Преамбула
— Мама, посмотри! Посмотри, как препятствие ускорило их!
Смотри! Смотри, как они ударились, оттолкнулись и поднялись ввысь!
— Вижу, сын.
— Но… посмотри сюда теперь! На других! А этих они замедлили! И даже остановили!
— Да, для этих это преграда. Для других — подъем и продвижение!
Предисловие
Рыбам — вода, птицам — воздух, человеку — вся земля, а сверхчеловеку — и вода, и воздух, и вся земля.
Ия сидела на своей любимой поляне в лесу под кленом, грустно рассматривая знакомый и уже, казалось, родной муравьиный домик. Она давно перестала удивляться поведению муравьиной семьи — крупных и блестящих черных насекомых, относящихся к виду Lasius niger. Читая мысли Ии, чувствуя ее настроение, они сегодня галантно останавливались возле её руки вблизи их муравьиной горки и, как и полагается лучшим друзьям, ощущая её грусть и горечь переживаний, охраняли ее сосредоточенное на печали настроение. «Нигеры» спешили сообщить обитающим поблизости муравьям других видов о важной гостье и её стремлении к умиротворению. Телепатическая работа была выполнена, как обычно, на отлично. Ия прилегла под кленом и уже минут через двадцать представители четырех видов муравьев очертили вокруг неё все её четыре слоя ауры из семи.
— Как же так? — невольно вырвалось у возмущенной Ии. — Почему такое отторжение? Ведь они же образованные и мыслящие люди науки! Как же так? Откуда столько идеологии? Столько политики в науки? Ведь говорили, что за океаном больше перспектив и свободы… Как же так…
Фу! Что за слизь?
Ия резко приподняла голову и стряхнула с запястья слизняка, уже активно начавшего свою работу. Вдруг она заметила, как старательно четыре группы муравьёв трудятся, обозначая границы её ауры.
— Как же можно не замечать и отвергать чудеса вокруг нас? Зачем эти профессора и эксперты так ограничивают себя и наши возможности? Боятся за народ? Так им давно до него нет дела! Они же политикой интересуются и финансами! Про эволюцию глаголют, но сами же вещают из своих ментальных тюрем. Подумать только: они удивляются как школьники, возмущенно заявляя: «Это же вопреки законам физики! Вы понимаете это, Ия?! Это же вопреки законам притяжения! Вы это понимаете, Ия?»
Они говорят со мной как с сумасшедшей или такой же, как они сами, школьницей, не выучившей урок.
— Да-а-а! Конечно же, это вопреки законам физики! Но верны ли эти законы физики? Они хоть раз усомнились или перепроверили их?
Им надо ещё добавлять: «Церковь вас завтра сожжет на костре, если вы ещё раз сделаете прилюдно такое заявление! Или мы вас отправим в психушку, если вы ещё раз усомнитесь в истинности законов физики…»
Ия глубоко вздохнула. Зажмурилась от яркого света уже поднявшегося над клёном солнца и моментально погрузилась в наслаждение ощущениями и звуками её родной поляны. Муравьи, как преданные хранители, продолжали очерчивать волновые излучения ауры Ии, все так же трудолюбиво защищая ее биополе от вторжения каких-либо других насекомых.
От ритмичных и мелодичных звуков и вибраций, слышных только Ие, она незаметно приподнялась над землей на расстоянии выросшей травы, которая теперь уже служила тонким пуховым матрасиком для уже дремлющей в лучах полуденного солнца Ии.
Ощущая и фиксируя переход от возбуждения к покою и долгожданному умиротворению, Ия уже собралась насладиться минутами парения, как вдруг её тело шлепнулось на землю.
— Ну что ещё?! — Ия открыла глаза и со стороны увидела саму себя и наклоняющееся над её губами старое, седовласое существо мужского пола.
— Ах, да! Забыла опять! Память не очистила и опять скучаю. Знать бы хоть, как он выглядит. Хотя это не обязательно. Мои «антенки» его и так опознают, когда увидимся… Надо только очиститься от памяти встреч со здешними профессорами… А то он целоваться хочет, а я ему про свои обиды рассказать уже собралась.
— Расскажи, что за обиды, — вдруг раздался над головой Ии мужской голос.
Ия резко вскочила и сразу же нарушила гармоничные ряды всех четырёх видов муравьёв. В панике они быстро смешались и стали расползаться по своим направлениям.
— Перегрелась. Опять забыла хотя бы листочек положить на макушку, — оглядевшись ещё раз, испуганно прошептала себе под нос Ия.
Она поднялась во весь рост. Выпрямилась. Успокоилась. Повернулась лицом к клёну. Прислонилась к нему и, закрыв глаза, поглаживая ствол дерева руками, нашла источник кленового сока. Нежно прижалась губами к уже подмокшей коре и, наслаждаясь кленовой влагой, вернулась в физическое тело. Влага окропила рот, и тонкая струя сока утолила жажду. От удовольствия тело расслабилось, плечи опустились. Ия запрокинула голову, подняла руки вверх и, покружившись, опустила руки, как будто приземляясь. Ещё раз взмахнув руками и вздохнув, она присела под самый ствол клёна на его корни, продолжая рассуждать вслух:
— Всё же, может, они и правы. Ведь был там один добрый и спокойный профессор. Может, он и прав? Ведь он так по-доброму пытался сказать, что выбранный мной путь погубит меня. Может, действительно я пошла в неверном направлении? Может, это действительно дорога в неизвестность и социальный овраг?! Ведь я сейчас никто! И мне никто и не поверит, что люди могут летать или хотя бы создать антигравитационные аппараты. Может, действительно начать с простого и доступного для всех? С того, что уже все сто миллионов раз рассказали, и пересказали, и утвердили, и подтвердили, и защитили… Какого-нибудь дракона? Ой, дрона или квадрозадрона. Ой, совсем жарко мне стало. Может, просто добавить пятый элемент — какой-нибудь пропеллер — или вообще убрать, и будет квантодром! О! Точно! Хотя вернее будет просто — Пентагон! Ого! Вот этот точно пройдет! Так и назову его — Пентагон — Дракон Пятикрылый. Всем понравится. Здесь и элемент волшебства, а сейчас модно смысл в сказках искать, и здесь же и Пентагон. И все будет классно! Просто дать этой ненасытной братии возможность ещё раз…
Ведь пузатым и старым думать тяжело! Конечно же тяжело! У них там кандиды сидят и сладкого просят. А я им тут про летать!
