Бесплатный фрагмент - 36 вопросов по истории Великого княжества Литовского

Вступление

Как устроена скучная книга про историю государства?

По мнению автора, скучная книга включает сухой слог, бесконечные цитаты из давно неактуальных работ, ошибочные данные, кочующие из публикации в публикацию…

Но автор данных строк решил написать нескучную книгу!

Поэтому здесь читатель не встретит последовательного изложения тех событий, которые давно-давно описаны в других изданиях. Краткое хронологическое изложение истории Княжества можно найти даже в википедии, но эта книга предлагает читателю другое.

Автор, в духе академической научной работы, концентрировался на развенчивании исторических мифов, выдвижении гипотез и освещении менее известных фактов о Великом княжестве Литовском. Но информация здесь дана в научно-популярном ключе. Таким образом, книга сочетает в себе как признаки строго научной работы, так и научно-популярного издания.

Такой подход позволяет автору надеяться, что книга не утомит непрофессионального историка, но при этом будет чем-то полезна и профессионалам нашего цеха.

Для книги было отобрано некоторое количество вопросов, из числа присланных автору — как стандартных, так и довольно оригинальных.

Обладая достаточной квалификацией, для собственных исследований и научно-критического подхода к материалам, автор ценит краткость. Поэтому, во время работы над данной книгой, не ставилась задача создать огромное по объёму издание, при этом переписав в него десяток трудов других историков.

В качестве доказательств, здесь использованы достоверные документы, а гипотезы оформлены как гипотезы, а не «истина в последней инстанции».

Всё, конечно же, для того, чтобы создать максимально объективный рассказ о прошлом.

Продолжая нескромно хвалить свою работу, автор отметит, что старался сохранять «национальную нейтральность».

Не секрет, что европейская держава, которой посвящена эта книга, до сих пор служит предметом споров, и эти споры, нередко, затрагивают национальные симпатии спорящих; то есть спорщики стремятся доказать, что Великое княжество Литовское должно являться наследием именно их народа.

Автор знаком с литовскими, белорусскими, польскими и русскими публикациями и концептами, объясняющими что из себя представляло ВКЛ. И поэтому читатель сможет увидеть на страницах данного издания идеи из разных историографических пространств, причём каждая из них была подвергнута критическому анализу, а не просто бездумно вписана в новый текст.

Автор самостоятельно перевёл цитируемые здесь документы, выполнив, среди прочих, рифмованные переводы.

Заканчивая это навязчивое восхваление собственного труда, автор хочет посвятить несколько слов своей предыдущей книге про ВКЛ, которая называется «Великое княжество Литовское и белорусский национальный миф».

Читатель был настолько снисходителен, что хорошо принял ту работу, поэтому её создатель от души говорит спасибо всем, кто прочёл книгу и остался доволен. Ну а тем, кому книга всё же не понравилась — спасибо за уделённое время.

Читателю незнакомому с упомянутой книгой, автор, разумеется, советует её прочесть.

Особое удовольствие автору доставило внимание к его прошлой работе со стороны мэтров отечественной науки, в частности, отзывы Вячеслава Леонидовича Носевича, которого автор читал ещё в школьные годы.

Остаётся надеяться, что и эта работа привлечёт внимание коллег. Хотя книга, как сказано выше, ориентирована на массового читателя и не содержит огромного массива новых данных, её текст, как тоже было отмечено ранее, демонстрирует деконструкцию устоявшихся мифов, что, теоретически, может быть интересно не только любителям истории, но даже некоторым профессионалам.

Итак, дорогой читатель, хватит лишних слов! Пришло время для вопросов и ответов!

О началах и правителях

Как появилось слово Литва?

Первое упоминание Литвы относят к 1009 году. В её регионе тогда погиб проповедник Бруно Кверфуртский — немецкий аристократ, имевший высокий сан епископа.

В Кведлинбургских анналах, датированных XI веком, читаем о том, что Бруно был обезглавлен in confinio Rusciae et Lituae, то есть «на границе Руси и Литвы».

Относительно значения и происхождения названия существует множество разных версий. Более-менее убедительные гипотезы связывают название с притоком Вилии, маленькой речкой Летаукай. Автор может тут заметить, что путь именования некого племени по названию географических объектов кажется вполне логичным. К примеру, дреговичи — одно из легших в основу белорусского этноса восточнославянских племён, вероятно, получили название благодаря болотистой местности, которую они занимали. В белорусском языке, как известно, трясина и теперь именуется «дрыгва».

Полочане, населявшие первое самостоятельное государство предков белорусов — Полоцкое княжество, как можно думать, получили название от реки Полоты.

В современной Республике Литва достаточно популярна версия с происхождением имени страны от названия дружинников, состоявших в отрядах литовских нобилей. Таких воителей якобы называли «лейчи». В этом случае объяснение напоминает версию с происхождением не вполне понятного славянам слова «русь», которым изначально, как считается, именовалась варяжская дружина скандинавских монархов, управлявших восточнославянскими землями.

Маргинальная версия говорит о происхождении названия Литвы от славянского племени лютичей, которые жили на территории современной Германии. Обосновывают эту связь обычно названиями населённых пунктов на землях Беларуси, белорусскими фамилиями с корнем «лют» и другими, аналогичными по уместности, аргументами.

