Бесплатный фрагмент - 2 0 2 3
Зима-осень & лето-весна
Предисловие
Стихи посылал друзьям
Вместо писем и телеграмм…
2023 год — это время написания автором представленных в книге текстов. На первый взгляд это стихи, на самом же деле это короткие письма, адресованные разным людям, а иногда предметам и понятиям.
Фактически, перед вами мини-дневник реальных событий, наблюдений, неспешных размышлений и задумчивостей.
Если вам кто-то скажет или вам самим покажется, что в этой небольшой книжице слишком много грусти и даже тоски — не верьте этому мнению. Грусти много не бывает, она пронизывает нашу жизнь, как воображаемый эфир, в каждом, даже самом радостном событии, есть капелька грусти, а тоска никогда не являлась предметом художественных изысканий, это образ, метафора, но никак не «тоска» в её утилитарно-медицинском смысле.
На взгляд автора, книга, скорей, веселая, она легко читается, невелика по размеру и с картинками. Короче, вы сами всё легко увидите и поймете.
Однако, мне хотелось бы всё-таки сказать пару слов о своем отношении к тексту.
Всё написанное — текст.
Текст бывает длинным и коротким, ещё обычным и хорошим, а ещё бывает очень хорошим, это большая редкость, мне даже иногда кажется, что очень хороший текст существует, но где-то очень и очень далеко, может быть в веках или ещё выше, в небесах.
Хороший текст — это текст, составленный из хороших слов, которые стоят именно на тех местах, где они и должны стоять. Особенно это важно для текстов, которые мы называем стихами. Если вспомнить основы комбинаторики, то мы понимаем, что вариантов создания различных текстов больше, чем атомов во вселенной, и вероятность написания нами очень хорошего текста ничтожно мала, всегда есть вариант лучше.
Осознание этого не противоречит нашему стремлению подойти к недостижимому идеалу. Жизнь вообще безнадежная вещь, она конечна.
Однако, мы живем и даже пишем, в этом главный посыл данной публикации.
Александр Батожок
Санкт-Петербург,
апрель 2024 года
З И М А
…на станции Зима снег в тусклом фонаре
то замирал, то на ветру метался…
В брошенном парке
Прогулкам, мужским рубашкам на девушках — посвящается.
Я помню «рубашки квадраты»
И пуговку наверху…
Я помню осенние марши,
Прибившие ветром листву.
И небо густое всё ниже
Касается кроны дубов,
И губы всё ближе и ближе
От лёгких незначащих слов.
Тропинка скользит под ногами,
От солнца осколки в ручье,
Мы держим друг друга руками…
Но преданы сердцем мечте.
На даче
Ночью воздух совсем неподвижен,
Фонари разгоняют туман,
Я на даче к истине ближе,
Это правда, и это обман.
Вечность в небе и под ногами,
Бесконечность рядом с нулём,
В печке с детства знакомое пламя,
Мы сегодня не спим вдвоем.
Отчего на душе тревожно,
Отчего сердце точит яд,
Отчего понять невозможно,
Почему люди строят ад.
Утро манит уже из окна…
Осень, осень, зима и весна.
У озера
Всё тускло, и в долине снов,
И днём светило плохо светит,
Нет потрясения основ,
Лишь листья гонит праздный ветер.
Пройду до озера, смотрю
На рябь под влажным небосводом,
Пытаюсь вспомнить, что люблю
И что не так с моим народом.
Станция Зима
Я дважды был на станции Зима,
перрон пересекал туда-сюда.
Бог умер не во мне, вовне.
А может быть отстал, остался
на перегоне, где-то в январе,
когда на станции Зима
снег в тусклом фонаре,
то замирал, то на ветру метался.
Кто знает, где он был,
и был ли он тогда?
Его я не искал и не пытался.
А время вытянулось в долгие года,
и стало ясно — точно потерялся.
Теперь ищу в поступках белый свет,
Здесь не было его, и рядом тоже нет.
Но не теряю я надежды, не беда,
Что вновь Зима является сюда.
Мы не вместе
Занавеска у окна приоткрыта,
Сбоку улица видна, чуть прибита
Мокрым снегом и дождем,
Шинами с шипами.
Мы не вместе, мы вдвоем
В ноябре пропали.
Я, наверно, пью вино
С трещиной в бокале,
Ты, наверно, спишь давно
С древними богами.
По бульварам в листопад
Бродит без надежды
Старый брат наш Ленинград
В сношенной одежде.
Время лечит, время враг
Счастья и печали,
С Петербургом Ленинград
Осени встречали.
Светит лампа за столом,
Мы не вместе, мы вдвоем.