Агрессивно-негативный поток пошатнул всю Ию. Под грузом возмущения, критики и отрицания она сползла, как гусеница, по стволу клена вниз опять на корни. Сделав большой вдох, она вдруг ощутила сладость воздуха. Солнце уже разогрело смолу на стволах ближайших сосен, и стрекозы с майскими жуками добавляли музыки леса своими перкуссиями.
— Трщщ, жу-жуу, бззз, бззз… — трещали и жужжали участники лесного оркестра.
Ия уже прикрыла от удовольствия глаза, закрывающиеся под тяжестью громадных махровых черных ресниц, и сквозь них наслаждалась флёрами нерезкого солнечного света…
Вдруг что-то чёрное вскочило прямо под ее носом. От неожиданности она испуганно влипла в ствол клёна с широко раскрытыми глазами и свела их к кончику носа. Наведя резкость, она наконец-то рассмотрела паука.
— Фух! — облегчённо вздохнула Ия, разводя зрачки на место. — Большой, но не ядовитый и не очень страшный. Хотя фу какой чёрный. —
И после короткой паузы осознанно грустно добавила: — Точно как мои мысли.
Паук еще раз сделал сальто, уже на уровне переносицы Ии, потом как маятник покачался немного перед её глазами и, найдя точку равновесия, как бы с укором и предупреждением взглянул на Ию в упор. Затем поднял свою пятую точку, испустил из нее жидкость и, соединившись с верхом, где-то в небе, ожидая ветра, приготовился к вольному полёту.
Всё это время Ия прижималась к дереву спиной ещё плотнее, как будто желая сдвинуть клён с места, и, не моргая, всё шире открывала глаза, наблюдая за каждым движением чёрного паука.
Наконец-то подул нужный ветер. Паук ещё раз возвысил свою пятую точку и уже гордо и решительно взметнулся вверх, с удовольствием отдаваясь свободе движения.
Выдохнув, Ия, хлопая глазами, удобно улеглась на мягкой травке у корней клёна и в сердцах произнесла вслух:
— Даже паукам можно летать! Ну почему, почему я летаю только во сне?!
Что же не так с явью? Почему же нельзя наяву?
Глава ноль.
Зимний сон Ии. Встреча
Москва. Памятник Булату Окуджаве.
Зима. Холодно. Пустынный предновогодний Арбат. Вечер.
Звучит песня «Крылья». Фразы мелодии шлейфом тянутся вслед за слегка парящей над брусчаткой центральной улицы столицы Ией. Вечерний туман от зимних фонарей дымкой под музыку окутывает силуэт Ии, радостно и свободно парящей восьмёркой между украшенными гирляндами лампочек искусственными деревьями в центре Нового Арбата…
— Алло, профессор, я уже на месте.
— Да, Ия, задерживаюсь, извините. Ищу вам подарок. Столько лет не виделись. Я в банке. Вы найдите кафе поблизости, не ждите меня на холоде.
— Не волнуйтесь, профессор. Я зайду в книжный на Арбате и книги ваши куплю. Я же приехала автограф у вас взять.
— Боюсь, что я должен ваш брать. Наслышан о ваших фантазиях.
— Не шутите так, профессор.
— До скорого. С нетерпением жду встречи. Зайдите в новую кофейню, там рядом с памятником Окуджаве, его песни послушайте…
Почти неслышно звучит песня на стихи Булата Окуджавы «Музыкант играл на скрипке». Ия, немного отвлекшись на слова песни: «Я не то чтоб любопытствовал — я по небу летел», поспешила завершить телефонный разговор с профессором.
— Не волнуйтесь, профессор, не спешите. Я даже рада, что вы меня пригласили на Арбат, у меня есть пара часов побыть с Москвой наедине. Да ещё так повезло: здесь совсем безлюдно. Я выберу место, где мы сможем уединиться.
— Вот и отлично, насладитесь пока столицей.
Кафе. Вареничная в советском стиле. Ия устроилась в углу за столиком у новогодней ёлки, опершись о стену, декорированную популярными вещами советской эпохи: виниловыми пластинками, музыкальными инструментами. Раскрасневшийся, чисто выбритый и подтянутый, но уже седой профессор сразу же нашел Ию в вареничной.
— Можно вас поздравить? Защитились? Мои рекомендации пошли вам на пользу?! — На ходу раздеваясь, профессор спешил обнять свою ученицу.
— Боюсь разочаровать вас, профессор. Меня унесло ветром во что-то, я даже не пойму во что. Но уверена, это что-то большое и важное.
— Докторскую ещё одну готовы вскоре защитить? Приехали наконец-то и меня в оппоненты пригласить?
— Раньше я только об этом и мечтала, профессор. Большего счастья и не желала бы…
— Но только что? Что-то случилось?