Автор, мягко говоря, скептически смотрит на подобные рассуждения и предлагает сторонникам подобных теорий записать в «наследие лютичей» швейцарский Люцерн или, к примеру, Пимпальгаон Лют в Индии. Потомком лютичей, для рассуждающих таким образом людей, видимо, должен является и знаменитый немецкий богослов Мартин Лютер, а может быть даже чернокожий борец за права афроамериканцев Мартин Лютер Кинг. И, конечно же, в честь лютичей был назван цветок — лютик.

Говоря серьёзнее, стоит отметить, что фонетических совпадений, разумеется, недостаточно для выдвижения научно обоснованной гипотезы. Историки должны пользоваться данными достоверных исторических документов и вспомогательных исторических дисциплин, а не псевдонаучным анализом фонетики.

Копания в лексике исторических документов вообще являются любимым занятием многих историков-маргиналов. Автор лично читал в интернете записи некоторых любителей истории, которые вполне серьёзно вещают об отличных друг от друга народах лютов, литванов, литвинов, летавов и прочих литваноров. Подобные «народы», появляются в следствие разнобойной передачи иностранными хронистами названия литовцев.

Думать, что литваны и литовцы являются разными народами, это примерно так, как думать, что иностранец называющий, к примеру, русских «рюськими» говорит об отдельном народе, а не просто коверкает название из-за неспособности его правильно выговорить.

Кроме того, сторонники «лютичиской Литвы» могут давать ссылки на псевдоисторические труды авторов XIX-ХХ веков, к примеру, Павла Шафарика и Вацлава Пануцевича, которые никогда не являлись компетентными историками.

Автор достаточно подробно освятил тут «лютичискую версию», чтобы отметить её неправдоподобность, в связи с чем её необходимо резко отделить от примерно равнозначных, в плане убедительности, «географических версий» и версии воинов-лейчи.

При этом, сторонников литовцев-лютичей, среди любителей истории, не так уж и мало. Автор даже имел возможность общаться с профессиональными историками, разделяющими подобные взгляды.

К слову, не ясно зачем создателям «лютичиской версии» нужны эти полабские славяне, если у восточных славян есть свои подходящие имена. Известен, к примеру, сын киевского воеводы Лют Свенельдич, упоминаемый в относительно достоверной Повести временных лет.

Именно в восточнославянских и балтских языках уместно искать основы для названий населённых пунктов региона и фамилий местных уроженцев.

Но вернёмся к названию Литвы. Существуют версии, выводящие название этого балтского государства от некоего мифического основателя. Подобный образом объясняют названия племени радимичей, легендарным вождём которых является некий Радим. Его брат Вятко, в свою очередь, якобы дал имя племени вятичей.

В данном контексте любопытны сведенья знаменитого польского историка Юзефа Крашевского, который упоминает о князе Литво (Litwo). Этот правитель, согласно легенде, основал замок Garto (Гродно), а имя князя перешло на весь его край. Видимо, на формирование такой истории повлияла важнейшая роль Гродно в ВКЛ, зная о которой создатели легенды связали основание наднеманского города с основанием всего литовского государства.

Иногда слово Литва выводят от простого и понятного славянам слова «лить».

Из вышеизложенного видно, что единственной, общепринятой и абсолютно убедительной версии, объясняющей название Литвы, пока ещё нет.

Если бы автора настоятельно просили выбрать одну из этих версий, то он, пожалуй, сделал бы ставку на географическую природу названия, то есть переход названия реки или города на территорию и этнос.

Однако следует ещё раз подчеркнуть, что говорить, в данном случае, следует лишь о гипотезах.

Когда появилось Великое княжество Литовское?

Некоторые специалисты (в основном литовцы) являются сторонниками теории образования ВКЛ ещё до Миндовга. К примеру, в достоверной Галицко-Волынской летописи упоминается договор волынцев, заключённый в первой половине XIII века с большим количеством литовских правителей, главным из которых обычно считается носящий довольно славянское, по звучанию, имя, князь Живинбуд.

Согласно ГВЛ:

«Имена литовских князей были: старшие Живинбуд, Довьят, Довспрунг, брат его Миндовг, брат Довьята Виликаил».

Эти данные, в купе с иными достоверными сведеньями, позволяют обосновано утверждать, что уже в начале XIII века (а, вероятно, и намного раньше) в литовских землях существовала чётко выстроенная, иерархическая пирамида, с монархом и аристократией на вершине.

Литовский историк Томас Баранаускас касается вопроса существования литовского государства в своей статье «Mindaugo karunavimo ir Lietuvos karalystes problemos» и вполне логично замечает:

«Литовское государство, вероятно, существовало и до Миндаугаса».

При этом традиционно считается, что основателем ВКЛ был первый и последний литовский король Миндовг, правивший в XIII веке.

Автор поддерживает версию того, что ВКЛ было именно объединённой балта-славянской (либо славяно-балтской) державой, соответственно, именно Миндовг, который первым распространил свою власть на крупные славянские центры Понеманья, сделал важный вклад в создание этой державы.

