212 дней в аду
Глава 1
Михаил проснулся. За время боёв, он научился засыпать под звуки отдалённых выстрелов и взрывов, криков и стонов. Он лежал на пустом снарядном ящике, бросив на него свою потрёпанную шинель. Он поморгал, чтобы стряхнуть остатки сна, и поднялся: с реки тянуло холодом, он слегка продрог, слышались автоматные и пистолетные выстрелы, стоны раненных, слабые хлопки гранат. Он подобрал с пола свою каску с отметинами от каменной крошки и осколков и кое-как надел ее поверх пилотки, не застёгивая ремешок. Накинул шинель, перекинул через плечо ППШ и негромко окликнул своего приятеля Алексея Филатова. Тот не спал — первую половину сегодняшней ночи дежурным был он.
— Наши вернулись?
— Пока нет…, — ответил Алексей, — я б тебя разбудил.
Напротив окна стоял МГ-34 на треноге, рядом стояло несколько ящиков из под лент. Окна дома на четверть были заложены мешками с песком, изрешечёнными с внешней стороны дома пулями. В переулке справа от их дома стояла подбитая Матильда — танк, поставляемый в СССР по Ленд-Лизу. Небольшое пространство слева и справа от танка было заполнено битым кирпичом. Этот переулок был перекрыт, и немцы не смогли бы пройти там. Переулок слева был заполнен противотанковыми ежами, между которых были сломанные стулья, столы, шкафы. Таким образом эта улица тоже была перекрыта и не танк, не пехота там пройти не могли. Немцы могли атаковать дом только в лоб. Посреди улицы стояла противотанковая пушка. Снарядов не было, да и орудийный расчёт уже давно влился в гарнизон дома, в котором сейчас находился Михаил. На противоположном конце площади стоял подбитый немецкий танк Панцер 4. Он был покрыт толстым слоем каменной пыли, весь боезапас, кроме снарядов — гранаты, патроны уже утащили обе стороны. На площади валялись трупы немецких и наших солдат. Земля, камень, кирпич — остатки мощёной площади, с кровавыми, уже чёрными брызгами. Командир взвода чётко поставил приказ — удерживать дом, и их отделение, соединившись с выжившими артиллеристами, танкистами, другими подразделениями — полтора десятка человек уже две недели успешно обороняли здание. Две недели самых тяжёлых боёв, в которых учувствовал Михаил. Он обзавёлся ножом в голенище трофейного сапога и немецким люгером. Командир гарнизона — лейтенант Ермоленко приказал распределить все гранаты по две на бойца. Сейчас он с девятью бойцами отправился раздобыть патроны, гранаты и еду. Выстрелы, которые раздавались над кварталом, скорее всего погоня немцев, тем более что автоматные очереди раздавались всё ближе и ближе.
— Теперь моя очередь дежурить, — сказал Михаил другу, — а ты отдохни!
Алексей улёгся на снарядный ящик и, спустя несколько минут, заснул. Михаил сел на пол и отпил из фляжки немецкого шнапса, чтобы не задремать.
Он задумался о сне, который видел. Ему снился дом — дом его родителей в Магнитогорске:
шкаф из красного дерева, старенький чёрный рояль, кресло в углу с продавленным сиденьем, тёмно-зелёный обшарпанный диван, на нём лежит серо-коричневая кошка, картина на стене в гостиной. Обычный стол и пяток стульев на кухне, отцовская будёновка и шинель в прихожей. Жили они не богато, но лучше многих своих сограждан.
Вдруг воспоминание о доме прервал громкий звук взрыва бомбы, и он увидел себя в окопе под Воронежем. Немецкие пикирующие бомбардировщики Юнкерс — Ю87 закидывали их бомбами, войска СС яростно атаковали.
Посреди поля стояли подбитые и уничтоженные танки обеих сторон, яркое голубое небо разрывается от воздушных боёв, ряды колючей проволоки порваны, поле изрыто воронками, советские окопы местами засыпаны. Но ярость боёв под безжалостным солнцем — это крохи по сравнению с адом уличных стычек, где в ход шли ножи, сапёрные лопатки, осколочные гранаты, приклады и штыки.