— Профессор, пообещайте, что хотя бы не перестанете со мной общаться, если я вам во всём признаюсь.
— Сделали открытие? Дорогая Ия! Я знал, знал, что на вас стоит тратить силы и время. Я сразу же увидел огромный потенциал у вас. Ведь не зря я просил вас ассистировать мне и даже заменять меня на лекциях! И какой успех! И вот триумф! Не томите же, говорите быстрее. Все же в квантовой физике путь свой нашли?
Подошёл официант монголо-татарской внешности, быстро положил на стол меню и сразу же бесцеремонно спросил:
— Вареники с чем брать будете?
Ия засуетилась и сразу же начала оправдываться:
— Извините, профессор, знаю, что вы любите шашлыки, но пока я вас ждала, меня что-то сразу после книжного на Арбате потянуло в советскую атмосферу. Увидела на витрине вещи из детства и вареники и почему-то вспомнила бабушку и уют…
— Ничего, все нормально. Как раз перед Рождеством нужно попоститься немного. И я тоже окунусь в свое детство и закажу рыбу. Я же родился возле Белого моря.
— О! Правда? А я всё детство провела на Чёрном.
— Вот вам и тезис, и антитезис, — пробормотал профессор, улыбаясь и рассматривая меню.
Официант стоял, раздражаясь и всем видом показывая, что должен спешить к другому столику.
Профессор и Ия, улыбаясь и переглядываясь, почти шёпотом сказали синхронно:
— Видимо, из добрых времен они взяли худшее.
— Милейший… — Официант свысока посмотрел на профессора, изучающего меню, а тот после паузы, не поднимая глаз, продолжил: — Рыбка у вас здесь достойно готовится?
— Что? — сморщившись и уже собираясь перейти к другому столику, вопросил официант по имени Измуд — так было написано на его бедже.
— Рыбу какую подаёте? — добавив твердости голосу, перевёл профессор свой же вопрос.
— На обратной стороне, — сухо отрубил официант.
Ия вздохнула, улыбаясь и пытаясь разрядить атмосферу, но всё же съязвила:
— А рыбу они подают с обратной стороны.
И, подливая себе светло-коричневого чая, поданного ещё час назад, предложила его и профессору.
Профессор взглянул на чай, поднял брови и, улыбаясь, процедил сквозь зубы:
— Какая точная копия советской нищеты.
— Но сахара не пожалели. — Потом Ия подняла взгляд на официанта и сказала: — А здесь всё, наоборот, как в Стране Чудес.
— Что? — опять раздражённо и с акцентом спросил официант.
— Я же попросила без сахара и с облепихой.
— Я же объяснил вам, что у нас так не положено. Всё по ГОСТу.
Профессор поперхнулся смехом и поспешил поделиться впечатлением:
— Живу рядом и даже не подозревал, что под окнами прямой портал в прошлое.
— Вы рыбу заказывать будете? — И, не дожидаясь ответа, официант Измуд направился к другому столику, на ходу бросив через плечо: — Позовёте, когда будете готовы.
Ия вздохнула, взглянула на часы на своих двух телефонах и сразу же постаралась скрыть беспокойство из-за пропущенных звонков.
— Да, уже поздновато даже для ужина. — Профессор заметил тревогу и суету Ии.
— Нет, что вы! — Ия сразу поспешила вернуться в спокойное состояние. — Мы столько не виделись, и я же вам самого главного так и не сказала.
— Самое главное, как вы помните, определить антитезис, и всё станет на свои места. — Профессор, рассматривая меню, приподнял веки и как бы между прочим проговорил лукаво: — А вы всё же боитесь открыто перечить мне и признаться, что вы стали противником моей давно опубликованной теории, не так ли?
— Да. — Ия опять засуетилась. — Я уверена, что правильно будет выбирать в вареничной всё же вареники, но не одного вида, а с разными начинками, — совершенно серьезно заявила она и тоже лукаво посмотрела на профессора.
— По ГОСТу не пройдёте. — Профессор легко поддержал игру Ии и добавил: — А рыба — это то, что доктор прописал по времени и для здоровья.
— А кто, кто эти ГОСТы устанавливает? — Ия зажглась и все эмоции сразу же выпустила наружу, поспешив добавить: — Хорошо, пусть сочиняют ГОСТы — надо же им чем-то заниматься. Но проверять! Проверить-то они хоть раз осмелились?! Хоть раз поставили под сомнение ими же установленные и принятые нормы и законы?!
— На то они и нормы и законы, чтобы все им следовали. Не все же как мы. Люди разные. Поэтому, чтобы их держать в разуме, следует выстроить порядок. Порядок на их языке… И на то время, на те века это было по плану. Нельзя было открывать всё. Но я рад, что вы всё же оправдали мои… — Скачок напряжения и моргание света прервали быстро объяснения профессора.
В этот момент официант вырос как из-под земли:
— Уважаемые гости, для вас чай с облепихой и без сахара!
— А как же ГОСТы? — Ия, открыв рот, уже растерянно смотрела на профессора.
Перед ними стоял официант той же внешности, но с совершенно другим нутром. Улыбающийся и с именем на бедже: «Безмуд». Он предупредительно поставил ещё одну чашку для профессора и галантно налил и ему облепихового чая.
— Чаю облепихового я с вами выпью, Ия, — сказал профессор. И после, обращаясь к официанту, решительно попросил: — Но рыбу принесите мне вот эту, радужную. А даме…
— А дама закажет разные вареники, тоже радужные. — Быстро, спеша завершить заказ, Ия обратилась к официанту: — Сможете для гостей ГОСТы изменить или поправить?