Годы существования литовской государственности можно, теоретически, отсчитываться и от периода, предшествовавшего правлению Миндовга. Но говорить о ВКЛ, до утверждения литовского монарха в славянских городах, всё же, по мнению автора, не стоит.

Правда ли, что на самом деле Великое княжество Литовское создал Войшелк, а не Миндовг?

Известно, что некоторые исследователи выводят на первый план Войшелка, объявляя именно его создателем ВКЛ. В такой роли этот правитель показан, к примеру, у белорусского историка-любителя Николая Ермаловича и профессора истории Сергея Рассадина.

По мнению автора, Войшелк действительно внёс важнейший вклад в формирование государства. Объединяя мятежные балтские земли под своей властью, он при этом опирался на дружины славянских городов.

Однако Войшелк, заручившись поддержкой волынцев, фактически утратил полную независимость и выступал скорее вассалом галицко-волынских князей, чем полновластным монархом. Быть может сын Миндовга ощущал шаткость своего положения и сознавал, что является ненужным конкурентом для волынских Рюриковичей в борьбе за власть над Литвой, и именно поэтому предпринимал странноватые для могущественного князя попытки ухода в монастырь? Так или иначе, волынцы не постеснялись поднять руку на князя-монаха, и Войшелк был убит сыном и наследником короля Даниила, Львом Даниловичем.

После Войшелка в ВКЛ правил галицко-волынский князь Шварн Данилович. Однако, по неизвестным специалистам причинам, власть в Литве вернулась в руки местного монарха, а именно Тройденя.

Некоторые литовские историки хотят видеть в приходе литовского правителя некий возврат к «национальным ценностям» в том числе язычеству, хотя обстоятельства получения власти Тройденем неизвестны.

Зато из Галицко-Волынской летописи достоверно известно о христианских братьях великого князя, что не свидетельствует в пользу некоего «литовско-языческого» характера государства, а наоборот говорит о «двойственной природе» ВКЛ, в котором учитывались интересы как Литвы, так и Руси.

Именно Тройдень наконец-то начинает успешно противостоять волынцам, которые до этого практически всё время берут верх над литовцами, по крайней мере в записях волынских хронистов. Используя славянскую военную силу, в частности, гродненскую дружину, великий князь борется с волынцами и захватывает принадлежавший им достаточно крупный и богатый Дрогичин (Дрохичин).

Таким образом, великие князья XIII века, а именно Миндовг, Войшелк и Тройдень, по мнению автора, внесли огромный вклад в формирование государства на ранних этапах его существования. Поэтому, не отрицая важную роль Миндовга, следует учитывать значение его приемников на троне Литвы, и прежде всего сына литовского короля, великого князя Войшелка.

Формирование государства, разумеется, не закончилось в XIII веке. Значительный вклад в развитие страны внёс великий князь Гедимин, который чётко обозначил столицу Литвы, город Вильно, и значительно расширил пределы своей страны.

Но даже при Гедимине, ВКЛ всё ещё напоминало некую унию полунезависимых княжеств. Землями, формально включаемыми в ВКЛ, управляли не только сыновья Гедимина, в частности, Альгерд и Кейстут (соответственно, витебский и трокский князья), но и, по всей видимости, члены исконных, славянских династий, к примеру, минский князь Василий.

Подобным образом был устроен пангосударственный союз, известный в истории как Священная Римская империя германской нации, где отдельные земли управлялись относительно независимыми от императора правителями.

Формирование ВКЛ как единой страны, с чётко выраженной и структурированной центральной властью, было долгим, а важнейший вклад в создание государства вносили разные монархи.

Откуда происходили монархи Великого княжества Литовского?

Не внося в сознание историков каких-то больших неожиданностей древние документы показывают, что Литвой правили этнические литовцы. Хотя, тут стоит отметить, что существуют разные версии происхождения литовских правителей, о чём ещё будет сказано дальше.

Родственные связи балтских правителей ВКЛ представляют для исследователей некоторую сложность, или, говоря иначе, генеалогические цепочки несут в себе разрывы, не позволяющие точно определить связан ли первый и последний король Литвы Миндовг с великим князем Гедимином. После Гедимина происхождение всех литовских монархов уже хорошо прослеживается на основании достоверных документов.

Помимо наиболее знаменитых балтских правителей ВКЛ, таких как Миндовг, Гедимин, Альгерд, Витовт и Ягайло, правителями Литвы являлись значительно менее известные монархи. К примеру, после Войшелка Литвой правил Шварн Данилович из династии Рюриковичей. Это князь являлся единственным, если можно так выразиться, официальным представителем знаменитой монаршей династии Руси на престоле ВКЛ.

Впрочем, Войшелк находился в подчинении другого галицко-волынского Рюриковича, а именно Васильки Романовича, которого, согласно достоверной Галицко-Волынской летописи, сын Миндовга именовал «отцом и господином», что является традиционным для летописей указанием на вассальную зависимость. И хотя документы не позволяют исследователям установить насколько значительной на самом деле была зависимость Войшелка от Васильки, всё же и этого Рюриковича можно считать формальным верховным правителем Литвы, хотя он не фигурирует в традиционных перечнях великих князей литовских.

