Бесплатный фрагмент - Александр и Роксана

Главные герои исторического романа Эрнеста Тореханова «Александр и Роксана» — цари, ученые люди, полководцы. В романе описаны нашествия, тяжбы, кровопролитные сечи, опустошительные войны, отмщение, ссоры и раздоры. Однако известный всему миру Александр Македонский, прозорливые властители Великой Степи Байтак из племени канглы и Кунбеги из племени усунь преподнесены не так, как во множестве произведений, изданных за последнее время. В этом романе им передали образ милосердных полководцев, добросердечных, прогрессивно мыслящих, любящих свою страну личностей, которых народ ценил за их героизм, разум и мужество. Особо убедительно с художественной стороны получился образ Роксаны, мудрой дочери Великой Степи, которая спасла свой народ от кровопролитной бойни и покорения чужой страной. Впечатляюще переданы человеческие качества.

Книга предназначена широкому кругу читателей.

С начала своей истории до обретения Независимости ясен светлый путь казахского народа. Посвящаю своим современникам — борющихся за национальные интересы руководителям страны, достойным продолжателям дела великих царей, каганов и ханов, которые спасли наших предков в том длительном и весьма сложном историческом пути.

(Автор)

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

І

Мир закрутился и с нашего времени переместился в 448 год до нашей эры. Холмистый, зеленый, низменный, многоводный край Македонии озаряют лучи утреннего солнца. Чистый воздух, влажные луга, тишина. В тот же миг тишину нарушает шум от беспорядочно движущегося со всех ложбин скота. Гикающие пастухи, лающие собаки… словно возвещают всему миру о том, что жизнь продолжается. Два пастуха несут на плечах сумки с дневным запасом еды и питья, идут и беседуют.

— Ну, что слышал? — спросил могучий, словно небольшая гора, парень у спутника постарше.

— Да что я мог слышать… Пришел и лег спать. А сегодня проснулся и пошел.

— Меня вчера позвали помочь в дом князя. Когда я туда пришел, под навесом сидели три князя, которые трапезничали и вели беседу. Снуя туда-сюда по мелким поручениям, я краем уха услышал, что Рим завоевал Карфаген. А еще узнал про хорошую новость и у нас. Царем Македонии ведь был семилетний ребенок. Теперь избран настоящий царь. Царь по имени Филипп. Кажется, крепкий парень.

— Какое тебе до них дело, Афанасий? Ты ешь хлеб, окуная в сливки, пьешь молоко, дышишь этим благословенным воздухом, что тебе еще надо?

— Я что, должен проживать свою жизнь лишь ради еды? Эх, жаль, что я безграмотный. Иначе странствовал бы из города в город. Точно бы куда-то пробился бы. Главное — выйти из этого леса… а те вчерашние князья сказали, что «низвергнут» только что избранного царем Филиппа. Они это сделают. Княжества существуют испокон веков, но нет единой страны. Сколько у нас князей, состязающихся между собой в своем богатстве!? Один надменнее другого. Как только один из них чуть возвысится над остальными, его разнесут в пух и прах и лишат головы остальные. В Македонии никогда ничто не меняется. Так и будут возлежать князья у подножья гор, кичась своим достатком. А мы так и будем пасти их скот, храня и приумножая его, до самой своей смерти.

— Что же в этом плохого? Чем погибнуть от дубинки случайного задиры, продолжительной хвори, стрелы очередного безумца, не лучше ли пасти спокойно скот до обретения вечного покоя? Когда-нибудь умрет и царь, умрут и князья. Тогда все мы будем равны. Я не печалюсь о том, что не стал князем. Так как его печалей в тысячу раз поболее твоих.

— То есть пусть жизнь стоит на своем месте, так же как спертый воздух в летнюю жару?

— Пусть стоит. Посмотри! Чертовы бабы не до конца подоили коров, и теперь из их вымени струится молоко. Через некоторое время дети найдут нас, и отправятся домой, набив свои животы молоком, которое мы к тому времени успеем надоить. Все будут сыты. Да не лишать нас боги этого блага.

— Может ты и прав. Но мы ведь не рождаемся в этом мире дважды. Раз появился на этот свет, то нужно увидеть все прелести этого мира! Хорошо, оставим нас! Если твои дети станут такими же богатыми как те князья, я без всякого сожаления покинул бы этот свет. Я всего лишь пастух. Если женюсь, дети мои тоже будут прислуживать кому-то, влача жалкое существование. Поэтому я молю богов, чтобы нашелся властелин, который бы разворошил бы эти жирные задницы. Эх, вот бы затрясся бы мир, и кто-нибудь вырвал бы Македонию с этого дремотного состояния! Может быть тогда и мне повезло бы в этой кутерьме занять свое место?..

— От твоей мечты несет кровью.

— А пусть и так. Македонии нужен один большой скандал. Тогда, брат, твой несносный братишка Афанасий воссияет! — засмеялся парень.

Афанасий был молодым человеком крупного телосложения, которому совсем недавно исполнилось шестнадцать лет. Вместе со своим братом они пасли скот князя по имени Ктеон. Но нутром чувствовали, как их отмеренная богами жизнь проходит бесследно, изрезанная лоскутами серых будней. Старший брат Менон был кротким, чрезвычайно стойким, терпеливым, совестливым человеком.

— Эй, озорник. С какого перепуга ты хочешь устроить в Македонии бунт? Не говори так. А то и эта жизнь тебе покажется недостижимой мечтой.

— Эх, тихоня ты наш! Вот, смотри!

Афанасий подошел к самому буйному из трех быков в стаде и ухватил его за хвост. Серый бык резко развернулся, намереваясь зацепить Афанасия рогами и швырнуть его. Но Афанасий не поддался. Он повернул быка за хвост к склону, в этот момент задние ноги животного заплелись, и он с грохотом упал на землю. Менону не понравился поступок младшего брата.

— Два быка повздорили, и победил тот, что на двух ногах. Ты это хотел сказать?

— Именно. Там, где бессилен разум, можно много чего решить физической силой. Жаль, что пока мне не везет. А так может пригодился бы царю Филиппу в качестве телохранителя. Я сейчас ничем не лучше того серого быка. Довольствуюсь тем, что ем и пью. Впрочем, серый бык в чем-то даже превосходит меня. Это стадо — сплошь его жены. А у меня и жены-то нет. Ха! Ха! Ха!

— Сколько у царя должно быть жен?.. Как думаешь?

— Цари не ставят ограничений числу своих жен. Какие-то им нравятся, каких-то жен берут ради количества. Кажется, что они силой забирают себе любую женщину, на которую упадет их взгляд.

Афанасий горячился, не находя себе места, стремясь использовать всю свою кипучую жизненную энергию и физическую мощь ради своей страны, ради большого, а может и великого дела, и в словах его был определенный смысл. Македония была местом, благословенным богами. Здесь было все, что нужно для жизни: и вода, и лес. А какая тут была земля! Настолько плодородная и благодатная, что воткнешь в нее палку — на ней распустятся листья. Но молодой человек чувствовал, что его народ отделился от остального мира, стал отставать в развитии. В конце концов, однажды, когда Афанасий вознамерился отправиться на Олимпийские игры, один знатный человек сказал ему напутственные слова: «Защити честь своего народа», но даже не дал денег на дорогу. Афанасий ведь не один такой. Тысячи таких как он парней не имеют возможности узнать, какая жизнь существует за вершинами сопок Македонии, и пасут скот, уподобляясь ему же.

Афанасий с братом пасут скот все время, как себя помнят. Дома вместе с пятью детьми старшего брата безмолвно сидят их старые родители, которым даже один шаг сделать стало большой проблемой. Несмотря на относительную зажиточность тех братьев и сестер, что постарше Менона, родители остались в этом доме видимо из-за спокойного характера Менона. Афанасий был самым младшим. Он остался ухаживать за стариками, пока дети старшего брата не подрастут до такого возраста, когда они смогут помогать своему отцу. Потом он отправится в Афины, он уже решил попытать счастья на следующих Олимпийских играх. И вот время наступило. Но он не знал, к кому пойти, не знал правил соревнований. Тогда он решил рискнуть и отправиться к Неоптолему, самому сильному князю, который ради забавы сделал своего сына царем, и в то время жил в Моломе. Расспросы о князе Молома результатов не дали, никто ничего толком о нем не знал. Кто-то сразу же начинал его поносить, кто-то отзывался о нем, как об умном человеке.

Что бы то ни было, Афанасий попрощался со своими родителями, братом, его детьми, которые стали ему как родные, смахнул скупую слезу и отправился в поисках своего счастья.

Союз македонских князей возглавлял Неоптолем, объявивший себя царем в Моломе. У Неоптолема не было особой власти. Он время от времени созывал князей на совет. Доносил до них свои решения. Одни их принимали, другие молча уходили, и делали, что им вздумается. А Неоптолем на них и не обижается. У него все было в достатке, он стоял выше других князей. Никто не решится выступить против него. Неоптолем — очень богатый, родовитый, влиятельный и сильный человек.

Неоптолем был женат несколько раз, породнился со многими народами и землями благодаря браку своих детей и родственников. Его дети росли во многих местах. Его первенцем была девочка. Так как она появилась на свет, когда в Афинах проводились очередные Олимпийские игры, Неоптолем назвал свою дочь Олимпиадой. Она выросла красивой девушкой с идеальной внешностью, как у скульптуры, выточенной из камня. Замечая в ней эту, присущую камню, холодность и строптивость, отец не упускал из виду и ее сообразительность. Видимо поэтому в сознание князя вселилась вера в то, что Олимпиада не бросает слов на ветер, и когда она что-то говорит, делает это вдумчиво и зная, о чем идет речь. В один из дней во дворец Неоптолема стал захаживать сын князя Филиппа — Филипп младший. Эта близость завершилась свадьбой Филиппа ІІ и Олимпиады. Филипп ІІ нашел, что искал. Он женился на Олимпиаде из чистого расчета. Так как понимал, что хоть Молом Неоптолема и не был центром мира, он был местом объединения Македонии. Ключ к единой Македонии был в этом дворце, в руках правителя Молома Неоптолема. Теперь его целью было завладеть этим ключом. Потому что расчетливый и дальновидный Филипп ІІ боялся того, что Македония останется на задворках цивилизации. У не имеющей ни единства, ни крепкой власти, ни сильного войска Македонии были лишь ничтожные силы, и то, что в подходящий момент ее захватит кто-нибудь, было вопросом времени. Этот царек Неоптолем даже не думает об этом, а князья считают, что мир так и будет стоять на одном месте, словно воздух в душную погоду. Вместе с тем повсюду гремят битвы. Нескончаемые столкновения между греческими полисами, битвы между близкими народами, и никому нет дела до того, что персы устремили свой кровожадный взор на порты Македонии в Эгейском море. Филипп ІІ переживал и за это. И не просто переживал, а делился мыслями с Олимпиадой, изливал ей душу. Олимпиада безмолвно слушала. Временами задавала неясные вопросы. После чего снова слушала. Слушая без конца Филиппа, она не заметила, что стала сходиться во мнениях с ним, и дошло до того, что говорить те же речи, что и Филипп. Олимпиада в душе признала, что Филипп не так прост, как она вначале думала.

В ту пору, когда в мире вот-вот вспыхнет пожар, во главе страны должен стоять могущественный, способный на действительно мужские поступки, отдать свою жизнь подобно герою человек. Олимпиада понимала, что это нельзя откладывать на долгий срок. Неоптолем был настолько беспечен, что ради забавы он передал свой царский трон своему баловню — семилетнему сыну Аминте, и узаконил передачу власти. Не сомкнувшая глаз в одну из ночей в поисках путей решения проблемы Олимпиада все-таки нашла выход из этой трудной задачи. Она разговорами и расспросами вошла к нему в доверие настолько, что заставила его назначить Филиппа ІІ регентом законному царю — семилетнему Аминте. Филипп, который словно ястреб цеплялся за любую возможность, не упустил своего и вскоре сделал так, чтобы его по принципу военной демократии избрали царем. Теперь его руки были развязаны, а власть стала безграничной. Только надо суметь сохранить своих сторонников, держать подальше от себя коварных людей, уметь хитростью и бескровно избегать ненужных конфликтов, уметь держать нейтральную позицию, не провоцируя своих врагов, не якшаться с друзьями, уметь восторгаться ими про себя, а внешне же вести себя сдержанно и хладнокровно, приближать к себе верных друзей за их способности и достоинства, перед лицом смерти вести себя достойно, подавлять своим превосходством публичные собрания, показывать благодушие и приветливость. Такое искусство правителя чуждо князьям. Они ведут себя в соответствии со своим характером и устоявшимися привычками, так и уходят в мир иной. Поэтому они не могут быть на равных с Филиппом. Уяснивший все это Филипп понимал, что в будущем война не обойдет стороной это край. На севере простирается во всю ширь Византийская империя. Не ясно, когда она придет, и явится ли постепенно подобно летнему дождю, либо же нахлынет словно селевой поток. Могут и с другой стороны в Македонию прийти враг, да и тем же грекам может прийти в голову дурная мысль объявить эти земли своими, отчего македонцы явно оторопеют.

