Бесплатный фрагмент - …А сверху вишенка

В другой раз она, конечно, взяла бы что-нибудь одно — в последнее время пыталась ограничивать себя во вкусностях, следила за весом. Но сегодня… сегодня можно было и расслабиться. Первый день отпуска! Поэтому она взяла и фруктовый коктейль, и горячий шоколад, увенчанный целой пышной горкой сливок.

Коктейль в высоком бокале выглядел весьма соблазнительно: внизу разноцветные фрукты, затем слой молока, а сверху — пенка. А на пенке вишенка — блестящая от сиропа, победного красного цвета, с задорно торчащим хвостиком, она так и просилась в рот! Куда немедленно и была отправлена. А без вишенки — ну, пенка и пенка.

Вот так и в жизни, вдруг подумалось ей. В любой ситуации. Если посмотреть на любое событие, видно только пенку: «Ах, он бедный, несчастный, и за что это ему?». А поглубже глянуть? И получится, что этот условный «он» вовсе и не несчастная жертва, а очень даже умный манипулятор, который так сумел подстроить события, как нужно ему, да еще и выглядеть при этом бедной невинной овечкой. А если еще немного глубже? Может, все это только уроки, которые нужно пройти нашей Душе?

Фруктовый коктейль

— Пенка.

Аленке никогда не нравилась книга «Пеппи длинныйчулок». Ну все книги Линдгрен просто изумительные, а эта — фу! И Пеппи эта дура, и ведет себя как идиотка, и не бывает так вообще, чтобы ребенок жил один, сам о себе заботился, сокровищами распоряжался… И тут же говорила себе — Ну это же сказка! А остальные сказки — вообще всяческие! Да вот, хотя бы «Шел по городу волшебник»: что, бывают волшебные спички? И там тоже мальчик живет один и распоряжается сокровищами… Но никакие доводы разума не помогали. Не принимала Аленка Пеппи, и все тут. Единственное, что прямо восхитило ее — это как Пеппи хотела быть наполовину Леди, наполовину — Разбойницей. И как это Линдгрен угадала, прямо мысли Аленкины прочитала! А в мультфильме про Снежную Королеву Маленькая Разбойница едва ли не обаятельнее самой Герды! Но… но, но. Разбойница — это, конечно, здорово. А Леди и Герда — лучше. У них и муфточки, и шляпки, и всякие наряды. И живут они в уютном домике, а то и во дворце, и в карете ездят, на балах танцуют. А Разбойницы — ну, пусть свобода, делают что хотят, но живут-то они в лесу с разбойниками, ходят в лохмотьях! Так что все-таки Леди. Даже не Леди, а Принцесса. Недаром Аленка все детство рисовала исключительно принцесс, и сказки про них же любила. Папа ее даже Принцецой называл — именно так Аленка выговаривала, когда маленькая была.

Так что росла Аленка никакой не разбойницей, а примерной девочкой. Слушалась взрослых, получала в школе пятерки и четверки, общественную работу вела — то была командиром звездочки, то в редколлегии что-то там делала, а в последнее время — председатель совета отряда («Шишка», а как же!). Ну, иногда в снегу вываляется до мокрого белья, или единственные варежки подружке подарит, или в киоске на всю сдачу от билетов в кино какой-то ерунды накупит — вот и все «разбойство». Да, пожалуй, еще велосипед — вот уж тут Аленка «отрывалась» по полной! И «без рук», и сидя на раме или багажнике крутила педали, и «ласточкой» на седле лежа. А по дорогам летала так, что знакомые, маме рассказывая, только ахали: — Девочка ведь! А если машины!

Мама просила быть осторожнее, Аленка обещала и успокаивала маму, что машин в их городке не так уж и много, и видно их издалека, всегда можно успеть к обочине съехать.

Теперь-то, в 13 лет, Аленка уже намного спокойнее катается, даже с Горки так не разгоняется — не хочется со сбитыми коленками ходить. Да и зачем? На велике и так быстро получается — и в магазин, и на речку, и по маминым поручениям. А пять минут погоды не сделают. Да и то, со стороны посмотреть — эдакая девица, на вид совсем взрослая, во всяком случае, фигура-то точно, и вдруг полетит как угорелая… смешно.

