Бесплатный фрагмент - Абловы

ЧУГУНКА

Несмотря на слякоть, и моросящий дождь, Николай с самого утра находился в приподнятом настроении. Сегодня в его жизни наступил настоящий праздник. Его приняли на должность железнодорожного артельщика при Моршанской станции.

Попасть на работу на «чугунку», была не сбыточной мечтой многих граждан Российской Империи. А должность артельщика давала сказочные возможности, и перспективы.

Еще совсем мальчишкой, он с друзьями часто бегал на строительство железки. С удивлением они наблюдали, как прикомандированные крестьяне из соседних помещичьих поместий, гурьбой таскали на себе стальные, длинные рельсы. Залихватски с двух-трех ударов забивали костыли в пропитанные шпалы. Они еще не понимали всего грандиозного замысла происходящего.

Потом пришло время строительства Моршанского железнодорожного вокзала. Это было просторное двухэтажное деревянное здание с железной крышей. Перед зданием был сколочен деревянный перрон, на столбе прикрепили колокол, теперь то Николай точно знал его назначение.

Звук этого колокола всегда вызывал в нем радостные чувства.

Он хорошо помнит тот день, когда все горожане собрались у вокзала, лицезреть прибытие железного коня. Паровоз произвел на жителей неизгладимое впечатление. Многие крестились, и становились на колени.

Женщины бросали чепчики в воздух. При подходе к станции паровоз, выпустил клубы черного дыма из высокой трубы и протяжно загудел, толпа закричала ура. На перроне стояли железнодорожные служащие, в красивой форме и фуражках с кокардами. Молодые не замужние дамы бросали в их сторону многозначительные взгляды.

Николай тогда еще не разбирался в их чинах, это сейчас он

настоящий эксперт, и знает наперечет, все ранги, от начальника станции, до машиниста, телеграфиста, семафорщика или обходчика.

И не только это он знает, а и размер их жалования, так как в обязанности его новой должности входит выдача денежного содержания всем служащим железной дороги, включая рабочих депо, путевых обходчиков, стрелочников.

Работа ответственная, но и по рассказам, очень опасная. Артельщики лакомая добыча бандитов и грабителей. А потому, охранять Николая в поездках будут станционный жандарм и унтер офицер из Моршанского жандармского управления.

Все эти мысли переполняли Николая, он был рад всему, и новенькой железнодорожной форме, и отличительному знаку артельщика, и новенькому, еще пахнущему типографской краской удостоверению.

Получив все инструкции, и наставления начальства, он морально готовился к своей первой командировке, вместе со сдающим дела бывшим артельщиком Иваном Васильевичем, уже с десяток лет проработавшим в этой должности, но здоровье его подвело, Иван стал плохо видеть, и дорожное начальство решило заменить его на более молодого сотрудника.

Первая их поездка предстояла до станции Кузнецк, Николаю с нетерпением Хотелось прокатиться на поезде, по путешествовать, и посмотреть на город Кузнецк. Он еще и не подозревал, что этот город сыграет немаловажную роль в его жизни…

КУЗНЕЦК

В Кузнецк, Николай всегда приезжал с особой радостью.

Нет не то, что Кузнецк особенно нравился, ему. Он очень похож был на его родной Моршанск. Те же деревянные неопрятные домишки, вдоль речки Труев, которая напоминала ему реку детства Цну.

Правда на Цне до появления железки, жизнь била ключом, было много барж и суденышек, которые чалились у пристаней под загрузку зерна, муки и соли. Но после сильного пожара в 1875 году Моршанск выгорел почти под чистую, а железная дорога стала конкурентом судоходству, и город стал потихоньку вымирать.

По грязи Кузнецк ничем не уступал Моршанску, весенние дожди делали его непролазным, и вылазки в город для Николая были настоящим испытанием, он очень любил свою служебную форму и переживал за неё во время распутицы.

Но, было в Кузнецке, нечто особенное, что тянуло его сюда.

Нет не природная красота, и не чугунолитейное производство, не красота местных церквей…

Он помнит свое первое путешествие в этот городок, первая рабочая поездка, как он сильно переживал, чтобы не ошибиться в пересчете денег при выдаче служащим. Ему даже по ночам снился один и тот же навязчивый сон, как за ним бежит разгневанная толпа и хочет наказать его за обсчет…

Но, дело сделано инкассаторская сумка похудела и его наставник Иван Васильевич похвалил за работу. Ну а до отправления поезда в обратный путь было достаточно времени, и Васильевич попросил его сходить на местный рынок затоварится продуктами, благо начальство выдавало продуктовые деньги на дорогу.

Николаю доставляло удовольствие прогуливаться в форме. Работники железной дороги пользовались большим уважением, и простые горожане при встрече снимали картузы с головы и кланялись, как перед высокородными вельможами. Ну и сам двадцати двух летний Николай, был строен под стать форме. Ему нравилось носить усы и бородку, как у самого императора.

Но, города он еще не знал. И чтобы найти дорогу на рынок пришлось прибегнуть к посторонней помощи. Рядом шла молодая барышня, на вид лет восемнадцати с корзинкой в руках. Наверное идет на рынок, подумал Николай и окликнул девушку.

Она смутилась от его обращения, и лицо её покраснело от смущения.

Да я тоже иду на рынок, ответила она, давайте провожу вас.

Так состоялось их первое знакомство. Девушку звали Надежда. Отец её Лаврентий Никонорович, был приказчиком у хозяина кожевенной фабрики.

Они вместе бродили меж продуктовых лавок, и кажется не спешили расставаться.

Надежда приглянулась Николаю, черноволосая с карими веселыми глазами, сбитой и гибкой фигурой. Но, больше всего его покоряла её естественная улыбка.

И теперь каждая командировка в Кузнецк, стала праздником для него.

И Николай уже был готов засылать сватов, ведь дружба их продолжалась уже два года и Надежда ждала его и встречала с большой радостью.

Нужно было принимать решение….

НАСЛЕДСТВО

Лаврентий Голиков, уже больше двадцати лет отслужил верой и правдой на фабриканта Семенова. Фабрика давала хороший доход, кожу отправляли и в Москву и Петербург, товар пользовался спросом.

Да и хозяин был доволен приказчиком, покладист, и не воровит,

с рабочими находит общий язык, и приструнит, если бузить начинают.

Скопил Лаврентий деньжат на службе, домик выстроил на берегу речки, и недалеко от фабрики. Большой, деревянный, в шесть окон, с резными ставенками. Дом просторный, и новому постояльцу мужу Надюшки, место нашлось, выделил комнату молодоженам.

Примаку он нарадоваться не мог. Интеллигентный, покладистый, хоть и сословия мещанского, но при железной дороге, жалование приличное.

Так что за доченьку переживать не придется. Да и видный мужичок, вон подружки Надькины, так и зыркают сороки.

Ну да любовь у молодых крепкая. На свадьбу денег не пожалел.

Венчались в Соборе Вознесенском, а потом гуляли у него дома, и с фабрики народ был, и с чугунки друзья Николая. Сваты не приехали хворые совсем.

Хозяин фабрики самовар молодым подарил. Чаевничаем по вечерам вместе.

Жаль женушка не дождалась этой радости.

Ну, и у Лаврентия радость оказалась не долгой, свалил его тиф.

Промучился он недельку, а на вторую и отдал богу душу.

Поскорбили Абловы, отпели, как полагается, ну что поделаешь, человек не вечен. Ну, Надежда Лаврентьевна над домом хозяйство взяла.

Ну и с Николаем думать начали, как жить-то дальше. Работа конечно престижная у Николая, да командировки постоянные, кататься по дорожке, то с зарплатой, то с почтой. Негоже молодую жену одну оставлять. Тем более, что Лаврентий Никонорович, не оставил их без средств к существованию.

Наследство свалилось, на их голову и нужно подумать, как не прожить его, а преумножить.

Ну, на фабрику конечно не хватит, и на паровоз. А вот можно было бы, как барыня Берштейн, прикупить станочек типографский. И на дому открыть типографию. Рекламки, отчетики буржуям печатать, дело не пыльное, зато любимая рядышком, попечатал и к самовару, чайку погонять.

Ну, так и порешили, попробовать с печатным делом, как пойдет,

а на оставшиеся деньги открыть аптечный лабаз, ведь человек такая натура так и норовит заболеть, а значит доход обеспечен.

Посудили, порядили, да так и сделали, теперь в доме пахнет свежей типографской краской, и жизнь наладилась. Эх, вот форму конечно жалко, теперь на улице прохожие картузы не снимают, ну да ладно….

ПЕРВЕНЕЦ

Быстрее, быстрее милый, прикрикивал на извозчика Николай. Сани резво катили по улицам Кузнецка. В розвальнях куталась в полушубок бабка повитуха Агафья. Агафью знала большая часть жителей городка. Она первая, кто встречал их на божий свет. Да и бабка она была относительная, лет сорок шесть от роду, но дела свое знала хорошо.

Николая она знала по аптекарскому лабазу, частенько забегала к нему за лекарством и микстурой.

Николаю казалось, что сани застыли на месте, и лошади еле передвигают копытами. Быстрее, быстрее, кричал он…

Дверь в дом, открыла прислуга Дуся, она так и осталась в доме после смерти отца Надежды. Ну как она? Успели? от двери спросил Николай Николаевич… Все трое побежали в спальню к Надежде Лаврентьевне. Приготовь теплой воды и чистых простыней, на ходу давала указания Агафья.

Дуся в ответ кивнула, и понеслась к самовару.

Толи мяу, толи ох, прошептало маленькое мокрое существо, Агафья аккуратно, хлопнула малыша по розовой попке. Дыши милок, дыши…

Так у Абловых в доме появилось пополнение, первенец. Дай Бог не последний перекрестился Николай Николаевич…

Ну, с именем мальчика проблем не возникло, дед Николай, отец Николай, ну и сын пусть до кучи будет Николаем. Так в доме стало два Николая Николаевича, старший и младший.

Рос мальчик, любознательным, и смышленым пареньком,

Гонял на речку с друзьями на рыбалку, по Труневким холмам зимой на санках катался. Время подошло знания получать, да негде в Кузнецке грамоту изучать, ни школ, ни училищ.

Думали, думали родители, как быть, вспомнил Николай Николаевич, что в Сызрани дядька его проживает и есть там ремесленное училище.

Написал от сродственнику челобитную, зашили Николке в подкладку пальто монеты на проживание и оплату за постой дядьке, да и отправили первой оказией, жизнь познавать.