Есть и у греков, и у македонцев старый враг — персы. Когда с ними начались распри, и сколько войн уже прошло, вероятно, толком не знают даже историки. Это была не прекращающаяся, не утихающая преграда, постоянно требующая кровопролития. Нужно было находить выход из этой ситуации…, и судьба предоставляет Филиппу исправить положение. Пока Филипп никому не сообщает об этом. Еще слишком рано. Что же Филиппу сделать, чтобы сказать об этом?

Македонии в скорейшем времени нужно стать государством, способным противостоять любым угрозам. Замкнутый образ жизни идет своим чередом в караване истории. Пока Филипп не станет царем с богатой казной, боеспособной армией и верными полководцами, имеющим при себе представителей от каждого княжества, дело не решится. Хотя в этот период истории у Македонии не было таких ученых как Аристотель, мудрых старцев как Диоген, острых на язык ораторов как Демосфен, историков и летописцев как Платон, Сократ, Птолемей и Страбон, она довольно рано ворвалась в жернова истории и стала участником активных событий. Однако Македонское царство, которое перестроил и укрепил Филипп, не достигло того стабильного состояния, при котором с ним могли бы считаться. Если повысит Филипп голос на представителя одного княжества, а уже страна готова расколоться на несколько частей, их головы может отвлечь только война. Думая о том, что народ может закалиться только на войне, Филипп стал заботиться о будущих походах.

В один из тех первых лет, которые ушли на объединение страны, в шестой день месяца лоос по македонскому календарю, то есть в конце июля 356 года, Олимпиада рожает Филиппу сына. Во время предродовых схваток Олимпиада задремала. Во сне ей приснилось как ее чрево пронзает молния, в ужасе от этого она просыпается и производит на свет дитя. Филиппу тоже снился сон. В его сне на округлившийся живот его жены была наложена печать с изображением льва. Именно в этот день в Эфесе Герострат совершил поджог Храм Артемиды, считавшийся одним из семи чудес света. Сын Олимпиады, как и его мать родился во время Олимпийских игр. В тот же день пришла весть, что на Олимпийских играх победили три македонских атлета. И самое главное, в одном из первых и важных походов Филиппа — Потийской войне — македонская армия одержала победу… Вот такие исторические события принесло своим появлением на свет маленькое дитя и молва об этом запечатлелось в памяти народа. А совпавшие события стали нескончаемой пищей для предсказаний прорицателей и гадателей.

На самом деле Филипп считал этот день благоприятным. С этого момента чувствовалось, что скоро наступят славные дни и дела пойдут в гору. Лежа во дворце и не подпуская никого к себе, думал, с кого же взять пример. Кто достиг безграничной славы помимо Римской империи в Азии, на юге и на севере?.. В Европе таковых он не знает. Возможно в пределах Рима изначально и были могучие люди. Но… Но они в лучшем случае доходили до Египта…

Эллада и Персия были давними врагами. Само собой разумеется, Филиппу было мало власти над Македонией. И ему вполне по силам присоединить Элладу и, если повезет отодвинуть персов от морей, стать главой еще одной империи — императором.

В целях реализации такого дальновидного плана Филипп ІІ сделал хитрый ход по отношению к владыке персов Дарию — он переплавил все имеющиеся в казне незначительные запасы золота и объявил во весь мир, что выпущенные им, Филиппом, золотые монеты тяжелее золотых персидского царя Дария на 0,01 грамма и, следовательно, дороже. Таким образом, он обесценил денежную единицу Дария ІІІ под названием «дарик», а свои «филипки» превратил в настоящую валюту. Ну, тогда еще никто не мог предположить, что спустя несколько лет это окажется западней.

Несмотря на то, положение Филиппа на первый взгляд казалась устойчивой, казна его была почти пустой, да и не все еще князи полностью признали его власть. Поэтому македонские князья должны увидеть, как он присоединит к Македонии такие греческие полисы как Фивы, Афины, Спарта, Беотия, Коринф, Пифия, Киликия, которые были разобщены и не признавали друг друга. Тогда они тряхнут своей мошной, дадут деньги, внесут свою лепту в подготовку армии к большому походу и снабжению продовольствием и имуществом. Одержанные Филиппом несколько побед кажутся им простой случайностью. Однако Филипп успел к тому времени привлечь таких прославленных полководцев как Парменион, Антигон Монофтальм, Гегелох, Полиламант. Эти имена разносились порывами ветра из Македонии в Грецию, распространялись людьми, после чего обрели образ великих героев. Сокровенным желанием Филиппа было подчинение упрямой и строптивой Греции и превращение саму Македонию в эллинский народ. Планов у Филиппа много, времени достаточно, и вроде бы все складывалось благополучно. Чтобы по-настоящему войти в Грецию, нужно было обезопасить тылы. За спиной Филиппа все еще оставались влиятельные князья. Филипп не мог беспечно двигаться вперед, пока они полностью не перейдут на его сторону. Впрочем, и тут он придумал хороший повод. В царский дворец были доставлены дети Дропида, близкого родственника Олимпиады, почти равного царю по общественному статусу, более того имеющего возможность претендовать на царский престол: дочь Ланика и ее младший брат Клито. Носившая в себе девять месяцев дитя Олимпиада, казалось, была лишена той нежности и ласки, которая присуща матерям. Она только и думала о политике и сразу после рождения Александра она активно приступила с мужем к государственным делам, поэтому кормила маленького Александра всего лишь неделю. После чего его молочной материю стала Ланика. Несмотря на то, что Клито был постарше Александра, он проник к нему братской любовью. К этому царь Филипп добавил еще одну новость. Чтобы воспитать с пеленок Александра как настоящего мужчину, Филипп вызвал Леонида, одного из опытных полководцев в своем войске и близкого родственника Олимпиады. Леонид был очень честным, суровым, прямодушным, сведущим в военном деле человеком. А чтобы напитать максимально Александра национальным духом, характером, примерами из народных эпосов и былин Филипп призвал учителя по имени Лисимах. А чтобы Александр не рос в одиночестве царь привел во дворец несколько детей самых знатных, авторитетных сановников, которые воспитывались вместе с царевичем. Именно тут с детских военных забав начинали свой славный путь будущие великие полководцы Александр, Гефестион, Пердикка, Птолемей, Леоннат, Эригий, Кратер, Кэн, Лаг, Селевк, Марсий, Никонор, Клито. Они сильно боялись своего руководителя старца Леонида, но будучи детьми все же понимали — Леонид был неплохим и очень справедливым человеком. Ко всем относился одинаково. Требования его были уместны. Когда «наказывал» детей, никого не боялся. Никому не давал слабины. Кроме того, чтобы понять, не балуют ли матери своих озорников и не передают ли им через слуг сладости и лакомства, Леонид мог посреди ночи разворошить постели детей и устроить проверку.

И сам Александр, и его друзья беспрекословно слушались своего учителя Леонида. И словно поделив между собой упорство, присущее этому упрямому человеку, все они выросли серьезными мужчинами.

Когда Александру исполнилось тринадцать лет, учителем ему был приглашен сам Аристотель. Александр пришелся по душе Аристотелю не за титул царевича, а за сообразительность, понятливость, энергичность и ловкость. Александр продолжал учиться со своими друзьями. Но он заметно превосходил их в учении. Учеба ему давалась очень легко. Жизнь так и шла бы своим чередом, но, когда в стране по-настоящему спокойно. Когда Александр достиг своего совершеннолетия, Филипп развелся с Олимпиадой якобы из-за ее измены и сразу же женился на своей нынешней избраннице, племяннице могущественного македонского князя Аттала Клеопатре. Аттал был непростым человеком, за ним стоял его сын Парменион, а также герой-полководец Филота. Парменион и Филота тут же отдалили Олимпиаду и Александра от царского дворца. Но число сторонников Олимпиады и ее единственного сына Александра, успевшего поучаствовать в нескольких битвах и одержать там победу, увеличивалось с каждым днем. Затем царь Филипп, используя в качестве посредника одного мудрого человека по имени Демарат, убедил Александра и Олимпиаду вернуться во дворец. В ту пору Филипп возился с будущим греческим союзом, панэллинским соглашением. Решая вопрос оружием там, где не помогали уговоры, он заложил основы намеченного им союза. Но хотя внешние дела сдвинулись с места, и уже начали вырисовываться контуры будущего панэллинского союза, Филипп ясно понимал опасность того, что в самой Македонии может наступить разлад. Народ не забыл, что Филипп сел на царский трон благодаря Олимпиаде. А князья тем более не упустят это из памяти. Выбросив из дворца словно кошек сделавшую его царем Олимпиаду с сыном, Филипп тем самым вызвал недовольство со стороны македонской знати и показал скудость своих человеческих качеств. В этот раз Парменион и его сын Филота показали свое истинное лицо, случайно раскрыв Олимпиаде и Александру свои злые намерения. Это Александр хорошенько запомнил. Олимпиада с этого времени стала внимательно следить за действиями этих двух полководцев — отца и сына. Теперь каждый их шаг, сказанное ими слово и совершенное действие, будет под пристальным взглядом Олимпиады.

Филипп думал, что хоть в семье не установилось согласие, по крайней мере перестала нагнетаться ненависть и ситуация успокоилась. Намереваясь и далее укреплять свои шаги, Филипп отдал свою дочь Клеопатру, тезку своей молодой жены, в жены царю Эпира. Само собой, это родство было плодом расчетливости Филиппа. По случаю сочетания браком царевны и царя был организован большой пир. Пир выдался на славу. В самый разгар празднества, когда начиналось самое интересное, представитель весьма знатного рода, молодой аристократ Павсаний вонзает сзади Филиппа нож до самого сердца. Филипп погибает, не успев сказать ни слова. Павсания же телохранитель Филиппа убивает на месте. Таким образом этот инцидент так и остался загадкой для всех.

Все внимание греко-македонского мира была обращено на освободившийся трон. В народе пошли слухи и предположения, кто же сядет на трон.

Последняя жена Филиппа, Клеопатра, родившая ему дочь, была большой угрозой для Александра, ближайшего претендента на царский трон. Потому что у нее была могущественная родня. Они могут посадить своего ставленника, впрочем, и сами они имеют полное право стать царским родом. Могли поддержать и сделать царем Карана, сына Филиппа от другой жены Меды — дочери фракийского царя. Более того, сыновья царя Линкестии Аэропа, Аррабай и Геромен, так же имеют все права на царский престол. По причине того, что тоже происходят, как и Александр с династии Арида. То есть были в равных положениях.

Что касается Олимпиады, то она в одиночку сумела опередить сто князей и десять царей. Сразу после смерти Филиппа по приказу Олимпиады убивают дочь Клеопатры на ее же руках. Саму Клеопатру вынудили повеситься. Однако развязка этим событиям еще не была ясна. Двоюродный брат Александра по матери Аминта был постарше, внешне привлекателен, жаждал сесть на царский престол и был одним из главных претендентов. Александр, увидев, как его мать вступила в борьбу и идет на любые жертвы ради его будущего, устремился к престолу: он собрал всю македонскую армию в одном месте. Он в срочном порядке призвал со всех концов страны всех своих друзей, с кем он провел детство и учился, но впоследствии по повелению Филиппа раскиданных по стране, дабы Александр не обрел силу: Гефестиона, Птолемея, Лага, Селевка, Пердикку, Леонната, Марсия, Никомаха. Как только друзья приехали, 15-летний Александр пересел на Буцефала — бурого рослого жеребца, который не покорялся никому, кроме Александра. В сопровождении друзей он отправился в войско и по принципу военной демократии, пользуясь полной поддержкой армии, объявил себя царем.

Стать царем было лишь половиной дела. Потому что вряд ли остальные претенденты на царский трон смирятся с таким положением дел. Александр учел это, обвинил Аминту, своего родственника Карана, Аррабая и Геромона в организации покушения на его отца и незамедлительно казнил их всех. Тем не менее, в народе ходили сомнения относительно того, что к кончине Филиппа были причастны Олимпиада и Александр.