— В виде исключения, но оплата по ГОСТам всё же. Вернее, по тарифу. — Продолжая проявлять галантность, Безмуд убрал со стола меню и белоснежный чайный набор с печатью на подносе: «Сделано в СССР, ГОСТ №9669».
Ненадолго прервав беседу, профессор и Ия, отклоняясь от стола, позволили Безмуду убрать со стола, а заодно заметили и оценили интерьер вареничной со всеми принадлежностями советской и досоветской эпохи: от самоваров и гармошек, висящих на стенах, до трюмо и советских телефонов на полках шкафов с подборками книг, составляющих непременный атрибут советской интеллигенции. Всплыли воспоминания из советской жизни вечно работающих женщин и спешащих куда-то мужчин. Потом замелькали очереди, пробки, почему-то широкие и открытые коляски с макулатурой и бутылками и везде газеты: в туалетах и за портретами, в оконных рамах и под ножками трюмо для удержания равновесия… Газеты были и здесь, и тоже в руках стариков, заполняющих вдруг к девяти часам вечера лучшие забронированные места вареничной вперемежку со случайно залетевшей сюда шумящей молодёжью…
Ия, ещё находясь под грузом советской эпохи и пребывая в образе женщины трудящейся, быстро выпалила:
— И счёт тогда, и счёт за мной. — Она радостно взглянула на профессора и, гордясь собой, выпрямившись, величественно объявила: — Дорогой профессор, пожалуйста, разрешите мне оплатить наш заказ!
— Ия, выдохните. Мужской и женский род ещё никто не отменял. Не отвергайте свою же природу. Будете выходить из себя, не решите главного. И не теряйте время, доставайте ваши бумаги, они уже все измялись от ваших колебаний.
Пока готовят рыбу, давайте воспользуемся пространством и на миг окутаем себя тишиной, отдалимся от вдруг возникшей вокруг нас публики и приступим к делу.
Девушка узнала вновь доброго старого профессора, всегда понимающего, чего хочет Ия. Но она по-прежнему была обескуражена и никак не могла привыкнуть, что на свете есть ещё один такой же, как и она, человек — умеющий видеть. Восхищаясь телепатическим способностям и прямотой профессора, она без слов достала все свои расчёты.
— Вот это антигравитационная платформа. — Побелев от холода, Ия сделала глубокий вдох.
— Всё же узнали и нашли мои книги, и даже под псевдонимом?! — Профессор, быстро разворачивая чертежи Ии, изучал расчёты, параллельно комментируя увиденное и улыбаясь.
— Как же не узнать! Вы единственный тогда на встрече поддержали энтомолога Виктора Гребенникова, в то время как все его друзья-физики опровергли его открытие и даже изобретение.
— Откуда вы знаете, что опровергли? — Не поднимая головы и не отрывая глаз от чертежей, профессор делал какие-то пометки в своем блокноте.
— Но во всяком случае, писали, что не признали его, — отвечала Ия, каменея от страха.
— Разные вариации моделей антигравитационных платформ сегодня уже созданы. И продолжаются эксперименты. Но объявлять об этом даже сейчас, в двадцать первом веке, ещё рано. И тогда, и сейчас — не время.
— Поэтому вы так критиковали меня?
— Не вас. Хотя и вас тоже. Реализуйте свою женскую сущность и предназначение сперва, а потом уже миссию сверхчеловека выполняйте. А то вы сейчас — оно.
— Что? О… ОН?
— Мне нравится ваш юмор, но, кажется, нам уже несут радужную рыбу и ваши цветные вареники.
— О, действительно цветные. — Ия, поправив волосы, с интересом посмотрела на поднос, только что доставленный Безмудом к столу.
— Полезные, наверно? Зеленые — это шпинат, а красные? С чем же они? — Профессор с любопытством рассматривал заказ Ии.
— М-м-м, амарант или буряк. Как интересно. — Ия нетерпеливо принялась пробовать блюдо.
— Интересно, что вы настоящая русская.
— Почему это? — Ия прекратила поглощать пищу.
— Да только истинный русский сегодня свеклу назовёт буряком.
— Думаете, из-за солидарности? — Ия, ловко скрывая свое мнение, ответила на вопрос о политике тем же вопросом.
— Не знаю. Знаю только, что всё движется и перемешивается, как в вашей тарелке с цветными варениками и пельменями. Что скажете о Москве сегодня? Сколько вы уже за океаном живёте?
— За одиннадцать лет Москва превратилась в мою тарелку с цветными варениками. С виду всё гладенько и чистенько, а внутри… А внутри там много красок и ещё какие-то элементы непонятные… — Ия, не поднимая головы, поглощала вареники с аппетитом гурмана.
— Это лук, жаренный с укропом и еще чем-то…
— Да, многовато специй получилось в одной тарелке.
— Чтобы нос по ветру держали и на ходу не засыпали…
— Мы отвлеклись от главного, — жуя, пробормотала Ия.
— И что вы думаете, Ия, они примут идею летать?
— Мне кажется, если им дать команду летать — они-то и полетят.
— Ах! Да, точно, вы правы, Ия, без лишних мыслей и полетят.
— А вот с теми, кто всё ещё думает и боится, — Ия отвлеклась от еды и увлеченно продолжила забрасывать вопросами профессора, — с теми, кто полон страхов, комплексов, установок, норм, кто прошел сильнейшую обработку социализацией в детских садах, школах, университетах, на заводах и в министерствах, — с ними что делать, профессор?
— Со всеми, кто создан по ГОСТу?