ЛАПОЧКИ ДОЧКИ…

Жизнь в Кузнецке у Абловых протекала обыденно, скучно, без потрясений. Николай Николаевич по утрам шел в аптечную лавку,

чтобы дать аптекарю еврею Фирману инструктаж, проверить счета за прошедшие сутки. Если были заказы, проводил все время в типографии, в том же доме где проживала семья.

Всю заботу, по домашним делам вела Надежда Лаврентьевна, дочь приказчика хоть и воспитывалась в строгости, была прилежной, и любила рукодельничать. Даже прислуга Дуся порою удивлялась энергии хозяйки, все у неё ладилось, и горело в руках.

По воскресеньям, и большим праздникам супруги ходили на службу в Вознесенский Собор. Надежда Лаврентьевна была религиозна, и соблюдала все обряды. А Николай Николаевич ходил с супругой за компанию, чтобы её не обидеть, и не давать повода мирянам позубоскалить. В Бога по большому счету, он не верил, и считал, что в жизни все зависит от самого человека, он сам кузнец своего счастья. А Бог это такой сказочный персонаж, которого никто не видел.

Раз в неделю заглядывал к Абловым на чаёк, Порфирий Карлович, ветеринар помещиков Пряниковых. Он приезжал за микстурами для лошадей, и не преминул нанести визит вежливости. Николай Николаевич любил почаевничать с гостями и порассуждать о бытие, и новостях Империи.

Иногда приглашали на семейные торжества и аптекаря Фридмана.

Если аптечная лавка и давала какой-никакой доход. То, доход от типографии был не предсказуемым, и не регулярным. В конце года появлялась работа для бухгалтерии кожевенной фабрики, финансовые отчеты, бланки… Ну жандармерия порой просила отпечатать разные документы. А в межсезонье заказов было мало, да и мадам Берштейн старалось вставить палки в колеса, и перехватить вкусный заказ. Это очень огорчало Николая Николаевича.

Раз в месяц приходила почта и письмо из Сызрани, Коленька писал о своих успехах в учебе, особенно давались языки, французский, латынь, полюблял он и литературу, в общем, учеба ему нравилась. А летом на каникулы, приезжал в Кузнецк навестить родителей. Ему нравилось работать в типографии отца, набирать тексты, печатать, он прямо светился от радости.

Да, и Николай старший был доволен подмогой. Сын все больше внешне походил на него.

Но, особенно Абловы преуспели в деторождении, в 1884 году появилась дочь Надежда, в 1887 дочь Мария, 1988 дочь Катерина, в 1989 дочь Юленька, в 1891 Лариса, в 1892 сын Максиммилиан.

Поэтому дни рождения в семье праздновались часто, родители души не чаяли в своих детках.

Но, были и черные дни у семьи. Тиф унес Катерину и Юленьку, и чуть не забрал Марию. Девочка несколько дней сгорала на глазах, сильный жар и кашель с кровью, она все время впадала в беспамятство. И родители решили, что уже не вытащат девочку. Надежна Лаврентьевна одела её уже в погребальное платье, уже заказали священника, что бы отпеть невинную душу. Но тут появился Порфирий Карлович, прямо с аптеки, решил навестить друзей, и выразить им соболезнования. Посмотрев на Марию, спросил, вы что её собираетесь хоронить. Николай Николаевич утвердительно кивнул головой. Ну тогда, раз она не жилец, давай попробуем ей дать лошадиную микстуру, я только что купил её в твоей аптеке. Николай удивился предложению, но спорить не стал. Порфирий Карлович приложил пузырек к горячим губам девочки. Пей малышка, пей. Это поможет тебе. По обессиленному телу Марии, пробежал нестерпимый огонь. Она изогнулась от боли, глаза вылезли из орбит. Я умираю, сказала она, и потеряла сознание.

Следующие три дня она провела, как в бреду, её постоянно тошнило. Но, о чудо, через три дня она пошла на поправку, а через неделю уже бегала с другими детьми.

Когда Порфирий Карлович навещал их, Мария всегда подходила к ветеринару, и благодарила его. А ещё она говорила, что когда вырасту

Буду обязательно врачом…

На новом месте…

Симбирск встретил большое семейство Абловых приветливо. Просторное жилье на две комнаты Николай Николаевич снял в престижном районе на Венце, здесь жили люди обеспеченные, и местная аристократия, по близости находилась Соборная площадь, гостиный двор, административные здания, учебные заведения. Особенно довольны были дети, после непролазной грязи в Кузнецке, здесь смело можно было гулять по брусчатке. Да и народу на улицах прогуливалось не мало, что создавало особый колорит, можно было полюбоваться изысканными нарядами прохожих. Но особенным украшением города была, конечно же величественная Волга, можно было до бесконечности смотреть на проходящие вдоль речки белые колесные пароходы, таких они еще не видели на своем Труеве.

Надежда Лаврентьевна и Николай Николаевич, брали с собой на прогулку к реке четырехлетнего сынишку Еньку, как они называли между собой. Евгению нравилось сидеть на песке и чертить палочкой разные загогулины, или лепить куличики из песка, как научили его старшие сестры.

Городской градоначальник, так же порадовал, прошение на открытие типографии было рассмотрено в кратчайшие сроки, и можно было приступать к делу. Николай Николаевич был на седьмом небе от счастья, он видел, как изменилась и его жена, она стала засматриваться на местных модниц и любила гулять по улицам нового города.

Да, и деньги уже нужны, и на проживание, да и старший сын Николай, заканчивает ремесленное училище, и просит разрешение поехать в Питер на курсы. Сказал, что будет работать журналистом, и на книжках он помешан.

Выступает с лекциями, прирожденный оратор, хвалят его.

Да и Марию с Ларисой, нужно в гимназию пристраивать, растут барышни. Только Макс с Енькой слава Богу еще мальцы, расти, да расти….

СИМБИРСК

Гудки проходящих через станцию Кузнецк паровозов, были для Николая Николаевича, как бальзам для души. Они возвращали его в безмятежную юность. Он вспоминал свои поездки по железной дороге, путешествия привлекали его, новые места, новые люди, что-то интересное, и познавательное, в каждой поездке. Ему нравилось рассматривать мелькающие и меняющиеся пейзажи за окном поезда, красивые здания вокзалов, аккуратные домики путеобходчиков, выкрашенные в черно-белые лесенкой будки стрелочников. Ему нравилось щеголять в железнодорожной форме.

Но, все это прошло, все это в прошлом. За все время пребывания в Кузнецке, ему удалось два раза выезжать по делам, для закупки лекарств для аптеки, и типографской краски для станка. И то путешествие в Симбирск пришлось делать на конских упряжках, трястись по ухабам, ночевать в ночлежках на почтовых станциях, и все время посматривать за саквояжем, как бы кто не позарился. А лихих людей в дороге предостаточно. Конечно

нет никакого сравнения с чугункой, если даже ехать по билетам третьим классом.

Да, Симбирск запал в душу Николаю, это далеко не Моршанск или Кузнецк, это город мечты. На берегу матушки Волги возвышается деревянный кремль. Аж, двенадцать церквей, и красавец Троицкий Собор, есть театр крепостных Дурасова, и театральные группы Татищевская и Ермоловская. Больница, Симбирская классическая гимназия и женская гимназия, Карамзинская и Гончаровская библиотеки, Николаю даже удалось попасть в синиматограф, и увидеть настоящий паровоз, вырывающийся из темноты на всех парах. Некоторые зрители даже падали на пол и кричали от ужаса, но Николая паровозами не удивишь.

Так вот зародилась у него глубоко в сердце мечта-поселиться в Симбирске, да как с таким табуном перебираться на новое место, да и доходы все в Кузнецке, да и Надежду тяжело уговорить, прикипела она к родительскому дому. Пару раз пытался начать он разговор на эту тему, но все заканчивалось размолвкой.

Но, все течет и все изменяется, новый 1898 год принес хорошее известие, открылась новая железная дорога из Инзы в Симбирск, а значит и из Кузнецка можно всем семейством доехать с комфортом. А тут еще и дела с типографией не очень, а в Симбирске и люда побольше и производства разные, фабрики, пароходство речное, военные части. Можно и бизнес свой приподнять. А то семья подросла 6 деток и их двое, восемь душ аптечный бизнес не прокормит. Да и учить деток в Кузнецке негде, а им уже пора по возрасту образование получать. Короче Надежда пакуй самовар, деток собирай, я пакую станок типографский и в путь, в новую жизнь.

Скоро мечта, станет реальностью…

ПИТЕР

Поезд прибыл ранним утром на Московский вокзал по перрону бегали грузчики с металлическими жетонами на фартуках, перебивая друг друга, предлагали свои услуги прибывшим пассажирам.

Перекусив наскоро в привокзальном буфете, Николай решил прогуляться пешком по Невскому проспекту, чтобы получше рассмотреть город. Он много слышал про него от друзей. Но то, что открылось взгляду провинциала, поразило его воображение. На привокзальной площади стояло десятка три извозчиков на разрисованных бричках и кабриолетах.

Каменные здания различных расцветок прилегали в плотную друг к другу, и тянулись непрерывно убегая вдаль. На фасадах домой красовалась лепнина, резные карнизы, у парадных стояли дворники. Город поразил своей чистотой и нарядностью. Николай не спеша шел в направлении Адмиралтейства, дорогу ему указывал позолоченный шпиль. Вот небольшой канал или речка, а за ней величественный Казанский Собор с колоннадой.

Вдруг проспект оборвался и перед Николаем открылся вид на Дворцовую площадь и Зимний дворец. Батюшки, да я к самому государю пожаловал, подумал Николай. Услышав бой часов, Николай понял, что нужно следовать к цели своего пребывания. Он окликнул проезжающего извозчика и попросил доставить его на Царскосельский проспект, к Технологическому институту, где его за отличную учебу, взяли на курсы слушателей. Сдав документы в деканат, он отправился по объявлению в район Мойки, где снял комнату на время учебы.

Да здесь была совершенно другая жизнь, другой ритм, новые впечатления, гамма чувств. Николай не уставал изучать этот город музей под открытым небом. Он любил прогуливаться по гранитной набережной Невы,

Ходить по разводным мостам над рекой, гулять по стрелке Василевского острова. Осматривать многочисленные памятники, особенно его впечатлила Кунскамера, куда посетителей заманивали калачами и где в банках сидели

Заспиртованные двухголовые человечки. Город был сказочный, но и жить здесь было не дешево, а просить денег у отца он не осмеливался, и так у того еще семь ртов. Пришлось икать подработку. Благо студенты, зная что Николай начинающий журналист, посоветовали обратиться в товарищество Бумагописчиков, только что созданный первый профессиональный союз.