Наверняка все негласно понимали, что эти двое подговорили Павсания, который терпел притеснения со стороны Филиппа, его руками погубили царя. Но найти прямых доказательств не представлялось возможным.

Солнце клонилось к закату. Вид заходящих солнечных лучей на горизонте давал почву фантазии, тревоге и загадкам. Александр сидел на большом камне, который весь знойный день набирался обжигающего жара, а теперь остыл до комфортного состояния. Александр ввел всех в заблуждение и остался здесь наедине с собой. Вокруг есть горы и повыше, гребенчатые скалы. Взгляд упирался прямо на них. Степь раскинулась во всей своей красе, лежала беззаботно, словно красавица, погрузившаяся в сон. Александр не просто так пришел на эту вершину. После кончины его отца произошло много событий.

Греки, в свое время проявившие великодушие к царю Филиппу, отказались оказывать почести его сыну. Распустившие слух о том, что смерть Филиппа — дело рук Олимпиады и Александра, греки стали наращивать сопротивление македонцам. Эпицентром наибольшего сопротивления конечно же стали Афины. Похоронивший свою единственную дочь, неделю находившийся в трауре Демосфен, услышав весть о смерти Филиппа, тут же пришел на совет Афин и рассказал о виденном им сне, предвещающем благоденствие греческому народу. И началом этого благоденствия служит смерть Филиппа, убеждал он совет. Сам же немедленно провел переговоры с тестем Филиппа, отцом Клеопатры Атталом и приступил к действиям по смещения Александра с царского трона. Более того, он успел установить теплые отношения с персидскими сатрапами, властвовавших в Малой Азии.

Демосфен не придал особого значения персоне Александра, с пеной у рта обзывая его «желторотым птенцом и волчьим выродком». И это было неосмотрительностью с его стороны. Решающие в уме самые сложные задачи Александр, как только почувствовал давление со стороны Греции, перешел к активным действиям. Отправляет своих людей преследовать Пармениона и Филоту, а также за уехавшего проведать соседей Аттала. Группе преследователей было поручено два задания. Первое — сообщить Пармениону и Филоте, а также другим полководцам о кончине Филиппа, дать им понять, что нынешний царь — Александр и у них нет другого пути, как служить ему. Вторым поручением было отправить Аттала в последний путь. Оба задания были выполнены.

Пелопонесские полисы Аргос, Спарта, Элида следом за фиванцами объявили себя вольными демократиями и отказались от гегемонии Македонии. Все это вскорости дошло до ушей Александра. Как только наступило лето 336 года, Александр приступил к принудительному признанию Македонской гегемонии греческими полисами, начиная с Фессалии. Слова Александра, призывающие греков к братскому единению, были сладки, но в то же время крепки. Потому что за его спиной стояла вооруженное до зубов, умудренное опытом многочисленное войско. Встревоженные полисы склонились перед теплотой и приветливостью Александра, и друг за другом вернулись под власть Македонии. Самыми сложными оказались Фивы и Афины. Но Александр со своим несметным войском двинулся напрямик сквозь леса и оказался возле города Кадмея в Беотии. «Где Аргос, а где мы!?» — растерялись Фивы и Афины и поутихли. Более того, оба города направили к Александру послов, извиняясь за то, что не сразу признали его власть. Но разве Александр пришел ради того, чтобы говорить здесь пустые слова? Само собой, он осуществил задуманное и оставил в Фивах крепкий гарнизон. Для этого Александр проводит в Коринфе конгресс Панэллинского союза. На конгрессе Александр Македонский был официально избран автократором всей Эллады. После избрания Александр выдвинул лозунг, повернувший мир в новое русло. Он призывал отомстить персам за их многовековое иго, насилие, грабежи, разрушение и разграбление священных городов. Этот призыв поддержали все: от сторонников Александра до его непримиримых внутренних соперников.

Во время повторного покорения Греции после своего отца засияли недюжинные полководческие способности Александра. Все осознали, что миру явился новый полководец на зависть всем прежним военачальникам во главе со старым Парменионом, который обладал особыми качествами и достоинствами, не доступными никому прежде.

Подготовка к походу на Персию не терпела спешки, но и не должна была занимать длительное время. Александр должен опасаться охладевания к его планам стоявшего за ним войска и воспрявшего духом греко-македонского народа. Куй железо, пока горячо. Но в его голове застряла одна не дающая покоя мысль. Александр с шестнадцати лет участвовал в организованных его отцом походах, в жарких боях возглавлял один из флангов войска, выходил из множества тупиковых ситуаций. После смерти отца он продолжал показывать свои полководческие способности в последних войнах. Однако, он лишь лучший среди равных в греко-македонском мире. То есть, несмотря на дарованные богами исключительные способности и таланты, Александр стоял на одном уровне со всеми. Он такой же человек, как и другие, из плоти и крови. Царь не может в таком положении пойти на могучую Персию. В Александре должна быть хотя бы одно качество, в котором он имел бы подавляющее превосходство над всеми.

Для этого он по пути из Коринфа в Македонию посетил Дельфы. Там обратился к жрецам, которые доносили вести от имени богов. Оказывается, Александр прибыл в Дельфы в неподходящий для пророчества день. Несмотря на это Александр вызвал прорицательницу в храм. Женщина не пришла. От этого обстоятельства Александр пришел в ярость. Царь самолично идет и схватив прорицательницу за руку, насильно ведет ее в храм.

— Говори, вестница богов! Александр не каждый день приходит сюда! — сказал он прилюдно. Тогда прорицательница разъяренно объявила?

— Ты сын Зевса, Александр! Ты никогда ни от кого не потерпишь поражения!

Александру только это и надо было. Теперь он стал греко-македонском союзе личностью, равной богам. После того, как боги сделали его непобедимым, всем разговорам должен был прийти конец. Это незначительное событие продемонстрировало эллинам истинный характер Александра. Александр показал себя как целеустремленного, не терпящего возражений, настойчивого человека, который мог обратить в свою пользу даже предначертания богов. Вдобавок он дал этими действиями понять всему народу, что царь Македонии и Эллады обладает безграничной властью и не подчиняется никаким законам и правилам. Таким образом заручившийся поддержкой Александр, добрался до Македонии и начал военные учения, готовя воинов, прибывающих в основном от македонских княжеств, к долгой и кровопролитной войне.

Во время подготовки он, предпочитая обычным тренировкам, где воины будут жалеть друг друга и пытаться сражаться вполсилы, реальные боевые действия, решил начать осуществление своих далеко идущих планов на поле битвы. С этой целью Александр весной 335 года выступил в поход против иллирийцев и трибалов. Эти два народа были старыми врагами Македонии. Завтра, когда с божьей помощью Александр со всей своей армией отправится в бескрайние просторы непобедимой Персии, эти два племени могут вытрясти дух с Македонии. К тому же у самого Александра было дело, известное лишь ему. Этим делом было полное подчинение земель по эту сторону Истры, а также встреча на Истре кораблей, обещанных Византией. Война — это не шутки. Она требует определенных затрат. Трибалы и иллирийцы, независимые фракийцы чуть было не размолотили войско Александра меж камней и скал в узких ущельях горы Эмон. Благодаря природному инстинкту Александр успел несколько мгновений раньше задуманного врагом времени вывести свою армию и спасти ее. На решающем сражении все три племени склонились перед ним. Они крепко-накрепко уяснили мощь фаланг, о которых ранее слышали, но не верили в их силу, а молодой царь в свою очередь намеренно испытал на деле фалангу, продумал, в каких случаях надо осуществлять те или иные маневры и внедрил новые правила. Этот поход не получился таким, как он задумывал. Пусть Александр и не рассчитывал, что при его появлении все начнут в покорности склонять свои головы, он не предполагал таких трудностей, непредвиденных ситуаций и упорных боев. Глядя на малочисленность государств перед ним, ему казалось, что победи он одно из них, остальные тут же побегут. Множество македонцев погибло при попытке оттеснить трибалов к реке Лигин и сбросить их в воду. Трибалы расположили стариков и детей, неспособных держать в руках оружие, на один из островов посредине этой реки, несущей свои воды сквозь лес, а мужчины, все до единого вступили в сражение навстречу своей смерти. Это сопротивление заставило Александра сильно задуматься. И все же Балканский полуостров покорился Александру. Царь обязал подчинившихся ему галов, тарибалов, народы Иллирии, Агрианри, Пэонии выделить для его будущего похода дружины, и взять на себя все расходы на них. Дойдя до Истры, он принял корабли, отправленные Византией для его похода. На этих кораблях он перебрался на другой берег Истры и отогнал гетов до границы с гуннами. Дальше двигаться было нельзя. По причине того, что дальше лежали земли большого воинственного народа, который историки называли по-разному: то гуннами, то скифами, то саками… Война с этим могучим народом еще никому не принесла счастья. Есть большая вероятность, сунувшись сюда прямо сейчас, оказаться разбитым в пух и прах, подобно волне, бьющейся о скалистый берег. Поэтому Александр на время отложил покорение саков. Он сделал вывод, что не стоит поступать безрассудно и наступать на хвост лежащей спокойно змее. В конце концов, Александр победит все земли, о которых слышал и до которых можно дойти, подчинит их себе и станет единственным правителем. Так и никак иначе.

…А пока с Греции доходили неприятные вести. Только вчера признавшие его в Коринфе стратегом-автократором Эллады греческие полисы снова выступили против гегемонии Александра. Очагом сопротивления оказались Фивы. До Фив дошел один шальной слух, будто царь Александр погиб в сражении с трибалами, а македонская армия была разнесена в пух и прах. Тлеющий словно уголек полис мгновенно вспыхнул. Этот слух сидевший в Афинах Демосфен раздул подобно горну в печи. Фивы запросила помощи у соседних полисов с целью уничтожить расположенный в этом города македонский гарнизон. Помощь не заставила себя ждать. Демосфен со своего кармана предоставляет финансирование. Фиванцы окружили гарнизон и вбили вокруг него максимально плотно остроконечные колья. И на тот случай, что Александр все же не погиб, они отправляют Истмийский перешеек хорошо вооруженный отряд, чтобы не подпустить Александра к своим землям. Войско должно было отделить Александра от Пелопонесса.

Александр обошел отряд на Истме и за тринадцать дней оказался в Беотии. Александр отправил правительству Фив сообщение, чтобы фиванцы не верили бредням Демосфена, и призвал их отступить от своих намерений. Фиванцы осмеяли посланника Александра и послали обращение Великому царю (царю Персии), всем другим полисам, прося помощи для уничтожения тирана. И будто этого было мало, один из отрядов фиванцев неожиданно напал на македонское войско и проделал брешь в одном из его флангов. Александр понял, что медлить уже нельзя, и начал наступление на Фивы. Сначала Пердикка смял оборону Фив. Затем в бой вступил Аминта. Третью волну наступления возглавил лично Александр. После того Пердикка и Аминта вступили в город, они не смогли сдержать натиск фиванцев и их союзников, открывших шквальный огонь с удобных позиций, и беспорядочно отступили назад. Лучники и мечники Александра так же не смогли что-либо сделать. Последней надеждой сталась фаланга. Когда фаланга вошла в город, плотные силы Фив стали распарываться словно ткань. Конец битвы обернулся кровавым побоищем, которое человечество не забудет никогда. Еле справившиеся с отчаянным сопротивлением македонцы, словно обезумевшие, с глазами, налитыми кровью, порубили всех без разбора: воинов, стариков и детей, раненых и больных, утопив Фивы в крови.

Трагедия в Фивах привела другие полисы в чувство. А умолять и просить прощения правительству Фив было уже поздно. Александр сделал послабление для жрецов. После чего создал условия Пиндару, написавшего в честь него оду. Другие же полисы засуетились, казнили призывавших к восстанию, и друг за другом направили послов с просьбами о прощении. Прибыли послы и с Афин. Но Александр потребовал у них привести к нему всю оппозицию во главе с Демосфеном. В ответ на это требование было подано прошение от тысяч людей. Все они были готовы пожертвовать собой ради Демосфена. Александр знал, что дело этим обернется. Поэтому он доверил вершить судьбу и Фив, и Демосфена общеэллинскому съезду. Много важных людей, ради расположения Александра призывавших к строгому наказанию, осрамились. Александр же из расчета, известного лишь ему, самолично провозгласил решение о помиловании. Так как если Аристотель был разумом греков, Диоген — их мечтами и грезами, то Демосфен был национальным духом. Александр знал, что, тронув Демосфена, он разбудит в каждом греке огонь, который всколыхнет всю страну. Демосфен, сидя в Афинах, тоже понимал причину, по которой Александр помиловал его. Задуманное дело завершится тогда, когда полностью созреет в голове. Может Демосфен и победил бы Александра в соревновании умов, но у царя есть множество своих хитрых уловок и разрушительная сила. У него длинные руки. Его действия коварны. Если он отправит кого-то скрытно придушить Демосфена, завтра будет трудно связать его смерть с Александром. А избавиться от Александра — задача сложная… Однако придет пора, и он попадется в западню, считал Демосфен. Есть только одно средство. Это — время. К тому же, подтверждая поговорку, что тот, кто готовится к смерти, бежит в сторону кладбища, Александр с горсткой воинов собирается разгромить обширную Персию. Пусть идет, лишь бы остался там навечно, а кости его лежали в песке. Полагая, что лучший способ дождаться такого дня — находиться в своем городе, собраться с мыслями, продолжать писать свои труды, не позволяя себе высказывать какого-либо мнения, Демосфен на долгое время замолчал, ожидая окончательного исхода событий.