Фигура огорчала. Хотелось быть «тонкой, звонкой и прозрачной», плоской и спереди, и сзади, как большинство девчонок в их классе. Но Аленка «рано оформилась», как деликатно говорила ее тетя Вера, а другая тетя, Клаша, припечатывала: «Вот девка созрела — хоть замуж отдавай». Да какой там замуж! Аленка чувствовала себя еще совсем ребенком, отражение в больших зеркалах приводило ее в недоумение: неужели эта взрослая девица — я? Я же маленькая еще!

Однажды даже у нее впервые в жизни, как-то само собой получилось стихотворение:

Куда ты уходишь, детство?

Я хочу еще девочкой быть,

И бегать по лужам за дождиком,

И короткие платья носить…

Стишок до краев наполнил Аленку целой гаммой чувств: радостью такой, что хотелось полететь, как воздушный шарик, удивлением (неужели это я сама придумала?), гордостью… Мама, правда, только улыбнулась, прочитав его, но Аленка все равно не переставала радоваться и твердить его про себя. Пыталась сочинить что-то еще, но не получалось.

А вторым следствием «оформившийся фигуры» было то, что на улицах незнакомые парни лет 14-15-ти стали обращать на нее внимание. Да ладно бы просто обращали — так нет, они свистели вслед, причмокивали, отпускали какие-то плоские и вульгарные шуточки… Если бы Аленка знала тогда, что именно в этом неудобном возрасте они сами одуревают от свалившегося на них гормонального взрыва и не умеют с ним справиться, ей было бы, наверное, намного легче. А так она воспринимала эти «знаки внимания» как что-то мерзкое, липкое, которое пачкает. И каждый раз расстраивалась почти до слез.

Уж на что Васька, сын папиного друга, Васька, который еще летом носился с ней на великах, накачивавший спустившие шины, поправлявший руль или цепь — и тот туда же! Недавно Аленка зашла после уроков за своей двоюродной сестрой Светой (Света училась уже в восьмом, на год старше Аленки, и Васька с ней). Девочки собирали портфели, чтобы идти по домам, а мальчишки носились по всему классу, по партам, размахивая какими-то веревками, стараясь стегнуть ими друг друга, так что девочкам приходилось уворачиваться, чтобы не попасть под раздачу, воинственно орали. Когда Васька пробегал мимо и встретился с Аленкой глазами, она кивнула ему и сказала: «Привет!». А этот придурок в ответ стегнул ее своей веревкой (несильно, правда) и что-то проорал прямо в лицо! Остальные придурки, кто это увидел, одобрительно заржали и продолжали носиться. Аленка оторопела, а Света, не долго думая, догнала Ваську, выхватила у него веревку и несколько раз изо всей силы хлестнула того по чему попало.

На улице Света немедленно принялась отчитывать сестру.

— Ты что, с ума сошла? Он тебя хлещет, а ты стоишь, моргаешь!

— Светик, да я так растерялась! Если бы это кто-то другой, то получил бы, парой раз, как от тебя, не отделался бы… Но ведь это Васька! Вот уж от кого не ожидала!

— А что Васька, лучше, что ли! У нас от него все учителя плачут, недаром и фамилия-то — Задиркин! Что ты в нем нашла, не понимаю, вечно защищаешь его.

— Ну, он же не такой! Он меня сколько раз с великом выручал, и мальчишкам из детдома велел меня не трогать. Ты же знаешь, как к тете Вере ехать, так мимо детдома попробуй проедься спокойно — могут и палку в колеса сунуть, и вообще велик отобрать, и не найдешь потом. А Васька им сказал, они меня пропускают, спокойно езжу. Да и кататься с ним интересно, всегда мне что-то такое покажет, чего я еще не видела.

— Ага, ага, хороший, когда спит и дома нет, — Светлана уже сердилась. — Просто он знает, чья ты дочка, что если ты папе пожалуешься, а он его папе скажет, то Ваське ой как достанется!

— Свет, ну что ты говоришь! Мы же совсем маленькие были, когда познакомились! У меня еще «Школьник» был! Мне первый раз разрешили по улицам кататься, потому, что 9 мая было, и машин на улицах не было, а у меня в городе цепь съехала. Вот он тогда и цепь сделал, и руль поправил. И потом, когда встречал, помогать начал. Так это мне лет 8 всего было, наши папы еще даже вместе не работали!