Начинал издавать свой еженедельный журнал БУМАГОПИСЧИК, и набирал штат журналистов. Так началась карьера журналиста Николая Николаевича Аблова….

ГРАФ МОНТЕКРИСТО

От Библиотеки Де Франс, Николай решил прогуляться до бульвара Монпарнас пешком по набережной Сены. Ему была назначена какая-то важная встреча на 16.00 в ресторане Клозери Де Лила. Это был довольно популярный ресторан в Париже, и публика здесь собиралась аристократическая. Николай еще не бывал в этом заведении, жалование библиотекаря позволяло только оплачивать апартаменты, большая часть уходила на питание. На извозчиках он экономил, и предпочитал передвигаться по центру Парижа пешком, так лучше было рассмотреть все прелести этого города.

После работы он ходил на курсы в Сорбону, где был слушателем на литературном факультете. Николай уже был маститым журналистом, и идейным социал-демократом, поэтому ему предложили печататься в ИСКРЕ.

И вот редактор сказал, что с ним хочет встретиться один господин, и на них заказан столик номер шесть в ресторане.

Николай пришел за пять минут до встречи, на входе его встретил швейцар в роскошной форме и проводил в гардеробную. Затем подошел официант поинтересовался фамилией посетителя, и проводил его к столику номер шесть. Зал был просторным, с большими французскими окнами и фиолетового цвета занавесями. Все здесь было наполнено изысканностью и дороговизной, что несколько смущало Николая. Он сел за столик лицом к входу чтобы наблюдать за вошедшим.

Ровно в шестнадцать часов, в дверях показался мужчина, средних лет, на вид чуть больше тридцати, одет он был костюм тройку, серого цвета.

На лице была аккуратная бородка, ля испаньёл, большой открытый лоб, правой рукой он придерживал полу жакета, а из кармана свисала серебряная цепочка от карманных часов.

Официант сопроводил мужчину к столику. Николай приподнялся поприветствовать и протянул руку для знакомства. Николай Аблов отрекомендовался он. Ульянов Владимир произнес мужчина, протягивая руку.

Ну-с, Николай, вы уже изучили меню, спросил он. Ещё нет, я подошел буквально перед вами. А вы бывал здесь раньше. Нет, я впервые. Ну, тогда я рекомендую по бокальчику красного Бургундского 1870 года, это, кстати год моего рождения. А вы, из каких краев будите? Спросил Владимир. Из Моршанска. Нет, никогда не доводилось бывать в этих краях. А я из Симбирска. Николай улыбнулся, а мои родители и сестры с братьями сейчас, как раз проживают в Симбирске. А младший брат Евгений учится там в гимназии. Любопытно, любопытно… мой отец как раз преподает там. Вот видите, мир тесен.

А где вы остановились в Париже? Снимаю апартаменты на рю Бонье.

А знаю, знаю, этот район тоже снимал жилье там раньше, а сейчас перебрался на рю Мари Роз. Мне товарищи сказали, что вы работаете в Парижской библиотеке, это так. Да я работаю библиотекарем, и занимаюсь работами по классификации книжных изданий. Превосходно, превосходно… сказал Ульянов, в нашей организации родилась идея обратиться к вам с просьбой, как вы знаете большая часть наших товарищей сейчас проживает в эмиграции, кто во Франции, кто в Женеве, кто в Германии… Но местные власти не очень рады нашему пребыванию здесь, и все время суют свой нос в наши дела. Приходится соблюдать конспирацию. Владимир продолжил.

Не могли бы вы быть нашим связным, нет, нет ездить вам не придется.

Наши люди будут передавать корреспонденцию, через вашу библиотеку…

Ну а чтобы не было путаницы, они будут передавать сообщения, через одну и ту же книгу, ну скажем для примера ГРАФ МОНТЕКРИСТО…

Идея Николаю приглянулась, и он уже давно догадался кто его собеседник, товарищи по партии часто рассказывали про Владимира Ильича.

Николай и сам был активным участником, часто выступал с лекциями в кружках социал-демократов, печатал свои статьи в газете ИСКРА.

Поэтому он без задумки, ответил, что всегда рад помочь своим товарищам и считает это за честь. Я не подведу, можете мне верить.

Ну вот и ладненько, а теперь разрешите откланяться, дела батенька, дела… Расходимся по одному, конспирация важная часть нашей работы сказал Ильич, подзывая официанта… Расплатившись он исчез за массивной дверью…

Одевшись в гардеробе, Николай заспешил в Сорбону, занятия уже начинались. Может взять извозчика подумал он, день-то какой…

ПОБЕГ…

Дверь в камеру противно заскрипела. Получив толчок в спину от конвоира, Николай влетел в свою новую обитель. Комнатка была небольшой, три на четыре метра, с небольшим оконцем под потоком с тремя металлическими прутьями. Оно видимо служило и источником света, и источником воздуха. Из всей мебели в ней находилась только одна шконка, на краю которой, на слежавшемся тюфяке, набитого соломой, сидел молодой арестант, в арестантской робе, и такой же арестантской шапочке, на левой стороне робы значился номер П326…Он был молод лет двадцати, с усиками, и густым черным чубом, торчащим из под шапочки.

Милости просим, какими ветрами мил человек вас занесло в наш зоопарк, спросил арестант, протягивая руку.

Сергей Болотов, литератор, представился Николай, назвав свой литературный псевдоним. Так как задержали его в Симферополе после лекции, которую он читал на Союзе приказчиков, и был представлен именно так. Следствие шло вяло, так как злого умысла, или каких либо нарушений доказано не было, и раскрывать себя он не хотел, чтобы не было каких либо гонений на семью.

У отца в Симбирске, только-только дела пошли в гору. А паспорт свой он заведомо передал знакомой на хранение…

Что же вы, дорогой, знакомство начинаете с обмана, сказал сиделец.

Мне товарищи с воли, передали весточку про вас… Провокатор, подумал Николай, «подсадная утка». Я с вашими товарищами, чай на воле не пил, так что для вас я Сергей Николаевич Болотов.

Ну что же, добро как говориться пожаловать, ехидно улыбнувшись, сказал новый знакомый. А я Лев Давыдович Бронштейн, может доводилось слышать… Да, Николай не раз слышал эту фамилию от симферопольских еврейских активистов, но не предполагал, что придется так близко сблизится…

Сблизиться в прямом смысле, шконка была одна на двоих…

Видите ли, уважаемый произнес Лев Давыдович, камера одноместная, но видимо, нам придется коротать время здесь вдвоем, и спать на одном ложе….Но по праву долгожителя, а я уже здесь около двух лет, спать я буду у стенки, чтобы не упасть ночью…

Первая ночь была настоящим испытанием для Николая, Бронштейн, все время норовил сбросить его на пол, ворочился из стороны в сторону, что-то ворчал во сне, кашлял…

Не выспавшийся Николай, был мрачен с утра, и не расположен к разговору… Лев Давыдович напротив, видимо соскучившись по общению, пытался разговорить Николая. После так называемого обеда, конвоир вызвал арестантов во внутренний дворик на 15-ти минутную прогулку. Арестанты образовали круг и шли друг за другом. Николай шел вслед на Броншейном, и вспоминая кошмарную ночь, думал, как бы насолить компаньону. Время от времени он делал вид, что спотыкается, и ударяется в спину Льва.

Возвратившись с прогулки Лев Давыдович, сказал, вот видите Сергей, как хорошо иметь надежного друга, ведь я пять раз спас вас от падения. Но, я же споткнулся, только три раза, удивился Николай, но вы же планировали еще два…

На следующую ночь Николай предложил лечь «валетом» что бы было комфортнее, и подальше от головы назойливого Бронштейна.

Почему то Николай сразу невзлюбил, этого человека, а еще больше, возненавидел, после повествований о будущем переустройстве мира.

И Лев и Николай были прирожденными ораторами, журналистами, членами одной организации РСДРП, да и по возрасту Николай был всего на три года моложе… Казалось бы вот она цементирующая основа для крепкой дружбы, ан нет все их дискуссии заканчивались всегда размолвкой…

Видимо тесно двум медведям в одной берлоге.

Особенно Николая бесило, когда в своих мечтах о построении новой жизни и светлого будущего, они доходили до ликвидации частной собственности в семейных отношениях.

Поделив все и вся для равенства товарищей, Давыдович предлагал ликвидировать институт семьи, как пережиток старого, чуждого… Долой Адама и Еву разглагольствовал он. Женщины должны быть общими для всех

мужчин, свобода половых отношений, никаких личных домовладений, все должны жить в коммуне, мужчины в мужской, а женщины в женской…

Это как в тюрьме, подначивал его Николай.

Зачем же в тюрьме, в коммунальной квартире, на общих основаниях, равенство должно быть абсолютным. А как же дети, вопрошал Николай.

А дети общие, естественный отбор. Дети живут и воспитываются в детской коммунистической коммуне, они свободны от насилия со стороны родителей. Абсолютная свобода.

Нет уж, сетовал Николай, я хочу жить в семье. Чтобы у меня были мои собственные дети, моя собственная жена.

Мне такой коммунизм, не подходит…

Ничего, эмоционально говорил Бронштейн, когда покончим с буржуями, дворянами, генералами и попами, займемся вами не сознательными членами нашей организации…

В один из дней, окошко в двери для подачи похлебки отворилось, и усатая морда охранника прокричала: Болотов, руки за спину, на выход, мадмузель просют…

В комнате для свиданий на лавочке сидела о Боже!!! Вера Павловна Хасиди. Да, да, та самая Вера, с которой Николай прогуливался по Большой

Екатерининской улице в Симферополе. Которая поцеловала его в щеку, когда он пришел на свидание с ней, к памятнику Долгорукова.

Пять минут на свидание, гаркнул главный смотритель, хлопнув дверью, вышел из комнаты свидания…

Ты совсем худой Сереженька, как ты, как вас кормят? Да кормят

то, как в тюрьме, баландой… Да все можно пережить, кроме моего сокамерника, мне кажется, я скоро придушу его… Как ты то, как родители…

Я переживаю за тебя, матушка хворая, ну будем ждать…

Знаешь, Вера ждать и догонять, хуже нет. Я вот про побег думаю, не могла бы ты на следующее свидание принести натфелёк, плоский, не большой, ну как барышни ногти подпиливают…

Тут в двери нарисовалась фигура смотрителя… Свидание закончено, посетителям покинуть помещение….