Собравшиеся на общеэллинский съезд долго и бестолково шумели, якобы выискивая корень зла. В конце концов выступили давние враги Фив Фокида, Платея, Феспий, орхоменцы, которые предложили впредь называть Александра «Александром Великим» и объявить его единственный царем Македонии и Греции. Остальным только и осталось, что закивать головами и поддержать эти предложения. Казалось, теперь молодому царю, ставшим после съезда «Александром Великим», окончательно открыта дорога в Персию. После съезда началась подготовка к походу. Царь ни разу не поручал какого-либо дела кому-то одному, и сам не оставался в стороне. У каждого дела был ответственный человек, а бразды управления — в руках царя. В штабе Александра наряду с военачальниками было достаточно крупных ученых, дипломатов, поэтов, историков. А для того, чтобы великие свершения Александра оставить в истории, передавать новости о них день в день народу, возвещая о его геройствах, в поход были приглашены Аристобул, Пиррон, Анаксарх. Советом царя управляли два человека, Эвмен и Антипатр. Под надзором Эвмена составлялись дневники похода, корреспонденция, документы политического значения, заранее планировались численность человек, объемы вооружения и продовольствия.

В один из тех суматошных дней неприметно ни для кого в штаб явился сам Аристотель. Царь при виде великого наставника вскочил со своего места, и сам не заметил, как словно на мгновение перенесся в детские годы, смиренный перед авторитетом учителя. В глазах наставника повеяло теплотой.

— Александр, какую помощь я могу оказать?

— Советом, великий учитель…

— Как воевать, решать тебе самому. Все равно никто это не знает лучше тебя. Я же останусь с народом. Разве так я не помогу тебе? И… К тем трем поэтам, которых ты пригласил воспевать твои будущие победы, я бы добавил еще одного…

— Хорошо, учитель!

— Его имя — Каллисфен. Он стоит снаружи. Если надо, можешь вызвать и поговорить с ним.

— Великий учитель… Скажите прямо. Кто победит в предстоящей войне?

— Эллины рвутся в бой, чтобы познать какова это — победить.

Персы же насытились победами… — Аристотель слегка улыбнулся. — А Дарий в части математики за тобой не угонится. Только в пути войско не должно лишиться своего главнокомандующего…

— Кому мне доверять в походе?

— У тебя достаточно друзей, с кем ты вместе вырос. Иногда они будут возражать тебе, не будут поддерживать твое мнение. Но не будут желать тебе плохого. Насчет остальных не знаю. Плохо, когда близкие привыкают к царю. Опасно, если царь вовремя не поймет изменений, происходящих в близком ему окружении, не заметит, каковы его теперешние интересы.

— Я понял, мудрый учитель.

— Человек почтенного возраста не может говорить советов в изобилии. Только будет желать добра своему народу. После победы хочу видеть тебя таким же, Александр…

Великий наставник тяжело поднялся, ласково посмотрел на своего ученика белесыми глазами, повернулся и направился в сторону дверей. Царь проводил учителя до самого порога. Учитель, не поворачиваясь, кивнул головой, словно говоря «и на том спасибо», и скрылся из виду. У Александра заныло сердце. Он не заметил, как в следующий миг оказался за пределами своего штаба.

Среди ходивших во дворе он безошибочно узнал одного весьма ладного парня — племянника Аристотеля, поэта Каллисфена. Почувствовавший на себе взгляд Александра Калисфен не испугался. Лишь когда Александр назвал свое имя, он смело приблизился к царю. Глядя издали, царь не нашел в нем никаких недостатков. Стройный как кипарис. Худощавый. Волосы волнистые. По внешнему виду чувствуется разборчивость к одежде. Александр, не отрывая взгляда смотрел на Каллисфена. Когда тот приблизился, подробно рассмотрел его лицо. На лбу кочевали две-три складки, глаза ласковые, слегка мутные, лицо слегка землистого цвета. В общем, видный парень. Непростой человек…

Если Александр так и будет топтаться на одном месте, он в этой жизни точно не сможет пойти на Персию. Нужно было ускоряться. Если гоняться за каждой лающей собакой, дело не сдвинется… На следующий же день по возвращении из Греции в Македонию Александр собрал полководцев и ближайших своих соратников, а также мудрейших людей страны. Царь долго и неподвижно сидел, не отрывая взгляда от земли, словно только вчера потерял своего отца. Наконец, когда двери закрылись, а шум поутих, он тут же поставил вопрос ребром.

— Мои великие полководцы, друзья и мудрейшие мои советники! Мы собирались выступить из Греции, чтобы отомстить персам. Кто что думает?.. Когда выйдем в поход?

Безмолвие продлилось достаточно долго. Тут каждый знал свое место и свой статус. Поэтому все украдкой обратили свои взоры на старых военачальников. Через некоторое время сидевшие рядом два полководца Парменион и Антигон стали перешептываться, при этом Парменион заулыбался. С этим непринужденным видом Парменион прервал молчание:

— Александр! Ты прошел через много войн, но Персия — особый случай.

Александр сбился с мысли.

Александр не особо верил в теперешнее раболепие фиванцев и сдержанное спокойствие Афин. Однако он знал, что резня в Фивах стало событием, которое на десятилетия запечатлелось в памяти народа, и эти два полиса не решатся пойти на открытое сопротивление. И разве не будет расти от этого мощь Александра еще больше? Пусть и не достигнет он своей мечты стать властелином мира, он может приблизиться к ней. Если так, то такие как Демосфен не только перестанут говорить в сторону Александра свои пустые бредни, но и сами разочаруются в себе. …Парменион уже заканчивал свою речь.

— На войне в любом случае одна из сторон терпит поражение. И не бывает войн без кровавых жертв. Поэтому прежде чем драться с таким исполином как Персия, надо обезопасить свои тылы, чтобы не оглядываться назад. Греки поутихли. Теперь заручись гарантиями от своих подданных. Если вдруг с нами что случится, кто будет править страной? Пусть и от царя, и от сидящих с ним друзей останется по наследнику… Несколько лет…

Александр вскочил.

— Нет! Я не могу сбить бесконечными пустыми разговорами призыв, спаявший весь Панэллинский союз. Считайте, что подготовка началась. В скорейшее время восполните недостающее в войсках и тыловом хозяйстве. Не прерывайте учения.

Накануне похода Александр раздал все свое имущество, земли, деревни, дома, дорогие вещи своим людям, начиная от верных ему полководцев до командиров дружин. Тогда его друг детства Пердикка спросил:

— Александр! А что ты оставил себе? — на что молодой царь тут же ответил: «Надежду». После чего друзья Александра со словами «Надежда — общая для всех нас» дружно отказались от подарков.

Александр раздал все свои богатства и привилегии, которые были при его власти. Теперь по совету Пармениона нужно пригласить князей и заручиться их согласием. Но Александр этого не сделал. «Вся моя власть и богатства ждут меня впереди. Князья же в один прекрасный день скажут, что я достиг этого благодаря им, и будут важничать, будто я им чем-то обязан», — зло усмехался он в душе.

Хоть Македония и находилась веками в полудреме, теперь она стала потихоньку просыпаться, долго зевая в приятной истоме, глядя на свет, проливающийся из окна.

Грозные намерения Александра наконец дошли до большинства людей. Теперь они будут только крепчать. Принимая это во внимание, дела, касающиеся князей, поручались к исполнению посредством приказов, приговоров, указов Александра.

ІІ

Весной 334 года Александр, чтобы начать поход на Персию, направился на 160 кораблях через пролив Геллеспонт в сторону Азии. Началу похода Александр придавал большое значение. Самое главное — было крепко-накрепко донести до каждого воина, что победа в этом походе будет за Александром и идущим за ним войском, что сами боги оказывают поддержку не абы кому, а самому сыну Зевса Александру в осуществлении его великого долга — отомстить и смять персов. В целях вселить еще большую уверенность своей армии, разжечь ее решимость, Александр перед походом совершает в городке Слэунте жертвоприношение, посвящая его отважному Протесилаю, первым вошедшим в Трою при ее осаде. Воздал жертвы и покровителю похода Зевсу и герою Гераклу. Когда войско на 160 кораблях достигло середины Геллеспонта, Александр на флагманском корабле в честь Посейдона и Нереид заколол красного быка, наполнил его кровью золотое блюдо и на глазах у всех вылил кровь в море. Итак, море тоже проявило Александру свое расположение.

Завидев вдалеке сушу, Александр забеспокоился. Почему-то ему показалось, что их на берегу поджидает надежно укрепившаяся вражеская армия. И разведчики, и лазутчики, и соглядатаи неоднократно повторяли, что путь открыт, а берег пуст. Молодой царь, доведя войско до седьмого пота, необдуманно сократил время перехода через Эгейское море. Какими бы великими и необыкновенными не были персы, и хоть численность войска Александра была незначительной, у вражеской стороны не было времени прийти к соглашению относительно противостояния ему и успеть подготовить армию к настоящей войне. Сатрапы Малой Азии, наверное, лишь успели собраться разок и высказаться, в каком месте их ждать и какие действия надо предпринять. А Александр теперь, чуть поднялось солнце, уже достиг и берега. Лишь бы боги поддерживали его дальше.

Александр бросил копье на сушу, считавшуюся вражеской землей. Чтобы первым ступить на землю Азии, Александр спрыгнул на берег…

Все это было не причудой от праздности и безделья, а политически выверенным планом Александра. Постоянно увлекая, ободряя, возбуждая интерес войска, он должен был беспрестанно напоминать каждому о его божественном происхождении, что он является истинным потомком Геракла и Зевса.

Пока царь размышлял, сто шестьдесят кораблей, не доплывая до отмели, побросали якоря, и подобно отдыхающим коням на коновязи стояли в ряд, изредка кивая носами. Александр, не задерживаясь на месте, прошелся по руинам Трои. Он смотрел по сторонам, будто пытался найти что-то. В разрушенных, растрескавшихся строений с провалившимися крышами и торчащими зазубринами стен словно слышался голос почитаемого Александром Гомера, заблудший дух которого бродил среди этих руин. Разрушенные здания, насыпи, величественные тополи с усохшими ветвями, обессилевшие цитрусовые деревья, способные дать не больше десяти-пятнадцати плодов — все они были свидетелями великих событий, о которых Александр читал много раз. В Трое Александр в качестве нынешнего наследника Агамемнона и Ахилла принес жертвы Афине Илонской, а после — царю Трои Приаму. Попросил прощения за своих соотечественников, осадивших Трою, обманом проникших в крепость и доведших все до такого состояния, поклонился Зевсу. Александр хотел получить от этого места поддержку и помощь, посильную лишь богам, избавиться от всех грехов и сбросить груз со своего сердца. Для этого Троя казалась самой настоящей священной землей. В его голове созрел один далекий план.