Официант опять появился как из-под земли:
— Наши гости довольны? — немного наклонившись, спросил он, улыбаясь.
— Да, готовы вскоре будем благодарить и удалимся, — без пауз проговорил профессор. Он не спеша продолжил разделывать рыбу и, не поднимая головы, лёгким движением плеча энергетически отсек официанта.
Ия, выбирая цвета вареников и уже серьёзно и сосредоточенно готовясь к завершению разговора, так же отправила официанта:
— Позовём, когда что-то нужно будет.
— Что же с вами произошло? Где же вы потерялись? — Профессор сделал паузу в работе над рыбой и взглянул Ие в глаза.
— Во сне, профессор.
— А если серьёзно?
— Точнее, в снах.
— Так, травка — это хорошо, — вытягивая розмарин из брюха рыбы, бросил реплику профессор. — Вы стали истинной канадкой? Но себя же не потеряли! Я знаю, что нет!
— Вы когда-нибудь летали в снах? Помните? — продолжала допытываться Ия.
— Да, в детстве, наверное, летал.
— Нет, по-настоящему.
— В снах — и по-настоящему? Вы что, пьете или курите? Или сегодня расслабляетесь?
— Я вполне серьёзно, профессор. Я летаю. Понимаете? Летаю во сне по-настоящему. Это неописуемое ощущение свободы и жизни. Полной жизни. Полноценной жизни!
— Так. Хорошо. Без ГОСТов?
— Почти.
— Значит, свободна в семье и вне общества. Как же так удалось: в лесу? на природе? Удалось сбежать… от социализации?
— Удалось к себе прибежать. Я бы лучше так сказала.
— Разочаровали сейчас члена Академии наук, вы моя дорогая ученица, но очаровали сразу же меня — профессора физики и философии.
— Теперь всё плохо? Вы же были моей последней надеждой!
— Слушайте внимательно! Поэтому я вас приглашаю на научный симпозиум вместе со мной. Без вас я бы не решился на такое безумие. Но если вы сами доказали то, над чем я так долго работал, то кто, как не вы, заслуживаете ассистировать мне в полете?
Ия заплакала.
— Извините, эмоции.
— Ну-ну, нормально. Вижу теперь, что не робота прислали из Америки, вы живая еще. Молодец! Жду вас на симпозиуме. Все! Идите, уже поздно, а то совсем раскиснете. Прямо и на выход. Вас давно уже ждет наш друг-водитель. Сейчас холодно, и вы раскисли. Не взлетите.
— Спасибо вам, профессор! Я обожаю вас! А как же автограф?
— После полёта. И выберите только одну книгу.
— Почему только одну? — вытирая глаза и глубоко вздыхая, как ребенок, переспросила Ия, избавившаяся от напряжения и расстройства.
— А вы прочтите их и поймете потом. Это мой подарок вам.
— Тогда выбираю «Африку в Сибири».
— Читайте. Всё после полёта, May Beetle.
— Выбираю May Beetle.
Глава первая.
Летний сон троих.
Конференция
Научный международный симпозиум.
Баннер: «Вопреки законам физики».
Солнечный день. Штиль. Трое в зале с панорамным видом на море.
Ия, стоя у огромного окна, смотрит, улыбаясь, вдаль, ощущая чьё-то приближение сзади.
Двое мужчин на заднем плане в дальних разных углах комнаты.
Ощущая спинным мозгом его приближение, Ия с улыбкой считает до трех, говорит себе шепотом:
— Раз, два, три, пошел.
В этот же момент Виктор как по команде приблизился к Ие.
И прозвучал его внутренний голос: «Здравствуй, вот мы опять и встретились».
Ия, так же как Виктор, не открывая рта и не шевеля губами, глядя ему в глаза с лёгкой улыбкой, ответила: «Здравствуй, как хорошо, что в этой жизни ты — Он, а я — Она, есть шанс исправить ошибки прошлых воплощений».
Вдруг, опомнившись и быстро осмотревшись, они переглянулись, немного испугавшись ощущения еще одного потока информации неподалёку от них. И в один внутренний голос без голоса и мимики так же телепатически сказали вместе: «Нам нужно сейчас вести себя как обычно… Кто-то наблюдает».
Виктор: Вот я и дома, — с улыбкой подходя к окну и потягиваясь, иронично протянул, покосившись на Ию.
Ия: И вы тоже?
Виктор: Местная?
Ия: Похожа?
Виктор: Когда говорите — нет, а ваша фигура и непринужденные манеры говорят «да».
Ия: Ошибаетесь.
Виктор: Но знаю точно, что вы можете летать.
Ия: Всегда мечтала и теперь уже и летаю.
Виктор: Крылья с собой?
Ия: Прячу.
Виктор: Зачем?
Ия: Пока рано. Не поймут. Но ношу всегда с собой.
Виктор: И вы тоже? Это ваш? — указывая на чемоданчик, в котором угадал такой же летательный аппарат, как и у него…
Ия: Да. А почему «и вы тоже»?
Виктор: Я тоже люблю пошалить. Здесь не страшно. Легко парить над морем.
Ия: А вы где обычно парите? — Не удивляясь ясновидящим и телепатическим возможностям Виктора, Ия продолжала диалог.
Виктор: Над «Африкой в Сибири». Над ее просторами. — Так же не удивляясь вопросам Ии, Виктор продолжал общение с ней, как будто они прожили уже всю жизнь вместе.
Ия, не дожидаясь последней фразы, глядя на выражение лица Виктора, уже залилась смехом.
Ия: Вы ещё и смешной.
Виктор: А перед смешным какой? Почему ещё?