Дежавю
Мы живём в дежавю повторяемости,
Каждый день уже прожит не раз.
И в отчаянии в новый карабкаясь,
Получаем всё тот же эрзац.
Мы с тобою уже говорили
И сидели об этом в кафе,
И любили, и даже дружили
В октябре, в ноябре, на Земле.
Собирая в себе постоянство,
Сердце просит и новых путей
И уводит от пропасти пьянства,
Если смерть выбирает друзей.
Над берегом диким
Над берегом длинным плывут облака,
Над берегом в дюнах и соснах,
И в море впадает простая река,
И есть на реке этой остров.
На острове замок и каменный град,
И стены побитые ядрами,
И в ранах на стенах растёт виноград,
Их крася яркими пятнами.
Нет флагов на башнях и нет кораблей,
Лишь чаек гортанные крики.
И город, и замок давно без людей,
И башни, и стены безлики.
Над берегом диким плывут облака,
И в море впадает простая река,
И волны о камни бьют тысячи лет…
И небо всё выше, и времени нет.
Над Невою низки облака…
Мы живём на поверхности жизни,
Глубина тает в наших глазах,
Мы — артисты, маги, туристы
В мегаполисах джунглей, лесах.
Мы проходим по краю надежды
И не ищем иного пути,
Наши праздны и ярки одежды,
Мы и дети, и старики.
Нам с тобою осталось, осталось
Слишком много от счастья минут…
И бульваров осенних усталость,
Выстрел пушки, гранита уют.
Истина и правда
(отвечая на письмо)
До истины три шага или два…
Что истина? История? Молва?
До истины хотим ли мы дойти…
Как лучше, врозь или вдвоём идти?
Но истина-то с правдою разнится,
У правды зримые, особенные лица,
В глаза мы смотрим, душу не тая,
И правда тихо шепчет: «Я — твоя!»
Пусть истину и не рождает спор,
Но дорог сердцу дружбы уговор.
Белая башня
В Белой башне из кости жил Читатель.
Он остался один на планете.
Остальные — поэты, писатели
На него молились, как дети,
И просили: «Спустись
Или вниз посмотри,
Мы стоим у стены на коленях,
Ты прости нас, прости
И хоть строчку прочти
Из моих, не его, сочинений!»
Непреклонен Читатель:
«Терпите, друзья,
Я отныне уже не читаю,
А пишу, и пишу только сам для себя,
На вопросы свои отвечая.»
Отчаяние
(письмо после ночного просмотра
экранизациии романа Анри-Пьера Роше
«Жюль и Джим»)
Отчаяние — как форма
существования материи Духа.
Это не осколок Солнца.
Это не кусок льда от спутника Юпитера.
Это оскал тигра, оборотная сторона Умиротворения.
Отчаяние — если от него невозможно убежать, что остается?
Остается покориться и поклониться этому новому Божеству.
Его нельзя полюбить, а раз так:
его надо простить, ему надо просто предаться,
раствориться в нем,
отвернувшись от всего.
Отныне мы одно,
одно целое,
одно целое
с новым именем:
Совершенство.
Мой ангел
Мой ангел, ты рядом?
Мой ангел, ты где?
Вчера ветер волны гонял по Неве
И льдины хрустели, тревожа гранит.
Мой ангел, ты жив или просто забыт…
Я верю, что близко, я знаю, да-да,
Нам светит негласно Солнце-звезда.
Мы мчимся, плывём на Земле-корабле,
Ты рядом всегда и сейчас, в декабре.
Молюсь
(памяти Валеры Пахомова)
Валера,
белые слова,
простые, милые до боли,
ты жизнь любил и, нас любя,
дарил нам светлый праздник воли.
С тобой нам было хорошо,
ты был учителем и другом,
и в детство нас порой несло,
когда сидели тесным кругом.
Валера,
памяти моей
не потерять тех славных дней,
прости нас, Господи, помилуй,
скорблю, молю:
покойся с миром.
* * *
Зима была
И вновь пропала…
Война, Война — ты не устала?
А я, а мы, а вы — ну как?
Спасибо — друг, простите — враг.
Ах, Солнце, светишь ты не зря?
Война, война, зима, зима…
Надейтесь…
Невозможность простых совсем слов,
Наберите при радостном свете
И прочтите: Любовь,
Дым Отечества, Солнце и Дети.
Напишите, пожалуй, «Друзья»,
И «Враги» напишите, а как же,
Это общая с нами Земля,
Кто-то вспомнит об этом однажды.
А пока это просто пишите
На бумаге, на небе, в граните.