Если боги поддержат его поход, и Александр одержит великие победы, он заново поднимет Трою. Он выстроит город, сделав его максимально близким к его первоначальному образу, и даст ему прежнее историческое название — Троя. Для этого нужна лишь победа. За много веков сломившие дух Эллады персы поглотили и греков Малой Азии, превратив их в зависимую страну. Эллины Малой Азии не могли не видеть раздоры среди своих соотечественников. Их житье-бытье было ограниченным, удушающе невыносимым. А греков Малой Азии персы не обделяли, не облагали лишними налогами, не унижали. Их земли обширны. Торгуй хоть с Персеполем на краю земли, гуляй по базарам Бактрии и Согдианы — дороги открыты. У них как будто сформировался свой устойчивый мир, который жил помыслами о том, чтобы заботиться о своей жизни, чтобы завтрашний день стал лучше сегодняшнего, вместо того чтобы баламутить собственный народ. Поэтому им не нужны ни призывы Александра, ни он сам. Напротив, для них македонская армия была сродни смерчу, идущему испортить устоявшийся склад жизни. В любом народе есть свои любимцы и вожаки. В этом краю таким человеком был Мемнон — гордость греков Малой Азии, вселявшая тревогу в сердце Александра. Мемнон родился примерно в 380 годах. Еще можно сказать, что он был опытным полководцем, воевавшим с Парменионом, Аристобулом, Атталом под началом Филиппа. Мемнон был тем самым исполином, сбросившим Пармениона с Аристобулом и Атталом в море…

Александру было известно это обстоятельство. Поэтому молодой царь молил богов, дабы не столкнуться с Мемноном в своем первом же бою. Ожидая окончательного исхода, слушая доклады соглядатаев, Александр думал о том, как бы не потерпеть неудачу в самом начале своего боевого пути. Среди персов, а также в поддерживающих персов греческих селениях сновали лазутчики Александра. Он не пропускал мимо своего внимания ни одной вести, пусть ее доносила пролетающая птица либо дующий ветер.

Главная и хорошая новость дошла со стоявшего обособленно городка Зелея. Оказывается, там персы провели военный совет. На совете Мемнон сделал неожиданное предложение. «Давайте пока не будем торопиться вступать в бой с Александр, который сейчас полон решимости и горит желанием идти на битву. Объединим все силы в одни руки и отступим вглубь Персии. Не оставим Александру ничего, заберем с собой местное население, выжжем все вокруг. Когда у Александра закончатся припасы, он начнет совершать ошибки. В случае его наступления мы встретим его свежими силами, если же начнет отступать, будем преследовать его до самого конца», — сказал Мемнон.

Однако сатрап этого края Арсий выступил категорически против этого предложения. Его поддержали и другие сатрапы Малой Азии. Они посчитали унизительным сжигать свои же земли. К тому же ими двигала одна потаенная мысль. Если персидские сатрапы согласятся с предложением Мемнона, власть окажется в руках Мемнона, а царь Дарий хоть и временно заставит их подчиняться ему, как предводителю армии. Понятно, что в случае победы вся слава и честь достанутся Мемнону. Кроме того, из Персеполя поступил план, о котором Мемнон не знал, и который был известен лишь персидским сатрапам. То был план по убийству Александра. Причем это то ли план, то ли задание нужно было выполнить как можно скорее. Конечно, его царь Дарий поручил соответствующим людям, и те уже направляются сюда, или же они уже находятся здесь. Вдобавок, тому, кто убьет либо пленит Александра, Дарий подготовил хорошее вознаграждение. Находясь на военном совете, сатрапы в душе сильно надеялись на этот план. Это значило, что македонцы потерпят неудачу еще до начала военных действий.

Под покровом ночи Александру слово в слово донесли о ходе военного совета персов. Стало известно даже о реализации плана по убийству Александра, хотя об этом на совете не говорилось. Как стемнело, Мемнон со словами «Делайте, что хотите» спешно выехал в родные края. Неизвестно, будет ли он участвовать в войне или нет. От этого упрямого человека, не признававшего над собой в жизни никого, кроме царя Дария, по-видимому, не стоит ожидать подчинения полководцу, которого изберут плоскоголовые сатрапы. Как будто время играло на руку Александру, да и случай благоприятствовал. Теперь медлить было нельзя. Нужно выдвигаться вперед, пока персы беспечны и между ними идут распри, а их план боевых действий, распорядок и назначенное время не утвердились. Нужно гнать вперед.

Так, наступил день первого сражения. Битва состоялась на берегу реки Граник. В Малой Азии царь Дарий держал шестьдесят тысяч воинов-всадников, это при том, что он не ожидал противника со стороны Греции. А каждый сатрап вдобавок к этому располагал пяти-шеститысячной дружиной. При Гранике войско царя Дария составляло сто двадцать тысяч воинов. А если учесть, что каждого сатрапа охранял как минимум тысячный отряд, то становится понятно, какой несметная вражеская армия стояла перед Александром.

Прежде чем разбить свое войско на части, Александр поднялся на оголенную сопку, с которой была видно все поле будущей битвы. Он сидел среди редкой высокой травы на вершине лысой словно плешь горы. Персы медленно двигались и разбили свой лагерь недалеко от обрывистого берега, на склонах холмов. Теперь они построили левый и правый фланги в один ряд и ждали нападения. Правое крыло персидского войско выглядело тяжеловатым. Это сразу бросилось в глаза Александру. Конница на правом фланге сосредоточилась на более пологом берегу реки, чтобы кони смогли броситься в реку и в две-три попытки преодолеть ее. То есть это силы, нацеленные на то, чтобы войти Александру с тыла. Хорошо… Посмотрим. Левое крыло разделилось на две группы. Первая группа подготовлена для рукопашного боя, вторая же — собиралась выйти из ущелья, опускавшегося поперек реке, и ударить сбоку. Центр войска стоял на месте плотной, бесчисленной массой. Истребишь одного, перед тобой возникает второй, сокрушишь его, тут третий… Александру пришла в голову мысль, что персы уже не будут что-либо менять в своем плане. Тут с подножья плоской возвышенности стал заметен извивающийся синий дым. Видимо персы, полагая, что греко-македонское войско еще не подготовило боевые порядки, решили перед битвой разок подкрепиться. Глядя на общую ситуацию, они мало верили, что сегодня будут предприниматься какие-либо действия. Тем более место их дислокации было подходящее, а численность войска в два раза больше. Более того, греко-македонская армия была словно на ладони, каждое их движение было под контролем.

Александр спустился с лысой сопки, поскакал по склону и остановился за самой спиной войска.

— Аристофан! Тысячников и дружинников ко мне. — Александр прошел сквозь заросли тамариска, растущего у самой воды, и встал под тенью тальника. Через толпы воинов, по дну оврагов и расселин стали прибывать сподвижники царя. Александр сидел на большом валуне. По его виду трудно было что-то понять. Совсем не похож на главнокомандующего, собирающегося на жестокую битву. Когда все созванные командиры собрались, посмотрел на них и задал лишь один вопрос:

— Когда начнем сражение?!

Молчание. И снова согласно сложившейся в войсках иерархии слово взял Парменион.

— На сегодня предлагаю остаться на этом берегу. Если мы подготовим войско к атаке, произведем различные маневры, персы на порядочное расстояние отступят от обрыва, а мы завтра зацепились бы за тот берег с меньшими потерями. Если же мы набросимся сейчас, то поступим как задумали персы. После того, как мы не сможем взобраться на крутой берег реки, мы будем беспорядочно бегать и искать проход. Упустим время. Будет трудно понять друг друга. В результате мы можем потерпеть поражение в первом же бою. А у нас нет права игнорировать его политическую важность. К тому же ясно, что тем самым уроним дух войска. Вот, что я хотел сказать.

После этого Александр не дал слова никому. Он даже не стал возражать словам Пармениона. Продолжая сидеть на камне, сосредоточенно, он начал давать приказ строгим железным голосом.

— Парменион будет сражаться с правым крылом врага. Гетайры должны будут оказать сильное сопротивление силам, которые зайдут к нам в тыл. Гефестион будет управлять пятью шеренгами резерва и направлять их в нужное место в нужное время. В центре — фаланга, левое крыло будет под началом Филоты. Филота, сначала сразишься с встречным войском. После чего, когда две стороны сойдутся в рукопашной схватке, с фланга ударят наши свежие силы. Ты слышишь? А ты, Гефестион? Атака начнется прямо сейчас. Мы проплыли Геллеспонт, неужели теперь будет страшиться перейти эту тоненькую, словно волосок, речушку? Я буду во главе фаланги. Выйду прямо с этого обрыва и ударю в лоб персам. Кратер! Подойди ближе. Кратер! С тремя тысячами всадниками поскачешь вдоль длинного оврага и выйдешь в тыл персидского войска. Даже если они попадут в окружение, они способны прорвать его. Но мы действуя сообщая, должны схватить их в такие тиски, чтобы они сталкивались и спотыкались друг об друга. Ты, Кратер, должен успеть, как начнется битва.

Полководцы стали расходиться по назначенным им позициям. Парменион, нахмурившись, не знал, на ком сорвать свою злость.

В этом 334 году щенок Филиппа, едва достигший двадцати двух лет, проигнорировал самого Пармениона. Не внял ни одному его слову.

Александр заметил в каком взъерошенном состоянии ушел от него старый военачальник. Конечно же Парменион говорил обдуманно. Все сказанное им было убедительно. Но он не понимал, что в искусство ведения войны приходят новые люди. Война — это не строго запланированное мероприятие. Война — это битва-скороговорка, это — вдохновение для поэта, это — решение задачи кратчайшим путем, это — отчаянность, это — знать издалека намерения врага, навязывание ему неожиданных действий, запутывание его. Парменион… Великий полководец. Опора каждого воина. Он может постичь еще множество побед. А то, что в военное искусство пришел Александр ІІІ, он так и не уяснил. Поэтому Парменион все еще пытается учить Александра, чтобы тот следовал его советам. А Александр уже давно перестал учиться у старика. Но Парменион еще этого не понял.

Александр сел на коня. За ним остался отряд пельтастов численностью около двух тысяч человек. Царь поднял правую руку, указал ею на крутой обрывистый берег и дал знак к наступлению. Вот так Александр, не дожидаясь полуденного солнца, на глазах у многотысячного вражеского войска пошел беспечным шагом на обрывистый берег в том самый момент, когда от него не ждали такого безрассудного, нерасчетливого поступка. Воины Александра взяли коней за поводья, вонзили свои тупоконечные короткие мечи в желтую землю и опираясь на них, полезли на берег. Карабкаясь по склону, вскоре они все взобрались на край обрыва.

Сначала натянули свои луки, пустили несколько стрел, затем начался рукопашный бой. В одно из мгновений Александр со следовавшей за ним конницей полетел как птица на правый фланг. Как только всадники исчезли из виду словно стеганая занавеска, персы увидели, как за ней наступает плотными рядами фаланга.

Александр подобно вихрю ворвался в левый фланг. Теперь, стоя за войском, стал сам управлять ходом битвы. Лишь сторона Пармениона вызывала опасение. Парменион запросил помощи. Навостривший уши в ожидании и горящий от нетерпения Гефестион с тремя тысячами всадниками поспешил на помощь. Когда Гефестион пришел на выручку, Парменион уже дрался посреди реки, и чуть было не попал в окружение. Появление Гефестиона со свежими силами взбодрило эллинов. Отряд Гефестиона уничтожил силы противника, которые собирались окружить Пармениона. Остальные же долго и упорно сопротивлялись. Однако, сторона персов, в души которых закралось сомнение, не смогли противостоять напору яростно бившихся греко-македонских воинов, не допускающих даже мысли о поражении. Парменион и Гефестион верно поняли друг друга, с двух сторон собрали отряд персов у излучины реки словно щипцами для углей, заставили отступить его к самой реке и не выпускали из нее. Лишь единицы, схватившись за гривы своих лошадей, в пыльной сутолоке, смогли незаметно прорваться сквозь неплотные ряды окружения. Остальные же не смогли спастись от стальных мечей и черных стрел. Теперь нужно было помочь левому крылу. Так как встретившемуся лицом к лицу с врагом и обессилевшему Филоте сбоку собирался ударить притаившийся в ущелье конный отряд персов. Все это видел с вершины лысой сопки Александр. По его мнению, персидское войско, находившееся в укрытии, вот-вот должно было политься потоком, словно из недр земли.

— Клито! Мчись! Не выпускай их с обрыва!

Черный Клито с не более чем двумя тысячами пельтастов поскакал к обрыву ущелья. Вслед за ним Александр отправил фалангу гоплитов во главе с Кэном. Персы в этот день будто старались изо всех сил угодить мыслям Александра. Как только Клито достиг обрыва, с укрытия в овраге посыпались бесчисленные персы. Персы не ожидали такой встречи. Клито упорно стоял, затем натянул свой лук. Завывающая стрела редко летела мимо. Когда у впереди идущих плотной стеной персов кто-то падал оземь, стрела поражала следующего в ряду. Когда дыхание фалангистов, стремительно и незаметно прибывших на каменистое место, достигло затылка Клито, пельтасты расступились подобно театральному занавесу, давая проход фаланге. Фаланга разрезала персидский отряд, поделив его надвое. После чего фаланга применила старинный прием. Фалангисты разделились на две части по восемь рядов, резко развернулись и приступили кромсать персов. Пельтасты Клито же встречали тех вражеских воинов, которые оторвались от боя, и при случае уничтожали их. Пока только один персидский отряд поддался панике. В какой-то момент персы стали обращаться в бегство, куда глаза глядят.