Освещая вклад Рюриковичей в правление Литвой можно отметить и некоторых женщин, в частности, княжну, известную как Мария Витебская, а также Иулианию Тверскую, которые не имели большого влияния на политику страны, но были жёнами великого князя Альгерда.

Некоторые исследования ставят вопрос о происхождении от Рюриковичей княжеского рода Вишневецких. Как известно, Михаил Вишневецкий был великим князем литовским и королём польским.

В жилах Софьи Гольшанской, основательницы могучей династии Ягеллонов, текла кровь традиционно выводимых от Рюриковичей князей Друцких. При этом, невиданные историкам прошлого генетические исследования, вроде как указывают на происхождение Друцких не от Рюриковичей или Гедиминовичей, а от некоей местной династии, из окрестностей Друцка.

Генетические исследования также подтверждают «варяжскую версию» происхождения Рюриковичей, то есть говорят о происхождении Рюрика откуда-то из окрестностей древнего шведского города Упсалы, где всё ещё возвышается самый величественный готический собор Швеции, ставший усыпальницей тамошних монархов.

Разумеется, к интерпретации данных генетических исследований историкам следует относиться с большой осторожностью, ведь эти сведенья нельзя подтвердить посредством изучения исторических архивов, а сами специалисты-генетики нередко противоречат друг другу. Известно, что в рамках генетического исследования, белорусов иногда объявляют балтами, а иногда славянами.

Принимая или отклоняя скандинавское происхождение великого князя Шварна, нельзя, однако, обоснованно отрицать присутствие скандинавов на троне ВКЛ, ведь правителями Литвы были представители шведского королевского дома Ваза (Васа), а именно: Сигизмунд III, Владислав IV и Ян II Казимир.

Литвой также правил венгерский аристократ Стефан Баторий, чей род был довольно тесно связан с родом Влада Цепеша, прототипа литературного Графа Дракулы.

Прототипом литературных персонажей был и ещё один великий князь литовский, а именно Генрих Валуа — король Франции и брат Маргариты Валуа: знаменитой «королевы Марго», из произведений Александра Дюма.

В перечне великих князей литовских находятся представители трёх польских аристократических родов: Ян Собеский, Станислав Лещинский и Станислав Август Понятовский.

Короли польские великие князья литовские Август Сильный и Август III принадлежали к немецкому роду Веттинов.

Немалую власть в ВКЛ имела великая княгиня Бона Сфорца, из итальянского рода, представители которого были меценатами великих людей искусства, в частности, самого знаменитого художника все времён — Леонардо да Винчи.

Бона, не являясь монархом формально, оказывала значительное влияние на жизнь страны. Эта предприимчивая женщина сумела заработать в Литве большие деньги, благодаря своих грамотным экономическим реформам. Подобная предприимчивость и влияние Боны на политику её мужа Сигизмунда I и сына Сигизмунда Августа настолько не нравились литовским и польским магнатом, что дурная слава держалась и через 82 года после смерти правительницы, когда влиятельнейший польский вельможа и князь Священной Римской империи Каспер Денгоф называл королеву польскую и великую княгиню литовскую Цецилию Габсбург «бонкой», тем самым намекая на желание Цецилии иметь реальную политическую власть, подобно Боне Сфорце.

Итак, как не трудно заметить читателю, компания литовских монархов отличалась значительным разнообразием и в ней присутствовали чрезвычайно интересные личности.

Откуда происходило дворянство Великого княжества Литовского?

Не стоит забывать и о могущественной аристократии, тем более что в ВКЛ рано обозначилась тенденция к ограничению власти монарха.

На момент написания этой книги, в статье о русинах (Rusenai) литовской википедии находится текст, сообщающий, что предки белорусов почти не влияли на политические процессы Литвы до XVI столетия, когда славянские, по происхождению, магнатские роды ВКЛ вышли на лидирующие позиции. Подобные утверждения, всё ещё популярны в литовской историографии. Их, однако, можно легко опровергнуть документами.

Ещё во времена Миндовга один из его воевод, согласно Галицко-Волынской летописи, носит славянское по звучанию имя Хвал, хотя стоит отметить, что имя, теоретически, могло принять более славянскую форму благодаря славянским составителям хроник. Однако вне всякого сомнения Афанасий Константинович из Рязани, находящийся в числе приспешников литовского монарха, принадлежал к славянам, что лишний раз свидетельствует в пользу разной этнической принадлежности членов его свиты.

Известно, что предки белорусов, новогородские и пинские феодалы, поддерживали Войшелка во время установления его власти в Литве.

ГВЛ повествует:

«Войшелк, пошёл с пинчанами к Новогородку, и оттуда, взяв с собою новогородцев, пошёл в Литву княжить».

Галицко-Волынская летопись также упоминает христианское крещение братьев Тройденя, который правил Литвой после Шварна. Вряд ли при таком серьёзном присутствии христианских правителей в жизни Литвы, власть обходилась без славянских аристократов, хотя скупость источников затрудняет реконструкцию этнической картины верхнего эшелона элиты зарождавшегося ВКЛ.

Во времена Гедимина его наиболее одарённым полководцем был русинский князь, известный как Давыд Городенский. Традиционная, но чрезвычайно слабо обоснованная версия, приписывает Давыду происхождение от псковского князя Довмонта, хотя более вероятно, что он был потомком гродненских князей или бояр.