И читайте, читайте, читайте,
И надейтесь, и ожидайте…
В Е С Н А
За окошком солнца мало, но так нежно,
так печально, земля, охнув, задышала…
Весна в снегу
Пришла весна,
В снегах печальны ели.
Вид из окна:
Метут, метут метели.
Прошу прости
За горькие слова
В них груз любви,
Надежда и Весна.
И я, и мы
Одной живём судьбой,
Раздробленной
И миром, и войной.
На тропинке
Я иду по тропинке к тебе,
Нет дороги быстрее и шире,
По скрипучим снегам,
По шуршащей траве,
Сквозь туман и сверкающий иней.
Я смотрю на потоки машин
И обрывки прозрачного неба,
Будто всё неживое, и жив я один,
Потребитель духовного хлеба.
Я пишу к Вам письмо, собирая слова
По сусекам прошлого века,
«Я люблю Вас!», Вы скажете —
Может быть — да, как и всякого человека…
И застыло время…
И застыло время на моих губах,
Вечность светит в темя, блики на руках
Прожитого счастья золотых минут,
Сброшены несчастья в обмелевший пруд.
И стоит у входа бледная, как смерть,
Новая свобода от мирских утех.
Я, пожалуй, выпью принятых сто грамм
И скажу свободам: я не нужен вам.
Надо мною плавает льдина
Я лежу,
Эта ночь и картина
Не разбавлена темнотой,
Нет луны, и даже лучина
Фонарей не тревожит покой.
В это время не ищем причины,
Нет надежды и доброты,
Надо мною плавает льдина
Предрассветной глухой тишины.
Вот трамвая зимнего дрожки
Продрожали от рельсов к стене,
Сон уходит по этой дорожке,
Но реальность не вышла ко мне.
Я не сплю и не существую
В этот самый назначенный миг,
Над словами хитрю и колдую,
В слепом небе вечности лик.
Я снег искал
Я снег на днях на берегах искал.
Он был, лежал, я не застал.
Остались только мартовские льдины,
Храня от ветра невских вод глубины,
И старенький буксир, сопя трубой,
Как век назад, таранил их собой.
И было всё так буднично и точно,
Как в прошлой жизни, ясно всё и прочно.
От Стрелки облака пошли на Эрмитаж,
Без выстрела, весна поздней издаст приказ.
Иду вдоль грозных стен и трогаю гранит,
Он мертвый не совсем, он дышит и скорбит.
Ключ
А есть ли ключ?
От тайны первых слов.
Их снова отомкнуть.
Что будет там…
Любовь?
Или откроется иная сторона,
Вселенной новой — новая Весна.
Что будет с тем, кто те найдет слова?
А с нами, звёздами, слонами?
Ерунда:
Всё будет, как и прежде, а творец
Воскликнет, написав — неплохо, молодец!
Не будет знать, что по его вине:
Возникнет жизнь в страданиях, в огне,
Что где-то далеко он просто Бог,
Создать создал, помочь, пока, не смог.
Старик и море
«Старик рыбачил один на своей лодке…
Первые сорок дней с ним был мальчик.»
Хемингуэй, Багамские острова, 1952
Я — старик.
А где же море?
Море плещется вдали,
Накрывая всё волною:
Гальку, небо, память, дни.
До него мне не добраться
Ни трамваем, ни пешком…
С неводом не баловаться,
С рыбой не болтать потом!
Белый портрет
На белой стене
Белой краской портрет,
Светится ночью,
А днём его нет.
Только закрою глаза и смотрю,
Вроде знакомый, себя узнаю.
Он не желает со мной говорить,
Взгляд его в вечность, там хочет творить.
Я на земле в суете своих прав,
Сердцем скорбя, вижу истины прах.
Тонкою кистью стряхну с неё пыль,
Горькою истиной пахнет полынь.
Белый портрет над моей головой,
С нимбом осенним и белой Зимой.
Нет ключей
Я развесил портянки войны
На деревьях, кустах и заборах,
Сквозь их дыры осколки видны
Звёзд ночных в голубых небосводах.
Я сижу у закрытых дверей
На крыльце, где подгнили ступени,
В доме пусто, к нему нет ключей,
Ноги босы и стёрты колени.
Моя каска давно не звенит
От ударов судьбы и от грома,
И пробита в окопе лежит
У чужого сгоревшего дома.
Я сижу у закрытых дверей,
И не жаль мне, что нет к ним ключей.
Тропинка
Я хожу по солнцу, шагами,
Мерю метры своей судьбы,
Отражаясь в снегу тенями,
Вижу призраки ворожбы.
Отчего все проходят мимо,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.