За всё время, проведённое на войне, Михаил уже однажды лежал в медсанбате, получив под Воронежем удар прикладом винтовки по голове.
На востоке небо начало сереть, ночь постепенно рассеивалась… Внезапно из раздумий и воспоминаний Михаила выдернули крики и выстрелы на противоположном конце улицы.
Глава 2
Михаил разбудил Алексея и позвал остальных солдат. Пятеро бойцов заняли позиции перед окнами, а Михаил уселся за пулемёт.
Пригибаясь к земле с противоположного конца улицы бежали красноармейцы, ближние к дому несли ящики с патронами, гранатами и продовольствием, а дальние отстреливались от немцев из автоматов.
Лейтенант с отделением солдат забежали в дом, и остававшиеся в доме бойцы открыли огонь по наступающему врагу — немцы двинулись в очередную атаку на дом.
Танкист из подбитой Матильды, стоящей на улице, а теперь член гарнизона дома — старшина Никифоров подбежал к Михаилу и поставил рядом с ним два ящика с лентами:
— Держи!
Михаил поливал короткими очередями фашистов, перебежками перемещающихся по площади. Лента закончилась и приготовленная старшиной новая лента быстро сменила опустевшую. Немцы бросили несколько дымовых шашек и дым заполнил площадь. Лейтенант крикнул:
— В дыму, огонь!!!
И правда, сквозь дым проступали силуэты крадущихся немцев.
Михаил дал короткую очередь и сразу несколько фигур упали, сражённые пулями.
В красноармейцев полетело несколько гранат и один из артиллеристов погиб, а один из осколков срикошетировал от каски Михаила и рассёк шлемофон на голове Никифорова. Все бойцы уже поливали огнём врага не считая патронов, ведь немцы уже были от дома на расстоянии 8—9 метров. Ствол у пулемёта Михаила перегрелся и он схватился за автомат. Он метнул гранату во врага и нагнулся. Взрыв, вскрики немцев, глухие звуки падающих тел. Слева от Михаила сидел Алексей с автоматической винтовкой СВТ-40 со штыком в руках. Он проткнул штыком подбежавшего немца, выдернул штык из груди фашиста и метнул гранату РГД-33 во врага. Взрыв был мощнее, чем взрыв гранаты Ф-1, которую кидал Михаил. Двое фашистов с автоматами ворвались в дом, но получили по пуле из пистолета лейтенанта Ермоленко. Дым постепенно рассеялся и немцы отступили.
Собрав оружие возле дома и выбросив трупы подальше, красноармейцы, оставив двух бойцов, отошли в глубь дома.
На деревянном столе на втором этаже лежал ручной пулемёт Дегтярёва. Все выложили на стол свои гранаты.
6 гранат РГД, 8 «лимонок» — гранат ф-1, пулемет «Дегтярь» с двумя дисками, два немецких МП-40, 1 ППС — пистолет пулемёт Судаева, который группа подобрала по пути и 4 трофейных дымовых шашки.
Теперь оставалось 13 бойцов. Некоторые имели по два автомата или винтовку и автомат, ведь у них было много трофейного оружия.
Два пулемёта на первом этаже, там было 8 бойцов, а на втором этаже пятеро. Лейтенант приказал Михаилу переместиться на второй этаж. Мишка разместился в левом углу, положив рядом с мешками с песком две лимонки и подсумки с диском для ППШ и МП-40. Отечественный автомат он поставил в угол, а немецкий перекинул через плечо, ведь он был легче.
Вдруг раздался выстрел и один из бойцов упал.
— Снайпер!!! — крикнул лейтенант, — ложись!!!
Бойцы рухнули на пол.
Михаил бросился к столу и вторая пуля снайпера скользнула по его каске. Он упал, и, схватив две дымовые гранаты, метнул их по очереди в окно. Подождав, пока дым заполонит улицу, Михаил отполз и осторожно поднялся.