Главная сила Александра — фаланга — почти вся находилась посреди боя, куда ей путь проложил он сам. Там были Птолемей и Кратер. Парменион и Гефестион прогнули правое крыло. Многочисленные силы посредине так и сражались по старинке. Даже если этот бой завершится победой, потери будут большие. Что же делать? Александр присмотрелся к Филоте. Филота чуть продвинулся вперед. Нужна помощь. Еще немного и Филота сокрушит персов. Александр отправляет на помощь Филоте с тысячей воинов Атария, который в последнее время, а точнее в битве с трибалами проявил исключительную храбрость, за что был повышен царским указом до звания халиарха. Его задача — издалека обойти персов и зайти к ним с тыла. Атарий с горящими от возбуждения глазами устремился на бой. Он беспрекословно исполнил сказанное своим командующим. Персы, увидев мчащихся им в спину справа и слева македонцев, поняли, что попали в окружение. Они навалились всем войском, прорвали слабые ряды Атария и побежали спасать свои головы.

В это время, разгромившие правый фланг врага Парменион и Гефестион стали обстреливать основные силы персов. Александр вместе с Филотой, Клито, Атарием стал окружать левый фланг персов. У персов земля стала уходить из-под ног. Началось повальное бегство. С глазами, полными ужаса, пугливо озираясь по сторонам, и пешие, и конные бежали подальше с поля битвы. Всего за каких-то два-три часа первый бой Александра, случившийся при реке Граник, завершился победой. Молодой командующий опрокинул втрое превосходящую по численности войска армию персов с ее крепким вооружением, конницей и военной подготовкой. Эта победа укрепила авторитет Александра и стала единственной причиной, по которой он затмил знаменитых полководцев своего времени. В Грецию и Македонию со всех сторон доносились легенды и поэмы о безрассудной храбрости Александра, сразу же устремившегося на врага, его находчивости, способности управлять боями. А в самом войске с уст воинов не сходило имя Александра. Каждый воин принимал его как своего царя и товарища по оружию. Наступил тот день, когда войско готово было выполнить без промедления любой приказ своего царя. После битвы Александр, пустив рысью знаменитого Буцефала, стал искать Клито. Тем временем Клито, Гефестион, Кратер, Птолемей, еще не успевшие отдохнуть от жаркого боя, вчетвером на своих конях говорили между собой. Птолемей первым заметил Александра.

— Ты победил, Александр!

— Нет, Птолемей, мы победили! Аристофан! Скажи Пармениону, пусть построит войско. Ну, друзья, с вашей первой победой!

— Александр! Победа не будет полной без должного празднования! — пошутил Клито, выдавая мысли большинства воинов.

— Антипатр! Слышишь? Будем праздновать победу, которую мы ждали пять веков. Ставьте шатры. Пусть караул стоит в три смены. А теперь смотрите на это! — Александр повернулся и посмотрел на своего нового телохранителя, горой сидевшего на коне позади него. Рядом с Александром ранее Аристофан выглядел словно небольшая гора. Теперь к нему присоединился Афанасий, тот самый пастух, который не мог найти среди людей равных себе по борьбе и валил быков, ухватившись за их хвосты, твердивший, что Македонии нужна достойная личность, и готовый пойти за таким человеком, как только он найдется. Сейчас он обладатель редкой недюжинной силы, прошедший тренировки и учения. Он достиг чего хотел и повысился до телохранителя Александра.

— Афанасий, неси ее.

Афанасий пришпорил коня и оказался посреди военачальников.

— Показывай, Афанасий!

Афанасий показал человеческую руку, не выпускавшую изогнутую саблю.

— Клито! Узнаешь?

— Я скажу, — сказал Птолемей, громко смеясь.

— Как интересно! Александр пронзил копьем зятя Дария Митридата и сбросил его с коня. В тот же миг вражеский воин по имени Ройсак своим кинжалом ударил Александра по голове. Он вроде продырявил тебе шлем, Александр?!

— Да, должна же остаться отметина на память о первой битве.

Но меч Александра вошел в его грудь и вышел через хребет. Вдруг смотрю, сзади Александра взмахнул саблей знаменитый Спифридат. До шеи Александра сабле не хватил всего пары пядей. Клито отсек ему руку, державшую саблю, по самое предплечье. Это та самая рука Спифридата. Клито спас царя от неминуемой смерти.

— Совершенно верно! Клито, сегодня ты получишь от царя все, что пожелаешь.

— Пока я не вижу ничего, что стоит просить. Поход только начался. Друзья, ведь впереди нас ждут и города, и дворцы, и золото, и серебро? А благополучие царя не должно стоить дешево. Ха! Ха! Ха!

В ту ночь греко-македонский лагерь праздновал победу. Перед каждым шатром горел костер. Брошенные персами еда и вино нисколько не поубавились. Все пьянствовали.

Выжившие же персы ушли далеко от места битвы по истоптанным тропинкам и, скорчившись, лежали в ложбинах.

ІІІ

Глава царской канцелярии Антипатр принес Александру сведения о потерях македонцев на битве при Гранике. Александр, просматривая записи, сказал Антипатру:

— Пиши! — у руководителя канцелярии были при себе перо и пергамент. — Убито дружинников — 25, умерло всадников при переходе — 60, из пехоты потеряно 30 человек. Других сведений быть не может. Подведи точно к этому числу, имена павших принесешь мне, всех их предадим земле как настоящих героев. Их семьям отправим материальную помощь. Освободим от налогов.

— А что делать с остальными?..

— У тебя же есть шестой отряд? При свете луны в какой-нибудь овраг… И все.

Первое сражение, первая победа, первые потери. Александр знал, что все никогда не предастся забвению. Поэтому следующие шаги царя должны раскрыть его внутренний мир, взятый им курс, его политику, новое направление в традициях. Царь прошел это испытание без запинки. Каждый павший воин был похоронен со своим оружием как борец за свободу и счастье своего народа. Их семьи были освобождены от налога на землю, имущество и других налогов. Кроме того, они освобождались от бремени привлекаться на черную работу. С военных трофеев каждой семье были выплачены деньги в размере стоимости пяти коров. Александр поговорил с каждым, кто получил ранение и не мог продолжать участие в походе, немедленно поручил им выдать награды и дары. Они сокрушались, что не могут принять участие в следующем сражении и плача, прощались с царем.

Александр, немедля, поручил великому греческому скульптору Лисиппу изготовить медные скульптуры погибших на битве при Гранике воинов и выставить их в один ряд в городе Дион. Ни друзья, выросшие с Александром, ни его скептически настроенные полководцы не могли ясно понять, что скрывалось за этим актом гуманизма — искренние намерения либо же дальновидная политика. Даже останки воевавших за персов греческих наемников он по-человечески предал земле, а тех из них, кто попал в плен, заковал в цепи и отправил в Македонию на черные работы. Таким образом, победа при Гранике установила власть Александра во Фригии. Сатрапом был назначен зрелый муж по имени Калас. Александр знал его и его отца с тех времен, когда еще был жив отец Александра. Калас вложит все свои силы, чтобы сохранить порученную ему землю и сделать этот край плацдармом для отражения врагов и опорой для будущих свершений. Так сформировался первый образец становления будущей империи Александра Македонского.

Не успела остыть эйфория от победы, как несколько земель направили своих самых уважаемых людей навстречу Александру, что значительно упростило планы македонской армии. Первой из них было Лидийское царство. Здесь Александр применил иной порядок и продемонстрировал второй пример управления. Он назначил сатрапом сына Филоты и внука Пармениона Александра. А ведать налогами единолично поставил Никия. Управлять гарнизоном поручил Павсанию. Таким образом, Александр установил в покорившемся ему Лидийском царстве троевластие. Отец с сыном Парменион и Филота разинули рты от удивления, не зная, как расценивать такой шаг царя. Александр прекрасно знал причину. Когда его отец Филипп женился на Клеопатре, дочери их близкого родственника царя Аттала, Парменион и Филота первым делом со всем усердием выгнали из царского дворца Олимпиаду и шестнадцатилетнего Александра, как же царь мог об этом забыть. Но ситуация изменилась. Парменион и Филота нужны Александру. А раз нужны, то почему бы между делом не завоевать их расположение? Несмотря на это, нужно было учитывать, что у них могут быть свои тайны, и иметь в армии трех полководцев, приходящимися друг другу кровными родственниками, было излишним. Теперь Александр — сатрап. Но в его руках нет другой власти, кроме разрешения споров. Пусть сидит… Македонский царь не стал трогать ни во Фригии, ни в Лидии устоявшийся в народе уклад жизни, размеры налогов и податей, местные порядки. Благодарности простого люда, сжавшегося, словно сыромятная кожа, и томившегося в ожидании своего будущего, перед Александром не было предела. Только лишь налоги стали поступать не к персам, а в македонскую казну. В Лидии же от налогов особо никто не страдал. Люди в тот же день, в тот же миг приняли Александра в качестве своего царя. Александр тем самым преследовал свою цель, давая знать о себе портам и отдельным городам, сатрапиям и княжествам, которым он еще не достиг, и всем народам за их пределами, находящимся под властью Персии. Армия Панэллинского союза все еще шла по самому краю великой Персидской империи. Этот регион хоть и был на протяжении нескольких веков под властью персов, преобладающим большинством его населения были греки. Несмотря на то, что влияние персов тут нарастало, стоит хорошенько встряхнуть этот народ, и они снова станут греками. То есть, настоящая война, серьезное противостояние еще впереди.

Будто подтверждая эту мысль Александра, в их тылу оказали упорное сопротивление портовый город Милет — один из крупнейших портов Эгейского моря Эфес, а вслед за ним Галикарнас. Галикарнас обороняли великий полководец, грек Мемнон и перс Оронтобат. Александр не смог взять Галикарнас. Поэтому он решил окружить его и вынудить сдаться после долгой осады. Было ясно, что это затянется надолго. Но Александр не успокоится, не сокрушив Галикарнас. Это понимали и Мемнон с Оронтобатом. Поразмыслив, Мемнон и Оронтобат подожгли оружейные склады, здания, опиравшиеся на крепость за городом, и, взяв с собой армию и участников сопротивления, перешли на остров Кос. Пока Александр смог понять что-то, находясь среди пожара и сумятицы, Мемнон был уже недосягаем для него. Хоть этот город и заставил Александра вложить столько сил и энергии, он быстро становил в нем порядок, запретил своим воинам творить бесчинства, объявил о том, что не будет наказывать простой народ. Город постепенно пришел в себя. Тем временем персам, внимательно наблюдавшим за судьбой Галикарнаса, громогласно поступали сведения о проводимой Александром политике. Во-первых, из уст в уста кочевали слухи о том, что Александр не терпит вычурности и приходит в гнев от фальши и двусмысленности, но в то же время является великодушным правителем, который ничем не ограничивает и не преследует людей, по своей воле открывших ворота крепостей.

В то же время стали множиться легенды о божественном происхождении Александра. Похоже, некоторые из них распространялись с легкой руки придворного поэта Каллисфена, но были и случаи, засвидетельствованные самими людьми. Самый удивительный из них произошел во время поисков Александром подходящего места для строительства храма Зевса в древней столице Лидии Сардах. Когда царь во время обхода города подошел к акрополю началась гроза и через какое-то время пошел снег. Небо было ясным, погода — теплой. Сам Александр был поражен этим знаком природных сил и воспринял прогремевшую грозу и выпавший снег небесным знамением, указывающим на то, чтобы вознести храм Зевса рядом с акрополем.

…В городе Ксанф кто-то нашел в подземном источнике латунный листок. На нем была надпись. Манера сложения слов, буквы и знаки свидетельствовали об ее большой древности. Надпись гласила: «Однажды эллины уничтожат Персидское государство».

И еще один неожиданный случай. Дорога, соединявшая Фаселиду и Пергу, была лишь в одну сторону. Сильный ветер с юга не давал путникам идти по обратному пути. Когда Александр вышел путь именно по этой дороге вдоль побережья, ветер вдруг резко сменил направление на попутное, благодаря чему царь Македонии благополучно добрался до цели.