Удельными князьями-вассалами великого князя литовского продолжали оставаться христианские правители, предположительно происходившие из династии Рюриковичей, к примеру, князь Василий из Минска.

Исследователи могут довольно уверенно реконструировать состав государственной элиты ВКЛ во времена Витовта.

В XIV — XV веках Литвой действительно правят многочисленные представители балтских родов, таких как Монивиды, Гаштольды, Кезгайлы.

При этом в самом верхнем эшелоне власти ВКЛ находится Ян Немира. Этого государственного деятеля зачастую выводят от балтского предка, хотя автору не ясно почему феодал, носящий славянское по звучанию имя, должен был обязательно быть балтом, а не происходить, например, от кого-то из славян-язычников, сохранивших веру прадедов в мультиконфессиональном регионе Понеманья.

Другой важный соратник Витовта — Братоша, также носит славянское имя.

Важным сановником был при Витовте Ходка Юрьевич, вероятно, предок магнатов Ходкевичей.

Русинские феодалы традиционно продолжали играть важную роль на восточных землях, к примеру, Фёдор Весна был витебским наместником.

Перечень литовских бояр, подписавших Городельскую унию, позволяет делать выводы об этническом составе тогдашней знати ВКЛ, хотя тут стоит учитывать, что многие важные члены политической элиты не участвовали в акте.

Список подписантов унии показывает превалирование этнических литовцев. Однако и в этом акте можно видеть славянские по звучанию имена. Гербы от поляков получили, в числе прочих, некие Качан, Волчко и феодал с забавно звучащим для современного читателя именем — Кончан Сукович.

Из вышеизложенных, подтверждённых документами фактов, видно, что предки белорусов играли заметную роль в политической жизни страны на протяжении ранних периодов существования ВКЛ, то есть в XIII, XIV, XV веках, а не только с XVI столетия, как это показано в несостоятельных версиях литовской историографии.

В XVI веке политическую элиту страны наполняют русинские роды, чего не отрицает даже упомянутая ранее статья литовской википедии. В тот период знать Литвы — это происходящие с белорусских земель магнаты, а именно: Сапеги, Ходкевичи, Хрептовичи, Воловичи, Глебовичи и др. Относительно реальных предков этих вельмож ведутся споры, но более новые генеалогические публикации говорят об их инцептобелорусском (прабелорусском) происхождении. Тут автор, для примера, может отметить отличную работу литовской специалистки Генуты Киркиене «Korzenie rodu Chodkiewiczów» в которой она убедительно развенчивает старую и абсолютно несостоятельную версию происхождения Ходкевичей от киевских бояр.

Ведущие свою родословную от балтских предков Радзивиллы и Пацы также играли ведущую роль в политике страны. При этом представители элиты, разумеется, всячески перемешивалась, формируя своеобразную «аристократическую семью». К примеру, Текля Волович приходилась прабабкой богатейшему магнату Речи Посполитой Михаилу Радзивиллу Рыбоньке и, соответственно, прапрабабкой «литовскому Мюнхгаузену» Каролю Радзивиллу Пане Коханку.

Кроме предков литовцев и белорусов, на определённых отрезках существования ВКЛ, в элите были весьма заметны члены польских родов, например, Потоцкие.

Немалый вес имели представители немецкой аристократии, в частности: Денгофы, Тизенгаузы и Плятеры.

Некоторые могучие славянские роды, такие как Кишки и Веселовские, выводились с пограничья ВКЛ и Польши, и, соответственно, тут уместна дискуссия об их этнической принадлежности.

Другие знатные магнаты: Тышкевичи и Поцеи происходили с белорусско-украинского пограничья.

В ВКЛ были роды татарского происхождения, дворянство из Московской Руси, влиятельный итальянский род Сципио-дель-Кампо, и даже еврейская, по происхождению, шляхта.

И всё же именно предки белорусов и литовцев дали Литве наибольшее количество влиятельных сановников.

Стоит отдельно упомянуть наиболее могущественных людей, не принадлежащих к великокняжеской династии, которые поднимались до уровня фактических правителей ВКЛ.

Огромным объёмом власти обладал, например, Николай Радзивилл Старый, заложивший крепкий фундамент под могущество своего рода.

Бенедикт и Казимир Ян Сапеги фактически являлись некоронованными правителями во время гегемонии их рода в Княжестве, когда представители дома занимали почти все ключевые посты в литовской части Речи Посполитой.

С ещё одним «неофициальным монархом» связанна весьма растянутая во времени, занимательная история.

В 1269 году немецкие крестоносцы встретились в битве с литовцами во главе которых стоял великий князь Тройдень. Столкновение произошло рядом с Ашераденом. Рыцари потерпели довольно тяжёлое поражение. «Ливонская рифмованная хроника» сообщает о потерях упоминая, в частности, интересующего нас, знатного воителя:

«Там Тизенгаузен наш знатный,

Духом чист и благодатный,

Душа на небе ждёт молитвы,

А сам он слёг в горниле битвы».