Вера встала, ну держись… Люблю тебя… и поцеловала прямо в губы…

Скоро Пасха, выходя, сказала она, я испеку вам куличик со специальной начинкой и яйца крашенные принесу…

К Пасхе, как и обещано, Вера Павловна, привезла в корзинке куличек и десяток крашеных яиц… Передайте Болотову с Бронштейном, покорнейше прошу Вас, увещевала она главного смотрителя тюрьмы, Троцкого.

Не положено мадам, стоял он на своем.

С праздничком, Вас милейший, примите три рубля в дар от всего сердца.

Христос Воскрес!!! Перекрестилась она. Воистину Воскрес!!! Нехотя отозвался тюремщик. Ладно, так и быть сделаю вам одолжение, но проверить надобно и разломил кулич пополам. У Веры Павловны сердце ушло в пятки. Чисто, передам мадам…

Праздник пришел и к арестантам, в окошко для баланды, охранник передал угощение и даже Похристосился…

Разломив кулич на кусочки, Николай показал Бронштейну свое сокровище, крошечную пилку натфелёк… Ну, что Лев Давидович, с ночи начинаем работу…

Окно находилось под потолком, поэтому одному не справиться. По очереди забирались на плечи один другому, а второй пилил стальные прутья. За все про все, ушло две недели, все три прута были подпилены с внешней стороны, поэтому с камеры было незаметно. Оставалось приложить усилия, чтобы выломать их окончательно…

Лев Давидович нашел возможность дать знать товарищам на волю, чтобы ждали в условленное время, и передали товарищам в Симферополь для Веры Павловны….

И вот час Ч настал, обход коридорного конвоира закончился, следующий через час. Нужно начинать… Из тюфика свили две веревки, одна чтобы дотянуться из камеры до окна, вторая спускаться по внешней стороне камеры… Николай посадил Льва Давыдовича на плечи… Ну давай, пробуй выломать два прута, третий оставим для веревок… Время шло, но прутья не поддавались… Давай я попробую сказал Николай. Поменявшись местами, он начал пытаться раскачивать прут из стороны в сторону… и ура первый пошел, дальше уже дело техники, Николай вставил оторвавшийся прут между оставшимися двумя… и ура путь на свободу открыт…

Первым, решили, побежит Бронштейн… Спустившись до конца веревки, он посмотрел вниз… до земли еще оставалось метров 10—11. Но делать нечего, нужно прыгать… Он приземлился, перекатившись, встал на ноги, и побежал к стоявшему в стороне фургону…

Николай подтянулся, вылез наружу, до земли высоко, ну дай Бог…

Прыжок… Сильная боль отдала в правую ногу… перелом или вывих… Нужно собраться, времени нет…

Из фургона высунулся Бронштейн, и замахал в сторону Николая…

Нет уж подумал Николай, благодарствуем… Здесь наши дорожки расходятся…

Из-за поворота выскочил кабриолет, поравнявшись с Николаем… Вера Павловна, протянула ему руку… Садись быстрее, времени нет… Нужно спешить…

А в фургоне в это время товарищи Льва Давыдовича Бронштейна переодели его в новенький модный костюм, на голову он нахлобучил, черный высокий цилиндр… А в кармане пиджака, похрустывал новенький паспорт, на имя Льва Давыдовича Троцкого, так он и вошел в мировую историю под именем своего палача…

ЕНЬКА

Детство Евгения в Симбирске было насыщенным и увлекательным.

Он был младшим в семье, и потому все внимание родителей, многочисленных старших сестер и братьев, было уделено ему.

В семье его ласково звали Енька. Кузнецка, где родился, он почти не помнил, зато знал все закоулки, и задворки родного Симбирска.

Они с Максом, а брат был старше Евгения на два года, и в этот год отец подал в городскую управу прошение на поступление Макса в гимназию.

Так вот, они с братом любили забраться в какой, ни будь новый уголок города, частенько бывали на Соборной площади на ярмарках, посмотреть на царь- рыбу, которую купцы привозили с низовьев Волги, огромные пяти метровые белуги, или трехметровые осетры, впечатляли мальчишек.

Иногда в город приезжал заезжий кукольный театр, на площади собиралось много народу посмотреть на Петрушку. Еньки особенно нравилось, когда Петрушка колотил по голове глупую Марфу, он начинал заливаться искренним детским смехом.

Макс был непоседой и таскал повсюду брата с собой, часто они убегали в густо заросшие овраги на берегу Волги, играть в разбойников Емельку Пугачева или Стеньку Разина, память в Симбирске была жива, о этим сорванцах.

По воскресеньям всей семьей, нарядившись, они ходила на службу в Вознесенский собор, самый большой и красивый в Симбирске. Еньке нравилась, необычная, праздничная обстановка. Разноцветные расписные стены, позолоченные паникадила, лики святых с пронзительным взглядом, красивое пение церковного хора, пробирающий до мурашек голос батюшки.

Пляшущее пламя свечей, он крестился, повторяя за взрослыми, и думал о добром и всемогущем Боге.

Но, однажды, когда они шли на праздник Пасхи, Макс шепнул Евгению на ухо. Енька, спорим, что нет никакого Бога. Евгений испуганно посмотрел на брата. А ты откуда знаешь? шепотом спросил он. А я для проверки прошлый раз показал ему кукишь в кармане, и он не увидел. Давай опять проверим. Енька засомневался, но виду не подавал. Когда все стояли и молились перед образами, он быстро собрался и засунул руку с кукишем в штаны. Но ничего страшного не произошло. Так начала рушиться вера в душе Еньки.

Еще приятным приложением похода на службу в Собор, было то, что на обратном пути отец, покупал всем детям, петушков на палочке. Петушки были разных цветов, но Енька всегда выбирал красного цвета. Иногда он канючил у сестер лизнуть желтого или зеленого, но все они были на один вкус.

Еще Еньке нравились дворовые игры, он по малолетству редко принимал участие, но зато наблюдал, как брат Макс играл с пацанами в лапту, или в клек. Часто играли в городки или чижа. Один раз чиж отлетел, прямо Еньке в левый глаз, но слава Богу, обошлось синяком.

Но, самая интересная игра для Еньки была в альчики, это такие свиные позвонки, которые ставили на кон, и бросали в них круглую «бабку». Чем тяжелее «бабка», тем вернее успех. За поисками «бабки» они ходили в железнодорожное депо Симбирска, где можно было порыться в кучах, металлического мусора. Еще там можно было найти цветные обрезки от телеграфного провода. Макс научился плести из них перстни, и научил Еньку, а Енька наплел колечек сестрам.

Но, игры и прогулки, это все-таки, скорее были исключением. Все в семье считали своим долгом заниматься воспитанием и образованием

Еньки. Старшая Надежда обучала его Азбуке, ему нравились картинки, разных зверюшек. В пять лет Енька, уже мог самостоятельно читать по слогам. Мария занималась с ним рисованием, Николай старший сын, привез ей в подарок набор цветных карандашей из Петербурга, и Енька с удовольствием повторял за сестрой, старательно рисуя в её альбоме.

Любил Енька и типографию отца, он внимательно наблюдал, как

Николай Николаевич крутит колесо маховика для пресса, а из под пресса, отец достает пахнущие свежей краской листы бумаги с буковками.

Иногда отец разрешал Еньке, покрутить колесо, и он был горд, что ему доверяют настоящую, мужскую работу. А лет в шесть Николай Николаевич, разрешил сыну искать нужный шрифт и вставлять в ящички для печати, составляя из них слова и предложения. Так что печатником Евгений был уже с детства…

Он и не подозревал что эти навыки, уже скоро пригодятся для дела революции…

ДО ПАРИЖУ…

Столичная жизнь Петербурга, закружила, завертела Николая Аблова.

Здесь, и время текло по другому, и свой бешеный ритм, к которому Николай никак не мог привыкнуть.

Каждый день приносил новые, свежие впечатления. В Петербурге нельзя заскучать, помимо курсов в Технологическом университете, Николай посвящал время ежедневным прогулкам. Он уже плотно изучил Центральную часть города, Невский проспект был изучен досконально от Адмиралтейства до Александро-Невской лавры. Проспект дышал респектабельностью и изяществом, витрины магазинов, ресторанов, кафейн манили посетителей, своими вывесками и зазывалами. Туда-сюда проезжали многочисленные экипажи и упряжки. У Казанского собора собиралась большая группа извозчиков и «лихачи» и «любимчики» и «ломовые», проблемы добраться в любой конец города не было никакой.

Но, больше всего Николай предпочитал пешие прогулки. Нравился ему и Васильевский остров с его прямыми линиями вместо улиц. Поговаривали что царь Петр 1, хотел здесь устроить Северную Венецию, да постоянные наводнения на Неве помешали задумке, каналы засыпали, а названия линии остались…

Любил он прогуляться по набережной от Горного института, до Биржи, пройтись мимо спящих cфинксов, подойти к ростральным колоннам, полюбоваться на Неву и Зимний дворец Императоров, дойти до домика царя Петра…

Бывал и в Александровском саду, а дальше проходил до памятника основателю города, Петр величаво сидел на коне и, как казалось, смотрел надменно на Николая сверху, вниз…

Нравилось ему и творение Монферана, величественный Иссакий,

И самый широкий в Питере Синий мост…

Но, чем больше восхищал его Питер, тем навязчивее забиралась к нему мысль, не дающая покоя. Почему столица пышет богатством и благополучием, а вся остальная огромная Россия живет в грязи и бедности…

Почему люди здесь тратят огромные деньги, по разумению провинциала, на сомнительные развлечения, и проигрывают за ночь в карты, целые состояния, а большинство людей в России не имеют даже самого необходимого…

Николай слышал от студентов, что Петербург, был построен буквально на костях миллионов строителей на болотах… и над всей этой красотой, витает дух запоротых, замученных, бесправных людей…

Когда он доходил до Марсового поля, он задерживался на несколько минут у места казни декабристов, ему хотелось понять, за что пожертвовали эти люди своими жизнями, каковы были их замыслы…

И все-таки большую часть времени, он посвящал своему любимому занятию чтению книг, в Питере была шикарная государственная библиотека, здесь время замирало для него, и он забывал обо всем, погружаясь в другой мир, отличный от реальности…

Ну и дела продвигались на литературном поприще, его псевдоним СергИй, был уже узнаваем, среди издателей. После его статей в БУМАГОПИСЧИКЕ, его стали приглашать и в другие журналы и газеты.

Николаю нравилось выступать с лекциями, он прямо перевоплощался на глазах, ему казалось, что он становился даже выше ростом. Он умел увлечь слушателей, прирожденный оратор, трибун. Ну и это давало пусть и не большой, но приработок…

Книги, это его любовь, чем больше он познавал мир книг, тем больше мир реальный казался ему несовершенным.