Ия: Хотела уже сказать что-то приятное, но вспомнила, что еще рано.
Виктор: Со мной бесполезно играть в эти игры.
Ия: В какие «эти»?
Виктор: Мужчина-женщина, брачный танец, прелюдия, капкан — и в сетях…
Ия: Слишком нагло сейчас было.
Виктор: Знаю. Обиделись и даже запахли сразу же. Вот и выдали себя.
Ия: Вы тоже читаете мои мысли? — Ия решилась на всякий случай переспросить.
Виктор: А вы откуда это знаете?
На секунду от сильного притяжения Виктор и Ия замерли, и все вокруг будто остановилось. Они невольно потянулись друг к другу, но магнетизм вовремя был перенаправлен в сторону третьего.
Профессор Карстен фон Мюнхаузен-Дах: Ух, друзья! Сейчас все вернутся с завтрака и могут сразу перехватить ваше счастье, мисс Фрау и мистер Херр. Так на Руси ваших матушку и батюшку называли при дворе? Правильно?
Ия: Ха-ха! Ого!
Виктор: Мы знакомы?
Карстен фон Мюнхаузен-Дах: Мы вскоре будем друзьями, а пока ладно, давайте немного поцеремонимся.
Ия: Вы тоже все знаете?
Карстен фон Мюнхаузен-Дах: Извините, что подсматривал, но сияние и притяжение были таким заметным, что я лишь поспешил вас предупредить, что если вы и дальше так продолжите, то сразу же засветитесь. А нам еще много дел вместе делать нужно!
Ия: Хорошо, профессор, а вы тоже летаете?
Профессор: Не так, как вы, но мы ещё успеем всё обсудить. Проходите в зал. Я должен идти. Сегодня моё выступление.
Ия: Подождите, то есть всё же телепатия?!
Карстен фон Мюнхаузен-Дах: И ещё множество разных фокусов.
Загадочно улыбнувшись, профессор достал небольшой этюдник из чемодана и раздвинул его лёгкими движениями. Поднялся на платформу и спланировал в конференц-зал, миновав амфитеатр и приземлившись за кафедру.
Виктор и Ия, проделав то же со своими антигравитационными платформами, напоминающими точно такие же этюдники, без удивления, но с радостью последовали за профессором, оглядываясь, не заметил ли кто их в коридоре.
Карстен фон Мюнхаузен-Дах: Замечательно, что уже нашлись. Первая задача выполнена. Не нужно будет привлекать слишком много внимания.
Виктор: Всё же есть ощущение, что нас где-то заметили.
Ия: Это скрытые камеры, но я уже удалила запись. Будут просто помехи у них на экране.
Карстен фон Мюнхаузен-Дах: Отлично сработано. Никто не осмелится даже такое заявить…
Виктор: А иначе просто психушка.
Карстен фон Мюнхаузен-Дах: Вы уже избежали такой участи?
Ия: Вы о чем сейчас спрашиваете?
Карстен фон Мюнхаузен-Дах: Вы всё же где-то были в заточении? Власти или высшие тёмные?
Виктор: Бывало… Но не стоит сейчас об этом.
Карстен фон Мюнхаузен-Дах: Понимаю, я бы тоже как можно дольше хранил это сладостное ощущение первой встречи с собой…
Ия, понимающе засмеявшись, прошлась вперёд и добавила:
— Вы хотели сказать «со мной», — и как девчонка поскакала по ступенькам к кафедре на первый ряд амфитеатра.
Виктор: Профессор, вот как теперь быть? Ей самой-то от этого не скучно?
Ия: Главное, чтобы вы, Виктор, смогли это принять.
Карстен фон Мюнхаузен-Дах: Она права, Виктор.
Виктор: Это очень новое…
Карстен фон Мюнхаузен-Дах: А у вас там, в «Африке в Сибири», разве только вы такой?
Виктор: Меня только так мои насекомые читают и ощущают, да и то не все…
Профессор: Вот видите!
Ия, не дожидаясь опять озвученного вопроса, сразу же ответила:
— А мне и в лесу моём хорошо. Дикие коты приходят поддержать, когда совсем одиноко, а лес расслабляет.
Карстен фон Мюнхаузен-Дах: Вы там над водоемами тоже летаете?
Ия: Да, озер хватает. Я в Квебеке. Простор и красота. Можно легко спрятаться.
Виктор: Наслышан о местах. Красота и нетронутая природа. Прямо как в старые времена в Сибири…
Ия: Магия природы очаровывает… Я стихи не пишу, но от переизбытка кислорода часто озаряет рифма. И сейчас не могу удержаться, чтобы не прочесть или даже пропеть вам недавнее мое творение…
Карстен фон Мюнхаузен-Дах: Послушаем с удовольствием. Отличная прелюдия к знакомству! Очень хочется сказать и уже объявить: «мои друзья».
Ия: Итак! В честь нашей случайной и в то же время запланированной Высшими встречи и вместо бокала шампанского я поднимаю мою радость и хочу прочесть или же пропеть вам, дорогие мои друзья… Ах, как уже хочется тоже вас так называть и посвятить вам вот этот «Летний бриз»!
Виктор: Назовём «Летний наш бриз»! Мы же друзья! Во всяком случае, были ими пару веков назад.
Карстен фон Мюнхаузен-Дах: Прекрасное дополнение, Виктор! И какое точное!
Ия: Согласна, пусть будет «Летний наш бриз».
Горные реки,
Лето в Квебеке.
Пишем рассказы,
Песни поём.
Прыгаем в море
Горных просторов.