— Надо его уничтожить, — сказал командир, — я видел, откуда стреляли.
— Я пойду! — сказал Михаил.
— Я с тобой. — добавил Алексей.
— Хорошо, с вами пойдёт Никифоров, он — главный. Вы дворами пробираетесь мимо здания, в котором лежит самолёт, поднимаетесь в дом рядом с мотоциклом и снимаете снайпера. Осторожно, он может быть там не один. Займёте там позицию и будете прикрывать нас во время следующей атаки.
— Есть
— Удачи, ребят.
Михаил перебросил через плечо подсумок с магазинами и распихал по карманам гранаты. Вся троица вышла из дома, пока дым не рассеялся.
Оглядываясь, стараясь ступать тихо, они дошли до невысокого двухэтажного здания без крыши. Немецкий Юнкерс Ю-87 без одного крыла, со сломанным шасси и разбитой кабиной лежал внутри дома.
Рядом стояло большое четырёхэтажное здание. У входа в него стоял сломанный мотоцикл с коляской. Пулемёт отсутствует, коробки с патронами тоже, фары разбита, а весь мотоцикл, как и коляска изрешечён пулями.
Никифоров ногой выбил дверь. Они вошли в дом, поднялись по лестнице. На ней лежал труп немецкого солдата весь в окровавленных, почерневших бинтах. Сверху раздались крики и на лестнице появился немец с автоматом, но тут же получил очередь из МП-40 Михаила. Немец скатился с лестницы. Затем сверху сбросили гранату.
Никифоров застрелил из автомата фашиста, который бросил гранату и, подхватив её, выбросил в окно. Но граната взорвалась, едва вылетев из окна и осколки изрешетили левую руку старшины. Михаил кинул лимонку в дверной проём. Раздался взрыв. Алексей забежал в комнату. Затем раздался выстрел. Михаил со старшиной поднялись вверх. Пять немецких солдат были убиты взрывом гранаты, в том числе и снайпер, один же был ранен осколками в ноги и живот, а в голове его было отверстие от выстрела Алексея. Красноармейцы расположились на лестничной клетке — там были самые большие окна. Справа и слева были двери — в одну из них они и вошли. За дверями начинались лестницы.
Они перевязали старшину.
— Что будем делать? — спросил Алексей.
— Выполнять приказ. — сказал Никифоров.
— Нет, товарищ старшина, Вы можете не протянуть, — сказал Михаил, — Неизвестно когда будет следующая атака.
— Остаёмся здесь! — рявкнул старшина.
Глава 3
На следующее утро Михаил продрог ещё больше. Он услышал шорохи и приглушённые голоса, языка он не разобрал, и осторожно выглянул в окно:
Пятеро немцев тащило противотанковую пушку ПАК-36, два отделения солдат, пригнувшись, пробиралось по траншее.
— Он быстро предупредил Алексея.
Они сели напротив окон, положив рядом с собой гранаты и подсумки с магазинами.
— Огонь! — скомандовал Никифоров.
Михаил нажал на спусковой крючок. Очередь, одиночные выстрелы винтовки Алексея. Они выкосили одно отделение, но остальные успели укрыться. Орудийный расчёт стал разворачивать орудие в их сторону.
— Лёша, гранаты! — крикнул Михаил.
Алексей провернул рукоять гранаты, и, размахнувшись, метнул во врага. Но граната РГД-33 взорвалась перед пушкой, слегка сбив наводку прицела. Это их и спасло. Орудие выстрелило, но снаряд угодил рядом с окном. Михаила отшвырнуло к стене и он на время оглох. Пошатываясь, он поднялся и оглядел себя: весь в каменной пыли, пилотки нет, каска лежит рядом, кожа на виске рассечена — из неё по щеке и шее течёт кровь, губа разбита и оттуда также идёт кровь. Алексей тоже отплёвывался от пыли вперемешку с кровью. Старшина тоже был жив, правда шлемофон набухал кровью — он был порван осколком и из раны текла кровь. Она уже залила половину лица старшины. Ноги и тело старшины тоже были изранены осколками снаряда.