Прошло более 480-ти лет и далёкий родич погибшего в борьбе с Великим княжеством Литовским Тизенгаузена, подскарбий надворный литовский Антоний Тизенгауз, стал фактическим наместником польского короля в Литве, то есть, по сути, правителем народа, в борьбе с которым когда-то погиб его родственник.

Вот такая эффектная, ироничная улыбка плутоватой дамы-капризницы по имени История!

Правда ли, что литовцы захватили Новогрудок?

Здесь автор относительно коротко обозначит самые веские, на его взгляд, аргументы pro et contra.

Обычно споры насчёт захвата литовцами земель будущей Беларуси привязаны именно к Миндовгу и городам Понеманья, и прежде всего Новогрудку, хотя формирование ВКЛ шло не одно столетие и включало в себя мирное, по всей видимости, присоединение белорусских земель, например, отход к великим князьям литовским Витебского княжества, произошедший, как считается, благодаря династическому браку Альгерда с некоей витебской княжной, называемой Мария.

Говоря о временах XIII столетия можно отметить, что Миндовг, как известно из достоверного документа, буллы Папы Римского Александра IV, датированной 6 марта 1255 года, захватил какие-то земли «Русского королевства», которыми, теоретически, могли быть земли Новогрудка. Эти земли папа, в своём послании, позволял Миндовгу оставить себе.

Автор лично переводил оригинальный латинский текст буллы и может подтвердить, что речь шла именно о захвате неких земель.

Такие сведенья подтверждают не только пробы литовской экспансии на Русь, но и некоторые успехи литовских феодалов.

Некоторые специалисты считают документ папы неопровержимым доказательством захвата Новогрудка. То есть, в этом случае «Королевством Руси» якобы было Галицко-Волынское княжество, в политической орбите которого находились города Понеманья.

Тут, однако, существует некоторая проблема. Загадочное «Королевство Руси» названо без привязки к конкретным областям.

Известно, что литовский исследователь Артурас Дубонис видит в этом «Королевстве» Полоцкое княжество. В своей работе «Две модели литовской экспансии на Руси (XIII — начало XIV века)» историк пишет:

«С Даниилом Миндовг жил в мире, поэтому понтифик не мог благословить литовскую экспансию в этом направлении. Другим „русским королевством“, оказавшимся в центре внимания Миндовга, могло быть лишь Полоцкое княжество».

Обращает на себя внимание несколько наивное утверждение Дубониса о том, что папа почему-то должен был руководствоваться, в своём утверждении за Миндовгом захваченных русских земель, состоянием перемирия литовцев с Даниилом Галицким, хотя галицко-волынские князья и Миндовг бесконечно ходили по кругу перемирий и новых войн, а папу, как следует из буллы, интересовали новые, доступные для христианизации, области, граничащие с «Королевством», и именно поэтому он утвердил захваченные территории за Миндовгом. В такой ситуации потенциального роста католического влияния, Святой Престол вряд ли смутил бы конфликт Миндовга и Даниила, для прекращения которого, у папы в любом случае не было абсолютно эффективных средств. В данном случае нам, однако, важнее уверенность доктора Артуруса насчёт таинственного «Королевства».

Русский историк А. В. Майоров, в своей работе «Первая уния Руси с Римом. Часть 4» также очень уверенно называет владения Александра Невского теми самыми загадочными землями из буллы понтифика. В публикации Майорова читаем:

«Разрешение папы на захват русских земель, данное литовскому королю в булле „Catholice fidei cultum“, несомненно, подразумевало земли в другой части „Русского королевства“ и было направлено против другого правителя Руси — новгородского и владимирского великого князя Александра Невского».

Таким образом, Дубонис уверенно называет «Королевство» Полоцким княжеством, а Майоров уверенно говорит о том, что это владения знаменитого Александра Невского.

Автор данных строк, подводя своеобразный итог под уверенными высказываниями коллег, может здесь также уверенно заметить, что «Королевство Руси», как видно из вышеприведённых цитат, остаётся предметом спора специалистов, и булла Александра IV не может служить доказательством захвата именно Новогрудка, хотя некие русские земли литовский князь, видимо, действительно присоединил с помощью военной силы.

Булла папы, при этом, остаётся, по мнению автора, наиболее веским, или, говоря скромнее, одним из наиболее веских аргументов в пользу захвата городов Понеманья.

Что ж, ранее исследователи не имели и такого, ведь захват Новогрудка выводился просто на основании появления литовского нобиля в славянском городе.

Теперь стоит обратить внимание на аргументы против захвата Новогрудка литовскими ратями.

Автор хочет, говоря в полушутливом тоне, обратиться к «исторической презумпции невинности», то есть указать, что захвата города не было, пока этот захват не доказан.

В принципе, можно было бы даже ограничиться подобным подходом.

Стоит отметить, что затасканное в исторической литературе утверждение о приглашении новогородским боярством Миндовга к себе на княжение не имеет вообще никакой основы в достоверных документах. Это хороший пример перехода обычной шаткой гипотезы в разряд фактов, то есть образец исторического мифа.

Однако в качестве аргумента в пользу добровольного объединения тут уместно упомянуть некоторые достоверные летописные сведенья.