— Ну, раз он такой весь из себя примерный, что же он сегодня на тебя напал? — ехидно поинтересовалась Света.

— Да вот, сама не пойму. — Аленка пожала плечами. — Знаешь, Светик, они в последнее время все как с дурдома сбежали, вообще не пройти спокойно. То свистят, то скажут гадость какую-нибудь, а то еще и за руку могут схватить.

— Кто — они?

— Да всякие… парни, такие, как Васька, ну или постарше немного. То на улице, то в кино, да вообще везде!

— Тебя задирают?! Ну ладно, наших девок, которые задом крутят, но у тебя ведь на лбу написано: «Примерная девочка»!

— Слушай, Свет, я уже не знаю, что делать. Сказать им что-нибудь — еще хуже будет, молча проходить — прямо от людей стыдно, вот именно, будто я девка какая-нибудь…

Света помолчала. Потом нерешительно посмотрела на Аленку.

— Я знаю, что надо делать. Отстанут сразу. Только вот сможешь ли ты?

— Смогу, только скажи! Мне это все уже так надоело!

— Ладно, запоминай. Надо посмотреть ему в глаза и четко, спокойно, даже голос тише сделай — послать матом!

Аленка оторопела:

— Как матом?..

— Ну вот, я же сказала, не сможешь!

— Нет, все! Смогу! — Аленка осмотрелась. За разговором они как-то незаметно дошли до дома сестры и теперь находились у той в комнате. — Вот, пусть как будто мишка — это такой вот… на улице. Свистит. А я повернулась и говорю: — Пошел…!

— Ну, примерно так. Только вот смотри, если люди рядом, особенно знакомые, лучше не надо.

— Конечно! Да я и не буду при нормальных людях-то! Это же просто как собаку отпугнуть!

— А самое странное, что несколько раз такое сделаешь — и приставать перестанут, причем не те, кому ты сказала, а вообще другие!

— Как это? Они-то откуда знают? Что, друг другу рассказывают, что ли?

Света рассмеялась.

— Да нет, конечно. Как-то чувствуют, наверное, что ты можешь отпор дать.

Аленка задумалась.

— Слушай, Свет, а может, просто сказать «Пошел вон»?

— Не, не поможет. Поверь, такие дебилы только мат понимают, остальное им — семечки, только хуже сделаешь, еще и обсмеют.

Аленка запомнила Светкины наставления, но… как-то не получалось! У них в семье никто не матерился. Да что там в семье! Даже на улицах если и слышался мат, то уж от каких-то совсем опустившихся пьяниц. Даже нетрезвые помятые мужики у пивного ларька, завидев проходящих женщин или детей, предупреждали друг друга: — Эй, мужики, полегче, здесь ребенок! — И возобновляли свои фигуральные выражения подальше от нежных женских и детских ушей. А тут самой сказать! Вслух! При всех!.. Ужас…

Однажды она пошла в Дом Быта за фотографиями, сделанными несколько дней назад. Фотография — на последнем, четвертом, этаже, лестничка узкая, на верхней площадке почему-то не горит свет. И вот в этой полутьме стояли трое парней — именно таких, что всегда досаждали Аленке: лет 14—15, с патлатыми немытыми волосами, с какими-то глазами, будто бы тоже грязными. И, конечно, увидев поднимающуюся по лестнице Аленку (рядом, как назло, никого не было), они тут же принялись хихикать, причмокивать, болтать что-то вроде «Ой, какая… иди к нам, развлечемся!». Аленка пыталась сделать безразличное лицо, но тут же почувствовала, что краснеет. Парни тоже это увидели и довольно заржали, отпуская свои шуточки с удвоенным энтузиазмом. Особенно старался один, постарше других и какой-то особенно противный. Казалось, не только волосы и глаза, но и весь он какой-то липкий. Аленке удалось быстро проскочить мимо. Она получала фотографии, и у нее даже руки тряслись от страха и унижения. Надо идти обратно, мимо этих придурков. А те, уже, конечно, ждут бесплатное развлечение. Как же, почувствовали свою власть над человеком!

Ну уж нет! Фигу вам! — Аленка вспомнила Светланкины уроки. — Сейчас будет вам представление!