На второй лестнице послышались шаги и голоса на немецком языке.
— Уходите, живо, живо! — сказал старшина.
— Мы примем бой. — отказал Михаил.
— Это приказ. Помоги мне… — он закашлялся, изо рта его потекла кровь, — помоги мне достать револьвер.
Михаил расстегнул кобуру Никифорова и, взведя курок, протянул старшине.
— Идите! — сказал старшина
Михаил повернулся, но старшина схватил его здоровой рукой:
— Погоди, дай мне ту гранату.
Михаил протянул ему единственную оставшуюся лимонку Ф-1.
— Выдерни чеку. — на этот раз старшина протянул ему гранату. Михаил так и сделал. Никифоров зажал рукой скобу.
— Теперь иди!
— Мы не забудем.
— Беги!
Вдруг вторая дверь распахнулась и показался немец с автоматом. Старшина выстрелил в него. Немец упал прямо посреди проёма, а дверь по инерции ударилась в труп и, отскочив, осталась открытой.
— Бегите! — просипел старшина изрешечёнными лёгкими.
Михаил с Алексеем сбежали по лестнице вниз и уже там услышали взрыв.
Около дома стояли трое немцев и бронетранспортер. Автомат Михаила был утрачен наверху, но Алексей быстро сориентировался и проткнул одного врага штыком, а двух других уложил выстрелами.
— Бегом! — крикнул Алексей.
Михаил хотел подобрать немецкую винтовку, но не успел — по ним открыл огонь другой бронетранспортёр, стоящий на площади. Они припустили вдоль здания к дому, где оборонялись остальные.
Окна первого этажа были разбиты снарядами орудия. Оставшиеся красноармейцы отстреливались из пулемётов и автоматов.
До разрушенного проёма оставалось метров 5. Немцы их заметили: автоматная очередь ударила в стену позади Михаила. Алексей вбежал в дом. Михаил же вытащил люгер и застрелил заметившего его немца и последовал за другом. Лейтенант Ермоленко, 2 красноармейца, раненый артиллерист — все, кто остался. Михаил уселся за пулемёт и дал длинную очередь по немцам. Ствол пулемёта МГ-34 и МГ-42 быстро перегревался и его приходилось менять во время боя. Но Михаил был в состоянии шока и потому не отдавал себе отчёт. Часть немцев была сражена, но, разумеется, ствол перегрелся. У него не оставалось оружия — разве что пистолет, но им не повоюешь. Он уже отчаялся и, взяв в правую руку пистолет, а в левую нож, приготовился к бою, и последующей за ним смерти. Но вдруг в скопление врагов прилетел снаряд. Взрыв, немцы попадали. Тридцатьчетвёрка выехала из-за поворота и повернула башню в сторону ПАК-36. На броне сидело отделение солдат. Ещё солдаты, около десятка, бежали следом. Выстрел, и орудие перевернувшись, отлетело в сторону. Орудийный расчёт погиб. Только четвёрке немцев удалось скрыться. Два отделения свежих солдат увеличили гарнизон дома. Танк же проехал по площади дальше и ушёл вместе с десантом на броне. Михаил подобрал автомат ППС-42 и подсумок с магазинами для него. Им доставили ящики с гранатами и патронами. Раненный артиллерист был оправлен в медсанбат в той части города, которая была занята красноармейцами. Теперь гарнизон составлял 22 человека и бойцы были укомплектованы. Они могли выдержать ещё несколько атак.
Глава 4
Утром, когда только завершилось ночное дежурство Михаила, весь гарнизон был ошарашен громким рёвом авиамотора, свистом и гудением падающего самолёта. Михаил высунулся в окно: по небу летела эскадрилья немецких бомбардировщиков Хейнкель 111, их обстреливали пулемёты и зенитки с нашего берега, также в воздухе немцев атаковали 2 «чайки» И-153 и 2 И-16. Один из бомбардировщиков, объятый пламенем, падал вниз. Оба его мотора горели, кабина пулемётчика на носу была полностью разбита, и за самолётом тянулся дымный шлейф. Бомбардировщик снёс ветхую крышу пятиэтажного здания, лишился крыла и рухнул в соседнем квартале.