Так Александр ІІІ пережил столько разных трудностей и неразрешимых ситуаций. При вступлении в город Гордий произошли две истории, одна из которых — прибытие послов с Афин. Они просили освободить афинян и их земляков, которые прежде были на стороне персов, от воинской повинности. Ответ был дан незамедлительно. Афиняне — эллины. Путь Панэллинского союза не завершен, миссия еще не выполнена. Только по окончании войны всем в равной степени будет предоставлена свобода…

Давая такой ответ, Александр, конечно, сначала подумал, что могла натворить закаленная войной значительная сила, вернувшись на родину. Второе же обстоятельство произошло, когда Александр вошел во дворец прежних царей Фригии — отца и сына Гордия и Мидаса. Во дворце стояла легендарная двухколесная колесница слегка под наклоном. Ее колеса были перевязаны арканом, свитым из прутьев дикой вишни, а узел находился на задней части колесницы. По легенде человек, развязавший этот узел, станет властелином Азии. Александр недолго смотрел на узел, затем вытащил из ножен свой меч и разрубил узел. Запутанный узел распался, и колесница сдвинулась с места на пять-шесть шагов. Так Александр разрешил эту старую загадку.

Чего только не случается в великом походе? Ясно то, что Александр рьяно приступит к действиям, чтобы пройти все трудности и превратности судьбы, как бы сложны и велики они не были. Но временами жизнь преподносит вот такие забавные события. Где бы ни находился царь, каким бы делом он ни занимался, ему не давали покоя две мысли, впившиеся ему в голову, словно репей. Первая — уход Мемнона вглубь Малой Азии. Он открыто объявил о том, что выдавит македонцев из Малой Азии, в которой он безраздельно властвовал, и ведет к этому приготовления. Что теперь делать Александру? Направить все войско и плестись за Мемноном, увязнув в преследовании? Даже если отправить против Мемнона Пармениона и Антигона Монофтальма, даже если развернуть сражение в хорошо знакомом им месте, Мемнон просто так не поддастся. Александр попадет в затруднительное положение, лишившись половины войска…

Второе обстоятельство, не дававшее покоя Александру — задержка военного совета в Персеполе. Что задумал Дарий ІІІ? Каким будет план сражения после Граника — будет ли оно с Мемноном, или же персы продумывают дать решающий бой македонцам? По мнению Александра, у Дария не было полководца с ясной головой, превосходящего Мемнона. И сам Дарий, да и другие полководцы и сатрапы перестали считать Мемнона греком. Никто не думал, что Мемнона может отвлечь что-то, кроме интересов Персии. Мемнон на самом деле был таковой личностью. Теперь у Дария есть единственный путь. Он назначит Мемнона главнокомандующим и отправит под его начало из Персеполя главные силы персов. По-видимому, Мемнон встретит эти силы на полпути, а дальше будет действовать по обстоятельствам. А может… когда эти две силы будут идти навстречу друг другу, отправить против вышедшего из Персеполя войска Пармениона, а самому встретить Мемнона? Как же быть?!

Теперь Александр молил богов только об этом. Он, находясь вдалеке, будто читал мысли Дария. А почему не принять во внимание самого Дария?! Он же сам может сесть на коня? Нынешний представитель Ахеменидской империи, ведущей начало с Артаксеркса, нынешний царь Дарий ІІІ Родомани не был немощным стариком. Если он выйдет во главе армии, то придаст силы и мощь каждому воину, каждому своему соотечественнику. Да и сатрапы воодушевились бы.

Сама судьба и воля рока благоприятствовали этому. Не успел Александр отъехать от Гордия на значительное расстояние, как пришла весть о гибели Мемнона. Мемнон, получив поддержку от Афин и Спарты, кого — мечом, а кого — подкупом, при помощи готовых на все предателей повернул на свою сторону один за другим порт Эвбею и другие поселения. Теперь он собирался через Балканский полуостров напасть на Македонию. Так планировалось растянуть силы Александра. Следуя своему плану, Мемнон покорил Хиос, после чего без малейшего сопротивления вошел в города Мефимн, Пирр, Эрес на острове Лесбос. Но при городе Митилен того же острова Лесбос Мемнону было оказано сопротивление. Жители города засыпал шедшего под персидским флагом Мемнона проклятиями и все как один выступили против. Мемнон отрезал город от остального мира и приступил к атаке. В самом разгаре атаки на город собственное состояние Мемнона резко ухудшилось. Он ясно понял, что конец его близок. Поручив войско Фаранбазу, сыну своего старого друга Артабаза, он ушел на тот свет. Не предполагавший, что смерть такой великой личности будет такой простой и внезапной, Фарнабаз долго сидел, обняв голову Мемнона, к которому относился, как к родному отцу. Своей правой руке Афрадату он дал указание, не говорить никому о смерти Мемнона, пока город не падет.

Когда эта новость дошла до Александра, царь не испытал особой радости. Жизнь продолжалась. Только полегчало, словно с плеч сошла тяжелая ноша. Смерть Мемнона взбодрила Александра, погрузила его в глубокие философские думы, заставила более пристально смотреть на окружающий мир, провести переоценку того, что есть истина, а что ложь, поразмыслить в одиночестве. Мемнон — грек по рождению, но перс по желанию, был символом того времени, полного противоречий, и с его смертью уходит мир, созданный им же…

IV

Персеполь. Дворец царя Дария. Видные деятели Персии вчера были на длительном военном совете. После первого дня совещания как поняли участвовавшие в нем — царь Дария передает управление армией Мемнону. Только погоня за победами Мемнона и то, что отправленный царем вестник еще не добрался до него, не давали возможности царю сказать окончательное решение, что злило Дария. После того, как завершился первый день совета, сатрапы и полководцы поспешили в тихие кварталы величественного Персеполя к своим одетым в шелк и парчу, жившим во дворцах женам и наложницам, которые ждали своих хозяев, приезжавших к ним раз в месяц, а то и в год.

Обычно Дарий шел к одной из своих молодых наложниц. Когда он приходил в возбужденное состояние, ему приводили из гарема для ночного времяпрепровождения одну из особо приглянувшихся ему невольниц. А в дни, когда решались важные государственные дела, царь ходил к законной супруге, матери его любимого сына и наследника Оха царице Статире и продолжал обсуждать сказанное на военном совете. Он старался уловить те слова жены, которые были сказаны с осторожностью. Постороннему глазу могло показаться, что Дарий словно ребенок, торопится рассказать матери о своих достижениях. Несмотря на то, что Статира была на два года моложе Дария, он была недюжинного ума. Видимо, Дарий хотел встретить новый день, утолив жажду из этого источника разума. На самом деле Дарий сам до конца не понимал, почему он так себя вел. Но похоже жизнь таким образом размеренно расставляла все по своим местам.

Новость о гибели Мемнона дошла с рассветом. Царский дворец был окружен высокой каменной стеной. Стена была украшена глазурью, рельефными рисунками и представляла собой целый художественный мир. В основном это было своеобразным генеалогическим древом, составленным с использованием картин и скульптур, описывающих отвагу Ахеменидов при создании Персидской империи, изображающих конкретных царей и богатырей, жрецов и мудрецов. Царский дворец был отдельным миром внутри царского городка. В городке было достаточно зданий, построенных для различных целей. Здание гарема было самым дальним. Райская зелень, посреди которой цветники, сам дом, несмотря на то что состоял лишь из одного этажа, был высоким, красивым, загадочным. Там триста невольниц Дария проводили жизнь, ублажая своего царя. Иногда царь отдыхал в этом месте со своими женами. Песни и музыка, танцы и вино, сосредоточение душевного блаженства и ночного наслаждения. Некоторые ночи Дарий проводил в компании десятка горячих прислужниц в состоянии неги и раскрепощения. Соскучившиеся по мужскому вниманию красавицы гарема вытворяли такие вещи, что Дарий на следующий день лежал в состоянии приятной истомы, забыв о своих делах.

О том, что прошлую ночь он провел во дворце со Статирой, знали лишь двое-трое его слуг. Но никто не мог по своей воле зайти к нему, пока царь сам не позовет, пусть даже мир перевернется. И вот, письмо с трагической вестью о смерти Мемнона, пришедшее от Фарнабаза, лежало в нераспечатанном виде в кожаной сумке, обозначающей царскую почту. Вестники еле добрались до руководителя царской канцелярии через начальника вооруженной охраны. Глава канцелярии, посмотрев на беспокойные лица вестников, недовольно заворчал.

— Я не могу потревожить царя. И не ведите себя так, будто скончался Мемнон!

— Мемнон погиб, уважаемый! — резко ответил кто-то.

— Что же вы сразу об этом не сказали! Негодные!

Заведующий канцелярией с развевающейся фараджой, колыхающимся пером на чалме, направился прямиком во дворец Статиры.

У Дария, когда он услышал о смерти Мемнона, словно отнялась половина тела. Прежде между угрозой, носившей имя «Александр», и им самим стояла величественная фигура Мемнона. Теперь его охватила тревога, будто Дарий и Александр уже стоят друг против друга в открытой степи. Мемнон… Мемнон… Бедный Мемнон… Надо же, уйти тогда, когда время подживает… Мемнон… Веки Дария потяжелели, глаза стали холодными и безжизненными, как кованая сталь. Не сходя со своего места, он в голове обозрел всю персидскую землю. Искал человека, способного заменить Мемнона. Не нашел. А все сливки его империи здесь — в Персеполе. Но они словно гости, пришедшие на праздник, могут лишь пить, есть, говорить, но не способны что-либо предпринять без указки царя. Нельзя сказать, что Дарий ничего не смыслил в войне. На ней каждый воин знает свое дело, и сам находит неожиданное решение. Нет ничего стремительнее человеческого ума, когда дело касается жизни или смерти. Но среди тех знатных и почтенных людей, кто вырос и жил под покровительством царя, процветал благодаря его советам, уму и защите, не оказалось никого, кто с горящими как огонь глазами, резвым умом и буйной энергией принялся бы за дело. То были ловкие руководители, на которые можно было положиться, которые могли бы быть опорой на местах и легко восполнять недостатки. О былых подвигах старшего поколения остались лишь воспоминания, а нынешние потомки изнежились, забыли, что значит долгая война. Персам покровительствовали боги, и Ахемениды взошли на престол. С того времени десятки государств, сотни народов и племен на обширной территории от Эгейского моря на западе, сакских степей на севере, Индии на юге и империи Цинь на востоке вынужденно, силой вошли в состав Персидской империи. В любом месте, куда укажут благородные персы, тут же соберутся тысячи воинов. Таким образом персы согнали все народы. В регионах, которые иногда не платили налоги, в которых начинало веять прохладой, сатрапов осаждали, а недовольство рубили под корень. В пограничных странах всегда было достаточно греков. Но стоило прижечь каленным железом беспокойное место, на значительное время воцарялось спокойствие. На севере есть несколько народов. Но лишь саки вынуждали считаться с ними. Те же саки тревожили персидские сатрапии Бактрию и Согдиану. Поэтому в тех регионах назначение сатрапов из числа саков стало традицией. На самом деле сакские сатрапы были халатны по отношению к налогам. Сказанное выполняли после некоторых раздумий. Это тоже превратилось в традицию, привычное явление. Впрочем, персидские цари вынуждены были довольствоваться тем фактом, что эти два региона все же были частью их империи и более или менее подчинялись им. Цинь и Индия молчали. Таким образом, возвысилась персидская эпоха и продолжала цвести из века в век.

Теперь из горных ущелий идет молодой царь, который хочет изменить мир. Дарий не боится Александра. Главное, чтобы боги не отвернулись от Ахеменидов и не одарили Александра тем счастьем, которое прежде баловали их. Если же он вошел в немилость богам, то ничего не поделаешь.

На военном совете Дарий объявил о гибели Мемнона и, обратившись ко всем, спросил кого же назначить главнокомандующим. Совет был далек от военной темы, и собравшиеся наперебой стали расхваливать самого Дария и возносить его до небес. Дарий подозревал, что стоит за этими хвалебными одами, и разгневался. На совете был некий грек по имени Харидем, который отличался от других своей речью. В свое время фиванец Харидем еле спасся от расправы Александра, добрался до Персеполя и только тут смог отдышаться. Без сомнения, он против Александра. Но на его предложение создать большую армию из наемных греков и избрать для нее надежного командующего персидские вельможи повставали со своих мест. Понятно, что под «надежным командующим» он имел в виду себя, и вполне возможно, что Харидем, собрав из греков армию, вооружив ее за счет персов, присоединится к Александру. Тем самым он захочет загладить свою вину, решил военный совет и всполошился. Видя, что назревает очередной конфликт, рассвирепевший Дарий отправил зачинщика спора, одного персидского сатрапа в темницу, а Харидема незамедлительное приговорил к смерти. Харидема не стало еще до окончания военного совета. От того, что Дарий разозлился из-за одного человека, казалось, что он собирается стать главнокомандующим сам. А на самом деле к этому решению Дария подбили спорившие на протяжении двух дней сатрапы и полководцы. Справедливости ради не стоило искать лукавства в избрании Дария главнокомандующим. Так, как и царь Персии, и представители персидской элиты прекрасно понимали, у царя Александра, пока топчущего пыль Малой Азии и пока одержавшего лишь одну крупную победу, впереди ждет еще много мучительных битв, к тому же позади него осталась Эллада, которая желает ему только смерти. Македонское нашествие всего лишь горный сель, спустившийся с одного горного ущелья, и все знали, каким бы он стремительным, устрашающим, бурным не был, он не настолько силен, чтобы поглотить бескрайние просторы Персидской державы. И если этот самый совет решит, Персия выставит против не превышающего шестидесяти тысяч воинов македонского войска пятьсот тысяч человек, и будь Александр хоть тысячу раз умнее и наделен от Зевса божественной силой, его армию можно было три раза окружить, крепко придушить, а останки македонян оставить белеть в степи. И ясно было, что в таком случае Дарий ІІІ продолжит победный путь, славные традиции династии Ахеменидов и возвыситься пуще прежнего как грозный и почитаемый всеми царь.

