторном ложе, он оценил его достоинства. Кровать была просторной и ровной. Роль матраца играло одеяло, сшитое из овечьих шкур, покрытое полотняной простынёю. Подушки оказались набитыми шерстью. В качестве одеял предлагалось несколько кусков льняной и шерстяной ткани. Воспоминания, о прошедшем дне, гнали сон. В ночной тиши, было слышно, как смеясь, женщины направились спать. Их комната оказалась совсем рядом от его спальни. Икаму пришлось слушать, как они долго шушукались и хихикали в темноте. Когда, наконец, все стихло, и Икам собрался заснуть, легкий шелест занавески прогнал его сон.

Слабого лунного света, проникающего через деревянную решетку окна, оказалась достаточно, чтобы найти его ложе. Икам почувствовал, как к нему прижалась прохладное, обнаженное женское тело. Влажные губы, пахнущие вином, стали искать его губы, целуя его лицо. От темных распущенных волос незнакомки пахло свежестью и пряными ароматами. Икам ладонями повернул лицо девушки так, чтобы свет луны осветил его. На него широко открытыми глазами, тревожно-просительно смотрела Кхаула.

Честно говоря, наш герой ожидал увидеть лицо совсем другой женщины. Но восточная баня и теплая ночь обладают какой-то загадочной магией. Эта магия размягчила сердце Икама. Он не смог оттолкнуть девушку, доверившуюся ему. Поэтому, улыбнувшись, он припал губами к её губам. Выдохнув, Кхаула жарко прижалась к нему всем телом.

Конец первой части.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЯРМУК

Глава первая

Уже несколько месяцев отряд Даррара переезжал по просторам Сирийской равнины от одной, чудом уцелевшей деревушки, к другой. Иногда они не встречали никого по несколько дней. Иногда им попадались убранные поля и финиковые рощи, без каких-либо признаков местного населения, если не считать таковыми, несколько оборванных сторожей, ютящихся в покосившихся шалашах для защиты посевов от диких зверей.

В редких безлюдных деревнях, прячущихся в укромных уголках за оврагами или холмами, жители встречали отряд с тупой покорностью. Двери в домах не закрывались, потому что в них уже давно ничего не было. Все состояние селян состояло в их незамысловатой одежде, которая ночью служила им постелью. Посуда состояла из пары закопчённых, кособоких горшков, в которых были остатки вчерашней трапезы. На вопросы все заученно отвечали, что являются всего лишь арендаторами, и весь собранный урожай давно отвезен хозяину земли. И теперь, после уплаты налогов, им остается только ждать голодной смерти или надеяться на чудо, которое сотворит Господь для спасения своих заблудших детей.

Убедившись в полной нищете селян, разведчики могли себе позволить проявлять по отношению к ним великодушие, не опускаясь до насилия и мародерства. Подчеркнув свое миролюбие приверженностью Ислама, они убывали дальше, озадачив обывателей своей странной щепетильностью в вопросах веры.

Иногда им попадались виллы местных властителей, возвышающиеся среди равнин. В этих местах виллы были превращены в замки. Они находились возле источника воды и в них находились дружины местных землевладельцев, больше похожие на шайки разбойников. Они осознавали свою силу и не церемонились с проходящими караванами. Если у путников не хватало сил, чтобы защитить своё добро, то их могли беззастенчиво ограбить и продать в рабство. Если в проходящем отряде, местные жители чувствовали угрозу, то они закрывали ворота и давали напоить скот только в обмен на обещание немедленно убираться дальше. В таких замках легко было обменять небогатую добычу на все необходимое в походе. Не спрашивая о происхождении товара, хозяева честно торговались и совершали сделки. Похоже, что в этих краях выжить могли только купцы и воины.

Арабы Гассаниды или как они называли себя Арабы племени Бану Гассан, считавшие себя хозяевами этих мест, давно уже откочевали на север, под защиту ромейских крепостей. Их летучие конные отряды тоже проводили разведку, в смысле, занимались грабежами оседлого местного населения в этих местах. Являясь Насара — то есть христианами, они были врагами мусульман, но иногда предпочитали вспоминать о своих арабских корнях.

И Гассаниды и воины Даррара придерживались одинаковой тактики. При встрече с превосходящими силами противника, смело бросались наутёк, сохраняя свои силы для предстоящих подвигов. Если силы врага были значительно слабее, то в их душах просыпалось религиозное рвение и они открыто нападали на врагов Веры, отважно присваивая себе добычу. Ну а если встречались два отряда, примерно равные по силе, то в душах их воинов, оживали воспоминания об общих предках, и они благоразумно забывали о прошлых обидах, и, по-рыцарски уважительно, обменивались приветствиями, слухами, пленными и товарами. Торговля всегда шла рука об руку с войной. Взаимовыгодный обмен избавлял и от обременительных трофеев и помогал приобрести все необходимое. В ходе торговли, не считалось зазорным, поделиться с партнерами по бизнесу, взаимно интересными сведениями о планах и положении союзников.

Икам, использовал эти полукриминальные изыскания для поисков следов своей жены. Но пока все его усилия были безрезультатными. Он стал задумываться над тем, как расширить или изменить район поисков. Он уже стал склоняться к тому что ему пора посетить столицу арабов — Ясриб.

* * *

В этот раз отряд Даррара встретил разведчиков христиан Бану Гассан. Так как силы были примерно равными, то назвав себя, командиры отрядов посчитали возможным продолжить часть пути вместе.