— Василевский, Филатов, Громов — подберитесь к упавшему самолёту и подберите патроны к пулемёту, если они целы.
— Есть.
Они вышли из дома и перебежками и, временами, ползком, стали пробираться к разбитому бомбардировщику. Тот был покрыт каменной пылью с дома, в который он врезался. С противоположной стороны улицы слышались немецкие голоса и мелькали фигурки в серых шинелях — немцы тоже хотели пробраться к самолёту.
— Громов, останься здесь и прикрывай нас, — обратился к ефрейтору Михаил, — мы с Алексеем заберём пулемёт.
Бойцы, пригнувшись, подобрались к самолёту. Оторванный хвост валялся в пяти метрах от корпуса. Михаил забрался в ещё тёплый и дымящийся корпус Хейнкеля. Разумеется, носовой пулемёт отсутствовал, ведь кабину стрелка срезала пулемётная очередь, но один пулемёт остался цел. В нём был почти полный магазин. Алексей подошёл к Михаилу и показал ящик для пулемётных лент. Он был смят, в нём были дырки от пуль, крышка не закрывалась, а внутри были остатки пулемётной ленты: смятые гильзы, некоторые патроны отсутствуют, а лента обгорела. Вдруг раздался винтовочный выстрел и Громов упал наземь с отверстием в груди. Следом раздалась автоматная очередь, ударившая в корпус Хейнкеля и разбив остатки верхней турели.
— Ложись!!! — крикнул Михаил и упал перед бомбардировщиком.
Алексей тоже залёг перед грудой кирпичей. Послышались новые крики на немецком. Алексей вытащил из-за пояса гранату РГД-33 и, взведя её, метнул в группу врагов. Раздался взрыв, вскрик боли. Михаил отсоединил пулемёт от крепления и аккуратно выполз из корпуса самолёта. Оставалось двое немцев, но они, приглушённо переговариваясь, стали отходить. Михаил поставил пулемёт на кирпич с выщерблинами от пуль и дал очередь. Немцы успели заметить его, но тут же были сражены пулями. Внезапно ветхая стена между двумя домами рухнула. Во двор заехала самоходка STUG-III Ausf. B., имеющая также название «Артштурм». На броне сидело трое автоматчиков, а ещё с десяток солдат шли рядом.
— Бегом! Бегом! Бегом! — крикнул Алексей.
Он перебежал в воронку от авиабомбы. Михаил поднялся и дал очередь по немцам. Автоматчики, сидевшие на САУ тут же были изрешечены пулями. Кровь брызнула на броню. Половина солдат, идущих рядом с Артштурмом тоже была сражена. Но тут самоходка выстрелила. Снаряд пролетел мимо Михаила и угодил куда-то за ними. Его уронило взрывной волной. Пулемёт он выронил, каска свалилась с его головы. Он был оглушён, в ушах звенело, голова гудела. Из воронки ему протянул руку Алексей. Михаил тяжело пополз к воронке, ухватился за руку друга, и тот втащил его в воронку. На них бежали пятеро немцев. Михаил выхватил люгер. Выстрел, один, другой, третий… Немцы попадали. Люгер Михаила остался без патронов. STUG не имела пулемётов, а стояла она слишком близко для выстрела из пушки и потому люк открылся, появилась рука и выбросила наружу гранату. Раздался взрыв, и Михаил потерял сознание.
Глава 5
Михаил пришёл в себя. Его перевязывал Алексей. Окровавленные бинты были по всему телу: на ногах, руках, на плече, стягивали грудь. Только тут он почувствовал сильную боль. Алексей вколол ему морфий. Боль начала затихать. Алексей потащил его к дому, где, судя по звукам, оборонялись остальные красноармейцы. Но он не успел дотащить его: Рядом появились немцы, но вдруг их сразила автоматная очередь. Михаил начал терять сознание, и успел увидеть только склонившегося над ним человека в пилотке.