Она вышла на площадку лестницы, быстро глянула вниз. Никого, кроме парней на площадке. А те, уже предвкушая удовольствие, захихикали, запереглядывались. Старший подвинулся ближе, так, чтобы загородить проход, и даже протянул к ней руку, намереваясь схватить за рукав. Аленка остановилась, собралась с духом, уперла свой взгляд прямо ему в глаза и негромко, но четко сказала: «Пошел на…!» И вдруг она с изумлением увидела, как в этих сальных глазах появляется… — что? Удивление? Смущение? Уважение? За эти пару секунд она так и не успела понять, что это было, но что-то было, точно.

Аленка повернулась и начала спускаться, всей спиной ощущая растерянность, исходившую от парней, и слыша тишину на всей лестнице. «Только не беги!» — уговаривала она себя. Уже третий этаж. Парни все еще молчат. Вдруг изумленный голос одного из них: «Ох, нифига ж себе! Ну, Колян, ты и получил!». Колян что-то забормотал в ответ — Аленка уже не слышала — все-таки не выдержала и оставшиеся пролеты пробежала вприпрыжку. Уши под шапкой у нее горели, горели щеки, даже глазам, кажется, стало жарко. Но сердце ее ликовало: — Ура! Я справилась! Я не дала над собой издеваться! Ну, и эти дураки, может, в другой раз подумают, прежде чем к кому-то лезть!

Весь вечер Аленка прокручивала эту ситуацию — вот она идет, вот парни, вот противно и страшно, вот они ее поджидают, как бродячие коты глупенькую мышку, а мышка — раз! И смогла защититься! И коты съежились, убрались в свою норку, поглядывают теперь оттуда с опаской — не нападет ли снова мышка? Аленка сравнивала свое состояние ДО и ПОСЛЕ. Теперь она знала, что у нее есть оружие.

Потом она применила свое «оружие» еще раз. Они брали молоко и простоквашу у маминой знакомой — та жила в частном доме и держала корову. Однажды что-то припозднились, было уже позже 9 вечера (для их городка это почти ночь), и решили пойти вдвоем. На обратном пути Аленка несла бидончик с простоквашей. Было совсем безлюдно и темно, только редкие фонари кое-как освещали дорогу, поэтому шли по ее обочине. Аленка с мамой о чем-то болтали, смеялись, как две подружки. Вдруг тишину разорвал рев мотора: сзади их догонял мотоцикл. Мотоциклист проехал совсем близко от них, вдруг впереди на дороге развернулся и поехал прямо на них! Аленка с мамой еле успели отскочить, Аленка только успела увидеть оскаленные в ухмылке зубы. Мама обернулась и стала что-то кричать ему вслед, типа: «Что ж ты делаешь?». А мотоциклист развернулся и опять поехал на них! Решение пришло мгновенно: Аленка сняла крышку с бидончика, выступила чуть вперед, а другой рукой отодвинула маму дальше с края дороги. Мама закричала: «Лена! Отойди, собьет ведь!», но мотоциклист был уже совсем близко. Аленка наклонила бидончик, и в момент, когда мотоцикл поравнялся с ней, чуть отскочила в сторону, выплеснула простоквашу прямо в эти оскаленные зубы и одновременно крикнула: «Пошел…!». За ревом мотора ее, конечно, никто не услышал, но она-то знала!

Мотоциклист проехал вперед, остановился в нескольких шагах. Вытер рукой лицо и прокричал: — Ну все, сейчас ты получишь!

— Только попробуй! — Аленку трясло, но отступать она не собиралась. — У меня еще тут много! А приблизишься — вместе с драндулетом своим закувыркаешься!

Мама чуть не плакала, тянула Аленку за руку, показывая на кусты возле дороги — укрыться, а Аленка стояла, уперев одну руку в бок, и грозя бидончиком. И мотоциклист испугался, а может, решил не связываться с бешеной девчонкой — последний раз выругавшись, взревел мотором и умчался.

Мама потом еще долго переживала, рассказывала папе, тот сокрушался, что они не разглядели номер и запретил им ходить за молоком, когда темно. А Аленка гордилась собой — ведь в этот раз она сумела защитить не только себя, но и маму.

И все! Все придурки куда-то исчезли! А может, они просто увидели, что Аленку теперь так просто не возьмешь, и не трогали именно ее! Но ведь об этом и говорила Света!