Даррар поспешил представить Абдусамату, как звали вождя Гассанидов, Икама, как своего брата. Икам не снимал своей туники и в легком панцире, в превосходных качествах которого убеждался не раз, смотрелся достаточно скромно рядом с Гассанидами в шелковых, расшитых золотом, одеяниях. В этот раз, это оказалось излишним. Гассанид оказался умным и наблюдательным человеком. Он сразу оценил качество мечей и стать коня побратима Курайшита и держался в разговоре подчеркнуто уважительно. К тому же, разглядев под шлемом лицо Кхаулы, он, как истинный араб, почти всю дорогу читал любовные стихи. Полушутя, он спросил, куда можно присылать сватов, на что бойкая девица, нисколько не смущаясь, со смехом, заявила, что её жених, обещал убить всякого, кто только подумает об этом.

Даррар, давно привыкнув к сумасбродствам своей сестры, выслушивал эту шутливую перепалку совершенно спокойно, чего нельзя было сказать об Икаме, который чувствовал себя неуютно, ловя на себе озорные взгляды своей названной сестры и самозваной невесты.

Икам поспешил перевести разговор на другую тему, и тут наши друзья услыхали полу утвердительный вопрос, что они, конечно же, тоже выдвигаются к реке Ярмук, на берегах которой, Ромейский император собирает в кулак всю свою армию, чтобы покончить с арабской экспансией на его землях. Там, у Вади Руккад, построен огромный военный лагерь, куда и прибывают войска со всех концов необъятной Ромейской империи.

Река Ярмук является притоком реки Иордан, текущей на юг к Мертвому морю. Она одна из немногих непересыхающих рек, текущих по этим землям. Поэтому, для всех жителей Сирии и её окрестностей это была всемирно известная река, о существовании которой, наш друг Икам, к своему стыду, даже и не подозревал.

В тех же краях, уверенно заявил им собеседник, собирались и все арабские отряды по приказу Калифа Омара. Там уже находится и Абу Убайда, Главнокомандующий арабской армии и Халид, отстраненный от командования всей армии по приказу Калифа, но сохранивший по настоянию Абу Убайда, пост командира кавалерии.

Уже несколько месяцев обе армии мирно располагались рядом, разделённые лишь крутыми склонами Вади Руккад. Как стало известно Икаму, Вади — это глубокий овраг, ущелье, каньон или сай, промытый в толще породы речкой или ручейком за тысячи лет своего существования. Вади может достигать глубины в сотни метров и быть шириной в несколько километров, а может быть обычным оврагам в несколько метров шириной и глубиной.

Место сбора обеих армий находилось восточнее большого озера, которое называли Тиверийским или Тивериадским, на берегах реки Ярмук там, где к нему примыкает узкая долина Вади Руккад.

Услышав эти слова, наши герои решили, что их прогулка по Сирийским степям несколько затянулась и им пора возвращаться к выполнению своего воинского долга.

Вежливо поблагодарив и попрощавшись с амиром отряда Бану Гассан, Даррар отправился в лагерь своего друга и родственника Халида.

Совершив ночной марш и убедившись, что, запутав следы, они успешно оторвались от своих новых знакомых, Даррар повёл свой отряд к месту сбора арабской армии.

Вскоре их встретили отряды охранения, патрулирующие район сбора войск. Назвав себя, Даррар узнал, куда ему нужно привести своих людей, чтобы встать лагерем.

Вскоре показалась гряда холмов, по гребням которых были видны шатры полевого стана арабской армии. Эта гряда тянулась до самого берега реки Ярмук. С запада параллельно холмам находился большой овраг, больше похожий на ущелье, Вади Аллан.

Места стоянок племенных отрядов размещались по берегам ручьев, дающих воду для питья. Никаких защитных или оборонительных сооружений не возводилось. Считалось достаточным, что между стороной, где находился противник и шатрами протекал неглубокий ручеек. Вокруг шатров на ночь привязывались верблюды и другой вьючный скот. По освященной веками традиции арабов, на время сражения в лагерь пригонялся весь скот, где он находился под присмотром женщин и рабов.

Вечер был посвящен устройству лагеря, уходу за скотом, визитам к соседям и ужину. Все это прерывалось только для совместных молитв, к совершению которых во время разведывательного рейда, все относились спокойно, строго соблюдая время ночных молитв, что давало большую уверенность в защите от ночных нападений.

Присутствие неподалёку лагеря Ромеев, требовало от арабов усиление бдительности, поэтому всеобщие моления проводились особенно строго под неусыпным контролем Ахабишей.

* * *

Утром следующего дня небольшой отряд конных разведчиков выехал из лагеря, для знакомства с окрестностями, предстоящего района боевых действий. Икам, как военный человек назвал бы тот рейд «рекогносцировкой», но это трудное слово малознакомо нашим читателям и совсем было незнакомо его боевым товарищам. Поэтому сойдемся на том, что Даррар с Икамом в сопровождении десятка конных воинов выехали из лагеря в сторону западного склона Вади Аллан. Приятное разнообразие в их поездку внесло желание Кхаулы присоединиться к ним. Даррар не стал противиться её воле, понимая, что, всё равно, не сможет отговорить её, от задуманного ею. К тому же, он знал, что его боевая сестренка не будет помехой в пути. В своих блестящих доспехах на белоснежном аргамаке, Кхаулу легко можно было принять на знатного, молодого Амира, выехавшего в поле, в окружении своей свиты, «для богатырской потехи».