И все же, если Бог создал всех людей одинаковыми, и Адам с Евой наши прародители, кто-же поделил нас на богатых и бедных, рассуждал Николай. Почему одни врут, убивают, обворовывают других, эксплуатируют труд других, и живут припеваючи, а другие с рождения приговорены к нищете и бесправию. Ведь в библии не говориться о том, а значит это неравенство не от Бога, то кто тогда взял на себя это право и роль Бога.

Если это кто-то другой, то и правила эти не есть истина и их можно, и скорее нужно изменить…

Он с упорством искал ответ на этот вопрос в книгах, с давних лет людей мучил этот вопрос. Он читал Аристотеля, Платона, Сен-Симона, Фурье, Оуэна, Томаса Мора, Пьера Леру, да они все размышляли над этим и все приходили к выводу, что общество людей несовершенно и не справедливо, кто-то даже предлагал рецепты, но они были несбыточными мечтами или откровенной утопией.

На одной из лекций в павильоне в Летнем саду, к Николаю подошел импозантный мужчина во фраке и цилиндре на голове. Протянув руку, он представился Петр Бернгардович Струве, Я прослушал вашу лекцию молодой человек, и нашел её созвучной нашей общей работе. Время борцов одиночек закончилось, нужно выявлять единомышленников и организовываться в группы для эффективной борьбы, и выработки общих решений. Мы все в поиске создания лучшего общества, и вместе ищем пути для воплощения идеи всемирного равенства. Предлагаю вам примкнуть к нашей партийной группе Петроградского отдела РСДРП, наша организация совсем молодая, так сказать в периоде становления. И как я слышал, что вы занимаетесь журналистикой, мы собираемся организовать выпуск газеты ИСКРА в эмиграции, и могли бы сотрудничать с вами и в этой области.

Ну и если у вас есть такая возможность выехать за границу, я бы вам настойчиво рекомендовал. В России сейчас опасно заниматься политикой, много наших товарищей в тюрьмах и ссылках, поэтому полноценно заниматься нашим делом можно пока, к сожалению, только в эмиграции…

У Николая и самого мелькала мысль, чтобы ближе познакомиться с Великой Французской революцией, хорошо было бы, находится в сердце этой революции, в Париже….Эх а еще лучше побывать в Парижской библиотеке и прикоснуться к этой сокровищнице…

Но, самому отважиться на это путешествие, без поддержки семьи он не мог. Впереди предстоял трудный разговор с отцом…

ТРУДНЫЙ РАЗГОВОР

Каждое лето, на каникулы Николай, приезжал к родителям на побывку. Он был привязан к своей семье, и проявлял теплые чувства к родителям.

Особенно он был дружен с отцом, он и внешне походил на него,

и усы, и бородку носил, подражая ему.

Сначала когда семья жила в Кузнецке, он добирался домой поездом, ему нравилось путешествовать, как и отцу, он с удовольствием слушал рассказы старшего Николая Николаевича о службе на железной дороге.

Ему всегда хотелось приезжать погостить не с пустыми руками,

но своих средств у молодого Николая еще не было, но на сэкономленные на питание деньги он умудрился купить заварной фарфоровый чайник для семейных чаепитий.

И теперь, когда семья собиралась в очередной раз побаловаться чайком, Надежда Лаврентьева разливая чай по чашкам, вспоминала. Как там наш Коленька, давно, что-то от него нет весточки…

С приездом Николая, дом наполнялся радостью, он часто устраивал семейные концерты, ставил спектакли одного актера, читал стихи, рассказывал сестрам о прочитанных книгах…

Став постарше, и получая свои первые гонорары от издательства, он не забывал и о семье. Пытался выкроить на скромные подарки, карандаши, альбомы, тряпичные куклы младшим сестрам, как-то купил для Макса деревянный револьвер, а Еньке детскую книжку с картинками и странным названием Пинокио…

Ну и конечно, каждый раз он привозил какую-нибудь книгу для отца.

А Надежда Лаврентьевна получала от сына то цветастый платок, то теплый пуховую шаль.

Каждый приезд Николай помогал отцу с работой в типографии, и полностью освоил и профессию наборщика и печатника…

Он даже, как-то самостоятельно распечатал текст своей лекции,

и частенько пользовался этим листком на выступлениях…

В этот раз Николай ехал из Питера с тяжелым сердцем, как просить отца о финансовой помощи для отъезда в Париж, это же не шуточное дело у него и без него шесть ртов, и учить их нужно, и кормить, и одевать…

Да и поймет ли зачем Николаю ехать в Париж, или посчитает чудачеством…

Правда, он ехал не с пустыми руками, товарищи по организации

Попросили распечатать сотню прокламаций, и даже дали задаток за работу, но, опять же, а не испугается ли он, не прогонит в шею…

Ну вот и дома… Все рады, за чаем просят рассказать, о Питере, видел ли царя, был ли в синиматоргафе, какие музеи посещал… разговор затянулся, а слушатели, так и не отпускали рассказчика, уж больно интересно рассказывает…

На следующий день, Николай зашел к отцу в типографию, он все не решался начать разговор. Ну как батя, заказов много. Да, повеселее стало, это вам не Кузнецк, да и расценки здесь повыше…

Да, сделав паузу произнес Николай, а ты слышал что ни будь про марксистов… на его удивление отец ответил утвердительно… когда он получал заказ в жандармерии, то слышал разговор их начальника с кем то по телефону… Начальник управления кричал в трубку, что было слышно даже за дверью кабинета. Мол, обнаглели эти марксисты, подрывают, мол устои государства, занимаются пагубной агитацией, народ к бунту подбивают, сажать, мол их, и вешать безжалостно…

А тут намедни, директор классической гимназии господин Некрасов, приходил, заказывал журналов им распечатать. Так и думаю человек образованный дай-ка я его про марксистов попытаю.

Борис Николаевич, спрашиваю, а слыхали, чего про марксистов.

А он говорит, как не слыхать, у нас один такой в гимназии учился, Володька Ульянов, умный парень. А батюшка его проверяющим по образованию был, помер лет кажется как десять… А что их жандармы-то не любят, а чего же их любить-то, они против царя смутьяны, говорят свободу мол всем и равные права, и рабочим и крестьянам, вон чо, ироды придумали…

Ушел он Николай, а я и думаю, так и я, наверное марксист, не люблю я этих держиморд, вон как народ замордовали, продыху не дают…

У Николая с сердца прям камень спал, я вот чё батя переговорить с тобой хотел, но все не решался, тема серьезная. Я в партию марксистов вступил, хочу новый мир строить.

Николай Николаевич старший, замер и выронил стопку нарезанной бумаги из рук. Свят, свят, свят, ну дела живой марксист передо мной…

Ты батя того не ругайся, мои товарищи просили испросить у тебя разрешения, отпечатать листовки с текстом для рабочих, ну не бесплатно конечно, вот задаток дали 50 рублей, и после работы обещали 100.

Да деньги хорошие, а не опасно Коленька. Опасно конечно, но если, что скажешь сын мол самовольно, без спроса напечатал…

Да нет, так нельзя не по-божески, сказал отец. С каких это пор ты Бога вспоминать начал, рассмеялся Николай. Ну тогда не по-человечески…

Ладно, будешь печатать по ночам, окна закроем дерюжкой, что бы света не видать…

Батя, это еще не все, выдавил Николай,

Ладно, вали кулем до кучи, с тревогой ответил Николай Николаевич.

Мне в Париж нужно выехать… Куды, куды… Да заграницу во Францию,

Хочу доучится по специальности в университете ихнем, в Сорбоне…

Это куда Вас понесло, воны вы куда взлетели, до Парижу… Вот оно как…

Николай Николаевич даже присел на сундучок, ноги его стали

ватными… Столько навалилось в один день…

Деньги нужны, понятное дело, а кому же они не нужны. Но я еще деньги печатать не научился. Ладно, сын, подумаем… вот гонорар за листовки свои у своих товарищей заберешь, ну может аптечный лабаз в Кузнецке продам, все равно туда не наездишься, а Фридман похоже подворовывает…

Ты батя не переживай, мне обещали в их газете печататься, ИСКРА называется, лекции читать буду, работу буду искать… Мне бы на билет на дорогу, да на жилье, пока работу не найду…

А там, как обустроюсь, деньги верну, я не тать какой-то.

Ладно, по рукам, француз задрипанный, матери пока не говори, устроишься, напишешь…

ДОРОГАМИ РОБИСПЬЕРА

Вид с Эйфелевой башни открывался завораживающий, весь центр Парижа был, как на ладони. Блестели змейкой изгибы Сены, убегающей за Монмартр, красовался шпиль собора Франс Де Пари, а вон вдалеке красного кирпича тюрьма Бастилия, сердце революции…

Николай глубоко вдохнул воздух, не то что бы после Питера, его можно было чем-то удивить, и все же Париж вдохновлял. Гуляя по улицам он часто рисовал себе картины той первой революции. Вот Гаврош под обстрелами гвардейцев собирает патроны у баррикады. Вон группа французов с красным флагом поет Марсельезу. Вон Робеспьер и Дантон выступают с балкона перед возбужденной толпой.

Да жаль, что все закончилось гильотиной. Ну почему закончилось, они проложили дорогу, указали путь, республика, конституция, советы, организация партий и союзов, это же бесценный опыт, за которым мы и приехали сюда. Из искры возгорится пламя, вспомнил Николай девиз своей газеты…

Его часто печатали на страницах Искры, наравне с маститыми революционерами, что подыгрывало его самолюбию. Призрак коммунизма бродит по Европе, раздумывал Николай, но совсем скоро этот призрак доберется и до России.

Курсы в Сорбоне, дали Николаю, новый, неоценимый багаж знаний, а работа в библиотеке практический опыт. Николая интересовала систематизация мировых познаний, и книги, как хранилище этих знаний,

как устроена классификация каталогов в мировых библиотеках. Ведь в России тоже много периодических изданий и журналы и газеты. Издаются книги, но все это разрозненно, без надлежащего учета, и научной базы.

В России незначительная часть населения имеет доступ к просвещению, и нужно срочно сделать так чтобы знания стали общим достоянием. А для этого нужно, провести полную классификацию книжного богатства, и создавать повсюду библиотеки, от больших городов до маленьких селений, что бы как можно больше людей могли читать книги.

Без образованного населения, невозможно построить сильное государство, чтобы образовать население, нужны глобальные реформы образования, и образование должно стать всеобщим и доступным, сделать это можно на основе мировых и отечественных знаний, а для этого их нужно собрать и классифицировать по предметам, сферам, классам, и сделать это можно с помощью классификатора. Но зарубежные классификаторы громоздкие, не охватывающие некоторых сфер деятельности, и не очень-то подходят к российским реалиям. Но, кажется, я понял как это сделать, подумал про себя Николай…

Сегодня он дежурил в зале по приему книг, Парижская государственная библиотека поражала своим фондом и размерами.