Известно, что одним из веских аргументов в пользу добровольного принятия балтского правителя-язычника в славянском городе может служить крещение монарха. Дело в том, что историкам известна ситуация, в которой крещение было связанно с мирным принятием литовского князя, и она отлично задокументирована в достоверных источниках. Речь, разумеется, о крещении убийцы Миндовга, псковского князя Довмонта, который принял христианскую веру и прекрасно служил взявшим его к себе псковичам, оставив о себе хорошую память. Хорошую настолько, что бывший язычник даже был канонизирован и стал святым русской православной церкви.

Не удивительно поэтому, что православное крещение Миндовга, рисуя аналогию со случаем Довмонта, позволяло бы подкрепить версию о мирном появлении балтского князя в Новогрудке.

И летописное свидетельство о крещении Миндовга действительно есть.

Густынская летопись сообщает, что в 6754, то есть, по современному счёту, 1246 году:

«Великий князь литовский Миндовг принял веру христианскую от востока, со многими своими боярами».

Итак, балтский нобиль принял восточное христианство (православие) да ещё и со многими боярами, что явственно свидетельствует в пользу политической мотивации такого шага.

Казалось бы, вот отличное свидетельство в пользу добровольного принятия своего по вере князя в Новогородской земле. Проблема здесь в источнике этих сведений. Густынская летопись является поздним документом. К тому же, информация о православном крещении Миндовга не подтверждается надёжными источниками. Всё это приводит к тому, что большинство исследователей, не без оснований, отрицает теперь крещение 1246 года.

Но автор уже спешит достать из рукава джокер и слегка расстроить сторонников теории захвата Новогрудка. Для этого нужно обратиться к достоверной Галицко-Волынской летописи. В ней можно прочесть следующие строки:

«Войшелк начал княжить в Новогородке, и находясь в язычестве начал проливать много крови. Убивал он каждый день трёх-четырёх человек. А если в какой-то день никого не убьёт, очень печалился. Если же убьёт кого, тогда веселится. Потом вошёл страх Божий в его сердце, и он думал, желая принять святое крещение. И крестился тут же в Новогородке, и стал христианином».

Томас Баранаускас, в своей работе «Новогрудок в XIII веке: история и миф», пишет, что приведённый выше текст ГВЛ «отражает насильственное вокняжение Вайшалгаса в Новогрудке, за которым следовали жёсткие репрессии».

Автор уже заочно оппонировал литовскому специалисту, указывая на то, что о происхождении якобы репрессируемых ничего не сказано, и не ясно почему они должны быть несчастным мирным населением Новогрудка (а именно к такому пониманию подталкивает работа Томаса), а не политическими противниками литовского происхождения, или пленными волынцами, или, к примеру, татарами.

Но в контексте этой главы важнее другое. Обратите внимание на суть достоверного сообщения летописи.

«И крестился тут же в Новогородке, и стал христианином».

Эти данные и являются той самой вожделенной информацией о крещении князя-язычника во время правления в древнерусском городе.

Отрешившись от притянутых за уши репрессий и некоего катарсиса, которым летописец объясняет желание правителя креститься, можно выделить именно информацию о принятии Войшелком христианства. Крещение правителя, безусловно свидетельствует тут в пользу добровольного принятия местным населением балтского князя.

Правда, согласно летописи, крещение происходит несколько позднее начала княжения, но это, по мнению автора, никак не меняет сути: князь-язычник был крещён во время правления в христианском городе, примерно так же, как это произошло в случае Довмонта Псковского.

В таком контексте важна и достоверная информация ГВЛ о поддержке Войшелка новогородцами, когда тот «взяв с собою новогородцев, пошёл в Литву княжить». Как видно, жители Новогрудка, будучи жертвами репрессий, о которых писал Баранаускас, почему-то поддерживают Войшелка. Не говорит ли это о том, что никаких репрессий не было, а как раз наоборот: крестившийся ради правления в Новогрудке Войшелк, стал для славянских жителей региона своим князем, таким, каким был для псковичей литовский перебежчик Довмонт.

Разумеется, сообщение летописи подталкивает к тому, чтобы видеть в крещении новогородского правителя политический акт, а не просто спонтанное действие. Войшелк, как следует из документов, был активным, и не лишённым расчётливости, политическим и военным деятелем — сыном своего отца, хитрого и успешного тактика. И поэтому решения князя стоит осмыслить с позиций политического прагматизма.

Вероятно, впрочем, что сама политическая концепция могла быть определена Миндовгом. В рамках такой системы верховный правитель оставался язычником (Миндовг был им, даже формально приняв католицизм), а его близкие родственники, правящие в важнейших славянских городах, принимали восточное христианство. Подобное предположение объясняет христианское крещение братьев Тройденя. Эта же система видна во времена Гедимина, когда его сыновья принимали христианство и правили в христианских уделах. Разумеется, тут можно указать и на исключения из правил, как, например, язычество витебского князя Альгерда, которое, впрочем, оспаривается на основании некоторых документов, в частности, Синодика Киево-Печерской лавры и торгового договора Гедимина с Ливонским Орденом от 1 ноября 1338 года.