И сам Дарий, и его верные соратники понимали, что принятие главного командования означало укрепление власти Ахеменидов и служило напоминанием дальним и близким странам о том, что персидский меч все еще остро отточен.

Однако царя охватила присущая Ахеменидам надменность, и он без особой приветливости объявил военачальникам и сатрапам.

— Отправите в оговоренный срок, в означенное место свои самые боеспособные отряды с оружием и продовольствием. Приказ готовится. В нем четко указаны задачи каждого из вас. Ступайте!

Дарий, сказав это, отправился в разноцветный мир гарема и двое суток предавался там утехам. Возлежа там, он представлял себе Персеполь, который встречал своего светлоликого, грозного царя, возвратившегося с победой на великой битве. Эта воображаемая картина стояла у него перед глазами. Кровь бросилась в голову возбужденному Дарию, и он, вскочив на своего резвого белого коня, поскакал к месту проведения подготовки войска. Общее количество войск составляло: двести десять тысяч пеших воинов, тридцать пять тысяч всадников, пятьдесят боевых слонов, сто пятьдесят колесниц с прикрепленными к колесам лезвиями мечей. Дарий заехал в отряд его личной охраны, состоящий из трехсот отборных бойцов. Все готовились, не покладая сил. Потом подошел к трем тысячам отважных мужей, которые стояли за теми тремя ста воинами и тоже охраняли своего царя. И они усердно готовились. С тем же задором Дарий обошел все конные и пешие отряды, тем самым вселив решимости каждому воину. Не отходящих от царя ни на шаг Антиоху и в свое время много воевавшему с саками Артабазу Дарий дал указание: «Армию соберем в Бабиле. Последние приготовления пройдут там. После чего встретим македонскую армию до того, как она вступит в Шам. Дальше я их не пущу…»

V

После смерти Мемнона Александр перестал оглядываться назад. Однако Александр знал, что рядом с Мемноном были непростые люди, представляющие собой серьезную угрозу. Он все время думал, не окажутся ли они за один бросок в Македонии и не захватят ли ее. Чтобы избавиться от такой угрозы, Александр должен вернуться. А что он выиграет от этого? В крайнем случае царь Македонии не уступит свое звание правителя Эллады. А если пойдет вперед, победит Дария и захватит Персеполь, то Греция, да и другие земли затаят дыхание. Александр станет единственным повелителем половины мира. Самое верное — стремиться вперед. Как можно скорее, как можно внезапнее. С этими мыслями Александр благополучно прошел ворота Киликии. Но правитель Киликии Аршам, применив прием, однажды предложенный Мемноном, все сжег и разрушил за собой, не оставляя ничего Александру, и навьючив все, что можно было унести, отступил. Александр не смог догнать Аршама, спасшегося бегством в Персеполь.

В городе Тарс царь простудился и сильно заболел. Несмотря на свою исключительную выносливость, он не смог противостоять нежданной болезни. Царь лежал и бредил в горячке. Приближенные Александра растерянно суетились вокруг него.

Состояние Александра, во время битвы несколько раз окунавшегося в грязные и холодные воды реки Книд, было критическим. В то время, когда он боролся с невесть откуда напавшей хворью, Парменион ни с того, ни с сего высосал из пальца небылицу. Он написал письмо Александру, будто персы подкупили его лекаря Филиппа. Якобы из-за него он находится при смерти. И советовал не пить его лекарств. Александр прочитал это письмо перед лекарем вслух. Тот даже не вздрогнул. Вскорости Александр полностью выздоровел. Тот случай стал очередной загадкой в отношении Пармениона.

Несмотря на тяжелую болезнь, Александр пришел в себя через семь дней.

— Антипатр, — сказал Александр своему управляющему делами слабым голосом, присущим больным людям. — Завтра войско должно быть построено. Лично проверю. После чего — военный совет. Имею в виду, совет затянется надолго. — После чего залпом выпил кислое, но вкусное питье, предложенное лекарем Филиппом.

— Скажите Афанасию, чтобы приготовил баню.

Лекарь изменился в лице.

— Александр, это уже лишнее. Снова ведь сляжете.

— Нет, я больше не могу лежать тут и преть.

— В таком случае, Александр, после бани нужно натереть вас моим одним ароматным маслом. Не то армия и народ лишаться своего повелителя. Парменион тут же отсечет мне голову.

— Отсечет? А может возьмешь сто талантов серебра? Хорошо, Филипп. Если весь мир сошелся на этом масле, то делай, как считаешь нужным. Я не чувствую силы в руках и ногах. Как быть с этим?

— Это дело одного дня. Поешь, немного подвигайся, и вернется прежняя мощь Александра.

Военный совет Александр начал, как обычно, задав всем вопрос.

— Дарий выступил. У него двести десять тысяч пеших воинов и пятьдесят пять всадников. Его защищает отряд из трех тысяч трехсот отборных воинов, кроме того, есть пятьдесят слонов и сто тридцать колесниц. У нас шестьдесят семь воинов пеших воинов и тридцать пять тысяч всадников. Как будем воевать?

— Врукопашную мы потерпим поражение, Александр. Надо воевать головой.

— Постой, Монолох! — То был спутник царя, кривоногий, большеголовый царский шут, говорящий все, что придет ему в голову.

— Александр, ведь Монолох говорит верно. «Ну-ка, давай послушаем его», — сказал добродушный, высоколобый Гефестион. Александр не отказал в просьбе самому близкому другу. Да и хотелось, чтобы Монолох оживил это скучное сборище.

— Монолох! Все просят твоего совета. Говори!

— Да что мне все, царь. Разве нельзя было поделиться советом лишь с тобой?! Раз так, слушай Монолоха…

— Я говорил с одним соглядатаем. Дарий перестроил свое войско в Вавилоне и проверил его последние приготовления. Дал много указаний. Положение войска персидского царя перед войной таково. За войском, о численности которого ты только что говорил, движутся, раскачиваясь на своих повозках, пять тысяч вельмож, которые хотят поглядеть на войну со стороны. Дарий взял с собой в поход свою мать, царицу Статиру, двух дочерей, двух сыновей, свой гарем, всю свою прислугу. Теперь понимаешь, гениальный мой? Он полагает, что легко победит в войне, считает персов кошками, а македонян мышами. Хочет поиграть с тобой. А когда ты совсем обессилеешь, он тебя сокрушит и пойдет праздновать. То есть, если и ты, и сидящие тут господа будут воевать головой, будут думать головой, то мы победим. А как победить, придумай сам.

— Александр! Дай мне сказать! — Это был Клито.

— Я знал, что ум Монолоха превосходит его тело. И в этот раз он сказал совершенно правильную вещь. Пока войско Дария приступит к военным действиям, пока встанет в строй, оно будет оставаться вялым и инертным. То есть, мы должны начать войну раньше, чем они задумали, в месте, отличном от того, на которое они нацелились…

— У кого какое мнение? — Царь был рассержен и слаб от усталости. С затылка пошел липкий пот и покатился по спине. Слабость. До битвы осталось мало дней. О, боги, поддержите… Дайте сил. Предоставьте удобный случай. Доверьтесь мне…

— Что скажет Парменион?

Парменион тут же заговорил басом.

— Открытое пространство подходит персам. Нам нужно найти место, где мы сможем правильно расставить фалангу, вывести из строя колесницы, и где слоны не смогут развернуться.

— Верно, Парменион. Принимаю твое предложение.

— Еще кто?

— Я! — отозвался Кратер. — Мы не должны сидеть на месте. Правильно будет отправить три отряда разведчиков в трех направлениях и отыскать Дария. Где встретим его — там и развернем сражение.

— Завтра двинемся в путь, Кратер! Правильно говоришь. Разведчиков сегодня отправь сам.

— Антигон! — сказал Александр, решив разок поддержать порывистого полководца Антигона Монофтальма, который был рядом со времен его отца.

— Я скажу свое сразу на пире в честь нашей победы, — сказал Антигон, глухо засмеявшись, тряся своим грузным телом. Слово «победа» окончательно смела все сомнения с сердец присутствующих. Видимо, Антигон сказал это не просто так.

— Что мы тут сидим, если после победы мы сразу явимся на пир. Расходимся. Завтра на рассвете выходим в путь.

С такими планами Александр вышел навстречу персидскому войску. Пока что у македонян было одна лишь информация — армия Дария тянется вереницей из Вавилона, направляясь в сторону Киликии. Царь Персии собирается закрепиться в Сирии и развернуть сражение на ее просторной равнине. Эта его цель была известна Александру, когда Дарий еще сидел в Персии. Поэтому царь отправил Пармениона на узкий перешеек, ведущий из Киликии в Сирию. Сам же с основными силами прошел Анхиал и сделал остановку в городе Солл. В этом месте царь получил радостную весть.

Птолемей и Асандр победили оставшееся после покойного Мемнона и представлявшее опасность для Македонии войско во главе со знаменитым полководцем Оронтобатом, причем с незначительными силами. Эта весть раззадорила Александра и придала ему бодрости. Приказав привести ему тех троих, кто донес сообщение, а когда те пришли, прижал их к груди словно родных братьев. Каждому из них поручил выдать по пять талантов.

— Теперь подкрепитесь, отдохните, затем снова садитесь на коней. Птолемей и Асандр теперь должны успеть на генеральное сражение. Ищите нас между Киликией и Гавгамелами, около реки Исс. Сначала пусть дойдут до этого места. Мы сами оставим в месте перехода знак. Счастливого пути. Помните! Вы македонцы — покорители мира!

С взятием Киликии Александр завладел всей Малой Азией. Но, в то же время Грецию стали наполнять недобрые слухи. «Говорят, что Александр скончался от болезни. Сейчас войском управляет Парменион. Воины изнурены и изнеможены. Нет сил ни двигаться вперед, ни возвращаться назад», — такие слухи, порождаемые недоброжелателями, ходили по полисам. Александр был осведомлен об этом обстоятельстве. Но нельзя было отвлекаться на мелочи. Он еще ответит своим врагам. Если победит в предстоящем сражении, все его враги, высунувшие головы из-под своих нор, снова залягут в них, и будут ждать черных вестей от Александра. Впрочем, опасность неотвратимо шла по следам Александра. Когда он, переплыв Эгейское море, захватывал важные регионы Малой Азии, он столкнулся с одной угрозой. Пленник Пармениона, представитель средней знати Сисина, донес старому полководцу, что на Александра готовится покушение. Парменион сразу же говорит об этом Александру. Враг оказался не где-то далеко, а в самом македонском войске. Силисандр, сын одного македонца по имени Аэроп, посредством лазутчиков переписывался с самим Дарием. Дарий пообещал знатному линкестийцу 1000 талантов золота за убийство Александра… Предатель оказался одним из людей, которые могли свободно передвигаться по царскому дворцу, и были вхожи в окружение царя. Силисандра арестовали. Царь решил, что смерть его ничего не принесет, вместо этого приказал запереть предателя в зарешеченную повозку, чтобы все войско видело, как мучится человек, преследующий злые умыслы. А Дарий все еще не отказывался от первоначального намерения убить Александра. Полагая, что этот план будет решающей развязкой этого похода, Дарий стремительно шел вперед, напрасно теша себя надеждой. Поймавший линкесийского предателя Парменион и сам был загадочным, непонятным человеком, от которого можно было ждать чего угодно. Александр знал и об этом. Если Александр станет правителем двух миров, Парменион умрет от черной зависти. Или же… сделав все руками Александра, он вознамерился избавиться от царя? Повсюду загадки. Мысли о Парменионе и его сыне Филоте черной тучей засели в голове Александра.