Сидя за рабочим столом, он увидел посетителя, средних лет. Тот подошел, поздоровавшись, в руках он держал уже хорошо зачитанный томик Александра Дюма, Граф Моте-Кристо. Интересная вещица, пробубнил посетитель. Я бы и вам посоветовал пролистать её на досуге. Расписавшись в книге регистраций, он откланялся и вышел.

Николай открыл книгу, на странице номер тринадцать, там между страницами, его ждала маленькая записка. ЖДУ ВАС НА ВОКЗАЛЕ В ЖЕНЕВЕ, 17 ИЮЛЯ. БУДЕТ ЖАРКО. СТРУВЕ

ИСТОРИЧЕСКИЙ СЪЕЗД

В Париже Николай примкнул к СОЮЗУ РУССКИХ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТОВ ЗА РУБЕЖОМ. Он часто выступал с лекциями о Великой французской революции, и её уроках черед членами организации.

Эта организация совместно с редакционной коллегией газеты ИСКРА, с которой тоже сотрудничал Николай Николаевич, и выступили инициаторами проведения 2-го съезда РСДРП…

Из Женевы, Николая Николаевича, направили в Брюссель с группой делегатов, которые не владели языками, и Николай должен был помогать им как переводчик, и заниматься расселением приезжих… На съезд он был приглашен, как участник, но без права решающего голоса…

Съезд проходил в помещении заброшенного мучного склада на площади Дю-Тоон, из пятидесяти семи делегатов и сорока с лишним приглашенных, Николай был знаком по прежней работе, а с некоторыми встречался ранее.

Стоя в импровизированной комнате для регистрации участников и делегатов, драпированной в красный кумач на стенах, и такой же на столах, где сидели женщины активистки, Николай почувствовал, как кто-то дружески хлопнул его по плечу сзади… Когда он оглянулся увидел расплывшееся в улыбке лицо Левы Троцкого… А Болотов, и вы здесь, рад Вас видеть, они обнялись, как старые приятели. Сегодня я не Болотов, сегодня я Николай Николаевич Аблов. Ах вон оно как, вы меняете фамилии, как перчатки, с ухмылкой сказал Лев. Да и вы, как я понимаю, сегодня не Бронштейн, не без сарказма съязвил Николай… Кстати кто вас надоумил, взять себе кличку тюремщика…

В это время в вестибюле стало шумно, зашел Владимир Ульянов в сопровождении Плеханова, Мартова и еще какого-то гражданина…

Поравнявшись с Николаем, Владимир Ильич улыбнулся, и крикнул Аблову… ну что, товарищ библиотекарь, не затерли ещё до дыр Монте-Кристо…

Николай также ответил шуткой… Монте-Кристо, пользуется большой популярностью, благодаря вам…

При регистрации, организаторы с ъезда приготовили участникам и делегатам небольшие сувениры, только что отпечатанный, и переведенный на русский язык томик Карла Маркса КАПИТАЛ, и два химических карандаша для заметок… Николай тут же на столе написал в правом верхнем углу книгиН. Н. Аблов, 17Июля1903г. Брюссель…

Председательствовал на съезде Георгий Валентинович Плеханов, а в сопредседателях были Ульянов и Мартов. Повестка съезда была насыщенной.

Дебаты и дискуссии развернулись не шуточные… Все были одаренные ораторы, и часто мнения по принципиальным вопросам расходились. Но никто, не хотел уступать… И страсти накалялись… Часть депутатов в честь протеста покинули съезд… Из выступающих, Николаю понравились, Плеханов, Мартов и даже не любимый им сокамерник, в этот раз был убедительным… А вот выступление Владимира Ильича, Николаю не понравилось, хотя тот был хорошим оратором, но не прислушивался к аргументам других товарищей, а гнул свою линию. Как сказал Николай, нахрапом…

Особенно Николаю не понравилось обсуждение новой редколлегии газеты ИСКРА. Ленин пытался провести дополнительно кандидатуру Троцкого, чтобы иметь перевес голосов при принятии решений, но когда не нашел поддержки, решился на некрасивый, по мнению Николая поступок.

Он объявил бывших членов Потресова, Аксельрода, и Засулич, своих оппонентов, в малом написании статей в газету (восемь, четыре и шесть соответственно), ну а его сторонники Плеханов написал 24, сам он-32 и Мартов-39 статей. Признав оппонентов не состоятельными, и предложил сократить редколлегию до трех человек.

Но, Николай то хорошо знал и на своем опыте, что число опубликованных статей, зависело не от их написания, а от места, выделенного на полосах газеты… Кто платит, тот и заказывает музыку…

Так же, он был не согласен и с выдвинутым Ульяновым лозунгом, ДИКТАТУРЫ ПРОЛЕТАРИАТА. На самом съезде всего присутствовало четыре рабочих… Да, рабочий многочисленный класс с большим потенциалом… но почему ДИКТАТУРА… они демократическая и методы должны быть демократическими, и на данном этапе политическим преобразованием и работой занимались такие как Николай пропагандисты из числа мещан, средней и мелкой буржуазии, более образованные и прогрессивные слои населения…

Да было много полезных и важных решений, но, в конечном счете

Споры привели к расколу партии. И сторонники Ульянова объявили себя победившим большинством, и Ильич назвал сторонников БОЛЬШЕВИКАМИ.

А Мартов в отместку назвал своих сторонников МЕНЬШИВИКАМИ…

Николаю совершенно не нравилась вся эта свистопляска, деление на своих, и чужих, все они делали одно общее дело…

И у него остались товарищи и по ту и по эту сторону, как можно делить по живому негодовал он…

Я был и остаюсь социал-демократом, оправдывал он себя…

Он и представить не мог, что выданный В.И.Ульяновым ярлык МЕНЬШИВИКА

станет для многих его товарищей билетом в один конец, а цена этого билета жизнь….

ИЗГНАНИЕ

В Симбирске все спокойно. Жизнь Абловых, вошла в тихое, семейное русло, семья еще пополнилась детками, доченька Зоя родилась 1899г и сыночек Витенька в 1900 г.

Слава Богу типография работает, заказов Николай Николаевич получил уже на год работы вперед, а значит можно сильно не беспокоиться. Максимилиан с Евгением учатся в мужской гимназии.

Старший сын в Париже, пишет, что работает в Парижской библиотеке.

Надежда с Марией, тоже получают знания в женской гимназии.

Аптеку в Кузнецке, Николай Николаевич продал, но по случаю подвернулась оказия, прокатиться, до Армавира на юг. И решил открыть аптечный бизнес в этом городе. Ничего не предвещало беды…

И вот, как гром среди ясного неба. Кто-то начал клеить листовки

по городу, ругать батюшку царя, к смуте призывать… Жандармерия с ног сбилась, рыскают по городу в поисках. Градоначальник не доволен, результатов требует, найти негодяев… Ну, добрались и до типографии Аблова, мол не ваших ли рук это… Второй раз с обыском приходят, путного ничего найти не смогли, но тут письмо Колькино с Парижа, будь оно не ладно, пишет мол, с лекциями выступает про Французскую революцию… Ну, вот мол, вам и доказательства… До ареста, дело не дошло…

Но, получил Николай Николаевич, предписание властей, съехать с семейством своим в посад Мелекесс, с глаз долой…

Благо из Симбирска год назад протянули рельсы до Мелекесса и паровозы запустили…

Поехал Николай Николаевич, прикупить жилье какое, ведь куда с такой оравой….

Пока ехал в Мелекесс, рассматривал по привычке окрестности в окно вагона, за окном сплошная «тайга», речки да озера, дикий край….

Каких только обидных эпитетов не на придумывал он для места своей новой ссылки… И глушь, и тмутаракань, глухомань, дыра, и у черта на куличках…

В общем, не ждал он ничего хорошего от этого захолустья…

«Глушь» и в самом деле предстала пред ним островком среди лесных кущ, лес в буквальном смысле нависал со всех сторон посада.

И, тем не менее, здесь теплилась жизнь, и новый наступивший век уже успел отметиться и здесь.

Конечно, большая часть представляла из себя деревянную, кособокую Россеюшку, серую, и безликую. Но, чем больше он подъезжал на бричке, нанятой на вокзале к центру, то больше росло его удивление. Оказывается, в центре, было десятка два добротных каменных домов, некоторые хоть и в провинциальном стиле, но не уступали по убранству и многим домам Симбирска…

Тпруууу, закричал извозчик на кобылу. Приехали мил человек, вона управа-то показал он кнутом в сторону двухэтажного здания с вывеской…

Расплатившись, Николай Николаевич, решил сначала прогуляться по центру, чтобы получше познакомиться с «глухоманью»…

Улица Большая, прочитал он табличку на посадской управе. Чуть поодаль он обнаружил гостиницу Хадарова, привлекло внимание здание Высшего двухклассного училища, а дальше на углу дом какого-то местного купца, да не пожалел деньжат, подумал Николай, разглядывая здание. На другой стороне улицы вытянулась в ряд лабазы, магазины, погреба. С Большой, он свернул на Хлебную площадь, где открылся вид, видимо на недавно построенный Собор, и чуть в отдалении красное кирпичное здание пожарной станции с высокой колокольней. Настроение Николая потихоньку, возвращалась, да человек, такая скотина, что ко всему привыкает, ну не так страшен черт, как его малюют, подбадривал он себя.

Подойдя к городскому летнему саду, он застыл у изумлении… Кинематограф,

Прочитал он вывеску… Елы палы, будем живы, не помрем. Думаю семейство переживет эту ссылку в, более менее, комфортных условиях…

В городской управе секретарь градоначальника, выслушал рассказ Николая, на лице его не было особых эмоций, до того момента, как Николай обмолвился о том, что собирается открыть типографию в посаде.

Это нужное дело, обронил секретарь, подождите минутку, я доложу посадскому голове Константину Григорьевичу Маркову…

Выйдя из кабинета градоначальника, секретарь принял прошение из рук Николая о поселении, и второе прошение на открытие типографии…

Вам мой совет, сказал секретарь, прогуляйтесь по улице Никольской до дома 113, он на самой окраине улицы у самого леса…

ПЕРЕЕЗД…

Ну, вот мы и дома. Сказал Николай Николаевич домочадцам. Весь их скарб, включая типографский станок, уместился на две подводы.