В финале данной главы автор хочет подчеркнуть, что значение недоказанного захвата Новогрудка в любом случае преувеличенно. Теоретически, этот захват мог иметь место, но отношение к нему местного населения всё равно может служить предметом дискуссии. Интерес к недоказанному захвату обусловлен, очевидно, желанием ответить на вопрос чьим государством было ВКЛ.

Однако стычки феодалов на ранних этапах становления державы, конечно же, не определяют, сами по себе, национальный характер полиэтнического государства, который зависит от политической и культурной роли того или иного этноса.

Сочетание культурной доминации предков белорусов с их политической субъектностью, позволяют нынешним белорусам считать наследие ВКЛ своим, независимо от обстоятельств экспансии балтских нобилей XIII века.

Правда ли, что правящая династия Литвы происходила от полоцких князей?

Открыв «Воскресенскую летопись» XVI века можно прочесть следующие строки:

«Княжили Рогволодовичи в Полоцке, и напал на них Мстислав Володимирович Мономах, и Полоцк взял, а Рогволодовичи сбежали в Царьград. А Литва в ту пору давала дань князьям Полоцким, но правили ей свои гетманы… Вильняне взяли себе из Царьграда детей князя полоцкого Ростислава Рогволодовича, князя Давила и его брата, князя Мовкольда… А у князя Мовкольда сын, князь Миндовг».

Подобная версия происхождения правящей династии ВКЛ нравилась Николаю Ермаловичу, но даже этот белорусский историк-романтик, не всегда придерживающийся правил строгой научной работы, отметил нетипичные для полоцких князей имена царьградских Рогволодовичей.

Теперь данные поздней «Воскресенской летописи», касающиеся предков Миндовга, могут иногда поддерживать маргинальные историки-любители.

В достоверных источниках князь Ростислав Рогволодович не появляется. И уж тем более мифическими фигурами выглядят его дети, носящие неизвестные у полоцких Изяславичей имена.

В связи с этим, в академическом дискурсе полоцкие корни единственного короля Литвы почти всегда определяются как легенда, созданная летописцами ради обслуживания претензий российских царей на земли Великого княжества Литовского.

Правда ли, что правители Литвы происходили от римского перебежчика Палемона?

Некий знатный римлянин — Палемон, согласно легенде, отправился в регион реки Неман, где и поселился со своими товарищами, найдя высокие горы, дубравы и множество дичи. Конечно, Палемону приглянулась такая благодатная земля, и «римляне» остались там жить навсегда.

Такие сведенья содержаться в «Хронике Быховца».

Создателем, (а иногда лишь популяризатором) «римской версии», считают польского историка Матея Стрыйковского, который работал в XVI веке. Кроме того, предполагается, что основу легенды заложил ещё польский хронист XV века Ян Длугош, отмечавший сходство литовцев с итальянцами.

Любопытен в данном контексте «российский ответ Голливуду», то есть аналогичная легенда, созданная как часть идеологии московских правителей.

В письме царя Ивана Грозного к военному деятелю ВКЛ Александру Ивановичу Полубинскому содержится достаточно подробный пересказ московской легенды:

«Август, кесарь римский, обладая всей вселенною, поставил сюда брата своего Пруса, который уже был упомянут. Дланью и милостью живоначальной Троицы создалось царство в Русии: в четырнадцатом колене от Пруса пришёл Рюрик, стал княжить в Русии и Новгороде, и сам назвался великим князем и город Великим Новгородом нарёк».

Далее писарь Грозного доводит повествование до самого Ивана, сообщая про его «держание скипетром Российского царства».

Как можно видеть, московская легенда являлась весьма близким аналогом литовской легенды о Палемоне.

Но это ещё не все интересные строчки в письме царя к Полубинскому. Следует уточнить, что литовский князь здорово досаждал своими военными успехами царским воеводам во время Ливонской войны. Разумеется, это вызывало гнев царя, который в своеобразной манере, как бы отражающей его шизоидное расщепление психики, одновременно восхвалял литовского вельможу и оскорблял его. В подписи царского послания Полубинский назван «добрым дворянином», а чуть далее «шутом».

Но особенно интересен отзыв российского монарха на легенду о Палемоне. В своём письме князь Александр, род которого якобы шёл от Гедимина, видимо, так или иначе похвалился царю своим происхождением. Не потому ли Иван Васильевич уделил так много внимания легенде о своей связи с древними правителями Рима? На генеалогическую легенду Полубинского царь дал максимально едкий ответ, блеснув каламбуром.

«А записываешь себя Палемонова рода, хотя ты полоумова рода, потому что пришёл править государством, а удержать не сумел, сам попал в холопы к иному роду».

В качестве идеологической основы претензий на земли ВКЛ, русским царям было полезно происхождение литовских князей от мифического Мовкольда из династии Рюриковичей, но, как можно видеть, царь не стал прямо оспаривать то, что Полубинский потомок Палемона.

Не ограничившись одним ударом по гордости наследника римлян, Грозный вновь уколол ненавистного князя в других строчках письма, повторив мысль о прислуживании наследников Палемона:

«А с этой грамотой мы послали к тебе воеводу своего, князя Тимофея Романовича Трубецкого, сына Семёна, Ивана, Юрия, Михаила, князя Дмитрия, сына великого князя Альгерда, у которого твои предки Палемонова рода служили».