Сказку в Канаде
Мы все здесь найдем!
Камни-буяны
Все великаны,
Сосны-старушки
В небо глядят.
Возле опушки
Леший в веснушках
С Бабой в избушке
Дымком угостят.
Хочешь не хочешь —
С дымком похохочешь:
Животик бурлит.
Через речушки,
Через лягушки,
Под водопадом —
Солнечный миг.
Кто-то стрекочет,
Где-то клокочет,
Всё заглушает
Бурлящий простор!
Он то накроет,
Он то завоет,
Он то затопит,
То вдруг окропит.
Брызгами счастья
Смоет ненастье:
Жизнь, радость,
Здравствуй!
Волшебный лишь миг!
Всё вдруг поднимет,
Всё вдруг закрутит,
Мы все вприпрыжку
Чрез камни в воде
Ввысь то взметнёмся
Иль поскользнёмся,
Хлюпая радостно…
Летний наш бриз!
Профессор: Шутница, вы, Ия, оказывается, но это отличное представление или введение в жизнь в Канаде, как мне услышалось! Спасибо! Теперь моя очередь представить свое настроение и творение, но уже на симпозиуме.
Виктор: Мы вам поможем сегодня.
Карстен фон Мюнхаузен-Дах: Спасибо, коллеги, и разрешите сказать, друзья!
Ия: Да, сейчас выстроим цепь невидимой коммуникации по Клоду Шеннону, и всё будет легко.
Виктор: Кого-кого?
Карстен фон Мюнхаузен-Дах: Главное, чтобы потом искры не пережгли наши начинания и информация без помех и шума была доставлена до места назначения…
Ия: Или просто получателя.
Профессор: Да, и без помех и шума.
Ия: Да, отца коммуникации — Клода Шеннона — нам бы сейчас не помешало иметь в команде!
Виктор: Так кто же это?
В зале уже все собрались. Трое спешили занять свои позиции в виде невидимого треугольника. Вершиной его стал профессор. В центре на кафедре на фоне большого экрана, осматривая собравшихся в аудитории, он ожидал тишины.
На экране, за спиной Карстена фон Мюнхаузена-Даха, проявилась надпись:
«Божественная халява» — доклад о летающем антигравитационном аппарате доктора физико-математических наук, члена Академии наук, многократного лауреата премий квантовой физики…
Основу треугольника в противоположных углах зала, по краям амфитеатра держали Виктор и Ия. Встретившись глазами с профессором, создав невидимые нити соединения, распределяя энергии, успокаивая волновой шум масс, выпрямившись и глубоко вздохнув, он и она вместе с профессором, восстановив гармонию с массами, приступили к работе.
Казалось, что импульс исходил лишь из трех точек. Середина была пустой, несмотря на видимую наполненность. Волновой импульс осознанности и смыслового восприятия равнялся 0,27. Датчики, установленные на аппарате, размещенном на рукоятке антигравитационной платформы, фиксировавшем степень осознанности восприятия информации массами, колебался от 0,01 до 0,027. Не отчаиваясь, Карстен фон Мюнхаузен-Дах все же продолжал доклад о возможности людей летать.
Завершая теоретическую часть доклада о массовом производстве антигравитационных аппаратов «Божественная халява» для населения, профессор попросил технических ассистентов вывести на экран инженерные чертежи своей летательной платформы, работающей на трубчатых полостных структурах.
Вдруг, переходя к практической части доклада и ее демонстрации, импульс осознанности оглушил аудиторию дребезжащим волновым звуком за пределами треугольника, исходящим из неопределенной точки вне амфитеатра. Люди невольно закрыли уши. И, как по команде, от яркого света, вспыхнувшего на экране, закрыли глаза и рот ладонями.
В этот момент Виктор и Ия быстро приготовились слететь на своих платформах к профессору, уже поднимающемуся над залом навстречу друзьям. Открывая глаза и рты, аудитория синхронно издала звук удивления. Датчики, фиксирующие осознанность воспринимаемой массами информации, колебались у всех троих на летательной машине синхронно от 0,27 до 100.
— Это невозможно! — какой-то мужской голос выкрикнул из толпы внизу.
— Это голограмма! — прокричала женщина в ответ.
— Что это за шоу? — поддержал чей-то бас.
— Мы где находимся? В кино или на симпозиуме? — вскочил председатель комиссии, возмущаясь.
Сгруппировавшись вместе, трое приземлились на сцену перед экраном на кафедре и, закрыв антигравитационные платформы, приготовились к завершению выступления профессора.
— Уважаемые коллеги, — Ия приступила к возвращению ученой публики в зале в осознанное состояние. — Я поддерживаю ваше возмущение чересчур необычной и слишком творческой презентацией профессора.
Виктор, ощущая новую волну возмущения, сразу же перехватив ее и, защищая Ию, поспешил добавить:
— Коллеги! Полностью поддерживаю реплики в зале по поводу разграничения кино и науки, реальности и иллюзии.
Профессор, радуясь энтузиазму своих сторонников, улыбаясь, наконец-то поспешил завершить своё выступление:
— Расценивайте, дорогие участники симпозиума, увиденное лишь как гипотезу и не более.
Трое учёных, быстро попрощавшись, отправились к морю.
Не договариваясь, они синхронно открыли свои антигравитационные платформы и поднялись над бушующей морской стихией.
Семь дней пробежали как семь часов, трое ученых быстро договорились остаться вместе и создать новую школу Vicinema Online Visual Art Academy, или VOVAA, для воплощения давно уже разработанной концепции новой модели обучения, все еще не принимаемой ни наукой, ни устаревшими институтами образования.