Очнулся он уже в медсанбате: над ним, в руках военврача, качалась лампа.
— Очнулся — вот и хорошо, жить будешь. Но тебя придётся отправить в госпиталь.
Михаил был очень слаб для беседы и только спросил:
— Что со мной произошло?
— Контузия, ранение осколками, капитан Лесников сказал, что это была граната.
— Я вернусь в строй? — с надеждой спросил Михаил.
— Вернёшься. Сейчас на Воронежском фронте необходим каждый боец. Главное — ты выжил, а ранение твоё несерьёзное, тебя поставят на ноги.
У Мишки отлегло от сердца. Он так боялся, что кости перебиты, что ему ампутируют ногу или руку и комиссуют. Но ранение не глубокое, кости целы, а мясо нарастёт.
— А как же Алексей? А остальные солдаты, обороняющие дом №7? — подумал Михаил, — Ведь самоходка поехала как рас в сторону их дома, а немецкие пехотинцы вряд ли позволят подобраться к ней, чтобы сжечь.
Алексей мог остаться в живых — он тащил раненного Мишку, а потом их нашли наши бойцы. И если дом взят, то полягут ещё многие, пытаясь отбить его.
Терзаясь этими мыслями, он не заметил, как уснул. Часа через два его разбудили санитары, помогли подняться и уложили на носилки. Пока они несли Мишку у него закружилась голова — носилки раскачивались, как лодка на волнах.
Всех тяжелораненых, в том числе и Михаила, погрузили в кузов полуторки, как называли грузовик ГАЗ-АА и тот тронулся. Михаил едва не стонал от боли — он тёрся, наспех перемотанными уже потрёпанными бинтами, ранами об одежду. Этот кошмар продолжался недолго. Грузовик остановился, борта откинулись, и санитары начали разгружать раненных. Его отнесли в и положили в каком-то большом зале, где лежало около двух десятков раненных. Они стонали, кричали, звали санитаров. Вымотанный Михаил отрубился минут через десять. Растолкали его двое санитаров в белых халатах. Они подняли носилки с ним и потащили в операционную. Наконец они пришли.
Военврач что-то сказал и санитары, уложив его на операционный стол на спину, разрезали и стянули с него трофейные сапоги, и, постепенно, срезали форму вместе с бинтами.
Операция, казалось, длилась целую вечность. Он чувствовал невыносимую боль, пока удаляли осколки, засевшие в его теле. В конце он потерял сознание и в себя пришёл только в чистой постели в больничной палате. На нём была мягкая, чистая, белоснежная больничная пижама. Михаил не лежал в чистой постели в чистой одежде с тех пор, как покинул родной дом. Он в блаженстве закрыл глаза и провалился в сон.
А потом началось… Перевязки каждый день, поначалу его носили на носилках, а потом ему стала помогать вставать медсестра. Постепенно его раны стали затягиваться. Кормили сытно, регулярно, да ещё и всё было горячее. Он наслаждался спокойствием и удобствами, читал газеты, вкусно ел, отсыпался, только вот его не отпускали ужасные сны.
Ему снились знакомые места — родной город, дом, сад возле него, а потом всё прерывалось взрывами бомб и снарядов, он заново видел смерть своих боевых товарищей, слышал свист пуль и мин, снова и снова переживал самые страшные бои. Он лежал на койке, думал и перебирал знакомые места: вот музей, выставка, театр — его великолепные колонны, украшенные гравировкой стены, но вдруг внезапная мысль — надо быть честным с собой… Даже если он выживет и вернётся с войны, он никогда не будет прежним, он не мог понять, как будет жить дальше в мирной жизни. Все его прежние мечты, грёзы и переживания столь незначительны, что Мишка диву давался, как только он мог считать их серьёзными. Ему снятся культурные места его родного города: выставка, театр, а прилетит пол тонная бомба — и ничего от этого не останется.
Нежданно-негаданно он получил несколько писем: одно из Магнитогорска — от матери, а другое от Алексея.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.