Надежда Лаврентьевна, не то с иронией, не то с пренебрежением, смотрела на этот деревянный, вросший в землю домик.

Конечно он был не не такой, как отцовский в Кузнецке, на шесть окон, а на четыре. Вход прямо с улицы вел в холодную комнату. Здесь можно будет хранить овощи и фрукты на зиму, подумала она.

Весь дом был поделен на четыре одинаковые комнаты, одну девочкам, одну мальчикам, одну нам с отцом, и одна столовая для обедов…

Мысленно рассуждала она,…Преимуществом в этом доме была пристройка со стороны двора, она и сыграла решающую роль при покупке, конечно Николаю нужно было помещение для типографии.

Ровно, по середине комнаты, была большая русская печь, спальники на печи выходили, как раз на три комнаты, так что зимой не замерзнешь.

Дети начали носить вещи из телег в дом. Мария первым делом понесла самовар, чтобы поставить чайку с дороги. Надежда младшая с Ларисой несли сундучок с одеждой, Макс и Енька тащили книги, их набралась уже приличная библиотека, Николка приезжая погостить, всегда привозил в подарок две, три книжонки…

Отец вместе с извозчиками возился у станка… Легче, легче не уроните окаянные, это мой кормилец, прикрикивал он…

Надежда Лаврентьевна держала на руках маленького Витю, а трехлетняя Зоя держалась за юбку матери… Вдруг совсем рядом раздался звон колокола, она обернулась на звуки, и только сейчас увидела в саду рядом красного цвета Собор. Лаврентьева переложила сына на левую руку, а правой перекрестилась три раза… Это хорошо, что церковь рядом, подумала она…

Выгрузка закончилась, все высыпали на улицу. Получив за работу, извозчики тронулись в сторону вокзала…

А Абловы стояли, и смотрели в глубь улицы упирающийся в лес Горки… Теперь это улица Абловых, пошутил Николай Николаевич, он и подумать не мог насколько пророческими были его слова…

Обыск…

«Тихо. Жандармы. Прошептал глава семейства, спешно задернув занавеску на окне. Повадились, канальи держиморды». В сердцах сказал Николай Николаевич.» Эх, Лаврентьева, Николкины-то прокламации на печи ещё сохнут, беда». Стук в дверь усилился, откройте полиция, прокричали с улицы.

Глубоко вдохнув Николай Николаевич с ночной лампой в руках пошел открывать незваным гостям.

Да, знакомство с властями у него сложилось уже давно, как только обзавелся типографией, будь она не ладна. Сначала в Кузнецке на родине, потом в Симбирске получил уведомление сменить место жительства, как неблагонадежный. А тут старший сын увлекся политикой, привез на каникулах с Питера, разную пагубную литературу. Ну, и сам Николай Николаевич начитавшись, решил помочь местным трудягам в полит грамоте.

Оставалось с десятка два листов писчей бумаги от бухгалтерии кожевенного завода, и чего же для пользы дела не использовать. Ну, вот и доигрался, вздохнул он в который раз.

Лязгнула щеколда, и в комнату, пригнувшись, ввалилась ватага из местного жандармского управления. Городовой плотно упитанный унтер, закричал хриплым басом прямо от дверей. «Ну что бесово племя, опять беззаконье творите. Что прячешь хозяин». И протянул Николаю ордер на обыск.

Он смотрел на пожелтевший листок, но никак не мог прочитать. Буквы предательски прыгали и никак не хотели построиться в строчки.

«Извините ваше благородие, что-то не могу никак прочитать документ», c досадой пробубнил хозяин дома.

«Да, а чего тут расчитывать-то, показывай свое хозяйство, начнем с типографии». На ватных ногах, Николай открыл дверь в соседнее помещение, пропахшее типографской краской. На полках аккуратно выстроились в ряд отчеты по бухгалтерии Мелекесского кожевенного завода за 1902 год.

Перерыв все полки и осмотрев печатный станок жандарм пожав плечами доложил унтеру, что мол досмотр результатов не дал.

«Веди в хату шельма», прокричал городовой.

«Пожалуйста, если можно по тише Ваше благородие». Откуда-то из темноты, прозвучал плаксивый голос Надежды Лаврентьевны супруги Николая Николаевича.

«Это с каких ещё пор женщина», в ярости закричал жандарм.

«Да, сыночек наш болен в жару весь. Доктор говорит тиф. Только заснул малость».

Обыскав горницу, жандармы полезли на печь. Ну, все подумал Николай. Фенита ля комедия. Липкий пот предательски побежал по спине.

«Нету нече тама», закричал досмотрщик, спрыгивая с печи.

Городовой почесав затылок, скомандовал своей гвардии следовать за ним, громко хлопнув дверью.

Николай вопросительно смотрел на улыбающуюся ехидно жену.

Что за фокус-покус, куда ты спрятала бумаги.

Она взяла его за руку и подвела к люльке, где сладко посапывал их восьмимесячный сынишка Виктор.

«Разверни пеленки, а то уписает МАНИФЕСТ», рассмеявшись сказал Николай Николаевич.

Так Виктор Николаевич Аблов первый раз в жизни познал основы Марксизма, пусть хоть и через попу.

ПЕРВЫЕ УРОКИ РЕВОЛЮЦИИ

Апрель принес тепло на улицы Парижа. Утро обещало быть комфортным.

Николай по пути в библиотеку забежал в бистро Помпадур выпить чашечку кофе с яблочным круассаном перед работой. За годы проживания во Франции, он полюбил это лакомство, и постоянно заказывал его на завтрак.

Посетителей в библиотеке было не много, и можно было по размышлять о десятичным классификаторе, над которым он работал последнее время. Его раздумья прервал визит некого господина. Который, поприветствовав Николая, протянул, знакомый томик Монте Кристе.

Вам горячий привет, вежливо сказал он, удаляясь… Никого не было рядом, и Николай с нетерпением, открыл тринадцатую страницу томика.

Вам необходимо срочно выехать в Россию. Ситуация требует действий. Все инструкции получите на месте у М. Фрунзе. Вас будут ждать по адресу….С пролетарским приветом Ильич…

Интересно, что за срочность и необходимость думал он… нужно написать заявление на расчет по семейным обстоятельствам, хорошо что за жилье он заплатил наперед…

Вечером того же дня он уже спешил на поезд Париж-Москва…

Москва встретила Николая весенним проливным дождем. Экипаж домчал его на Сереневый Бульвар, дом 13. Несчастливое число подумал Николай.

На звон дверного колокольчика, вышла сама хозяйка особняка, дочь отставного Конт адмирала Александрова. Екатерина Петровна, представилась она, вот ваша комната, вас уже ждут. А я закажу самовар прислуге, вы с дороги, и наверное очень голодны.

Постучав в дверь, Николай заглянул, в комнату. Молодой человек, крепкого телосложения, сидел за письменным столом склонившись над бумагами. Он повернулся к Николаю, и улыбнувшись, сказал, А Аблов, проходите, проходите…

Встав навстречу, он протянул руку Фрунзе, Михаил… А вы Николай Аблов. Наслышен, наслышен… Так как мы с ваши почти ровесники, предлагаю сразу перейти на ты… Николаю понравился этот энергичный человек…

Пока Петровна колдует с обедом, я попробую ввести вас в курс дела…

ЦК порекомендовал вас в помощь, как проверенного товарища и знатока Французской революции, а так же печатника, ну о ораторских способностях промолчу, у с ораторами в партии порядок. Так вот поближе к сути.

У нас уже много теоретических разработок и наработок в плане революционной деятельности. И хотелось бы на практике посмотреть и опробовать силу пролетариата, как составляющей и основной движущей силы. Сейчас появились предпосылки для этого. Мы решили организовать и возглавить стачку ткачей из Иваново-Вознесенска. Выбор пал на них не случайно. Вы наверное слышали, что там уже неоднократно проходили различные волнения, и местные рабочие даже добивались некоторых послаблений от фабрикантов… Но все эти стачки были разрознены, в пределах одной-двух фабрик… А в Иваново-Вознисенске их десятки,

Кстати там работают и ваши знакомые из Технологического института, которые помнят вас еще по учебе, и они тоже обрадовались решению ЦК…

Местный комитет рабочих проделал, большую подготовку, но им трудно будет в период стачки, все они под негласным присмотром жандармерии, поэтому основная нагрузка с выступлениями ляжет на вас…

Мы планируем привлечь рабочих со всех фабрик региона, а это порядка семидесяти тысяч, сила не малая… И получается, что выходим на общероссийский уровень, хорошая репетиция…

Сначала мы выступим с экономическими требованиями, повышение заработной платы, сокращение рабочего времени, компенсация увечий на производстве… а на втором этапе планируем перейти к более важной части, борьбе политической, участие рабочих в учредительном собрании, а главное создание представительного органа Совета рабочих депутатов, который будет признанным органом защищающим их от произвола…

Но это не все, Николай к вам будет еще одно ответственное задание, лекции и выступления это хорошо, но нам нужно как можно больше аудитории охватить. А для этого нужны листовки с призванием к стачке и её целям… К сожалению наши две партийные типографии закрыты жандармским управлением, а время не ждет. Может вы попробуете уговорить батюшку отпечатать двести экземпляров, и как можно скорее, желательно до пятого мая, в день начала стачки…

Да задача не из легких, подумал Николай, он три года уже не видел отца и семью, да и пострадал уже из за Николая сидит в глуши…

Мальчики к столу, в дверях показалась Екатерина Петровна, только сейчас Николай заметил, что хозяйка нарядилась в красивое красное платье, сделала начес с пробором, и выглядела празднично…

На обед приготовили борщ с пампушками, бефстроганов с картофельным пюре и расстегайчики… О ля русс… как я соскучился по родной кухне, пошутил Николай…

Вечером уже на перроне Казанского вокзала. Михаил пожелал и удачи, и доброго пути, новому другу. А это тебе подарок Николай Николаевич, протянул он ему новенький саквояж из свиной кожи, работа наших рабочих из кожевенного завода. Подарок не простой, а с сюрпризом…

В двойном дне места ровно на двести листовок, конспирация в нашем деле, залог успеха…

ГЛУШЬ

Поезд на всех парах нес Николая в «глушь». Так отец называл в письмах место нового жительства…

За окном все было серым, скучным, и убогим… небо заволокли тучи, листва на деревьях только, только начала пробиваться, леса и опушки тянулись длинной неопрятной серой стеной. Только поля в этой серой картине, выделялись черными кляксами, перепаханного чернозема… Иногда можно было рассмотреть, согнувшегося в три погибели пахаря, навалившегося на плуг…