Карстен фон Мюнхаузен-Дах: Друзья! Мы пока одни в этом мире!
Единственные! Мы — первопроходцы! — поднимая бокал шампанского, радостно объявил Карстен фон Мюнхаузен-Дах Виктору и Ие.
Виктор: И как божественно и естественно, что с нами Ия!
Ия: Благодарю, мои верные рыцари, за ваши труды, вы всегда будете награждены потоком взаимной любви под защитой Природы!
Трое, добавив силы ветра в платформы, вмиг взметнулись и закружились над морской стихией.
В то время как трое продумывали новую систему образования в трансформирующемся в очередной раз мировом обществе, служители так и не смогли решить на саммитах, как справиться с проблемой перенаселения и контроля народов всего лишь снижением иммунитета населения и его истреблением. Единственным верным для них решением оказалось снижение и порабощение биологических функций организма народа, дабы надолго снизить активность индивидуумов и тем самым официально их подсадить на как можно более широкий спектр медикаментов. В их властном и узком кругу они постановили: приумножить капитал за счёт долгоиграющего и долгодействующего биологического оружия. Последнее не принесло желаемых результатов. Население не убывало, а прибавлялось. И власть имущие применили самое проверенное средство — войну.
Только троим было ясно видно, что происходит вокруг. В надежде хоть немного рассеять окутывающий дым одурманенного народа, профессор, Виктор и Ия продолжили разрабатывать Единый летательный антигравитационный аппарат, или ЕЛАА, и схему коммуникации нового образования в новом потоке времени Vicinema-VOVAA.
На помощь пришла разработанная еще век назад схема коммуникации Клода Шеннона.
Клод Шеннон: Друзья! Против кого вы здесь собрались?
Ия: Оказывается, мы здесь не одни, профессор! — с улыбкой допивая шампанское, Ия узнала своего старого друга.
Клод Шеннон: Так все же, против кого вы здесь собрались, друзья?
Карстен фон Мюнхаузен-Дах и Виктор: Сейчас против гравитации… — удивленно глядя на Ию, ответили, присаживаясь на берег моря, профессор и Виктор.
Они открыли рты от удивления, вопрошающе смотря на Ию, улыбающуюся от переполняющих ее эмоций.
Карстен фон Мюнхаузен-Дах: А вы? Вы как здесь оказались, дорогой друг?
Ия: Клод Шеннон! Великий Клод Шеннон! Да, уважаемый гений, как вы здесь оказались?
Клод Шеннон: Ия, как видите, я парю, как и вы! — Он также быстро достал свою складную антигравитационную платформу и присоединился уже на ней к дружной компании над бушующей морской стихией.
Ия: Как? И вы тоже?
Виктор и Карстен фон Мюнхаузен-Дах вместе с Ией, окружив Клода Шеннона, уже собрались увлечь его в научную дискуссию.
Клод Шеннон: Спокойно, друзья! Лишние эмоции нам пока не нужны! Сразу скажу, наблюдаю за вами долго. Я польщен, особенно вниманием Ии к моей работе.
Карстен фон Мюнхаузен-Дах: Ия?
Виктор: Как? Ия? Вы и коммуникациями увлекаетесь?
Клод Шеннон: Прежде всего это математика, но Ия очень изящно превратила мою теорию в социальную теорию коммуникации…
Карстен фон Мюнхаузен-Дах и Виктор: Вы полны тайн, Ия! Поделитесь вашим открытием?
Ия: Я всего лишь использовала математическую теорию коммуникации профессора Клода Шеннона, чтобы доказать, что слишком большое количество передаваемой информации от одного источника к другому приводит к дезинформации получателя.
Виктор и Карстен фон Мюнхаузен-Дах: К дезинформации?!
Ия: Вернее даже, к отсутствию понимания полученного из-за количества информации, которая создаёт шумы во время передачи от одного источника к другому. Все просто.
Виктор: Так же просто, как и летать? Или еще проще?
Ия: Виктор, могу очень наглядно объяснить на примере общения и модели межличностных каналов, то есть на микроуровне, а потом и на примере больших групп — на макроуровне.
Виктор, улыбаясь, подлетел поближе к Ие. В этот момент ветер резко сменил своё направление.
Все трое резко спустились на волны бушующего океана.
Виктор: Что произошло?
Ия: Возможно, от переизбытка эмоций что-то пошло не так и мы потеряли антигравитационную волну.
Карстен фон Мюнхаузен-Дах: И ваш друг исчез?
Ия: За него не переживайте. Над ним гравитация не властна. Он уже давно перешел в то состояние, когда может появляться где угодно и когда угодно.
Клод Шеннон: Друзья! Вот я и опять с вами! С ветром не всегда удается быть на одной волне. Слишком резко меняется в последнее время.
Виктор: Возвращаемся все на сушу.
Ия: Отличная идея. Очень шумно здесь уже.
Карстен фон Мюнхаузен-Дах: Согласно Ие, однозначно дискурса не будет. Правильно я понял схему коммуникации?
Ия и Клод Шеннон, улыбнувшись друг другу, уже со смехом летели вместе в одном направлении.
Карстен фон Мюнхаузен-Дах, подмигнув Виктору, выкрикнул сквозь нарастающий шум волн:
— А вы, друг, чего ждете? Доносите свою информационную волну! Вы же знаете теперь результат большого потока?! Вот и разделите его на дозированную подачу информации…
Оказавшись на суше, отец коммуникации Клод Шеннон, как только все собрались в круг, без промедления приступил к выполнению своей миссии, не обращая внимания на флюиды ревности, исходящие от Виктора.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.