Со временем острота воспоминаний этих двух случаев стерлась, но Аленка уже знала: больше к ней никакие гады не полезут.

— Молоко.

Аленка отложила дочитанную книжку и вздохнула. Вот ведь какие люди были! Герои! Сказал — сделал! Ну, это-то как раз не очень сложно. Аленка всегда старается выполнять то, что наметила, иначе, кстати, она и не была лучшей по учебе в классе, и по дому бы ничего не успевала. Учеба, общественные нагрузки, секция легкой атлетики, работа по дому в помощь маме — здесь у нее порядок, остается время и погулять, и на любимое чтение. А вот твердость проявлять она не умеет. Ее ведь можно в чем угодно убедить! Решила не давать списывать, а стоит только пожалобнее попросить, да причину придумать, почему домашка не сделана — и пожалуйста, Леночка уже готова всем помочь! И сидят перед уроками, по 5—7 человек с ее тетрадки сдирают. Да и на контрольных, ее-то вариант — ладно, так ведь, обычно, еще и другой просят решить!

А с другой стороны — ведь не жалко же! И потом: вот ее подруга Маша. Во-первых, Маша твердо решила после восьмого идти в «швейку» — швейное училище. Говорит:- Ну, зачем мне все эти алгебры-геометрии и прочие физики? Я все равно буду портнихой, причем классной! Вот приходи ко мне потом — по дружбе тебе так буду шить — все обзавидуются!

И правда, Машка уже и сейчас возьмет какую-то тряпочку, покрутит — через полчаса готова юбка, или кофточка! И без примерки сидят так, что теткам в их Доме Быта и не снилось!

Ну и зачем Маше хорошо учиться? Да и когда — у нее в семье пятеро детей, Машка — старшая. Папа с мамой допоздна на работе. На Машке весь дом держится — она и в магазины, и готовит, и стирает, и мелкие тоже все на ней. В общем — в школе она отдыхает от дома. Ну и пусть списывает, лишь бы школу дотянула.

А Люся? Отец — пьяница, мачеха — настоящая Мачеха из сказки! Даже учебники падчерице не купила! В школе-то сосед по парте выручает — жалеет Люсю, делят один учебник на двоих. А дома-то у нее их нет! Как домашку сделать? И что, не дать ей списывать?

А Лариска? Нехорошо так думать про человека, но она — вроде и не глупая в житейском смысле — но в учебе тупая, «как сибирский валенок». Аленка как-то, еще в прошлом году, пыталась ей что-то объяснить по алгебре, но без толку. Устала, будто на ней воду возили, и никакого результата. Наоборот, Ларка еще и ее обвинила, что объяснять не умеет. Ну и ладно, проще тетрадь с домашкой отдать.

Да и остальные «списывальщики» не лучше — все после восьмого в ПТУ собираются, так и говорят: «Зачем нам эта учеба? „Пару“ не получить — да и ладно!». Конечно, за «пары» -то влетит, не от учителей, так дома точно.

Так что Аленкино решение не давать списывать было бесполезным.

А где еще можно твердость характера закалить?

Как Вандербуль из книжки — руку себе кипятком жечь? Но это, Аленка считает, как и другое вредительство себе, никакое не геройство или закалка характера, а полнейшая глупость (ну, про войну и героев не будем, это совсем другое дело).

Так что думала Аленка, думала, да так и ничего не придумала.

Как-то болтали со Светой, двоюродной сестрой и подружкой. Света всего на год старше, но как будто на полжизни! Аленка все премудрости их книжек берет, а Света — из жизни! Поэтому если Аленке нужен какой-то совет, Светка — незаменимый человек. И скажет что-нибудь дельное, и, главное, никому не проболтается. Ну, Аленка и сказала:

— Знаешь, Светик, что-то мне в моем характере не все нравится. Так вроде бы ничего, но если надо кого-то убедить, или отпор дать — не могу, и все! Трусость это, что ли?

Света аж глаза вытаращила:

— Это у тебя трусость?! Ты отпор не можешь дать?! А кто на велике по дорогам носится, что аж машины дорогу уступают? Да еще и «без рук»? Кто мимо детского дома катается?

— Ну, на велике — это не то, это просто привычка. Любой дурак научиться может. А мимо детского дома езжу — так Ваське Задиркину спасибо надо сказать, это же он детдомовским велел меня не трогать.