Гушь, глушь, глушь, отзывалось в голове Николая в такт колесам… За окном проплывала лапотноя, забитая, и убогая Россеюшка… Нет поднять эту глушь одними листовками не получится… Здесь нужно глубокое переустройство, размышлял Николай, нет революция это не кулаками махать, диктатура пролетариата хорошо, но поймет ли пролетариат целей переустройства общества… не получится ли, как у французов, убрали монархию Бурбонов, а на их место пришло тысячи поработителей народных масс, а что получил простой человек от этой революции, еще большее порабощение… Да и сами вдохновители, закончили плохо…

Нет переустройство, это не борьба с оружием в руках, это эволюционный путь через просвещение… Нужно всеобщее образование народных масс, революционеры должны пойти в народ, просвещать, читать лекции… Нужны школы, училища, институты повсеместно в каждом городе и деревне, нужны равные условия для образования без исключения. Нужны, книги, журналы, газеты…

Глушь, глушь, глушь, пели колеса… Но, глобальное надо начинать с малого, думал Николай… вот если отец примет его взгляды… специально для этого случая Николай вез показать отцу, свою настольную книгу. КАПИТАЛ, кстати-спасибо Михаилу, конспирация прежде всего… он перепрятал томик в свой новый саквояж, и переложил из своей походной сумки, часть подарков…

Матери он вез французский парфюм, в баночке в виде песочных часов, 1905 года выпуска, в России ещё не было такого даже в столичных бутиках, и шелковый шарфик… Отцу набор новых шрифтов для оттисков в типографию, он часто жаловался, что старые стерлись, и плохо пропечатываются, а купить в захолустье негде…

Сестрам пестрые кофточки и красивые металлические коробочки с монпансье… Братьям по книге, Максимилиану, Три мушкетера с русском переводе, Евгению, Как смастерить скрипку своими руками…

И все-таки на душе была тревога, как встретят, ведь он же практически вырос вне семьи, то в Сызрани у дядьки, то в Питере, сейчас Париже…

Мысли опять вернулись к великому переустройству, да, нужно начинать с малого, вот не плохо бы открыть свою газету в Меллекесе, дело нужное, главное уговорить отца подать прошение, а он мог бы быть редактором, писать статьи, новости, объявления…

Глушь, глушь, глушь, напевали колеса… Да вот и название подходящее уже придумал, газета ГЛУШЬ, а что не тривиально…

Паровоз протяжно прогудел, что за станция, выглянул в окно Николай… Станция МОРШАНСК, написано на здании вокзала…

О, так это же родина, отца… Скоро и родные пенаты, Кузнецк, а там Симбирск, и Мелекесс, еще часов двенадцать и «Глушь»…

ЗНАКОМСТВО С МЕЛЕКЕССОМ

На перроне было многолюдно, Московский поезд приходил по расписанию… Знакомый звук колокола оповестил о прибытии поезда.

Семья Абловых, в полном сборе, пришла встречать дорогого гостя, ну почти в полном, за исключением Максимилиана, он с утра увязался с мальчишками удить рыбу, но так и не подоспел к поезду…

Все взгляды устремились к выходу вагона номер три… Вот он наш хранцуз, первым закричал Николай Николаевич, обхватив сына… Из-за него с нетерпением выглядывала Надежда Лаврентьевна, ой, Колюшка, сколько зим, сколько лет, сказала она, чмокнув Николая в щеку… за ней по очереди подходили сестры, нежно обнимая брата… один только пятилетний Виктор, прятался за Надежду Лаврентьену, и не понимал чему все радуются…

Время позволяло, и Николай Николаевич предложил прогуляться пешком… Он взял в руки симпатичного вида саквояж, Николай с интересом рассматривал незнакомый ему город, они прошли мимо Народного дома, обогнули казначейство, миновали посадскую управу… Ну и не такая уж глушь, батя, не Париж конечно, ну что то свое российское…

Уже на Никольской, он посмотрел на купол Красной церкви… А мы уже и дома, произнес Николай Николаевич, милости просим…

Надежда Николаевна засуетилась с угощением, накрывая на стол…

Николай, тем временем открыл саквояж… это тебе батя протянул он сверток Николаю Николаевичу… тот осторожно развернул краюшек… О живем, живем, радостно, воскликнул он, а то мои-то совсем поизносились… А это тебе мам, протянул он изящную баночку матери, ой что это Коленька… Это парфюм из Парижа, новый этого года, гордо сказал сын… Лаврентьена подошла и чмокнула в знак благодарности, ой, не разбить бы… и шарфик модный… Николай одел на плечи матери… надену его в воскресение в церковь, сказала мать…

Сестры по очереди примеряли кофточки, и крутились перед зеркалом,

Евгений, рассматривал картинки с инструкциями по изготовлению, скрипки, у него уже созревал какой-то план… Маленький Виктор, все ещё с опаской смотрел на бородатого дядю… Витенька, это Коленька твой брат, пытаясь успокоить ребенка, говорила Надежда Лаврентьевна…

Отобедав Николай Николаевич, предложил сыну посидеть на лавочке у дома… Ну, что сын, надолго в наши края… Да нет, пока может на недельку, дней десять от силы… ответил Николай… дела срочные батя, как управлюсь приеду погостить… Я вот тебе почитать привез, КАПИТАЛ называется, это наша марксистская азбука… все в казаков-разбойников не наиграешься… с недовольными нотками сказал отец… двадцать два года уже, ни кола, ни двора, не семьи, не детей, вон весь твой капитал в одной книжке уместился…

Эх Коля, скоково я денег на твое образование то потратил, а отдачи ни какой… с обидой произнес он… Николай почувствовал, что разговор начинает приобретать ни тот оборот…

Да, батя, может ты и прав, и я твой должник, но зачем мне жена и дети, которые будут влачить существование, среди несчастных людей, без перспектив вырваться из замкнутого круга, и мне такая жизнь не мила, я выбрал путь борьбы за светлое будущее человечества… я хочу посвятить жизнь, преобразованию общества, для этого я и учился и получал знания…

Ну, а что там в Вашем светлом будущем, и кто знает, как его строить…

А ты почитай-то Маркса, ежели что не поймешь, я тебе растолкую… А, как строить, кажется я знаю, и надеюсь что ты мне поможешь…

Я, искренне удивился старший… ну для начала мне нужно поработать в твоей типографии, есть срочный заказ… двести листовок, реально напечатать за неделю… Ну одному мне трудновато, ну а если вдвоем, и Еньку можно привлечь, он смышленый в этом деле… С оплатой все нормально деньги я привез… И еще есть у меня идея, не открыть ли нам с тобой газету, название я придумал уже… ГЛУШЬ…

ГЛУШЬ говоришь, попытка не пытка, да разрешения ждать придется, посадский голова, сам такие вопросы не решает, Генерал-губернатору писать нужно…

В это время во дворе появился довольный Максиммилиан, он нес в руке кукан с карасями… Здорово братец… Николай приобнял брата… большой уже…

МАЁВКА

Алексей Григорьевич Агафонов, местный учитель, с супругой Екатериной Ильиничной, выйдя из Красной церкви с воскресной службы, пройдя Александровский садик, вышли на Никольскую…

Поравнявшись с домом Абловых, Алексей Григорьевич вспомнил, что давно не заглядывал к своему новому знакомому Николаю Николаевичу.

С которым любил посудачить по выходным…

А не заглянуть ли нам Катенька, к Абловым на чаёк, спросил Алексей Григорьевич…

Катерина Ильинична, отнеслась снисходительно к его идее, хотя и знала, что у мужчин острые языки и поболтать, они горазды, что не растащишь…

На стук, откликнулась хозяйка дома Надежда Лаврентьевна,…

А проходите, проходите… как раз, и чайничек подоспел… чайком побалуемся…

Николай Николаевич, вышел поприветствовать товарища… А у нас новость, старший сын приехал погостить из Франции…

В комнате стоял, необычный цветочный запах… А чем у вас пахнет, не утерпела Екатерина Ильинична… А это Коленька парфюм привез из Парижу… ответила гордо хозяйка… О и шарфик, какой модный…

Из за стола встал Николай младший, Николай Николаевич номер два… протянул он руку для знакомства…

Надежда Лаврентьевна, разливала чай по чашкам из фарфорового чайника, поставила на стол вазочку колотого сахара, и мельхиоровые щипчики. Обычно в прикуску за чаепитие выпивалось до пяти, шести чашек чая…

Ну и как там жизнь в Париже? спросил Алексей Гаврилович Николая.

Чем вы там занимались. Париж… блеск и нищета куртизанок… И великолепие дворцов и соборов, обилие бутиков, кафейни на каждом шагу, запах кофе щекочет ноздри по утрам… Башня Эйфеля, Лувр это да, а отойди чуть в сторону в рабочие кварталы, мусор, вонь, крысы размером с кошку… А Сена, цвет воды не определенный, разве сравнить с нашими реками, а Волга у нас вообще красавица….

Во Франции я работал в Парижской государственной библиотеке и посещал курсы в Сорбоне, по своей специальности библиографии… Также занимался журналистской деятельностью, выступал с лекциями по Великой французской революции, её последствиях и значении в мироустройстве…

Интересненнько, произнес учитель… В библиотеке много интересной литературы, много философских фолиантов с различными теориями об устройстве, мира, о светлом будущем человечества… продолжал Николай… Интересненнько, Интересненнько… мы вот тоже иногда любим потрещать с мужиками о житие-бытие, но все одно безысходность…

Вот бы хотелось послушать ваши лекции, в нашей то глухомани

только кукушку можно услышать, ни газет, ни журналов…

Надо начинать с себя, вспомнил Николай свои размышления…

Жаль времени маловато, а может задержаться на денек рассказать мелекессцам про день трудящихся, первого мая…

А знаете Алесей Григорьевич, в Париже пролетариат, на первое мая, отмечает День Трудящихся… переговорите с заводскими, если есть интерес, я и прочитаю лекцию о праздновании первого мая… Можно провести маёвку в лесу… Только сами понимаете, люди должны быть надежные, чтобы не побежали в жандармерию или полицмейстеру жаловаться… Мне сейчас в камеру, ну никак….

Время пролетело быстро, словно не неделя, а дня два от силы…

Саквояж готов, листовки в нужном месте… решили даже перевыполнить план, и напечатали с отцом для местных рабочих, на маёвку… Билет на поезд, Николай взял на вечер, опаздывать не гоже, товарищи рассчитывают, что он не подведет…

Утро первого мая выдалось теплым и солнечным, для маёвки, по совету Агафонова выбрали поляну на Лесной Горке… подальше от глаз чужих…