— Ну, ладно. А кто Дубину снегом кормил, за девчонок заступался?!

— Вот! За кого-то я могу заступиться, или попросить! А если мне надо — ни за что не смогу!

Света задумалась.

— А если тебе представить, что это не тебе надо, а кому-то?

— Нет, я же все равно буду знать, что для себя. И не смогу. Вот мне и нужно сделать свой характер более твердым.

— Ну, не знаю тогда… Твердым… Может, тебе надо научиться делать что-то такое, что ты не можешь, ну, как бы себя преодолеть? — Света засмеялась. — Пить, курить и матом ругаться?

Аленка тоже засмеялась: — Ага, представь, идет такая «Леночка примерная» по улице, фартучек белый, галстучек наглаженный, в портфеле пятерки и четверки, а сама пьяная, в зубах папироска и матом прохожих кроет!

Тут уж девчонки не выдержали и так захохотали, что из кухни пришла тетя Нина.

— Девочки, что тут у вас такое смешное? Расскажите, тоже посмеяться хочется!

— Мам, да мы тут придумываем то, чего быть не может, ну, кто смешнее, вот и придумали, что Аленка пьет, курит, и в школу в таком виде приходит!

Тетя Нина замахнулась на дочку кухонным полотенцем: — Вот дурочка-то! Может, и смешно, но про такое даже для смеха думать нельзя! Не надо, девочки, лучше что-то приятное придумайте! Про каких-нибудь царевичей-королевичей, например!

— Ладно, мам, придумаем. О! Вот! Пусть как будто Аленка выиграла гонки задом наперед и ей подарили золотой велик!

Девчонки опять захохотали. Тетя Нина улыбнулась:

— Ну вот, другое дело! Пошли чай пить, у меня как раз калитки поспели.

После чая с калитками девчата опять заговорили о том же.

Аленка задумчиво протянула:

— Ну, пить я точно не буду. Это только дуракам кажется — выпил водки — и герой, а на самом деле человек только дуреет и свиньей от этого становится. Курить? Тоже не хочу… Когда маленькая девочка курит — это смотрится противно, мне не нравится. Вот матом… Тоже противно, я мат терпеть не могу! Ну, наверное, это как раз можно попробовать — для твердости и именно чтобы себя преодолеть. Только как это: ни с того, ни с сего взять да матом крыть?

У Светы загорелись глаза.

— Слушай! Помнишь, ты говорила, что какие-то парни тебе проходу не дают? Вот кого надо крыть! Ну, не крыть, а так, послать кое-куда! Только это надо по-умному сделать: во-первых выбрать действительно противных, чтобы разозлиться, во-вторых, чтобы никого рядом не было! А то ты же знаешь — знакомых полно, расскажут твоим родителям, от отца тебе точно влетит. А самое главное — подойти к ним поближе, совсем рядом, смотреть прямо в глаза и тихим голосом — тихо, но грозно! — сказать: «Пошел на…!». Поняла?

— Поняла! Слушай-ка, а вот это действительно должно подействовать! Ладно, надо попробовать. Светик, ну какая же ты умная!

— Да это девчонки во дворе рассказывали, к ним тоже кто-то приставал, так они таким способом от всех придурков избавляются.

Ну что ж, сказано-сделано. Несколько дней Аленка ждала случая, но то парни мелкие какие-то, то прохожих рядом полно, то в последний момент засмеяться «приспичило»…

Но вот, наконец-то! Пошла она в Дом Быта за фотографиями. А там, на четвертом, верхнем, этаже лестничная площадка такая темная (свет почему-то не горел, как по заказу), и в этой полутьме стоит троица — волосы грязные, одежда тоже не первой свежести, глаза сальные и рожи глупые. Аленка подумала: «Ага, голубчики! Попались! Ну, давайте уже, искрите юмором своим!». Она почувствовала, как от волнения краснеют щеки и еще и глаза опустила. А парни решили, что она испугалась, и от вида такой легкой добычи оживились, принялись хихикать, причмокивать, болтать что-то вроде «Ой, какая… иди к нам, развлечемся!». Аленка уже была готова дать им отпор, но тут ей послышались чьи-то шаги, и она быстро проскочила в фотостудию. Получив фотки, Аленка подошла к прикрытой двери и стала прислушиваться. Ага, парни тут — болтают, сплевывают. Понятно, жертву дожидаются — обратно-то только здесь можно выйти. Больше вроде никого не слышно. Аленка глубоко вздохнула и шагнула на площадку.

Парни, увидев ее, опять захихикали, один загородил проход, и даже протянул к ней руку, намереваясь схватить за рукав. Аленка остановилась, мысленно усмехаясь, уперла свой взгляд прямо ему в глаза и негромко, но четко сказала: «Пошел на…!». Парни остолбенели, и только когда Аленка развернулась и уже успела спокойно дойти до следующей площадки, она услышала за спиной: «Ох, нифига ж себе! Ну, Колян, ты и получил!».

Аленка чуть не расхохоталась в голос, пришлось бежать вниз по ступенькам и уже на улице дать волю веселью. И, пока шла до дому, все время вспоминала обалдевшее лицо Коляна и снова принималась смеяться: «Ну что, дружок, теперь подумаешь, как девушек смущать?»

А через несколько дней ее поджидало более серьезное испытание.

Шли они с мамой поздно вечером от знакомой, у которой покупали молоко и молочные продукты, с бидончиком простокваши. Пустынная дорога, темноту перемежают редкие фонари, а тишину — редкий лай собак за заборами. Уютный такой вечер, и им было весело болтать, как двум подружкам. Вдруг их нагнал мотоциклист, и то ли от большого ума, то ли просто пьян был, решил их попугать — стал выписывать вокруг них, передним колесом уже почти наезжая. Мама закричала и стала тянуть Аленку к кустам на обочине дороги, чтобы не попасть под колесо. Аленка тоже испугалась, но не за себя — а за маму. Она-то могла просто перемахнуть через невысокий забор стоявшего рядом детского сада, а там, с другой стороны участка, перелезть на соседнюю улицу — фиг бы с ним, с мотоциклом тогда! Но мама! Этот гад испугал ее маму! В душе у Аленки поднялась волна гнева. «Ну, сейчас ты у меня получишь!».

Она сняла крышку с бидончика, дождалась, когда мотоциклист подъехал вплотную (сверкнул из-под шлема оскал его улыбки), чуть отступила и, выплеснув простоквашу из бидончика прямо в этот оскал, бросила: «Пошел на…!». Слов ее конечно, в реве мотора никто не услышал, зато облитый чем-то густым и кислым мотоциклист вынужден был остановиться и обтереть лицо. Утершись, он снова стал разворачивать мотоцикл и прокричал: — Ну все, сейчас ты получишь!

— Только попробуй! — Аленке уже море было по колено. — У меня еще тут много! А приблизишься — вместе с драндулетом своим закувыркаешься! — Аленка даже представила, как она толкает ногой в бок мотоцикла и как тот падает вместе со своим седоком. Видимо, парень почувствовал ее гнев, а может, просто решил не связываться с бешеной девчонкой — последний раз выругавшись, взревел мотором и умчался.

А когда они с мамой пошли дальше, обсуждая, естественно, то, что случилось, оказалось, что мама тоже испугалась не за себя, а за дочку. И вообще, оказывается, она тоже успела составить свой план! План был хорош: Аленка с мамой отступают за куст, «этот» видит, что жертвы ускользают, начинает объезжать куст, мама в это время забегает ему со спины (из-за шлема ему видно только то, что впереди, то есть Аленку), толкает ногой мотоцикл вбок, тот падает вместе с седоком в куст, мама опрокидывает ему в лицо простоквашу! А пока «этот» выпутывается из куста и простокваши, мама и Аленка быстро его связывают!

Аленка восхищенно покрутила головой:

— Ну, мам, ты даешь! А связывать-то чем?

— Да вот, у меня же пояс от плаща, и у тебя есть, да можно еще и кофтой твоей!

— Ну, долго его эти завязки не удержали бы!

— Так и не надо долго! Вон дом Семенцовых, рядом совсем. А у них телефон есть. Я бы покараулила, а ты бы сбегала, позвонила в милицию, а потом папе. Да и папе можно было не звонить — дядя Миша Семенцов с Сережкой помогли бы! И сдали бы мы его, голубчика, в кутузку, как миленького!

— Вот это да! А я-то думала, ты испугалась! А ты, оказывается, боевая какая!